Цитата
У брюсовского перевода "Энеиды" Вергилия - дурная слава. Когда бывает необходимо предать анафеме переводческий буквализм и когда для этого оказываются недостаточными имена мелких переводчиков 1930-х годов, тогда извлекаются примеры буквализма из "Энеиды" в переводе Брюсова, и действенность их бывает безотказна. Где ни раскрыть этот перевод, на любой странице можно горстями черпать фразы, которые звучат или как загадка, или как насмешка. "Конь роковой на крутые скачком когда Пeргамы прибыл и, отягченный, принес доспешного воина в брюхе, - та, хоровод представляя, эвающих вкруг обводила фрuгиек в оргии..." (кн. VI, с. 515 - 518); "Нет, никто безнаказанно выйти не мог бы встретить его при оружьи, пошел ли бы пеш на врага он, пенными ль шпорами он лопатки коня уязвлял бы..." (VI, 879 - 881). А чего стоит хотя бы самая первая фраза брюсовской "Энеиды": "Тот я, который когда-то на нежной ладил свирели песнь и, покинув леса, побудил соседние нивы, да селянину они подчиняются, жадному даже (труд, земледелам любезный), - а ныне ужасную Марта брань и героя пою, с побережий Тройи кто первый прибыл в Италию, роком изгнан, и Лавинийских граней к берегу, много по суше бросаем и по морю оный, силой всевышних под гневом злопамятным лютой Юноны, много притом испытав и в боях, прежде чем основал он город и в Лаций богов перенес, род откуда латинов, и Альба-Лонги отцы, и твердыни возвышенной Ромы" (I, 1а-7)...
...Брюсов гордился такой своей решительностью. В одной из заметок о своем переводе (ОР ВГБЛ, ф. 386, 48.3, "Объяснения переводчика") он с достоинством говорит о том, что первые пробы перевода "Энеиды" были сделаны им еще в гимназии под руководством известного филолога В. Г. Аппельрота, в 1899 году он перевел полностью II и IV книги поэмы, в 1913 году, когда М. В. Сабашников предложил ему издать "Энеиду" в серии "Памятники мировой литературы", у него уже были вполне готовы три книги, частично - две и в отрывках - четыре, но тем не менее, пересмотрев этот перевод и выслушав советы специалистов (А. И. Малеина, Ф. Ф. Зелинского, В. И. Иванова, В. В. Вересаева), он уничтожил сделанное и начал перевод сначала. Рассказ этот, по-видимому, не свободен от преувеличений: судя по архиву Брюсова, ко времени сабашниковского предложения у него были готовы не три, а только одна книга; но то, что он пишет об отказе от сделанного и о возобновлении работы с самого начала и на новых принципах, - истинная правда...
...Сравнивая эти семь редакций одного отрывка "Энеиды", можно легко различить среди них три группы, соответствующие трем стадиям работы Брюсова над переводом. Первая стадия - редакция А, ученический набросок 1895 года, работа того типа, который сам Брюсов потом заклеймит словами "не перевод, а пересказ" [5]. Вторая стадия - редакция Б, беловик 1899 года, уже не пересказ, а настоящий перевод, точный, но без буквалистических крайностей. Редакции В и Г представляют собой переход от второй к третьей стадии. Наконец, третья стадия в чистом виде - это редакции Д, Е, Ж, в которых новые буквалистские установки Брюсова находят самое полное выражение. Рассмотрим ближе те изменения, которым подвергался брюсовский перевод от стадии к стадии. Изменения эти можно для удобства сгруппировать так: 1) уточнение парафраз; 2) уточнение образов (тропов); 3) уточнение семантики слов; 4) уточнение грамматической формы слов; 5) уточнение порядка слов; 6) уточнение ударения...
...В одной старой французской книге по истории римской литературы есть хороший образ, помогающий представить себе разницу между этими двумя тенденциями перевода. Были два древнеримских драматурга-комедиографа - Плавт и Теренций; оба перелагали на латинский язык комедии греческих поэтов. Греческие оригиналы до нас не дошли, и сравнивать работы Плавта и Теренция с ними мы не можем. Но общий дух творчества Плавта и Теренция таков, что метод их работы хочется вообразить так: Плавт берет греческую книгу, прочитывает ее, потом закрывает, откладывает и начинает смело писать свое переложение, не заглядывая более в оригинал; Теренций же, прочитав греческую комедию, кладет ее перед собой и начинает переводить сцену за сценой, придирчиво сверяясь с подлинником чуть ли не на каждой строчке. Конечно, с современной точки зрения и теренциевские переводы, вероятно, показались бы весьма вольными; но две тенденции, между которыми неизбежно колеблется всякий переводчик, изображены верно.
