У людей русской культуры приняты определённые нормы общения и поведения. Не имеет ни малейшего значения, живёт ли русский человек в СССР-РФ, в Западной Европе, во Внутренней Монголии, в Южном полушарии или на Северном полюсе - нормы везде одни. Сниженная и фекальная лексика, мат, блатной жаргон и т.д. всегда и везде считаются у русских признаком принадлежности к социальному и культурному дну.

Русский взгляд на жизнь вообще крайне иерархичен.

В глазах русского собеседника статус человека, прибегающего к подобной лексике, автоматически опускается до самого нижнего уровня. Некоторым исключением являются иностранцы. Будучи плохо знакомы с русской культурной иерархией, они иногда подражают манерам русского дна, принимая их за манеры русского общества (вплоть до мата). Иностранцам это прощается.

Советским понять русские поведенческие нормы ещё труднее, чем иностранцам. Это люди другой культуры. При этом советскую культуру вообще можно считать культурой только в сугубо антропологическом смысле слова. Советские нормы поведения вынесены из лагерей и тюрем с их блатным жаргоном и повальным гомосексуализмом.

Например, назвать телевизионный канал "аналом" может только человек, испытывающий традиционные советские трудности с сексуальной ориентацией. Русскому подобное словосочетание просто не может прийти в голову, русские культурные коды предполагают совершенно иные ассоциации и совсем другую игру слов.

С русской точки советские находятся на уровне папуасов, к тому же испорченных долгим пребыванием в тюрьме. Но это папуасы свои, отечественные, поэтому им, в отличие от иностранцев, не прощается ничего.

Советские нормы поведения вынесены из лагерей и тюрем с их блатным жаргоном и повальным гомосексуализмом.

Что за сказочная бредятина?

Когда человек прибегает к фекальной лексике, никто не воспринимает его слова, чтобы он ни говорил. Все слышат только определённую речевую самохарактеристику говорящего.

Ведь если честно, на свете есть не так уж много вещей, которые русские делают по-настоящему хорошо. Одна из этих вещей - литература. Пишут русские хорошо. Очень хорошо. Фантастически хорошо. Русских писателей хватило бы на полдюжины первоклассных европейский литератур.

Ведь если честно, на свете есть не так уж много вещей, которые русские делают по-настоящему хорошо. Одна из этих вещей - литература. Пишут русские хорошо

"Еще мы делаем ракеты и покоряем Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей..." (с)
Кстати, танки и автоматы у нас также неплохо получаются...

Немного снобистские представления о языке у Выпелевина, сам бравирует крепким матюжком в креативах, но одновременно проповедует кастратам воздержание.

Показалось вам.

мат, блатной жаргон и т.д. всегда и везде считаются у русских признаком принадлежности к социальному и культурному дну.

вслед за Монком, осторожно сомневаюсь в повальной содомии сидельцев. Это очень серьезная предъява в понимании заключенных. Вот так взять войти в камеру и сказать небрежно - вы тут все гм... ловеласы, а я Дартаньян.

Перечитывая богемника:

Цитата(Ра солнценосный @ 8.10.2014, 0:00)
вслед за Монком, осторожно сомневаюсь в повальной содомии сидельцев. Это очень серьезная предъява в понимании заключенных. Вот так взять войти в камеру и сказать небрежно - вы тут все гм... ловеласы, а я Дартаньян.

Вслед за Монком и Ра сильно сомневаюсь.

Советский значит нормальный, и ро сексуальной ориентации. А вот западным либералам ориентированным на денежный успех- где то читал, специально подставляются ради комерческого успеха, нет морали есть только выгода.

Советским понять русские поведенческие нормы ещё труднее, чем иностранцам. Это люди другой культуры. При этом советскую культуру вообще можно считать культурой только в сугубо антропологическом смысле слова. Советские нормы поведения вынесены из лагерей и тюрем с их блатным жаргоном и повальным гомосексуализмом.

