Байконур, конец июля.


На аэродроме наблюдалось небольшое оживление, обычное в последнее время. В транспортник грузились офицеры со своим имуществом. За суетой наблюдал водитель в погонах со скромной продольной полосой.
- Чего стоишь, старшина? – обратился к нему один из офицеров, - Помогай.
Скиф даже не пошевелился. Как стоял, облокотившись на капот ЗИЛ-130, так и остался стоять. Офицер был почему-то незнакомым. Лениво размышляя на эту тему, Скиф равнодушно обронил:
- Не имею права, тащ майор.
Проходящий мимо недовольно насупившегося майора старлей что-то шепнул ему на ухо, смешливо косясь на Скифа. Вот старлея старшина знал. Но когда и по какому поводу, не озаботился рыться в памяти. Оба офицера взялись за очередной ящик, с хуканьем сдернули с кузова и поволокли в самолет.
Скиф со своими товарищами только пару дней, как вернулись из рязанского училища, пройдя первый цикл обучения. И третий день он находился в состоянии полнейшего равнодушия ко всему окружающему. Это нельзя было назвать депрессняком, равнодушием или апатией. Просто мозг, от чего-то спасаясь, отключил все эмоции. «Спасибо» нагрузкам в училище, благодаря её начальнику, оказавшимся на пределе возможностей. Остальные сержанты-курсанты спасались, как могли. Некоторые, к примеру, Гангут, решил, что поможет алкоголь в разумных, и не очень, границах, лишь бы начальство не засекло. Кто-то пытался рыбачить. А Скиф после естественного по причине длинной разлуки сексмарафона с Леной бесцельно слонялся по военному городку и окрестностям.
Заметил, что чуть не довел Лену до шокового состояния. Краем сознания. После окончания очередного прилива ласк, она вдруг предложила:
- А давай у нас не будет друг от друга секретов.
- Предлагаешь мне делиться с тобой военными тайнами?
Девушка засмеялась, поводила пальчиком по его груди.
- Ну, нет… мне про тебя интересно побольше знать.
- Узнавай, - покладисто согласился Скиф, - я вот, когда первый раз с парашютом прыгал с четырех километров, чуть не обгадился. А теперь у нас вводят такое упражнение: стрельба из положения в висе на шасси летящего вертолета. Высота до полукилометра, висеть надо на одной руке.
Девушка обмерла. Скиф чувствовал, что её руки начинают слегка дрожать, только ему было всё равно.
- Тебе действительно хочется про всё это знать? – потрясенная Лена видела в его глазах только вопрос. Больше ничего не было, ни бравады, - мужского аналога женскому кокетству, - ни насмешки, ничего кроме ожидания. Женское любопытство испуганно забилось в угол и там затихло. А то дёрнешь за веревочку, дверца и откроется, вывалив жуткую реальность. Попытку как-нибудь выкрутиться Лена всё-таки предприняла:
- Ну, нет, не это. Вот например, сколько у тебя девушек было до меня?
- Этого ты тоже не хочешь знать. Вдруг я скажу: 15. Или 115.
Лена не выдержала. Вскочила с кровати и метнулась из комнаты. Проводив глазами белую ладную фигурку, Скиф закрыл глаза. И немедленно заснул.
Проснулся рано утром, Лена снова была рядом. Скиф размышлял. Опять ему приснился сон, который он уже видел пару раз. Может быть и больше, ведь говорят, что большинства снов человек не помнит.
Он стоял на вершине высоченной скалы, на каменно бугристой площадке метр на полтора. С трех сторон площадка круто обрывалась километровой пропастью, и только с третьей наклон был градусов в 80. Узнаваемый пейзаж, гора слева и гора справа примерно такой же высоты и сужающееся ущелье впереди. Расширяющееся основание пика, на котором стоял Скиф, огибала небольшая речка. Горы покрывала ярко зеленая трава, редеющая к вершинам до абсолютного исчезновения. Неприятно близкими казались кучерявые облака, такие радующие, когда смотришь на них издалека снизу.
Соседние горы притягивали, и приближались сами, если на них смотреть. Иногда приходилось делать шаг, чтобы сохранить равновесие. Но морок удавалось стряхнуть, только отведя глаза в сторону, где другая гора перехватывала эстафету.
Сейчас было по-другому. Скиф всегда боялся высоты, только в нынешнем роботизированном состоянии страх принял бледный абстрактный вид. Вот он лежит, маленький, серенький и невзрачный комочек. «Я же боюсь высоты, соседние вершины тянут к себе, пропасть тащит в себя», - так было всегда. Сейчас ничего такого не было. Скифу стало любопытно: а если… и он шагнул ближе к краю. Еще шажок. Еще. Он стоял на самом краю и равнодушно рассматривал ранее недоступное для обзора подножие «своей» горы. Вниз не тянуло. А если… за секунду до пробуждения он догадался, что это всего лишь сон и прыгнул. Полет оборвался. Скиф мгновенно выскочил из сна.

Он оказался под рукой, когда Дровосек смилостивился помочь отбывающим в Туркмению офицерам. Водить он умел и раньше, а в училище набил руку на армейских ЗИЛах. Теперь стоял и наблюдал, как офицеры вытаскивают последний ящик и закрывают борт. К нему подошел давешний знакомый старлей. Память на этот раз услужливо подсказала: тот самый, которого они с Гангутом крестили. Или он их экзаменовал, не разберешь теперь.
Старлей прервал его мысли. Тогда во сне было что-то еще. Кто-то стоял рядом. Не враг, иначе бы он спиной не повернулся. А кто?
- Вот. Улетаем мы. В ту же сторону, что и ваши, - Скиф в ответ чуть кивнул. Старлей чуть помялся, - Надеюсь, зла на нас не держите?
- Я – нет.
- Это правильно, старшина.
- Виктор! – заорали от самолета, - Давай, быстро!
Старлей сделал два шага к самолету, но обернулся.
- Знаешь, старшина, я раньше думал, мы – последние. А теперь вижу: за нами вы идете, смена. Смотрите не подведите.
Скиф успел ответить: «Сами не подведите», только его слова заглушил нарастающий гул авиадвигателей. Услышал ли старлей или не услышал, но в ответ на задиристо-неуступчивый взгляд засмеялся.

Предыдущую часть не закончил, заканчиваю сейчас. А далее сшивка с уже опубликованным (глава "Пополнение" была ранее).

Через двадцать минут Скиф подогнал ЗИЛ к гаражу части.
Что-то сдвинулось в голове. Скиф шел к казарме и обдумывал, к лучшему ли. Он оживал, но уходило чувство абсолютного, и отдающего абсолютным же холодом, бесстрашия и всевидения. Скиф боролся изо всех сил, судорожно пытался подчинить такое соблазнительное ощущение всемогущества. Так страстно и горячо он мог желать только в полузабытом детстве. Ему помешали.
Рядом с ним, одиноко сидящим в беседке, сел какой-то незнакомый солдат. Почему-то с зеленой повязкой на голове. Не по уставу, но Скиф не был его начальником, значит не его дело. Чуть меньше его калибром, немного пониже, немного поуже в плечах. Совсем не недостаток, учитывая, что Скиф почему-то в последние месяцы, - необычно для его возраста, начавшего отсчет 3-го десятилетия, - прибавил в росте 3-4 сантиметра до 185.
Солдат явно чего-то от него хотел, глядел на него чуть раскосыми по-азиатски глазами. Скиф поднял ладонь: «Помолчи-ка». Кажется, ему удалось сцапать край уходящего, как туман под ветром, ощущения всевластия. Опаснейшего и необоримо привлекательного, как мощное оружие. Он повернулся к терпеливо ожидающему солдату. Тот принялся торопливо объяснять:
- Я - рядовой Абдулин…
Скиф всё слышал и не слушал. Внимательно рассматривал неизвестного паренька, воспринимал всё целиком, облик, надежду в голосе, кажется, даже мысли.
- Ладно, - Скиф прервал его, - понятно.
Действительно. Всё сказанное солдатом как будто втекло в голову само. Он готовился к экзамену, а сдавать его было некому, кроме Дровосека. Скиф проходил именно его, вот солдат и обратился к потенциальному тренеру.
- Я не имею права отказывать. Право выбора за тобой, рядовой. Дай-ка подумать…
Скиф постарался вспомнить всю схватку с Дровосеком подробно. Раньше он, напротив, старался забыть, - от экзамена у него было ощущение попадания в кипящую воду, - только не мог выбросить из памяти бешеные глаза Дровосека, непостижимо быстро перемещающегося по рингу.
Теперь посмотрел новым взглядом. Решение должно быть, но пока не нащупывалось.
- Ладно, пошли, - Скиф что-то вспомнил и усмехнулся, - нет, иди один.
Он проинструктировал солдата, заставил всё повторить и отправил выполнять.
Через минуту рядовой Абдулин зашел в канцелярию Дровосека и запросил код доступа к файлу № 238, хранящемуся на центральном сервере учебного центра.


Батальон ждал пополнения личного состава из Предуралья. Вернее, из учебного центра на Байконуре, но родом оттуда.
Воспитательно-просветительской работой в батальоне занимался комиссар старший лейтенант Дровосек. Дровосека, несмотря на его смешливость и внешнюю мягкость, солдаты побаивались, пожалуй, даже больше, чем всех остальных офицеров. Со временем и привыканием к службе страх уходил. И заменялся огромным пиететом. Из российской армии его турнули с треском, как только он, не выдержав самоуверенной тупости очередного «полена в лампасах», - так Дровосек нарек проверяющих штабных генералов, - обложил его отборным матом.
Дровосек, как комиссар, отвечал за моральную стойкость личного состава и воспитывал эту самую стойкость шокирующими методами. Со временем шоковую часть пришлось сгладить. По настоянию командования и политического руководства, которое само было шокировано, когда несколько человек из самых первых призывов пришлось выхаживать в учреждениях, где командовали психиатры. Ладно он организовывал новобранцев помогать оперативным госслужбам, - персонал которых был несказанно рад этому, - занимающихся первой помощью пострадавшим, и выемкой погибших. Из разбитых автомобилей, утопленников, упавших с высоты. Но ассистировать патологоанатомам? Эту практику Дровосек заменил обучением методам забоя мелкого и крупного скота и их разделки.
Остальные методики, - борьбы с высотобоязнью, пугливостью от звуков стрельбы и взрывов, других фобий - вполне известны всем диверсионным, разведывательным и штурмовым подразделениям.
Дровосек должен был доставить пополнение.
Вот он и доставил. Вертолет встречал сам командир, отложив другие дела. Почти три десятка новобранцев шустро выгружались, сержант у них уже был. По представлению Дровосека.
Обратного груза и пассажиров не было. Поэтому лопасти МИ-17 снова превратились в полупрозрачный плоский зонтик. В спину солдат в зеленых повязках, переставших быть пассажирами, начал толкать гудящий ветер. Будто помогал им идти в нужном направлении, где их поджидал комбат.

Дровосек шел к комбату, раскинув руки и сияя лицом. Офицеры крепко обнялись и начали хлопать друг друга по плечу.
- Салам, - успел сказать Дровосек, а Шарафович после паузы, затраченной на физическое приветствие, подозрительно спросил:
- Здорово! Ты с ними русский язык не забыл, часом? – Дровосек, так же сияя, счастливо вздохнул.
- Во, всё больше чувствую, что я дома, - он оглянулся, отдал указания сержанту. Комбат показал рукой направление, куда надо двигаться и они пошли в почти достроенное южное крыло казармы.
Шарафович подозвал сержанта нового взвода и объяснил, что и где находится. В казарме указал отведенное место, велел построить взвод на плацу через 10 минут и повел Дровосека в дальний конец, в командирский кубрик.
- Командование у нас находится там…
- И Гризли? Кстати, где он?
- Не… Гризли это медведь, который гуляет сам по себе. Обычно он в палатке или в ангаре на втором этаже базируется. И хорошо, а то мне некомфортно в присутствии мужиков крепче меня…
Дровосек на автопилоте перевел знакомый треп: «командир и его первый зам не должны быть в одном месте, сам знаешь».
- Он сейчас по горам с первым взводом бегает, завтра появится, - пояснил отсутствие Гризли комбат.
Шарафович завел Дровосека в кубрик, отведенный для него.
- Устраивайся. Надо б тебе налить полную кружку сам знаешь чего, но пока нельзя. Перед отбоем, дабы личный состав не смущать. Кстати, зачем повязки?
- Мусульмане они, вишь… - пожал плечами Дровосек, - пока не прибыли в часть, запрещать не стал, только предупредил, что это нарушение формы одежды.
- Ладно. Разберемся.
Комбат пошел на плац знакомиться с новым взводом. Дровосек по прошествии пары минут тоже подошел.
Шарафович прежде всего заставил новоприбывших спрятать зеленые повязки. Приказ выполнили не сразу, кто-то смотрел неласково, кто-то буркнул тюркское ругательство. Комбат, жестом остановив сержанта, попытавшегося что-то сказать, объяснил.
- Товарищи солдаты! Самое главное: если приказ отдан, он должен исполняться. Если есть вопросы - задавайте.
Шарафович подождал, когда все снимут повязки и продолжил.
- Во исполнение суворовского принципа «Всяк солдат должен понимать свой маневр» поясняю. Всё очень просто. Никто не запрещает никакую религию. Но в мои командирские планы не входит, чтобы местное население знало, что у нас есть мусульманский взвод. Короче, военная необходимость. Чем меньше противник о нас знает, тем лучше для нас.
- А что, командир, разве мы среди врагов? – с легким акцентом спросил сержант, уже снявший повязку.
- Мы в стране, в которой могут быть, и наверняка есть, скрытые враги. Этого достаточно. Поэтому ваша форма не должна отличаться от общей. Потому повязки – спрятать и хранить.
Взвод пошел в казарму, комбат, чуть усмехнувшись, приказал сержанту разместить своих людей и через полчаса представить документы на личный состав. Минут через 10 переглянулся с Дровосеком, и они двинулись по следам новобранцев. В казарме было необычно шумно, офицеры хладнокровно переступали через лежащие или сцепившиеся тела, разбросанные вещмешки. Дневальный с дежурным сержантом Вагнером с интересом наблюдали за происходящим. Вагнер было дернулся, завидев комбата, но тот отмахнулся от него, заодно отобрав табурет, который один из новобранцев намеревался приземлить на голову старослужащего. Старослужащий в это время не бездельничал, методично выводя из строя сержанта, главу новобранцев. Сержант был вовсе не промах и уже успел нокаутировать пару «старичков», но тут он нарвался. Сержанты-старички не вмешивались, стояли, ухмыляясь и следя за тем, чтобы не было излишнего изуверства. Солдат, поймавших соперника на удушающий или болевой прием, останавливали. Иногда ударом в голову. Это было очень редко и только среди новобранцев, старослужащие рамки соблюдали.
- Гляди, гляди, ща начнется, - сказал Дровосек. Комбат наблюдал.
- Главное момент поймать, а то мои сейчас разойдутся, - комбат скептически хмыкнул и тут среди новобранцев начал нарастать какой-то вой. Подобрались даже давно лежащие и вдруг новобранцы бросились на старичков как-то разом, стайно. Сержант тоже нанес мощный удар ногой своему противнику. Из строя не вывел, но ненадолго уронил. Старичков смутить было затруднительно, но, как заметили офицеры, все-таки возможно. Среагировали они быстро, ответно сформировав плотный строй взамен хаотический карусели. Но ситуация изменилась, теперь никто из упавших новобранцев не оставался лежать. Все сразу вскакивали.
- Они чо, совсем боль перестали чувствовать, - тяжело дыша буркнул один из «старичков».
- Отмороженные, гля, какие глаза у них.., щас пена пойдет, - откликнулся другой, в паузу между словами, отправляя очередного нападавшего ногой в короткое путешествие метров на 5.

