Ух ты... Ну, а дальше?

Думаю, роман получается вполне интересным.

Дальше надо ещё написать. Времени только мало...

Ну типа единое человечество, единый язык...

Он там что-то говорит насчёт того, что на всех языках что-то там одинаково будет... Не помню уже, но помню, что было упоминание того, что есть разные языки, поэтому я удивилась.

терминатора не хватает

Вы так тяжело работаете, и всё это, чтобы в конкурсе проголосовать?

мне понравилось
хотя пару моментов не совсем понял

Давер проснулся раньше меня и успел сходить за дровами. Те частью были сырыми, шипели в костре и давали едкий дым. Во время завтрака Ференц поглядывал на меня хмурым взглядом. Вид у него был не выспавшийся и, как обычно в последнее время, встревоженный.
– Как спалось? – спросил наконец он.
В ответ я пожал плечами.
– Кошмары не снились?
– Да вроде нет, – ответил я. – А что, должны были?
– Не знаю. – На лице Давера отразилась новая порция сомнений. – Или это моё воображение…
– Или что?
– Да у меня всё тоже ощущение, что за нами кто-то следует. А ночью снилось, будто этот кто-то пытался со мной заговорить. Но единственное, что я понял – он вроде как наш родственник…
От недоброго предчувствия у меня мурашки по коже побежали. Мало ли что мне померещилось с перепугу, всё можно списать на взбесившиеся мозги. Но откуда у Давера то же чувство? Также, как и меня гложет вина за то, что я своей жизнью отбираю шанс у какого-нибудь человека, а может и не одного?
– Что значит – родственник?
– Понятия не имею… – в подтверждение Ференц обречённо махнул рукой. – Говорю же, это наверно моё воображение… После того, что узнал, всё время монстры всякие мерещатся. И самому себе непонятно кем кажусь.
– Ночью я проснулся от такого же ощущения, – признался я.
Лицо Давера на миг просветлело, но он тут же снова нахмурился.
– Это плохо. С одной стороны, опасности может и нет, но мы ничего не знаем об этом мире и как реагировать на ту или иную ситуацию. Ещё хуже то, что у нас нет чёткой цели и плана действий.
В ответ я поведал Ференцу последние истории. Он не сказал в ответ ничего. Может ему не к чему было применить своё рациональное мышление? Просто встал и полез наружу. Я смотрел ему в спину, с острым желанием сказать что-то, что поставит всё на свои места. В голову только пришла мысль о том, что пора перестать заниматься глупостями и бегать чёрт знает где и непонятно от чего. Может она и является самой верной? Стоит спросить у Давера, когда тот вернётся. Я посидел у костра. Дым ел глаза, сомнения – душу. Собрав вещи в рюкзак и нацепив куртку, я полез наружу.
Серый рассвет разгонял последние островки сумрака внизу, у основания холмов. Сегодня было теплее, дождь прекратился. Мир, как новая фотография со старого негатива, стал чётче, проступили новые детали, которые вчера замыленный глаз не разглядел. Обтесанный кол на вершине соседнего холма, толщиной с руку, совсем недавно был молодым деревцем. Разлохмаченная тряпка, придавленная камнем, служила кому-то рубахой или плащом. Несколько камней, сложенных в примитивный, но геометрически правильный узор. Живые детали мёртвого мира. Или посторонние детали, по чьей-то воле оказавшиеся в умершем мире.
Я не успел толком обдумать довольно неожиданную последнюю мысль, как внимание переключилось на возвращавшегося Давера. Тот едва успел показаться, как в глаза бросилась его изменившаяся походка. Походка прежнего Давера – мягкая и уверенная одновременно. Меня она обрадовала и испугала, уж не знаю, чего больше и почему.
Ференц быстро подошел и протянул большую берцовую кость, как цветы девушке. Я недоумённо глянул на неё, даже моих скудных познаний в анатомии хватило понять, что она отличается от нормальной человеческой.
– Кажется и в этом мире порезвились наши друзья, – сказал Давер своим обычным тоном, немного саркастичным, немного снисходительным.
Ещё в недоумении от такой перемены в поведении, я машинально взял кость и сосредоточился. Увидел смазанный от быстрого движения мир разбитого бетона и ржавой арматуры, ещё более быстрое движение чего-то длинного и гибкого, потом короткая вспышка боли и темнота.
Когда я открыл глаза, с намерением расспросить Ференца, тот уже шагал обратно. Я поспешил за ним, пытаясь понять, как он понял, что эта кость – результат похождений Дэнила. Но после минуты быстрого шага всё увидел сам.
В узкой лощине, если так можно назвать промежуток между рванными бетонными плоскостями, лежали кости и воронённые доспехи обычных черноголовых и примархов. Последних было легко узнать – слишком большие для человека или обычного черноголового, до сих пор блестящие лакированной поверхностью в неповреждённых местах. Из ближнего шлема вывалился удлинённый в затылочной части череп, проломленный с левой стороны. Неровный пролом в кости был похож на повреждения в доспехах, словно от длинного, гибкого предмета. Вроде цепи. Давер знал о ней только с моих рассказов, но опыт криминалиста в этом деле значил больше моих способностей.
– Посмотрите сюда. – Ференц присел на корточки и ткнул пальцем в скопление костей. – А ещё сюда и сюда.
– Что? – не понял я.
Ференц на мгновение нахмурился, потом вспомнил, кто я по профессии.
– Их аккуратно расчленяли. Отделяли от скелета мелкие кости, одна за одной. Может, конечно, это было после их смерти, но скорее всего имели место пытки. Или, если точнее, изощрённые издевательства. Посмотрите на челюсти вот этого. Видите, как деформированы зубы? У других такого нет, а этому их словно напильником сточили.
– Это Дэнил сделал, – сказал я безо всяких сомнений. – Но что дальше?
– Раз он здесь появился – значит это место как-то связано с их планом. Или сам мир чем-то значим, как, к примеру, родина человечества – Земля. Они шли через эти руины, может что-то ища, может чтобы схватиться с этими. – Давер шевельнул носком ботинка одну из костей. – Возможно, здесь есть истории, которые нам пригодятся.
Я без лишних слов подгрёб кости к себе и принялся их перебирать. Ничего интересного в них не было: черноголовые радостно гонялись за кем-то по руинам, видимо за уцелевшими людьми. Похожие друг на друга картинки бестолковой суеты сменяли друг друга, связанные единой нитью – предвкушением удачной охоты и добычи, бьющейся в луже собственной крови. Устав от них, я стал брать только останки примархов. Та же погоня стала намного осмысленней и информативней: черноголовые действительно искали людей, загоняя выживших и спрятавшихся в руинах к некой запретной зоне. К местам, где обитали призраки. Конечно я не был уверен, кого примарх имел в виду под призраками, но одна кандидатура прямо напрашивалась… Ко всему прочему, из следующих историй удалось выудить два важных факта: с одной стороны, сами примархи явно опасались попасть в руки «призраков», а с другой, вожделели пройти через их территорию, потому как где-то там тоже прятались люди, нежданно получившие такую ужасную защиту…
Давер, выслушав меня, присел рядом на корточки и поднял с замерзшей земли половину ребра, повертел в руках.
– Люди… – тихо сказал он наконец. – Спасшиеся и спрятавшиеся. Что-то мне слабо верится в это после всего, что мы видели. – Он поднял взгляд на меня. – Как вы думаете, это всё недавно произошло или сотни лет назад?
– Кости не сильно повреждены временем… – ответил я не так, чтобы уверенно. – Хотя я не специалист, да и кости нам обычно привозили из пустыни, а не из замороженных миров. Трудно сказать, сколько они здесь лежали: десять лет, сто, тысячу…
– Тогда мы зря решили, что это дело рук Дэнила, – задумчиво сказал Ференц. – Может это «призраки?»
– Тем более, что мы точно на их территории, – согласился я, вспомнив прошлую ночь, и мы переглянулись, обеспокоенные одной и той же мыслью. Один из призраков бродит где-то рядом, и кто знает, что ему надо от нас?
– Люди здесь тоже ходят. – Давер показал на вершину ближнего холма, со свежеобтёсанным колом.
Дэнил и Чеслав, перечислил я про себя этих самых людей, и мне стало совсем уж неуютно. Только эти двое способны ходить в безжизненном краю, заселенном «призраками». Какая участь ждёт здесь нас?
– Так ли уж нам нужно найти людей? – спросил я, не слишком стесняясь, что сам тянул Давера в эти поиски. – Что мы будем делать, когда найдём их?
– Я предполагал, что будем жить с ними, – пожал плечами Ференц, – помогать, по мере сил. Раз уж мы считаем себя людьми, значит должны приложить все силы для выживания других людей. Вы так не считаете?
Звучит логично, подумалось мне. Сам я так просто и точно выразить нашу цель не смог бы. Я бы и осознать её не смог. Встреть кого из людей, наверняка какую-нибудь глупость учинил. Но я-то ладно, важно чтобы и люди поняли, что мы помогать им пришли. А то как им объяснить, откуда мы взялись?
Оторвавшись от дурашливых размышлений, я осознал, что остался один – Давер, не теряя ни секунды, уже шел вперед. Я догнал его, решив не озвучивать пока своего предложения повернуть назад. Во-первых, это было бы малодушно, а во-вторых ужасно непоследовательно, ведь я уже один раз отправился куда глаза глядят, после чего, вляпавшись в неприятности, зарекся от столь опасных приключений. Теперь, получается, всё повторялось…
Через час мы подошли к лесу. Никаких селений, полей и огородов здесь не было. Кто бы сомневался. Вряд ли в этом лесу даже животные водились, по крайней мере нормальные, не мутанты. Деревья стояли больные, с наростами на стволах и ветвях, неестественно изогнутые или наоборот, как столбы – без ветвей и прямые.
Ференц показал на едва видную тропинку:
– Нам туда.
– Может сначала обсудим, кто по ней ходит? – предложил я.
– Зачем? – пожал плечами Давер, с безразличием смертника.
– Чтобы понять, что нас ждёт впереди.
– У нас хоть раз это получилось? – усмехнулся Давер. – Мы с вами, Валентин, постоянно идём, не зная, что будет в следующую секунду. Толку то с наших размышлений…
– Ну хоть для виду надо немного подумать… – промямлил я.
Впрочем, со словами Давера я был согласен. С тех, как я ушел из города все мои мысли и действия были хаотичными и непредсказуемыми. Сколько раз я вроде бы уже ставил перед собой чёткую и понятную цель, а через час снова был в растерянности? Идя по лесу вслед за Давером, я попытался сосчитать, но безуспешно. Я так хотел доказать двум уродам, вторгшимся в мою жизнь и в мой город, что они не правы, но всё никак не мог подобрать слов. Или не слов, а мыслей. Или дел. Наверное, когда некто создал меня, как забавную игрушку, он не предусмотрел, что может возникнуть такая нестандартная ситуация, когда мне придётся, зная, что я марионетка, принимать решения, словно я обладаю свободой воли. А я теперь мучаюсь.
Лес иногда открывал остатки прежнего ландшафта: мятое железо, остатки бетонных конструкций, торчащие из земли, как рука мертвеца, пытающегося выбраться из могилы – нелепые и страшные одновременно. Такие места мы обходили, чтобы не напороться на стальные обломки, спрятавшиеся во влажно блестящих папоротниках и кустах. По крайней мере, здесь не нужно было постоянно прыгать по склонам вверх-вниз, как до этого. Давер предположил, что раньше здесь было что-то вроде городского парка. Похоже на то, согласился я. Кусок природы, оставленный среди каменных исполинов, словно для того, чтобы показать, насколько человек стал сильнее матери-природы. Но исполины рухнули, а тщедушные деревца, как и миллионы лет до этого, упорно цеплялись корнями за отравленную землю и тянули ветви вверх, к тучам, скрывшим солнце. Вот и думай после этого, кто сильней…
Примерно через пять километров лес кончился, снова пришлось лезть на холмы битого камня, попутно уворачиваясь от торчащей арматуры. Скорость наша замедлилась, и я на полном серьёзе стал подумывать о том, что здесь мы и умрём, когда кончатся припасы, пройдя от силы километров двадцать. К счастью, холмы начали мельчать, идти стало проще. К вечеру каменные кучи съёжились до такой степени, что кое-где стало проглядывать дорожное полотно. Так, по освободившемуся центру улицы, мы вышли на окраину города. Точнее не самого города, а его центра, когда-то плотно застроенного небоскрёбами. Дальше стояли остовы домов по десять-двенадцать этажей, более редкие, зато намного лучше сохранившиеся.
Невидимое за тучами солнце закатилось, стало быстро темнеть, но мы шли дальше, всё ускоряя шаг. Нами двигала надежда найти достаточно сохранившийся дом, в котором можно будет спокойно переночевать, не страдая от холода и сквозняков. В конце концов, мы зашли в семиэтажное, совсем небольшое по местным меркам, здание. В сгустившемся сумраке было трудно осмотреть его, но он выгодно выделялся среди соседей почти целыми стенами. Оступаясь и падая в беспросветном хаосе внутренних помещений и коридоров, заваленных каким-то хламом, мы пролезли, как нам казалось, в центр здания. При свете фонариков нашли более-менее чистую комнату и сразу завалились спать.
Этот день нашего путешествия оказался самим долгим и утомительным, поэтому, закрывая глаза, я почти не боялся, чувствуя на себе чужой холодный взгляд.

