«Гениальный Я»

Александр Леонидович терпеть не мог яблочную кожуру. Как и сами яблоки, в целом. Однако это не мешало ему каждое утро, вот уж на протяжении пятнадцати лет, съедать наливную парочку. Церемониальные поедания стали результатом доброго напутствия друга-стоматолога и совет, надо отметить, оказался недальновидным, поскольку бывший одноклассник Александра Леонидовича навсегда лишился постоянного клиента.
– Кто-то теряет, а кто-то находит, – глубокомысленно изрек Александр Леонидович, сгребая зеленые корки в урну для бумаг.
Он уж было занес канцелярский нож над первой оголенной жертвой, как в дверь постучали.
– Ну кто там со сранья? Входите!
Дверь отворились, и в кабинет прошмыгнула Галя – секретарша Александра Леонидовича.
– Товарищ директор! – Воскликнула пигалица, а директор только поморщился на запоздалые коммунистические пристрастия Гали. – К вам псих пришел.
– В каком смысле, псих?
– В прямом. Сидит в приемной и психует. Говорит, мол, если не примете, уйду к другим.
– Ну так зови его. Я ж разве отказываюсь?
– Вы уверены?
– А что такое?
– Он с собой два чемодана на колесиках приволок. Говорит, это все новые изобретения, которые патентовать будет.
– Чемоданы? Хм…
Александра Леонидовича призадумался. За долгую службу в государственном патентном бюро повидать довелось многое. Встречались по-настоящему больные на голову люди с вечными двигателями за пазухой, но встречались и дельные открытия. Только чтоб два чемодана!
– С колесиками. Тяжелые, наверное. Ну, ладно. С колесиками так с колесиками. Кати его сюда. – И директор патентного бюро со вздохом посмотрел на два чернеющих яблока.
Минутой позже с грохотом и невнятной бранью в пороге застрял отрекомендованный Галей изобретатель. Он намерился войти не выпуская чемоданов из рук, но не рассчитал их ширину и застрял. Теперь он дергал то один, то второй, раздувал ноздри и храпел, как тягловый конь, но вперед не продвигался. Александр Леонидович поерзал на кресле, устраиваясь поудобнее, как незадачливому изобретателю подсобила Галя, смачно пнув по одному из чемоданов.
– Что же вы себе позволяете, а?! – Гнусаво возмутился пришелец. – Это ж труд всей моей жизни!.. Что?! Ах вы… Хамка!
Но дверь захлопнулась, отсекая острословие Гали. Посетитель, пунцовый от неудовлетворенной обиды, вонзил острый взгляд в Александра Леонидовича:
– Вот так и ходи к вам! Понаберут нахалок и настроение с утра, и сразу к черту!
– Да не переживайте вы так, уважаемый! – Примирено начал беседу директор патентного бюро. – Проходите, присаживайтесь! А Галину Семеновну я сегодня же отчитаю.
– Премии ее лучше лишите, – буркнул изобретатель и, по его тону Александр Леонидович понял, что буря стихает. – Или вообще на голый оклад.
– Ну, накажем непременно! – Кивал директор, а сам все разглядывал утреннего гостя.
А гость был худ и бледен. А еще бородат и грязен. Шелупня, правда, с него не сыпалась, но грязная футболка и засаленные до блеска джинсовые шорты однозначно указывали на неопрятный образ жизни. Когда же изобретатель подсел ближе, Александр Леонидович с прискорбием отметил, что от него дико разило чесноком и потом. Однако ж глаза у посетителя были истинно-изобретательскими: воспаленными с сумасшедщинкой. Александр Леонидович такие глаза видел не раз и не два. И, как правило, за ними скрывался незаурядный ум. На вид человеку было лет двадцать пять - тридцать.
– Позвольте спросить, вы в… э-э-э в миру’, кем трудитесь?
– Кто? Я? – Изобретатель боролся с молнией пухлого чемодана куда угодила его светлая борода, поэтому откликнулся не сразу. – Я программист. Слышали про мэ-мэ-о-эр-пэ-гэ?
Александр Леонидович покачал головой, отчего-то припомнив службу в армии и то, как он лихо швырял РГД-5 из окопа.
– А об игре «Жизнь на прокат»?
– Слышал, – суховато ответил директор, на сей раз припомнив своего младшего сына, который учебе в мединституте предпочитал протирать штаны именно за этой, популярной нынче игрой.
