Вот повесть начала писать, как говорила. Хочу показать, прежде чем дальше разрабатывать тему. Узнать мнение, чего кто не то увидит. Я уже выкладывала рассказ. Но там были совершенно другие эпизоды, чем здесь.

Пролог

Прекрасный июльский день. С высокой лазури солнце осыпает мир мириадами расплавленных частиц золота. Пробежит лёгкий ветерок по кронам берёзок и клёнов, окруживших испытательный аэродром, и безропотно стихает, смиряется перед жарой.
Прикрыв глаза ладонью, сложенную козырьком, Сергей Невский наблюдал, как на лётном поле возятся механики, проводят последнюю проверку. Хотя зачем? Двадцатый полёт, все недоделки устранены. Сергей помнил каждый день, каждый час трудного пути: месяцы кропотливого изучения материальной части, серьёзных испытаний, мучительные поиски решения проблем. Особенно с тряской, от которой, казалось, целый день после окончания полёта не переставали скакать глаза в глазницах. Оказалось, недотёпа-механик плохо затянул экран двигателей, что давало сильную вибрацию.
Высится на взлётной полосе самолёт: обтекаемый, веретенообразный фюзеляж матово отливает сталью. Чем-то напоминает толстого головастика. Вместо привычных лопастей — провалы воздухозаборников и длинный тонкий нос пушки между ними.
«И эта «дырка» полетит?» — всплыла в голове насмешливая фраза Гелия Маркова, которую тот сказал, увидев реактивного первенца. Ух, как, не стесняясь в выражениях, пропесочил Сергей друга, за то, что тот недооценил детище отечественного авиапрома. Жаль, нет Гелия сегодня на аэродроме — не сможет увидеть, как Сергей на этой «дырке» продемонстрирует перед высокими чинами великолепные способности: свои и машины.
— Сергей, прошу: будь осторожен. Все по плану, не старайся себя показать, — голос Григорьева, инженера по лётным испытаниям, худощавого немолодого мужчины в сером костюме, звучал почти умоляюще.
— Ты что, за ребёнка меня держишь, Григорьев? — усмехнулся Невский, размашисто провёл пятернёй по копне густых тёмно-каштановых волос над высоким лбом, — Я эту машину, как себя знаю. А инженер из меня не хуже, чем из тебя.
— Гонору в тебе много, Серёжа. Торопишься слишком. Бежишь вперёд. А надо мелкими шажками идти.
— А я иначе считаю: смело шагай навстречу риску. Тогда он не так велик. Представь себе, лет через двадцать сделают такой самолёт, чтобы на нём в космос можно было махнуть!
— Размечтался, фантазёр, — покачал головой Григорьев.
— Да почему фантазёр? Вспомни, что было двадцать лет назад? Фанерная этажерка. А сейчас? Первый реактивный!
Штатный фотограф, долговязый мужчина с усталым длинным лицом и обвислыми усами, установил на треногу фотокамеру, чтобы сделать общий снимок на фоне крылатой машины. В центр поставил Невского, его статная фигура в кремовом комбинезоне, с белоснежным шёлковым шлемом преобладала над всеми.
Нехорошо как-то фотографироваться перед полётом, — промелькнула досадная мысль у Сергея. На фронте никогда этого не делал. Да и бриться тогда не стоило. Ладно, чёрт с ним, то на войне, а здесь-то чего бояться? Все эти суеверия — дурацкие сказки. Что может случиться, если я всё проверил? Только жаль, нельзя будет увидеть эту фотографию в газете, повесить в рамке в квартире. Что поделаешь: секретность. Но Зиночке обязательно покажу.
Выбросив из головы тревожные мысли, Сергей широко улыбнулся в объектив, мол, берите у меня эту улыбку, на всех хватит. Помахав на прощание, забрался в кабину, закрыл фонарь, басовито взревели турбины под фюзеляжем, вырвались длинные ярко-оранжевые факелы. Самолёт, легко оторвавшись от бетонки, взмыл вверх.
Внизу изумрудным ковром раскинулся луг, сменился на плоские крыши рабочего посёлка. Вдалеке сверкают золотые маковки церквей. Крошечные фигурки высокопоставленных лиц: министр, главком, военная комиссия. Если Акимов на ЯК-15 смог сделать такие головокружительные кульбиты, — пронзила мысль. Почему я не смогу? Разогнался километров до шестисот, прошла вибрация, чуть трясёт ручку, педали дрожат. Это не страшно, Сергей привык к этому.
И самое время показать, на что способна его стальная птица. Чтобы эффектней пройтись над аэродромом, отдал ручку управления от себя, машина послушно снизилась до двухсот. Рука на секторе газа. Бросил быстрый взгляд на указатель скорости, прикинул в уме: число Маха 0,8! [1]. Сердце ликующе подскочило в груди. Рекорд мой!
По фюзеляжу прошла сильная вибрация, что-то хрустнуло. Самолёт потерял управление, начал падать, вращаясь, как кленовый лист, переворачиваясь через правое крыло. Все ближе и ближе земля. Не могу бросить машину! Не могу! — промелькнула мысль. Должен сесть!
Чудовищный взрыв огласил окрестности. До самого неба вырвался чёрный столб дыма и огня.

[1] М - число Маха. Cоотношение скорости ЛА (летательного аппарата) к скорости звука (~1200 км/час). Практически, процент от скорости звука. Современные истребители развивают скорость в 2-2,25 М, то есть более чем 2 раза выше скорости звука. Дальше "гонка за скоростью" прекращена из-за сильных перегрузок для пилота.

Глава 1.

В центре просторного круглого зала мерцала объёмная «паутина», сотканная из мириад тончайших нитей со сверкающими бусинками. На панелях, встроенных в стены, мелькали столбики цифр, графики, фотографии.
На лице стоящего рядом долговязого молодого человека с рыжими патлами, отражалась усталость и злость. Две недели работы коту под хвост.
— Ну что удалось что-то найти, Ник? — вошёл здоровяк с уже обозначившимся «пивным» животиком и лысой, как бильярдный шар головой.
— Нет, Пит, кажись, мы уже всех перетаскали, — бросил Ник с сильным раздражением.
— А здесь чего не берёшь? — поинтересовался Пит, словно по клавишам рояля, пробежался по ближайшим ярко светящимся точкам, вызывая трёхмерный экран с текстом и быстро сменяющимися фотографиями. — О, смотри сколько подходящих.
— Нет! — Ник быстро движением руки погасил все «росинки». — Росс чётко сказала: берём только русских.
— Почему? У неё ностальгия по предкам? — Пит перекривил тонкий рот.
— Она говорит, с ними работать легче. Управляемые.
— Сообрази: через пару часов точка перехода уйдёт. Мы опять на месяц зависнем. Эта дракониха нас с потрохами сожрёт.
— Да пошла она … — Ник грязно выругался и присел на стол, взяв длинный бокал с мутным зеленовато-жёлтым напитком, сделал пару жадных глотков. — Задолбался я уже.
— Не нам решать. Мы должны выполнять! Есть, товарищ главнокомандующий, будет сделано! — кривляясь, Пит вытянулся в струнку, отдавая честь. Хихикнув, расслабился, и вразвалочку подошёл к мерцающей границе, прошёлся по светящимся, как миниатюрные солнышки, точкам.
— А это вот, смотри. Ничего так. Откинул копыта, похоже, вовремя. Русский.
Ник недоверчиво взглянул на объёмный экран, и недовольно проворчал:
— Нет, это уже за пределами диапазона.
— Да какая разница! Плюс-минус год. Росс и не заметит ни фига.
— Ну что ж, — Ник хитро сощурился, плотоядно потирая ладони, присел за стол; вызвал трёхмерный голографический экран, который окружил его с трёх сторон. — Попробуем.
— Ручки холодеют, коленки трясутся, — Пит, опершись на край стола, бросил хитрющий взгляд на товарища. — А если не выйдет?
— Ну не выйдет, наши бошки Росс выставит на кольях сегодня на городской стене. Ладно, отошёл, а то задену. Ненароком. Так, так, зацепили рыбку. Тянем, тянем… Ты иди, на красную кнопочку нажми. Когда я тебе скажу. Понял? Только ничего не трогай больше…
— Есть, товарищ маршал! — рявкнул Пит.
На мгновение льющийся с потолка свет потускнел, померкли объёмные экраны. Пит вжал голову в плечи. Оглушил заполняющий пространство низкий гул, словно включился миллион вентиляторов одновременно. Отразился от стен, усилился, поднявшись до нестерпимо саднящей ноты. Все громче, громче. Кажется, барабанные перепонки не выдержат невероятного шума, лопнут. И все стихло.
— Ух, усё готово, шеф! — Ник смахнул воображаемый пот со лба, с хрустом потянулся, перегнувшись через спинку стула. — Теперь можно от трудов праведных прилечь.
— Ну да, разбежался, — хмыкнул Пит, вытащил из кармана халата бледно-розовое яблоко, с подозрением взглянул на него, обтёр о несвежую полу и с жадностью начал вгрызаться. — Щас ведьма на метле примчится, — добавил с набитым ртом.
— Ну, тады мы сейчас поглядим, чо получилось.
Исчезнувшая из зала паутина сменилась на объёмное изображение комнаты с лежащим на кушетке темноволосым мужчиной.
— А это чо такое на нём? — приблизившись к мягко мерцающей границе изображения, Пит с интересом рассматривал кремовый балахон на прибывшем. — Ремни какие-то.
— Хрен его знает, — зевнул Ник. — Мож эти Древние в этом хоронили своих покойников.
— Так он чо, дохлый что ли? — с хрустом перемалывая кусок яблока, поинтересовался Пит.
— Не. В отключке. Я его за пару секунд вытянул.
— Так они искать его будут?
— Не, не будут. От него только мокрое место осталось. Взрыв вот такой! Столб огня, дыма! Трах-бабах! Тарарах! И всмятку! — Ник взмахнул руками, картинно показывая.
— Ну, ты скажешь тоже, — Пит зябко поёжился и замер, услышав подозрительный шорох за спиной.
Боязливо обернулся, с лица слетела глумливая гримаса, сменившись на неподдельный ужас. Хотя на первый взгляд объект не выглядел опасным: стройная привлекательная молодая женщина в ярко-алом, обтягивающим фигуру, брючном костюме, сложив руки на груди, молча наблюдала за ними.
— Росс? — пробормотал Пит. — А мы вас ждали.
— Я вижу, — сурово изрекла женщина. — Чем вы тут занимаетесь, балбесы чёртовы?
— Мы выполнили заказ, — Пит быстро спрятал яблочный огрызок в карман и как можно незаметней обтёр мокрые руки о халат.
— Какие данные по нему есть? — спросила Росс; оказавшись рядом, бросила взгляд на изображение.
— Вот, — Ник взмахом руки отобразил перед ней голографический экран.
— Так, это что такое? — протянула она ледяным тоном. — Военинженер второго ранга? Вы идиоты? Нам нужны лётчики! Лётчики-асы, а не инженеры! Господи, что за болваны. Ничего нельзя доверить.
— Мы уже всех повытаскивали. Ничего подходящего найти не могли. По этим параметрам. Они слишком жёсткие, — пробормотал Ник, отводя глаза. — Ничего не выходило. Мы старались.
— Вижу, как вы старались, — Росс резанула взглядом как бритвой. — Отойдите, уроды.
Молодые люди отшатнулись в стороны. Росс, чуть склонив голову, вгляделась, под нежной кожей перекатывались желваки. — Уберите эту хрень с него.
Ник, прикусив губу, вызвал экран, пробежался пальцами. С потолка спустилась металлическая панель, снизилась до неподвижно лежащего тела. Комбинезон начал бледнеть, расползаться рваными дырами. Растаял, обнажив загорелое мускулистое тело, сменился на ярко-голубой костюм.
— Это ещё что такое? — гневно воскликнула Росс. — Ты бы ещё на него камзол нацепил. Достаточно обычного костюма. Да, вот так. Ладно, разбудите его. Надо с ним познакомиться.

