- Торжество разума
окончание
-
- * * *
- Лес погружался во мрак. Воздух
темнел, густел так же быстро, как вдали угасали
последние отблески заката. Ветер слабыми
дуновениями доносил душные испарения южных озер
и запах цветов, почему-то казавшийся тревожным.
Все ярче в небе утверждались звезды, их свет
холодный, как жало острый, прикасался к
прячущейся в ночи земле.
- Окса-До присела на деревянный
сруб. Нати-Ван остановился рядом, повернулся
взирая на догорающий внизу костер. Окса, укрывая
плечи, туже стянула накидку, поежилась и, глядя на
Нати, вновь вернулась к своим мыслям. Ее глаза
стали печальны, а губы обиженно поджались. Что-то
неуловимое и глубокое, словно космическая бездна
разделило ее и Нати. И это что-то с каждым днем
разрасталось. Нити, связывающие их так прочно,
утончались и рвались. Она, не понимая,
чувствовала внезапную перемену в своем
избраннике. Чувствовала, как цветок выросший в
ласковом тепле чувствует движение губительной
стужи. Нати становился непонятен ей и как-то
нехорошо молчалив, даже его слова любви и взгляд
обращенный к ней были будто не его, казалось - миг
и они обернуться злой усмешкой. И лишь в те
минуты, когда священный огонь зажигал их обоих,
когда он, жадно целуя, ласкал ее, она забыв обо
всем, внимала светлой радости посланной Сеаном,
тогда вся прелесть, вся великая блажь мира
становились только отблеском его, любимого ею
Нати-Вана. Но это случалось недолго - сумрачная
пропасть опять разделяла их. Может, в этом был
виноват Джави-Лар, который все чаще появлялся с
Нати и уводил его далеко, что-то нашептывая. Он
должен был стать вождем вместо исчезнувшего
доброго старика Артогуса. Должен, по закону
самого Быстрого и Сильного. Разве только Нати-Ван
мог противостоять ему, если он и проиграл бы в
беге, умении владеть копьем, то обязательно
победил бы в знании Мудрости Леса. Но Нати
отказался от состязаний, что удивило всех, и
встревожило Оксу-До. А может, в этом была виновна
новая звезда, которая, быстро пролетая,
появлялась уже не первую ночь. Одни говорили,
будто это - сам Артогус, превращенный Сеаном в
вечный свет. Но другие, большинство жрецов,
считали, что новая звезда - злая, она убила их
вождя, угрожает им всем и нужно молиться,
молиться богам, просить защитить от страшных бед.
Так же думала и Окса-До. Она смотрела по ночам на
чужой, холодный, низколетящий свет и казалось ей,
будто живет там сердце рожденное не богами,
лишенное любви и добра. Будто взирают на нее с
неба невидимые глаза, холодно, насквозь.
- Нати-Ван присел рядом и Окса-До,
прижавшись к нему, негромко спросила: - Нати, что
происходит с тобой?
Он не ответил, продолжая наблюдать за
пролетавшей звездой. Внезапно ее свет стал ярче,
небо вокруг озарилось зыбким радужным ореолом.
- Смотри! - вскакивая, воскликнул Нати-Ван.
Окса-До раньше почувствовала, чем увидела
перемену в ночном небе. Ей показалось, что сверху
кто-то громогласно выкрикивает слова, мысли
неведомые ей, те, что она никогда не желала знать.
Они чужие, бредовые, сумасшедшие вонзались в ее
сознание принося нестерпимую боль, то ледяной
озноб, то волны жгучего огня. Звезда уже исчезла
за горизонтом, а Окса все сидела околдованной, не
в силах пошевелится. Чужие мысли роились в ней,
как насильно влитое в горло горькое дурманное
зелье.
Нати-Ван повернулся к ней и вдруг сказал: - Эта
звезда непроста. Она дает мне силы, много сил. Я
становлюсь равным Сеану! Слышишь, Окса?! Могучей
его! - глаза Нати заблестели дерзко и восторженно.
Шагнув к возлюбленной, он сжал ее руку и притянул
к себе, - Клянусь, как глупы мы были раньше...
Великая звезда пробудила мудрость в нас и силы,
огромные силы! Неужели ты не слышишь их?! - он
приложил ее ладонь к своей груди, но Окса, качнув
головой, попятилась.
