Я ходила по крытому рынку, душному и многолюдному, всюду кричали, зазывая народ, торговцы. Пахло маринованным чесноком, персиками, жареным мясом… Купив напоследок развесной халвы, я взяла свои многочисленные сумки. Возможно, по ассоциации с восточным колоритом базара я, возвращаясь, всегда чувствовала себя верблюдом. «Да, милая моя, ты не воздушное создание, ты верблюд. Добрый, безотказный носильщик-труженик». У одного пакета ручка порвалась, и яблоки упали на ногу. Золотые и пурпурные, наливные, душистые, они раскатились по грязной земле. Я быстро подобрала их (я не просто труженик-верблюд, я еще очень ловкая и хозяйственная) и отправилась домой, кинув рассеянный взгляд на прилавки, где лежали горками красные помидоры, оранжевая морковь, темно-зеленые огурцы, курчавый укроп и какие-то причудливой формы коренья. По дороге, останавливаясь то и дело – руки болели, и все из-за жадности – я думала, как можно было бы нарисовать этот рынок. Какая роскошь красок! На первом плане я нарисовала бы ряды, где продают приправы – на них только посмотришь, и чувствуешь заморский, жгучий запах пряностей. Слева поставила бы продавца больших пестрых платков – их тут не продают, но для колорита… И солнце, пробивающееся сквозь стеклянную крышу…
Еще один привал пришелся на начало парка. Я поставила сумки на лавочку и присела рядом с ними. А еще можно было бы нарисовать малышню, играющую на площадке. Они, все такие маленькие, забавные, куда-то лезут или напротив. Не обращая внимание ни на кого, лупят по песку яркими лопатками. А из-за дерева на них смотрят две грустные, мудрые волшебницы в невесомых, летящих от малейшего ветерка светло-зеленых одеждах. Я представила себе их сосредоточенные лица, невеселые глаза. Они знают, что и с кем станется потом…
Я поднялась и взяла сумки. Если бы, думалось мне, когда-то в юности я не бросила художественную школу… Если бы не вышла потом быстренько замуж – после чего махнула рукой на поступление куда-либо... Если б я вышла замуж поудачнее… и потом не развелась бы… родив перед этим двоих детей… Институт я все-таки окончила, вечерний, но моя профессия далека от искусства.
Когда дети стали перестали просыпаться по ночам, а мама ушла на пенсию и стала приезжать намного чаще, я поняла, что жизнь – это не обязательно каторга. Я вспомнила, что можно встречаться с друзьями, читать книги – а не засыпать в первую же выхваченную из вереницы дел минутку. И снова начала рисовать. Точнее, сначала для сына и дочки – писала им маленькие истории и украшала их множеством картинок. Потом – в редкие, украденные уже у отдыха и друзей, часы – стала рисовать для себя. Техника… композиция… все было слабо, я ведь осталась недоучкой. И, кроме того, жизнь как будто решила соревноваться со мной – или я найду время для работы над картинами, или она придумает, какие бы мне подбросить препятствия и поставить подножки. Надо было помогать детям с уроками. Заболела бабушка – я через день ездила к ней. Потом у сына начался переходный возраст… Затем и у дочки…
Но я твердо для себя решила. Я никому и никогда не скажу ничего наподобие «мне не до тебя, я сейчас творю…». Я не собираюсь вставать в позу непонятого гения, которого заедает быт. Я не считаю, что могу дать миру нечто такое, ради чего могу отодвинуть на потом то, что отнимает у меня время – сына с дочкой, их сложности, жизнь своих родных…
Но с некоторого времени я начала ощущать странное… Однажды я зашла в подъезд, и вдруг померещилось, что это не мой подъезд, что я ошиблась дверью – и ничего здесь не знаю. Я подумала, что это - усталость и бессонница. Я за две ночи почти не уснула – стояла за мольбертом, писала… было вдохновение и ощущение полета. И вот теперь – расплата, переутомление, до галлюцинаций.
Затем – домашние дела. Я считаю, что в доме должно быть уютно все, от пестрого коврика у двери до заманчивых запахов тушеного мяса и пирогов. По выходным к нам приезжали или мои родители, или еще кто-то из родственников. Я всегда стремилась, чтобы семья была большая. Дружная, чтобы даже дальняя родня не отдалялась еще дальше… Я делала как-то в субботу тесто, и вдруг мне пришла мысль – а зачем я это делаю? Не все ли мне равно, есть эти пироги или нет? Мне безразличны мелочи, которыми я украшала кухню – многочисленные фигурки под гжель, декоративные хохломские ложки, часы на стене в виде кошачьей головы с бегающими глазами. Я помню, что я покупала это – но не понимаю, зачем. Я равнодушна к тому, что вокруг меня. Было бы чисто, были бы яркие краски – и довольно.
