Вот тут не поняла. Женщины нет в доме, а ее рука чувствуется? Или вы как раз хотели сказать, что в данном доме ее нет? Тогда коряво получилось.

Да, как раз это хотел сказать. Это как бы ирония. Наверно, не слишком удачно.
Продолжение вечерком...

Вадим в очередной раз перечитал заключение судмедэксперта и вздохнул. Темное дело. Зачем топить бомжа? Мотив? Непонятно. Это одно. Но зачем еще и тащить его в Мокши? Спрятать тело? Так ведь тело не прятали, бросили на пол в полу-разрушенном доме... Возможно, бомж оказался нежелательным свидетелем - такое тоже бывает, но опять же, свидетелем чего можно оказаться в лесу?
Ни следов побоев, ни мотива, никаких зацепок. Висяк. Обиднее всего, что Лесовский поручил ему это дело именно потому, что пару раз Черемисин успешно рас-следовал подобные случаи.
Тут еще пропажа в Мокшах Ловкачева... Если б знать, что эти дела взаимосвязаны, появилась бы ниточка, но это еще надо доказать. Все участники пикника, включая Ловкачева, имели алиби на момент смерти бомжа. Они были в городе и ни-куда не отлучались. Хотя, опять же, время смерти Мухомора определено лишь ориентировочно.
Поездка в Бурьяново породила больше вопросов, чем ответов. Участковый Авдеев Черемисину понравился. Не потому, что запросто пригласил домой и угостил водкой. Нет. Было что-то в участковом притягательное, искреннее, что не часто в милиции встретишь. Да не только в милиции, просто в жизни. Сева этот... Черемисин не думал, что Гришин причастен. Не станет бывший уголовник сообщать в милицию о трупе, если не убежден, что его первым не заподозрят. Странно, что он вообще сообщил. И своего знакомства с убитым не отрицает. Авдеев говорит: никто из одно-сельчан не мог убить - но это лирика. Участковый может предполагать что угодно, его, Черемисина, дело - проверить все и всех.
Не делать исключений - было одним из правил Вадима Черемисина. Фишка, позволившая раскрыть несколько глухих дел и снискавшая ему славу умного и удачливого следователя. Не делать исключений, подозревать всех, несмотря на алиби, занимаемые должности и красивые глаза. Плюс интуиция. Казалось бы: чего проще? Все так могут работать. Но почему-то не работают.
Прохоров, занимавшийся пропажей Ловкачева, делился с Черемисиным кое-какой информацией и даже спрашивал совета. Активность капитана усилилась после того, как Ловкачев-старший пообещал вознаграждение за любые сведения о пропавшем сыне. Черемисин улыбался, но в помощи Прохорову не отказывал, тем более, что в своем деле сдвигов не было.
Вот и сегодня Прохоров заглянул к Черемисину, благо кабинеты были по соседству, сдвинул папки с документами и сел на стол:
- Я опросил всех, кто был на пикнике. Спросил, не замечали ли ничего необычного в поведении Виктора. Так вот, сказали, что накануне Ловкачев собирался пробыть у озера два дня, но после ночевки в Мокшах резко изменил планы и заявил, что у него дела. Он отвез всех в город и уехал, после чего его никто не видел.
- А уехал он в Мокши, - сказал Черемисин. Привычка капитана сидеть на столах ему не нравилась. И не ему одному. Никто никогда не видел Прохорова сидящим на столе в своем кабинете, зато на чужих столах он разваливался, как у себя дома.
- Вот именно! К гадалке не ходи! Краснов видел его джип на следующий день в лесу у Мокш, ну, ты знаешь.
Прохоров поскреб небритый подбородок:
- Вопрос: какие дела у него могли быть в Мокшах? С кем? На это мне никто ответить не мог. А тут еще драка!
- Какая драка?
- Ну, почти драка. Ловкачев сцепился с Красновым из-за его сестры, которую он обозвал, а Краснов вступился.
- Это я знаю. И что?
- Мещеряков, который их разнимал, отчетливо слышал, как Краснов пообещал убить Ловкачева.
- Ну, мало ли что в драках орут...
- Это да. Я проверил: в день, когда исчез Ловкачев, у Краснова алиби нет. Он говорит, что сидел дома. Кроме его сестры, этого никто подтвердить не может. Ну, а сестра, само собой, скажет, что надо.
- Она вообще может не давать показаний на брата.
- Вот именно.
- Ты его подозреваешь? - спросил Черемисин. - Учти: мы вообще не знаем, убили Ловкачева, или он в бане с девочками укуренный сидит. А ты уже кого-то по-дозреваешь.
- Хм. Раньше Виктор не исчезал. И девочками в банях не увлекался. У нас в го-роде немного парней его возраста на собственных джипах разъезжает, так что поклонниц ему хватало. Джип на месте, значит, не угон и не грабеж. А вот сведение счетов вполне возможно.
- Ты же видел этого Краснова. И я видел. Он пацан еще. Твой Ловкачев на голову его выше и сильнее, к тому же карате занимается, а Краснов... Не ботаник, как сейчас говорят, но и далеко не крутой.
- Ну, одно дело честный бой, другое - сзади кирпичом по башке. Ведь может такое быть?
Черемисин усмехнулся. Может. И не такое.
- Вопрос в том, зачем он второй раз в Мокши поехал, - сказал Прохоров.
- Он говорил: сестра попросила, - вспомнил Черемисин.
- Мало ли что он говорил! Помнишь, что он сказал по поводу последнего при-езда в Мокши? Мол, проверить хотел и все такое... Бред. А вот что он там следы за-метал - вот это вполне возможно.
- Вы же там все перерыли.
- Ну, относительно все. Короче, думаю с сестрой его поговорить. Раньше надо было, да не успел. Она слепая, так что надо самим к ней ехать. Поедешь? Номер я уже пробил...
- Так звони, - сказал Черемисин.
Прохоров набрал номер:
- Але. Здравствуйте. Милиция, капитан Прохоров. С кем я говорю? Ага, ясно. Я бы хотел поговорить со Светланой Красновой. Когда ее можно увидеть? Так. Угу. Ясно. До свидания.
Он повернулся к напарнику.
- Она в районной больнице. Психиатрическое отделение...
- Во, как... - Черемисин посмотрел на слегка ошеломленного товарища.
- Поехали в больницу, - сказал Прохоров. - Чувствую, что-то тут есть. К гадалке не ходи...
- Дела у меня.
- Ерунда, какие дела? Поехали, тут рядом. Башку проветришь, да и пожрем за-одно.
Черемисин не стал ломаться, и через пятнадцать минут машина Прохорова стояла возле больницы. Менты вышли и направились внутрь.
- Больной нужен покой! - не пускала дежурная. - Нельзя!
- Мы из милиции! - Черемисин показал удостоверение, но действия оно не во-зымело.
Позвали заведующего отделением.
- Сейчас у больной кгизис. Пговодится кугс лечения. Беспокоить категогически нельзя! - отрезал врач с характерной семитской внешностью.
- А когда можно будет поговорить? - спросил Прохоров.
- Возможно, завтга, - доктор потеребил грустный мясистый нос. - Не могу сказать. Будет зависеть от состояния.
- Тогда позвоните, когда ей станет лучше, - Прохоров сунул в руки врача визитку. - Вот, лучше по первому телефону. Это очень важно. Пропал человек, нам очень нужно поговорить со Светланой.
- Хогошо, я позвоню.
На том и расстались.
Обедали в кафе. Прохоров угощал коньяком, Черемисин отказывался.
- Работать еще.
- Да ладно тебе, иногда надо. Чтобы там не говорили. Что мы - не люди, что ли? - Прохоров опрокинул стопку в рот и зажевал салатом. - Всем можно, а ментам нельзя. Нам, царям, за вредность надо молоко бесплатно давать!
Он смеялся и болтал, успевая есть и курить одновременно. Черемисин ел мол-ча.
- Слушай, Вадик, я никак не пойму: что ты за человек? - неожиданно признался капитан. - Мне все время кажется, что ты какой-то... засланный казачок. Ты, случайно, не засланный?
Невозможно было понять, шутит Прохоров или нет. Вроде не столько выпил, чтобы душу изливать.
- Ну да, разрешите представиться: Бонд, Джеймс Бонд, - засмеялся Черемисин. - А с чего ты взял?
- Шутю я. Хотя... Вот почему ты со мной не пьешь?
- Я на службе.
- А я где? - оскорбился Прохоров, допивая коньяк. - Мне это не мешает.
- А мне мешает.
- Вот поэтому ты и не капитан, Черемисин, и вряд ли им станешь, - уже серьезно проговорил Прохоров. - Ну, разве что к пенсии...
Черемисин улыбался.
- А я не тороплюсь, капитан. Тебе интересна цель, а мне - процесс.
- Ты умный мент, Вадик, а простого не понимаешь: проще надо быть. Таким, как все. И люди, как говорится, к тебе потянутся. У тебя ведь нет друзей в отделении - почему? У меня все в друзьях, а у тебя никого!
- А я не напрашиваюсь.
- Это правильно. Насильно мил не будешь. Но ведь я о другом, ты понимаешь, о чем.
- Давай просто делать свою работу, - сказал Черемисин. Прохоров ненадолго умолк, затем тяжело поднялся и выдохнул:
- Давай.
Черемисин вернулся в отделение и занялся бумажной текучкой.
На следующий день позвонили из больницы.
- Поехали, Вадик, - сказал Прохоров. - Клиент созрел. И знаешь, хорошо, что она в больнице - поговорим без свидетелей.
Черемисин мог отказаться - не его это дело и плевать на обиды Прохорова, но любопытство возобладало. И интуиция настойчиво шептала: сходи.
Завотделением провел в палату. Светлана Краснова сидела на постели, крутя в руках яблоко. Менты остановились у входа, и Прохоров многозначительно кивнул врачу на коридор. Тот понял и молча отошел.
- Здравствуйте, Светлана, - сказал Прохоров. - Мы из милиции. Хотим с вами поговорить. Она повернула голову. Неподвижные глаза уставились на вошедших. "Почему она не носит очки?" - подумал Черемисин. Девушка казалась весьма симпатичной. Тонкие черты, лебединая шея, осанка. Под бесформенным больничным халатом угадывалась прекрасная фигура.
- Здравствуйте, - сказала она. Голос тоже был приятным.
- Так вот, нам бы хотелось узнать о вашей поездке с братом в Мокши.
- С Максимом?
- Да, с ним, - Прохоров приблизился, остановившись в метре от девушки. Черемисин с неудовольствием отметил, как тот бесцеремонно разглядывает больную. Зрячую бы так не разглядывал.
- Скажите: ваш брат ссорился с Виктором Ловкачевым тогда, в Мокшах?
- Ссорился.
- Из-за чего?
- Из-за меня.
- А что произошло?
Светлана опустила голову. Ногти пронзили тонкую кожуру.
- Не скажу.
- Ловкачев вас обидел? - подал голос до сих пор молчавший Черемисин.
- Да.
- Светлана, мы ведь многое знаем, все дали показания, - сказал Прохоров. - Вы не бойтесь, расскажите, как все было. Хотите, я сам начну? Максим поссорился с Виктором из-за вас. Они чуть не подрались, и Максим обещал убить Виктора...
- Он этого не говорил! - приподнялась на постели Светлана.
- Говорил. Таковы показания свидетелей. И вот Виктор Ловкачев исчезает при невыясненных обстоятельствах. Вы с Максимом едете в лес и находите джип Ловкачева, но ничего об этом не сообщаете. А его родители ищут, волнуются...
Светлана молчала. Черемисин внимательно следил за ее мимикой.
- Зачем Максим возил вас в Мокши? - спросил он, делая знак Прохорову обождать.
- Я его просила.
- Зачем?
Она не ответила.
- Вы считаете, Максим непричастен к пропаже Виктора? Вот что мы хотим узнать.
- Макс ни при чем, - сказала Светлана. - Он ни в чем не виноват!
- Хорошо, мы вам верим, - сказал Прохоров, посмотрел на Черемисина и качнул головой. Она что-то знает, говорило его лицо.
- Когда вы ездили в Мокши, вы всегда находились с ним рядом? - спросил Черемисин. - С Максимом? Только точно.
- Нет. Он оставил меня у джипа и пошел искать Виктора.
Прохоров удовлетворенно кивнул.
- Зачем? - спросил он.
- Просто... Он подумал, что Виктор заблудился.
- Как долго его не было?
- Не знаю. Минут пятнадцать. Или полчаса. Не знаю точно.
- И что дальше? Он пришел?
- Пришел, сказал, что Виктора нигде нет, и мы пошли в Мокши.
- Угу, - Прохоров скривил губы и красноречиво посмотрел на опера. - А на следующий день вы зачем поехали туда?
Светлана повела головой, словно вглядываясь в собеседников.
- Вы можете отвезти меня в Мокши? - сказала она. – Сейчас! Пожалуйста.
- Зачем?
- Мне нужно быть там. Отвезите.
- Мы не можем, вы же... болеете, - растерянно сказал Черемисин.
- Я не больна! Отвезите меня, а я скажу, где Виктор.
Менты переглянулись.
- И где же? - спросил Черемисин.
- Отвезете в Мокши - скажу! - оживилась она.
Опер хмыкнул. Условия им ставит! Девчонка!
- Вы нам скажете, где он, а в Мокши мы вас свезем потом, когда вы поправитесь, - мягко сказал Вадим.
Света рассмеялась:
- Нет! Хотите знать, где он - отвезите меня в Мокши.
- А зачем вам надо в Мокши? - спросил Черемисин.
- Просто отвезите, - прошептала она.
- Вы понимаете, что скрываете важные для следствия улики? - встрял Прохоров. - Это, между прочим, уголовно наказуемо, Краснова!
Света лишь улыбнулась. "Ее этим не запугаешь, - подумал Черемисин, - глупо, Прохоров, глупо".
- Вы о родителях Виктора подумайте, - сказал он. - Они очень долго ищут сына. Представьте, ваши родители вас бы искали. Они не знают, жив он или мертв, а вы скрываете.
Светлана вздохнула. Глядя на нее, Черемисин понял: девушка точно не блефует. Она знает.
- Виктор сам виноват.
- Виноват в чем? - немедленно подхватил опер.
- В том, что осквернил... - Света запнулась. - Он сам виноват. Теперь его нет в нашем мире.
- Вы понимаете, что только что сказали? - снова встрял Прохоров. - Нет в нашем мире, значит, он - мертв? Так? Никто не знает, что Виктор Ловкачев мертв. Только вы. Откуда вы это знаете?
Сейчас самое время сказать, что "нет в нашем мире" - это не то, что вы подумали, - пронеслось в голове Черемисина. Ведь она выдала себя, выдала, что кое-что знает... Но Светлана спокойно ответила:
- Знаю. Я видела. А брат тут ни при чем.
- Видели Виктора мертвым? Интересно, как вы могли видеть? - усмехнулся ка-питан. Черемисина покоробило замечание капитана, но Прохоров никогда не отли-чался тактичностью.
- Не верите - как хотите, - сказала она.
- Отчего он умер?
- Мокошь наказала его.
- Это кто? Вы ее знаете? - оживился Прохоров.
- Да. Мокошь - Хозяйка Сумрака, Богиня Судьбы...
Менты вновь переглянулись. На лице Прохорова читались раздражение и досада. Бред! А бред к делу не пришьешь. Только время потратили!
- Вы отвезете меня?
Прохоров скривился.
- Нет, сначала вы должны поправиться, - сказал Черемисин.
- Я не больна! - крикнула Света так, что в дверь палаты тотчас просунулась голова врача.
- Мы уже уходим, - сказал ему Прохоров. - Спасибо за помощь.
Менты вышли в коридор.
- А какой у нее диагноз? - спросил капитан. Врач повел длинным носом:
- Говоря проще: нервный срыв, помутнение рассудка, навязчивые идеи…
- Но она не полностью свихнулась? - спросил Прохоров.
- Да нет, - многозначительно ответил доктор. - Она вполне адекватна.
- Что-то сомневаюсь.
- А нельзя ли отпустить ее с нами... на время? - спросил Черемисин. - Под нашу ответственность? Сегодня же вернем обратно.
- И речи быть не может. Только после курса лечения и с согласия родителей.
- Ясно. До свидания.
- До свидания.
Они вышли из больницы.
- Да, - сказал Прохоров. - Слепая, да еще и со сдвигом. К гадалке не ходи. Столько времени убили! Как думаешь, она действительно что-то знает о Ловкачеве? Черт, я уже обрадовался, а она чушь какую-то понесла...
- Может, и знает. Только как свидетель, она...
- Это ясно, - Прохоров закурил. - Все же думаю: зачем Краснов тогда ее одну оставил и ушел в Мокши? Он ведь убить мог за это время. Легко. А потом вернулся, как ни в чем не бывало, и пошел гулять с сестрой.
Черемисин качнул головой:
- Говорю же: мальчишка он. Нет, он не убивал.
- Сейчас еще не такие убивают. Ну, сам посуди: если она что-то знает - как Краснов может это не знать? Слепая знает, поводырь - нет? И ты еще сомневаешься?
- Сомневаюсь. Как слепая может видеть?
- Может, она не видела, а слышала. Вот от этого и с катушек съехала! Давай зарубимся, что это Краснов! - оживился Прохоров. - На бутылку коньяка! Ну?
Он протянул ладонь.
- Не хочу, - сказал Черемисин и руку не подал.
- Ну, что ты за человек? Скучно с тобой.
Черемисин не ответил.
- Ладно, поехали, - сказал Прохоров. - А с мальчишкой я еще потолкую. Не нравится он мне.