– Так это вот и есть моя работа. Я ведущий программист этого проекта, – вдруг он бросил поклажу, навалился грудью на стол и подозрительно вперился в Александра Леонидовича. – А почему вы спрашиваете?
– Так ведь я совершенно о вас ничего не знаю. Вы даже не представились.
– Ах, точно, – спохватился изобретательный программист и вновь принялся терзать чемодан. – Меня Гедеван зовут. А фамилия моя слишком известна, чтобы ее произносить вслух.
По всхлипываниям Александр Леонидович догадался, что гость смеется над собственной же шуткой. Наконец он победил заевшую бороду и стал выкладвать на стол директора патентного бюро пластиковые паки с файлами. Какие-то пухлые, какие-то тощие… Их оказалось настолько много, что уже через минуту все пространство оказалось затарено разноцветными стопками. Александр Леонидович осмелился взять ближайшую к себе папку и прочел название: «Биотопливо из опавших листьев». Немного обескураженный тематикой изобретения программиста он бегло пролистал содержание.
И чем глубже листал Александр Леонидович, тем удивленнее становились его брови. Изобретатель предлагал собирать опавшую листву и прочие растительные отходы, гуртовать их, прессовать и поливать какой-то дрянью, которую как раз и следовало запатентовать. На выходе получалась чистая солярка. Что самое удивительное – в проекте все было на месте. И научные исследования, и опыты, и экономический расчет… Даже технология была детально расписана! Эта работа как минимум заслуживала пристального изучения.
Александр Леонидович отложил папку на край стола и отыскал взглядом самый жирный проект. «Антигравитационный двигатель». Директор крепко зажмурился, помотал головой, но… Заглавие осталось прежним. «Антигравитационный двигатель». Под обложкой оказалось четыре пронумерованных диска, следом за которыми начались настолько глубокие измышления, что Александр Леонидович отказался их читать и положил папку на место.
Третий попавшийся под руку труд гласил: «Передача электроэнергии по беспроводным сетям на базе стандарта IEEE 802.11».
– Это что, вайфай?
Гедеван, к тому времени покончивший с вываливанием изобретений, с готовностью посмотрел на папку.
– А. Да, вайфай. Но это так – мелочь. Вот. Вот! – Он указал на ту единственную работу, которую держал в руках. – Вот это самое интересное!
«Псевдоморфизирование человеческого мозга кремнием». Александр Леонидович почувствовал, как сердце у него сжалось и неприятно заныло. Он полез во внутренний карман пиджака за валидолом и, отправив таблетку под язык, поспешил развязать галстук.
– Ам… М-молодой человек, от-откройте окошко.
– А? А, ага! – Гедеван с готовностью бросился к окну и, распахнув его настежь, тотчас вернулся. – Ну, что скажете? Сколько мне за все это заплатят?
– Это… Вот это все, тоже изобретения?
– Как бы да. Есть, правда, несколько фундаментальных научных открытий по молекулярной физике, микробиологии и квантовой механике. Вот тут они, – и он небрежно похлопал по самой маленькой стопке, насчитывающей около двадцати папок. – Ну так… Сколько вы мне заплатите за все это?
Внезапно Александру Леонидовичу захотелось, чтобы программист Гедеван оказался законченным психом, а все его материалы – выдумкой или заблуждениями. Но даже если из двухсот проектов, десять окажется жизнеспособными, это все равно слишком много для одного человека.
– Кем вы работаете, сказали?
Гедеван заметно напрягся, сжал губы, а глаза его заблестели пуще прежнего.
– Так, ясно. – И он начал с нервной поспешностью собирать папки. – Я как знал, что толку с вами не выйдет. Спасибо этому дому, пойдем к другому.
Только сейчас, когда папки стали исчезать с той же молниеносной быстротой, с которой появлялись, Александр Леонидович точно опомнился. У него горел годовой план, а тут ведь на десять лет вперед его перевыполнение!
– Но, но послушайте! – Он выбрался из-за стола и поспешил к Гедевану. – Мы не даем денег за открытия или изобретения. Мы только проверяем их достоверность и закрепляем за автором право на изобретение. Да-даем патент! Денег вам никто не даст. А вот когда вашей идеей заинтересуются инвесторы, вложат деньги в производство, когда инвестиции окупятся и изобретение будет внедрено…
– Вот тогда к ним я и пойду. К этим вашим инвесторам, – буркнул на прощанье Гедеван и исчез, как утренний сон, в дверях более не застревая.


