Г. Корнаков
«Капли корсара»
Главы 1-8


«Итак, не бойтесь их: ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы,
и тайного, что не было бы узнано.

Что говорю вам в темноте, говорите при свете: и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях».
Мат. 10; 26,27.


Григорий длинным зажимом извлек из клетки очередную крысу. Полагая, что новая лекарственная формула, положит конец полосе неудач, он надавил на поршень и медленно ввел содержимое шприца под белую шкурку…
Как и в прошлый раз, крыса судорожно задергалась и безжизненно вытянулась в руке. Очередной провал захлестнула сознание, и Григорий машинально поместил труп под модульную рамку, запустившую программу поиска.
Цвет калибровочной подстройки вначале замер, а затем замигал в красном спектре. Бред, но самописец, отбивая такт, регистрировал импульсы с частотой 10 Гц…

***
- Я настойчиво рекомендую вам, Ян Генрихович, внимательно понаблюдать за этим гением, - говорил худощавый мужчина, лет сорока – сорока пяти, с высоким морщинистым лбом и седой шевелюрой. - Его исследования могут оказаться весьма полезными для нас. Такие безумцы от науки иногда могут далеко зайти, вам-то уж это известно лучше, чем мне.
- С вами трудно не согласиться, - тот, кого называли Яном Генриховичем, устало откинулся на спинку эргонома. – Григорий Алексеевич Палвывчев действительно умен и настойчив, но мне он не кажется тем, кто смог бы приблизиться к идеям Творца, а тем более что-то самостоятельно реализовать. Его научный уровень еще крайне далек от истинно человеческих высот и поэтому я не разделяю вашего беспокойства консул.
- Мне тоже сдается, что он не сможет добраться до тайн Элохима, но кто знает, профессор, кто знает... Что-то мне подсказывает, что мы еще встретимся с этим Палвывчевым, а я, как вы знаете, ошибаюсь крайне редко.

