ВОЛНЫ
Сэнп

1 часть

Подлетев к спутнику планеты Ргодкасон, пройдя купол силового поля, космический паром Р-734 совершил посадку на площадку 56 космодрома «Адэна».
Из-под днища парома выдвинулись посадочная платформа, мягко коснулась прочной, слегка светящейся, полупрозрачной, плиты, гул двигателя затих и открылся трап. Капитан парома попрощался с пассажирами, пожелал им удачного дальнейшего полета. Пассажиры вставали с удобных кресел, собирали небольшие дорожные сумки, коробки и верхнюю одежду, переговаривались. Дети прыгали между рядами кресел, наслаждаясь легкостью пониженного тяготения, и мешая взрослым.
Сквозь прозрачный купол силового поля закрывающего космодром видны были далекие звезды, а над горизонтом, сверкая праздничными искрами метеоритов, едва заметна, вилась сине-зеленая лента гравитационного потока.
Посреди космодрома отражаясь в зеркальных плитах посадочного поля, стояло небольшое здание вокзала, напоминающее конструкцию из стеклянных кубов.

Пассажиров, прибывших на пароме Р-734, встретила миловидная беловолосая женщина в темно-синем, приталенном, комбинезоне работника порта. На комбинезоне было навешано множество золотых эмблем и значков, рассказывающих о ее должности, статусе и сроке работы. Она подняла руки, требуя внимания, и огласила новость: «Прибытие межгалактического лайнера задерживается, но прошу, уважаемых пассажиров, не беспокоится, лайнер благополучно преодолел подпространственный канал, и находится в районе видимости радара. Прошу следовать за мной, вы можете подождать в зале ожидания вокзала, там есть все необходимое: удобные кресла, буфет…»
Работники порта перегружали тяжелые сумки и чемоданы новоприбывших пассажиров из багажного отделения парома на гравитационные платформы. Когда прибудет лайнер, багаж отправят в его трюм

Гэл вышел из парома, держа сонного сына на руках. Известие о задержке лайнера воспринял равнодушно, может быть, даже, не расслышал, так как его мысли были заняты последним разговором с женой. Он пытался оправдать себя, и, казалось бы, понимал ее, но совершенно не мог разобраться, что ему делать дальше. Снова и снова вспоминал, как будто видел все со стороны…

Небо потемнело, окрасилось в розово-фиолетовый цвет, облака отсвечивали красным. Сверкали заснеженные вершины гор.
Лэнора стояла на мраморной террасе и говорила, глядя вдаль, а Гэлу казалось, что говорит не она – это ветер доносит до него слова, ее отца.
– Так не может продолжаться! – произнесла она решительно.
– Как не может продолжаться? – устало спросил он.
Лэнора вздрогнула, хотела осуждающе посмотреть на мужа, но не решилась, видя его отрешенный взгляд. Неожиданно ласково попросила:
– Оставь свою службу на Калтокийи, мой отец, все еще, согласен взять тебя капитаном на пассажирский корабль, пройдешь переквалификацию…
– Или?..
– Или мы разведемся… – едва ли не крикнула она.
– Ты же знаешь – эта война закончена, – говорил Гэл, он и вправду был уверен – эта война закончена.
– Конечно, эта война закончена! – злилась Лэнора, – но, ты, ведь, не можешь не воевать! Ты найдешь себе другую войну. А моя жизнь и детство Айрэ не бесконечны! Мы твоя семья!
– Я очень люблю тебя, – Гэл хотел обнять ее, но она отступила. Он прошептал. – Я очень люблю Айрэ. Но не могу я оставить флот сейчас.
Только гордость не позволяла ей расплакаться:
– Конечно! Ни сейчас, ни потом, никогда. Никогда ты не уйдешь из армии. Но, если ты так любишь нас, неужели не можешь ради семьи переступить эти условности, ты столько лет служишь?.. Всякому нужен отдых, даже такому как ты! Неужели на твоей страшной Калтокийе недостаточно капитанов? Тебя некем заменить? Разве это твоя война, разве древние планеты поддерживают Совет, или Братство? Разве твоя планета, вступала в эту войну? Нет, Нодэ наоборот вышла из состава Совета вместе с другими древними планетами. А ты, вероятно, забыл, что ты не только калтокийский наемник?
Гэл, уйди из армии! Может быть, тебя объявят предателем и дезертиром, но ты будешь жив и с нами... Там было так страшно... Гэл... Это бойня... мы с тобой едва не погибли... Я и сейчас не могу поверить, что ты жив… Эта неоправданная жестокость... Гэл...
– Я не могу так сразу все решить, мне нужно подумать, – ответил Гэл не решаясь отказать ей, – Полетим вместе на Кзол, там тихо, море теплое, отмели…
– Нет, Гэл, если я тебе уступлю, рядом с тобой вновь потеряю остаток ума, – ответила Лэнора, – нет...
– Отпусти со мной Айрэ, – Гэл подошел к ней, коснулся ее белых, коротко остриженных волос, такая нелепая мальчишеская прическа и так ей подходит. Наклонился поцеловать, обнял. Она замерла, не в силах его оттолкнуть.
Ее бабушка говорила, что боги завидуют влюбленным, но как можно завидовать той муке, которую она испытывала рядом с тем, кого любила. Или они завидуют щемящему чувству тепла, и нежности.
На террасу вошел отец Лэноры: высокий, статный мужчина с короткими волнистыми белыми волосами и красивым надменным лицом, бледные тонкие губы презрительно кривились.
– Лэнора! Я не позволю твоему мужу, забрать моего внука, из-за него я едва не потерял тебя на Над... – господин Приоролл не крикнул, как того хотел, сдержанно сказал, но голос дрожал от гнева, – разве ты забыла, как я забирал тебя из плена, не он – Мэрог спасал тебя. А где был твой муж, когда ты попала в беду?! Пускай убирается вон!
Лэнора вырвалась из рук Гэла, смущенно поправила платье.
Гэл резко повернулся в сторону тестя, синие глаза его посветлели, приобрели желтоватый оттенок, и казалось, зрачки сузились как у зверя.
– Господин Приоролл… ваш внук – мой сын. Ваша дочь – моя жена.
Пиор Приоролл сначала отступил, но гнев ослеплял его и пробуждал бесстрашие. Он вновь набросился на зятя с обвинениями.
– Тогда где ты сам – муж и отец? Почему я должен воспитывать твоего сына и заботиться о твоей жене?! Где ты? Ах да. Ты на войне! Наемник!.. А когда твоя жена попала в беду, тебя рядом с ней не было! Тебя расстреливали! Жаль не дострелили! Из-за тебя она едва не погибла! Ей так хотелось помогать людям в горячих точках?! Да нет, она тебя там искала! Вот мое последнее слово – мой внук останется здесь, со мной, а ты убирайся! Хоть на войну! Хоть к чертям! Документы о разводе я тебе вышлю! На твою Калтокийю! До востребования!
– Я попросил отпустить со мной сына у своей жены... – упрямо ответил Гэл, – и решения принимает она. Не вы.
– Отец! – вскрикнула Лэнора, – я прошу тебя... я сама решу проблемы моей семьи!
– Твоей семьи? Твоя семья – этот бродяга?!.. – изумился Приоролл, – А я?.. А Айрэ?.. Ты хоть понимаешь, в какую пропасть тебя тянет этот наемник? Разве тебе мало Над?!
– Этот наемник, пока еще, мой муж. И отец моего сына! – ответила Лэнора. Ее отец побелел еще больше, плечи его обмякли, как у человека, внезапно получившего смертельный удар, он молча ушел.
Лэнора посмотрела вслед отцу, повернулась к Гэлу и сердито сказала:
– Никогда... Слышишь?.. Никогда больше не смей разговаривать так с моим отцом. Я не знаю, сколько тебе лет... но я знаю кто ты, и должен все-таки знать свое место...
– Что? – изумленно выдохнул Гэл, и тут же вспылил, – и где же оно?!.. Мое место?! Покажи мне тот коврик, на котором я должен сидеть, подобно псу, не шевелясь, ожидая команды!
– Ты слишком много себе позволяешь. Гэл... – холодно ответила Лэнора да Ридас-Приоролл, – ты совсем одичал на войне... Но, ты тщательно обо всем подумаешь на Кзол, успокоишься, и когда вернешься, мы мирно подпишем документы о разводе, расстанемся спокойно, как цивилизованные люди. Айрэ ты вернешь на Ргодкасон через две недели, к этому сроку я подготовлю бумаги. Все... Я не хочу больше ничего слышать, и не хочу тебя больше здесь видеть. Завтра я привезу малыша на космодром, к отправке парома. Прощай!
Лэнора ушла с трассы. Гэл смотрел ей вслед, на белые босые пятки, что мелькали из-под подола длинного, легкого, шелкового платья. Она привыкла ходить босиком на его корабле. Он хотел, чтобы она оглянулась, но она уходила. Он не хотел ей верить ей, только, как то по-человечески, болело сердце.

Люди окружили женщину в синем комбинезоне, требовали объяснений, заверений и обещаний.
Гэл прошел мимо галдящей толпы, в зал ожидания, бросил сумку на кресло, сел. Айрэ на его руках проснулся, сонными глазами осмотрелся, и вновь уснул, с пальцем во рту, Гэл укутал сына полами длинного кожаного плаща. Коснулся губами смуглого детского, лба пахнущего молоком.

Господин Приоролл не мог смириться с тем, что Гэл забирает Айрэ, пусть даже на две недели, грозился вызвать полицию и арестовать зятя. Обещал обвинить Гэла в похищении ребенка. Угрожал Лэноре, что если та посмеет отдать Айрэ «этому пирату», то сама может не возвращаться.
Но Лэнора переупрямила отца. Ведь она надеялась, когда Гэл проведет с сыном отпуск, он поймет, что главное в его жизни это жена и ребенок, и останется на Ргодкасон.
Она помнила планету Над. Необъяснимое, внезапное перемирие, как будто Мир оказался в глазе торнадо. Огонь, смерть, беспощадная бойня, и вдруг звонкая оглушающая тишина. А Гэл, изменился, застыл, как будто каждый миг ожидал внезапного удара. Лэноре страшно было видеть эту перемену, и его взгляд, устремленный в нечто ужасное, никому больше не видимое. Она надеялась, что разговор о разводе, разозлит его, заставит опомниться... Но нет… он еще более замкнулся, отдалился. А ведь он не тот, кого можно напугать пустяком. Он только казался беспечным. И значит то, что произошло на Над, на фоне мирного договора, и вправду было пугающим. Наверно потому она так отчаянно пыталась заставить его уйти из армии. Пыталась его спасти.
А поглощенный эмоциями господин Приоролл голословно заверял общественность в скором разводе его дочери и этого бродяги. Обещал избавить высший свет планеты Ргодкасон, от грязного наемника.
Новости распространялись так быстро, что в главном космопорту планеты Ргодкасон Гэла уже узнавали: средства массовой информации изрядно приукрасили семейный скандал вымышленными подробностями, теперь архивные ролики десятилетней давности, снятые на свадьбе Гэла и Лэноры, сопровождалось комментариями: «Дочь господина Пиора Приорола, блистательная Лэнора, вынуждена взять развод со своим мужем – калтокийцем, дикарем, не проявившим уважения к законам цивилизованной планеты».
«Папа! Смотри, это ты!» – кричал Айрэ, показывая маленьким пальчиком на большой монитор, под хрустальным потолком зала ожиданий.
Малыш не понимал – папа это видит, и слышит.

Пассажиры парома, бесцеремонно рассматривали «скандальную знаменитость». Особенно изумлялись инопланетные гости, не могли понять, почему этот наемник, найдя богатую жену, не удержал ее, ведь если устроился на теплом месте, сиди, ублажай родственников. Но все знают – калтокийцы – глупые, помешанные на войне, и эфемерных понятиях: доблести и чести солдафоны.
Пассажиры устраивались в зале ожидания вокзала. Но, только беловолосая соотечественница Лэноры села рядом с калтокийцем. Гэл покосился на ргодкасонку, она ему улыбнулась. Он почувствовал тоску, эти белые волосы, перламутровая кожа, серые глаза, ласковая улыбка, отвернулся лишь бы не видеть.
Бежать, бежать на Кзол где сейчас лето, ласковое «солнце», пляж с мягким, белым песком, прозрачная вода, и веселый, разноцветный зверь умбре, вредный, но маниакально любящий Айрэ. А там, забыть обо всем, не думать ни о чем. Две недели, за две недели он сможет успокоиться, смириться с поражением, и наметить дальнейший путь… Не заметил, как прокусил губу. Лэнора… украсть ее, что ли? Украсть и улететь так далеко, так далеко… Бросить этот Мир и улететь с ней.

Корабль задерживался, зал ожидания тесен.
Молодой дангарец пытался устроить своих пять жен, и успокоить троих детей, те с криками носились друг за другом между рядами кресел.
Пара мулатов с тэдрола Визон , в военизированной одежде, с разноцветными гривами, устроились на широком подоконнике, с упоением целовались, не обращая внимания на обидные и эмоциональные реплики религиозного дангарца.
Беловолосая женщина спокойно читала книгу.
Калтокиец смотрел в окно. Айрэ спал на его коленях.
А потом пришел корабль, объявили посадку.
Гэл разбудил Айрэ, малыш протирал глаза маленьким кулачком, и хныкал. Калтокиец, поставил сына на пол, поправил шерстяную курточку, закинул дорожную сумку себе на плечо, хотел взять ребенка на руки, но Айрэ решил, что пойдет сам. Так они и пошли на посадку, держась за руки. Калтокиец, двухметрового роста в черном кожаном длиннополом плаще, и трехлетний малыш в вязаной курточке.
Теплый ветер создавал эффект открытого пространства, под высоким куполом силового поля. Айрэ, задрав голову, рассматривал редкие светлячки звезд и яркие протуберанцы космических ветров, едва не споткнулся на ровном месте и повис на руке отца. Вскочил, его внимание привлекли бортовые огоньки пассажирского корабля. Для Айрэ все корабли, превышающие размерами космический катер Лэтос, назывались неизменно именем крейсера Джарэка.
– Папа! Джарэк?! – крикнул малыш, дергая отца за руку.
– Нет, маленький, – ответил Гэлард, – просто корабль – это не Джарэк…
Калтокиец держал в руке маленькую теплую ладошку неуемного ребенка, и сам ощущал себя живым… и даже счастливым.
Ргодкасонка старалась идти рядом с Гэлом, но ее сочувствие было ему неприятным.
Большая семья дангарца следовала гуськом за своим кормильцем, два маленьких черноволосых мальчика в светлых рубашках и белокожая десятилетняя девочка в длинном, украшенном бисером, синем платье, со звонкими криками бегали вокруг отца и матерей.
Молодая пара с Визон шли, обняв друг друга, и продолжали целоваться.

Увидев корабль, Гэл почувствовал опасность, вспомнил, как Милэн просила его не лететь на перекладных, но вернуться на Ргодкасон он мог, да и не решился. Разве что сойти с пассажирского при первой посадке? Хорошо еще, что перед вылетом он связался с базой Джа, и приказал пригнать его катер на космодром Иссаны, но туда нужно еще добраться.

Скажите, а вы критику нормально воспринимаете?

Мой взгляд любительский, я не мастистый писатель, так что можете не брать во внимание, если очень самолюбивы

Так вот,
мне кажется подзатянуто, суховато
десяток скользковатых моментов вроде этого:


Как-то идеи и сюжета не очень уловил

Вобщем, есть к чему стремится

Сама тема черезчур уж "традиционная"

Я нормальную критику нормально воспринимаю
Спасибо. Пересмотрю...
Начало может быть традиционно (не спорю), фактически попаданец.

Беловолосая ргодкасонка, глядя на калтокийца с сыном, вспомнила свадьбу Лэноры, дочери богатого судовладельца, хозяина трех космодромов и транспортной компании. Пресса тогда была щедра на комментарии о том, что господин Приоролл, шокирован выбором дочери. Возмущалась и аристократия, ведь Лэнора разорвала помолвку с Мэрогом Сторгаком, и ради кого, ради пирата, или наемника, или кто он там – этот бродяга без роду и племени. Женщина украдкой рассматривала наемника. И вправду пират, в черных кожаных штанах, в белом, свитере, в плаще, в высоких ботинках, волосы черные, волнистые, срезанные криво, как будто ножом наотмашь. Красив, странной чужой красотой, почему-то на ум ее всплывали слова: божественной, или нечеловеческой. Его красота и привлекала и отталкивала. Говорили, что он дикарь. Говорили, что он жестокий убийца, мародер и разбойник, наживающийся на войне, ну а как иначе он смог купить невесте платье стоимостью большого космического транспортника? Многое говорили, но ргодкасонка понимала, почему Лэнора Приоролл вышла замуж за этого дикого наемника. Калтокиец был живым и настоящим, а ее соотечественники стали слишком цивилизованы и напоминали чопорных роботов. Она вспомнила стереофотографию, которую хранила уже десять лет, как реликвию, на стерео были запечатлены Лэнора и калтокиец, в тот момент, когда выходили из храма богини дарительницы, взявшись за руки, как влюбленные дети. Жаль, что все заканчивается, может быть, наемник срезал волосы, из-за утраченной любви?
Калтокиец взял сына на руки. Ребенок смеялся, и о чем-то спрашивал отца. Ргодкасонка улыбнулась, и тайком их сфотографировала на маленький стереофотоаппарат, встроенный в средство связи в виде массивного перстня. Наемник удивленно посмотрел на женщину с серебряными волосами. Она покраснела, виновато улыбнулась. Он раздраженно пожал плечами.

Гравитационный двигатель на пассажирском транспорте не отключали, и силовые потоки подняли пыль на посадочном поле. Айрэ чихнул. Гэл прикрыл рот ребенка черным шелковым платком.
Молодая пара метисов поссорилась. Они не помнили, куда положили пластиковые билеты и теперь с упоением, так же неистово, как минуту назад целовались, ругались.
Патриархальный муж шествовал во главе своего гарема с гордым, непроницаемым видом. Его женщины семенили следом, детей угомонили, и они обижено шли рядом с мамами.

Прилетели грузовые гравитационные платформы: на них контейнеры с топливом, и контейнеры с багажем. Быстро и синхронно техники загрузили овирий, а грузчики багаж. Работа на этом космодроме была налажена превосходно, впрочем, как и на других космодромах господина Приорола – отца Лэноры.
Молоденькая стюардесса, встречала и провожала пассажиров с очень милой дежурной улыбкой. Вежливо, как будто только для формальности, проверяла билеты и документы. Пропустила на борт: многочисленное семейство дангарца, молодую пару, визорцев, они отыскали-таки, свои билеты в одном из карманов на ультрамодной одежде. Уже на борт вошла ргодкасонка. И, как будто на раскаленные угли, ступил на трап Гэл. Стюардесса посмотрела на него подчеркнуто доброжелательно, как на старого знакомого, и нежным голосом проворковала:
– На ваш счет пришли особые распоряжения господин Гэлард да Ридас.
– Не пускать? – устало и равнодушно спросил Гэл.
– Нет, – она смущенно театрально засмеялась, – господин Пиор велел поселить вас в каюте для особых гостей, для ребенка мы наняли няню, – девушка вернула ему документы, – ваша каюта находится на третьем ярусе, стюард проводит вас, он ждет у лифта. Приятного полета, господин да Ридас.
– Хорошо, что он не велел закрыть меня в трюме, – проворчал Гэл.
– Ну что вы, – девушка покраснела, – вы теперь знаменитость.
– Я заметил, – Гэл спрятал документы в карман плаща.
– А правда, калтокийцы срезают свои знаменитые хвосты, теряя любимую женщину? – неожиданно спросила стюардесса.
Он удивленно на нее посмотрел, коснулся своих волос, вспомнил:

– Командир... – тихо позвал Ларнэ.
Гэл покачал головой:
– Нельзя, ничего нельзя…
– Командир?..
– Успокойся… – прошипел Гэл.
Ларнэ косо недоверчиво посмотрел на Гэла.
– Ждем... – проговорили губы Гэла.
Ларнэ от бессилия и ярости прокусил клыком губы до крови.
Маленькая медсестра от страха не чувствовала ног, упала рядом с Лэнорой.
Гэл положил оружие и откинул его ногой.
Мэрог возмущенно крикнул:
– Делайте что-нибудь! Вы же калтокийцы!
– Идиот... – прошептал Гэл.
– Лежать! Всем лежать! – кричали вражеские солдаты.
Гэл приказал своим аджарам лечь.
С удобной позиции, сверху, со скал всех держали под прицелом. Командир вражеского отряда и два его помощника спустились вниз. Над Гэлом нависла тень, ствол тадо уперся ему в затылок, и скрипучий голос повторил, растягивая слова, как будто смаковал каждый звук:
– Вы же калтокийцы?.. Таки калтокийцы,… а я еще сомневался. Лежать! Не дергайся! Всех убью!
Звонко выскользнуло лезвие тесака из ножен:
– Черт... – прошептал Гэл.