- Нет, - настоял Нати,- ты должна почувствовать это!
- Мне страшно, - прошептала Окса-До. - Я на миг
подумала почти о том же, и мне стало очень
страшно. Твои слова ...Ты не можешь сравнивать
себя с нашим богом, Нати! Пожалуйста, не думай так!
И ты и Сеан для меня дороже всего на свете!
- Глупая, его просто нет. Да, его нет! - уверенно
заключил Нати и, осознавая свою дерзость, победно
взглянул на Оксу. - Мы все были глупы, позволяя
жрецам и старикам дурачить нас. Приносили
бессмысленные, отдавая им самое лучшее. Теперь
все кончилось!
- Молчи! - взмолилась Окса, - мне страшно. Страшно!
Будто рушится все кругом и я не знаю чем мне
дышать, куда и с кем идти. Кому теперь смогу
довериться я, отдать свою радость и слезы. Будто
вся жизнь теряет смысл и все наши дела, вся наша
забота теперь для пустоты. Невыносимо думать так!
- Сила всегда в новом, - он взывая к разуму
встряхнул ее за плечи. - Я уже знаю, вижу наперед
каждый свой шаг, и ты пойдешь за мной.
- Что за слова говоришь ты? Наша сила в том, что
передали нам предки. Забыв об этом, лишившись
памяти мы слепы и немощны.
- Неужели свет великой звезды не был услышан
тобой... Идем, идем в деревню. Знаю: Джави-Лар, все
думают так же, как я. Он повернулся и зашагал к
селению.
Окса-До было ступила за ним, но бессильно
опустилась в траву и из ее глаз потекли слезы.
Шагов Нати уже не было слышно, когда она вскочила,
еле сдерживая рыдания, бросилась к ручью. Она
желала скорее достичь Сеана, припасть к теплому
дереву его ног, не отпускать их никогда. Никогда
не возвращаться к тем бредовым мыслям посланным
злой звездой.
- Нати-Ван спускался по тропе вниз,
часто взирая на звездное небо и улыбаясь ему.
Только теперь, первый раз за много дней после
смерти Артогуса он чувствовал себя легко и
свободно. Больше ничто не страшило его, а великая
мудрость, даренная небесами, чуть пьянила
рассудок, как дым священных трав на празднике.
Грудь вздымалась радостными могучими вздохами и
шаги были широки и тверды. Он даже не слушал
звуков леса, лишь крепко сжимал копье, гордый,
уверенный в любой миг в своей силе, умении.
-
- Гогора умирал. Кошмарная ночь
прошла, но мало что изменилось. Разве только
темноту сменил свет утра. Он лежал на ложе
устланном шкурами, укрытый теплой накидкой
совсем не согревавшей его зябнущее тело.
У окна стояли Линшеб и Рамбас, их лица казались
одинаковыми; одинаково отражали ужас,
растерянность и что-то еще - то, что как зараза
одолевала каждого в эту ночь. Жрец жертвенного
огня - Холфен был послан за Джави-Ларом и не
возвращался слишком долго. У входа в хижину
столпились женщины. Слышались их тихие молитвы,
другие, запуганно шепчась, делились рассказами о
видениях посетивших их. Мужчин почти не было
видно, только небольшая группа молчаливо
восседала у дальних хижин, примыкавших к навесу.
Жизнь покидала старшего жреца. Ночной кошмар не
рассеялся для него и утром. Он, все реже открывая
глаза, вздрагивая повторял:
- Сеан... Ответь же - нет! Не может быть!
Его лицо не выражало ни страха, ни мучений, скорее
их просто не было. Только в глазах иногда
вспыхивало страстное желание: сказать что-то
всем. Но этому случиться оказалось не суждено.
Жизнь оставила его до того, как в комнату вошли
Джави-Лар и Холфен.
- Он мертв, - дрогнув в голосе сообщил Рамбас.
Сын Гогоры подступил к ложу, приложил ладонь ко
лбу умершего и чуть позже сказал:
- Собирайте всех на площади церемоний - я буду
говорить.
- Сейчас рано говорить, - ответил Рамбас. - Нужно
подождать до вечера, и все это осмыслить.