Дровосек повернулся к комбату.
- Всё, надо останавливать, - комбат вышел из состояния очарованного болельщика.
- Внимание! Старослужащие! Из казармы вон! Быстро!!! Дверь снаружи запереть!
Офицеры и сержанты с боков пошли к новобранцам с криками.
- Отставить! Прекратить!
Пришлось повозиться, чтобы успокоить солдат. Приказ старичкам был правильный. Как только они сиганули из казармы, реальный противник исчез. Башкиры рванули за ними, но им оставалось только биться в закрытые двери.
Наконец офицерам и сержантам удалось построить взвод.
Комбат с комиссаром прошлись вдоль строя.
- Ну, что сказать, комиссар, - раздумчиво начал он, - хорошие ребята, боевые.
Он ткнул пальцем в троих.
- Особенно вот эти, раз-два-три… сержант тоже хорош. Комиссар, ты его экзаменовал?
Дровосек кивнул.
- Хм-м… Тогда надо присмотреться к тому, который с ним работал. Как его? Старовойтов?
Дровосек опять кивнул, но возразил:
- Работал, но ведь не обработал. Да нет, ты прав, присмотреться надо.
- А кто у сержанта тренером был? Что-то знакомое в манере боя.
- Скиф.


Глядя на размеренно ходящих вдоль строя мирно беседующих офицеров, солдаты окончательно успокоились. Закончил комбат короткими приказами.
- Дежурный! Дверь отпереть! – дежурный сержант подскочил к двери, стукнул кулаком и что-то сказал в щелку. Двери открылись.
- Старшему лейтенанту Горячеву и сержанту Абдулину благодарность за отличную подготовку личного состава, - упомянутые военные козырнули и лениво ответили стандартной фразой («Служу Советскому Союзу!»).
- Личный состав взвода поздравляю с прибытием («и пропиской» - издал тихий смешок дежурный сержант) в состав 1-го батальона Советской Армии. Разойтись! Сержант Абдулин! Документы на личный состав – мне в канцелярию.

Так 1-ый батальон СА обзавелся отдельным мусульманским взводом. И Печенегом, командиром его.

Генрих, ты на который раз уже переписываешь?

На третий, вроде. Но здесь - на второй.

Ты структуру сюжета пытался проанализировать?

Не говори загадками и вопросами. От этой манеры, которой любит злоупотреблять Ал1618, у меня уже аллергия.
Что не так? Придется в 4-ый раз переписывать?

Я спросил именно то, что спросил. Ты структуру сюжета пробовал анализировать? Сам себе её хорошо представляешь? Это вопрос без подковырок.

Есть план. Который, несмотря на переписывания, не меняется. Состоит примерно из 30 пунктов. По-моему я на 7-ом пункте топчусь.

Я говорю не о плане, а об общей структуре сюжета, с завязкой, развитием конфликта, поворотными моментами, кульминацией, развязкой. А также мини-конфликтами, кульминациями и т.д. в каждой части. Просто у тебя какую часть не возьми, там всё так ровно и спокойно написано, как будто это гост или снип. Даже те моменты, в которых происходит что-то остросюжетное. Возникает подозрение (утверждать ничего не буду, я тоже субъективен), что ты не очень понимаешь, какие моменты надо выделять эмоционально, саспенсом или ещё как-нибудь.

Что такое саспенс?

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B0%...%B5%D0%BD%D1%81

Ты чего молчишь, Генрих?..

Репу чешу. Критика оно дело хорошее, но как дело поправить, долго думать надо.

Так ты на вопрос не ответил. Ты структуру сюжета себе хорошо представляешь? Сможешь её кратко описать? Вообще, насколько ты теорией просвещался?

Цель хорошо представляю. Развязку. Теорией просвещался, насколько возможно. Но осваиваю на ходу, могут быть недочеты.

То есть ты понимаешь, где у тебя поворотные моменты, как от одного к другому должен развиваться конфликт, где должно расти напряжение, а где оно должно выплёскиваться в темп и экшен? Потому что слишком ровненько у тебя, даже когда есть очевидные конфликты, то показываются они слишком отвлечённо, мимоходом. Ты можешь мне фабулу в нескольких предложениях рассказать, плюс в общих чертах структурированный сюжет?

Фабула вообще-то всегда тайна за семью печатями. Но так-то сюжет прозрачен. В момент выхода корпорации в космос начнется некая свара с нашим мировым гегемоном. Тут какбе начнется международная интрига (которую я коснусь мимоходом, нет доступа к материалам, которые могут помочь обрисовать это правдоподобно).
Собссно, сюжет в двух словах именно таков - основательный выход в космос со всеми вытекающими. Одно из вытекающих обстоятельств - получение подавляющего военного преимущества. Над тем же гегемоном.

Что-нибудь посоветовать хочешь?

Сложный вопрос, с советами этими. Все ведь субъективны. Ты не читал такую книжку - "Сегер Линда. Как хороший сценарий сделать великим"? Просто, если я начну сейчас умничать, то скорее всего просто выдам сумбурное переложение чего-нибудь из этой книги. Или из какой-нибудь другой. Объясняльщик из меня плохой. Попробуй почитать, если раньше не читал. Там всё очень доходчиво, без зауми, с конкретными примерами, пусть и из кино.
И ещё у меня вопрос: кроме этого романа ты больше ничего не пишешь? Не пытался рассказы писать, в конкурсах участвовать?

В конкурсах - нет. Ышо один проект был. На ВВВ.
/Ушел читать Линду/

Это похоже на то, что было со мной. Я тоже никогда ничего не писал, а потом вдруг меня торкнуло и я решил написать что-нибудь интересное и, конечно же, сразу взялся за роман. Накатал за три месяца 16 авторских листов, и меня даже хвалили, на самиздате средняя оценка 8,5 была. Но мне сразу стали тыкать в пробелы композиции. Я конечно примерно понимал, каким роман должен быть, я ведь книжки читал, но одно дело чужое читать, а другое - самому написать. А я ещё, как и ты, сразу за эпопею принялся. Это и было главной ошибкой. Сначала нужно на мышах потренироваться, или на дрозофилах. То бишь на рассказах. В них обратную связь куда быстрее получишь. Я бы на твоём месте тоже попробовал, тем более, что далеко ходить не надо, здесь же часто междусобойчики проводят.

Это всегда главная ошибка. Каждый щенок должен нажраться своей ваксы.
Не знаю, насколько мне подходят конкурсы. Я не могу писать о чем угодно.

В любой теме можно найти что-то своё. Ну или почти в любой. К этому вообще не стоит серьёзно относиться. Но зато ты быстро получаешь отзывы на то, что пишешь. Взгляд со стороны тоже не всегда объективен, но без обратной связи в писательстве никуда.

Я не стану говорить о правдоподобности... я скажу о читабельности. Начало провальное. Все же нужно какое-то действие, а у вас на две главы одни разговоры. Это у Шварца в пьесах можно читать одни диалоги, потому что они ярки и почти гениальны... но у вас этого нет. Это огромное мастерство. У вас люди обсуждают проблемы технического характера, то да сё... но это малоинтересно. Все-таки действие должно быть, Генрих. Ваша попытка дать интригу началом войны хороша, но она слишком мала и быстро теряется за длинными разговорами персонажей.
Начало надо менять.

Бггг, так он его поменял.

Пардон, Монк. Сразу не сказал. Вот новое начало: http://fantasts.ru/forum/index.php?showtop...st&p=301989
6-ая страница ветки, ближе к концу. Хм-м... и там по ходу изменения вносил.

Ну... с божьей помощью, и помня про саспенсы и другие хитрости закручивания сюжета, продолжим.


Скиф на Байконуре не собирался прохлаждаться. Ему поставили задачу сформировать, как минимум, одну боеспособную роту. Сам себе он тут же поставил планку повыше. Батальон. Готовился к грызне с командованием, чтобы не отдавать своих сержантов. Только Шарафович не собирался этого делать. На Байконуре и так не осталось ни одного штатного боевого офицера.
Скиф закрутил гайки до упора. Первая партия новобранцев в 250 человек усохла количеством на полсотни человек. Всего за две недели. Отбракованные пополнили ряды инженерных частей.
Однажды вечером в канцелярию пришли его друзья сержанты. Расселись. Первым начал Гангут:
- Скиф, так нельзя. Даже нам тяжко, а ребята уже еле ноги таскают.
- Разве мы не проходили того же самого? – резонно спросил Скиф. Сержанты переглянулись. Инициативу перехватил Вагнер:
- Не того же, Скиф. Извини, но ты неопытный тренер. Достаточно перебрать на начальном этапе с нагрузкой процентов на 10 и всё. Сливай воду. На выходе получим не роту, а взвод.
- Допустим, - Скифу стало интересно, - зато какой взвод! Как закаленное железо. Им всё будет нипочем.
- Мы такими темпами получим взвод изможденных заморышей. Я разговаривал с медиками. Они говорят, что у личного состава наблюдается постоянное снижение веса.

Трудный разговор длился больше часа. Когда все ушли, Скиф пришёл к решению примитивным путем. Позвонил комбату. Шарафович внимательно выслушал и первым делом спросил:
- А без меня какое решение бы принял?
- Снизил бы нагрузки. Ребята понимают не меньше моего. Возможно, я действительно перегнул палку.
- Правильно. Так и сделай. Только немного по-другому. Только физическую нагрузку снизить. Перенеси акцент на техническую и огневую подготовку. И еще. Дай парочку дополнительных выходных. Подай это как то, что они заслужили это тяжким трудом. Да так и есть.

Приближалась полночь, когда Скиф положил трубку и вызвал дежурного сержанта. Им оказался Хмурый.
- С завтрашнего дня двое суток живем в режиме воскресенья, - Хмурый молча козырнул и вышел.
Скифу пришлось еще взяться за трубку телефона, но уже не по своей воле.
- Стас, тебя опять не будет? – голосок Лены выражал полное смирение воле стихии, к которой она причисляла и поведение Скифа.
- Нет, не будет. Зато завтра и послезавтра - выходные. Так что дома больше времени проведу.

Это была единственная заминка. И воспользовался ей Скиф на полную катушку. В увольнении, сидя за щедрым столом, снаряженным его Леной, он сделал ей предложение. Вагнер, Ворон и Гангут, которые были в гостях, зашумели одобрительно. Гульнуть на свадьбе никто был не прочь.
Вышли на балкончик покурить. Хотя курил и нечасто, только Ворон. Пунцовая от счастья Лена порхала, прибирая стол.
- Она ведь на пару лет старше тебя, Скиф? – поинтересовался Гангут. Скиф кивнул.
- В наших частях год за три надо считать, - заметил Вагнер, - а то и больше.
Скиф опять угукнул. Своего поступка сам не планировал еще вчера. Теперь обдумывал его разумность. Оценил только ночью, оставшись с Леной наедине. Оценил положительно, поспать удалось только полночи.
- А что это ты вдруг, Стас? – спросила Лена, отлеживаясь на нем после очередного сеанса. Скиф вытащил нос из-под щекочущей прядки волос.
- Ощущение, что чего-то не успеваю. Лучше тебя всё равно не найду.
- Ага, и сравнить есть с кем… - слова девушки влились в ухо. Параллельно поцелую в задубевшую от загара шею. Скиф улыбался. Зрелище для Лены знакомое, а вот для его солдат невиданное.
- Я-то ладно… а ты понимаешь, за кого замуж выходишь? Я ж военный. Гражданской, размеренной, спокойной жизни не предвидится.
- Ну-у-у… - Лена снова начала к нему притираться, - до тебя я еще могла это сделать. Выбрать гражданского. А теперь нет. Влипла, как муха в варенье.
В этот момент тема иссякла. По известной взрослым людям причине.

Первый выходной, объявленный Скифом, совпал с «сержантским днем» на туркменской базе «Трек». Почти весь личный состав собрался вокруг бойцовской площадки. В середине по-кошачьи мягко и экономно перемещался комбат. «Хороший мальчик» - думал он, вглядываясь в жесткие стерегущие глаза противника. Оба были в шлемах и легких перчатках с пальцами. Кандидат выбрал стиль классической рукопашной. Это надо было понимать так, что Гризли считал, что у комбата есть слабые места именно в этом. «Хороший и дерзкий» паренек пошел в атаку. Шарафович легко парировал и со змеиной скоростью ответил.
«Бум!» - ему прилетело в голову, и быть бы… нет, не нокауту, а просто чувствительному удару, возможно нокдауну. Только помнил комбат критику Гризли, де есть у него склонность увлекаться в контратаках. Поэтому не контратаковал комбат, а всего лишь имитировал и удар ему в голову только со стороны выглядел ударом. Парню не хватило буквально сантиметра-двух дистанции, чтобы по-настоящему его достать.
Шарафович угадал заготовку Гризли. Левая ударная рука солдата оказалась в жестком захвате, а сам он, извиваясь, как кошка, полетел над комбатом. Гризли вздохнул. Если его кандидат сейчас же не проиграет, то комбата самого надо разжаловать до рядовых. Ситуация, когда боец не может полностью контролировать положение своего тела, абсолютно проигрышна. Можно и не смотреть, что будет дальше. Конечно. Вот полет кандидата искусственно удлиняется мощнейшим ударом ноги. Еще хватило сил и выучки, чтобы упасть с перекатом, а вот встать… поднялся кандидат, всё-таки поднялся. Комбат обратил вопрошающее лицо к Гризли. Тот разочарованно сморщился и ударил в гонг.
Шарафович снял шлем и в уши ударил шум возбужденных голосов. Разочарованных и восхищенных. Восхищенных мастерством командира и дерзостью кандидата. Отошел к скамеечке, где Оселок принял шлем и перчатки. С другой стороны сидел его кандидат, рядовой Старовойтов. Пока рядовой. Может быть, «пока».
- А меня б так не перебросили, товарищ капитан, - заметил он.
- В захват попал бы – перебросил бы.
- Об этом и говорю, товарищ капитан.
Капитан не радовался. Кандидат был неплох, но проигрывал второй раз. Проиграет в третий – дорога в офицеры закроется. Навсегда.
На скамейку сел Гризли.
- Всё в норме. Ребра целые, - поглядел на комбата, - Ну что, моя очередь уложить твоего и всё на сегодня?
Через пять минут вышла вторая пара экзаменатор-кандидат. Вторая и последняя на сегодня. Комбат взял мегафон и объявил:
- Кандидат Старовойтов. Ножевой бой. Экзаменатор – Гризли.
Старовойтова комбат готовил месяц. Изо всех сил не афишируя свою роль тренера. Гризли мог догадаться и, скорее всего, догадался. Как и комбат о его кандидате. Ни тот, ни другой не старались что-то разузнать, как не заглядывает в ответы азартный решатель головоломок. Кто выбран на роль экзаменатора, могли только гадать. Оба узнали об этом за час до боя. Часть ритуала, кандидат обязан был бросить вызов выбранному офицеру. Отказ исключался.
Выбор кандидатом ножевого боя означал, что увереннее всего он чувствовал себя именно в нем.