Проснулся я от того, что вспотел. Это было удивительно, учитывая, что костёр мы не разводили. Я разлепил глаза и сел. Ференц тоже успел проснутся и сидел лишь в рубашке и брюках, копаясь в своём рюкзаке.
– Есть охота, – сообщил он.
– Угу, – промычал я, потерев живот. – Мы же вчера не ужинали. А что так потеплело?
– А вы на улицу выйдите, посмотрите.
– Ну уж нет, – я тоже полез в рюкзак, – у нас каждый день что-нибудь из ряда вон случается. Что теперь, из-за этого не есть?
Через полчаса, когда мы всё-таки выбрались наружу, оказалось, что сегодняшнее из ряда вон, в виде исключения, положительное.
– Кажется, лето наступило! – сказал я, подставив лицо солнцу.
– Довольно неожиданно… – пробормотал Давер.
– Может здесь год за несколько дней проходит? – спросил я, жмурясь и невольно улыбаясь. – Вчера ранняя весна была, сегодня поздняя…
– Так не бывает, – сказал Давер.
Я только пожал плечами. Какая разница? Бывает, не бывает, в теплую погоду идти намного приятнее, чем в дождь со снегом. Но поменялась не только погода. Местность впереди тоже стала другой: здания измельчали ещё больше, став трёх- и пятиэтажными, зато многие из них даже стёкла сохранили. А разрушенные теперь не лезли на дорогу обломками, мешая ходьбе. Кое-где даже образовались пустыри, земля на них напоминала о Пустоши, такая же грязно-жёлтая, без единой травинки.
Ближе к обеду, когда солнце стало ощутимо припекать, мы остановились у одного из хорошо сохранившихся домов. Тот вполне мог сойти за старый дом из нашего города: невысокий, кирпичный, даже остались следы от каких-то украшений на фасаде.
– Тебе не кажется, что он слишком хорош для четырех тысячелетней развалины? – спросил Давер.
– Даже для столетней, – откликнулся я. – И чем дальше мы идём, тем они новее.
– А в нескольких километрах отсюда они едва ли не в труху развалились.
– Думаете, здесь кто-то жил не так давно?
– В том-то и дело, что нет. Сами поглядите. – Ференц показал на соседние здания и улицу, идущую дальше. – Кроме зданий, здесь нет ничего, напоминающего о людях. Словно дома поставили прямо в Пустоши. Ещё в лесу мы видели остатки механизмов, пусть и невообразимо проржавевшие. Здесь же между домов ничего нет.
– Несколько километров отсюда ещё и время года было другое, – добавил я после паузы.
– Я не удивлюсь, если не только время года, но и мир…
– Ну это уж слишком… Как это можно сделать? – Я задрал голову, уставясь на бесцветное, почти белое небо, потом поглядел назад. – Небо, что здесь, что там одинаковое!
Давер хмыкнул:
– А вы ждали, что в той стороне оно сиреневым или фиолетовым окажется? Я и не говорю, что здесь просто взяли и вырвали кусок материального мира, вставив новую часть. Но места эти тем не менее чужие друг другу. Разве вы не чувствуете?
Я не совсем понимал, как места могут быть друг другу чужие, но что-то подобное чуял. Вчерашний мир был похож на больного старика, уже смирившегося с близкой смертью, равнодушного и одинокого. Сегодняшний мир тоже умирал, но он походил на человека, ещё не осознавшего свою болезнь, не верящего в неизбежную кончину. Он пытался произвести впечатление яркими цветами и резкими запахами, но глаза видели лишь запустение, а запахи были сплошь затхлые.
– Здесь по-другому, – сказал я и ткнул пальцем в сторону входа. – Пообедаем в теньке?
Давер согласился, и мы зашли внутрь. Холл был с высоким потолком, стены, от пола и примерно до пояса оббиты панелями из выцветшего дерева. Выше когда-то были обои, от которых теперь остались лишь рваные клочки. На вздыбившемся паркете, поверх немногочисленного мусора, лежал слой пыли. В центре холла подымалась на второй этаж деревянная лестница с украшенными тонкой резьбой перилами. Сквозь мутные окна на пол падали косые лучи, в которых плавала поднятая нами пыль. С первого же взгляда было понятно: время в этом месте сначала забарахлило, работая лишь временами, а потом окончательно сломалось. Одиноко стоял в углу перекосившийся стул, лежала на ступеньках картонная коробка, видимо оброненная в страшной спешке – эти вещи провели здесь целую вечность, но не сломались, не разрушились под тяжестью прошедших лет.
Ференц вытер лицо платком и стал подниматься по лестнице. Я смотрел ему в спину, прислушиваясь к своим ощущениям и ожидая чего-то. Чего? Того, что Давер замрёт, покроется пылью, как всё здесь и следующее движение сделает только через сотню лет? Я бы этому не удивился, но Ференц быстро прошагал по скрипучим ступеням и скрылся. Я двинулся за ним, гладя ладонью затёртые от миллионов прикосновений перила, пробуя кончиками пальцев старую резьбу. Поднятая пыль присоединилась к уже летавшей, и я чихнул.
– Будьте здоровы, – сказал сверху Давер. – И посмотрите, что я нашел.
Я ускорил шаг. Давер стоял в первой же комнате, повернувшись к раскрытому окну и держа в руках раскрытую книгу.
– Откуда это у вас? – спросил я удивлённо.
– С собой принёс! – хмыкнул Давер, потом показал на шкаф у стены.
Шкаф походил на старшего брата того стула, что мы видели в холле: такой же скособоченный, держащийся на честном слове или на грязи, что налипла на нём. Полки его были пусты, лишь на самом верху валялись несколько книг, старинных, из пластика, служивших в электронную эру скорее изысканными сувенирами, чем реальными хранилищами информации. Я достал одну и подошел к окну. Тёплый ветер дохнул мне в лицо, принялся весело трепать страницы, едва я открыл книгу.
– Ничего не понимаю, – сообщил мне Давер, оторвавшись от чтения. – Что за странные буквы?
Я заглянул в свою книгу, потом в его, и предвкушение сменилось разочарованием.
– Раньше, до апокалипсиса, кроме всеобщего универсального языка у каждой нации был свой язык, – пояснил я. – Говорили всё равно на всеобщем, но, как дань традициям, изучали ещё и свой, родной. Поэтому видимо книга и сделана в пластике, а не в электронном виде. Тоже как дань традиции.
Давер кивнул.
– Если бы мы были людьми и имели соответствующих предков, из этих книг бы вышел великолепный подарок. А так они похоже бесполезны.
С этим я с готовностью согласился, и мы прямо здесь расположились к обеду. Для очистки совести я проверил книги на наличие информационных отпечатков, но те были девственно чисты. Я не удивился, почему-то был уверен, что во всём здании не найду ни одной истории. Мы сели напротив друг друга, использовав вместо сидений древние книги. Я покончил с обедом быстрее Давера, вытер руки о куртку и привалился к стене. Навалилась дрёма, я медленно моргнул, борясь с потяжелевшими веками.

– Ничего не работает! – затравленным голосом сказал Давер.
– Что? – я с трудом открыл глаза.
Напротив меня сидел не Давер, а совсем молодой парень лет семнадцати-восемнадцати. Со странной прической – длинные чёрные волосы уложены так, что похожи на перья, и торчат в разные стороны, образуя замысловатый, но красивый узор. Похожий узор пробивался сквозь грязь на флуоресцирующей одежде.
– Ты кто? – спросил я.
– Все линии обрезаны! – с отчаяньем воскликнул подросток и хлопнул по коленке каким-то устройством. – Даже подключиться не могу!
– Где Давер? – спросил я тупо.
– Да я уже всё перепробовал! – ответил подросток. Смотрел он прямо на меня, но разговаривал словно с кем-то другим. – Наверное, где-то авария случилась. В городе словно с ума все сошли!
Я встал, и юноша поднялся вслед за мной, вглядываясь мне в глаза.
– Ты чего? – спросил он.
Я не ответил. Мне только сейчас стало понятно, насколько это интересно – изучать реакции живого существа, следить, как меняются его эмоции, как боль сменяет экстаз, как бесконтрольным потоком несутся в его голове мысли и образы. Я стиснул щёки и нижнюю челюсть подростка ладонями и легко, как пушинку поднял над полом. Его затылок стукнулся о стену, юноша что-то закричал, но я уже не вслушивался в слова. Большие пальцы двинулись выше, уперлись в глазные яблоки парня. Надавили слегка, потом всё сильнее и сильнее…
Я вздрогнул и открыл глаза. Напротив меня сидел Давер, укладывавший в рюкзак остатки обеда.
– Что, задремал? – понимающе сказал он, бросив взгляд на меня.
Я отлично чувствую разницу между сном и историей, и не было сомнений – я видел не сон. И ещё я снова чувствовал его – чужака, стоящего внизу, на улице. Это его историю я видел сейчас, это он, притворясь человеком, таким страшным способом изучал паренька. Я почувствовал его историю, хотя он был в нескольких десятках метров от меня. Мне стало понятно, почему в книгах не было отпечатков – здесь есть только одна история, история призрака. Может он как город, что породил меня? Всё, что вокруг: здания, мусор на улице, сама улица и даже вот эта книжка, всё – часть него? Может он тоже создал, всё что я вижу, только заселил свой город настоящими людьми? Или наоборот, незаметно для людей подменил собой настоящий город?
Давер что-то сказал мне, я что-то ответил. Казалось, я снова смотрю историю, только теперь я в главной роли. Нет, понял через несколько секунд я, это сейчас мою историю смотрит чужак. Оценивает, сравнивает… Через эту незримую связь и я невольно осознал кто он – отнюдь не город, не всесильное нечто, а такой же продукт непонятного эксперимента, что и я. И оценивал он, насколько я близок к нему ментально, насколько наши цели и интересы схожи или может станут схожи в будущем…
Придя в себя, я обнаружил, что иду по улице рядом с Давером. Ференц покосился на меня:
– Всё нормально?
Я кивнул.
– Что-то разморило вас, Валентин, – добродушно добавил Ференц.
– Угу, – промычал я. – А вы ничего странного не почувствовали?
– Разве что нашего невидимого спутника. – Давер показал большим пальцем себе за спину. – Но он за нами с самого начала тащится. Так что, наверное, нет.
Дальше мы шли молча. Я изредка оглядывался, не то чтобы в надежде увидеть призрака, просто от нервов. Давер иногда заходил в хорошо сохранившиеся дома, в поисках «сувениров». Ближе к вечеру целых домов почти не осталось, зато развалины стали увеличиваться в размерах. Стало прохладнее и пришлось нацепить куртку. Улица постепенно исчезала в завалах, наше движение снова свелось к подъёмам и спускам. Напоследок я оглянулся с вершины одного из холмов. В лучах заходящего солнца уцелевший городок среди развалин чем-то напоминал ящерку или стрекозу, попавшую с застывшую смолу. Так же застыл в ярко-жёлтом мареве и сохранился до нашего времени… Или его сохранил призрак. Тот был сейчас где-то там. Наблюдал за нами, ждал… чего? Когда мы станем такими, как он? От этой мысли меня передёрнуло. Ну уж нет!
Когда стемнело, мы отыскали небольшую пещерку в развалинах. Топлива для костра поблизости не было, поэтому Давер после ужина сразу завалился спать. Я же достал из мешочка предпоследний камень.

Из-под ботинка вырвался камень и полетел в пропасть. Дэнил, стоявший на самом краю, глянул вниз, где сейчас, обычно безлюдная пустыня, буквально кишела от черноголовых.
– Сколько их здесь? – спросил он по-деловому.
– Около трёх с половиной миллионов, – ответил из-за спины Чеслав.
Дэнил присвистнул.
– Чем же они кормятся?
– Эту проблему они решили неожиданным и весьма оригинальным способом. Погляди в небо.
Дэнил прищурился. В безоблачном, ярко-синем небе плыли с десяток полупрозрачных дирижаблей, только у них не было гондол, и длинные толстые канаты висели редкой бахромой.
– Что это за летающие медузы? – спросил Дэнил.
– Источники энергии. Поглощают солнечный свет, перерабатывают, а потом каким-то способом распределяют между теми, что внизу.
– Энергию? – переспросил Дэнил. – Они, что, могут потреблять энергию, как электроприборы?
– Не знаю. – Чеслав встал рядом и тоже посмотрел вниз. – Может они эволюционировали, может их модернизировали. Какое теперь это имеет значение? Они могут спокойно путешествовать по Пустоши – вот что важно.
– Мы такого не предусмотрели, – нахмурился Дэнил.
– Возвратится и помешать им мы не можем, – кивнул Чеслав. – С проблемой нужно разбираться здесь и сейчас.
– Думаешь они пойдут до… – Дэнил помедлил, подбирая слова, – до самого конца?
– А иначе какой смысл в их походе?
– Тогда у нас большие проблемы, – констатировал Дэнил.
– Ага.
– Три с половиной миллиона – это много, – задумчиво сказал Дэнил. – Вдвоем мы наверно не вытянем…
Чеслав хмыкнул.
– … надо что-то придумать, – невозмутимо продолжил Дэнил, – а то беда случится.
– Беда случится в любом случае, – бесстрастно сказал Чеслав. – Вопрос только в её размерах.