Может, сократить разговоры?

Ни в коем случае! Это же роман!

Тут вот какая штука. Убийствами занимается прокуратура, а не менты. Надо подправлять.
Кроме того, при допросе обязательно должен вестись протокол. Допрос - следственное действие в рамках уголовного дела, которое будет являться основанием для судебного процесса. Поговорить "по душам" конечно можно, но к делу это не пришьёшь.
В сериалах зачастую показывают чушь. В реальности всё сложнее.



Вообще-то это можно расценивать как наводящий вопрос.
В соответствии с ч. 2 ст. 189 Уголовно-процессуального кодекса РФ (УПК РФ), задавать наводящие вопросы запрещено.
http://www.consultant.ru/popular/upkrf/11_34.html


В соответствии со ст. 194 УПК РФ, "в целях установления новых обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела, показания, ранее данные подозреваемым или обвиняемым, а также потерпевшим или свидетелем, могут быть проверены или уточнены на месте, связанном с исследуемым событием".
Девушка сама предлагает отвезти её на место предполагаемого преступления, а следователь не хочет.

Также необходимо учитывать физическое состояние свидетеля - мало того, что она слепая, так ещё находится в психиатрической клинике.
Думаю, при допросе должен быть её представитель - кто-то из родителей или опекун, и представитель медучреждения, адвокат.

Приведённая ниже цитата справедлива в рамках судебного процесса. А у вас пока ведётся расследование. И всё же обратите на неё внимание, поскольку любое нарушение станет серьёзным основанием для "развала" дела адвокатом потерпевшей стороны или обвиняемой стороны, в зависимости от интересов подзащитных.


Я уголовными делами никогда не занимался, поэтому всех нюансов не знаю. Но представьте, если это прочитает человек в этой области сведущий.

Подправим.

Это я понимаю. Но у меня ведь тоже не реальность.

Можно. Но, во-первых, это стиль работы Прохорова, который будет раскрываться в дальнейшем. Во-вторых, не думаю, что наша полиция так четко следует букве закона, что и прикопаться не к чему... Вот это как раз фантастика. И вообще, разговор был наедине, без протокола и свидетелей, и этим Прохоров беззастенчиво пользуется.

Ну, я думал над этим, но... Светлана, хоть и в клинике, но чтобы признать ее психически неполноценной, одной клиники мало. Это если по закону. ( в действительности могу рассказать случай с моей двоюродной сестрой, которую злоумышленники, менты, между прочим, в сговоре с главврачом признали психически недееспособной, чтобы наложить лапу на ее недвижимость... А вы говорите.... Еле-еле через суд отбились. )

Это было. Или будет, при следующем допросе. Точно не помню, когда, но будет.

До этого не дойдет. И вообще, менты не особо думают над этим, мне кажется. Им главное - дело смонтировать, до суда довести, получить галочку. А там, развалится оно или нет... Хотя, конечно, если развалится, вернут на доследование, а это им не на руку... А в последнее время есть тенденция все дела заканчивать мировой, хотя убийство - это, наверно, не тот случай.
Хотя, убийство пока не доказано! Нет тела - нет дела.

Все это справедливо при применении к убийце, Светлану же никто не обвиняет, она проходит по делу, как свидетель.

А как же Черемисин? Он же вроде как правильный мент.
Вообще-то признание гражданина недееспособным возможно только через суд.

Нет. Это применимо ко всем гражданам.

Он же не будет при допросе ругаться со своим напарником. Но потом он выскажет свою позицию.

Вообще-то этот врач задним числом нарисовал заключение, что она недееспособна, якобы было освидетельствование... - и попробуй опровергни, если милиция в маленьком городке вся против нее, потому что заинтересованные лица окопались среди них...
Об этом реально можно триллер написать. Были и угрозы и шантаж и круговая порука...

А решение суда о признании недееспособности было?

Видишь ли, я в этом деле не участвовал, слышал от сестры, многое могу не помнить. Вроде, как раз суд и установил, что ее незаконно признали недееспособной. Вроде как сестра требовала на суде, чтобы врача уволили и наказали, но не уверен, что это произошло...
Это случилось во Всеволожске, где живет сестра и ее семья. Очень криминализированный город, не случайно там часто меняются мэры...
Вообще, надо сказать, что эта ситуация развернулась после того, как сестра овдовела, ее муж разбился на машине, оставив ее с тремя детьми без средств к существованию. Мало того, оказалось, что он бывший наркоман, скрывал это от сестры, в последнее время употреблял, бил ее и все такое... пока не разбился на машине вместе с приятелями. И представь себе, мать ее мужа пожелала оттяпать комнату в ее двушке, где она ютилась с тремя детьми, ссылаясь на право наследования, как мать. Эта мамочка имела родственников в милиции, которые стали запугивать сестру, угрожать и все такое. Наконец, вышла история с врачом - так они хотели признать ее недееспособной и оттяпать эту комнату, а там, глядишь... Сестре помогли родители, но, между нами, крыша у нее немного съехала от этих потрясений, я это заметил, появились фобии и странности... Но ни в коей мере не могу сказать, что она недееспособна.

Да уж... Сочувствую.

А вы говорите, что Монк такой пессимист... Такую жизнь наблюдаю вокруг. Мне бы талант Достоевского, такое бы написал...

- Ну, как ты, Света? - Максим стоял в просторной двухместной палате с большим окном, выходящим в сад. Покрытый новым линолеумом пол, крашеные красивой голубой краской стены. Здесь недавно делали ремонт, но Света не могла оценить ни ремонта, ни вида из окон.
- Ничего. Лежу. Сплю.
- Я тебе сока принес. Ну, яблок еще...
- Спасибо.
Сестра казалась ему отстраненной, даже обиженной, и Макс постарался придать голосу больше радости:
- Папа и мама тебе привет передавали. Мама вечером, наверно, зайдет. Ты выглядишь хорошо. Когда домой, что доктора говорят?
- Не знаю, - Света стояла, как статуя, не двигаясь и почти не дыша. - Слушай, Макс. Скоро пятница... Мне надо быть там. Ты понимаешь? Там.
Макс понимал. Еще как понимал!
- Мне нужно уйти отсюда, Максим! Скоро Купалин день, и я должна быть там. Мне надо готовиться.
- К чему готовиться? - спросил Макс. Его встревожили ее слова.
- Ты поможешь? - не отвечая на вопрос, проговорила сестра. - Максим, пожалуйста! Мама меня не слушает, отец тоже! И здесь никто не слушает! Отвези меня в Мокши! Мокошь наградит тебя! Я буду просить ее! Она даст тебе, что пожелаешь! Она многое может, она добрая!
- Мне ничего не надо, - растерялся Макс.
- Ты не понимаешь! Она может все! Мокошь - Хозяйка Судьбы, Доля и Недоля служат ей.
- Я знаю, читал.
- Максим, она отметила тебя! Она говорила о тебе. Если хочешь…
- Я ничего не хочу! - прервал Максим. Ему было не по себе. Слышать о том, что тобой интересуется нечистая сила - не слишком приятно. - Ты скажи лучше, где Виктор? Твоя Мокошь знает, я уверен.
- Я тоже знаю, - Светлана поднесла пальцы к губам, и Макс испугался:
- Что с ним?
- Он сам виноват. Он уже не вернется. Никогда.
- Света, Виктор... умер? - тихо спросил он. Света спокойно кивнула. Макс не увидел и тени сожаления, и ему стало не по себе от жестокого равнодушия сестры. Она ведь не была такой!
- Твоя Мокошь убила его?
- Наказала.
Какая разница, как называть убийство! Ведь человек исчез без следа, навсегда!
- Да за что? За что его было убивать?
- Он не умер. Он ушел из нашего мира, но жив... там. Он наказан. Я не хочу говорить о нем.
Ушел из нашего мира - все равно, что умер, подумал Макс. Внутри все вопило: Виктор умер, убит какой-то Мокошью! Прежние обиды испарились, Максиму было страшно и жаль Витю. В одном ведь дворе жили... Одно дело – пропасть в лесу, другое – сгинуть в неведомом мире.
- И ты хочешь, чтобы я верил убийце? Твоя Мокошь убивает людей!
- Ты ведь сам хотел убить Виктора, - возразила она. - И я хотела. Вот Мокошь и наказала его за нас, ведь я не могла, и ты не мог.
- Я... - запнулся Максим. - Я хотел убить?
Он вспомнил свой отчаянный крик в Мокшах. Что же, я виноват, что ли?
- Я погорячился! Я бы не убил его, конечно! Ты что, не понимаешь? А твоя хорошая Мокошь - убила!
- Она - богиня, Макс. Она знает то, чего не знаем мы, может то, чего не могут люди.
- Ты не знаешь, кто она! Света, я многое знаю о Мокоши. Хочешь послушать, что я нашел в книгах?
- Расскажи.
Макс стал рассказывать. Сбиваясь и волнуясь, он зачитывал выписанные из интернета цитаты. Блокнот с ними он теперь носил с собой. Света слушала спокойно, иногда улыбалась, не иронично - так, словно узнавала хорошего друга.
- Здесь многое правда, - улыбаясь, сказала она. - Много врут, но и правды много.
- Если это правда, то твоя Мокошь - нечисть, чудовище, как ты не понимаешь! Света, забудь ее! Тебе не нужно ходить туда, даже думать об этом не нужно! Ты... пропадешь!
- Нет, это ты не знаешь, какая она! Я ее видела, я говорила с ней. От нее такой свет, такое тепло! Она издревле помогает людям, но тем, кто соблюдает обычаи, кто чист перед ней.
- Чист перед кем? Перед убийцей?
Светлана покачала головой, словно говоря с несмышленым младенцем:
- Богиня не может быть убийцей, Макс. Она - богиня, она вершит суд.
- Света... - Макс уже не знал, что делать. Вроде бы, они отлично понимают, о чем речь; он готов верить и даже верит в эту чертовщину, но... Принять то, что говорит Света, признать за какой-то лесной нечистью право казнить людей! Это слишком!
Но уговоры и убеждения рассыпались о твердую и необъяснимую веру Светланы.
- Да что же такое! - воскликнул Максим. - Чем она купила тебя, Света? Что обещала?
- Свет. И новый мир. Ты можешь видеть, Максим - я тоже хочу видеть, и хочу жить!

Угловатые, выступающие из тьмы дома настороженно ждут. Ветер зябко дышит в спину, деревья угрюмо молчат. Ни души вокруг, ни движенья – но он знает, что это не так.
Что-то ждет там, за домами, предчувствие страшного замедляет шаг. Он оглядывается, ища причину не ходить, но идет, потому что надо идти. Он вспоминает, что бывал здесь, многое кажется знакомым, но тревога остается. Он знает: сперва будет страшно, но затем страх отступит, растворится в зеленых сумерках, и станет свободно и легко. А, может, не в этот раз?
Миновав очередной дом, он видит колодец с раскачивающимся воротом, словно кто-то тронул его и убежал. Вид бесшумно качавшейся рукояти гипнотизирует, притягивая взгляд.
Кто-то зовет – или это шум ветра и шелест ветвей? Дрожа, он приближается к колодцу, встает на колени, кладет ладони на темное влажное дерево. Черная вода покачивается в бревенчатых берегах и смывает страх. Приходит спокойствие и знание того, что надо сделать.
Он встает и смотрит на рукоять, прикасается к металлу, ощущая холод, берется покрепче и начинает крутить. Ворот вращается бесшумно и быстро. Ни цепи, ни веревки нет – но это не важно. Он крутит рукоять, чувствуя, как та становится тяже-лее и тяжелее, но не останавливается, зная, что осталось еще чуть-чуть…
Раздается какой-то звук. Он не может понять, это голос человека или животного, но определенно живого существа.
Невыносимо тяжело. Он отпускает ворот. Металлический крюк застывает, из колодца раздается гул. Он видит, как вода стремительно прибывает, словно где-то внизу открылся невидимый шлюз. Колодец быстро заполняется до краев, и вода останавливается, застывая блестящей матовой пленкой.
Он трогает воду пальцами, и они входят в нее, как в расплавленное стекло – ни ряби, ни кругов. Он видит отражение – и не может себя узнать. Кто это? Что это?
Внезапно ему захотелось пить, да так сильно, что, взмахнув руками, он падает в черную воду головой и пьет, пьет, пьет…

