Итак, начнем.


СРОЧНАЯ ПОМОЩЬ СЕКСУАЛЬНОЗАВИСИМЫМ



Цветастый буклетик выпал из кучи хлама на полдороги между почтовым ящиком и большим, специально приспособленным для рекламных объявлений, мусорным ведром. Благополучно выбросив все остальные двигатели торговли, я, чертыхаясь, подобрал с пола глянцевую, хорошего полиграфического качества бумажку.

«СРОЧНАЯ ПОМОЩЬ СЕКСУАЛЬНОЗАВИСИМЫМ. АНОНИМНО. ДОСТУПНО»

Я сразу признался себе, что – да, совершенно определенно нахожусь в группе риска и, прихватив буклет, отправился домой. Потом меня что-то отвлекло, потом пришел Федор рассказать, как наши не умеют играть в футбол, мы сели за стол и подробно это обсудили. Он рассказал очередную институтскую байку про Мирослава Лукича – редкостного мерзавца по сути и финансового директора по должности, и мы обсудили экономическую ситуацию в стране.
А потом Федор нашел буклет.
- Грандиозно, - восхитился он, - Срочная помощь нам! Гарантия качества. Телефоны. Ты уже звонил?
- И не собирался.
- Конечно.

Федор – сосед снизу. Однажды, я заснул в ванной, а он меня разбудил. Надо сказать, не только меня. Дело было ночью, и пока он пытался вышибить дверь, кто-то уже вызвал милицию. Я не алкоголик и дозу свою знаю, но в ванной заснул не просто так, а после корпоратива. И вот, когда я вброд добрался до двери, Федор только посмотрел в мои растревоженные глаза и смягчился. Потом, много позже, он уверял, что в тот миг остановил кулак уже на подлете к моей физиономии. Не помню. Может быть. Короче говоря, Федор спас меня тогда и от милиции, собравшейся писать какой-то протокол, и от его собственной жены, решившей меня убить.
С тех пор он иногда, по-соседски навещает меня. Это как-то связано с перипетиями его семейной жизни. Он никогда не жалуется и так видно.

- Если не собирался, зачем принес? – он обвиняюще наставил на меня палец. – Ты холостой здоровый неимпотент будешь прикидываться сексуально независимым?
- Остынь, - я достал из холодильника очередную бутылку пива, - и сам подумай, что там может быть хорошего? Либо бордель, либо лекция о вреде беспорядочных связей.
- Ну, не знаю, не знаю, - Федор развернул буклет. - Тут и фотографии есть. Сейчас заценим. «Смотровой кабинет», «Гостиная», «Кабинеты терапии». Ну, что. Очень прилично. Чистенько так. «Конференц-зал» даже есть.
- Знаешь, одно время в школах на эту тему какие-то уроки были. Типа: о половой грамотности. Но, потом Большое начальство поднатужилось умом и решило, что в деле секса все должны быть самоучками и лично я с начальством согласен.
- Потому, что - дурак. Вот, зачем ты из холодильника только одну бутылку достал?
- Грубый ты, - я еще раз слазил в холодильник, - о тебе же забочусь.
- Вот и начальство чудаковатое все в заботах, чего б еще запретить. А может, там, - он помахал над головой буклетиком, - новые горизонты откроются.
- Ага. Новые откроются. Горизонты.
- Надежды губит пессимизм, - он надолго присосался к бутылке. Похоже, в этот раз семейная жизнь обошлась с ним особенно сурово.
- А давай просто двух подружек позовем, - предложил я. – У меня день рожденья скоро. Повеселимся тут вчетвером?
Федор поперхнулся пивом.
В тот вечер мы засиделись допоздна. Мое предложение насчет подружек он отмел, покрутив пальцем у виска, но буклет демонстративно засунул во внутренний карман куда-то очень глубоко.
- - -

И?.... Где развязка? Где жирная точка?! Автор, вы - садист! Нельзя так с людьми на ночь глядя!

Ну-у (неуверенно улыбаясь) я это... Я, как обычно, по мере написания

Предупреждать надо! (и хрясть по башке этим самым буклетом)

Не надо по башке
Я оттуда пишу!

Хорошая экспозиция!
Незаметно, но доходчиво мы знакомимся с героями, завязка налицо, зачет.

Замечания:

Лично до меня не дошло, как Федор понял, что герой заснул в ванне.

И вот это:


слишком уж напоминает вот это:

Зачетная вещь, как тут принято говорить. А я скажу, очень даже здорово написали! И Федор этот ваш на моего друга, очень похож, он бы точно так же карточку то к себе в карман и положил бы, демонстративно! Хотелось бы узнать, а что дальше было то? Интересно! Интрига. И пишите вы, приятно читать, легко.

Вот черт. Смутно помнил, что кто-то кого-то у Стругацких "грубым" именно в таком контексте обзывал. Но, чтоб так один в один - это фэйк. Надо переписать (а жаль)

А я вот сразу понял, когда меня сосед затопил

Спасибо, на добром слове!
Стало быть, пошел сочинять дальше.

Ага, ну я так и предположила, всё ясно.

Давайте, автор... шуруйте далее))) начало цепкое)

Жаль, что карточку сосед себе забрал. Жлоб.

фэйл

[quote name='NatashaKasher' date='22.6.2016, 11:23' post='421373']
фэйл
[/quote
Наташа, а фейл это что? Повтор какой то?

Не. Это в том смысле, что - лажа.

- - -

Федор появился через неделю в приподнятом настроении, с пакетом вкусной еды и бутылкой водки.
- Никакой это не бордель, - начал он, по-хозяйски устраиваясь на моей кухне, - на самом деле – внушительный такой медицинский центр, все чин-чинарем, при входе буклет попросили предъявить и паспорт. Внутри паркет, мрамор, зеркала. Сестричка очкастая встретила, в кабинет проводила…
- Симпатичная?
- Не перебивай, без тебя собьюсь. В кабинете докторша сидит, вот кто красотуля! Не совсем в моем вкусе – худющая и, как встала, ростом оказалась метра под два, но лицо! Глазищи огромные, цвета янтаря.
- Ну и как она? Вылечила от сексуальной зависимости?
- Да поначалу, вроде, к тому шло: «Раздевайтесь, - говорит, - до трусов и все металлическое с себя обязательно снимите». Я говорю: «А зачем трусы оставлять?»
- Погоди-ка. Значит, ты вошел, а она тебе сразу: «Раздевайся»?
- Не сразу. Сначала сто вопросов задала для анкеты, а потом, уже. И вот, значит, разделся я, трусы топорщатся. Неудобно, честно говоря. – Федор аккуратно налил до краев сначала мою стопку, потом собственную. – Давай, за нас! Чтоб надежды не подводили!
Водка, как и закусь, оказалась из дорогих. Мы выпили и, пока я изучал этикетку, Федор, прихватив вилкой маринованный иностранный огурчик, мечтательно откинулся на спинку стула. Федор – мужчина серьезный, убойного веса в нем килограмм сто с лишним, практически никакого жира. Стул жалобно заскрипел, а я прикинул, что если развалится, грохота будет достаточно, чтоб Федорова жена примчалась. Тогда вовсе греха не оберешься. По-видимому, та же мысль посетила Федора. Он сел прямо, осторожно поерзал и только после этого откусил огурец.
- И вот, она спокойно так встает, на мои слова ноль внимания. «Пройдите, - говорит, - пожалуйста, сюда. Это, - говорит, - наш интегральный анализатор». А сама мимо меня в соседнюю комнату. Я тебе честно скажу, одна походка на миллион, и ручкой сделала, типа: «иди за мной, дорогой».
- Ну, и как анализатор оказался? Подходящий?
- А-а, - Федор дожевал огурец и заговорил более членораздельно, - рамка с площадкой обычная, как в аэропортах. Я прошел туда – обратно, она: «Встаньте, пожалуйста, на площадку», а сама назад - в комнату, где мы до того беседовали. Я стою, как дурак, через пару минут та очкастая сестричка заглядывает: «Спасибо, - говорит, - теперь одевайтесь». Прикинь?
Федор отложил вилку и сурово взглянул на меня, - И чего ты ржешь? Не смешно ни разу!
- Трусы на тебе, хоть, приличные были? С длинным рукавом? - я разлил еще по одной. – Могу спорить, что потом тебя на лекцию отвели. Что-нибудь, о ценностях семейной жизни и вреде нерегулярного секса.
- Если такой умный, - вдохнул Федор, - мог и подсказать, чтоб я плавки одел. Про лекцию ты верно догадался, но это все ерунда. Ладно, давай вздрогнем.
- Теперь колись, по какому поводу банкет? – я примостил опустевшую стопку на заваленный соленьями и нарезками стол. – Надеюсь, ничего серьезного? Теща по-прежнему бодра, и ты с Вероникой своей не разводишься?
- А вот нетерпеливость, она тоже от неудовлетворенного сексуального голода. Я теперь не как некоторые – темный и необученный, я теперь все знаю, а ты слушай и помалкивай, - он осмотрел стол в поисках особо вкусной закуси, ничего не выбрал и снова откинулся на жалобно пискнувший стул. - Стало быть, оделся я, докторши той, конечно, след простыл. Сестричка меня в конференц-зал сопроводила. Там все затененное, только сцена в прожекторах, но зрителей я голов двадцать насчитал. На сцене крендель какой-то распинается о том, как жить правильно. Обстоятельно так рассказывает про бездуховность телесных удовольствий в целом, и постельной любови в частности. Потом к последствиям грешной похоти перешел – такая оказывается жуть, лучше сразу повеситься. Я было совсем заскучал, но чую - кто-то за рукав тянет. Оглянулся – сестричка очкастая.
- Погоди-ка, - я принес из коридора массивную табуретку. – Вот твое любимое кресло, а стул отдай, еще сгодится.
- В общем, пригласила меня, - Федор безропотно пересел на табуретку, - принять участие. «У Вас, - на ухо мне шепчет, - поразительные результаты анализов. Уникальные, значит, результаты, и мы весьма хотели бы видеть Вас в нашей Программе». У них там оказывается какая-то Программа, но не каждый подходит.
- Я понял, ты – Избранный.
- А я вот не понял. Короче – вышли мы в холл, а там докторша стоит и мне улыбается. Я говорю: «Какая-такая Программа?» Она все объяснила, правда, я все равно ни хрена не понял. Что-то там про халахупное дыхание, развитие подсознания и остального организма. А главное, говорит: «Я лично у Вас фасилитатором буду». Тут я, конечно, согласился.
- Фаси… кем она будет?
- Не будет, а уже есть. Она говорит: «Это помещение мы только арендуем, а Вас ждем исключительно в нашей Лаборатории» и приглашение вручила, типа пропуска, совсем по другому адресу. А как тебе водочка? Хороша?
- Не спорю. Напиток достойный, но ты не прав. Они на тебе опыты ставить будут. У желтоглазой Барби твоей диссертация, ты – кролик подопытный. Зачем так здоровьем рисковать? То ли дело: я бы девушек пригласил…
- Угу. Значит, мы с ними здесь, а Верка моя - этажом ниже прогуливается. Это, по-твоему, не рисковать здоровьем?!
- Ладно, рассказывай дальше, - я разлил еще по одной, - и подробнее! Фасилизатором – это как?

Блин, и опять здорово! У вас лёгкая рука. Читается хорошо и интересно. Прямо скажу, взвешанно и талантливо, разговор живой как и персонажи. Лично мне нравится на все сто! Так. Хотелось бы, как это? подробностей, э, э,э, нда.

Mechanik, не удержался, решил ещё добавить вот, что. Конечно же, в каком формате писать вещь, дело сугубо ваше, но мысль вот какая, может быть вы выведете, этот текст на роман? Дело в том, что пишете действительно хорошо. А хороших и больших вещей сейчас, что то маловато, если они вааще имеются. Помните как у Стругацких в За миллиард лет до конца света? Начало то же бытовое вполне, повествование не торопливое, но они вывели тему на крайне серьёзный уровень. Может не стоит вам торопиться укладываться в рамки рассказа? У вас есть завидная лёгкость, и правдоподобность. То, что я вам сказал это моё имхо конечно же.