Гризли поводил мощными плечами, разминая мышцы. Напротив почти не уступающий комплекцией Старовойтов вертел нож в руках. Оба были одеты в светлое, лезвие ножа было закрыто жестким чехлом, натертым графитом. Раздался гонг.

Взрыва движений не было, противники осторожно начали сходиться, слегка закручивая траекторию сближения в спираль. Комбат внимательно наблюдал, в движениях не было спешки, но с гонгом им был уловлен и одобрен зажегшийся огонек в глазах кандидата. Наконец первый и, конечно, безрезультатный контакт произошел. Гризли вычислял соперника, Шарафович знал, что меньше двух и больше 4 прикидочных контактов он не делает. Комбат наблюдал. Это был и его экзамен. Он прокручивал в памяти все этапы подготовки, задним числом искал упущенные возможности. Старался не поддаваться чувству облегчения, не находя их с самых придирчивых позиций. Скорость и выносливость кандидату приходилось вырабатывать в спарринге с комбатом и Оселком одновременно. И они довели кандидата до той кондиции, когда им для победы приходилось прилагать всё своё мастерство без остатка…
Произошел 2-ой контакт. Тоже пристрелочный. Пора!
- Старовойтов! Хватит тупить! – могло показаться, что солдат дрогнул от окрика, но на самом деле он перебросил нож в левую руку, причем, почти не двигая руками. Вроде просто резко разжал пальцы правой руки, открыл левую ладонь и вот уже нож там. Гризли сузил глаза, но переварить сей факт не успел, Старовойтов пошел в атаку. Причем делал это, как левша, и закручивать спираль траектории сближения стал в другую сторону. Ещё одной неожиданностью стала удивившая Гризли скорость. Это была ЕГО скорость и Гризли, будучи феноменом в своём деле, редко видел подобное у других. Огромный опыт не позволил ему проиграть с позором, он даже почти выиграл, но именно, что почти. Атаку он отбил, но на руке заимел след от ножа. Не фатальный. На груди Старовойтова тоже появился слабый след, но контакт возобновился почти без паузы, Старовойтов снова сокращал дистанцию. Опять взрыв и стремительный вихрь движений, переходящих за грань восприятия человеческого глаза.
Фишка, заготовленная комбатом, сработала, как исправная мина. По команде («Хватит тупить!»), которую комбат вбил в кандидата на уровне рефлекса. Старовойтов до этого не показывал противнику, что владеет ножом с искусством циркового артиста. Комбат широко ухмылялся, он засек озадаченность, мелькнувшую на лице Гризли. Старовойтов включил собственную технику владения ножом. Нож перемещался из руки в руку непостижимо быстро и волшебно точно. Старовойтов мог замахнуться для удара пустой рукой, а бил уже ножом. Дровосек с солдатами, как вожак птичьей стаи, сидевший на высоком бревне, замер от восхищения. Все замерли. Тишина стояла такая, что был слышим шорох отбрасываемого ногами песка. Когда он не заглушался резкими выдохами сражающихся.
Гризли тоже мог действовать с обеих рук, но такой филигранной техникой переброса не владел. Наконец он изловчился отбросить противника сильнейшим ударом ноги. Сопроводив уколом в руку. Старовойтов, откатившись по горячему песку, легко подхватился и замер в полуприседе. Гризли сделал маленький, крадущийся шажок, кажется, он собирался метнуть нож. Настало время второго сюрприза. Старовойтов мог отбить и тогда Гризли, оставшись безоружным, неизбежно проигрывал. Но мог и не отбить. Пятьдесят на пятьдесят. Поэтому, как ни любопытно было комбату, он прервал бой. На самом интересном месте. Раздался гонг.
- Замрите пока, - скомандовал комбат. Старовойтов недоуменно оглядывал себя «Что? Уже? Уже проиграл?».
Но комбат подошел к Гризли чуть наклонился сбоку и взял за штанину. Гризли смотрел недоверчиво, под коленкой, сзади, был отчетливый черный след.
- Точно. Он тебе сухожилия «перерезал», а может и артерию. Когда ты ударил ногой, он тебя поймал.
- … - Гризли грязно выругался и бросил нож. В реальном бою были шансы ответно даже убить противника, но Старовойтов задачу выполнил на 100%. Он вывел его из строя, сделал его 300-ым. У Гризли была только одна ничья, с ним боялись связываться. Проиграл он в первый раз, и комбат ухмылялся, не все ж ему и другим пропускать кандидатов.

Через минуту оживленная толпа шла в казарму. Балу, - Старовойтов получил право на псевдоним, - окружала толпа восторженных сослуживцев, то и дело его кто-то восхищенно хлопал по плечу. Гризли шёл рядом с комбатом.
- Ненавижу твои штучки, командир, – бурчал он. Его обуревали смешанные чувства, проигрыш радовать не мог, но появление нового полевого командира, пусть сержанта, пусть младшего, было событием. Комбат восторженно хлопнул его по гранитному плечу.
- Зато повод есть. Все ко мне! Проверим стратегический запас. Оселок! Давай галопом в кубрик, накидай чего-нибудь на стол, человек на 10.
Комбат зазвал и Балу и сержантов.
В кубрике стало тесновато, но все расселись. Комбат плеснул всем по 50 грамм два раза, на этом алкогольная часть мероприятия иссякла. Первый тост сказал Гризли.
- Обидно, что я проиграл. Но я рад. За нового командира!
Комбат сказал так:
- Всех с праздником. У нас новый сержант, появился еще один командир, - комбат сделал паузу и с расчетливым садизмом всадил занозу в самолюбие зама.
- Ну, и с почином нас, офицеров. Первый проигрыш экзаменатора вчистую.
Потом с интересом посмотрел на побагровевшего Гризли и «смягчил».
- Думаю, недолго он будет одинок. Все гризли отличаются мстительным характером, - сержанты отворачивали лица, стараясь не встречаться взглядом с зампобоем. Где-то среди сержантов раздался мгновенно оборвавшийся то ли смешок, то ли громкий вдох… не разберешь. Открыто ржал только Дровосек. За что удостоился раздраженного взгляда: «Это ТЫ всех заразил своим идиотским чувством юмора». Дровосек ответил тоже мысленно: «Неча на политическое руководство хвост поднимать. Партия знает, что делает». Вслух, однако, заступился за коллегу зама:
- Да. Кандидаты растут. Значит, зампобой не зря свой хлеб ест. Кстати, Балу можно отдельным инструктором ножевого боя поставить. И Гризли полегче будет.
- Всем будет легче, - заключил комбат.

Какой бы долгий перерыв не был, но всё когда-нибудь кончается.

Середина августа, Байконурский полигон.
Скиф лежал на гребне невысокой гряды и вглядывался в развернутую цепь солдат. Расстояние было уже меньше километра. Пора. Для начала пощекочем нервы. Скиф был не один, со своим любимым «Кордом» и сержантом Шаманом. Небрежно вытянул тросик затвора за двурогую ручку. Ручка ответно стукнула, и через секунду пулемет выплюнул короткую очередь. Пристрелочную. Потом ещё, чуть длиннее. В стороне и выше крайнего слева солдата крупнокалиберные пули выбили короткий ряд фонтанчиков. В прицел Скиф видел, как солдат нервно оглянулся: «Смотри, друг, в штаны не наложи. Обмундирование надо беречь». Вторая очередь кучно прошла в паре метров над тем же солдатом.
Скиф оценивал возможный разброс и поправку на высоту. Чуть сдвинул планку прицела. Теперь можно работать.
Солдаты двинулись лёгкой побежкой почти идеальной цепью по легкому уклону вперед. Корд снова заговорил, Скифу стал с недавних пор удаваться фокус укладывания пуль «в строчку». С шагом, равным расстоянию между мишенями. В полном соответствии с принципом «никто не должен уйти обиженным». Цепочка фонтанчиков от пуль с небольшим смещением вверх-вправо почти идеально точно продублировала цепь солдат. Скиф повёл ствол обратно: «Прочувствуйте как следует, ребята». Он сам прекрасно помнил свои первые ощущения от жуткого свиста крупнокалиберных пуль над головой. В такой близости, что обдавало ветром. Скиф заулыбался, вспомнив, как страстно тогда ему захотелось жить… корд перестал трястись. Лента кончилась.
— Шаман! Трассирующие! Живо! — Шаман подскочил с цинком, сноровисто захлопотал у пулемёта.
— Ну, ты даёшь, Скиф, — приговаривал он, — и как только получается… всё!
Начиналась настоящая работа. Для всех. Скиф подобрался, сузил глаза, Шаман лежал с биноклем и гарнитурой связи:
— Вагнер, внимание! Начинаем!
Началась игра в кошки-мышки. Из цепи одновременно вскакивало несколько солдат и бросалось вперёд. Скиф «отлавливал» недостаточно быстрых, забывающих после падения сменить позицию, бегущих по прямой. Обнаруженных «нарушителей» уставных заповедей отмечал короткой очередью. И комментарием для Шамана, насколько фатальным для солдата оказался его промах.
Скиф напряженно всматривался в оптический прицел. Так-так… он нашел пару солдат, не сумевших подыскать удачное место для временной лежки.
- Шаман, внимание! – Скиф нажал на курок. Над одним из солдат, чуть-чуть в стороне пронеслись огненные трассирующие черточки. Перевел ствол правее, на второго. Ага. Второй вовремя сообразил, на старом месте Скиф его не обнаружил. Молодец! Улизнул. Шаман пробубнил по передатчику:
- Обстрелянный выведен из строя.
Скиф работал, работал всё жёстче по мере приближения «противника». Всё жёстче и напряжённее. С сокращением дистанции прятаться сложнее, но и ему приходилось вертеть стволом всё размашистее. Сектор обстрела расширялся с каждой секундой. Скиф поймал себя на рефлекторной попытке реально срезать очередью солдата, пытавшегося обойти с фланга: «Чёрт! Так и заиграться недолго».
— Шаман! Этого прыткого – в аут!
Через несколько минут рядом на гребне шлепнулись одна за другой две небольшие болванки, муляжи подствольных гранат. Игра окончена. Взвод, вернее его остатки, вышли на расстояние эффективного огня.
— Шаман! Отбой! – Скиф скатился в окоп. Прошлый раз одна из гранат едва в каску не прилетела. Кстати… ротный, стараясь не касаться пальцами, снял с головы раскалившуюся от солнца стальную полусферу.

Еще через полчаса подвели итоги. Засчитанные потери составили 50%. Многовато, - решил Скиф.
— Не то мы делаем, Скиф, - возразил Вагнер, командовавший атакой, - взвод это чересчур. Отделения хватит.
— Отделение так отделение, — согласился ротный, — и перейдём на пейнтбол. Завтра должны подогнать амуницию. А то что-то мы…
Скиф легко вскочил над неглубокой траншеей. Вгляделся в небо в сторону базы. Оглядел расположившихся вокруг солдат.
— Ну что, вояки? Обрадую вас, домой доберетесь с ветерком, — в небе сначала черной точкой, потом всё более отчетливым силуэтом, проявился вертолёт. Радости, однако, на лицах ребят в песочного цвета форме не наблюдалось. Как и других эмоций. Только пара парней слегка поморщились.

Тот же день, Туркмения, база «Трек».
При взгляде сверху база напоминала разворошенный муравейник. Точнее, роение пчел перед появлением новой пчелиной семьи. И кто знает, может кто-то и смотрел очень внимательно сверху. Вокруг Земли давно летает легион спутников.
Сначала к каспийской морской платформе зачастили грузовые суда разного назначения. Потом от неё до базы начали курсировать тяжелые вертолеты. И вот пришло время последнего броска. Крохотная по любым меркам только появившаяся армия выбросила второй побег.
За два дня до переброски первого десанта на юг с комбатом связался Герман.
- Всё надо делать быстро, Тимур. Пока никто не очухался. Туркменская застава уже ополовинена. Тамошних офицеров уведомили, что личный состав сменится, а командный останется. На самом деле их всех надо уйти.
- Не очень-то понял, Герман. Мне что, придется их силой вытуривать?
- Возможно. Только чтоб без крови.
- А в морду?
- Мордобой не возбраняется. Проверь мыльницу, я туда скинул карту со схемой постов.

Проверку, расшифровку и разархивирование полученных файлов комбат скинул на младшего сержанта Оселка. Звание Оселок получил недавно, легко и технично сведя схватку с Дровосеком вничью.
И вот все свободные от службы находились на вертолетной площадки. Полурота, возглавляемая Дровосеком и Балу, цепочками грузилась по вертолетам. На лицах солдат можно было разглядеть калейдоскоп чувств. Расставание никого радовать не могло. Нет, унывающих не было, но только Дровосек с трудом сдерживал воодушевление. Комбат усмехался, догадывался про природу неуместного энтузиазма. Это не было возбуждением застоявшегося охотничьего пса перед увлекательным загоном зайцев или волков. Рядовые несомненно были возбуждены резкой сменой обстановки. Восторг Дровосека имел совсем другие корни. И комбат догадывался, что предвкушал его друг.
Погрузка заканчивалась. Комбат попрощался с комиссаром. Просто хлопнули руками, все инструкции давно даны. Рядом маячил Балу. Не только для того, чтобы попрощаться с командиром и тренером. Балу вспомнил про «нюансы».
- Товарищ капитан, вы обещали… - комбат заулыбался. Балу напомнил свой вопрос: «Почему Гризли?». С другими офицерами действительно было бы легче.
- Это же Гризли. Знаешь, как он теперь землю рыть будет, насылая на меня кандидатов? Жди мощного притока новых сержантов. Он своё самолюбие кинется спасать. И пусть спасает. На пользу общему делу. И Отечеству.
Комбат подмигнул на прощание.
- Ты теперь командир. Должен понимать такие вещи.