***

Следующим утром возбужденный Прохоров ввалился к Черемисину.
- Краснова исчезла из больницы!
- Как: исчезла? - просматривавший дела опер поднял голову от бумаг.
- А хрен ее знает! Дежурная ничего не видела, спала, конечно, сволочь.
- Но как слепая могла исчезнуть? Да еще ночью? Куда она вообще могла пойти?
- Вот и я думаю, Вадик... Не одна она ушла, кто-то помог! Думаю, сделали спецом, чтобы мы ничего узнать не успели.
- Думаешь, ее брат? - спросил Черемисин.
- Соображаешь, когда хочешь. Думаю, - кивнул Прохоров. - Вот сейчас и про-верим. Поехали, у меня адрес Красновой есть.
Черемисин так не думал, но другой ниточки нет, потянем за эту. Определенно, одна слепая из больницы не выберется. Значит, ей помогли. Опер кивнул капитану:
- Поехали.
На звонки никто не отвечал. Пробив место работы отца Максима, Прохоров позвонил и настоятельно попросил приехать. Узнав, в чем дело, отец Светланы прибыл через двадцать минут и открыл квартиру.
С позволения хозяина осмотрев комнаты, опера никого не обнаружили.
- А где ваш сын? - спросил Прохоров.
- Не знаю. Гуляет, наверное, с друзьями. Сейчас каникулы.
- Именно в это время, - многозначительно протянул Прохоров.
- Вы думаете, Максим вывез ее из больницы?
- А кто еще мог?
- А врачи вам не сказали? - вопросом на вопрос ответил Краснов.
- Врачи ничего не видели, - пояснил Черемисин. - Светлана ночью ушла.
- С чужим Светлана не пойдет. А ночью Максим был здесь, - твердо сказал Краснов. - Я ручаюсь.
- Вы со свечкой над ним стояли? - спросил капитан. - Где его комната?
- Вот...
Ничего подозрительного. Аккуратно застеленная постель. Компьютер, книги на полках. Много книг. Ни следов сборов, ничего странного.
- Телефоны его друзей знаете?
- Нет. Это же не мои друзья.
- Плохо.
- Мне кажется, вы его в чем-то подозреваете? Но это смешно. Максим не мог сделать ничего дурного.
- Вот, если б так сразу можно сказать, кто что может, а кто не может, - почти по-жегловски сказал Прохоров. - Ваша дочь и сын исчезли одновременно - вам это не кажется странным? Лучше скажите: если это Максим вывез ее из больницы, то куда они могли поехать?
- Светлана часто говорила, что ей надо в Мокши. Она очень просила ее туда отвезти. У ней... навязчивая идея.
- Это мы заметили, - поднял брови капитан.
- Если Светлана сбежала, то только туда, в Мокши, - сказал Краснов-старший. - Я не знаю, Максим мог, конечно, отвезти ее туда, но ночью он был здесь... Можно, я с вами поеду?
- Не надо, мы сами справимся, - сказал Прохоров. - Вам лучше остаться здесь. Если Максим или Светлана вдруг появятся, позвоните по этому телефону. Спасибо за помощь, - опера вышли, и только на лестнице Черемисин сказал:
- Он прав. Она в лесу. Точно. Надо ехать в Мокши.
- Погнали!
"Ауди" резко взяла с места. Лицо Прохорова за рулем походило на морду взявшей след ищейки: слегка высунутый язык, нетерпение и азарт.
Всю дорогу молчали. Капитан сосредоточенно крутил баранку, а Черемисин думал о том, окажутся ли слова Красновой бредом или правдой. Но если мы найдем тело Виктора, что же, поверить, что его убила какая-то Мокошь, хозяйка сумрака и чего-то там еще? Бред, все это бред. Надо искать нормальное, понятное любому объяснение.
- Дорогу помнишь? - спросил Черемисин, когда они вышли из машины на просеке.
- Да вроде, - пробурчал Прохоров. - Был же здесь уже. Как думаешь, успеем?
- К чему?
- Ты что, не понимаешь, что он хочет убрать ее, как свидетеля! - сказал капитан, отмахиваясь от голодных комаров.
- Свидетеля чего?
- Да Краснов убил Виктора, пойми! Все сходится, к гадалке не ходи.
- Спокойно, капитан, действуем по обстановке. Еще ничего не ясно.
Они молча пробирались по тропинке к Мокшам. Наконец, из-за черных стволов показались заросшие зеленым мхом крыши. На первый взгляд брошенная деревня казалась необитаемой...
- Уходи! Не трогай меня! Я не пойду! - отчетливо раздался женский крик, и менты замерли.
- Что я говорил! - расстегивая кобуру, Прохоров помчался к одному из домов. Черемисин побежал за ним. Они ворвались в черный, пахнущий плесенью проем. В глубине комнаты боролись две тени.
- Стоять, милиция! - гаркнул капитан. Тени замерли. Максим Краснов отпустил сестру и растерянно глядел на появившихся из ниоткуда милиционеров.
- Не дергайся! - ствол красноречиво уперся Краснову в грудь. - Выходи! Живо!
Черемисин схватил Светлану за плечи:
- С вами все в порядке? Что он от вас хотел?
Она молча дала вывести себя наружу. На Светлане был махровый больничный халат, на ногах - ничего. "Как он вез ее сюда в таком виде?" - мелькнуло в голове Черемисина. Между тем Прохоров методично обыскивал неподвижно стоящего Максима.
- Пусто, - наконец, выдохнул капитан. - Надо бы еще дом посмотреть. Постой с ним, Вадик, я гляну.
- Там... - хотел сказать парень, но Прохоров выразительно ткнул стволом ему под ребра:
- Заткнись и сядь!
- Садись, - повторил Краснову Черемисин, и Максим послушно сел на траву. Вот и славно. Сидя, не стартанешь в кусты...
Щелкая зажигалкой, капитан шарился по углам.
- Что ты здесь делал? - спросил опер. Максим вскинул голову:
- Это не я! Я здесь ни при чем, поверьте!
О чем ты, хотел спросить Черемисин, но из дверей стремительно вынырнул капитан:
- Это мы удачно зашли! Знаешь, что я нашел? Труп Ловкачева!
Черемисин замер. Максим взмахнул руками:
- Я не знаю, откуда он взялся!
Прохоров ухмыльнулся:
- Прямо как по науке, да, Вадик? Преступника тянет на место преступления, к гадалке не ходи!
- О чем это вы? - испуганно проговорил Максим. - Я его не убивал!
- А никто и не говорил про убийство! - немедленно подхватил Прохоров. - С чего ты взял, что он убит?
Парень запнулся. Взгляд его был растерян.
- Ну, так с чего? Говори, говори! - нависая над ним, напирал капитан.
- Сестра сказала... что его убила... Мокошь, - почти шепотом закончил Максим, не глядя в глаза ментам.
- Что? Что ты нам втираешь? Тебя рядом с трупом нашли! Ты сказал, что Вик-тор убит. Одно из двух: либо ты убил, либо знаешь, кто это сделал! Ну?!
Черемисин не вмешивался. Ему не нравились методы Прохорова, но закон капитан не нарушает, а такие методы дают результат. Им необходимо за что-то зацепиться. Нашли труп пропавшего Виктора - большой плюс, но что эти двое рядом делали? Если ни при чем, то что им здесь понадобилось?
Светлана стояла, слушая, как капитан допрашивает брата. Легкая улыбка блуждала по ее лицу. Черемисин наблюдал за ней, ему казалось, будто девушка в легком трансе. Он шагнул к ней:
- Светлана!
- Что? - тихо спросила она. Неприкрытые, широко распахнутые голубые глаза смотрели на него. И не видели.
- Светлана, вы первая сказали, что Виктора убили. Кто его убил?
Она не отвечала.
- Это Максим?
- Н-не-ет, - наконец, проговорила она. - Не Максим. Я говорила вам: Мокошь наказала его.
- А кто такая Мокошь?
- Хозяйка Сумрака, моя госпожа...
- Хорошо, сейчас мы отвезем тебя домой, - успокаивающе сказал опер и услышал:
- Мой дом здесь. Оставьте меня здесь! - Светлана отшатнулась.
- Я за ней приехал сюда! - закричал Краснов. - Она здесь с ума сходит, вы что, не видите? Отвезите ее в больницу, только не пускайте в лес, в лес не пускайте!
- Ты вообще заткнись... - начал капитан и умолк. Неподвижно стоящая Светла-на сорвалась с места.
- Держи ее, Вадик!
Потеряв несколько секунд на старте, Черемисин рванулся за ней. Светлана бежала быстро и легко, голые пятки и щиколотки мелькали в траве. Когда-то Черемисин неплохо бегал, но это было когда-то, а сейчас он с трудом настигал девушку, чувствуя, что дыхалка на пределе. Говорила мне мама: не кури!
- Стой, Света, не беги! Стой! - прокричал он, и только теперь до него дошло: она бежала, как зрячая!
Светлана оторвалась метров на двадцать, но стала забирать влево, и Черемисин из последних сил рванулся наперерез. Позади что-то кричали задержанный и напарник, но Вадим не слышал. Он должен догнать!
Странное дело: оперу казалось, что они бегут не одни! То и дело рядом мелькало светлое пятно, чья-то размытая тень. Это могла быть игра солнечных лучей - но сейчас пасмурно. Как Черемисин ни старался, не мог рассмотреть, что это было...
Лес стремительно менялся. Деревья становились толще, траву сменили хвощи и папоротники. Их толстые стебли били по ногам, мешая бежать. Впереди возникла странная дымка, полоска тумана. "Нырнет в туман - не найду! - подумал Черемисин. - Скажут, что слепую поймать не смог!"
Девушка неожиданно остановилась.
- Мокошь-матушка, дай пройти!
Черемисин был близко. Он увидел, как Света протягивает руки к чему-то, чего он не мог разглядеть, к пустоте. Или... Там что-то есть?
- Открой путь, Хозяйка!
Туман рассеивался, и милиционер увидел большое животное, лося или оленя, взявшегося из ниоткуда и бредущего навстречу. Она с ним говорила?
- Я сделаю, как ты велишь, - прошептала Светлана. Черемисин налетел, пытаясь схватить беглянку за руку, не рассчитал, и они повалились в траву.
- Отпусти! - яростно закричала она, отбиваясь. - Не смей меня трогать! Я не твоя! Мокошь, матушка!
Вадим вскинул голову, чтобы не дать неизвестной заступнице застать себя врасплох. Но лес был как лес, рядом никого, и олень исчез, словно и не было.
- Спокойно, спокойно, ты только не убегай! - опер поднялся, цепко следя за Светланой. Больничный халат распахнулся, взгляд опера приковал черный треугольник лобка и ноги со следами запекшейся крови. Светлана поднялась и поправила одежду.
- Пошли назад, - Черемисин осторожно взял девушку по локоть. Ее изнасиловали? Брат? Это не умещалось в голове.
Светлана не сопротивлялась. Она вдруг обмякла и спокойно пошла за опером. Не потеряться бы, подумал Черемисин, но вышел точно к Мокшам.
- Поймал? - обрадовано сказал Прохоров. - Я уж думал: убежала. Долго же ты за слепой гонялся. И как она в дерево не впечаталась - не понимаю!
Черемисин не ответил. Сам бы с удовольствием узнал, подумал он.
- Я труповозку и криминалистов вызвал, - сказал Прохоров. - Так что ждем.
- Ждем.
- Ну, кто прав оказался? Жаль, что не поспорили.
- Рано выводы делать.
- Ка-анечно, - саркастично протянул Прохоров. - Проигрывать надо уметь, коллега, а ты делаешь умное лицо.
- Послушай, Саша, - Черемисин сказал тихо, но внятно. - Ничего еще не ясно. Ни-че-го.
Прохоров только хмыкнул.
Прибыли криминалисты и медики. Тело Виктора извлекли из дома и положили в "скорую". Видимых повреждений ни на теле, ни на одежде Ловкачева не наблюдалось. В доме тоже ничего подозрительного: лишь паутина и плесень по углам. Вряд ли его убили здесь - никаких следов борьбы. Да и неясно: убили ли? Все же брат и сестренка должны что-то знать. Что они делали рядом с телом? И почему упорно твердят об убийстве? Вернее, он об убийстве, а она - о каком-то суде...

С бумагами опера работают совсем немного (это я на всякий случай )
Следователи занимаются бумажной рутиной, а опера с пистолетами бегают.
Те, кто снимают сериалы, не знают об этом, как правило. Или игнорируют в угоду сюжету.



Вроде, Прохоров - следак.
И ещё, тоже на всякий случай. В прокуратуре своих оперов нет. К расследованию они привлекают оперов из полиции. Каких именно, сказать затрудняюсь, так как писал уже: по уголовным делам никогда не работал. Шариться в Уголовно-процессуальном кодексе РФ (УПК РФ) лень.
Думается, привлекают оперов того района, где совершено преступление.

К сожалению, сейчас опера копаются в бумагах, а бегать не хотят. Это наша действительность, а раньше, да, так и было... Но это я не по роману, а так, вообще. По словам знакомых.

Я понял претензию. В данном случае "опера" - слово собирательное. Видимо, надо было написать: менты или опер и следователь...

Обстоятельства изменились. Дело перешло из разряда "потеряшек" в разряд убийств, а убийство - это не гоп-стоп, это пристальное внимание прокуратуры и со-всем другой спрос.
Пока ехали, Черемисин думал. Ну, задержали Краснова, а толку? Он ни в чем не признается, по крайней мере, пока, а прямых улик нет. И не тянет он на преступника, по крайней мере, если полагаться на интуицию. Ведь может человек случайно рядом с убитым оказаться? Может. Но допросить его все же надо, и как следует. Он мог что-то видеть, что-то слышать...
Настоящий убийца станет изворачиваться, говорить, что он просто шел мимо, на крайний случай - что собирался идти в милицию и рассказать о страшной находке. Да и свидетели ему не нужны. А этот вечно сестру с собой таскает... А сам лепечет, что не виноват, что какая-то Мокошь убила Виктора. Ссылается на слепую, которая не может быть полноценным свидетелем. Нелогично и глупо для убийцы.
И что еще за Мокошь такая? Богиня сумрака? Мда... Ведь и Светлана о ней говорила. Еще одна навязчивая идея? На двоих? Надо ждать вердикта патологоанатома о причине смерти. Тогда, может, что-то прояснится.
Заключение врачей было аналогично делу с бомжом: смерть от утопления, вода в легких. Вторая, абсолютно похожая смерть в одном и том же месте - это говорило о закономерности, о странном и зловещем "почерке". Непонятно и то, что тело нашли в доме, который осматривался раньше, после первого убийства. И к тому времени Виктор, согласно заключению врачей, был уже мертв. Отсюда вывод: сначала преступник спрятал тело, потом принес сюда. А смысл?
Вечером опера собрались в кабинете Маликяна. В отличие от Лесовского, своего непосредственного начальника оперативники любили. Тофик Ваграмович Маликян никогда не повышал голос, всех называл на "вы", умел пошутить, но и дело свое знал туго. Личность он был отнюдь не легендарная, но в городе его скорее знали не как начальника оперотдела, а как победителя чемпионата области по каратэ. Взгляд у Тофика Ваграмовича был пристальный и гипнотический, как у удава. Поговаривали, среди местного криминалитета относительно Маликяна бытовало мистическое поверье, что на допросах в глаза "удаву" лучше не смотреть – гипнотизирует: как бы не ссучиться и не выдать своих...
Начальник выслушал доклад Прохорова и кивнул:
- Да, пожалуй, Краснова стоит задержать. Без подписки. Парень явно не все сказал. Мистика эта мне не нравится, а Лесовскому понравится еще меньше. Чтобы я о ней больше не слышал. Всему должно быть рациональное объяснение. Возможно, имеем дело с ритуальными убийствами, с какой-нибудь сектой. Вадим, поработайте в этом направлении, узнайте все о связях и друзьях Краснова, может, появится зацепка. Вопросы?
Черемисин задал вопрос. Если преступник безумен - как ему удается не оставлять следов? Тофик Ваграмович высказался:
- Дело, конечно, странное. Но даже в лесу следы остаются. Надо просто уметь искать. Съездите, поищите еще. Опера ноги кормят.
Прохоров сказался занятым, и Черемисин поехал в Мокши один. В дома опер не заходил, прошелся по брошенной деревне и окрестностям, пытаясь не сколько увидеть и найти что-нибудь, сколько почувствовать ауру этого места. Дошел до озера и побродил по берегу, отметив, что таких чистых и нетронутых человеком мест осталось немного... А это что такое? Над кустарником виднелось нечто странное.
Черемисин продрался сквозь кусты и замер: на берегу озера, на крошечной, незаметной со стороны короткой песчаной косе стоял идол.
Опер подошел ближе. Несомненно, идол был свежим, не сто и тысячелетним, а сделанным совсем недавно. Дерево еще не потемнело от времени - именно потому опер и смог заметить его, светлое пятно на фоне темных зарослей. Минуту спустя обнаружилась ведущая к идолу еле заметная тропка. Ага! Черемисин исследовал до-рожку и обнаружил довольно отчетливый след. Он поставил рядом ботинок и присвистнул: след один в один, подошвы одинаковые, только размер другой, побольше. Собираясь в лес, Черемисин надел форменные милицейские ботинки, чтобы не портить свои. Хм. Человек в милицейской обуви? Интересный след. Хотя, если подумать: мало ли кто в такой обуви ходит? На рынке купить такие ботинки можно? Можно. Значит, любой может ходить. Эх, сейчас бы гипс, да слепок сделать. Но гипса не было, а скоро - опер посмотрел на небо - дождь смоет все следы...
Ну, идол - и что? К убийству он каким боком подходит, размышлял Черемисин, возвращаясь по тропинке к шоссе. Да, в общем-то, никаким. Может, ложный ход, а может, кусочек мозаики, которую предстоит собрать.
И все же интересно: кто идола смастерил и зачем? Черемисин оглядел истукана и нашел, что вырубленные топором грубые черты тем не менее выразительны и умело передают характер божества. Толстые, вывернутые губы говорили о властности, резкие, в прямом смысле рубленые морщины - о древности. Глаза большие, уши тоже, а еще - рога! Идола вырубили из цельного куска дерева, и мастер умело ис-пользовал ветви как рога, обрубив их, где надо.
Прав был Маликян, подумал Черемисин. Поискал - и нашел. Только что я нашел?
Взгляд опера упал на губы идола - они показались странно темными. Черемисин присмотрелся и понял: они вымазаны в крови...

Мне кажется, вы топчитесь на одном месте. Движения нет.

ТопчЕтесь, Касторка. Что делаЕте?
Это детектив, в детективах мало динамики. А в мистике - тем более. Это расследование, это не боевик. Я дополняю картину происшествия новыми штрихами, даю новые зацепки, а быть может, увожу от истины и запутываю...

Будет. Все будет. Вы верите, что Монк способен создать динамичную вещь? Я способен. Просто здесь иной случай.

Обманули. Зашла в надежде почитать, а тут пусто. Обманули

Простите великодушно. Забыл. Сегодня же выложу двойную порцию!

