Всем счастья и любви!;)

Глава 1
Перегруженная тележка скользила по льду. Мой онемевший язык потерял способность двигаться и всё заваливался в глотку – из-за нехватки пищи и тепла я почти превратился в ледяшку. Мне всё мерещились треск костра, цвет огня и куриные бёдрышки со сливочным соусом. Психика моя, признаться, довольно устойчива, ведь я с ловкостью вырвался из лап судьбы, избегнув эшафота, но мороз и отсутствие пищи – это выше моих сил.
Непонятный приглушённый шум доносился со стороны леса, да ещё и темнота, царившая вокруг…
Если бы не трость с кожаным набалдашником, с помощью которой я передвигался, мои страдания были бы невыносимыми – нога припухла и источала мерзкую слизь. На твёрдом льду отражалось всё великолепие звёздного неба, высокого и переливчатого. Когда-то в этих местах воздвигались храмы, неказистые и громоздкие – племена, жившие здесь, верили, что если строение не уйдёт под воду с приходом потепления, то наступит время освобождения.
У меня в сумке был свёрток изюма, но мне бы, если честно, большой жирный кусок мяса, можно нежареного – клянусь, тогда бы я воскрес – и разумом и телом!
Именно в этих местах находилась колыбель нашей цивилизации – первые люди, как известно, были людоедами, и именно поэтому человеческая раса настолько сильна и поэтому её корни проросли далеко-далеко вглубь земли.
Ветер ослаб и нагло затаился, но только лишь для того, чтобы в следующий момент усилиться стократ. Тележка, перевозившая наш груз, повалилась набок, и металлический кубок, завёрнутый в шубу, упал на корку льда. Подавив в себе раздражение, я с горечью подумал, что преследователи настигнут нас спустя каких-то семь часов.
- Я воздержусь от проклятий, но и лгать самому себе я не стану, - сказал Томирг таким голосом, словно в его глотке высохло клейкое вещество. – Обратно в Захомулск я…мы... не пойдём – я надеюсь, ты всё ещё хранишь верность ордену. Но картина мрачна – мы можем с лёгкостью отбыть в чертоги подземные, – сипло говорил он, растирая рассечённую бровь, которую залечивал тем, что приминал её собачьей шерстью. – Убей меня молния – мы должны достичь тенистых холмов! – прикрикнул он и посмотрел в сторону нашего гниющего товарища – у того уж точно дело труба, а мы пока ещё… живы.
Предчувствие было самое плохое – взглянуть хотя бы на эти осиротевшие в ночь леса. Нежданная потеря товарища поумерила наш оптимизм, но страшнее другое – его тело то и дело забивалось в страшных припадках, а ведь он мёртв уже как два дня. Цвет его кожи был каким-то сырным, а не бледным – вот что не давало покоя и удручало.
Упорством Томирга можно только восхищаться – он искренне верил, что удастся спасти наш умирающий мир. Кошмар, происходящий с реальностью, мог лишить нас всего – и детей, и жизни, и истории. Цель путешествия блуждала, казалось, на недосягаемых для нас расстояниях. Обманывать себя я не хотел, но вне сомнений, если бы завтрак был не таким скудным, я бы верил в нашу победу.
Я сделал глубокий вдох, кое-как расшевелил язык и ответил Томиргу, тщетно пытаясь не наговорить лишнего:_
- Силы уже на исходе, да и ботинки – и те стёрлись. Судьба нашего мира вершится на наших глаза, и всё против нас – да ещё и это дурацкое пророчество! Пока наш народ стоически выдерживает нашествие кровожадных клыкачей, но что будет потом… С сожалением вынужден признать, что мы потеряли слишком много людей за последнее время. Паутина реальности меркнет с каждым часов, катастрофа близка, мир находится на грани… - продолжал я против своей воли приводить очевидные факты сквозь тяжесть в груди, мешавшую говорить, и сквозь подступающий обморок. – Грозы нависают над нами, цунами обрушиваются на берега! Прошу, давай сожжём Гроуварда от греха подальше – его присутствие только подрывает боевой дух!
Я изливал тяготеющие мысли, и в тот момент, когда замолк, ко мне пришло осознание, что у меня началась горячка – жар незаметно окутал сознание, впился в тело, навис перед глазами в виде парящих мушек. Совесть дала о себе знать под этим напирающим взором Томирга – он отвязно сжимал кулаки и глядел с яростью.
Подходил к концу пятый бессонный день и сама твердь земли словно бы заходилась волнением в стремлении прервать нашу затею. Страх отступал под действием чудодейственных трав, отвар с которыми Томирг заставил меня отхлебнуть утром.
Небо блистало безразличной красотой звёзд, и мне на мгновение показалось, что я увидел на нём чьи-то глаза – звериные, стремительные, почти как у клыкачей. Холод пронизывал ботинки, проникая через них в тело – самое дрянное, когда он подступает снизу. Переплыть океан или, к примеру, отгрызть себе руку более реалистичная задача, чем то, что мы задумали, но непоколебимая воля Томирга пробуждала во мне уголёк надежды.
Тишина, стоящая вокруг, то и дело нарушалась рыком – теперь только стало понятно, что это именно рычание. Бедный товарищ Гроувард – лучше бы ты умер, проткнутый мечом в бою! Неведомо откуда взявшийся клыкач высосал из него всю кровь и потом изодрал его конечности на ошмётки! Хорошо, что возвращаться Гроуварду было не куда – его жена захлебнулась во время обрушения цунами на прибрежный город, а другой близкой родни у него не было. Наш друг, наш сиротушка нашёл свою смерть на краю мира и теперь пребывает в забытьи – но он не забыт нами, вот что главное. Говорить о том, чтобы сжечь его тело – кощунственно, но если это спасёт нас, поможет нам доставить кубок на тенистые холмы, то нужно твёрдо подумать об этом.
Мы с Томиргом, прекратив всякие споры, принялись вялыми движениями укладывать вещи вокруг светящегося даже в темноте кубка. Замеревшие в безмолвии собаки с преданностью смотрели на меня – они хотели, как и мы, есть. Их шерсть была чёрствой, а носы давно превратились в камень.
Я заметил, как Гроувард чуть шевельнулся, повернулся набок – его глаза покрывала кровавая сеточка. Когда безумие вонзается в бездыханную плоть после укуса клыкача, душа покидает тело лишь со временем, но случится может всё что угодно. Гроуварда всё равно придётся рано или поздно сжечь – пепел, оставшийся после этого, может нам пригодится для отпугивания свор клыкачей.
Гроза возобновилась, я с трудом сел на тележку и раздасадованно ударил себя по груди – табак в кармане был заледеневшим, и унять горячку, закурив спасительную трубку, уже не удастся.