Полупрозрачные стены с радужно сверкающей спиралью расступились, все заполнила чернильная тьма с ярко блестевшими точками, которые складывались в причудливый орнамент. Сергей не ощущал боли, страха, только гнетущую тоску от потери чего-то невосполнимо важного, о чем не мог вспомнить точно. Всё исчезло, появилось удивительное спокойствие, безмятежность, ощущение полёта сменилось на полную неподвижность.
Открыл глаза: хлынул яркий свет, который тут же потускнел, сквозь марево проступили очертания светлой комнаты. И хрупкой женщины в белом халате, которая внимательно смотрела на него:
— Как вы себя чувствуете, Сергей Георгиевич?
Привлекательная девушка, длинные стройные ноги, туфельки подчёркивают изящные щиколотки, ладная фигурка, высокая грудь выпирает из раскрытого на груди халата, где виднеется белая кофточка и ярко-алая полоска костюма. Короткие тёмные волосы обрамляют нежный абрис лица, упрямо сжатые губы, неподходяще по-детски пухлые для такого проникающего в душу серьёзного взгляда. Только накрашена слишком сильно. Сергей не любил этого. Так и хотелось взять влажную губку, смыть лишнее.
— Нормально, — Сергей присел, попытался вспомнить, как мог оказаться здесь.
Память услужливо воспроизвела ясный июльский день, льющийся с высокой небесной синевы тёплый свет. Группа радостно улыбающихся людей рядом с серо-стальной крылатой машиной, похожей на ракету с тонкой длинной спицей вместо лопастей. Приподнятое настроение. Что произошло потом? — Мне нужно позвонить жене, — добавил он. — Она волнуется.
— Увы, вы уже не сможете это сделать.
Сергей встал, взглядом скользнул вниз: куда делся лётный комбинезон? На нём темно-синий пиджак, брюки. И вновь душу захлестнула ледяная волна безвозвратной потери.
— Значит, я все-таки умер? — спокойно подытожил он. — И куда меня теперь? В ад или рай?
— Вы верите в Бога? — в глазах девушки мелькнуло удивление, сменившись на мягкую усмешку.
Верил ли он в Бога? Мать учила молиться. Когда совсем маленький опрокинул на себя кувшин горячего киселя, обварился, она сказала ему: молись сынок, молись, чтобы глазки тебе сохранил. И он молился, даже в церкви на клиросе пел. Но верил он всегда только в себя, в свои силы. Иногда слишком сильно верил.
— Не имеет значения, — решительно отдёрнул полы пиджака и шагнул навстречу.
— Хорошо, пойдёмте, я вам покажу, — сделала жест рукой по направлению открывшейся двери.
Туннель к свету, — мелькнула мысль в голове Сергея. Что-то я об этом читал. Но никогда не видел. Хотя пару раз был на грани. Не успел выпрыгнуть, здорово переломался. Очнулся в больнице. Покорно принимал все назначения врачей, даже не думая о возвращении к работе. И только спустя месяц, освободившись от физической боли, вышел в больничный сад. Услышал над крышами привычный рокот моторов, разбудивший в душе прежнюю жажду высоты, и вновь начал рваться в бездонную синь.
Коридор оборвался, Сергей шагнул наружу через открывшийся проём. Инстинктивно заслонил лицо рукой: яркий солнечный свет ослепил, заставив на миг остановить дыхание. Бетонная глухая стена по периметру пустого двора, мощённого плотно пригнанными друг к другу квадратными голубоватыми плитами.
— Садитесь, — девушка вышла следом, уже сняла халат, оставшись в вызывающе блестящем костюме.
С мягким рокотом спустилась приземистая ярко-оранжевая машина, похожая на небольшой самолёт с прозрачной крышей и короткими стреловидными крыльями. Крыша приподнялась, обнажив два ряда кресел светло-кофейного цвета.
— Ковёр-самолёт? — Сергей улыбнулся, с интересом разглядывая транспортное средство.
— Да, что-то в этом роде. Устраивайтесь. Где хотите.
Она легко впрыгнула за ним, машина, закрыв колпак, мягко взвилась вверх. Стремительно набрала скорость.
С высоты птичьего полёта, Невский увидел высокие башни из стали и стекла с огромными темно-синими «цветами» на крышах. Ажурные переплетения прозрачных туннелей. И до самого горизонта гладь с расплескавшейся дорожкой серебра.
— А это что на крышах такое?
— Солнечные батареи, — ответила Росс, незаметно изучая выражение его лица.
— Да, правильно. А как вас зовут, извините, я не узнал, — оторвался от раскинувшейся панорамы города и повернулся к ней.
— Нина Росс. Сергей Георгиевич, я постараюсь вам объяснить, где вы оказались. Это…
— Я понял, Нина, — прервал он. — Это будущее. Я так и представлял.
Она удивлённо подняла вверх тонкую стрелку левой брови. Понял сам, без слов. Умный.
— Нина, а как управляется эта машина? И двигатель какой?
— Электронный блок управления, — ответила она. — Двигатель… не могу вам сказать, — пожала плечами.
Сразу заинтересовался «железом», — с раздражением подумала Росс. Интересно, он вообще за штурвалом самолёта сидел хоть раз? Инженер второго ранга. Хоть бы первого «вытащили».
— Здорово. Вы, наверно, весь космос уже перепахали.
— Ну не весь… Солнечную систему. Не думала, что вы в курсе.
Он не обиделся, лишь усмехнулся:
— Когда учился в МАИ, познакомился с трудами Циолковского… Скажите, Нина, а какой сейчас год?
Вот почему эти балбесы ошиблись, — осенило Росс. Московский авиационный институт. Авиационный. Там военная кафедра. Кажется раньше, так молодые люди спасались от военной службы. Понятно теперь. Странно только, как дослужился до подполковника. Штабист.
— По привычному для вас летоисчислению: 2258, — быстро объяснила Нина. — Но Земля перешла на универсальную дату, когда была принята Декларация об объединении государств. Чтобы по возможности устраивало всех.
— Триста двенадцать лет? — воскликнул он. — А почему выбрали меня?
Росс замешкалась, сказать напрямую, что её сотрудники-балбесы вытащили совсем другого человека, чем было нужно, не хотелось.
— Нам был нужен человек… Молодой, талантливый. С инженерным образованием. И чтобы разбирался в самолётах последней мировой войны. Мог на них летать. Вы же летали? Ну, немного хотя бы? — с надеждой поинтересовалась она.
— Ну да, немного есть, — он криво усмехнулся.
Аэромобиль легко лавировал между зданиями, ныряя под туннели, взмывая вверх, уходил вниз. Между двух высоких башен обнажённая девушка качалась на большом каменном шаре, подвешенном на толстую цепь. Всплески звуков, складывающихся в какофонию, которую трудно назвать музыкой. Ослепительно улыбающийся всеми тридцатью двумя зубами развязный молодой человек в радужном комбинезоне лихо спустился на лыжах прямо с небес и растворился бесследно в воздухе. Ввинчиваясь в пространство, превращаясь, то в гибкого гепарда, то в анаконду, то в горячего вороного жеребца, пронеслось сигарообразное тело, оставив дорожку с искрящейся надписью.
— Что такое? — только успела проговорить с тревогой Росс, как аэромобиль, потеряв устойчивость, провалился вниз, словно в глубокий колодец.
— Чёрт! — Сергей больно ударился затылком о потолок и кинулся к окну. — Почему падаем? — обернулся и ощутил, как ледяная змейка проскользнула вдоль позвоночника.
Нина, бледная, с закрытыми глазами безвольно распласталась внизу. А мимо с пугающей скоростью проносились этажи из стекла и бетона.
Сергей переметнулся к серебристой панели, вделанной под лобовым стеклом. Множество кнопок, тумблеров в полном беспорядке, несколько плоских поверхностей с мелькающими цифрами. Лихорадочно попытался понять их предназначение. Со злостью ударил кулаком, проделав в хрупком материале здоровенную дыру. Оцарапался до крови, даже не ощутив боли.
— Парашют! Где парашют, мать твою?! — вырвалось у него.
И когда надежда иссякла — громкий шелест вырвавшейся ткани, словно машина услышала его. Аэромобиль дёрнуло с такой силой, что Сергей шваркнулся со всей силы затылком о крышу, в глазах рассыпался сноп искр.
Раскрылся полупрозрачный прямоугольный купол. Сергей бросил взгляд и только сейчас ощутил едва заметную дрожь под коленями: до земли оставалось метров пятьдесят — не больше.
Аэромобиль медленно спустился на землю, сверху накрыло куполом. Сергей попытался открыть дверь: заклинило. Как дикий зверь стал бросаться на дверцу, срывая ногти царапать обшивку, стучать кулаком. Вышиб дверь и бережно вытащил Нину, безвольно, как тряпичную куклу, повисшую на его руках.
Оглушила непривычная мёртвая тишина, которую прорезал звонкий, нарастающий писк: пиу-пиу-пиу. Сергей поднял глаза и заметил в небе быстро летящий строй плоских треугольников. Время от времени из них вырывались ослепительно яркие разряды.
Лихорадочно оглянувшись, Сергей увидел вдалеке приземистое здание из белого камня и ринулся туда. Массивная двухстворчатая дверь была закрыта, ударом ноги распахнул, ворвался внутрь, едва не поскользнувшись на чем-то влажном и липком. Дверь со скрипом медленно закрылась, оставив в полной тьме. Но через мгновение, глаза привыкли, и Сергей увидел в призрачном полумраке нечто, похожее на кушетку. Уложил Нину, пощупал пульс: жива. Отдышавшись, подкрался к двери, приоткрыл и осторожно выглянул наружу. Взору предстала жуткая картина: груды искореженного железа; густо усыпавшую мостовую осколки стекла, куски бетонных блоков с торчащей арматурой, разбросанные окровавленные тела людей в изодранной одежде.
Осторожно выбрался наружу, огляделся. С неба спустилась тончайшая радужная плёнка, прошлась по груде металлолома, которая начала расползаться в бесформенную массу, словно от воздействия высокой температуры. Таять, как грязный снег под лучами яркого весеннего солнца, распадаться.
Плёнка миновала изумлённого Сергея, «стерев» как ластиком следы разрушений. Осталась чистая, нетронутая мостовая из голубовато-серого материала, ярко заблестевшего искорками.
И через мгновение вновь бурлила жизнь, шурша шинами, помчался разноцветный поток. На разные лады зазвенела, засвистела реклама, ослепляя радужными красками.
Сергей вернулся за Ниной, вынес её на руках на улицу. Остановился в полной растерянности. Куда идти, к кому обратиться за помощью? Ни телефонного автомата, ни автобусной остановки. Ни одного указателя. Внезапно пришла ярость, залил душу раскалённой волной гнев. Почему всем плевать?!
Решительно подошёл к парящей около стены дома тонкой панели и уложил Нину. Попытался остановить машину, но все равнодушно проносились мимо, не обращая внимания. Ещё сильнее разозлившись, Сергей выскочил на проезжую часть, и машина, отдалённо напоминающую плоскую коробку, затормозила лишь в паре сантиметров.
— Ты спятил, чувак?! — с воплем через люк в крыше вылетел, как чёртик из табакерки тщедушный парень в обтягивающем костюме кислотно-розового цвета и замер, присев от ужаса, когда на него наскочил здоровенный широкоплечий мужик с кулаками.
— В больницу отвези, — бросил Сергей, схватив пацана за ворот. — Девушке плохо!
— Вызови такси, — пролепетал непонимающе человечек, вглядываясь в разъярённое лицо незнакомца.
Сергей сжал челюсти так, что скрипнули зубы. Никогда раньше он не ощущал такой сводившей с ума беспомощности. Даже тогда, когда выпрыгнул с парашютом из горящей машины за линией фронта, зная, что могут схватить немцы. Но там была родная земля, где помогут. А здесь…
— Не могу, — буркнул Сергей. — Быстро гони.
— Чего гони? — растерянно заморгал парень. — Я-я полицию… вызову…
— Гони в больницу, говорю! — прорычал Сергей.
За шиворот подтащил парня к безвольно растянувшейся на панели Нине, подхватив её одной рукой, другой толкнул незадачливого пацана к его машине. Положив аккуратно тело девушки на покрытое шкурой леопарда сидение, залез сам. Владелец проскользнул следом и бросил боязливый взгляд на странного мужика.
Сергей огляделся: опять эта проклятая серебристая панель под лобовым стеклом, ни педалей, ни руля, ни тормоза — ничего! Стараясь унять разбушевавшийся в душе гнев, как можно спокойней и вежливей произнёс:
— Отвези, пожалуйста, в больницу.
— В какую?
— Не знаю, мать твою! Куда-нибудь. В лучшую!
Парень манерно перекривил тонкий рот, перед ним в воздухе высветилась панель с рельефной картой. Пробежался тонкими, похожими на лапки паука, пальцами и через мгновение машина снялась с места, рванув с такой силой, что Сергея отбросило на сидение, но податливый материал погасил ускорение.
За окном слились в единую разноцветную массу дома, машины и через мгновение Сергея вновь бросило на спинку перед ним.
— Приехали, — буркнул парень, явно ощущавший себя в собственной тачке уверенно, даже нагло. — Давай, выметайся со своей курвой.
Выбравшись наружу, Сергей на руках вынес Нину, огляделся. Между высокими башнями было зажато двухэтажное здание из серого камня. На длинных стеклянных дверях светился большой красный крест.
Перед ним бесшумно разошлись створки, он оказался в просторном холле, пустынном, тихом. И машинально отшатнулся, когда перед ним из воздуха возникла фигура мужчины в белом халате и шапочке.
— Чем могу помочь? — прозвучал приятный голос. — Если у вас не полностью функционирует или отказал БЖ, сообщите общие симптомы по описанию.
— Меня зовут Сергей Невский, а это Нина Росс, ей плохо. На нас напали… — запнулся от пронзившей мгновенно мысли, стоит ли описывать последствия применения оружия, которое смогло стереть без остатка следы жуткой катастрофы.
Сверху надвинулся цилиндр из мерцающей тонкой радужно переливающейся плёнки.
— Сергей Невский: БЖ не опознан, — сообщил голос. — Нина Росс. БЖ функционирует на пониженной мощности.
Рядом возникло воронкообразное завихрение, неведомая сила мягко, но сильно вытащила тело Нины из рук, и всё исчезло. Невский замер, поражённый ужасной мыслью, что зря поступил так неосмотрительно, и Нину уничтожили, как свидетелей той катастрофы.
Он вышел на улицу, прислонился к стене, и вздрогнул, ощутив, как что-то ласково обволокло снизу. Уселся на услужливо возникшую панель, в отчаянной безнадёжности опустив руки между коленями, погрузился в странную апатию, так не подходящую его характеру. Никогда не чувствовал себя таким потерянным, бесцельно бредущим в мире, который совершенно не понимал. Мимо сновали аэромобили, вспыхивали и гасли огни рекламы. Но здесь, около белой стены, жизнь, кажется, остановилась.