Не. Роман не потяну. Рассказ бы дописать

- Значит, на следующий день пришел я по адресу, а там, вроде, офис. Верхний этаж высотки, никакой медицины, но все очень круто, - Федор даже не глянул в сторону наполненной стопки, что на моей памяти случилось впервые, - у них и полы с подсветкой. Очкастая там же на посту. Встретила и сразу в душ повела. А душ у них, я тебе скажу…
- Зеркала и фотки интересные?
- Нет там никаких фоток, но душ замысловатый, - Федор мечтательно прищурился на потолок, - он то поливает со всех сторон, то обдувает, то опять поливает, а запах, как осенью на лесной поляне. И, кстати сказать, велено было мыться без одежды, то есть, значит, без трусов.
- Уже что-то.
- Это все та – очкастая. Я ей говорю: «А ничего, что я тут голый? Может, выйдите?», а она: «Все в порядке. У меня работа такая". Я говорю: «Так, давайте поработаем?». Даже не фыркнула, так и стояла фонарем. А дальше самое интересное. Взяла она у меня кровь из пальца на анализы и в зал повела…
- Чего, так голым и повела?
- Почему голым? Балахон выдала серый до пяток. Вот, заходим мы с ней в зал, а там сумрак и койка посереди белеет. Большущая такая. Меня, прямо, оторопь взяла. «Да уж, - думаю, - вылечат меня сейчас от сексуальной зависимости раз и навсегда», – Федор, постучал кривым мизинцем по стопке, потом без выражения на лице выпил. - Короче, уложила меня сестричка на эту койку, да и вышла. Я лежу, жду. Койка не мягкая, а прямо нежная. Тишина – аж в ушах звенит. Глаза понемногу к темноте привыкают, но смотреть особо не на что: комната пустая, над головой потолок белеет. Продолжаю лежать, настроение падает, зря думаю, с этой бодягой затеялся. Потом музыка началась. Не то, чтобы совсем музыка, а так: бум – блямс, бум – блямс. Сначала тихо, еле слышно, потом громче, гуще так. Я определенно решил ноги делать и тут глядь, а рядом докторша моя стоит, улыбается. Прикинь, лежу на гигантской койке, как цветок на блюде, фея в двух шагах и балахон на ней типа моего. Материя легкая, под ней такие изгибы вижу, такие выпуклости! Соображаю, как все это будет колыхаться и двигаться, ну и конечно, организм, как бы сказать, начинает реагировать. А она ладонь приподняла и вроде запела. И тут треснул я напополам. Одной частью чую, что под балахоном она, как я, в чем мама родила, а другой – все, вообще, ни к чему, только бы голос ее слушать. Лежу бревном сучковатым, но все-таки помаленьку начинаю прикидывать, как оно дальше пойдет. Не верю, что одним вокалом кончится, но уже так спокойно стало, легко, как в детстве. Понимаю, что по любому все хорошо будет.
- Эк, тебя угораздило. Это тухлый, банальный гипноз. Факт.
- Банальный – небанальный, фак – не фак. Шелуха это, - С легкой улыбкой он неотрывно рассматривал потолок. Там, сплели узор лучи закатного солнца. Пробившись сквозь городскую хмарь, они угодили в целлофан колбасных упаковок и преломились, как в хрустале.
- Короче, все хорошо, но тут меня поворачивать начало. Знаешь, как с перепою, если лечь резко: голова назад валится, а ноги вверх и мутит, само-собой. Если б не докторша, я наверно струхнул. А она, докторша, уже рядом совсем. Руку мне на грудь положила. Ладонь у нее - что кипяток жжется, но приятно. И вот я, значит, вместе с койкой все назад запрокидываюсь, но соображаю тем временем. Основная мысль – понятно, про докторшу. То есть, вот сейчас прям, она - ко мне или вовсе не собирается? И как мы с ней будем, ежели меня конкретно крутит? А сестричка та, анализы изучает или, к примеру, на мониторы глазеет, чем тут занимаемся? А дальше совсем чудеса пошли.
- Конечно чудеса, - проворчал я, - рядышком полуголая леди песни поет, а ты бревном на койке и весь в размышлениях.
- И тут, прикинь, замечаю тихое движение за макушкой, - Федор оторвал взгляд от потолка и задумчиво взглянул на меня. – Ты вот сдрейфил и не пошел…
- И не собирался.
- А я чуть не обделался, как шевеление учуял. Пустая же комната была, и значит подкралось впотьмах чего-то. Сейчас вспомнить смешно, чего я за те полсекунды не передумал, а оказалось… - Федор неожиданно замолчал. В наступившей тишине стали слышны уличные голоса. Какая-то женщина доступно объясняла вяло отбрехивающемуся мужику и всем окружающим, почему ее спутник жизни козел.
- Ну, не томи, - не выдержал я. - Чего оказалось-то?
- Понимаешь, там все не просто… - он опять умолк, уставившись на мои старые, приделанные к стене часы-ходики. Сварливая тетка продолжала распекать нерадивого мужа.

Интрига, интрига. Продолжение бы!

Будет, будет

Ждемс. Без этого как его, членовредительства?

- Может ты и прав, - наконец вымолвил он, - может и гипноз все это, но помирать стану - не забуду. Я-то дернулся тогда, чуть шею не свернул и, понимаешь, увидел, что только на полкойки лежу, а на второй половине - девушка. Койка-то длинная. Мы с ней затылок к затылку, не то что макушками тремся, но недалеко. А койка складывается, как книжка складывается. Представляешь?
- Нет.
- Вот и я – нет. Это не казалось, что все подо мной крутится, а на самом деле оно так было. Я, значит, разворачиваюсь вверх ногами, лицом к ней, она мне навстречу...
- Голая была?
- Она на меня смотрит, я - на нее, и нет больше ничего. Я все позабыл: и где нахожусь, и докторшу окаянную, - Федор оглядел стол и уныло качнул головой. – Это, как раз в жизни солнце увидеть.
- Да. Сдуру ослепнуть можно, – осторожно согласился я. – Ты случайно ничего такого не курил?
- А знаешь, что интересно? И на ней такой же точно балахон был. То есть, кроме силуэта ни хрена не разглядеть на самом деле, а я всю ее видел. Глаза особенно…
- Про глаза потом. Чего дальше-то было?
- А ничего. Свет потух и зажегся. Тишина. Никого. Я один на койке. Через секунду сестра - эта выдра очкастая явилась. «Спасибо, - говорит, - а теперь пройдемте в душ».
- Ага. Забавно. Я что-то ожидал в таком духе.
- А я вот не ждал. Сначала обалдел просто и голова кружилась. Потом так обидно стало – не передать. «Уроды! - думаю. - Убью нафиг». Очкастую, вот как пить дать, на месте и порешил, если бы в балахоне не запутался. Матерюсь, барахтаюсь, как муха в киселе, а ей – фиолетово. «Не волнуйтесь так, - говорит, - процедура по техническим причинам откладывается, но Вам, как добросовестному участнику, будет выплачено вознаграждение. Следующий сеанс через три дня». И знаешь, я растерялся как-то. Думаю: три дня и снова девушку ту увижу, потом думаю: может она не ушла еще? Ждет на улице, а я тут.
- Так не бывает. Накачали тебя чем-то. Вот и вся девушка. Я же говорю – опыты медицинские.
- Э нет, - Федор, криво улыбнувшись, встал с табуретки, уперся лбом в окно, - была! Знаешь, почему мизинец у меня гнутый такой?
- Пацаном на скутере в столб въехал. Сам рассказывал.
- Вот! Это у меня тоже не отнять.
Стервозное контральто на улице сменилось неразборчивым бормотанием, звуками ударов, визгливо закричал и тут же смолк иностранец из ближнего зарубежья.
- Так что? - я глянул снизу вверх на застывшее лицо Федора. – Вся история?
- Красиво дерутся, - сообщил Федор.
Я нехотя повернулся к окну. Нехотя – потому, что не люблю мордобой даже по телевизору, а все ж таки повернулся - не знаю почему.
Сухопарый нескладный мужик подскакивал рядом с мощного телосложения женщиной. Та уверенно оборонялась длинным зонтом, а свободной левой успевала раз за разом доставать физиономию противника. Неподалеку растерянно оглядывался по сторонам щуплый гастарбайтер. Сквозь весеннюю редкую еще листву сияло уходящее солнце. От угла неторопливо полз милицейский газик, с нарядом полиции на борту.
- Давным-давно, Верки еще на горизонте не было, познакомился я с одной девчонкой. И как-то так у нас ней все сразу случилось. При том, что и у нее, и у меня это в первый раз было.
- Это ж когда? – хмыкнул я. – Школа, звезды, лагерь у речки?
- И вот она на меня точно так же смотрела: испуганно немножко, в напряжении страшном, но и с надеждой.
- Вряд ли.
- Не вряд ли, а так было.
- Может и так, да только ты наверняка не туда смотрел и не о том думал, в первый раз-то.
- У тебя, видать, по-другому было, а я все до подробностей помню. Иногда снится, представляешь? И вот, прикинь, те же глаза, тот же самый взгляд, - Федор, оглянулся на меня. - Давай выпьем по маленькой. У мужика ни одного шанса и менты ему не помогут.
- Ну, ты хоть кого уговоришь, - я аккуратно наполнил стопку в его ладони. – Так как же? Глаза – ее, взгляд, говоришь, опять же ее, может и остальное под балахоном – она?
- Нет. Та девчонка в аварию попала – никто не выжил.
Я не нашелся чего сказать. Федор внимательно осмотрел стопку, потом выпил, но еще хуже, чем прошлый раз - как сок прокисший, и снова уставился в окно.
-Ты прав, так не бывает, - тихо сказал он, - потому, что все самое важное в жизни только раз случается и никогда больше. Вот - мужик, он же просто ошибся когда-то, может разминулся с кем-то или встретил не вовремя. Теперь существует бессмысленно, как я. На работе ждет, когда смена кончится, дома дебелизор смотрит про бандюков и такую же политику. А что делать? Вот, решил жену побить, и то не смог.
- Когда умру, похороните, а на плите надгробной напишите: «Умер от отвращения», - я потянулся было за выпивкой, но раздумал, - не мной придумано, а жаль.
Неразборчивое бормотание с улицы стало громче. Битва перетекла в новую тактическую фазу. Мужику все же удалось схватить зонт. Он вцепился в него обеими руками, мадам тоже вцепилась и бойцы вошли в клинч. Милицейский газик тихо стоял рядом.
- Так и знал, что не поймешь. Ты-то Дон Хуан: «Пришел, увидел, переспал», любой секс-бомбе – сапер, а я тут со своими заморочками. Это ведь Раневская - насчет памятника? Как пить дать, она.
- Ага, я значит хмырь аморальный, а ты от немеряной духовности прямиком в большую койку для интимных процедур. Твои стоны о смысле жизни, роковых ошибках и прочие страдания про любовь – это диагноз. Называется «Кэсэвэ».
- Наверняка, какая-то гадость, – Федор подозрительно уставился на меня.
– Это типовой легкий крах среднего возраста отдельно взятого мужчины, у тебя серьезно осложненный походом в подозрительную больничку.
- Умеешь ты опошлить. Я тебе факты конкретные, а ты… - окончательно расстроившись, Федор плюхнулся обратно на табуретку. – Вот хоть про мужика, которого сейчас ни за что в участок свезут, разве я не прав? Он что, с детства мечтал удава в жены взять?

Понравилось, диалоги у вас живые, и сразу рисуют картинку. По тексту, не выдыхаетесь. И милиция хорошо вписалась, и само течение беседы правдоподобное. Будем ждать, будем ждать.Mechanik, только не спешите, что бы не скомкать и прочее. И интересна подоплёка больнички.

И ещё, по моему вы постепенно уходите от банальной половухи, в серьёзную тему. Подозреваю, что Федора не с проста, что то за дело во взгляде девушки, и воспоминания... Но, впрочем не буду бежать впереди паровоза.

Странник, спасибо за теплые комменты!
Правда, я уже начинаю кряхтеть на предмет – «а вот следующий кусок текста хуже наверно получится или вовсе не получится и единственный мой заинтересованный читатель только плечами пожмет или сочувственно отпишется». Блин! И ведь так и будет. Пойду забудусь сном.