Калтокиец не ответил на вопрос стюардессы, забрал из ее белых рук маленький пластиковый документ, и вошел с сыном на корабль, там наткнулся на молодого, утонченного до гротеска, беловолосого стюарда, в белом, блестящем комбинезоне. Стюард поклонился и молча, указал куда идти. Гэл посмотрел на юношу с плохо скрываемой неприязнью. Его сейчас очень бесили все ргодкасонцы...
В каюте стюард разъяснял калтокийцу, подробно, как недоразвитому:
– Если понадобится помощь, нажмите на вот эту кнопочку, няня для ребенка сейчас придет, бар на втором ярусе, кают-компания на пятом, ресторан на третьем, для вас все бесплатно. Желаю приятного путешествия.
Потом стюард запнулся, видимо, по выражению лица наемника прочел, что если, скажет, еще хоть слово, или останется в этой каюте, хоть еще на миг, будет незамедлительно убит, поспешил исчезнуть... Гэл оскалился, захлопнул дверь каюты, сел на диван. Айрэ сполз на пол, и начал деловито осматривать каюту: заглядывал в шкафы, проверял мягкость кресел, нашел небольшой холодильник, а в нем свой любимый шоколад, который тут же вытряхнул из упаковки прямо на пушистый белый ковер, и сел рядом с упавшей шоколадкой. Полюбовался сладкой фигуркой мифического дракона, начал играть, воображая прыжки и полет дракона над своей головой, при этом зачем-то надувал щеки пыхтел и рычал, а потом отгрыз гребни на спине сладкой фигурки. Гэл сполз с дивана к сыну:
– Айрэ, может быть, ты съешь что-нибудь не сладкое. И не валяй шоколад по полу.
– Я хочу, дракона, – упрямился Айрэ. Шоколад начал плавиться в его руках.
– Ты весь измазался, – Гэл протянул руки к сыну.
В этот момент корабль вздрогнул и пошел на взлет. Палуба качнулась, внутренний микроклимат включился, восстановилось давление и притяжение.
– Папа, мы полетели! – закричал ребенок, вскочил и побежал к большому иллюминатору смотреть на космос. Ему очень нравились цветные протуберанцы на темном фоне бесконечности. Гэл вздохнул, быть серьезным, правильным отцом ему пока не удавалась. Айрэ совершенно его не слушался.
В дверь постучались. Отворили. На пороге каюты возникла юная, милая, тоненькая девушка: бледная и черноволосая ириладдоса. Девушка замешкалась, рассматривая Гэла, как будто совершенно не верила своим глазам, Но, совладала с собой.
– Извините. Вы господин да Ридас? – нерешительно спросила она.
– Да, – ответил Гэл, сидящий на полу, – а вы?
– Эннэ Дограт. Вам нужна няня?
Гэл ухмыльнулся. Девушка, смутилась, покраснела до слез.
– Не вам, вам... – снова растерялась она, – я няня. Говорили, что вы с сыном.
Гэл показал на прилипшего к иллюминатору ребенка:
– Айрэ, познакомься. Эта девушка – твоя няня.
Ребенок оторвался от созерцания космоса, осмотрел девушку, не нашел в ней ничего, для себя интересного, и вернулся к иллюминатору.
– Он ваш, – с кривой улыбкой сказал Гэл, – я не справляюсь.
Девушка кивнула головой, и неожиданно спросила:
– Вы против моего присутствия?..
– Неужели так заметно?
Гэл редко видел чтобы белокожие люди краснели так ярко… Казалось она сейчас вспыхнет. Пожалел ее, поспешил успокоить:
– Не обращайте на меня внимания… нервы… На самом деле вы очень мне поможете. Я, как то не привык заботиться о детях…
Эннэ присела рядом с хорошеньким трехлетним малышом, замурзанным и серьезным, позвала его, протянула руки, малыш по-взрослому вздохнул, и с упреком посмотрев на отца, шагнул к няне. Они и вправду были удивительно похожи, наемник и его сын. Очень похожи, несмотря на противоположно-разный цвет волос.

Первый день полета Гэл пролежал на диване, бездумно и равнодушно переключая каналы сетевого телепавидения, слушал новости, сопоставлял с фактами, и думал…
Лайнер совершил две посадки. Но Гэл не нашел в себе силы выйти ни в первом порту, ни во втором, и судя по всему не вышел бы в третьем, он настолько устал, что перспектива лететь на перекладных его попросту пугала. К тому же ощущение опасности притупилось, на корабле было тепло, уютно и спокойно.
На планете Вэст корабль простоял в космопорту три часа. За иллюминаторами лил дождь, потоки воды текли по органическому стеклу, искривляя изображение. Айрэ носился вокруг дивана, требовал прогулки. Эннэ терпеливо ожидала, когда отец уступит сыну и выпустит его, хотя бы в коридор. Гэл сдался. Эннэ очень быстро застегнула на малыше курточку и убежала с ним из каюты. Она бы сейчас куда угодно убежала, лишь не оставаться сам на сам с этим странным космическим наемником.
Когда веселые вопли Айрэ перекатились за дверь каюты, и наступила тишина, Гэл встал с дивана, подошел к иллюминатору. Стоял в странном оцепенении, обхватив себя руками, смотрел вперед себя невидящими глазами. На окраине посадочного поля, сквозь густые потоки воды, размытым пятном проглядывался большой, сверкающий огнями вокзал. Дождь казался холодным, а ему и так было холодно, очень холодно. Но когда корабль взлетел, над густым облачным покровом, Гэл увидел, как ярко сверкает теплое «солнце»: оказалось на Вэсте лето.

Эннэ повела Айрэ гулять на верхнюю палубу корабля в гидросад. Там была детская площадка с настоящей травой и яркими веселыми каруселями.
Калтокиец мысленно следил за ребенком, но незаметно уснул, как будто накрыло вулканической лавой... Приснился сон – густой туман заполнял коридоры корабля, преображая новый пассажирский корабль высшего класса в старую ржавую развалину. Очнулся, услышав крик и глухой удар в дверь, вскочил. Осмотрел каюту. Сердце забилось безумно, до боли. Где Айрэ!? Неужели там, за стенами каюты! Нельзя было отпускать сына! Ребенок должен быть рядом! Страшно... Гэл, вывернул содержимое дорожной сумки на пол. Руки дрожали. Как странно, когда дрожат руки перед боем. Как странно, когда сердце стучит с такой силой, что перекрывает мысли…. Перед боем? Странно, когда не осознаешь, что делаешь. На дне сумки небольшой раскладной кинжал. Но к чему кинжал? Только чтобы занять чем-то дрожащие руки?
Резко открыл дверь своей каюты, и мгновенно внезапный выстрел тонкого лазерного луча ослепил полутьму коридора, Гэл кувырнулся в сторону стрелявшего, сбивая его с ног. Убил, вскочил, выдернул тадо из ослабевших рук мертвого захватчика, осмотрел оружие. Жаль, половина лазерной батареи использована, но игольчатых пуль почти полная обойма.
Внезапно осознал – его действия не верны – в беспорядочной свалке абордажного боя, первыми гибнут паникеры, старики и дети. Успокоился, унял дрожь в руках и сосредоточился. Необходимо увидеть обстановку глазами сына: сквозь пелену детского страха просматривались лица испуганных пассажиров, и заплаканные глаза Эннэ. Пираты согнали пассажиров в большой зал ресторана, как стадо овец в загон. Закрыли все выходы, у каждой двери поставили вооруженную охрану. В стенах прожженные дыры, на полу трупы. Кто-то попытался сопротивляться.
Гэл только теперь понял, почему не рекомендуется допускать родственников и друзей потерпевших к спасательным операциям.
– Думай, – рыкнул сам себе. – Думай!.. Идиот… ну, какой же я идиот, – думать должен был четыре дня назад, перед тем как вскочить на паром, идущий к Грылле. Так спешил успеть к отправке корабля на Ргодкасон. Так спешил увидеть жену. Успел...
А теперь?.. Ворваться в ресторан с оружием? Спровоцировать стрельбу?.. Или попасть туда как добыча, а там действовать по обстоятельствам. Гэл забросил трофейное оружие и кинжал-дагу в каюту. Мертвого зэйда , оттащил туда же.

Три четвероруких гиганта, с планеты Аросса, несли двух девушек-близнецов, зеленоволосых русалок с планеты-океана Нлон. Девушки уже не пробовали вырываться, обессилено повиснув на руках сэнтаремов как ватные куклы. Гэл вжался в стену и закрыл глаза…
Один из пиратов громко рассмеялся, и пробасил, обращаясь к своим коллегам:
– А вот и награда за то, что я сегодня никого не убил!.. – огромная рука аросца сгребла калтокийца за ворот белого свитера.
Гэл открыл глаза. Аросцы присвистнули: для работорговца яркий цвет глаз захваченного раба, как для ювелира чистый цвет драгоценного камня. Один из сантарэмов, не выпуская девушку, извлек из кармана куртки миниатюрный фонарик и не понять, зачем направил луч в лицо Гэла. Пират, нашедший наемника, радовался:
– Дорогой мальчик – на рынке Багго его можно обменять на новый двигатель.
– Викторианец, – второй пират взъерошил волосы на голове Гэла, – но сойдет даже за нодийца.
Тот, который держал Гэла, сплюнул набок и с опаской прошептал:
– Не вспоминай этих нарванных наемников…

Когда Гэла толкнули в толпу пленников, он начал прорываться к середине зала, туда, где стояла маленькая Эннэ, с его сыном на руках. Напуганные и раздраженные люди ворчали на него, он наступал на ноги, они толкались, он толкался… В том безумном водовороте человеческих тел у него была цель, и он к ней шел.
Эннэ увидела Гэла перед собой, со стоном передала ему засыпающего малыша и заплакала.

Еще во время абордажа лазерными лучами повредили систему вентиляции в ресторане. Люди с кристаллической основой не нуждались в кислороде, но не могли устоять под массой тяжелых органиков, когда те задыхаясь от недостатка кислорода начали падать. Эннэ потеряла сознание, Гэл подхватил ее. Айрэ пугающе обмяк на его руках, как мертвый. Калтокиец сел на пол вместе со всеми, прикрыл головы Эннэ и Айрэ рукой, создавая силовое поле и преобразовывая углекислоту в пригодный для легких человека кислород. Он все еще цеплялся за глупую мысль, что это простое совпадение, обычное невезение; он выберется, захватит спасательную капсулу, и больше не будет летать на пассажирских кораблях с ребенком. Он все еще надеялся, сидя на полу, под прицелом тадо, в толпе, пленников, спасая от удушья сына и едва знакомую ему ириладскую девушку, и не заметил, что из полсотни детей, пребывающих на корабле, в зале ресторана оказался только его сын…
– Они починили вентиляцию? – тихо, едва шевеля губами, прошептала Эннэ,
– Да, – соврал Гэл. Потратив силы на преобразование материи, он ощутил слабость и головокружение. Драться легче.

Вентиляцию починили, но настроили так, что в зал пошел холодный воздух. А вслед за потоками холодного воздуха, пришла поисковая мысль капитана пиратов, как капля жидкого азота: «Где ты, калтокиец? Прятаться бесполезно. Я знаю – ты на корабле... Выходи, или я «исполню» первых десять неудачников».
Пассажиров для показательного расстрела бросили у стены-стереовизора изображающего недосягаемые горные вершины планеты Акала ... Случайно, в десятку приговоренных, попала и знакомая ргодкасонка.

Гэл растерянно посмотрел на Эннэ и тихо сказал:
– Не иди за мной, это опасно.
Эннэ, как завороженная, кивнула. Она, если бы и захотела, не пошла, от страха не могла пошевелиться. Гэл поднялся над толпой сидящих пленников. Прижал Айрэ к себе, прикрывая его голову рукой. Шел на угрожающий зов капитана работорговцев, преступая через пассажиров межгалактического элитного лайнера принадлежавшего флоту господина Приорола. А под стеной лежали приговоренные к расстрелу избранные случайностью, над ними стоял капитан сэнтаремов: огромный, коренастый, насмешливый, самоуверенный, лысый как колено модницы, серокожий с приплюснутым носом и чешуей вместо ресниц. Капитан пиратов прижимал к себе мальчика – подростка, гладил его, как щенка, по желтым кудрявым волосам, когда заметил Гэла, криво усмехнулся, демонстрируя крупные искусственные клыки.
– Выходи, не бойся... а то я начну бояться, – с наигранной бравадой, говорил капитан, – Обещаю, ничего с твоим детенышем не случится. Главное – ты успокойся… Не нервничай, не отращивай себе клыков с когтями... Договорились?
– Зачем я тебе нужен? – спросил Гэл.
– Ты мне?.. – наигранно удивился капитан сэнтаремов, – век бы не видеть тебя, и тебе подобных!
Мимика лица работорговца была невыразительна, но калтокийский оборотень почувствовал его страх.
– Кто меня заказал? – поинтересовался Гэл.
– А... я бы и их век не видал бы, – отчаянно улыбаясь, ответил пират, – и счастлив был бы. Сами разбирайтесь, – и он все же нашел в себе силы предупредить, – Сейчас за тобой придут, и не вздумай там, что-то… Мои люди пальбу откроют, ты своего детеныша не соберешь.
– Если бы ты этого не сказал, я бы тебя забыл, – сквозь зубы процедил калтокиец.
Лысый работорговец ничего не ответил, но заметно расстроился. Отступил на шаг, поскреб темечко, и крикнул своим головорезам, – а где там наша нянечка!?
Пираты рванули на середину зала, расталкивая людей. Ослабевшие, едва пришедшие в себя после кислородного голодания пленники только вскрикивали. Эннэ сжалась в комок, закрыв голову руками, пират схватил ее за волосы, потащил к капитану. Гэл не успел пошевелиться, как на Айрэ направили оружие...
Эннэ кричала, капитан пиратов отвесил ей звонкую пощечину, и гаркнул:
– Возьми ребенка!
Айрэ испугался и тоже закричал. Эннэ всхлипывала и дрожала, из носа у нее шла кровь, она протянула к малышу руки. Айрэ только сильнее прижался к отцу.
– Отдавай, – приказывал просящим голосом пират, – они его оставят с тобой. Он очень важен. Иначе как тебя усмирить.
Гэл провел рукой по мокрому, от слез, личику сына. Ребенок обмяк, калтокиец отдал сына Эннэ, и застыл, как мертвый, ни эмоций, ни гнева, лишь тупая боль в груди, как будто сердце уже вырвали, а он все еще видит, слышит…
Лысый капитан сэнтаремов – Онэо Лянгурак наблюдал за пленником. Не мог поверить, что этот дикий аджар может испытывать человеческие чувства, хотя, даже багки любят своих щенят.

Воздух начал уплотняться, капитан пиратов облегченно вздохнул – и заработать смог, и не умер: значит, он все-таки самый удачливый вольный пират... Может он еще в легенды войдет: будут говорить – этот тот пират, который не побоялся Вэрвэто…

За пространственным порталом опасно сверкали тысячи звезд Вселенной. На магическом пороге портала уплотнилась человеческая фигура в длинном сером шерстяном плаще, на свет ламп вышел молодой мужчина с красивым бледным лицом и пепельно-седыми волосами. Туман и звезды портала за его спиной растаяли.
– Ларсард, – удивился Гэл.
Вампир подошел к Эннэ, присмотрелся к сонному ребенку.
– Я всегда говорил – любовь губительное чувство, – «нелюдь» в сером плаще погладил белые волосы Айрэ.
– Убери от него руки, – тихо рыкнул Гэл.
– Не рычи? – криво усмехнулся Ларсард, и с жалостью посмотрел на оцепеневшую Эннэ, вытер с ее лица кровь рукавом своей белой рубашки. Улыбнулся ей, слизнул кровь со своего рукава, повернулся к Гэлу. Посмотрел в глаза, но ответный взгляд не выдержал, наклонил голову и очень тихо сказал, – не хотел я с тобой вновь встречаться. Но мой страх, оказывается, был сильнее тебя теперешнего.
– Отдал душу маоронгу за «мертвое» тело? – спросил Гэл.
Ларсард почувствовал озноб, но нашел в себе силы ответить:
– За жизнь и душу не жаль. Но ведь это ты виноват в том, что я утратил эфемерную связь с таинственным, сказочным, а может быть и не существующим духовным миром.
– Ты с тем миром давно и самостоятельно потерял связь, – грустно сказал Гэл.
– Я, как и другие, хочу спасти мой Мир.
– Ты мне это говоришь? – прервал его Гэл, – зачем я вам сейчас?
Ларсард неожиданно ухмыльнулся, сверкнув клыками:
– Я думаю, ты скоро об этом узнаешь, – подошел впритык и, едва ли не касаясь бледными губами уха Гэла, прошептал, – а ты, говорят, и сам тогда... умер?

Гэл вспомнил, он с группой солдат прорвался в цитадель. Защитники крепости сражались неистово, до последнего вздоха. Калтокийцы атаковали яростно.
Варко зарыл Гэла собой от киридовых пуль, оттолкнул с криком:
– Иди я прикрою!
Под черные своды огромного тронного зала Гэл вбежал сам, его отряд остался в коридорах.
В зале его атаковали маги, он даже не отбивал удар, принял на себя, и вытянул всю магическую силу атаковавших. Зэрона Гэл обезглавил в ярости, на потоках энергии вытянутой из магов. Боль пронизала его тело, словно тонкий лазерный кнут. Он захлебнулся, сила магов смешалась с его силой, и он сжег ее, лишившись даже той малости, которую накопил до битвы.
Милэн вбежала в темный зал и онемела, глядя на его побелевшие волосы и серо-землистую кожу, на белые, как будто незрячие глаза. Гэл увидел сестру, выдавил из себя улыбку и рухнул на колени. Она подбежала к нему, помогла снова встать на ноги:
– Гэл… Гэл, – она, как-то, по-детски всхлипнула, – Варко погиб, я не успела… Гэл. – Она подставила брату свое плечо.
– Он… еще там, в коридоре? – спросил Гэл, голос его задрожал.
– Да… Сейчас Серые заберут всех… Гэл, как теперь будет Нак? А Корэ?..
Навстречу выбежал Нэйл, застыл, ошарашенный:
– Черт… – Увидел на глазах Милэн слезы, – кто?
Милэн пыталась еще держаться и не плакать:
– Варко… Нэйл… Варко погиб, кирид его порвал.