Глава 1.
Закат раскрасил небо в нежно-розовые и фиолетовые тона, так, словно кто-то раздавил в молоке огромную, черную смородину. Упоительный весенний ветерок доносил ароматы цветущих садов, перемешиваясь с запахами разогретого асфальта и снежно-белой черемухи.
На празднике жизни, казалось, неуместным выглядело серое здание архива, на пять этажей вросшее в цветущую землю. Искусственное освещение, бетонные стены, окрашенные масляной краской и вездесущая книжная пыль, с которой боролись, но она появлялась снова и снова, как будто пытаясь спрятать от людей сокровенные тайны, воспаляя веки архивистов.
Лариса, Лариса Геннадьевна Палвывчева – тридцатилетняя, голубоглазая красавица с каштановыми волосами и кукольной внешностью уже несколько лет работала в архиве, променяв солнечный свет на книжные сокровища.
В институтской среде тружеников этого отдела, за глаза называли не иначе, как «крысами». Они, конечно, догадывались, но не расстраивались по этому поводу. Исключением была Лариса, готовая любому перекусить горло, доказывая, что без архива - работа остальных - трата драгоценного времени.
Еще в медицинском она увлеклась историей. Любовь к чтению, поиск всего загадочного и желание познать больше, чем написано в учебниках – путь, который привел ее в НИИ. Открывшиеся перед ней тайны сразу же поглотили и на несколько лет вырвали из нормальной человеческой жизни. Пожалуй, она была единственной в отделе, кто, на все сто процентов, оправдывал свое второе имя, превратившись в «архивную крысу» с большой буквы.
На рабочий стол Ларисы Геннадьевны попадали: и данные самых засекреченных лабораторий, и записи монахов, и воспоминания медиков, живших тысячи лет назад, так как ее работа - изучать чужие архивы, непонятным образом, появляющиеся в сером здании, обнесенном колючей проволокой. В этот отдел стекалась информация хоть каким-то образом касающаяся медицины. Тысячи диссертаций и научных работ, записи выступлений на конгрессах, вырезки из газет и журналов – вот что такое архив НИИ. По сути это можно было бы назвать огромной медицинской библиотекой, если бы не гриф «совсекретно», отметивший чернильным прямоугольником каждый титул.
Сегодня вечером, когда рабочий день подходил к концу, на ее стол попал старинный фолиант с записями личного врача антипапы Иоанна ХХIII. Улыбнувшись при виде такого сокровища, она нежно провела рукой по кожаному переплету и приготовилась читать, но в кабинет без стука вошел один из руководителей отдела психогенных исследований.
- Шнайдер, – коротко представился визитер. - Мне, кажется, что мы с вами раньше встречались. (Подобное обращение обычно сильно раздражало Ларису.)
- По-моему вас зовут Лариса, если я не ошибаюсь? – произнес он и движением фокусника извлек из-за спины ветку цветущей черемухи и галантно, чуть наклонив голову, преподнес ее Ларисе.
- Кому кажется, пусть крестится, – недружелюбно отозвалась Лариса, но вид черемухи, источающей сумасшедший запах, смягчил ее тон. – Вас, кажется, величают Михаил, я не ошиблась?
- Ну, вот теперь вместе и перекрестимся, - обрадовавшись удачной шутке, изрек, улыбаясь Шнайдер. Раз все так благополучно сложилось, я могу перейти сразу к делу, если вы конечно не возражаете.
- Помилуй Бог, какие тут могут быть возражения, особенно после окончания рабочего дня. Меня здесь нет… Это мираж, мой фантом… Все рабочие вопросы, уважаемый Михаил завтра, если вы, конечно, не возражаете, – произнесла свою часть диалога Лариса.
Шнайдер принял игру и, жеманясь, как студент перед первокурсницей, заламывая руки, стал умолять великую хранительницу книжных тайн уделить ему хоть одну минуту своего драгоценного времени.
- Вам бы в театр,- посоветовала Лариса, – правда, подумайте, у вас классно получается, так что из уважения к искусству я готова вас выслушать. Говорите.
- Мне, Ларочка, вы позволите вас так величать? Мне нужны вот эти книги и по возможности завтра. Ваших сотрудников давно и след простыл, так что я заявочку оставил бы вам, а вы бы ее завтра передали своим. Хорошо? Не в службу конечно, а ради.., - он не договорил.
- И все?
- И все, но если хотите, могу предложить проводить вас домой. Однако мне показалось, что вы чем-то очень заняты, - Михаил выжидательно смотрел на Ларису.
Она взглянула на него из-под очков, готовясь ответить колкостью, но не успела.
- Понял, понял. У-хо-жу. Всех вам благ, надеюсь на.., - расшаркавшись, Шнайдер удалился.
«В нем что-то есть» - подумала Лариса, открывая первую страницу старинной книги.
***
Фламиниевая дорога вела к Сполето – городу, раскинувшемуся на склоне зеленого холма.
Справа от дороги, за виноградниками, в скрытой от посторонних глаз пещере собрались монахи. Зеленая поросль загораживала вход, а шум ветра приглушал их и без того тихие голоса.
- Говорю вам Иисус приходил на землю призвать грешников к покаянию, - голос говорившего был не громким, но наполненный истинным смирением и верой.
В свете тусклого факела были плохо различимы скрытые под капюшонами лица, тогда как тихий голос, под сводами пещеры, усиливался и доходил до каждого слышащего уха.
- Иисус учил не стяжать земные богатства, а возлюбить ближнего и лечить страждущих. «Ибо не здоровые имеют нужду во враче, но больные», - так говорил Иисус, - подняв вверх указательный палец, с жаром проповедовал молодой монах.
Его длинные черные волосы закрывали половину болезненно-бледного лица со слезящимися от волнения глазами.
- «Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в пояса свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха», - так говорил Христос своим апостолам, посылая их проповедовать истину о Царстве Небесном, - повторял он слова Евангелия. - Вот и я зову вас. Станьте моими братьями. Сбросьте одежды свои, и я назову вас минориты.
Франциск – так звали монаха, поднял вверх руку с деревянным крестом и некоторое время молчал, готовясь произнести самое важное.
- Волею Сына Божия мы создадим орден. Я умолю папу принять наш устав, и в нем не будет места золоту, - Франциск говорил, стараясь заглянуть в глаза собеседников, - а будет только Христова бедность, вера и послушание.
Колеблющиеся тени на стенах пещеры, соглашаясь с Франциском, кивали капюшонами.
- В свое время каждый из нас дал обет бедности и отрекся от мира. Теперь же, мы обязаны вернуться, и наш голос услышат народ и церковь.
Франциск молчал, ожидая ответа от собравшихся монахов, и только звук перебираемых четок и еле слышное шевеление губ молящихся нарушали тишину пещеры.
(В 1223 г. папа Гонорий III утвердил устав нищенствующего ордена).
***
Лариса читала и ни как не могла понять, как эта простая идея могла завоевать сердца тысяч и тысяч, вместить в себе все, начиная от миссионерства, науки, медицины и заканчивая светской политикой и инквизицией. Как им удалось создать тысячи монастырей в Европе, Новом свете и на Востоке? Как удалось по крупицам собрать знания и таких разных людей, как Данте, Микеланджело и король Людовик IХ?
Удивляясь грандиозности и масштабам, какое приняло монашеское движение, ей на секунду показалось, что и она и ниишный архив - тоже часть великого Францисканского ордена.
- Ну, на сегодня, пожалуй, и хватит. Кажется, я слегка зачиталась, – произнесла она вслух, едва взглянув на часы.
Выключив настольную лампу, она быстро вышла из кабинета.
В плохо освещенном коридоре колыхнулась тень. Лариса вздрогнула от неожиданности.
- Однако вы припозднились, Лариса Геннадьевна. Работа на износ в нашей стране противопоказана, – ухмыляясь, произнес знакомый голос.
Опираясь на пыльную стену, ее ждал Григорий.
Григорий Алексеевич Палвывчев относился к категории молодых, да ранних. В тридцать лет он уже защитил докторскую диссертацию и возглавлял один из самых престижных отделов института.
Его не любили молодые коллеги за упорство, с каким он вгрызался в науку и заставлял это делать подчиненных. Его не любили маститые ученые, так как считали выскочкой, но все же иногда прислушивались к мнению молодого дарования. Его не любило и начальство за то, что когда-нибудь Палвывчев неминуемо потеснит его в удобном и давно родном, директорском кресле. Его не любил ни кто, кроме «архивной крысы» - Ларисы.
Внешне, Григорий напоминал античного героя, с той лишь разницей, что носил потертый джинсовый костюм, а на голове вместо смазанных благовониями кудрей, красовалась отполированная до зеркального блеска лысина.
- Как ты меня напугал, – Лариса, демонстративно набросилась на мужа с кулаками.
- Ты же сказала, что не долго, а сама.., – Григорий обнял ее и нежно поцеловал. - Не хотел тебе мешать, ждал, а тебя все нет и нет. Я ужасно,.. вернее страшно,.. нет,.. страшно-престрашно соскучился, - он говорил почти шепотом, прижимаясь губами к ее волосам.
Может это покажется кому-то странным, но ему безумно нравились ее волосы. Иногда, ему казалось, что он любит не Ларису, а только ее волосы, на которые он готов смотреть часами.
- Мы же договорились, что сегодня у нас посиделки, – так на их языке называлась вечерняя работа, не записанная ни в какие планы и не утвержденная никаким начальством.
Григорий в такие дни обычно экспериментировал, как говорится без присмотра любопытных глаз коллег, а Лариса - читала, пытаясь отыскать что-то полезное для работы мужа по психотропным препаратам. Здесь, как любил говорить Гриша, годится все, начиная от рецептов шаманов, до ультрасовременных разработок.
Несколько лет назад ей случайно попался рецепт снадобья используемого индейцами при ритуалах в северной Америке, а уже через несколько месяцев Григорий проверял усовершенствованный вариант этого зелья на моджахедах, выплеснув его из ВАПа (выливной авиационный прибор) над одной из их баз в горах. Запись той видеосъемки до сих пор снится ему по ночам, как нескончаемый кошмар. …Обезумевшие люди срывали с себя одежду, бросались с обрыва, галлюцинировали, стреляли и рвали друг друга зубами…
Григория сразу же заметили, и он быстро пошел в гору: защитил докторскую, получил лабораторию, но стал замкнутым и всячески избегал любых разговоров по душам, тяжело переживал… и вот однажды… они с Ларисой поклялись, что больше, никакой войны… только чистая медицина…
- Есть что-нибудь новенькое? - поинтересовался Григорий.
Обрадовавшись вопросу, Лариса, как всегда начала увлеченно рассказывать о монахах францисканцах, папах и Итальянских городах…
Он всегда восторгался ее удивительной способности читать. Казалось, она просто перелистывает страницы, но Лариса глотала мегабайты информации, запоминая все до мельчайших подробностей, а потом увлеченно пересказывала ему. Рассказывала она так, что в его голове рисовались реальные картины, словно он сам был рядом с братом Франциском в окрестностях Сполето или шел под парусами на корабле корсаров, а рядом стоял сам Бальтазар Косса.
Глава 2.
- Все, что ты видишь вокруг – когда-то была наша земля, - граф Баланте, потрепал сына по плечу и грустно посмотрел вдоль береговой линии.
Вершину Везувия закрывали облака. Руины римских городов, Флегрейские поля, да и сам Неаполитанский залив сейчас отдаленно напоминали о былом могуществе римских патрициев.
- Наш род совершенно обнищал, - граф Баланте тяжело вздохнул.
- Корнелию Косса, Цезарь подарил Искью (остров на западной окраине Неопалитанского залива) и это все, что осталось у меня, - граф еще раз тяжело вздохнул и направил гиг в сторону небольшой бухточки, где шлюпка мягко ткнулась носом в песчаную отмель.
Сады и виноградники, раскинувшиеся у подножия Везувия, плавно переходили в сосновые рощи, поднимающиеся к вершине и скрывающиеся в низких облаках.
- Отец, я хочу уйти в море... Жизнь среди виноградников не для меня, - молодой человек смотрел на растрепанные ветром седые волосы отца и ждал ответа.
–Поступай, как знаешь Гаспар.
В эту минуту графу показалось, что сын очень быстро повзрослел.
- Я уже стар и мне пора на покой.
Граф давно готовился к этому разговору с сыном, но откладывал, словно пытаясь уберечь Гаспара от трудностей взрослой жизни.
- С сегодняшнего дня ты станешь в нашей семье старшим, а я…
Граф Баланте тяжело перевалился через борт и, прихрамывая, пошел вдоль берега. Рядом с отцом, походкой атлета, шел Гаспар, вдыхая полной грудью морской воздух, ощущая себя молодым графом и корсаром одновременно. Повернув в сторону моря, гордое, с истинно римскими чертами, лицо, Гаспар грезил о морских сражениях, ловя щекой долетавшие до него соленые брызги.
- На первых порах тебе будет трудно, но скоро подрастет Бальтазар. Живи сам, как считаешь нужным, но только не забывай, что я тебе говорил. Ты – Косса. Помни сам и пусть это запомнит брат.
***
В свои тринадцать лет, Бальтазар, ежечасно грезил о море. Рассказы Гаспара о баталиях, свист ветра, паруса и набегающие волны - заставляли трепетать его душу. Старший брат стал корсаром. Кровавый промысел манил к себе и Бальтазара, а однообразная жизнь, в родительском доме, только терзала горячее сердце.
По ночам Бальтазару снилось, как он с коротким клинком врубается в схватку, нанося смертельные удары своим противникам, а утром он шел к Гаспару и вновь упрашивал брата взять его в море.
Бальтазар был красив, не по годам умен и хорошо сложен. Он неплохо фехтовал и умел за себя постоять и поэтому не мог понять упрямства, с каким ему постоянно отказывали.
- Ты меня берешь с собой или нет? - Бальтазар метнул в Гаспара колкий взгляд.
- Или что?
- Или, я сам найду себе место, у более сговорчивых, чем ты, - на этот раз Бальтазар говорил пылко и убедительно.
Это уже было похоже на ультиматум и, Гаспару ничего не оставалось, как поддаться на постоянные уговоры и взять молодого Косса с собой.
***
Несколько дней команда отъявленных головорезов под предводительством Гаспара шныряла на трех лодках вдоль побережья, высматривая на горизонте корабли.
Легкий бриз наполнял паруса, и лодки легко разрезали темную зелень морской волны. Солнце кровавым пятном медленно уходило за линию горизонта. Резко сменившийся ветер погнал высокую волну, предвещая приближающийся шторм.
- К берегу, - скомандовал Гаспар. - Убрать паруса. Весла на воду.
Команда навалилась на весла. В вечерних сумерках лодки напоминали римские галеры, хищно устремившие носы в сторону медленно приближающейся суши.
- Слева по борту парус, - перекрикивая шум ветра, прокричали из первой лодки.
Спрятав шлюпы за мыс, Гаспар выжидал, когда купеческий когг, подгоняемый резким, порывистым ветром, пытаясь избежать шторма в открытом море, войдет в бухту и встанет на якорь.
- Не орать, - он грозно оглядел свою команду и, выхватив из-за пояса абордажный клинок, потряс им в воздухе, - первому кто откроет рот, сам вырву язык и скормлю крабам.
В наступившей темноте, борясь с волнами, мокрые и злые корсары тянули лодки, торопливо огибая мыс. В бухте, закрытой от ветра и высоких волн, мерцая одинокими огнями, покачивался на волнах корабль. Гаспару было безразлично чье это судно и что оно везет. Его интересовало все, лишь бы это стало его добычей. Такая неразборчивость мало чем отличала его команду от шайки обычных для тех мест пиратов.
– В лодки… Весла на воду... Наа-ваа-лись…
Лодки ныряли и поднимались на волне. Корсары, охваченные острым чувством предстоящей схватки, налегая всем телом на весла, устремились к коггу. Скрытые темнотой и шумом непогоды они подобрались под самый борт «купца». Взмах и абордажные крюки полетели вверх, цепляясь за борт…
Бальтазар одним из первых вскарабкался на палубу и чуть не угодил под сокрушительный удар мушкели. Увернувшись, он по самую рукоятку вогнал короткий нож в горло огромного матроса. Захрипев и разбрызгивая кровь, гигант безжизненно рухнул на палубу. На когге метались люди с искаженными от страха лицами, пытаясь отчаянно сопротивляться натиску обезумевших от кровавой схватки пиратов. Где-то на юте от разбитого фонаря вспыхнул пожар. В свете ярких языков пламени сверкали короткие мечи и абордажные клинки. Душераздирающие крики атакующих, стоны умирающих и раненых разносились над бухтой. Бальтазар не слышал и не видел людей, перед ним были враги, которых он разил, резал и колол, не испытывая ни страха, ни жалости.
Короткая схватка, как взмах кортика, закончена, пожар потушен, выброшены за борт трупы и на палубе правит новая команда, упиваясь успехом и видом богатой добычи.
Над заливом розовела заря. Ночной кошмар растворился в первых лучах восходящего солнца. Спокойное море, крики чаек, ласковый ветер и умиротворяющий шум морского прибоя.
***
Семь лет под ногами Бальтазара качалась палуба, семь лет он скитался по морям, грабя и убивая беззащитных, и семь лет судьба была к нему благосклонна, отдавая в его руки золото и живой товар. Имя Бальтазара Косса стало известным, его боялись и уважали.
Утолив первую жажду крови и наполнив родительский дом, на острове Искья, драгоценностями и рабами, он теперь мало интересовался материальными благами. Его единственной страстью стали женщины, которых он перебирал, как мать чечевицу, но при этом, не пропуская даже черных и сморщенных зерен. Его любили и ненавидели, желали и мечтали о кровавой расправе.
В искитанских рощах перекликаются птицы, на изумруде пастбищ серо-белые пятна овечьего гурта, террасы с виноградниками на склонах Эпомео и белые туфовые скалы, уходящие к искрящемуся на солнце морю, а на горизонте Арагонская крепость, как большой каменный корабль разрезает носом набегающие волны.
Странно, но эта картина больше не тревожила сердце Бальтазара. Родина казалась теперь маленькой и не способной понять широты его честолюбивых устремлений. Римская кровь кипела в нем, перемешиваясь с тягой к новому и не испытанному. Карьера корсара в настоящее время мало его привлекала. Теперь он думал только о Болонье и студио... Единственная, кто разделял его стремления - это мать. Она была свято уверена, что Бальтазару предначертана великая судьба.
Пробивающееся сквозь виноградную листву осеннее солнце, рисовало на каменных плитах замысловатые узоры. Бальтазар с изумлением смотрел на мать - мудрую женщину, способную понять и дать нужный совет.
- Я могу приготовить кролика по римски, в белом вине, но настоящий вкус ты сможешь оценить только в Риме, - говорила она Бальтазару в небольшой беседке, увитой багряными листьями осеннего винограда.- Доверь свою судьбу Господу и, не оглядываясь, иди туда, куда зовет сердце.
***
- Ты меня слушаешь? – спросила Лариса, заметив, что Григорий не поддакивает и не переспрашивает.
- Ты знаешь, я, кажется, слегка запутался. Не обижайся я серьезно. То ты о Франциске, то вдруг о Бальтазаре, а если честно то, я слегка задумался. Последнее время у меня абсолютно не ладится с экспериментами. Все мои крысы гибнут, и я не могу ничего поделать. Может я зря с этим связался? Ковать мирный атом оказалось значительно сложнее, чем я предполагал, да еще втихаря. Мои постоянно суют свои носы но, похоже, пока ничего не подозревают.
Они шли по вечерней аллее, вдыхая весенние ароматы и радуясь тому, что идут рядом под не уверенные трели соловья, спрятавшегося в раскидистых кустах сирени.
- А ко мне сегодня Шнайдер заходил и черемуху принес, – прервала молчание Лариса.
-Что так? Ухлестывает мерзавец? – вырвалось у Григория и затем, пытаясь смягчить, спросил: «По делу или так от скуки?»
- По делу и от скуки, – уж как-то очень игриво ответила Лариса.
- Ты смотри, – Григорий осекся, впервые увидев такой жесткий взгляд жены.
- Ну, вот и погуляли, а так все хорошо начиналось: монахи, папы, виноградники, – подытожил он, повернув в сторону дома.
Они, как дети, оба были страшно обидчивы, так, что любой пустяк мог взорвать их семейную идиллию и перерасти в непримиримую вражду двух сицилийских кланов. Но после каждой бури наступало затишье, когда слова и поцелуи становились слаще и упоительней, так словно каждый загорался новым еще не испытанным чувством. Единственная кто в такие дни действительно страдал от их перепалок и всплесков чувств, так это Вика - дочь Григория от первого брака, но на нее влюбленные обращали мало внимания.
«Итак, сегодня война... Ну, а завтра? Завтра, после моей преднамеренной капитуляции, обязательно наступит мир. Пусть так, но это завтра, а сегодня я устал и не готов, налаживать мирный процесс и целовать ее до самого утра…» – думал Григорий, поворачивая ключ в дверном замке.
Глава 3.
Вечер сложился абсолютно не так, как предполагал Григорий. Как не странно, но они очень быстро помирились и уже лежа в кровати, Лариса снова ему рассказывала, а он слушал ее в полудреме и видел красные крыши домов, увитые плющом и диким виноградом…
На севере Италии, закрытая Апеннинскими холмами раскинулась расцвеченная разнотравьем Паданская равнина, где между реками Рено и Савена за высокой крепостной стеной процветала Болонья. Двенадцать ворот впускали путников на узенькие, кривые улицы, ведущие к семи церквям Санто Стефана. Это поистине был удивительный город, где еще в 1256 году был принят Legge del Paradiso – закон рая, отменивший крепостное право и на веки вписавший, на своем гербе слово «свобода». Дух свободы, как он был привлекателен Балтазару и одновременно не понятен корсару, еще вчера торговавшему рабами. Вступив на путь познания, он очень быстро стал лучшим учеником в университете, с упоением поглощая теологические премудрости.
Укрывшись от солнца в тени колоннады Косса часами размышлял о странностях бытия, не забывая при этом высматривать очередное милое личико какой-нибудь Марселлы, Лауры или Дилетты, что бы вечером обязательно наведаться к красавице и чем строже ее будут охранять, тем веселее приключение и больше радость победы.
Вечер был душным. Разогретые майским солнцем камни уличных мостовых, красные крыши домов, изящные палаццо и возвышающиеся над городом, башни, медленно остывали, напоминая редким прохожим о дневном зное. Вечернее небо медленно затягивали пепельно-серые тучи, предвещая надвигающуюся грозу. Добропорядочные горожане давно спрятались под крышами своих домов, оставив улицы в распоряжении ночных бродяг и отчаянных кутил.
Укрывшись плащом, в темноте портика, Бальтазар поджидал удобного момента, чтобы перебраться через небольшую каменную стену отделявшую улицу от маленького сада, поросшего белыми акациями. Там в спрятанной от посторонних глаз беседке, ждала его новая любовь. Изнывая от нетерпения, он слышал, как начало усиленно биться его сердце, предвкушая встречу с новой возлюбленной.
Надо заметить, что ночные вылазки Бальтазара беспокоили жителей Болоньи, проповедующих христианские добродетели. Многие почтенные отцы семейств уже пытались отыскать этого охотника за женскими прелестями, но ловкость и дерзость, с какой Бальтазар совершал любовные набеги, оставляли им мало шансов.
Бальтазар был уже готов перелезть через стену, когда внезапно увидел, метнувшегося в его сторону, незнакомца, с быстротой молнии вонзившего в спину Бальтазара лезвие ножа. Резкая боль сковала его, он упал и даже не успел выхватить спрятанный под плащом клинок. Убедившись, что все сделано чисто, наемник исчез так же быстро, как и появился.
Несколько минут Бальтазар был не в силах шевелиться, рана горела огнем, но ему все же повезло, удар пришелся в плечо. Корсарская изворотливость и опыт ночных схваток сыграли свою роль и спасли ему жизнь. С трудом поднявшись на ноги, он медленно побрел вдоль улицы, придерживаясь за стены увитые плющом и диким виноградом. Окончательно выбившись из сил, еле-еле передвигая, отяжелевшие ноги, он наткнулся на небольшую приоткрытую дверь. Сделав последнее усилие, он шагнул за порог и потерял сознание…
От резкой боли Косса открыл глаза и увидел лицо молодой женщины, склонившейся над ним.
- Не беспокойтесь, я только перевяжу, и вам станет легче, - говорила она, накладывая повязку на рану.
Бальтазару казалось, что расписанные цветами и библейскими сюжетами стены двигаются, а святые апостолы что-то ему говорят, но он, никак не может разобрать их слов.
– Вам повезло, - донеслось до него, - рана совсем не глубокая, правда, вы потеряли много крови, - нежная рука чуть прикоснулась к его бледному лицу. Бальтазар почувствовал, что силы начинают к нему возвращаться.
- Здесь вам оставаться опасно, - произнесла она, - вы немного отдохнете, и вас перенесут, куда вы укажите, - голос спасительницы пробудил в Бальтазаре чувства ранее ему не знакомые.
«Она прекрасна. О, как она прекрасна» - думал Бальтазар, глядя в ее бездонные глаза».
- Как мне называть вас сеньорита? – спросил он, делая неловкую попытку привстать.
- Яндра. Яндра дела Скала, - она улыбнулась ему так, что на минуту он забыл о своей ране и боли.
Некоторое время Яндра молча, сидела у изголовья кровати в ожидании носильщиков. Время, казалось, летит очень быстро, поминутно оглядываясь в сторону двери, она ждала, что вот-вот кто-то войдет и разлучит ее с этим незнакомцем, заставившим так часто биться ее юное сердце.
Дверь чуть скрипнула и на пороге, освещая путь, еле тлеющим масляным светильником, показалась служанка Яндры, пропуская в комнату двух широкоплечих носильщиков, своим видом больше напоминающих ночных грабителей. Увидев их, Яндра испуганно вскрикнула, крепко прижав свою ладонь к плечу Бальтазара, от чего он тихо застонал, пытаясь сдержаться.
- Простите мою неловкость, - чуть краснея, проговорила Яндра, - я не хотела причинить вам боль.
В этот момент ее глаза были полны не поддельной тревоги и печали.
В предрассветных сумерках были хорошо слышны шаги людей уносивших носилки с раненым Бальтазаром.
- Я вас найду, моя спасительница, - прошептал он на прощание, - мы обязательно скоро увидимся, - его рука незаметно скользнула, дотронувшись до нежной ладони Яндры, вызвав новый прилив неосознанных чувств.
Едва носилки скрылись в ближайшем переулке, как у дома Яндры промелькнула тень монаха, старательно скрывающегося от людских глаз. Его еле слышные шаги быстро стихли на улице, ведущей к палаццо кардинала де Санто Кьяре.
Конечно, ночная стража кардинала не жаловала нежданных визитеров, но это не относилось к брату Антонио, приходившему к кардиналу в любое время. Ночные события в доме Яндры и ее гость, явно, встревожили соглядатая. Для затворнической жизни Яндры, появление ночного гостя – было крайне необычно, и эта новость уже спешила, скрывшись под монашеским капюшоном, к тайному покровителю и любовнику молодой красавицы.
***
Несколько недель спустя Бальтазар был снова на ногах. Рана практически не беспокоила, поэтому он решил предпринять очередную вылазку и разыскать свою прекрасную спасительницу, тем более что за эти дни он не раз о ней вспоминал.
Вечерние сумерки благоухали цветущей акацией, выставляющей на показ свои белые кисти из-за каменных заборов. Бальтазар шел, не прячась к тому дому, где впервые увидел Яндру. Время для своего визита он выбрал скорее по привычке, нежели подразумевая что-то большее.
Дверь ему открыла служанка и сразу же проводила к госпоже, которая прогуливалась в маленьком саду.
- Это вы? – ее глаза были испуганы. – Немедленно уходите. Здесь опасно.., - она не договорила.
На садовую дорожку вбежали вооруженные слуги и несколько инквизиторов. Их угрожающие крики не обещали приятной встречи, заставив Бальтазара обнажить свой короткий меч. Не пытаясь рассуждать, он яростно бросился в атаку, пытаясь увернуться от десятка направленных на него клинков. Несколько удачных выпадов и двое инквизиторов, остались, безжизненно лежать рядом с кустом акации. Выпад, еще выпад и раненый слуга завертелся волчком на траве. Убежать сейчас на глазах прекрасной Яндры он не мог и поэтому продолжал отчаянно драться, пуская в ход все известные ему приемы фехтования, но силы были явно не равны. На шум и крики в сад ворвались новые охранники и сообща связали измученного схваткой и не совсем поправившегося после ранения Бальтазара.
Яндру постигла та же участь, Кардинал де Санто Кьяре был крайне ревнив и не прощал измены в любых ее проявлениях. Арестованных сразу же отправили в крепостную тюрьму под охрану инквизиторов.
Так хорошо начинавшаяся вечерняя прогулка закончилась сырой камерой, пропитанной запахом плесени и щемящим душу страхом смерти.
Инквизиторский костер это не то о чем мечтал молодой Косса, но обстоятельства складывались против него. Тюремные дни Бальтазар проводил в раздумьях и самые мучительные из них были о том, что где-то в такой же сырой камере томится Яндра. Как не странно, не имея возможности даже хорошенько рассмотреть ее лицо – он впервые в своей жизни полюбил. Полюбил по-настоящему, и от этого тюремные стены были ему еще более ненавистны.
Кардинал де Санто Кьяре, желая наказать зарвавшегося юнца, был готов сгноить Коссу в тюрьме, но поразмыслив, решил придать случившемуся официальный характер и на примере Бальтазара преподать хороший урок всем Болонским охотникам до чужих женских прелестей.
«Его кровь избавит меня от пересудов торговок, а благородные мужи Болоньи будут еще с большей радостью целовать мои руки…» - рассуждал кардинал, собираясь с мыслями перед тем, как сесть за написание письма Великому инквизитору.
Каменные своды узилища, запах плесени, сырые стены и всепоглощающая тишина. Где-то под потолком крошечное окно, через которое едва пробивается дневной свет. День, два и даже очень строптивые становятся вялыми и послушными, как овцы – каменный мешок высасывает человеческие силы, убивает волю и разрушает разум.
Эту силу стен Бальтазар ощутил сразу. На какое-то мгновение им даже удалось сковать его волю, но уже через минуту его мысли завертелись и с дерзостью обреченного он начал вынашивать план своего спасения. Тюремные стражи даже не предполагали, на что способен обреченный на смерть пленник.
***
Ночная стража неспешно прошла по крепостной стене, всматриваясь и прислушиваясь к звукам ночного города. Никто не нарушал тишину и лишь изредка до их слуха доносились голоса перекликающихся часовых. Крепость погрузилась в тревожный сон, тяжело вздыхая и вздрагивая на прогнивших соломенных подстилках. В эту ночь Бальтазар не спал, ожидая допроса великого инквизитора.
Дверь тюремной камеры, визгливо скрипнув, распахнулась, впуская в узкое помещение стражников. Яркий свет факела вырвал из темноты сводчатый потолок, охапку прелой соломы и фигуру пленника, прикованного к стене длинной цепью, скорчившегося в углу камеры в не естественной позе. Пленник стонал, не обращая никакого внимания на вошедших стражей и тяжело, со свистом вдыхал удушливый камерный воздух.
- Вставай сатанинское отродье, не заставляй себя ждать. Тебя грешник ждет сам Великий инквизитор, - произнося это, один из стражей больно ударив Бальтазара по спине древком алебарды, но пленник только едва пошевелился и продолжал стонать, хватая ртом воздух.
- Кажется, он совсем плох.
- Эта камера сломает любого.
- Снимай цепи. Придется тащить эту падаль на себе, - командовал второй, прикидывая, не позвать ли еще кого-нибудь на помощь, так как самому не хотелось нести пленника на себе.
- Ладно, Сансоне, бери его... подхвати… он не так и тяжел.
Францисканец, освещая путь факелом, направился к выходу, а стражник по имени Сансоне, ругая себя и вечное невезение, кряхтя от напряжения, взвалил на спину тело Бальтазара и тяжело ступая, двинулся следом.
Бальтазар почти безжизненно висел на плече инквизитора, чуть придерживаясь рукой за его шею. Узкий проход вывел на небольшую площадку, откуда каменные ступени вели вверх на крепостную стену и вниз к страшным инквизиторским подвалам. Уставший Сансоне на одну секунду остановился, поправляя сползающее тело пленника, как тут же получил страшный удар ножом, выхваченным у него из-за пояса. В это мгновение можно было заметить изумленный взгляд Сансоне, падающего на каменные плиты. Еще несколько минут назад, казавшийся полностью обессиленным, Бальтазар как кошка одним прыжком нагнал, шедшего впереди факельщика и вторым ударом ножа уложил его на крепостные ступени. Не раздумывая Косса надел на себя одежду стражника, и прихватив оружие, поднялся на крепостную стену. Дорога к свободе была открыта. В эту же ночь он бесследно исчез из Болоньи.
На востоке утренний ветер разорвал темные тучи, приоткрыв часть бледно-розового неба. Над Паданской равниной зарождалась заря.
***
- Ты еще не спишь?
Лариса страшно не любила когда, слушая ее, Григорий засыпал. Он не очень любил исторические опусы и предпочитал получать, в Ларисиной интерпретации, сразу выжимку. Однако, сегодня он не спал и с неподдельным интересом слушал ее рассказ.
- Слушай, а Яндра - кто такая, ее-то за что посадили? – его вопрос не удивил, а скорее обрадовал Ларису.
- Это, пожалуй, еще одна история.
- Ну, а если.
- Ну, а если коротко, то ее отец правил в Вероне, но его убил его брат и поэтому Яндре пришлось скрываться, вот она и пряталась в Болоньи, но это не главное. Суть в том, что она с детства, как и ты любила алхимию, медицину, ну и правда еще маленько занималась астрологией и чародейством. Вот за это ей собственно и полагался костер. Понимаешь? Если бы не 21 век, тебя уже давно заживо сожгли, вместе с твоими мышами и крысами, - Лариса хихикнула. - Остальное завтра. Шехерезада ус-та-ла и хо-чет ба-инь-ки.
- То-то она мне покоя не дает по ночам, - Григорий широко улыбнулся.
- Подожди, а кардинал-то тогда причем?
- Боже мой, какой ты непонятливый, - Лариса прижалась лицом к его руке, - любил он ее.
- Кто?
- Ну, кардинал разумеется, а тут еще этот Ко-сс-а… Понял? Спи… остальное завтра, за-вт-ра.
«Черт их разберет, бабу, как всегда, не поделили. А, к чему это она про алхимию? Да, последнее время у меня что-то совсем не ладится: крысы дохнут, Шнайдер вынюхивает, начальство косится... кардинал…Косса…фран-цис-кан-цы…»
Глава 4.
Желание заниматься чистой наукой, казалось, у Григория закреплено на генетическом уровне. Он отдавал этому всего себя, не считаясь ни со временем, ни со здоровьем. Только в лаборатории, среди столов заваленных горами распечаток, стеллажей с химической посудой и нагромождения различной аппаратуры, он чувствовал себя комфортно. Здесь среди кажущегося беспорядка он единолично царствовал, ощущая себя творцом, забывая обо всем, кроме поставленной цели, а цель сейчас была одна - сделать новый противораковый препарат. И в этот раз это была не просто очередная идея, а практическая и жизненная необходимость. Несколько лет назад пришлось прооперировать мать Ларисы, но как оказалось, этого было не достаточно. Она погибала на глазах, и изменить хоть что-то пока было невозможно. Дни шли, состояние ухудшалось, а Григорий не продвинулся в своих исследованиях ни на шаг. Постоянно что-то не ладилось, одни за другими гибли лабораторные животные. Иногда ему казалось, что он уже нащупал основную идею, но очередной эксперимент разрушал его иллюзии и снова отбрасывал назад.
«Стоит, наверное, остановиться и все заново переосмыслить, - рассуждал он, рассматривая под микроскопом очередной препарат. Столько возни и все впустую, - мысли перескакивали с одной на другую, перебирая весь ход очередного не удавшегося эксперимента. Ошибка. Где ошибка? Я сломал себе...». Было ощущение, что главная мысль от него ускользает, прячется, но он внутренним чутьем ощущал, что она где-то рядом и требуется только внимательнее присмотреться.
Его новая идея была проста, но не укладывалась в рамки обычных представлений об онкологии, однако, это мало беспокоило Григория. За годы работы в НИИ он привык к тому, что ему постоянно приходилось преодолевать косность медицинской бюрократии, как правило весьма далекой от жизни и от медицины в частности. Те самые, на их взгляд, бредовые идеи, как раз в основном и были связаны с прорывами в медицине. Примеров тому хоть отбавляй: А.Н.Филатов, И.П. Федоров, Г.А. Илизаров, С.Н.Федоров и это только часть огромного списка врачей, кому перекрывали дорогу начальники от медицины. А они, в свою очередь, невзирая на запреты, на свой страх и риск, продолжали творить и собирать «на коленках» свои аппараты. «Плохо только, что в лаборатории явно начали о чем-то догадываться» - подумал Григорий. «Подписывая вчера заявку на новых лабораторных животных, Шнайдер мялся, пытаясь что-то выспросить. Шнайдер - отличный врач, - но, что-то в нем меня всегда смущает».
***
Вечером Григорий крайне не внимательно слушал Ларису. Иногда ему хотелось грубо прервать ее, так как она мешала ему думать. Наконец-то он несколько успокоился, и мысли потекли плавно, вновь рисуя картины прошлого…
***
Гаспар слушал брата, расхаживая по небольшой комнате, в окна которой лился яркий солнечный свет. Встретившись на Искье, он долго расспрашивал о злоключениях брата и был готов всячески ему помочь.
- Не знаю, что это за женщина, ради которой ты готов сокрушить Болонью.
- Это не твое дело.
- Мне кажется, ее не зря обвиняют в колдовстве, если уж такое сердце, как твое милый мой Бальтазар, растаяло и готово совершать глупости, - Гаспар улыбался, глядя на брата.
В душе ему было безразлично куда плыть и кого спасать. Его сто двадцать головорезов были всегда готовы на любую авантюру, лишь бы из нее можно было извлечь выгоду.
- Поостерегись, Гаспар, я не собираюсь с тобой обсуждать достоинства Яндры, - Бальтазар говорил быстро, словно опаздывал на свидание.
- Мне нет собственно ни какого дела до твоей Яндры, меня интересует только золото, а ты, сколько хочешь, спасай свое сокровище.
- За две тысячи эскудо я нанял сто человек у Джуссиано, так что вместе мы сможем легко захватить крепость и выпотрошить весь этот городишко.
- Узнаю горячую голову брата. Ну, что ж, я не прочь немного развлечься.
***
В течение нескольких дней корсары небольшими группами приходили и приезжали в Болонью не вызывая никакого подозрения у горожан.
Солнце скрылось за зубчатыми стенами и, в еще не наступивших вечерних сумерках, было отчетливо видно, как под стенами крепости собрался большой отряд вооруженных людей.
***
- Спишь? – этот вопрос, как удар кнута, всегда заставлял Григория вздрогнуть. Сердце начинало усиленно стучать, а в голове мелькать мысли, что бы ответить Ларисе и снять с себя всяческие подозрения, хотя свое мерное похрапывание под одеяло не спрячешь.
- Все слышал и все видел, - попробовал отшутиться Григорий, но он четко знал, что за этим последует.
Лариса потребует ответить, о чем она сейчас говорила, а дальше, как правило, разражался скандал. Она до колик в животе, ненавидела, когда он вот так засыпал.
- Нет, правда, - в этот раз он не промахнулся,- они поехали спасать Яндру, я же говорю, что внимательно слушаю. – Кстати как раз хотел спросить тебя. Им удалось?
- Что удалось?
- Ну, спасти ее?
- Удалось, удалось, - меняя гнев на милость, произнесла Лариса.
– Ну а дальше что?
- Дальше Бальтазар снова стал пиратом, а Яндра осталась с ним.
– Ладно, ладно, вижу что устал. Спи.
«Сначала разбудит, а потом… спи…» - он боялся ее гнева. В эти минуты она превращалась в совершенно чужого человека, бросающего в лицо грязные слова, оскорбляя всех и вся до седьмого колена. Иногда ему казалось, что в Ларису вселяется безумие, от чего становилось еще обиднее и больнее. Перенести такую сцену он иногда физически не мог и старался сбежать. Сбежать куда угодно, лишь бы не слышать ее проклятий, сыплющихся, как горох на его голову. Сжимая рукой, больное сердце он долго курил, вздыхал и опять прощал. Прощал всегда, но где-то в глубине души копилось что-то, что иногда прорываясь наружу острыми иголками, впивалось в сердце, отгораживая от него весь мир, превращая все вокруг в единственное ощущение боли.