Вернувшись из Мокш, опер первым делом отдал собственноручно соскобленную с идола кровь в лабораторию. Задобренные шоколадками и знаменитой улыбкой Черемисина девочки-лаборантки обещали дать ответ в самое ближайшее время.
Светлану отвезли в больницу, где по настоянию Черемисина девушку осмотрел гинеколог. Через час старлей имел на руках заверенное врачом заключение.
- Значит, трахалась с кем-то, - ухмыльнулся Прохоров, ознакомившись с документом. - Этот кто-то и вывез ее в Мокши, к гадалке не ходи!
- Возможно.
- Слушай, ну все один к одному! Ты все еще не веришь, что это Краснов? Прикинь, если ты сестру того... а тебя за этим делом засекли... Вот и мотив свидетелей убрать!
- Нет, - возразил Черемисин. - Нелогично.
- Почему?
- Бомжа убили, когда Светлана еще не была в Мокшах. Она туда поехала впервые за день до смерти Виктора. К тому же она совершеннолетняя. Не играет твой мотив.
- Почему не играет? Краснов мог пришить бомжа, чтобы тот не мешал ему встречаться с сестрой. Бомж ведь жил в Мокшах.
- Послушай, Саша, нельзя вешать на человека всех собак только потому, что тебе что-то показалось. Или кто-то не понравился.
- Мне? Показалось? Да я тебе спорить предлагал, и кто из нас отказался? Это тебе что-то кажется, а я уверен! Сегодня допрошу этого парня, и увидишь!
Раньше по заданию Маликяна опера выяснили, нет ли среди жителей ближайших к Мокшам селений и деревень лиц, состоящих на учете у психиатра или нарколога. "Психов" и сектантов не нашли, зато алкоголиков было хоть отбавляй.
- А на этой почве тоже крыша едет, - сказал Вадим.
- Согласен, коллега. И, что нам, каждого алкаша проверять?
- Конечно, легче парня в камере прессовать.
- Слушай, Черемисин, - Прохоров достал сигарету, потом вспомнил, что в больнице курить нельзя и раздраженно швырнул ее в угол. - Не мешай мне. Я проработал не меньше твоего, не мальчик. У тебя свои методы, у меня свои. Понял?
- Понял.
- Ты с идола кровь сдал на экспертизу?
- Сдал.
- Отлично. Если совпадет...
Черемисин понял, о чем думал капитан. Да, если совпадет, будет проще. Хотя, как знать.
- Эх, Краснову бы допросить, как следует! Может, все бы решилось, - раздраженно произнес Прохоров.
- Ага, а завтра ее признают сумасшедшей, и ее показания...
- И что ты предлагаешь?
- Работать. Копать.
- А я что делаю?
Прохоров отправился к заведующему отделением и настоятельно посоветовал следить за пациенткой.
- Убежит еще раз, вас не только врачом - санитаром никуда не возьмут! - проникновенно сказал капитан. - Это я вам обещаю.
- А бегает она очень быстро, - добавил Черемисин.
- Хорошо, я приму все меры, - растерянно потер щеку молодой врач. - Спасибо, что нашли и доставили.
- Пожалуйста. Только... - Прохоров пристально посмотрел на врача, - вы там... с мерами вашими не переусердствуйте, нам с Красновой еще показания снимать.
Выйдя из больницы, Прохоров сослался на неотложные дела и уехал. Черемисин чувствовал: капитан обиделся его неверию. Что ж, правильно меня за глаза Фо-мой называют, усмехнулся Вадим и отправился к управлению пешком.
Вторично посетив лабораторию, Черемисин получил результаты анализа крови с идола. Кровь была человеческая, третьей группы, резус положительный.
Вадим отправился в больницу, получил на руки карточки убитых и сверил группы крови. Кровь Виктора Ловкачева была той же группы, что и кровь на идоле, а вот резус другой. И на теле Виктора не было ран. Кровь Светланы Красновой не совпадала с кровью на идоле ни по группе, ни по резусу.
Не легче, подумал опер. Но странно, если все это - дело рук маньяка. Людей топит, идол мажет кровью... А может, это вообще другой человек делал, не убийца. Черт знает, что в этих Мокшах делается! Может, засаду там устроить? Прохоров со мной не пойдет, однозначно, а без напарника нельзя. И такого напарника, чтобы лес хорошо знал - вдруг преследовать придется?
Авдеев. Другой кандидатуры Черемисин себе не представлял. Ладно, с этим потом. Пойдем, глянем, что там Прохоров с Красновым делает...

- Зачем ты увез Светлану из больницы?
Допрос проходил в кабинете Прохорова, куда Максима привели из камеры. Подозреваемый замотал головой:
- Я не увозил, я в Мокши за ней приехал!
Прохоров осклабился. Во рту капитана холодно блеснули две стальные коронки. Два зуба Прохоров потерял при задержании преступника, бывшего боксера.
- Парень, со мной не шути!
- Да я не шучу! Спросите у Светы!
- Спросим. Обязательно. А теперь смотри сюда. Это - протокол. Все, что ты скажешь, я занесу сюда, а ты подпишешь. Соврешь - обратной дороги нет. Статья за дачу ложных показаний уже будет... А теперь говори, как все было. По-порядку.
Парень вздохнул. Прохоров закурил. Дверь открылась, и вошел Черемисин. Перекинувшись с хозяином кабинета взглядом, Вадим мягко кивнул, давая понять, что в ход допроса вмешиваться не будет. Он знал: Прохоров этого не любит. Никто не любит.
- Света просила отвезти ее в Мокши, но я отказался. Тогда она сказала, что убежит сама. Я не поверил. А потом... позвонил в больницу, и мне сказали, что Света исчезла. Тогда я сразу поехал сюда!
Он недоговаривает, подумал Черемисин. С чего вдруг он позвонил в больницу? Чувствовал? М-м-м, может быть и такое, но...
- Зачем ты поехал в Мокши? - спросил Прохоров.
- Чтобы вернуть сестру!
- А Виктор?
- Что Виктор? - спросил Макс.
- Труп Виктора? Как он там оказался?
- Откуда я знаю? Она мне его показала.
- Слепая - показала? Что ты мне лапшу вешаешь? - прикрикнул Прохоров.
- Я сам не понимаю! Я нашел Свету в этом доме, я сам испугался, когда Виктора увидел. Я сказал, что надо быстрее в милицию сообщить. Света сказала, что ей все равно. Она не хотела никуда идти, я ее потащил, а потом...
- Что потом?
- Потом вы прибежали.
- Это все?
- Все, - если парень играл, то очень убедительно.
- Ты говорил, что проводишь много времени с сестрой, - спросил задержанного капитан.
- Да. И что?
- Чем вы занимаетесь?
Максим пожал плечами:
- Да ничем особенно. Я компьютером, она радио слушает, телевизор. Гуляем.
- У Светланы были сексуальные контакты с тобой?
- Да вы что?! - отшатнулся Максим. Прохоров приподнял брови:
- Сиди, сиди. Ты в курсе, что твоя сестра - уже не девочка?
- Нет... Почему... При чем...
- Здесь мы задаем вопросы! - рявкнул капитан. - Притом, что прошлой ночью она была изнасилована! Тебе про это, конечно, ничего не известно?
- Нет! Света ничего не говорила!
Прохоров радостно осклабился:
- Знаешь, что бывает в тюрьме с насильниками, Максим, а ведь Светлана к тому же инвалид...
Максим побледнел. От Черемисина это не укрылось.
- Я ничего не знаю! - парень вдруг задумался. - Вернее, знаю!
- Так-так, - оживился Прохоров. - Я внимательно слушаю.
- Когда мы встретились в больнице, Света говорила, что у ней любовь... с каким-то человеком.
- С кем?
- Не знаю. Она встречалась с ним в Мокшах, потому и убежала из больницы.
- Та-ак. Это уже кое-что. Кто этот человек? Имя?
- Не знаю, - всплеснул руками Максим. Не врет, подумал Черемисин, почему-то хочется ему верить.
- Ладно. А что скажешь об этом? - Прохоров потряс в воздухе каким-то блокнотом. - Что это такое?
- Это не имеет отношения...
- Я! Я тут решаю, что и к чему имеет отношение! - с напором произнес капитан. - Это твой блокнот?
Что за блокнот, подумал Черемисин, почему я о нем не знаю? При обыске изъяли? Черемисин недовольно глянул на коллегу: нарыл, а со мной не поделился? Прохоров уловил взгляд и довольно ухмыльнулся, но лишь на секунду.
- Мой.
- Хорошо, хоть здесь не отпираешься.
- Там ничего такого нет, - сказал Максим.
- Да как сказать. Описания какого-то культа, церемоний... Зачем это тебе? Откуда все это?
- Да из интернета, - охотно ответил Краснов. - Это я выписывал о культе Мокоши...
- Кого? - подался вперед Черемисин. - Саня, дай глянуть.
Прохоров нехотя подал блокнот. Опер раскрыл. Блокнот был исписан примерно наполовину мелким квадратным почерком, рисунков не было. Взгляд милиционера раз за разом задерживался на часто и жирно выделенном чернилами имени: Мокошь.
Мокошь! Богиня леса и Сумрака, о которой все время говорит Краснова!
- Что здесь написано? - спросил Черемисин.
- Сестра сказала, что видела ее в Мокшах. Эту Мокошь, - взгляд Краснова был пугающе спокоен и осмыслен. Похоже, он верил в то, что говорил. - Это древнеславянская богиня леса, судьбы и черт знает чего еще. Она обещала сестре, что Светлана сможет видеть, если будет делать, как она велит...
Опера слушали. Бред бредом, но даже из бреда можно узнать что-нибудь интересное...
- Светлана стала рваться в Мокши. Говорила, что там она может видеть, и это правда! Она бегала там, как зрячий человек, да вы же сами видели!
Черемисин кивнул. Видели.
- Я сначала не верил Свете, а потом поверил. И решил узнать все о Мокоши. Я нашел в интернете несколько статей и книг, и выписал самое интересное.
- Это все здесь, да? - спросил Вадим.
- Да! Вы почитайте! Там много странного, но... я в это верю. Я потому и поехал за ней в Мокши, что боялся, что Света исчезнет.
- Куда исчезнет? - поинтересовался Прохоров. Похоже, он не поверил ничему из сказанного Максом.
- Уйдет в мир Мокоши! В старых книгах написано, что Мокошь забирает к себе тех, кто ей понравился. Свету нельзя отпускать в лес - я же вам еще тогда говорил!
- И никуда она не исчезла. От милиции так просто не убежишь, верно, Вадик? - усмехнулся капитан. Он повернулся к Краснову:
- Думаешь, я поверю во весь этот лепет? Убит человек! И убил его другой человек. Не богиня, не сатана и не кикимора болотная, а человек! И я этого человека найду.
- Ты думаешь, Виктора Ловкачева убила Мокошь? - спросил парня Черемисин. Макс замотал головой:
- Не знаю, я не видел. Так Света сказала - а я ей верю. Она никогда никого не обманывала. И ведь она мне тело Виктора показала...
- А идол? - неожиданно громко спросил Вадим.
- Какой идол? - спросил задержанный. Прохоров зло глянул на Вадима, тот мстительно улыбнулся.
- На берегу озера, - пояснил Черемисин.
- Я не знаю никакого идола, не видел, - растерянно проговорил Максим.
- Но у озера ты был?
- Был, но идола не видел.
- Ладно, проехали.
- Сейчас мы отведем тебя в камеру, ты подумаешь, как следует, и постараешься вспомнить имя человека в Мокшах, - сказал Прохоров.
- Да не вспомню я! Потому что она не называла! Спросите у Светы, что вы ко мне привязались? Отпустите меня!
У парня начиналась истерика. Черемисин молча взял стакан и, налив воды, подал Краснову. Максим отпил пару глотков.
- Максим, - проникновенно сказал Черемисин. - Ты же неглупый парень, пойми: если мы не получим зацепку, у нас останется один подозреваемый - ты.

Ага, а мусорить вот так в больнице можно? Повеяло шаблоном

В обеденный перерыв Авдеев решил пройтись до станции, благо та располагалась недалеко от отделения. На небольшом рынке рядом с ней всегда можно купить перекусить. Пластиковые стаканчики с картофельным суррогатом надоели, от дошираков замучила изжога, и Авдеев стал покупать горячие пирожки с мясом или с капустой.
Прижав бумажный кулек к груди, участковый двинулся назад и увидел Севу. От станции как раз отъезжала электричка, видимо, Гришин с нее и сошел. Авдеев проводил односельчанина взглядом и собирался уходить, как заметил, что Сева направляется к дверям ломбарда. "Что ему там понадобилось? - подумал Авдеев. - Покупать Сева ничего не станет, это однозначно, значит, что-то сдает..."
Авдеев прибавил шаг и оказался у стеклянных дверей. Через заляпанное рек-ламой и объявлениями стекло он увидел, как Сева достает из-за пазухи мобильник и сует в приемное окно.
В мобилах Авдеев не разбирался, но аппарат был явно не из дешевых - брошенный мельком взгляд успел выхватить большой экран и модный формфактор.
Ничего не подозревавший Сева не видел, как участковый приблизился и встал за спиной.
- Документы на телефон есть? Коробка? - заметив человека в форме, оценщик выпрямился, придавая лицу серьезное выражение. Сева замотал головой:
- Ты чо? Какие документы? Нашел я его.
- Где нашел? - спросил Авдеев. Сева обернулся и отпрянул. Явление Авдеева было для него сюрпризом. Судя по всему, не слишком приятным.
- Итак, где нашел? - повторил участковый. Оценщик глазел на них. Происходящее ему не нравилось.
- Позвольте, - сказал Авдеев, махнул удостоверением и взял из рук застывшего оценщика телефон. Сева набычился:
- Следил, что ли, за мной, начальник?
- Где взял телефон? - Авдеев взял односельчанина под локоть и выпроводил на улицу.
- Купил.
- Не свисти.
- В лесу нашел.
- На дереве рос?
- На земле лежал, - Сева неприязненно воззрился на милиционера. - Что, не имею права продать то, что нашел? Что упало, то пропало! Не краденый он!
- Где на земле?
- В Мокшах.
- В Мокшах? - переспросил Авдеев - Где в Мокшах? В доме?
- Нет. На земле лежал. У колодца. Не имеешь право отбирать, начальник.
- Я тебя предупреждал? Я тебе по-хорошему говорил: увидишь или найдешь что в Мокшах - мне говори! - Авдеев сжал зубы. - Не слышал, что там человека убили? А тебе хоть кол на голове...
- Да ладно... - Сева нервно тер многодневную щетину. - Чистая это труба, начальник, чистая! Грибы искал и нашел!
- В Мокшах грибы искал…
- Мимо шел.
- Это я еще проверю, что ты там делал, а труба побудет у меня, - твердо сказал Авдеев. - Свободен. Пока.
Он сунул мобильник в карман и пошел к отделению. Гришин грязно выругался вослед.