Когда МИ-26 один за другим взлетели, комбат вздохнул. Опять их осталось с гулькин хрен. Опять вспомнил Скифа и его команду. Перевести половину сюда? Нет, рано. Сейчас легче. Филин усердно работал со своими. Одному господу Богу и, может, его вечному оппоненту Сатане, было известно, что он из них вылеплял. То ли казачьих пластунов, то ли японских ниндзя. Подготовил двух сержантов, Биндюжника и Якута. Только делиться ими не хотел. Отговорился просто:
- Тимур, это разведка. Конечно, их можно и в атаку бросить. Только вот это все равно, что молоток из платины делать. Хороший металл, твердый, тяжелый, но уж больно дорого.
- Обидеть норовишь? – вопросил комбат, - Типа, твои ребята супер, а все остальные – простонародная царица полей?
Филин прятал улыбку и отмалчивался.
- Тогда так, Филя. Биндюжника мне отдаёшь. Он все равно крупноват для твоих дел.
Они тогда поспорили, и сошлись на том, что взвод Биндюжника будет диверсионным, а не чисто разведывательным. Больше всех карьерному росту Биндюжника радовался его приятель и земляк Оселок.
Комбат пошел от вертолетной площадки, когда звук вертолетных винтов и сами вертолеты растворились в сияющей синеве неба. Оселок ждал невдалеке на «каракатице».
- Садитесь, товарищ капитан. Прокачу с ветерком.
Странное устройство, больше всего напоминающее луноход, под уклон могло развивать бешеную скорость до 20 км/час. Но все быстрее, чем пешком. У странного устройства в противовес медлительности была масса преимуществ. Не требовалась заправка, и шум создавал только легкий шорох песка и еле слышное гудение. Под навесом солнечных батарей было заметно прохладнее.

Через день позвонил Дровосек и доложил, что самый южный сектор туркменской границы закрыт. Комбат на фоне победных реляций уловил уныние. «Кажись, до него доходит, где мы оказались» - комбату пришлось бороться с приступами смеха. Тут в пустыне, вдалеке не то что от городов, а даже от самых захудалых поселков, ловить было нечего. Некого. Они находились в Туркмении и доступные женщины были наперечет. Даже в крупных городах к известным всем «джаляб» надо было записываться за месяц вперёд.

Дровосек все сделал как надо. Рядовой состав туркменской заставы быстро погрузили в машины и переправили к железной дороге. Этим занимался сам Герман с туркменским офицером из министерства обороны. В то время, как комиссар втирал уши командному составу. Параллельно с вливанием в их глотки сорокаградусной жидкости. Комиссара и в этом обойти было почти невозможно. Уже далеко за полночь он вышел из казармы, почти не шатаясь, и совместно с солдатами погрузил бесчувственных туркмен в вертолет.
В кратком и смешливом докладе комбат улавливал знакомые нотки. Он навещал ближайший от Трека городок в отличие от комиссара. Насколько он понимал своего друга-приятеля, тот в первые же свободные минуты вышел в городок на разведку. На предмет наличия и доступности противоположного пола. И судя по тону, увидел уже знакомую комбату картину.
— Не грусти, комиссар. Я тебе завтра зашлю офицера-погранца. Пусть службу ставит. Инженерную полуроту, будут базу строить. Чуть позже пополнение получишь.
И вот последние слова «Давай. Конец связи» и комбат поспешно положил трубку. После этого, откинувшись на стуле, принялся ржать. Уж больно живая картинка всплыла в памяти. Залитую жаром улицу оживляют только редкие пыльные смерчики. Полдень. Солнце. Главное действующее лицо местных пейзажей. Прохожие встречаются чуть реже пыльных смерчиков. Ищущий взгляд залетного донжуана восторженно загорается при виде редкой женской фигурки. И тут же гаснет. Прекрасная гюльчатай мало того, что в шароварах и хиджабе, так еще и под паранджой. Так что никогда ты, комиссар, не узнаешь, насколько прекрасна случайно встреченная на улице Лейла или Зухра. И прекрасна ли вообще, ха-ха-ха…
Комбат прервался и посмотрел на улыбающегося Оселка.
— Помнишь баб в местном городке? Комиссар первый раз это там увидел. Оцени масштаб облома! — комбат с адъютантом засмеялись синхронно.
Комбат хорошо знал своего зама. В любом российском городе ему достаточно было несколько часов, чтобы склеить несколько симпатичнейших представительниц прекрасной половины местной популяции человечества. Здесь даже попытки были чреваты. Незамедлительными осложнениями с другой, не столь прекрасной половиной.

Магистр. Конец августа.
Такой псевдоним получил Ладыгин всего пару недель назад. Получил намного раньше, высокое начальство озаботилось самого носителя уведомить только перед отправкой в армию. Прибыл на туркменскую базу, только на один день разминувшись с полуротой, отправленной на юго-восток. Сейчас он лежал в каких-то песках вперемешку с камнями. Вместе с другими новобранцами, как и он. К месту, выбранному для полевых занятий, добирались стандартным способом, трёхкилометровым марш-броском. Утром терпимо, возвращение – убийственно. Как ни старайся выбирать направление, но пыль, поднятую первыми, приходилось глотать следующим. И жара. И взгляды свысока опытных солдат, тренировки которых начинались в дюжине километров от базы. В лучшем случае свысока, обычно их просто не замечали.
Пора менять позицию, Виталий подобрался и как только в полусотне метров слева упал в песок и исчез из поля зрения один из сослуживцев, прыгнул вверх и вбок. Под жёстким взглядом сержанта метнулся напрямик к ранее примеченной канавке. Сержант смолчал, значит, всё правильно. Всё, он опять не на мушке пока гипотетического противника. По каске громко звякнул метко брошенный камешек. Презрительный ор сержанта ударил по ушам. Рано он обрадовался.
— Зигзагами, идиот!!! Перемещение где?! — Виталий сморщился. Чёрт возьми! Он ведь это уже слышал. Все знают, что лучше учиться на чужих ошибках, только этому тоже надо учиться. Виталий просканировал в памяти сфотографированную глазами панораму. Впереди, чуть левее, торчал небольшой валунчик. Не бог весть что, но лучше, чем ничего. Теперь учесть недовольство сержанта и наметить ломаную траекторию. Виталий сплюнул песок. Попытался сплюнуть. Нечем. Отпить глоток сейчас или позже? Нет, не успеть… бросок, пробежка вправо, смена направления, снова в сторону... пожалуй, длинновато, но ближе ничего нет. Опять в сторону, заветный камень рядом. Теперь боком, на носках берцев и локтях. Всё. Небольшой валунчик закрывает его почти хорошо. Что там дальше? Небольшая, незаметная ямка метрах в двадцати. После дождя, которых здесь не бывает, углубление превратилось бы в лужу глубиной аж сантиметров в десять.
При падении в ладонь что-то воткнулось. Какая-то колючка, не камешек. От камней защищали перчатки без пальцев. Воткнулась – полбеды, обломалась это хуже. Заскрипевший совсем рядом песок известил о приближении сержанта. Опять что-то не так? Перед глазами появились пыльные берцы, а потом задубевшее от солнца и пыли лицо присевшего на корточки сержанта.
— Всё правильно. Только надо лучше. Больше непредсказуемости. Период движений можно уловить.
Виталий кивнул. Всегда можно сделать лучше. Знаем. Сержант уже исчез с поля зрения, опять раздался его рёв. Кому-то сейчас прилетит. Виталию хотя бы пинки не доставались. Видимо, он всё-таки выглядел не так удручающе, как многие другие. А хоть бы и доставались…
Они будут так передвигаться до тех пор, пока все, именно все, не сделают, как надо. Командиры полутонов не признавали. Если придётся остаться без обеда, значит, так тому и быть. Могли бы и без ужина оставить, только до ужина они не дотянут. Умрут.
Опять бросок. Виталий уже начал формировать у себя автопилот. Резко сменил направление уже после первых двух шагов. Ч-чёрт! Забыл наметить точку приземления! Ага, вон туда, рядом с чахлым колючим, - тут всё колючее, - растеньицем. Опять изобразим краба и сместимся метра на полтора. Всё. Передышка на четверть минуты.
Сержант смотрел на них недовольно и брезгливо. Взвод стоял в две шеренги на достигнутом перебежками рубеже. Ждали приговора. Самым ожидаемым и вероятным было повторение пройденного. Но важны нюансы. Или дальше, удаляясь от базы. Или наоборот, приближаясь. Виталий поймал беззвучный вздох облегчения всего взвода, когда Ворон показал направление обратно. Только вот сначала им предстояло еще кое-что сделать. Группа опытных солдат, - таких было четверо, по количеству отделений, плюс зам его превосходительства Сержанта, — уже возвращалась к строю. В ста метрах они соорудили импровизированные мишени. Просто сложили пирамидки из камней. Высотой не больше двадцати сантиметров.
Сержант отошёл в сторону. Дальше всё знакомо: по порядку номеров рассчитайсь – согласно своему номеру выбери цель – по команде «Огонь!» порази. Ах, да, есть промежуточная команда.
— На огневой рубеж к бою! — все бросились к воображаемой линии между двумя булыжниками. В двадцати шагах от них. На ходу надо скинуть с плеча автомат, перехватить в левую руку, правой рукой вытащить и пристегнуть магазин. Упасть левым боком вперед, правой рукой передернуть затвор. Предохранитель уже должен быть переведен в положении автоматической стрельбы. Главное не проскочить мимо. Режим стрельбы очередями занимал промежуточное положение между блокировкой выстрела и одиночной стрельбой. Вроде получилось. Ещё ноги, левую — в сторону, правую — на одну линию с автоматом. Теперь проорать, - лучше в унисон с остальными, но как получится, - «Рядовой Ладыгин к бою готов!».
Отсчитать свою мишень, пятую справа. Взять на мушку и… ждать команду «Огонь!» долго не пришлось. Еле различимая горка камней на мушке, прицел взять чуть ниже, поймать паузу между толчками сердца… автомат коротко ругнулся, выплюнув две гильзы. Попал? Да, на месте горки клубилась пыль. Сосед? Тоже. Попали не все, три горки еще оставались, Виталий повернул ствол и пальнул, почти не целясь. Время выходило.
Взвод поразил все мишени. Тремя патронами. Но троих, не поразивших цель с первой очереди, сержант погнал к ним гусиным шагом.
— Сами знаете. Не попали с первого раза, придётся попотеть. Вперёд, мазилы!

У остальных выдалась пара свободных минут. Хлебнуть глоток из полупустой фляжки, теперь можно сплюнуть. Опять ор сержанта, кто-то посмел сделать больше глотка. Что у нас с рукой? Заноза хотя и небольшая и несильно глубокая, но неприятная. Строго под прямым углом, так просто не вытащить. Ладно, в казарме разберемся.
Разберемся… когда доберемся. Они опять стояли в строю. Теперь обратно. Ворон решил сменить тактику. Пустил сначала четверку опытных солдат.
— Я бы сам показал, только стоит от вас отойти…

Красиво идут. Смотреть со стороны – очень внушает. Ладно, пора и нам. Глас небес, то бишь, их полномочного представителя на земле сержанта Ворона возвестил. Стиснув зубы еще крепче перебежками к такой желанной сейчас казарме. Пропади она пропадом! Завершающий марш-бросок ожидался, как желанный отдых. Воспринимался бы совсем как пляжные развлекушки, если бы не жара и пыль. Солнце неторопливо подбиралось к зениту.
Чем хуже, тем лучше. Под таким девизом он, Виталий Ладыгин, Магистр, первый зам главного инженера корпорации, жил сейчас. Убиться бы головой об стену. Только сильное подозрение, что и это не поможет, удерживало. И гордость. Неизвестно откуда взявшаяся.
Ника. «Ах, какая трагическая гибель любимой девушки! Ах, как он переживает!» - примерно такую пошлятину мог прочитать Виталий на лицах женской части своего окружения. Чушь несусветная! И банальная. Главным было унижение. Конечно, смерть близкого человека трагедия. Только это обычно-привычная трагедия. Люди умирают, время от времени, и не всегда естественным путем. Зря ему это Командор сказал, зря. Там в Самаре, когда он в Ленинград рвался. А Командор не пускал, раздражённо втолковывал:
— Ты пойми, Виталий. Нахрен она им не сдалась сама по себе. Они до Равиля хотели добраться. Или хотя бы до тебя… Погляди издали, потом на могилку сходишь. Незаметненько.
Виталий упёрся. Командор пригрозил арестом на время похорон. Он ответно пригрозил убийством и бросился драться. Командор рефлекторно на автопилоте сбил его с ног и сплюнул.
— Тьфу, бля… да хрен с тобой… — Встающий и ухватившийся за стул Виталий поставил его на место. И точку в безобразной сцене.
Так он и попал в Ленинград. Только Волтовский не был бы достоин своего псевдонима, если бы не загнал его в режим инкогнито. В толпу сокурсников Ники. Она была всего на год моложе его, так что сошло. И изобразить протокольно скорбную, как у всех, физиономию, Виталию удалось. Легче, чем полагал Командор. Нет худа без добра. Ему помогло ощущение несмываемого оскорбления древнейшей природы. Еще с тех времен, когда человек и человеком не был. Гибель самки и(или) потомства извинительно только в одном случае. Когда самец уже мёртв.
Можно было и не ездить. Инженер вот не поехал. Он попрощался с ней в самарском морге, куда пришёл вместе с Виталием. Можно, но нельзя. Последнее свидание.
Раздавленные горем родители, типично питерские интеллигенты, ясноглазая шестнадцатилетняя сестричка Инна, до ужаса похожая на сестру, длинная процессия, ружейный залп. Руководство корпорации справедливо посчитало гибель своей сотрудницы и её охранника боевыми потерями и организовало воинские почести.
Командор всё-таки выхватил Виталия после похорон. Когда народ хаотически потянулся с кладбища, к нему подъехала машина. В окно выглянул капитан и мотнул головой назад. На этот раз он не стал спорить. Не хотелось идти на поминки, сходство Инны с Никой было невыносимым.