* * * За три месяца до событий, описанных выше * * *

Работа в спермбанке важна и очень, очень ответственна. В этом Яна никогда не сомневалась. Особенно теперь, когда в их столичный, можно сказать – элитный банк – установили хромосомный сканнер. Теперь каждый желающий, мог не только надрочить в пробирку, но и получить на диск точную цифровую копию гаметы из своего же сперматозоида. Яна не спрашивала: «кому это нужно».
– Если звезды зажигают, – она последний раз глубоко затянулась и метко послала окурок в урну. – Значит кем-то это оплачено.
Яна сидела в скверике у главного входа в родной спермбанк и щурилась на теплое весеннее солнце. Сидела она не просто так, а дожидалась бывшего одногрупника с которым, в свое время, у нее случилась большая любовь. Но, поскольку каждый пытался доказать, что он лучше, чем есть, любовь разбилась и из университета Яна вынесла лишь ее осколки. После выпуска ее устроили работать в спермбанке, а Гедеван угодил в какую-то новую и никому не известную группу разработчиков. От него не было вестей почти шесть лет, как вдруг, однажды утром, она поднимает свой айфон-девять и слышит на том конце сигнала знакомый голос.
Очередная сигарета и очередной метко заброшенный окурок.
¬– Как всегда, – проворчала Яна и закусила фильтр, нещадно марая его помадой. – Опаздывает гаденыш.
Хоть Яна и ворчала, но под ложечкой бабочки все-таки порхали. Шутка ли не видеться столько времени и вдруг получить свидание на обед. В глубине души она надеялась, что обедом дело не закончится и свидание, как это обычно у них бывало, перерастет в нечто больше, но… Яна бросила взгляд на наручные часики, по иронии, преподнесенные в дар Гедеваном. От обеда оставалось все меньше и меньше.
На почти пустую стоянку зарулила убитая «шестерка» и, постреливая глушителем, замерла возле ее желтой калины. Глядя на престарелое детище АвтоВАЗа, Яна невольно напряглась, ожидая, что от баклажанового автомобиля что-то отвалится и непременно угодит в ее ласточку. Или набежит такая лужа масла, что испачкает ее свежие покрышки.
– Кстати, нужно масло заехать сменить, – между прочим вспомнилось Яне, но тут же забылось, поскольку она узнала в пилоте шестерки свою разбитую любовь. – Гедеван! Я здесь!
И вот, спустя минуту несдержанных обниманий, они уже сидели рядышком, а Яна слушала, как бешено колотиться ее сердце, которому не прикажешь. Она с некоторой гордостью разглядывала своего бывшего, значительно похорошевшего со дня их последней встречи. Гладко выбритый, аккуратно подстриженный, в легком ветровом костюме… От него пахло дорогим парфюмом и мятой, заглушающей запах чеснока. Общее впечатление портила только дряхлая «шестерка», о чем Яна и не преминула спросить.
– Та, это так, – отмахнулся Гедеван. – На время, что б жопу катать. Я сейчас над крупной хренью работаю… Сам. Бабла много надо, пришлось занять у Вардика. Теперь вот отдал ему свой бентли за долги.
– У тебя был бентли?! – Сердечко Яны на мгновение обмерло, но тут же заколотилось с новой силой. – А как же твоя компания? Они тебе не выделили средств?
– Да пошли они, – буркнул Гедеван. – Козлы блеют, что я псих. Ну, теперь посмотрим, как они без психа поработают.
– Уволился?
– Та-не. Просто не хожу в контору уже второй месяц. Во! Смотри, опять звонят, – он достал из кармана старую монохромную нокию и безжалостно включил режим полета. – Янусь, я к тебе по большому, по очень большому делу.
Яна вздрогнула и вся зарделась, когда Гедеван взял ее за руки и нежно-нежно, как раньше, посмотрел ей в глаза. «Янусь»… Только он имел право так ее называть.
– Я знаю, что у тебя есть доступ к хромосомному сканнеру. Мне вилы как нужно отсканировать вот это, – и он достал из другого кармана закупоренную пробирку. По виду, содержимое колбочки являлось тем самым генетическим материалом.