С утра снова похолодало и накрапывал дождь. Нам дали один день лета, шутили мы с Давером. Но настроение у обоих было под стать погоде. И без чужих разъяснений понятно – вчера мы шли через какую-то аномалию. Кто-то экспериментировал не только с людьми, но и с мирами. Против воли я чувствовал свою вину за то, что произошло. Может люди сами виноваты, может они полностью заслужили свой апокалипсис, но почему было не помочь им, почему не сохранить остатки человечества? Насколько чуждый разум должен быть у тех, кто пришел из-за пределов нашей вселенной, если они вместо помощи стали ставить над людьми эксперименты, а когда люди кончились, создали искусственных? Мы для них слишком примитивны и глупы, подходим только на роль подопытных мышей?
Я шёл за Давером, притрагиваясь к последнему камню в кармане. Там была финальная история, и теперь мне не терпелось узнать её. Что она несёт? Отгадку того, как Дэнил и Чеслав собираются уничтожить огромную армию черноголовых? Или эта история должна убедить меня помогать им? Всё равно я не буду на их стороне. Даже если они правы, город – это мои родители и родственники, моя девушка и мои друзья. Не будет города – не будет и их. Наверно и меня не будет, но это уже второстепенно. Конечно умереть страшно и никакого желания умирать нет, но моя жизнь – только моя. Одно дело – умереть самому и совсем другое – стать соучастником убийства тех, кого ты любишь. Разве у меня есть выбор? Даже если из-за моего бездействия где-то далеко от рук черноголовых умрут настоящие люди, почему я должен из-за них жертвовать своими близкими? Какой довод можно найти, чтобы хоть на секунду подумать, что я поменяю своё мнение?
На первом же привале я вытащил камень и стиснул в пальцах.

Туман стоял плотной стеной, скрывая всё вокруг. Две еле видные тени то ли шли куда-то, то ли бессмысленно шевелили ногами – в этом молочном киселе не разобрать, даже земли не видно.
Но туман довольно быстро стал рассеиваться, уступая место темноте, и так же быстро начало холодать. Когда последние белесые клочья растянуло в стороны, мороз был сродни холоду межзвёздного вакуума. Тени превратились в фигуры, обмотанные с головы до ног тряпьём, словно рейдерские мумии. Шагали они бодро и уверенно, направляясь к тёмному силуэту вдалеке, отсюда было непонятно, скала это или какое-то сооружение. Тот, что слева, держал в руке чуть изогнутый меч, у правого на кулаки, теперь больше похожие на кувалды, были намотаны куски цепи.
Повинуясь незаметному сигналу, они перешли на легкий бег, постепенно набирая скорость. В безлунном небе ярко горели звёзды, освещая равнину, заваленную камнями самого разного размера: от множества небольших булыжников, размером с кулак, до пары-тройки настоящих скал, не меньше двухэтажного дома. Некоторые припорошил снег, но большинство лежало на мёрзлой земле, щетинясь острыми гранями и углами. Две едва видимые фигурки словно скользили посреди каменного хаоса, всё набирая и набирая скорость.
Вдруг равнина словно ожила. Камни зашевелились, меняя форму. Самые большие, лежащие на пути к далёкой скале, с тяжёлым грохотом потянулись вверх, приобретая подобие человеческой формы – коренастые, с короткими толстыми ногами и непропорционально длинными руками. Камни поменьше засеребрились, заблестели ртутью, потекли тонкими изящными фигурами, на четырёх ногах, смутно похожие на диких кошек, только размером с человека. Самые мелкие суетились, сбиваясь в кучи, пытаясь соединится в причудливые конструкции.
На одно из таких нелепых сооружений Дэнил обрушил распустившуюся цепь – небольшие камни разметало на десяток метров. Посмотрел направо замотанными глазницами, словно видя сквозь тряпки. Чеслав бежал невдалеке, две ртутные фигуры грациозно прыгнули на него, явно уверенные в своей неуязвимости. В ответ взлетел невзрачный меч, лезвие прочертило широкий круг, и серебристые кошки бесформенными комьями упали на землю.
За первыми двумя навстречу нёсся со всех сторон ещё десяток ртутных. Дэнил закрутил цепи, стараясь не сбиться с шага. В последний момент увернулся от мелких камней-жуков, метнувшихся в лицо с неожиданной скоростью, а затем вокруг завертелось-замельтешило, кошки одновременно бросились со всех сторон, даже сверху. Одна ударила в правый бок, другая достала до левого бедра, но схватка сложилась не в их пользу. Цепи легко ломали тонкие туловища, сминая за удар несколько тварей. Те явно не ждали такого отпора, прыгали на верную смерть и через считанные мгновения Дэнил снова бежал в одиночестве.
Но времени, чтобы оглянутся, узнать, как дела у Чеслава не нашлось. Навстречу летел огромный каменный монстр, похожий не столько на человека, сколько на толстую обезьяну. Неповоротливый на вид, он развил неожиданно большую скорость, и уклонится от его длинных рук не было возможности. Дэнил прибавил скорости, поднырнул под кулак размером с бочку и пролетел меж ног-колонн.
Гигант быстро развернулся, но Дэнила не нашел. Тот зацепился за один из многочисленных выступов на теле каменного монстра и уже лез наверх по спине.
Монстр растерянно завертелся, пытаясь углядеть пропавшую мелюзгу, но та вдруг оказалась на его голове. Гигантская рука потянулась наверх, но Дэнил резко ударил в единственный глаз чудовища, с виду тоже каменный. Конец цепи зашел внутрь сантиметров на двадцать. Монстр вздрогнул всем телом, такой же безмолвный, как весь этот мир. Дэнил спрыгнул вниз и поглядел вправо. Чеслав не отставал от него, оставляя за собой след из поверженных противников.
Позади них равнина была словно живой: шевелились, оживая, все стражи. Но они явно не успевали. Между Дэнилом и Чеславом с одной стороны, и замком, который теперь был ясно виден, почти никого не осталось. Стража ледяного мира слишком медленно приходила в себя, а два человека не теряли ни секунды. Последние из преграждавших им путь поняли насколько опасны пришельцы – четверка серебристых кошек неуловимо изменилась, став массивнее и мощнее на вид. Первым ударом снести их не получилось, но подоспевший Чеслав зашел с фланга. Взмахи меча, свист цепей, и путь оказался открыт.
До замка оставалось ещё около километра, но преследователи были медленнее. Несколько минут бешенного бега и здание приблизилось, выросло в размерах. Изяществом форм оно больше походило на древний храм. Вырезанные в камне узоры и фигурки словно сливались во что-то, подобное мелодии, видимой глазом, но ощущаемой всем телом, каждой душевной струной, начинавшей звенеть всё больше, чем ближе был храм.
С этой стороны в здании не было окон, но Дэнил знал, куда бежать. За углом, на третьем этаже, виднелся полукруг узорного окна. Дэнил с разбегу подпрыгнул и зацепился за фигурку на уровне второго этажа, подтянулся, зацепившись ногами за карниз, ещё раз прыгнул, на лету ударил кулаком в окно и ввалился внутрь. Почти сразу рядом приземлился Чеслав. Дэнил поднялся и посмотрел с балкона вниз. Дети на полу всё также спали, словно ту прошлую его жизнь поставили на паузу, словно ничего ещё не произошло и можно всё вернуть, всё исправить и начать с начала.
Чеслав поднялся и выглянул в окно, но Дэнил был уверен – каменная охрана сюда не полезет, последнее убежище людей его мира было не просто красивым храмом. Нет, его секреты служили, чтобы спасти последних выживших в неравной борьбе. В итоге они всё равно не спасли, не спрятали и не защитили. Потому что нельзя защититься от врагов, если ты их не видишь, не знаешь о них ничего, и не понимаешь, откуда будет следующий удар. Но такой мелочи, как мертвые стражи в ледяной долине, замок был не по зубам. Скорее всего они его даже не видели, или не воспринимали, как здание – недаром он и у человека вызывал весьма странные ощущения, сродни гипнотическому трансу.
Дэнил с Чеславом достали фонари и спустились вниз. На скорчившихся детских телах лежал иней, большая часть лиц светилась безмятежностью, хотя некоторым в момент смерти снилось что-то неприятное. А может это следы тревоги об ушедших родителях? Дэнил был среди них самым старшим и, как он считал, навёл среди своих подопечных образцовый порядок. Никто не плакал, если только не был совсем уж младенцем. Все были сыты. Кому надо, вовремя меняли пеленки. А потом он их убил. Взрослые не вернулись, сгинув, как и все, кто отправлялся биться до этого. Все: старики, женщины, подростки, пожертвовали собой, чтобы хоть немного увеличить призрачный шанс на спасение самых младших, тех, кто потом мог возродить мир. Но шансов у взрослых на самом деле не было и вместо них обратно пришли уже неведомые враги. Но только и они не успели, почти. Дэнила не просто так оставили за старшего – он действовал быстро и без сомнений.
Они подошли к мраморному диску в центре зала. Ключи так и торчали в отверстиях, рядом с одним лежало тело мальчика и противогаз, которого касались бледные пальцы. Мраморный круг закрыл отверстие, но завинчен не был. Кто его поставил на место? Дэнил? Он этого не помнил. Имело ли это вообще какое-то значение? Пришельцы ведь всё равно знали, что хранится в замке, иначе не поставили бы охрану, и неизвестно каким способом заморозили планету, то ли потушив солнце, как обычный костёр, то ли утащив огромный мир за пределы звёздной системы.
Но внутрь замка никто не попал, по крайней мере имеющий материальное тело. Защита ли оказалась так хороша, или враги изначально не могут принимать осязаемые формы в нашей реальности? Неважно.
Дэнил отбросил круг и посмотрел вниз. Крохотный стебелек с узким, едва развившимся листком. Дэнил помнил, что тот был бурым, но сейчас и растение, и дно тайника покрывала замёрзшая кровь. Он лежал здесь и жизнь уходила из него, пока чужаки копались в его голове, что-то меняя, что-то уничтожая, а где-то пытаясь создать своё, новое. Ничего у них не получилось и маленького Дэнила бросили, как сломанную игрушку. Беспечность, так свойственная всесильным… Теперь его кровь покрывала дно тайника почти черным замёрзшим слоем, а тела не было. Как так получилось? Ведь этот крохотный стебелёк, сейчас мертвый, замёрзший почти до абсолютного нуля, сумел поддержать в нём жизнь или подобие жизни, но потом вмешался некто более сильный. Дэнил почти не помнил тот момент. Впрочем, это было неважно. Тогда он хотел уничтожить это растение, выполняя наказ старших, но, по счастью, не успел. Да, чужаки наверняка поняли принцип, воплощенный в этом невзрачном стебельке, и воспользовались им в своих целях, но теперь и Дэнил мог сделать тоже самое. Довести дело до конца.
Острым ножом он расковырял землю и вытащил стебелёк. Крохотное растение казалось стеклянным. Но за невзрачным видом скрывалась огромная ценность.
Человечество само навлекло на себя беды, когда, пресытившись мёртвым космосом, решило поиграться с иными пластами реальности. Залезло туда, где водились хищники пострашнее, чем человек, разбудило силы, которые были ему не по зубам. Но в кое-чём тоже преуспело, ведь человек такое существо, что дай ему время, ко всему приспособиться. И вот это кое-что было теперь в руках Дэнила, у которого, в отличие от его умерших предков время было. На вид – маленькая замёрзшая былинка. На деле – продукт генезиса на стыке множества реальностей. Дэнил и сам был таким, как и его названный брат. Но он был побочный продуктом, случайно выжившей ошибкой. А этот стебелек – нет. Чего бы не умел Дэнил, чему не научился, никогда ему не стать вровень с этой травинкой. Пока что мёртвой, но они это поправят. Дэнил тоже побыл немного мёртвым, как и Чеслав – что с того? Они вернулись, став от этого только сильнее…
Чеслав слегка толкнул Дэнила в плечо и тот отвёл замотанное тряпками-бинтами лицо от своего сокровища. Взял у Чеслава небольшой футляр из толстого белого материала, положил стебелёк и завинтил крышку. Уйти обратно они могли и отсюда, без всяких порталов, спасибо невидимым экспериментаторам. Вокруг стал сгущаться туман, словно и нет жуткого холода, начал скрадывать очертания зала, потом и фигур, оставив вскоре от мира только монотонную белизну…

– Валентин… Валентин! – Давер глядел куда-то вдаль и тряс меня за плечо.
– Что такое? – пробормотал я.
– У нас проблемы.

