Свет фар упал на выскочившее перед машиной животное. Огромный зубр вышел поперек дороги и, повернув голову, глядел на приближавшуюся машину.
Михайлов затормозил, пытаясь объехать зверя справа, по обочине. Колесо налетело на выбоину, и руль вырвался из рук. Уазик развернуло и со скрежетом повалило на бок. Авдееву повезло: он упал на Жеркова и отделался испугом. Кости, кажется, целы.
- Все живы? – от души наматерившись, спросил Жерков. – Никто ничего не сломал? Морошкин, ты как?
- Цел, - у водителя текла кровь из порезанного разбившимся стеклом лба. Сержант первым выбрался из машины и помог Жеркову. Вдвоем они вытащили Авдеева.
- А где зверюга?
Зубра не было видно.
- Ты видел, Коля?! – крикнул, выбираясь из уазика, водитель. – Видел его?
- Да видел, успокойся. Все видели.
- Да откуда здесь зубры? Это ведь зубр был! – крикнул Михайлов.
- А хрен его знает, зубр не зубр! Сейчас-то что делать будем?
- В участок звонить. Пусть машину высылают.
Про Авдеева, казалось, забыли, но он не пытался бежать. Куда и зачем? Он не чувствовал своей вины и, несмотря на убийственные выводы Черемисина, не верил, что мог убить. Даже во сне.
Милиционеры бегали вокруг «уазика», матерились, звонили в управление, прося выслать еще одну машину… а Авдеев смотрел в лес.
Тьма принимала странные очертания, клубилась и жила. Черные ветви сплетались в непонятные знаки, а ветер играл лунным светом, нашептывая:
- Она ждет. Ждет тебя! Иди к ней.
Что это? Кто она?
Вдруг, в один миг Всеслав почувствовал себя чужим здесь. Словно его вырвали откуда-то, из какого-то прекрасного солнечного мира, и он попал сюда, в туман, холод и мрак. Где я? Я хочу проснуться!
- Что уставился, пошли, - сказал Жерков, дергая замершего Авдеева за плечо. Тот уставился на мента невидящим взглядом.
- Погоди. Куда пошли? – спросил Михайлов. Бинтом из аптечки он перевязывал Морошкину голову.
- А что, будем здесь стоять?
- А что, пешком переться? Здесь машину подождем.
- Что-то холодно стало. Замерзнем на хрен здесь, - сказал Жерков. – Забинтовал? Пошли, на ходу хоть согреемся. Ты зубра этого хорошо разглядел?
- Да откуда тут зубры? – проговорил, держась за голову, Морошкин.
- А что это, по-твоему, было? Корова? – раздраженно спросил Жерков.
- Если б мы въехали в эту тушу, нас бы от асфальта отскребали, - нервно засмеялся Михайлов. – Лось любую машину в лепешку разобьет, а тут зубр!
Авдеев смотрел в сторону леса. От удара болели закованные в наручники запястья, с них основательно содрало кожу. Сидя на заднем сидении, он не видел упо-мянутого водителем зубра, но это мог быть и лось, а городские – они и есть городские, лося от зубра не отличат. Надо ж так. Угораздило.
- Никто не поверит, что зубр, Коля, - гнул свое Морошкин. – А мне за машину отвечать.
- Мы все видели! – сказал Жерков. – Не парься.
- А следов нет, - сказал дотошный сержант.
- Ты что, искал? Да и что ты найдешь в такую темень?
Авдеев смотрел, как из черноты проявились две желтые мерцающие точки. Зверь, подумал он, но страха не было. Не потому, что позади стоят парни с автоматами, а потому, что глаза эти были… знакомыми. Он не понимал, как это возможно, но глаза увеличивались, оставаясь на месте, а темный зрачок следил за каждым его движением. Что это? Это зверь или…
- Короче! – сказал за спиной Всеслава Жерков. – Чтобы не было лишних разговоров, скажем, что это был лось, а не зубр. Какая, хрен, разница? Водитель действовал по обстановке, он, может, нам жизнь спас! Понятно всем? Михайлов?
- Да, - нехотя отозвался сержант.
- Тебя это особенно касается.
Михайлов сплюнул. Жерков не упускал случая поддеть его. Даже здесь и сейчас. Сержант поглядел на задержанного. Авдеев смотрел куда-то в кусты. Смотрел долго и пристально. Не бежать ли задумал?
- Чего там? – подойдя, спросил мент. Он вгляделся во тьму, но ничего не увидел. Авдеев не ответил. Желтые глаза моргнули и сместились правее. Там что-то есть, и оно двигается, подумал он, не оно ли сбило нас? А глаза-то – волчьи. Он не-вольно вздрогнул, представляя, каких размеров такой волк. Но ведь они видели не волка, а зубра. Бред какой-то. Но самым странным было то, что он не боялся. Совсем. Разум понимал, что должно быть страшно – а сердце билось спокойно.
- Пошли, говорю. Авдеев, марш, - скомандовал Жерков и толкнул задержанного в плечо. Всеслав нехотя сдвинулся с места. Группа потопала по шоссе, оставив лежащую на боку машину.
- К утру только дойдем, - удрученно сказал Михайлов, кивая на придорожный столб с цифрой «17 км».
- Попутку тормознем, если что, - отозвался Жерков.
Они прошли с километр, но машин не было, ни встречных, ни попутных, к тому же дорогу быстро стал затягивать туман.
- Здесь, что, река где-то? – спросил Жерков.
- А хрен знает.
- Смотри, туман какой! Ни черта не видно.
Огромная тень мелькнула рядом. Зверь ходил кругами, помаргивая желтыми глазищами, но Всеслав не боялся. Он знал, что зверь пришел за ним. Но эти люди его не отпустят…
- Авдеев?
- Авдеев, спишь, что ли? – сильный толчок в плечо заставил вздрогнуть. Жерков выжидающе смотрел на него.
- Что?
- Ты же местный. Река тут, что ли? Откуда туман?
- Нет здесь реки, - сказал Всеслав.
Жерков остановился. Плотный туман наползал, и лес на другой стороне шоссе исчез за белой пеленой.
- Черт, как мы дальше-то пойдем? – сказал Морошкин. – Ноги бы не переломать, ни черта же не видно.
- Фонарик есть у кого? – спросил Жерков.
- Да здесь и фары не помогут. Слушай, надо с шоссе сойти.
- На хрена?
- Если машина проедет, сбить может. Опасно, - сказал Морошкин. – Пошли по обочине.
- Фигню ты несешь, - ответил Жерков. – Машину мы всегда услышим.
- Как сказать. В тумане и звук распространяется хуже, - заметил водитель.
- Ой, кончай, а? – поморщился Жерков. – Умник нашелся.
Михайлов остановился. Стащил с плеча автомат:
- Тише. Слышите?
- Что?
- Да заткнись ты! Слушайте.
Менты остановились. Совсем рядом прозвучал отрывистый волчий вой.
- Слышали?
- И чего? – оглядываясь, сказал Жерков. – Здесь в лесах и медведи водятся. Не ссы, не сожрут, у тебя автомат. И на шоссе волки не выйдут. Пошли.
Вой повторился значительно ближе. Ему ответил второй, затем третий волк.
- Охотится стая, - сказал лейтенант. Волков он не боялся, хуже всего было потерять дорогу в этом тумане. И задержанного. Жерков схватил Авдеева за рукав.
- Эй, не расходиться! Где вы все?
- Здесь я, - выныривая из тумана, ответил Морошкин. Водитель явно чувствовал себя не в своей тарелке, ежился и вздрагивал. – Холодно стало, заметили?
- Туман – это тебе не солнце, - сказал Жерков. – Сыро. Михайлов, ты тут?
В ответ прозвучал щелчок снятого предохранителя.
- Валера, ты что, испугался? – гоготнул Жерков. – Валера?
Жерков хлопнул по плечу стоявшего впереди Михайлова и едва не упал: рука прошла сквозь силуэт мента, тот быстро расплылся в тумане и исчез. Лейтенант раскрыл рот, выпустил Авдеева и схватился за кобуру. Что это, мать твою?!
- Волки! – заорал Михайлов. Застучал автомат, завизжали, рикошетя от асфальта, пули.
- Идиот! Ты нас перестреляешь! – пригибаясь, закричал Жерков. – Отставить! Валера, бл…! Ты где?
В ответ послышался крик и шум упавшего в канаву тела.
- Коля, что там случилось, Коля? – испуганно крикнул Морошкин. Жерков снял «Макаров» с предохранителя.
- Валера, ты живой? – внезапно пересохшим горлом крикнул лейтенант. В канаве зашевелилось:
- Да живой. Упал в канаву. Случайно пальнул.
- Так вылезай, баран. Чуть нас не застрелил! Поставь на предохранитель!
Сбоку зашуршало и заворочалось. Затрещали кусты.
- Здесь кто-то есть! Кто-то ходит тут!
- Ты только не стреляй, слышь! – крикнул Жерков, - щас мы подойдем. Ты…
Еще одна очередь заглушила его слова. Лейтенант упал на асфальт.
- Кончай стрелять, сука! Нет тут никого!
Черная тень мелькнула в метре от лежащего на земле человека. Зверь, точно зверь, мелькнуло в голове лейтенанта. Сердце застучало, пальцы вмиг стали липкими, Жерков переложил пистолет в левую руку и вытер ладонь об одежду.
- Морошкин, ты где?
- Тут я, - донеслось из тумана.
- Ты только не стреляй, друг друга поубиваем! Ты что-нибудь видел?
- Я – нет. А ты?
- Михайлов!
- Я тут, в канаве.
- Вылазь, бл…, и иди сюда! Волки на одиночек не всегда нападают, а нас четверо… Авдеев?
Тишина.
- Бл…, где Авдеев?!