С ним, Магистром, — тогда Виталий равнодушно узнал о своём втором имени, — Командор пробыл сутки. На следующий день пьяного до бесчувствия сдал службе Телепата и с видимым облегчением отбыл в Самару.
Что с ним делали подручные Телепата и сам он, Виталий не помнил. Очухался в самолете рядом с сопровождающим безопасником. В относительно приличном состоянии. Только сердце ныло. Отогнать образ Ники не удавалось и Магистр, — в конце концов, надо соответствовать, — принялся рассовывать воспоминания по подобающим местам в памяти. Сооружать ментальный обелиск.
Удивительного в ней было много. Лучше сказать, поразительного. Девственница в 23 года?! В наше-то время? Очуметь! А при новой встрече, спустя месяц после стремительной вспышки с полным отключением разума, вдруг повела себя так, будто ничего не было. Сбитому с толку Виталию пришлось окучивать её с нуля. Как будто подменили девушку. И неожиданно ему понравилось.
Давно, еще со школьных времен Виталия, обладавшего великолепной памятью, скоростью и легкостью абстрактного мышления, удивляло отсутствие подобного почти во всех окружающих. В университете тоже. Но там хотя бы попадались те, кто мог составить конкуренцию. И только там он начал понимать элементарную истину. Не все устроены одинаково, не всем учиться так же легко, как ему. А вот с Никой он нарвался. Она обыграла его в шахматы! Только на третий раз он сумел свести вничью, а на восьмой – выиграть. С огромным напряжением. Он и раньше, бывало, изредка проигрывал, но чтобы девчонке!
Своей смертью потрясла и устыдила не его одного. Служба безопасности её не уберегла, а вот она для Инженера и Виталия оказалась непробиваемым телохранителем.

Вечером было легче. Занимались на летней площадке. Сегодня выдали карабины, а его превосходительство, - Виталий так про себя величал своего сержанта, - его превосходительство Ворон объявил, что карабин будет их основным штатным оружием.
Теперь роман с карабином. Разобрать, собрать, смазать, убрать смазку, на плечо, к ноге, апорт… Виталий дисциплинированно изучал новую длинноствольную подружку.
Перед отбоем рассмотрел нудящую занозу. Выковырять не получилось, ну и фиг с ней.
Следующее утро. По ненавистной многим сослуживцам команде «Рота, подъём!» тело рефлекторно спрыгивало само чуть ли не сразу в штаны. Глаза открывались намного медленнее и Виталий их не торопил. А зачем? А вот с остальным медлить нельзя, временной зазор между командой и исполнением должен быть равен нулю. А то и меньше. Этому научили в первое же утро.
Казарма состояла из нескольких десятков кубриков, расположенных по периметру. Каждый на четверых. Виталия засунули к сержантам. Вернее, сержант был только один, Оселок, Адъютант его Сиятельства Комбата. Виталий для себя и про себя возводил командиров в несусветные, старорежимные ранги.
Первую побудку он замешкался и загремел с верхней койки на пол. Спасибо Оселку, позаботился, чтобы новобранец с положенной скоростью выполнил команду. Рядом почти одетый солдат весело крикнул «Шнелля! Шнелля, руссиш зольдат!», застегивая берцы. Почти одеться по форме два, на зарядку, было недолго.
На утреннем построении Виталий доложил Ворону о занозе. И такой приказ был, «мелочей не бывает, товарищи солдаты…». Незаметная точка превратилась в заметный нарыв. Вердикт был незамедлителен, стандартен и краток – «В санчасть». Из небольшого домика рядом с казармой Виталий вышел быстро. Удивленный скоростью и грубой эффективностью проделанных процедур. Сержант-медик бестрепетно прищипнул нарыв пальцами, слегка оттянул и отрезал макушку ножницами. Промыл перекисью, залепил пластырем и жестом фокусника навернул небольшую повязку: «Будь здоров! Иди, вояка». Мгновенно стало легче, разросшаяся за ночь ноющая боль исчезла.
Виталий понял, — высшим способом понимания, пропускания через себя, — зачем люди постригались в монахи и уходили в отшельники. Наплевав на удобства, даже самые минимальные, и ограничивая себя во всем. Физические лишения смягчали душевные терзания. Боль в мышцах, саднящие колени и локти после передвижения ползком, пальцы, стертые в некоторых местах от постоянных тренировок с оружием, синяки от чувствительных ударов на тренировках по рукопашному бою — всё принималось с облегчением. Как умаление тяжелого долга, от которого некуда деться.

Побалую своих редких читателей продолжением...

Начинался сентябрь. Тренировки стали проводиться в горах, к тому времени длина стандартного марш-броска выросла с трех до двенадцати километров. Летняя жара к осени еле заметно ослабляла свою удушающую хватку, а в горах, даже на высоте нескольких сотен метров, уступала место обычному летнему зною центральной России.
Взвод скопился близ вершины самой высокой в ближайших окрестностях скалистой горы. Отсюда Виталий видел медленно удаляющуюся «каракатицу». Он узнал луноход, модернизированный корпорацией. Да и раньше на глаза попадался, но не так близко. Этот был снабжен кубометровой бочкой для воды. Полчаса назад они тоже пришли к роднику, солдат-водитель копался у колеса с озадаченным видом. Луноход курсировал рейсом родник – база весь день. В пустыне трудно представить, что означают слова «избыток воды».
— Противоположное колесо отключи, блокировка снимется, — мимоходом бросил тогда Виталий. Видимо, солдат послушался совета.
— Первопроходцы есть? — вопрошал солдат Ворон. Они скопились на выступе, под натянутым над ущельем стальным канатом. Другой конец был ниже метров на двести, у подножия другой горы.
На прямой вопрос все отводили глаза. Уступ резко обрывался, трос такой по-свойски близкий в начале, где до него можно достать рукой, внушал ужас уже в нескольких метрах. Трос всего лишь трос, никого он напугать не может. Пропасть внушает опасение, правильное и понятное. Не будешь опасаться, потеряешь осторожность и ненароком свалишься. А вот когда канат натянутой струной показывает резко и безапелляционно траекторию на высоте, угрожающей верной гибелью, он именно жуток.
Сержант Ворон негромко растолковывал, как пользоваться роликовой кареткой для спуска. Передвижное устройство было снабжено сиденьем, страховочным фалом, возвратным тросиком и двумя перекладинами чуть выше головы. Левая перекладина была оснащена тормозной ручкой.
— При нажатии вы увеличиваете трение, скользящий ролик притормаживается. Будьте осторожны. При резком торможении… нет, вы не слетите, но вас неприятно дёрнет. Да и лишняя нагрузка на концевые крепления ни к чему, — объяснял сержант.
— Ну, кто первый? — ребята мялись и маялись. На висящий над долинкой канат старались не смотреть. Виталий сидел на краю, чуть свесив ноги. С интересом рассматривал устройство, бросил вдоль каната небольшой камешек, внимательно следил за его падением.
— Ладыгин! Может, ты желаешь?
— Вы меня в тупик ставите, ваше превосходительство, — ответствовал Виталий, — Я как-то уже забыл, что такое собственное желание. Приказывайте, не морочьте голову простому солдату.
Он повернулся к остальным и встретился с внимательным взглядом командира. Ворон хмыкнул:
— Тогда вперёд.
Какое-то время Виталий умащивался, прилаживался. Понажимал тормозной рычаг. Принялся было прикидывать, что там происходит под кожухом, только сержант не позволил рассиживаться.
— Готов, рядовой?
— Возвратный трос закрепили? — Виталий оглянулся, вроде всё в порядке. Ворон приказал паре солдат, придерживающих сиденье, отпускать. Виталий разжал тормоз.
Опорный ролик чуть скрипнул и Виталий начал спуск. Выйдя за безопасные пределы, невольно почувствовал, как сердце с прилегающими внутренностями вплоть до желудка попыталось уйти вниз. Вслед за резко снижающейся и удаляющейся поверхностью. «Стоять! На место!» - скомандовал им Виталий. Главный мотор тела дисциплинированно выполнил команду. И появился кураж. Виталий притормозил в пяти метрах от края обрыва, левая рука тоже рефлекторно выполнила команду «Стоять!». Появилась шальная мысль подшутить над сержантом и товарищами, но не решился. Стал потихоньку отпускать тормоз, ища оптимальное положение. Ролик зашелестел, Виталий отпустил ещё…
— Эй, ты там не очень… — догнал его крик сержанта. Виталий уже был далеко. Скорость стабилизировалась после полусотни метров, и была довольно высокой. «Интересно, что будет, если на такой скорости финиширую?». Решил, что притормозит позже и посмотрел вниз. Неожиданно ему понравилось, он уже пересек точку наивысшей высоты и теперь явно снижался. Страх, и так придушенный куражом и равнодушием, доходящим до потери инстинкта самосохранения, окончательно испарился. Виталий начал жалеть, что всё так быстро кончилось. Он чуть прижал тормоз, совсем чуть-чуть. Не хотелось лишаться скорости и хотелось продлить восхитительное ощущение полёта. Прижал ещё, потом ещё. Завис на высоте метров в двадцать. Скептически поглядел вниз, после почти двухсотметровой высоты казалось, что можно легко спрыгнуть. Вздохнул с сожалением, отпустил тормоз и съехал до конца. Каретка стукнулась о динамический упор.
Через минуту Виталий, привалившись спиной к валуну, наблюдал, как пустое сиденье с прочим снаряжением ползло обратно. Хорошо! Пока оно дойдёт обратно, потом весь взвод по одному спустится… кажется, у него было время бездельно поваляться на теплом солнышке. Впервые в жизни он так остро оценил короткое счастье нескольких минут ничегонеделанья.
Вот спускается следующий вояка. «Раз!» - посчитал его Виталий, лениво щуря глаза. Что-то слишком быстро и ровно спускается, интересно, кто это такой лихой? Так, кажется, это приближается небольшой облом, т.е. его превосходительство Сержант Ворон. Опытный сержант притормозил филигранно точно, остановившись ровно там, где ноги уверенно доставали земли. Встал, снял пояс с фалом, положил на сиденье и с ходу привёл в замешательство вскочившего «во фрунт» Виталия.
— Не выпендривайся. Займи исходную позицию.
Виталий слегка округлил глаза. Что значит «исходная позиция»? Почему он выпендривается?
— Применение строевого устава в полевых условиях ограничено. Ты сейчас отличная мишень для снайпера. А меня выдаёшь, как командира.
О, как! Виталий опять вальяжно разлегся у валуна. Сержант примостился рядом.
— Магистр, ты почему филонишь? — Виталий замер. День удивительных мелочей. Сержант мог знать его позывной, хотя ни разу раньше этого не обнаруживал. Виталий отложил этот маленький, но примечательный факт в память. А почему «филонишь»? Виталий справедливо полагал, что он на счету самых лучших и дисциплинированных солдат. Он повернулся к сержанту, ожидая пояснений.
— Ты можешь больше, — начались пояснения, — Не спорю, ты помогаешь товарищам, когда нужно. Только ты можешь больше. Что-то объяснить, где-то пошутить, чтобы обстановку разрядить.
— Была такая мысль, — согласился Виталий, — когда я в начале притормозил. Хотел попросить орден Мужества, если не обосрусь.
Ворон издал странный звук, нечто среднее между кхеканьем и резким выдохом. Через паузу сказал:
— В следующий раз не сдерживай… души прекрасные порывы. Коллектив надо держать. Сержант не всемогущ и не бессмертен. А если вспомнил дореволюционные обращения, то я «ваше благородие», а не «превосходительство».
Ворон встал. Канатная амуниция доползла до начальной точки. Сержант в переговорник проинструктировал взвод и повернулся к Виталию.
— Ну, что? Пошли.
День только начался. Как всегда жаркий.