Mechanik, будьте обьективны, сравнение великая вещь. Спешить не надо, это да, если заметили, что начанаете комкать, то лучше остановиться на день, два, подумать над сюжетом, над изюминкой, если угодно. У вас есть большой плюс, вопервых лёгкость стиля, и правдоподобность, а во вторых ваши персоонажи, не кривляются, они остаются самими собой, нет ерничания и глумливости, чем страдают многие. Я зачитал до дыр всех старых авторов, которые мне нравятся, и лет пять назад решил прочесть, что ни будь из современников. Пошёл в книжный, выбор огромен, смотрел, прикидывал, и купил одну книжку. Дома открыл и начал читать. Е, моё! На третьей странице понял, что зря я с этой книгой связался, повествование дерганное какое то, герои кривляются друг перед другом как дворовая шпана, читать противно, и картинки не видно совсем, объяснил как смог. Короче выбросил книжонку ту. У вас герои настоящие, описание на мой взгляд отличное, к примеру Федор посмотрел в окно а там кильдим, скандал, а разговор продолжается, и эта казалось бы мелочь, добавила реализма. Ещё хорошо выводите характер героев. Многие понапишут страниц, и такой он и сякой, и страдалец, а нет у читателя сочувствия к персонажу, читатель не верит! Потому, что картон, а не гг. Вы можете коротким штрихом нарисовать живой характер, как с тем дедом из второго вашего рассказа, где он сказал внуку, что бы тот дощечку на место поставил. И ведь сразу стал виден характер деда, дед ожил! Лично я сразу вспомнил деда своего. Ваш стиль напомнил мне Стругацких, не подражание, а именно своё, ваше. Подражание чему либо почти всегда выглядет жалко, куцо. Но у вас именно своё. Напомнило За миллиард лет до конца света. Но только ваш. По сюжету. Помните какая изюминка была в той книге? А именно предложение человеку продаться. Казалось бы затертый сюжет, ни чего оригинального, а у Стругацких это вышло в замечательную вещь.Казалось бы, чего нового, многие торгуют собой в повседневной жизни сплошь и рядом, а Стругацкие на примере ГГ показали его внутреннее мучение, борьбу с собой. Не спешите. Я в прошлый раз говорил о большой форме, ну так почему бы нет? Всегда интереснее читать интересный роман, чем интересный рассказ, учитывая то, что читать становится вообще не чего! На счёт малого колличества отзывов не стоит переживать в силу того, что многим из тех кому ваша вещь понравилась, просто лень писать отзыв. Я сам из таких. А многим для этого надо зарегистрироваться, короче целый гемор. Если ваш внутренний человек говорит, что так не пойдёт, значит не пойдёт, а если вы считаете, что ваш персонаж должен быть именно таким и ни каким иным, значит оставляйте. Повторюсь, у вас хороший стиль, лёгкий и пишете реалистично. В конце концов фантастические декорации второстепенно, а то как поведет себя человек, его мировоззрение, чувства и прочее, главное. В силу своих причин я не смогу больше комментировать, но рассказ ваш дочитаю до конца, обязательно. Желаю вам удачи.

Mechanik, что хотелось бы добавить. Здесь много образованных людей к чьим советам можно и нужно прислушиваться, но какими должны быть герои и атмосфера произведения, это ваше личное дело. Приведу такой пример, кажется где то читал. Приходит к ценителями скульптор, приносит своё творение, и говорит, вот мол, хотелось бы показать вам. Вот, Венера, э,э,э Ми,...Милоская, нда. Ну, что же, говорят показывайте, что у вас там. Угу, угу. Это все конечно хорошо, но почему она у вас голая? Не хорошо, батенька, титьки е неё торчат, на виду все. Вы этим оскорбляете многих женщин, ведь не у все из них такие же! Ти,...тити. И вызываете не здоровый ажиотаж у мужской части зрителей. Переделайте. Ну, мужик забирает скульптуру, уходит и возвращается через несколько дней. Показывает им. Ну, вот же, можете все таки! И титек уже за рубашкой не видно, и в штанах она у вас! Но почему же, уважаемый, она без рук? Отвалились или что? Можно подумать что она иждивенка, а одета в рабочее! Странно это. Мужик опять переделал, приносит. Ну, вот, совсем другое дело, говорят, а почему без головного убора? Многим не понравится. И вырожение лица какое то... Вот, вот слюну пустит. Доработайте! Доработал, и получилась колхозница.
Ну, вот собсно все. Удачи вам. Буду читать продолжение. Удачи.

Спасибо Вам!!
Ушел думать.

Я мельком взглянул в окно – в основном все оставалось по прежнему: и зонт, как промежуточная цель битвы, и сцепившиеся супруги, и хладнокровные стражи порядка в «бобике». Среднеазиат старательно сливался с местностью, отступая в сторону гаражей. Солнце по своим делам уходило за крышу соседней многоэтажки.
Повернувшись к столу, я оценил суровый мужской натюрморт с недоеденными консервами, полупустыми банками, кучками смятого целлофана на столе и под столом, почти выпитой бутылкой и полным отсутствием тарелок.
- Насчет того бедолаги не скажу, - я настежь распахнул форточку, догадываясь, что до утра ничего не проветрится и, значит, спать мне в ароматах холостого застолья, - а вот по «фактам конкретным» позволь усомниться.
- Давай, усомняйся, а только так и было.
- Чего было-то? «Свет погас-зажегся, и нет никого». Это сколько ты впотьмах куковал, пока все разошлись?
- Согласен - загадка, ну и что? Пойду на следующий сеанс и выясню. Чего бояться-то? На органы не разберут – овчинка моя давно выделки не стоит.
- Прибедняешься. Если в тебе как следует покопаться, - я взял со стола банку и принялся выуживать со дна последний огурец. - Если, стало быть, покопаться… обязательно найдется что-нибудь коммерчески интересное. Я, например, уверен, что твой главный орган…
- Голова?
- Нет, вот за голову я как раз спокоен, в этом смысле.
- Да ну тебя. Хотели бы, так уж разобрали.
- Ты согласен, что это эксперимент? Причем, известно на ком, но непонятно зачем. Эти твои гуру сексуальной независимости - хоть узнал, что за контора?
- Сейчас ты начнешь трындеть и плясать на костях как бабуин, но я только название знаю: «ООО Магнолия» - на пропуске было. Сидят в большущем бизнес-центре на последнем этаже, все чинно-благородно, никаких вывесок. По первому адресу ходил, где лектор выступал, а мне говорят: эта Магнолия у нас помещение в аренду брала и уже съехала.
- Печаль.
- На самом деле, я, когда в том душе ноги мыл, уже прикидывал, как внутри поснимать и в сеть выложить – авось кто откликнется. Конечно, засада сидит при входе, - Федор сделал постную физиономию, сложил губы бантиком, заговорил пискляво, видимо изображая зловредную медсестру. – Пожалуйста, мобильный телефон положите туда и всю остальную технику, которая у Вас при себе, то-оже. Спасибо-о, а теперь идите сюда, раздевайтесь догола.
- Плохо. Контора, похоже, серьезная и, что еще хуже, твоя вдова никуда не съедет, – вздохнул я. - Ноги-то зачем мыл? Очкастая велела?
- Да нет, это я уже после сеанса. В креме каком-то успел изгваздать и пятки, и рожу, и… - Федор запнулся. – В общем, неважно. Ты как-то шпионскими очками хвалился со спрятанным фотиком. Дашь?
- Бери на здоровье. В прихожей под зеркалом комод. В нижнем ящике валяются. Батарейки года три как сдохли.
- Лишь бы фотик не сдох. Пожалуй, пойду я. У тебя одни гадости на уме, а завтра второй сеанс, все и проясню, - Он помолчал и добавил. - Порешу их нафиг, ежели что.
- Ежели что?
- Вдруг ты прав? Девчонка ведь и правда - как испарилась. И на улице ее не было.
Федор ушел. Настала пора убирать свинятник на кухне. Я посидел, размышляя, что еще он мог «изгваздать» в таинственном заведении, потом выглянул в окно. Супружеская пара, очевидно помирившись, направлялась в сторону ближайшего подъезда. Муж нес зонт на плече, как добытый в бою меч. У гаражей полиция запихивала в «бобик» несчастного иностранца. Солнце ушло, и замечательный узор на потолке исчез. Железные ходики на стене как всегда показывали на полвосьмого, и это как всегда ничего не значило.


- - -

Прочитала до сих пор, очень интересно, и хорошо написано!

Несмотря на то, что это сильный риск писать в форме диалога да и рассказ-в-рассказе, но... Пока что Вам удаётся! Буду ждать продолжения

Из замечаний: как-то слабовато мотивация Федора прописана. Мне лично показалось непонятным, нафиг он туда попер, от чего, конкретно, хотел излечиться? И не возникло ли у него опасения, что может стать импотентом? Так сказать, ультимативное излечение от сексуальной зависимости...

Да, это оказалось ловушкой.

В следующий раз я увидел Федора через полгода и со спины не узнал. Солидный мужик вылез из припарковавшегося лексуса, постоял, разглядывая собственное авто, потом неторопливо направился к подъезду. Скудное ноябрьское солнце попеременно отражалось на глянцевой коже штиблет еще не знакомых с ядовитой солью московских улиц. Большой портфель чуть поблескивал металлической отделкой.
Дом, в котором я живу ведомственный, точнее говоря, институтский. Квартира мне досталась как доблестному, нуждавшемуся в улучшении жилусловий, инженеру околокосмической техники. Соседи были такими же. С тех пор прошло некоторое количество лет, я давно уволился, многие из нынешних жильцов никогда не слышали о нашем институте, на первом этаже обосновались гордые сыны Кавказа, но в целом публика та же – небогатая, более-менее интеллигентная. Дядя с министерским портфелем на фоне нашей многоэтажки смотрелся, как тот самый лексус в суровом отечественном сервисе для жигулей.
На тротуаре, перед самым поворотом к подъезду, есть нехилая выбоина, в дождливую пору принимающая вид маленькой безобидной лужи. Я шел следом за незнакомцем, прикидывая: нырнет туда или нет. Благополучно миновав лужицу, он неожиданно оглянулся. Наши взгляды встретились.
- Здорово, сосед, - дружелюбно пророкотал Федор, - давно не виделись.
- И тебе не хворать.
- Стараемся, - Он медленно и как-то задумчиво протянул руку для пожатия. - Ты совсем не изменился.
- Поводов не было. А ты точно, не заболел?
- Почему спрашиваешь?
- Да, так.
Мы вошли в подъезд. Федор все так же дружелюбно рассматривал меня, но помалкивал, а когда пришел лифт сразу, по-хозяйски, нажал кнопку моего этажа.
- Не против, если к тебе зайдем? – осведомился он. – Раз уж встретились.
- Есть тема?
- Две! – Он встряхнул звякнувший стеклом портфель. – Очень достойные темы.
- Не. Это – не темы, но чаем угощу.
Он только хмыкнул.

- - -

В прихожей Федор огляделся с видом экскурсанта, повесил пальто, но разуваться не стал, а сразу потопал на кухню.
- Здесь по-прежнему тихая гавань, - изрек он, устраиваясь, - И ходики знакомые на стене и обои. Как же у тебя хорошо!
- Портфель со стола убери. Я тут ем иногда.
- Экий, ты. Лучше посмотри, что внутри, - он вытащил из глубин портфеля бутылку, - «Карвуазье икс-о империал», пробовал?
- Не случалось. Зеленый чай будешь?
- Это который в пакетиках?
- Который в чайнике. Так, что произошло? Устроился на работу в Кремль? Выиграл миллиард?
- Можно и так сказать, - он повертел в руках красивую бутылку. – Правда, не хочешь?
- Ага.
- Ну и ладно, целее будет, - Федор вернул коньяк в портфель, откинулся на спинку жалобно пискнувшего стула. Я немедленно отправился в прихожую за табуретом.
- Я тебе реально благодарен, причем дважды, - Федор бережно поставил портфель на табурет, – не знаю, в который больше. Помнишь - о медицинской лаборатории рассказывал?
- Исследования половой озабоченности?
- Не озабоченности, а зависимости. Это ведь судьба - не окажись я там и шанс бы не выпал. Само собой, кое-что и от меня потребовалось, - Он одобрительно покивал сам себе. – В общем, все как обычно: не выкладываешься - никакой случай не впрок.
- А давай ты с портфелем поменяешься?
- Это как?
- Это легко. Ты - на табуретку, портфель – на стул. У вас обоих появится шанс не рухнуть.
- Как есть зануда, - Федор неторопливо пересел на табурет, а портфель, после некоторого размышления поставил на пол около стенки. - Я вот думаю: если бы ты не сдрейфил и сходил по тому пригласительному, у тебя все равно ни хрена бы не вышло.
- Возможно, - я поставил чайник кипятиться и сел за стол напротив гостя, - а чего такое вышло у тебя?
- А все. О чем мечтал, то и вышло. Сушки хоть дай, а то уйду, и не узнаешь, чего прошляпил.
- Будут сушки. Я пока к тебе новому привыкаю, вода как раз скипит. Ну, рассказывай. Нашел прекрасную незнакомку?
- А-а, - Федор неожиданно поскучнел, - нашел, конечно. На самом деле, твои шпионские очки все и разъяснили.
- То есть, ее как таковой не было вовсе?
- Отчего же? Была, но это все мимо. У меня конкретно другая жизнь началась. К примеру, в нашем институте я теперь кое-какие вопросы решаю. Недавно с мужиками проект замутили, если срастется - в шоколаде будем. На личном фронте, тоже все норм.
- Семья оценила героя?
- Еще как оценила. Я, знаешь, не первый год женат, - Федор тщательно разгладил ладонью скатерть. - Верка моя, она, как бы это выразится, не очень заводная. То есть, пока-а это она раскочегарится, я бывало уже и того. Заканчивал, так сказать, выступление. А отсюда и недопонимание в семье случалось, и разные проблемы в быту.
Он смахнул со стола несуществующие крошки, испытующе поглядел на меня, - Ты бобыль и женат-то никогда не был, навряд ли поймешь, но это неважно, потому что в прошлом. Мне теперь, что сексом заняться, что по свежему воздуху пройтись – одна только полезная физкультура.
- Это хорошо?
- Польза огромная! Вот представь: живешь впроголодь - все о еде думаешь, потом - бац! Диета! А кругом реклама деликатесов. Это же – стресс. И зачем?! Я теперь свои правила здоровья и благополучия соблюдаю.
Чайник забулькал и отключился. Пока я метал на стол сушки и чашки, Федор продолжал развивать мысль о правильных удовольствиях, толпах дураков на улице и плавно возвращался к себе – успешному.
- А причем медицина? – встрял я, когда он начал заходить на третий круг. – Складная койка и персонал?
- Значит так, - Федор отложил сушку и посуровел, - это специальная государственная инновационная фундаментально-прикладная программа.
- Звучит, как «распил бюджетных денег».
- Там очень серьезные люди. Между прочим, программа закрытая.
- Уже?
- Чего «уже»? Засекреченная говорю программа. Государственная тайна.
- Точно - воруют.
- В основе - новейшая разработка. Точнее – древнее знание, но в свете последних достижений. Такого вообще ни у кого нет. И не перебивай! - Федор бабахнул кулаком по столу. - Все очень серьезно. Я многим рискую, так что будь любезен – помолчи.
- Черта с два, - я не торопясь отпил горячего чая. – А еще стукнешь мебель - выгоню.
Федор насупился, запыхтел как добропорядочный гражданин, обнаруживший в собеседнике вольнодумца, потом вновь принялся за сушки.
- Пользуешься, что рассказать больше некому, - проворчал он. – И с каких пор ты, вдруг, непьющий?
- Ни с каких. Рассказывай по порядку. Значит, пришел ты в лабораторию для секса, а там?
- Дался тебе секс… Короче история такая: эта самая лаборатория левой оказалась. Денег гору вбухали или даже две. Наверняка олигарх какой-нибудь замутил под свои делишки. Короче, ухитрился я и предбанник, и душ их снять. Зал – не получилось, да и фиг с ним. Выложил фото в сеть и на следующий же день - гости. Очень такие вежливые люди.
- Вежливые с пулеметами или в штатском?
- В штатском. Двое.