Все же странно, что они ушли от машины. Скорее костер развели бы и ждали машину. И с аварией вы повторяетесь. Я понимаю, что надо как-то вытащить Авдеева из машины, но можно было просто проколоть колесо, а лучше два сразу.

Не я повторяюсь. Мокошь. А ей все равно, что вы подумаете, она действует тем оружием, что у нее есть.

Но читателю не все равно. Читатель существо вредное, может и заскучать

Логика здесь присутствует. А то, что повторяется ситуация... Мне кажется, все равно, что придираться к Фредди Крюгеру: а чего это ты все время ножами всех режешь? Давай-ка топором помаши для разнообразия. Но ведь ножи - это его фишка, это то, чем он пользуется. То же и здесь, понимаешь?

Нет Вот в "Печати ворона", там все понятно и логично присутствие воронов постоянно. А здесь Мокош то лося, то кота, то пауков напускает. Теперь вот зубр и волки появились, я уже молчу про берегинь. Так что почему не разнообразить ситуацию. Кстати, предлагаю выпустить перед машиной обнаженную берегиню - мужики точно ах...т и куда-нибудь въедут

Нет, не так все просто. Дело в том, что я читал много на тему языческих верований и на тему Мокоши особенно, когда писал книгу. А вы нет. Отсюда непонимание. И поверьте на слово: все эти звери взяты не с потолка, в преданиях они называются слугами Мокоши. Не барсуки, не медведи, и не зайцы... И не путайте настоящих зверей с их образами, то есть мороком.

Ничего, что Краснова не видно. Он идет в Мокши – это главное.
Прохоров продвигался вперед, изредка подсвечивая дорогу экраном навигатора. Лес был темен и тих, и ночью он даже пах по-иному. Капитан поежился: несмотря на постоянное движение, ему было холодновато. Странно, последние ночи были теплыми, да и прогноз хороший...
Навигатор указывал путь. Капитан шел прямо по проложенному заранее маршруту. Судя по координатам, он должен быть в Мокшах... но деревья упорно не хотели расступаться. Они мельтешили перед глазами, водили хороводы, наскакивали и выплывали из темноты. Когда же они кончатся? Где Мокши?
Пройдя еще минут пять, Прохоров забеспокоился. Судя по навигатору, Мокши он давно миновал, но ничего похожего на деревню, не увидел. Впрочем, ночью можно пройти совсем рядом с деревней и не заметить. Ведь там ни света, ни огней.
Он вернулся в место, где должна быть деревня, отметил значком на навигаторе и пошел по расширяющейся спирали. Тут они, Мокши, тут, и я их найду!
Под ногами захлюпало. Ага, вот и болото. Значит, озеро близко. А от озера я Мокши и найду. Прохоров решительно зашагал вперед, но, внезапно провалившись в трясину по колени, выбрался назад. Нет, тут не пройти, к гадалке не ходи. Вот за-раза!
Ну и ночка. Темень, черт ее подери! Интересно, добрался ли до места Краснов? Обидно, если добрался, а я тут застрял. Нет, я тебя достану!
Прохоров с удвоенной силой ломанулся сквозь заросли... зацепился за пень и со всего маху рухнул в болотную воду. Забарахтался, но там оказалось мелко. Мать твою... Весь вымокший и в грязи, капитан поднялся. Снова болото. Назад, надо назад.
Но болото было повсюду. Он пошел, пытаясь выбраться по навигатору, шел, спотыкаясь и спеша. Было холодно, силы заканчивались, и теперь он думал лишь о том, чтобы добраться до дороги. Синий флажок навигатора указывал на оставленную на обочине шоссе машину. Сейчас. Уже недалеко. Вот, здесь должна быть дорога...
Прохоров пришел в точку с синим флажком. Дороги не было. И машины тоже. Может, погрешность? Но до этого он не раз проверял навигатор: тот всегда безошибочно выводил, куда надо, и координаты совпадали... Чертовщина. Ничего, сейчас найдем. Он прошелся туда и сюда, проклиная навигатор и того, кто его придумал. Нет дороги и все!
Надо позвонить. Сказать, что заблудился, и чтобы опергруппа ехала в Мокши. Эх, все без него произойдет! Но лучше так, чем вконец упустить преступника. Прохоров достал телефон. Нажал вызов. Звонок не проходил. Что за хрень? Взгляд остановился на значке сети. Сети не было. Он не мог позвонить. Прохоров зло плюнул. Угораздило же! Надо ждать утра. С навигатором что-то не так, так по солнцу выберусь. Он присел на траву, прислонился к дереву и закрыл глаза.

***

Светлана не спала. Место, куда ее привезли, было старым и отвратительно пахло. Здесь ее чаще оставляли одну и почти не беспокоили расспросами. И хорошо. Есть время помечтать.
Она чувствовала себя, как в сказке. Столько лет тьмы и одиночества – и вот у нее есть надежда, есть цель! И есть любимый.
Мокошь! Матушка-Мокошь! Спасибо тебе за все. Что избрала меня и его. Что подарила нам чудо.
Счастливо улыбаясь, она вспоминала чудесный лес, где каждое дерево дышало, тихонько говоря о чем-то своем. Где животные не боятся, а подходят, желая ласки. Где птицы поют беззаботно и весело. Где в звоне ручья можно услышать песню, а в шелесте листьев – сказания. О том, что было, и что еще будет.
Еще она вспоминала руки. Большие сильные руки, обнимавшие ее. Его лицо, прекрасное и мужественное. Голос, которым он произносил ее имя. Запах, от которого замирало все внутри, его горячее тело и сладкую боль внутри себя…
Мокошь сказала ждать. И я буду ждать, подумала Светлана, прислушиваясь. Дом, в который ее привезли, спал. Не вибрировал пол от катящихся тележек, не хлопали двери. Не слышно визгливого голоса заведующей отделением, ее тяжелой, шаркающей походки. Окна закрыты – а так хочется свежего лесного воздуха! Удушливые запахи хлорки, горелой каши и человеческих страданий впитались в эти стены. Терпеть, терпеть!
Светлана нащупала кровать и легла. Подушка была тяжелой, как камень. Время шло. Каждый удар сердца отсчитывал время до предназначенного. Быстрее, быстрей! Этой ночью, уже скоро, Мокошь придет за ней. Эта ночь – великая. Так сказала Хозяйка. Сегодня я уйду к ней навсегда.

***

До платформы Вадим не дошел. В кармане затрезвонил мобильник.
- Черемисин? – крикнула трубка.
- Да.
- Слушай, мы Авдеева потеряли. Убежал он, - в трубке слышался взволнован-ный голос Жеркова. – Туман здесь, мы найти его не можем!
Вадим остановился:
- Да как он у вас из машины...
- Разбита машина! На лося налетели! Мы вышли на дорогу, а здесь туман. Ко-роче, потеряли мы его, слышь, Вадим, ты не уходи, может, он домой снова заявится, а мы в отделение доберемся и приедем. Лады? Давай.
- Лады, - пробормотал Черемисин и нажал сброс. Какой лось? Именно сейчас, когда Авдеева надо доставить в отделение? Вадим вспомнил, как несколькими днями назад едва не налетел на выскочившего на дорогу зверя. «Восьмерка» до сих пор в ремонте...
Снова морок? Совпадение? Может быть. Черемисин поежился, ему внезапно стало холодно, словно пронизывающий январский ветер пронесся в середине июня.
Ладно, не отвлекаемся на теории. Что делать? Жерков сказал: Авдеев может заявиться домой. Сомнительно. Побег лишь подтверждает вину, а беглец, если не идиот, не станет появляться в местах, где его могут ждать. И кому-кому, а участковому это хорошо известно. А ведь как Всеслав смотрел на меня! И говорил, что не виноват, а при первой возможности смылся. Нет, ну, как же ему везет! Или...
Не пойдет Авдеев домой. Не пойдет. А в Мокши может. Все-таки у него там что-то есть. Лежбище, как говаривал Жеглов. Что-то, что притягивает участкового, как магнитом, отчего он по ночам туда ходит. А ведь в день убийства бомжа Светлана в лесу не была, вдруг подумал Черемисин, Авдеев же, если верить покойному Севе, в лес той ночью ходил. Так, может, Авдеев – не тот Всеслав? Так это или нет, «чем больше сдадим – тем лучше».
Вадим решительно зашагал обратно. Придется действовать одному. Опергруппа застряла на дороге, помочь некому. Что ж, вспомним молодость.