Глава 5.
Днем Григорий работал, вечером экспериментировал, а перед сном слушал рассказы Ларисы.
***
И снова ветер и паруса, а под ногами поскрипывает палуба. Косса, как никогда был рад вновь вернуться в море. Сражение в Болонье выиграно и Яндра с ним. Самые сокровенные мечты и желания сбывались, словно по чародейскому умыслу.
Сменялись закаты и восходы, ветер наполнял паруса, а пираты наполняли трюмы кораблей награбленным товаром и золотом. Косса три года грабил всех от Испании до Алжира, не различая цвета кожи и веры. Он стал безумно богат. За его кормой, разрезая морские волны, теперь шла целая эскадра, наводя ужас на жителей средиземноморья. Кровь и мольба о пощаде мало трогали его сердце. Он был суров, и мало что его радовало, конечно, кроме Яндры, проводившей с ним все ночи.
- Эй, на фоке, смотреть землю, - устав от абордажей и вечной качки Косса несколько дней вел эскадру к вольному острову Лапедуза, надеясь там отдохнуть и починить потрепанные штормом и боями корабли.
Он не был одинок в этом желании. На Лапедуза приплывали все, кто не водил дружбы с законом и над чьим кораблем скалил зубы «веселый Роджер».
- Зем-ля…зе-м-ля...
Уютная бухта, прозрачное море, высокие скалы, поросшие скудной растительностью, ни речки, ни ручья – так встретил Косса остров Лапедуза.
- Я раньше здесь никогда не бывал, - обнимая и целуя Яндру, говорил Бальтазар, - говорят, что в этих местах никто не живет, только таких, как я сюда заносит попутный ветер, - он замолчал, о чем-то задумавшись, глядя в сторону скалистого берега, туда, где парила над водой белая чайка. - Тебе не скучно со мной?- не дождавшись ответа он встал и прошелся по каюте, - наверное, ты устала от этой каюты и вида этих вечно голодных оборванцев? – почему-то сегодня ему хотелось говорить, говорить с Яндрой, все равно о чем, лишь бы слышать ее голос.
- Звезды не любят эту землю, - загадочно отозвалась Яндра, - тебе не нужно здесь долго задерживаться, тебя ждет новая жизнь.
Она говорила загадками, но это не раздражало Бальтазара. Он был просто рад слышать ее голос и смотреть на милое лицо. Иногда ему казалось, что она чем-то не уловимым напоминает ему мать. Она чувствует и понимает его, как ни кто другой в этом мире. Наверное, это и было главным, почему он не расстается с Яндрой уже более трех лет, что в принципе было не естественным для его ветреной натуры.
- Пусть пару дней команда потопчет землю, да подлатает корабли, и мы опять уйдем в море. Я знаю, как ты любишь морские закаты и качающееся над головой звездное небо. Потерпи, - Бальтазар говорил ей, словно уговаривая малое, не разумное дитя.
Он испытывал постоянное желание, оградить Яндру от всего, что может быть для нее не приятным или хотя бы казалось ему таким.
- Люди говорят, что на этом острове есть пещера, где молятся пираты. Я хочу посмотреть это место. Ты поедешь со мной? – он спросил, хотя точно знал, что она ему ответит.
Три года они ни разу не расставались, чувствуя постоянную необходимость, друг в друге. И не дождавшись ее ответа, Бальтазар крикнул: - Марко, готовь шлюпку, я иду на берег.
Тропа, утоптанная сотнями ног, извиваясь между нагромождения камней, уходила к вершине прибрежной скалы. Там на верху, с небольшой площадки, просматривалась вся бухта с качающимися на воде кораблями Бальтазара. Чахлый, полусухой кустарник, парящие в небе крикливые чайки, а на фоне белой скальной породы, черное пятно входа в пещеру богов, так называли то место где молились пираты, прося милости и удачи в бою, а взамен оставляли омытые кровью дары.
Вспыхнул, потрескивая масленый факел, освещая своды пещеры.
- Я никогда ничего подобного не видел, - переводя дух от изумления, произнес Косса.
С одной стороны, в небольшой нише стояла икона Девы Марии, и у ее ног, сверкая и переливаясь в свете факела, высилась гора драгоценностей, а у другой стены пещеры высилась такая же гора золота и драгоценных камней сложенная у могилы мусульманского святого.
- Нужно сделать тысячи и тысячи набегов, пролить моря крови, но и тогда не соберешь столько сокровищ, - удивлялся Бальтазар, смотря на сверкающие россыпи.
- Это страшное золото, на нем кровь, - тихо сказала Яндра, испуганно прижимаясь к плечу молодого пирата.
- На любом золоте есть кровь или чьи-то слезы, - отозвался Бальтазар, - но от этого оно не становится менее ценным. Эй, Марко, Стефано, грузите все на корабли, мы уходим, - глаза Бальтазара светились от радости.
- Нельзя капитан, - это был голос Марко, он говорил тихо, но под сводами пещеры его голос словно гремел, или это только показалось Бальтазару, – нельзя, это золото принадлежит богу, и мы накличем беду на свои головы. Никто и никогда не осмеливался до него дотронутся, и нам не стоит. Поверьте мне капитан.
Любое рассуждение или не повиновение всегда приводило Бальтазара в ярость. Выхватив из-за кожаного пояса нож, он, не раздумывая, вонзил его в сердце Марко.
- Спорить со мной, не позволено ни кому, и даже тебе Марко. Грузите, что смотрите, - и он вышел из пещеры, увлекая за собой испуганную Яндру.
Ветер закручивал, как кудри, серые облака. Поднимавшееся из-за горизонта солнце искрилось в брызгах пенящейся у бортов воды. Эскадра Косса подняв паруса, покидала бухту. На палубе, широко расставив ноги, стоял, довольный собой Бальтазар, вглядываясь в морскую даль. Трюмы кораблей полны. Пора и навестить Искью.
Ветер способствовал, и корабли устремились в сторону родного берега. Солнце и соленый ветер, что может быть лучше для морехода, но как часто бывает на море, ветер резко сменился и начался шторм какого, ни Бальтазар, ни его команда никогда не видели. Огромные валы шли один за другим, круша все на своем пути, а пепельно-серое небо разразилось ливнем, словно стена, преградившая путь кораблям.
- Рубить канаты…
- Руби мачты...
Трещали мачты, хлопали разорванные паруса, люди в панике метались по палубе, спасая свои жизни... Предсмертные крики падающих за борт… Один за другим на морское дно уходили корабли из эскадры Коссы. Привязав себя и Яндру к мачте он ждал своей участи, взывая к Всевышнему и надеясь только на его милость. Шторм не унимался, минута и Бальтазар оказался в соленой воде.
***
- И это все, что ты хотела рассказать мне об этом пирате? – Григорий непонимающе смотрел на Ларису, - плохо жил, плохо кончил.
- Если бы, - она хитро улыбнулась, - он и Яндра чудом уцелели. Все погибли, а они выжили. Их выбросило на берег, где им снова не повезло. Их узнали и заточили в крепость.
- Опять крепость. Неужели и в этот раз выкрутятся? Что-то это напоминает мне сказку про Синбада.
- Ну, сказка не сказка, а о том, что они сидят в тюрьме, узнал сам папа Римский.
***
- Бальтазар Косса – неаполитанец, но если угодно Вашему Святейшеству, то можете называть меня граф Баланте, но вряд ли кто-нибудь дальше острова Искья называл меня так. Хотя многие слышали обо мне на морских просторах, - Бальтазар улыбнулся. - Однако, спешу заверить Ваше святейшество, слышали обо мне не только на море, но и в Болонье. Знаю, что этот город не очень поощрял мои выходки и пирушки, но в нем так же наслышаны обо мне, как знатоке права и поборнике христианской веры, - Бальтазар поклонился, - вам известно, что я корсар и много в своей жизни грешил, но Бог спас меня, подарив жизнь, и я дал обет, что стану его слугой, - Бальтазар вновь поклонился, ожидая ответа.
Урбану VI, как воздух был нужен этот проворный и удачливый Косса. Ему был нужен послушный воин, способный напугать и раздавить сторонников антипапапской коалиции.
- Скажи мне, сын мой, – после долгого молчания, произнес Урбан VI, – готов ли ты принять духовный сан и стать одним из нас? Служить мне и святой церкви? Не спеши с ответом. Студио - дает знания законов, но не дает веры.
- «Закон рая»- отменил рабство, Карл Великий даровал Болонье свободу. Я был корсаром, а теперь хочу стать рабом Господа, - Бальтазар склонил голову.
Говоря это Бальтазар лукавил, но предложение папы Урбана VI ему льстило, тем более, что папа предлагал заняться тем, что он хорошо умел – это проливать кровь и грабить, да и выбор был не велик - потеря друзей, любимой, инквизиторский костер или стать одним из приближенных папы. Здравый смысл и желание быстрее покинуть крепость поставили корсара перед необходимостью поменять платье пленника на сутану.
- Я готов выполнить любое поручение Вашего Святейшества. Готов замаливать свои грехи и искупить мою невольную вину перед богом и церковью, - Косса говорил с достоинством, но всем своим видом показывая полное смирение.
- К словам твоим нечего добавить. Да поможет тебе San Petronio, - осеняя Бальтазара крестным знамением, произнес папа Урбан VI.
***
- Надо заметить ему везло на знакомства, - съязвил Григорий.
- Последнее время ты очень раздражен. Может тебе отдохнуть? Взять отпуск, а? – Лариса прижалась к нему и ласково потрепала волосы.

