Ее глаза, полные ужаса не перед смертью даже, а перед тем, что ей предстояло пройти на пути к ней, словно молили его – не улетай, останься. Больничная палата для одного человека, тихое попискивание каких-то датчиков, подключенных к ней, цветы на тумбочке возле кровати, которые он принес только что. В красной вазе, рядом с иконами. Ее любимые – герберы. Все всё понимали, и знали наперед. И медсестра, деловито копошащаяся возле аппаратуры, и он, натянуто улыбающийся, и изо всех сил старающийся вести себя непринужденно. И она – бледная, со впалыми щеками и словно вытянувшимся вперед носом, не отводившая от него взгляда. Прощального взгляда. Даже в двадцать втором веке рак остается основной причиной смерти людей на планете Земля. Статистика. И Наташа, его жена попала в нее самым обыкновенным, среднестатистическим образом.
После постановки диагноза, как жене пилота дальнего космического сектора, ей, конечно же, была выделена самая квалифицированная медицинская помощь. И еще полгода она боролась, не теряя надежды, и давая ее ему, Комову. Потом все было кончено, и жить ей оставалось не более двух недель.
Сейчас, стоя в рубке «Пересвета», он в сотый раз прокручивал перед глазами как ролик белый больничный коридор с редкими вкраплениями дверей в палаты, по которому он почти бежал тогда от нее. Молоденькую медсестру, попавшуюся навстречу, и так и пожирающую глазами его синюю форму пилота космопоиска с золотыми шевронами капитана, больничный холл, улица...
Трус? – Возможно. Он мог бы не лететь, а остаться с ней. Ходить туда до того момента, пока она не посмотрит на него в последний раз, и не уйдет в небытие окончательно. Но все же она глазами молила его – не лети, останься. А он улетел.
Капитан Комов подошел к большому панорамному экрану, и занял место рядом с вахтенным. На экране был виден ставший уже привычным пейзаж планеты Марс, на орбите которого их корабль Пересвет находился уже неделю, совершая виток за витком вокруг загадочной планеты.

С тех пор, как человечество вышло за пределы Земли, и стало исследовать соседние планеты, прошло не так уж много времени, всего какие-то жалкие пять лет. Проблема вытекла сама собой, исходя из перенаселения Земли, и когда стало ясно, что человеку стало тесно на весьма небольшой по космическим масштабам планетке, и кризиса избежать не удастся, космические державы объединились с одной целью – найти новый дом жителям Земли. Большие надежды издревле возлагались на Марс, как на наиболее близкого по климатическим условиям, и относительно недалеко расположенного от Земли соседа. Первая высадка человека туда была предпринята в конце двадцать первого века, и поначалу все складывалось довольно неплохо. Перед высадкой человека красная планета была вдоль и поперек обкатана марсоходами, и самым подробнейшим образом сфотографирована зондами, и ничто, казалось, не предвещало беды. За посадкой исследовательского корабля с экипажем на борту, носящего гордое имя Ковчег наблюдали в прямом эфире все двадцать пять миллиардов жителей Земли, с совсем лишь небольшой задержкой во времени, обусловленной передачей сигнала. Посадочный модуль благополучно отделился от корабля-матки, который остался на орбите (ничего нового со времен первой высадки на Луну так и не было придумано), и начал контролируемый спуск на планету. Штатно сработали тормозные парашюты, штатно, в заранее заданном районе произошла посадка. Все видели, как астронавт WSRA (World Space Research Agency, всемирного агентства космических исследований) Киу На Сан, (именно экипаж из представителей Поднебесной, как самой многочисленной земной нации решили удостоить чести быть первыми на Марсе, 8 миллиардов все же не шутка) сначала открыл шлюзовой люк. Потом, немного позируя, и очевидно, подражая лунному первопроходцу Нилу Армстронгу, чуть постоял, держась за лесенку, и неуверенно ступил ногой на красноватый песок. И – всё. Трансляция внешней камеры Ковчега внезапно прервалась, и больше не возобновлялась. Одновременно на Землю, и на борт корабля-матки перестали поступать сигналы о жизнедеятельности как Киу На Сана, так и двух других астронавтов, находившихся в посадочном модуле. Попытки оставшихся на орбите наладить связь с бортовым компьютером Ковчега также не принесли никаких результатов. Визуально (с орбиты было прекрасно это видно), модуль стоял на месте посадки, оставаясь в том же положении, однако какие-либо следы как высадки людей, так и еще чего бы то ни было рядом с ним – отсутствовали. Через неделю к Ковчегу подогнали марсоход, находившийся неподалеку, который смог лишь подтвердить отсутствие каких-либо признаков жизни внутри аппарата. Внешний визуальный осмотр зафиксировал лишь все так же открытую дверь шлюзовой камеры, рентгеновское же сканирование не показало наличия тел астронавтов внутри.
Через год человечеством была предпринята вторая попытка высадки, на этот раз на диаметрально противоположной стороне Марса. Уже без лишней помпы и шумихи. По отработанной ранее схеме на Марс опустился посадочный модуль с тремя людьми на борту. Этот экипаж был сформирован из индусов. Об этом не принято распространяться, но на этот раз в нем находились три астронавта, которые прекрасно понимали, что идут, видимо, на верную смерть. Их имена остались в архивах, но, как часто бывает с настоящими героями, хорошо известны лишь небольшой группе узких специалистов. Однако человечество требовало чистоты эксперимента, и подопытные кролики были помещены в клетку. После посадки в течение недели собирались, и тщательнейшим образом анализировались специалистами на земле всевозможные данные, которые только можно было собрать. Все было в норме, без каких-либо расхождений с предыдущими исследованиями планеты. Астронавты были вооружены по последнему слову военной техники Земли. Ковчег-2 был оборудован внешними датчиками движения, отслеживающими любую, даже самую малейшую активность в радиусе ста километров от него, с возможностью уничтожить любое, по земным меркам, живое существо в контролируемом ими пространстве. Команда на выход из модуля поступила через неделю после посадки, перед этим с корабля был высажен вооруженный робот, транслирующий, и охраняющий высадку людей. Наблюдателям как на земле, так и на орбите Марса было отлично видно, как открылся шлюзовой люк, и в нем показался силуэт астронавта в скафандре, держащий в руках винтовку. Некоторое время тот стоял в проеме люка, и, казалось, вглядывался в окружающий пейзаж. Затем, пренебрегая инструкцией, и лестницей, ведущей к поверхности, он сделал шаг вперед, и спрыгнул на поверхность планеты. В момент касания его ногами почвы камера робота зафиксировала яркую вспышку в районе корабля, и – астронавт пропал. Как пропали и двое оставшихся членов экипажа, которые, к слову сказать, даже не покидали корабль. Их просто в одно мгновение не оказалось внутри.

Комов прекрасно знал всю историю предыдущих экспедиций, знал он также, что не имел никакого права остановить высадку, и риск экипажем здесь совершенно не играл никакой роли. За те пять лет, которые прошли с момента последней экспедиции, человечество ни на йоту не продвинулось в разгадке исчезновения людей на Марсе. Зато увеличилось еще на три миллиарда жителей, и война за территорию перенаселенной планеты становилось неизбежностью в самой ближайшей перспективе. Его корабль-красавец, носивший гордое название «Пересвет» внешне чем-то напоминал «Тысячелетнего сокола» Хана Соло. Того самого, из первых серий тридцатисерийного фильма «Звездные войны». Пересвет был полностью снаряжен, и отправлен Российским космическим агентством, под угрозой неизбежной войны с перенаселенным Китаем. Точнее, являлся последним шансом предотвратить предстоящее вторжение. Китаю было жизненно необходимо территориальное пространство, а поскольку Марс, на который так рассчитывали китайцы, оказался недоступен, все взоры обратились в сторону ближайшего, и такого богатого землями соседа. Об отсрочке перехода российской границы народной армией КНР удалось договориться дипломатическим путем лишь под гарантии, что будет произведена еще одна, последняя высадка на Марс. На этот раз стороной, которая в предстоящей войне не имела никаких шансов уцелеть...