Жалко их всех: ночь, туман, мороки всякие вокруг и тишина... Ждем развязки.

Кровавой?

Максим оставил отцовскую машину на обочине и пошел в лес. Казалось, в го-лове кипит наполненный мыслями котел. «Сегодня ночь на Купалу и провещание Мокоши, - думал Макс, - это ее время, если верить тому, что я читал». Ему было страшно. Этой тропинкой он ходил не раз, но сейчас она казалась жутким ущельем с дрожащими шершавыми стенами. У него был фонарик, но Макс его не включал, экономя батарейки, и ориентировался по просвету над деревьями.
Вот поляна, где он нашел джип Виктора. Что-то скрипнуло вдалеке, и Максим мигом зажег фонарь. Когда он был в Бурьяново в последний раз, говорили, что волки в лесу перевелись, не слышно их и не видно. Это успокаивало. Волк – все же зверь, существо из этого мира. А вот Мокошь…
Света говорила, что богиня добра к нему. Только за что? Что я такого сделал для нее? Ага, вот и Мокши.
Он подошел к ближайшему дому. Мертвая деревня лежала в тишине. Черные деревья резали небо ветвистыми полосками тьмы. Максим прошел мимо одного дома, обошел второй и спиной почувствовал взгляд. Оглянулся: никого. Спокойнее. Все это лишь кажется. Надо найти укрытие и подождать Свету.
Макс присел у стены – так ему казалось безопасней – и стал ждать. Вытащил мобильник: третий час ночи. До утра далеко.
Что-то скрипнуло, и задремавший Макс поднял голову. Кто-то идет? Он поднялся, стараясь не шуметь, обошел дом и увидел черный остов колодца. Никого. Послышалось, подумал он и повернулся, но скрип раздался снова. Звук шел от колодца.
Максим включил фонарь. Узкий луч света пронзил тьму, прокладывая путь к колодцу. Макс подошел ближе и замер: рукоять ворота раскачивалась, словно кто-то только что поднимал ведро из колодца и отпустил ее. Но не было ни ведра, ни веревки, ни того, кто тронул этот ворот…
Он посветил фонарем в колодец. Ничего. Черные замшелые стены и ровная гладь воды. Максим огляделся и вздрогнул от раздавшегося за спиной скрежета. Ворот вращался! Вращался сам по себе. Открыв рот, Максим смотрел на старый деревянный барабан, с тихим гулом и скрипом тащивший что-то из глубины. Но веревки-то нет!
Ноги приросли к земле. Хотелось бежать, бежать изо всех сил, но Макс пересилил себя и шагнул к колодцу. Фонарь высветил стремительно поднимавшуюся воду. Макс зачарованно смотрел, как черная жидкость достигла края и полилась вниз, под ноги. Ничего себе! Подземный ключ, что ли?
Ногам стало сыро. Макс отшагнул назад, луч фонаря метался у колодца, и Азалось, что наружу прет не вода, а неведомая, густая, отражающая свет субстанция. Прячась в траве, она незаметно подползает, чтобы…
Мысли оборвало. Макс замер, не в силах поверить в то, что видели его глаза. Прибывавшая вода собралась в столб вопреки всем законам тяготения. Столб замерцал и рассыпался веером брызг, и там…
- Ну, здравствуй, Максим.
Она! Свет фонаря упал на крепкое женское тело в простом, не приталенном домотканом платье, поднялся выше... Длинные русые волосы падали с плеч, дотягиваясь до самой земли, тело словно светилось изнутри ровным розовым светом... а вместо лица плавала непрозрачная сияющая дымка.
Фонарь выпал из рук.
- Что же молчишь? Воды в рот набрал?
Этот голос был не похож ни на что, что слышал Макс до сих пор. Мягкий и тягучий, он обволакивал и залезал в уши, вибрируя и эхом отражаясь в голове. Он звучал негромко, но казалось, что все вокруг, деревья и камни, живое и неживое, послушно внимает ему. Внимает и повинуется. Мокошь – вертелось в голове. Она говорит со мной! Она существует! Она рядом!
Мягкий розовый свет, исходящий от богини, преобразил Мокши. Дома уже не казались брошенными, от них повеяло теплом, Макс услышал шаги, голоса и смех. Здесь живут люди? Что происходит, что это такое?
- Т-ты – Мокошь? – выдавил он.
- Ты знаешь, - влажный ветер пронесся по поляне, и сияние усилилось, земля по ногами богини светилась, словно под травой таилось маленькое солнце.
- Да...
Он знал.
- Зачем пришел? – сквозь мягкое сияние проступили две огромные тени. Два существа неслышно возникли по обе стороны от богини. Одно высокое, рогатое… Да это же лось! Макс облегченно вздохнул. Вторым было существо, напоминающее кота.
- Говори, - потребовала Хозяйка.
- Я пришел за сестрой, - сказал Максим. – Она здесь?
- Она придет, - сказала Мокошь.
- Я... я хочу забрать ее домой! – осмелился Максим. – Позволь!
Длинные ноги простерлись за ее спиной, и глаза Макса округлились от ужаса. Гигантских размеров паук медленно выполз из-за спины Хозяйки и двинулся к нему. Она убьет меня! Бежать!
- Не бойся. Это слуга.
Макс едва удержался, чтобы не сорваться и бежать, что есть сил. Нельзя. Ради Светы. Мокошь испытывает меня. Пусть. Я должен выдержать.
Паук приблизился, обошел вокруг. Десяток черных глаз равнодушно следили за человеком, словно говоря: теперь не убежишь, теперь ты наш... Потом тварь одним прыжком вскочила на дерево и стремительно взобралась наверх. Макс инстинктивно поднял голову, но наверху была плотная тьма, и чудовище исчезло в ней неслышно, будто его и не было.
- Ты хочешь забрать сестру? – спросила Мокошь. – Зачем?
- Я боюсь за нее. Ей надо домой.
- Ты знаешь, кто я, - голос богини звучал размеренно и жестко. – Знаешь, что я вижу судьбы людские, ведаю, что вам предначертано?
Макс кивнул. Если она есть, существует и стоит перед ним, можно верить во что угодно.
- Я вижу жизнь твою и смерть, здесь, на этой земле. Но я изменю жребий. Если захочешь.
Макс не знал, что ответить. Слова Мокоши разбили заготовленные фразы. Он позабыл о Свете, в голове вертелось одно: жизнь и смерть, моя жизнь и смерть…
- Я говорю с теми, кто люб мне, кого знаю. Ты, - рука Мокоши поднялась, указывая на Макса, - боишься меня, но пришел просить не за себя. Добро. Хочешь жить в землях моих, судьбу свою изменить хочешь?
Макс молчал, глотая воздух, а в голове билось: нет, с ней я не пойду, слишком страшно. Нет. И сестру не пущу.
- Ты боишься уйти?
- Я ведь умру, так?
- Что есть смерть? – сказала Мокошь. – Для одних – наказание, для других – награда. Я награжу тебя. Идем.
Сияющая рука протянулась к нему.
Макс изо всех сил хотел, чтобы это оказалось бредом, сном, галлюцинацией, чем угодно, только не явью. Но богиня была здесь, рядом. Он ощущал влажное тепло, идущее от нее, видел свет и слышал голос.
- Я не пойду. И... отпусти сестру! Пожалуйста! – отворачиваясь от сияния, проговорил Максим. – Пусть она вернется домой!
- Светлана уйдет со мной, - сказала Мокошь. – Таков кош.
- Кош? Это судьба? Нет никакой судьбы! – осмелел Максим. – Ты говоришь так, чтобы люди боялись бороться, но мы сами делаем судьбу!
Богиня рассмеялась:
- Это не судьба, а жребий. Счастливый кош. Только глупец откажется от него.
- Ей этого не надо!
- Не тебе решать, а ей. Ты хочешь добра сестре, это хорошо. Но Светлана – моя, и уйдет со мной. Так суждено, так выбрала она, и так будет. И ты приходи. Я приму. Ты знаешь, когда прийти.
Она положила руку на загривок лося, тот покорно склонил увенчанную рогами голову к земле и ударил по траве копытом.
- Я не дам тебе ее забрать! – выкрикнул Макс.
И снова смех:
- Попробуй. Это ее кош, ее удел и счастье.
Мокошь повернулась и исчезла. Звуки, запахи и свет пропали, словно кто-то повернул магический рубильник, и Максима накрыло черным непрозрачным колпаком. Он стоял в кромешной тьме и, как слепой, шарил вокруг руками.
- Я не дам ее тебе... не дам! – шептал Макс, двигаясь от дерева к дереву. – И не надо мне твоего царства. Ничего не надо.
Что за чертовщина: ни неба, ни звезд. Куда все подевалось? Рука нащупала веточку, сжала, но ветка дернулась и потащила вбок. Макс едва не упал, и тут же от-пустил ветку, оказавшейся мохнатой и живой. Это же паук! Макс в ужасе шарахнулся в сторону. Где фонарь? Ноги запнулись о корень, он упал. Земля была влажной и сырой, пахла прелыми листьями, грибами и плесенью. Максим поднялся и понял, что не знает, куда идти. Снова проклятый морок!
От бессилия вспыхнула ярость. Надо бежать, но он не знал, куда. Надо что-то делать, бороться, но – с кем? Вокруг непроницаемая тьма и деревья, следящие за каждым шагом. Что-то ходит вокруг, поскрипывает и шуршит, или это ветер? Максим вспомнил город, свою комнату с компьютером и едва не завыл. Ему случалось бывать ночью в лесу, но еще никогда он не испытывал такого ужаса, одиночества и ощущения себя чуждым окружавшему его миру. Где я?
Максим пошел наугад, и вытянутые руки наткнулись на влажную, поросшую мхом бревенчатую стену. Я все же в Мокшах! Он двинулся вдоль стены, нащупал дверь и вошел. Странно, но в комнате было как будто светлее, хотя должно быть на-оборот. Источников света не наблюдалось, но Макс смог различить окно и проем второй комнаты, из которой доносились какие-то звуки. Кто-то тихонько постукивал: тук-тук, тук-тук. Он двинулся на звук. В комнате оказалось еще светлее, и Макс увидел лавку, а возле нее – старинную кудель, на которой вертелось и постукивало веретено. Тонкая, почти невидимая нить накручивалась на деревянную иглу – но отчего же она вращалась? В комнате никого. Он огляделся и вздрогнул: все углы затянуты серебристой паутиной. Не здесь ли сестра видела опутанного Виктора?
Огромная тень пронеслась мимо так быстро, что Макс не успел испугаться. Он отшатнулся, когда паук уже пробежал мимо. Мизгирь шмыгнул в дальний угол комнаты и исчез. Но такая здоровая тварь не может прятаться в такой небольшой комнате, куда же он делся?
Максим подошел к затянутому паутиной углу. Веретено тихо постукивало за спиной, словно бьющееся в такт сердце. Преодолевая страх, он коснулся тонких шелковистых нитей, ожидая встретить сопротивление, но пальцы легко раздвинули их. Нити не липли и не рвались, легко отплывая в стороны.
Темнота мерцала. Макс и сам не понимал, как это может быть, но было именно так. Тьма светилась, колыхалась в углу, как лоснящаяся черная рыбина в антрацитовой воде. Макс осмотрелся, пытаясь найти какую-то веточку или что-то, чем можно потрогать – но на полу ничего не было, и он сам прикоснулся к неведомому. Пальцы прошли сквозь тьму. Они не чувствовал ничего: ни тепла, ни холода, но Макс быстро отдернул руку. Нет, слишком страшно. Но паук прыгнул именно сюда, и исчез! Так что здесь такое?
Он повернулся к веретену. Нескончаемая нить наворачивалась на него, приходя из ниоткуда. Макс протянул руку к ней, и веретено задрожало, как испуганный зверек. Нити судеб, вспомнил он. Веретено Мокоши. Чья нить сейчас на ней, чья судьба? И что будет, если я… Я ведь не верю в судьбу!
Он не мог заставить себя дотронуться до нити, словно на другом конце ее висела чья-то жизнь и судьба. Что будет, если он ее оборвет? Его рука опустилась, и Макс заметил на правом запястье тонкую, едва различимую нить. Благоволение Мокоши! Как она сюда попала? Когда тянулся сквозь паутину?
Макс сдернул нить с запястья – но пальцы прошли сквозь оберег. Не снять!
Но что это? Тьма как будто уходила, и Макс облегченно вздохнул, заметив над головой звезды. Размытые очертания деревьев выползали из темноты. Максим замер: я ведь приходил в Мокши, вокруг должны быть дома, но домов нет! Где же я?