Черемисин сидел за компьютером. Початая чашка чая с пакетиком заварки стояла на принтере, и Вадим прихлебывал глоток за глотком. Горячая жидкость затекала внутрь, и Вадим прижмуривался от удовольствия. Когда горло болит, горячий чай - первое дело. Конечно, не пакетированный, а хороший, настоянный, с лимоном и медом, но тут работа, а не дом...
В дверь кабинета постучали.
- Войдите, - пригласил Черемисин. Через порог шагнул участковый.
- А-а, Слава, здорово, - опер встал и протянул руку. Авдеев пожал. - С чем по-жаловал?
- Смотри, - Авдеев извлек из кармана мобильный телефон и положил перед опером. - Изъял сейчас у Гришина. Говорит, что нашел в Мокшах.
- Изъял, говоришь? - Черемисин взял трубку в руки, повертел. Хороший аппарат. Сенсорный. Дорогой. - В Мокшах нашел?
- Ну да. Если не врет, конечно. Он его в ломбард сдать хотел, а я перехватил.
- Если в Мокшах, то это...
- Может быть трубка того парня, ну, которого нашли мертвым, - продолжил Авдеев. Опер кивнул:
- Может. А может, туристы потеряли.
- Так ты проверь. Родителям его позвони. Была такая труба или нет.
- Спасибо за совет, Слава. А ты протокол изъятия составил?
- Нет.
- Вот видишь, - мягко улыбнулся Черемисин. - А еще учишь меня, что делать. А Сева, между прочим, пожаловаться может, что ты отобрал у него телефон...
Участковый усмехнулся:
- Да не будет он жаловаться. Я его давно знаю, ханурика. Если я взял, значит, так надо. И потом свидетель в скупке есть…
Черемисин внимательно посмотрел на участкового:
- Вот потому и бардак у нас, Слава, что каждый считает, что закон можно обойти, если очень хочется или просто лень. Вспомни старые фильмы, там городовые четко говорили: не положено! И все тут. Ни панибратства, ни взяток не знали. Зато законы, правила и инструкции - как "Отче наш". А ты знаешь?
Авдеев понурился. Черемисин не был его начальником, участковый мог послать его подальше и уйти, но не сделал этого, и Вадиму это понравилось.
- Ладно, не парься, - Черемисин хлопнул участкового по плечу. - Посиди тут, а я про телефон узнаю. Чаю хочешь?
- Можно.
- Вот пакетики, вот чайник. Действуй.
Черемисин повертел трубку в руках. А ведь и так узнать можно, подумал он, хозяева иногда вбивают личные данные... Он покопался в меню, а затем понял, что может просто проверить записную книжку и найти номер Ловкачева-старшего. Опер покопался в столе и нашел листок с номером бизнесмена. У Прохорова скопировал. Сейчас сверим. Он заглянул в "контакты", ища что-то вроде "папа", а наткнулся на "пахан". Оригинально. Но главное: номер совпадал!
- Это телефон Ловкачева, - сказал опер Авдееву. - Езжай за Гришиным и тащи его сюда. Надо узнать, где и как он его нашел.
Черемисин глянул на участкового:
- Как думаешь, он не мог... Ты же, говоришь, хорошо его знаешь.
Слава поставил недопитую чашку на стол:
- Кто его знает, но думаю, не мог. Сева, правда, сидел, но на убийство не пой-дет. Тем более из-за телефона. Он даже по пьянке никого пальцем не трогает. Шумит, бывает, даже угрожает, но никогда никого не трогал. Попробовал бы только!
- Я думаю: убить, забрать телефон, а потом нести в ломбард, где записывают паспортные данные, да еще и запомнить тебя могут - такое только идиот сделает или отморозок без мозгов. Куда проще продать с рук. Ты прав: раз Гришин сидел, думаю, для него это - азы, в тюрьме таким вещам быстро учатся, вряд ли он причастен. Улик против него нет, но что-то часто он в гуще событий оказывается. То труп находит, то телефон убитого...
- Это потому, что все в Мокшах случается. А он каждый день в лес ходит, если не пьяный. Вокруг Мокш места грибные, хорошие...
- Ладно, волоки его сюда, я допрошу. Давай, до вечера успеешь, а я Маликяну доложусь.
Начальник выслушал старлея. Взгляд Удава смягчился:
- Интересно. По крайней мере, это зацепка. Телефон был найден у колодца?
- Со слов Авдеева. Сегодня он привезет Гришина, и мы его допросим.
- Хорошо. Данные из лаборатории получили?
- Еще нет.
- Как получите - живо ко мне, - Маликян подергал себя за характерный кавказский нос. - Чудес, как говорит наше начальство, не бывает. Два трупа в одном месте, оба утоплены и брошены в домах. Что-то много совпадений. Маньяков нам тут не хватало.
- Думаете, маньяк?
- Ну, а вы что думаете, Вадим? Что общего у убитых? Да ничего, за исключением того, что они побывали в Мокшах. Если Ловкачева могли убить из-за денег или телефона, в конце концов, то бомжа-то зачем? К тому же, и джип и телефон брошены, значит, не они причиной! Ладно, допустим, они оба видели что-то или кого-то, и за это их убили. Но топить-то зачем? Не проще нож под ребро сунуть? Или голову проломить? А их утопили, да еще трупы волокли к домам от озера. Ну, разве нормальный, в кавычках, преступник станет так делать?
Начальник сделал паузу.
- Значит, так, Вадим. Вы проверили Бурьяново на предмет стоящих на учете у психиатра?
- Мы съездили в больницу и узнали. Никого.
- Так. Что по Краснову?
- Прохоров занимается им. Допрашивает.
- Как закончит - ко мне с докладом.
- Есть.
- Телефон в лабораторию - проверить на отпечатки. И поскорее. Если там пальцы Краснова - это одно, если их нет... Понимаете меня?
- Так точно.
- Работайте.
- Есть, - Черемисин вышел от Маликяна и через минуту столкнулся с Прохоровым.
- Тебя шеф ждет с докладом.
- Ясно, - капитан открыл кабинет и зашел. Черемисин вошел за ним. Интересно, что узнал коллега...
- Что с Красновым? Допросил?
- Упирается. Я - не я, и лошадь не моя.
- Ну, прямых улик на парня нет, так что...
- Ничего себе нет: мы его рядом с трупом взяли!
- Саня, с ним сестра была. Она свидетель. И она говорила, что Максим никого не убивал.
- Они могут быть заодно. Ты же любишь допускать все варианты, а, командир?
Черемисин посмотрел на товарища.
- Да. Люблю. И вот что я тебе скажу. Во-первых, если Краснов и причем, изолировать его не стоит. Слишком все запутано.
- Предлагаешь понаблюдать? А если он еще кого грохнет?
- А если выяснится, что он ни при чем? - парировал Вадим. - Задерживай - но под свою ответственность. Только я пойду к Маликяну и...
- Ладно, - неожиданно легко согласился Прохоров. - Согласен. Подождем. Надо еще сестру его допросить. Очень интересная особа.
- Это непросто. Она же инвалид. Самостоятельно не передвигается, - сказал Черемисин. - С психикой еще проблемы. Тут может согласие родителей потребоваться. И врачей. А результат может нулевым быть, если...
- Если она «того». Понимаю. И все же я ее допрошу! - Прохоров потер кулак. - О-очень интересно, что она расскажет. Ну, я пошел.
- Угу.
Прохоров вернулся быстро. И выглядел довольным.
- Что Удав?
- Обломался. Меня не проглотить, - весело ответил капитан. Да уж, подумал Черемисин, ты скользкий.
- И кстати, я получил добро на допрос Красновой. Так-то!
Вадим улыбнулся:
- Ну, я тоже кое-что раскопал.
- Да ну? - оживился Прохоров. - А чего ж молчал? Давай, колись!
- Авдеева знаешь?
- Участковый этот? Знаю.
- Сегодня он задержал некоего Гришина, из Бурьяново, он телефон Ловкачева сдавал в ломбард. Сказал, нашел в Мокшах.
- Где этот Гришин? В КПЗ? - капитан подошел к Черемисину. - Пошли, потолкуем с ним.
- Авдеев его не задерживал, - ответил Черемисин. - Изъял телефон и принес мне. Я отправил трубу на экспертизу.
- Он идиот, твой Авдеев? - раздраженно сказал Прохоров. - Отпускать человека, взятого с паленой трубой?
- Ну, он же не знал, что паленая. Это уже я определил, что она принадлежит Ловкачеву. Но, по сути, ты прав. Авдеев за ним поехал, вечером привезет.
- Вечером? Черт, дела у меня вечером, - капитан что-то поискал на столе, на-шел и сунул в папку.
- Тогда я допрошу.
- Самому бы хотелось... Ладно, там посмотрим. Звони, если что. Я побежал.
Гришина Черемисин так и не дождался. Вечером позвонил Авдеев:
- Гришин пьян, как сапожник. Как его везти? Он лыка не вяжет.
- Блин! Завтра нам дадут прикурить.
Черемисин не ошибся. Утром Авдееву досталось от Лесовского, недовольного медленной работой:
- Что значит: не могу привезти? Ты что, будешь ждать, пока твой Гришин проспится? Он важный свидетель, и мне плевать, пьян он или не пьян! Если он еще бухой, тащи его сюда, в камере быстро проспится! Мне нужно знать, где он нашел телефон, когда, и так далее... Выполняй!
- Теперь вы, - Лесовский повернулся к Маликяну и операм. - Тело нашли - молодцы, но это полдела. Что с тем парнем? Что-нибудь говорит?
Тофик Ваграмович посмотрел на Прохорова взглядом удава Каа.
- Он говорит, что ничего не знает, - сказал капитан. - Что тело нашел в доме, вернее, сестра нашла и ему показала. А он как раз собирался идти в милицию...
- Ну, да, конечно, - хмыкнул Лесовский. - Как возьмешь с поличным, так сразу: собирался идти в милицию... А девчонка что? Допросили?
- Его сестра вообще чепуху городит: что Виктора не люди убили, а богиня какая-то казнила и все такое, - сказал Прохоров.
Лесовский шумно втянул носом воздух – признак приближавшейся грозы. Маликян яростно поглядел на Прохорова: я же предупреждал!
- У ней как с головой?
- На учете у психиатра и нарколога не состояла. Ослепла в детстве вследствие болезни. Ее показания... похожи на навязчивую идею, - обстоятельно доложил Маликян. - Сейчас она в областной больнице в психиатрии лежит.
- Мы с ней разговаривали, - быстро добавил Прохоров. - Если не брать в расчет показания, говорит, как вполне нормальный человек. А как спросишь о Мокшах - ахинею несет.
- А, так может, специально? - нахмурился начальник УВД. - Покрывает брата? Ладно. Еще раз допросите Гришина и Краснова. Может, проговорятся. Ловите на противоречиях... Ну, не мне вас учить. Телефон Ловкачева проверили?
- Ждем ответа.
- Криминалистов я потороплю. Свободны. Тофик Ваграмович, а вас я попрошу остаться...

Полицию?

Действующие лица могут, конечно, использовать старые термины, но сейчас это ИВС - изолятор временного содержания.
И я не совсем понимаю, там что, следственная группа создана? Допросы следователь ведёт под протокол. Это очень важно для сбора официально запротоколированных доказательств. А тут опер влазит, что сам допросит:

Опер не процессуальное лицо. Он может только помогать: по почкам настучать или - если чистоплюй и не хочет мараться - в прессхату доставить, чтоб там настучали. Однако таких чистоплюев в органах не держат. Может чаю налить, по душам поговорить. Но потом следователь в любом случае должен допросить снова и всё запротоколировать. Конечно, можно протокол составить сразу, а подозреваемый только подписи ставит. Но это очень нагло, хотя в иных случаях проскакивает, если точно ясно, что подозреваемый расколется.
Адвокаты на таких нюансах и разваливают дела.
К слову, не понятно, почему Краснов ещё не в прессхате? Ну, положим, прессхата подождёт. Может, он операм при первом же ударе расколется по самые ягодицы. Почему опера его ещё ни разу не били? Неубедительно это. От реальности оторвано.
И ещё я не совсем понимаю, Краснов где находится - в ИВС или СИЗО? Почему у него адвоката нет?

Мне угодить в плане литературы почти невозможно, но ВАМ это удалось. Реально интересно читать.

Я ж говорил: пока писал, многое изменилось... Тогда еще милиция была. Хотя разницы, по сути, никакой. А может, и лучше: отсыл к определенному времени?

Из той же оперы.

Давай на этом и остановимся. Очень хорошее решение. Черемисин поговорит, а Прохоров потом поговорит отдельно. Я этот момент в тексте пропишу. Спасибо за консультацию по процессуальным и правовым вопросам.
Откровенно говорю: детективы мне тяжело даются, и именно потому, что надо знать такие вот нюансы. Руководствуюсь тем, что помню по фильмам и книгам, а это либо устарело, либо неточно. Сам знаю, что у нас и в ментовских сериалах ляп на ляпе.

Какой вы суровый мужчина. Я, конечно, стараюсь, чтобы было реально, но вот как-то не решился... Считаете, что без этого у нас дела не раскрывают? Совсем?

Я полагаю, в ИВС. В СИЗО ведь везут, когда хотят изолировать вследствие опасности для общества и т.п. А здесь его просто в камеру сунули, попугаться, поразмыслить. Некоторых и бить не надо, достаточно в комнату с решеткой посадить - сразу все вспомнят. Они же понимают: он обычный обыватель, а не матерый уголовник, которого колоть надо. Кстати, на этом и остановимся. А для реализма опишу, что Прохоров его собирался прессовать, но Черемисин настоял, чтобы повременили.
Насчет адвоката... Если вас задержали на двое суток, вы адвоката требуете? Любого могут задержать для проверки личности. А я там даже срока не написал. Возможно, Павел и суток не сидел.

Не знаю, что и сказать. Вы мне льстите.

А вот с этим согласен.

Сто лет не видела, чтоб пирожки в бумажный кулек складывали. Давно уже в пластиковые пакетики наваливают.
Резануло.

Да его уже мацали все кому не лень. Что они там хотят найти?

Не стану утверждать. Но реальность удручает.
Можно вскользь прописать, что "надавили" на Краснова. Он "поплыл", но всё равно уперся, типа, на себя ничего не возьму, сидеть за чужие дела не собираюсь.

Его допрашивали. Это уже следственное действие в рамках уголовного дела. Допрашиваемый уже имеет право на адвоката.
Опять же можно вскользь упомянуть, что адвокат Краснова зря свой хлеб не ест. Или наоборот - плохо работает, формально, потому что толком заплатить ему не смогли.
А то и вообще нет адвоката - нечем платить.

- Итак, откуда у вас этот телефон?
Пресловутая трубка, запаянная в пластиковый пакет, лежала на столе между Гришиным и капитаном. Отпечатков Краснова на ней не обнаружили, и парня отпустили под подписку.
- В Мокшах нашел, - доставленный на дознание Гришин был с похмелья и зло косился на допрашивающих. - Говорил я уже.
- Что вы там делали?
- Грибы собирал.
- В Мокшах?
- Рядом.
- А в Мокшах что делали? - неутомимо допрашивал Прохоров.
- Мимо проходил.
- И где нашли телефон?
- На земле лежал. У колодца. Пить я захотел. И к колодцу пришел.
- Значит, у колодца... Тело Ловкачева вы не видели?
- Тело? Нет.
- Точно?
Гришин насупился:
- Когда я Мухомора нашел, я об этом сразу сказал.
- Ну, с него взять нечего было...
- Знаешь что, начальник, - Сева вытянул руки и положил на стол, намеренно показывая татуированные предплечья. - Хочешь, скажу, что впервые этот телефон вижу? У вас акт изъятия есть? Я ничего не подписывал. И щас не подпишу. Так что не пошли бы вы...
- У нас свидетель есть. В ломбарде. И участковый. А что это вы так волнуетесь, гражданин Гришин? - дружески оскалился Прохоров.
- А мне-то что? Чего мне волноваться?
- Ну, все-таки телефон убитого, - сказал Прохоров, вглядываясь в Севу, - найден у вас. Улика, знаете ли. Вам, наверно, не надо объяснять?
- Я, начальник, свое отсидел. Не лох. Снял бы с трупа - не стал бы в ломбард тащить, барыгам бы сдал.
Прохоров улыбнулся:
- А знаешь, говорят: жадность фраера сгубила? Барыги ведь много не дадут.
- Я не фраер. Нашел трубу - и статьи за это нет!
- На нем, - капитан взял в руки телефон, - отпечатки ваши и убитого. Вы, гражданин Гришин, можете выбрать: рассказываете, как было все на самом деле или... расскажем мы, но раскаиваться потом будет поздно.
- Валяй, рассказывай... Интересно. Может, ты там за кустом сидел?
- Расскажу. Когда время придет. А ты посиди в камере и подумай. Может, что вспомнишь.
- Права не имеешь в камеру, начальник! Нет у тебя ничего, так что права не имеешь!
- Будешь мне о правах рассказывать? Ты задержан по подозрению в убийстве. Увести! - распорядился Прохоров ожидавшему рядом дежурному. Гришина увели.
- Не фраер он, - презрительно процедил капитан. - Срань уголовная.