Первый помощник тихонько шелестел бумагами в своем кресле, откинув спинку максимально назад, в почти лежачее положение. Приглядевшись внимательнее, Комов сумел разобрать заглавие на одном из листов: «Псалом песни в день субботный»...
Работа отца Германа, сразу сообразил он.... Отец Герман был первым космическим батюшкой, и полноправным членом команды корабля. Насколько Комову было известно, вопрос о его участии в экспедиции решался на самом высоком уровне руководства страной, и разрешение на его полет давало едва ли не первое лицо государства. Настолько первое, что, несмотря на строгие требования правил космического кодекса об отсутствии какой-либо растительности на лицах космонавтов, отцу Герману, вопреки всему, была оставлена большая окладистая бородища. Экипаж Пересвета состоял из двенадцати человек, не считая капитана. Насколько знал Комов, подробно ознакомившись с личным делом каждого члена команды, к умеренным верующим можно было отнести практически всех, кроме, разве что, ученого из Академии космических исследований, по фамилии Вдовин, приданного им в качестве консультанта. Тот был воинствующим атеистом, и все попытки отца Германа завести с ним религиозную беседу разбивались о циничное равнодушие агностика. Остальные же двенадцать членов команды, включая самого Комова, принадлежали к христианской, Православной конфессии.
- Игорь, дай-ка это сюда... Сейчас была вахта, и Комов решил проявить власть капитана.
- Вадимыч, да ладно тебе... Но, посмотрев в лицо капитана, тут же изменил тон: - - Конечно, Андрей Вадимович.
Комов повертел переданные ему листы в руке, и отложил их в сторону. Потом перевел взгляд на как-то сразу съежившегося, и поникшего помощника.
- У нас истекает время, Игорь... В голосе Комова зазвучали металлические нотки. – Необходимо до конца земных суток предпринять высадку. И вы, первый помощник, прекрасно об этом знаете.
- Капитан, посадочный модуль готов к расстыковке, все ждут только вашей команды...
Комов не стал дослушивать, перебив помощника на полуслове:
- Модуля не будет, Игорь. Будем сажать Пересвет целиком.
Сказать, что эта фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы на первого помощника Панкратова – значит, не сказать вообще ничего. Он выкатил глаза на капитана, пытаясь осмыслить услышанное. Комов ожидал подобной реакции, и поэтому совершенно не удивился, продолжая спокойно смотреть на ошарашенное лицо помощника.
- Так надо, Игорь, и это решение полностью на мне.... Начинай готовить корабль, и команду. Погибать, так всем вместе... Вход в атмосферу через пять часов... Место посадки – возле первого посадочного модуля, рядом с кратером Индевор. Площадка почти идеальная... Панкратов!!! – помощник встрепенулся, и вытянулся в кресле, насколько позволяла откинутая спинка.
- Выполнять!- голос Комова вновь стал металлическим.
- Есть, капитан! – Панкратов быстро отстегнулся, и исчез за створкой люка, ведущего из рубки в рабочие отсеки.
Андрей в сотый раз за сегодняшний день уже вспомнил вчерашний сон.

Зеленая лужайка, залитая ярким летним солнцем. Деревянная беседка с большущим блестящим самоваром, предметом гордости Наташки, и вечных его насмешек. Она притащила его откуда-то из старой квартиры, долго полировала, и однажды он засиял блестящими боками, будучи водруженным, несмотря на его шутливое сопротивление в беседку на чайный столик. Их дом в пригороде Москвы был тем местом, в которое не допускался никто, кроме них. По их негласной договоренности сюда не приглашались друзья, здесь не устраивались праздники, не справлялись торжества. Все это бремя ложилось на их городскую квартиру. Здесь же был их угол, они бережно охраняли его от посторонних.
Сегодня, была суббота, и после очередной тренировки в Космическом городке ему предстояло насладиться двумя отличными, судя по погоде, выходными. Наташка была в доме, и запах, долетающий временами из кухни, аргументировано сообщал ему о том, что вкусный ужин - совсем не за горами.
Развалившись прямо на газоне, вытянувшись, и полностью расслабив тело, Комов смотрел в голубое, без единого облачка небо, и не думал ни о чем, наслаждаясь беззаботным настоящим. Со стороны дома послышались мягкие шаги Наташи, он рефлекторно повернул голову к ней, и сразу покрылся мокрой испариной. Рядом с ним стояла она, в белом платье – бледная, со впалыми щеками и словно вытянувшимся вперед носом, не отводившая от него взгляда. Он хотел что-то сказать, но язык словно прилип к гортани, и отказался ему служить. И вдруг он вспомнил. Больничная палата, и точно такой же ее взгляд.
- Андрей... Он уже знал, что спит, и вспомнил, что ее уже нет. Но почему-то совсем не мог проснуться.
- Андрей, я очень хотела быть рядом с тобой тогда... – ее голос был грустным, и очень спокойным. Сделав над собой невероятное усилие, он смог произнести:
- Наташ, я не мог это видеть... Потому что очень люблю тебя... Веришь? Ты простишь? – его голос дрогнул. Она все также смотрела на него, не отводя взгляда.
- Андрей... Сажай весь корабль. Так надо, Андрюш... И стала исчезать.
- Подожди, Наташа!... – он неестественно громко выкрикнул ее имя, глядя, как она растворяется в летнем мареве. – Подожди, скажи, ты меня простила?...
- Сажай Пересвет на планету, Андрюша... – ее голос донесся как будто издалека, еле слышно.
Андрей наконец проснулся. Вокруг него была ставшая привычной уже за последний месяц капитанская каюта, а фотография лысеющего президента страны все так же висела над рабочим столом. Ее фотографию он так и не смог повесить на стенку, не хватило духа. Слышалось ровное гудение двигателей Пересвета. Комов потрогал мокрый, в холодной испарине лоб.
Он получил сообщение о ее смерти через десять дней после старта Пересвета, на половине пути к Марсу. В Космическом центре знали о ее болезни, и предлагали заменить его дублером, чтобы Комов смог попрощаться. Он отказался. Он не говорил об этом с ней, но она прекрасно знала, куда он летит, как знала и то, что он должен вернуться. Как капитан он не имел права спускаться на Марс в модуле, и должен был контролировать высадку космонавтов на планету с орбиты.