Небо окрасилось фиолетово-желтыми красками. С холма спускались гравитационные платформы Серых. Гэл сидел над телом Варко, и сам как мертвый.
Когда платформы отлетели на безопасное расстояние, силовой снаряд ударил в днище «Замка» раздался взрыв, и осколки раскаленного металла разлетелись вокруг холма, засыпали белый песок...

– Тебе не повезло тогда? – горько ухмыльнулся Гэл.
– Главное, тебя погасили, – со злостью огрызнулся Ларсард, – сколько лет прошло, а ты так и не восстановился, – вампир повернулся к пиратам, распорядился, – уведите девушку и ребенка на мой корабль.
Гэл рванулся, но его удержали трехметровые аросцы. Вампир Ларсард приставил к его груди короткое дуло очень несерьезного, маленького, по-детски округлого пистолета. Гэл рыкнул, попытался вырваться, волосы в мгновенье выпрямились, стали как шерсть зверя, глаза пожелтели, зрачки сузились. Ларсард, не дожидаясь полной трансформации своего врага, поспешно нажал на курок, его рука дернулась: отдача была мощной. Шар размером со зрачок волка, прорвав белый свитер, вонзился в грудь Гэла. Щупальца развернулись и спутали ребра, разрывая мышечные ткани.
Эннэ оглянулась, увидела, как калтокиец с диким звериным рыком рванулся из рук пиратов, и как холодный безжалостный человек выстрелил в него. Все расплывалось перед ее глазами, она едва не потеряла сознание. Пират подхватил обмякшее тело девушки, второй выхватил из ее рук ребенка.
Ларсард кричал пиратам:
– Отойдите! Его кровь страшнее органической кислоты!
Аросцы мгновенно выпустили калтокийца и отскочили. Тот упал на палубу, кровь из раны жадными каплями пропитывала свитер, растворяя шерсть, шипела на пластиковом полу, как разъяренная змея, и исчезала в разъеденных дырах. Гэл почувствовал привкус металла во рту, капли ртутной крови появились в уголках его губ. От боли он терял сознание. Не хватало силы вырвать паука вместе с ребрами, осталась только упрямая злость.
А тут еще, видимо потерявшие рассудок, пассажиры бросились в освободительную атаку, на тадо с голыми руками, подбадривая себя матерными воплями. Возглавил бунт героически юный бессмертный. Пираты вовремя оттащили калтокийца, в сторону, иначе бы его попросту растоптали. Ларсарда случайно ранили.
По бунтарям начали стрелять. Погибла половина захваченных в плен пассажиров. Бессмертного главаря бунтовавших пассажиров сбили с ног, избили тяжелыми космическими ботинками с железными вставками на носках, показательно поставили на колени, и на глазах потерпевших поражение пленников пустили пулю в затылок. Молодой светловолосый халкеец с красивым юным лицом (такие лица часто можно увидеть у статуй маоронгов), рухнул к ногам капитана работорговцев. Лысый пират еще раз ударил бунтаря, и плюнул на него. А потом двое аросцев взяли халкейца за руки, утащили. По полу потянулась темная полоса крови.
– Правильно, бросьте зверю – пускай закусит идиотом, – сказал вслед Капитан пиратов Онэо Лянгурак.
Раненный Ларсард едва дыша от возмущения и боли, приказал аросцам, унести калтокийца. Пираты подхватили Гэла. Ларсард с ненавистью посмотрел на вечного врага и, схватил черную цепочку на его шее, вытащил маленький медальон в виде треугольника, украшенного спиралькой, и шестью маленькими бриллиантами… дернул. Застежка цепочки сломалась. Гэл очнулся, посмотрел на вампира равнодушно, как будто не с него сейчас срывали знак тан-ларда.
– Невероятный трофей, – зашипел Ларсард, – скоро у меня будет и второй.
Во рту Гэла скопилась кровь, и он, не удержался, выплюнул ее в лицо вампира. Ларсард услышал, как зашипела его кожа, под воздействием активной крови. Схватившись одной рукой за обожженную щеку, кое-как деактивировав жадную к органике жидкость, Ларсард со злостью вонзил свои острые когти в грудь Гэла, меж ребер и пробил сердце. Активная кровь разъедала руки вампира, он порезался щупальцами киридового паука, но в ярости не чувствовал боли. Гэл рыкнул и умер, разумная кровь застыла в его теле, ожидая регенерации разорванного сердца. А Ларсард кричал мертвому телу врага:
– Сволочь! Оживешь – убью тебя снова! – и уже аросцам, – Заберите его отсюда!!!
Пираты, едва скрывая улыбки, аккуратно, чтобы не обжечься, подхватили пленника под руки и тихо унесли. Один шепотом спросил другого:
– Это тот самый, которого мы нашли в коридоре?
– Дурак! Я когда понял, кого мы притащили... едва со страху не... умер, – отвечал второй.
– А он что, тоже вампир? – прошептал первый, округляя удивленно глаза.
– Нет, не вампир – аджар.
– Вот этот? Вот! Такой не может быть аджаром... – четверорукий аросец с сомнением посмотрел на свою ношу.
– Я видел таких, когда воевал на Длоке. Тонкий – вот такой вот, щенок – и вдруг! Бац! И зверь больше малого гравитатора! Жуть... Я их там боялся... И здесь боюсь... Сейчас сбросим в каюту, и закроем – и подальше. И без господина Ларсарда я к нему больше не сунусь. Что ж я, псих, что ли?..

Дангардец торговался с пиратами, хотел выкупить себя и часть своей семьи. А если повезет, то всю. Смешно… Деньги и драгоценности у него и так отобрали.
Девушка-мулатка кричала над телом убитого друга. Ее подняли и успокоили. Незаметно сделали укол. Такая девушка ценный товар.
Ргодкасонка, с удивлением спросила себя: «Неужели так все закончится?» Лежала на полу, в луже крови и почему-то думала о юном калтокийце. Ведь и его убили в этот страшный день. Жалела свою соотечественницу Лэнору, в один день утратившую и сына и мужа.

Кэрфи очнулся на твердом полу в небольшой каюте, без иллюминаторов, с серыми стенами и тусклыми лампами. Аккуратно коснулся своей шеи, пощупал слипшиеся от крови волосы. Дикая боль терзала затылок, пуля лежала на полу, мутно поблескивала смятыми боками. Рядом кто-то плакал тихо как котенок. Кэрфи огляделся: в углу сидела худенькая девушка, а на ее коленях спал маленький беловолосый мальчик. Под стеной лежал тот парень, которого тоже расстреляли…
Халкеец попробовал встать, голова закружилась, и он пополз на коленях поближе к девушке.
Эннэ изумленно смотрела на Кэрфи. Вытерла хрупкими еще детскими пальчиками слезы, прошептала:
– Я думала, вас убили. Так много крови.
– Меня не так просто убить, – шепотом ответил он, – а почему вы плачете?
– Разве вы не понимаете? – удивилась Эннэ, – Нас ведь продадут... мне так страшно... так страшно. И малыш не просыпается…
– Не плачьте, мы убежим, – пообещал Кэрфи.
Халкеец был из тех, кто привык не сдаваться, верил, если бессмертный не может умереть, то способен на немыслимое, и старался не вспоминать о том, что умер он сегодня впервые. Эннэ, увы, могла умереть в этой жизни только раз.
Кэрфи перевернул человека лежавшего в углу каюты, присмотрелся, убрал волосы с его лица и неожиданно вскрикнул:
– Нодиец!
Заплакал во сне ребенок, Эннэ укачивала трехлетнего малыша:
– Тише…
– Но, это же, нодиец! – повторил Кэрфи. – Может, он бессмертен, как и я. Но вряд ли, их ведь только тысяча настоящих бессмертных. За миллион лет не родился ни один бессмертный нодиец. Лишь долгожители. Какие у него глаза?
Эннэ изумленно любовалась красивым светловолосым атлетом, ей казалось, что красивее человека она не встречала. И не могла вспомнить цвет глаз калтокийца, пока в ее памяти не всплыла картина первой встречи с ним, ответила:
– Синие...
– Мама! – крикнул ребенок и очнулся. Осмотрелся сонными глазами, увидел отца, вырвался с рук Эннэ, с криком, – папа! – Добежал, упал, обнял Гэла и тихо начал шептать: – Папа. Папочка, – не дождавшись ответа, Айрэ отчаянно начал дергать рваный свитер отца, – проснись!
Гэл открыл глаза. Эннэ показалось, что глаза калтокийца желтая бездна, как будто небеса опрокинулись. Девушка зажмурилась.
А Кэрфи нетерпеливо спросил:
– Ты кто?
Гэл посмотрел на Кэрфи, как на глупого ребенка. Закашлялся, сожалея, что не немой, что говорить нужно, нужно успокоить Айрэ.
– Все хорошо, малыш, я жив, – Гэл ласково отстранил сына, обратился к Эннэ и Кэрфи. – Помогите мне сесть.
Кэрфи подтянул калтокийца к стене.
Айрэ залез к отцу на колени, прижался, как напуганный зверек, шепотом спросил:
– Папа, это пираты? Страшные пираты? Как из сказки?
– Да, малыш, это сказочно страшные космические пираты. Но в сказке всегда все заканчивается хорошо, и пираты будут побеждены.
– Они тебя заколдовали? У тебя глаза, такие, как, когда ты котик, были. – Айрэ внимательно начал изучать глаза отца, – а теперь не как у котика…
Кэрфи повторил вопрос, но уже более конкретно и настойчиво:
– Ты настоящий бессмертный?
– И что? – раздражительно переспросил Гэл.
– Что значит: «и что?» Мы должны выяснить, кто есть кто, чтобы освободиться, – возмущался молодой бессмертный.
– Ну, так освобождайся, – ответил калтокиец, – кто тебе мешает? – попытался сесть удобнее и сразу же схватился за грудь, щупальца паука зашевелились, реагируя на движения.
Айрэ умел чувствовать чужую боль и вызывать ее на себя:
– Папа тебе больно?
Гэл не допустил, чтобы Айрэ такое почувствовал:
– Пройдет.
Кэрфи гордо вскинул голову. Светло-желтые кудри задрались как гребень гордой птицы и упали на высокий красивый лоб халкейца.
– Ты хочешь, чтоб тебя продали как скот? А я не позволю! Я бессмертный! Мне отец всегда говорил, что на тех, кто долго живет больше ответственности.
– Что ты от меня хочешь? – спросил Гэл.
– Действий! – взвился Кэрфи, – но ты не способен на действия! Прожил миллион лет, и заржавел как старый брошенный корабль! Тебе все равно, что будет с тобой и с твоим сыном. Хочешь, чтобы он вырос таким же рабом, как ты сам!? Мне говорили, нодийцы воины. Врешь! Ты не воин! Ты тряпка!
– Не кричи на папу! – крикнул Айрэ. – Мой папа капитан корабля, и я, когда вырасту, буду капитаном ка… кол… калтокрикойского корабля! Вот…
– Так ты еще и калтокиец?.. – Кэрфи встал в негодовании обхватил свою голову руками. – Нет. Ты не можешь быть калтокийцем… Ты не воин!. Тебя стреляют, а ты даже не пытаешься сопротивляться! Люди бунтуют, а ты ничего не делаешь! Врать сыну подло! Нодиец.
– Хорошо, хорошо. Только не кричи, оглушишь, – отмахнулся Гэл. От боли у него не хватило сил долго злиться, смешно, да и только. Но и смеяться было больно.
– Да как ты можешь? – вмешалась Эннэ. Она вытянулась во весь свой маленький рост, перед двухметровым халкейцем, как тростиночка, рядом с могучим деревом, – да как ты можешь такое говорить?! Как ты не понимаешь, у него ребенок на руках? Твой отец тоже не сопротивлялся бы, если бы к твоей голове приставили оружие! Ты что? Совсем дурак?!
Кэрфи изумленно посмотрел на тоненькую девушку, потом на Гэла. Махнул в их сторону рукой и обижено сел у противоположной стены.
Дверь бесшумно отворилась.
Кэрфи подобрал ноги.
Вошел Ларсард, который успел восстановить свое лицо, и теперь мог безболезненно улыбаться.
Кэрфи кинулся на вампира стремительной молнией. Но Ларсарда на пути полета Кэрфи не оказалось, зато там возникли три огромных аросца. Послышались глухие удары, крики и беспомощное рычание, снова глухие удары, слабый стон и тишина. Аросцы со всей силы бросили Кэрфи на стену, по которой тот сполз, и застыл, пытаясь дышать, ногу ему, таки сломали...
Ларсард тем временем вежливо сказал Гэлу:
– Тебя хочет видеть Зэрон.
– Опять? – Удивился Гэл. Поднялся, держась за стену. Почувствовал, как кровь стынет в жилах – плохо, Зэрон лишал его сил.
Маленький Айрэ, мертвой хваткой прирос к ноге калтокийца, стонал Кэрфи, и плакала Эннэ…
Ларсард приказал:
– Пит, Кон, помогите гостю. Девушка хватит плакать, забери ребенка. Смелее Пит – он сейчас не кусается. А, наручники нужны.
В руке третьего громилы Гэл увидел киридовые наручники со штырями, удивился:
– Эти?.. Он меня еще и боится?..

В большой каюте с иллюминатором во всю стену, в мягком большом кресле сидел Зэрон, красивый, высокий, широкоплечий молодой лицом мужчина с длинными пепельными волосами, затянутыми в хвост. Белокожий, изысканный, серьезный, в сером строгом костюме. Куртка расстегнута, под курткой черная рубашка из тонкого натурального шелка. На ногах высокие армейские ботинки не с ультрамодными удобными магнитными застежками, а по старинке на простых шнурках.
Аросцы посадили калтокийца в кресло напротив Зэрона. Гэл очень аккуратно держал руки, под темным металлом наручников запеклась «остывшая» кровь. Зэрон молчал. Гэл посмотрел в большой иллюминатор, где в медленном ритме вращались разноцветные спирали туманностей.
Корабль проходил сквозь подпространственный канал, здесь все цвета спектра, яркие, чистые, изменчивые. Но интенсивность преобладающего холодного цвета говорила об отдаленности корабля от центра галактики. Зэрон ответил молчаливому вопросу:
– Да, мы летим в тридцать шестую галактику, на планету Сэнп, – и неожиданно предложил. – Вина хочешь? Оно тебя согреет.
– Что-нибудь покрепче есть? – Гэл подтянул под себя ноги. Руки прижал к телу, – тебе не с кем было выпить?
– Равных нет, – улыбнулся Зэрон, и приказал принести бэркга.
– Хорошо выпьем… На равных.
– И поговорим, – улыбнулся Зэрон
– Поговорим… – согласился Гэл.
– Как ты смотришь на то, чтобы вернуть мне мою силу?
Гэл удивленно посмотрел на Зэрона.
Робот-стюард принес графин с беркгом и две хрустальных рюмки. Разлил напиток, раздал рюмки, Гэл зажал хрустальную рюмку в ладонях. Понял, что дрожит и не от холода. Выпил бэркг до дна, кирид тонко тревожно зазвенел, как погребальный колокольчик. Но, дрожь прошла.
– Нет, не торопись, мне не нужен твой ответ, – продолжал Зэрон, – сам знаешь, ты выполнишь, все, что я от тебя потребую.
Стюарт вновь налил в рюмки бэркга.
– За тебя, – с насмешкой сказал Зэрон, и отпил глоток.
Гэл молча, выпил вторую рюмку до дна. Голова закружилась.
– Я высажу тебя на Сэнпе, чтобы ты не вздумал прятаться за Рэтолатосом, или бежать в Пустоту. Когда придет время, я тебя заберу, и ты вернешь мне силу творца.
Стюарт вновь наполнил рюмку. Гэл выпил, не задумываясь, и рассмеялся.
– Считаешь, что я не должен требовать то, что ты у меня отобрал? – спросил Зэрон.
– Тебе не нужен мой ответ, – горько ухмыльнулся Гэл, – я дал, я взял… ты требуешь назад…
Зэрон смотрел на Гэла, с тоской, болью, любовью и ненавистью. Велел стюарду вновь налить бэркга в рюмки. Хотел выпить, как Гэл, залпом и до дна, но сдержался, не решился выказывать чувства. Гэл сидел, зажав рюмку в ладонях, смотрел вперед себя невидящим взглядом, больше не улыбался, сил не было улыбаться, чувствовал, как стены давят на него, как и Мир который создал, как и те, кого он создал. Нет к Зэрону он не чувствовал ненависти, только ребенок может ненавидеть собственное отражение, Гэл перестал быть таким ребенком, когда осознал что Зэрон его создание, а значит все то что есть в Зэроне, есть и в нем, в Гэле. Только от такого знания становилось совсем безвыходно. Выпил бэркг, поставил рюмку на пол у кресла, и сел, вжавшись в мягкую спинку, обхватив колени закованными руками. Застыл. Оцепенел.
Зэрон хотел поговорить с Гэлом, объяснить, почему он должен действовать именно так, и такими методами, но все что он мог сказать, звучало бы как оправдание. Зэрон не собирался оправдываться. Как бы он хотел, чтобы все было иначе, хотел видеть в своем создателе мудрого, доброго отца. Но Гэл не годился на такую роль. Наоборот, Гэла нужно было контролировать и держать, чтобы тот вновь не натворил бед. Зэрон, задыхаясь от тоски, безысходности и ярости, встал и поспешно ушел. Не хотел вспоминать, что те беды, которые натворил Гэл, спровоцировал сам.
Аросцы помогли Гэлу встать и проводили в каюту.