Потом – дети… как-то мы пошли все вместе в кино – я всегда планировала хотя бы раза два в месяц семейный поход куда-либо. Хоть в музей, хоть в Макдональдс – но все вместе. Болтать, обсуждать все подряд, рассказывать забавные случаи или даже обсуждать что-то важное. И вот я посмотрела сбоку на них и мне показалось, что они не только на меня непохожи, но мы вообще случайно живем вместе в одной квартире, и забочусь я о них просто по инерции.
Я не хлопотливая домоседка… Мне почему-то стало казаться, что я на самом деле совершенно другая – постоянно работающая, немного холодная, и я постоянно пишу картины – на самом деле, именно это моя профессия…
Я вставала утром, и мне вспоминались сны. И я, глядя на них отстраненно, чувствовала, что это не мои сны, и это ощущение было неприятным и немного страшным.
Сейчас, пока я шла по парку к моему дому, где я жила последние пятнадцать лет, у меня вдруг появилось ощущение, что я тут почти ничего не знаю, просто иду и разглядываю новые места, каштаны, ярко-зеленые газоны. Но это не мое, чужое…
Надо об этом непременно кому-то рассказать. Но кому – и как?
Тут меня кто-то назвал по имени – я вздрогнула и подумала: «И тут знакомые, как мир тесен…» - хотя удивляться было очень глупо, я всегда в парке встречаю знакомых через каждые два шага…
Меня окликнула женщина, стоявшая перед мольбертом. Я подошла, пристроила сумки к бордюру газона. На ее рисунке был наш парк – с листьями кленов и каштанов, вывернутые ветром и словно летящие за ним, с солнцем, пробивающимся сквозь густую листву…
-Ольга, здравствуй, - улыбнулась она мне.
Я была уверена, но когда и как мы встречались – тут провал в памяти.
-Я Елена, мы с тобой учились в художественной школе, помнишь? – она отложила кисть и посмотрела на меня.
Я всмотрелась в ее лицо – и вспомнила. Мы с ней часто ездили домой вместе. Никогда особо не дружили. Потом я ушла из художественной школы, и уже не встречались и не перезванивались.
-Да, вот теперь узнала, - улыбнулась я ей. – Ты пишешь, да? Расскажи мне, как…
Елена нахмурилась, опустила глаза, затем сказала:
-Послушай, я понимаю, мы давно не виделись, но все-таки я тебя спрошу. У тебя ничего странного не происходит в жизни?
-Что ты имеешь в виду?
Я никак не соотнесла ее слова с тем, что я действительно стала жить какой-то странноватой жизнью… Я стала припоминать, что у нас было в прошлом, какие общие дела. Отчего-то я подумала, что она попала в нехорошую историю… И начала прикидывать, как с этим могу быть связана я.
-Послушай меня, и ответь, только искренне – у тебя нет ощущения, что ты живешь не своей жизнью?
Я вздрогнула и посмотрела ей в глаза? Откуда она может знать, что…? Елена вздохнула.
-Значит, я права, я вижу, что это так. Давай сядем на лавочку, хорошо?
Мы сели. Ее мольберт и мои сумки остались стоять позади нас, на траве.
-Я много пишу, у меня были выставки… Не скажу, что я часто продаю картины, но и не бедствую, - сказала она. – А у тебя как? Пишешь?
-Почти нет. Дети, работа, домашние дела.
Я не стала ей рассказывать, что все же стараюсь писать. Что такое доморощенный художник перед профессиональным… Словом, это мое дело.
-Я так и думала. Ну, а я не вышла замуж, и детей нет. И вот со мной стало происходить непонятное. Мне стало казаться, что я… занимаю чужое место…
Я засмеялась.
-Так не бывает. Ты много училась, работала, а семья… не у всех тут все складывается удачно…
-Нет, Оля, не в том дело. Я с детства любила рисовать. Все родные хвалили мои работы, и я точно решила, что хочу стать художником. Не просто рисовать, а быть знаменитой, чтобы у меня были выставки, известность! Я думала, это просто… Я понимала, что надо очень много работать, но я была готова… Я занималась в кружке рисования, и была там лучшей. Но ведь там все рисовали «для себя»… никто потом не пошел дальше – а я поступила в художественную школу. И почти в первые дни поняла, что я – всего лишь одна из многих. Далеко не первая. И таланта особого нет… А я уже лет в десять точно была уверена, что без таланта никто ничего не добьется…
-Ну и что? Талант у многих проявляется не сразу, и труд тут очень и очень важен. И главное – ты все же добилась, ведь так? Да и что вспоминать все эти детские переживания, в нашем возрасте уже ясно, кто и чего на самом деле стоит.
-А ты помнишь, как перед майскими праздниками мы с тобой ехали домой в трамвае?
-Нет, конечно… Столько лет прошло.
-Мы ехали, впереди были праздники, потом – лето и каникулы. Но у нас было такое скверное настроение. Я тебе сказала тогда, вспомни…
И неожиданно я вспомнила.