С теоретической точки зрения в посадке подобного корабля на планету нет ничего сложного, загвоздка заключалась в другом. Такая простая в теории, и столь сложная на практике задача была в следующем: «Просто за все время существования космической программы на Земле этого не было сделано ни разу». То есть, конечно же, человек возвращался на Землю после первых орбитальных полетов в космос, орбитальные шаттлы и капсулы с космонавтами успешно решали эти задачи.. Но эти аппараты можно было сравнить лишь с лифтами, доставляющими людей и грузы на орбиту, и обратно. Предыдущие две экспедиции на Марс стартовали с орбиты Земли, и корабли-матки, собранные на орбите же, на нее и возвратились, не садясь на Землю. В данном случае предстояло сначала посадить, а потом и взлететь (в чем Комов сомневался, но все же) не лифт, а целый многоэтажный дом. Его корабль весил 37 тысяч тонн при полной загрузке, и управиться с такой махиной, пусть и в относительно слабой гравитации Марса, было совсем непросто. А особенно, если учесть тот факт, что до этого никто, и ничего подобного не осуществлял.
Пересвет был полностью самостоятельным проектом России, разработанным исключительно внутри страны, и во многом стал, своего рода, первопроходцем. Старт корабля был произведен с Земли, со старинного космодрома «Плесецк», и Пересвет был первым телом подобной массы, когда-либо оторвавшимся от поверхности планеты. Но в задачу Пересвета не входила посадка на Марс, миссия должна была пройти по схеме отделения посадочного модуля с его последующим возвратом на корабль в случае успеха.
И как капитан корабля, Комов знал это лучше, чем кто бы то ни было. Как отлично знал он и то, что за их полетом очень внимательно наблюдают девять миллиардов пар немного суженных, но очень внимательных глаз из соседней, пока еще дружественной с его страной державы. Знал он также, что в случае их неудачи возвращаться Пересвету будет уже, скорее всего, просто некуда.
Внезапный грохот сзади прервал его размышления. Обернувшись назад, он увидел, как в с силой распахнутый люк в каюту по очереди стали входить члены экипажа. Первым протиснулся Панкратов, за ним Вдовин, следом вошли все остальные. Последним вошел, и скромно прислонился к стене, поглаживая окладистую бороду, отец Герман. Когда внутри оказалась вся команда, в и без того тесной рубке стало совсем не протолкнуться.
Комов продолжал все так же сидеть в кресле, спокойно обводя взглядом лица столь незапланированно собравшихся перед ним подчиненных. Вот помощник Игорь Панкратов. Курносое лицо, вечно взъерошенные волосы, сейчас опустил взгляд, наверняка – стыдно. Карьерист, конечно, и мечтает быть на его месте. Но какой помощник не хотел бы стать первым лицом? В общем, совсем неплохой парень, работу знает, и отлично справляется с обязанностями заместителя командира... Рядом Вдовин – полная противоположность Игорю. Худое, бледное лицо, гладко прилизанная челка с идеальным пробором. Пронзительный, горящий взгляд, направленный прямо в глаза Комову. Парадокс, но несмотря на весь воинствующий атеизм Вдовина, наверное, именно так должен был выглядеть образцовый монах ордена иезуитов. Вдовин был серым кардиналом экспедиции, и об этом знал весь экипаж. Под туманной должностью консультанта Академии космических исследований скрывались самые широкие полномочия, вплоть до указания капитану Пересвета места для посадки модуля. Его каюта была оборудована отдельным узлом связи с Землей, и большую часть времени полета тот проводил в ней, закрывшись изнутри. Однако капитаном Пересвета, по крайней мере, пока, был все же Комов.
Затянувшуюся паузу нарушил Вдовин:
- Капитан Комов, Земля не дает разрешения на посадку корабля на Марс.
Взгляд Вдовина, казалось, мог прожечь дыру не только в Комове, но и в обшивке Пересвета.
Комов смотрел на Вдовина, без видимых усилий выдерживая эту атаку двух лазеров. О его внутреннем состоянии говорила лишь едва пульсирующая жилка на шее. Хотя, и ту, скорее всего, никому не было видно за воротом скафандра.
- Консультант Вдовин... – голос капитана был сухим, и прозвучал в полной тишине. Вся команда стояла, как единый монумент, не шевелясь, и стараясь не дышать. Казалось, что даже двигатели Пересвета загудели тише, и сам корабль прислушивался к разговору о своей будущей судьбе.
...- Мне показалось, консультант, или вы берете на себя полномочия, которые вам не положены по штатному расписанию?
- Я связался с Центром управления полетом, и доложил ваше решение о посадке всего корабля.... Вдовин сделал небольшую паузу, и все так же пристально глядя на Комова, продолжил - И Земля мне ответила. Комов, руководство экспедицией отстраняет вас от командования кораблем. Ваши полномочия капитана переходят к первому помощнику Панкратову, вы же до прибытия на Землю помещаетесь в свою каюту под арест.
- Панкратов, выполняйте! – и Вдовин повернулся к выходу, намереваясь уйти. Однако сделать это в тесноте рубки было не так-то просто, и он сразу же уперся в непроходимый строй стоящих позади него. Который, к тому же, совсем не спешил перед ним расступиться. Панкратов же тем временем сделал легкое движение в сторону капитанского кресла.
- Игорь, подожди минуту...- Комов поднялся с кресла, и встал лицом к команде.
- Что такое? – Вдовин удивленно повернулся к Комову. – Комов, вы отказываетесь подчиняться руководству полета? Вы знаете, что за невыполнение...- он не успел пояснить, что будет за невыполнение, так как в эту секунду его перебил властный голос Комова:
- Я хочу обратиться к команде корабля... Игорь, ты разрешаешь? – Комов пристально посмотрел в глаза Панкратову.
- Конечно, Андрей Вад... Игорь стушевался. - Да, разрешаю.
У Вдовина стал такой вид, словно в один момент у него одновременно заболели все зубы. Но он смолчал, постаравшись принять независимую позу, сложил руки на груди и демонстративно отрешенно стал смотреть в потолок.
На Комова смотрели двенадцать напряженно ждущих того, что он скажет, человек. Двенадцать личностей, каждый из которых был самым квалифицированным в своей области специалистом, прошедшим множество конкурсов, тренировок, отборов и интриг.
Включая и отца Германа, за плечами которого до рукоположения, насколько знал Комов, была докторская степень по естествознанию, совмещенная со званием мастера спорта по боевому самбо. Включая и тех, кому была уготована роль испытательного мяса – тех четверых, которым, согласно полетному заданию, предстояло выйти на Марс, чтобы исчезнуть там с вероятностью 99.999 процента. Все четверо были десантниками, лучшими офицерами ВДВ его страны. Остальные члены команды – лучшие из лучших специалисты в области космоса. И даже Вдовин – тоже был ученым с мировым именем, имеющим за плечами, несмотря на свои тридцать пять лет, две докторские степени отнюдь не по ведению интриг внутри коллектива.
Но и Комов был лучшим. И все смотрящие сейчас на него это прекрасно знали. И именно поэтому Игорь так и не сел до сих пор в его кресло, а гордый Вдовин не смог даже шага сделать сквозь плотно сомкнутый строй в сторону выхода из рубки, и вынужден был стоять сейчас напротив него, вместе со всеми.
- Друзья. Коллеги... – при первых словах Комова по рубке прошло легкое, как небольшая волна, движение. Его голос неожиданно перестал быть голосом капитана огромного космического корабля, олицетворяющего всю мощь древней державы, а внезапно стал голосом простого, уставшего от жизни человека.
...- Все мы здесь выполняем приказ. Приказ тех, кто отправил сюда нашу экспедицию. Приказ вашей, и моей страны, если хотите. Страны, которая была вынуждена послать нас сюда для того, чтобы попытаться сохранить себя. Каждый из вас знает...- Комов еще раз обвел взглядом окаменевшие лица, смотрящие на него. – Каждый из вас знает, как знаю это и я, что в случае провала Россию, и, видимо, всю нашу планету ждет страшная, на уничтожение война. И, думаю, каждый из вас отлично представляет, что будет с теми, кто отправится на Марс в спускаемом модуле... – при этих словах стоявший чуть справа от него десантник, Комову это было хорошо заметно, с силой стиснул зубы.
- Мое решение сажать корабль на планету обусловлено не попыткой самоубийства всего экипажа, как, возможно, мог кто-то подумать... – Вдовин при этих словах чуть шелохнулся, но продолжил гордо смотреть в потолок. – ...И не бредом сумасшедшего, который ищет геройской смерти. Возможно, еще раз повторюсь, возможно... Может быть, это решение окажется единственно правильным. Я не смогу вам этого объяснить сейчас... И все же поверьте мне... – голос Комова стал почти просящим, стоявшие вокруг никогда не видели таким своего командира. Сейчас перед ними был простой человек, который обращался к ним с простой, человеческой просьбой.
- ... Прошу вас поверить мне, потому что вы отлично знаете... При этих словах Комов посмотрел в глаза опустившего, наконец, голову Вдовина. ...- Вы отлично знаете, что если мы этого не сделаем, с ними – он кивнул головой в сторону десантников – произойдет то же самое, что было с их предшественниками. Вдовин не выдержал его взгляда, и опустил глаза. Но тут же поднял их обратно, и быстро спросил:
- А так, Комов, это произойдет со всей командой, правда? Не подумайте, что я боюсь умереть, Комов... Голос Вдовина вдруг тоже перестал быть холодным голосом иезуита. Отбросив в сторону всю свою прежнюю чопорность, он вдруг заговорил быстро, и сразу стало хорошо видно, как сильно он волнуется. Комов с удивлением увидел, что сейчас перед ним был уже не ученый-иезуит, лишенный всех радостей жизни, и, следовательно, эмоций. А стоял переживающий, и от этого очень эмоциональный, по своему даже немного симпатичный Вдовин-человек. Маски, наконец, были сброшены, и сейчас решалась судьба экипажа. Корабля. Страны. Может быть, целой планеты.
- Не думайте, Комов, что страх смерти – это то, что заставляет меня следовать приказу. Если хотите знать, я весь полет прошу ЦУП отправить меня в спускаемом модуле вместо любого из них... – Комов удивленно поднял брови. Услышать подобное от Вдовина он совершенно не был готов....- Да-да, Комов... Я и сам влезу пятым в эту капсулу, хоть стоя долечу до места высадки... Или вы думаете, я не понимаю, что миссия обречена, и бессмысленна?.. И что завтра на Земле начнется война? Когда они...- он показал пальцем в сторону десантников – ...когда они сдохнут там непонятно как, а мы полетим обратно?...
Вдруг что-то произошло, какое-то неуловимое глазом движение. И Комов скорее почувствовал, чем увидел, как мимо его лица что-то быстро пронеслось туда, и обратно. В следующее мгновение Вдовин оказался на полу, а из его носа показались две красные струйки. Стоявший ближе всех к Вдовину десантник казалось, даже не сдвинулся со своего места. Лишь вид его стал еще более угрюмым, и на мрачном лице сильнее задвигались желваки. Ничуть не обратив на это внимания, Вдовин продолжил почти кричать на Комова, сидя на полу, и неловко пытаясь вытереть с лица кровь, тем самым размазывая ее еще больше:
- Но Комов... Хотя бы несколько, ну хоть чуть-чуть научных, хотя бы чуточку убедительных аргументов, кроме вашей интуиции, в пользу посадки корабля вы – можете привести?!... – его голос сорвался на сиплый фальцет. Внезапно он замолчал, и все так же продолжал сидеть на полу, размазывая по щекам льющуюся из носа кровь.
В рубке повисла гнетущая тишина.
Откуда-то из-за спин стоявших, оттуда, где находился выход из рубки, послышался низкий, глубокий голос: - А ну-ка, заблудшие овцы мои, дайте-ка дорогу скромному пастырю... Судя по бесцеремонному обращению к заблудшим овцам, которые, к слову сказать, немедленно расступились, голос не мог принадлежать никому иному, кроме как отцу Герману. То, что отец Герман не сковывает себя в обращении с окружающими особым этикетом, Комов понял еще на церемонии освящения Пересвета. Тогда отец Герман невозмутимо зарядил кистью со святой водой прямехонько в лицо генеральному директору Роскосмоса, окатив того ей с головы до пят. И сказать, что глава корпорации остался сильно этим доволен – значит, очень ошибиться. Впрочем, надо признать честно, что остальным святой воды тогда досталось – не меньше. Попав на корабль, первым делом отец Герман соорудил из выделенной ему персональной каюты церковь, оборудовав ее всем, с его точки зрения, самым необходимым. Когда Комов еще на Земле, незадолго до старта, обходил корабль, и совершенно случайно забрел в каюту священника, с ним случился легкий шок. После серьезного мужского разговора, состоявшегося прямо на месте, в новоявленной каюте-церкви, им с отцом Германом удалось установить пусть и вооруженный, но все же нейтралитет. До старта со стен каюты были сняты иконы, и с корабля убран невесть какими путями пронесенный отцом Германом на борт семисвечник. А также получено обещание, торжественно данное отцом Германом в том, что ни одной свечки в течение всего полета зажжено не будет. Взамен этих жертв отцу Герману было разрешено взять с собой в полет дароносицу, потир и лжицу, а также еще немного необходимой церковной утвари. Помимо этого строптивый священник буквально силой настоял, чтобы Комов надел, вопреки Космическому Уставу, серебряный православный крестик.
Однако в команде он, несмотря на свою совсем ненаучную, казалось бы, профессию пользовался солидным авторитетом, и за относительно небольшой срок сумел стать полноправным членом экипажа корабля.
Сейчас он степенно прошел через образовавшийся проход, и, крякнув (несмотря на космос, в корабле поддерживалась гравитация 1G, а назвать отца Германа худым человеком – было бы лицемерием), присел рядом с Вдовиным.
- Сережа, я назову тебе причины для посадки корабля. – его голос звучал ласково, и успокаивающе, и Вдовин вдруг неожиданно заплакал. Не стесняясь присутствующих, не пытаясь закрыть или спрятать лицо, он плакал как ребенок, которого вдруг неожиданно пожалели, а в нем совсем еще нет сил для того, чтобы сдержать ком в горле.
Священник положил руку ему на голову, и Вдовин перестал всхлипывать.
- Первое, Серёжа. На Марс никогда не опускалось больше трех человек одновременно, а здесь их будет сразу тринадцать. Кто знает, Сергей, возможно, такое количество земной живой биомассы сыграет свою роль. Сыграет, или нет - ни ты, ни я не знаем, но в порядке эксперимента – почему бы и нет? – Вдовин молча сидел, опустив голову, и смотрел куда-то в пол.
- Второе... Возможно, масса и защита корабля тоже имеет свое значение. Если предыдущие посадочные модули весили не более пятнадцати-двадцати тонн, и были защищены лишь тонкой металлической обшивкой, то Пересвет – космическое судно весом, если не изменяет память, тридцать семь тысяч тонн, с прочной поверхностью из титановых сплавов. Способное выдержать очень мощное механическое воздействие на корпус... Ведь так, Сергей? – отец Герман внимательно смотрел на все еще уткнувшего голову в колени Вдовина. Показалось Комову, или нет, но тот легонько кивнул головой в ответ.
- Третье, Серёж... Подумай, простишь ли ты себе...Отец Герман повернул голову ко всем остальным, и повторил:- Простите ли вы себе потом, что мы могли посадить Пересвет, но так этого и не сделали, хотя все было в наших с вами силах? Все молчали.
- Ну, и четвертое, последнее... Комов подумал сначала, что ему показалось, но в густой бороде пастыря вдруг скрытно от окружающих засияла хитрая улыбка. – А последнее, моя космическая христолюбивая братия... Последнее заключается в том, что на этот раз высаживаться на эту нечистую планету будет не абы кто, а я, Православный батюшка!... И так просто ваши заблудшие, но все же подающие надежду души я – нечистому не отдам! .. Секунду в рубке висела мертвая тишина, которую нарушил такой взрыв смеха, которого эти стены никогда не слышали в таких децибелах. Напряжение предыдущих пятнадцати минут сразу куда-то улетучилось, поднял наконец голову, и смеялся даже Вдовин, все еще сидевший на полу.
Все еще смеялись, когда священник быстро поднялся, и тихонько шепнул Комову:
- Командуй, Андрей.
Комов мгновенно перестал улыбаться, и посмотрел на часы. До времени запланированного касания поверхности Марса оставалось чуть больше четырех часов.
- Экипаж!... – его голос прозвучал так, как он всегда звучал на этом корабле с момента старта. Голос капитана корабля.
Смех моментально стих, лица снова стали серьезными.
- Всем занять места согласно штатного расписания корабля. Подготовку к посадке вести по плану спуска на Землю, с учетом погрешности на марсианскую атмосферу и гравитацию. До начала торможения в верхних слоях атмосферы – ровно девяносто минут, с момента отдачи этой команды. Двенадцать левых рук с хронометрами одновременно поднялись, и тут же опустились обратно.
- Выполняем! - Все вокруг пришло в движение, и через пятнадцать секунд в рубке остался только он, Панкратов и Вдовин. Он переминался с ноги на ногу, и, казалось, хотел что-то сказать, но не решался. Комов вопросительно посмотрел на него.
- Андрей...- Вдовин покосился на Панкратова. Тот все понял, и через секунду исчез в проеме люка.
- Андрей. Я отключу свой принимающий модуль. Передающий – оставлю. Ты – сделай то же самое. И он подал Комову руку. И Комов ее пожал.
Это значило, что из центра управления полетом их будут видеть и слышать, а экипаж Пересвета Землю – нет.