Люк открылся. Кэрфи вышел на трап, вдохнул немыслимо свежий морозный воздух, его ослепило ярко-холодное зимнее «солнце» и белый искрящийся снег, он едва не упал, когда сильная рука аросца Пита столкнула его с трапа приговаривая смеясь:
– Иди, иди. Че стал? Не задерживайся…
Второй, которого звали Кон, учтиво, не без боязни вывел под локоть закованного в наручники Гэла, посмеялся над халкейцем. Кэрфи оглянулся, злобно сверкая глазами, и вызвал у огромных пиратов новый прилив необъяснимого хохота. Шутили аросци на родном языке, совершенно непонятном для Кэрфи, но, понятном для Гэла, и Гэл едва сдержал улыбку, услыхав очень удачную шутку, характеризующую Кэрфи как безумного и глупого теленка. Смешна была не шутка, комичен был фольклор ароского языка. Кэрфи увидел эту слабую улыбку и обиделся на нодийца, гордо поднял грязный, породистый подбородок и застыл как статуя. Подумал, что в легких туфлях да тонкой курточке из пластика он здесь замерзнет, а он еще не знал, может он замерзнуть, или нет.
Вокруг ровно заснеженная поверхность, редкие черные рощи, то тут, то там, как шипы прогта9, а вдалеке темные громады скал, и нет даже намека на присутствие человека. Кэрфи затравленно оглянулся на Гэла. Нодиец, в рваном белом свитере, в тонких полотняных черных штанах, босиком, казался совершенно спокойным.
Ларсард, кутаясь в подбитый мехом, темно-коричневый, замшевый плащ, сошел на снег, белый как его волосы, самодовольно улыбаясь, будто и вправду спасал Мир. Гэл оглянулся, спросил вампира:
– Где мой сын?
– Не волнуйся, – взмахнул руками вампир, – его одевают в теплую одежду.
– А нас? – разозлился Кэрфи. – где теплая одежда для нас?
– Какая жалость, что я тебя не выбросил в открытый космос, – презрительно бросил Ларсард халкейцу.
– Жалость… – Гэл попробовал выровнять спину, скривился, – забери кандалы.
А халкеец, возмущался:
– Еще ты там? Да кому ты нужен? Нодиец! Я и не в таких передрягах выживал! Ты мне не нужен! Слышишь?! Без тебя обойдусь, – высказался, понял, что его никто не слышит, и сердито замолчал.
– А что мешают? – Оскалился Ларсард, отвечая Гэлу, – оставить бы тебя как есть, выгрызал бы это из себя клыками… О, смотри, твой малыш!
Маленькая Эннэ, одетая в легкое платьице, вывела на улицу Айрэ в теплой меховой курточке, штанишках, яркой вязаной шапочке, шарфике и варежках.
Кэрфи увидел Эннэ и Айрэ. Возмутился, закричал:
– Хоть бы девочку пожалели! Она же замерзнет!
– А девушку пожалели, – продолжал скалиться Ларсард, – она остается на корабле, в моем, приятном, обществе.
– Ах, ты ж!.. – Кэрфи заметил белоснежные клыки, – Ах, ты ж, вампирюга поганая! – ринулся было, на Ларсарда, но могучие аросцы остановили его.
Ларсард игнорировал непочтительный выпад халкейца, уважительно поклонился Гэлу:
– Нам пора улетать Великий.
– Пускай Эннэ отведет моего сына в сторону, – попросил Гэл.
Вампир щедрым жестом снял с плеч свой роскошный плащ и постелил его на снег:
– Усыпи его. Я не верю тебе. И даже такая жизнь мне еще не надоела.
Гэл забрал сына из рук Эннэ, кандалы мешали. А еще девушка неожиданно в отчаянии прижалась головой к его груди. Гэл прошептал:
– Я найду тебя.
Эннэ обняла Гэла и Айрэ, заплакала.
Ларсард криво улыбнулся:
– Найдет – если сам отсюда выберется,… так что, малышка, отбрось надежду и иди на корабль, замерзнешь.
– А разве? – растерялась Эннэ, – Я хочу остаться с ними.
– Не ты здесь решаешь, – устало вздохнул Ларсард, его всегда удивляла наивность смертных, он приказал чернокожему пирату, с планеты Ириви, стоявшему у трапа, – Забери ее.
Огромный, два с половиной метра иривиец, черный, как безлунная ночь на планете, без спутника, подошел к хрупкой Эннэ. Проигнорировал ее сопротивление, как гравитационный танк сопротивление бабочки, поспешно оттащил от Гэла, вскинул на плечо и понес на корабль.
Кэрфи, вопреки здравому смыслу, всегда готов защищать слабых и обиженных, тут же кинулся спасать малышку Эннэ. Аросцы его поймали, несколько раз ударили и отбросили в снег. Кэрфи почему-то материл Гэла, обвиняя его в бездействии.
Ларсард развел руками, и извинился перед Гэлом:
– Не выбрасывать же его, в самом деле, в открытый космос, еще найдет кто-то.
Гэл не обращал внимания на шутки Ларсарда, был занят сыном:
– Посиди здесь. Пираты улетят, а мы пойдем путешествовать, хорошо?
– Папа, а путешествовать, это интересно? – спросил Айрэ уже сонным голосом.
– Конечно. Путешествовать всегда интересно, – ответил Гэл, укутывая сына в плащ.
Малыш сонно спрашивал:
– Папа, а что у тебя на ручках?
– Это так, ничего, сейчас снимут…
– Папа, а у тебя ножки не мерзнут? Мама говорила, что босиком по снегу нельзя.
– Босиком по снегу нельзя, но мне можно.
Айрэ зевнул, улыбнулся и уснул.
Вампир опустился на колени, развернул из сегментов веера небольшой выпуклый щит из кирида, и позвал Гэла. Гэлу весь этот кошмар казался дурным сном, так не бывает, не с ним. Ну, почему опять?
– Подними руки вверх, – сказал вампир.
– Может быть, наручники снимешь? – спросил Гэл.
– Я их с тебя мертвого сниму, – ответил Ларсард, затем позвал аросца, приказал тому стать за спиной калтокийца, упереть колено в спину и держать за руки. Ларсард прижал щит к груди Гэла и активировал его. Паук резко вобрал в себя щупальца, и столь же мгновенно рванулся из тела в киридовый щит. Аросец ругнулся, выпустил, умершего Гэла и с изумлением посмотрел на свое колено: прочная искусственная ткань штанины была порвана и пропитывалась кровью, паук задел.
Кэрфи, застыл все еще сидя в снегу, с непониманием наблюдал за происходящим.
Ларсард снял с рук мертвого Гэла наручники, и грустно сказал:
– Плохо, когда жаль врага.

Когда люк на корабле начал закрываться, Кэрфи, вскочил и побежал к нему, споткнулся, упал. Корабль взлетел вертикально вверх. Кэрфи в бессилии начал бить кулаками по снегу и проклинать вампира. Но очень быстро опомнился, успокоился, восстановил сломанные ребра, встал, вытрусил снег с волос, привычным жестом цивилизованного человека разгладил руками брюки, вытер разбитое лицо. Хотел уйти, но вспомнил о благородстве, не смог оставить маленького ребенка без присмотра. Решил подождать, пока Гэл очнется. Сел рядом со спящим Айрэ на плащ.
Сидел минут десять, замерз, встал, начал ходить кругами, и прыгать в снегу, пытаясь согреться.
Удивился, почему до сих пор не разобрался с энергиями собственного тела, не хватало ему сосредоточенности, отец говорил, что начнет обучение сына магии в сто лет, но как бы, именно сейчас, пригодилось знание об энергиях и их применении.

Гэл открыл глаза, над головой бездонное сине-зеленое холодное небо, падают легкие снежинки, а рядом прыгает Кэрфи. Гэл с трудом сел, вытер снегом лицо. Халкеец, как только увидел, что Гэл очнулся, раздраженно высказал:
– Прощай, нодиец, желаю тебе приятного времяпрепровождения на этой планете, – гордо вскинул голову и сделал первый шаг, уйти.
– Куда ты пойдешь? – спросил Гэл.
Халкеец остановился, возмущенно пуская пар из носу:
– Боишься остаться один?! Улетели твои «доброжелатели»? Теперь и я стал нужен? С ребенком в незнакомой местности… раненый? Испугался?!
Гэл промолчал, дополз до сына, закутал ребенка в плащ, взял на руки:
– Здесь недалеко живут люди, до темноты доковыляем.
– Что? – не поверил халкеец, – откуда ты знаешь? А если ты ошибаешься?
– Помоги мне подняться, – попросил Гэл. Айрэ все еще спал. Гэл держал его на руках.
– Да пошел ты, нодиец… – ответил Кэрфи, подхватил Гэла под мышки, поставил на ноги и предупредил, – Запомни, я тебе не друг.
– Запомню, – хмыкнул нодиец.

***
Когда на территории Совета пропал ргодкасонский лайнер, патруль начал зачищать приграничье от кораблей вольных пиратов. Калтокийцы, потерявшие тан-ларда, приняли активное участие.

То был третий корабль, взятый на абордаж, в течении двух космических дней. Капитан пиратского корабля даже не предпринял попытку обороняться, развернулся и попытался нырнуть вниз от плоскости Джарэка. Но попал в силки силового поля калтокийского крейсера, оставалось лишь помолясь приготовиться к абордажу.
Абордажные присоски Джарэка вонзились в борт пиратского корабля, пробили дыры в обшивке, и притянули небольшой кораблик к борту калтокийского крейсера, на расстояние силовой подушки. Наемники рванулись в бой по абордажным шлангам. Шли на абордаж только с холодным оружием, корабль не должен пострадать. Были, конечно, случаи, когда пираты взрывали корабль, как только осознавали поражение, но калтокийцы предполагали: эти не успеют и не решатся.
С двумя короткими абордажными клинками Милэн первая вскочила в один из коридоров захваченного борта. За ней ринулось еще два десятка калтокийских наемников.
Гравитация на пиратском корабле была слабая, но достаточная, чтобы не отрываться от палубы, к сожалению, при такой гравитации теряется скорость движения, зато возрастает обратный импульс. Калтокийские абордажные команды специально готовились ведению боя при низкой гравитации.
К рубке управления пятьдесят метров по среднему ярусу, один лестничный пролет, и огромного роста пираты с кривыми клинками и улыбками.
Калтокийцы прошли по коридорам захваченного корабля, на удивление, легко сминая ошарашенного противника. Милэн пробилась в рубку, где навстречу ей выбежал серокожый лысый пират, на две головы выше ее, с косым золотым пагоном на плече. Она сбила его с ног, тот упал, с удивлением и страхом всматривался в лицо калтокийской наемницы. А Милэн поняла – этот именно тот корабль. Дрожа от ярости, она приставила к его горлу острый, темный от крови клинок и спросила:
– Кого-то напоминаю?!
– Это ошибка, – шептал он, – м-м-мы м-м-м-мирные коммерсанты…
– А мы таможня, – она присела рядом с перепуганным лысым капитаном, – и твой товар мы конфискуем.
– А-а, – судорожно глотая воздух, прохрипел он.
– Ты не ответил на мой вопрос, – клинок Милэн порезал шею лысому капитану. Капли крови окрасили ворот серебристой пластиковой куртки, модной в Мире.
– Я тебя впервые в-в-вижу! – крикнул пират.
– Я не буду тебя, арестовывать, – калтокийка отвела лезвие от шеи пирата, – заберу конфискованный товар, а тебя отпущу… – она резко вскочила, подняла тушу капитана и толкнула его на пульт управления носом в монитор дальнего наблюдения. – Знаешь, чьи это корабли?.. Знаешь...
Он отпрянул от монитора, и казалось, потерял не только самоуверенность, но и всю кровь без остатка, прошептал:
– Сплетни не врут, ты – сестра Вэрвэто и жена короля?
Она бросила его в капитанское кресло и, вцепившись когтистой рукой в шею, спросила сквозь зубы:
– Где мой брат?
Пират оскалился, или лицо от страха перекосило:
– А… Ты не знаешь?..
– Где мой брат? – повторила Милэн, теряя терпение, и сжимая скользкие от крови пальцы.
Лысый понял, что умрет, и начал торговаться:
– Ты отпустишь меня? Тогда я скажу, кто его забрал…
– Отпущу…
– У вас во врагах вампиры есть? – показалось, ублюдок ей подмигнул.
– Куда его увезли? – Спрашивала Милэн, судорожно пытаясь вспомнить вампира, который мог бы совладать с Гэлом.
– Не знаю, – лысый капитан пожал плечами, и даже губы поджал, – найди вампира и спроси…
– Свяжите его и отдайте Рэтолатосу, – приказала Милэн калтокийцам.
Выходя из рубки, слышала крики капитана Онэо Лянгурака. Он намеревался побежать за ней. Оправдывался, просил защитить, как этого требовал закон, требовал политического убежища. Напоминал о том, что она ему обещала отпустить. Доказывал, что ни в чем не виноват, что его заставили. Но калтокийцы, молча, повалили лысого капитана пиратов на палубу, связали, и когда тот, объявил наемников рабами короля пиратов, заткнули рот.

Рэтолатос встретил жену в шлюзе захваченного корабля, она, казалось, оцепенела, двигалась как во сне, он обнял ее, завел на свой корабль и сдал в четыре огромных заботливых рук своего первого помощника Мэла30, и сбежал, видимо считал, что Мэл с ролью няньки и дружеского плеча, справится лучше.

Мэл отвел Милэн в кают-компанию, посадил на мягкий диван, забрал из ее рук клинки, укутал в меховой плащ, приготовил чай:
– Ничего с ним не случиться – найдешь, или сам найдется, – Мэл вложил в руки Милэн чашку с чаем, – пей, успокаивает.
– Они все продумали, начиная с Над, – говорила Милэн, – жизнью сына шантажировали…
– Главное что малыш жив, – Мэл грустно посмотрел на нее, – иначе Гэл был бы уже здесь.
– Вряд ли он смог бы телепортироваться... слишком ослаб, – возразила Милэн.
– Если бы что-то случилось с Айрэ, смог бы, – уверенно сказал Мэл.
Вернулся Рол:
– Это же надо, что такое дерьмо!..
Мэл ухмыльнулся.
Рол сел рядом с женой:
– Риа приняла командование кораблем. По дороге завезут потерпевших на Иссану, власти пограничной планеты уже предупреждены. Может, вернемся на Кзол?
– Я хочу найти вампира.
– Помочь? – спросил Рол.
– Мне нужен тот вампир, который сотрудничает с вольными пиратами.
– Хорошо объявлю в розыск.
– Только чтобы он не узнал.
– Без тебя бы не догадался, – едва ли, не обиделся Рол.
Милэн улыбнулась:
– Не сердись.
– Пойду я, проконтролирую команду, чтобы не увлекались, и выйду на связь с Лаостой – нашего вампира искать, – сказал Мэл и вышел.
Наемница и король пиратов остались наедине. Рол молча обнял жену.

Освобожденных пленников капитана Лянгурака перевели на калтокийский корабль.
Девушка с тедрола была еще под воздействием наркотика. Ею занялся доктор Таф. Хорошо, что девушка была без сознания и не видела клыкастого вытянутого вперед лица трехметрового четверорукого доктора-ящера.
Дангардец сокрушался над украденным золотом, иридом и тэстолами32, доказывал калтокийцам, что он теперь нищий, и спрашивал, чем кормить многочисленное семейство. Его сначала намеревались выбросить в открытый космос, но заткнула ему рот неожиданная угроза: наемники, скалясь плотоядными ухмылками, пообещали забрать красивых жен на Калтокийю, и заверили, что найдется много желающих прокормить дангарских женщин несколько лет, пока жадный их муж не заработает достаточно денег для содержания своей семьи.
Ргодкасонка выжила, ведь ее тело, оказывается, регенерирует, а она не знала. Она сидела на лежанке, в одной из многочисленных кают большого корабля, темного и невероятно живого. Нянчилась с маленьким осиротевшим желтокожим ребенком, и благодарила богов, хоть в них и не верила, за свое чудесное избавление от рабства.
Высокий, худощавый, смуглый парень с синими глазами и взлохмаченными волнистыми, длинными волосами, в черной кожаной форме калтокийского наемника, вбежал в каюту. Увидел незнакомую женщину, извинился. Ргодкасонка вздрогнула, вскочила на ноги, вскрикнула:
– Вы живы?!
Он откинул волосы с лица, и она поняла, что обозналась, села, сердце продолжало биться неистово. Этот парень был не такой, и волосы у него были длиннее.
– Что? – удивленно спросил наемник.
– Извините, я обозналась, – ответила она, – вы немного похожи на одного человека, но его убили на том корабле. Он наверно был вашим соотечественником.
– Он мой командир.

***
Две собачьих упряжки неслись по заснеженной долине.
Первой правил большой человек в одежде из шкур. Второй упряжкой правил маленький человек в одежде из шкур. Оба подгоняли собак громкими нервными криками. Но они опоздали – огромный и блестящий космический корабль улетел.

Халкеец замерз под пронизывающим холодным ветром, ноги оледенели, голова отяжелела, глаза закрывались, хотелось лечь, отдохнуть, хоть немного. Уже ненавидел эту планету, а заодно и нодийца, который продолжал идти вперед, босым по снегу, стиснув зубы, с упорством умалишенного прижав к себе сына завернутого в меховой плащ Ларсарда. Кэрфи даже предложил разрезать чем-то, плащ и сделать из кусков подобие обуви. Взывал к разуму, обещал, Гэлу, впоследствии, отмороженные ноги, тот с гадкой ухмылкой спросил:
– Чем будем резать?
И халкеец послал его... А потом увидел собачьи упряжки, и отчаянно размахивая руками, закричал:
– А-а-а-а!!! Люди!!! Мы здесь!!! Спасите!!!»

Собаки остановились рядом с путниками. Кэрфи дрожа, как разбитий гравитационный двигатель, едва сдерживая клацающую челюсть, пытался, вежливо поприветствовать местных жителей и как-то объяснить, что нужна помощь. Но, как объяснить, почему они оказались в таком месте и в таком виде. Халкеец стоял и глупо улыбался отмороженными побелевшими губами, демонстрируя, миролюбие и отсутствие агрессии. Только когда рот замерз очень трудно миролюбиво улыбаться.
– Вы кто? – подозрительно спросил мужчина в меховой одежде.
Айрэ проснулся и начал выворачиваться из отцовских рук, и с теплого плаща. Высунулся над пушистым ворсом, с любопытством осматривая незнакомых людей:
– Папа мы уже путешествуем? А где Джарэк?
– Улетел… Но, это был не Джарэк… – ответил Гэл сначала сыну. Потом объяснил мужчине в мехах, – нас выбросили из корабля, улетели, и не вернутся.
– А как этот Джарэк назывался? – спрашивал Айрэ.
– Не знаю, – ответил Гэл сыну.
– Помогите нам, – просил Кэрфи, – может что-то из одежды, мы очень замерзли.
– Я вижу… – глубокомысленно ответил местный.
И тут Кэрфи понял:
– Вы говорите на межгалактическом?
Второй человек звонко рассмеялся, оказалось это девушка, она спросила:
– Да, а вы удивлены?
– Но мы думали, встретим здесь дикарей, – нерешительно и бестактно ответил цивилизованный Кэрфи.
– Говори за себя, – проворчал калтокиец, и пустил Айрэ на снег. Ребенок сразу пошел знакомиться с собаками. А псы сидели и с обожанием смотрели на Гэла.
Девушка вскрикнула:
– Заберите ребенка, собаки могут напасть!
– Не нападут, – спокойно, и впрямь как сумасшедший, возразил Гэл.
Но девушка не успела соскочить с саней, когда Айрэ обнял вожака, а он, самый свирепый пес упряжки, скуля от восторга, ласково лизнул дитя в нос. Малыш смеялся.
Мужчина в меховой одежде заинтересовано наблюдал за поведением чужаков. Светловолосый парень просил о помощи, ему было плохо, он замерз, устал и проголодался. Черноволосый, босой, вел себя независимо, как безумец, с царским равнодушием. И еще эти криво обрезанные волосы… А ребенок игрался со свирепыми огромными собаками, как со щенками. И мужчина спросил у Гэла:
– А тебе, ненормальный, помощь не нужна?
– Нужна… – ответил Гэл.
– А почему ты не просишь?
– Потому, что он глупый, – разозлился Кэрфи, – у него шок, его ранили, в голову.
Гэл невозмутимо набросил себе на плечи теплый плащ, подошел к сыну взял его на руки, собаки запрыгали, требуя внимания, он тихо рыкнул им, успокаивая.
Девушке понравился светловолосый: широкоплечий, стройный красавец, простой нормальный, вел себя как любой другой попавший в беду. Черноволосый настораживал: он был не таким, необычным, странным, и собаки так странно следили за ним. Но она решила разрядить обстановку и предложила черноволосому:
– Давайте ребенка, ко мне в сани, скоро вечер и нужно отправляться домой.
– Постой Найя, – возразил мужчина, – разве мы им что-то обещали.
– Но папа! Не оставлять же их здесь? – возмутилась девушка.
– Я бы оставил этого – черного, пусть бы шел пешком, – сказал отец Найи.
– Возьмите ребенка в сани, – ответил Гэл, – я могу идти пешком.
– Ты совсем ненормальный?! – разозлился Кэрфи подбежал к мужчине в меховой одежде, начал просить – вы простите, его – ранен… дважды, едва не умер, и очень испугался, когда корабль захватили пираты.
Гэл отметил, что у Кэрфи хватило ума не рассказывать этим малознакомым людям о том, что они оба бессмертны. Но как халкеец объяснит им отсутствие ран у раненого…
– Ладно, – отец Найи махнул рукой, – садитесь в сани, без толку стоять здесь, ночь скоро. В пещере будем разбираться с вами, кто испугался, кого ранили, и кто сошел с ума. Меня зовите Нат Ри, – Нат Ри увидел, как Гэл сажает ребенка в сани Найи, и прикрикнул на него, – отдай ребенка своему другу! Мои сани крепче! А сам садись в ее сани! Думаешь, я не вижу – уже челюсть от холода свело, и ноги посинели, уснешь, ребенка выронишь. Так что, делай, как говорю, и без возражений! Найя дай шкуру на ноги, этому умалишенному упрямцу!
– Он мне не друг, – упрямо по-детски возразил Гэл.