- И не раньше, чем мы предадим огню Гогору, -
подхватил его Холфен, - иначе гнев Сеана не
обойдет нас.
- Мои слова готовы. А гнев Сеана... - Джави-Лар скупо
улыбнулся, но вмиг стал серьезным, - Я защищен от
него, так же как и те, кто будет со мной.
Джави-Лар повернулся и решительно вышел из
отцова жилища.
- Сумасшествие овладело всеми, - глядя в окно
сказал Холфен. - Даже меня это не обошло, - добавил
он, так чтобы его слышали только Линшеб и Рамбас, -
Звезда, посланница злых духов, вселилась в нас. Я
думаю так, как не мог думать раньше и, хуже того,
мне это кажется правильным. Будто Сеан умер в нас
или его не было никогда... Вы то понимаете?! Огонь,
священный огонь, чья сила была для меня
божественной, вызывала восторг и трепет, теперь
лишь покорно служит мне. Наверное, люди и боги
поменялись местами.
- Я понимаю тебя, - прошептал Линшеб, - все вверх
дном. Вода, огонь, боги - наши слуги, как это
страшно!
- Я понял случившееся еще перед рассветом, -
Рамбас говорил неторопливо и достаточно громко,
как он привык говорить перед своим народом, -
вместо того, чтобы подойти к к Сеану и
поклониться ему, я сократил путь пройди мимо
изгороди. Потом мне подумалось, что мы сжигаем
слишком много ценных деревьев в жертвенном огне.
Что можно жечь их гораздо меньше и даже вообще
отказаться от этого. Подобные мысли понеслись
одна за другой; я думал, что наши женщины слишком
горячи в танцах и о том, что им нужно больше
скромности и меньше похвал. Холодный беспощадный
расчет во всем овладел мной: я был готов мерить
каждый свой шаг, каждое движение, дабы не
допустить чего-то лишнего, ненужного. Трепет в
моей душе, недавнее восхищение миром, данное
богами, угасало. Не знаю, что и осталось сейчас, но
так быть не должно! - Рамбас распахнул плащ, его
грудь вздымалась взволнованно, часто. - Пришла
большая беда. Джави-Лар уже сказал свое слово, и
вы его поняли.
-
- Жрецы молчали. Холфен уныло
глядел на желтое морщинистое лицо умершего
Гогоры. Линшеб, тронутый прямотой речи Рамбаса,
нервно перебирал пластины браслета на запястье.
Его глаза с испугом отыскивали Джави-Лара среди
собравшихся.
- Слушайте меня, - прервал молчание Рамбас, - или мы
сейчас отстоим силу наших богов, на которую пока
не стоит надеяться самим. Или нас убьют, как
обманщиков. Людьми будут править желания лесных
хищников и на долгие времена несчастные станут
легкой добычей, злых умников подобных сыну
Гогоры.
- Что делать нам? - уныло спросил Холфен.
- Джави-Лар собирает народ, мы должны оказаться
там раньше его. Те, кто может понять нас, должны
скорее присоединиться к нам. И этому я отдам все
свои силы и умения.
- Идем, - согласился Линшеб.
Большинство из собравшихся мужчин оказались
вооружены. Почти половина их столпилась возле
Нати-Вана. Тот молчал, зато Беел-Кан и Ланг-Дро
выкрикивали наперебой призывы к торжеству
нового порядка. Другие негромко вторили им или,
не скрывая восхищения, взирали на новых кумиров,
одобряя, кивали головами. Рамбас прошел мимо их и
улыбнулся, как ни в чем не бывало. Эта улыбка ему
стоила многого. Теперь он понял, как стал слаб,
беспомощен перед объятыми сумасшествием
соплеменниками. Жрец остановился рядом со
священным кругом, выложенным из камня перед
изваянием Сеана. Линшеб стал рядом с ним. На них
пока никто не обращал внимания и Рамбас, притянув
к себе младшего жреца, сказал:
- Если народ расколется: часть пойдет за нами,
другие против нас, то не избежать крови - они
перебьют друг друга. И мы должны не допустить
этого. Пусть все станут против нас, тогда
жертвами быть только нам.