Дом Гришина Черемисин нашел без проблем. Хозяин открыл, пахнуло перегаром и луком. Не поздоровался. Черемисин представился.
- Чего тебе, начальник? - недобрым глазом глянул Сева. - Достали уже.
- С телефоном нехорошо вышло, - сказал опер. - Подозрения на вас падают.
- А мне похер, - зло сказал Сева. - И не пошли бы...
- Я знаю, что вы ни при чем, - твердо сказал Черемисин. Гришин глянул на опера и недоверчиво хмыкнул.
- Я серьезно. Ну, будь вы убийцей, какой вам смысл рассказывать о трупе в Мокшах? Промолчали бы и все. Вы же судимы, знаете, что вас первым подозревать будут, но ведь не промолчали.
Сева выжидал.
- Я знаю: вам есть, что сказать, просто... вы не захотели делиться информацией с тем, кто вам не нравится. Поделитесь со мной. Без протокола поговорим, по-человечески.
- По-человечески? Ладно, заходи, поговорим, - Гришин посторонился, пропуская опера в дом. Черемисин вошел. Дальше кухни хозяин не пустил, указав на пустой стул:
- Садись. Если по-человечески, то... Выпьем.
- Можно, - согласился Вадим.
- Это по-нашему, - осклабился Сева, дрожащей рукой плеснув в стаканы водки. Кроме водки, на столе имелся раскрошенный хлеб, зеленый лук и свежие огурцы. - Пей.
Черемисин выпил. Горло обожгло. Не отравиться бы, подумал он, закусывая луком. Черт знает, где он эту водку брал...
- Ты же опер, да? Из города?
- Да. Могу удостоверение...
- Плевать, - отмахнулся Сева. - Знаю. С Авдеевым, что, дружбаны?
- Нет. С чего такие выводы?
- Ну, вы ж с ним тута ходите, я видел.
- Так я же здесь никого не знаю, а расследование вести надо. Авдеев мне все показывает.
- Хм... - Сева посмотрел на опера и сказал:
- Это хорошо. Хочешь, расскажу, что про все это думаю? Про убийства? Не смотри так: у нас все всё уже знают.
- Ну, расскажи.
- Расскажу. Только давай так: станешь перебивать или допрашивать - нахер отсюда выкину! Я в своем доме, а не у тебя в кабинете! Согласен, начальник?
Едва сдерживая улыбку, Черемисин кивнул.
- Так вот, слушай. В Мокшах кто-то есть. Какой-то человек. Он убил Мухомора и этого парня. А Авдеев знает, что там кто-то живет, и молчит! Я думал: он следит, дело распутывает, не-е-ет, - Сева сунул пучок лука в рот, откусил и зажевал. - Он меня хочет подвести под это дело - а знаешь почему? Потому что сам в этом завязан. А тут я еще с телефоном лоханулся. Нашел я его, начальник, нашел! В траве, у ко-лодца нашел. Хотел продать - а что, нельзя?
Черемисин воспользовался паузой:
- А ты видел того человека в Мокшах?
- Не видел. Слышал.
- Что слышал?
Сева налил еще. Черемисин понял: придется пить, если хочешь узнать больше. Как завещал товарищ Жеглов: хочешь узнать больше - войди человеку в душу, узнай, чем он живет, чем дышит, сыграй своего, но сыграй искренне!
Гришин был заметно пьян, но говорил складно и разборчиво:
- Не знаю что. Что-то слышал. Есть там кто-то, в Мокшах, зуб даю! То стукнет что-то, то как будто крикнет, а еще, знаешь, идешь мимо и чувствуешь, что кто-то в спину смотрит.
- Не боишься там ходить? - спросил Черемисин.
- Я не из пугливых, - усмехнулся Сева. Опер бросил взгляд на лежащий на сто-ле охотничий нож. Понятно, почему не боится.
- Хорошо, я понял, а участковый тут при чем?
- Сева-то? - хозяин усмехнулся, видя непонимание опера. - Он ведь тоже Сева. Только я Всеволод, а он Всеслав... Он тебе не говорил, что ночами в Мокши ходит?
- Ночами?
- Да! Я видел, как он в лес ходит, не раз видел! Раз он на меня бочку катит, то и я в долгу не останусь! Вот что он там ночью в лесу делает, а? Я вот ночью в лес не хожу. Днем, как все люди. А подозревают меня – а не его!
- Думаешь, Авдеев и тот человек... заодно?
Сева прищурился:
- Не ждал, что на своего подумать можешь... Правильный ты мент, уважаю. Не думай, что я всех ментов ненавижу. Ну, сидел по молодости. За дело сидел. Сам виноват был. Но не люблю, когда на человека напраслину вешают. А Авдеев...
Он оборвал и посмотрел на Черемисина:
- Я с тобой тут без протокола разговариваю. Так что, сам понимаешь... Если что - от своих слов откажусь. Если ты не сука, то рассудишь по совести, - сказал Сева. Его мускулистые татуированные предплечья легли на стол. - Я врать не стану. Я тебе скажу, а ты сам кумекай. Видел я, как участковый той ночью в лес ходил.
- Какой ночью?
- Когда Мухомора убили.
- Откуда знаешь, когда его убили?
- Оттуда. Я к нему приходил за день до того. Встречались мы иногда. Дела у нас были. На следующий день пришел - он мертвый лежит. Вот. А Авдеева я видел случайно. Проснулся, вышел покурить, вижу: участковый в лес чешет. Тропинка-то возле меня проходит, вон она, отсюда видно, - Гришин махнул рукой, едва не опрокинув бутылку.
Черемисин наклонился к нему:
- А ты уверен, что это Авдеев был? Ты говоришь, ночь была. Значит - темно, как ты разглядел? Он в форме был?
- Не веришь? Он это был, он! - нахмурился хозяин. - Не в форме. В штанах и в майке. Да мы в одной деревне всю жизнь живем, я его фигуру где хошь узнаю.
- Как же он тебя с телефоном тогда подловил? - усмехнулся Черемисин.
- Сам виноват. Трубы горели, вот по сторонам и не глядел...
- Ладно, хорошо, - опер посмотрел на Севу. - Почему, когда допрашивали, это-го не сказал?
- Не хотел я тому козлу ничего говорить. Все равно бы не поверил. Ну, если бы на меня мокруху повесили, тогда рассказал бы, деваться некуда...
Черемисин вышел от Гришина в раздумьях и не сразу среагировал на оклик:
- Товарищ милиционер!
Он остановился. За соседней калиткой стояла полная женщина в цветастом платье, глядя со смешанным выражением любопытства и азарта.
- Я вас слушаю.
- Ой, извините, я видела: вы от Севы выходили. Вы убийство расследуете?
- У вас есть какая-то информация?
- Я все расскажу, что знаю! - жарко заверила тетка. - А что вы хотите знать?
- Кто из деревни бывает в Мокшах? - спросил Черемисин. - Кстати, как вас зовут?
- Кашина Дарья Васильевна, - представилась тетка. По ее физиономии с зоркими бегающими глазками Черемисин быстро определил, что тетка относится к типу людей любопытных и сующих нос, куда не надо. Что ж, если население идет на контакт - это всегда хорошо...
- Кто в Мокшах бывает? Сева, конечно, то есть гражданин Гришин, - она покосилась на окна соседа. - Егорыч ходит иногда. Ну, бывает, кто-то из мужиков. Там ведь грибные места.
- Ага. А скажите, в Мокшах никто жить не может?
- Ой, нет, конечно. Кто ж там жить будет, в лесу? Дороги нет, света нет, да и место дурное...
- Что значит: дурное?
- А вы не знаете, Слава Авдеев вам не говорил? У нас все это знают! Дурное место Мокши, проклятое.
- Если проклятое, то почему все туда ходят? Даже туристы, говорят, бывают.
- Так дуракам-то закон не писан! Я там лет двадцать не была - и не пойду ни за что! И детям своим заказываю.
- А что так?
- А вы там бывали?
- Бывал. И ничего особенного не заметил. Заброшенная деревня и все.
Кашина укоризненно глянула на Черемисина.
- А в дома-то заходили?
- Заходили.
- И ничего не заметили?
- Нет.
- Людей оттуда вывезли в пятидесятых, еще при Сталине, - сказала она - Понимаете?
- Не совсем, - опер и впрямь не понимал, к чему клонит женщина.
- У нас в деревне старая банька стоит, брошенная. Ей лет меньше вдвое, а она развалилась вся. А там, в лесу, в домах жить можно! Не гниют! И ни зверь, ни птица там не селятся. Как такое может быть? А еще, говорят, по ночам ворот на колодце сам крутится... Дурное место.
Черемисин едва не вздрогнул. Вот оно что! Бабка высказала то, что вертелось в голове, только на ум не приходило. Снаружи дома казались развалинами, в некоторых обрушились стены и крыша, но внутри выглядели неплохо для сотни лет. Слишком неплохо! Вон, даже туристы и молодежь ночевать там приноровились. Да, заросли малость, но именно малость! Здесь, конечно, не индийские джунгли, которые за полсотни лет поглотят город без остатка, и все же...
Какая-то аномалия? Может быть. Но он - не корреспондент "Вестника НЛО", а мент, и ищет не вампиров или зеленых человечков, а убийцу, вполне реального человека, который, быть может, ходит где-то рядом...
- Что-что вы сказали? - задумавшись, переспросил Черемисин.
- На озере идола видели?
- Идола? - изобразил недоумение Вадим.
- Да, старого такого, страшного - жуть берет! - перекрестилась бабка.
- Нет. А откуда он там?
- С тех времен и остался. Мне мама еще рассказывала: там секта была, вот при Сталине-то всех из Мокш и вывезли, да в лагеря. С тех пор Мокши пустые и стоят. Говорят, пробовали там селиться, да нечистая сила не дает. И люди там пропадали!
- Люди пропадали?
- Пропадали! - подтвердила словоохотливая тетка. - Мне так рассказывали. Но это давно было, при Брежневе еще...
Информацию о пропавших можно поднять в архиве, проверить, подумал Черемисин, только зачем? У нас пропавших нет, а есть трупы, есть убийство... Старый идол? А тут вот горячее! Не старый, а новый, недавно вырезанный. А где же старый? Бабке об этом явно ничего не известно.
Дело об убийстве в Мокшах поворачивалось другой, пыльной, забытой всеми, но не менее захватывающей стороной. Сталин, репрессии. И мистика: негниющие дома, странный шум, королева Сумрака...
- А ваш участковый вам нравится? - неожиданно прервал женщину опер.
- Слава-то? Да он как родной нам! Я его еще маленьким помню. А что такое? - насторожилась Кашина.
- Да ничего, - улыбаясь, беззаботно ответил Черемисин. - Продвигать его надо, как думаете? Хороший человек, а засиделся в участковых. Как считаете?
- Ой, конечно! Он хороший человек, никто вам плохого не скажет, кроме алкоголика этого, - она махнула рукой в сторону дома Гришина. - Начальником ему надо быть. Вот только не женится никак. Мы ему таких красавиц находили, а он...
Еле сдерживая улыбку, Вадим спросил:
- Находили? А он что, сам познакомиться не может?
- Стеснительный он. Безотцовщина. Я его мать хорошо знала, она всю жизнь без мужика мучилась. Мужа у нее забрали году в пятидесятом, вместе с теми, кто в Мокшах жил. А она недолго после этого прожила, да еще и умом повредилась. Толь-ко вы Славе этого не говорите, - спохватилась Кашина. - Обидится. Мать он очень любил, очень!
- Конечно, я понимаю.
Они замолчали.
- А что, Авдеев с Гришиным... похоже, в плохих отношениях? - спросил Вадим, переводя разговор в нужное русло. Дела давно минувших дней опера интересовали в гораздо меньшей степени.
- Да как вам сказать. Раньше вроде нормально здоровались, а теперь Севка злой ходит, материт Славу.
- А почему?
- Вот, не знаю.
- Ладно, спасибо большое, мне пора, - попрощался Черемисин и быстро пошел прочь. Разбитая, с лужами от давно прошедшего дождя, посыпанная желтой щебенкой дорога вела к платформе, но туда Черемисин не пошел, а отправился в совсем другую сторону - к дому участкового.

И снова

Там был допрос в милиции, а тут разговор с Черемисиным дома у Гришина. Хотя, конечно, надо бы втиснуть между этими событиями что-то еще, а то впечатление повтора. Я это заметил тоже.

По-мне так надо описать то же самое событие иначе. Я понимаю, что это практически такой же допрос, но тогда сделать не прямой речью, а типа : ...выяснил, что ходил за грибами, нашел у колодца... А уже то, что следователь узнал новое, прямой речью.

Согласен.

Неодобрительно косясь на милицию, дорогу перебежал черный, с белыми крапинками и огромными усами, совершенно бандитского вида кот. В приметы Черемисин не верил и плеваться не стал, тем более что кот был не черный, а с пятнами.
Остановившись у дома Авдеева, опер посмотрел в окна. Участковый сейчас в городе. Вадим остановился у калитки и оглядел двор. Мотоцикл стоит у поленницы - значит, Авдеев поехал в отделение на электричке...
Показания Севы запутывали и без того непростое дело. Если он не врет, то и впрямь: зачем участковому ночью в лес ходить, да еще в ночь перед убийством? Это серьезные показания, но на допросе Сева этого не сказал и говорить не собирается. В одном Гришин прав: бывшему уголовнику вряд ли поверят, тем более в показаниях на своего же участкового. Скажут: клевета. Вот если бы еще кто подтвердил его слова, найти бы свидетеля. И тогда... Что тогда?
Черемисин подумал, что не хочет копать под Авдеева. Участковый нравился ему, и иногда опер думал о том, что будет, если подведешь под статью сослуживца или близкого человека? Неприятно, будто предаешь. Но закон есть закон. А круговая порука недопустима. В его понимании. Виноват - ответь!
Да черт с ним, с Авдеевым, дело в принципе. Закон ли превыше всего или есть нечто выше закона - иногда дурацких, чудовищно инертных и зачастую неадекватных правил наказания за проступки. Это каждый решает для себя, подумал Черемисин, рано или поздно. Но что, если дело, которому отдал жизнь, пойдет вразрез с душой?
Не впервой пришедшие мысли выбили из колеи, и опер в рассеянности замер посреди дороги.
- Славу ищете? - окликнули сзади. Да, только славы мне и не хватает, подумал Черемисин, хотя прекрасно понял, о ком его спрашивают. За соседским забором показалась седая бородатая голова. - А он в город уехал.
- Да, жаль, - отозвался Вадим и представился. - Старший лейтенант Черемисин, уголовный розыск.
- Ага, понятно, - сказал сосед, пожилой, но еще крепкий, широкоплечий мужчина. - Убийством занимаетесь?
- Да. Вам можно задать пару вопросов?
- Конечно, заходите!
Сосед споро засеменил вдоль забора и открыл калитку. Вадим вошел.
- Хотите в дом? - пригласил старик.
- Давайте поговорим здесь, если можно.
- Можно. Слушаю.
- Ну, для начала: как вас зовут?
- Паспорт принести? - прищурился дед.
- Не нужно.
- Тогда - Осинин Глеб Егорыч, - представился дедок, протягивая широкую мозолистую ладонь. Вадим пожал ее, почувствовав, что силы еще не оставили старика. - Можно просто Егорыч. Меня все так называют.
- Черемисин Вадим Федорович.
- Очень приятно.
- Вы в Мокшах бываете? - спросил Черемисин.
- Бываю, как же, хожу в ту сторону за грибами, малинник там, опять же, есть.
- А вы не замечали ничего странного? Ну, может быть, чтобы там кто-нибудь жил?
- Жил в Мокшах? Нет, никто там не живет. Место глухое, брошенное.
- Ну, бомж-то жил там.
Осинин усмехнулся в бороду:
- Дурак он был.
- Почему?
- Потому что люди должны с людьми жить.
- Некоторые любят одиночество, - сказал Вадим.
- Если людей сторонишься, значит, совесть нечиста - так в старину говорили.
Черемисин кивнул. Говорили.
- А как давно вы были в Мокшах? – спросил он.
- До убийства этого бывал. Но с бомжом тем не говорил. Не о чем нам разговаривать, - сурово произнес дед.
- Тут мне рассказывали: в Мокшах кто-то живет, и вообще там будто бы дурное место.
- Бабкины сказки! - отмахнулся дед. – Кроме того бомжа, никто и не жил. Дурное место... Из Бурьяново ни одна баба там отродясь не была, а сказки сочинять горазды. Кто это вам сказал?
- А почему деревню жители бросили, знаете? - проигнорировал вопрос опер.
Дед Егорыч почесал бороду.
- Не знаю, - выдавил он. - При Сталине это было, тогда людей вагонами вывозили неведомо куда.
- Ну, ладно, спасибо. А, кстати, о вашем соседе хочу спросить. Я слышал: Слава спортом занимается, бегает по утрам... по лесу.
Дед хмыкнул:
- Бегает? Не замечал. Зачем ему бегать - у него вон, мототехника имеется.
- Для здоровья. Я это к чему? Хотим его выдвинуть на соревнования, он у нас здоровый, подтянутый, не то что я... - Вадим с улыбкой похлопал себя по брюшку. - Люди говорят: бегает, значит, действительно - спортсмен?
- Да не бегает он, - проговорил дед. - Кто это вам сказал?
Черемисин промолчал.
- Врут все, - не дождавшись ответа, сказал дед. - Я, вона, почти не сплю, бессонница у меня, что, я не видел бы, что он бегает? У меня окна на его дом смотрят...
- Да? - огорченно сказал Вадим. - Не бегает, значит? Совсем? Жаль.
Спрашивать прямо, видел ли что-нибудь старик в ночь убийства бомжа, Черемисин не стал. Не время.
- А что же, сами его спросить не можете? В милиции своей? - задал резонный вопрос старик.
- Вот, - пожал плечами Вадим. - Сами видите: он здесь, я там; он там, я здесь. Не пересечься никак. Мы же в разных отделах работаем.
- Ну-ну, понятно.
Взгляд старика словно подозревал в чем-то, словно говорил: знаю, чего ты вынюхиваешь, да нас на мякине не проведешь! Забавный старикан.
- Тут еще такое дело, - Черемисин изобразил самую простую и доверчивую улыбку, на которую был способен. - Тут мяском ни у кого разжиться нельзя? Надоели эти полуфабрикаты, хочется нормального, парного мяска! Или сала. Может, кто-нибудь свинку на днях резал, так я бы кусочек купил. Не знаете?
Опер выжидающе смотрел на деда.
- Не знаю, - после короткого раздумья сказал тот. - На днях вроде никто свинью не резал.
- Жаль. Ну, ладно, до свидания.
- Бывайте здоровы.

Куда ни ткнусь в этой теме - затягивает.
Читать подряд не могу, времени в обрез, но позже обязательно прочту и отпишусь.

Спасибо, очень рад.

Буду благодарен.