Песьи упряжки остановились у замерзшего водопада. Кэрфи выполз из саней, растерянно посмотрел на скалы. Признаков жилья по-прежнему не наблюдалось. Вздрогнул, услышав ненавистный насмешливый голос нодийца:
– Вход под водопадом…
Айрэ выскочил из саней, все вокруг так интересно. Найя смеялась, наблюдая за ребенком, поспешила успокоить Гэла:
– Не волнуйся, здесь безопасно, озеро промерзло до дна. Это точно твой сын?
– Мой, – ответил Гэл.
Найя заметила, что черноволосый едва стоит, еще немного и уснет:
– Эй, иди в пещеру, иначе ноги совсем отмерзнут. С холодом не шутят.
Гэл как будто опомнился, посмотрел на свои босые ноги, оглянулся, осмотрел долину. Видел Кэрфи, тот о чем-то спрашивал Ната Ри. Видел Айрэ поскользнулся на льду и упал, попробовал встать, но маленькие ножки разъезжались, и ребенок весело смеялся.
– Что с тобой? – Найя встряхнула Гэла за плечо, – ой, плохо дело. Эй! Опомнись! Идем в пещеру, быстрее. И поддерживая под руку, повела Гэла по тропинке в обход замерзшего озера. Только крикнула отцу, – папа заведи мою упряжку. Я помогу этому. Он сейчас точно умрет.
– Я же говорил, что он упрямец и дурак, – ворчал Кэрфи, раздосадованный тем, что девушка заботиться не о нем.
Айрэ поскальзываясь на льду и случайно и специально, добрался до отца и попросился еще погулять, Найя возразила, пообещала, что погуляют они позже. Малыш недовольно корча рожицу вцепился Гэлу в руку, почти повис на ней.
Кэрфи пошел следом, взял Айрэ на руки. Нат Ри замыкал группу, ведя на поводках собак.

Огромная пещера, свод потерялся в дыму. В центре пещеры большой жаркий костер. В стороне, у стены, очаг из камней. На очаге очень закопченный котел скованный из кусков железа, над котлом туманится ароматом пар, заваривают какие-то местные ягоды. Люди, закутавшись в одеяла и плащи из шкур, сидят у костра пьют горячий напиток из больших глиняных чашек, разрисованных яркими красками.
Около пяти десятков собак сидят, или лежат под стеной у входа, грызут кости, перерыкиваются.
Несколько заледенелых слюдяных окошек в стенах пещеры. Вдоль стен поставлены огромные кованые подставки с горящими факелами. В стене еще около десятков входов в меньшие пещеры завешанные занавесками, сшитыми из шкур. И два тоннеля ведущих вглубь горы. В тоннелях, на подставках в плоских чашах из огнеупорной глины, горели ровные огоньки, судя по запаху, на животном жиру.
Найя легонько подтолкнула Гэла:
– Заходи, не бойся.
Собаки поднялись, но Нат Ри дал им команду сидеть, Гэл едва нашел в себе силы, внушить собакам, что те не должны высказывать почтение ему при своих хозяевах.
Айрэ вывернулся из рук Кэрфи и подбежал к большому костру, малыш чувствовал себя здесь как дома, восторженно вскрикивал:
– Папа смотри, какой костер! А дяди, какие! А это кто было? Ты сам убил шкуру?
Обитатели пещеры удивленно смотрели на малыша в вязаной шапочке. Ребенок очень быстро освободил свои ручки из таких же веселых рукавичек, чтобы коснуться мягкой шкуры горного волка.
– Как у папы, – восторженно прошептало дитя.
Гэл надеялся, что Айрэ никто не слушает, взрослые редко слышат, что говорят их дети, а уж чужие и подавно не интересны. К тому же вошел Кэрфи, улыбнулся, вежливо и громко поздоровался:
– Здравствуйте добрые люди!
Пещерные охотники невольно улыбнулись ему в ответ. Как такому не улыбнутся.
С тоннелей и маленьких пещер к большому костру выходили обитатели пещеры. Дети прятались за спинами своих родителей, рассматривали новоприбывших. Взрослые еще помнили, как выглядит куртка, пошитая на фабрике, и туфли, купленные в обувном магазине, а для детей, рожденных в этой пещере, подобная одежда и обувь была необычной.
Пришельцев позвали к костру.
Гэл боялся что уснет, ног он уже не чувствовал.
Костер щедро делился энергией и теплом.
Айрэ неугомонный, как чертенок оббежал вокруг костра и заполз к Гэлу на колени, спрятался под теплый плащ, прижался головой к плечу, вцепившись в многострадальный свитер. Гэл погладил сына по мягким белым кудрям, коснулся детской головы губами.
Найя принесла чашу с горячим напитком, присела рядом:
– Давай я возьму малыша в детскую пещеру, ми накормим его и уложим спать.
– Айрэ ты пойдешь с Найей? – спросил Гэл у сына.
Любопытный ребенок кивнул головой и, погладив Гэла по смуглой щеке, прошептал ему на ухо:
– Папочка я так тебя люблю…
Эта детская ладошка на щеке, бесконечное доверие сына…
– И я тебя малыш… – ответил Гэл.

Нат Ри, размахивая руками, рассказал, как спешил к кораблю, но не успел, и вместо корабля нашел чужаков.
Гэл задремал у костра с чашкой в руках.
А, тем временем, Кэрфи отвечал на вопросы обитателей пещеры, и увлекся:
– … И тогда я крикнул парням – вперед!!! – его рассказ о битве на космическом корабле слушали, открыв рты, и такое внимание придавало уверенности голосу рассказчика, – Мы пытались отстоять свободу любой ценой!
– И вы победили!? – крикнул Нат Ри, взмахнув кулаком, как будто свирепые космические пираты были перед ним.
– Я сражался сам, против троих четвероруких, трехметровых разбойников, но они были сильнее и… и… – Кэрфи вовремя остановился, чтобы не сказать, что его убили, – они избили и связали меня, я потерял сознание.
– Ну, а он? – спросил Тоорл, вождь пещерного племени, могучий, выше двух метров, чернокожий, рыжеволосый, сероглазый мужчина, с хитрой всепрощающей улыбкой лидера.
Кэрфи попытался объяснить:
– Его ранили, вначале атаки.
– Ну, да, – согласился вождь, а глаза его в тоже время сузились недоверчиво, – и куда ранили?
Гэл опомнился от короткого сна, осмотрелся, в пещере тишина, все смотрят на него, а Кэрфи морщит лоб, силится что-то придумать. Гэл подумал, что если халкеец начал разговор, пускай сам выворачивается, и спокойно отпил из чашки теплый отвар.
Тоорл, с насмешливым сочувствием спросил:
– Струсил?
Гэл вздохнул, таланта искусно врать у него, испокон времени не было. Потому он с насмешливой надеждой посмотрел на халкейца. Кэрфи догадался, что нодиец говорить не будет, а предоставляет отвираться ему. Подумал, что еще будет время сбить заносчивость с этого калтокийского нахала, и попробовал придумать ответ на вопрос вождя:
– Нет, он не струсил, там такая неразбериха была, все перемешалось, сделать, что-либо было просто невозможно, пираты очень быстро расправились с нами.
Вождь кивнул головой:
– Ну, да, первый бой главное выстоять…
Кэрфи с облегчением вздохнул.
Гэл допил отвар и снова задремал. Главное что тепло…

Тоорл когда-то был капитаном гигантского пассажирского корабля. Тридцать лет назад корабль, которым он командовал, захватили пираты. Захватчики избавились от команды и пассажиров, поднявших бунт, высадили их в Долине, где они до сих пор и обитали. Капитан остался главным и постепенно в процессе адаптации его начали называть вождем.
Рядом с вожаком сидел его помощник и заместитель – Лянгал: синекожий бэлкиец, худощавый и гибкий, как все представители древних рас. Бывший калтокийский наемник, служил на Калтокийи пять лет. Закончил службу по настоятельной просьбе молодой жены. Устроился пилотом, попал в подчинение Тоорла. В тот роковой рейс взял с собой беременную жену, чтобы отвезти ее на родную планету. Но во время захвата, когда команда и с десяток пассажиров сражались с захватчиками, жена Лянгала погибла.
Лянгал неожиданно встал, подошел к Гэлу, присел рядом, Гэл почувствовал на себе взгляд, проснулся, встретил взгляд темных глаз бэлкийца. Лянгал попросил:
– Покажи медальон.
– Какой медальон? – спросил Гэл.
– Треугольный.
Гэл оттянул ворот свитера, показывая, что никаких украшений, или знаков отличия у него нет.
– Странно… я был уверен, – сказал Лянгал, внимательно следя за выражением лица Гэла. Гэл смотрел бэлкийцу прямо в глаза, старательно сохраняя равнодушие.
Лянгал задал еще один вопрос:
– А волосы ножом, тебе, где срезали?
А этот раз Гэл ненароком прикусил губу, но смог соврать, хоть и звучало неубедительно:
– Сам срезал, жена бросила.
Лянгал кивнул головой встал и вернулся на свое место у костра.
Тоорл наклонился к нему и спросил:
– Он тебе знаком?
– Показалось… – неуверенно ответил бэлкиец.
– Древние расы все похожи… – махнул рукой вождь, – ты просто отвык от таких.
– Я думаю, он не участвовал в сопротивлении, потому что спасал сына, – задумчиво, с грустью сказал Лянгал.
– Ты думаешь, что тогда должен был спасать жену? Эх, ее не вернешь, – вздохнул Тоорл, – а тебе нужно жить, и думать о живых.
Гэл вновь задремал, пришла Найя разбудила и увела его в небольшую пещерку, которую выделили гостям для проживания. Гэл был ей благодарен, смог спокойно уснуть, укутавшись в меховое одеяло.
А Кэрфи остался в большой пещере, ему нравилось быть героем, и он уже в десятый раз рассказывал о своих приключениях, утаив некоторые моменты, живописал плен и свирепость пиратов. Размахивал руками, демонстрируя размеры аросцев. Дети старались протиснуться поближе к новому герою. Девушки улыбались. И… Кэрфи вспоминал все новые и новые красочные эпизоды из своего первого опасного приключения.

В кузнице жарко. Кузнец устало вытер пот со лба. Его помощник – парнишка с веснушками на щеках и непослушными светлыми кудрями, оставил мехи и, подражая мастеру, провел рукой по мокрому лбу.
Гэл вошел в кузницу. Вдохнул забытое сочетание запахов железа огня и воды, окинул взглядом инструменты, погладил еще горячую наковальню, почтительно обратился к кузнецу:
– Мастер, можно вас попросить?
Белокожий, могучий, мускулистый, копроконец, двух с половиной метра ростом, с длинными светло-рыжими кудрями, завязанными в пушистый хвост. С льняной вышитой руками любимой жены повязке на лбу. С тяжелым заросшим щетиной подбородком и прищуренными серыми, умными глазами, недовольно посмотрел на чужака:
– Ну?.. – мастер был сравнительно молод, лет сто от роду, уверен в себе, занимал достойное место в маленьком пещерном мире, любил свою маленькую жену и двоих детишек, любил эту планету и был счастлив на ней.
Гэл смутился под пристальным взглядом кузнеца. Попросил немного нерешительно:
– Вы позволите мне поработать в вашей кузнице?
Слабый свет проникал в пещеру сквозь два небольших слюдяных окна. Огонь жарко горел в печи, раскрашивая белое лицо кузнецов красными оттенками. Смуглое лицо Гэла казалось темно-коричневым, только синие глаза неестественно холодные. копроконец удивился и расхохотался:
– Ты решил, что я позволю тебе ломать мои инструменты?
– Я не сломаю, – ответил калтокиец.
Мальчишка помощник аккуратно-медленно складывал заготовки и инструменты в ящики. Старался не пропустить ни слова, уж будет, что рассказать в детской пещере: чужак пришел к мастеру Гаргу просить работу.
Мастер подняв одну бровь, сердито буркнул:
– Иди отсюда. Не для таких как ты, работа кузнеца.
– Почему? – удивился Гэл.
– Оно тебе не надо?
– Надо. Хочу сделать посох.
Помощник кузнеца брякнул молотом и прижался к стене, надеялся, мастер его не заметит и не выгонит, но мастер обернулся и заорал:
– Дэйнит! Ты еще здесь? Иди-ка ты, мы здесь сами разберемся.
Юный помощник покраснел, вскочил на ноги и убежал.
Гарг задумчиво поскреб подбородок, посмотрел на Гэла как на глупого ребенка:
– Вот жертва цивилизации… Посох из дерева режут… тебе к столяру нужно.
– Я хочу сделать особый посох.
– А зачем тебе оружие?
– В дороге пригодиться…
– Уйти решил? И куда?! Там люди дикие?! – Гарг в негодовании повысил голос, – А ты знаешь, что из десяти ушедших вернулся один? Все остальные погибли. А у тебя дите малое на руках. И сам ты… ну не выживешь ты там…
– Я должен.
– Наслышан о твоем безумстве, – кузнец заговорил тише и мягче, как с душевнобольным, – хорошо работай, но только при мне, если что нужно, спросишь, подскажу, но кроме стрел и копий я из оружия ничего делать не умею…
– Спасибо, – улыбнулся Гэл.
– Было бы за что, – проворчал кузнец.

Кроме большой пещеры, была еще пещера поменьше, ее называли детской, соединял обе пещеры длинный тоннель.
Был вечер. Молодежь собралась в своей пещере вокруг большого костра. На костре котел, девушки варили чай из сушеной травы. Дети играли в прятки, бегая по тоннелям, их громкий смех и крики заглушали шум воды, текущей по внутренней стене и канаве к выходу.
Гэл покормил сына и выпустил его играть с детьми. Сам сел у стены на ворох сена, наблюдал за малышом. В большой пещере ему намекнули, что его место в детской, он не возмущался, так было проще, подальше от взглядов, мыслей и сомнений. Не прижился он в этом маленьком пещерном обществе. На него старались не обращать внимания, и его решение уйти, как только улягутся ветра, никого, кроме Найи, не расстроило. Обитатели пещеры не обсуждали и не осуждали странного чужака, но ребенка готовы были оставить у себя. Уже нашлась молодая семья, с радостью согласившаяся усыновить Айрэ, как только уйдет его безумный отец. Предполагаемая мать нянчилась с ребенком, как будто он уже был ее сыном. Благодаря заботливой доброй женщине, Гэл получил достаточно свободного времени, для подготовки к путешествию.
Сегодня все говорили о завтрашней охоте, о том, где сейчас обитает стадо диких зуглов, и сколько животных нужно убить, чтобы неделю кормить мясом всю общину. Юноши и девушки готовились к загонке, налаживая луки и арбалеты. Гэл выковал нож, для охоты. Если повезет, можно было бы пошить куртки из меха зугла, для себя и для сына.
Найя подсела к Гэлу. Айрэ забрался к ней на колени, ему нравилось развязывать разноцветные веревочки на ее косичках.
Как погонщик собак Найя могла сидеть в пещере стариков у центрального костра и часто передавала Гэлу о чем говорят взрослые.
– Они говорят, ты сошел с ума, – тихо, как заговорщица, шептала Найя
– Пускай, лишь бы не вмешивались, – ответил Гэл.
– Гарг сегодня вечером тебя расхваливал, говорил ты мастер, и он сказал, что тебя нельзя отпускать.
– Это плохо.
– Он сказал, ты умеешь делать ножи, такие как у горцев.
– Я научу его.
– Возьми и меня с собой, – неожиданно попросила Найя.
Гэл медленно повернул голову, пристально посмотрел в ее большие зеленые, полные надежды и мольбы, глаза, спросил:
– Зачем тебе это?
– Я устала сидеть здесь, в холодной долине, – с яростью шептала она, – я хочу приключений и опасностей. Я обучалась искусству боя. И знаю, как махать мечом! Там так интересно.… За перевалом. Ты не думай, я не из-за тебя хочу пойти в эту дорогу. Но ты говорил, что там корабль, там приключения.
– Махать мечом, – грустно улыбнулся Гэл, – мечом не машут, мечом владеют. Ты держала настоящий меч в руках?
– Нет, но отец и Лянгал-наемник обучали меня на деревянном оружии, – растерялась девушка.
– Я иду не на поиски приключений, я иду искать корабль, и не думаю, что этот поход даже для меня будет развлечением. Ты со мной не пойдешь.
– А чем ты лучше меня?! – рассердилась Найя, – даже для тебя?! Кэрфи говорил, что ты испугался, там… на том корабле.
– Найя… тебе нравиться повторять слова Кэрфи… – Гэл встал, подхватил Айрэ.
– Кэрфи рассказал сегодня вечером, как все было, – смущенно прошептала Найя.
– Можешь не пересказывать, – ответил Гэл и ушел в пещеру, которую вынужден был делить с Кэрфи. Других свободных, увы, не было.

Халкеец засиделся у большого костра, там говорили об охоте, распределяли задачи.

Айрэ был недоволен, отец заставлял его спать, а в коридоре еще слышались детские выкрики и смех. Гэл терпеливо объяснял:
– Там играют взрослые дети, а ты еще не вырос, и если хочешь вырасти, то должен спать.
Айрэ продолжал прыгать по пещере. Гэл удивлялся – ему подчинялись эскадры, он командовал армией, управлял планетами, галактиками, а сын командовал им.
Смирившись с непослушанием ребенка, Гэл положил на лежанку лезвие ножа, выкованное днем и лоскут кожи, подаренный кузнецом. Также кузнец подарил Гэлу меховые сапоги, мрачно прокомментировал подарок:
– Возьми, на тебя уже косятся. Босой и босой, как будто никто сапог тебе не дает, я заказал сапожки и для твоего сына. То в чем он ходит совсем ему ног не греет. А вообще… сидел бы ты в пещере… несет тебя куда-то. Зачем?.. Со временем все к тебе привыкнут…

Да, отношения с общиной почему-то усложнялись. И даже Кэрфи с его снисходительным опекунством, импульсивностью, простодушием, неумелой защитой, подобной предательству с осуждением, не виноват был. Кэрфи жил в своем мире, у него была своя реальность, видел только то, что хотел видеть, упивался своей смелостью, гордился тем, что поднял бунт и воевал против работорговцев, и даже не задумывался, что по его вине, в бессмысленной борьбе, погибли люди.
Гэла приняли только кузнец Гарг и Найя. Но кузнецы все не от мира сего – отшельники. А Найя – юная бесшабашная искательница приключений.