- В штатском. Двое. Один худой, другой - потолще. Удостоверения показали, в гости попросились. Хорошо Верки дома не было. У нее на корочки - бзик. Как увидит, сразу орет и на скандал рвется. Обязательно думает, что претензию какую предъявить хотят, да еще денег срубить. Короче – начальники жизни. А я сразу смекнул откуда ветер, впустил, конечно. Вытащили они фотки знакомые и доброжелательно спрашивают: «Это Вы их в интернете разместили? Это Вы где снимали? Это Вы зачем?» А я что? На духу, оба адреса и все как было. Тут они, само собой, посуровели. «Вы участие приняли, - говорят, - в незаконной деятельности группы лиц и можете быть привлечены к ответственности».
Федор взял паузу и принялся составлять из баранок башню. Я тоже помалкивал, глядя на филигранные движения толстых как сардельки пальцев.
- Ну вот, - продолжил он, водрузив последнюю четырнадцатую сушку, - а я в ответ: «Что ж, товарищи офицеры, надеюсь моя информация вам помогла» и гляжу на них безо всякого выражения, потому что раз пугают, значит надо чего-то. Просто так за решетку и милиция определит.
- Просто так, милиции ни к чему, - вяло возразил я, наблюдая за тихим покачиванием четырнадцатиярусной башни, - причина нужна.
- И я о том же. Который потолще, по инерции начал было про незнание, которое ни хрена не освобождает, а худой его обрезал и тихо так: «Вы ведь не держите дома наркотики? Это хорошо. Пожалуйста, не говорите никому о нашем визите, а то вдруг здесь два грамма героина найдется…» Попрощались оба вежливо, да ушли, а я думать остался.
Федор опять умолк, меланхолически прихлебывая остывший уже чай. Я попытался снять верхнюю сушку, и башня, конечно, рассыпалась. Пока мы вместе ловили прыгавшую по столу еду, я заметил массивный знак супружеской принадлежности, украшавший Федоров палец. Раньше сосед колец не носил, уверяя, что это все равно как этикетку на себя наклеить или тату выколоть – никакого смысла, если не ходишь регулярно в соответствующий клуб по интересам.
- И вот, нарисовалась передо мной развилка, - Федор сгреб не успевшие разбежаться сушки в кучу, но башню строить не стал. - Накануне мымра очкастая мне телефон дала. Де мол - консультировать они готовы круглые сутки, и так, между прочим: «А если кто интересоваться станет, Вы нам сразу дайте знать, не подведите, пожалуйста». И как-то мне отчетливо стало, что ежели не откладывая позвонить, ничего у тех вежливых засранцев не получится, но, с другой стороны, и в тюрягу не хотелось ни разу. На тот момент я сильно пожалел насчет фотографий. Так и сидел – телефон разглядывал.
- Стало быть, воздержался от звонка?
- Да нет, позвонил, - он мрачно отодвинул от себя чашку. – Ты вообще знаешь, как нормальный кипяток делают? Помойка теплая, по правде, а не чай. Я на следующий день позвонил. С работы.
- Остыл значит. И как? Дозвонился?
- Никто трубу не взял. У тебя, правда, во всей квартире ничего кроме сушек?
- Могу пельмени сварить.
- Пельмени… - Федор укоризненно покачал головой. – Иду я после работы, мысли поганые. Тут, как в фильме ужасов, волжаночка служебная рядом тормозит, и вылезает тот, который худой. «Все, - думаю, - хана. Да здравствует, народная тайная полиция…»
Федор сердито посмотрел на мой холодильник, - Черт с тобой, вари свои пельмени. Авось не отравимся.
- Вчера ел. Нормально.
- Нормально – это когда приятные девушки вкусным кормят или хоть жена.
- Кому девушки из лаборатории, кому хоть жена, - я водрузил кастрюлю с водой на плиту, - а кому пельмени. Всяк по своему развлекается.
- И вот значит, усадили меня в волжаночку. Едем. Мы с худым сзади, который потолще - за рулем. За окошками люди по своим делам гуляют, а мы неспешно так, молчком: Арбат, Знаменка, Манеж и тем же ходом вверх на Лубянку. «Приплыли» - думаю. Но нет! Сворачиваем правей, еще вправо, и без остановок к Красной площади.
- Значит все-таки Кремль?
- ГУМ.
- Тоже неплохо.
- Выходим из машины, поднимаемся на пятый этаж...
- Подожди, дай стряхнуть.
- Чего?
- Лапшу с ушей. Спецслужбы, значит, не за смутьянами следят и всякими прочими иностранными агентами, а с утра до вечера эксперименты в сексе наблюдают, в ГУМе пять этажей, а там отродясь - не больше трех…
- Это все обывательские заблуждения. На самом деле, любая спецслужба без секса, все равно, что паровоз без свистка – ехать можно, но скучно, а что в ГУМе пять этажей – тебе любой скажет, кто хоть раз на том служебном лифте катался. Теперь вспомни мой лексус и не перебивай.
Федор вытащил из портфеля запечатанную сигару и принялся хлопать себя по карманам. Вообще говоря, мне нравится аромат дорогих настоящих сигар – это запах приключения, это – негромкое эхо скрипа канатов, комфорта, риска и романтики, то есть - чего вместе на самом деле и не бывает, но помечтать-то можно?

Тут хорошо бы тире перел "ведомственный".
А вообще классно закручено, жду продолжения!

Где-то слышал историю про малолетнего двоечника, который, совершенно отчаявшись справиться со знаками препинания, написал весь диктант без единой запятой, в самом конце нарисовал два десятка злополучных знаков и громко скомандовал: "Марш по местам!!!". Не знаю, как у него, а у меня этот фокус никогда не получается
но очень хочется...


Еще чуть-чуть подкручу, авось не сломается ...и закруглюсь.


Я где-нибудь постараюсь озвучить, как Федор объясняет, "нафиг он туда попер", но реальный мотив у него очень конкретный - тоска:
ну и так далее...