Он сидел возле пузатого раритетного самовара, и слушал, как по металлической крыше беседки барабанит подмосковный осенний дождь. Из соседней деревушки еле слышно, с ровными промежутками доносился звук колокола из местной церквушки: Бам-м-м-м... Бам-м-м-м-м... Хотя, может быть, ему это только казалось сквозь шум дождя. Был конец сентября, и сегодня они с Наташкой облазили весь ближайший лес в поисках грибов. В соревновании, кто соберет больше он, поначалу вырвавшийся в лидеры благодаря огромному белому грибу, в итоге был безнадежно бит, и с позором покинул поле боя перед огромной армадой Наташкиных подосиновиков. К тому же, при разборе трофеев его белый гриб оказался ложным белым, чем окончательно закрепил его жалкую капитуляцию. Для него так и осталось неразрешимой загадкой, почему на том месте, где он был буквально только что, и где ничего, кроме вялого мухомора не наблюдалось, Наташка присаживалась, и сразу срезала пятерку отличных съедобных грибов.
Потом, дома, уставшие, вдоволь надышавшиеся осенним лесом, они весело их чистили. А когда он стал их жарить с картошкой, гордо сказав Наташке всплывшую откуда-то из глубин памяти фразу, что грибы женских рук не терпят, то невозможно их пересолил, и, к тому же, они подгорели.
Из дома вышла Наташа, и торопливо направилась к беседке. Дождь усилился, и на ней был целлофановый дождевик с огромным капюшоном, накинутым на голову, из под которого был виден лишь ее подбородок. В руках она несла сковороду со второй партией подосиновиков с картошкой. Она торопилась, почти бежала, и ее тонкие, босые ноги скользили по мокрой траве. – Упадет! – у Комова ёкнуло сердце, он вскочил, и побежал ей навстречу. Но – опоздал. Наташка растянулась на траве, сковородка выскочила из рук, и, перевернутая, валялась рядом. Кляня себя за нерасторопность, он подбежал, и поднял ее с земли.
- Ты... Не ушиблась?...- он поднял ее, и похолодел внутри. Из-под слетевшего с ее головы капюшона на него смотрела она – бледная, со впалыми щеками и словно вытянувшимся вперед носом, не отводившая от него взгляда.
- Андрюш... Она продолжала смотреть на него, и в ее взгляде была какая-то непонятная, неописуемая мука.
Он снова все вспомнил. Больничная палата, герберы в вазе. Это снова был сон. Ему захотелось закричать от безысходности, заорать туда, в небо что-нибудь очень страшное, и тоскливое. Но он еще стоял здесь, бережно держа ее на руках, и еще не проснулся.
..- Андрюш, ты слушай его... Там... Когда вы пойдете...
- Кого?...- Он держал ее на руках, и совсем не чувствовал ее веса.
- Слушай, Андрюш... отца... Где-то далеко, со стороны деревни доносился звук колокола из местной церквушки: Бам-м-м-м... Бам-м-м-м... Хотя, может быть, ему это только казалось.
Комов проснулся.
Он был в рубке, в капитанском кресле. В соседнем кресле сидел Панкратов, и напряженно вводил данные в компьютер, периодически посматривая на мониторы оборудования. Бортовое время Пересвета показывало семнадцать сорок три, до начала торможения в атмосфере оставалось семнадцать минут. Игорь бросил быстрый взгляд в сторону Комова.
- Андрей Вадимович, вы задремали минут двадцать назад, я пока занимался предпосадочной, решил не будить...
- Спасибо, Игорь... Как команда?
- Все на местах согласно посадочному расписанию.
- Первый помощник?
- Да, капитан.
- Выполняем контрольную предпосадочную проверку.
- Есть...