Ладыгин втягивался, открывал для себя новый, по-мужски жёсткий и удивительный мир. Ни одна слышанная ранее байка или быль про солдатское житьё-бытьё не оправдывалась. Может быть, легендарные фронтовики времён Отечественной увидели бы что-то своё. А вот хлебнувшие дедовщины и землячества в многонациональной Советской, да и Российской Армии только с недоверием качали бы головами, попытайся им кто-то из сослуживцев Ладыгина рассказать о порядках родной части. Система подготовки элитных подразделений была бы похожа, один в один. Если бы похожесть не ломал комиссар. И остальные офицеры.
Политзанятия не были похожи одни на другие и часто проходили вне расписания. По причине отсутствия Дровосека, который отбыл на южную базу, это бремя взял на себя комбат. На самом первом занятии он предупредил, что вопросы можно задавать любые, даже глупые. И получал их кучей, по отдельности и разного качества.
Ладыгину надолго врезалось в память самое последнее. Конечно, понял он это потом.
Комбат расслабленно сидел на стуле.
— Ну, что вояки? Вопросы есть? — тоже стандартное начало. Ладыгин долго размышлял над этой загадкой, но так и не разгадал её. Эту фразу, разбитую на два коротких вопроса, не совсем уставную, он слышал много раз. А думал над тем, откуда она пошла. От комбата, — потому что у него эти слова звучали очень органично, как личный, только им изобретённый сленг, — или нет?
Вопрос нашёлся. Поначалу многим он показался глупым, но по итогу все, а не только Ладыгин, выглядели непривычно задумчивыми.
— А зачем это всё, товарищ капитан?
— … — комбат смотрел вопросительно, сослуживцы с любопытством. Солдат путано начал объясняться:
— Ну, вот нас натаскивают, как охотничьих псов. На какого зверя?
— На какого… да на всех, — Шарафович чуть задумался, но начав говорить, за словом в карман не лез.
— Мы должны суметь разбить наголову и быстро армию любой страны. Или любую коалицию армий.
— А разве это возможно? — осторожно спросил кто-то из солдат, не автор первого вопроса.
— Если не возможно, то придётся сделать невозможное. У нас есть образец, и мы должны его превзойти. Какая армия самая сильная в мире? Советская армия образца 1945 года. Вот самая высокая планка. Как наши войска разгромили японскую Квантунскую группировку? Наших было полтора миллиона, японцев чуть поменьше, миллион четыреста. Горная местность, они защищаются. Что говорит военная наука о соотношении потерь при такой диспозиции?
— В горной местности или при взятии города типичное соотношение потерь между нападающими и обороняющимися семь к одному, — отбарабанил второй солдат. Комбат кивнул:
— По итогам боёв до полной сдачи в плен остатков Квантунской армии соотношение боевых потерь было 1:60. В пользу Советской Армии. С учётом пленных, которые сдались до полного разгрома японцев. По одним убитым я не помню, то ли один к восьми, то ли один к десяти.
Солдаты поражённо молчали. Большинство о таких подробностях второй русско-японской войны не знало.
— Мы должны превзойти наших дедов. Тот наивысший пик боеспособности должен стать для нас отправной точкой.
— А как мы сможем победить армию даже средней страны? — дотошно выспрашивал второй солдат, — У кого-то миллион солдат, у кого-то больше.
— Во-первых, мы должны обладать более совершенной техникой. Если огневая мощь нашего полка или дивизии будет сравнима с совокупной огневой мощью армии противника, то частично проблема решена…
— А дальше?
— Не торопись. Вы знаете, что у нас есть орбитальный самолёт. Что это значит? А это значит, что гиперзвуковые ракеты у нас в кармане. Наши инженеры, — возможно, кто-то из вас, — придумают ещё что-нибудь. После этого настаёт ваша очередь. Это во-вторых. Вы должны внушать противнику ужас. Обученность, выносливость, это всё само собой. Но этим многие обладают. А вот как запугать врага до начала реального боя?
Командира дал время подумать и объяснил. Ладыгин слушал с нарастающим интересом.
— Ужас. Этот зверь должен быть приручен. Вы не сможете заставить врага трястись от страха, если не будете держать страх на коротком поводке. У каждого это своё. До одури боитесь высоты? Прекрасно. Значит, есть возможность поймать и посадить этого дракона на цепь. И каждый должен сделать это сам.
Комбат снова помолчал.
— Вы – солдаты. Военные. А значит, смертники. Кто-то из вас погибнет. Хорошо бы никто, но так не бывает. И это хорошо.
У многих расширились глаза, «Что же тут хорошего?!».
— Когда солдат идёт в бой, он заранее приговаривает своего врага к смерти. Но он не имеет на это права, если сам не готов умереть. Поэтому я и говорю… ну, может не хорошо, но так правильно. Так всё устроено. Бой – игра со смертью в пятнашки. Неравноправная игра. Выигрывает Смерть, или вы исхитряетесь свести вничью.
— Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю, — эти слова сержанта Виталий не расслышал, но разгадал после продолжения комбатом.
— Всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслаждения —
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
Взвод задумался. Ладыгин затосковал. Внутри опять заныло. «Упоение в бою? Ах, какое счастье… но ты бы, капитан, рассказал, как уберечь наших любимых? Как сделать так, чтобы им ничего не угрожало? Да разве это ужас, страх за свою шкуру? Ужас от бессилия что-то изменить, когда твоих близких убивают, вот настоящий ужас».
Комбат прервал его мысли. Говорил он давно известное всем профессиональным военным, это только для них, служивших второй месяц, было внове.
— Но один страх должен править вами. Страх не выполнить приказ командира и подвести своих товарищей. Не только я, но любой сержант и даже ваш товарищ имеет право пристрелить любого, кто струсит. И ничего ему за это не будет.
— Но ведь командир может ошибиться, — заметил кто-то с задних рядов.
— Встать, рядовой! — мгновенно среагировал комбат.
— Рядовой Сафронов! — вскочил солдат.
— Наряд вне очереди.
— Есть наряд вне очереди!
— Садись, — комбат сделал паузу, — даже думать так запрещено. Бой или войну можно проиграть. Есть воинское счастье, есть несопоставимый уровень сил, всё может быть, но всё это не ваше дело. Сомнение в командире — первый шаг к поражению. И ещё. Здесь начинается особая зона допустимых действий. Нельзя не только сомневаться в действиях своего командира, но и подрывать авторитет командира условного противника. На учениях. А на войне с реальным врагом вы обязаны это делать. Разрушите авторитет офицеров у вражеских солдат — считайте, что выиграли главную битву.

Прошлая жизнь, такая сейчас далёкая, будто из другого пространства и времени, неожиданно напомнила о себе. Вечером он подошёл к сержанту и затребовал связь с Инженером. Накануне было наоборот. Ворон поманил его пальцем и отвёл на узел спецсвязи. Оператор дал наушники, показал, что надо нажать, когда разговор закончится и вышел из комнаты вместе с сержантом. Виталий уселся на крутящееся кресло, нацепил гарнитуру. Экран бесстрастно отображал нетерпеливо ожидающего Инженера.
— Здравствуйте, Равиль Нариманович, — разговор начал Ладыгин.
— Привет! Почему я тебя не вижу?
Виталий оглядел приборные стойки по бокам монитора, нашёл глазок видеокамеры и нажал кнопку.
— Вот. Другое дело. Как ты там? — Инженер вглядывался в лицо своего зама. Ладыгин бесстрастно ждал. Ему разглядывать шефа было ни к чему.
— Я вижу, тебе там не сладко… — шеф, видимо, заметил на его лице пару небольших ссадин и уже сходящий слабый синяк. Следы, оставленные партнёрами по рукопашному бою.
— Не волнуйтесь, шеф, — Виталий небрежно махнул рукой у лица, — я в долгу не остаюсь. И вообще… мне тут нравится.
— Значит, всё у тебя хорошо? — Инженер никак не мог спрыгнуть с беспокоящей его темы.
— Намного лучше, чем было. Шеф, давайте о деле.
— Да. Проект СТ-103+ помнишь?
— Помню.
— Так вот. Мы довели его до конца. Выяснилось, что в узкой зоне, где масса ядер на порядок больше актиноидов, может существовать зона стабильности.
— Ого! Значит, она всё-таки вертится, — Ладыгин заинтересовался всерьёз. Теоретические исследования возможности существования сверхтяжелых веществ были начаты при нём. И вот оно. Свершилось.
— Что? Кто вертится? А-а-а… шутишь. Вот теперь верю, что ты в порядке, — Инженер повеселел.
— Так вот. Теперь сидим и ломаем голову, как проверить. Для проверки нужна установка, подобная ТОКАМАКу, а это такие деньги…
Разговор вчера закончился тем, что Виталий обещал подумать. За сутки, в течение которых он думал о чём угодно, только не о проекте, из подсознания вдруг выплыла идея. Буквально сейчас. Вот он и пошёл к сержанту. Ворон имел озабоченный вид, но откликнулся.
— Надолго?
— Минут десять.
Они пришли туда же, оператор вызвал Инженера. Виталий уселся и прежде разговора обратился к нему и сержанту.
— Ребята, я извиняюсь, но вам бы выйти…
Оператор, уже другой, не вчерашний, возмущённо открыл рот и тут же закрыл. Ворон уже подталкивал его к выходу. Инженер угадал возникнуть на экране почти сразу, как только закрылась дверь. После приветствий Виталий изложил суть идеи.
— Гарантий никто не даст, но может сработать. Если такая зона стабильности есть, то такие элементы могут возникнуть на Солнце…
— Да! Здорово! — экспрессивно откликнулся Инженер и тут же закручинился, — Вот только как его поймать?
Ладыгин отмахнулся.
— Главная проблема не в этом. Отфильтровать излучение известных элементов задача элементарная. Там в другом закавыка. Спектр сверхтяжёлого элемента будет размазанным, возможно сплошным. Но тут должен сработать принцип обращения помех на пользу.
— М-да… как мы сами-то не догадались, — Инженер уже размышлял, — сейчас у нас хотя бы направление есть, куда двигаться. Если выловим новый элемент, мы — молодцы. Если нет, это ничего не значит. Сверхтяжёлые вещества может и не вынести на поверхность Солнца. Но можно исследовать взрывы сверхновых.
— Я вижу, вы с мёртвой точки сдвинулись, — Виталий был рад за шефа, — Тогда я свободен? А то знаете… у солдата служба – круглые сутки.
Виталий вежливо выслушал пожелания шефа держаться и попрощался. Прошёл по короткому коридору, в котором маялся недовольный оператор. Миновал стальные двери, небрежно козырнул караульному. Ворон сидел у крыльца на простенькой лавке, доске, опиравшейся на небольшие валуны. Двухэтажное здание затеняло скамеечку от наконец-то собравшегося на ночлег солнца. Жара ослабляла удушливую хватку.
Виталий удивился, Ворон курил. Удивился бы сильно, если бы не был вымотан к концу дня. Никогда раньше не видел своего сержанта с сигаретой. Сел рядом и пока сержант с наслаждением дымил, рассматривал знакомый пейзаж. Хотя знакомиться надо было каждый день. Что-то менялось ежедневно. Слева от приземистой казармы в форме буквы «П», через дорогу, отсекавшую стартовую площадку и авиабазу от их чисто военного хозяйства, строился огромный ангар. Не ангар, конечно. Цех для сборки и техобслуживания «Буранов». За ним в отдалении росла, поблёскивая сварочными вспышками, башня. Ещё один будущий объект охраны и службы. Здесь всё было чисто военным, только что-то можно было использовать и для гражданских целей.
Насколько мог судить Виталий, проект базы существенных изменений не претерпел.
— Ну, что? Всё нормально? — сержант произнёс так, словно и не сомневался в другом исходе. Виталий подтвердил его уверенность кивком.
— А у нас не очень. Завтра учебный бой с первым взводом, — Ворон аккуратно затушил израсходованную сигарету и кратко изложил. Их, условных противников, разместят на расстоянии десяти-двенадцати километров от высоты, до которой надо добраться. Кто первый — тот и победил. И по всему, победит первый взвод, а не их, второй.
— Они быстрее. И доберутся первыми, — заключил сержант. Виталий про себя решил, что задача не сложная. «Мне бы твои проблемы, ваше благородие», — подумал так, а сказал иначе:
— Карта есть?
— Да. У меня. Пойдём, покумекаем, — сержант встал настолько легко, что Ладыгин опять подивился. Будто не ноги его поднимали, а неведомая сила, а колени просто соглашались разгибаться.
По пути в казарму Виталий полюбопытствовал:
— Так вы курите, ваше благородие? — сержант кивнул, — А почему я раньше не видел?
— Тренируюсь. Тренируюсь управлять своими привычками.
«Ишь ты…» — уважительно подумал Виталий. Пока преодолевали недлинную дорогу до казармы и резиденции сержанта, которую его подчинённые втихомолку нарекли «вороньим гнездом», он размышлял над поставленной задачей. И когда уселись за стол, начал излагать:
— Задача не сложная. Потому что путей решения…
— Кофе будешь? Ну, если бессонницы не боишься.
До отбоя оставалось чуть меньше часа, и Виталий не верил, что кофе может обнулить накопленную за день усталость. Сержант положил перед ним карту и ткнул пальцем три раза.
— Высота. Позиция синих, то есть, нас. Позиция зелёных, — и занялся кофемолкой и кофеваркой.
Ладыгин принялся исследовать диспозицию. М-да. Мало того, что взвод Корнета быстрее, так и располагались они к северу. Виталий прокрутил память как киноплёнку. Видел он этот гору. Далеко не пик Коммунизма, конечно, но преодолеть метров триста с гаком высоты придётся. И с северной стороны это можно сделать легко и ненапряжно. В темпе лёгкого бега. Тот склон пологий, только последние несколько десятков метров придётся карабкаться. Если предусматриваются равные условия, то зелёные должны стартовать чуть подальше, но нет. Между ними и высотой местность более пересечённая. Придётся больше попыхтеть на марше, зато финиш комфортный. Взводу Ворона наоборот, маршрут достался гладкий, но подойти они могли только с юго-востока. А с этой стороны гора была обрывиста, в какой-то части почти вертикальна.
Тум! Перед Виталием нарисовалась чашка с дымящимся чёрным напитком. Виталий втянул полузабытый запах. Даже зажмурился от удовольствия с примесью ностальгии.
— Надумал что?
— У-ф-ф-с-с-с! — первый глоток священен, поэтому Виталий сделал паузу, а сержант не торопил.
— Вопрос на засыпку к вашему благородию. Какое вооружение позволено брать?
— Любое, которое можно унести на руках.
— Значит, лёгкий миномёт можно взять?
Ворон мгновенно напрягся и сузил глаза. Кажется, он поймал мысль с лёту.
— Нам надо добраться сюда, — Виталий ткнул пальцем в точку на карте, — тут примерно два с половиной километра. Как раз вся высота в зоне полного заряда.
— Может западнее? Подальше от зелёных. А то вдруг доберутся?
— Нет. Невыгодная точка для навесной траектории. У самой вершины образуется мёртвая зона с той стороны… вы же видели эту горку? — сержант кивнул. Лицо его светлело, — В общем, идея проста. Мы не можем за ночь натренироваться так, чтобы бегать быстрее. Значит, надо притормозить противника.
— Ты можешь не попасть, — не сговариваясь оба решили, что обстрел из миномёта будет делом Виталия, — но ты прав. Это, как минимум, шанс.
В кубрик просунулась голова солдата.
— Тащ сержант. Вечернее построение. Взвод стоит.
Ворон кивнул. Голова исчезла.
— Ну, что, Магистр? Пошли.
— Нет. Давай без меня. Калькулятор есть? Я прикину углы стрельбы, — Виталий не заметил, как перешёл на «ты». Сержант тоже не заметил или не придал значения. Он выдвинул верхний ящик стола, «Тут всё есть», захватил командирский планшет и вышел.
Виталий сделал все расчёты быстро, только пару минут захватил от времени сна.