Глава 6.
Как давно он не вступал на палубу корабля и не видел над головой реющего флага. Шум ветра, вскрики чаек, скрип канатов и голоса матросов, все это будоражило душу Бальтазара, спрятанную теперь под красной кардинальской мантией. Медленно лавируя, выходили из гавани два корабля, направляясь к французскому берегу. Каюту покачивало, от чего Косса приходил в полный восторг, придаваясь воспоминаниям юности. Шумные набеги, звон клинков, душераздирающие крики раненых, запах крови, и звон золотых монет грезились кардиналу. Нет, Бальтазар Косса не роптал на судьбу, так резко повернувшую его жизненный путь, он просто вспоминал, вспоминал свои молодые годы.
- Брат Бернард, - позвал кардинал.
В дверях каюты тут же появился францисканец в шерстяной темно-коричневой рясе, подпоясанной веревкой, надетых на босую ногу сандалиях и надвинутым на голову коротким клобуком. В руках он держал четки, и весь вид его говорил, что он готов выполнить любое поручение.
- Брат Бернард, - сказал кардинал, - а известно ли тебе что-либо о терциариях живущих во Франции.
- Вряд ли я могу знать всех сторонников «евангельского совершенства», - ответил монах. - Но вас, как я понимаю, интересуют не все, - смиренно продолжил брат Бернард, - а «Третий орден мирян святого Франциска»?
«Странно – подумал Косса,- но само понятие нищенствующих при Французском королевском дворе казалось ему нелепым. Когда речь идет о монахе это понятно, но мирянин… Я верю в Бога на небесах, но на земле больше доверяю звону золотых монет. Хотя, почему бы и нет, ведь я и сам мирянин, пусть и получивший первый постриг. Какой из меня клирик? Я не могу совершать таинств, и не давал обета безбрачия, однако имею свой трон и, мою голову покрывает красная шапочка, а на руке блестит кардинальское кольцо» - размышлял кардинал.
- Если я правильно понял Ваше преосвященство, - монах прервал раздумья кардинала Косса, - то имена братьев при дворе Карла VI мне хорошо известны, - брат Бернард склонил голову, ожидая слов кардинала.
Брат Бернард был умен, начитан и этим нравился кардиналу, как нравилась ему и покорность этого монаха. Устав францисканцев требовал от монаха полного смирения и подчинения католической церкви, что собственно и было нужно Бальтазару. Ему нужен был человек, хорошо разбирающийся в тонкостях дворовых интриг, тем более, что в светской власти Франции творился разброд, а народ был занят гражданской войной развязанной Людовиком Орлеанским и Иоанном Бесстрашным.
-В Париже я хотел бы встретиться с «серыми братьями», - продолжил кардинал Косса, - как хотел бы встретиться и с вашими братьями из Парижского университета. 1406 год должен стать годом воссоединения нашей церкви и избавления от схизматиков. Да поможет нам Бог.
Брат Бернард, наклонив голову, слушал кардинала, перебирая рукой четки.
- Я надеюсь на тебя брат Бернард, очень надеюсь, - кардинал Косса медленно прошелся по каюте и знаком отпустил францисканца. «Это была хорошая идея» - думал он, - «привлечь орден св. Франциска, недовольного раздвоением верховной власти и распрями между епископатами по всей Европе».
Все дни на корабле кардинал Косса предавался размышлениям и созерцанию морского пейзажа. Можно считать, что он вырос и повзрослел на таком же судне. В тринадцать лет Бальтазар, вместе со старшим братом, ушел в море, в свой первый корсарский поход. Он был удачлив и стал капитаном, но это все в прошлом, а сейчас его мысли были устремлены к делам католической церкви, открывшей ему свои двери.
***
Великий западный раскол в церкви тянулся уже несколько десятилетий. В 1406 году в Риме конклав избрал папой Анджело Коррера, принявшего имя Григория ХII, в то время когда в Авиньоне папским престолом правил его соперник папа Бенедикт ХIII. Двухпапство будоражило умы простолюдинов и вызывало недоверие, как к Риму, так и к Авиньону со стороны королевских дворов Европы. Взойдя на престол Григорий ХII был готов отречься от папства, во имя объединения церкви, но если тоже самое сделает Авиньонский папа Бенедикт ХIII.
***
Вступив на путь веры, и возведенный в кардиналы, Бальтазар всегда мечтал о большем. Большая политика, деньги и власть влекли его, влекли больше, чем море влечет корсара. Он плыл в Париж, а за кормой ветер трепал папский штандарт.
Париж встретил кардинала высокими крепостными стенами на берегах Сены и узкими, грязными улицами, по которым медленно продвигался сопровождающий папского легата небольшой отряд Тевтонских рыцарей. Лязг оружия и рыцарских доспехов всегда вселял в души людей страх и уважение, а папское знамя заставляло людей трепетать и преклонять колени. Так было, когда-то, когда рыцари Тевтонского ордена Святой Девы Марии защищали веру. Но в последние годы им не везло. Походы на восток не приносили ничего кроме раненых рыцарей и выплат контрибуций, а в довершении к этому литовский князь Ягайло принял католичество. Сближение Польши и Литвы рушило планы крестоносцев. Перебиваясь небольшими поручениями папы, как сейчас, вынуждены были по приказу магистра ехать в Париж, сопровождать кардинала.
Ульрих фон Юнгинген – великий магистр Тевтонского ордена, желая упрочить свои связи, искал поддержки у влиятельных представителей церкви. Кардинал Косса был как раз тем, без кого папа не мог принять ни одного решения. Мечтая о расширении сферы влияния Тевтонского ордена, великий магистр, по совету капитула, используя влияние Коссы, начал вести дипломатические переговоры, главная цель которых - очередной крестовый поход на Польшу и Литву. Кардинал Косса хорошо знал об этих планах Ульриха фон Юнгингена и, будучи одним из участников, взял с собой в Париж Тевтонцев, с целью заручиться поддержкой французского двора. Так думали посвященные, так думал великий магистр, но Бальтазар Косса предполагал иное. Косса не был трусом, однако, поездка к Карлу VI, прозванному в народе «безумным» представлялась для него весьма не увеселительной прогулкой, и поэтому находиться за спинами Тевтонцев ему было, намного спокойнее.
Отряд продвигался к западной окраине Парижа к крепости Лувр, где кардинал Бальтазар Косса должен был встретиться с королем Франции. Зная о болезни Карла VI - страхе перед шумом и резкими звуками, от чего король впадал в состояние резкой раздражительности, а порой и полного безумия, Бальтазар Косса предусмотрительно решил оставить Тевтонцев за стенами Лувра. Еще с пристани кардинал отправил в Лувр брата Бернарда, заботясь о том, что бы монах успел до встречи, Косса с королем, переговорить с францисканцами, живущими при дворе Карла VI. Тайная переписка, конечно, велась, но разговор с глазу на глаз намного важнее, чем краткие строки письма. Косса доверял брату Бернарду и ждал от него хороших вестей. Крепостные стены Лувра раскинулись на правом берегу Сены рядом с церковью Сан-Жермен–ле-Ронд, которую Косса и выбрал для встречи со своими людьми.
***
Династия Валуа и так славилась склонностью к психическим болезням, но по слухам, долетающим до Рима, болезнь короля Карла VI приписывали делу рук его брата Людовика и Изабеллы Баварской. Хотя по обвинению в отравлении короля ранее была уже изгнана из дворца Валентина Висконти, жена герцога Орлеанского и повешен монах Першье.
Бальтазар мало доверял сплетням о Миланской красавице Валентине, но допускал возможное, помня, что итальянцы часто прибегали к ядам, решая свои политические вопросы. Придворных изгоняли, а болезнь оставалась. Из Парижа изгнали всех евреев, а болезнь осталась. Обреченный король просил у придворных пощады и обещал Богу свою дочь, но болезнь осталась. Единственным человеком способный предотвратить приступы болезни Карла VI была дочь королевского конюшего Одинетта де Шандивер. Вот к этой фрейлине и послал кардинал Косса второго монаха, в надежде увидеть Карла в состоянии понимать и принимать решения.
Третьей составляющей в этой сложной шахматно-политической игре была Сорбона. Университет, образованный несколькими церковными школами, он за годы своего существования приобрел огромный авторитет в католическом мире, в противовес угасающей силе Рима, но, не смотря на это, планы сорбонистов по преодолению церковного раскола успехом не увенчались, и об этом кардинал Косса хорошо знал. Знал и давно вынашивал свой план, где даже такие личности, как папа ГригорийXII оставались всего лишь пешками в большой политической игре Больтазара. Объединить усилия кардиналов, Карла VI, Сорбону и добиться личной встречи Римского и Авиньонского пап в Савоне – вот цель, ради которой кардинал Бальтазар Косса прибыл в Париж. А истинная цель? А истинная цель одна – это его будущая власть, власть над католическим миром, в котором сейчас царствовал хаос. Иногда он боялся, что кто-то поймет его игру и тогда годы усилий, пролитая кровь… и все, все напрасно… выстроенная им лестница к папскому престолу в одночасье рухнет, а вместе с ней рухнут и его мечты, сотрется в памяти людей его имя, а забвение, для него было страшнее, чем сама смерть.
- Ваше преосвященство, - Косса вздрогнул от неожиданности, вырванный из потока собственных мыслей, раздавшимся рядом голосом брата Бернарда, - ваше преосвященство...
- Где аптекарь, что прислал мне великий магистр? – Косса ждал.
Став первым из кардиналов, приобретя власть над людьми, он вместе с ней приобрел и множество врагов. Корсару было легче. Свои проблемы он решал, прибегая к мечу, а сейчас… Облачась в сутану, он не мог, как раньше разить своих неприятелей клинком. «Новая жизнь требует и новое оружие» - думал Бальтазар, решив заменить холодную сталь ядом.
- Я к вашим услугам мессир, - перед Коссой предстал невысокого роста и крайне неприятного вида человек, больше походивший на лавочника, нежели на преуспевающего аптекаря.
- Вы, наверное, догадываетесь, для чего я вас пригласил? – Коссса внимательно посмотрел на аптекаря, - я давно имею нужду в таком человеке как вы сеньор. Говорят что вы мастер своего дела, - кардинал хитро улыбнулся, - и при всех своих достоинствах вы еще и не болтливы.
- В нашем деле, мессир, язык укорачивает жизнь, а я не тороплюсь расстаться с этим миром.
- Говорят, что ваши снадобья могут продлить жизнь – это правда? – Косса не отрывал взгляда от сморщенного, усеянного множеством морщин лица.
- По-разному мессир. Какие-то продлевают, а некоторые и укорачивают. Все зависит от вашего желания мессир и.., - маленький аптекарь на секунду замолчал, - и, разумеется, цены, - аптекарь изобразил на лице улыбку, от которой у кардинала неприятно запершило в горле, словно он сам проглотил смертоносный яд.
С этого дня яд, в руках кардинала Коссы, медленно разливался вокруг, унося жизни и расчищая ему путь к Святому престолу Петра.
***
- Так он что, стал Папой? – Григорий несколько удивился. Он ни когда ранее не слышал о папе-пирате.
- Представь себе, стал, правда ненадолго, но все же и не Папой, а антипапой, но это сейчас не имеет, ни какого значения.
Лариса всегда любила точность, в особенности, если дело заходило об исторических фактах.
- А Яндра?
- Что она тебе далась?
- Да так, любопытно.
- Что-то я раньше не замечала твоего любопытства к историческим персонам.
Она была права, его интересовали больше химические формулы, чем люди их создавшие.
- Ты просто однажды сказала, что она чем-то похожа на меня.
- Отравил пират твою Яндру. Так вот.
- За что? Он же любил ее.
- Поверь мне Гриша, что так бывает. Кто-то дерется из-за женщины, ну, а кто-то из-за мужчины. Яндра убила одну из любовниц Коссы, ну, а тот в отместку отравил ее. Довольно банальная история, а вот капельки те, пожалуй, заслуживают твоего внимания, - Лариса протянула небольшой лист бумаги с прописью выведенной ее каллиграфическим почерком.
***
За окном гряда облаков растянулась вдоль горизонта, пропуская через пушистую пену закатные лучи и светилась изнутри золотом уходящего дня.
В лаборатории было пусто и тихо. Григорий, забросив ноги на рабочий стол, по примеру голливудских боссов медленно раскурил сигарету, откинулся на спинку кресла и с чувством затянулся. Такие выходки он себе позволял всякий раз, когда заканчивал какую-то сложную работу, демонстрируя всем торжество своей победы. Все – это стеллажи с реактивами, аппаратура с выключенными панелями и погасшими иллюминаторами осциллографы. Ни кто кроме этих безмолвных свидетелей не мог разделить его радость и слышать, как в его душе гремит триумфальный марш.
Сегодня все получилось. Получилось так, как он хотел и чего добивался долгие месяцы, проводя вечера в лаборатории. Небольшие побочные эффекты (с психикой крыс что-то происходило неладное), но с этим разберемся потом, а пока крысы живы, злополучная опухоль не растет, и в штативе стоит пробирка с образцом нового лекарства. Оно пока не имеет ни красивой упаковки, ни даже названия, но оно уже живет и работает и это не военная отрава, а именно лекарство, способное спасать человеческие жизни. Впервые за многие годы Григорий почувствовал себя врачом, именно врачом, а не специалистом по уничтожению себе подобных, прикрываясь при этом белым халатом и рассуждениями об общем благе человечества.
***
– Мне кажется, что древние были правы, четко разделяя врачей и аптекарей.
Григорий смотрел на Ларису и не мог понять, почему она не радуется, так как он. Проведена огромная работа и вот он долгожданный итог, но она…
- К чему ты это сказал? – Лариса, как показалось Григорию, была готова вступить с ним в перепалку.
Такая реакция на его рассказ о новом препарате его удивила и озадачила. Не желая портить себе, настроение Григорий быстро попытался перевести тему, но…
- Ты не увиливай. Я четко задала тебе вопрос. Или ты не в состоянии высказать то о чем думаешь? – глаза ее сузились, и вся она была сейчас похожа на пантеру готовую к внезапному прыжку.
- Чегой-то мы своим слабым умишком не догоняем. У меня кабы радость, а я как вижу у мадам горе, - Григорий говорил, а сам прокручивал в голове воспоминание о том, как ему было хорошо одному среди лабораторных склянок и как грустно и одиноко сейчас.
За последнее время отношения с Ларисой явно испортились. Иногда она становилась просто не выносимой. Практически любой разговор превращался в перепалку с перебором всех провинностей до седьмого колена. В их жизни что-то не ладилось, но что именно, Григорий понять не мог, а может просто не хотел, все больше и больше погружаясь в работу.
- Я знаю, почему ты так говоришь, - Ларису понесло, - ты думаешь, что я пустышка, а ты великий Гудвин. Ты сотворил, смотрите на него каков герой, а я так. Кто тебе нашел архивы Коссы? Кто тебя надоумил а? Я сделал, а чего ты сделал? - ее разрывала на части обида.
Она была готова рвать и метать, прожигая Григория насквозь своим взглядом.
– Чтобы ты сделал сам, без меня? Чего молчишь гений?
Глава 7.
- Знаешь, как падает снег?
Григорий Алексеевич смотрел в разрисованное морозом палатное окно Питерской клиники.
- Нет, не просто падает, а падает на одинокий фонарный столб. И даже не падает, а кружится. В желтом свете луча, как мотыльки, мелькают серебряные снежинки: вверх, вниз, вверх, вниз. Вдруг их уносит порывом ветра в темноту, смешивая с тысячами таких же маленьких, одиноких и хрупких созданий. Они тяжелеют, падают на асфальт, и раздавленные тысячами резиновых скатов, превращаются в снежную кашу. Ты понимаешь, о чем я говорю?
На заросшем щетиной лице пациента отразилась какая-то гримаса, словно он силился поднять тяжелый груз. Энцефалограф замельтешил перьями, рисуя на ленте пики и холмы, понятные только посвященным.
- Не густо, - Григорий снова задумался.
Третьи сутки он практически не покидает этой палаты и пытается понять, что происходит. Конечно, он пошел на риск, введя абсолютно новое, не апробированное лекарство человеку, но какой у него был выбор. Парень погибал на глазах, и последняя надежда была только на «Яндру» - так он назвал свой новый препарат. Григорий, долго сомневался, но ждать апробаций и нужных документов пациент не мог. Лекарство было нужно ему сейчас, и Григорий рискнул. Первые же анализы показали, что опухоль явно реагирует и начинает потихоньку сдавать свои позиции, но вчера… Григорий вновь внимательно стал рассматривать черные кривые.
- Ты знаешь, как падает снег? – Григорий вновь повторил вопрос.
- Он кружится в желтом луче фонаря: вверх, вниз, вверх, - голос пациента и интонации чем-то напоминали Григорию собственную речь, словно он прослушивал магнитофонную запись.
- А река. Ты знаешь, что такое река? – и вновь гримаса, а энцефалограф рисует не понятные линии. – Каждая река течет к морю. Голубая, мутная, большая или маленькая, но все равно к своему морю. Тысячи и тысячи маленьких капель воды собираются вместе и текут к морю.
Пики, линии, пики и полное не понимание в глазах пациента.
- Ты слышал, что бывают реки? – Григорий повторил вопрос.
- Это капли воды, собравшиеся вместе и текущие к своему морю, - и вновь в голосе моя интонация и отклик на вопрос на который еще минуту назад он совершенно не знал ответа.
«Потрясающе! Я в его мозгу пишу все, что мне хочется. Потрясающе»...
***
Тропинка петляла по склону небольшого овражка, разрезающего высокий берег там, где река делала резкий поворот, образуя довольно большой полукруг серо-желтой искрящейся на солнце воды. Мелкая рябь убегала в сторону широкой песчаной косы обрамленной сосняком. И дальше до горизонта только сосны и сосны, зелень которых сливается с голубизной безоблачного июньского неба. На краю поросшего разнотравьем овражка сидели плечом к плечу двое мужчин.
- Я, Ваня, к тебе двенадцать тысяч верст отмахал, что бы поговорить, а ты мне, закаты и восходы подсовываешь, - Григорий щелчком отбросил сигарету и торопливо поднялся на ноги. - Сколько я тебя помню, с тобой всегда можно было поговорить, а теперь? Вань, ты чего молчишь?
- Думаю. - Нехотя отозвался бородатый Иван, продолжая сидеть на краю овражка и медленно потягивая сигарету.
- Сколько лет мы с тобой знакомы Гриш, а? Нам с тобой по полтиннику, а ты говоришь со мной как? - Иван говорил медленно с расстановкой.
- Как? – вспылил Григорий.
- Да так. Как с пятилетним ребенком. Все вокруг да около. Видишь ли, он отмахал двенадцать тысяч. А нахрена? На-хре-на ты ко мне приперся, спрашивается? Воздухом вольным подышать? Медку похлебать, али к народу в глубинку потянуло? Молчишь? Если что произошло, так ты и говори как есть, а то шифруешься, да на меня смотришь как сыч, - все это Иван говорил без укора, но как-то по-особенному ввинчивая слова в сознание, от чего Григорий немного потоптавшись на месте, вновь неуклюже плюхнулся рядом с Иваном.
- Ладно, по-порядку, так по порядку, - буркнул Григорий, сбавляя напор и занова закуривая.
- Ты Мишку помнишь? На лечфаке с тобой вместе учился, потом в НИИ работал
- Шнайдер что ли? – Иван как-то подозрительно взглянул на Григория.
-Да. - Кивнул головой Григорий, и ветер растрепал его волосы.
- Ну, и?
-Ты же просил по-порядку, - Григорий насупился.
-Давай-давай, только покороче, а то начнешь от начала мироздания, – Иван недоговорил.
На горизонте, за кромкой сосняка, цепляясь за верхушки деревьев, медленно разворачиваясь, выплывала огромная черно-фиолетовая клякса, грозовой тучи.
- Дождь скоро. Пошли ко мне поужинаем. Может потом говорить будет легче. - подытожил Иван, поднялся и, не оборачиваясь медленно пошел в сторону поселка.
- К черту твои ужины, обеды и завтраки вместе взятые. Я ему….
С реки тянуло сыростью и тиной. Тропинка бежала по краю березняка и упиралась в покосившийся забор огородов.
- Слышишь абориген, я к тебе не пойду. Устрой-ка меня в какую-нибудь гостиницу, – задыхаясь от ходьбы, попросил Григорий.
Иван обернулся, посмотрел на плетущегося сзади Григория и как конь, вырвавшийся из стойла, заржал.
-Гостиницу говоришь? Это мы запросто. У нас их тут пять штук и все со звездами. Тебе какую? Если «Метрополь» то это за гумном, а если в «Асторию» то это ближе к сельпо.
-Вань, слышь хорош. Я устал и хочу просто выспаться.