Мы лежали за камнями, наблюдая за черноголовыми. Тех было не так много: две группы человек по десять. Они шли параллельными курсами, одна группа впереди, другая в полусотне метров позади. Что-то вроде патруля, решил я. Хотя что здесь, спрашивается, патрулировать. Этот мир мёртв, только призраки разгуливают…
Через пять минут патрульные скрылись за левым холмом. Мы выждали ещё четверть часа, после чего двинулись вправо, не пересекая невидимую линию, по которой проходил маршрут черноголовых. Наверное, правильнее всего было повернуть назад, ввернутся к куполу с порталом и потом… Не знаю, что потом. По крайней мере не попадёмся черноголовым. Хотя не факт, что в той стороне их нет, помнится, какой-то свежеобтёсанный кол на холме стоял… Они боятся и избегают призраков, вот мы и не встретили никого. Но наш невидимый спутник остался позади, в городе застывшего времени и возвращаться под его защиту у меня не было никакого желания. Какие мотивы двигали Давером, Ференц не сказал, но идти назад он тоже не хотел.
И мы пошли вперёд. Точнее вправо. Развалины кончились, их сменили кучи ржавого железа и редкая чахлая растительность. Снова пошел дождь, в носу чесалось от резких, таких живых запахов: мокрого железа и мокрой же травы. Не подходили такие запахи этому миру, они были здесь неуместны, как детский смех ночью на кладбище. В лицо дул ветер и неслись по небу серые обрывки туч.
Чем дальше мы шли, тем целее становились механические останки. К вечеру большинство из них имело вполне осмысленные очертания. Немного фантазии и можно представить, для чего служил тот или иной механизм. Этот когда-то летал, тот рыл землю, ещё дальше большой погрузчик… Хотя, вполне возможно, что всё ровно наоборот. Но в предназначении самого большого и целого из них нельзя было ошибиться. Высотой метров десять, с покатыми боками, покрытый тускло-серой бронёй и парой коротких труб, торчащих из башни.
– Слушайте, вам не кажется, что всё повторяется, как во вчерашнем дне? – неожиданно спросил Давер, рассматривая бронированную махину.
– В каком смысле? – опешил я.
– Вчера мы начали свой путь из развалин, к обеду они стали целыми, сохранившимися зданиями, а к вечеру снова стали кучами щебня. Сегодня у нас вместо зданий машины, да и идём мы среди них не с самого утра. Но посмотрите – на окраине этой свалки лежали лишь ржавые огрызки, а через пол дня ходьбы мы стоим у целого, почти неповреждённого танка…
– Кого? – переспросил я.
Давер ткнул пальцем в серого гиганта.
– И что всё это значит? – спросил я.
– Не знаю. – Давер оглянулся. – Вы не чувствуете… снова чьё-то присутствие?
Я прислушался к собственным ощущениям.
– Нет, не чувствую.
– Наверное нервы, – пробормотал Давер. – Предлагаю остановиться в этом гиганте. – Он кивнул в сторону открытого люка, темнеющего овальным провалом в толще брони. – Сдаётся, это самое безопасное место в округе.
Меня интересовало только одно – сухо ли там? Ференц залез первым, включил фонарик, что-то одобрительно проворчал. Гулко застучали по железу ботинки. Я нырнул в темноту головой вперёд и стал ждать, когда глаза привыкнут к мраку. Приглушённые шаги Давера неслись откуда-то сверху. Через минуту, освещённые слабым светом пасмурного вечера, проступили очертания тамбура. Собственно, его, как такового, не было – прямо перед моим носом начиналась крутая лестница, зажатая меж двух голых стен. Я поднялся, осторожно пошел вверх. Стало совсем темно, я сбавил шаг, оперся ладонями о стены.
– Вы где? – совсем рядом спросил Давер и в глаза мне ударил невыносимо яркий свет.
Я зажмурился, до боли в глазных яблоках, и выругался.
– Простите, – сказал Ференц и свет ушел вбок. – Пойдёмте, я нашел подходящее место.
Кажется, это было самая верхняя комната во внутренностях машины. Командный центр. Голова упиралась в слишком низкий потолок. Четыре узких щели, как раз на уровне глаз, заменяли окна. Света из них хватало только на то, чтобы примерно представить, где находишься. Луч Даверовского фонаря выхватывал мёртвые черные экраны, пульты со множеством кнопок, низкие глубокие кресла.
– Здесь будет удобно, – сказал Давер. – Пойду только люк закрою…
Он вышел, я нащупал одно из кресел и сел. Оно просело подо мной, спинка, и без того низкая, ушла назад. Моё тело приобрело скорее лежачее положение, чем сидячее, но было действительно удобно. Я стащил ботинки, размял ноющие ступни, после чего закинул ноги на ближний из пультов. Возникла резонная мысль: как Ференц закроет чертов люк, если тот несколько тысяч лет ржавел в одном положении? В ту же секунду раздался жуткий скрип, такой низкой тональности, что больше походил на вибрацию. Сразу за ним едва слышный удар, дрожью пробежавший по корпусу танка.
– Заклинило немного… – сообщил поднявшийся Давер.
Я уже рылся в рюкзаке, ища еду, поэтому только кивнул, не сразу сообразив, что в темноте Ференц ничего не увидит.
– Давайте ужинать, – сказал я, чтобы хоть что-то сказать.
Камней с историями у меня больше не было, к тому же давала знать о себе усталость. Поэтому я последовал примеру Давера – завалился спать, едва дожевав последний кусок.

Во сне я стоял перед своим домом. Тускло светила молодая луна. Пахло только что прошедшим летним дождём. Шелестел над головой в ветвях дубов и вязов легкий ветер.
Я обошел крыльцо и встал напротив окна в гостиную, так чтобы свет из дома не падал на меня. Народу внутри – не продохнуть. Бабушки и дедушки, дяди и тёти, двоюродные и троюродные братья и сёстры. Все при параде.
– Чего они празднуют? – спросил я.
– Твой день рождения, – раздался справа такой знакомый голос.
Я повернулся.
– Привет, мам.
– Привет.
На ней самое любимое платье, светло-серое, из какой-то новомодной ткани, с эффектом внутреннего свечения. При этом на ногах старые потёртые тапочки. Без туфель на каблуке она мне едва до плеча достаёт. Так я и смотрел на неё, сверху вниз, как на ребёнка. Она же строгим взглядом уставилась в окно.
– Вообще-то до него почти полгода, – сказал я.
– Они празднуют день рождения нового тебя. Того, что увидел и пережил много плохого, но не сломался и не озлобился…
– А мне кажется, что и сломался, и озлобился, – вставил я.
– … и по-прежнему любишь и свой город, и свою семью, – закончила мама, не обратившая внимания на мои слова.
Что за дурацкий сон, подумал я.
– А ты почему здесь стоишь?
– Тебя жду, – ответила мама.
Я не нашелся, что сказать на это. Минуту мы стояли молча.
– Ты же на самом деле не моя мама, – сказал я.
Она отвернулась от окна и в первый раз посмотрела на меня.
– А кто же я? – спросила она с сарказмом.
– Ты Антон. Ну, то есть часть города…
– То есть, ты хочешь сказать – я похожа на мужика?
– Да причём тут похожа? Я совсем не про это…
– Родная мать, которая тебя родила и воспитала?
– Да я вообще не про это! – крикнул я.
– Не кричи на мать!
Она глядела на меня, сдвинув брови. Прямо как в детстве, когда я смотрел на неё сверху вниз.
– Все мы не люди… – сказал я тихо.
– Прекрати говорить глупости, – строго сказала она. – То, что мы не подвержены деструктивному и асоциальному поведению, не убиваем друг друга, наоборот, честно трудимся на благо общества, не говорит о том, что мы не люди.
– Ну вот ты и попалась. Вообще-то ты должна была просто удивится такому неожиданному заявлению, – сказал я и проснулся.
Какой дурацкий сон, снова подумал я и огляделся. Я стоял внутри купола, в зале истукана. Сначала я поразмыслил о том, что слишком чётко осознаю, что нахожусь во сне, это больше похоже на историю. Потом – что мне теперь делать. Стоять здесь, пока не проснусь?
– Может ты подскажешь? – спросил я у статуи.
Великан покосился на меня.
– В том-то и дело, что решить ты должен сам! – прогудел он.
Я аж подпрыгнул от неожиданности.
– Ты разговариваешь!
– Ты тоже, – сообщил истукан голосом столь низким, что от него по полу шла дрожь.
– Ну я-то человек…
– Теперь да.
С виду он по-прежнему был обычной статуей, из камня или чего-то похожего. Ни рукой, ни головой не шевельнул, только вперся в меня мертвым взглядом. Непонятно откуда голос идёт, губы-то не двигаются…
– Это ведь ты со мной что-то сделал? – сказал я после паузы.
– Я, – подтвердил истукан. – Меня заставили.
– Каким образом? – усмехнулся я. – Ведь ты не живой!
– Выходит, гуманность и сострадание присущи и мертвецам.
Я не понял, о чём он и сменил тему.
– И в чём я изменился? Чего во мне появилось, такого уникально-человеческого?
– В общем, ничего особо и не появилось, просто теперь у тебя появляются чувства, не заложенные программой. Твои действия невозможно достоверно просчитать. Твой хозяин отпустил тебя, потому что решил: ты никогда не пойдёшь на то, чтобы повредить ему. Вот только алгоритмы, заложенные им, могут в любой момент дать сбой. А когда именно – никто не знает.
– Кроме двоих… – прошептал я.
– Они тоже не знают – им это и не нужно. Для Дэнила и Чеслава важна лишь ситуация в конкретных точках времени. Что происходит между этими точками – второстепенно.
– А я могу что-нибудь изменить в этих промежутках?
– Конечно можешь. Но если ты реально что-то изменишь, то они давно об этом знают.
– Везде засада…
– Именно.
Я попробовал зайти к проблеме с другой стороны.
– Слушай, а ты сам-то, кто такой и откуда их знаешь?
Каменное лицо пошло мелкими трещинками-морщинками, губы изогнулись в улыбке. В этот момент я проснулся по-настоящему. Привстал с кресла, спинка в тот же момент поднялась, заглянул в щель-окно. В царившей снаружи полутьме виднелся мир, совсем не похожий на тот, через который мы вчера шли. За толстой броней, прямо из-под окна, словно танк почти полностью закопали, расстелилась плоская, как стол, равнина. Небо закрыто быстро летящими тучами.
Я отошел в центр комнаты, задрал голову, рассмотрел в низком потолке очертания люка и принялся крутить ручку, ни капли не удивляясь: ни странному пейзажу, ни тому, что знаю об этом люке. Ручка застопорилась, один толчок, и небо с тучами открылось над головой. Я подпрыгнул и перевалился наружу.
Здесь было холодно. Изо рта вырвалось облачко пара. Я спрыгнул с верхушки танка, от которого над землёй осталось не больше полуметра, и тотчас почувствовал его. Чужак по-прежнему был невидим, но теперь он не прятался за спиной, стоял впереди и… что? Смотрел? Изучал? Хотел что-то сказать?
«Кто ты?» – попробовал спросить я, но в морозный воздух вырвался лишь едва слышный хрип. Чужак подплыл ко мне, прикоснулся невидимыми пальцами, обволок, как плащом, почти неосязаемым телом. Пальцы полезли внутрь, в грудь, в голову. Деликатно, словно совершая какой-то невероятно интимный процесс, призрак коснулся своим информационным отпечатком моего сознания.
Я увидел себя, бредущего среди развалин рядом с Давером. Я смотрел недоумённым взглядом призрака на двух людишек, которые внутри явно сложнее, чем подразумевает форма, которую они приняли. По сути они и не люди, они куда лучше… Призрак не мог понять этого несоответствия. И в этот момент, даже не своей головой, а мыслями чужака, я как никогда ясно и чётко осознал – нет в неведомых Изыскателях никакой жестокости. Люди могут смотреть только со своей точки зрения, поэтому не видят очевидного: никто не хочет их мучить, просто то, что они считают разумом и личностью – лишь набор бессистемных химических реакций. И чтобы упорядочить их, используются самые рациональные способы. Призрак несомненно был доволен моим пониманием, он транслировал новые мысли и образы, но моё внимание расплывалось, перед глазами всё текло и размазывалось, пока не стало однообразной бессмысленной мешаниной.

Присоединяюсь к мнению самой главной и фанатичной читательницы Наташи. Действительно, очень здорово. Поражаюсь безудержной фантазии автора. Как будто он сам там побывал. Слог, - особенно в начале, - великолепен. Плюс расширил рамки жанра постапокалипсиса с планетарного до галактического и вселенского масштаба.

Рост тоже есть . Поначалу автор почему-то сочетание частиц "то ли" писал вместе. Потом исправился. Тут некий диссонанс надо отметить. Восхищающий уровень владения словом и огрехи в знании языка. Тщательнее надо. Но я бы тут передал "горячий привет" учителю русского языка автора.

Наташа сравнила автора сразу с Кингом и Лукьяненко. Ой, нет! Лукьяненко сильно уступает Стивену Кингу. Его сила в лихо закрученном сюжете, но мастером слова я бы его не назвал. А С. Кинг... полагаю, он встанет в один ряд с Марком Твеном и Джеком Лондоном. Но это история решит. Не рискну утверждать, что автор "одного роста" с Кингом, но осторожно решу, что к Кингу, который много превосходит Лукьяненко, автор все-таки ближе по уровню.

Тоже жду продолжения. Надеюсь, что автор завершит повествование с таким же блеском, каким и начал.

Чуть вычитать и подправить, получится готовая книга.

Надо же и ошибки находить, чтоб помочь автору. В приведенной цитате автор перепутал Девера с Антоном. Сейчас уже трудно искать, но перед этим видел вроде подобное. Вы, автор, наверняка в вордовском формате имеете текст, так что в режиме поиска вам будет легче найти такие же случаи. Если не ошибаюсь, были места, где Антоном обзывался главный герой.

Ну, а чтоб нам было легче баги искать, не выкладывайте по 2-3 куска подряд. Наступаю на горло собственной песне, самому хочется быстрее прочитать, но для пользы дела лучше выкладывайте по одному.

Генрих, вы что, успели всё прочитать?

Есть разница в стиле или ритме текста в разных частях?

Мне важней именно общее впечатление, большие куски уместнее.

автор пишет на сайте сетевой литературы - это и есть его реальный уровень. Всё остальное - чистая вкусовщина.

- Да. Сначала прочитал, потом полез в комменты.
- Разница стиля в разных частях? Сложный вопрос. Во-первых, читателя надо заманить, поэтому начало должно быть "вкусным". Никуда не денешься, иначе читать не будут. Что вы правильно и сделали. Во-вторых, я заметил в самом начале несколько совершенно блестящих оборотов. Вытер слюни ("почему я это не придумал?"). Но я понимаю, что всю дорожку брилльянтами не усыпешь. И есть ещё и в-третьих. Буде книжка выпускаться в свет, можно ещё усовершенствовать текст.
- Реальный уровень? Наташа смешала вас, - ха-ха, не с грязью, конечно, - с Кингом и Лукьяненко. Я разделил эти две реперные точки и говорю, что по стилю, мастерству владения словом вы выше Лукьяненко. Кинга, наверное, не достаете, тут сравнивать трудно, вы на разных языках пишете. В общем, вы между этими двумя ориентирами, выше Л. и пониже К., но к К. ближе.

Нет, я это к тому, что разные части писались в разное время. Ощущается ли некий разнобой в стиле - вот вопрос.

Наташа в принципе на эпитеты не скупится - это её манера. А мне до Л... да хотя бы его тиражи посмотрите, всё на свои места станет.