Лоскут кожи Гэл разрезал на полоски, потом приладил щечки на тонкую рукоять, и начал выматывать мягкую кожаную полосу вокруг деревянных пластинок.
Айрэ напрыгался вдоволь, устал, прилег рядом с отцом и незаметно уснул. Гэл укрыл сына тем самым замшевым плащом Ларсарда.
Кэрфи ворвался вихрем, едва не затушил светильники, освещавшие пещеру, сел на свою постель из вороха шкур и сухой травы, прошептал с мечтательной улыбкой:
– Завтра охота. Мне дадут копье.
Гэл отвлекся от работы, удивленно посмотрел на Кэрфи:
– Ты хорошо владеешь копьем?
– Главное попасть…
– Если так, то я выгоню на тебя самого крупного зугла, – пошутил Гэл.
– Издеваешься? – снисходительно спросил халкеец, – ну, ничего, завтра посмотрим, кто из нас на что годен, – он лег на свою постель из шкур зуглов и отвернулся к стене. Уже привык к нодийцу, научился сочувствовать, чтобы не обижаться…

Айрэ требовал взять его на охоту. Женщины смогли угомонить ребенка, только выгнав его отца из пещеры. Гэл выскочил из-под прозрачного замерсшего водопада и встретился с Лянгалом, тот кивнул головой, и поспешил пройти мимо.
Перед пещерой собралось почти все племя. Собак было много, они лаяли и прыгали, пока их не впрягли в сани. Молодежь шумела, взрослые сосредоточены. Утро для охоты очень благоприятное, солнечно, легкий морозец, безветренно. А зуглы замечены в большой роще, в трех километрах от пещеры.
Добрались до места: взрослые охотники на санях, молодежь бегом. Рассредоточились. Молодые загонщики остались на краю рощи с собаками, ожидать сигнала для начала загонки. Взрослые охотники пешком ушли вперед.
От безделья неугомонные парни начали бороться.
Гэл в число взрослых охотников не взяли, он остался с загонщиками, сел на ствол поваленного дерева, наслаждался «солнцем».
Найя присела рядом с Гэлом, по-приятельски подтолкнула его плечом:
– Извини, за вчерашний разговор.
– И ты прости, – ответил Гэл.
К ним подошел сын вождя Тоорла Ваккан:
– Эй, чужак. А ты не хочешь померяться силой? – ему нравилась Найя, и он решил, что Гэл его соперник.
– Не хочу, – ответил Гэл.
– Ргик*, – обозвал парень Гэла, рассмеялся, и пошел всем рассказывать какой трус этот заносчивый чужак.
Гэл удивился, у калтокийцев ргик ассоциируется с изворотливой и одновременно безумной смелостью…
– Если бы ты с ним сразился, тебя бы начали уважать. Он самый сильный, –прошептала Найя, дергая Гэла за руку.
– Зачем?
– Что зачем? – растерялась девушка.
– Зачем мне это нужно?
Найя обиделась, ведь хотела как лучше. Так захотелось треснуть Гэла по упрямому затылку, чтобы хоть что-то понял. А с другой стороны, дубина Ваккан покалечил бы Гэла, он ведь в два раза больше.
Прибежал парень начал размахивать руками и кричать, подганяя загонщиков. Молодежь похватали дудки и барабаны, шумно вломились в рощу. Гэл представил себе панику животных, у него самого от такого грохота просыпался звериный страх. Снег и тот не мог удержаться на ветках под давлением звуковой волны. Найя веселилась, как ребенок, ей все этот так нравилось.
Вот побежал впереди первый зугл. Гэл оценил размеры животного, заметил клыки и усомнился, что зверь травоядный.
Спустя несколько минут загонщики спугнули с полтора десятка животных. Прозвучал сигнал охотничьего рога, и Найя крикнула Гэлу, что пора спрятаться за деревья, мало ли кто промахнется. Стреляли из луков, свист стрел, крики раненых зверей. Потом над рощей раздался второй сигнал.
– Теперь пойдут в ход копья, – услышал Гэл голос Найи, – бежим, я хочу посмотреть! – Девушка побежала в сторону охотников. Гэл поспешил за ней, беспокоился, что бесшабашная девчонка, попадет-таки под шальную стрелу, или копье.

Лянгал подскочил к раненному зуглу, тот упал на передние ноги, но сразу, же вскочил и бросился на охотника. Лянгал успел ударить зугла ножем.
На Кэрфи вылетел могучий зверь, одно сломанное древко стрелы торчало из задней ноги, вторая стрела черкнула бок, оцарапав шкуру. Кэрфи с размахом бросил копье, но оно повернулось в воздухе, и сильно ударило древком в лоб разъяренное животное. Со скоростью боевого крейсера зугл, понесся на оторопевшего халкейца. Кэрфи судорожно схватился за нож, пальцы стали, как будто деревянными, нож выпал в снег, Кэрфи развернулся и побежал.
Гэл увидел, как раненный зугл мчится за халкейцем, выхватил из сапога нож, в три прыжка догнал зверя, и прыгнул ему на спину, на лету вонзая нож в шею. Зугл упал. Гэл приземлился рядом, на одно колено. Вернул глазам обычный синий цвет…
Кэрфи зацепился за корень, упал, развернулся, готовый встретиться с зверем увидел прыгающего на зугла Гэла.
Лянгал застыл.
Тоорл улыбаясь выщербленным зубом, подошел к Гэлу и пожал ему руку, восторженно похвалил:
– Красиво!
Гэл выдавил из себя улыбку.
Кэрфи развернулся и ушел.
Подбежала Найя:
– Ух, ты… Ты прыгнул как зверь…
– Это поднимет мой статус в вашем племени? – со злорадством, шепнул Гэл. Она покраснела.

Халкеец лежал на своей лежанке, отвернувшись к стене, притворялся спящим.
Айрэ висел на ноге Гэла. Калтокиец снял сына с ноги, положил на лежанку. Айрэ засмеялся, вскочил и вновь вцепился в штанину, пытаясь покататься на ступне.
– Ничего не говори нодиец, – тихо сказал Кэрфи, – ты всех обманул… Я теперь лицо для насмешек. Ты теперь герой.
– Дурак ты, – спокойно возразил Гэл, вновь оторвал сына от ноги и помог ребенку взобраться себе на плечи, Айрэ карабкался по отцу как по дереву.
– Спасибо… за спасение, – проворчал халкеец, – только ты забыл, что я бессмертный.
– Именно это я и помню, – ответил Гэл и вышел с пещеры. Айрэ подпрыгивал на его плечах, требуя перевоплощения, хорошо, что никто не прислушивался к крикам трехлетнего ребенка.

Лянгал был почти уверен, перед ним верховный калтокиец. Во-первых – вспомнил где видел Гэла, а именно на Калтокийи, во время учений, когда отрабатывали зачистку городских улиц на полигоне. В ученьях участвовали оборотни – аджары и два таких, которые отличались и размером и скоростью, их называли тэйлами. Шептались что это тан-ларды, Лянгал поверил.
А во-вторых – только ради такого пленника пираты могли загнать корабль в космическую глушь, на Сэнп. Но спросить напрямую, у Гэла Лянгал не решился. А еще эти срезанные ножом волосы. Как такому можно хвост срезать? разве что с мертвого. В то, что нодиец обстрих волосы, тоскуя о бросившей его жене, Лянгал не поверил.
А Тоорл кричал на Гэла:
– Ты не можешь уйти!
Лянгал закрыл глаза – когда два человека, привыкшие повелевать, сходятся в споре, опасно вмешиваться.
– У тебя нет права задерживать меня, – возразил Гэл, пока еще не повышая тона.
– У тебя ребенок! – кричал Тоорл.
– Я должен выбраться отсюда.
– Ты думаешь ты первый?! И до тебя были смельчаки, также пытались найти тот корабль? – глаза вождя прищурились, он сложил руки на своей могучей груди, – ушли многие, вернулся только один, да и тот через год умер. И будь ты хоть бессмертным! Тебе не пройти, да еще и с ребенком на руках...
– Тоорл, – вмешался Лянгал, – отпусти его. Он сможет найти корабль.
– И, в одиночку, отбить его у своры пиратов?!!! – разъяренно спросил вождь.
– И отбить его у пиратов… – уверенно ответил Лянгал.
Тоорл удивился.
А Лянгал сказал Гэлу:
– Скажи, что тебе необходимо взять в дорогу, сына можешь оставить здесь.
– Сын пойдет со мной, – ответил Гэл.
Тоорл воинственно упер огромные кулаки в бока, спросил оглушающим басом:
– Что все это значит Лянгал? С чего это ты?.. Ведь он же… когда попал к пиратам в плен, даже сопротивляться не мог! Его сюда как тряпку сбросили! – и тут вождя осенило, он с опаской посмотрел в глаза Гэла, и совсем тихо спросил, – а кто ты такой? Кто ты такой, что тебя выбросили здесь из корабля?..
Вместо Гэла ответил Лянгал:
– Калтокийский Тан-Лард.
Гэл поморщился. Опасался бурной реакции импульсивного вождя.
– Бессмертный?.. – недоверчиво переспросил вождь.
Лянгал кивнул в ответ.
– Вот тебе и раз… – вождь пещерного племени озадачено дергал себя за ухо, – но бессмертных не бывает… И что, тебя и вправду нельзя убить?
Гэл пожал плечами:
– Можно, но тяжело… Я могу идти собираться?
– Вот те и раз… – повторил Тоорл, – но ты ведь на самом деле, только, называешься бессмертным, все, ведь, умирают, рано или поздно?
– Конечно… – ответил Гэл.

– Ты никуда не пойдешь, шальная девчонка! – кричал дочери добрый погонщик собак Нат Ри, – Ишь, что удумала?! Если он, дурак, решил умереть раньше времени, вместе со своим сыном, то я еще в своем уме, и не позволю моей дочке так покончить с жизнью! Я разберусь с этим лохматым дьяволом11, и плевать, что он калтокиец!
Не мог Нат Ри позволить своей единственной дочери уйти вслед за ее упрямой матерью-воительницей и сгинуть неизвестно где, среди диких полуцивилизованных людей. И погонщик собак выбежал из своей пещеры. Найя кинулась за отцом, повисла на его руке, визжа:
– Папа! Он ни в чем не виноват! Он не хочет брать меня с собой!
– Если бы не его бредни, ты бы и думать не стала о походе за хребет! – Нат Ри вырвал руку из цепких пальцев дочери.
– Папа! Я давно хотела уйти! – и тише, когда отец остановился и, посмотрел на нее взглядом раненного зугла, – но не решалась заговорить с тобой.
– Найя я запрещаю тебе покидать Долину, – услышала девушка властный голос вождя за своей спиной. Оглянулась. Тоорл стоял, сложив руки на своей груди.
– Но вождь Тоорл… – начала, было, она.
– Мое решение не обсуждается, – грозно выпалил вождь и ушел.

Гарг держал в руках готовый посох, оплетенный ажурным кованым металлом и, вертя его в разные стороны, расхваливал работу. В который раз снимал верхнюю часть посоха и, аккуратно касаясь обоюдоострого лезвия пальцем (оно было больше копья и меньше меча), восхищенно цокал языком:
– Мастер…
Гэл сидел в углу кузницы и, полировал большой узкий нож.
– Нет, парень, – Гарг присел рядом с калтокийцем, все еще держал посох в руках, – ты не можешь просто так уйти, ты должен научить меня делать оружие.
– Я уже многому тебя научил, – Гэл вытер блестящее лезвие ножа куском замши, и вложил его в кожаные ножны, прикрепленные к поясу, – поверь мне, если бы я мог остаться здесь, я бы остался, но если я найду тот корабль, вы тоже сможете вернуться домой.
– Не все захотят покидать Долину, – Гарг осмотрел свою кузницу с любовью.
– Ты не хочешь?
– А что я там забыл?
– А жена? Дети?
– Им здесь, тоже, нравится… – ответил копроконец.
Вошла жена Гарга Олха, рыжеволосая, пухленькая женщина в длинной юбке, рубашке и корсете. Сдержанная вышивка зелеными листиками обрамляла рукава и горловину. Такую одежду выменивали у сэнпийцев, на блестящие браслеты, сделанные Гаргом.
– Проголодались? Кузнецы, – звонко спросила она, – я вас покормлю. Ты мальчик тоже поешь, – мальчиком она упорно назвала Гэла, считая его очень молодым, – здесь на вас двоих хватит.
– Спасибо, но я собирался покормить сына. А его еще нужно найти.
– Когда я видела твоего ангелочка12, он сидел за одним столом с моими дьяволятами и, очень хорошо управлялся с ложкой.
– Уговорили… я остаюсь…
– Тогда умывайтесь, копотные, и к столу.

Когда Гарг рассказывал очередную байку из жизни сэнпийских дикарей, в кузницу буквально влетела заплаканная Найя. Олха вскочила, по-матерински обняла девушку и помогла ей сесть на лавку:
– Что с тобой деточка? Тебя кто-то обидел?
– Во-о-ождь, – сквозь слезы молвила девушка.
Гэл положил грубую тяжелую ложку на стол, и молча ждал продолжения спектакля, заготовленного для него.
– Да как же!? – всплеснула руками Олха.
– Он запретил мне покидать Долину-у-у, – всхлипывая, объяснила Найя.
– И правильно сделал, – Гарг поднялся из-за стола, пошел к мехам, начал раздувать огонь, – нечего девке за хребтом шлятся, среди диких людей.
Найя посмотрела на Гэла:
– Ты тоже так считаешь?
– Да… – ответил Гэл, схватил клещами первую попавшуюся заготовку из печи.
У Найи даже слезы высохли, она вскочила, Олха отшатнулась.
– А я все равно пойду!!! С тобой, или без тебя! Все равно! – крикнула девушка, и ушла, с гордо поднятой головой.
Гарг посмотрел на Гэла, тот глаз не поднимал, свирепо бил молотом по раскаленной заготовке.

Олха начала собирать со стола посуду. Вошел Кэрфи, сел на лавку. Гэл покосился на халкейца. Гарг спросил:
– Ты по делу, или так? Если так, то раздувай мехи, а я мастеру помогу.
Кэрфи угрюмо взялся за рукоятку мехов. И лишь когда калтокиец окунул копье в воду, Кэрфи решился сказать зачем пришел:
– Я должен пойти с тобой, без меня тебе будет тяжело.
– Еще один… – засмеялся Гарг, – тема путешествия за хребет становится в нашей общине очень популярной.
– Не смейтесь мастер Гарг, я действительно ему нужен, – решительно и уверенно произнес Кэрфи.
– Ты меня спросил? – Гэл, положил молот.
– Я спрашиваю сейчас, – Кэрфи склонил голову, как бык перед атакой.
– И я отвечаю – ты мне не нужен.
– Но… – растерялся халкеец.
– Я иду один, – прервал его Гэл, и ушел с кузницы.
– Чем ты его так разозлил парень, – удивленно спросил кузнец.
Олха стояла возле стола, растерянно приложив ладонь ко рту.
Кэрфи вновь начал дергать рукоятку мехов. Кузнец покачал головой и остановил его:
– Работы сегодня уже не будет, – подошел к своей жене, обнял ее за плечи и тихо сказал, – пойдем милая, устал я как-то. Да и мальчика пора в дорогу собирать, завтра утром он уходит.
Кэрфи остался один, сел на лавку и задумался.

Провожать Гэла вышли вождь, Лянгал и кузнец с женой. Провожать Айрэ пришла та, которая мечтала стать ему матерью, она, утирала слезы краешком теплого платка и проверяла теплые ли у Айрэ ручки, хотя ребенок только вышел из пещеры.
Найя и Кэрфи не пришли. Гэл понимал, так просто они не отступят.
Кузнец пожал калтокийцу руку, и грустно улыбнулся. Олха протянула полотняный мешочек со сладкими медовыми пряниками. Лянгал стоял в стороне. Тоорл, никому не признавался насколько рад, что калтокийский тан-лард уходит из его общины. С ним почему-то было, тесно в просторной пещере.
Айрэ подпрыгивал на месте, требуя немедленно отправиться в путешествие, не понимая, что вечером они не вернуться в уютную пещеру и спрашивал у Олхи, будут ли к ужину сладкие пирожки. Та, которая мечтала стать Айрэ матерью, услышав этот вопрос, расплакалась и убежала в пещеру. Ее муж угрюмо кивнул Гэлу и ушел за женой. Они до последней минуты надеялись, что Гэл передумает и оставит ребенка в пещере…
Гэл пообещал вернуться на корабле, посадил сына себе на плечи, и ушел не оглядываясь.

Лянгал смотрел в след уходящему тан-ларду с сожалением.
Тоорл ухмыльнулся, хлопнул друга по плечу:
– Хотел бы пойти вместе с ним? Да?..
– И да, и нет. Но, не рискнул бы. И не потому, что путешествие опасное.
Тоорл удивился, но не стал расспрашивать, кто знает этих калтокийцев?..

«Солнце» взошло, увидело шагающего по мокрому снегу Гэла, блеснуло яркими лучами: «Ах - это Волн! Почему бы тебе не остановиться, почему бы не занять свое место среди звезд равных тебе, куда ты снова идешь Волн?»

Гэл посчитал, что ушел достаточно далеко от пещеры, снял Айрэ с плеч, распустил ремни на наплечном мешке и перевоплотился в огромного мохнатого зверя. Айрэ запрыгал от восторга, в предвкушении быстрой прогулки на спине папы оборотня.
Гэл лег в снег. Ребенок вскарабкался на его спину так быстро, как маленькая обезьянка на любимое дерево. Гэл затянул ремни мешка, заставил Айрэ продеть ноги в специальные петли на завязках, проверил крепление посоха в ремнях на боку и пустился в путь на мягких кошачьих лапах. Ребенок держался на спине оборотня с цепкостью репейника. Гэл подумал, что, заблаговременно научив своего сына ездить верхом на пэглах и крахгах, он упростил сложность путешествия.
К вечеру были у перевала. Айрэ начал спрашивать, почему они не возвращаются домой. Гэл постарался объяснить… в третий раз – что путешествие будет долгим, и в пещеру они вернутся не скоро. Дитя огорчилось, долго обижалось, немного плакало, вырвало ноги из петель, едва не упало с отцовской спины, успокоилось через час, когда Гэл на него прирыкнул. Кроха задумался, взвесил все происходящее своим детским умом, и решил, что теперь, раз уж так, то он будет кататься на папе каждый день.
Запах весны уже проникал в горы, где на холодных вершинах еще по-хозяйски лежал снег. Первые цветы робко поднимались в зеленых проталинах, на низких скрюченных деревцах появлялись пушистые котики. Все говорило о том, что весна наступила, только холодный ветер пока еще не верил этим нежным признакам перемен и пытался проникнуть сквозь шерсть и одежду как будто тепло было его главным врагом.
На ночь путники остановились у подножья отвесной скалы, защищавшей от студеного ветра. На склоне было много палых деревьев, но для костра Гэл набрал веток, пилить бревна все равно нечем. Хворост был влажным, чадил и давал мало тепла. Айрэ прижимался к отцу, пытался спрятаться от злого ветра.
– Папа у меня ножки болят, – пожаловался ребенок, – завтра они болеть не будут?
– Будут, но немножко.
– Не хочу. Хочу домой, – захныкал малыш.
– Мы идем домой.
– Как мы идем домой, мы даже не на маминой планете, – ныл Айрэ.
– Нам нужен корабль.
– Большой, – малыш перестал плакать.
– Да хоть какой, лишь бы летел.
– А корабль у пир-р-ратов, и мы будем за него сл,… ср,… сражаться?
Гэл кормил его, подсовывая поочередно, то кусок хлеба, то кусок мяса:
– Для того чтобы сражаться нужно есть.
Айрэ кутался в меховой плащ вампира, жевал, и размышлял вслух с набитым ртом, как он с папой будет воевать против пиратов.