Федор вытащил из портфеля запечатанную сигару и принялся хлопать себя по карманам. Вообще говоря, мне нравится аромат дорогих настоящих сигар – это запах приключения, это – негромкое эхо скрипа канатов, комфорта, риска и романтики, то есть - чего вместе на самом деле и не бывает, но помечтать-то можно? С другой стороны, у меня давно не было дымящих гостей, и я засомневался - открыть окно или ограничится форточкой.
- Ты не против? - Федор вытащил маленький хитрый ножик, снял с сигары обертку, срезал кончик, и снова принялся хлопать по карманам.
- Кури на здоровье.
- Ну, вот. Доставили, значит, меня до места. Большой, серьезный кабинет ничего лишнего, даже окон. За столом – тетя вся в черном и в черных-же очках. Мы вошли, она ручкой махнула и больше я своих провожатых не видел. «Проходите, - говорит, - присаживайтесь. Знакомиться будем». Минут десять она со мной знакомилась - рассказывала мне про меня подробности из жизни.
- Интимные?
- В том числе. А потом говорит: «Вы нам подходите. Все у Вас на сегодняшний день хорошо. Добро пожаловать в цех. Можете называть меня - Старшая».
Федор, наконец, нашел зажигалку, с наслаждением затянулся и тут же выпустил целый клуб дыма. Я понял, что форточка не спасет.
- Зачем настежь-то, - проворчал Федр, - не май-месяц. И вот значит – цех… Перестань хрюкать. Ничего смешного, все серьезно.
- Прихожу на пляж, а там – станки, станки…, - я вытащил из морозилки пачку пельменей, но высыпать в кастрюлю не стал – вода еще не закипела.
- При чем тут пляж? Прикинь, стена в кабинете на глазах исчезла. Я потом этот фокус много раз видел: вот, есть стенка и через полсекунды - нету. Там, за ней, в общем, ничего особенного – полумрак и кабинка белая. Старшая говорит: «Сначала душ. Необходимо очистить ваш кожный покров. Не удивляйтесь – волосы тоже смоются. Проходите. Раздевалка там же».
- И чего? Правда - смылись?
- Никак не привыкну, - вздохнул Федор, - ерунда, конечно, но некомфортно. Верка натурально в обморок грохнулась, когда первый раз брови снял.
- Зачем?
- Поправить хотел - как-то они нехорошо сидели.
- Зачем изуверство такое, спрашиваю.
- Ты можешь на минуту отвлечься от пельменей? – рассердился Федор. – Я же не радио – в спину бубнить. В общем, была определенная исследовательская программа и, как Старшая говорит, совершенно случайно, наткнулись на эффект коллективного резонанса. Подробности тебе не скажу, потому что все равно не поймешь. Короче, начали копать глубже и нарыли серьезный народно-хозяйственный эффект, а попутно всплыло, что наши с тобой предки, на своем примитивном конечно уровне, это дело уже пользовали.
- Что за эффект?
- Это секретно, но поверь, из-за ерунды никто бы не затевался.
Федор сложил губы в виде буквы «О». Над столом проплыло кольцо сигарного дыма и тут же сгинуло. Свежий воздух из распахнутого окна безжалостно разорвал его в клочья.
- Знаешь, я когда тот буклетик у тебя стащил, думал - прикольное чего-то, может туса какая, то – сё, движуха… Тут ведь как – либо живешь правильно, без авантюр и геморроев, вспомнить не о чем, либо заносит по самое «не балуй», - Федор попытался запустить еще одно кольцо. Получилось так себе. - Короче, захожу в кабинку, там вроде все в тумане, но сырости особой нет. Раздеваюсь, поворачиваюсь в рассуждении, где тут, собственно, душ и, можно сказать, носом утыкаюсь в голую докторшу. Помнишь, я тебе рассказывал: в той лаборатории докторша была, красотуля? Так вот, прикинь - она! Тут я вспоминаю, что уже разделся и ладошками пытаюсь, значит, трусы изобразить, тут же до меня доходит, что и докторша нагишом, и примерно в те же полсекунды ощущаю - чего-то со мной не так. Что не так, понять сразу не могу, а докторша - цап за руку и тащит куда-то.
- Ну, известно куда.
- Ничего подобного и мне уже конкретно все не нравилось. Я уперся было, говорю: «Давайте, девушка, притормозим. Что, скажите, происходит?». На самом деле, я матом выразился, но смысл такой. Она мне через плечо улыбается, кивает и тем же аллюром дальше. То есть, это я только хотел упереться. В этой красотке лошадиных сил оказалось, не меньше чем в бульдозере. Представляешь картину?
- Жуть. Хотя, по жизни ровно так и бывает.
- Не знаю, чего у тебя бывает. Я первый раз в таком забеге участвовал. А тут еще… я потом только сообразил… полное ощущение, что вниз головой повесили. В висках стучит, под ногами чмокает, кругом темнота, дождь проливной…
- В смысле душ?
- Да, как тебе сказать, - Федор неопределенно покачал сигарой в воздухе, - я по той дорожке потом не раз ходил. Умом знаю, конечно, что душ, но-о…
- Это называется – измененное состояние сознания.
- Возможно. И вот, значит, тащит она меня на буксире в таком состоянии, а впереди уже сполохи синие в черноте мелькают… «Все, - думаю, - каюк!» И тут, прикинь, слышу, вроде окликает кто-то. Померещилось на секунду, что та девчонка из неправильной лаборатории, зовет меня.
- Ошибся?
- Да.
Федор замолчал, уставившись в распахнутое окно. Я покосился на кастрюлю – вода не думала закипать - и тоже взглянул за окно. Небо затянуло мутной хмарью. Ноябрьский ветер снимал с деревьев износившиеся листья и разбрасывал по серым, промокшим улицам. Голоса отечественной попсы заунывно трындели про Прасковью из Подмосковья.
- Я ведь ни разу голос той девчонки не слышал. Сам себе напридумывал. На самом деле, это докторша пела. Она перед началом всегда поет. В общем, добрались мы… Сполохи – это как раз цех и был…
- Цех - это вообще что?
- Ты хочешь, чтоб я тебе – колхознику, на пальцах про андронный коллайдер объяснил?
- Ага. Мы – колхозники народ смышленый, в общем-то.
- Ну, хорошо. Коллективный резонанс – это синергия глубокой физики и нейрологии.
- Сам понял, чего сказал?
- Если примитивно – это как бы стоячая ментальная волна накопленных гармоничных мысле-эмоций. Языческие боги, мифические герои, все прочее в этом духе и есть коллективные резонансы.
- Перестаю различать, где дурака валяешь, а когда в тебе жертва экспериментов бредит, – вдохнул я, доставая тарелки, – давай так, пургу про ментальные волны и стоячие мысли ты расскажешь подходящему экстрасенсу или доктору. Ага?
– Хорошо! У тебя когда-нибудь был секс одновременно с несколькими женщинами?
- С какой целью интересуетесь?
- Просто не знаю, как объяснить, что там происходит. Вот, о чем ты размышляешь во время секса?
- Не размышляю.
- Что, просто так – упал, отжался? Смотри, кастрюля кипит.
- Иди к черту.
Вода в кастрюле, и правда, закипела, я высыпал в нее полпачки пельменей, подумал и вытряхнул остальное. Федор тем временем упорно и безуспешно запускал колечки дыма. После очередной неудачи Федор задрал голову и, с видом эксперта исследующего сомнительный объект, уставился на мои стенные ходики.
- Это неправильно, - заключил он, отложив сигару и вновь принимаясь за сушки, - даже аморально. Зачем столько лет держать в доме стоячие часы?
- Сами встали. Просто, больше не завожу.
- А смысл? Время вперед идет, а ты застрял где-то там давно. Очень глупо не принимать перемен.
- Где хочу, там и застрял, - Я уселся напротив Федора. – Давай дальше про докторшу.
- Нет, погоди. Я же помню, ты с нетрезва рассказывал про какую-то неудачную свою любовь и что-то там с часами.
- Мало ли у меня любовей было…
- Сейчас вспомню, как ее звали. Ты из-за нее ходики остановил.
- Подумаешь – ходики, - Мне вовсе не хотелось трогать эту тему. - Я с подругами, по молодости, в какие только авантюры не лез. Такое придумывали – вспомнить стыдно… но, чтоб среди бела дня в ГУМе... Странное, между прочим, место твои гуру выбрали.
- Они не выбирали. Ты когда-нибудь слышал о Камелоте?
- Это проект так называется?
- Можно сказать. Только это очень древний проект. У тебя пельмени убежали.
- Ну, ты же не радио, - проворчал я, хлопоча у плиты, - а я не восьмиглазый пятиног.
- Не контролируешь ситуацию, - заключил сосед, – хреновый из тебя капитан.
- Ну ладно, - я осторожно слил воду из кастрюли и принялся выгребать пельмени в тарелку, - допустим, что-то слышал: британский эпос, Ланселот, леди Годива и все такое. Столько хватит пельменей?
- Хватит. Британцы тут сбоку. Наше это все. И Камелот здесь на самом деле, в Москве всегда был и есть.
- Эка его угораздило. Сметану дать?
- Лучше вилку. Так вот, ГУМ стоит на том самом месте, где надо.
- Понятно, - кивнул я, выкладывая на стол все, что нужно для поедания пельменей, - а теперь колись, зачем пришел?
- Вспомнил! Аленой ее звали, твою любовь. Точно, да?
- Ты не ответил на вопрос.
- А чего в бутылку-то сразу? Ну да, мне посоветоваться надо. Понимаешь, там, конечно, большая специфика и ты сейчас опять начнешь: «А ничего ли я не глотал? А чего курил?» Кстати, дай что-нибудь под пепельницу. Так вот, цех изнутри – это синие молнии, ночь, ветер, черное озеро под грозой. А потом озеро на тебя опрокидывается. Представляешь?
- Нет.
- Короче, там - в озере я наедине с резонансом. Грубо говоря - с феей.
- Ага. И как оно - с феей?
- По разному, честно сказать. В этом как раз вопрос.
- То есть, у тебя с действующей феей кое-какие проблемы?
- И что? - он с ожесточением принялся поедать пельмени. – Вот чего в этом смешного?
- Хм-м. Так, что ее не устраивает? Или тебя?
- Фея-то она, фея… Ты можешь закрыть идиотское окно?! Заморозил вконец. И достань, наконец, рюмки, иначе не разберемся.

Тут как-то это в лоб. То есть, понятно, что ему не хотелось. Может быть как-то по другому дать это понять.

А вообще, очень круто.

Прошу прощения за заминку. Чего-то не получалось, и конкурс опять же. Итак, продолжаем:

- - -

Я не особенно люблю коньяк, но Карвуазье под пельмени пошел хорошо. Минут через десять мы уполовинили бутылку. Федор, докурив сигару, сидел, мрачно уставившись в окно. Я тоже помалкивал, чувствуя, как растекается в груди янтарное тепло, как подтаивают ледяные иглы памяти.
- Это ведь не секс, - прервал молчание Федор, - это – гораздо больше. Это - как…
- Травкой обкуриться? – подсказал я.
- Прости, не сумею рассказать, - усмехнулся он, - но поверь, весь твой опыт – скучная суета, бессмысленное себя разбазаривание. И не строй физиономию. Как я тебе объясню, что такое «кончить», если ты не знаешь?!
- Действительно.
- Пойми, - Федор разлил коньяк по рюмкам, – это не только все по высшему разряду, что, разумеется, кайф, но если честно - ничего нового. А вот когда ты даже и представить себе не мог… и где верх, где низ забываешь… ежели, орешь как бизон…
- То есть, тебя устраивает?
- Но, есть закавыка, - он криво улыбнулся, – я, иногда, в самый тот момент вдруг о девчонке из лаборатории вспоминаю… и все. Фея моя это как-то сразу чувствует… Луна уходит. Что делать - не знаю… Старшая разбор полетов устраивает. Де мол, коллектив подвожу, задачу государственного значения срываю...
- Да?
- Да! Серьезное значение. И очень заметное.
- Чего-то, как-то не видно со стороны.
- Не туда, потому что смотришь.
- Да, куда ни посмотри.
- Это тебе все не нравится, а нормальные люди, между прочим, каждый день гордость испытывают.
- Стесняюсь спросить: сколько за смену получаешь?
- Хороший вопрос. Старшая говорит, что это мой почетный долг и гражданский труд, - Федор на секунду замялся. - Или наоборот, гражданский долг и почетный труд? Неважно. В общем, нисколько не платят. На самом деле, там голова на место становится, вот и все. Деньги помаленьку-то приходят, если ерундой не страдать. Вот, ты, например…
Федор залпом выпил и, морщась, принялся тыкать опустевшей рюмкой в сторону буфета, где на полке пылилось несколько макетов парусников.
- А в той лаборатории тебе наличными платили, - напомнил я, не дожидаясь, пока он снова обретет голос, - и фея там посимпатичнее. Да?
Честно говоря, я надеялся, что он поперхнется коньяком, но ошибся. Федор поставил рюмку на стол и некоторое время меланхолично ковырял вилкой пельмени.
- Дело - в послевкусии, - Тихо и невразумительно пояснил он. – Бывает так, пробуешь одно вино, потом другое, вкус вроде похожий…
Федор налил себе еще коньяка, выпил и опять принялся ковыряться в пельменях.
- Я когда второй раз в лабораторию шел, больше всего боялся, что все там заперто и нет ничего. Уж так мне хотелось ту девчонку увидеть. Я не знаю, на что готов был, а в итоге получилось – продал…
Федор схватил со стола пустую рюмку, зачем-то понюхал, принялся неловко вертеть в пальцах и, в конце концов, уронил на пол. Рюмка разбилась.
- И вот, прихожу я в эту самую лабораторию, - никак не реагируя на треск и звон, продолжал он, - все на месте. Мымра очкастая встречает, в душ провожает, слова всякие говорит. Очень она, как теперь понимаю, на Старшую была похожа, с лица и по фигуре - не совсем, а повадки – те же. Но, мне уже ни она, ни докторша эта целлулоидная ни к чему… Однако, душик сфоткал все-таки...
Я достал из буфета новую рюмку и поставил перед Федором. Тот, как ни в чем не бывало, тут же налил в нее коньяку.
- В общем, помылся в душе, балахон натянул. Койка, гляжу, все та же – здоровенная, но пустая - специально посмотрел. Ложусь, жду. Ничего так не ждал, вот веришь, никогда в жизни, - Он подозрительно уставился на рюмку. – Потом докторша со своей песенкой нарисовалась, все помаленьку крутиться начало и как-то темно так стало, ни зги не видать. Я всю шею вывернул, одной рукой за койку цепляюсь, другой за головой шарю. Докторша поет. Сам чую уже конкретно вниз головой развернулся, в ушах стучит, ничего нащупать не могу… и тут – бац! Ни койки, ни докторши, зато девчонка – прямо передо мной. И знаешь – она мне тоже обрадовалась. Будто сто лет не виделись. У меня подружка была. Так вот - она это. Знаю головой, что не может такого быть – та девчонка в аварии погибла, но..., - Федор болезненно сморщился. – В цехе-то после сеанса сразу в бассейн-джакузи плюхаешься и это правильно, потому что глаза в кучку и весь - выжатый лимон. Вот плаваешь, как цветок в проруби, не шевелишься. Вроде, и удовольствие получил, и гражданский долг справил, а радости нет. Даже противно как-то.
Он умолк и закрыл глаза. Я попробовал пальцем пельмени на своей тарелке, встал и поставил разогреваться сковородку. Ненавижу холодные пельмени.
- Мне семнадцать только стукнуло, и ей тогда примерно столько было, - не открывая глаз, забормотал Федор. – Она говорит: «Давай убежим. Мир большой. Мы вдвоем все на свете сможем». А я скис: ну там – у меня родители, у нее родители… на что, как жить будем. В общем – обосрался. А через день за ней родичи приехали. Мы и не попрощались – она не захотела. И все. Говорят – водила встречного бензовоза за рулем заснул.
Федор, покачиваясь на табурете, бубнил под нос все неразборчивей.
- Это в резонансе они – феи, а так то - обычные девчонки. Я у Старшей спрашивал. Она только усмехается, а я думаю – обычные. Их как меня нашли, да выбрали. В резонансе-то я тоже - ого-го, а не просто – я. В лаборатории, конечно, попроще было. Один крем их вонючий чего стоил. В цеху все озеро такое и, считай, не пахнет совсем… но, это же ведь ерунда. Я у докторши и про ту девчонку спрашивал, и что случилось, когда вежливые пришли. Улыбается и все. Барби натуральная. Когда сеанс - поет, аж в ушах звенит, а после опять стоит-молчит, как неживая…
Он пробормотал что-то совсем неразборчиво и нахохлился на табуретке. Мне показалось, что Федор заснул, но посидев немного, он спокойно встал и подошел к окну.
- Ты ж ведь все равно ждешь ее? – не оборачиваясь, осведомился он. – Часы и не заводишь, и не выбрасываешь. А что? Любой человек ошибиться может… Всяко ж бывает… Видел бы ты тех вежливых. У толстого в глазах интерес служебный, вурдалачий, у худого - вообще ничего. Я теперь думаю, что корочки они фальшивые светили – ну, зачем двум подполковникам, как савраскам бегать - на то лейтенанты имеются… но, меня-то они по любому уделали. А еще я думаю, - Федор развернулся. – Не нужны мне твои советы… Сам все порешаю. Плевать, что там Старшая ворчит. Все равно ту девчонку найду. Или есть у тебя радость в жизни или нет ее. Остальное – труха. Не может такого быть, что человека найти нельзя. Разыщу, и все у нас нормально будет. И…
Он запнулся, вытащил безмолвно содрогающийся мобильник, хмуро уставился на экран, пробормотал: «Чтоб тебя», и уже громче, сурово: «Слушаю!»
Прижав телефон к уху, Федор снова отвернулся к окну.
- Нет, Мирослав Лукич, не получится, - зарокотал он, – нет... Это никому не интересно.
Он замолчал, прислушиваясь к торопливо булькающему мобильнику. На фоне распахнутого в серую осень окна, фигура соседа смотрелась внушительно и строго, как памятник.
- Хорошо, - нехотя согласился он, - сейчас подскочу. Скажите там, чтоб весь пакет собрали… Добро.
- Я теперь кое-что могу, - Федор убрал телефон, но по-прежнему созерцал слякоть за окном. – В джакузи-то я не один плаваю. Там нас, считай, целый бассейн. Человек десять – двенадцать всегда есть. Это только поначалу, не то что говорить, дышать толком не получается. Потом – нормально. Конечно, со стороны видуха жутковатая. Вылезешь бывало, оглянешься, и оторопь берет: вода мутная пузырится, а из нее лысые головы торчат. Все бледные, как в сметане, глаза красные... Я кое с кем там познакомился – очень серьезные люди. Федеральный уровень. Кого-то найти им вообще не проблема.
Федор вернулся к столу, но садиться не стал.
- Ты извини, - сказал он, - дела. Спасибо, что выслушал. И убери сковородку с плиты – дымится уже. Пельмени твои – гадость, но все равно спасибо. Давай, дружище, до встречи.
Я переставил сковородку, проводил соседа до дверей, вернулся и снова распахнул кухонное окно. Свежий воздух в Москве понятие относительное, но букет ароматов курева, коньяка и вареных пельменей с нотками подгорелого масла требовал решительных действий. Потом я подошел к буфету и осторожно вытащил придавленное моделькой парусника письмо.
Последние годы в моем ящике не появлялось ничего, кроме мелкого мусора, никчемных рекламок и счетов за коммунальные услуги. А неделю назад выпал на ладонь немного странный и помятый, но целый конверт. Обратный адрес состоял из непонятных каракуль, зато мой был вписан четко и недвусмыленно. На конверте красовалось изображение Тадж-Махала и куча марок, частью отечественных, частью, похоже, индийских. Не стану врать, что сунул письмо в карман, ходил по делам, и только вечером за чаем решил ознакомиться. Нет, я никуда не пошел, уселся на ближайшую ступеньку лестницы и прочел. С тех пор я перечитал его наверно раз сто или двести.