Пересвет завис на несколько секунд над поверхностью, посадочные двигатели выпустили белые струи плазмы, и Комов почувствовал мягкий толчок.
- Все, приехали. Пересвет твердо стоял на марсианской поверхности.
Все, что происходило предыдущие два часа – происходило впервые, никто, нигде и никогда не совершал еще посадок кораблей подобной массы не то что на марсианскую поверхность, но и на любую другую. На Земле их ждал бы подготовленный космодром (а ждал бы? – сразу мелькнуло в голове у Комова), на который Пересвет должна была заводить вся имеющаяся на нем аппаратура, и ему с Панкратовым надо было лишь контролировать процесс посадки со стороны. Здесь же все случилось ровно наоборот, так как на Марсе никакой аппаратуры, и тем более космодрома конечно же, не было. И основная нагрузка посадки легла на их плечи. Компьютер лишь контролировал процесс, рекомендуя пилотам сделать то, или иное действие.
В общем, ничего сложного, вроде бы, и не было, за исключением того, что вся одежда под скафандром Комова давно уже была хоть выжимай. И его оборудование просто не справлялось с таким потоотделением. Он покосился на помощника. Игорь выглядел не многим лучше, сейчас он лежал откинутом кресле с закрытыми глазами, и казалось, дремал.
С посадкой на поверхность Марса Пересвет справился на отлично, и за исключением двух-трех незапланированных помарок. Уже в нижних слоях атмосферы, они попали в небольшой ураган, и их несколько раз ощутимо тряхнуло. В целом при посадке Пересвет оказался прекрасной, и глубоко продуманной машиной. И сейчас у Комова возникло чувство благодарности к нему не как к бездушному механизму, а как к хорошему и проверенному другу, в очередной раз протянувшему тебе руку помощи.
Включив панорамный обзорный экран, Комов перевел его в режим ночного видения (сейчас была марсианская ночь, еще один аргумент в их пользу, две предыдущие высадки проводились в дневное время), и вгляделся в окружающий корабль пейзаж.
Вокруг корабля была почти идеально ровная поверхность, он стоял на огромном, уходящем вдаль плато, вдалеке виднелась цепь небольших гор, окаймляющих поверхность кратера Индевор. Посадочный модуль Ковчег находился приблизительно в двух километрах отсюда, и его металлический корпус был хорошо виден на фоне почти прямой линии горизонта.
Слева шевельнулся пришедший наконец в себя Панкратов.
- Так и стоит, Андрей Вадимыч...
- Куда-ж он денется отсюда...
Комов покрутил ручку увеличения, и Ковчег оказался совсем радом с экраном. За пять лет с ним почти ничего не произошло, разве что посадочные опоры ушли в песок примерно на метр, да в проеме так до сих пор и открытого люка шлюзовой камеры появилась песчаная горка, которую намело туда марсианскими ветрами. На его металлическом корпусе был хорошо виден пурпурный флаг WSRA, с написанным на нем девизом организации: «Во имя мира, и сотрудничества».
Комов включил селекторную связь с экипажем, и перевел на подбородок сенсор микрофона:
- Мы благополучно сели. Хочу поблагодарить экипаж за отличную работу. Судя по показаниям датчиков жизнедеятельности экипажа... – он перевел взгляд на монитор, на котором отображались основные параметры здоровья каждого члена команды...- почти все из нас находятся в норме.... Консультант Вдовин, у вас немного повышен пульс, все в порядке? Ответ Вдовина не заставил себя долго ждать:
- Да, капитан, чувствую себя хорошо.
- Отлично. Разрешаю всем отстегнуть ремни. Приказ всей команде: десять минут свободного времени, и начинаем подготовку к выходу на поверхность планеты. Краем глаза Комов увидел, как Панкратов, внимательно его слушавший, немного напрягся.
Выход будет осуществляться через основной погрузочный люк, с главного выдвижного трапа, одновременно одиннадцатью членами команды. Возглавляю выход лично я. Ориентировочно – через час. На корабле остается первый помощник Панкратов (Комов скорее почувствовал, чем заметил, как помощник расслабился), и отец Герман. Остальным проверить скафандры, и через полчаса собраться у оружейной комнаты. Конец связи. Он увидел, как на мониторе связи с экипажем замигал вызов от отца Германа, и уже знал заранее, в чем была его причина. Подумав немного, он еще раз включил связь: На корабле для контроля высадки остается только первый помощник Панкратов.