Айрэ заснул с куском сладкого пирожка в руке. Гэл укутал сына и уложил его у костра, продукты собрал в наплечный мешок, перевоплотился в зверя, лег рядом с сыном, загородив его от ветра, чтобы малышу было тепло и уютно.
– Папа, а ты кушать не совсем хочешь? – спросил Айрэ, сквозь сон, прижимаясь к родному зверю.
– Нет, малыш, я не ем в пути, – отвечал тэйл, обнимая громадной кошачьей лапой свое человеческое дитя.
– И совсем не хочется?
– Не хочется… – Гэл коснулся звериным черным носом лба Айрэ.
Мальчик засмеялся и погладил серую шерсть на звериной морде отца:
– Ты самый лучший котик… А я к маме хочу…
– Мы идем к маме.
– Тогда завтра мы тоже идем, я хочу к маме. Она за нами будет плакать.
Гэл грустно улыбнулся, он так бы хотел чтобы жена вернулась к нему, но видимо Сэнп станет между ними непреодолимой стеной, даже если Гэл благополучно вернется на планеты Совета. Ведь, скорее всего, Лэнора уверена, что Гэл выкрал сына, и не поверит ни единому слову нелюбимого мужа.

За перевалом на деревьях уже распустилась молодая листва, и пели птицы. Айрэ сполз с отцовской спины и побежал за бабочкой. Выбежал на поляну и со смехом гонялся за яркокрылым мотыльком. Гэл осмотрелся, поляна казалась уютной комнатой с ультрамариновым сводом: мягкая трава, яркие цветы, как узор на ковре, деревья заслоняли от ветра, а весеннее солнце согревало – самое место для отдыха и ночлега. Тем более в лесу быстро темнеет.
Малыш был занят охотой на насекомых, отец оборотень поймал небольшого пушистого зверька с коротким хвостом. Вернул себе человеческий облик, решил развести костер, возникла проблема с кресалом, никогда ему не удавалось высечь огонь этими камнями, пришлось тратить драгоценную энергию, а затем унимать головокружительную тошноту.
Мысль о том, что он не может управлять энергией этого мира, страшила. Готов ли Волн к жизни обычного бессмертного? Гэл решил, что сейчас думать об этом не время, время заняться ужином. Снял с тушки пойманного зверька шкуру, мяса оказалось мало, можно было печь целиком.
Мясо так хорошо пахло, поджарившись на раскаленных углях, что голодный ребенок прибежал к костру и сел в ожидании еды. Гэл попросил малыша потерпеть, ребенок покапризничал, пока не нашел отрезанный пушистый хвостик зайца, отвлекся. Потом взобрался отцу на руки, Гэл погладил голову сына. Волосы ребенка посерели и напоминали теперь не снег, а паклю. Но мыть трехлетнего малыша где-то в водоеме, рановато. Найти бы людей живущих, хотя бы, в шатрах.
Может быть тогда Гэл и почувствовал что на него кто-то смотрит, но если бы то был человек, он уловил бы фон мыслей – мыслей не было, скорее всего это был зверь.
Мясо испеклось, и где-то даже пригорело. Айрэ был счастлив, он играл в голодного оборотня, резко отрывал зубами жирный кусок. Мордаха его блестела от жира. Гэл глядя на сына, понимал – Лэнора не простит ему, если их дитя одичает.
Ночью их разбудил звон мечей. Калтокиец сбил лапой котелок с водой в затухающий костер. Айрэ, как птенчик испуганно озирался по сторонам, едва не вскрикнул, когда увидел тени. Гэл, перевоплотился в человека, подхватил сына и зажал ему рот рукой. Он хорошо видел в темноте, на краю поляны трое в доспехах атаковали четвертого. Мужчина с длинной седой бородой отчаянно отбивался, сильный и умелый воин, но противники его молоды и напористы.
– Спрячься за деревом и не шевелись, – прошептал Гэл на ухо сыну.
– Папа не ходи… – Айрэ вцепился в руку отца, – там страшно… – малыш заплакал тихо, как потерянный волчонок.
– За меня не бойся, – Гэл посадил сына под деревом, рядом с котомкой, и выдернув посох из петель наплечного мешка. Незаметно быстро и бесшумно подбежал к сражающимся.
Мужчина с длинной бородой был уже ранен. Стоя на колене, он отчаянно размахивал мечом, как слепец. Гэл действовал быстро, лезвие шеста под лопатку первому, укол в шею второму. Третий испугался смертельной тени и с криком убежал. Бородатый воин свалился лицом вниз.
Гэл не стал преследовать убегавшего. Необходимо было осмотреть того, кого он спас. Бородатый воин все еще судорожно сжимал меч, и, готов был сражаться. На неприкрытой железом ноге длинный разрез – это не страшно, а вот пробитая кольчуга это плохо. Рана на шее вначале вызвала опасения, но оказалось разрез не глубокий и артерии не задеты. Бородатый воин открыл глаза, выругался и спросил калтокийца:
– Ты кто?
Гэл заверил бородача, что он ему не враг и помог подняться, подвел к кострищу, позвал сына. Грузный бородатый дядька тяжело опустился на траву. Айрэ выбежал на поляну, грязной ладошкой размазывал слезы и тащил за собой тяжелый наплечный мешок. Гэл знал, этой ночью их уже никто не потревожит, но, перед рассветом необходимо уйти. С трудом вытащил бородача из кольчуги, снял с него стеганку. Сэнпиец лег на свою стеганку у костра, скрипел зубами и продолжал ругаться. Попросил пить. Айрэ подошел к груде окровавленных доспехов, осмотрел, ткнул пальцем железный наплечник:
– Дошпех, как в кино. На твой не похож. Папа, а это кто?
– Этот дядя живет тут, в горах, – ответил Гэл. Он положил в костер все заготовленные дрова, потом поставил в огонь небольшой казанок с водой. Осмотрел бок сенпийца, меч противника не достал, сквозь стеганку, бородач отделался только синяками. Вода закипела, Гэл бросил в котелок зелья для обеззараживания ран, которые собрала ему в дорогу Олха. Он мог бы снять заражение и очистить раны прикосновением своих рук, но не стал этого делать, не хотел пугать сэнпийца, да и силы следовало беречь.
– Он сам здесь живет? – Айрэ сел у огня, вынул из сумки кусок сухого мяса и начал его грызть.
– Айрэ малыш. Ты не хочешь еще поспать? – Гэл снял казанок с огня, поставил стынуть.
– Я уже поспал, – отвечал ребенок, закутываясь в плащ, – мы скоро пойдем?
– Да. Я сейчас помогу этому бородатому дяде, мы расспросим его, где он живет, и пойдем.
Айрэ кивнул головой, как взрослый.
Гэл улыбнулся, наблюдая такое серьезное взрослое понимание на грязной мордашке сына. Взял свою запасную рубашку, оторвал от нее рукав, разрезал ножом на повязки, смочил одну из повязок заваренным зельем, и взялся промывать раны на шее, а потом на ноге. Айрэ держа мясо в зубах, подполз вместе с плащом поближе посмотреть. Начал задавать вопросы. Гэл с трудом находил ответы.
Бородач молча изучал Гэла и Айрэ.
Ночь заканчивалась.
– Ты кто? – снова спросил житель сэнпийских гор.
Айрэ улыбнулся бородатому дядьке. Гэл завязал повязку на его ноге, и спросил:
– Идти сможешь? – знал, язык на Сэнпе изменился, но надеялся, что самые простые слова остались прежними, – на ноге у тебя только кожу рассекли.
– Ты меня спас? – спросил горец и попытался сесть.
– Я тебя спасу, если мы сейчас уйдем, – ответил Гэл, и начал собираться.
Айрэ путался под ногами, мешая отцу. Гэл закинул свой дорожный мешок на спину, затянул ремни, Айрэ ждал, когда отец перевоплотится, но Гэл разочаровал сына, хорошо бородатый незнакомец не понимал языка, на котором Айрэ задавал щекотливые вопросы:
– Папа, а ты не станешь котиком?
– Нет, малыш, люди не любят, когда я становлюсь котиком, этого дядю не нужно пугать, так что ты пойдешь сам, а я помогу идти дяде, он ранен.
– Его ранили в бою? Как тебя тогда когда ты вернулся на Джарэка, когда тебя дядя Тавас принес и ты меня не слышал, и так как на том Джарэке, что ты говоришь он не Джарэк.
– Да малыш.
– Ты с долины за грядой? Прошел через перевал? Ребенок говорит как они, – расспрашивал бородатый незнакомец, поднимаясь на ноги и надевая стеганый доспех, – торговать будешь? Ты первый кто говорит как мы.
– Мы должны уйти до рассвета, твои друзья не простят мне смерти своих воинов, – отвечал Гэл.
– Мы не успеем, – улыбался, всегда готовый умереть горец, – я ранен, да дите малое…
– Успеем, – упрямо повторял Гэл, – костер оставим, чтобы следопыты не поняли когда мы ушли, сейчас сыро трава не загорится.
– Папа, папа, папа, а огонь? – спрашивал Айрэ, он спотыкался, наступая на полу плаща, бегая вокруг костра.
– Огонь пускай горит, отдай плащ, упадешь.
Гэл отдал плащ бородачу, тот сокрушался над любимой кольчугой, не хотел ее бросать, но Гэл сказал, что тяжелое железо только замедлит их бегство, и бородач, вздохнув, застегнул пояс, перевязь с мечом, накинул плащ Ларсарда и поплелся вперед, куда знал только сам. Айрэ прыгал следом. Гэл замыкал. Айрэ влез на плечи отца уже через двадцать минут пути, и заснул. Бородач хромал, идти ему было больно. Гэл тоже понимал, уйти они, действительно, не успеют.
Рассвет. Роса быстро вымочила сапоги. Высокие деревья, напоминающие сосны едва шевелили ветвями под легким дуновением ветра. Небо почти безоблачное, только со стороны ночи надвигались тяжелые тучи.

Глубокая расщелина пресекла дорогу беглецам, дна не видно. Бородач показал рукой на другой край пропасти и с усмешкой сообщил:
– Нам туда. Они будут ждать нас у моста.
– А обойти? – сердито спросил Гэл, снимая сына с плеч.
– Ой, папа, папа, папа смотри там тучки, – Айрэ подбежал к краю пропасти, наклонился над ней и начал подпрыгивать.
– Твой родной сын? – спросил сэнпиец, улыбаясь в густую черную бороду, – красивое дитя.
Приятно, когда хвалят сына, но малыш все время норовил куда-нибудь влезть. Гэл крикнул расшалившемуся на краю пропасти ребенку:
– Айрэ иди сюда! Упадешь, я за тобой лететь не буду!
– Папа распусти крылышки, – подпрыгивал Айрэ, – а когда я вырасту, у меня вырастут крылышки, как у тебя?
Вождь горцев к счастью ничего не понимал. К тому же он был занят, что-то искал в маленьких пещерках на краю бездонной ямы. Резко выпрямился, застонал глухо, но улыбаться не перестал, в его руке был большой украшенный золотом рог.
– Сейчас, мои воины зададут им жару… – вождь расправил густые усы, приложил рог к губам и загудел громко протяжно. Птицы сорвались с деревьев и взлетели ввысь. Айрэ открыв рот, уважительно слушал протяжный гул. Гэл подумал: «Теперь драки точно не избежать».
Он еще надеялся, что эхо разнесет гул над расщелиной и враги бородача не смогут точно определить его место положения. Сэнпиец перестал гудеть, стоял, улыбался взошедшему «солнцу». Ждал.

Банга! Точно, звезда, вокруг которой вертелся Сэнп, называется Банга. Банга взошла, ослепительная, розовая и сияющая. Окрасила горы в красные тона, развеяла сумерки, и четко выделила очертания всадников у края леса.
– Вот ргик… – высказался Гэл, обнажая лезвие своего посоха.
– Мой сын, со своими головорезами, все-таки нас нашел? – улыбнулся вождь, и обнажил меч, – ничего мальчик, мы, если сейчас и умрем то это будет прекрасная смерть, смерть в бою неравном.
– Хотел бы я разделить твой восторг… – угрюмо ответил Гэл.
Айрэ увидел всадников и запрыгал на месте:
– Папа! Папа! Смотри лошадки! Настоящие! Точно настоящие!?..
– И я, тоже, очень, рад… – Гэл откинул непослушные волосы с лица, – и почему это происходит со мной постоянно? Айрэ сынок. Эти дяди на лошадках враги, прекрати прыгать и спрячься за скалу. К краю пропасти не подходи... Ты не воюешь, ты сторожишь наши вещи.
– Папа я тоже хочу поиграть в войнуху, – заупрямилось дитя.
– Айрэ это серьезные дяди, а не фантазии Джарэка! – прикрикнул Гэл.
Всадники с криками приближались. Айрэ по интонации отца понял, что это и вправду не игра, и не кино, убежал за скалу, волоча кожаную сумку за собой по камням и траве. Но разве можно надеяться, что неразумное дитя оборотня не будет выглядывать из-за скалы. Битва для мальчишки всегда романтика.
– Мой сын думает, что уже вырос! – смеясь, крикнул вождь. – Дурак!..
– Сочувствую… – ответил ему Гэл.
Всадники налетели и Гэл, снес палицей с седла первого. Вождь сражался, как будто в последний раз, неистово и яростно, получал удовольствие от каждой секунды боя, комментировал, красиво вворачивая слова. Гэл воевал расчетливо, – противников больше десятка, а за спиной, под скалой сидел его сын. Калтокиец сорвал всадника с лошади, сам вскочил в седло, поймал руку второго, с кривым мечем, отобрал меч (или саблю, или просто кривой большой нож-тесак, да без разницы – главное оружие было солидно тяжелым и смертельно отточенным). Конь заплясал под ним, протестуя, но Гэл жестоко одернул повод и сжал его бока ногами, конь завертелся, юлой врезаясь в других лошадей. Конский круп другой лошади примял ногу.
Молодой парень, с густой черной гривой прямых, как корабельные антенны, волос, могучий как мифический титан , сбил бородача с ног и уже собирался перерезать ему горло, Гэл пустил на дикого молодца свою разъяренную, ослепленную наглостью всадника, брыкающуюся лошадь. По дороге кого-то еще рубил, как будто рассекал тени вырастающие на пути.
Айрэ стоял у скалы, раскрыв рот и внимательно, молча, испуганно и восторженно наблюдал за событиями. В маленьких ручках он держал колпак от отцовского посоха…
Земля содрогнулась под копытами еще одной группы всадников.
Гэл обрушил тяжелое яблоко своего клинка на голову молодого горца. Бородач испуганно схватил молодца за плечи, когда тот падал и, трясущейся рукой прикоснулся к шее, проверяя жив ли тот.
– Жив, – крикнул ему Гэл.
Айрэ стоя у скалы с пальцем во рту следил за приближением, летевшей на него вскачь, группы всадников в сверкающих доспехах с оружием наголо. Гэл соскочил с коня, прыгнул к сыну, схватил его и кувыркнулся с ребенком под прикрытие скалы. Брошенный конь взбрыкнул задними ногами и умчался по краю пропасти.
Могучий всадник на огромном жеребце направил на Гэла своего коня.
– Не трогать! – Крикнул вождь, – парня не трогать! Он мой спаситель!!!
Жеребец остановился как вкопанный. Гэл сидел под скалой, прижимая к себе вырывающегося Айрэ. Устало спросил у сына:
– Да куда ж ты бежишь?
– Папа там такие дяди, как в кино… – прошептало дитя.
Могучий дядя, как из кино, соскочил со спины своего угрюмого жеребца, подошел к поверженному дикарю, ухватил его за волосы, приподнял голову и плюнул ему в лицо:
– Убийца.
– Свяжи его Кгрон, – бородатый воин поднялся на ноги с помощью своих воинов, огляделся, нашел взглядом Гэла под скалой, Айрэ уже путался между ногами его воинов. Бородач подошел к скале, остановился и громко произнес формулу гостеприимства: – Ты мой гость, и волен делать что хочешь. Но назови свое имя.
Гэл встал на ноги протянул вождю руку:
– Гэл.
– А я Тарлак, – назвался вождь и пожал смуглую узкую ладонь своего спасителя, рассмеялся громко и заразительно, – такими руками только резьбу резать. Да ты не обижайся, мастерски воюешь!
Говорил громко, заодно и представляя Гэла своим воинам.

Горцы добили смертельно раненных, связывали тех, кого можно было еще считать живыми. Калтокиец очень не хотел чтобы его сын видел такую реальность, но средневековая планета не оставляла ему выбора. Вздохнул, подошел к высокому длинноногому темно-гнедому коню, который стоял над своим убитым хозяином, конь намеревался укусить, Гэл успел взять его за повод, гнедой поднялся на дыбы. Гэл удержал коня и вскочил в седло. Конь прыгал на месте, на задних ногах, выражая протест, калтокиец удержался. Конь притих, повернул голову и злобно посмотрел на нового всадника, мол, мы еще разберемся кто сильнее. Гэл разобрался с управлением: правый повод направо, левый повод налево, удар ноги, смог подъехать к Айрэ. Ребенок стоял возле вождя Тарлака и с умилением рассматривал рыжего гиганта, возглавившего спасательный отряд. Кольчуга блестела на «солнце» как звездные уловители на корабле. Сверкающий шлем, украшенный конским волосом, ребенок протянул руки, рыжий воин улыбнулся и, надел этот тяжеленный шлем на беловолосую головку, дитя было в восторге. Конечно это не космический гермошлем и не боевая маска его отца. Не технически совершенная оборона из легкого кирида, защищающая голову в космических боях – это та примитивная и надежная первая защита, благодаря которой человечество доживает в примитивных железных войнах, до войн, где убивают боевыми лазерами, силовыми снарядами и игольчатыми пулями.
– Будет воином, – прокомментировал рыжий гигант.
– Этого-то я и боюсь, – криво усмехнулся Гэл, склонился с седла, протянул сыну руку, – неужели больше нет профессий?.. – конь шарахнулся в сторону, Гэл едва не упал.
Рыжий снял свой шлем с ребенка, Айрэ протянул руки к отцу, лошадь его тоже приводила в восторг, Гэл выпрямился, второй раз подвел нервного коня к сыну, рыжий воин усмехнулся и подал ему сына в седло. Лошадь успокоилась. Но Айрэ начал подпрыгивать. Гэл придерживал непоседливое дитя. Дитя начало задавать вопросы сэнпийской лошадке. Гэл терпеливо объяснил: что эта лошадка умна по-своему, но на умные вопросы не отвечает – это не пэгл. Направил коня к скале, где оставил наплечный мешок плащ и посох.
Бородатый вождь, несмотря на ранение и усталость, сел на коня своего сына, заявляя: что он воин и научился ездить верхом раньше, чем ходить. Рыжий воин только ругался.
Пленников привязали к седлам, как мешки с зерном.
Гэл утихомирил-таки гнедого, или гнедой смирился и позволил набросить на луку седла плащ и привязать посох, и даже позволил чужаку вновь сесть к себе в седло вместе с ребенком, успел укусить наездника за ногу, и был этим доволен.
Со стороны гряды настырная туча приближалась крылатой тенью.

На краю ущелья, между скал, среди огромных деревьев, стояли деревянные дома, срубленные из цельных стволов, с крышами из коры и мха. Маленькие проемы под крышами пропускали немного света и не выпускали много тепла, а еще служили дымоотводами, судя по черной копоти вокруг окошек, и отсутствию печных труб, дома топились по-черному.