Максима отпустили под подписку. Отец встретил сына у отделения и привез домой. По дороге расспрашивал, как с ним обращались, рассказывал последние новости. Вяло слушая и односложно отвечая, Максим думал о Светлане. О необъяснимом и страшном роке, сгустившемся над ее головой.
Выписывать девушку не спешили. Заведующий психиатрическим отделением посоветовал показать Свету лучшему специалисту, а того пока не было в городе. Родители навестили дочку, и Светлана расстроила маму, сказав, что ничуть не торопится домой и ей все равно, сколько она здесь пробудет.
- Что с ней творится, не пойму! – расстроено говорил отец. – Света другой стала. Не надо было ее в Мокши возить...
Максим был с ним полностью согласен, но что теперь говорить?
Он поел и отдохнул дома, послонялся по улице, пришел домой и взялся за книги, но не мог сосредоточиться. Мысли занимала таинственная Мокошь, погибший Виктор и пугающие откровения сестры. Отвлечься не получалось. Записи о Мокоши менты отобрали, но Макс помнил все, что переписывал в блокнот. Да и компьютер под рукой – всегда заглянуть можно. Вот только не хотелось. Ощущение тяжелого угрюмого облака, сгущавшегося над головой сестры, не покидало Максима. Случалось, в детстве он защищал сестренку, хоть и был младше, даже побил какого-то паренька, постоянно дергавшего слепую Свету за косичку. Одно дело драться с тем, ко-го видишь, и совсем другое – с тем, кого, вроде, как бы и нет.
Но Мокошь была. Максим не мог забыть ночь в лесу, которую провел... неизвестно с кем. Ларка наотрез отказалась признаваться в том, что спала с ним. Так, может, это сон? Но никогда в жизни Макс не чувствовал все так ярко, как в этом сне. Нет, все было наяву! Ребята подняли на смех, и только Светлана не удивилась и сказала, что знает все. Он верил своим ощущениям и сестре, а значит, должен поверить и в Мокошь?
Попытки разложить информацию о Мокоши по полочкам ничего не дали. И Макс догадывался, почему. Трудно классифицировать иррациональное. После неоднократного перечитывания древних текстов и современных исследований Максим понял, что толком не узнал о таинственной богине ничего. Источники и ссылки в интернете то сходились, то противоречили друг другу. Общая картина была, но – толь-ко общая.
На следующий день он намеревался навестить Свету, позвонил в больницу и узнал, что завтра сестру выписывают.
Света приехала домой с папой, неотступно сопровождавшего ее от палаты до квартиры. Переступив порог, Света улыбнулась. Макс подошел к ней:
- Привет, Света.
- Привет, Макс.
- Хотел к тебе приехать, да тебя уже и выписали, - сказал он. Отец шуршал на кухне пакетами со съестным, очевидно, купленным по дороге.
- Я ждала, а ты долго не шел.
- Меня только вчера из милиции выпустили.
- Вот как…
Светлана изменилась. Не внешне – внешне она оставалась той же Светой, которую знал всегда. Сестра просто стала другой. Словно другой человек набросил ее кожу и одежду. Она перестала сутулиться, движения приобрели плавность и некую завершенность, уверенность, несвойственную слепому человеку. Улыбалась Света, не показывая зубов, но доброжелательно, нежно и будто бы свысока. Так улыбаются матери, глядя на спящего в коляске младенца.
Сейчас она смотрела на Макса именно так.
- Что было в милиции? – спросила она.
- Избиения и пытки, - сказал Макс как можно серьезнее.
- Чего? – с кухни донесся встревоженный голос отца. Света усмехнулась:
- Ты же знаешь: я чувствую, когда ты врешь…
- Они чуть меня не посадили. Думают, я убил Виктора.
- Идиоты! – крикнул из кухни отец. – Ни хрена не соображают!
- Почему они со мной не говорят? – спросила Светлана. Едва касаясь пальцами стен, она прошла в комнату и, безошибочно найдя свое кресло, села. – Я ведь сказала им, что Мокошь...
- Света! – едва не закричал Макс и сбавил тон, чтобы не слышал отец. – Никто не верит в твою Мокошь, кроме тебя... И меня. Они видели труп и меня рядом, значит, я и убил! Бараны. Ведь так и в тюрьму попасть можно! Ни за что!
Светлана молчала, затем произнесла:
- Я скажу Хозяйке, она поможет тебе.
- Не надо мне помогать, спасибо, как-нибудь сам справлюсь. И вообще, раз отпустили, значит, ничего доказать не могут.
Они помолчали.
- Ну, что, обедать будем? – спросил, появляясь в дверях, отец. – Я курицу гриль купил, горячая еще.
Макс был не против, Света отказалась.
- А что тебе дать? – огорчился отец. – Света, скажи? Макс в магазин сбегает, если надо. Чего ты хочешь?
- Спасибо, я... маму подожду.
Света включила телевизор и стала слушать. Максим с отцом пошли на кухню.
- Макс, - сказал, пристально глядя на него, отец. – Ты не обижайся на Светку. Всякое бывает.
- Ты о чем? На что мне обижаться?
- Ну, ты же из-за нее в милиции столько просидел.
- Папа! Я на нее не обижаюсь! – Макс произнес это с чувством, но тихо. Он не хотел, чтобы сестра слышала его. «Ведь я не говорю ничего гадкого – почему стесняюсь?» – пронеслось у него в голове. – Даже не думай об этом.
- Ну и хорошо! – похоже, отец был полностью удовлетворен. – А то ты все какой-то напряженный ходишь, я уж думал...
- Света тут ни при чем, - он лукавил, но посвящать в свои мысли родителей и вообще кого бы то ни было - не собирался.
В дверь позвонили.
- Макс, открой, пожалуйста, - сказал отец. Максим соскочил с табуретки и пошел к двери. За порогом стоял знакомый невысокий и плотненький мент.
- Старший лейтенант Черемисин, - представился он, протягивая удостоверение. – Светлана дома? Мне нужно с ней поговорить.
Макс хотел сказать, что сестра в больнице, но по глазам опера понял, что врать бесполезно. Тот все знает.
- Проходите, - он посторонился, пропуская опера в квартиру.
- Кто там? – из кухни явился отец. – Здравствуйте.
- Здравствуйте, - мент снова представился. – Я хочу поговорить со Светланой.
- А вот не знаю, захочет ли она с вами разговаривать! – резко сказал отец. – Если нет, вам придется уйти!
Опер пожал плечами:
- Я могу вызвать повесткой, но подумал, что всем будет лучше, если… разговор будет у нее дома. Как вы думаете? Согласны? – Вадим посмотрел на Краснова. Тот промолчал. Спорить было бессмысленно.
- Света, к тебе из милиции пришли, - сказал, зайдя в комнату, отец. – Как ты себя чувствуешь? Можешь говорить?
- Могу, - сказала Света. Черемисин вошел. Макс указал ему на диван. Опер присел.
- Можно выключить телевизор? – попросил он. Отец выключил.
- Я буду присутствовать! – твердо сказал он. Опер кивнул:
- Присутствуйте. Это не допрос. Пока, скажем так, беседа.
Макс не стал спрашивать разрешения и встал в дверях. Вроде не в комнате, но все видно и слышно.
- Светлана, - начал опер, - вы хорошо помните день, когда в последний раз были в Мокшах?- Да, - сказала она. Макс увидел, как щеки сестры порозовели.
- Вы помните, как уходили из больницы?
- Да.
- Кто вам помог?
- Никто. Я сама ушла.
Опер усмехнулся:
- Извините, Светлана, но мне трудно поверить, что слепая девушка могла беспрепятственно выйти из больницы, а потом еще и уехать в Мокши одна, без всякой помощи.
- Я была одна, - повторила Светлана.
- Этого не может быть. Давайте не будем начинать беседу со лжи, - мягко про-говорил опер.
- Это не ложь. Это правда.
- Но это невозможно. Представьте себе, что сейчас я закрою глаза и попытаюсь по памяти добраться до Мокш? Смогу, как думаете?
- Вы не сможете. А мне помогала Мокошь.
Черемисин приподнял голову, как ищейка, вдруг обнаружившая след.
- Мокошь, вы говорите? – спросил он. Максим видел, что милиционер ничуть не удивился. Мало того, на его лице не читалось ни капли издевки или иронии. Конечно, Макс видел, как тот интересовался его записями, но… неужели он поверил?
- И что она сделала? Вывела вас и посадила в машину?
- Нет. Не она сама. Она прислала Переплута.
- Кого?
- Переплута, - повторила Светлана. – Он ее слуга.
- Как он выглядит?
- По-всякому, - серьезно ответила сестра. – Ко мне он явился котом.
- Так. Хорошо, – мент не мог скрыть растерянности, и губы Макса раздвинулись в ухмылке. Не так все просто, офицер! Несмотря на злорадство, Максим понимал: допрос может снять с него подозрения. Правда, в том лишь случае, если ей поверят.
- И что было потом?
- Потом мы отправились в Мокши.
- На машине?
- Нет. На лосихе. Она ждала нас в лесу.
Отец растерянно взглянул на Макса. Светлана пугала его.
- Хорошо, - терпеливо сказал опер. – Допустим. Теперь расскажите, что вы делали в деревне до того времени, как пришли мы, то есть милиция?
- Я была там с другом, - тихо произнесла Светлана. Давно прошедший румянец вернулся и стал гуще.
- Максим тоже был с вами?
- Нет, он пришел потом.
- С кем вы встречаетесь в Мокшах?
Вот главный вопрос. Максим напрягся. Его тоже очень интересовал ответ.
- С любимым! С суженым.
Это было сказано тихо, но с дерзко поднятой головой. Мужчины замерли.
- И его имя? – спросил опер.
Света покачала головой:
- Я не скажу.
- Почему? Ваш отказ, Светлана, лишь усиливает подозрения.
- Какие подозрения? – спросил отец. Его голос звучал почти испуганно. – Света, с кем ты там встречаешься?
- Есть основания подозревать, что некто, встречавшийся со Светланой в Мокшах, может иметь прямое отношение к произошедшим там убийствам.
Макс посмотрел на отца: тот выглядел совершенно растерянным.
- Света, – обескуражено повторил он и умолк. Сестра молчала.
- А теперь вынужден предупредить, - сказал старлей, - что сокрытие информации, имеющей отношение к убийству Ловкачева, влечет за собой уголовную ответственность. Тело Виктора было найдено в доме, где находились Светлана и Максим...
Милиционер посмотрел на Макса. У того заныло под ложечкой.
- Светлана заявила, что Максим не виноват, Максим сказал, что тело Виктора ему показала сестра. Светлана, как и откуда вы узнали, где тело Виктора? Кто вам его показал?
Черемисин говорил спокойно и вежливо, почти ласково, и Максиму стало жаль тактичного мента, когда сестра ответила:
- Мокошь.
Судя по лицу опера, ответ его не устроил:
- А вот здесь вы либо лжете, либо заблуждаетесь. Виктор Ловкачев был утоплен, и утопил его самый обычный человек, а никакая не Мокошь.
Макс смотрел на сестру: скулы девушки подрагивали, а глаза заблестели.
- Мелко это для богини, Светлана, - продолжил Черемисин. – Не находите? Ведь она у вас всемогущая, все может. Так поразила бы его молнией или там стаю волков напустила... Так нет, утопила, да еще дралась с ним, ведь на теле Виктора ссадины и царапины. Он спортсмен был, карате занимался, так просто утопить бы себя не дал.
- Я говорю, что знаю. Что еще вам от меня надо? – срывающимся голосом спросила она.
- Вы знаете, кто убил Виктора. Уверен, что знаете. А не говорите потому, что убийца – тот, кого вы любите.
- Нет! – Светлана вскочила с кресла. – Это не он! Он не мог!
- Врач сказал: ей нельзя волноваться! – крикнул отец. – Хватит допросов.
- Как хотите. Но в милиции разговор будет жестче, - предупредил Черемисин. – Я вам советую закрыть эту тему здесь и сейчас. Кто он и где он?
- Не он убил Виктора, не он! – закричала Светлана.
- Не он, не Максим – а кто?!
- Я же говорила. Мокошь наказала Виктора!
- Хорошо, - милиционер поднялся с дивана и посмотрел на Краснова-отца. – Вот повестка к следователю. Распишитесь, завтра мы вас ждем.
Он положил на журнальный столик бумагу и подал ручку. Краснов расписался.
- До свидания, - опер попрощался и вышел в коридор.
- Я открою, - сказал отец. Опер вышел на лестничную площадку и вдруг по-вернулся к Краснову. – Можно вас на пару слов?
Они вышли. Отец притворил дверь и долго не возвращался. Макс сидел на диване и молчал. Света вдруг заплакала:
- Я не хочу здесь жить! Скорей бы уйти! Я больше не могу ждать, Мокошь, забери меня!

Огромные пауки свисают с сосен, перебирая в воздухе длинными мохнатыми лапами. Они медленно ткут бесконечную белую пряжу.
Солнце не светит – блистает, отражаясь на тончайших коврах и тканях чудесными диковинными узорами тысяч сияющих бриллиантов росы. Пугливый ветерок едва шевелит их, боясь нарушить сотканные из веков узоры, пригибается и ползет над корнями, зная, что здесь не его царство, а ослушников наказывают.
Лишь он идет, не таясь. Хозяйка избрала его, и никто, никто в этом мире не смеет заступить дорогу избранному.
Он видит дерево с блестящей белой корой и летящими вверх ветвями. Листьев на них нет, но дерево живое. Он знает, что может идти к нему долго – и никогда не дойдет. Ему достаточно того, что он видит то, что дано не каждому. Вокруг ствола, гигантского веретена, вьются нити судеб. Тонкие, почти невидимые глазу, они кружатся, сплетаясь, рвутся и засыхают, падая наземь бесцветной невесомой паутинкой.
А вот и сами пряхи. Подхватывая нити из ниоткуда, они направляют их вверх долгими плавными движениями ладоней, хоровод кружится белой метелью, поднимаясь выше и исчезая.
Огромный кот трется о ноги и урчит. Круглая голова поворачивается, на миг показывая оранжевый глаз. Задрав хвост, кот бежит. Это знак. Меня зовут.
Он идет за котом. Лес плывет мимо, звери с горящими глазами кланяются, уступая дорогу. Он хватает за хвост не успевшего убраться гада, без страха вертит в руках. Змея не шипит и не пытается вырваться. Наигравшись, он отпускает ее, и та исчезает в траве.
Вот и Хозяйка. Он подходит и кланяется. Тьма окутывает его, и мягкая рука оставляет влажный след на щеке:
- Ты пришел. Ты готов?
- Да, Хозяйка.
- Смотри, вот твоя награда. Она – то, чего ты ждал, и она – твоя.

***

Прохоров в очередной раз избежал головомойки. Он обладал удивительной и полезной способностью исчезать тогда, когда начальство было не в духе и появляться, когда гроза миновала.
Вот и сейчас Черемисину пришлось отдуваться за двоих, когда начальник управления нагрянул в отдел, чтобы лично поинтересоваться продвижением дела о "мокшинском маньяке". По всему было видно, что Лесовский не в духе. Черемисин доложил о ходе расследования, но начальство не удовлетворилось, и разразилась гроза. Вадим знал, что начальник - дурак, а на дураков обижаться глупо, но все же было неприятно. Он слушал тирады Лесовского, которому надоели "неоправданная волокита и бездействие". И "хватку они потеряли, равно как мозги и все остальное..." К тому же "чудес не бывает", а они его "какими-то сказками кормят".
Вадиму не верилось, что когда-то Лесовский был опером. Был - так должен знать, что зачастую результат не является сразу, что бывает всякое, что дело не-обычное, подозреваемых куча, а прямых улик - ни одной... Да, власть здорово меняет людей. Как гениально заметил кто-то из древних: хотите узнать человека - дайте ему власть...
Пробежавшись по делам и личностям, полковник обратил внимание на электрический чайник на подоконнике и недопитую чашку чая на принтере.
- Что это такое? Вы за правила пожарной безопасности расписывались? Почему не выполняете? Уберите чашку сейчас же! И чайник с окна! К вам люди приходят, а у вас тут балаган. Немедленно навести порядок!
Накричавшись вдоволь, Лесовский удалился. Вадим тут же достал убранный чайник и включил. Да пошел он... Чаю и то некогда попить, а он тут распинается. Еще раз придет - пошлю к чертовой матери, злобно подумал Черемисин. Но Лесовский не пришел.
Тетрадка, изъятая у Максима Краснова, оказалась весьма и весьма интересной. Прохоров ее не читал, сказал, что бегло пробежался и понял, что речь там о каких-то старинных обычаях. И все.
В блокноте и впрямь описывались старинные русские обряды и верования, причем все посвящались Мокоши - таинственной Мокоши, чье имя звучало в деле не раз.
Черемисин решил изучить записи подробнее. Хорошо, что отпущенный под подписку Краснов не потребовал тетрадь обратно, хотя имел полное право. Ну, потребует - отдадим, а пока...
Опер раскрыл блокнот наугад и стал читать.
"...Как следствие хтоничности имеет непропорционально большую голову на изображениях. Возможно, Мокошь является образом древнейшей, ещё неолитического происхождения, Богини Матери, которая известна, как «неолитическая Венера»... Богиня была подательницей как жизни, так и смерти, изображение ее лица считалось табу..."
Интересно. Он пролистнул несколько страниц.
"...Создается впечатление, что в образе богини соединились несколько не обязательно связанных между собой представлений: здесь и женские занятия вообще, и конкретно прядение, и сплетающиеся нити судьбы (подобно греческим богиням Мойрам), и олицетворение матери сырой-земли, и пригляд за земными водами (колодцами)..."
А ведь в Мокшах тоже есть колодец, отметил Черемисин. Да и само слово Мокши... мокрое какое-то. Тут в точку. "Мать сыра-земля." Хм. Как в сказке.
Чтение постепенно увлекло его. В кабинет никто не заглядывал, было тихо, лишь еле слышно жужжал стареньким винчестером компьютер. Черемисин опомнился, когда за окнами заметно потемнело.
Мда-а. Упорный парень Краснов. Любознательный. И хватило же терпения все это выписывать! Жаль, источники не указаны, впрочем, все равно, сказки к делу не пришьешь...
Взгляд опера прощально скользнул по последним страницам.
"...Таким образом, Мокошь - богиня колдовства и хозяйка Перехода из этого мира в мир Иной, властительница Дикой природы... Серебро ее металл, горный хрусталь - камень. Зверь Мокоши - кошка, а слуги - пауки, потому в старину считалось хорошей приметой, если в лицо прилетит паутина. Знак благоволения богини..."
А вот это интересно:
"...Идолы и кумиры Мокоши изготавливались из осины. Как правило, они рогаты, и часто держат в руках рог изобилия..."
Черемисин вспомнил идол на берегу озера. Рога на башке были, а рог изобилия... Не помню. Может, идол вырублен как раз из осины. Только не все ли равно? Ясно одно: тот, кто его вырезал, хорошо знал, что и как делать. Знал всю эту ахинею...
"...также с культом Мокоши связывают оберег-веревочку, повязываемую на правое запястье..."
Черемисин потер лоб. Ухлопал кучу времени, а толку? Вот если бы здесь упоминалось о жертвах богине, о том, что людей следует топить, а потом бросать в до-мах... Тогда многое было бы ясно. Но о жертвоприношениях или утоплениях в тетради не было ни слова. Тем более о человеческих. Не была кровожадной богиня. Не была. Но кто-то ведь мазал губы идола кровью! Бред... Если только этот кто-то не хотел навести на ложный след и посмеяться над ними.
В одном лишь месте было упоминание, что Мокошь задабривали клубками шерсти и веретенцами, которые относили на капище. И все. Можно, конечно, еще поискать в интернете, но, похоже, Макс Краснов подошел к делу с большим желанием и скрупулезно выписал все, что только мог узнать.
Черемисин закрыл тетрадь, собрался и пошел домой.
На следующий день Вадим узнал, что Светлана Краснова благополучно выписалась из больницы, и решил навестить девушку дома. Светлану требовалось допросить, и как можно скорее - Маликян "грыз" операм пятки, без конца подгоняя. Отец Виктора Ловкачева был известным в городе бизнесменом, вхожим в самые высокие кабинеты, и расследованием заинтересовались на самом верху.
Черемисин подъехал к дому Красновых - обычной, еще советской постройки, пятиэтажке - и вошел в разрисованную граффити парадную. Он волновался. Пред-стоящий разговор обещал быть непростым.