Мощные прожекторы Пересвета не оставили ничего от окружающей темноты, и через открытый грузовой люк казалось, что корабль стоит в центре большого освещенного футбольного стадиона, где вместо травы кто-то по недоразумению насыпал чуть красноватый на вид песок. Пересвет стоял на пяти огромных посадочных опорах, похожий на гигантскую птицу, в самом центре брюха которой зияла квадратная дыра. Из которой вниз, к поверхности вел прямой, широкий трап.
Комов смотрел вниз, на почти земной, ярко освещенный песок возле трапа, и думал о том, что преодолеть эти пять метров можно за две-три секунды. Просто спуститься по ровному трапу вниз, и ступить ногами на немного зыбкий с виду, но такой обыкновенный песок, и всего лишь пойти по нему. Так просто. Можно осмотреть корабль на наличие внешних повреждений. Можно пойти туда, дальше, где за стеной яркого света начиналась густая темнота. И оттуда можно будет посмотреть вверх, на звездное марсианское небо. Отложить в сторону тяжелую, и, наверное, совсем здесь ненужную штурмовую винтовку, лечь на спину, и найти на небе Землю. Он оглянулся. Позади него, в тесном пространстве шлюзовой камеры стояли одиннадцать человек, стояли молча, и каждый думал о чем-то своем. Позади же всех них была Земля, откуда, он знал это сейчас прекрасно, их отлично видели из Центра управлением полета. Перед выходом в шлюзовой отсек он лично включил все внешние камеры Пересвета, и мощный сигнал с корабля сейчас передавал все, что происходило здесь, на Землю.
– Интересно, вдруг подумал Комов, я сразу увижу Наташку?
Он вздохнул, и громко произнес:
- Команда, перекличка по порядковым номерам, , начиная с первого. И четко произнес: - Один...В шлемофоне тут же послышались голоса: «Два, три, четыре...»... Последним он услышал голос отца Германа: «...Двенадцать!».
- Игорь, слышишь, видишь нас?
Раздался голос Панкратова:
- Так точно, капитан, отличная связь. Наблюдаю группу как визуально, так и с внешних камер.
Ну, вот и все.
- Команда, по трое в один ряд, начинаем спускаться по трапу, дистанция... он не успел договорить. Внезапно чьи-то очень сильные руки приподняли, и быстро отставили его в сторону. От неожиданности Комов замешкался, а когда мгновением позже пришел в себя, кто-то, он не мог разобрать, кто именно из команды уже быстро спускался по трапу.
- Стоять! – Комов рефлекторно поднял, но тут же опомнился, и быстро опустил вниз винтовку. – Куда?!...
Космонавт уже дошел до конца трапа, и в следующее мгновение ступил ногой на песок. Комов зажмурился, ему показалось, что время на секунду остановилось. Но ничего не произошло. Он все также оставался здесь, в скафандре, и продолжал дышать легкими, а в наушниках шлемофона вдруг послышались какие-то невнятные крики, вперемешку с отборным матом и удивленными восклицаниями.
Открыв глаза, он увидел, как по поверхности Марса шел, именно шел размеренным шагом, сейчас ему было очень хорошо видно кто. Отец Герман.
- Немедленно вернуться, вы нарушаете прик...- и поняв, что говорит сейчас полную глупость, Комов не удержался, и выругался.
Отец Герман ШЕЛ ПО ПОВЕРХНОСТИ МАРСА. Никуда не исчезнув.
Если бы не шлем, Комов протер бы кулаками глаза, но шлем все-таки был, и поэтому Комов скомандовал:
- Всем оставаться на месте. Никому не шевелиться! Отец Герман, остановитесь, и пока не двигайтесь. Фигура продолжала идти, не реагируя. Он громко, со всей силы рявкнул:
- Выполнять приказ!!! – фигура отца Германа, отошедшая уже от трапа на довольно приличное расстояние, тут же остановилась.
- Игорь, ты нас наблюдаешь? Отца Германа? Прием.
В ушах послышался голос Панкратова:
- Наблюдаю, Андрей Вадимович. Группа еще в шлюзе. Отец Герман стоит примерно в пятнадцати метрах на северо-северо-восток от линии трапа. Показания жизнедеятельности в норме, пульс вот только... Около двухсот. Прием, Андрей Вадимович.
- Понял, Игорь, пока отбой.
Голова у Комова, казалось, готова была взорваться от огромного количества вдруг навалившейся на ее информации. Он не знал сейчас, за что ухватиться, и как действовать дальше. Один из космонавтов, по странному совпадению священник стоял на поверхности планеты, которая до этого разбивала на атомы всех, кто к ней прикасался, и тех, кто находился с ними рядом. Допустим. Все остальные здесь, как это ни банально звучит, не священники, и никакой гарантии того, что ступив на поверхность, они не исчезнут – не было. Но не может же существовать такого парадокса, что по Марсу могут ходить только православные батюшки, а, к примеру, капитаны космических кораблей – не могут? Вряд ли. Антинаучно? – Более чем.
С этой мыслью Комов быстро сделал пять шагов вниз, и шестым наступил на песок рядом с трапом. Через скафандр песок ощущался как обыкновенный сухой песок, как и представлял себе его Комов. Немного рассыпчатый, неровный – обычный простой песок, на котором сейчас СТОЯЛ Комов.
- Ну вот, думал Комов. Парадокс расширяется. Теперь на Марс могут наступать как православные священники, так и капитаны космических кораблей. Пока негусто, но уже кое-что. Вопрос в другом, что же нас все-таки объединяет?...
Пора было принимать какое-то решение, и, секунду еще подумав, Комов скомандовал:
- По одному, в порядке номеров по возрастанию, медленно спускаемся... Номер два – пошел!..
От группы космонавтов отделился один, это был офицер-десантник, закинул винтовку за спину, неуверенно ступил на трап, и пошел вниз. Дойдя до места, где трап соприкасался с песком, чуть помедлил, и сделал шаг на его поверхность. Встал рядом, чуть позади Комова.
- Еще и десант, оказывается, может... – мрачно отметил про себя Комов. На Земле-то что сейчас творится, представить страшно... - Следующий!
Один за другим космонавты стали спускаться на поверхность, и становиться рядом с капитаном. Последним, одиннадцатым номером шел Вдовин. Глядя, как неумело тот тащит винтовку, немного уже расслабившийся Комов решил пошутить:
- Смелее, консультант, за вами сейчас наблюдает целая планета. Останетесь в истории космоса. Почему бы, допустим, кратер Индевор не переименовать в кратер консультанта Вдовина?
- Капитан, не дум...- начал отвечать ему тот, как вдруг ярчайшая вспышка ударила по глазам Комова. Он почувствовал, как почва вдруг ушла из под ног, и сильно ударился спиной о что-то твердое. Защитное затемнение стекла шлема скафандра не успело сработать, и на миг ему показалось, что он ослеп. В эфире стояла ругань, слышался чей-то стон.
Лежа на спине, приходя в себя после падения, и все еще ничего еще не видя, Комов уже прекрасно знал, что произошло со Вдовиным.
Однако, судя по непрекращающейся ругани в эфире – связь была, и было, опять же, кому эту ругань осуществлять, а это уже внушало определенный оптимизм.
Зрение постепенно приходило в норму, и стала видна зеленоватая подсветка приборов внутри шлема. Вокруг был полумрак. Большая часть прожекторов Пересвета не горела. Точнее, не горели прожектора, расположенные в непосредственной близости. Вдали отсюда, на противоположной, дальней поверхности корабля, судя по их ярким лучам, все было в порядке.
Члены команды лежали на песке, также как и Комов, по-видимому, поваленные неведомой силой. Лишь один был на ногах – это был отец Герман, догадался он сразу. Тот торопливо, насколько позволял ему скафандр, бежал в их сторону.
- Внимание, экипаж... Говорит капитан. Всем сделать перекличку. Быстро! – и Комов громко произнес:
- Один. В мгновенно возникшей тишине тут же послышалось» «Два, три......». Комов внимательно слушал, мысленно повторяя за каждым его номер. «...Десять». И возникла пауза. Комов хриплым голосом нарушил тишину:
- Отец Герман?
- Двенадцать.
- Игорь, наблюдаешь нас?
В эфире стояла гробовая тишина. Подождав несколько секунд, он повторил:
- Первый помощник Панкратов...- Комов уже все понял, но не хотел верить.- Наблюдаете нас?...
Ответом было молчание.
Вдруг кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, он увидел отца Германа, стоящего рядом.
- Андрей, кажется, я понял, в чем дело.
- Отец Герман? – Комов удивленно посмотрел на его шлем, пытаясь разглядеть его лицо.
- Андрей, это были единственные два члена команды, которым я не раздал... Вдовин не одел, потому что сам знаешь... А Игорю – не успел.
- Что, отец Герман? – спросил Комов, уже зная ошарашивающий, нелепейший, антинаучнейший, но такой простой ответ.
- Крестики.