хорошо!
замечания:
1. Не хватает простых вводных времени и места - герои не должны ступать по воздуху.
2. Следствием этого оказывается, что кроме Гарднера, все остальные топы беллетристики держали соотношение диалогов и описаний 80 к 20
во второй части эта пропорция нарушена

Спасибо.
Да вроде хватает вводных, и время (июль, после войны) и место - испытательный аэродром.
А во второй части никак диалогов больше нельзя сделать. Зато в следующей главе их будет больше всего.

ЗЫ И что больше никто ничего не скажет? Так плохо, что все онемели от ужаса?

Прочел пролог. В целом, текст хорош: легкий, гармоничный описательно-повествовательный стиль не утомляет читателя, не заставляет его заскучать. Есть, разумеется, мелкие ошибки и огрехи, однако если не браться за побуквенный разбор отрывка, их можно назвать малозаметными.



Первые предложения походят на объемный ассонанс: уж слишком много здесь шипящих.



"Ладонью, сложенной козырьком", может быть?






По мне, нежелательные созвучия.



Еще одна неудачная аллитерация и нагромождение слов.



Пафосно чересчур, мне кажется - будто старорусская былина.

Но выше - мелкие заметки. В общем же, отдельные описания очень пришлись по вкусу.

Смысл тратить время, что-то говорить? Если ваши глаза закрыты к критике...
Написанное похоже на то, как писали в начале прошлого века газетные писатели, еще до революции. Описание людей похоже на скучное перечисление, более важное в описании ничем не выделяется перед менее важным. Ритмика отсутствует, сплошная монотонность. Такое ощущение, что автору самому скучно писать.

Мишка, это не критика, понимаете? Критика - это другое. Не всякий человек может стать критиком. У вас это как-то не получается. Этому ведь тоже надо учиться. Когда критикуют, то вначале хотя бы читают то, что критикуют. А вы даже не удосужились. Ну где вы увидели описание людей, которые похоже на скучное перечисление? Перечисление чего? Тут описание людей из 4 тысяч знаков занимает несколько строчек.

Стиль описаний я специально такой сделала, как писали в начале прошлого века, чтобы возникло противопоставление с будущим.
Ну а диалог - документальный. Поскольку здесь разговаривают два реальных человека. И именно это они говорили. Уж извините, Мишка, за то, что ведущий летчик-испытатель первого реактивного истребителя Миг-9 Алексей Гринчик выражался именно так пафосно. Ну что поделаешь. Ему не скажешь уже, что он не прав. Он погиб почти 70 лет назад. И Гелий Марков - это Марк Галлай именно так и сказал об этом истребителе, когда увидел. После смерти Гринчика именно он стал испытателем Миг-9. Так рождалась реактивная авиация страны Советов.


Правда штоле? А монотонность-то где вы увидели? В том, что прекрасный июльский день заканчивается страшной катастрофой, в которой гибнет талантливейший летчик? Думаю, что вы даже не поняли, что пролог воспроизведен по документальным источникам, которые я штудировала в последнее время. Вот представьте себе, вот такими "монотонными" ( в кавычках) были его последние часы на Земле. То, что вы не прониклись - я понимаю. Это не ваше совсем. Подвиг советских летчиков-испытателей вам не понятен. Вы уехали из нашей страны и все корни порвали с ней. Странно было бы, если русскоязычный иностранец смог бы понять, о чем тут речь идет.

Так и хотелось по сути.


Спасибо. Посмотрю, как можно заменить эти фразы. Они мне тоже не очень нравятся.

Ну вот, сейчас вижу, что вы меня видите. А прежде я был у вас в ЧС, так что и критиковать было бессмысленно.
Насчет критики, вы мне столько раз уже говорили, что принимаете критику только от своих знакомых публикующихся писателей. Моя критика вам не нужна, так что сделал вывод.
Да, наверное, критика - это другое.



Вот такое вам, например, кажется нормальным? Где здесь динамика, попросту нет ее, сплошные перечисления. Очень похоже на какую-то инструкцию.



Ну, это лишнее вы сказали, уехал я сознательным человеком, корней не рвал.

А вы специально что ли вбрасываете дерьмо на вентилятор, чтобы понять вижу я вас или нет? А почему именно ко мне такое большое внимание? Ваше самолюбие оказывается сильно задетым, когда кто-то не видит вашей шедевральной "критики"? Типо - а мне было скучно, и здесь мне тоже было скучно. И здесь тоже было скучно. А здесь было и скучно и вообще очень плохо написано, значит это сильверрэт написала. Очень емкая у вас критика. Я специально прочла на дуэли, что вы пишите. Кстати, сразу вас предупреждаю - я не участвую в дуэли, как бы вы не пытались приписать мне самые плохие рассказы.

А насчет критики от публикующихся писателей, то это - не совсем так. Безусловно, критика Монка или Фотки мне очень важна. Но мне вообще важна критика людей, которые не только хорошо пишут, но и критикуют по существу, это помогает мне в работе. Если вы понимаете, о чем я. Ради интереса посмотрите, как критикуют они и сравните с тем, как это делаете вы.


Вы это серьезно говорите или шутите? А какую динамику вы хотели увидеть в коротком описании трехмерной матрицы для поиска людей?

Вы считаете это описание инструкцией: мерцала объёмная «паутина», сотканная из мириад тончайших нитей со сверкающими бусинками. ?
А давайте вы перефразируете эту фразу так, чтобы она была динамичной по-вашему, и не была похожа на инструкцию, чтобы мне убедиться, что это не простой наезд и желание привлечь к себе внимание.


Но все равно ничего не поняли из пролога. Потому что вам явно чужд подвиг таких людей. Там описана трагедия. И по сути я практически не отступила от документальной повести о Гринчике. Только добавила некоторые вещи.

Гы-гы, отчего же не поговорить с автором, если в ответ он брызжет ненавистью.

Да не гневайтесь вы так, нормально я к вам отношусь.



Да потому что чем-то привлекаете. Непосредственностью, может. Я серьезно.




Я тоже не участвую и по дуэли практически ничего не написал - ничего не понравилось из 4-х прочитанных рассказов. Критики на дуэль никакой не делал - так, пара слов.



Хорошо, но не прямо сейчас :-)

И еще: не дуйтесь на меня по двум причинам: я почти всегда объективен в своих вкусах; нормально к вам отношусь.

Я вижу, что вы относитесь ко мне с повышенным вниманием. Из всех представленных сейчас на первой странице рассказов, вы зашли только в мой. Вы похоже даже на дуэль пошли ради того, чтобы отыскать именно мой рассказ. Это радует.


Непосредственность - это хорошо. Вы, Мишка, большой психолог. Никто из окружающих меня людей этого не мог увидеть, только вы. Вы очень наблюдательны.


Классная фраза. Быть объективным в своих вкусах - это все равно, что быть субъективным в чужих.