Жители селенья встречали своего вождя.
Мальчишки кричали, да тайком от бабок и матерей, кидали камнями в пленников, чаще попадая в лошадей и натыкаясь на гневные взгляды отцов.
Женщины, одетые в длинные вышитые рубашки из плотной ткани, шерстяные безрукавки и яркие юбки держались с достоинством, встречали вождя, приветствуя его легким поклоном головы. На их лицах беспокойство, вождь привез своего сына связанным. За юбками женщин прятались девочки.
Гэла не замечали – и, по обычаям, не увидят, пока он не предстанет перед очагом. Но, его сложно было не замечать, как и беловолосого, сероглазого Айрэ.
У большого дома, под старым деревом с раскидистыми ветвями, на которых могли бы разминуться два пешехода, стояли четыре женщины, скорбь на их лицах объединяла юность молодых и почтенные морщины старых в одинаковые маски боли и страха. Жена вождя, мать вождя, дочь вождя, и невеста сына вождя. Они молчали. Сын, муж и отец жив. А Нарко: внук, сын, брат и жених связан и постыдно привязан к коню.
Вождь не смотрел на женщин. По обычаям сэнпийских горцев следовало молчать, пока не встретился с огнем. Всадники спешились. Вождь зашел в общий дом протянул руки к огню, постоял, не отводя глаз от пламени, вздохнул и вышел под весеннее солнце. Когда подошел к жене, та разрыдалась, обняв мужа.
Кгрон протянул руки к Айрэ, ребенок был в восторге от всего, что он видел, соскользнул на руки рыжего воина. Кгрон махнул рукой Гэлу, показывая, что тот должен спешиться. Гэл спрыгнул с коня. Рыжий воин очень серьезно проговорил:
– Кажись огню…
Гэл кивнул головой, забрал Айрэ и пошел за рыжим воином – показаться огню.
Общий дом – огромное строение, из бревен в три обхвата, с острой крышей крытой корой. Крышу подпирали столбы украшенные резьбой и разрисованные яркими узорами, на столбах висели мечи, копья, топоры и щиты. Вдоль стен стояли столы и лавки. А возле противоположной стены несколько широких столов, лавки за теми столами укрытые шкурами. На стене удивительно огромные рога, окаменевшие во времени.
– Ух, ты… – с чувством прошептал Айрэ.
– Согласен, – ответил Гэл.
В центре дома очаг, метра три в диаметре, сложенный из больших круглых камней. У огня дежурила девушка лет четырнадцати, подкладывала дрова, чтобы огонь в очаге никогда не гас. Это было почетной обязанностью для будущих невест этого племени…
Кгрон зашел в дом поклонился огню и вышел.
Гэл ощутил пламя в очаге, оно приветствовало его. Стихии отказались принять Маоронгов и все еще почитали Волнов. Огонь притих и запылал сильнее, Гэл ответил ему поклоном головы. Пламя делилось, Гэл ощутил, как тепло разлилось по уставшему телу, ощутил прилив энергии, как будто оказался дома, улеглась тоска и страх.
К огню подходили воины. Гэл взял сына за руку и поспешил покинуть общинный дом. На улице он осмотрелся. Вождь ругался с матерью и женой. Дочь и невестка плакали обнявшись. Воины отвязали сына вождя от лошади и привязали к мощному железному кольцу, обхватывающему незыблемую колоду у основания общинного дома. Остальных пленников связали парами и бросили в яму служившую тюрьмой (а за отсутствием пленников и погребом для хранения мяса), сверху яму накрыли тяжелой деревянной решеткой, приставили охрану. Теперь воины снимали доспехи и умывались в горной реке.
Гэл сел на теплый камень, взял Айрэ на руки, малыш вырывался и корчил рожицу черноволосым детям, те столпились вокруг чужака, изучали его.
Мужчины племени носили полотняные рубахи и меховые безрукавки. Гэл и его сын были одеты почти также. Но волосы, глаза и лица у обоих были иными. У горцев тяжелые, волевые подбородки прямые, узкие носы и выразительные черные глаза под густыми темными бровями. Мужчины носили бороды, у женщин длинные волосы, замужние заплетали волосы в одну косу, девушки заплетали столько косичек, сколько им было лет.
Девушки прятались за деревьями и показывали маленькими пальцами на чужака, громко смеялись, привлекая внимание. Гэл, старался сохранять спокойствие, хотя бы внешне, но сложно быть спокойным, при таком внимании.
Вождь исчез, его затянули домой упрашивать о милосердии для сына. Нарко – сын вождя сидел у стены, склонив голову, безучастный к происходящему. Старухи проходили мимо и плевали на его ноги, ругали и обзывали шноглсом .
Гэл пустил сына с рук и с опаской следил за тем, как его дитя знакомится с детьми горцев. Айрэ говорил на межгалактическом языке, горные дети на своем родном, как они друг друга понимали, непонятно.
Нарко наблюдал за Гэлом, потом горько усмехнулся, проговорил сквозь зубы:
– Недооценил я тебя, щенок. А если расскажу отцу, что видел тебя вечером у костра зверем, как ты думаешь, долго он будет таким гостеприимным?
– А я дурак решил, что, то был зверь? Кто учил тебя не думать?.. – Гэл встал, подошел к Нарко, присел рядом с ним, – а зачем, тогда сунулся на ту поляну? Знал же что оборотень рядом?
– Да я и подумать не мог, что оборотень-чужак полезет защищать моего отца, не понимаю, зачем ты вмешался…
– И ты никому ничего еще не сказал?..
– Убей меня, и никто не узнает… – ухмыльнулся безумный парень, – лучше оборотень, чем родной отец. Он меня в живых не оставит, он хочет, чтобы младший вождем стал, скажет чтобы изгнали, а следом своего авгора – Кгрона пошлет, а тот меня и зарежет, я против рыжего не боец – мышь скальная.
– Кто учил тебя не думать? – еще раз спросил Гэл.
– А, ты что, тоже колдун? Так и тут есть дядька… время от времени в лесу появляется, людям помогает, болезни лечит, избавляет от врагов, он меня научил делать так чтобы никто не чувствовал, что я рядом. Он тоже по ночам в звериной шкуре бегает, девок, да деток малых по окрестным деревням ворует. Таких вот деток, как твой сынишка. Наших не трогает, опасается. Смотри парень, как бы его грехи на тебя не взвалили, убей меня, и никто даже не подумает, что ты зверь. Ведь если меня прогонят, тебе мало места в горах будет, и дитятку твоему.
– Сволочь, – прошипел Гэл.
Айрэ уже дрался с четырехлетним мальчуганом, они копошились в пыли как воробьи.
Гэл вскочил, подбежал, схватил детей за шивороты, оттянул друг от друга. Айрэ сердито сморкался разбитым носом и размазывал кровь и грязь по щекам. Его противник рычал, как звереныш, размахивал кулаками, под глазом у чумазого малыша расплывался синяк. Мать ребенка выбежала на улицу, вырвала своего сына из рук чужака и сердито понесла свое орущее чадо в дом. На улицу вышел угрюмый вождь. Он хромал, был бледен, сказывалась раненная нога, бессонная ночь, усталость и потеря крови. Нарко засмеялся и крикнул Гэлу:
– Подумай чужак, – и зарычал, обнажая зубы, как зверь обнажает клыки.
Вождь подошел к Гэлу:
– Извини друг, жена просила за сына, и мать тоже, пойдем, я поселю тебя у вдовы Пакни, она и за дитем присмотрит и за тобой, – вождь грустно улыбнулся, – вечером в большом доме пир, ты мой гость.
Он хорошо держался, даже смог не смотреть на своего сына, хотя лицо его казалось прилипшей маской. И Гэл молчал – теперь знал, как может чувствовать себя отец, когда его ребенок в опасности.
А ребенок вождя Тарлака был в большой опасности, не потому что отец мог изгнать его, а потому что сам был твердым залогом своей ранней гибели.

Тарлак вошел в дом, поклонился очагу и только тогда обратился к хозяйке:
– Вот сестра привел тебе гостя, прими как брата, а сына его как родного ребенка.
Гэл вошел следом за огромным вождем держал Айрэ за руку.
Дом внутри оказался уютным, света конечно мало, но достаточно, чтобы увидеть большой очаг посреди дома, печь у входа, черный закопченный потолок, и замазанные белой глиной стены, разрисованные растительным узором. Вдоль стен деревянный настил метра три шириной, крытый мягкими овчинами. В углу возле настила стол, на низких ножках приставленный как доска. Этот стол во время еды ставили прямо на настил. Пол вне настила глинобитный, посыпан чистым песком.
Вдова Пакни, двоюродная сестра рыжего Кгрона, брата жены вождя, пекла лепешки. Она была невысокая, женственная с большой грудью, подвижная, смуглая коренастая и рыжая. В яркой рубахе и не менее яркой юбке с подобранным краем чтобы не мешал работать.
– Дай-ка посмотрю, кого к нам привел Нилог.
Гэл удивился, вот кто Маоронг этой планете – желтоволосый Нилог, фантазер и выдумщик, всегда доказывал, что на одной планете должны быть разнообразные расы. Сколько раз во времена предыдущих цивилизаций Гэл был здесь и ни разу не слышал, чтобы кто-то помнил творца Нилога, и вот услышал это имя.
– Вот гости, – вождь церемонно отодвинулся, демонстрируя Гэла, как найденную вещь.
Айрэ стоял, все еще держась за руку отца, и открыв рот, всматривался в хозяйку: – Тетя Олха, – просияло дитя.
Тетя Пакни вышла на свет, и дитя поняло – ошиблось, разозлилось, выдернуло ручку из расслабленной руки отца и убежало на улицу. Гэл растерянно посмотрел на хозяйку и вождя, извинился и побежал за сыном, поймал его убегающего, прижал к себе. Дитя плакало вырывалось и сквозь слезы заикаясь, просило:
– По-по-поехали к ма-а-аме-е… папочка я хочу домой, ма-а-ама-аа! Мальчик плакал громко и горестно. С сыном на руках Гэл подошел к дому, сел на лавку у стены, гладил ребенка по голове, не находил слов чтобы его утешить. Истерика пройдет и Айрэ успокоится, привыкнет, но что делать с собственным чувством вины.
Вождь и Пакни вышли на улицу, с сожалением и сочувствием смотрели на плачущего мальчика.
– Пусть поплачет. Ему будет легче, говорила горянка, вытирая руки куском полотна.
– Что случилось? – тихо спрашивал вождь.
– За мамой скучает… – объяснил Гэл.
– А где мама? – спросила сердобольная растроганная хозяйка.
– Нас разлучили, теперь я ее ищу… – почти не соврал Гэл.
– Посидите на солнышке, дитя успокоится, потом умоетесь и я вас покормлю, – сказала вдова Пакни и вернулась в дом. Вождь пошел за родственницей.
– Красивый мальчик… – сказала Пакни, – нездешний.
– Красивый… волосы, как будто седые. Хотя, там за грядой и чернокожие есть. Немудрено.
– Я про отца, – улыбнулась вдова, – как будто меч, тонкий острый и опасный.
– А… парень? Ну да. Воин он умелый. Ведь бывает такое – молодой, а как будто с мечом, родился…
– Тяжело ему, бедовый он, и беду приносит…
– Я сказал – он мой гость, он спас меня.
– В дом вошел, огонь вспыхнул и потянулся к нему, как к брату. Псы во дворе ластились, они чужаков близко не подпускают, а у его ног лежат, как будто он песий вожак. Кошка, и нас то, не жалует, а тут мурлычет. Псы на кошку даже не смотрят, а обычно по двору гоняют. Туча отошла в сторону, а с утра все говорило о дожде – колдун он. Дитя жалко. Ты на лицо его посмотри, он светится, что ж вы мужчины так слепы? Страшно рядом с ним, и чудно, глаза без дна, как небо ночью. Не будет нам добра, если он с нами останется. Покормим, пусть отдохнет, в баньке попарь, да и выпроводи, пусть идет…
– Да что ж плохого, когда туча отошла, да кошки с псами не дерутся? – удивился Вождь Тарлак, – значит не злой колдун…. Злые они с войной приходят, а этот меня спас, и без чародейства. Девки вон, лучшие наряды с сундуков повытаскивали, побрякушками обвешались, смешные. Не будем торопиться. Пускай поживет. Он сам уйдет вскоре, говорил же – жену ищет, не хочу я черноту на душу брать, уйдет, когда сам решит.
– Дайте мне два дня отдохнуть, – сказал Гэл, входя в дом.
Пакни покраснела. Вождь смутился, но спросил:
– Пакни говорит, колдун ты?
– Уже нет… – ответил Гэл.
Вождь махнул рукой, и вышел из дома, оставив Пакни и Гэла самих разбираться между собой, тем более знал – колдун и колдунья всегда договорятся, и в их дела лезть не стоит, а то наградят – не избавишься.

Пакни выкатила из-под настила деревянную бадью. Поставила два ведра перед Гэлом, рукой показала на колодец в двухстах метрах от дома:
– Принеси-ка воды, мыть вас буду, – Айрэ сидел на настиле злой и заплаканный, вырывал клоки шерсти из пушистой овчины. Гэл не знал что делать, Пакни махнула рукой ему в сторону двери: – Иди, я поговорю с твоим малышом, все будет хорошо… Иди, принеси воды, вода все смоет.
Гэл взял деревянные ведра, стянутые железными обручами, еще раз посмотрел на сына, вздохнул, и пошел к двери, оглянулся. Решил что малыш должен знать язык горцев, и дал ему этот дар. Оказалось даже такая малость потраченной силы, невосполнимая утрата, но Гэл снова не мог быть просто человеком, больно и тяжело быть слабым и всегда следить за запасом сил. Айрэ отца не позвал. Кошка вскочила на настил, положила на ноги ребенка голову и лапы – замурлыкала.
– Хочешь гируггу сладкую, запеченную? – Пакни протянула Айрэ сморщенный, еще теплый, желтый фрукт. Айрэ скривившись, посмотрел на угощение. Неосознанно понял слова незнакомой женщины, но решил – не хочет он этого гирругга. Пакни засмеялась, – а ты попробуй, почему носик морщишь?
Малыш взял скользкий гируггу лизнул. Откусил кусок, и улыбнулся. Сморщенное скользкое гируггу, действительно сладкое. Хозяйка погладила ребенка по белой голове:
– Жить ты долго будешь. Только странно ты будешь жить, как птица, как звезда. Воевать будешь, любить… А маму ты свою найдешь – отца потеряешь. Но потом и отца вернешь. Только тьмы много… Лучше бы ты совсем отца потерял, много горестей он тебе принесет…
Гэл застыл в дверях, слушая предсказания горянки. Хотел прервать ее. Пугали и злили ее слова. Она почувствовала его взгляд, как жар раскаленных углей, повернулась и спросила:
– Ты боишься будущего?
Гэл, поставил ведра возле порога, кивнул головой, и тихо спросил:
– Что ты знаешь ведунья? Знаешь ли ты свою судьбу?
– Знаю. Конечно, знаю. И знаю – не колдун ты. Помоги-ка мне, – Пакни подошла к настилу и, завернув овчину, показала на закопченную ручку большого котла, спрятанного под настилом, – вытащим его.
Вдвоем они выволокли плоский котел, поставили его на очаг, подложили дров, налили в чан воды, вдова бросила туда несколько веток:
– Это авага, очищает воду и делает ее мягкой, – затем она поставила стол на настил, на стол положила еще теплые коржи, белое полотенце, на полотенце вывалила из котелка печеные белые овощи, поставила глиняный кувшин с молоком, несколько кусков вареного мяса и пучок зеленого лука, который здесь назывался мип. Айрэ взял в руки корж, сморкнулся жалостливо, вытер грязный нос рукавом и, роняя слезы, начал есть.
Пакни с любопытством наблюдала за своим необычным гостем, за тем как он пытался кормить свое упрямое дитя, а дитя сердилось и отталкивало отца.
Гэл вздохнул, решил, если сын хочет быть самостоятельным, пускай будет, самому нужно поесть, энергии совсем мало. Пакни спросила:
– Это твой первенец?
– Да… – ответил Гэл. Он распробовал мясо зугла. У пещерного племени оно было жестким, как бы они ни старались его разварить, а у горцев мясо буквально таяло во рту, – что вы добавляете в это мясо?
– Травки и корешки, в основном корень пиви, – отвечала хозяйка, – жаль ты не сможешь этого рассказать тем, кто живет за грядой, вернешься туда не скоро…
– Я не люблю знать, что будет завтра.
– Ты мог избежать многих бед…
– Избежав одной беды, попадаешь в другую.
– А вот об этом я стараюсь не думать, – грустно улыбнулась Пакни, – вода закипает, сейчас я буду вас мыть.
– Я и в реке могу помыться…
– Зачем тебе холодная река? А утром Тарлак тебе баньку натопит. Умыться с дороги можешь в бадье вместе с сыном, дашь мне ваши рубашки да штанишки твоего сына, твои кожаные я стирать не буду, кровь с них сам сотрешь, – вдова вынула с сундука две рубашки, большую и маленькую, – вот я хочу тебе отдать, носи, – и положила рубашки на настил. Айрэ уже наелся, вертелся, исподтишка кормил кошку. Вдова подняла ребенка, поставила на настил, сняла с него рубашку. Мальчик смотрел на нее удивленно, – А у вас ванная есть?
– Что? – удивилась женщина.
– Есть, бадья… тебе как ванная, – ответил Гэл сыну.
Хозяйка не понимала слово ванная, но общий смысл разговора уловила.
– Я с тобой не говорю, – угрюмо шептало дитя отцу.
– Да, я это уже понял, – ответил ему Гэл.
– Ты говорил, мы идем к маме, а мамы нигде нет.
Дитя говорило уже на сэнпийском языке, вдова слушала молча. Сняла с ребенка одежду, укутала его в шкуры. Гэл налив в бадью кипяток, разбавил его холодной водой из ведра, потрогал рукой.
– Не обжигаешься? – засмеялась вдова.
– Нет, я ее разбавил.
– Голыми руками чан взял. Ты при простых то людях, думай о том, что делаешь, на равнине колдунов не любят, как бы камнями не забили.
– Все время забываю об этих условностях, – раздосадовано проворчал Гэл, – спасибо…
Пакни забрала одежду Айрэ и рубаху Гэла. Осмотрела Гэла, он смутился, она хмыкнула и вышла с дома. Перед тем как закрыть дверь оглянулась и посоветовала:
– Те корешки, которые я дала тебе, сперва в воду окуни, разотри в руках, а потом тем мылом, что будет на твоих руках, помой голову сына.
Дверь закрылась, Гэл выскреб молчавшего сына из вороха овчин и посадил в бадью, Айрэ скептически коснулся покрытого слизью борта бадьи:
– Мама тебя убьет, если я заболею.
– Айрэ! – разозлился Гэл, – сколько можно! Я же тебе объяснял – мы вместе попали в плен, нас двоих выслали сюда на эту планету, и мы с тобой должны выбираться отсюда вместе. Мы найдем корабль, отвоюем его у пиратов и улетим, может, и принцессу тебе найдем, как ты хотел. Сказки только рассказываются быстро, слова – шли они день, два и до заката, звучат гораздо быстрее. Мы в пути пять дней, а ты уже закатал мне истерику.
– Мы напарники?.. Как ты и Милэн? – дитя готово было уступить отцу, но все еще сохраняло угрюмость.
– Да. Только я командую, а ты подчиняешься.
– А Милэн тебе не всегда подчине-ня-ютьеться…
– Потому что с Милэн мы близнецы. А ты все-таки мой сын.
– Хорошо папа, только эта ванная все равно грязная, а ты меня в ней макаешь. У тети Ольхи была маленькая ванна, она была чистая…
Гэл рассмеялся, и окатил сына теплой водой из черпака, затем начал намыливать коренья. Айрэ в отместку брызгался, через минуту кожаные штаны уже были достаточно политы водой, чтобы смылась кровь, а песок на полу превратился в болото.

Абсолютно не раскрыта тема алиментов! Форумчанки негодують

Не вижу транспарантов повествующих о негодовании