Это надо на ночь читать

Ну, так я вечером и выкладываю... как раз в 11 - 12 часов...

Нравится упорство Монка. Упорно выкладывает свой роман, хотя все заняты совсем другим.
Респект, коллега!

Я в такое время сплю, у меня режим
Что значит "все"? Я так до пятницы абсолютно свободна

Да, чёртов конкурс, будь он неладен.
У меня есть верный читатель - Касторка. Потому и выкладываю. Еще Сочинитель читал, но ему не понравилось...

А кто только что просил ужасов на ночь?
Вечерком выложу продолжение. Страшная развязка впереди.

Она лежала, закрыв глаза, но свет проникал даже сквозь опущенные веки. Светлана привстала: кольцо, подаренное Мокошью, светилось! Розовое сияние растекалось по палате, тьма металась и впитывалась в стены. Хозяйка идет!
Дверь щелкнула. На пороге, опустив руки по швам, стоял милиционер-охранник. Светлана подошла ближе: охранник спал стоя, чуть покачиваясь, как дерево.
Девушка взяла его за руку и отвела к своей постели. Усадила и уложила. Милиционер улыбался во сне. Пусть спит. А мне надо идти.
Она вышла за дверь и остановилась. В коридоре лежал кот. Огромный, черный, с большой головой и усами, он поглядел на Светлану и медленно поднялся. Выгнулся и зевнул, показывая ярко-алую пасть.
- Это ты, Переплут? – спросила она, нагнулась и потрепала кота по загривку. – Снова ты, разбойник?
Кот коротко мяукнул, задрал толстый хвост и двинулся по коридору, то и дело оглядываясь на девушку. Светлана пошла за ним. Переплут – посланник Хозяйки, он приведет к ней.
Кольцо освещало путь. В его свете вырисовывались унылые стены, окна с решетками, клетчатый пол и двери с черными иероглифами букв. Света шла за котом, спускалась по лестницам и открывала двери. Ни души. Все спят, подумала она, а кто не спит – заснет, если Хозяйка захочет.
Длинный больничный коридор. Тележки на колесиках и ряд одинаковых дверей. Светлана миновала их и вышла в холл.
- Эй, ты куда! – резкий голос за спиной заставил остановиться. Светлана глянула на Переплута.
- Сюда, - проронил кот, кивая головой на маленький коридорчик. Светлана по-бежала.
- А ну, стой! Куда пошла?
Топот ног за спиной и грохот свалившегося на паркет тела. Проклятья и стоны. Ну, Переплут, улыбнулась Светлана, открывая последнюю дверь. Кот шмыгнул у нее из-под ног, скрываясь за углом дома. Быстрей!
Как же хорошо бежать! Во тьме не разбежишься, но Светлана летела, вытянув руку с кольцом. Переплут шмыгал то спереди, то сбоку, заворачивал в переулки и дворы, вел аллеями и садами. Хозяйка ждет, и Света не чуяла усталости, ноги бежали, летели, неслись.
Пропустив припозднившуюся машину, они перебежали шоссе и вошли в лес. Переплут с ходу запрыгнул на дерево.
- Куда идти теперь? – спросила она. Кот мурлыкнул, указывая лапой ей за спи-ну. Светлана оглянулась: склонив крупную голову, из-за деревьев выступила лосиха. Рука встретила шершавые губы, зверь обнюхал ее и привстал на колено. Света поняла, быстро взобралась на круп и схватилась за рожки. Лосиха выпрямилась и понеслась.
Света хохотала. Еще никогда она так не каталась, никогда не была так счастлива! Деревья мелькали мимо, луна прыгала позади, а впереди ждал он! И Хозяйка!
- Я скачу! – закричала она. – Скачу к вам!
Разбуженный криком, задремавший филин вспорхнул с ветки. Ноги Светланы сжимали живые, часто вздымавшиеся бока животного, а ноздри жадно вдыхали запах леса. Быстрей, еще быстрей!
Но лосиха вдруг встала. Осторожно перебирая ногами, вошла в болото, при-нюхиваясь, как собака, взявшая след. И пошла. Медленно и тяжело дыша. Света при-тихла, давая животному найти нужный путь. Лосиха подняла голову и замычала. И тут же раздался ответ. Животное пошло на звук, оступаясь, перебираясь с кочки на кочку, перешагивая сгнившие стволы. Болото кончилось, лосиха вломилась в густой кустарник, через который продралась, как ледокол сквозь тонкий ледок. Ветки хле-стали по голым ногам, но Светлана лишь улыбалась. С ней ничего не случится. Это лес Хозяйки. А значит, и мой.