Что-то не порадовали вы концовкой, автор... Как-то все слилось... Довольно затянуто. Рассказ спасают неплохие диалоги, на них и строится текст. Автор ничего не показывает, все рассказывают герои. Что-то я нифига не понял, чем все закончилось, и какой вывод я должен сделать из всего этого. А также причем тут сексуальная зависимость...

Не, это не конец.
Еще один кусок или максимум два.
А что затянуто - самого гложет. Ну вот, не получается короче.

Тут суховато, хорошо бы описать, как она разбилась... Так мне кажется. А потом хорошо бы он на каком-то этапе осколки всё-таки убрал.

Он что, в таком состоянии на лексус сел???

М-да, так себе, и осколки я забыл убрать.



А чего ему. Конечно, сел и поехал.

Ладно, осталась последняя встреча этих соседей и финал. Авось пободрее получится.

Я переставил сковородку, проводил соседа до дверей, вернулся и снова распахнул кухонное окно. Свежий воздух в Москве понятие относительное, но этот букет курева, вареных пельменей, пролитого коньяка и чадящей на огне сковороды…
Под ногой хрустнуло. Ругнувшись вполголоса, я отправился за веником и в прихожей учуял еще один аромат – что-то такое невнятное, сугубо женское, при том, что запах, очевидно, остался после Федора. Мысленно пожелав ему удачи в беседах с женой, я старательно собрал осколки. Говорят – посуда бьется к счастью.
Я подошел к буфету и осторожно вытащил придавленное моделькой парусника письмо.
Последние годы в моем ящике не появлялось ничего, кроме мелкого мусора, никчемных рекламок и счетов за коммунальные услуги. А неделю назад выпал на ладонь немного помятый, но целый конверт. Обратный адрес состоял из непонятных каракуль, зато мой был вписан четко и недвусмысленно. На конверте красовалось изображение Тадж-Махала и куча марок, частью отечественных, частью, похоже, индийских. Не стану врать, что сунул письмо в карман, ходил весь день по делам, а вечерком решил ознакомиться. Нет, я никуда не пошел, уселся в подъезде на ближайшую ступеньку и прочел. С тех пор я перечитал его, наверно, раз сто или двести.
Она писала об экзотической стране, о нравах в посольстве, о том сколько раз у нее украли кошелек на базаре, о жаре и дождях. И в самом конце:
«Ты же знаешь, как я ненавижу компьютеры, а теперь я ненавижу себя за то, что такая дура. Я – несовременна, верю в сны и ни капельки не верю всемирной паутине. А сегодня мне приснилось письмо от тебя. Такое скучное письмо ни о чем. Зато на нем был твой адрес. Я его разглядела и пока не забыла, решила написать. Вдруг, это и правда - твой адрес? Когда ехала сюда, выкинула свой старый мобильник вместе с симкой, поэтому у меня теперь другой номер…»
Я аккуратно положил письмо перед собой, перечитал все в сто первый или двести второй раз и набрал номер.
Долгие, долгие гудки, потом:
- Алло?
- Здравствуй, Алён.
- Это… это, правда, ты?
- Да.

- - -

Федора я больше не видел, но время от времени замечал припаркованный во дворе знакомый лексус. В подъезде мне иногда встречалась Федорова жена – Вероника. Она всякий раз задумчиво поправляла сверкающие золотом-бриллиантами сережки и никогда не здоровалась. Потом лексус перестал появляться, а вместе с ним и Вероника.
Настала зима, прошел год, и опять настала зима. Все шло своим чередом. Бригады гастарбайтеров невзирая на снег и дождь снова и снова клали новый асфальт. Чтобы слякоть под ногами не замерзала, дворники щедро сыпали на тротуар химикаты. Городские и все прочие власти горячо рапортовали об успехах, а я все никак не мог выбрать между безответственной авантюрой и нормальной жизнью. Оба решения имели колоссальные недостатки.
Однажды, я застрял перед витриной турагентства с большой, цветастой картой Средиземного моря. Описать мое тогдашнее состояние можно двумя образами: «погруженный в сомнения» и «непрерывно сквернословящий», которые вместе легко выражаются одним словом. Полчаса медитации у витрины не принесли ничего кроме мокрых ботинок. Во дворе пришлось лезть через сугроб - очередной умник припарковал лимузин на тротуаре. Дома обнаружилось, что замечательный дверной замок заедает, света нет, в квартире чем-то воняет. И тогда, вдохнув поглубже, я произнес вслух, что думал.
- Вот это завернул, - знакомый голос заставил меня слегка подпрыгнуть. – Вот это, понимаю, интеллигенция!
Чмокая ботинками по линолеуму, я пошел на голос. Сосед сидел за кухонным столом, меланхолически прихлебывая что-то из моей чашки.
- Проходи, не стесняйся, - продолжал он, - чайку попьем.
- Какого рожна?
- Сам виноват. Я пришел - тебя нет. Под дверью мне ждать?
В кухне плавал вечерний сумрак. Гость сидел спиной к окну, лицо пряталось в тени, но, совершенно точно, это был Федор. Я бесполезно пощелкал выключателем.
- Не суетись, - Усмехнулся он. - Все под контролем.
- Вот как? – Мне на секунду показалось, что за столом один из тех красавчиков, что случайно выбились в боссы и теперь учат нас жить... давно мечтал расквасить такую рожу. – Проваливай. Дверь найдешь?
- Ну-ну. Полегче, друг мой.
- Помочь?
Он не ответил и, по-моему, даже не пошевелился, но из коридора послышались торопливые шаги. Одна внушительная фигура загородила вход на кухню, другая – смутно маячила позади.
- Я смотрю – у тебя перемены, - Федор белозубо улыбнулся, - ходики пошли. Поздравляю!
- Ну, что же. Будь как дома, - Я не торопясь уселся на свободный стул, отложив мечту на потом. – Хорошая у тебя пехота.
- Не обращай внимания. Это мои референты. Без них - никуда.
- А похожи на бандюков.
- Скажешь тоже. Милейшие люди. Интеллектуалы. Они тут постоят, мешать не будут.
- Неужели?
- Давненько мы не виделись. Все там же служишь?
- Собачки служат.
- Такой же – ершистый. Даже приятно. Так, что у тебя с работой?
- Нормально. А у тебя?
- А у меня – перемены, друг мой, перемены. Помнишь, про цех рассказывал? Так вот! Растет Проект, развивается. И я вместе с ним, помаленьку, - Он отхлебнул из моей чашки, очередной раз сверкнул в полумраке улыбкой. – Ты себе даже не представляешь...
Громила в дверях сделал неопределенный жест. Федор запнулся на секунду, потом кивнул понимающе головой:
- Да. Все правильно.