Эпилог
Огромное поле космодрома «Плесецк» было полностью заставлено пассажирскими транспортниками.
В кафе, на четырнадцатом этаже здания космодрома было не протолкнуться от посетителей, и взмыленные официанты бегом носились от барной стойки к столикам, и обратно, не успевая справляться с таким наплывом посетителей. Заказы отдавались преимущественно на пальцах, поскольку официанты не владели китайским, а китайцы – русским, отчего официанты были на грани нервного срыва. Лишь один столик, возле огромного окна, выходящего на поле космодрома, не вызывал у них никаких нареканий.
За ним сидел мужчина лет пятидесяти пяти, с седыми волосами, и худенькая, красивая молодая девушка лет двадцати. Мужчина пил кофе, а девушка заказывала уже третий по счету гамбургер с апельсиновым соком.
- Злата, это вредно, в том числе и для фигуры. Нельзя же столько есть этой гадости?
- Па-а-а-а-ап, ну не нуди... Здесь потрясающик гамбургеры...Расскажи лучше, что было дальше?
Мужчина оставил бесполезные попытки воззвать дочь к здравому смыслу, и продолжил свой рассказ:
- Поначалу все были в таком шоке, в том числе и на Земле, что уверовала сразу практически вся наша планета... Он усмехнулся. - Католики, мусульмане, иудеи... Китайцы вот – он кивнул в сторону шумной толпы. Потому что кроме как православными крестиками на шеях тех, кто не исчез, объяснить этого никто не мог. Вокруг православных церквей во всем мире собрались такие огромные толпы... Их буквально брали штурмом. Все хотели туда попасть, и немедленно покреститься... Он еще раз улыбнулся.
- Ну а потом, пап?
- Потом... Потом мы зашли обратно в Пересвет. У него была выведена из строя немалая часть оборудования. Та, которая была вокруг тех, кто исчез. Забегая вперед скажу, что в радиусе приблизительно пяти метров от тех, кто исчезает, мгновенно генерируется электромагнитное поле такой мощности, что никакая, даже космическая аппаратура, этого не выдерживает.
Мы стали восстанавливать, что могли. На это требовалось время. Пересвет был неплохо продуман, и почти все в нем многократно дублировалось, что нас и спасло, собственно. Комов же, упертый мужик, закрылся в каюте, и два дня оттуда не выходил. Потом он вышел, и собрался опять выходить на поверхность, но уже без крестика. Демонстративно снял его, и одел скафандр. Все пытались его отговорить, в том числе и я... Но он – ни в какую! Однако видно было, что дело здесь совсем не в самоубийстве, и он что-то задумал. Мы все видели, как он спустился с трапа в одиночку, постоял немного на его краю, потом встал на песок, и спокойно пошел по поверхности... Сказать, что мы были просто шокированы – значит, не договорить очень многого.
Погуляв по поверхности примерно час (он сходил пешком к Ковчегу, и обратно), он вернулся, снял скафандр, достал из кармана трико и положил на стол небольшое серебряное колечко. Простое, обыкновенное серебряное кольцо.
Злата улыбнулась.
- Да, Злата, все оказалось гораздо проще, и одновременно – сложнее. Ученые до сих пор не пришли к единому выводу насчет того, почему это происходит. И пока что этот парадокс называется марсианской аномалией. В узких кругах ее называют «Аномалия К», в честь Комова. Выдвинуто несколько сложных теорий относительно неоднородности геомагнитных полей... Но загадка так и не решена. Известно лишь, что небольшое количество, достаточно буквально одного грамма, серебра вполне защищает человека, и можно безопасно находиться, и жить на поверхности Марса сколько угодно. Достаточно небольшого кулончика. Ну, или крестика... мужчина потрогал на груди небольшой серебряный крестик.
- Это тот самый? – удивленно спросила девушка.
- Тот самый. Исчезновение, а если быть точнее, распад на атомы живой материи происходит лишь при условном контакте с поверхностью планеты. Достаточно приблизиться к поверхности буквально на несколько сантиметров.... И если в радиусе пяти метров находится живое существо, серебром не защищенное, с ним происходит то же самое. Панкратова зацепило тогда буквально на грани, сиди он дальше на полметра – все обошлось бы... Жаль, хороший был парень.
- То есть религия здесь совсем не при чем, да, пап? – девушка доела третий гамбургер, и подозрительно поглядывала на меню. Мужчина тоже на него взглянул, вздохнул, и продолжил:
- Религия здесь вроде бы и не при чем... Хотя, не раздай отец Герман тогда всем крестики перед выходом... Возможно, планеты, как и нас с тобой уже бы просто не было.
- Их армия...- мужчина кивнул головой в сторону шумящей толпы – армия Китайской народной республики стояла тогда в полной боевой готовности на границе с Россией. Если бы высадка не состоялась именно так, как все произошло... Марс надолго, возможно, навсегда остался бы планетой, на которую человек ступить не может. Началась бы страшная война, неизбежно переросшая бы в войну с применением оружия массового уничтожения.
- Ну, сейчас же все нормально? Не начнется? – и Злата нажала кнопку вызова официанта.
Мужчина безнадежно махнул рукой, и ответил:
- Сейчас Марс почти колонизирован. На нем создана уже на девяносто процентов земная атмосфера, за последние несколько лет туда переселено около пятисот миллионов человек. Китай сам не справляется, видишь, и мы им помогаем. Плюс у них хватило-таки ума наконец ограничить рождаемость, так как десять миллиардов – ни в какие ворота. Так и Марса им никакого не хватит... Девушка перебила:
- А где сейчас Комов, пап? С ним-то что стало?
- Исследует дальний космос, за пределами Солнечной системы. На Пересвете. Когда мы прилетели тогда, его хотели разжаловать, и судить за невыполнение приказа... Но, вступилась наша, и мировая общественность. Он ведь предотвратил войну.
В итоге оставили ему Пересвет, и отправили с глаз подальше.... Улетел в систему Тау Кита, искать внеземную жизнь.
Мужчина посмотрел на часы.
- Дочь, мне пора на корабль, через три часа взлет.... И не ешь больше эту гадость, прошу! – и он уныло посмотрел на только что принесенный четвертый гамбургер. - Не нервируй отца, ему людей еще на Марс везти...- почти умоляюще произнес он.
- Так!... Капитан папа.... Командуйте вашими подчиненными на корабле, а здесь я – твоя дочь. К тому же... произнесла она уже с набитым ртом...-...К тому же жутко голодная.
Он вздохнул, потом все же не смог сдержать улыбку, чмокнул дочку в набитую щеку, и бодрым шагом направился к выходу.