После завтрака взвод вывезли на грузовике. Зелёных отправили на вертолёте, их стартовая точка была намного дальше. Через полчаса солдаты Ворона в два потока выпрыгивали из кузова армейского ЗИЛа. Сержант прошёлся вдоль строя. Говорить начал, когда рёв ЗИЛовского двигателя отдалился вслед за своим источником.
— Делимся на две группы. Первая – миномётная, в составе третьего отделения и половины второго. Тех, кто бегает похуже. Старший – Ладыгин. Вторая — основная, пойдёт со мной. Рядовой Ладыгин! Ко мне!
Виталий подскочил, козырнул. Сержант протянул ему маршрутную карту. Смотрел холодно и отстранённо.
— Твой маршрут. Можешь отклоняться, но не советую. Проинструктируй личный состав…
— А мины обязательно в ящиках тащить?
— Твоё дело. Твои решения — твоя ответственность. Помни про фактор времени. Всё.
Дальше сержант обратился ко всем.
— У нас примерно 15 минут. Как только получим сигнал, выступаем.
Виталий поразмышлял и приказал своим разгрузить ящики с минами и зарядами. Распределил груз по всем, кроме тех, кому надо было нести трубу и опорную плиту. Вспомнил действия Ворона в таких случаях и заставил всех попрыгать на месте. Кроме трубо- и опороносцев. Себя нагружать ничем миномётным не стал, оставил в резерве. Они ещё успели синхронизировать с Вороном часы, когда от Гризли, пребывающего в роли посредника, был получен сигнал пятиминутной готовности.
Через пять минут взвод Ворона двумя группами начал движение по медленно расходящимся линиям. Пару месяцев назад Ладыгин, забреди ему в голову блажь пробежать длинный кросс, стартанул бы весело и ходко. Чтобы через километр высунуть язык, как собака в жаркую погоду. Группа Ворона неумолимо уходила вперёд, Виталию приходилось сдерживать себя и своих от желания не отставать. Хорошо, что неуместное желание быстро прошло. Через десять минут Ворон, видимо, почувствовал, что он и его ребята размялись и можно прибавить обороты. Когда солдаты Виталия «взяли» очередной холм, лидирующую группу они уже не увидели.
— Привал пять минут! – объявил Виталий. Надо было свериться с картой, поточнее определить координаты. Так, кажется, они немного отклонились, надо взять левее. Теперь самое трудное. Преодолено меньше половины расстояния и солнце уже поднялось высоко. Туркменское летнее солнце показывает свой беспощадный характер сразу, как только выпрыгнет из-за горизонта. Но сейчас девятый час утра, и вторую половину пути им придётся жарко. По-настоящему жарко.
Виталий вытащил из подсумка серую петлю хлопчатобумажной ленты, одел на голову. Иначе скоро пот будет заливать глаза, разъедая их солью, смешанной с пылью.
— Приготовиться! — Виталий огорчил сослуживцев неизбежным и ткнул рукой вперёд, — Ориентир вон тот бархан с валуном у вершины!
— Дай сюда, — эта команда была выполнена радостно. Виталий отобрал опорную плиту, изъездившую плечи Юры Круглова, невысокого и худощавого паренька, первого весельчака взвода.
До намеченной точки две главные части миномёта несли втроём. Посменно. Плиту Виталий потом отдал солдату, несшему трубу. Трубу свалил на Юру, велел прибавить обороты и меняться по просьбе любого. Безжалостно к самому себе никогда не требовал смены. Когда казалось, что горячее железо буквально придавливало вниз, к раскалённому песку, превращавшемуся в жаровню, говорил себе: ещё пару сотен метров. Потом ещё сотню. Потом… потом уже не было. Кто-то из сменщиков не выдерживал.
На намеченном бархане не останавливались. Высота, — гора, за которую предстояло драться, — казалась совсем близкой. А намеченная точка для миномётной позиции — вообще рукой подать. Под уклон бежать стало легче, даже Юра перестал преувеличенно страдать. А песчаный грунт с вкраплениями камней сменился на каменистый грунт, присыпанный песком.
Вот она! Всё верно, они на месте. Виталий резко выдохнул, укрепился на подгибающихся ногах и прикинул расстояние до вершины, вытянув руку с оттопыренным большим пальцем. Убедился ещё раз, всё точно.
— Мины на землю не класть!!! — пришлось заорать. Успел, никто не вывалил мины прямо на грунт, — Ты, ты и ты – миномётный расчёт. Здесь позиция, там ниша для мин. Быстро, быстро!
— Позиция здесь? — вытаращился Юра, один из тех, кого Виталий тыком пальца произвёл в миномётчики. Виталий чуть задержал на нём взгляд: «Сопливых забыли спросить. Выполнять! И быстро!!!» - Юра расшифровал несказанное мгновенно. Невысокий и щупловатый, он с лихвой брал сообразительностью.
Юрик был прав, если исходить из «Руководства по боевой работе подразделений 82-мм миномётов» (выпущенного ещё в 1976 году Министерством обороны СССР). Огневую позицию для миномёта следовало выбирать максимально скрытно, а Виталий указал на склон в сторону цели, где их могли засечь даже без бинокля. Виталию самому было не по себе, но сделал этот выбор не просто так. Так легче, быстрее и надёжнее устанавливать опорную плиту и намного легче прицеливаться. Не только их могли увидеть, но и они всё видели.
— Панкратов! Ко мне! — к нему подскочил парень, не уступавший Виталию ростом, но намного корпуснее. Его спарринг-партнёр по рукопашной, от которого Виталий поимел немало синяков и шишек. Виталий как-то услышал неласковый комментарий от него, когда в очередной раз летел в пыль кубарем: «Что, мажорик? Не похоже на гламурные тусовки?». Кажется, парень по некоторым признакам особого статуса Ладыгина решил, что он «из этих».
Виталий не озадачился попытками разубеждать. Если не считать его совсем не бесплодные усилия сквитаться. Сейчас решил, что парня придётся осадить очень жёстко, если тот позволит себе хотя бы микроскопическую попытку подорвать его временный командирский авторитет. Не хотелось, Панкратов был хорошим солдатом, но Виталий был готов.
Панкратов козырнул.
— Отставить. В боевой обстановке действие строевого устава ограничено. Берёшь всех остальных и со всех ног к Ворону. Твой позывной – «пятый». Перед подходом не забудьте щитки опустить. Выполнять!
— Есть! — рука опять дёрнулась козырнуть, но вовремя остановилась. Виталий секунду понаблюдал, «Ага, дисциплина на уровне. Любит, не любит это для гражданки». Ещё через несколько секунд цепочка солдат запылила в сторону «верблюда». Так они с Вороном обозвали скопление валунов у юго-восточного подножия высоты. За двугорбую вершину.
Виталий занялся миномётом. Скомандовал Юрику держать отвес и установил по нему направляющую линию на стволе. Он ещё вчера наметил главную точку прицеливания, одна треть северного склона. Максимальное уклонение влево доставало до вершины, вправо – накрывало небольшую, заросшую чахлым кустарником лощинку до «верблюда».
Он возился с буссолью в дюжине шагов от «аппарата», когда спохватился. Оторвался от окуляра.
— А вы чего сидите!? — он потерял полминуты, не загрузив полезной работой двух солдат расчёта, — вешайте полный комплект и трубку на 52! Живо!
«Твою мать!!!» — Ладыгин ругнулся про себя и на себя. Так недолго и в цейтнот попасть… требовательно завибрировал переговорник. Отложил буссоль, - с прицеливанием согласно всем пунктам Руководства можно еще полчаса провозиться, основное он сделал, - скинул каску, кепку и заменил их наушниками. В уши тут же ворвался голос Ворона, кипящий от бешенства.
— Спишь, б…!!! Мы еле успели! Корнет, с-сука, чуть не опередил! Прикрой! Быстро! У них АГС! На два часа, от ста до двухсот метров! Быстро, б…!
— Три мины, быстро!!! — Ладыгин уже бежал к миномёту. На ходу махнул рукой Юрику: «В сторону, нах…». Плюхнулся на зад перед «аппаратом». Вот оно, гадство! У Корнета тоже оказалась голова на месте, а он всё ломал голову, что тот может придумать. Преимущество и так за ним, так он ещё решил соломки подстелить, заблокировать им подход полностью. Пальцы с лихорадочной поспешностью крутили маховички. Так, хватит… обернулся к подносчикам.
— Махну правой рукой — команда «Огонь». Ясно? Огонь!!! — Ладыгин подкрепил команду резким движением руки. Солдат подскочил, опустил мину в ствол, отскочил. Виталий закрыл уши, зажав в руке микрофон. «Аппарат» коротко и гулко ударил по ушам. И по заду. Ладыгин поморщился и вскочил на корточки. Тут же махнул рукой снова. Надо было оценить разброс. Он стрелял из миномёта второй раз в жизни.
По-хорошему надо высмотреть, куда лягут мины, сделать корректировку и можно долбить по посинения этих «зелёненьких». Нет времени. Переговорник не выключал и звуки, доносившиеся оттуда, не вдохновляли. Еле слышный треск пейнтбольных винтовок время от времени заглушался каскадом пощёлкиваний. Ладыгину этот звук, искажённый аппаратурой, был не знаком, но догадаться не сложно. По группе Ворона долбили из АГСа.
Мысли из серии «хорошо бы, да надо бы» носились на периферии сознания, не смея влезать на первый план. Прежде всего, Виталий лихорадочно выстраивал модель. Траектория полёта мин, напоминающая тугую струю воды из шланга, вот что главное. Начинается здесь, у его ног, кончается там. Как только он увидит место разрыва, всё уложится. Он уткнёт конец траектории в любую точку, какую захочет. Он уложит мордой в землю всех зелёненьких. План Корнета стал полностью прозрачен с первых слов сержанта. Одна группа большей численности сейчас яростно стремится раздавить Ворона. Вторая, маленькая, из самых шустрых, рванула к вершине. Ворон наверняка тоже отправил своих туда же, и сейчас соотношение в самом лучшем случае один к двум не в его пользу. Если зелёные успеют расправиться с Вороном до подхода Панкратова, они победят. Досрочно. Им останется только «снять» несколько наших скалолазов. Что они и сделают влёгкую. И высота украсится зелёным флагом. Отделение Панкратова будет расстреляно на подходе, как в тире.
Диспозиция высветилась мгновенно. И главный фактор – время. Не тот прав, кто сильнее и не за тем, за кем правда. Правым окажется тот, кто успеет. Поэтому Виталий пальнул тремя минами сразу, две подальше от Ворона, третью поближе. Мины только не поторопишь. А лететь им чуть ли не минуту. Зато можно самому поторопиться. Виталий колупнул переговорник и отключился от сержанта. Судя по животворному сержантскому мату и остальным звукам Ворон пока был на коне. Вернее, на «верблюде». Набрал код вызова Панкратова.
— Пятый на проводе, — не по уставу откликнулся Панкратов.
— Пятый, дай направление ветра. Ты идёшь на 12 часов, центр — точка прибытия.
— Стой! — Виталий догадался, что Панкратов дал команду своим. Немного пожалел, что отобрал у них несколько секунд.
— Подожди чуток… — его спарринг-партнёр дышал глубоко и мощно. Виталий немного позавидовал его выносливости, — так-так, направление шесть часов, но ветерок слабенький.
— Учту. Отбой, пятый, — «учту, конечно. Воздух стекает от вершины и поворачивает. К лощине направление, скорее всего, пол-пятого». Так думал про себя Ладыгин. Есть! Ладыгин напряжённо смотрел на два распустившихся фейерверочных снопа искр от разорвавшихся одна за другой мин. Тут же высветился искрами ещё один колокол разрыва. Хотелось ударить по середине лощины, получилось выше метров на двадцать. Не важно. Для пристрелочного выстрела результат почти феноменальный. Главное — Виталий «поймал» траекторию. Трубку можно поставить на 53, но и так сойдёт. Он почувствовал какую-то возню сбоку. Юрик свернул свой вещмешок, ещё чей-то и сунул ему под задницу.
Не было времени даже на простое «спасибо», Виталий плюхнулся на самопальное сиденье. Пальцы опять крутили колёсики прицелов. Про Ворона можно пока забыть, надо перехватить корнетовский авангард. Наверняка они уже у самой вершины. Или на ней. Того и гляди зеленый флаг заполощется.
— Огонь! — команду выкрикнул только первый раз, потом только делал отмашку рукой. Четыре мины, тряхнув перед этим землю под Ладыгиным, унеслись к цели. Две почти на самую макушку, две чуть пониже. Если они и в самом деле такие быстрые, как уважительно о них думал Ладыгин, им крышка. Да вообще, всем крышка. Козырной туз, припасённый синими, выброшен на игорный стол. У зелёных был только один микроскопический шанс что-то сделать за время, пока туз летит к поверхности стола.
— Дымовые, быстро! — улетели дымовые мины. Ладыгин схватился за переговорник.
— Третий, третий, приём.
— Третий на связи, — через секунду откликнулся Ворон.
— Пошли дымовушки. Одна отсечёт тебя от АГС. Вторая по середине северного склона ближе к нам.
— Понял.
— Отбой, — Виталий на этот раз отключился. Группа Ворона отыграла свою партию. Виталий методично слал мины на весь северный склон. До тех пор, пока не разорвались дымовые мины. Густой сероватый клубящийся туман пополз в лощину, отрезая нападающих зелёных от защищавшихся синих. И что же они будут делать? Воспользуются, конечно, новыми обстоятельствами. И те и другие. Виталий гмыкнул и быстро, но с рассчитано разными интервалами заслал четыре мины в лощину. Две в искусственный туман, две подальше. Ибо нефиг.
А что скажет товарищ Ворон и его синие воронята? Если они не дураки, то рванут по гребню, ограничивающему северный пологий склон. Прикрываясь второй дымовой полосой. Воспользуются его доступностью, но по самому краешку. Чтобы чуть что – нырнуть влево.
Виталий напряжённо сузив глаза, то и дело, сверяясь с выстроенной внутри моделью стрельбы, да и вообще, всего происходящего, работал. Он аккуратно, примерно, каждые пять секунд выпускал мины по обеим дымовым завесам, но чаще по склону.
— Мины кончаются, шеф! — доложил Юрик.
— Сколько?
— Три.
Козырной туз своё отрабатывал. Была ещё одна возможность помочь своим, которые сейчас должны были карабкаться наверх. Зеленые могли их взять, пройдя по коридору между полосами дыма. Миномёт раздумчиво, не торопясь, выплюнул последние три мины. Если через пятьдесят секунд кто-то окажется в «коридоре» ему станет кисло.
— Всем приготовиться! — Ладыгин вскочил, тело требовало немедленных действий, — Ты, Юрик, остаёшься. Упакуешь аппарат. Остальные – за мной!
Через пару секунд, нацепив вещмешки и похватав винтовки, они бежали к «верблюду».
— За Родину! За Сталина! — догнал их весёлый крик Юры. «Вот обалдуй, всё опошлит» — сам себя уговаривая на неодобрение такого легкомыслия хихикнул Ладыгин.
Через восемь минут Магистр и два его солдата были «убиты».

(Как грится, благословясь, продолжим...)

