Как же здесь много людей — океан серебристых скафандров. Большие и маленькие, с военными нашивками и без них; старики и дети, женщины и мужчины — все хотят попасть на борт «Реновации». Космопорт гудит миллионоватным трансформатором. Верхние площадки смотровых вышек вдоль взлётной полосы забиты до отказа людьми в форме. Они без скафандров. Они никуда не летят. Впрочем, как и я. Стою и смотрю на толпу будущих марсиан, только снизу, с центрального входа, возле длинных стоек с автоматизированной администрацией — открытый павильон вдали от основного крытого здания космопорта, возвышающегося Эльбрусом над нами, — сейчас не до формальностей. В воздухе тягучей слюной виснет страх неизвестности. Я тоже боюсь, но не за себя… За Алину… И ещё немного за Лиду.
Лида рядом со мной крепко сжимает ладошку Алины. Их каштановые волосы треплет ветер. В пепельном небе сверкают молнии. Будет ливень. Мы молчим и видим, как военные сверяют личности будущих космонавтов со списками, как те неуверенно заходят в брюхо корабля, похожего на акулу без хвоста, как сверкают проблесковые маячки на полосе… Марс! Не так уж и плохо. Некоторые улетели к чёрту на кулички с названием, которое не то, что запомнить сложно — не выговоришь.
— Зря ты, — говорит Лида, и её голос с чувственной хрипотцой натягивает струной мне нервы, — Сергей бы сделал.
«Сергей бы сделал!»
— Пап, а ты бывал на Марсе? — спрашивает Алина.
Поворачиваюсь к ней и опускаюсь на корточки. Теперь я могу купаться в её бездонных синих глазах, ловить дыхание детства, чувствовать исходящую от неё васильковую нежность. Как же я люблю её! У меня в горле застревают слова.
— Нет, — выдавливаю через силу и провожу рукой по её волосам. — Не бывал.
— Нам пора, — Лида делает шаг вперёд, затем другой. Её движения становятся порывистыми и более решительными.
— Прощайте… — сиплю я им вслед.
Алина оборачивается, машет рукой, и океан скафандров поглощает их.
Подымаюсь. На языке соль. Мне нечего больше сказать. Бреду на выход, не разбирая дороги. Меня толкают опаздывающие на «Реновацию» пассажиры, и я цепляюсь за чью-то ногу, въезжая локтем под дых офицерскому кителю. Военный беззвучно скрючивается, хватаясь руками за грудь. Когда он разгибается, я вижу, что это немолодая женщина с ярко-рыжими волосами и родинкой на верхней губе. Она смотрит на меня внимательно, настороженно, словно я специально.
— Извините, — говорю, — виноват.
— Бывает. — Женщина пытается улыбнуться. — Вы не в ту сторону идёте.
— Правда?
— Да, «Реновация» позади вас.
— Я не лечу.
Секунд пять мы молчим, а затем она, не говоря ни слова, уходит. Мимо снуют автономные погрузчики. Их мозги работают как часы с таймингом до миллисекунды: доставить, обслужить, обеспечить. Я отвлекаюсь на них, забывая об инциденте, и пытаюсь стереть горечь расставания мыслями о работе. Об их работе, о своей — ищу параллели. Не нахожу. Они роботы, а я человек. Я оператор умного дома, а они бездумные исполнители межгалактического космопорта Земли. Я управляю такими, как они. У нас ничего общего, как у меня и Сергея: он управляет такими, как я. Вернее, управлял. Теперь будет управлять моей бывшей женой и дочкой на Марсе…
Расстраиваюсь ещё сильнее. Напиться? Вопрос приклеивается ледяной коркой, обжигает, дёргает. Наверное, нужно!
В ближайшем магазине покупаю килограмм нарезного виски. Один оттиск большого пальца и моих сбережений становится меньше ровно на тридцать процентов. Запрещённый продукт. Но в связи с Ситуацией — можно.
Ситуация, что б их! Слово-то, какое придумали…

***

В моей каморке тепло и сухо. Мухой жужжат датчики накопления электроэнергии. Дом высасывает последние блуждающие по сетям электрические токи. Возможно, он их сам сначала делает блуждающими, а потом консервирует в своих резервуарах. Не знаю. Плохо соображаю. Сто грамм виски размягчили мне мозги. За домом я перестал следить месяца уже как два назад. Жильцы не жалуются, значит, порядок. Да и нет, скорее всего, их — улетели. Сейчас все улетают кто куда.
Я сажусь на диван возле камина и начинаю следить за вспышками искусственного огня. Красные языки лижут зелёную стену. После того как Лида ушла к Сергею и забрала Алину, в моей каморке расцвело буйство красок. Стулья покрылись жёлтой плёнкой наночастиц, двери стали меньше и мрачнее, столы вздыбились углами каменных башен. Когда ко мне в гости приходила Алина мы с ней играли в принцессу и чудовище, мафию и сыщика, казино и шулера — умный дом делал нам соответствующие декорации. Я играл с дочкой всё время напролёт… Теперь она… Они улетели.
«Наше время кончилось».
Жужжание мухи становится прерывистым, а потом и вовсе смолкает. Я поднимаюсь и иду к датчикам. Сто процентов. Что делать дальше — не знаю. Как жить? И сколько ещё?