Например, назвать телевизионный канал "аналом" может только человек, испытывающий традиционные советские трудности с сексуальной ориентацией. Русскому подобное словосочетание просто не может прийти в голову, русские культурные коды предполагают совершенно иные ассоциации и совсем другую игру слов.

С русской точки советские находятся на уровне папуасов, к тому же испорченных долгим пребыванием в тюрьме. Но это папуасы свои, отечественные, поэтому им, в отличие от иностранцев, не прощается ничего.

И, вслед за Монком, осторожно сомневаюсь в повальной содомии сидельцев. Это очень серьезная предъява в понимании заключенных.

Плечом к плечу, гетеросексуальным строем, встанем навстречу мохнатым ягодицам непотребства.

- Цезарь, выслушайте меня! - взмолился Иван.
Император недоуменно и грозно посмотрел на парня: как он смеет раб прикасаться к великому Цезарю! Юлий окинул взглядом с ног до головы дерзкого юношу. Внешностью этот незнакомец очень похож на римлянина. Коротко стрижен, светлые волосы, решительные серо-зеленые глаза, нет усов и бороды. Телосложение - крепкое, хорошее. Но, правда, одет как галл: красная туника с надписью на варварском языке, синие странные штаны, на ногах - необычные красно-белые башмаки с изображением прыгающего леопарда. В руках оружия нет - значит это не наемный убийца. Тогда откуда он?
- Кто ты, безумный юноша?! Что за дерзость, раб?! - возмущенно воскликнул император.
- Я не раб! - отрицательно покачал головой юноша. - Я - Иван Родин из России! Цезарь, не ходите в курию Помпея! Вас там хотят убить!
- Кто?
- Сенаторы! Они вооружены кинжалами и мечами. Во главе заговора - Марк Брут, его дядя - Децим Юний Брут! Гай Трибоний, а также!..
Услышав свое имя, Трибоний не выдержал нервного напряжения последних предшествующих заговору дней и выхватил из тоги остро оточенный кинжал. Сенатор намеревался поразить Антония, а после бежать в курию и предупредить своих. Но смелый приближенный Цезаря ловко перехватив руку Трибония, вырвал клинок и вонзил его в живот сенатору. Заговорщик упал, зажав рану пальцами. Кровь алыми ручейками заструилась между ними.
- На помощь, друзья! - выкрикнул умирающий мятежник.
Теперь лишь Цезарь поверил в правдивость слов незнакомого юноши.
- Кто еще участвует в заговоре?! Говори!
Ивана не зря десятки раз перечитывал книги о Цезаре. Он практически наизусть всех заговорщиков. И Родин как пулемет застрочил именами:
- Гай Лонгин, Публий Каска, Квинт Лигарий, Тит Туррулий, Гай Перменский, Цимбер! Идейный вдохновитель - Цицерон! Их много - человек пятьдесят. На Форуме спрятан в засаде отряд гладиаторов!..
- Ах, негодяи! Порази их Юпитер! - в гневе воскликнул император. - Они горько пожалеют об этом!
- Цезарь, нам надо немедленно покинуть это место! - закричал Антоний - Мы безоружны, а они...
- Не престало мне, самому великому из рода Юлиев, а также непобедимому полководцу и герою римского народа, позорно бежать отсюда, тем самым показывая врагу свой тыл! Я никогда так не поступал! Никто и никогда не видел мой тыл!
- Тогда они убьют нас, Цезарь! - в отчаяние взмолился консул.
- И пусть! - гордо прокричал диктатор. - На то воля Юпитера! И его помощника Фатума!
Услышав предсмертный клич своего подельника, с дюжину сенаторов выбежали из курии. Увидев окровавленного и корчившегося в муках Трибония, они поняли: заговор на грани срыва и надо как-то спасать положение. Мятежники стали звать на помощь других сенаторов. Их становилось все больше и больше. Обнажив кинжалы и короткие мечи, они окружали Цезаря и его немногочисленных и безоружных помощников.
- Смерть тирану! - закричали мятежники дружно. - Смерть диктатору!
Антоний не растерялся и выхватил копье у стоящего неподалеку караульного, а Цезарь вытащил из ножен того же солдата знаменитый римский меч - гладиус.
- Солдат, беги за помощью! Срочно легионеров и их командиров сюда! - приказал ему император. - Скажи, покушение на Цезаря! Да поможет тебе быстрокрылый Меркурий!
- Есть, мой божественный император! - воскликнул воин и кинулся со всей прыти бежать в сторону театра Помпея...