Хотя Ворон его предупреждал. Впрочем, для того и предупредил, чтобы он принял решение. На подходе к «верблюду» их скрывала длинная и невысокая каменисто-песчаная гряда. Ворон засёк их бросок сверху.
— Первый, тебе готовят встречу. На гребне на пять часов от верблюда.
— Вас понял, третий. Отбой, — Ладыгин не считал свою память феноменальной, да она такой и не была. Она была почти феноменальной и моментально предоставила ему все варианты действий, которые в подобных случаях предпринимали Ворон и другие сержанты. Тот же урок Корнета, — нельзя недооценивать противника, победа никогда сама не запрыгнет тебе в карман, несмотря ни какое превосходство в силах, — был усвоен натвердо. Ладыгин был потрясён тем, что Корнет почти успел нейтрализовать их козырь. Он-то самонадеянно считал, что их выигрыш дело практически решённое.
Вариант был выбран самый решительный и самоубийственный. Ладыгин полагал, что фактор времени до сих пор является решающим. Преодолевая сопротивление своих лёгких, которые не хотели уступать дыхательные пути для каких-то там слов, Виталий проинструктировал своих:
— Щитки опустить! Дистанция десять метров, к гребню – пригнувшись, гранаты – к бою! Приготовиться! Огонь! Вперёд! — они рванули так, будто хотели обогнать уже брошенные гранаты. Расчёт был нахальным и дерзким, в общем, как учили. Разрывы хоть и учебных, но гранат дадут недолгую пыле-дымовую завесу и отвлекут внимание. А там… винтовка уже готова к бою.
В общем, всё сработало. Они, как нарочно, — хотя неплохо сказать «спасибо» Корнету, что вывел своё «засадный полк» из двух человек точно им навстречу, — выскочили прямо на своих визави. Которые сделали то же самое, встречно атаковали их гранатами. Угадав свой бросок на долю секунды позже. Пригнувшись, Виталий выскочил на гребень и оказался в досадном соседстве с эпицентром злого и оглушительного разрыва. Левый напарник тоже попался, зато правый не оплошал. От взрыва его закрыл Виталий, и он успел залепить белой краской щиток уцелевшего зелёного. Другой зелёный оказался слишком близко между двумя разрывами. В реальном бою мог и уцелеть, ложбинки они себе соорудили. Только правый товарищ Виталия шанса ему не оставил, дистанция не больше сорока метров, оба на линии огня, так что…
— Вы там, на гребне! Все двухсотые, один синий – трёхсотый, — над ними парил беспилотник, глаз большого Гризли.
— Поправка. Все двухсотые. Кроме одного зелёного, — в общем эфире раздался ещё один голос. Корнет. Ругнулся товарищ Виталия, так удачно сработавший, но не оказавшийся в «выживших» счастливчиках. Ругнулся и схватился за шею. На щитке тоже расплывалось белое пятно. В пятидесяти метрах из-за небольшого валуна поднялся третий. «Твою мать!!!» — у Виталия округлились глаза. Корнет может и проиграл, — да, проиграл, Виталий был уверен, — но лично Ладыгина он поставил на место. Сказавший последнее слово солдат Корнета насмешливо отсалютовал и направился к «верблюду».
Через полчаса всех их скопом посадил в глубокую лужу Гризли.
— Более идиотской атаки и не менее идиотской засады я не видел, — все, зелёные и синие, «живые» и «мёртвые» вперемешку, уже расположились в лощинке рядом с «верблюдом». Виталий привалился спиной к большому камню. Обжигая в самом начале через пять минут камень уравновесил свою температуру с человеческой. Виталий уже начал отходить от потрясения, но первоначальную жгучесть гранитной поверхности ощутил так, будто тело не совсем его. Ощущение, что его и на самом деле убили, никак не хотело уходить. Хочется ли ему избавляться от такого малость противоестественного чувства или нет, он и сам не знал.
— Вот скажи, вояка — капитан смотрел на него, — зачем ты попёрся прямо в лоб?
Виталий пожал плечами, пока он рефлексировал, Гризли, — таковы командиры, ничего с этим не сделаешь, — выдернул его из пограничного состояния одним только движением глаз в его сторону. Ну, да, им говорили: «мёртвые сраму не имут – не для вас».
— А что было делать, тащ капитан? — Перед вопросом Виталий наметил движение вскочить, зорко выслеживая малейшее движение Гризли. И тут же расслабился, готовно истолковав слабое движение десницы командира, — даже не движение, а лёгкий намёк на него, — как команду «отставить».
— А ты чего вообще хотел-то?
— Облегчить жизнь своему горячо любимому сержанту.
Гризли хмыкнул:
— Обошёл бы левее, там главное до тех камней добраться. И там бы вас могли взять, только если бы вы стали специально из себя мишени изображать.
Виталий смолчал. Он ошибся. В момент, когда они подходили к «верблюду», фактор времени отошёл на второй план. Не надо было ему торопиться. Был вариант ещё примитивнее предложенного Гризли. Они могли залечь за пределами дальности выстрела и ничего не делать. Зелёные были бы вынуждены их стеречь. Несмотря на то, что при таком раскладе все бы остались живы, результат был бы таким же. Они выводили из игры двух-трёх зелёных.
Гризли стал заканчивать разбор полётов.
— Победу отдаю Ворону. У него восемь человек осталось, у тебя, Корнет, всего пять…
— Я бы их выкурил оттуда, товарищ капитан, если б вы мне АГС оставили…
— Это другая задача, — отмахнулся Гризли, — на вершине синий флаг, этим всё сказано. Выкурил бы или нет – большой вопрос даже с АГС. Слишком точно вот он (кивок на Виталия) уложил мины. АГС, в принципе, мог уцелеть, но мог и сдетонировать от осколков. Теоретически у тебя есть шансы и без него высоту взять. Мизерные, конечно. Но повторяю: это уже другая боевая задача. И быстро выполнить ты её никак не сможешь. Хоть с АГСом, хоть без.
Он обратился к Ворону:
— Твоя идея с миномётом…
— Не моя, в… товарищ капитан, — открестился Ворон. Виталий насторожился, очень интересно сержант запнулся.
— Да-а-а… а чья же?
— Ага, — оценивающе поглядел на Виталия Гризли после кивка сержанта, — тогда снимаю с тебя обвинение в идиотизме…
«Тем более, что он сработал. Двух человек мы из строя вывели» — не стал Виталий вслух комментировать. С командирами чревато. Он вертел налобную повязку на пальце, уже подсохшую на горячем камне.
— …тем более, что ты очень удачно накрыл Корнета пару раз. Передовую группу ополовинил. Тех, кто готовился флажок воткнуть. Расчёт АГС вывел из строя. Ну, и там по мелочи, четырёх человек поймал. В общей сложности, восемь двухсотых — твоя заслуга.
— Главное — темп сбил, — вмешался Ворон. Гризли кивнул.
— Случайность, — буркнул Корнет, — по всем учебникам нужно два пристрелочных выстрела. Ну, один… если опытный ас.
— Воинское счастье — не последнее дело, сержант, — Гризли не так просто было сбить с панталыку, — Ну, хорошо, допустим. Допустим, первые мины тебя не задели и у тебя есть ещё минута до следующего обстрела. Твои действия?
— Стёр бы его в порошок, — Корнет кивнул на сидевшего поодаль заухмылявшегося Ворона, — перебросил бы АГС повыше, на место разрыва мин. Под новым углом стрельбы я бы его и накрыл. Перенёс бы скрытно, рельеф позволяет.
Ворон перестал ухмыляться. Гризли поощряюще улыбался.
— Грамотно, грамотно, сержант… а дальше? — но продолжать Корнету капитан не дал, — что было бы дальше, я его спрошу. Давай, Ладыгин.
— После уничтожения группы Ворона я бы разнес всё это, — Виталий обвел рукой окрестности, — в пыль. Мин пятнадцать хватило бы. Остальные приберёг бы для флажконосцев.
— Первые мины куда послал бы, — Гризли решил его проверить.
— Туда, веером, — махнул рукой Виталий в сторону горы, — чтобы отрезать дорогу. Дальше по сжимающейся дуге с центром на валунах. Без паузы. Они бы даже головы не сумели поднять.
Виталий сделал слегка загребущий жест кистью, сжав кулак в конце движения. Ворон и многие из его солдат улыбались с торжествующим ехидством. Корнет недовольно зыркнул и смолчал, к его несчастью Виталий уже наглядно продемонстрировал, как он управлялся с миномётом.
— Твои действия после миномётного обстрела, Корнет? Боеспособными вас осталось бы не больше трёх, — Гризли смотрел вопрошающе, но интонацией уже вынес вердикт.
— И опять мы имеем нехорошее для тебя положение. Синих на вершине четверо, вас остаётся семеро, АГСа нет, и эта развесёлая троица норовит ударить вам в спину.
— Ещё один с миномётом остался, — уточнил Виталий. Гризли отмахнулся:
— Да пусть бы и остался. С несколькими минами. Как тебе такой расклад, Корнет?
Корнету, опытнейшему сержанту, ответить было нечего. Общими усилиями ему ясно нарисовали картину полного разгрома. Оставалось только отвернуться от настойчивого взгляда капитана. Гризли хлопнул себя рукой по колену.
— Так! Осталось ещё одно, и закругляемся. Сержант Ворон! — Ворон моментально подскочил и принял стойку «смирно», — У тебя появился новый командир отделения, у батальона – инструктор по стрельбе из миномёта. Вечером в канцелярии нарисуешь представление на него, подготовим приказ и присвоим звание «ефрейтор». Учения прошли результативно, все – молодцы. К зелёным тоже относится.
Гризли встал, за ним вскочили все.
— Все на миномётную позицию «синих». В качестве поощрения оттуда заберу всех на вертолёте. Сначала взвод Ворона, победители же…
Гризли ушел к стоящему на гребне вертолёту, на том же месте, котором Виталий и компания разыграли последнее действие учебного боя. Кидая завистливые взгляды, мимо прошли две сдвоенные колонны солдат. Потом побежали. Недовольных приказом перейти на бег не было. Все считали, что полчаса пешком хуже, чем десяток минут лёгким бегом. Счастливчиком посчитали Юрика, который уже беззаботно сидел в вертолёте, когда туда добрались взмыленные сослуживцы. Не сговариваясь, трое солдат пролезающих мимо него, по очереди отвесили ему лёгкий подзатыльник. Ладыгин и Ворон ухмылялись, Юра втягивал голову в плечи и трагически воздевал руки к небу:
— Вот она чёрная неблагодарность! Как вы можете, негодяи, так обращаться с героем, обеспечившим славную победу?!
Ворон с Виталием и половиной солдат отвернулись от поднявшего небольшую пыльную бурю вертолёта. Проводили его глазами.
— Этого клоуна себе заберёшь…
— Без проблем, ваше благородие, — отозвался Ладыгин.

Планирую на этом прервать фокал от лица Магистра, поэтому отрывок недлинный. Это закругление перед следующим эпизодом.

Уже в летящем вертолёте Ворон вдруг спросил, пригнувшись к уху Виталия:
— А как капитана правильно называть? Ваше благородие или ваше превосходительство?
Виталий сначала досадливо поморщился, никак ему не дадут разобраться в себе. Понимание каких-то очень важных вещей наклёвывалось в нём, и он никак не мог довести его до кристальной ясности. Он поморщился, а потом засмеялся. Важные вещи ещё надо будет додумать, а мелочь, не стоящая внимания, стала ясна сразу. Виталий вспомнил заминку Ворона при обращении к Гризли.
— Не по уставу, конечно, но интересно всё ж таки…
— Превосходительство это к генералу, — Виталий ещё трясся от смеха, — ваше благородие или высокоблагородие, точно не знаю. А у нас ещё и звания сдвинуты…

Через час Ладыгин со своим миномётным расчётом сидел в оружейной части, в комнате, где хранились лёгкие миномёты и боеприпасы к ним. У Ворона выговорил час, хотя чистку миномёта трудно растянуть больше, чем на полчаса. Ему надо было подумать.
Он сидел на стуле, машинально протирал буссоль. Ребята возились перед ним. Юра трындел без умолку. Кажется, он нахально приписывал главные заслуги себе, его товарищи то поддакивали, то возражали. Ладыгина, один раз наткнувшись на его расфокусированные глаза, не трогали. Он прокручивал весь бой в памяти, пытаясь найти свои и чужие ошибки. И уроки, главное – уроки. Корнет его восхитил. Конечно, им было ведомо, что зелёные миномёта не взяли. Вот они лежат на стеллажах, все чистенькие, смазанные, упакованные.
Командиры, насколько это было возможно, заботились о том, чтобы противники как можно меньше знали бы друг о друге. Но всё не утаишь. Зелёные не знали, что у синих есть миномёт, синие не знали об АГС, которым запаслись зелёные. Но они, синие, ЗНАЛИ, что миномёта у зелёных нет. Когда брали его здесь – все остальные были на месте. И старшина роты всё закрыл и вышел с ними. Если б ждал зелёных, остался бы там. Или вернулся бы потихоньку. И тогда зелёные догадались бы о наличии миномёта у синих. Нечестно.
Ладыгин подумал ещё. Они были в равных условиях. Зелёные так же, как и они, могли догадаться об отсутствии у них АГС. Те хранились в другой комнате. «Мы знали, что у них нет миномёта, они знали, что у нас нет АГС» — Виталий тряхнул головой, — «Не о том я думаю…».
«Корнет. Он дал серьёзнейший урок. Можно сказать, он знал, нет, не о миномёте. Он знал, что мы приготовим сюрприз и попытался застраховаться. Попытка была серьёзной. Если бы мы попробовали подойти поближе или оборудовать позицию по уставу, потеряв драгоценное время, Корнет получил бы изрядный шанс на победу». Виталий посидел немного в лёгкой прострации. Машинально отдал буссоль Юрику, уложившему его в ящик. Тот что-то спросил. Виталий ненадолго вышел из своей интеллектуальной нирваны.
— Ну, что, шеф? Мы всё, можно уходить.
— Нет. Посидите, у нас ещё полчаса. А то выйдем, неизвестно чем заставят заниматься. Отдохните, — и снова отключился. Уже не слышал весёлый галдёж сослуживцев. Было что-то ещё, что он хотел обдумать. Виталий вспомнил свои ощущения во время стрельбы. После четвёртого или пятого выстрела он стал «видеть» траекторию мин почти физически. И знал, на какие микроскопические миллиметры надо подкрутить прицел, чтобы ниспадающий конец траектории упёрся в нужную ему точку. В этот момент он из проходящей пешки стал фигурой. Полноправным членом игры, заполучившим возможность играть своими картами.
«Так. Близко. К чему близко? А вот к чему: он сумел воздействовать на события, поворачивая их в нужную сторону. Конечно, сначала мы озаботились запастись средствами воздействия», — Виталий хмыкнул, — «Всё так просто и элементарно? Иметь под рукой средства, уметь ими пользоваться и применить в нужный момент максимально точно. И тогда, вот тогда можно повернуть события в нужную сторону. Ему бы ТОГДА пистолет и быть ТАМ в нужной точке…». Виталий, конечно, знал подробности покушения на Нику. И до него дошёл просчёт службы охраны. Им надо было продублировать видимую охрану негласной. «Т-твою мать!!!» — развалившиеся на свёрнутых в цилиндры палатках и весело зубоскалящие солдаты замолкли.
Виталий встал со стула с последней мыслью: «С Командором ещё будет разговор…». А что ругательство в его адрес произнёс вслух, не заметил.

Через три недели при ежемесячной сдаче зачёта по рукопашному бою Виталий нокаутировал своего штатного партнёра и регулярного обидчика рядового Панкратова. За что получил небольшую выволочку от Гризли, посчитавшего его стиль чересчур злым и агрессивным для тренировочного боя.