***

Желтые глаза влекли и звали. Он шел за зверем, но знал, что это не зверь, и не боялся.
Позади раздался странный стук и крики, но это не беспокоило его. Его ждет Хозяйка, он должен идти.
Деревья летели мимо, перелески сгибались, буреломы съеживались, хрустя под ногами, ветер гнал в спину. Зверь бежал впереди, оглядывался, сверкая глазами. Скоро они придут… Что это?
Еще не добежав, сквозь лес он увидел его. Черный человек! Зачем он здесь? Как посмел прийти? Как не страшится?
Тать не боится. Стоит и смотрит по сторонам, а с ладоней сочится кровь. Ждет. Кого ждет? Страх обвил тело ледяной змеей. Хозяйка, чего хочет тать? Чего еще он хочет?
Крови. Твоей крови. И ждет ту, что назначена тебе. И разве не знаешь ты, что делать?
Знаю, Хозяйка. Знаю!

Похоже, я заблудился... Черемисин огляделся, понимая, что толку от этого нет. От линии электропередач он отошел давно, вроде бы правильно взял направление и должен быть уже в Мокшах, но... Куда же идти?
Фонаря с собой не было, да и не поможет он тут. Вадим достал мобильник и глянул на экран: скоро утро. А может, напрасно я в Мокши поперся, может, Авдеев далеко отсюда и не думает сюда возвращаться?
Далекий крик прервал его размышления. Где кричали? Там? Нет, кажется, там!
Опер достал пистолет и побежал, натыкаясь на деревья, едва не поскользнулся на мокром полусгнившем стволе и увидел темный остов дома. Да, это Мокши! Но кто кричал?
Стараясь не шуметь, Черемисин крался вдоль бревенчатой стены, пальцы скользили по сырому дереву. Да что ж оно такое мокрое, дождя-то не было, подумал он, не придавая, впрочем, этому значения. Кто кричал?
- Мокошь! – раздалось совсем близко. Вадим выглянул из-за дома: у колодца деревья немного расступались, было чуть светлее, и он увидел две борющиеся тени. Два человека отчаянно дрались у деревянного остова, дрались молча и жестоко. Вот один, больше и крупнее, подмял второго и стал душить. Авдеев?
Черемисин подбежал, и лишь с двух шагов сумел различить второго: Егорыч! Сосед участкового! Что он делает здесь? И почему...
Авдеев вздернул старика вверх, приподнял, сжимая руками шею.
- Отпусти его! Быстро!
Авдеев не реагировал. Руки старика безвольно болтались в воздухе. Он страшно хрипел.
- Стрелять буду!
Участковый не отвечал. Черемисин подскочил к нему и ударил рукоятью пистолета в затылок. Авдеев обмяк и повалился навзничь. Похоже, вырубил... Хорошо!
Вадим склонился над стариком:
- Вы живы?
Молчание. Ну, Авдеев! Вадим припал к груди старика. Сердце бьется. Дышит, дышит старичок! Видимых ран нет, оружия в руках участкового он не заметил. Значит, просто душил... Черемисин приподнял голову Егорыча, прислонил к срубу колодца. Водичкой бы побрызгать, да не достать, и зачерпнуть нечем. Тебя-то он за что, подумал опер, вглядываясь в лицо старика. На седой бороде виднелась кровь. Надо ждать, пока старик очнется, двоих мне из Мокш не вытащить, подумал Вадим, а вдвоем мы Авдеева приведем в деревню. Старик и дорогу наверняка знает. Как же его фамилия?
Фамилию он вспомнить так и не смог и настороженно ждал, кто из них очнется первым. На Авдееве все еще были наручники, но и в них убийца опасен. Но ни веревки, ни других наручников у Черемисина не было. Лишь пистолет. Если бросится – прострелю ногу, подумал Вадим, а там видно будет... Интересно, что старик делал тут ночью?
- А-а-а, - застонал старик. Черемисин склонился над ним:
- Как вы? Как вы себя чувствуете?
Глаза уже освоились в темноте, и Вадим увидел, как старик изумленно воззрился на него:
- Вы... откуда здесь?
- Оттуда, - не стал вдаваться в разъяснения опер.
- А...
- Авдеева я оглушил. Все в порядке. Вам помочь встать?
- Да...
Он помог старику подняться. Егорыч сел, прислонясь к срубу колодца, покачал головой:
- Чуть на тот свет не отправил... Вовремя вы...
- Думаю, да, - не стал спорить Вадим. – Что же вы ночью сюда пошли? Делать вам, что ли, нечего?
- Так вы ж его арестовали, - проговорил Егорыч. – Я в окно видел, как машина приезжала. Подумал: чего уж теперь бояться?
- Вы его боялись?
Старик кивнул:
- Да. Как почуял, что он мог... всех этих людей... Что он не ведает, что творит.
- Почему же мне раньше ничего не сказали? Чего ждали?
- Так, то ж догадки только. Догадки, начальник, к делу-то не пришьешь.
Это да, подумал Черемисин.
- А когда Севу убили, я сразу понял, что это он... Он ведь Севу не любил.
- Знаю. У них...
- Не знаешь, начальник, всего не знаешь, - старик говорил размеренно и четко. Похоже, силы вернулись к нему. – Знаешь, что мать Славы сумасшедшей была? Что сына своего малолетнего духам лесным продала? Приходила сюда и Мокоши молилась.
Черемисин замер. Вот оно как! Авдеев «продан» Мокоши? Это кое-что проясняет. Хотя, как сказать...
- А Сева тут причем?
- Притом, что Сева ее выследил и всей деревне рассказал, что видел. Он тогда еще мальцом был, не понимал, чем обернется.
- А чем обернулось? – спросил Вадим. Старик пошевелился, пытаясь встать. Вадим поднялся и помог.
- Спасибо... Кому ж приятно, когда всяк твою мамку сумасшедшей кличет? – старик посмотрел на лежащего без движения Авдеева. – Вот он злобу и затаил... А когда выучился и ментом... извиняюсь, стал, так и вовсе Севу гнобить начал. За любой дебош в милицию таскал.
- Это правильно.
- Для людей правильно, когда закон один для всех. А когда Сева один отдувается... За всех... Вот и повод.
- Понятно, - кивнул Черемисин. История обрастала фактами и обретала плоть. Не призрак людей убивал, и не богиня, а обычный человек, а Мокошь – лишь старая сказка, чудом вписавшаяся в это непростое дело. Вот так. – Ну, а вас-то за что убить хотел?
Егорыч качнул головой:
- Меня-то? Видно, подозревать начал, что расскажу, что знаю...
- Так вы ничего такого не знаете, - возразил Вадим. – Если так, он должен всю деревню перебить.
- Не всю, а тех, кто в лес ходит... Мокши для него – святая земля. Так я думаю. Здесь его мать Мокоши молилась. Первый-то, бомж, видать, осквернил это место, когда здесь жил, вот он его и убил. Потом он того парня убил. Тоже, видно, неспроста. А потом Севу. Не хочет он, чтобы в Мокшах кто-то был. Вот и меня решил...
Как-то странно загребая ногами, Егорыч обошел вокруг колодца.
- Вы что-то ищете? – спросил Вадим.
- Нет, - ответил старик. Он обо что-то споткнулся и замер. – Слышишь?
- Что? – Черемисин огляделся, а когда повернулся, в грудь ему смотрел ствол ружья. Щелкнули курки.