- А у меня тебе не судьба? - Иван от раздражения, казалось, был готов окончательно разругаться с собеседником.
-Судьба, не судьба, а я хочу сам по себе, имею я на это право или нет? – Григорий вновь остановился, дожидаясь ответа.
- Обиделся? Значит, обиделся….,- Иван остановился и внимательно посмотрел на Григория, так как может смотреть на человека только врач или священник….. Огромные мешки под глазами, глаза воспалены, лицо в морщинах, сероватое, уставшее. Весь седой, замученный жизнью и проблемами. А идет, подумал Иван,… ссутулился и явно ощущает какую-то постоянную боль.
- Восемь лет ни слуху, ни духу, потом звонишь. Говоришь, что срочно приедешь. Просишь не встречать, ко мне не идешь. Озираешься как затравленный волк, говоришь так, что ничего не понятно. Гриш, что происходит?- Иван говорил и смотрел ему в глаза, пытаясь хоть что-то понять.
Они не виделись около восьми лет, правда, по праздникам регулярно эсэмэсились. Последний раз они виделись в Питере, когда Ванька сбежал с семьей с Израильского ПМЖ. Сбежал и уехал к черту на рога в Завидовскую глушь, где работал в маленькой поселковой больничке. С его-то квалификацией в поселок... Да его с руками и ногами оторвет любая навороченная клиника, а он вот… Григорий думал, что ему повезло больше. Он после Афгана топтал семь лет Монгольские степи, уволился и уже давно имел свою небольшую клинику под Питером. Все бы ничего, если бы не вечное его желание лезть в науку, ковыряться в проблемах бытия и думать, думать, думать…
- Ты не смотри на меня так, - сказал Григорий, - все равно всего объяснить не смогу, да и не нужно. Я собственно туда и обратно. Завтра утром уеду.
-Туда и обратно. За двенадцать тысяч километров на ночь? – глаза Ивана от удивления расширились.
- Вань, давай сделай, как я тебя прошу. Пристрой куда-нибудь и все. Да и вот еще одна просьба. Возьми это к себе, и спрячь.
Григорий расстегнул браслет часов и протянул их Ивану и тут же, достал из кармана точно такие же часы и надел их на руку себе. Иван наблюдал за Гришиными манипуляциями и не скрывал своего удивления.
- Не смотри ты на меня как на идиота! Ты, Вань, меня прости… Я, совсем запутался и, наверное, зря все это затеял. Честно говоря, я приехал к тебе только за тем,… вернее, - Григорий, не договорив, замолчал, подбирая нужные слова. Я, Вань, попросту решил надуть некоторых «любознательных» товарищей, - он снова ненадолго замолчал. - Сзади под крышкой часов флешка. Если что или,… в общем, спрячь куда-нибудь. - Григорий говорил, словно снимал с себя груз долгих раздумий и, в какой-то момент он осознал, что ему стало легче, и от этого, впервые за сегодняшний день, широко улыбнулся.
- И еще, чуть не забыл. Если вдруг тебя разыщет Шнайдер, то ты меня не видел. Вот теперь все.
- Так это он должен искать флешку?
- Не знаю Вань, точно не знаю, но думаю, что и он.
- Ладно, Гриш, как знаешь. Решил из меня подсадную утку сделать – значит так нужно, - Иван усмехнулся, на одну секунду представив себя в виде утки, размером с катер и еще раз улыбнулся, - выпытывать у тебя больше не буду, но уж если партизанишь, то в поселке тебе точно делать нечего. Жди здесь, а я за машиной смотаюсь. Отвезу тебя на кордон, там и заночуешь, а утром сам заброшу на вокзал.
- Спасибо Ванюш, но не надо, утром я доберусь сам. Ты прости меня, что так все вышло. Просто больше сунуться некуда. Понимаешь?
- А потом куда?
- Пока не знаю. Отдохну где-нибудь месячишко-другой, а там видно будет, - в который раз Григорий щелкнул зажигалкой, закурил и больше не пытался, скрывать от Ивана свое взвинченное состояние. Выговорившись, он чувствовал себя увереннее, и даже головная боль, мучившая с самого утра, немного отпустила.
Накрапывал дождь. По разбитой колее, скрипя седушками и подвеской, кренясь то вправо, то влево к лесному кардону пробиралась Нива.
Всю оставшуюся дорогу Иван ругался по-поводу раздолбанной дороги и рассказывал о егере Семеныче, к которому вез сейчас Григория на постой.
- История, я тебе скажу, у него своеобразная. Сплошная мистика, а не история. Если бы не знал Семеныча, сам бы не поверил.
***
Семеныч пил крепко и часто. На вопрос, почему вразумительного ответа дать не мог или просто не хотел. Пил он давно и в этом видел не иначе, как скрытый смысл жизни, до которого просто пока не удавалось дотянуться ослабевшим от алкоголя умом. Он пил, жена пилила, но денег на опохмел давала регулярно, хотя и жили уже давно только на ее зарплату. К тому времени Семеныч лет десять как не работал и лишь иногда промышлял сбором бумажных отходов да добычей прочей мелочи, которую стаскивал со всей округи, а потом трясущимися руками нес в маленькую будочку по приему вторсырья, где и сдавал за копейки. Вырученные деньги исправно отдавал жене Валентине, при этом ведя строгий учет каждому вырученному рублю. Семеныч вел учет и ежедневно требовал свое назад, не забывая при этом начислять набежавшие проценты, а для убедительности потрясал иной раз кулаками, которые были у него больше пивной кружки. Валентина же была женщиной мягкой и с мужем старалась не спорить, помня в особенности тот день, когда однажды, еще в их молодости, пришлось ей появиться на работе с огромным синяком под правым глазом. Вот так они и жили в однокомнатной, прокуренной хрущевке, с истрепавшимися от времени обоями и вечно что-то ремонтирующими и гремящими по утрам, где-то под потолком, соседями.
***
Спать долго Семеныч не мог, так как истерзанный алкоголем организм постоянно требовал допинга, от чего вставал он рано и методично начинал бродить по комнате, то и дело выглядывая в окно, туда, где в торце соседнего дома была расположена ближайшая «капельница», вдоль которой на протертом штанами низеньком заборчике, как воробьи на ветке, кучковались такие же бедолаги как он.
Семенычу, показалось, что сегодня солнце поднимается очень медленно, утренними лучами неуверенно цепляясь за края крыш, и как-то вяло разгоняет ночную сырость. Силы ждать больше у него не было, тем более, что в утренней дымке, замаячили на заборчике первые, чуть покачивающиеся от нетерпения, знакомые фигурки братьев по несчастью, гипнотизировавшие взглядами железную дверь еще закрытой рюмочной «Прибой». Валентина еще спала, когда скрипнула входная дверь, выпустившая на волю, трясущегося от предвкушения Семеныча, зажавшего в кулаке честно заработанную, но каким-то образом не спрятанную Валентиной сторублевку. Нет большего счастья для человека, чем пропить собственные, заработанные потом и кровью деньги. Надо заметить, что осознание этого пришло к Семенычу не сразу. Несколько лет назад, пытаясь получить на халяву, необходимый для поправки здоровья утренний стакан, он был сильно помят в схватке с неизвестным врагом. После чего ему пришлось проваляться три недели в больнице со сломанными ребрами и не естественно вывернутой рукой, при полном отсутствии какого-либо алкоголя, что было для него страшнее любой самой ужасной пытки. Этот урок Семеныч запомнил надолго и решил впредь не бросаться на дармовщину, по крайней мере, пока совсем не прижмет. Сегодня был как раз такой день, что бояться было нечего. В кулаке зажата честная сотня, на улице лето и до открытия «капельницы» осталось всего каких-то два с половиной часа, которые он решил провести в знакомой кампании, раскуривая одну за другой дешевенькие сигаретки и в милой сердцу и понятной его разуму беседе с завсегдатаями этого элитного клуба – рюмочная «Прибой».
- Семеныч, - радостно воскликнул Серега, абориген и закадычный друг всех, кто имел хоть какой-то доступ к деньгам, приносимым на прилавок-алтарь ранее упомянутого заведения. Серегина радость была не поддельной, он словно коршун тут же начал виться около Семеныча, важно пристраивающего свою пятую точку на железной жердочке давно не крашеного заборчика. Серёгино сверх чутье ни когда его не подводило. Видя человека насквозь, как под рентгеном, он всегда безошибочно определял, кто сегодня при деньгах и с кем сегодня удастся перехватить стакан другой.
- Сегодня праздник, - заговорщицки сообщил присутствующим Серега. – Троица – это надо понимать, - сообщение это ни удивило и не обрадовало Семеныча, так как в праздники любителей выпить за чужой счет обычно увеличивалось вдвое, от чего Семеныч автоматически еще крепче сжал спрятанную в кулаке сторублевку.
На секунду задумавшись, Семеныч неуклюже попытался отвести от себя всякие подозрения на счет свободных средств и тихо произнес: - «Это хорошо, что праздник, вот сейчас бы и поправить здоровье с помощью божьей благодати».
От услышанного на Серегином лице промелькнула тень сомнения, так словно он обдумывал сложный шахматный ход.
- А хотите, я сейчас мигом организую? – поинтересовался у присутствующих Серега, оценивая при этом, какой эффект произведут на них произнесенные им слова.
- Почему бы и нет, - пытаясь создать себе алиби, отозвался Семеныч, тем самым явно круша Серегины планы.
- Ну, я бы конечно, - замялся Серега, - но вот с деньгами у меня сегодня туго, - пытаясь оправдаться и одновременно в очередной раз прощупать, неподвижно сидящего на заборчике Семеныча.
- А где взять то, - еле вымолвил один из присутствующих, тяжко шевеля языком и чуть ли не со стоном приподняв заплывшие веки.
- Достать не проблема, - живо отозвался Серега, - только вот деньги…
- Деньги, - произнес все тот же тяжело дышащий голос. – Денег наберем, но и ты поторопись, а то мне что-то совсем худо, - сказал он и медленно закачался на жердочке.
- Вот это я понимаю, вот это праздник, давай мужики раскошеливайтесь, - он протянул руку в сторону Семеныча, но тот даже и не пошевелился.
Почувствовав разочарование в своих способностях, но подгоняемый взглядами сотоварищей, Серега набрал нужную сумму и быстро исчез в подъезде одного из рядом стоящих домов.
Время тянулось медленно, солнце начинало припекать, а железный занавес рюмочной, опущенный врагами человеческой расы, оставался не подвижным, да и Серега исчез, словно его и не было совсем. Все напряженно ждали.
- Сбежал гаденыш, - попрошествии пяти с половиной минут, медленно проговаривая слова, подытожил Семеныч, общую мысль присутствовавших, от чего народ нервно заерзал на заборе.
Единственная дума, которая сейчас согревала его душу, была та, что он удержался и не отдал свою кровную сотню и теперь имел полную возможность дождаться семичасового открытия «Прибоя».
Тот, у которого еле поднимались веки, держался из последних сил, балансируя на железной перекладине забора. Наклонившись вперед почти до самого асфальта, он шептал какую-то несуразицу и временами грозил кому-то невидимому маленьким грязным кулаком.
- Все, иду за ним, - спустя еще пять минут, вскрикнул и сам испугался своего голоса, долговязый парень в тренировочном костюме и в разорванных кроссовках на босу ногу.
- Угу, угу, - дружно загудела общественность, уловив в голосе долговязого что-то вроде искры надежды на избавление от нечеловеческих мук.
Не успел долговязый подняться, одобряемый голосами коллег, как из подъездной двери, которую испепелили взглядами сидельцы, показался Серега. Он шел широкой размашистой походкой, говорившей о том, что он уже успел где-то в подъездных недрах поправить свое здоровье. Серега делал широкие шаги, чуть покачивался, но бережно и по-отечески нежно прижимая к груди две большие зеленые бутылки, от чего накал страстей, присутствующий последние десять минут на заборном форуме, в мгновение достиг своего апогея.
- Смилостивился Господи, - прошептал тот, у которого еле поднимались веки. – Ради праздника не иначе, - и тут же протянул Сереге откуда-то взявшийся помятый пластиковый стаканчик. – Лей милый, не жалей, видишь, помираю.
Серега цвел и пах свежим перегаром, наливая всем красно-фиолетовое пойло под названием «Кагор». С улыбкой на устах поздравлял всех с праздником, и при этом сам щерился от удовольствия и блаженства, ощущая текущий по пищеводу «церковный» напиток.
Наблюдая эту картину, Семеныч стойко боролся со своей тягой, продолжая сжимать в кулаке утаенную от народа сотню.
- Семеныч, а ты, - Серега протянул ему стакан с кроваво-красной жидкостью, - махнешь соточку?
Последний оплот обороны был прорван и Семеныч жадно, одним огромным глотком, словно удав, заглотил фиолетовую дозу…..
Вечерело. Тучи были похожи на огромные горы, обрамленные тонкой каймой из расплавленной бронзы. На западе горы расходились, образуя ущелье, через которое огненная масса истекала куда-то за горизонт.
Семеныч открыл глаза и долго соображал, как он оказался спящим на лужайке под тополем, что растет напротив любимой рюмочной.
Обычно в такие моменты он испытывал страшные угрызения совести на фоне полного расстройства своего здоровья, но сегодня этого не было. Чувствовал он себя прекрасно, помнил все четко и ясно, правда с оговоркой, что помнил только до того момента, как выпил предложенный Серегой стакан. Медленно поднявшись, Семеныч огляделся по сторонам. Все было на своем месте: «Прибой», низенький заборчик и сонливые завсегдатаи, сидевшие на нем, как куры на насесте и Серега, только выглядел он почему-то грустным и жутко озабоченным.
- Вот и Семеныч кажись, оклемался, - произнес Серега, поворачиваясь к Семенычу свежеподбитым глазом.
- Что случилось-то? – начал Семеныч обычный допрос, пытаясь восстановить разорванную цепь памяти.
- Домой сходи, - отозвался долговязый парень, а потом приходи, поговорим.
Поговорить – это в понимании Семеныча означало в первую очередь выпить, и тут он вспомнил, что у него в кулаке… Он отвернулся от публики, сделал вид, словно поправляет брюки, раскрыл кулак и… Изрядно помятая сотня скорчившись, лежала на его огромной ладони. Семеныч облегченно выдохнул. Не обращая больше никакого внимания на сотоварищей, сжав в кулаке заветную сотню, он бодрым шагом направился через улицу, прямо к открытой двери «Прибоя».
Как не странно, но шел он действительно бодро, чего с ним не случалось с тех пор, как он усиленно подсел на огненную воду. Да, и еще одно. Переходя улицу, он обратил внимание, что асфальт на дороге абсолютно новый, словно его только что уложили. Там, где всегда красовались ямы и выбоины, было чисто и даже как будто бы вымыто. Собственно и остальной окружающий пейзаж выглядел так же – приглаженным, опрятным и даже мужики, сидевшие на заборе, были одеты как на праздник.
Переступив порог рюмочной, Семеныч даже остановился от неожиданности. Вместо знакомых клубов дыма, запахов прокисшего пива и перегара, в нос ударил благородный запах жасмина и чего-то съестного. За барной стойкой, там, где всегда возвышалась одутловатая, в веснушчатых крапинках, словно побитая молью, свиноподобная физиономия Светки – буфетчицы, стояла миловидная девушка. На вид ей было лет тридцать. В белом кокошнике, белой блузке и бейджем на высокой груди, на котором красовалось ее имя – Оля, она больше походила на подавальщицу из хорошего ресторана, так, по крайней мере, классифицировал ее Семеныч.
- Что изволите? – Оля сказала это так, что у Семеныча пробежали по спине мурашки от предвкушения удовольствия, смешанного со страхом всего нового и необычного. – Заказывайте или для начала просто отдохнете и послушаете музыку?
Последние слова смутили Семеныча еще больше. За последние годы никто с ним так не разговаривал. Ему даже показалось, что румянец проступил на его небритых щеках.
- Да я…
- Я все поняла, - произнесла Оля, приятно-успокаивающим голосом. Садитесь, отдыхайте, я сейчас все организую.
Семеныч неуклюже присел на край стула, стоявшего рядом с маленьким столиком, аккуратно накрытым белоснежной скатертью. Из висевших за его спиной колонок послышалась негромкая мелодия. Семеныч разжал кулак, разложил на коленке измятую сотню и начал ее методично разглаживать, пытаясь придать ей презентабельный вид. В какой-то момент он вдруг остро осознал что, сколько сотню не гладь, а расплатиться за весь этот белоснежный шик ему будет, явно нечем … тут же он с горечью вспомнил старый, привычный для него «Прибой», где с этой сотней он был бы - «кум королю и сват министру». От этой мысли он резко встал и уже направился к выходу, как тут же на его пути возникла Оля с серебристым подносом, на котором стоял пузатый графинчик с водкой, а на блюдечке красовалась пара малосольных огурчиков. От этого вида у Семеныча засвербило где-то в области печени, и слюна молниеносно наполнила рот.
-Я, понимаете…. Несколько не готов, оплатить этот сервис, - произнесенные им слова нисколько не удивили девушку в белоснежном кокошнике, а скорее развеселили, а вот Семеныч был удивлен, что он вообще может так разговаривать. Мат-перемат был ему более близок и понятен, а тут вдруг: оплатить, сервис…. С ним явно что-то происходило….
- Не стоит беспокоиться, - говорила Ольга, изящными движениями переставляя с подноса на стол принесенную роскошь. – Не вы первый, не вы последний. Многие в этой стране не имеют нужных для хорошей жизни средств, но это не беда. Мы понимаем и стараемся помочь таким, как вы. Так что отдыхайте и не переживайте. Ваших денег будет вполне достаточно.
- А откуда вы….
- Достаточно взглянуть на вас, и сразу все понятно, что такой человек, как вы, имеет в кармане не менее ста рублей, - улыбаясь, произнесла Ольга.
Отпираться было глупо, в кармане действительно лежала любовно разглаженная сотня, а вид пузатого графинчика испарил все сомнения и в секунду определил решение Семеныча.
Быстрым движением он налил себе рюмку и опрокинул ее в рот, ожидая обычного ощущения горечи и тепла спускающегося по пищеводу к желудку, готовясь закусить все это хрустящим огурчиком. Однако, вместо стандартного эффекта, Семеныча, накрыла ласковая, прокатившаяся по всему организму волна, сравнимая разве, что с объятьями любимой женщины или что-то в этом же роде. Сузив глаза, как мартовский кот он внимательно посмотрел на графин, затем на улыбающуюся Ольгу и налил еще рюмочку. Эффект повторился. Был он уже более выраженным, ярким, а звучащая из динамиков рапсодия, показалась Семенычу, просто ангельским пением. В голове завертелись мысли: о смысле жизни, доме и жене. «Кстати, Валентина, наверное, меня заждалась, а я здесь развлекаюсь» - мысль ударила Семеныча, как шокер, заставив быстро встать и направиться к стойке, рассчитаться.
- Не стоит утруждаться, - предупреждая вопрос Семеныча о цене, произнесла Ольга. – Сегодня все за счет заведения. Всего вам доброго. Приходите к нам еще.
«Видимо странности происходящие сегодня еще не закончились» подумал Семеныч и как-то боком вышел из приоткрытой двери «Прибоя».
Пока он добирался до своего подъезда, на улице окончательно стемнело. Вечерние фонари освещали улицу ровным желтовато-фиолетовым светом, создавая в душе Семеныча чуть минорное настроение – куда-то уходящего праздника.
Как не странно, но дверь ему открыла жена, с бледным от испуга лицом.
- Мишенька, - она так иногда его называла, когда они были еще молоды, - я волновалась, - продолжила она и протянула руки к мужу.
По привычке Семеныч хотел отстранить от себя жену, но почему-то его рука ласково погладила Валентину по голове, от чего женщина тихо, без слез расплакалась.
- Не стоит, - вырвалось само собой у Семеныча, - давай ужинать.
Затем Михаил Семенович неспешно переоделся, умылся и даже побрил обветренные скулы старенькой, но еще весело жужжащей электробритвой. Прихорошившись, таким образом, он походкой барина прошел в кухню где….
Шок от сегодняшнего посещения рюмочной был ничто по сравнению, с тем, что сейчас он увидел.
На столе, под старым, видавшим виды абажуром, раскинулся просто съестной рай. В больших и маленьких судочках что-то дымилось и шкворчало, издавая умопомрачительный аромат. Зелень, фрукты, закуски, ядреные помидорчики, селедочка с лучком и огромный букет пионов в центре стола, рядом с которым, как солдат на посту, вытянув голову вверх, красовалась запотевшая бутылка «Столичной». Весь этот натюрморт источал запахи, звал к себе и тревожил удивленного до глубины души Михаила Семеновича.