Об этих двух крайностях в искусстве перевода неизменно говорится во всех статьях и книгах о переводе, но обычно лишь затем, чтобы призвать переводчика держаться золотой середины между этими Сциллой и Харибдой. А возможно ли это и нужно ли это? Не полезнее ли ясно представить и ясно противопоставить эти две тенденции, чтобы сознательно выбрать одну из них и держаться ее - конечно, до известного, самим переводчиком для себя устанавливаемого предела? Это лучше, чем метаться, уклоняясь то в одну, то в другую сторону, - ибо золотая середина, как известно, есть вещь недостижимая.
Перевод "вольный" стремится, чтобы читатель не чувствовал, что перед ним - перевод; "буквалистский" стремится, чтобы читатель помнил об этом постоянно. Перевод "вольный" стремится приблизить подлинник к читателю и поэтому насилует стиль подлинника; перевод "буквалистский" стремится приблизить читателя к подлиннику и поэтому насилует стилистические привычки и вкусы читателя. (Насилие над подлинником остается ощутимым лишь для неширокого круга лиц, способных сверить перевод с подлинником; насилие над привычным стилем, или, как часто демагогически выражаются, над "родным языком", ощутимо для всех читателей, и поэтому протест против него имеет возможность прорываться чаще и громче.) Перевод "вольный" стремится расширить круг читательских знаний об иноязычных литературах. Перевод "буквалистский" стремится расширить круг писательских умений за счет художественных приемов, разработанных в иноязычных литературах. Перевод "вольный" - это перевод для литературных потребителей, перевод "буквалистский" - это перевод для литературных производителей. (Но не надо забывать, что непереходимой грани между этими двумя категориями нет и что таких читателей, которым интересно не только то, что пишут писатели, но и то, как пишут писатели, - таких читателей не так уж мало и, будем надеяться, станет еще больше.)...
...Если оглянуться на историю русского художественного перевода, мы увидим, что в ней периоды преобладания более точного перевода и более вольного перевода сменялись поочередно. XVIII век был эпохой вольного перевода, приспосабливающего подлинник к привычкам русского читателя - и в метрике, и в стилистике, и даже в содержании: грань между переводом и подражанием-переработкой была почти незаметна. Романтизм был эпохой точного перевода, приучающего читателя к новым, дотоле непривычным образам и формам; когда Жуковский стал переводить немецкие баллады амфибрахиями (ранее почти не употреблявшимися в русском стихе), это было таким же смелым новшеством, как когда в XX веке поэты стали переводить Уитмена и Хикмета свободным стихом. Реализм XIX века опять стал эпохой вольного, приспособительного перевода, предельной точкой которого были, пожалуй, курочкинские переводы из Беранже. Модернизм начала XX века в свою очередь вернулся к программе точного перевода, буквалистского перевода; Брюсов пошел в этом направлении дальше всех, но общие его предпосылки - не обеднять подлинник применительно к привычкам читателя, а обогащать привычки читателя применительно к подлиннику - разделяли все переводчики, вскормленные этой эпохой, от Бальмонта до Лозинского. Наконец, советское время - это реакция на буквализм модернистов, смягчение крайностей, программа ясности, легкости, верности традиционным ценностям русской словесной культуры; если нужно назвать типичное имя, то это будет имя Маршака - переводчика сонетов Шекспира...
...Есть переводы для одних читателей и есть переводы для других читателей. Классические произведения мировой литературы - особенно чужих нам цивилизаций - заслуживают того, чтобы существовать на русском языке в нескольких вариантах: для более широкого и для более узкого круга читателей. Сейчас разговор об этом может показаться странным: слишком много классических произведений мировой литературы вообще не существуют на русском языке или существуют в переводах, не удовлетворительных ни с какой точки зрения, ни с "широкой", ни с "узкой"; не слишком ли большая роскошь - думать о том, чтобы каждое из таких произведений имелось сразу в нескольких хороших переводах?...
М. Л. Гаспаров БРЮСОВ И БУКВАЛИЗМ
http://www.philology.ru/linguistics1/gasparov-88.htm