- Цезарь, выслушайте меня! - взмолился Иван.

Кто это?

Второй вопрос: может ли весь этот анализ поэтического текста сказать нам, хорошие перед нами стихи или плохие, или которые лучше и которые хуже? Нет, не может: исследование и оценка стихов - разные вещи. Исследование изолирует свой объект: мы рассматриваем такое-то стихотворение, или такую-то группу стихотворений, или даже все стихотворения такого-то автора или эпохи, - но и только. Оценка же соотносит свой объект со всем нашим читательским опытом: когда я говорю "это стихотворение хорошее", то я имею в виду: "оно чем-то похоже на те стихи, которые мне нравятся, и непохоже на те, которые мне не нравятся". А что нам нравится и не нравится, - это определяется напластованием огромного множества впечатлений от всего прочитанного нами, начиная с первых детских стишков и до последних самых умных книг. Если новое стихотворение целиком похоже на то, что мы уже много раз читали, то оно ощущается как плохая, скучная поэзия;
если оно решительно ничем не похоже на то, что мы читали, то оно ощущается как вообще не поэзия; хорошим нам кажется то, что лежит где-то посередине между этими крайностями, а где именно - определяет наш вкус, итог нашего читательского опыта. Этот наш личный вкус и опыт может частично совпадать со вкусом и опытом наших друзей, сверстников, современников, всех носителей нашей культуры, - но это уже дело социологии культуры. Здесь филолог перестает быть исследователем и становится сам объектом исследования; поэтому нашему введению в технику филологического анализа здесь конец.

Впервые: Anderson Sherwood. Marching Men.New York: John Lane Company, 1917.
Русский перевод: Андерсон Ш. В ногу! / Пер.М. Волосова. Л.: Мысль, 1927.
Положив в основу настоящего издания перевод М. Г. Волосова, составитель посчитал необходимым в ряде случаев поправить его, освободив текст от произвольных вставок, искажений, стилистических шероховатостей и восстановив Волосовым произведенные купюры.
Вмешательство переводчика в текст — вставки, изъятия, подмена одних понятий другими — имело целью максимально приблизить роман к произведениям «пролетарской» литературы, придать ему верную с точки зрения советской цензуры политическую окраску. Так, из романа исчезли практически все рассуждения писателя о Наполеоне, с которым часто сравнивает себя герой, многочисленные библейские реминисценции и религиозные мотивы. Добавленными, в свою очередь, оказались строки пролетарски-агитационного звучания. Например, в рассуждениях Маргарет о своей жизни появилось: «Я хочу посвятить себя делу раскрепощения женщины, женщины-матери, женщины-труженицы»(с. 150). Размышления фабриканта Ормсби о том, что Мак-Грегору удалось «познать истинный путь к красоте», заканчивались совершенно чуждой замыслу Андерсона припиской: «обнаружив ее (красоту. — Е. С.) в свободе и в счастье трудящихся» (с. 232). Кроме того, переводчик по собственной инициативе дал названия главам романа, в ряде случаев подсказывавшие читателю «правильное» понимание их смысла и придававшие содержанию определенный идеологический уклон. Так, глава VII (часть V) была озаглавлена«Победа труженицы», глава II (часть VI) — «Буржуа напуган», глава III (часть VI) — «Капиталист и рабочий». Перевод отличала специфическая советская фразеология («вырабатывать ценности и контролировать их распределение» — с. 202) и лексика («буржуи», «наймиты» и т. д.); там, где у Андерсона речь шла обо всем человечестве, которое, по мысли Мак-Грегора (и самого Андерсона), необходимо вывести из хаоса бессмысленного существования, слова «человечество», «люди», «мы» были последовательно заменены словами «трудящиеся», «рабочие», «рабочий класс».
По изданию 2000г., серии "Литературные памятники"