-
- Линшеб впрядали думал так же, он
чуть повернулся и украдкой взглянул назад, за
статую бога. Там среди густой листвы прятался
Холфен. Он должен был, пользуясь затаенными
веревками привести в движение изваяние. Веревки,
укрепленные к основанию статуи, раскачивали бы
его, издавая звук похожий на глухой человеческий
голос. Это "таинство", по расчету жрецов,
могло вновь вернуть веру в силу Сеана. Так же,
Холфеном был заготовлен самовоспламеняющийся
состав из особых минералов собранных у далеких
гор и измельченных в порошок. Жрец неожиданно
возникший в священном кругу, после эффекта
движущегося Сеана, должен был всем на удивленье
воспламенить землю у своих ног. Кое-что запас и
Линшеб. Он надеялся на эти уловки, верил в магию
слов Рамбаса.
- Я пришел говорить и жду, когда вы станете готовы
слушать меня, - провозгласил Рамбас. На голой
вытоптанной площадке собралось почти все племя.
Вмиг болтовня и выкрики стихли, все повернулись к
жрецу и тогда он продолжил, - Многие сотни лет наш
народ живет на этой земле, мудро устроеной
Сеаном. Он напоил ее рождающей жизнь водой,
согрел огнем. Сотни лет наш народ радовался этому
дару, а боги лишь преувеличивали его. Мы жили и ни
прадедам нашим, ни отцам не было ничего дороже
милости Сеана. Ничего более не желали и желать не
могли они...
- Невежество - вот их удел, - раздался голос
Джави-Лара, он отделился от толпы и вышел вперед. -
Так было, но это не значит, что мы должны делить их
скотскую долю. Жрецы ежедневно лгали, убеждая в
могуществе Сеана , которое было выдумано самым
лживым из них. Теперь мы знаем, что это не так.
Великая звезда открыла нам глаза и мы можем
оглянуться назад, чтобы, увидев низость своего
прошлого, навсегда забыть о нем. Разрушить,
испепелить всякое напоминание о нем и скорее
двинуться по новому, пути - пути торжества разума!
Джави окинул победным взглядом жадно слушавших
его соплеменников. Будто все были согласны с ним,
и крики одобрения подтвердили это.
- Вы хотите отрицать мудрость ваших отцов?! -
Рамбас почувствовал, как спокойствие покидает
его. Он спустился ниже, возмущенно вглядываясь в
лица Нати-Вана, Беел-Кана, стоявших рядом с ними,
и, повышая голос, вопросил:
- Вы отвергаете могущество Сеана?! То бесконечное
добро, которое он сделал для всех?! Отвергаете
научившего нас добру?! Так значит, вы отвергаете
само добро!
- Я отвергаю могущество Сеана во имя разума, -
Джави-Лар, крепко сжав копье, поднял его перед
собой. - Все знают, что ступившего с оружием в
священный круг, будет послана богами мгновенная
смерть. Так вот я проверю этим
"божественное" могущество! - Он, не опуская
оружия, слегка оттолкнув оторопевшего Линшеба,
вошел в круг и медленным шагом направился к
фигуре бога. Неожиданно она качнулась, издавал
гулкий неодобрительный звук. Сын Гогоры замер
вместе с десятками других, стоявших за его
спиной, но вдруг его глаза уловили легкое
движение в листве впереди и тут же статуя вновь
качнулась, издавая более громкий неприятный
звук. Джави выпрямился, бросился к изваянию и
яростно выкрикнув метнул копье в деревянное тело
Сеана. Потом в несколько длинных шагов он влетел
в гущу кустов и столкнулся с испуганным Холфеном.
- Презренный лжец! - завопил он, выхватывая
веревки, тянущиеся к идолу, и рванул их изо всех
сил. Статуя резко качнулась назад, но уперлась во
что-то, крепление разорвалось, и она рухнула под
изумленный возглас толпы. Джави-Лар,
разгоряченный бешенством, вцепился в жреца огня
и поволок его на всеобщее обозрение.
- Вот лживое могущество вашего Сеана! Скорее огня!