датчики не пищат. Пищат приборы, к которым подсоединяют датчики. К кому, кстати, подключены датчики? К палате, как следует из предложения?
улица или улицу? или же слово "улица" - мужского рода?
Кавычки у "Пересвета" где?
Куда вытекла проблема? Или из чего?
Так кем он был? Воинствующим атеистом или же агностиком?
Могу поспорить, что автор не имеет внятного представления о теории вероятности, если написал такое
целлофан от воды разбухает, ломок и непрочен. Дождевики делают из полиэтилена. И, кстати, "ложный белый гриб", он же желчный гриб, никогда не бывает огромным.
Чуть красный - это и есть красноватый. И цвет всегда определяют "на вид", а не на запах или вкус. Значит, можно было написать просто "насыпал красноватый песок"
Псевдоученые рассуждения не понравились. Заигрывания с религией - тоже. И с синтаксисом - беда.
Но некий потенциал в авторе чувствуется. Бросать не нужно. Я так понимаю, один из первых блинов?

)) Спасибо за отзыв! Именно, один из первых. Почти годичной давности. Причём впоследствии переделал, значительно сократил (убрал лишнее про больницу, сны и бла-бла-бла), но по ошибке залил сюда именно эту версию. Когда обнаружил - было поздно, и не стал тревожить админа лишний раз.

Да они нормальные тут. Хорошие даже. Так что, можете и потревожить. Тут дело такое. А первое предложение в тексте имхо надо разбить, чтобы смысл крючка не терялся.

"Учёный" - он же "воинствующий атеист" - он же "агностик"?! Не два, не одно, всё вместе? Сомневаюсь. Про Комова - слишком привык к герою Стругацких, постоянно сравниваю и разочаровываюсь в итоге. Может, имеет смысл изменить фамилию?

Дык, как бы уже смысл тревожить-то?))) Пусть даже самые лучшие в мире! Произведение неделю болтается здесь. Поздновато уже. Спасибо за отзыв, и прочтение!

Хм... Ну, пожалуй, да, надо бы что-то из двух. Хотя это не прям-таки взаимоисключающие вещи. Со Стругацкими - это да, промашка вышла. Согласен. Ну, если когда-то (в чём очень сомневаюсь, но всё же), если где-то это будет опубликовано, то конечно, фамилию изменю!

Гхм... Ну, свое "фе" я уже высказал в личке. Поэтому не буду дублировать, и портить Вам настроение. ИМХО, занудная лабуда. Сорри.

)) Спасибо за прочтение с отзывом, Зло! Дык в курсе!

Хотя ладно, испорчу еще раз. Зло я вообще, или погулять вышел?
Прочитал Вашу "Аномалию". Грустно, затянуто, скучно. Концовка разочаровала - не крестик помог, а всего-лишь присутствие серебра. Сны-воспоминания Комова о больной жене... Это вообще к чему было? В общем, крайне разочарован. Завязка нифига не интригует, космонавты просто исчезают, без всяких спецэффектов. Развязка еще хуже - пшик вышел, единственное интересное место - это когда все китайцы в православную веру креститься кинулись. Но и этот момент рассказ не спас. Нудятина. Извините, но это правда.
Да, совсем забыл - ИМХО, разумеется.

Зло, Вы таки решили продублировать личку?

С исправлениями и дополнениями. А это чтобы Вы лишний раз прониклись, и писали лучше. Есть ведь с чем сравнить! Взять хоть недавний "Куб времен", или старый "Сайт знакомств". Неужели сами не видите разницу?

Я проникся уже. Практически встал на путь исправления даже! Со стороны всегда видней, Зло. Кстати, спс за рекламу, если что!

Та нема за шо. Обращайтесь!

Эх, какую тему можно было развернуть!
Православные космодесантники с серебряными топорами мочат зеленомордых марсианцев! Нашы им быстро показали бы, чья вера круче!

Алекс Че в своём репертуаре.

Считаете, надо подумать над продолжением? )))))