- Это что? – спросил он, запоздало понимая глупость вопроса.
- Ружье, - сказал Егорыч. – Руки подними! И не дергайся, я с пяти метров не промахнусь... Брось сюда пистолет. Так. Подойди к Славке. Сними наручники...
Черемисин молча выполнял приказы. Спорить не хотелось. Что же происходит?
Авдеев лежал, безучастный ко всему. Вадим достал ключ и снял с него наручники. "Не тот, - стучало в голове Черемисина, он - не тот!"
- Надевай!
Щелкнули замки. Все. Что теперь будет?
За колодцем равнодушно синело небо. Рассвет. Увижу ли я его, подумал Вадим. Ему казалось: сердце замирает, с натугой отрабатывая каждый удар. Он знал: его профессия предполагает долю риска, но оказался не готов. В горле пересохло, в голове роились жалкие беспомощные мысли...
- Дотошный ты, мент, - сказал старик. С ружьем в руках Егорыч вмиг обрел какую-то стать, раздался в плечах и двигался твердо, не по-стариковски. – Глазастый. Но я тебя обдурил. Хе-хе.
«А если Светлана вдруг придет? – подумал Черемисин. – Что тогда будет?»
- Почти, - продолжил старик. - Все вроде правильно сделал. Славу ты забрал, сам домой поехал... Чего ж сюда пришел, а? Чего тебе неймется?
- Значит, ты меня в лесу ударил? – догадался Вадим.
- Я, - засмеялся Егорыч. – Я. Слегка пристукнул, а пистолет ему, - он кивнул на Авдеева, - в дом положил. Что б ты Славку взял. Ты и взял.
- Зачем тебе это? - не понял Черемисин.
- Дураки вы, - сказал Егорыч. – Оба. Ушли бы – живы бы остались. А теперь...
Пока говорит, есть шанс, подумал Черемисин. Если сразу не пристрелил, значит, может, не готов убивать, может, пугает...
- Значит, и Севу ты убил? – спросил Вадим.
Старик осклабился:
- Я, мил человек, я. Выследил он меня у идола, когда я дары Мокоши приносил. Тоже дурак, зря в это дело влез... – Егорыч оборвал на полуслове, хлопнул на щеке комара и продолжил. - Поговорили мы. Да что толку? Нельзя было его отпускать, никак нельзя. Ну, я камешком его сзади и шандарахнул. И утопил. А на косе натоптал, чтобы думали, что боролись. И пуговичку положил.
Черемисин сжал зубы. Вот тебе и старичок...
- Надо было, чтобы вы, менты, на него, - он кивнул на Всеслава, - подумали. Так все и вышло. Не пойму только, как он из ментовки сбежал? – Егорыч ткнул в подбородок Авдеева стволом.
Всеслав не отвечал. Глаза были закрыты.
- Спишь? – рассмеялся старик. – Ну, спи. Так оно и лучше. Во сне и умирать легче. Жаль, что ты, - повернулся он к Вадиму, - нос свой сюда сунул. Жил бы себе, да жил...
- А Ловкачева зачем убил? И бомжа?
- Не убивал я их! – отрезал старик. Черемисину было не по себе, но он усмехнулся:
- А кто ж тогда? Мокошь твоя?
Егорыч выпрямился. Его глаза почернели, застыли:
- Думай, что говоришь! Если убиты, значит, судьба такая, кош, жребий. А его только Хозяйка отменить может.
- А кто же тогда? - недоверчиво спросил Вадим.
- А мне все равно, кто, - отозвался старик. – Авдеев твой, кому ж еще... Ладно, хватит лясы точить. Подымайся!
Внутри Черемисина замерло. Сейчас меня убьют. Убьют! Ноги задрожали, но он поднялся и замер, глядя на смотревшие в грудь стволы.
- Крути! – приказал старик, ружьем указав на ворот.
«Безумец, - подумал Вадим, - зачем крутить: ведь нет же веревки!» Но спорить не стоило. Черемисин подошел к вороту, взялся за тускло блеснувшую рукоять.
- Крути!
Ржавый ворот скрипнул и легко пошел по кругу. Когда знаешь, что скоро умрешь, перед глазами проносится вся жизнь, подумалось оперу. Враки. Я вижу только это сгнившее дерево...
Он перевел взгляд на Егорыча и увидел, как за его спиной с травы поднимается Авдеев. Опер невольно замер. Отвел глаза, чтобы старик не заметил.
- Крути! – яростно прикрикнул старик, поднимая ружье. - Быстрее! Времечко не ждет.
Черемисин начал вращать и почувствовал, как ворот тяжелеет, и каждое движение дается с еще большим трудом. Что за чертовщина!?
Авдеев медленно двинулся к старику.
- Что, почуял, мент? – усмехнулся Егорыч. – Это Хозяйка!
Черемисин чувствовал, как кровь отливает от лица. Ему стало холодно, влажный ветер явился, откуда ни возьмись, бросив в лицо запах сырости и тлена.
- Егорыч, зря ты это, - собравшись с силами, сказал Вадим. – Остановись, пока не поздно. Опусти ружье! Давай поговорим.
- Страшно стало? – зло усмехнулся старик. – То-то. Не о чем нам говорить, человечек... Крути! – истерично взвизгнул он, прицеливаясь, и Черемисин с натугой провернул ворот. Что же там такое? Хозяйка? Мокошь? Что?
Авдеев был уже в метре, старик не видел, его внимание было приковано к во-роту.
Из колодца раздался гул, словно что-то огромное ворочалось в воде. Вадим глянул: вода поднималась, заполняя черный бревенчатый сруб.
- Хорошо, - сказал Егорыч, кивая. – Идет, матушка...
- Кто идет? – запинаясь, спросил Вадим. Надо отвлечь. Авдеев поможет.
Ворот наливался свинцом. Мышцы заныли. Что я тащу со дна? Как? Происходящее казалось Вадиму сном. Кошмаром.
- Мокошь, - сказал старик, и Авдеев схватил его. Черемисин рванулся вперед, но заряд дроби вонзился в ворот рядом с ним, и опер инстинктивно упал. Лежа, он видел, как Авдеев вырвал у убийцы ружье и отбросил в сторону. Что он делает, про-неслось в голове Черемисина. Участковый схватил старика и приподнял, шагнул к колодцу.
Вадим вскочил.
- Стой! – крикнул он и осекся: глаза Всеслава были закрыты. Он, что, спит?
Выстрел вспорол воздух. Участковый замер. Грохнуло еще раз. Авдеев уронил старика и упал навзничь. Теперь в грудь Вадима смотрел его собственный пистолет.
- Туда тебе и дорога, - тяжело дыша, прохрипел старик. – Я, я должен уйти, а не ты! Иди к вороту! – приказал он оперу. – Крути.
- Ты что делаешь? Что ты наделал? Зачем? – говорил Вадим, отступая к колодцу. Авдеев убит, билось в мозгу, из моего оружия... – Ты понимаешь, что сюда скоро придут? Милиция...
Старик расхохотался.
- Милиция? Напугал. Что мне милиция, что мне вы все, людишки... Мне бояться нечего. Я знаю, где меня примут.
Взгляд старика отражал такую веру, что Черемисин только вздохнул. Фанатик. Такого не заболтаешь. Бедный Всеслав.
Вода лилась через край. Колодец был полон, но вода все прибывала. Родник забил, подумал Черемисин. Это еще можно понять. Но... почему так трудно крутить ворот?
- Отпусти, - сказал старик. Черемисин отнял обессилившие руки. Ворот опустился и замер.
- Кто здесь? – спросил звонкий голос. – Всеслав?