- Да, ощущается. Стиль можт и остался, а уровень... опростился. Жемчужин стало много меньше. Я поясню.
1) "Девочка, как маленькое живое зеркало, тоже переменилась в лице и прижалась к матери" - Маленькое живое зеркало, блеск!
2) "Затопленная жаром улица" - !!!

Тиражи это довод. Но не единственный. Порнографические сайты самые посещаемые. Это что-нибудь говорит об их высоком эстетическом и культурном уровне? Конечно, крайний пример.
Лукьяненко попал в струю жанром фэнтези. Каков на самом деле его уровень станет ясно лет черз 10. Вы б ещё Донцову вспомнили...

Девастатор, а почему "Девастатор"? В "Дюну" любите играть?

Не, это из сорокатысячного вархаммера.

Понять бы ещё хоть слово . Кроме предлогов...

А теперь?

Поисковик помог. Игра-стратегия. Но я в неё не играл, я вообще не фанат компьютерных игр. Переболел.

Вообще-то изначально это настолка с очень проработанной вселенной, по которой, в том числе, множество книг написано. А игрой, точнее модом по ней от одного колумбийского парнишки, я тоже переболел, это, так сказать, дань памяти. ОЧень она атмосферная.

С продолжением тормозишь. Иль ты на ходу пишешь?

На ходу Вот как закончит так узнаем, шедевр это или обман

Это даже на ходу нельзя назвать - так, ползком. Полтора года текст мучаю. Правда с перерывами на другие работы. Впрочем, осталось всего ничего.

NatashaKasher, пока вы тут языки мне показывали, у меня возникло подозрение, что последние четыре части вы не читали. ИЛи просто промолчали?
Как вам, кстати, такой вариант первого абзаца?

Не может она бежать навстречу, если он обернулся...

Значит будет бежать не навстречу, а к нему.

Читала с телефона, поэтому промолчала. Подробно напишу позже, когда к компу доберусь.

Значит так... Последние прочитанные главы напомнили мне, возможно не случайно, другое произведение, в центре которого Город: "Град Обреченный". Там тоже, под конец остаются двое, долго бредущие куда-то по пустынной и таинственной местности... А почему я об этом говорю? А потому, что при этом сравнении становится заметным слабое место у вас: Ференц - абсолютно пустое место. Герой с тем же успехом мог бы шляться там один! Между героями нет контраста, взаимодействия, конфликта, интересного диалога наконец... Ничего, короче.
Не уверена, что стоит сейчас с этим заморачиваться, но учтите на будущее! Если двое бредут по пустыне, то должен быть смысл, почему двое , а не один.
Я уж не говорю, что если герой ложится спать в танке, то он обязан проснуться в окружении врагов! Ну ладно, не обязан... Но ведь танк выстрелит в конце, не говорите мне, что нет!
Но это я так... В общем-то, пока интересно, поскольку есть ощущение, что автор водит нас по продуманному миру, а не просто так.

Начало надо переделывать, это правда! Побольше образности, поменьше штампов. Я бы, например, беспощадно убрала бы "беспощадное" солнце (я из-за него ещё в первый раз чуть читать не бросила...) "Неожиданная" встреча меня вообще нокаутировала.
Тут кто-то раньше (не помню, кто) дал пару дельных советов по поводу начала.

Так это же, наряду с "Улиткой на склоне" - главные книги моей юнности. Я их раз десять перечитывал. Где-то глубоко в подкорке наверно остались...

Да, да, да. Изначально задуманный типаж сдержанного, чуть ироничного детектива оказался неудачным. Если бы он главным героем был, то это могло прокатить, а так... ПО сравнению с Кацманом действительно пустое место.

Я думаю не будет большой беды, если на одну главу вперёд поспойлерю (какой глагол получился!)? Дело в том, что В и Ф на следующий же день видят, что черноголовые собирают в одно место уцелевшие машины и с целью их починить. Давер логично решает, что машины будут использованы против людей, отсылает Валентина обратно, а сам взрывает реактор в том самом сломанном танке. Но эта часть (как и следующие) пока очень примитивно выглядит в плане логики и проработанности мотивации. Фактически, у меня есть финальная сцена и я уже начал за уши тянуть к ней гг. Поэтому у меня большая просьба к вам - дайте своё впечатление по развитию сюжета в целом, какие моменты вам показались упущенными.

Правильные вещи вы читали в юности, это видно.

Пока глупо предъявлять претензии к сюжету, ведь многое должно, видимо, разъясниться потом...
Для начала, непонятно чего, собственно, хотят Чеслав и Дэнил. То есть, вроде, понятно, что уничтожить город... Но почему? Просто из мести, или они считают, что этим чего-то добьются?
Опять же непонятно (возможно я просто забыла?), почему роль уничтожителя предназначалась именно ГГ, и почему это им не удалось...
Также, непонятна цель скитаний героев, возможно они просто не знают, куда пойти... Но ведь у них же должен быть хоть какой-то план, например - насколько дней хватит им еды? Да и воды. Это ж сколько на себе тащить надо! А непохоже, чтобы эти их вообще волновало...

Кстати, по поводу спойлера... А почему черноголовые хотят напасть на Город? Разве они и создатель Города - не заодно? Я чувствую, что запуталась, кто там против кого воюет, и почему...

Я страшным фанатом АБС был.

НИчего не глупо, многое в первой книге не разъяснится. Я заметил, зачастую очень ценное для себя в комментариях находишь во фразах, оброненных вроде бы даже походя. В этакой связке между главными и важными мыслями. Так что высказывайте.

Это было прямо сказано: город им сам по себе не враг, то есть конечно принадлежит к враждебной фракции, но активных действий против людей не ведёт. Город - самая удобная мишень для того, чтобы заиметь ресурсы в войне против остальных.
город не может до конца стереть ему память, как, собственно и кузнецу. Валентину ведь один раз память стёрли, но он всё вспомнил.

А на счёт того, что не удалось - этого никто не говорил. Всё им удалось. Собственно Валентин не раз по этому поводу рефлексировал, мол, чтобы я не сделал, на самом деле это будет частью заложенного в меня плана.

Найти людей. У них ведь был выбор: остаться дома в роли марионеток или найти людей и жить с теми. Хотя это трудно назвать планом, скорее, они просто сбежали.

Так не на город - на людей.
Нет.
По большому счёту: Дэнил и Чеслав против существующего миропорядка.
Многие моменты безусловно потом надо будет переделывать для большей ясности. Но для начала мне бы черновик закончить...

Правильно! Валяйте дальше, всё хорошо у вас. Возможно, ничего и пояснять не придётся, когда всё закончится.

Давер пусть взрывает дистанционно с задержкой по времени. Он не производит впечатления фаната-камикадзе.
Усилить мотивацию. Вернее, ярче её обозначить. К примеру, из праздного любопытства в опасные походы люди не ходят. Валентин ищет свободу, Д и Ч сражаются за свободу для всех, если я правильно понял. Люди идут к цели - вот и мотор сюжета.

Откуда у него технически такая возможность найдётся?

Так ведь де факто он и не умрёт - у него "резервная копия" есть. Просто снова окажется в городе, только всё забудет.

Ага. Но это будет чуть позже. Для начала это должно как можно ярче в моей голове обозначится.

Вы там не заболели, часом? Легче самому за вас дописать, чем дождаться продолжения.

Девастейтор, даешь проду! :-)

Я уже и не думал выкладывать что-то частями. Просто в середине кое-что менял, добавлял значительный кусок, концовка будет с учётом этих изменений. Как до конца добью, так всё и выложу.

Ну, и вляпаешься. Потому как сам, - по себе знаю, - очень многого не замечаешь. А интересующийся читатель может многое заметить.

Во что вляпаюсь? Это черновик, он в любом случае будет менятся.

Сам у себя человек не может всего заметить. Нужна посторонняя корректура, хотя бы шапочная..

В общем, дело почти закончено. Осталось нацарапать эпилог, да вставить в середину где-то с полглавы. Решил я всё-таки черновик до конца выложить, а то в последней части слишком много скользких моментов. Неохота чистить текст, а потом заново переписывать.

Когда я проснулся, Давер был уже на ногах. Точнее на коленях. Он залез внутрь одного из пультов управления, оставив снаружи только нижнюю часть туловища. Из покрытых тьмой электровнутренностей доносились скрипы вперемешку с кряхтением. Я выждал минут десять, в надежде, что результат деятельности Ференца проявится сам собой, потом не выдержал:
– Доброе утро, Ференц. Чем вы там занимаетесь?
– Доброе утро. Вы не поверите, Валентин. А, впрочем, нет, поверите. – Давер вылез и стал сбивать с себя пыль. – Мне сегодня приснилось, точнее не столько приснилось, а… ну, наверное, как у вас. В общем, привиделось, что я управляю этой махиной, стреляю по кому-то и, что самое главное, знаю устройство танка до последнего винтика. Теперь хочу проверить, можно ли вспомнить то, что знал только во сне. Учитывая, что это не совсем сон…
– Ага, – сказал я и посмотрел на потолок. В середине был незамеченный вечером люк. – И как, получается?
– Да как сказать… – Ференц снова заглянул в нутро пульта и голос его стал глуше. – До последнего винтика я его конечно не знаю. Но вот те вещи, о которых я думал во сне, запомнились, и они совпадают с тем, что я вижу… Куда, блин, фонарик закатился?..
– Понятно, – сказал я. – Вы же понимаете, откуда на самом деле эти знания?
Давер на секунду замер, потом едва слышно вздохнул и заворочался, забираясь дальше.
– Понимаю. Что с того?
– Да нет, ничего. А в кого стреляли во сне, точно не видели?
Давер снова замер, теперь надолго. Может он придумывал, что ответить, может пытался вспомнить, хотя в последнем я сомневаюсь. В итоге, не вымолвив ни слова, продолжил свою возню. К несчастью, ответ я знал и сам. И чьими глазами смотрел Давер во сне и кого уничтожали с помощью этой машины.
– Для чего вам этот танк, Ференц? Хотите дальше на нём ехать?
– К сожалению, это невозможно. Машина сломана, и даже знай я на самом деле её до последнего винтика, починить всё равно не смог бы – где найти нужные детали и специальное оборудование? Мне интересно другое. Вы, Валентин, понимаете, что давало машине энергию для движения и стрельбы?
– Видимо какой-то элемент, использующий распад, или наоборот, синтез, атомного ядра, – сказал я равнодушно. – Честно говоря, я не силён в технике, даже исторической. Гуманитарий…
– Но в этот раз, оказались правы. Только здесь установлен не какой-то элемент, а настоящий реактор. Танку нужна была прорва энергии…
– И что? Реактор до сих пор работает?
– А что вас удивляет? В таких устройствах заложен огромный ресурс прочности. Возьмите хотя бы трансгрессоры – от чего они по-вашему работают?
– Да лучше бы не работали… А зачем вам энергия?
– Что значит – зачем? Вы только представьте, насколько это полезная в хозяйстве вещь!
– Так мы теперь ещё на себе и огромную батарейку потащим? – возмутился я.
– Это будет затруднительно – она весит несколько сот килограмм. Сейчас я только хочу проверить её исправность. Если всё нормально, можно будет потом вернутся с помощью и утащить её…
– Куда утащить? – не понял я. – В город?
– Ай! – сказал в ответ Давер, вылез и потёр указательный палец на правой руке. – Энергия есть. – Убедившись, что с пальцем ничего не случилось, он посмотрел на меня. – А причём тут город? Мы ведь людей ищем. Настоящих. Им реактор наверняка пригодится.
Я в который раз задумался – чего больше хочу: найти людей, чтобы помогать им, или чтобы убедится, что они не стоят этого. У Давера таких сомнений не было.