Глава 2

— Сергей Георгиевич, с вами все в порядке?
Невский вскочил. Перед стеклянными дверцами стояла Нина в обтягивающем гибкую фигуру комбинезоне цвета электрик. Аккуратно накрашенная, с румянцем на щеках, будто он не привёз полчаса назад в это место иссиня-бледный, потерявший все жизненные силы, полутруп.
— С мной-то всё в порядке. Как вы?
— Все хорошо, а у вас рука в крови, — сказала она. — Может, стоит зайти сюда?
— А, да, царапина. Не обращайте внимание.
Через пару минут сверху спустилась с мягким рокотом крылатая машина. Плавные очертания архаичной «глазастой» легковушки грязно-бежевого цвета со скошенным под углом, бампером, узким полукруглым капотом с хромированной решёткой радиатора. Два ряда сидений, отделанных светло-коричневой кожей.
— Это что такое? «Опель»?
— Вы не знаете? — Росс усмехнулась. — Это знаменитая «Победа». Машина вашего времени. Неужели не знаете?
— Моего? «Победа»? Не знаю, не видел никогда. Немецкий «Опель» видел, а это что не знаю, — подошёл ближе, бросил недовольный взгляд на знакомую декоративную вставку вместо панели управления. — Нина, не считайте, что я капризничаю. На этой штуке я не полечу...
— Вы боитесь летать? — она не удержалась от саркастической улыбки.
— Я не боюсь летать! — раздражённо воскликнул он. — Я прошу вызвать машину, которую я мог бы вести. Мотоцикл, самолёт, паровоз! Но только, чтобы здесь был руль, штурвал, ручка управления!
— Держите себя в руках, — предупредила Росс сухо, в голове промелькнула досадная мысль: «какой вспыльчивый, проблем будет вагон». — Иначе люди подумают, что вы напали на меня, вызовут полицию. Хорошо, сейчас вызову другой аэромобиль. Но на это понадобится время, — специально сделала паузу, чтобы вызвать у спутника ощущение неловкости; заметив, как он помрачнел, добавила миролюбиво: — А мы пока пообедаем. Вы проголодались, наверно?
— Да, есть немного.
— Какую кухню предпочитаете? — поинтересовалась Росс, вызвав экран с картой.
— Домашнюю, — усмехнулся он.
— Я понимаю. Я имела в виду, какое у вас, к примеру, любимое блюдо?
— Пельмени. Сибирские. У меня жена их замечательно готовила
— Ладно, идемте, — подумала: «валенок сибирский, пельмени ему подавай». — Здесь поблизости есть нечто подобное.
Когда шли по улице, Невский глухо молчал, погруженный в свои мысли. Картина жуткого побоища, устроенного странными летающими аппаратами, так и стояла перед глазами. Если идёт война, от применения ужасного оружия гибнут люди, то почему на улицах нет военных, техники? Ничего. Словно это совершенно обыденное явление? И никто, никто не помог умирающим! Их просто стёрли! И почему Нина потеряла сознание?
Навстречу попадались люди, одетые порой в вызывающие, напоминающие карнавальные костюмы из разных веков и стран. И Росс боялась, что прибывший из эпохи строгих нравов Невский начнёт возмущаться распущенностью, но он молчал, простоватое лицо выглядело лишь сосредоточенным.
— Пришли, — возвестила Росс, когда они остановились возле обрамленного мраморными полуколоннами входа, с нависающей сверху вывеской-тентом, где латиницей было выведено: «Tetya Sonya».
Зал смахивал на столовую в усадьбе помещика средней руки. Помпезная хрустальная люстра над рядами круглых столиков светлого орехового дерева. На одной стене ковёр с картиной Шишкина «Утро в сосновом лесу», на другой — черно-белые фотографии в толстых рамках-рондо, вперемежку с расписными подносами. За барной стойкой — буфет из резного неокрашенного дерева, заставленный банками с вареньем, солениями. Невский поморщился, увидев обстановку, но промолчал.
— Вам не нравится? — спросила Росс, когда они присели за столик.
— Нравится, Нина. Мне всё нравится, — хмуро бросил Сергей, аккуратно устраиваясь на стуле с высокой резной спинкой, хотя несчастный предмет мебели все равно жалобно вскрикнул.
— Почему тогда у вас такое недовольное лицо? — поинтересовался она, вызвав меню.
— Нина, я не хочу лезть в ваши дела. Но понять не могу, как вы так спокойно восприняли нападение этой нечисти?!
— Какой?
— Не делайте вид, что не поняли, — он покачал головой. — Той, которая молниями убила пару сотен человек и стёрла все следы. Мы вдвоём смогли спастись. И вы так спокойны после этого. Может быть, вы забыли? Машина рухнула вниз, вы потеряли сознание. Когда я привёз вас в больницу, вы мало чем отличались от трупа.
— Современная медицина творит чудеса. Ценю, что вы смогли оказать мне помощь.
Рядом возникла круглолицая розовощёкая девушка с толстой косой пшеничного цвета до пояса, в сарафане и цветастом переднике:
— Что будете заказывать?
Нина ловким движением руки развернула экран перед официанткой. Заученно улыбнувшись, та через мгновение исчезла.
— И вы смогли что-то рассмотреть?
— Что-то смог, — Сергей вздохнул. — По небу прошёл строй плоских летательных аппаратов в форме треугольников с двумя килями в задней части. Темно-синего цвета. Стали бить сильными электрическими разрядами. Сверху падали машины, в них врезались другие. Следом за этими аппаратами прошло нечто, стёрло все следы разрушений.
— На какой же высоте они летели?
— Невысоко, — Невский задумался на мгновение. — Метров пятьдесят. На самом деле, я плохо их разглядел. Контуры расплывались… Как бы вам объяснить. Вокруг них словно растекался нагретый жаром воздух. И я не заметил двигателей. Ни винтов, ни турбин. Сказал бы, что это были большие планеры.
— У вас прекрасное зрение, — задумчиво проговорила Росс. — Раньше никто не мог описать так подробно.
— Почему никто не сбил их на приступах к городу? Ракетами, с самолёта? Я не понимаю. Никто не помог людям. В 41-м на границе Москвы стояли войска, защищали насмерть.
— В этом и есть главная проблема…
— Проблема? У вас нет сейчас вооружения? Армии? Авиации? ПВО?
— Есть, но об этом вам расскажут, когда мы прибудем на место.
Невский устало потёр лицо руками, огляделся по сторонам. Несмотря на безвкусную обстановку, это место до щемящей боли в сердце напомнило пропахший старым деревом родной дом на окраине маленького городка. Ранним утром и в дождь, и в снег отец, работающий кондуктором на товарняке, отправлялся на маленькую железнодорожную станцию. Мать оставалась дома, занималась детьми: сыном и двумя его сёстрами. Серёжа любил помогать матери по хозяйству, не гнушался никакой тяжёлой работы, ощущая себя помощником: рубил дрова, возил воду с реки. Вместе с отцом заготавливал сено для скотины. Словно наяву вновь ощутил этот пьянящий терпкий аромат свежескошенной травы. Вспомнил, как плавал в медленно несущей зеркальные воды реке и лежа затем на разогретом солнцем песке, устремлял взгляд в небо, мечтая строить самолёты и летать на них. Черт, как давно это было. Слишком давно, чтобы помнить!
Сергей вздрогнул, оторвавшись от воспоминаний, когда перед ним поставили большую тарелку из тонкого фарфора. Взял вилку, вяло ткнул ближайший пельмень и положил в рот.
— У вас такой вид, — проговорила Росс насмешливо, аккуратно разрезая оранжевый мохнатый шарик с голубовато-белыми прожилками. — Словно вам дали кусок лошадиного помёта.
— Помёт у птиц, Нина, — буркнул Сергей. — У лошадей — навоз.
— Ну, вам, конечно, виднее, — съязвила она.
Когда они вышли из ресторана, в переулке их уже поджидала другая крылатая машина, похожая по очертаниям на небольшой самолёт с узкими стреловидными крыльями. Темно-синий «фонарь» на крыше, автоматически поднялся, обнажив небольшую кабину, и два сидения, отделанные темно-коричневой кожей.
— Устраивает? — поинтересовалась Росс.
Сергей заглянул внутрь, улыбнувшись, забрался на переднее сидение. Обвёл привычным взглядом приборную доску с циферблатами «будильников», уверенно схватился за ручку управления.
— Не боитесь вести самостоятельно? — Нина присела рядом и бросила изучающий взгляд, пытаясь заметить признаки растерянности на лице спутника. — За триста лет пилотирование могло сильно измениться. Вы, наверное, и приборов таких никогда не видели?
— Нина, я начинал летать, когда почти никаких приборов в самолёте ещё не стояло. Один компас, да командирские часы у меня на руке. Ни указателя скорости, ни высотомеров, ни вариометра. Даже указателя расхода бензина не было. Приходилось по времени полёта ориентироваться. И авиагоризонт был экзотикой.
— Это карта местности, — Росс ткнула в объёмный голографический экран, поднимающийся над приборной доской. — Там указан наш маршрут, по которому…
— Нина, я вижу, — перебил он недовольно.
— Хорошо, хорошо. Поехали, — и с иронией подумала: «Как он определит, когда можно взлететь?» Почему-то в душе возникло злорадное желание, увидеть, как парень из далёкого прошлого растеряется.
Но испытала разочарование, когда через пару минут, аэромобиль, пробежав полсотни метров по проезжей части, легко взмыл в воздух в паре метров от проезжающей машины. Поднялся выше башен, накренившись вправо, развернулся и уверенно направился в сторону багрового солнца, тонувшего в розовато-фиолетовых клочьях облаков, словно ёлочный шарик в слоях ваты.
Росс украдкой наблюдала за манипуляциями Сергея, постепенно проникаясь доверием к его действиям. Невский вёл аэромобиль по-хозяйски уверенно.
— А знаете, Нина, а когда я начинал, у нас не было никаких систем определения местоположения на местности. Я тогда совсем молодым был. Когда пришёл только в испытательный отряд, на меня смотрели с недоверием. Инженер летать решил. И пришлось доказывать, чего стою. Мне дали И-16, тупоносый, маленький истребитель. И стандартное задание: подняться на высоту пять тысяч, потом спуститься на тысячу, сделать площадку, потом ещё на тысячу. Туда пять минут, обратно пять минут. Летаю я себе спокойно. Выполняю добросовестно задание. И тут, как назло стали сгущаться облака. Спускаюсь, и ни черта не понимаю, где нахожусь.
— И карты у вас не было с собой? — поинтересовалась Росс, пряча улыбку.
— Карта была, конечно. Но бумажная. Но, чтобы определить, где находишься, надо было местность внизу с этой картой сличить. А то, что я видел через прорехи в облаках, все как на грех невыразительное: перелески, болотца, луга, домишки, речушки. Но не бросать же задание: засмеют. Закончил я испытания и стал облетать местность строго по курсу, такими ровными прямоугольниками. Пока не наткнулся на знакомые места.
— Хорошо, что все хорошо кончается.
— Нет, Нина, это ещё не конец, — усмехнулся Сергей. — Бензиномера на моей машине тоже не было. Но я-то чувствую, что горючего впритык. Лечу и думаю: вот-вот кончится у меня бензин и где-нибудь прямо посреди лугов и полей плюхнусь. Позор. Курам на смех. И тут замечаю бетонную полоску. Подлетаю. Выпускаю шасси, стукнулись стойки. Вроде все в порядке. Тяну ручку сектора газа, а мотор — раз и затих. Как-то уж очень быстро, послушно, что ли. Я машинально толкаю ручку вперёд — фигушки. Мотор сам за меня рассчитал. Понимаете, бензина мне тютелька в тютельку хватило только.
— А если бы не хватило? Самолёт разбился бы?
— Не разбился бы. Я бы его на фюзеляж посадил. Но повредил бы точно.
— Может, не стоило рисковать ради груды железа-то? Катапультировались бы спокойно.
— Ну что вы, Нина, такое говорите. Какая «груда железа»? Это же машина! — воскликнул он с таким возмущением, как будто говорил о живом существе. — И потом, не было у нас катапульты. Летали так кустарно, что сейчас и представить невозможно. Выпрыгнуть с парашютом я мог. Но не захотел.
— Понятно. Поднимитесь на десять тысяч, — сказала Росс. — Воздушный закрытый коридор для спецрейсов.
— Ух, как там холодно, — сделав вид, что поёжился, Сергей улыбнулся. — Замёрзнете.
— Ничего, здесь герметично, — кажется, она не поняла его шутки.
— Да понятно, а когда-то и гермокабин никаких не было, — он плавно взял ручку на себя, аэромобиль начал легко взбираться вверх. — Внизу жара, а там наверху мороз минус сорок, воздух разряженный, кислорода мало. Нетренированный человек не сможет и пару минут продержаться.
Она усмехнулась, ему явно хотелось произвести впечатление на неё. Или просто болтлив без меры.