Так тетрадь или блокнот?

То есть эта глава, как бы предшествовала той, что была до этого, когда опер допрашивал Светдану? Зачем так мудрено?

Это важно? Один называет так, другой эдак.

Здесь показывается то, что осталось за кадром ( за дверью ), а именно разговор Черемисина с отцом Светланы.
Скоро начнется...

Так у вас один и тот же человек буквально через строчку по разному называет. И сам Максим (на сколько я помню) выписывал в блокнот. То есть вы хотите сказать, что именно этот момент и предчувствовал опер в этом:

Так он только вошел в подъезд, и беседовал со Светланой дома, а уже потом вышел в подъезд с отцом. Что-то вы перемудрии. Мне не понятен этот момент, а точнее ваш замысел.

Замысел я объяснил: показать разговор за дверью и взгляд на проблему с двух разных позиций. Там повествование ведется со стороны Макса, а там - взгляд Черемисина.

Так и случилось. Дома у Красновых, кроме Светланы, оказался ее отец и брат.
Черемисин мог вызвать Краснову повесткой, но хотел поговорить с девушкой на ее территории. Быть может, это немного расслабит ее, сделает более разговорчи-вой. Еще Черемисин не хотел, чтобы Прохоров его опередил. Официально они занимались этим делом вместе, но Вадиму не нравились скоропалительные выводы капитана и желание видеть в непростом деле обычную бытовуху. Понятно, что и начальство не хотело слышать о богинях, а желало быстрее закончить неприятное дело и поймать убийцу.
Черемисин был рад, что Максима отпустили. Доказательств его вины действительно не было. Да, задержали возле трупа, четкого алиби нет. Но труп недельной свежести, отпечатков Краснова на нем не обнаружено. Мотив вроде был: ссора из-за сестры, но главное - способ убийства - вызывал сомнения в виновности Максима. Судя по нескольким ссадинам, убитый боролся с убийцей, а у Краснова ни царапин, ни синяков не нашли, а ведь Ловкачев имел пояс по карате и постоять бы за себя су-мел...
Новый виток дело получило, когда участковый задержал Гришина, сдававшего в ломбард телефон убитого Виктора. Казалось: вот она, ниточка! Но потянули - и без толку. Хотя, как сказать... Найденный на берегу озера свежесрубленный идол наводил на мысли о тайной секте. А это другой расклад. Одно дело - маньяк, другое - организованная группа преступников. Хотя, в нашей стране любой может изготовить идола, воткнуть в землю и мазать его губы кровью - законом это не запрещается. Вадим почувствовал, что теперь ему страшновато идти в Мокши одному, а ведь, может, и доведется.
Светлана предстала перед ним спокойной и собранной. Она сидела в кресле, одетая в джинсы и блузку. На лице девушки не было макияжа, но оно привлекало иным, какой-то внутренней силой и уверенностью. Черемисину это нравилось. Будь его воля, он запретил бы эту мазню. В женщине все должно быть естественно. Без красителей и наполнителей...
Внимание опера привлекло странное украшение на правой кисти девушки: не-сколько ниток, небрежно обмотанных вокруг запястья. Опер ощутил дежавю. Он должен вспомнить. Что вспомнить?
Вадим был готов, но все же разочаровался, когда Светлана вновь заговорила о Мокоши. По ее словам, ни Максим, ни Гришин убийцами не являлись, а несчастного Виктора "наказала" Мокошь - существо, которое никто, кроме слепой Светланы, не видел. Черемисин представил, что будет, если он доложит о результатах беседы Маликяну.
Он попытался разговорить Светлану на предмет "лесной любви" - и тоже тщетно. Вадим нервничал, и старался скрыть это. В рукаве был козырь: заключение гинеколога, что в ночь побега из больницы Светлана вступала с кем-то в сексуальный контакт. Или была изнасилована. Ее брат об этом не знал и очень правдоподобно изумился, когда ему сказали. Судя по реакции отца, Максим ничего ему не рассказывал. Вадим так и предполагал. Что ж, придется самому. Надо.
Он откланялся, вручил повестку к следователю, которую специально прихватил, а также свою визитку, и только на лестнице обратился к Краснову-отцу:
- Павел Федорович.
- Да, я слушаю.
- Я не хотел говорить это при Светлане... Вы знаете, что в ночь своего побега из больницы ваша дочь вступила в половую связь? Вот заключение гинеколога. Я также в курсе, что до этой ночи Светлана не имела половых связей... По крайней ме-ре, так отмечено в ее медицинской книжке. Что вы можете сказать?
Черемисин смотрел на Краснова. Тот сжал зубы и уставился в стенку.
- Думаете, почему я лезу в интимную жизнь вашей дочери? Я вам объясню. Вы слышали, что у нее есть любимый человек, она только что сказала об этом. Я хотел бы встретиться с ним, потому что уверен, что этот человек имеет отношение к смерти Виктора Ловкачева. Но ваша дочь не хочет назвать его имя.
- И что вы хотите? - хрипло спросил Краснов. Черемисин видел: тот еле сдерживается, чтобы не послать сыщика подальше, и не хотел эксцессов. Но было важно убедить Краснова в том, что сотрудничество необходимо.
- Павел Федорович, может быть, вы узнаете имя этого человека? Мне она не сказала, а вам... Вы же одна семья. Поймите, речь идет в том числе о безопасности Светланы. Человек, который встречался с ней в Мокшах, может оказаться убийцей. Подумайте над этим, и прошу вас: будьте очень внимательны, следите за Светланой. Мне бы очень не хотелось, чтобы она убежала в лес еще раз. Это может плохо кончиться. До свидания.
- Вы справку забыли, - Краснов протянул Черемисину бумагу. Опер покачал головой:
- Не нужно. Оставьте себе. Если бы ваша дочь была несовершеннолетней, по этой бумаге можно завести дело, а так... Делайте, что хотите. Хоть в туалете утопите.
- Подождите. А как вы узнали... все это? - Краснов потряс справкой.
- Когда мы нашли их в Мокшах, ноги Светланы были в крови, - Черемисин посмотрел на Краснова. Отец девушки отвел взгляд. На скулах заиграли желваки.
- Всего хорошего.
Следующий день не внес ясности. Светлана явилась на допрос в сопровождении родителей. Судя по лицу девушки, они говорили с ней о том, что произошло в лесу и, судя по всему, безрезультатно. После короткого, но упорного разговора родители остались в коридоре, а следователь ввел Светлану в кабинет и помог сесть.
Допрашивал Прохоров. Вадим наблюдал и слушал. Как ни странно, капитан был удивительно тактичен, и Черемисин удивленно гадал, чем это вызвано.
О визите к Красновым Вадим Прохорову не сказал. После того разговора между ними пролегла невидимая трещина. Вообще говоря, они всегда недолюбливали друг друга, но расследование сделало их врагами. Нет, никто никого не злословил, не повышал голоса, но в какой-то момент они перестали друг другу доверять, хоть и были партнерами. Черемисин скрывал свои мысли и догадки и не сомневался: Прохо-ров делает то же самое.
Допрос продолжался. В общих чертах капитан спрашивал о том же, что и Вадим, получал такие же ответы. Многие обыватели, оказавшись на допросе у следователя, пусть даже как свидетели, тушевались и боялись. Светлана - нет. Конечно, ведь слепой все равно, как на нее смотрят, она не видит людей в форме и с оружием, решеток на окнах...
Черемисин представил себя на ее месте и невольно покачал головой. Ведь и место ей незнакомое и люди - а на лице никакого страха. Спокойное ожидание. Ожидание чего?
В череде вопросов был упомянут телефон Виктора, но Света покачала головой:
- Не знаю, - сказала она. Не знала она и Гришина. Его имя ни о чем ей не говорило.
Черемисин вертел в руках блокнот Максима, механически пролистывая пальцами. Он взглянул на Светлану и вдруг вспомнил, где видел нитки на руке. Точнее, не видел, а читал! В этой самой тетради! Опер перелистнул страницы и очень скоро нашел: "...с Мокошью связывают оберег-веревочку, повязываемую на правое запястье..." Оберег. И снова Мокошь!
Он внимательнее вгляделся в лицо Светланы. Та, словно почувствовав взгляд, повернула голову. Черемисин отвел глаза. Может ли слепая чувствовать взгляд, подумал он. А бежать через лес, ни разу не споткнувшись и не врезавшись в дерево? А он это видел, сам за ней бежал. Кто или что дает ей эти способности? Что помогло без помех уйти из больницы мимо охраны и врачей и добраться до Мокш? Если все это сделал не человек, то кто?
- ...Мокошь, - произнесла Светлана. Вадим вздрогнул, а Прохоров откинулся на спинку стула:
- Светлана, я не верю ни в какую Мокошь.
- Вы не верите, а я ее видела и знаю, что она есть.
- А какая она, Мокошь? - вдруг спросил капитан. - Опишите ее.
- Она... Она... - Светлана запнулась.
- Вы не можете ее описать? Так, может, ее и нет?
- Она есть! Мокошь не показывает свой облик. Ее лицо нельзя увидеть. Она - богиня.
- Это я слышал, - сухо сказал Прохоров. - Но вы утверждаете, что видели ее. Меня вы видите?
- Нет.
- Тогда как вы видите эту Мокошь?
- Она позволяет себя видеть... Но не каждому.
- Ну, конечно, прекрасное объяснение всему. Вы же вполне адекватный, нормальный человек, Светлана, зачем вы придумываете все это? Что вы хотите скрыть?
- Ничего. Я ничего не скрываю и говорю правду.
- Хорошо. Тогда устройте мне встречу с этой Мокошью. Я хочу ее увидеть. И когда увижу, обещаю: больше вряд ли вас потревожу.
Похоже, Светлане было абсолютно все равно, потревожат ли ее еще раз. Ее лицо напомнило Черемисину лицо Джоконды - та же легкая загадочная улыбка и великое нерушимое спокойствие, светившееся в невидящих глазах. Кстати, почему она не носит черные очки? Вадим ждал, что она ответит капитану.
- Я не могу обещать. Вы можете пойти со мной, но Мокошь не показывается всякому, только тому, кого изберет.
- А вдруг она меня изберет? - не отставал Прохоров. - Откуда вам знать?
- Я не знаю, - согласилась она.
- Значит, договорились?
- Нет, я должна спросить разрешения.
Прохоров вздохнул:
- Ну, вот еще, разрешение ей подавай. Нет уж, разрешения мы у нее спрашивать не будем.
- Так нельзя, - забеспокоилась девушка.
- Почему?
- Нельзя так! - едва не плача, проговорила Светлана. Черемисин насторожился. Так твердо и независимо державшаяся девушка вдруг раскисла? Странно. - Мокошь - Хозяйка судьбы. Она наказывает тех, кто поступает не по правде.
- По какой еще правде? - с улыбочкой, зловеще произнес капитан. - По той, что позволяет людей убивать?
- По той, что была изначально. Когда ничего этого не было, - Света повела незрячими глазами вокруг, и Черемисин понял, что она имела в виду.
- Так скажите, где вашу Хозяйку найти? В Мокшах?
- Да, - кивнула девушка.
- Хоть один четкий ответ, - проговорил капитан. - Ваш... друг тоже туда приходит?
Черемисин поймал взгляд отца девушки. Жалкий, ничего не понимающий взгляд, хотящий помочь, но не знавший, как это сделать.
- Я не хочу говорить.
- Понятно. Когда он туда приходит, тоже понятно - тогда же, когда и вы.
Губы Светланы дрогнули. Черемисин посмотрел на Прохорова: чего ты добиваешься? Истерики?
- Так за что убивает ваша Мокошь? За что наказывает? Скажите.
- Они осквернили святое. Нельзя было так делать.
- Что делать?
- Мокши - святое место, древнее. А они... Тот, первый, ее капище сжег.
Черемисин встрепенулся. Что сжег? Она о бомже?
- Капище? Это идола, что ли? - спросил он. - Того, что у озера?
- Новый не люб ей. Старый люб был, - кивнула Светлана.
- А новый идол кто поставил, не знаешь? - Вадим ловил каждое ее слово, отмечая, что говорит она странно, как-то неправильно. Люб. Так в старину говорили.
- Нет.
- Может, твой друг? - вклинился Прохоров. Ему не нравилось, что Черемисин влезает в процесс.
- Нет.
- Значит, бомжа убили за то, что идол сжег. А Виктора за что?
Света молчала.
- Не знаете или не хотите сказать?
Молчание.
- За меня, - наконец, выговорила она еле слышно. – И за остальное.
- Что это значит? – спросил Прохоров. Вадим видел, что капитану уже тяжело сдерживаться, в его глазах читалось желание прекратить бесполезный разговор с сумасшедшей.
- Мокошь защитит меня... от всего. От любого человека. Она так сказала. И кто захочет мне сделать больно, умрет.
В кабинете стало тихо.
- Так, - после паузы сказал Прохоров, - значит, убьет? Ясно. Ну, а если мы вашего друга лесного поймаем... Что она тогда сделает?
- Его нельзя трогать! Он избран! Не надо его трогать, пожалуйста! Он не убивал, он ничего плохого не делал!
- По-моему, хватит! Посмотрите на ее состояние, - сказал Краснов. Он встал и шагнул к дочери.
- Я решу, когда хватит, - отрезал Прохоров. – Сядьте.
- У нее истерика! – вскочила мать. – Вы не видите? Мы будем жаловаться на вас!
- Истерика? – усмехнулся капитан. – Надо же! Бедная девочка. А у меня два трупа! Два мертвых человека, которых кто-то убил! И ваша дочь может оказаться на их месте, будет следующей, пока мы не поймаем этого гада!
Светлана ахнула, прикрыв рот рукой. Черемисин встретил ее невидящий взгляд, и ему стало жутко.
- Если вы... Так сделаете... Она вас убьет!
Родители замерли. Черемисин глянул на капитана. Прохоров усмехнулся. Ответ Светы ошеломил, но не испугал его.
- Вот как, - произнес он после паузы. - Ну, допустим, я не боюсь.
- Я боюсь, - сказала Светлана и заплакала. – Я не хочу, чтобы кто-то умер, прошу, отпустите меня...

И тут в конце допроса волшебный образом появились родители

Это я перестарался. Допрос должен был происходить в присутствии родителей. Исправлю.
Спасибо, Касторка. Это существенный ляп. А вот еще нашел:

Хоть и прямая речь, а все же как-то странно звучит, не находите?
Вот потому-то я и не выкладываю ничего на Литрес, например. Романов много, но всем нужна вычитка. А времени немного. Хочется новое писать, а не старое вычитывать... Но понемногу начну.