Сегодня далеко уйти нам не удалось. Свернув налево, мы уже через четверть часа вышли на лагерь черноголовых. Даже странно, что мы не наткнулись на их патрули. Хотя, приглядевшись к тому, чем занимаются черноголовые, я решил, что патрули на самом деле были поисковыми группами. И искали совсем не людей.
Мы наблюдали за лагерем с самого высокого из холмов, оставаясь в безопасном отдалении. Черноголовые казались отсюда маленькими, как муравьи. Они лазали по машинам, и по сравнению с некоторыми из них наш танк выглядел довольно скромно.
– Видите те колеи? – шепотом спросил Давер и показал направо. – Черноголовые стаскивают сохранившиеся машины в одно место.
– И что это значит?
– Не людей они ищут, Валентин. Людей здесь, наверное, и нет давно. Ценность этого мира в тех механизмах, что мы сейчас видим. Черноголовые пытаются восстановить боевые машины прошлого.
– Зачем это? – спросил я и только потом понял глупость вопроса. – Вот гады!
Так как Давер не ответил, я снова приступил к критическому анализу своего замечания. А что в этом на самом деле страшного? Черноголовые хотят починить пару танков и оснастить свою армию тяжёлым вооружением? Я привык думать о них как о дикарях, поэтому в роли водителей и стрелков они казались мне как минимум нелепыми. Но это лишь инерция мышления. Что я узнал про этих уродцев и не успел забыть? Многое из моих отрывочных знаний противоречило друг другу, во что-то я не поверил, даже если бы увидел собственными глазами.
Самое главное – ими кто-то руководит. Может этот кто-то или что-то является собратом нашему городу. Может какой-то чужой уродец, не нашего племени. Что этому уродцу надо? Его слуги ловят людей и используют как запчасти для создания новых черноголовых. Схема довольно примитивная, совсем непохоже на работу сверхразума. Для чего нужна прорва кровожадных дикарей? Даже представить не могу. К слову, если черноголовых много, а делают их из людей, значит человечество не такое вымершее, как кажется на первый взгляд! Хотя надо помнить, что я подойду на роль запчастей ничуть не хуже настоящего человека. Вот только до города никому не добраться…
– Не, не понимаю, – честно признался я. – Для чего нужны эти машины? Если я всё правильно понял, черноголовые и так хозяева Пустоши!
– Думаю, где-то люди им дают отпор, – ответил Давер. – Может прячутся в хорошо защищённых колониях. Но для нас важно сейчас другое – людей в этом мире искать бесполезно.
– И что? Возвращаемся? – я непонятно на кого рассердился. – Опять безо всякого смысла бродили?
Давер повернул голову ко мне, посмотрел на меня блестящими, как у больного лихорадкой, глазами. Я невольно вздрогнул, не выдержав столь пронзительного взгляда.
– У меня есть некоторые соображения на этот счёт, – сказал Давер после паузы.
– На какой счёт? – опешил я.
– На счёт того, чтобы наше путешествие обрело смысл. По крайней мере для меня. Вставайте, Валентин. Нам пора возвращаться.
Я поднялся, закинул рюкзак за спину и вслед за Давером поплёлся вниз по склону. Идти вниз здесь – единственное приятное занятие. Просто перескакиваешь с одного камня на другой, с другого на третий…
Кто-то закричал справа, сначала удивлённо, потом торжествующе. Я аж подпрыгнул от неожиданности, так привык к тишине этого пустынного мира. Повернул голову, выглядывая кричавшего, но и так было понятно, кто это.
– Черноголовые, – сказал Давер, вытаскивая шокер.
Я выдернул обрез. Крики уже раздавались и за нашей спиной, в лагере. Я побежал вслед за Давером, вниз. Над головой что-то просвистело, похоже, что стрела. Через мгновение в ответ зажужжал шокер Давера. Потом ещё раз и ещё. Я в несколько шагов оказался внизу и увидел черноголовых, первые были неожиданно близко, всего в двух десятках шагов. Правая рука автоматически, словно сама по себе, вздёрнулась вверх, а указательный палец нажал на спусковую скобу. Обрез громыхнул, больно ударив в кисть отдачей. Самым краем сознания я отметил, что когда стрелял в мутировавших тварей на космической станции, то от ужаса даже не запомнил, каково это, стрелять в живых. Но мысль эта быстро вылетела из головы. Первый из бежавших ко мне дёрнулся всем телом, повернулся вокруг своей оси на девяносто градусов и упал, сбитый своими собратьями. Следующий рухнул, едва переступив через тело первого, получив в лицо разряд из шокера. Угловатая, немного карикатурная рожа за долю секунды обуглилась, даже не успев исказиться от боли. Из-за спины обугленного выскочили двое новых, правый тоже получил разряд, левому я выстрелил в живот. Пока переламывал обрез, пока доставал и засовывал в ствол патроны, шокер успел несколько раз зажужжать, останавливая нападавших. Подняв голову, я обмер – один из черноголовых подскочил к выдвинувшемуся вперёд Даверу совсем близко и замахнулся мечом. Удар вышел быстрым и ловким, но Ференц почти неуловимы движением отклонился в сторону, а левой, свободной от шокера рукой ударил черноголовому в подбородок. Удар вышел такой силы, что голова стукнулась затылком о спину, щербатый меч подлетел на несколько метров вверх, а тело почти перекувыркнулось, прежде чем упасть на землю.
У меня совсем непроизвольно отвисла челюсть. У остановившихся черноголовых, тоже. После секундного замешательства я вспомнил слова Антона, что у Давера такая способность, что лучше с ним не ссориться. Замешательство мигом прошло, и я выстрелил в левого черноголового, Ференц пустил несколько зарядов из шокера, а левой рукой отвесил ещё одну впечатляющую затрещину подвернувшемуся солдату.
Через полминуты после начала боя на ногах стояли только мы. Я шумно выдохнул, только сейчас поняв, что от испуга забыл дышать. Хотя лучше назвать это не испугом, а… скажем, боевым ражем. Какая разница, отчего из моей головы все мысли вылетели? Главное ведь результат. Который обеспечил Давер.
– К танку! – крикнул Ференц.
Мы побежали. Через минуту сзади снова закричали. Я оглянулся – через гребень холма, с которого мы смотрели на лагерь, переваливала толпа черноголовых. Скрыться от них не было никакой возможности.
Я запрыгнул в открытый люк первым. Давер заскочил сразу за мной и громко хлопнул люком. Пока мы тяжело дышали, пытаясь прийти в себя, с той стороны едва слышно застучали по металлу. Я засмеялся, представив, как дикари колотят своим примитивным оружием по броне, созданной, чтобы выдерживать чудовищные удары высокотехнологичного оружия. Давер тоже хмыкнул, видно подумал о том же.
– Что теперь? – спросил я.
Ухмылка исчезла с лица Давера.
– Давайте наверху поговорим.
Мы поднялись в рубку управления. Прежде чем усесться в кресло, я глянул в смотровую щель. Старые механизмы, многочисленные обломки – черноголовых не было видно, похоже все они собрались около люка.
– Ну так что теперь? – повторил я. – Есть план, как выбраться?
– Вряд ли это тянет на полноценный план… – пробурчал Ференц. – Но кое-что есть. Я уверен, что всё время они находится возле танка не смогут. Призрак ходит где-то недалеко. Может это самая граница его владений, поэтому черноголовые проложили рядом свои маршруты, но он здесь бывает. Вчера он был здесь.
Я кивнул.
– Был. Вы хотите уйти, когда он появится?
– Почти. Я хочу, чтобы вы ушли.
– Э-э-э… Что?
Давер подался вперёд и повторил с нажимом.
– Я хочу, чтобы вы ушли, а я остался. Сразу скажу – я не сошел с ума, у меня нет психологического срыва или истерики. Я всё тщательно обдумал. Я могу выложить все аргументы, если они вам нужны.
– Подождите с аргументами! – перебил я. – Что, вообще это значит – остаться? Вы хотите жить в этом танке? Или переселитесь в лагерь к черноголовым?
Давер помедлил, подбирая слова.
– Я хочу взорвать танк.
– Что?
– Взорвать танк, – повторил Давер. – Вот эту самую машину. Ездить она уже не сможет, стрелять тоже, но реактор, который давал энергию, ещё жив. Я знаю, как его взорвать. Тех знаний, что остались после сна мне на это хватит.
– И что это вам даст, кроме того, что вы сгорите и даже кучку пепла после себя не оставите?
– Взрыв разрушит, всё что находится неподалёку. В том числе и лагерь черноголовых с машинами.
– Подождите, – сказал я, когда до меня дошел смысл сказанного. – Вы хотите умереть, только для того, чтобы гнилые железяки не достались тем недоумкам, что колотят сейчас в люк?
Давер вздохнул, всем видом показав усталость взрослого, вынужденного объяснять банальность маленькому ребенку.
– Во-первых, я не умру. Если Антон не врал вам, а у него не было для этого резона, то я снова окажусь в городе. Просто не буду ничего помнить. Во-вторых, умереть я был должен гораздо раньше, ещё когда сам пришёл к Дэнилу и Чеславу. Но они не убили меня, значит я должен был сыграть какую-то полезную роль. Уничтожение той базы, что мы видели, сведёт на ноль одну из угроз для человечества…
– Да есть ли оно вообще, это человечество? – почти крикнул я.
Давер молча смотрел на меня.
– Ладно, пусть оно есть, – примирительно сказал я. – Но с чего вы взяли, что смерть для вас будет так проста? Уснули здесь, проснулись там? Будете ли это на самом деле вы? Что останется от вас нынешнего?
– Не знаю. Что осталось от Дэримона?
– Он может помнить. Вы всё забудете.
– Это не станет для меня трагедией, – хмыкнул Давер.
Я засмеялся.
– Так в этом всё дело? Хотите забыть? Не зная жить будет проще?
– Нет, – твёрдо сказал Давер. – Счастливого неведения мне не надо. Если смогу вспомнить, огорчаться этому не буду. Если не смогу… Что ж, тогда и говорить не о чем. Но раз есть хоть небольшой шанс принести пользу таким малым самопожертвованием, как потеря памяти – это просто прекрасно.
– А если вы не проснётесь там, в городе? Если вы не настолько ценны, чтобы вас восстанавливать?
– Страшит ли меня такая мысль? Да. И что сильнее страшит, небытие или то, что я кукла не имеющая никакой ценности, я не знаю. А вас разве такие страхи не посещают? Или вы гордитесь, тем, что гарантированно воскреснете?
– Я ничем не горжусь. Я вообще не вижу ни одной причины для положительных эмоций. Но у меня в голове не укладывается: как может нормальный человек сознательно идти на смерть?
– Вы же историк, Валентин, – неожиданно мягко сказал Ференц. – Разве вы не помните, что люди ради спасения других не единожды так поступали? Может быть, это мой единственный шанс стать нормальным человеком…

А мой? Где мой шанс стать нормальным человеком? Именно этот вопрос крутился в тот момент в моей голове. Но слова так и не сорвались с языка. Каждый сам решает за себя.
Я шел между руин. Здесь уже здания начинали выпирать углами из щебеночных насыпей. Над головой было чёрное, безлунное небо. Звёзды едва-едва высвечивали контуры развалин. За спиной неслышно плыл призрак. По-прежнему, до мурашек на коже, чужой и пугающий. Снова хочет что-то сказать. Спасибо приятель, ты уже поведал о самых интересных моментах из своей жизни, мне больше не надо. Я не очень люблю выдавливать глаза.
Я обернулся, но за спиной конечно же никого не было. Маленький кусочек неба в той стороне, где остался Давер, немного посветлел.
Давер остался, а я ушёл. По его подсчётам, мне нужно было идти около суток, чтобы оказаться за пределами взрыва. Ночь скоро кончится, почти половина пройдена, ноги ужасно болят, а к вечеру просто отвалятся. Да и не смогу я идти целый день, меня уже сейчас шатает. Что это я не спросил у Ференца про отдых? Может он включил в эти сутки хоть пару часов на сон? Впрочем, я знаю, почему не спросил – мне было стыдно. Давер остался умирать и был совершенно спокоен, даже кажется немного доволен. А я… Ладно, хватит об этом.
Одно из зданий, начавших попадаться на пути, точнее, одна из гор обломков, сохранила ближний к дороге угол, высотой метра три. Я поднялся по щебню, привалился спиной к одной из стен и вытянул ноги. Сразу захотелось спать. Что-то нет у меня ощущения близко подошедшей смерти. Ни разу не страшно. Может остаться здесь? Пересижу день, благо почти всю воду и еду Давер отдал мне. Поем вволю, отосплюсь за все эти дни с выматывающими переходами. Буду валяться и смотреть в небо. Поразмышляю. Всё-таки я во многом был не прав. Почти во всём, если быть честным. Подходил со своими наивными мерками ко всему, даже не задумываясь о последствиях. Вроде хотел помочь, но запутался, кому помогать надо. Хорошо Даверу – его собственная цель проста и понятна. Может действительно не брать на себя того, что вынести не смогу? Следующим вечером, как Дэримон, очнусь на какой-нибудь городской улочке, немного удивлюсь тому, что не помню, как там оказался, да и пойду домой. Или к Ирен. Буду себе спокойно жить, рыться в книгах, помогать археологам. Женюсь. Дети родятся. Я об этом раньше как-то не задумывался, но вот прямо сейчас мне до жути захотелось увидеть самого себя с маленьким мальчиком или девочкой на коленях. И чтоб Ирен сидела рядом и улыбалась.
Я поймал себя на том, что сам сейчас улыбаюсь. Да, счастливое неведение. Главное не вспомнить случайно, что где-то в это время какого-нибудь другого мальчика или девочку, настоящих, препарируют бездушные экспериментаторы, как делали с Дэнилом. Немного посмотрел на начинающее светлеть небо, подтянул под голову рюкзак, свернулся калачиком и моментально заснул.

Вокруг, насколько хватает зрения, протянулись развалины, точно такие же, что и наяву. Призрак плывёт между ними, сквозь них, по прямой, к неожиданно появившейся в его владениях живой плоти. Разумному существу. Ощущая сладкое предвкушение, переходящее в нетерпение, он выплывает на место, откуда идут эманации разума. Оторопело замирает. В том месте никого нет. Человек бесшумно выходит с противоположной стороны.
Дэнил. Может чуть старше, чем был, когда впервые встретил Чеслава, лет восемнадцати на вид. Наклоняет голову, смотря с презрительной улыбкой. Призрак никак не может понять, кто перед ним. С одной стороны – это определенно человек. С другой, в нём есть что-то родственное. Призрак тянется навстречу сознанием, но сразу отдёргивается назад, учуяв опасность. Непонятно. Таких людей он ещё не встречал.
С другой стороны выходит ещё один человек, в грязно-жёлтом одеянии, расстёгнутом, но с накинутым капюшоном. Призрак плывет к нему. В руках человека блестит полоса металла, совсем как у сломанных людей, иногда снующих на границах его владений. Опасность! Призрак шарахается прочь. Останавливается, не веря глядит на примитивное, дикарское орудие. Глубоко, на молекулярном уровне, нет ещё глубже, в металле запечатлены структуры такой сложности, что и ему не под силу создать, не то что человеку. Кто же создал их в варварском орудии? Неужели они? Призрак смотрит сразу на обоих людей, стоящих в противоположных сторонах небольшого пустыря. Так похожи на людей снаружи и так непонятны внутри. Кто они? Может всё-таки родственны ему и имеют тех же создателей, что и он? Призрак снова тянется сознанием к пришельцам, но контакта как такового не получается. Он удваивает усилия, пытаясь достучаться.
– Что ему надо? – спрашивает Чеслав.
– Поговорить хочет, – с жёсткой улыбкой отвечает Дэнил. – Думает, что нашел родственные души.
– Кто он такой, чтобы считать нас родственниками?
– Он когда-то был почти богом, – ещё шире улыбается Дэнил. – А потом его сломали. Просто так, в порядке эксперимента.
– Вот оно что… – бормочет Чеслав.
– Ага! – Дэнил смотрит сквозь призрак с победным видом. – Он думал, что свободен, думал, что велик, а им попользовались и выбросили. Как и всех, до и после него. Когда он был собачкой, готовой служить, в мире было столько смысла, а теперь, когда он по-настоящему свободен, хотя это лишь значит, что он никому не нужен, теперь у него ничего нет, кроме чувства поломанности. – Дэнил делает паузу, не сводя взгляда с призрака. – Ты ведь пришёл, в надежде, что мы починим тебя, а если нет, то ты сам нас сломаешь, правда?
Призрак всегда с большим трудом понимал человеческую логику, не легче чем логику муравья или гусеницы, но сейчас он хочет сказать – да. Он казался себе всесильным, а потом его сломали, легко и безо всяких эмоций. Кому по силам починить его? Он не знает, но надежда ещё теплится. Он ненавидит себя сегодняшнего и хочет стать прежним. Хотя себя прежнего ненавидит ничуть не меньше.
– Хочешь, чтобы я тебя починил? – повторяет Дэнил. – Хочешь, чтобы замазал гримом твоё уродливое личико?
«Да», – думает призрак.
– Хочешь снова получить цель существования?
«Да».
– Сам ведь ты её не можешь найти?
«Нет».