— Можно кислородную маску надеть, — Росс решила продемонстрировать знания.
— Да, можно. Но знаете, когда герметичности нет, человек все равно недостаток кислорода ощущает. Через кожу. Возникает апатия, сонливость. Чёрт, я наверно, вам реликтом кажусь. Да, Нина? Питекантропом.
— Не кажитесь.
— А что, не боялись, что я машину не удержу и мы где-нибудь рухнем? — метнул саркастический взгляд.
— Нет. Автоматика продублировала бы.
— Я так и понял. Слишком вы были спокойны. По идее должны были нервничать: человек из двадцатого века пилотирует летательный аппарат, созданный в двадцать третьем…
— Это устаревший аэромобиль, — пояснила Нина. — Такие сейчас не выпускаются уже лет сто.
— Правда? А какие делают сейчас?
— Только автоматическое управление. Около ста лет назад… Да, восемьдесят семь лет назад, если точнее, был принят закон, запрещающий человеку пилотировать летальные аппараты.
— Почему? Ничего не понимаю.
— Во-первых, и так большая часть летательных аппаратов была уже беспилотной, все управлялось электроникой. Кабину оставляли лишь по инерции, на всякий случай. А, во-вторых, тогда прошла серия авиакатастроф на гражданских судах, где причиной стала ошибка пилотов…
— Удобно валить на людей, которые погибли, — хмуро бросил он. — Не всегда пилот виноват. Иногда и техника подводит.
— Проводилось серьёзное расследование. Всегда был виноват человеческий фактор.
— Да, человеческий… Я понимаю, — мрачно проговорил он, и замолк, ушёл в свои мысли.
Уходящее солнце залило горизонт пурпурно-золотистой рекой, сверху надвинулась тёмная громада вечернего неба, высыпали первые звезды. Приборы на доске подсветились таинственным фиолетовым отблеском. Внизу проносились кварталы ярко освещённых высоток.
Как разрослась Москва, — подумал Сергей. Кажется, только вчера среди густого леса прятались бетонные взлётные полосы. Ангар с пристройками, мастерские, лётная комната с огромным окном-фонарём на втором этаже бытовки. Бродили чумазые мотористы, сновали деловитые механики. И в ряд такие совершенно разные машины: рядом с массивным транспортником — элегантный истребитель, мощный бомбардировщик по соседству с планером. Заныло сердце.
— Нина, а зачем я все-таки вам понадобился? Если у вас тут все автоматически управляется, я не нужен, — он прервал молчание. — Может вы могли бы вернуть меня назад?
— Тогда, вы бы отказались летать на этом самолёте? — поинтересовалась она. — С такими-то недоделками?
— Нет, я бы никогда не отказался. Я был горд, что мне доверили такую машину.
— И большие деньги бы получили? Да?
— Деньги? Да при чем тут деньги? — он пожал плечами. — Представьте, нас было одиннадцать человек, испытателей. А первый реактивный истребитель дали мне, самому молодому. И не только потому, что я самый опытный, а потому, что я — инженер. Мне нарком сказал: рядом с тобой инженера не будет, будешь все сам.
— Но это был такой риск. Если вы отказались бы, вам приказали?
— Риск? Безусловно. Но я всегда шёл на это с открытыми глазами. Я знал, на что иду. И никто мне ничего не приказывал. Предлагали. Но я не отказывался. Никогда. Если боишься — иди в управдомы.
Пафосные слова покоробили. Отдать жизнь за кучу металлома, — казалось Росс невероятным. Может быть, это бравада, желание продемонстрировать крутость. Или он кривил душой, и главным был гонорар? Она могла это понять: советские люди жили в страшной нищете. Нет, скорее всего, дело в его чрезмерном самолюбии.
— А тогда зачем же вам возвращаться? — спросила Росс. — Вы бы просто погибли.
— Я имел в виду: минут на пять раньше до того, как…
— Зачем?
— Я, кажется, понял, в чем моя ошибка. Я смог бы вывести машину из штопора …
— И остались бы живы? Я понимаю. Но это изменило бы историю всего остального мира, — «эффект бабочки», — хотела добавить Росс, но тут же вспомнила, что Сергей не мог знать об этом. — Наш выбор, в сущности, пал на вас, потому что мы должны были изъять человека за мгновение до гибели, не вызывая подозрения у людей прошлого из-за исчезновения тела. А от вашего почти ничего не осталось. Взрыв всё уничтожил. Хоронить было нечего.
И тут же осознала меру своей бестактности, когда Сергей сжался, словно от удара хлыста, судорожно вцепившись в ручку управления, так что побелели костяшки пальцев.
— Простите. Главное не в этом, конечно. Вы — уникальный человек и ваши способности должны помочь нам спасти человечество от гибели.
— Знаете, меня это как-то слабо утешает, — глухо ответил он.
Ярко освещённые районы с протыкающими небо башнями неожиданно оборвались, до самого горизонта раскинулась равнина, погруженная во тьму, освещаемая лишь мерцающим лунным светом.
— Что за черт?! — Невский нахмурился, бросив взгляд на объёмную карту. — Ничего не понимаю, куда мы попали? На луну что ли? Где лес, дороги, дома? Или эта карта врёт?
Отдал ручку от себя, на высотометре цифры стали уменьшаться.
— Вы ничего не увидите, — усмехнулась Росс. — Там голая пустыня.
— Пустыня? А деревья где?
Где, где, в … — в рифму захотелось сказать Росс, но она тут же прикусила язык. Ещё обидится на грубые слова. Привыкла, что военные не церемонятся в выражениях, а от этого лётчика-инженера за все время общения не удалось услышать ни одного матерного слова. Интеллигент.
— Сергей, на Земле не осталось лесов. Все вырубили. Понимаете?
— Вы шутите? А кислород кто даёт? Ах, да, ещё мировой океан. Водоросли сине-зелёные. Помню. Но все равно. Как может мир существовать без лесов?
— Какие водоросли? Лет пятьдесят назад в океане ещё водились медузы, а сейчас там тоже ничего нет. Не делайте такое изумлённое лицо. Смешно выглядит.
— Мне все меньше и меньше хочется спасать этот мир и все больше хочется вернуться назад.
— Давайте так, — с металлом в голосе проронила Росс, явно теряя остатки терпения. — Я вам скажу определённо: вернуть вас мы не сможем. Никогда. Воспринимайте всё, как есть.
Сергей замолчал, резко отклонил ручку вправо, словно с досады решил свалить аэромобиль вниз, но тот лишь едва заметно вздрогнув, плавно накренился. И развернулся в сторону вырастающей на горизонте высокой горной гряды.
— Хорошо, я понял. Кажется, мы уже на месте скоро будем. Нас пропустят? Я так вижу, это база военная. А то ещё шандарахнут ракетой свои же. Этот аппарат мало предусмотрен для отражения атаки.
Она метнула на него удивлённый взгляд: «Как он смог понять, куда они летели?»
— Не волнуйтесь, я уже послала сообщение. Нас ждут, — пояснила Росс снисходительно, хотелось, чтобы Сергей переспросил, как она смогла это проделать, но её спутник молчал.
Сверху база выглядела, как длинный серый прямоугольник, расчерченный ярко горящими огнями, на взлётные полосы. С одной стороны её огибала высокая скалистая гряда, утыканная на разной высоте прожекторами, шарообразными устройствами и солнечными батареями на самом верху. У подножья прилепились ангары под грязно-коричневыми крышами.
— Садитесь на полосу, которая подсвечена оранжевыми огнями, — скомандовала Росс. — Вон ту! — она хотела показать, но тут же опустила руку, заметив краем глаза насмешливый взгляд Сергея: «мол, я не слепой».
Почти отвесно спикировав, аэромобиль выпустил шасси, мягко приземлился. Пробежав полсотни метров, остановился. С характерным стуком убрались крылья, сложилось прямоугольное хвостовое оперение, и крылатая машина превратилась в элегантный легковой автомобиль.
— Неплохой аппарат, — бросил Сергей удовлетворённо, выбираясь наружу. Подал руку Нине, но заметив её изумлённый взгляд, отдёрнул, будто обжёгся. — Маневренный, послушный. Но движок слабоват. Тихий, но маломощный. Но это так, для развлечения, я думаю. Наверняка, у вас тут что-то помощней имеется.
— А что бы вы хотели? Самый крутой истребитель с плазменным двигателем и лазерной пушкой? — фыркнула Росс. — Представляете, как он может выглядеть?
— Нет. Но хотел бы такой опробовать. Если дадут, конечно.
Она ещё раз поразилась самоуверенности Сергея. Должен же человек, попавший в далёкое будущее, испытать растерянность, столкнувшись с неведомыми достижениями технического прогресса? Что должен ощущать человек из семнадцатого столетия впервые увидев самолёт? Страх, изумление? Но Сергей ничему не удивлялся. Или просто вида не показывал?
— Идемте, — сказала Нина. — Нас ждут.
Сергей машинально отдёрнул пиджак, словно форму, застегнул верхние пуговицы на рубашке. Став серьёзным и сосредоточенным.
Они прошли вместе до двухэтажного здания, облицованного светло-бежевой плиткой, располагавшегося в конце лётного поля.
Поднявшись на второй этаж и пройдя по коридору, Росс остановилась около двери на мгновение. Тонкая оранжевая сетка сканера пробежала сверху донизу по фигуре, и створка с тихим шипением поднялась, пропустив внутрь.
Сергей переступил порог и замер. Росс впервые заметила, как изумлённо раскрылись глаза её спутника. Он не удивлялся ничему, ни тому, что попал в мир будущего, ни летающим машинам, ни странным одеяниям прохожих на московских улицах, а здесь в обычной обстановке, растерялся.
Невскому показалось, что он попал в анфилады Петергофа. Отделанные резными панелями красного дерева стены с позолоченными старинными светильниками, пол выложен наборным паркетом. Люстра из молочно-белого стекла на бронзовом основании, свисала из центра живописного плафона. Зачем на военной базе такое великолепие?
За массивным письменным столом восседал широкоплечий мужчина в темно-синем костюме.
— А Нина, привезла очередного подопечного, — проговорил он, не поздоровавшись. — Сергей Невский? Правильно? Подойдите ближе, — приказал он.
Сделал быстрое движение рукой, перед ним повис в воздухе трёхмерный экран, на котором быстро сменялись каскадом фотографии, видео, текст.
— Нина, Нина, что у нас опять такое, — протянул недовольно. — Кажется, твои болваны опять сработали непрофессионально.
— Сергей, это Максим Матвеевич Дресслер, — представила Росс и присела на диван, положив ногу на ногу.
— Да, именно, — Дресслер сильнее выпятил нижнюю губу. — На каких самолётах вы летали? — Дресслер соизволил перевести взгляд на Сергея.
— На многих, которые участвовали в войне. В том числе немецкие.
— В какой же конкретно?
Сергей взглянул на Росс, потом на, развалившегося в высоком кресле, Дресслера.
— Во Второй мировой.
— А. Где конкретно воевали? Сколько было боевых вылетов? Самолётов сколько сбили?
— На Калининском фронте. Шестьдесят вылетов. Шесть самолётов.
— Шесть, шестьдесят, — повторил, передразнивая Дресслер; вышел из-за стола и присел на край. — А в каком звании?
— Военинженер второго ранга.
Дресслер скривился, словно укусил дольку лимона:
— Нина, я же говорил тебе, нам нужны лётчики-асы по типу Кожедуба. А это что?
— Так и вытаскивали бы Кожедуба, — бросил Сергей хмуро, заходили желваки под кожей.
— Ну, Кожедуб — такая известная личность. Это бы нарушило временной континуум. Ладно, вы все равно не поймёте.
— Я — лётчик-испытатель, это выше любого аса. А также инженер.
— Чем выше-то? — протянул Дресслер с презрением. — И потом, не нужны нам механики, инженеры. У нас этого добра навалом. Нам нужны лётчики-истребители, воздушные асы! Сталинские соколы!
— Чего мы болтаем зря. Дайте мне машину, и я вам продемонстрирую.
— Ну, самолёт вам никто не даст. Но провести тестирование могу. Но имейте в виду, хотя это лишь имитация воздушного боя, если вас смертельно ранят, то вы умрёте совсем. Понятно? Можете отказаться. Если боитесь. Куда-нибудь вас пристроим.
— Скажи на милость, пристроят они меня. Если бы у меня был истребитель, я бы к чёртовой матери сбил бы эти аппараты, который поубивали столько народу. Из пулемёта сбил. А вы тут сидите в тёпленьком местечке, и ни хрена не делаете! Болтуны чёртовы. Люди гибнут, а вы… Был бы маузер, пристрелил бы.
Дресслер опешил, лицо вытянулось, проступили красные пятна. Он всматривался в простоватое, но мужественное открытое лицо, горящие таким гневом глаза, что, казалось, прожгут насквозь. И стало страшно, настолько страшно, что по спине потекли холодные струйки пота и задрожали коленки.