Ох, ну и накрутили... Не поняла пока почему старик с Авдеева наручники снял.

А то! Вечером будет окончательное окончание. Аккурат перед Вальпургиевой ночью! Как и планировал.

Вадим обернулся. Светлана! Девушка вышла из-за домов, шла неуверенно, вертя головой. Как же она добралась, подумал опер, невероятно... Светлана была в одной сорочке, местами мокрой и изодранной кустами. Босая.
- Всеслав, - позвала она.
- Я твой Всеслав! – сказал старик. Светлана повернулась на голос.
- Это... Ты?
- Иди сюда.
- Не ходи! – вырвалось у Вадима. Девушка вздрогнула:
- Кто здесь? Где Всеслав?
- Не видишь? – Егорыч приблизился к ней. – Это хорошо. Зачем тебе видеть? В этом мире и смотреть-то не на что.
Старик ухмыльнулся, разглядывая девичье тело.
- Хороша девка! – он схватил ее за руку.
- Всеслав! – закричала она. – Всеслав, где ты? Отпусти, отпусти, слышишь!
Егорыч смеялся, выкручивая ей руки. Она ударила его по лицу, старик охнул и рывком свалил Светлану наземь.
- Стой, где стоишь! – предупредил он Черемисина, поведя пистолетом. – Мне тебя убить – что комара прихлопнуть, понял?
Он склонился над девушкой. Она пыталась подняться, но каждый раз, смеясь, он валил ее наземь.
- Хозяйка накажет тебя! – крикнула Света. – Отпусти!
- Хозяйка? – выпрямился старик. – Что ты знаешь о Хозяйке, ты, мокрощелка? Ты пришла к Всеславу, так вот он лежит, забирай!
- Всеслав! – закричала Светлана. Она вскочила – старик не мешал – раскинула руки и стала шарить вокруг. – Всеслав, где ты?
Слезы текли из ее глаз. Егорыч смеялся. Черемисин смотрел. То, что происходило сейчас, не могло классифицироваться по статье уголовного кодекса. Законы, созданные людьми, были слишком громоздки и грубы. То, за что следовало убить, часто проползало меж колес правосудия, протекало, как вода, заменялось условным сроком или списывалось в ноль ловкими адвокатами. Черемисин был ментом, но сейчас чувствовал ярость и жгучее желание убить, потому что так надо.
Светлана металась по траве, споткнулась о тело Авдеева и упала. Егорыч расхохотался, хлопнул по коленкам:
- Нашла, нашла! Бери его, он твой.
- Всеслав, что с тобой, Всеслав! – она баюкала его голову и плакала. Авдеев не отвечал. – Мокошь-матушка, помоги!
- Откуда ты знаешь о ней? Что знаешь? – резко спросил старик.
- Мокошь-матушка, приди, мы здесь, здесь! – не отвечая, кричала Светлана.
- Дура ты, - процедил старик. – Думаешь, на крик Хозяйку призвать? Мокошь не каждому явится. Кричи, не кричи...
- Света! Света-а-а! – раздался крик. "Макс, - подумал Вадим. - И он здесь! Да что же такое!"
Егорыч поднял пистолет.
- Не надо, слышишь, это всего лишь мальчишка! – крикнул опер.
- А мне плевать, - старик оглядывался, держа оружие наготове. – Стой там!
- Света-а-а! – крик раздавался очень близко, казалось, Максим выйдет сейчас из-за ближайшего дома, но – никто не появлялся. Егорыч изменился в лице. Прежняя уверенность исчезла.
- Морок! – прошептал он. – Матушка, покажись! Это я!
- Све-е-та-а! – голос удалился и затих вдали. Из колодца вновь раздался гул.
Егорыч подошел к колодцу. Стал на колени, не выпуская пистолет, склонился.
- Мокошь! - завопил он вдруг и распластался ниц.
"Сумасшедший!" - подумал Вадим, и что-то почувствовал. Над поляной пронесся ветер. Сырой и теплый, он принес запах затхлой воды и дерева, тронул разлапистые ветки елей и всколыхнул траву.
Черемисин повернул голову и обмер: меж деревьев пробивалось розовое свечение. Слепящее солнце вставало в лесу, заливая золотом каждый уголок, каждую ветку и иголочку. Что это?!
- Хозяйка! – крикнул старик, поднимая голову.
- Матушка-а! – закричала Светлана. – Помоги!
Вадим увидел светящийся женский силуэт в длинном, до пят, платье. Слева от нее шел олень, справа – терся о ноги огромный лесной кот. Лица было не разглядеть - словно солнце сияло на круглых плечах, заставляя жмуриться и низко опустить голову. Богиня двигалась неторопливо и плавно, неслышно стелясь над травою, как призрак.
- Чего ты хочешь, человек? – она была еще далеко, но голос звучал так близко, словно шептала Вадиму в уши.
Старик затряс кулаками, обращаясь к сияющей меж деревьев тени:
- Я делал все, как ты велела, служил тебе пятьдесят лет! Почему ты выбрала его! Я заслуживаю жизнь в твоем царстве, я, а не он! Я – твой избранный, Мокошь! Я всегда им был!
Низкий протяжный голос прогремел над ним:
- Не спорь с судьбой, смертный.
Черемисин вздрогнул. Голос был тяжел, как могильная плита и давил, пригибая к земле. Но дед не унимался, он вскочил и затряс руками. Опер видел его выпученные глаза и слюни, брызгавшие при каждом слове:
- Я заслужил твое царство! Я делал, как ты хотела, я все делал!
- Мокошь, матушка! – закричала Светлана. – Помоги! Пусть Всеслав встанет, пусть встанет!
Мокошь не отвечала, смотрела на старика:
- Ты убил и сошел с пути Прави.
- А что мне было делать – тогда он убил бы меня!
"Убил бы, - подумал Черемисин, - точно бы убил. И за дело!"
- На колени.
Ноги Егорыча подогнулись, он послушно осел на траву. Черемисин сделал шаг. В десятке метров лежит двустволка. Во втором стволе должен остаться заряд. Если зарядил, то наверняка оба, а выстрелил лишь раз. Всего один выстрел, если не промахнусь...
- Мокошь, Хозяйка, прости! Возьми меня, прошу, возьми к себе! – он раз за разом склонялся перед ней, исступленно стуча головой оземь. – Ты обещала взять меня, обещала!
- Таков твой жребий.
- Ты обещала, Мокошь! – он выпрямился и, стоя на коленях, в ярости ударил кулаками по земле. – Обещала!
До ружья рукой подать. Только бы не заметил!
- Ступай, - сказала Мокошь. – Ты получишь свою награду.
- Нет! Не уйду! Такой ночи не будет пятьдесят лет, я знаю! Ты возьмешь меня... или я убью ее! Она ведь нужна тебе!
Он подбежал к Светлане, направив на нее пистолет. Света отшатнулась. Она видит, охнул Черемисин, она ведь говорила, что видит, если Мокошь рядом!
- Убью!!
- Убивай, - сказала Хозяйка. – Она умрет, если такова ее судьба.
Светлана отвернулась, с верой смотря на Мокошь. Пистолет опустился.
- Судьба! Хозяйка... ты ведь знаешь мою судьбу! Знаешь!? – спросил Егорыч. Голос его изменился. Ярость старика разбилась о холодную бесстрастность богини. Он сник, хоть и пытался говорить твердо.
- Знаю.
- Что? Что будет со мной? – пистолет в руке затрясся. – Скажи!
Черемисин поднял ружье.
- Сейчас ты умрешь, - сказала Мокошь.
Егорыч повернулся, пытаясь выстрелить первым. Не целясь, Черемисин нажал курок. Старик вскрикнул и упал навзничь. «Судьба, - пронеслось в голове Вадима. – Как она и сказала... Я ведь и прицелиться не успел! И из ружья никогда не стрелял...»
Ружье упало на траву. Сил в руках не оставалось.
- Хозяйка! Вылечи Всеслава! – закричала Света. Беспомощной окровавленной куклой Авдеев лежал на ее коленях... Мокошь приблизилась. Сияние накрыло участкового и девушку. Свет растекался от богини, как вода, струился по земле, превращая тревожную темноту в веселый, сверкающий красками лес. Черные стволы раздавались вширь и крепли, вместо гнилого лишайника их обнимал ярко-зеленый плющ, из травы пробивались цветы, а меж веток летали птицы. Переплут подпрыгнул, пытаясь поймать бабочку... Тут еще не встало солнце, а там был день, яркий, свежий и прекрасный. Черемисину захотелось выйти из тьмы и шагнуть туда, вдохнуть тот воздух, потрогать цветы и деревья. И не возвращаться назад.
- Вставай, Всеслав, - сказала богиня. Ее рука коснулась головы Авдеева, розовый свет потек с нее на грудь убитого, и он открыл глаза.
- Где я? – спросил он, поднимаясь. Черемисин сморгнул. Света раскинула руки:
- Матушка! Всеслав!
Ее руки прошли сквозь тело Авдеева. Светлана вскрикнула. Замерла.
- Почему... Всеслав, где ты?
- Я здесь, Светлана, - сказал Авдеев. – Я в лесу!
Он улыбался, оглядываясь вокруг, так, словно попал в знакомое место. Прежняя одежда Всеслава исчезла, он был одет по-старинному: штаны, сапожки, кафтан с широким красным ухарским поясом. Авдеев поклонился Мокоши. Выгнув спину, Переплут потерся о его ноги и громко мяукнул. Богиня повернулась к Светлане.
- Открой путь, матушка! – попросила Света.
Солнце на плечах качнулось:
- Этим путем уже не пройти. Теперь только один путь.