За столом, театрально сложив руки, сидела Валентина. Ее утонченное лицо чуть скрывали огромные шапки пионов и от того оно казалось еще более загадочным и красивым.
- Мишань, ты проходи, чего застыл. Садись, рюмочку налей?
Это уже было сверх всякой нормы, и против каких бы то ни было правил. «Что за день такой» - подумал он, но вслух сказал: «Я даже и не помню когда мы вот так с тобой сидели». Впрочем, при виде этого изобилия, размышлять больше не хотелось. Семеныч сел за стол и наполнил пузатенькие рюмочки себе и Валентине затем без лишних разговоров, еще раз подозрительно взглянул на жену, и одним махом проглотил холодную водку.
-Черт, черт, - вырвалось у него, едва горьковатая жидкость попала в рот.
Вновь ласковая волна накрыла весь его организм. Это уже повторилось в третий раз за сегодняшний день. Водка, словно изменила свои свойства, и перестала действовать привычным образом на Семеныча.
Он оторвал глаза от снеди и огляделся… Вокруг была полная разруха и уныние. Стыдно сказать, но он даже не помнил, когда в последний раз переклеивал обои на кухне, свисавшие сейчас со стен грязными, унылыми кусками. А лицо? Лицо Валентины стало вдруг жутко постаревшим и замученным, от чего Семенычу стало стыдно. Захотелось куда-то убежать, спрятаться, лишь бы не видеть ее взгляда. Не дотронувшись до закусок, он резко встал и странной для него, спортивной походкой, быстро удалился из кухни. Затем стоя на балконе, он долго курил, благо сигареты были обычными и имели привычный вкус, запах и действовали на Семеныча как всегда успокаивающе. Правда, вот мысли… Мысли были новые и не обычные. Было ощущение, что с глаз приподняли шоры, и он увидел окружающий его мир во всей своей подлости и грязи. «Сколько слез пролила эта милая женщина, живя с таким моральным уродом, как я?» - думал он, вспоминая лицо жены. «Сколько горя я принес в ее израненное сердце?»
В комнату он вернулся поздно ночью. Прокрался, как мышь в пропахшую сыростью кровать, съежился под старым одеялом, и долго смотрел в окно, на серебристую луну, чуть выглянувшую из облаков.
Проснулся Семеныч по старой привычке, как всегда рано, когда солнце только-только начало подниматься над горизонтом и сразу же выглянул в окно. Рядом с заборчиком, который был напротив рюмочной, в розоватом свете рассвета, словно на театральной сцене, копошилась, выясняя отношения, разновозрастная кучка мужиков. Они резко жестикулировали и тыкали пальцами в того, кто стоял в середине. По всем приметам назревала драка. До слуха Семеныча долетали отдельные крепкие фразы, приносимые утренним ветерком: «Причастил поганец»… «Ты мне всю жизнь изломал», - надрывался хриплый голос….
Раньше бы не утерпел и рванул посмотреть на побоище, а сегодня от этого вида его просто тошнило, причем тошнило сквернее, чем от самого страшного похмелья. Что делать дальше, Семеныч теперь знал точно. Вчерашние размышления не оставили ему выбора, а мучиться переживаниями он еще не умел… пытаясь не потревожить Валентину, он побросал немного своих вещей в старую сумку, на тетрадном листе размашисто написал: «Прости меня за все» и тихо, стараясь не скрипнуть дверью, навсегда исчез из жизни Валентины, покинув ставший вдруг тесным и невыносимым ему город, с той самой сторублевкой в кармане, утаенной вчера от мужиков.
***
- А дальше?
- Что дальше? Купил Семеныч на свою сотню билет и уехал в нашу глушь. Здесь и подвязуется, уж лет десять, егерем. Ну, вот и кардон. Слава Богу, добрались. По местным меркам вроде бы и рядом, но после дождей сюда быстрее пешком, чем на машине, – едва Иван сказал, как дорога, резко вильнула вправо, и вырвалась из леса на огромную поляну.
Посреди поляны стоял добротный пятистенок, огороженный не менее добротным забором.
Заслышав шум мотора, на крыльце показался крепкий, лет сорока, сорокапяти мужик в опорках, ватнике и форменной фуражке с зеленым околышем.
-Ты егерю своему скажи, что меня на дороге подобрал – сказал Григорий. Иван, молча, кивнул и лихо подрулил машину к крыльцу.
- Ну и хтойта в ночь к нам жалуеть, – мужик говорил со странным казацко-хохляцким выговором.
- Принимай Семеныч гостя, а я домой, пока не стемнело, – выпалил Иван, протягивая Семенычу руку.
- Не поняв, як домой?
-Як, як на машине. Я тебе вон, из города залетного «турыста» подбросил. Говорит, что хочет вспомнить детство и переночевать где-нибудь в лесу, вот я про тебя и вспомнил, мне ж все равно по дороге, а тебе как ни как, а приработок. Так, что с тебя Семеныч в следующий раз баня и магарыч, – Иван врал, как дышал.
Разрулив ситуацию он уже через пять минут, посигналив на прощание, скрылся за поворотом. Оставшись вдвоем на крыльце, Семеныч сразу заговорил. Куда-то исчез выговор и дурашливый тон.
- Я этого сына изрильского знаю давно, – сказал он. Дружим с ним, с тех пор как он сюда перебрался. Хороший человек. Надежный. Ну, давай знакомиться. Как звать-то тебя залетный?
- Григорий Алексеевич, - Григорий протянул Семенычу руку.
- А зачем к нам Григорий Алексеевич пожаловал? – спросил Семеныч и внимательно посмотрел Григорию в глаза. Посмотрел так, словно передним стоит подследственный из КПЗ, а он Семеныч, по крайней мере - прокурор.
От этого взгляда Григорию стало не по себе, но игра продолжается и теперь его очередь врать и выкручиваться.
- Ну, лукавить не стану. Прослышел о вашей бане, а у меня радикулит. Вот и решил. Раз врачи и лекарства помочь не могут, думаю…, - он недоговорил, так как его тут же перебил егерь.
- Раз приехал, значит нужно, а про баню ты это зря Григорий. Нет бани, сгорела баня. Три года назад сгорела. Старая была, да я и не усмотрел. На ее месте теперь крапива вон только растет.
«Вот это я промахнулся - подумал Григорий. Ванька же сам про его баню…»….
- А то, что Иван про баню говорил, так это болтовня. Заходи в дом. Я тут один с Бонькой, – уточнил Семеныч, и мотнул головой в сторону приоткрытой двери. Только сейчас Григорий заметил, что на него из приоткрытого дверного проема внимательно, также как хозяин, смотрит здоровенная сибирская лайка.
- Не бойся, заходи. Она не тронет. Надо говоришь переночевать, значит переночуешь.
В красном углу в доме Семеныча вместо иконы висел черно-белый портрет Рабиндраната Тагора. Поймав взгляд Григория, Семеныч тут же, как по писанному выпалил: «…мы спешим назвать странными чудаками не от мира сего…», - затем посмотрел на Григория, как, бы проверяя какую реакцию произвел. Не увидев в Гришиных глазах не восторга и не порицания, Семеныч вздохнул и отправился на кухню ставить чайник.
Семеныч суетился у стола, аккуратно расставляя съестные припасы. Он всегда, как ребенок радовался появлению нового человека. Новый человек это новая возможность посидеть за столом и поговорить, а уж чего-чего, а поговорить он любил. Выставляя на стол грибочки, медок, живописно раскладывая зеленый лучок и свежие огурчики, Семеныч оценивающим взглядом окинул стол, словно написанную им картину и даже крякнул от удовольствия. Резко развернувшись к самодельному шкафчику, он как последний мазок на этом натюрморте, водрузил в центр стола бутылку первача. Не сказать, что он был теперь большим любителем возлияний, но хорошо посидеть и основательно закусить был не прочь. Вот и сегодня гость показался ему достойным такого приема. Явно человек умный, а уж он это подметил с первого взгляда, а главное не из местных. С ними-то что, ну о погоде, огороде, а так что бы о чем-то серьезном….. Да и Иван кого-попало к нему не привезет.
Засиделись допоздна, не заметив, как пролетело время. На удивление Семеныча, Григорий совершенно не пил и поначалу это ужасно его расстроило. Однако, гость оказался весьма словоохотливым и с удовольствием поддержал его беседу. Говорил Григорий много и интересно. Говорил так, словно вчера вырвался из острога, где просидел двадцать лет и не имел возможности перекинуться с кем-либо словом. Говорили обо всем: и о политике, и о людях, и о природных катаклизмах. Семеныч просто плавился от удовольствия, особенно когда речь заходила о Тагоре и вообще, о вегетарианцах. Смущало лишь то, что как только разговор заходил о работе Григория он явно начинал врать и выкручиваться. Семенычу он объявил, что занимается строительством и приехал в эти края подыскать для своей фирмы новые заказы. Конечно, это Семенычу не нравилось, но за Тагора он мог простить всем и все.
- Я ведь что толкую тебе Алексеевич, – Семеныч прищурил глаза. Все великие люди как не крути, а были вегетарианцами. Да Винчи, Вольтер, Толстой, Руссо, Энштейн, – ощущаешь уровень, даже поганец этот Адольф и тот паразит был, говорят вегетарианцем.
- Ну, тут с тобой Семеныч трудно не согласиться. Гитлер тоже был великим, но только посвоему. Великий злодей это тоже величина пусть и с отрицательным значением. Для людей он был изощренным каннибалом, а для себя просвещенным вегетарианцем, – рассуждал Григорий, похрустывая малосольным огурцом.
- Вот тут Григорий Алексеевич позволь с тобой не согласиться, - взъерошился Семеныч. Вегетарианство это не только пища, это как религия. Это вера в доброту и справедливость ко всем живущим на этой планете без исключения, а у Фюрера твоего какая такая справедливость.
- Ну, ты это Семеныч загну-у-л. Адольф он естественно не мой это во первых, а во вторых разве мало на свете тех, кто говорит, что верит и поститься и поклоны земные кладет, а в душе его веры нет. Внешняя атрибутика это еще не есть вера.
Так за чашкой чая, прокурив окончательно всю комнату, они философствовали довольные друг другом. Они были довольны, а вот собаке Семеныча явно что-то не нравилось. Она, то прижималась к ногам хозяина, то ощетинившись, замирала, смотря в угол, где висел портрет Рабиндраната Тагора.
- Видишь и Боньке наша беседа про Гитлера не по нутру, – рассмеялся Григорий.
Спать легли за полночь, но и в полудреме еще долго переговаривались, забрасывая друг друга событиями и фактами из древней и новейшей истории. Григорий все хотел спросить у Семеныча про ту историю с кагором, которую рассказывал Иван, но почему-то постеснялся, так за разговорами и уснул.
Глава 8.
Люди в поселке просыпались рано. Утренняя роса, туман с речушки и зыбкая тишина. То тут, то там эту тишину нарушало неуверенное мычание да щелчки длинного пастушьего кнута. Вразвалочку, в сторону луговины, в лучах восходящего солнца медленно тянулось разномастное, блеющее и мычащее стадо. Иван еще не ложился. Со вчерашнего дня он сидел у компьютера в своем больничном кабинете. Дружба, дружбой, но что это за хрень, которую вчера подсунул Григорий. Флешка как флешка. На ней всего один файл. Записана химическая формула по структуре напоминающей гликозид, а в низу приписка: «эффект связан с блоктрованием матричной активности ДНК в системах ДНК-полимеразы и ДНК-зависимой РНК-полимеразы» а дальше абракадабра: R- ghjbpdjlyjt ,enbhjatyjyf S. в\в струйно при частоте 10Гц.
- Хрень какая-то. Обычный антибиотик и чего он тогда прячет? Может просто подстава? Но для кого? – бормотал он вслух.
Просидев всю ночь и докурив вторую пачку, Иван не мог никак понять, что происходит. «Может эта какая-то новая модификация, что вполне вероятно, зная Гришкину любовь к науке, то к чему такая секретность и кого или чего Григорий боится? Если это серьезные люди, рассуждал Иван, то и здесь его достанут, да и меня вместе с ним, тут же просквозила подленькая мыслишка. Ну, Гришка, Гришка, черт тебя кинул на мою голову». Устав от размышлений, и поняв, что самому в этом явно не разобраться, он откинулся на спинку кресла, смачно потянулся и только сейчас понял, что просидел в кабинете целую ночь. Да, как я от этого далек. Мне проще, у меня обычные больные, обычная работа и никакого геморроя. Чиркнул скальпелем, помазал, и… Его раздумья вновь переключились на Григория. Что я, собственно знаю о Гришке? Ну, вместе сидели за одной партой в школе, вместе учились в медицинском, вместе ушли на военный факультет вот собственно и все. Ну, пожалуй, еще то, что Григорий до безобразия честный и правильный мужик, любит науку, но никогда не написал, ни одной научной работы, хотя его знают если не все, то половину уж точно всех известных профессоров и академиков от медицины. И не просто знают, а кучу работ и диссертаций сочинили на Гришкиных идеях. Гришка, правда, на них не обижался, говорил, что пущай, лишь бы с пользой для дела. Хотя бессеребреником его тоже не назовешь, так как все свои «фишки» он придумывал для конкретных пациентов. Придумывал, лечил, ставил их на ноги и при этом зарабатывал не плохие деньги, а приоритеты оставлял светилам от медицины. Хотя иногда об этом, наверное, и жалел, но говорил, что жаль, мол, на писанину тратить драгоценное время. Что же ты Гриша такое накопал, а? Что? Что ты решил спрятать у меня? Иван еще раз внимательно взглянул на формулу. Нет и еще раз нет. Это не по мне. Я совсем все к чертям позабыл, да и нужно ли вспоминать. В моем забытом богом лесном «Урюпинске» все это просто... Что толку я здесь ломаю свою голову, вот возьму и спрошу этого засекреченного деятеля, и пусть сам все расскажет. Жди, как же. Вчера вел себя как сумасшедший, а если бы мог, наверное... Какая-то не определенная мысль просквозила, вроде бы … будто натолкнулся на то, что уже так давно искал, и рука автоматически потянулась в карман к сотовому телефону. Ощущение, что он не один, а кто-то читает его мысли, возникло, когда, не успев дотронуться до телефонной трубки, вдруг заиграла мелодия телефонного вызова. От этой мысли и звуков Иван чуть не подпрыгнул в кресле. Ранние звонки его в принципе раздражали, а тут как назло куда-то делась долгожданная мысль… В динамике кто-то усиленно дышал и шуршал, затем прозвучали гудки отбоя. На экране телефонного дисплея высветился номер Семеныча. Я же говорю, подслушивают мерзавцы, подумал Иван... нажимая на вызов. Телефон, соединяясь гуднул, и бодрым голосом сообщил, что абонент занят. Я ему, а он мне... ну что ж подождем.
- Ну, - гаркнул в трубку Иван, как только раздался звонок.
- Иван Сергеевич, доброе утро. Это вас Сивин, участковый беспокоит. Вы не подъехали бы на кардон? У нас тут труп…
- Какой труп?
- Так тут у Семеныча гость умер, - отозвался в трубке голос участкового.
- Да, да, я сейчас…
Иван еще что-то говорил, но голова уже закружилась, он побледнел и больно, очень больно сдавило где-то за грудиной. Крупные горошины холодного пота покатились со лба, дышать стало трудно. Иван, ухватился за край стола и медленно, как ему показалось, стал сползать на пол.
***
- Изокет, анальгин в вену, капельницу…
Сознание медленно возвращалось к Ивану. Серый больничный потолок. Жесткая реанимационная койка и зеленые от слез глаза жены. Все как в тумане, из которого пробивается синеватый свет дежурного освещения. Жив. Значит, еще жив, промелькнуло в сознании.
- Уже вечер? – спросил Иван, облизывая засохшие губы.
- Как ты меня напугал, – вместо ответа проговорила и всхлипнула Оксана.
- Значит, инфаркт меня все же посетил. Жаль, а я думал…
Оксана открыла рот и уже была готова, как всегда отчитать мужа за его безалаберное отношение к своему здоровью. Отчитать и выговорить за все минуты, которые она провела сегодня у его постели, но взглянув на Ивана, поостереглась… «Ты только встань»- подумала она, «я тебе и покурю и выпью, так что мало не покажется... Ты у меня и жрать по ночам перестанешь и спортом займешься. Ты только встань» - и из ее глаз потекли слезы.
Иван чувствовал себя так, словно целый день таскал на себе мешки с картошкой. В голове пустота, но боли за грудиной уже нет, и это придавало ему оптимизма. Поживем. Еще поживем,… и тут он вспомнил о Григории и пристально посмотрел на Оксану.
- Что с Гришкой? – спросил и вновь почувствовал, что сердце как-то сжалось и заныло.
-Гриша? - Оксана на секунду задумалась, как бы соображая, что сказать мужу, но Иван посмотрел на нее так, что всякое желание врать исчезло само собой.
- Григорий умер, - сказала она, - у него инфаркт, как и у тебя, только...
«Гришке значит, не повезло, а я вот живой, - мысленно подытожил Иван и закрыл глаза».
***
Здание милиции находилось на главной площади поселка Завидово, а, площадь как водится, была имени В.И. Ленина. На давно некрашеном постаменте, в центре крошечного скверика, возвышался бюст вождя, загаженный завидовскими пернатыми. Когда-то разбитая вокруг постамента клумба давно потеряла свой привлекательный вид и поросла густым бурьяном. Само здание было одноэтажным с облупившейся желтой побелкой и походило больше на клуб, нежели на здание государственного правоохранительного органа. Ведущая к зданию, выложенная асфальтом дорожка, давно развалилась и превратилась в ухабистую тропу, но как на детском рисунке, раскрашенном ярким маркером, ярко выделялась белизною выбеленного бордюрного камня.
В здании было тихо и душно. Коридоры под стать фасаду были выкрашены в ярко желтый цвет. Облупившаяся масляная краска, корявая мебель и паутина по углам создавали впечатление общего запустения и брезгливости, как к местам общего пользования, в которые заходишь только по великой нужде.
За дверью с табличкой участковый располагался маленький кабинетик лейтенанта Сивина. Обстановка периода развитого ГУЛАГа сохранилась без изменений со времен когда п.Завидово был центром промзоны, на которой строили коммунизм советские ЗК. Массивный выкрашенный зеленой автомобильной краской сейф занимал большую часть кабинета. За столом заваленным серыми папками восседал молодой круглолицый, рано полысевший парень, и одним пальцем тыкая по клавиатуре допотопного ПК набирал текст….
…сегодня около 8.30 в доме егеря Грачевского А.С. 1963 г.р., проживающего п.Завидово промзона №3, обнаружен труп мужчины без признаков насильственной смерти. По предварительным данным смерть наступила в результате острого инфаркта миокарда, в результате острой коронарной недостаточности, в результате….
-В результате, результате, блин язык сломаешь с этими докторами, - проговорил вслух Сивин и потянулся к стакану с водой, который тут же осушил. Свалился мне на голову этот Питерский чудак. Приехал черте, откуда и умер непонятно как. Нет бы, к примеру, убили, как в прошлом году на поминках у Рудакова, рассуждал круглолицый лейтенант. Там было все понятно что делать, кого ловить, а тут… Сиди, пиши, докладывай начальству… он потеребил оставшийся на лысине пушок и вновь уткнулся в клавиатуру.
- Сивин, когда рапорт нацарапаешь? – раздался из коридора звонкий голос дежурного. Начальник приехал и ждет тебя. Поторопись.
- Помог бы лучше, чем орать - огрызнулся Сивин.
…на кровати, в положении лежа на спине, находится труп мужчины лет 50-55-и, волосы ...
А откуда у них собственно такое решение, что у него инфаркт? – рассуждал лейтенант. Собственно это не мое дело. Пусть следаки чешут свою репу, а мне до фонаря. Напишу рапорт и шабаш.
… обнаружены документы… паспорт на имя Палвывчева Григория Алексеевича, 4.04.1957 года рождения, серия… номер…, выдан … города Санкт-Питербурга, 20.04.2002г.
… опись обнаруженных вещей…спортивная сумка…денежные купюры...
«Зачем этому мужику такое количество денег таскать с собой? Может… Этот дурак Семеныч, точно его пацаны прозвали «Робин Того», все до последнего рубля передал. С такими деньгами… покойнику они уже ни к чему, а нам бы пригодились. Ох, как бы пригодились…»
Минут через тридцать, получив последнее китайское предупреждение, Сивин направился к начальству.
- Я там случайно оказался, товарищ майор. Я просто решил с утра за медом заскочить вот и...- Сивин замолчал, вспоминая как он, приехав на кордон, застал взбудораженного и всклокоченного спросонья Семеныча вызывающего по телефону милицию. Я все в рапорте написал. И про деньги тоже невпопад, как бы оправдываясь, проговорил Сивин.
Майор, молча, смотрел на подчиненного и с раздражением думал, откуда берутся такие вот честные придурки как «Робин Того» и этот Сивин. Вспоминая кучу денег лежащую в спортивной сумке умершего.