- повелительно бросил он. Холфен рвался из
крепких рук Джави, хрипло выкрикивал неясные
оправдания. Но его попытки были слабы; худое,
тщедушное тело казалось беспомощным. Взрыв
возмущения собравшихся заглушал даже голос
Рамбаса. Вскоре повергнутую статую обложили
хворостом. Тут же появился огонь. Пламя объяло
сухие ветви образуя огромное кострище. За рядами
первых хижин тоже появился дым, ввысь взлетами
языки пламени. Это горел дом Холфена, рядом
вспыхнуло жилище Линшеба. Его самого в селении
уже не было. Рамбас напрасно искал среди
разбушевавшейся толпы своего помощника, он,
напуганный до смерти, бежал в лес.
- Будьте вы прокляты за все зло этого дня!
Прокляты!.. - исступленно вопил Холфен. Он пнул
ногой пытавшегося стащить с него обрядный плащ,
выкрикнул слова очередного проклятия, но кто-то
сунул ему в рот ком земли и хлестнул по лицу.
- В огонь его! - предложил возникший рядом Ланг-Дро
и, вдохновляя Джави-Лара безумной идеей, первым
поволок жреца к пылающему Сеану.
- Не смейте! - преградил им дорогу Рамбас, но
Нати-Ван сокрушительно ударил его тупым концом
копья. Жрец охнул, повалился наземь. Его
отчаянные призывы не были слышны под ударамии
ног. Рамбас остался лежать распростертым в пыли.
Холфена, лишенного последних сил, ударами копии
загнали в пламя. Уже там он последний раз вскочил
на ноги, что-то беззвучно выдохнул и стал
неразличим с телом горящего бога. Только он не
был последней жертвой. Неожиданно возгорелись
хижины Джави-Лара и Беел-Кана. Даже чья-то злая
рука усердствовала поджечь дом Гогоры.
Исступление охватило всех, и скоро обидчики были
найдены. Неизвестно те они были или нет, но кара
настигла их - одни погибли в огне, другие пали от
острых копий.
Рамбас очнулся от прикосновения к щеке. Кто-то
пригладил его - волосы и, приподняв голову, поднес
к пересохшим губам чашу с водой. Он увидел
склонившегося над ним Лерша-Гума - своего соседа,
чья хижина, перекосившаяся и полуразрушенная,
примыкала когда-то к его. Десятка полтора
соплеменников безмолвно столпилась поодаль. В
ночной тьме их лица жрец не смог различить. Видя
лишь холодный блеск оружия, он вспомнил все, что
случилось. Рамбас попытался встать, нестерпимая
боль вызвала стон. Тут же его подхватили чьи-то
руки и он, придерживаемый своими спасителями,
прихрамывая направился к лесу, прочь от
почерневшего от огня и злобы селения.
- Вы должны забрать своих женщин и детей, - сказал
Рамбас, когда они достаточно далеко отошли от
изгороди.
- Они ждут за ручьем, - отозвался Лерша-Гум. - Мы
уходим навсегда и все уже забрали с собой. Нас
слишком мало, чтобы бороться с проклятыми.
- Нас не так мало и мы можем отомстить, - жрец
услышал за своей спиной голос Кара-Сона и
оглянулся.
- Я отдам свою жизнь и получу за нее жизни многих
из них: Джави-Лар, Ланг-Дро, других осмелившихся
пролить чужую кровь и нарушивших наш священный
закон, - вдохновенно произнес тот.
- Но тогда и ты нарушишь этот великий закон, -
заметил Рамбас, - смерть за смерть - все тоже
убийство.
- Ты мудр, жрец, едва ли я пойму это, - сказал
Кара-Сан. И Рамбас подумал, что он действительно
уже не поймет его, не поймут и многие другие… И
если так - сможет ли он, бывший во всем впереди,
теперь остаться в стороне. Нет, нет, он не должен
торопиться. Им всем было нужно просто вернуться к
самим себе. Вспомнить то, что познали они очень
давно - только тогда он сможет дать ответ.
- Завтра заберем статую Сеана, ту, что у истока
ручья, - предложил Рамбас, когда они вышли на
поляну. - Мы унесем ее с собой. Нам очень нужен
Сеан и его мудрые, добрые законы. Пусть в нас
усыпает вера в могущество богов, но вера в добро,
те пути которые умножают его должны остаться.
Душа человека не терпит пустоты и там, где вместо
добра становится пусто, рождается зло. А те, кто
начал дерзко разрушать, думая, что делает благо,
смогут ли они когда-нибудь остановиться?