Я кое-как разлепил веки. Солнце успело подняться над горизонтом и било в глаза, пока ещё не слишком сильно, чтобы на него было нестерпимо смотреть. Достал флягу, сделал пару глотков, потом стал вспоминать сон. Это, конечно совсем не сон, но правильного названия я не придумал. Та же история, как и те, что могу видеть в вещах, но добровольно переданная живым существом. Хотя живым ли? Неважно.
Как похож, однако, на меня этот призрак. Та же беда с жизненными целями, то же желание стать прежним, хотя нам обоим мы прежние тоже теперь не нравимся. Вот как, значит, я выгляжу со стороны. Вот, как мы все выглядим. Неудивительно, что Дэнил и Чеслав убивали всех, кто под руку попадётся. А Давер справедливо другую участь заслужил. Жаль, что это только сейчас стало мне так очевидно.
Спать на камнях определённо неудобно, хотя пора бы уже привыкнуть. На рёбрах наверняка синяков в достатке. На один миг я задумался, проверяя свою решимость, потом перевернулся на другой бок и снова закрыл глаза.

Родная улица. Сейчас ночь, прохладно, ветер гуляет в кронах дубов над головой. Шелест листьев складывается в монолитный шум. Я иду по мостовой, поворачиваю голову всякий раз, когда в разрыве живой ограды появляется окно или входная дверь. Все они темны, ни малейшего намёка хотя бы на слабый огонёк. Вот и мой дом. Здесь тоже темно. Я подхожу к окну, в котором прошлый раз видел всю семью на празднике. За грязными, в паутине, стёклами абсолютный мрак.
Что случилось? – думаю я. – Где все? Маму удар хватит, если она увидит на своих окнах паутину.
– Теперь здесь везде так.
Я поворачиваю голову. Мама. Она тоже смотрит в окно, строго и внимательно. Хоть и ночь на улице, мамино лицо видно очень чётко, словно подсвеченное изнутри.
– Абсолютно везде, – повторяет она. – Во всём городе.
– Почему?
Она поворачивается ко мне, лицо, такое родное и близкое, становится немного грустным и чуточку ироничным.
– Ну как же? Ты ведь нас всех убил.
– Неправда! – со злостью говорю я.
– Посмотри внутрь, – говорит она. – Ты это хочешь увидеть, когда вернёшься?
– Я вернусь совсем скоро, мама. И мы поговорим об этом по-настоящему. Вот только поверишь ты мне?
Мама улыбается.
– Это всего лишь сон, сынок. Это всё в твоей голове.
– Нет, мама. Этот сон совсем не из моей головы. – говорю я и просыпаюсь.

Солнце успело залезть почти в зенит, и стало порядком припекать. Я снова достал фляжку, напился, прислушался к бурчанию в желудке. Тот явно был чем-то недоволен. Пришлось пообедать.
Призрак бродил где-то неподалёку. Странное дело – ощущение, что он прямо за спиной исчезло. Он словно потерял ко мне интерес. Я не оправдал его надежд? Что я такого сделал, чтобы изменить к себе отношение? Или может не сделал, а просто сам изменился. С некоторой надеждой я подумал, может это от того, что меня заразили чем-то, и я действительно стал человеком? Как это происходит? Из-за педантично собранного ДНК живой куклы начинает проглядывать душа? Вряд ли.
Солнце залезло почти в зенит и начало спускаться. Две тени – моя и каменного угла в котором я спал, потянулись в ту сторону, где остался Давер. Медленно, по сантиметру, но неуклонно. По первоначальному плану я должен был идти, а на исходе отмерянных суток спрятаться в наиболее надёжных развалинах. От температуры меня спасло бы расстояние, а от взрывной волны – укрытие. Сидя вот так, как сейчас, у меня нет ни единого шанса. Самый лёгкий и простой путь домой. А уже там можно будет понять – насколько я кукла, а насколько человек. Что во мне останется, а что уйдёт. И самое главное – насколько во всех остальных есть от человека. Хоть кто-нибудь послушает меня или в них нет ничего своего, только бездушная программа?
Час, другой, третий. Устав сидеть, я, чтобы размять ноги, полазил среди развалин. Столько труда когда-то вложили в этот город, а теперь он лишь потрёпанная декорация в театре одного бестелесного и, пожалуй, безумного актёра. Правда, я вот сыграл роль второго плана, но это ненадолго…
Земля вздрогнула, невыносимо яркий свет ударил из-за горизонта. Я успел поднять руку, и кажется вскрикнуть. Потом пришла волна.

Иногда всё происходит настолько быстро, что вякнуть не успеваешь. Я подростком один раз зимой на крышу залез и поскользнулся. После чего в короткий миг перед носом что-то промелькнуло и вот я уже лежу в снегу и не могу вздохнуть. Целую минуту я был уверен, что на всю оставшуюся жизнь остался инвалидом, а потом дыхание вернулось, я встал и пошел домой, так никому ничего и не сказав.
Умираешь, оказывается ещё быстрей. Словно в твоём мире выключили свет. Щелчок – и всё. Точнее – ничего.
Вот с этих размышлений про всё или ничего началась моя вторая жизнь. Они самовольно влезли в голову и попытались вытеснить странное чувство: то ли пустоты, то ли, наоборот – заполненности. Доведённая до максимума самодостаточность, отсутствие малейшей мотивации к любому действию, покой и полная сенсорная депривация. Одним словом – пустота. Или всё-таки заполненность? Хотя, чем спрашивается? После короткого замешательства, вызванного попыткой понять, чем нужно заполнять объём, чтобы внутри была только пустота, эти мысли начали своевольно плавать в голове, заполняя идеально пустой объём, а за ними из ниоткуда потянулись другие. И не только мысли, но и ощущения. Оказывается, у меня есть тело с руками и ногами (кто бы мог подумать!) и ко всему прочему, я стою. Я ощупал себя – на мне есть одежда, судя по запаху, та же самая, в которой я «как бы умер». Теперь понятно какой был смысл в старинной поговорке «в рубашке родился».
Убедившись, что все детали моего неубиваемого тела на месте, я протянул руки вперёд и сделал осторожный шаг. Куда идти – совершенно непонятно, и самое главное – непонятно где я. Я ведь должен очутится в городе! А это что? Выключить мне свет выключили, а включить забыли.
Недалеко раздался шорох, тонкий луч света прорезал тьму, заплясал из стороны в сторону.
– Вот значит она какая… – громко сказал Дэнил.
От неожиданности я вздрогнул и присел, чтобы не попасться на глаза. Надо бы отползти в сторону, а то ещё наступят ненароком…
Луч света повернул и ударил мне в глаза.
– Что сидишь? – спросил Дэнил. – Устал что ли?
Сердце стукнуло в кадык и остановилось. Луч отвернул и запрыгал в другой стороне. Едва слышное шарканье шагов стало удаляться.
– Принцип мне понятен, – где-то дальше сказал невидимый Чеслав. – Изменили одну, может две, константы, получили пространство с уникальными характеристиками и не знающие в чём состояли изменения сюда никогда не попадут.
– Маленькая личная вселенная… – пробормотал Дэнил.
– Может немаленькая, может и не личная, но в принципе – да.
Шаги удалялись, луч плясал всё дальше. Я поспешно поднялся и тихо пошел за ними. Очень хотелось спросить где мы и что происходит.
– Темно здесь… – недовольно произнес Дэнил.
– А кому тут свет нужен? – удивлённо откликнулся Чеслав. – Лишняя трата энергии.
Я наконец набрался храбрости, чтобы открыть рот:
– А где мы оказались?
– Заткнись, – вежливо сказал Дэнил.
Ладно, кажется сейчас не время для разговоров.
– Наверняка это можно исправить… – буркнул Чеслав.
Вокруг нас тут же начало светлеть.
– Я же говорил… – сказал Чеслав.
Но через пару секунд стало заметно, что светлеет как-то странно. Мы словно оказались в пузыре диаметром метров пятнадцати. За границами этого пузыря по-прежнему была беспросветная тьма. Даже пол прямо под ногами осветился еле-еле, будто не желал, чтобы на него смотрели.
Мы шли уже минут десять в этом необъятном зале, безо всякого намёка на то что он кончится. Вместе с нами двигался и освещённый пузырь. Страх пропал, остались только удивление и любопытство. Дэнил и Чеслав шли молча, иногда, сверяясь с невидимыми мне ориентирами, поворачивали то вправо, то влево, смотрели в темноту с таким видом, словно находились в музее. А я просто тащился за ними, как собачонка.
Сбоку, за границей освещенного пространства что-то мелькнуло, похожее одновременно на голые ветви дерева и конечности насекомого. Я вздрогнул и придвинулся поближе к Дэнилу и Чеславу. Те не проявили к «ветвям» никакого интереса.
– Вообще-то я умер, – сообщил я, просто чтобы прервать молчание.
– Добро пожаловать в клуб… – проворчал Дэнил.
Через несколько секунд я понял, что продолжения не будет.
– А почему я не в городе очнулся?
Дэнил вдруг ускорился и вышел за пределы пузыря. Оттуда послышалось неестественно гулкое бульканье. Я попробовал представить, что может издавать такие звуки, и меня передёрнуло. Чеслав остановился и повернул капюшон с сумраком вместо лица в мою сторону.
– Ты же знаешь, что такое программа?
– Конечно.
– Ну вот представь, что ты программа, только состоящая не из чистой информации, а из реальной материи. Тебя нужно было после смерти перезапустить, но ты перезапустился не в родной системе, а под ней. Можно сказать – на базовом уровне.
– Это вы сделали?
– Это ты сам сделал. То есть изначально мы этому поспособствовали, но потом ты уже сам стал другим. Словами трудно это объяснить, проще сказать, что ты обрёл слишком большую свободу воли и теперь не вмещаешься в алгоритмы города – он не смог автоматически воссоздать тебя «там».
– А что такое тогда – город? Вы знаете?
– Конечно. Бездушная система. Автомат.
– Как это?
Чеслав пожал плечами.
– Долгая история. Если начинать с самого начала, то человечество само виновато. Слишком нахальное, слишком самодовольное. Лезло куда ни надо, ломало чужие игрушки. В ответ было само сломано. Представь себе разум из другой вселенной. Как ты его видишь?
– Что-то вроде тех экспериментаторов? «Изыскателей?»
– Нет, это такие же инструменты пришельцев, как и ваш город. А настоящий разум чужаков сюда и не проникнет. На самом деле мы настолько чужды, что и люди найдя его, не поняли, что перед ними разум, и те, с другой стороны, восприняли человечество, как что-то вроде болезни. Вирус или, скажем, раковая клетка.
– Они решили, что заболели нами? – поразился я. – Какой же у них масштаб?
– Немаленький наверно, – ответил Чеслав. – Но это я упрощаю, перевожу на человеческий язык. Что они там на самом деле думали никто не знает.
– И что случилось дальше?
– А что случается, когда кто-то заболевает? Приходит доктор, достаёт инструменты или пилюли какие-нибудь, и начинает лечить. Напрямую они с нами взаимодействовать не могли, как мы не можем взаимодействовать с вирусами, поэтому создали специальные инструменты.
– Значит, когда они мучали людей – это они так проводили процесс лечения? Я ещё могу понять эксперименты, может они не понимали, что приносят мучения, но там, в последнем мире, я видел, что они убивали просто так, ради интереса…
– Это твоё, эмоциональное восприятие. Поставь себя на место автомата, который изучает абсолютно новую, очень заразную болезнь. Как она развивается, как взаимодействует с раздражителями. Они лишь брали многочисленные аспекты человеческой жизни и рассматривали их со всех ракурсов, пытаясь понять своими негуманоидными мозгами, как и что у нас происходит. Не их вина, что человек настолько агрессивное, деструктивное существо, что куда ни ткни, вылезет только злоба и жестокость.
– Неправда… – выдавил я. – В человеке есть и другая сторона.
– Есть, – согласился Чеслав. – Её наверно тоже исследовали, насколько это было необходимо. Но в основном человеческие массы конкурируют между собой отнюдь не с помощью сочувствия и доброты.
– Хорошо, – сказал я. – Но зачем тогда Город? Зачем создали нас? Кто такой Антон?
– Антон? Такая же программа, как и все. Просто с другими функциями. Что он думает, кем себя считает – не важно. Это просто заложено в нём. Город – тот самый инструмент. Просто болезнь вылечили, а инструменты остались. По нашим меркам они сверхразумны и невероятно могущественны. Они изучали человечество, создали какие-то структуры, которые были мостиком между нами и ними, потом с помощью этих структур «вылечили» человечество. Но сами автоматы и структуры никуда ведь не делись. Созданные наполовину по нашей логике, наполовину по их, они по-прежнему функционируют. А единственной их задачей было изучение и «лечение» человечества. Чем они и занимаются. Логику, по которой они это делают нам до конца не осознать.
– И что вы хотите? Уничтожить все инструменты и пилюли?
Чеслав засмеялся.
– Они раздавили человечество, даже не поняв, что это развитая цивилизация, покорившая звёзды, оседлавшая энергии, способные вывести за пределы родной вселенной. Как микробы могут воевать со скальпелем? Масштабы несоизмеримы.
– Тогда для чего всё это?
– Если нельзя победить, значит нужно искать другой путь. Самый лучший – чтобы они никогда на нас и не нападали.
– Но ведь это уже произошло!
– Ты правильно обозначил проблему. Беда случилась далеко в прошлом. Значит надо вернуться туда.
– Вернуться? – мысли мои совсем спутались. – Вернуться в прошлое?
– Ну да.
– А причём тут город? Вы ведь и без него это можете!
– Одно дело – перемещаться между маяками, которые расставлены в пределах нашей жизни, и совсем другое – на тысячи лет назад. Впрочем, эта проблема к городу не относится. Ведь кроме того, чтобы добраться, нужно ещё найти того, кто всю эту кашу заварил, и объяснить, чего нам надо. Только как ты будешь разговаривать с тем, кто тебя не замечает или, в лучшем случае, воспринимает как вредоносный вирус?
– Понятия не имею.
– Нужен тот самый «мостик» между ними и нами. Родственный и тем и другим.
– То есть, вы хотите, чтобы город был посредником?
– Весь город нам не нужен – слишком большой и сложный. Обойдёмся небольшой его частью.
– Какой ещё частью? – спросил я, обомлев от страшной и нелепой догадки.
Во тьме, там куда ушел Дэнил завозилось что-то большое. Скрежет и звяканье быстро перешло в поток едва слышных мелодичных звуков. Чеслав повернулся туда и сделав несколько быстрых шагов подошел к краю освещённой зоны. Звуки тут же исчезли.
– Вот и всё! – сообщил Дэнил из темноты. – Можно отправляться.
– Куда отправляться? – не сумев скрыть тревоги, спросил я.
– К вам в гости, – ответил Чеслав. – В город.
– Зачем? Что вы будете там делать?
– Если говорить по-простому – обрубим энергию.
– Для чего? Что произойдёт после этого?
– Ну, представь себе комнату без окон, которая освещается электрической лампочкой. А потом кто-то выключает электричество. Что произойдёт?
– Станет темно, – ответил я быстро. – Но ведь наш город – не комната. Что станет с людьми?
– Это зависит от них. С тобой вот ничего не случится, хотя жить вечно ты после этого точно не сможешь. Но и управлять тобой никто не будет. Как отреагируют остальные жители сказать не возьмусь – это зависит от того, насколько они самостоятельны. Если могут думать и чувствовать без помощи автомата, значит тоже останутся живыми. Если же они всецело зависимы от машины, то и от них ничего не останется. Как думаешь, они настолько люди, что смогут жить без шаблона?
Я хотел твёрдо сказать – «да», но, если быть честным, я тоже не знал. Я и на счёт себя не был уверен.
Из темноты вышел Дэнил, посмотрел на меня оценивающе.
– Вот видишь, – сказал он без своей обычной ухмылки и издевательского тона. – Даже у тебя не получается их людьми считать. Почему тогда мы должны их жалеть?
– Если тебя это утешит, – добавил Чеслав, – то вернувшись назад, мы можем озаботится не только судьбой человечества, но и тех, кто дорог тебе. Нам не жалко.
– Тем более, что там тоже будешь, – добавил Дэнил. – Без тебя ведь ничего не выйдет.
– Подождите, – быстро сказал я, лихорадочно сказал я. – Дайте им хоть один шанс! Позвольте мне пойти туда первым – я поговорю с людьми, постараюсь объяснить ситуацию… Если Давер безо всяких подсказок понял, что к чему, значит и остальные смогут!
– Герой-одиночка против системы, – ухмыльнулся Дэнил. – Эмоционально я тебя понимаю, но, если смотреть на вещи трезво – она тебя сожрёт. Слишком ты идеалистичный и романтичный. А чтобы сломать систему, нужно быть подлым и беспощадным.
– Я хотя бы попытаюсь.
– Против этого мне нечего возразить, – вздохнув, ответил Дэнил. – Тут я согласен – пытаться надо даже когда шансов нет совсем.
Чеслав кивнул:
– Пусть будет так. Перезагрузишься в одиночку. Мы будем наготове, если твой план не удастся, мы начнём действовать. Но ты тоже для нас ценен. Если город тебя сломает, нам придётся возвращаться и начинать с последней контрольной точки.
– Такое уже было, – добавил Дэнил. – Причём из-за твоей глупости!
– Я такого не помню.
– Ещё бы, – сказал Дэнил. – Ты же после этого умер. Чеслав вот уверен, что после перезарузки ты вспомнишь, в чём отличие первого варианта от этого.
– Есть возможность, что вспомнишь не только свою жизнь, – добавил Чеслав. – Может и способности чужие поймёшь. В твою голову город просто так не залезет. Тем не менее, надо подстраховаться. Возьмёшь с собой это.
Он махнул рукой, блеснула полоса стали и холодный металл вошел в мою грудь, ломая рёбра и разрывая лёгкие.