Будучи профессионалом, Яна тотчас проверила материал на свет и, с плохо скрываемой радостью, констатировала:
– Негодный материал. Нужен новый забор.
– Ну так… Давай сегодня вечером встретимся, – обворожительно улыбнулся Гедеван. – У меня. Выпьем по бокалу дагестанского, вспомним студенческие годы…
– Я согласна! – Горячо воскликнула Яна и обвила шею Гедевана руками. – Если подождешь меня пять минут, то я отпрошусь у шефа и мы не будем ждать до вечера.
– Конечно! Отчего ж не подождать, только…
– Что?
– Так, сущий пустячок… Вот скажи, к вам часто ученые титулованные наведываются? Изобретатели, там, успешные?
– Ну, с десяток наберется.
– Отлично! – Гедеван осклабился в экстазе удовлетворения. – А можно мне как-то копии из хромосомных сканов заполучить?
В ответ Яна загадочно улыбнулось, и ответила с нежной игривостью:
– А это, мой дорогой чигибан, зависит от того, как пройдет наш новый забор.

* * *Спустя три с половиной месяца от событий описанных выше или через пятнадцать дней от событий, описанных в са-а-амом верху * * *

У следователя Ивана Смирнова дико болел зуб: старая золотая коронка проелась и «мост» отвалился, обнажая подточенный кариесом бастион клыка. Случилась эта неприятность в середине отпуска, когда он с семьей забрался высоко в горы, подальше от бандитов и коррупции. Когда же пришлось спуститься к цивилизации, поход к стоматологу отодвигался и откладывался. И вот, отпуск закончился, а он так и поправил покосившиеся зубы. Теперь еще вдобавок к царапающей щеку железке, привязалась ноющая боль.
– Итак, – Иван Смирнов вздохнул, взглянул на штабеля цветных папок, сложенный в углу комнаты для допросов, ощупал языком проблемное место и снова вернулся к материалам дела. – Думоян Вардик Врежикович. Так-так, год рождения… Место рождения… Закончил с отличием Московский государственный медицинский университет имени Пирогова. Чего ж ты, Вардик, в криминал подался, вместо того, чтобы больных лечить?
– Откровенно говоря, я и так, хм, трудоустроен по специальности.
– Вот как, – следователь кашлянул и с сожалением вспомнил, что «Новиган» забыл дома. – С хирургической точностью выбиваешь долги?
– Послушайте, – Вардик придвинулся к столу и нечаянно звякнул наручниками о железную столешницу. – Я не занимаюсь криминалом. Я лишь руковожу коллекторским агентством. Мы действуем исключительно в рамках правового поля.
¬– Да что ты? А вот это, – и следователь указал на разноцветные папки, – за долги отжали?
– Господин следователь. Я представитель цивилизованного общества, поэтому прошу не употреблять в мой адрес подобных выражений.
– Хватит мне мозги пудрить. Выкладывай, скольким ученым-изобретателям головы пооткручивал?
– Я вашему коллеге все рассказал.
– А мы с ним в разных кабинетах работаем, так что, потрудитесь повториться.
Вардик вздохнул, растер лицо до хруста в жесткой щетине и монотонно загудел:
– Приблизительно полгода назад ко мне пришел бывший одногруппник. Просил денег в займы. Ему нужна была довольно крупная сумма.
– Какая?
– Полмиллиона евро.
– И вы ему предоставили эту сумму? Позвольте спросить, откуда у вас такие деньги? Я не думал, что коллекторская служба такая прибыльная.
– Бабушка из Еревана прислала.
– А вот это тебе прислал дедушка, – и Иван Смирнов положил на стол, заранее приготовленный пакетик с коноплей. – Дальше будешь отбрехиваться или чистовик откроем?
– Да не торгую я наркотиками! – Воскликнул побледневший Вардик. – Это мое – личное! Жру я ее, понимаете, тоннами жру!
– Ох, как. И куда это наш интеллигент подевался? А вот еще, смотри, – на стол лег небольшой альбом с марками. – Дай угадаю. Ты еще и филателист?
– А вот это не мое.
– Однако обнаружено было в твоей квартире. И отпечатки твои на альбомчике тоже есть. А может, у тебя подпольный цех по производству синтетических наркотиков есть? Соответствующее образование у тебя имеется. А долговая контора как прикрытие. Отлично придумано!
