Пара слов:
- Место действия: Германия, конец XV века.
- ГГ - странствующий инквизитор, "комиссар ведьм", на вид около 35 лет. С темным прошлым. Не принадлежит ни к одному монашескому ордену. Его происхождение: официально он сын одного из средней руки феодалов, живших в Северных областях Германии. Феодал этот уже умер (или был убит – темная история), оставив наследство сыну. Землями заправляет назначенный ГГ управляющий, его доверенное лицо.
----------------------------
Глава 1. Апологет
Тишина, царившая вокруг, казалось, поглощала в себе все – не только звуки, но и цвета, запахи, чувства. Тишина растворяла в себе, звала, притягивала и не отпускала. Тишина сулила покой и забвение, отдых усталому телу и измученной душе, тишина манила, просила, приказывала и умоляла…
Прочь.
Резкий звон разбил хрустальную тишину, как змея, она свернулась клубком и спряталась в дальних углах. Клинок вернулся в ножны, никогда не покидавшие своего владельца. Тишина – всего лишь отсутствие звука. А отсутствие звука – не означает отсутствия врага в неверной темноте.
Он всегда был начеку. Этого требовало не только его занятие, но и сама жизнь. И дело было вовсе не в количестве нажитых врагов. Те, кто могли бы стать его врагами, чаще всего уже были мертвы. Большая часть оставшихся в живых была слишком умна, чтобы его тронуть. Остальных просто не стоило принимать в расчет.
Но он принимал – и эта предосторожность не раз спасала ему жизнь. К каждому случаю, будь то спущенный сверху приказ или его собственные изыскания, он относился тщательно. Долго готовился, проверяя, отточен ли клинок, удобна ли одежда, надежны ли крепления ножен и не заметен ли кинжал под просторным балахоном.
В дверь постучали условным сигналом: два удара – короткая пауза – еще два удара – длинная пауза – один удар. Он терпеливо выждал окончания перестука и подошел к двери.
Судя по сигналу, пришел один из его осведомителей, доносчиков, которыми он обзаводился в любом городе и деревне, куда бы ни завел его священный долг. Каждому доносчику он по секрету сообщал этот самый условный сигнал. Пара обещаний и тройка якобы секретов, таинственный шепот в заросшее ухо где-нибудь в глухом переулке – и доносчик весь твой, с потрохами, искренне уверенный в своей исключительности и безопасности.
Зря.
Никто здесь не может быть уверен в безопасности. Ни сам клеветник, ни его покровитель.
Левая рука отточенным движением легла на эфес кинжала, пока правая отодвигала медные засовы. Привычка, выработанная годами. И, как всегда в такие моменты, ему захотелось провести пальцами по лицу – но грязная створка уже со скрипом отползала в сторону, и из чернеющего проема потянулись пляшущие факельные отблески.
Вслед за отблесками вошел приземистый мужчина, чья просторная ряса не могла скрыть его тучности. Невзирая на малый рост, он все же пригнулся, протискиваясь в низкий проем, и хозяин ухмыльнулся. Кланяйся, кланяйся, пока еще можешь. Посмотрим, с чем ты пришел.
Каморка заполнилась факельным чадом и тяжелым запахом нестиранной ткани. Вошедший с видимым трудом дотянулся до кольца на стене и вставил туда факел. Хозяин молча наблюдал, не снимая руки с эфеса.
- Ваше святейшество, - гость растянул губы в старательной улыбке, - я принес вам удивительную весть… На вечерней службе, кою вы, я смею надеяться, упустили по причинам достойным и несомненно связанным с искоренением всяческих зловредных козней…
- Несомненно, преподобный отец, - хозяин склонил голову в знак смирения.
- На службе мои прихожане были взволнованы более, чем обычно, - продолжил священник, - и моим мальчикам удалось узнать причину этого волнения. К женщине из паствы приехала сестра, что живет в соседнем селении. Она говорит, у них появилась самая настоящая колдунья! Да такая, каких еще не было!
- Каким ведовством промышляет колдунья? И видели ли ее лично?
- Нет, не видели, - заторопился святой отец, вытирая пот с покрасневших от духоты щек, - а ведовство самое что ни на есть дьявольское. Сначала пропало несколько младенцев. Коровы в селении перестали доиться. А прочий скот обрел бесовские черты – у кого копыта срослись, у кого голова задом наперед повернулась. Живут, блеют, стонут, а не умирают!
- Я не усматриваю здесь ничего особенного, - произнес хозяин, продолжая глядеть на священника.