Возвращаюсь к вопросу: почему мне как писателю удалось пережить непростой период перехода от несвободы к свободе? Наверное, потому, что специфические тоталитарные проблемы я затрагивал лишь походя, а главным образом хотел показать, как прометеев героизм сталкивается с реальным миром и порой при этом ломается. Конечно, не с тем миром, населенным тысячами звездных народов с причудливыми носами, который показан в сериале «Звездный путь». Я иногда его смотрю, потому что я настоящий мазохист и наслаждаюсь кретинизмом, но ведь мы-то знаем, что нет причин населять космос зелеными человечками. Меня лично скорее мучает вопрос, почему этих человечков нет.

Три слепых мышонка
Бегали сторонкой.
Хозяйка острый нож взяла,
Взмахнула раз,
Взмахнула два.
Отрубила хвостики
Малышам она.
Видели такое?
Ах, какое горе!

В русской литературе есть три очень близко стоящих писателя. Этак «слегка соприкоснувшись рукавами». Хорошее выражение. Вот Цветаева — человек плохой, а поэт хороший. Бывает. Рукавами — вроде бы ерунда, случайность, ничего такого, подумаешь. И в то же время — ого. «Удушливой волной»… Хорошее выражение, кто понимает.
Так вот, три писателя. Гоголь, Шукшин и Чехов. Или, вернее, Гоголь, Чехов, Шукшин, конечно. Гоголь прожил 43 года, Чехов — 44, Шукшин — 45. Будто бы по очереди сшибали планку, набавляя по сантиметрику.
Все трое писали юмористические рассказы. Их поэтому легко понять, полюбить. Человек, когда смеётся, лучше становится. Потому что забывается, перестаёт «изображать из себя», перестаёт быть умным — или каким он там стремится быть. Ослабевает его защита. И срабатывает правило, как у дзен-буддистов, — правило пустого сосуда. Чтобы в сосуд что-то влить, надо из него сперва что-то вылить. Иначе новое по стенкам стечёт, не поместится.
Был такой жанр в нашем кино — лирическая комедия. Это когда вроде сел посмеяться — и поплакал. И задумался о жизни. И таким мудрым, таким задумчивым стал — жуть! Будто что-то очень важное про жизнь понял. Вот каждый из них, из этих троих писателей, был такой лирической комедией. Они не грузили. Не претендовали. Так, прогуляться вышли, лёгкий жанр… А всё-таки.
Ещё их объединяет любовь к «маленькому человеку». Какая-то совершенно особая привязанность к нему. Вот, кстати, почему Булгаков не встаёт в этот ряд, хоть тоже, как они, умел писать смешно, а славу (тоже, как они) снискал не этим? У Булгакова маленький человек — Шариков. Мучитель, палач, скотина. Булгаков чувствовал себя настрадавшимся от восстания маленьких людей — ещё бы ему их жалеть. Из булгаковской шинели вылезли Татьяна Толстая и Людмила Улицкая — интеллигентский извод рекламы мази от морщин и йогурта: «И пусть весь мир подождёт, ведь ты этого достойна». А Гоголь, Чехов и Шукшин даже о Шарикове исхитрились бы написать так, что он вызывал бы наше понимание и сочувствие, не только пока собакой был. Они как бы это… любили людей...

Гоголь, Шукшин и Чехов. Или, вернее, Гоголь, Чехов, Шукшин, конечно. Гоголь прожил 43 года, Чехов — 44, Шукшин — 45. Будто бы по очереди сшибали планку, набавляя по сантиметрику.
Все трое писали юмористические рассказы.

Хм, Гоголь писал ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ? Мда...
Дальше можно не читать.

Так вот, три писателя. Гоголь, Шукшин и Чехов. Или, вернее, Гоголь, Чехов, Шукшин, конечно. Гоголь прожил 43 года, Чехов — 44, Шукшин — 45. Будто бы по очереди сшибали планку, набавляя по сантиметрику.

А какие он писал?