Вардик молчал, нервно тарабаня пальцами по столу, а следователь тем временен продолжал:
– А давай теперь я тебе расскажу, как оно было на самом деле. Делал наркотики, сбывал помаленьку, долги выбивал – свидетельские показания о ваших жестких методах у нас предостаточно. Потом, когда ОБНОН хлопнул несколько твоих коллег, очканул и прикрыл нарколавку, переключившись на интеллектуальный, так сказать труд. Признайся, ведь купаться в лучах чужой славы и грести чужое золото так приято! Вот только не успел все реализовать. Молчишь? Ну, молчи-молчи. Одной наркоты и свидетельских показаний достаточно, чтобы запереть тебя лет на пять.
– Да не делал я ничего такого! Да, марки тоже мои. Но я никогда не делал, не продавал и не употреблял синтетику. Держал дома для друзей и только! Да, методы у меня жесткие, но из некоторых по иному не взыскать задолженности! А это, – он кивнул на злосчастные папки, – принадлежит моему другу, бывшему одногруппнику, Гедевану Александровичу Прохину!
От крика зуб Ивана Смирнова тоже закричал в голос так, что выдавил на лицо следователя болезненную гримасу.
– Я же вам все рассказал. Полгода назад он пришел ко мне и попросил денег. Я ему, конечно, отказал, но он предложил в качестве залога свой бентли. Машина дорогая, в Москве продать ее легко и не за пятьсот штук, а за все восемьсот. В условленный срок Гедеван вернул не деньги, а машину. Но я сказал ему, что машина стоит слишком мало и что он мне должен еще триста тысяч.
– Ого, ¬– Иван Смирнов присвистнул, – Вот так друг. Наварился на продаже авто и еще потребовал? Вот так аппетит!
– Он снова пропал на три месяца. Когда я его нашел и пригрозил судом, он клятвенно заверил, что деньги будут. И что не триста тысяч, а гораздо больше и он все вернет с процентами! Так вот, две недели назад он заявился ко мне вот с этим! Сначала я подумал, что он свихнулся, но когда пролистал несколько папок, то просто выпал в осадок! Здесь, вон там вон у вас в углу, детально проработанных открытий и идей на двести лет вперед! Некоторые из них настолько фундаментальны и значимы, что переворачивают текущее мироустройство с ног на голову!
– Так и откуда все это взялось у вашего друга?
– Да не друг он мне вовсе! Так, старый знакомый…
– Ну, так откуда?
Вардик ответил не сразу. Он долгим оценивающим взглядом изучил лицо следователя и, наконец, глухо произнес:
– Вы мне все равно не поверите.
– А ты расскажи и мы проверим.
– Как хотите. Гедеван всегда был отличным биологом в особенности генетиком. Но программистом он был гениальным. Поэтому, когда мы выпустились, он пошел работать не в лабораторию, а в компанию разработчиков. Вы ведь, наверное, слышали про игру «Жизнь на прокат»? В ней игрок создает себе аватара и существует в реплике текущей реальности?
– Как же, слышал, – кивнул следователь, припомнив своего старшего сына, который вместо того, чтобы за девками бегать, прозябал за компьютером.
– Так вот это как раз авторская работа Гедевана. Его, можно сказать, детище. Но полгода назад он ушел из компании и занялся собственным проектом.
– Что за проект?
– Я не знаю, как он точно называется. Гедеван по-моему его вообще без названия оставил. Но суть заключалась в следующем: он скопировал окружение игры и вырезал визуальную составляющую, сохранив одни только алгоритмы. Затем, подгрузил колоссальную информационную базу, содержащую исчерпывающие знания и достижения из всех областей точных и гуманитарных наук, как-то все это связал и в итоге получил совершенную, бесконтактную среду для… Вы «Матрицу» смотрели?
Иван Смирнов кивнул, припомнив, лишь, что в этом фильме снимался, кажется, Нео… Фамилия актера как-то выскочила из головы.
– Это хорошо. Облегчит понимание. Так вот, эта его среда как бы матрица, а Гедвеван как бы Архитектор. Но только вместо живых людей, он поместил в матрицу отсканированные гаметы самого себя и слил их.
– То есть оплодотворил себя?