- Это еще не все, ваше святейшество, - поп истово перекрестился, - бесовское отродье сделало так, что избы под землю ушли! Как провалились, где стояли – так и нет ничего, одна полынь колышется. Растворились, как были, с людьми внутри, с утварью всякой. А колдунья, поговаривают, на отшибе живет, в избе брошенной. По ночам там в окнах светится и как воет кто, а днем - изба как изба, пустая.
- То есть никто не видел колдунью?
- Да что ж там видеть, - преподобный отец снова осенил себя крестным знамением, - ведьма она ведьма и есть! И с дьяволом путается, оттого и дела у нее дьявольские. Люди из селенья бегут, говорят, жить стало невмочь…
- Далеко отсюда селение? – перебил священника хозяин.
- В двух днях езды, ваше святейшество, - поп шумно вздохнул, - там уж и мессу служили, и водой святой избу-то кропили, а только ведьме нипочем. Что ни день – то новые козни!
- Есть там надежный человек, в селении этом?
- А то как же, - обрадовался гость, - кум мой тамошним пастырем будет. Вы только скажите, что я вам все это передал, он вам как на духу все выложит!
- Хорошо, - подытожил хозяин и вынул факел гостя из стенного кольца, - я поеду туда. А вы продолжайте нести свою службу здесь, - он подошел к попу вплотную, так, что подол балахона коснулся темной священнической рясы. Гость часто заморгал, его бледные, и без того небольшие глазки превратились в щелки.
- Я рассчитываю на вас, - тихо произнес хозяин. Пляшущее пламя факела дрожало в пальце от лица священника. Капли пота на щеках святого отца казались сверкающими рубинами. – На вас и на вашу совесть.
Хозяин опустил руку и вложил факел во влажные, безвольные пальцы священника.
- И помните - кто служит Инквизиции…
- Тот служит Господу, - шепнул святой отец.
Как только за священником закрылась дверь, хозяин наконец позволил себе опуститься в тяжелое кресло – единственный роскошный предмет в аскетично обставленной комнате. Мысли лихорадочно метались, и успокоиться удалось лишь огромным усилием воли. Он чувствовал, как лоб щекочут ползущие капли пота. Неужели, неужели… Нет, все это сказки, эти «родственники инквизиции» слишком боятся, слишком преувеличивают… или нет? Пропадают люди, умирают младенцы, животные превращаются в чудовищ, ведьмы кружат в ночном небе, и бесы скачут средь улиц – сколько таких историй я слышал? И в скольких из них была истина?.. Но ушедшие под землю дома – кто мог бы выдумать такое? И зачем?.. Ловушка?
Он неслышно вздохнул. Глупцы, невежды, погрязшие в заблуждениях и мраке, не оставляют попыток уничтожить всякого, кто становится между ними и ересью. Как бы он ни был силен, какой бы благоговейный ужас ни внушал этим скудным на ум крестьянам. Они приходят, они приносят с собой огонь, они вооружаются вилами и кольями, они нападают из-за угла поодиночке и набрасываются всей толпой – как тогда, у церкви. Они ждут окончания службы, эти безбожники, и бьют его, и швыряют в него камнями, и гонят его, как собаку, прочь.
Инквизитор стиснул зубы, глядя, как вспыхивает и гаснет крохотный огонек в плошке с маслом на столе. По закопченным стенам двигались причудливые тени, плотно запертые ставни на окне не пропускали ни дуновения свежей летней ночи. Как всегда в такие моменты, заныл рубец на ребрах – там, куда пришелся удар мотыги, и свело бровь, рассеченную брошенным камнем.
Возможно, через два дня я стану на шаг ближе к исходу. И если это тот, кого я ищу – тот или та… Не язычники, не мелкие пакостники и не одержимые – нет, я повидал их всех довольно. Мой поиск не напрасен. И это значит, что я здесь не один.
***
На месте пропавших домов действительно ничего не было, кроме полыни. Сопровождаемый местным священником, отцом Ульрихом, инквизитор осмотрел пустырь – тот как будто всегда был здесь. Будто и не стояли на этом заросшем участке четыре избы, будто и не жили тут люди.
Селение казалось вымершим. Ближайшие к пустырю дома молчаливо глядели слепыми оконцами. Где-то протяжно и тоскливо блеяла овца.
Инквизитор прошелся по пустырю. Почва оказалась совершенно ровной, никаких ям, бугров или рытвин. Ничего - словно кто-то специально утаптывал землю. Он наклонился и попробовал почву рукой – сухая, как и везде. Жаркое лето иссушило землю, проделало в ней глубокие трещины. Повсеместно гиб урожай, воды в мелеющих речушках не хватало. Выживали лишь сорняки, да и тем приходилось туго. Листья полыни на пустыре пожелтели, а сама пожухшая трава казалась совсем старой.