Я полз по узкому лазу. В нескольких метрах впереди резало глаза яркое пятно света. Ход со стенами, по ощущениям сплошь состоящих из острых углов и граней, немного повышался, затрудняя и без того непростое продвижение. Через минуту, несколько раз зацепившись за что-то и как минимум в одном месте порвав куртку, я высунул голову наружу.
Это были владения призрака. В воздухе всё ещё летали обрывки какого-то мусора, поднятая пыль не успела толком осесть и сквозь неё невозможно было рассмотреть, что творится в той стороне, где остался Давер. Я ожидал увидеть огненный шар или хотя бы багровое зарево на полнеба, но перед глазами была только светло-коричневая муть, которая ела глаза и не давала дышать.
Всё-таки Ференц сделал это. Было ли это героическое самопожертвование, поступок, достойный, чтобы остаться в человеческой памяти, как пример для подражания, или банальное самоубийство, совершённое, как только подвернулся повод чтобы его совершить? В груди смешалось, спуталось в огромный саднящий клубок, множество чувств: горечь от потери, стыд, облегчение от того, что остался жив, злость на Давера, от того, что бросил меня здесь одного, и поверх всего – абсолютное опустошение.
Я выбрался из лаза, вытянул рюкзак и пошел дальше. Страшно болели ноги, да и всё тело, казалось, готово распасться на отдельные, явно негодные к дальнейшему использованию части. Ещё хотелось спать, но нужно уйти от взрыва как можно дальше, чтобы наверняка не получить опасную дозу радиации.
Пыль постепенно оседала, открывая уже привычный и в чём-то родной мир развалин и запустения. На первый взгляд он почти не изменился, безболезненно пережив взрыв. За один только исключением, которое я разглядел вдалеке. Здесь появился ещё один человек.
После нескольких минут ходьбы я подошел достаточно близко, чтобы узнать его. Впереди, на здоровенной покатой глыбе развалился Дэнил. Нашел меня и без порталов, подумал я. Я бы предпочёл, чтобы это сделал Чеслав, тот хотя бы не ведет себя как социопат. Ладно, и что он будет теперь делать? Как заставит помогать им? Судя по всему, им нужно, чтобы я попал в город и что-то сделал. Но как только я окажусь в городе, им уже меня не достать. Ну давай, заставь! – с некоторым злорадством подумал я и пошел дальше, словно никого здесь и не было.
Дэнил всё также лежал на камне, подперев голову рукой и улыбался противной улыбкой подонка, предвкушающего страдания жертвы.
– Здорово! – весело сказал он, когда я миновал его.
Я не ответил. После короткой паузы за спиной послышалось шарканье шагов.
– Как дела? – всё тем же панибратским тоном спросил Дэнил. – Как семья?
Я ускорил шаг.
– Как дети? – Дэнил не отставал, явно получая удовольствие от издевательств. – У тебя есть дети? Славные такие малыши, любят возится с мячом на траве или играть в куклы, да?
Я шагал, стараясь стать глухим, но в ушах только звенело от прилившей к голове крови. Солнце, словно разозлилось и жгло сверху как взбесившаяся мамина духовка. Я утер пот со лба.
– Братья с сестрами? Родители ведь точно есть? Вы собираетесь на веранде под деревьями или идете всей семьей на пикник. Играете в какую-нибудь игру, шутите и просто валяете дурака. Весело проводите время. Почти как люди.
Я резко развернулся. Внутри у меня кипело и страха я не чувствовал.
– Ну убей меня!
– Чего кричишь? – с ухмылкой спросил Дэнил. – Я просто веду светскую беседу. Спросил, как там твоя семья. Может у нас в этом плане есть что-то общее. Может будем семьями дружить…
Я отвел взгляд. Лицо Дэнила расплылась в широчайшей улыбке.
– А, нет, – невинным тоном сказал он, – как я забыл, у меня-то семьи нет.
– Я никого не буду убивать, – сказал я, взяв себя в руки.
– Я так и думал, – Дэнил глубокомысленно кивнул.
– И что ты сделаешь?
– Я? – Дэнил очень натурально удивился. – Пока не знаю. Может пообедаю… поспать ещё можно, только жарко солнце печет.
– Что ты со мной сделаешь?
– Сдался ты мне…
Я развернулся и пошел дальше. Тут же за спиной послышались шаги Дэнила.
– Каково это – почувствовать себя человеком? – спросил он. – Ты ведь в курсе, что ты теперь как человек? Ну почти…
– Я в курсе, что меня сделали вирусом. Правда не понимаю, что это значит.
– Это очень просто, – самодовольно сказал Дэнил. – В тебе возникают чувства, не предусмотренные программой. Иррациональные, как у любого человека. Город просчитал тебя, понял, что не опасен ему, поэтому и отпустил. Прямо нам в руки. Мол, ничего ты ему не сделаешь, пока там живёт твоя родня. Только ты теперь не программа в органическом теле – ты человек, и сам не знаешь, что через пять минут сотворишь…
– А ты, значит, знаешь, – едко сказал я.
– Я – особый случай… – с напускной скромностью ответил Дэнил.
– И как ты меня заставишь помогать тебе? – с вызовом сказал я.
– Ты только что спрашивал это. Говорю же – никак. Я здесь вообще не нужен сейчас, скорее мешаю. Пришел издалека посмотреть на свой триумф, насладится мигом победы над непобедимыми. А ты иди, иди, не оборачивайся.
Нужных слов, чтобы Дэнил отстал, я не нашёл, поэтому пришлось последовать совету. Дэнил шёл сзади, потихоньку отставая. Не успел я подумать о том, что всё это неспроста, Дэнил явно что-то задумал, как увидел ещё одного человека впереди. Лицо его было странно знакомо, хотя могу поклясться – ни разу в жизни его не встречал. Лишь через несколько секунд я вспомнил, кто это.
Изаат. Человек, с истории которого всё и началось. Вместо потерянной рубашки на нём была новая и чистая, да и весь он теперь выглядел чистым, сытым и обласканным жизнью. Может не до такой степени, как я в городе, в счастливые времена неведения, но явно лучше меня сегодняшнего. Метров за пять он нерешительно махнул рукой, словно и не мне, а каким-то своим сомнениям. До меня не сразу дошло, что я смотрел его историю, а он меня видит впервые. Я для него – совершенно незнакомый человек, встреченный в месте, которое может себе представить только психически нездоровый человек.
– Вы Валентин? – спросил он, таращась на меня круглыми глазами.
Я коротко кивнул, потом воспитание взяло верх.
– Да. А я вас знаю, Изаат.
Тот кивнул.
– Трудно поверить, что вы вот так… по рубашке… – он снова замялся, очевидно было, что он должен мне что-то сказать, видимо Дэнил рассчитывал, что другой человек повлияет на меня лучше. – А я вот почти дошел к вам. Почти…
– Наверное, вам повезло, что не дошли, – сказал я.
– Да… Но мне трудно поверить…
– Что я выгляжу как человек, а на самом деле у меня в голове сидит инопланетная тварь, которая дёргает за верёвочки, управляя мной, как марионеткой?
– Нет, я не это хотел сказать! – волнуясь и поэтому быстро ответил Изаат. – Для меня вы такой же человек, как и я сам. Но кроме нас есть ещё много людей, вы даже не подозреваете сколько! И я говорю не о какой-то колонии, нет! Я сам видел целый мир, пусть в нём не осталось ничего от достижений прежней цивилизации, но зато там есть люди. И этот мир не единственный, Дэнил был как минимум ещё в одном!
Я показал себе за спину:
– Видите в небе следы от взрыва? Там ради вас, людей, отдал свою жизнь мой друг. У меня их не так, чтобы много, поэтому терять я их больше не хочу. Если вас на самом деле много, значит вам и жертвовать собой ради своих целей.
Я обошел Изаата и двинулся дальше.
– Эй! Что-то не так? – через несколько секунд спросил Дэнил.
– Он сказал, что раз нас много, то мы сами должны о себе позаботится, – ответил Изаат.
– То есть ты его не убедил? Всё же было просчитано! Я уже настроился принимать поздравления, объявил о своём триумфе, а теперь всё сначала? Хорошо хоть – мой позор никто не запомнит.