Громила в дверях сделал неопределенный жест. Федор запнулся на секунду, потом кивнул понимающе головой:
- Да. Все правильно. Разговор у нас интересный намечается – лишние микрофоны ни к чему. Ребята говорят – у тебя две трубки.
Громила молча протянул руку. Я некоторое время рассматривал красную как кирпич ладонь, потом перевел взгляд на бывшего соседа.
- Не, Федь, не получится разговора.
- Не сомневайся. Вот, хоть про парусный спорт. Слыхал – увлекаешься?
- И что?
- Так, все же пересекается, друг мой. У моей бывшей жены бойфренд, вообще, капитан парома. Чего тебе в этих телефонах? Есть тема поучаствовать в серьезной регате. Ты как?
Я еще раз взглянул на неподвижную ладонь перед носом и выложил телефоны. Громила тут же вышелушил из них симки, аккумуляторы, потом протиснулся за моей спиной к окну. Там он, не торопясь, разложил добычу по карманам и застыл по правую руку от хозяина. Второй «референт» остался в коридоре.
- Главное в регате, что? Не болеть! – Лицо Федора совсем ушло в тень. - В нашем с тобой возрасте – серьезный вопрос. В здоровом теле, здоровый дух!
- На самом деле, одно из двух! - Оскалился я. – Как качок - так сволочь.
- Референтов не обижай. Это все враги придумали, а ты по глупости повторяешь.
- Ага, кругом супостаты, - Я стянул с себя куртку, повесил на спинку стула. Почему-то страшно хотелось курить. - Федь, скажи прямо, что надо. Человек ты, вижу, занятой. Зачем время терять?
- Ты прав. Теперь постарайся все глупости из головы на минуту выкинуть. Я приглашаю тебя в Проект. Есть вакансия в аналитической службе. Будешь непосредственно подо мной. Перестань ржать, я не о сексе. Работа серьезная - не каждый раз вырвешься, но перспективная. Перестань ржать. Зарплата поначалу – так себе, зато соцпакет, - Лицо Федора на секунду вынырнуло из тени, - любому сразу понравится. Опять же, бонусы.
- А… гх-м. А, регата причем? – То, что я успел увидеть, больше напоминало хорошо обсосанный леденец, чем Федора. Расплывшиеся черты, ни единой волосинки, серая кожа под густым слоем то ли крема, то ли вазелина.
- Яхта, - кивнул он, - ветер, плеск волны. Секс на лунной дорожке. А?
- Не, Федь. Не интересно, потому что…
- Потому, что не слушаешь, - В его голосе негромко звякнул металл. - Впереди большие перемены и, например, тебе лучше оказаться в лодке, чем за бортом. Я рассказывал, как стенка в ГУМе исчезает? Потому что – мираж. Скоро много миражей сгинет. Так надо.
- А ты… извини, конечно, – Я повернулся достать из буфета чашку, чувствуя затылком спокойные взгляды референтов. – Ты, случайно, не депутат?
- Нет, но как раз думаю.
- Давай, у тебя здорово получится. Интонации правильные.
- Тебе дальше рассказывать или сейчас на ядовитую слюну изойдешь? Это от воздержания бывает. Что ты по жизни видел? Ракеты с бункерами бетонными, да цацки компьютерные. С тем и ласты склеишь? А рядом барышни гуляют. На любой вкус и запросы. Тебе пыжиться, а мне пальцами щелкнуть!
- Ну и славно. Нашел девчонку-то свою?
- Девчонку… - Федор тихо рассмеялся, как старому, забавному анекдоту. - Знаешь, а ты ведь прав оказался – не было ее вовсе. А я, считай, женился на ней. Теперь счастлив.
- Поздравляю.
- Я, вот, сомневаюсь, - все еще посмеиваясь, продолжал он, - тебя-то поздравлять с этим или нет? То ли рай ты проворонил, то ли наоборот. Ну, раз ходики пошли, пожалуй, поздравлю.
- О чем речь?
- Хозяйки-то, они ревнивы, как не знаю кто. А предыдущая на тебя виды имела. Я ж ей все рассказал – почему, как в лабораторию попал. Да она и так знала, а через год, вдруг: «Приведи-ка, - говорит, - настоящего адресата. Гляну». Я туда-сюда – не причем ты, вроде, да и не хотелось мне. Может, думаю, забудет. А она потом снова: «Приведи-ка» и уже так – конкретно. Никуда денешься, но тут власть переменилась.
- Это, где это она переменилась?
- В Камелоте. Была хозяйкой Старшая, а стала Белая. Долго объяснять, да тебе и знать ни к чему. По факту, я – в фаворе, а могли бы и казнить. Но, как говорится, старая любовь не ржавеет, и для страны польза. Ты, между прочим, зря хихикаешь. Государственные интересы любой гражданин соблюдать обязан, в койке - особенно. Бывают вредные любови, патриоту - никчемушные. А бывают полезные, и не обязательно - секс. Например, любовь к начальству – незаменимый в государственном строительстве элемент. Боятся до икоты – значит уважают. Пищат – значит любят. Это – она! Любовъ с твердым знаком! И неважно, какое начальство, хоть дерьмо-дерьмом. Так лучше даже. Любовъ – зла…
- Федь, а Федь, - я стоял спиной к бывшему соседу, смотрел на закипающий чайник, - а что у тебя с лицом?
Настала тишина. Не то, чтобы совсем полная – ходики тикали и чайник понемногу пыхтеть начал, но Федор умолк. Мне, мельком, припомнились наши с ним прежние посиделки. Тогда тоже случались паузы в разговоре. Никого они не напрягали, была в них спокойная мужская неспешность, но теперь пауза растягивалась, как большая пружина.
Чайник у меня стеклянный. Я наблюдал, как появляются маленькие пузырьки, и ждал.
- Так заметно? – в голосе Федора не было эмоций. – Я, в основном-то, в гриме хожу. Но, устаю иногда. И запах чуешь?
Я молча кивнул.
- Первый раз, - негромко продолжал он, - было дело, сам себя в зеркале не узнал. Безволосый, белесый, глаза красные... Чуть зеркало не разнес.
- С перепугу?
- Да нет. Понял просто, что возврата не будет. Старая жизнь кончилась. Она какая-никакая, а моя была, вот и не по себе стало, - Федор глубоко вздохнул. – Это я сейчас знаю, что жалеть, в общем, не о чем – серость, да убогость во всех смыслах. А, тогда не знал.
- Ага. Теперь на лексусе, весь в шоколаде.
- Давно сменил. Невезучая машинка оказалась.
Я оглянулся. Голос, интонация – будто прежний Федор вернулся - легкий на подъем, всегда азартный и никогда не скользкий.
- Сначала в трамвай на ней приехал. От тебя, кстати, катил куда-то и въехал. Через месяц – в троллейбус. Опять кузовной ремонт. Что за невезуха – думаю…
- Пить не надо, когда - за руль.
- Да, чепуха. Три грамма алкоголя на сто кило здоровья. И не я был виноват. Гайцы службу знают - подтвердили.
- Ну, ясен пень: трамвай виноват. Значит, здоровье - норм?
- Получше, друг мой, чем у некоторых.
Чайник закипел и отключился, но куда-то запропастились пакетики с заваркой. Я тяжело вздохнул – старый Федор мелькнул и исчез.
- Медицина - люкс. Весь организм наладили. Помнишь, у меня мизинец кривой был? Теперь – нормальный! Нервы – как у снайпера. Устаю, конечно. С ног, бывает, валюсь, но… работа! Без преувеличения скажу - многое сделано, - в его голосе вновь слышалось курлыканье государственного альфа-самца. – Результаты есть!
- А ты, это… все в ГУМе… трудишься?
- В основном, но не только. Другой теперь у меня уровень. Ответственность, конечно, а что поделать? Цех, само-собой - главное. Там и твердость нужна, и чутье, и самообладание. А, с другой стороны, где этого не надо?
- Да-а. Твердость – особенно.
- Иногда, кажется – все! Не могу больше. А как подумаешь о нужности, об ответственности, о том, что есть такое слово: «Надо»… И – через «не могу»!
- Ты бы с этим поаккуратней, - мне, наконец, удалось разыскать пакетики, и я принялся заваривать себе чай. – Медицина - медициной, а выглядишь - так себе, и запашок, опять же.
- Это профессиональное. Ничего не поделать. У землекопа мозолистые ладони, у меня...
- Понятно.
- Ничего тебе не понятно! У меня не только волос, у меня и зубов теперь нет. Протезы съемные. От ногтей одни воспоминания. Потому что, так надо!
- Кому?
- Делу!
- Жуть какая. Не пойду я к вам.
- В цех не приглашаю. Говорю же – аналитика. Осталась бы Старшая хозяйкой, тогда – да. Никуда б ты, друг мой, не делся. Один раз привели бы под уздцы и все.
- Что все, Федь? Откровенно говоря, в гробу видал твои резонансы, вместе с феями.
Я все еще возился с заваркой, поэтому, когда за спиной раздалось кудахтанье, не сразу сообразил, что это смех.
- Это навряд ли, - наконец выговорил Федор, - Открою тебе секрет: нету никаких резонансов, да и фей тоже нет. Эти темы для новичков и рядового персонала. Тебе, как будущему аналитику, можно и без красивостей обойтись. И еще: у нас в Камелоте не принято по именам обращаться. У меня, например, кличка: «Дергун». Хреново звучит, но, что уж теперь. А все потому, что дергался, заморочки прошлые выше дела ставил.
- Да, что за дело-то?
В ответ Федор сдавленно пискнул. Я оглянулся. Громила у окна медленно кренился в сторону холодильника.

Раздался щелчок и в кухне вспыхнул свет. Теперь я отчетливо видел и глянцево-белое лицо бывшего соседа и пистолет в руке громилы. Второй «референт», маячивший у входа на кухню, исчез. Из коридора донеслось тихое покашливание, потом рухнуло что-то очень тяжелое. Громила вяло приподнял руку с пистолетом и сполз на пол, попутно опрокинув стол со всем, что на нем стояло.
Под звон бьющейся посуды, в кухню вошел невысокий упитанный мужичок. Он внимательно посмотрел на меня и оставил жить. Пока. Это я всем телом ощутил: как он обдумал вопрос и быстренько порешал. Говорят, в такие моменты вся жизнь перед глазами пролетает, а я только о куреве успел подумать – в смысле, что очень хочется.
Мужичок сдвинул в сторону опрокинутый стол, выстрелил громиле между глаз и, не теряя времени, принялся деловито обыскивать. Федор сидел прямо и неподвижно, только моргал время от времени. При свете, я хорошо его разглядел – натуральный мертвец, при жизни сильно болевший.
Тем временем, появился еще один персонаж – худой и на вид злобный. Причем, я бы сказал: Худой с большой буквы. Вначале, он не торопясь выглянул на кухню из коридора, посмотрел на меня вдумчиво, затем развернулся к Федору. Почему-то, я решил, что этот Худой главнее мужичка, и наш с Федором час пробил. Все также никуда не спеша, Худой прошел на середину кухни. Осколки битой посуды печально хрустели под его башмаками.
- Привет, - хрипло сказал Федор, - давно не виделись.
Худой одной рукой перевернул стол обратно - на ножки и ничего не ответил. Он просто стоял и буравил взглядом моего бывшего соседа, потом, все также молча, протянул ладонь.
- Конечно, - кивнул Федор, выкладывая мобильник.
Теперь, Худой уставился на меня.
Однажды, мне в руки попался журнал с фотографией рептилии крупным планом. Больше всего запомнились глаза – круглые, пустые, спокойные.
- Мое - там. Больше нету, - я мотнул головой в сторону мужичка.
Тот как раз закончил обыскивать покойного громилу. Мобильники и все остальное благополучно уже перешло в карманы нового хозяина. Разогнувшись, мужичок что-то буркнул Худому и ушел в коридор. Оттуда послышался шорох, словно по полу волокли тяжелый ковер, потом хлопнула входная дверь.
Все это время Худой смотрел на меня змеючим взглядом.
- Извините, - наконец, не выдержал я, - закурить не найдется?
Худой моргнул, еще немного погипнотизировал и отвернулся, закурить, так и не дал. Ну ладно, отвернулся – на том, спасибо.
- А что? – Подал голос Федор. – Нам тут ждать или как?
Худой наклонился, схватил громилу за ноги и потащил прочь из кухни. В коридоре, судя по натужным скрипам и мягким стукам, тело то и дело застревало. Наконец, хлопнула входная дверь и все стихло.
Ходики на стене тихонько отзвонили пять часов вечера. Физиономия бывшего соседа по-прежнему неподвижно белела над уцелевшим столом. По углам испуганно жались стулья. На полу среди пятен и полос крови валялась битая посуды.
- Ни хрена себе, - пробормотал я, ощутив под рукой теплую еще чашку чая, - Файв, блин, о-клок.