план повести, сюжетные повороты, кульминация - есть?

На этом форуме любят порассуждать, какую дрянь печатают издательства, а высокохудожественные произведения форумчан никто не хочет брать. И что у литературы есть высокая миссия, и всё такое прочее.
Похоже, товарищи не в курсе, что литература предусматривает литературные достоинства. И живет по законам литературы, а не интернета и самиздата.
Будь я редактор, завернул бы эту повесть после первого абзаца. Объясняю.
Вспомним героиню Чехова, сочинявшую рассказы, которые всегда начинались фразой "Мороз крепчал"? Так вот, "Прекрасный июльский день" - то же самое. Уже во времена Чехова это считалось заскорузлым штампом. Как начинаются знаменитые произведения? "По утрам он поет в клозете" (Олеша. "Зависть). "Пешехода надо любить" (Ильф-Петров). "- Том! - Нет ответа" (Марк Твен). А как начинается "Мастер и Маргарита"? Ну, вспомнили? "В белом плаще с кровавым подбоем..." - дальше сами доскажите.
"С высокой лазури солнце осыпает мир мириадами расплавленных частиц золота"... Есть литература, а есть литературщина, когда автор думает, что его китч - это настоящая красота.
Есть два варианта картины Шишкина. Один - "Утро в сосновом лесу", второй - фантик конфеты "Мишки".
У Вас получился фантик, отштампованный еще двести лет назад и тогда же заклейменный, как безвкусица с никаким содержанием. Зачем так многозначительно называть героя Невским? Гринчик - слишком немужественно и вызывает улыбку? У нас и так полно Невских, начиная со святого и заканчивая шоуменами, культуристами и пр. Надо подчеркнуть богатырскую стать? Но в те времена летчики были весьма невысокого роста, хоть на Гагарина и его команду взгляните.
"на лётном поле возятся механики" - играют в регби? Или так, шутливо борются? Последнюю проверку чего они проводят на поле? Хотя зачем? Действительно, что поле проверять, это же не экспериментальный прототип. А двадцать полетов - это еще не госиспытания, а первая фаза ЛКИ.
Полное ощущение, что аэродром грунтовый. Березки, клёны, травка, поле...
Описание самолета напомнило о пародиях 1960-х на так называемые "оборонные очерки". Особенно тогда полюбили журналисты словечко "облитый" - облитый шлемом, облитый комбинезоном, облитый скафандром.
При этом о самолете читатель не узнает совершенно ничего, точь-в-точь, как в пресловутых "оборонных очерках".
Определитесь: Вы намерены заниматься литературной деятельностью или клепать на скорую руку вот такие штамповки? Литература потребует несколько лет интенсивной учебы, в первую очередь в области теории. Если Вы хотите просто сочинять и как-то стараться напечататься, то не выкладывайте здесь ничего и не просите совета. Потому что за этой просьбой скрывается кокетливое желание похвалы и, может быть, желание вычесать каких-то мелких "блох". Ясно же, что разноса Вы не потерпите.
Поскольку Вы очень взыскательны к критикам и желаете, чтобы они были максимально профессиональными, сообщаю, что мне литературно-критические статьи заказывали "Новый мир", "Знамя" и "Дружба народов". Про "Если" я уж и не говорю.

Ну поначалу у меня начиналось просто с диалога. И никакого описания дня вообще не было. По-моему, можно и не злиться и просто было это сказать.


Это очень серьезное обвинение и оно требует серьезных доказательств. Но, увы я их не обнаружила. Может вы что-то забыли написать?


Да ничего не надо было фамилией Невский подчеркивать. Я выбрала эту фамилию до того, как решила написать эту вещь. Я тогда даже о Гринчике не знала ничего. Я просто хотела сделать ГГ москвичом, чтобы над его фамилией подшучивали - мол, какой ты Невский, если ты из Москвы. И никаких ассоциаций с богатырями у меня не было. Мне вообще по барабану было, какое имя было выбрать.

Летчики были разные. Да, кабина истребителя делалась под средний рост - 175 см. Но Марк Галлай, к примеру в ней помещался с трудом, он был высокого роста. К нему, кстати, потом перешли испытания этого самолета после смерти Гринчика.
А Гринчик хоть и был ниже ростом, чем Галлай, зато он был широкоплечий, крупный сибиряк, который действительно преобладал над всеми своей мощью.

Я вложила в этот текст очень много содержания. А вы, как говорится, за деревьями не увидели леса. Рост, фамилия - ну вы простите. Неужели, если бы я назвала ГГ - Григорьевым вы бы не нашли к чему придраться?


Это был показательный полет перед высокими чинами. И был двадцатый полет. По-моему, чтобы в этом убедиться, надо лишь набрать в и-нете "МИГ-9 Гринчик" и вам станет ясно. Так что вы, мягко говоря, не правы.
Все опытные самолеты проверялись перед полетом тщательно.




Травы там не было.
Описание аэродрома взято из документальной повести Аграновского "Открытые глаза" о создании Миг-9. И если там по периметру росли деревья, это совершенно никак не связано с тем из чего был сделан аэродром. Я как дорожник вообще не могу понять, как деревья могут ассоциироваться с покрытием? Если вы едете по шоссе, и по сторонам идет лес, вы что ощущаете, что это грунтовая дорога? Не серьезно. Честно.

Цитата из повести Аграновского:




Где вы там слово "облитый" увидели, я понять не могу? "Отливал сталью", потому что он такого цвета был.


А что должен читатель узнать о самолете? ТТХ? Скорость? Маневренность? Тип крыльев? Зачем? Я описала, как выглядел этот самолет, чтобы вставить шутку Галлая. Я написала, где стояли двигатели, поскольку стояли они не стандартно. Что еще надо было написать?


Виктор, я перерыла гору литературы, чтобы написать пролог. Я узнала досконально историю создания этого самолета. А вы мне кидаете в лицо обвинение, что это "штамповка". Штамповка - это когда люди пишут от фонаря о плазменных топорах и скотомутантах.


Если вас так раздражают мои опусы - не читайте их. Я уже много лет занимаюсь писательством. Учусь, изучаю стилистику, собираю тщательно материал о том, о чем пишу. И почему вы считаете, что я не имею права выкладывать свои вещи, как это делают другие? Потому что вас раздражает? Не читайте. Если бы мне нужна была похвала, я бы показала своим родственникам и коллегам и все. А похвала мне как раз совсем не нужна. Я ее даже не читаю никогда. И даже маме не даю теперь читать, потому что ей всегда нравится, а мне это не нужно. Мне нужна только существенная критика.


Виктор, кто бы не заказывал вам статьи, критиковать надо по существу. А то, что вы написали на 3/4 простите придирки. Я могу воспринять ваши слова о том, что описывать так день не стоило. И это легко убрать. Но все остальное. Но вы сами посмотрите, что вы написали.
Это по-вашему фанфик, потому что вы не знаете, какого роста бывали летчики, вас раздражает фамилия Невский. Не знаете, что вокруг этого аэродрома росли деревья и что это был 20-й полет, и на нем присутствовали высокие чины.

Странно, если бы вам хоть что-то понравилось за пределами вашего собственного творчества. Иногда вы снисходительны к вашим коллегам по перу, которые уже напечатались. К остальным у вас презрительное отношение. Я это заметила.

В голову не приходило, что фамилию главного героя можно выбрать, исходя из возможности над ним подшутить. Какого-нибудь второстепенного, еще туда-сюда.
К Григорьеву бы точно не придрался. Нормальная фамилия, без лишнего пафоса.
Проблема в том, что мы говорим на разных языках. Поэтому Вы мало что поняли.
Может, другие что-то поймут, сделают выводы для себя. Хотя сомневаюсь, судя по качеству того, что здесь выкладывается, никто ничего не поймет.
Ну, исполать Вам, детинушки. Я не злюсь, мне грустно. Интернет с его усредненностью масс, хамством, торжествующей безграмотностью и помпезными банальностями не даст развиваться даже талантливым людям. Слишком велик соблазн скорого успеха среди средненьких, стремящихся всех подровнять под себя. Кто хочет чего-то достичь по-настоящему, бегите отсюда, возьмите уже в руки настоящие книги.
Мечтаю найти конкурентов, чтобы было с кем соревноваться. Но их здесь нет. А скоро попрёт поколение ЕГЭ, и вы, господа, сможете почувствовать себя классиками.

Об этом ей уже говорили

грустно, но вряд ли вас бы поняли собственники издательств! Какое достоинство может быть у фанфиков и многоавторских сериалов в стиле РПГ))

Это вы сейчас так говорите.


Да, это точно. Мы говорим на разных языках. Я вам привела факты, где ясно дала понять, что вы ошибаетесь.


А я давно понять пытаюсь, зачем вы ходите на этот форум, заполненный в основном невежественными, тупыми графоманами, чьи опусы вас так сильно раздражают? Вы хотите с кем-то посоревноваться? Соревнуйтесь с теми, кто с вами вровень стоит - с Лукьяненко, Дивовым, Бушковым. Странно приходит в красный уголок ЖЭКа и жаловаться, что там не развешены шедевры из Лувра.

Сколько авторской зависти в этих словах. Сядьте и сами напишите такой хорошо проработанный "фанфик", где так документально и точно воспроизведено место действие и описание. Попробуйте, может у вас и получится.