За пустырем зарастал сорняками огород. Ровные грядки без слов говорили о том, что за огородом еще совсем недавно тщательно ухаживали. Сейчас же растения медленно умирали под безжалостным солнцем, а со стороны пустыря огород резко обрывался, сменяясь зарослями полыни. Так, словно кто-то отсек часть грядок – инквизитор заметил лежащие на земле беспомощные стебли, аккуратно разрезанные вдоль пополам.
Отец Ульрих, разглядывавший огород, испуганно перекрестился.
- Господи, твоя воля!
Между грядок лежали останки какого-то животного – вернее, то, что лежало, больше всего походило именно на останки, а точнее, на скелет. Желтовато-белые, неправильной формы кости валялись, слегка присыпанные землей. Инквизитор нагнулся и поднял одну из них – кость оказалась очень легкой и хрупкой, но на изломе не пористой, а плотной, чисто-белой и гладкой.
- Что это, ваше святейшество? – почему-то шепотом спросил отец Ульрих. Его голос, нарушая тишину, неприятно резанул по ушам.
- Я не знаю, - инквизитор сжал обломок кости в кулаке, тот впился в кожу острыми краями.
Возвращаясь через пустырь обратно к улице, инквизитор наступил на что-то твердое и округлое. Этим оказался череп – не то щенка, не то котенка.
«Ведьмина изба» действительно стояла на отшибе. От других домов ее отделяла узенькая полоска березовой рощи – чахлые деревца росли вкривь и вкось, создавая своеобразный естественный частокол.
Инквизитор подошел к избе. Вокруг ног зашуршала густая, вся в сухих метелках, трава. Отец Ульрих остался в стороне, опасливо озираясь по сторонам и длинно вытягивая тощую шею.
Во дворе было пусто. На покосившемся плетне хозяйничал плющ, темные от дождей бревенчатые стены по низу обросли поганками. Настоящее ведьмино логово…
Внутри избы пахло пылью, лежалым тряпьем и мышами. Углы густо заплела паутина, пол покрывал слой сухих листьев – по-видимому, еще с осени. Ветер шевелил косо висящую дверь.
Инквизитор прошел вглубь избы, отыскивая что-нибудь, что могло бы указывать на колдовские занятия. Никакой мебели, никаких следов обитания человека. На печи стоял котелок, но в нем не нашлось ничего, кроме мышиного помета, а сам котелок выглядел давно брошенным. Инквизитор поворошил мусор на полу. Ни костей животных, ни подозрительных пятен, ни следа начертанных знаков. Либо ведьма умна… либо след опять оказался ложным.
Он обернулся. Сквозь распахнутую дверь синело небо. Пахнуло травой и коровами, сквозняк донес треск кузнечика. Инквизитор снова вернулся взглядом к угрюмой избе, тщательно изучил стены, простучал пол носком сапога. Пусто.
Отец Ульрих стоял на том же месте – казалось, он не сдвинулся за это время ни на шаг, замерев и бормоча вполголоса молитву. Инквизитор поравнялся с ним и, не сбавляя шагу, двинулся дальше. Священник побрел следом, продолжая бормотать.
- Кто жил в этой избе? – спросил инквизитор.
- Вдовушка жила, ваше святейшество, - ответил отец Ульрих, прервав бормотание, - в прошлом году преставилась, да так и стоит с тех пор изба брошенной…
- Замечена в делах бесовских была?
- Не дай-то господи, набожная была женщина, каких поискать!
- Дети были у нее?
- Детишек им с мужем бог не дал, - священник перекрестился и вздохнул, - уж и молились они, и к знахарке наведывались, да без толку. Так и померли бездетными – сначала он, а потом и она.
- Знахарка? – переспросил Инквизитор.
- Живет здесь недалече, ваше святейшество, - тонкие, потрескавшиеся губы святого отца скривились, - травками пользует, заговоры знает.
- Отвести меня к ней сможете?
- Отвести-то отведу, да только в избу к ней заходить не стану и знаться с нею не желаю, - забубнил отец Ульрих, - богопротивное это дело, что она делает. Говорят, жизнь людям продлевает, а это уж грех так грех. Кому господь сколько отмерил, так тому и быть, а идти поперек воли божией…
Под бубнеж священника они снова прошли мимо места, где стояли исчезнувшие избы. Из полыни метнулась к ним под ноги серая тень, скользнула и пропала в зарослях по другую сторону. Отец Ульрих застыл и истово перекрестился.
- Господи, спаси!
- Это всего лишь кошка, святой отец.
О количестве ног у кошки инквизитор предпочел умолчать.
Но, честно говоря, неужели первое, что приходит в голову, - это несчастное ухо, живущее своей обособленной жизнью?
). 