- Главное что? Главное - не казнили! – Разглагольствовал Федор, пока я подметал осколки, замывал кровавые следы на полу. Крови, кстати сказать, было совсем немного. - Раз сразу не казнили, значит и не собираются. Значит – нужен!
- Ага.
- Власть, стало быть, опять переменилась. Жаль, конечно, но, что поделать? Наше дело маленькое.
- Ага.
- И тебя, значит, в цех…
- Аг…Что?!
- Что слышал. Я этих ребятишек знаю – это Старшей бойцы. Они чистюли – лишнего не оставляют. Раз не чикнули сразу, значит – ты не лишний. Значит, Старшая, по-прежнему, на тебя виды имеет.
Я молча уставился на Федора.
- Вот, ты в лице переменился-то, - Хмыкнул бывший сосед. - А что? Трупом лучше?
- ?!
- Не переживай. Во-первых, Старшая-то не такая и строгая. Насчет зубов-ногтей не придирается. Шевелюра - это да, прощайся. И кольцо обручальное носить придется. Но, это ж ведь ерунда?
- Так! Стоп!! Какого рожна?! – Я услышал собственный пульс в висках. - Вляпался в какую-то хрень и меня тянешь?
- Не ори. Ту рекламку тебе в ящик положили, не мне. Ты ее в дом принес.
- Проваливай.
- А толку? За мной, так и так, сейчас придут. За тобой, кстати, тоже. Куда помчался?
Я рванул в прихожую. Когда «ребятишки» уволокли тела, я, конечно, сразу запер получше входную дверь и обыскал квартиру. Ни в шкафах, ни под диваном новых гостей не случилось. На балконе - тоже, и я немного расслабился. Выходит - зря.
К сожалению, нет у меня засова на двери. На замок надеяться – глупо. Подпер дверную ручку спинкой стула. Тоже глупость, конечно. А если быстро смыться? Москва – город большой – пусть-ка поищут. Допустим. Что с наличностью?.. Ладно. Кто из знакомых может как-то помочь? Твою… же!! У меня нет мобильника!..
- Кончай колбасой носиться, - донеслось из кухни, - давай поговорим, пока время есть.
Я глубоко вдохнул, выдохнул, посмотрел на подпертую стулом входную дверь. Жалкое зрелище. И морду никому не набьешь: Федору – без толку и, наверно, не получится, «ребятишкам» - тем более. И ружья в доме нет.
- Видел бы себя со стороны, - Ухмыльнулся Федор, когда я вернулся на кухню. – Волосы дыбом, рожа красная. Ты погоди пугаться-то. Скажу, когда пора будет.
«Ведь, давно хотел ружье завести», - с тоской думал я, наливая чайник, - «От бандюков – полиция есть, а от этих? Только ружье, и не чтоб грозить. Стрелять на поражение!»
- Ты, это. Давай без экстремизма, - посоветовал Федор, - я же со спины вижу – вынашиваешь террористические планы. Лучше дай мне какую-нибудь чашку, а то мою разбили.
- Не твою! Это была моя чашка.
- Ну, извини. Посуда бьется – жди удач. Значит, перестань дергаться и просто послушай. Никто тебя насильно в цех таскать не будет. Первый раз только не отвертишься, а дальше - просто. Не понравится – скатертью дорога, а понравится, так и жалеть не о чем. Совсем на другой уровень – вот увидишь.
- Я вижу.
- Чего?
- Тебя.
На секунду мне показалось - в коридоре кто-то шебуршит, с трудом убедил себя, что послышалось. Все ж, не так просто по-тихому дверь открыть, когда ручка подперта. Хотя…
- Кое-кого клинит, - сообщил Федор после томительной паузы, - конкретно клинит, как заскорузлого монаха в планетарии. Ему про новые горизонты, а он... Может, сегодня день неудачный, или водочки надо, чтоб мозги прочистить? Значит так. На первый сеанс тебя, как пить дать, сегодня и свезут. Это, на самом деле, установочная процедура, калибровка, проще говоря. Ты, скорей всего, ничего толком и не почувствуешь, и не запомнишь. Так только – общий настрой, да с докторшей познакомишься.
- Какой, в жопу, настрой?!
- Самый основной: понравишься ли ты, друг мой? Это главное. Хозяйка кивнет, значит - в цех, а не кивнет – всю оставшуюся жизнь скучать будешь.
- А если мне не понравится?
- Не слыхал про такое, но, может, ты первый будешь. Так вот. На докторшу, по любому, особо не западай. Это – служка, мара. Умеет петь и вызубренный текст тарахтеть. Все. Больше ни к чему она не способная. У любой хозяйки такие служки есть, штук по несколько. Они все мары - близняшки.
- Значит, если, вдруг, я не захочу – никто приставать не будет?
- Точно.
- А, погоди-ка, - я поставил чайник греться и развернулся к Федору, - значит, ты двум «Хозяйкам» служил? Сначала той – в лаборатории...
- Белая там была.
- …потом другой «Хозяйке»?
- В ГУМе Старшая правила, потом Белая ее подвинула, теперь, похоже, опять Старшая будет.
- Белая – это, у которой ты подружку свою видел? А Старшая – где джакузи на дюжину мужиков?
- Джакузи – в ГУМе, неважно, кто там правит. Дай чашку-то. А подружка… что подружка…
- И которая лучше?
- Хозяйка-то? Это кому как. Лично я у Белой поднялся. Голосом стал. А это, друг мой, нехило! Это – связи, деньги, возможности. В двух словах: Хозяйка - всегда любовь. Почти всегда. Она разную любовь делать может: и телесную, и всякую, и не только свою. К начальству любовъ подчиненных тоже она лепит. Не только она, конечно, но без нее жидковато получается. А начальство-то, оно нервное на сей счет. Вот, я на связи и был. Сухубус же, не все впрямую говорит…
- Забавно. И о чем договаривались?
- Угу, сейчас я тебе и про «совсекретно», и «Особой важности». Ты форму допуска какую имеешь?
- А сухубус – это кто?
- Хозяйка. Сухубус – по-научному или суккуб…
- Кто?!
- Вот ты вытаращился, - Усмехнулся Федор. – Что? Не слышал про такое?
- А если серьезно?
- Куда ж серьезней. Ты, что думал – суккубы в средневековье остались? Типа: рыцари, подземелья, привидения?
- Чего, правда что ли?!
- Между прочим, у них - у суккубов свой прогресс. А как же. И медицина, и все дела. На месте никто не стоит. Женихов себе, все больше, по анализам подбирают. Помещения – оборудованы. Рот закрой. Значит, вкратце: суккубы во все времена с людьми параллельно жили. Их немного, просто. Но, считай, все древние империи – это к ним.
- Империи, что - суккубы строили?
- Строили люди, но, как думаешь, почему одним удавалось, другим – шиш?
- Ага, - я попытался сосредоточиться, - а потом императоры их - к ногтю, да?
- Наверно, бывало. Но, с Хозяйками ссориться – себе дороже. Это все, кто в теме, знают. Между собой-то дамочки на ножах, за территорию глотку перегрызут, но если что – общий привет.
- А ты как же, меж двух Хозяек?
- Как – как... Как видишь! Голосом теперь навряд ли останусь, и планы все по боку. Чашку дай. Скипел уже чайник-то.
Я механически достал из буфета чашку с блюдцем, потом чуть не налил кипяток себе на руку.
- А ч-черт! Нет, погоди, а эти твои… ну, подружка и остальные…
- Какие там подружки. Хозяйка, друг мой, только хозяйка. Ничего кроме. Ты заварку кинь, все-таки. Во-от. Спасибо. Значит, что тебе, как новобранцу, знать надо? Первое: Луна, - Федор откинулся на спинку скрипнувшего стула и мечтательно прикрыл глаза. – Ночь, фонтаны серебра и… она! Да. Так вот, Луна. По ней ориентируйся. Если красуется – все ок! Скрылась – пора на выход. Не дергаешься, не скулишь: «Почему?!». Спокойно дрейфуешь по течению. Ясно?
- Нет.
- Второе: любовь. Сам понимаешь - дело это творческое, сложное поначалу. Главное – не спеши. Представь, что тебе шестнадцать лет, но все равно не спеши. Вообще, расслабься, по возможности. В самый первый раз, если что и будет, так - сплошная романтика. Но, как правило, вообще ничего. Потом – другое дело. Идеальная женщина без недостатков. Честно. У обычных-то баб – то, се. Сначала вроде – супер, а приглядишься – не совсем. Я уж про характеры молчу. Тут - другое дело: и нрав, и все остальное волшебно, причем всегда!
- А гроза с молниями? Ты говорил – озеро…
- А как же? Обязательно. Вот, представь: идешь на свидание, надеешься на, сам понимаешь, что. Но не уверен. Потому, что Она невозможно хороша. Смотришь и не веришь, что с ней в эту ночь. Она тебе, только тебе чуть улыбается, вы идете рядом, но ты все-равно не веришь… А кругом гроза…
- Охренеть…
- Угу, - Федор открыл глаза и выпрямился. - Да, кстати. Тебе жениться надо будет.
- На ком?!
- Неважно. Я же говорил: Старшая любит, чтобы все носили кольца обручальные. С этим – строго. Сама она, полагаю, из Британии родом. Какие-то заморочки все время на английские темы – замки там, парки, туманы… и обязательно, чтоб у каждого законная жена была.
- Извращенка, да?
- По поводу извращений. От тебя зависит. Есть на уме фантазии – узнаешь, друг мой, что такое приключения без тормозов. Опомниться не успеешь. Хм-м. К краю самому улетишь, и за край тоже. Единственно - настоящей боли не будет. Так только чуть-чуть, как во сне. Но, со сном не спутать, конечно.
- За что ж нам счастье-то такое?! Сидела себе в Лондоне…
- Я слышал, в Пекине тоже цех есть, «Кремль» называется…
За окном разорались вороны. С этими птицами так бывает: сидят, каждая по себе, смотрят молчком по сторонам. А потом, вдруг, грандиозный скандал на ровном месте. Разборки с маханием крыльями, воплями, клювоприкладством. Мы с Федором уставились в окно на вороний кипеж и не увидели, как в кухню вошла Она.

Я краем глаза заметил тонкий силуэт и чуть не упал - в метре от меня стояла сутулая, одетая в черное женщина. Худенькая, среднего роста, лицо обычное совсем… может, только глаза – бриллиантово-голубые. Ничего больше, но мне сразу захотелось стать чем-нибудь таким – малозаметным и несущественным.
Возможно, я издал какой-то звук, или Федор затылком что почувствовал. Сначала он весь скукожился неестественно и замер. Вороны во дворе тоже заткнулись, как отрезало. Тишина. Потом ходики на стене осторожно тренькнули. Стал Федор понемногу на стуле елозить, скосил глаза куда-то к плинтусу и медленно-медленно, но, все ж таки, начал поворачиваться лицом к Ней.
Хозяйка, так - не торопясь, протянула руку. И тут Федор совсем скис: дернулся, глухо забормотал, скользнул со стула... Наверно, он хотел встать на колени или что-то в этом роде, но на моей кухне не так много места.
…я видел кренящийся стол, скользящую к краю чашку, взмах неестественно тонких рук в черных кружевах. Что-то явно случилось со временем. Воздух сам собой затвердел. Звуки слились в тусклое вибрирующее урчание…
А потом стол рухнул и мгновение кончилось. Очередная чашка с треском разлетелась по полу, а Хозяйка спиной врезалась в меня. Какое-то время мы балансировали, как два неуклюжих танцора. Я деревенел от ужаса, цепляясь левой рукой за столешницу, правой, так получилось, полуобняв Хозяйку…
- Ну, и как? – прошептал в ухо развратный голос.
Тут я, похоже, немного отключился. Не то, чтобы совсем – все ж таки, не упал, но мысли остановились. Вместо них зашелестели темные чужие голоса. Они твердили, нарастая и тихо растворяясь:
- …здесь. За-а-а-ч-е-ем-м терпеть? Пора…
- Германия мощной страной была. Весь мир уважал. Немцы Гитлера сердечно любили, обожали. Моя работа. Чего там любить-то было? Шибздик с усиками.
- Что (длинно, неразборчиво)… прошлый век!
В моей правой ладони лежал кусок льда. Рука постепенно немела. Лед и не думал таять, а я не мог пошевелиться.
- Державный аноним – это будущее…
- Всенародная любовъ?
- …час! Час?
Это все недолго продолжалось. Наверно.
Потом спина Хозяйки странным образом дернулась, и я очутился на полу. Холод в руке остался, но голоса пропали. Кругом валялись осколки от чашки, непонятный мелкий мусор. Опрокинутый стол снова топырился посереди кухни. Федор, натурально на коленях, смотрел в нашу сторону собачьими глазами, и ждать от него помощи не стоило.
Говорят, в солидных пантеонах имеются боги милостивые и боги гневные. Я, конечно, не специалист, но сейчас надо мной стоял, без сомнения, гневный, исходящий яростью бог.
- Ты! – Прошипела она. – Мальчик…
Сидя на полу трудно сохранять достоинство, особенно если не хватает воздуха, а мне все никак не удавалось вдохнуть. Перед глазами начала густеть темнота. Сквозь нее все ярче сверкала пара бриллиантово-голубых искр. И все-таки я попытался усмехнуться.
Наверно, она присела на корточки, потому что искры вдруг очутились совсем близко. Начавшая было оттаивать, ладонь снова заледенела. Дышать по-прежнему не получалось, зато теперь я точно знал, что Федор - молодец…
…что по анализам и в деле - он один из лучших…
…что Она, конечно, заберет себе образ его первой и единственной настоящей любви…
…что все у Федора будет: и деньги, и большая власть, и идеальный секс.
А еще я услышал злой голод суккуба, ее, из последних сил сдерживаемое, нетерпение.
- Ты подслушивал? – Шепнул все тот же невыносимо развратный голос. – Как стыдно. Хочешь?
Ну да, мне хотелось. Во-первых – толику кислорода, и чтобы как-нибудь отлипла от меня эта тварь. Во-вторых, хотелось снова прижаться к ней. Очень.

- - -

Ее ладонь лежит у меня на груди. Огромная желтая луна - у самого горизонта, и волны чуть слышно шлепают о борт. Я смотрю на синие средиземноморские звезды, и думаю, что нет никаких берегов. Есть одно бескрайнее теплое море, моя яхта, моя Алена и я, а все остальное в другой – суровой и бестолковой Вселенной. И время больше не утекает безвозвратно, а остановилось, потому что мне хорошо.
- Луна какая большая сегодня, - Аленина ладошка скользнула ниже. - По-моему, бесстыдница за нами подглядывает.
- Ага.
- Точно тебе говорю – она на нас смотрит!
Я глядел на звездное небо и вспоминал, как судорожно продавал московскую квартиру, как в Мумбайском порту издалека увидел бегущую ко мне Алену, как нас на буксире тащили через Суэц...
На луну набежало облако, и созвездия засверкали с новой силой. Мне показалось, что две звезды превратились в голубые искры и хитро уставились на меня.
- Ущипни меня, - попросил я.
- Что, опять?!
- Да… А!! У! Я не просил отщипывать от меня куски!
- В следующий раз точно отщипну, - Она легко вскочила на ноги, подошла к борту. Гибкий силуэт чуть светлел на фоне полночного неба. – Так тебе и надо. Продал квартиру, бросил работу, украл жену дипломата. Ты - ненормальный. Какой стыд и ужас: я в безвыходном положении наедине с голым, сексуально-озабоченным - отсюда вижу, сумасшедшим. И кстати, давно хотела спросить, на что жить будем, когда деньги кончатся?
- У тебя – что ноготки, что характер, - Пробормотал я, ощупывая синяк. – И насчет денег ты уже спрашивала. Все нормально. Считай, уже фрилансю.
- Я же говорю – фрик.
- Зато влюбленный. Давно и очень. Иди сюда.
- Но, ведь я не идеальна? – Она повернулась, томно прикрывшись руками, потом прошлепала босыми пятками по палубе и уселась мне на живот. - И характер у меня вздорный.
- О, да, - Я с наслаждением вдохнул запах теплого ветра, соленых волн, ее кожи… - О, да!
- И все-таки…
- Да.







Конец