а по существу? Чего на личности переходить, когда человек потратил на вас время! Скажите ему спасибо за это и задумайтесь, тем более, что вы то ему совершенно... в общем - спасибо, за соседское отношение надо говорить

А про самолеты много чего знаю. Перед новым годом посетил шесть аиазаводов от Арсеньева до Ульяновска.
И про испытания МИГ-9 много чего знаю. На показательном 20 полете самолет на высокой скорости и малой высоте начал разваливаться. Налет прототипа И-300 к тому времени составил всего 6 часов 25 мин.
Я еще про недотепу-механика не сказал, который якобы плохо привернул экран двигателя. Жаропрочный экран несколько раз дорабатывали и ставили на самолет. И не было там никаких недотеп. Это Вы для красивого словца приврали. Там инженеры и техники высокой квалификации работали. Не буду дальше углубляться.
Надеюсь, Вы прочитали "Нежность к ревущему зверю" и "Зону испытаний" Бахвалова. Сравните, как он пишет и Вы.
Прощайте, уважаемый. Или кто вы сегодня - уважаемая?

Я с ними тоже соревнуюсь. По гамбургскому счету, вполне успешно. И не только с ними.

Литература предполагает, а редактор располагает...
Будь я редактор, я бы половину того, что издается, после первого абзаца завернул... Но ведь не завертывают же. Значит, не в одних писателях дело, ась?
Я не читал повести, некогда, но в защиту автора могу сказать, что она не заявляла претензий к изданию, она вообще, насколько я понял, повесть еще не закончила, произведение в процессе. И все еще может измениться.
Кстати, поэтому я лично не выкладываю незаконченных и не вычитанных вещей. И другим не советую. Хотя это дело ваше.

А нельзя ли почитать то, что лично вы бы рекомендовали как образец? Надеюсь, такие авторы вам встречались? Дадите наводку?

Правильно все говорит Виктор Мясников. Нелицеприятное, конечно, для многих.
Несогласен единственно с тем, что нужно бежать со всех литсайтов. Считаю, что коммуникация между пишущими важна.
С Монком не согласен, что нельзя выкладывать сырые произведения. Как раз-то наоборот: зачем выкладывать полностью готовые произведения? Им место в редакциях, а не на сайтах.

Да полноте. Какая зависть? К кому?

Все ваши завистники, silverrat, все те, с кем вам случалось конфликтовать на форуме по поводу ваших текстов, пытались вам сказать только одно: то, что вы хотели сказать и пытались вложить, в вашем тексте не прочитывается. Не видно этого в нём.
Как с тем сусликом. Вы знаете, что он есть, но никому его не видно.
Вы всё хотите, чтобы вам доказали, что в тексте что-то не так. Но вам же приводят фрагменты текста, где не так. Эти фрагменты у читателя вызывают совсем не те чувства и мысли, которые вы ожидали. И то, сколько вы прочли и изучили в процессе подготовки, автоматически не ведет к безупречной литературной подаче этих знаний.

Я прочёл основной материал. Своё мнение хотел высказать позже. Но Виктор Мясников своими выпадами против всего белого света вынудил меня это сделать сейчас. Автор, silvtrrat, старается добросовестно воплотить свою задумку в жизнь. Что это будет повесть? Роман? (Или уже есть) - пока я не вижу хоть в оглавлении и обозначено "повесть". Автор старательно изучает (и знает) матчасть - знания в этой области присутствуют. Ладно, в список мировых бестселлеров это произведение не войдёт. Но я считаю что в первую очередь автор пишет для себя (пардон сужу по себе) ему интересно но ведь хочется и поделиться с другими - показать, я здесь, я живой.
И тут пришёл Киндзюлис. Всё х..ня, форум для дебилов, я гений читайте все меня. Б.Я! Я ни одной рецензии хотя бы нейтральной Виктора Мясникова не наблюдаю. Объективных тоже кстати нет. Перестаёшь верить в то что не всё ещё обо...но. Я зол поэтому сейчас моя речь сумбурна и кто то вновь скажет что я пьян или обкурился. Успокоюсь докомментирую

То есть, Виктор Егоров, вы предлагаете превратить литературу в нечто вроде "Минуты славы". Она, российская литература, и так уже на это похожа, зачем же гнобить ее и дальше?
Я за профессионализм в литературе.

Мы с Вами в разных плоскостях. Вы вот вообще считаете что полуфабрикат можно выкладывать. Это ли не гнобление. И где Вы увидели минуту славы? А просто поделиться? Ну что же, давайте писать в стол.
А впрочем пусть будет "Минута славы". Как знать что будет завтра.

Опытный образец, на котором погиб Гринчик в воздухе не разваливался. От него отвалились только элероны. Единой версии катастрофы нет. Я придерживаюсь версии, что Гринчик привысил скорость, из-за потери элеронов самолет ушел в плоский штопор и у него заклинило рули высоты. Поэтому Гринчик при всей своей высочайшей квалификации не смог вывести машину или спрыгнуть.


И не надо углубляться. Если механик сам признался потом, что не привернул экран как следует и летчик из-за этого мучился, то явно он - недотепа. И не было такой такой уж высокой квалификации. Если даже конструктора самолетов делали такое порой дерьмо, которое даже летать не хотело. Гринчик как раз летал на двух опытных самолетах, которые вообще оказались не летающими. Так что говорить о механиках? Мы вообще делали такие самолеты, что я вообще не понимаю, как мы смогли выиграть войну. Где больше всего на алтарь победы было положено жертв именно со стороны летчиков. 6:1 потерь по отношению с немцами. У нас соотношение между военными потерями были почти схожи с немцами, но летчиков погибло в 6 раз больше, чем у немцев. В 6 раз! Элиту армии гробили. Ни самолетов нормальных так и не сделали, ни летчиков не научили. И командовали ими порой глава сухопутных войск, которые ни черта не разбирались в авиации.


Еще есть Шелест, который написал массу прекрасных книг, посвященных летчикам-испытателям. И есть множество авторов, которые пишут лучше меня. И что вообще не писать из-за этого? Извините. Я буду писать. Потому что меня интересует эта тема. Тема о том, что человек из прошлого превосходит по всем параметрам людей из будущего. Потому что он умный, талантливый, предан своему делу. Кто об этом написал из авторов? Если кто-то возьмется за эту тему из профессионалов, я буду только рада. Пока пишут только о попаданцах, которые из будущего попадают в прошлое. Зачем? Кому это нужно?

ЗЫ К примеру, я зашла недавно в книжный и хотела там что-то по авиации купить. И что я там вижу? Целая полка заполнена книгами о Гитлере! Гитлере и Германии. На самом виду стоит книга немецкого аса Хартмана - "Как я бил сталинских соколов". А книги о советских конструкторах на самом низу. И больше ничего практически. И что мы имеем? Книги о том, как летчик попал из будущего в прошлогое и стал воевать у немцев? "Чужие крылья" Где фантастика, где показан подвиг именно наших летчиков-испытателей? Где современные книги, которые написаны об их подвиге. Их нет. Это никому не нужно.

Так это мне было сказано!
Сильвер, я считаю, что сделал вам одолжение, что зашёл в вашу тему и прочитал этот текст, дал советы!
Я не мазохист, так что комментировать ваши "нетленки" теперь буду только в случае вашего участия в конкурсах и дуэлях.

Вы, по-моему, спутали два совершенно разных комментария, не разобравшись.
Например, где вы увидели конфликт в данной теме? И где вы вообще видели конфликты в моих темах? Может быть приведете пример? Или так - просто надо же поддержать коллег?

А я к примеру могу сказать. В марте прошлого года я участвовала в конкурсе фантастов и мой рассказ там поливали грязью все. Я пыталась что-то возразить, написать, что писала твердую НФ, что старалась найти материал. Никто меня не слышал. А когда я пыталась возразить, меня стали упрекать, что я не терплю критику.
Мой рассказ набрал 4 балла. Я послала его в электронное издательство "Аэлита" и он вошел в лонг-лист и Борис Долинго сказал, что мой рассказ очень неплохо написан и ему нравится, что я выбрала такое красивое решение для фант.допа (хотя он его до конца не понял). И что я теперь должна думать о "критике" на форуме?


Если бы вы решили бы вначале прочитать наш диалог с Мясниковым, то вы бы поняли, что на 3/4 он не говорил о недостатках моего произведения. Он лишь упрекал меня в том, что я не знаю тему. Я там привела цитаты. Но вам, правда, это совсем не нужно. Вы сразу встали на сторону коллеги по перу.

Но я поняла, когда маститые авторы этого форума соизволяют прийти в опус презренного графомана, то он должен залезть под стол и оттуда смиренно повторять:
«Я, пес шелудивый, лапоть презренный, играть в бильярд не умею писать не умею, а туда же лезу писать играть с людьми. Поучите меня, граждане!»


Конечно, больше я выкладывать свои опусы на форум не буду. Зачем тратить столько времени на бесполезные препирательства, когда все равно маститые авторы будут стоять друг за друга горой, а несчастный МТА будет стирать плевки с себя?

Андрей, спасибо вам за комменты (первый и второй, конечно), но вам не потребуется больше заходить в мои опусы. Я больше не буду ничего на форуме выкладывать никогда. А в дуэлях и конкурсах я уже давно решила не участвовать. Вы же видите, я даже на дуэли ничего не пишу, чтобы никого не раздражать.

Если бы я обладала вашей квалификацией, я бы, естественно, выкладывала бы готовое произведение. Но в данном случае, я только учусь и хотела до того, как получится готовая скульптура, пока она еще не высохла, узнать, что поправить. Когда она высохнет и примет окончательную форму, то ее можно будет только разбить и начать с нуля. Обычно я вещи переписываю несколько раз. Иногда получив советы, начинаю очень серьезно перерабатывать. А смысл писать вслепую? Это может себе позволить только маститый, уверенный в себе писатель.

Я хочу сказать напоследок. Что я, конечно, благодарна всем, кто пришел в эту тему и высказал свое мнение. Потому что каким бы ни было оно отрицательным, оно всегда бывает мне полезным и я понимаю, что стоит изменить. Хотя, конечно, когда о твоем детище, которое ты вынашивал в ночных бдениях, о котором ты думал днем и ночью говорят презрительно - штамповка, фанфик, конечно, это неприятно. Это как пел Высоцкий: я не люблю, когда мне лезут в душу, особенно, когда в нее плюют. Не знаю такого человека, которому было бы приятно, если бы ему плюнули в душу.

Я решила написать на эту тему, потому что Dimson сказал мне, что издательствам нужна фантастика о танкистах или летчиках. Я люблю авиацию с детства, поэтому решила проштудировать эту тему. И в процессе исследований я наткнулась на биографию нашего замечательного летчика-испытателя Алексея Гринчика, чему очень рада. О нем уже все забыли, даже памятную доску на школе, где он учился, разбили 3 года назад и не восстановили. Но я рада, что я его для себя открыла. Молодежи сейчас это совсем не понятно, что были такие талантливые, умные, красивые люди, которые отдавали жизнь за нашу авиацию. Сейчас уже, наши летчики-испытатели предпочитаю просто уехать за бугор. Потому что нашей стране они уже не нужны. И вообще нашей стране ничего уже не нужно, в том числе ей плевать и на тех, кто стоял у истоков реактивной современной авиации. Кто принес себя в жертву этой авиации. Кстати, я смотрела списки погибших летчиков-исптыталей. Это ужасное зрелище. Сотни имен. Талантливых, молодых людей. И их подвиг почти никто уже не ценит. Это ужасно. Мне лично жаль, что сейчас талантливые авторы предпочитают идти на поводу у коммерческих издательств и писать о попаданцах из будущего в прошлое в пьяном виде, чем писать наоборот о том, что люди прошлого превосходят и нас сегодняшних и будут превосходить людей будущего. Они лучшие. Приходится таким бездарным графоманам, как я писать об этом. Что сделаешь.