Хочется услышать критику, а все молчат.... может совсем плохо??

Да нет))) Просто так бывает на многих литфорумах, чтобы обратили внимание, приходиться много жужжать в других темах))
А то читателей мало, одни писатели)))

Об ошибках:

дефис пропущен
возможно так: он движением фокусника извлек из-за спины ветку черемухи и протянул ей (но лучше "ей" заменить на даме/женщине/Ларисе)

набрОсилась

пре-пре немного на глаз давит

никаким - слитно


как говорится - без "ь"

используемоГО

":" после "в гору" - перечисление (как пошел в гору(?): защитил, получил...)

слитно

Об остальном:
Прочитал первую главу. Заинтересовало.
Только просьба, когда меняете героев и место действия разделяйте "* * *" или хотя бы строкой. А то были Григорий и крыса, потом описание закат (в лаборатории?) и вдруг откуда-то Лариса в совершенно новом месте.
Изложение очень приятное, образное.
Лариса на 99,9% - сюрреалистический персонаж. Столько положительных и уникальных качеств в одной женщине, да еще при её роде деятельности. Прям Мисс-Вселенная и "книжный червь" в одном теле. Но это даже подкупает.
Завтра обязательно еще почитаю.
З.Ы. Все таки длинные тексты с экрана читать это мазохизм. Печатное издание никогда не умрет.

За все огромное спасибо. Все поправлю. Дальше будет интереснее.

Понял. Принял.

Еще раз спасибо за ваш труд. Одна проблема, как можно отредактировать текст?? Где эта опция? Или ее вообще нет?

Опция изменения собственного поста имеет срок действия. Если кнопки "изменить" уже нет, присылайте исправленный текст (целиком) кому-нибудь из админов или модеров, укажите № поста, который надо заменить. Старый текст сотрем, новый вставим.

А жаль. Стоит ли утруждаться. Может кнопочку вернуть?

найти без "д" ))))

Не уверен, но кажется тире после "волны"

Слева

натиску,...добычи,... (и еще: вида добычи - ну как то не звучит. Добыча то вроде как в трюме бывает. А они на палубе. Но может я чего не понял, тогда извиняюсь )

аллее

никак

сУмерках

второй кАрдинал

нИ странно

Никто

кАрдинал

непонятливый - слитно

стЕЛлажей

Не понял. Или запятых не хватает, или "т" лишняя

никакого

запятЭ после "и" ))

Занимательное чтиво. Есть конечно нарекания, но есть и шанс, что они субъективны. Главное интересно.
Кое-где, кстати, часто повторяются: добыча и стражник. Немного глаз резало.

и - предрассветных)))

Не знаю имени, но нет слов..... вычитывать свой текст совершенно не умею. Огромное спасибо за оказываемую помощь и труд.

ну, типа еще сумерки, но вот вот рассвет... хотя..... мне почему-то это показалось красивым.... хотя не настаиваю....
Спасибо за сообщение.

обратили ваше внимане на пропуск буквы в слове, а не на само присутствие слова

А по поводу кнопочки - не просите - на то есть вполне обоснованные причины.

У меня сложилось впечатление, что вы занимаетесь этим профессионально. Я прав?

я не о том))
В предрассетных - еще и В пропущено -)



word в помощь

Если не секрет..... в чем она, т.е причина?

Я скорее профессиональный читатель. Пишу исключительно "в стол" и в очень скомбинированном жанре. Думаю читатель для такого не готов. Ещё за психа примут... Хотя нынче "непонятных" авторов моднее в графоманов записывать))

есть грех....тороплюсь, перескакиваю, каюсь, на word только и уповаю...

Насчет "непонятных" - согласен.... , а вот про "стол" - я не выдержал, решил выложить.... накопилось... хочется услышать мнение, а лучше мнения....

Моё мнение такого - лучше сначала закончить произведение. Показать знакомым (проверенным). Если плеваться не начнут, отослать на пробу в редакцию(ции). А если уж от них дадут "от ворот - поворот", тогда на форумы лезть со своей писаниной и дознаваться у людей "что же не так". Хотя можно вопросить у издательств, но им (судя по форумным заявлениям) некогда изливать впечатления на один из тысячи присланных романов, они отвечают лаконично и лишь бы отвязался. Самое популярное и вежливое - неформат (опять же, судя по форумам).

т.е. вы считаете, что я зря вылез с писаниной?

Я так считаю, да. Но у каждого свое мнение, которое он волен распространять только на себя, а делиться им со всеми. Ну а если другие впитают - это уже их дело. Как то так.