– Нет. Ну, как бы да. При зачатии родительские гаметы с гаплоидным набором хромосом объединяются в зиготу с уникальной структурой. Ну вот, что б вам было понятней: вы, я, все мы начались с одной единственной клетки, в которых генетический код это слившееся родительское. Гедеван же стал отцом самого себя, но поскольку матерю стал он же, то… То, вероятно, все его «дети» были его точными копиями. Но, никаких детей на самом деле не было. Они развивались и жили в качестве информации на скоростных носителях. Я не спрашивал, как функционировала его система. Я бы все равно ничего не понял. Понимаете, он полностью смоделировал процессы зачатия, внутриутробного развития, рождения, взросление и жизнь своих детей.
– И как для этих его «детей» все это выглядело?
– Я не уверен, но… Возможно они даже не знали о том, кем являются. Ведь мы, обычные люди, познаем мир и живем в нем только исходя из той информации, что получает мозг от органов чувств. Если эту информацию подавать напрямую, то для получающего не будет никакой разницы реальный он или виртуальный.
– Я не особо силен в компьютерах, но предположу, что для такой симуляции нужна большая вычислительная мощь.
– Именно для этого Гедеван и брал у меня деньги. Он сказал, что сделал десять тысяч себе подобных цифровых отпрысков. И так как он сам был незаурядной личностью, его дети унаследовали его гениальность. Отсюда и столько открытий!
– Он заставлял их работать сверхурочно?
– Смеетесь? Для его научного городка не существовало другой жизни, кроме той, что построил Гедеван. Они жили в постоянном поиске.
– Почему же «жили»?
– Потому, что все состарились и умерли. Старение и смерть заложены в ДНК у каждого. Суть еще ж в том, что для них жизнь длинною в сто лет, уместилась в ста днях.
– И почему же ваш Гедеван не сообщил об открытии, а употребил его таким образом?
– А вы сами как думаете? – С усмешкой переспросил допрашиваемый. – Присвоить себе все лавры его гениальной армии, конечно же! Вот вам объяснение появления всех этих изобретений, будь они неладны.
– Старлей! – Вдруг выкрикнул Иван Смирнов, дверь в комнату отворилась и вошел человек в форме. – Уведите.
Допрашиваемого конвоировали и следователь наконец-то позволил себе присесть. Морщась от усиливающейся боли он протянул руку к кипе папок и взял ту, что лежала сверху. «Суборбитальный композиционно-углеродный лифт», прочел следователь и со злостью швырнул папку назад.
– Сжечь все к чертовой матери! – Проскрежетал он и отправился по кабинетам искать у коллег обезболивающее, потому как ехать на обыск в квартиру Гедевана Александровича с болью совершенно не хотелось.

* * * Этим же днем, но двумя часами позднее * * *

Гедеван заканчивал последние приготовления, когда в его квартиру постучали с многообещающим криком «откройте, милиция»!
– Так быстро? – Удивился Гедеван и мимоходом выглянул в окно. Под окном стоял широкий джип в милицейской раскраске.
Стук повторился, но изобретатель отнюдь не заспешил к входной двери. Вместо этого он торопливо разлил по квартире остатки спирта, отшвырнул пустую канистру и похлопал себя по карманам, ища коробок со спичками.
– Ну, вот и все, ребята, – шепнул он наблюдая как огонь с угрожающим треском расползался по коврам, занавесям, как он шустро хлынул в серверную и обнял труд всей его жизни.
– Прощай, грибное королевство, – с туповатой меланхолией в голосе произнес Гедеван и крепче прижал к груди несгораемый дипломат с одной единственной папкой внутри. – Боузер на свободе… Э-эх.
Гедеван с самого начала сомневался в Яне. Он сомневался, но полагал, что разыгранная любовь приструнит ее, но… Она слила все, что только можно было слить. Когда взяли квартиру Вардика, Гедеван ходил в магазин за водкой. Возвращаясь с покупкой, он заметил суету у подъезда и благоразумно прошел мимо. Вскоре вывели Вардика, а следом вынесли все его труды, и сразу стало ясно, что его предприятие теперь не избежит огласке, а все открытия окажутся в руках правительства. Тогда он решил вернуться в свою квартиру и уничтожить цех по производству гениальностей. Ну и себя любимого заодно.
Вдыхая пары хлороформа, Гедеван жалел лишь об одном. Он жалел, что не застанет тех чудесных деньков, когда псевдоморфизирование человеческого мозга кремнием станет обычным делом и люди будут жить вечно…