А вы их нигде не видели? Ну сходите в тему рецензий, давайте вспомним, чего удостоился от вас каждый, кто плохо отозвался о вашем тексте.



Постарайтесь всё-таки понять, что я вам сказала выше. Я могу быть до занудства дипломатичной и убийственно вежливой. Но когда я говорю, а человек слышит лишь голоса в своей голове, я перестаю быть вежливой и пытаюсь уже хоть как-то донести мысль.
Поймите же, что ни твёрдость вашей НФ, ни перелопаченный материал не означают, что у вас получился интересный текст. Я не говорю "безупречный", "профессиональный", "отличный". Для начала просто интересный. Да наплевать читателю, что вы там изучали матчасть. Чхать ему на матчасть. Может он впервые в жизни слышит вообще про какие-то там самолёты. Но если он прочел первый абзац, и ему захотелось прочесть второй, а потом и всю страницу... А потом ему понравился герой, а потом заинтриговали события... Понимаете, о чём я? То, что послужило основой художественного текста - это даже не полдела, это куда меньше. А для вас это уже всё, 100% сути. И важность этой сути читатель должен, видимо, постичь загодя телепатическим путём.

Я не интересуюсь самолётами. Мне всё равно, на самолёте ваш Невский попал в будущее или верхом на метле. Это - антураж. В котором должен действовать ваш умный и целеустремленный герой. Мне нравятся такие герои, но лениво продираться через осыпающие мир мириады. И прочие финтифлюшки. У вас очень зажатый слог, а заковыристые эпитеты его только утяжеляют. Кстати, многие предыдущие ваши выложенные тексты воспринимаются куда легче.

Я не считаю, что "сырьё" не надо выкладывать. И не считаю, что обязательно надо. Это дело автора.
И будет вам уже хлопать дверью.

Да ничем он не удостаивался.


Ну ткните мне в то место, где я возражала против того, что мой текст плохо написан? Ну попробуйте отойти от стереотипа и действительно убедиться в том, что я возражаю именно против того факта, что у меня неудачное начало? Неудачное. Согласна. Когда я выкладывала свой рассказ об этом герое, там было другое начало. И оно понравилось. Сами убедитесь: Летчик

И рассказ, который я написала для "Звездного ветра" начинается иначе. Он начинает с диалога. Можете сами убедиться. Но я прочла опять совет, что с диалога начинать нельзя. И решила переписать начало. Получилось хуже, чем раньше. Но ведь я и выложила, чтобы узнать мнение об этом.


Но ведь, я и выложила текст для того, чтобы понять, где он плохо написан.

Но критика может выглядеть по-разному. Можно написать так:

цитата такая
неудачно. Лучше убрать

цитата такая
не верно, лучше узнать поточнее

цитата такая
корявая неудачная фраза. Лучше переписать.

А вместо этого, что я вижу:
Вы написали фанфик, штамповку потому, что:

Вы написали, что на краю аэродрома растут березы, как будто он из грунта (откуда следует это?)
Вы выбрали имя Невский, вы что хотели подчеркнуть, что ваш ГГ - богатырь? А летчики все были небольшого роста (с какой стати?) Я выбрала совсем по другой причине. Да и ГГ действительно был довольно высокого роста.
20-й полет - это не госиспытания (а где я писала, что это госиспытания?)

И вообще, на форуме все так ужасно пишут, что мне не с кем соревноваться (а что я пыталась соревноваться с Мясниковым, или с Монком, или с Фоткой?) Мне это даже в голову не приходило.
и т.д.

Это что по-вашему критика недостатков текста? Я этого не вижу.

Мы с Вами в разных плоскостях. Вы вот вообще считаете что полуфабрикат можно выкладывать. Это ли не гнобление.
***Какое же это гнобление? Тексты выкладываются по разным причинам: проверить на читателя: сюжет, стилистика, орфогравия. Есть и такие, кто выкладывает, чтобы покрасоваться.
В любом случае, факта гнобления литературы в этом нет. А вот когда автор отстаивает, несовершенный текст, то это жалкое явление.

Вы, кстати, тоже выложили повесть. Считаете ее не полуфабрикатом? Без всяких обид, считаю, что временами у вас что-то получается.

И где Вы увидели минуту славы?
***в самом процессе. Литературы практически нет, есть лубковые поделки от народа...

Мишка, это вы специально от меня ушли на виражах, чтобы так и не продемонстрировать, как бы вы лично переписали первую фразу первой главы? А я между прочим помню ваше обещание. Вы его выполните или как? Или так и будете, простите, сопли жевать? За свои обещания надо отвечать.

А вот кое-кто не верит, что нашу историю хотят переписать... Что это кому-то выгодно. Вот так, постепенно и задвигают нас на нижние полки истории. Будь я президентом, я бы издательство, выпускающее такое, прикрыл бы навсегда.

Кстати, предлагаю устроить конкурс на тему героев прошлого. Нашей страны, разумеется. Сильвер права, много шелухи пишется, а вот такое написать - благородное дело. Ради такого даже Монк готов поступиться принципами и что-то на конкурс написать. Потому что тема замечательная и нужная людям. А то у нас конкурсы на какие-то убогие темы, ей-богу... миль пардон.
Так что креаторам-модераторам на заметку!

Можно я вам еще дам один совет. Точнее сразу несколько.

1. Не просите советов.
2. Не читайте советов.
3. Не следуйте советам.

Мне кажется, ваша главная проблема в том, что вы хотите угодить, то ли всем, то ли хоть кому-то.
Попробуйте для разнообразия по-настоящему наплевать на советы и ничего не слушайте, кроме собственной интуиции. Авось тогда-то оно и пойдет в нужную сторону.

Ну я же не гений и не талант. Никогда не вычитываю не редактирую потому что пока не умею вернее не хватает злости, и у меня в моём уровне - всё готово. Я делаю всё на что пока способен. так что выложены в моём уровне не полуфабрикаты. Поговорим через год Я начал графоманить в апреле прошлого года. Считаю за десять месяцев я неплохо продвинулся. А резко взлететь не дано даже соколу - только упасть можно легко и быстро. Учусь парень, учусь.

Всё в этом мире относительно.

Я ничего не понимаю в скрипках. Даже не знаю, как скрипку нужно держать. И нот не знаю. Но, прочтя "Визит к Минотавру" я чувствую себя большим знатоком - и по части музыки, и по части изготовления и игры на скрипке. И по части души скрипки - как она отражает хозяина, как противостоит "злу" не просто в каком-то там "уголовном" понимании, а в этаком всеобщем, вселенском.

Напротив, я понимаю в самолетах. Ибо выпускница МАИ, со славной историей и большой традицией. Но самолеты в этой повести для меня просто констатация факта. Что да, де, самолеты. Души нет.

Душа - она дается словом, ритмом текста. Языком она дается, а не благородством намерений написать что-то на благородную тему. А это все такие вещи, которые невозможно оценить, вытаскивая цитаты и говоря, где и чего надо убрать или заменить. Чего надо обрубить у церетелевского Петра, чтобы получился микелеанжеловский Давид? Видимо, душу? Но только не обрубить, а, наоборот, родить и взрастить.

"...Скрипки не делают. Делают бочки и скамейки. А скрипки, как хлеб, виноград и детей, рождают и взращивают. Не сеют хлеб в январе, не мнут виноград в мае, и человек должен созреть, чтобы родить себе подобных. Свою скрипку ты еще должен зачать в себе и долго вынашивать. Пройдет много времени, и тебе будет казаться, что ничего не меняется. Но незаметно для тебя пальцы твои будут приобретать гибкость и твердость, глаз станет светел и прям, как солнечный луч, а слух изощрен и трепетен. И тогда воображение представит тебе, как в юношеском сне, сладком, зыбком, мгновенном, то, что ты ищешь. Эта скрипка будет, как первая женщина в твоей жизни — широкими полными бедрами разойдутся обечайки, тонок и строен будет стан ее грифа, изящно, как поворот шеи любимой, наклонится завиток, а эфы загадочными волнующими складками очертят ее лоно. И она подаст тебе свой голос — нежный, ласковый, поющий, и не будет мига более полного счастья — сколько бы тебе ни довелось прожить, — чем это мгновенье сладостного обладанья! И тебе будет казаться: ничего прекраснее в мире не может быть и продлится это вечно. Но гением становится только тот, кто отдал всего себя творению своему без остатка и в разгаре счастья уже чувствует холодок неудовлетворенности — он уже вновь возродился для мук и страданий в поиске совершенства…"

Да нет, душа-то тут как раз есть. Только не в том понимании, как видите вы. У нас с вами очень разное понимание души и вообще всего, что с этим связано. Душа для меня - это совокупность морально-этических качеств человека, насколько он способен на сочувствие, великодушие, прощение, на гуманизм.

Я не хочу никому угождать, я просто хочу услышать мнение о своем тексте. Как любой автор на этом форуме (разве не для этого был создан этот форум?). И на этом форуме есть люди, которые мне очень помогли советами. За что я им очень благодарна.

Что значит, "с диалогов начинать нельзя"? Вот кому нельзя, пусть тот и не начинает! А вы - автор - делайте, как считаете нужным. Вы, вам, а не им. Смелее, решительнее!
Сильверрат, я ни в коем случае не призываю никого не слушать. Слушать можно и нужно, но всех сразу - выбирайте! И доверяйте больше себе. Я вам уже об этом говорила, если помните. А то получится, как здесь:

СЛОН-ЖИВОПИСЕЦ

Слон-живописец написал пейзаж,
Но раньше, чем послать его на вернисаж,
Он пригласил друзей взглянуть на полотно:
Что, если вдруг не удалось оно?
Вниманием гостей художник наш польщен!
Какую критику сейчас услышит он?
Не будет ли жесток звериный суд?
Низвергнут? Или вознесут?

Ценители пришли. Картину Слон открыл.
Кто дальше встал, кто подошел поближе.
"Ну, что же, - начал Крокодил, -
Пейзаж хорош! Но Нила я не вижу..." -
"Что Нила нет, в том нет большой беды! -
Сказал Тюлень. - Но где снега? Где льды?" -
"Позвольте! - удивился Крот. -
Есть кое-что важней, чем лед!
Забыл художник огород". -
"Хрю-хрю, - прохрюкала Свинья, -
Картина удалась, друзья!
Но с точки зренья нас, свиней,
Должны быть желуди на ней".
Все пожеланья принял Слон.
Опять за краски взялся он
И всем друзьям по мере сил
Слоновьей кистью угодил,
Изобразив снега, и лед,
И Нил, и дуб, и огород,
И даже - мед!
(На случай, если вдруг Медведь
Придет картину посмотреть...)

Картина у Слона готова,
Друзей созвал художник снова.
Взглянули гости на пейзаж
И прошептали: "Ералаш!"

(с) Сергей Михалков

Зря вы так, про сопли, обязательно представлю свой вариант, просто не сейчас.

Неужели так сложно переписать одну фразу? Это такой огромный труд? Уже ведь вторые сутки пошли. Я за это время уже успела еще рассказик накропать и начала миниатюру.

Спасибо, Fotka. Помню об этом стихотворении. И еще помню о том, что "лучшее - враг хорошего".