Жрец замолчал, оглядывал шедших с ним.
Алый рассвет разлился по горизонту, окропил
верхушки деревьев, окрасил воду в ручье. Воздух
был не по-утреннему душен, отдавал гарью
сожженных домов да каким-то смрадом.
- Торопитесь! - прикрикнул Джави-Лар.
Воины зашагали быстрее. Нати-Ван шел рядом с
сыном Гогора - отныне великим вождем, отчего
казался еще белее гордым и значимым среди
остальных.
- От идола не должно остаться и следа, -
предупредил Джави-Лар.
- Мы сожжем его, а пепел развеем по ветру, - с
готовностью ответил Нати-Ван.
- Да, но этого будет мало. У каждого в доме
сохранилось что-нибудь связанное с Сеаном и
другими ложными божками - оно также подлежит
уничтожению. Любое напоминание о них должно
жестоко наказываться.
- Я лично займусь этим, - Нати-Ван чуть поотстал.
Тропа становилась уже, они выходили на поляну к
роднику. Над ней нависала рассеченная натрое
скала. По-прежнему звонко журчал ручей, сверху
доносились трели птиц. Сеан, некогда могучий
Сеан, чьей волей соединились сердца Окса-До и его,
Нати-Вана, теперь казался смешным, грубым
болваном. Глядя на идола, Нати-Ван поморщился -
видно воспоминание о недавней собственной
глупости, трепета перед пустым деревянным ликом,
были ему неприятны. Он первый обогнул заросли
цветочных кустов и ступил на поляну, но тут же,
нервно вздрогнув, замер.
- У основания статуи, жалко
прижавшись к ней, сидела Окса-До. В первый миг ее
трудно было узнать: переплетенные беспорядочно
волосы скрывали часть заплаканного лица, одежда
измята и испачкана сажей.
- Уходи, не нужно быть здесь, - подойдя к ней тихо
сказал Нати. Она лишь плотнее прижалась к своему
богу, обвила его руками.
- Валите, - скомандовал Джави-Лар. Двое крепких
воинов ударили топорами в корень статуи, четверо
других уперлись длинными копьями.
- Не смеете! Вы не смеете! - всхлипывала Окса-До и
вдруг, вскочив, бросилась к ненавистным
разрушителям. Кто-то бесцеремонно оттолкнул ее.
Неуклюжая фигура Сеана затрещала и тяжело
рухнула наземь. Тогда Окса, совсем пришла в
ярость - кинулась к Джави-Лару и вцепилась
ногтями в его лицо. Нати-Ван оттащил ее и бросил
так, что она отлетела далеко к камню жертвенника,
глухо ударилась об него. Окса-До попыталась
встать и что-то сказать, но, едва приподнявшись,
осталась на месте. Ее искусанные губы
приоткрылись, со вздохом, изумлением; глаза стали
ясны, будто их осветила сама истина; и слезы,
струившиеся ручьями, вмиг высохли на горячих
щеках.
- Убей ее! - гневно сказал Джави-Лар, - убей, иначе
умрет в муках.
Сжав копье, Нати-Ван шагнул к своей возлюбленной.
Глядя в ее глаза, он вспомнил, как некогда любил
их чистоту; как целовал эти губы. Однако мысль о
новых величественных делах заслонила собой все.
У Нати была твердая рука и он стараля вонзил
копье так, чтобы любимая не страдала - в самое
сердце.
- Смерть к Оксе-До пришла не сразу.
Она успела подумать, как хорошо все же, что жизнь
покидает ее и она не увидит горящего тела Сеана;
не увидит больше никогда сотен других смертей; не
познает такого черного горя. Она, все еще глядя на
Нати-Вана, прощала ему смерть посланную ей, всю
боль и муку пронзенного сердца. Только одного она
не могла простить - поверженного бога. Окса
взглянула на свое милое ожерелье, до сих пор
лежавшее на жертвенном камне, и потянулась к
нему, но рука Джави-Лара опередила ее. Вырвать
драгоценность уже не было сил, - светлый бог в
лучах славы и доброты открывал ей двери.
Напишите автору: mavr@kmv.ru
Интервью: Александр Маслов:
фантастика - кладезь научных и сумасшедших идей
Обсудите произведение в зеленоградском
чате