… Дребезжание где-то над крышей трамвая, ветер в окно… «У нас завтра будут гости. Человек десять родных. На дачу поедем. » «Везет. А мои то ругаются, то работают… Тоска, в общем. Ну – не пристают ни с чем, и то хорошо». «Зато ты можешь быть одна, рисовать… Как ты рисуешь, я наверно никогда не научусь». «Да ну, ерунда». «Нет, не ерунда. Хотела б я так рисовать». «Ну, рисовать… Может, это и не пригодится в жизни. А времени тратим много. Я бы лучше поменялась – тебе бы отдала рисованье»… «Точно, а я б тебе тучу родственников отдала» «Тогда давай меняться!» «Давай!»
Нам сразу стало весело, еще две остановки мы смеялись и болтали. Потом распрощались и забыли об этом…

-Неужели ты веришь. Что мы тогда действительно…поменялись? Это же абсурд!
-Понимаешь, Оль, я смотрю на детей, на чужих, и мне кажется, что я тоже когда-то ходила с коляской или за руку гуляла со своим малышом, потом покупала ему все для школы… А хочу вспомнить, как это было – и не могу. И еще многое… как будто у меня должны были быть какие-то воспоминания, но их нет…
-То есть ты считаешь, что я должна была бы жить как ты, а ты – как я?
-Да, в том–то и дело… Понимаешь, я в детстве вроде хотела всего этого, а сейчас понимаю, что…
-Но что тебе мешает выйти замуж? Как художник ты состоялась. Теперь можешь думать и о семье. Тебе тридцать пять всего-то навсего…
-Понимаешь, у меня все и всегда было неудачно… в личной жизни. Может, я какая-то не такая, может… Я в несколько месяцев назад была на выставке. И увидела там тебя, с детьми и еще там кто-то был, наверно, твои родители. Вам так хорошо было вместе, вы что-то обсуждали, потом все вместе спустились в кафе… После этой выставки у меня все и началось…воспоминания эти небывшие, и все… Я долго думала, почему так могло получиться, и вспомнила, наконец…
Я по-прежнему считала, что это – бред… Кто не говорит: «А хотел бы я быть…», но никто из-за этого не меняет свою судьбу на чужую… Но – то, что происходит со мной… ведь и это началось недавно…

Она тогда сказала это из зависти, я в шутку, мне было в то время не слишком важно рисование, точнее, я не думала, что оно куда-то денется от меня, я просто болтала ни о чем… Она хочет сказать, что именно поэтому я не стала той, кем должна была стать – холодной, целеустремленной, успешной…
-И что ты предлагаешь? – спросила я.
-Давай вернем все обратно. И тебе плохо, и мне тоже. Просто поменяем все назад – и все.
Я опустила глаза и стала рассматривать медленно ползущую по травине букашку. Вот так просто сказать «Давай вернем» - и она ответит «Давай!»… и что? Я стану настоящей художницей, а она обретет семью…А дети? Или мне тогда станет все равно? Я покачала головой и встала.
-Ты все-таки мне не веришь? Но послушай…
-Дело не в этом. Я, может быть, тебе и верю… Но моя жизнь – это моя жизнь. А твоя – это твоя. И больше обменов не будет…
Она схватила меня за рукав – глаза у нее были несчастные, отчаянные и безумные… Я вырвала руку, взяла сумки и ушла…

Что ж. Значит, распрощаемся с призраком несостоявшейся жизни – и поймем неизбежность нынешней. Я от нее не откажусь. Я люблю своих детей, родных… Я не такая, как должна была бы стать, но разве кто-то из тех, кого я люблю, несчастен от этого?
И странное чувство, что я живу не своей, а чужой жизнью, начало уменьшаться, исчезать, и когда я отпирала дверь в свою квартиру, я поняла – что я иду к себе, в свой дом. Где я буду с теми, кого я люблю, кто мне дорог, и где я все равно буду рисовать, что бы ни случилось дальше в моей – именно в моей жизни.

Где до этого находились сумки?



Что значит "напротив"? Вылезают?



Не вычитан текст

Сумки, когда что-то покупаешь, обычно ставишь на землю(((
Насчет прочего - почему-то не вижу функции изменить текст.

Попросите любого из модераторов подправить. На форуме действует режим ограничения внесения правок (спустя какое-то время правки только с санкции).

Ок, прочту когда будет время, выловлю ошибки и...