- Да, Хозяйка! – проговорила девушка. – Я пойду! Куда?
- Видишь колодец?
- Вижу, - сказала Светлана, поднимаясь. Розовое сияние, казалось, просвечивало ее тоненькую фигурку насквозь. Черемисин крутил головой: путь? Где путь? Какой? Туда!?
- Иди. Не бойся. Я встречу тебя там...
Света подошла к черному срубу. Вода бурлила, стекая с него черным густым варевом. «Туда? - предчувствие беды ожгло Черемисина. – Что ты делаешь, Света!» Его крик увяз в воздухе, застыв, как брошенный в смолу камень:
- Света, не надо! Не ходи! Не слушай!
- Я жду, любимая, - проговорил Авдеев.
- Всеслав ждет тебя. Иди, - голос Мокоши чарующим звоном отозвался в ушах.
- Иду, - прошептала Света.
- Не надо, стой! - Вадим не знал, слышат ли его, и рванулся к девушке. Но не успел, рука схватила воздух. Светлана шагнула на край и исчезла в воде. Сруб проглотил ее быстро и тихо.
- Света! – Черемисин сунул руки в бурлящую воду, и их ожгло холодом. Вода была ледяной, со дна колодца поднимались пузырьки.
Он согнулся над срубом, понимая, что уже поздно. Он не посмел, не решился прыгнуть за ней. Было слишком страшно. Ведь это - не просто колодец...
Черемисин застонал: как же так... почему? Ведь я знал, что к этому шло, чувствовал... и ничего не сделал. Почему? Что сковало меня в последние секунды: страх или судьба?
- Вадим, - сказали за спиной. Он обернулся. Авдеев улыбался, стоя в светлом сиянии богини, а рядом... Рядом стояла Света в белом просторном сарафане, спокойная и счастливая. Держась за руки, они смотрели на опера.
- Спасибо, Вадим.
- За что? – внезапно потеряв голос, просипел он. Мертвец разговаривал с ним, невредимый и спокойный. После двух выстрелов в упор... А рядом Света, радостная, смеющаяся. Утонувшая минуту назад...
- За то, что сделал, - сказал Всеслав.
- Ты будешь счастлив, - сказала Светлана. – Как мы.
- Спасибо, - не зная, что ответить, сказал Вадим. Ему вновь стало казаться, что все происходящее – сон, странный и страшный сон.
- У тебя будет жена и дети, - добавил Авдеев. – Да, я вижу. Теперь я многое вижу. А раньше... Будто с закрытыми глазами ходил.
- Какая там жена, - выдавил Вадим. – Поздно уже.
- Ты не понимаешь, - сказала Света. – Это судьба. Так будет. Мокошь дает тебе счастливый жребий. Или ты не хочешь счастья?
- Почему не хочу, - растерялся Вадим. – Это хорошо, только...
Он осекся, увидев поднимавшегося с земли Егорыча. Старик озирался, глядя то на Мокошь, то на Авдеева и Светлану.
- Вы... живы? – изумленно выговорил он.
- Я и не умирал, - сказал Всеслав.
- И я, - улыбаясь, сказала Света.
- Значит, и я жив! Жив, и в твоем царстве! - нестерпимое сияние заставило старика умолкнуть и закрыть ладонями глаза. Мокошь приблизилась к нему.
- Спасибо, Хозяйка! – Егорыч бросился на колени. – Прости! Прости!
- Слово свое сдержу. Будешь в моем царстве... пауком.
Мокошь вытянула руку: столб света ударил Егорыча, опрокинув навзничь. Старик забился, молотя по земле руками. Руки удлинялись, а тело съеживалось и чернело. Черемисин замер. Нечеловеческий вой пронзил воздух, и огромный черный паук, вскочив на мохнатые ноги, юркнул в заросли.
- Идем, - сказала Мокошь. – Пора.
- Да, Хозяйка, - поклонился Всеслав.
- Тебе дан счастливый жребий, - сказала Света Вадиму. – Запомни. И прощай.
- Света! – к колодцу изо всех сил бежал Макс. – Светка! Не уходи!
- Прощай, Максимка, - сказала Света, улыбнулась и взяла Всеслава за руку. – Приходи, я буду ждать.
- Прощайте, - сказал Авдеев, он и Светлана повернулись и исчезли в зеленом сиянии. За их спинами звонко крикнула птица, и выступившая из-за ветвей лосиха склонила голову.
Мокошь повела рукой, сияние померкло, тени истончились, и черные стволы проступили сквозь растаявшие в воздухе фигуры. Макс бросился к сестре, но прошел сквозь ее силуэт, споткнулся и упал, рыдая.
Черемисин смотрел, не зная, что сказать.
- Света-а! Света-а-а! Будь ты проклята, Мокошь!
Вадим сжал зубы. "Мы листики, влачимые ветром, песчинки, катящиеся по бес-крайнему бархану, рябь на воде... Что мы способны изменить? И надо ли? Я ли убил его, - думал Вадим, - и превратил в чудовище? Или он сам шел к этому, а я... Я всего лишь рука судьбы. И есть ли вина, если все предопределено? Если так, то никто никогда не виноват!"
- Вы, - сказала Мокошь, - сделали то, что должно. Таков был жребий. Такова судьба. Идите с миром.
Она повела рукой и отступила. Розовое сияние померкло, сливаясь с первыми лучами солнца. Ушла.
Макс плакал взахлеб. Вадим подошел к нему, взял за плечи:
- Ну, что ты... Не надо, Макс. Она жива, жива, понимаешь? Только не здесь. Пойдем. Пойдем.
Вода в колодце убывала.
Ворот замер.
Все кончено.
Все.
Он не знал, жалеть ли Авдеева и Светлану, убитых и воскресших на его глазах, как не знал: плакать ли теперь о мертвых. Что мы знаем о мире и других мирах? Что знаем о жизни и смерти? Зачем живем? Построить дом и продолжить род, каменным основанием укореняясь в земле, на останках предков? Или вспыхнуть и сгореть, одним поступком взлетая в небеса?
Он видел глаза Авдеева перед смертью – они были закрыты. Он спал... но спал ли? Где он был и что видел, если сказал, что не умирал? И если Егорыч сказал правду, что Ловкачева и бомжа убил не он, а Авдеев, то... виноват ли он? Старик ведал, что творит, а Всеслав...
Светлана... Она верила в Мокошь, верила до конца – и ушла к ней. Макс тоже верил – но уйти не посмел. Старик верил – но сошел с пути Прави, и Мокошь наказала ослушника. Что это за путь, Черемисин не знал, как не знал, чему теперь верить.
Вадим поднял пистолет. "Я не смогу его больше носить, - подумал он, заглядывая в черное дуло. - Одно движение пальцем – и я там. Но их там ждали. А кто меня ждет? А еще они верили. А я?"
- Вадим Федорович, вы что!
- Ничего, - он спрятал пистолет в кобуру и повернулся к Максиму. – Знаешь, я им завидую.
- Почему?
- Они посмели... пройти до конца. А я, Макс, прожил жизнь и не смел что-то сказать, что-то сделать. А теперь жалею. Потому что второго шанса не будет.
- У меня он есть, - еле слышно прошептал Макс. – Мокошь звала меня.
Вставало солнце. Его лучи протянулись сквозь столетние стволы, играя, преломились в росе, и где-то наверху запела первая птица. Лес оживал, заполняя Мокши теплом и светом.
- Звала?
- Да. Я говорил с ней. Но я не пойду!
Черемисин взглянул на парня:
- Значит, ты так решил...
- Мне надо думать, что я маме скажу! И отцу. Что?
- Не знаю, Макс. Что бы мы ни сказали – нам не поверят. Считай, что мы ничего не видели. И никого. Но Света не умерла! Запомни это. И она счастлива.
Максим покачал головой, заговорил прерывисто и жарко:
- Я бежал сюда, я знал, что сестра здесь, но Мокошь не дала мне пройти! Что здесь случилось? Я слышал выстрел, крики!
- Это я стрелял, - сказал Черемисин. «Хорошо, что не дала пройти, - подумал он, вспоминая, - Она тебе жизнь подарила. А ты и не знаешь».
- В кого стреляли?
- В воздух.
- Что-то не верится. У вас такой вид...
- Я тоже не знаю, чему теперь верить, - сказал Черемисин. – А мне еще рапорт писать... Пойдем, Макс.
Слезы застилали глаза. Максим поднес ладонь к лицу и замер: вокруг запястья вилась сияющая ниточка-оберег. Оберег Мокоши! Значит, не привиделось!
Нить не рвалась, проходя сквозь пытавшиеся ее сорвать пальцы.
- Ты видишь? – спросил Макс опера.
- Что?
- Ничего, - сказал Максим, оглядываясь на колодец. - Пошли домой.


Август 2009 – ноябрь 2011

Что сказать в разделе «итого»? К подобному финалу все и шло, так что ничего из разряда «вау» не произошло. Хотя старик со своими тараканами внес некую сумятицу в происходящее, но как-то неубедительно и сумбурно. Хорошо что оставили Максима в нашем мире, плохо, что финал, все же, получился «девчачий».
По повести в целом. Затянуто, и поведение героев не всегда было логично. Если честно, то топтание на месте: город-Мокши-город-Мокши, немного наскучило. Мало динамики, нет развития сюжета как такового. Уже в середине становится все ясно и понятно.
Жаль, но я бы не стала это перечитывать.

Ну, спасибо, хоть прочитали.
Это был эксперимент в жанре мистического детектива. Теперь буду знать, что детективы - это не моё. Впрочем, я давно это понял.