Хотя есть еще вариант. Если у вас нет в планах лезть в издательства, тогда вперед и с песней. Делитесь с народом своим творчеством.

Всё вышесказанное не касается коротких рассказов.

Maui13 Крутенько вы берете =) Сначал показать знакомым и потом сразу в редакцию =)

german, мое мнение - все правильно вы делаете. Где же еще нам учиться? Кто подскажет где и что не так? Кто еще посоветует с профессиональной, или почти профессиональной точки зрения? Только не надо зацикливаться на сетевых ресурсах, ибо они - тоже не панацея.

А что Вас смущает? Если человек не владеет талантом изложения своих мыслей и фантазий на бумаге/в word'е, то его и так отсеют, а на форумах только разозлят справедливой критикой. Или, если он из спокойных людей, всячески отобьют охоту к дальнейшей писанине. Есть конечно и исключения. Куда ж без них.
Ну, а если с письмом и стилем всё в порядке, то зачем выкладывать свои (возможно новаторские) идеи? Вдруг он забросит свой роман на пару лет. Кто-то из начинающих прочтет его текст, впитает идею и за год напишет схожий по смыслу, но в своей версии. В итоге первому обидно, второй почивает на лаврах.
Это, товарищ Эээх, как с наукой и открытиями в ней. Думаю примеры вы и сами найдете.
И опять же, если человек пишет для себя, без оглядки на издательство, или же просто рассказы - пусть смело выкладывает.

Да, Maui13 правильно вы говорите. Но ведь это не единственный путь.
Говорю о себе. Считаю, что со стилем и т.д. у меня все в порядке, но вот уверенности в читабельности моих произведений не испытываю. Многие типичные ошибки начинающего автора я узнал только благодаря тому, что полез в инет. Родные, близкие, знакомые вряд ли смогут непредвзято посмотреть на представленное на их суд произведение. Понимаете, о чем я, да?

А вот с новаторскими идеями и прочее - не преувеличивайте. Тут на форуме парочка параноиков появлялась, изрядно повеселили =)
Для того, чтобы понять - получается или нет - нет необходимости выкладывать весь роман целиком (вдруг украдут). Пара глав, разрозненные куски, вуаля.

Для этого существуют рассказы или на худой конец отдельная глава, чтобы проверить доходчивость и удобство чтения - вами написанного. А так же взгляд через время и прочтение схожих лит. произведений.

Я все эти ошибки выучил на чужих примерах начинающих авторов на тех же форумах. Афоризм есть такой: "умный учится на своих ошибках, мудрый на чужих, а дурак вообще не учится".

И не думал. Я же ясно написал (возможно новаторские). Шанс есть всегда.

Параноик - это тот кто ищет скрытую камеру в унитазе. Я просто осторожный.


Как показывает практика - отдельные куски читать неинтересно. А те, кто все-таки прочитал, не факт, что будут говорить о читабельности, скорее напишут "какой смысл выкладывать обрывок?" или "давай исчо".
Но вообще да, это выход. Вдруг желаемое превратится в действительное. Только вот судя по второму посту, Германа не спешили комментировать. Да и вот ссылка прям на этом форуме, в которой как раз про комментирование и впечатления: http://fantasts.ru/forum/index.php?showtopic=667

german, я все никак не мог вспомнить, где же я видел/читал очень схожую историю, но без Ларисы и Григория. Книги и фильм про Соломона Кейна. Тоже был безжалостен, не терпел пререканий, потом был наказан, но остался жив и ударился в веру с вечной индульгенцией. Простите уж за раскрытие схожего произведения, не удержался.

Прочитал....много наговорили пока я спал.... не думаю, что вам не интересно мнение других .....и причем здесь "цветочная" болезнь..... все продвигают интерес "к себе любимому" ну и не сильно двигают вперед других (есть исключения - факт), а поболтать на форуме можно и порой необходимо.....учиться и еще раз учиться не грех...., а насчет "появился, выложил, ждет криков БРАВО и т.д. было бы конечно не плохо, но это явно №пока" не про меня.....насчет идей- воруют, воруют, воруют - есть свой опыт на эту тему, так испарилась у меня одна из книг.....но выложив принародно -есть шанс быть услышанным.... "не спешили комментировать" - ждали что удалюсь не дождавшись криков УРА, БРАВО? Зря, я прилипчивый....

Признаться, вообще ничего тут не ждал. Сам без малого 5 дней на данном форуме.
Сделал пробу на чтение. От первых абзацев плеваться и сокрушаться не начал. Ну а что дальше было, вы знаете.

Герман, вы не переживайте. У нас только pm124 читает все тексты без исключеня. Доберемся и до ваших =)

Я и не переживаю, а надеюсь. Люди делятся на две категории: писатели и читатели, а последние на этом форуме в подавляющем большинстве. Два дня назад выложил "Капли корсара" на СИ и "О-О-О" прочитало сразу более 600 человек. Здесь я появился для ..... сам еще не решил для чего...., но что удивило, так это то, что править текст нельзя (кнопочку поперли) и говорят, что в этом скрыта великая тайна этого сайта..... мистика - вот была и нет её..... и говорят не уговаривайте - в этом скрыт глубинный смысл..... пытаюсь понять идею, но пока не получ-ча-ет-ся, ....но, однако, мне у вас пока нравится....

Сам такой. Обычно долго не задерживаюсь.... посмотрел на публику и пооошел своей дорогой, думая о том, что может где-то попадется "играющий словами" и отредактирует мне мои "нетленные строки" да и поможет тем самым на его хребте въехать в рай. (шутка), но встрече реально рад.

ПРИМЕР из свежих:

Боль.
Было ветрено. Ветер трепал березовую листву, зеленой волной гнал траву и разносил вокруг вездесущий тополиный пух, от которого постоянно першило в горле. Солнце все больше припекало, и я старался держаться в тени больших зданий, думая о том, что когда-то вот такие весенние дни я любил больше всего, а теперь…. Теперь приходится прятаться от ветра, солнца и маленьких белых пушинок. Весенняя красота: цветущая черемуха, фиолетовая дымка сиреневых кустов и голубое небо меня уже не радуют. Болезнь высасывает силы и отдаляет от меня красоту, каждую секунду напоминая о себе приступами болей.
Боль…. Собственно о ней я и хотел рассказать. Боль…. Каждый хоть однажды почувствовал ее прикосновение. Каждый хоть однажды уронил слезу, прикрывая рукой ушибленное колено или ссадину…., но это трудно назвать настоящей болью – она другая - страшная и беспощадная….. Говоря о боли, я все время вспоминаю один и тот же день…..
Дверь мне открыла девчушка лет семи с розовым бантом в аккуратно заплетенной косичке и огромными все понимающими серыми глазами.
- Маме опять плохо, - тихо сказала она и повела меня в вымытую до блеска, словно армейская казарма, комнату, где из мебели были только железная, засланная белоснежной простыней кровать, да пара старых, скрипучих стульев.
В панельной тишине висел ужасающий запах разлагающейся плоти, перемешенный с ядовито-терпким ароматом дешевого одеколона…. Светлане всего тридцать. Вытянувшееся хрупкое тело… измученные глаза, провалившиеся в темные глазницы…застывший в горле стон и нелепая улыбка…. Она скована страшной болью и все же терпеливо ждет, чуть заметно теребя исхудавшей рукой край простыни, пока я набираю в шприц очередную дозу морфина.
К чужой боли быстро привыкаешь, гонишь от себя прочь жалостливые мысли, но всегда помнишь о ней и борешься. Борешься, как с жестоким врагом, вводя ампулу за ампулой. Вводишь, смотришь в глаза, и ждешь, когда боль уйдет, или хотя бы на время затаится где-то в глубине человеческого тела.
В этот раз все было не так. Боль не прекращалась, и в серых глазах маленькой дочери Светланы замелькали капельки слез. Она держала за руку мать и что-то шептала ей на ухо.
Не выдержав, я отвернулся, сделав вид, словно что-то пишу в карте. Неоперабельный рак не оставил Светлане ни единого шанса. Она угасала, таяла, как свеча и все вокруг были бессильны что-либо изменить, понимая надвигающуюся неизбежность…. Все, но не…. Да, огромные серые глаза не хотели с этим мириться, не хотели верить, смотрели на меня и ждали от меня чуда.
- Там в углу чемодан с ее вещами, - словно на секунду вырвавшись из объятий боли, медленно проговаривая слова, произнесла Светлана. – У нас ни кого нет….
- Мама, мама, я ни куда не поеду, - дочь крепко прижалась к материнской руке и еще что-то торопливо говорила сквозь слезы. – Мама…. Мама…. Мама…
Входили и выходили врачи, собирали документы и вещи, а на белой простыне неподвижно лежала Светлана.
Серые глаза больше не плакали, они смотрели на меня в упор и безмолвно повторяли один и тот же вопрос: «Почему?»…..
Я что-то говорил,… говорил о Боге…. и о том, что «там» ей будет легче, но серые глаза не верили, прожигая меня своим вопросом насквозь.
Вечерело. Облака были похожи на огромные клубы серо-фиолетового дыма, тянущиеся с запада на восток, так словно за далеким горизонтом кто-то раскуривал огромную трубку, а закатные лучи только дорисовывали всю воображаемую мной картину. Порывы ветра уносили прочь запахи цветущего шиповника, оставляя в душе только горький осадок. Боль поглощала красоту, но красота не сдавалась…. она тревожила и волновала, зарождая в душе надежду. Надежду, что где-то там, за жизненным горизонтом, есть свое голубое небо, солнце, своя сиреневая дымка и нет боли.

Да тут вроде живенько так. Есть, что почитать и чего почерпнуть.
Единственно, критика зачастую чрезмерно субъективна. Что называется "вилами по воде" и никакой пользы для автора не несет. Только смуту разводит.
По части "корсаров" можно довольно дотошно попридираться к нескольким моментам, но не тянет. )))
Если вкратце: многие сцены требуют удлинения. Негоже в самом начале по 3 строчки на каждую. Начиная с 4 главы переходы к рассказам Ларисы сделаны довольно резко. Из-за этого воспринимается как 2 отдельных рассказа. Атмосферности можно побольше (внимание к деталям, немного более сложной боевой терминологии в сражениях и фехтовании в частности). Описание пейзажа/города должны соответствовать настроению героя. Должны отсутствовать ляпы наподобие: "Уложил чуть ли не 5-ю движениями 5 гвардейцев с инквизиторами и его скрутили". Во первых, так быстро, даже мальчиков для битья сложно поразить. Во вторых, кто ж после такого будет в плен брать без приказа свыше. В общем, есть над чем поработать. Но поверьте, по местным меркам (из того что успел прочитать), ваше произведение выше среднего.
На ЛИ(Лен издат форум) пробовали выкладывать?

и еще к вопросу: "прибежит такой автор из ниоткуда, быстренько свое произведение опубликует и висит, как паучок, в своей теме - ждет, когда последуют аплодисменты."

Появляются все на свет Божий одинаково, а вот живут всяко разно: кто жужжит, кто-то пишет, а кто-то критикует... и ничего здесь зазорного, т.к. желания и возможности у всех разные... если все начнут вести себя (включая форумы) одинаково, то жизнь будет, как сплошной казарменный бред.... строем летать - мечта идиотов (но это мое личное мнение, может я и не прав и, все только и мечтают просыпаться под барабан.....)

нет, но совет принял
Согласен, сам это понял, но побоялся все затянуть, т.к. современные читатели хотят все и сразу... "комиксы" не получились, но сумбурно - это факт, а дальше......вот там все и начинается....корсары - это так, для затравки...
"дотошно попридираться к нескольким моментам", а вот тут-то и хочется подробностей....

По поводу рассказа "боль".
Для меня сыровато. Я бы написал несколько иначе. Но на то и разница в стилях. На мой взгляд больше на дам ориентирован.
В особенности не понравилось, то что врач/медбрат такой впечатлительный. От подобной профессии впечатлительные люди бегут, как крысы с тонущего корабля.
Я бы написал так. Привыкший уже ко всему врач. Очередная умирающая пациентка. Снова девочка рыдающая, полная слезами надежды. И так далее. В конце у врача что-то кольнет в сердце, но тут же он отметет лишние эмоции.
Если же вы про дебютанта в подобной ситуации писали. Тогда надо было добавить его мысли, по-поводу невозможности дальнейшей его работы врачом/медбратом. Или колебания, внутреннюю борьбу, смятение.
Но для дам, как уже говорилось, самое оно.

Еще немного о "корсарах".
Допустим герои. Нет внешних "цеплялок". Родинка там, шрамчик, особое украшение, татуха, пирсинг, морщинка, прикус, да что угодно. Читателю надо цепляться глазом не за пустые имена. Вот Лариса - топ модель-ботаник, но безликая. Без знаков отличия. У вас все девушки красивые, как на подбор, но ничем не цепляют, ведь дальше бездонных глаз дело не уходит. Аналогично и с мужскими героями.
Если не можете сами придумать, просто посмотрите на фотки разных актеров и актрис, создайте облик. Для типажа можете стырить ту же роль из кино. Фразы-паразиты, жесты-привычки. Наполняйте образы.

german, сорри, не углядел сразу ваш вопрос про кнопку изменения постов.
Посмотрите вот эту тему http://fantasts.ru/forum/index.php?showtop...40&start=40, начиная с поста Фрост-Феникса № 50. Там как раз разъясняется, почему возможность корректировать собственные посты ограничена. В самом деле, постоянно бывают случаи, когда это ограничение очень помогает избежать двусмысленности и неопределенности некоторых ситуаций.
Это не значит, что лично вас кто-то подозревает в том, что вы способны учинить такую ситуацию. Просто если уж ограничивать, то всех одинаково.
Единственное, чего я сам на данный момент не знаю, какой нынче срок запрета, у меня, как у модера, эта возможность открыта. Если надо что перезалить - обращайтесь.

Ну, про дам угадали, .....но вот, что касается врачебных дел, то я тут совсем не согласен.... те кто перестал чувствовать и сопереживать лечат "ХРЕНОВО", в этом сейчас основная проблема медицины. Врач - не чувствительный к чужой боли - это не врач, а так.... вместилище специфических знаний. Поверьте, я знаю что говорю, а образ привыкшего к чужой боли хирурга - больше смахивает на профессионала садиста...

не возразишь, но тогда романчик потянет страничек на.....мне иной раз хочется добраться до сути, а она собственно всегда в одной фразе....

спасибо, учтем...., но собственно на какой мейл прислать, т.к. я готов заменить свои 8 глав
.....прочитал ссылочку, но ни х., т.е. ничего не понял....словоблудие и не более, а ответа на мой прямой вопрос НЕТ, а то, что там кто-то, чего-то напортачил мне.... В большом смысле я лишен права доступа к собственному телу, а это огорчает и наводит на мысли... и кстати о равноправии... у вас-то есть право менять и свое и чужое, а вот я оказался третьесортным нигером.... А КАК ЖЕ ПРАВА ЧЕРНОЙ РАСЫ (шучу), но вразумительный ответ получить все еще хочется...

мейл astro080@rambler.ru
Давайте ссылку на тему(особенно, если она у вас не одна) и четко пишите номер поста (постов), которые надо заменить.

А теперь опыт из жизни других людей. Человек заболевает. Идет к врачу. "Доктор, что со мной?". "Оооой. Да вот этоо. Да вооот то. Я ваам сочувствууую. Я искренне надеюсь на вас. Держитесь. Попробуйте вот эту методику. Не вышло? Давайте вот эту". Человек то надеется по велению доктора, да вот не выздоравливает несколько недель. а то и месяцев. Идет к другому. Он хмуро осматривает пациента, излучая хладнокровие, и, вызывая отторжение, одним своим видом. Молча выписывает рецепт/делает диагноз(с последующей операцией) через пару дней или после операции - человек выздоравливает. Хорошим врачам, некогда слезы лить. Они лечить должны. Исключение может составлять период для врачей, работающих в данный момент с детьми (не педиатры, а те кто хирурги, стоматологи и тд и тп).
Есть среди всего этого и чувственные, но оттого не менее профессиональные, натуры. Являются исключениями и подтверждением сами знаете чего.
Ну опять же. Не люблю подобные споры. Оставайтесь при своём, Герман. Я просто поделился опытом близких и знакомых мне людей, а также парой статей от бывших импотентов.

я и не спорю, а глаголю истину - чуть ли не в последней инстанции, т.к. опыт на эту тему просто огромный.... ну, а что касается соплей и слез, то это не так....я говорю о сочувствии и сопереживании без которого лечить - в самом высоком смысле этого слова - НЕЛЬЗЯ. Кстати, у меня есть на эту тему в "Корсаре".....

Я вот вроде с добротными руками родился. Гитару быстро освоил, рисование от природы дано, лепку весьма и весьма достойно делаю, чертежи четкие. Я к тому, что ювелирная работа вроде хирурга, им (рукам) была бы не чужда. Но моя впечатлительность никогда меня не определит на профессию связанную с врачеванием. Это очень тяжело перебороть.

Текст в первом посте заменен на исправленный.