— Кгм… Нум, — неуверенно зову я. — Нум, ты слышишь?
— Да, Леонид Витальевич, я вас слышу, — отвечает дом.
— А я… один?
— Да, вы одни. Ваша квартира стерилизована и защищена. Вы в полной безопасности.
— Я хотел спросить, есть ли ещё кто-нибудь из жильцов?
— Да, есть.
Мне кажется, что я ослышался. Неужели ещё кто-то остался? Не может быть! Дом небольшой, всего на триста девяносто девять жильцов — один из первых небоскрёбов двадцать второго века. Какова вероятность, что кто-то останется, когда «Реновация» единственный шанс на спасение? У меня перехватывает дыхание. В животе булькает и обрывается. Видимо, желейное виски окончательно растворилось. Вздрогнув как от резкого хлопка, подскакиваю на месте и верчусь, цепляя руками накопители данных.
«Где, где он?»
Мне хочется немедленно поговорить, пообщаться, рассказать, послушать. Общество! Мне срочно нужно общество! Я тороплюсь к панели с одеждой. Нацепив браслеты с гардеробом, выбираю серый костюм в полоску и синюю рубашку с чёрным галстуком, на котором вьются цепочкой белые павлины. Мой рабочий комбинезон оператора растворяется, на смену же приходит респектабельность за пять процентов в час.
— Какая квартира? — спрашиваю я, быстро вытряхивая с холодильника скудные запасы провизии в бумажный пакет.
— Ближайшая функционирующая квартира триста седьмая, — голос Нума звучит отстранённо, словно он читает новостные сводки о дальних уголках космоса, а не говорит о том, что в шлюпке Робинзона под брезентом прячется Пятница.
— Отлично! — кричу я, вываливаясь из квартиры. Пакет норовит выскользнуть из вспотевших ладоней. — Пневмоленту в триста седьмую!
В дальнем конце коридора, возле стрельчатых окон с видом на океан, из потолка вырастает хобот прозрачной трубы из графена. Пока я бегу к нему, на ходу ловя выпрыгивающие из пакета яблоки, вид за окном меняется. Теперь там широкая тропа в поле пшеницы. На какой-то миг мерещится, что кто-то бежит мне навстречу, но это всего лишь моё отражение.
— Поехали, — я встаю под трубу и крепко обнимаю гостинец.
Декомпрессионное шипение на мгновение закладывает уши, а потом со скоростью пушечного ядра меня увлекает, крутит поток, толкая вперёд, будто лекарство из капельницы под взвешенным нажимом врача.
Врачи! Если бы Алине не нужен был медицинский уход…
Я резко зависаю на доли секунды в невесомости, а потом обратная тяга закрывающейся пневмоленты ставит меня точно перед дверью из матового пластика с цифрами триста семь в правом верхнем углу под камерой видеонаблюдения — паук с глазом на спине. Я повожу плечами, убираю мешающую прядь волос, нажимаю. Дверь бесшумно отъезжает в сторону.
«Уже не один, уже легче…»
Квартира аскетична и напоминает гараж при больнице. Белые стены, запах лекарств и механические детали с бирками. Хозяина не видно. Я хожу в растерянности, натыкаясь на стол, стулья и диван. Они странной формы, похожи на лодочки. Каноэ — я бы так сказал. Каноэ для детей. Я вглядываюсь в одну лодочку внимательнее. На её дне, ближе к изголовью, лежит человек. Сначала принимаю его за часть разобранного домашнего робота, так много в нём всего механического, но он поворачивается ко мне другим боком, и я узнаю человеческие черты, эмоции: удивление, раздражение, гнев.
— Кто ты? — лицо недовольно кривится, брови хмурятся, а губы сжимаются в тонкую полоску. Редкие длинные волосы цвета поспевшего льна не могут совсем прикрыть металлическую пластину в височной доле и также слабо закрывают цилиндр глазного имплантата.
Цепенею и теряюсь. Все слова, что хотел сказать, забываю. Да и что я хотел сказать-то?
— Где Света? — вопрос незнакомца звучит резче. — Где она? — Он пытается приподняться, но ему не хватает сил.
— Я Леонид, оператор дома.
— Что ты здесь делаешь?
Врать людям, у которых не хватает ноги и одна рука наполовину разобрана — грех, но так как мы все скоро умрем, я лукавлю:
— Плановый осмотр.
— Да?.. — в глазах человека читается недоверие. — Значит, не взяли?!
Я ставлю пакет на стол и присаживаюсь возле него.
— Не захотел.
— Ты идиот?
— Да, — соглашаюсь я после недолгих раздумий. — По всей видимости, идиот.
— Я так и подумал, — улыбается человек. — Коля. Рад знакомству. Что у тебя там? — Он кивает на мои гостинцы.
— Яблоки, сыр с плесенью и виски.
— Плесени больше чем сыра? — спрашивает Коля и подмигивает.
— Да он немного испорченный, — отвечаю я, краснея. — Но…
— Не волнуйся, двигай ближе столик и нарезай.
Я быстро осматриваюсь и нахожу столик, двигаю его, раскладываю угощения, режу.
— А я рад, что так всё сложилось, — говорит Коля, выбираясь из своего саркофага. — Если бы не Ситуация, так и не поговорил бы ни с кем перед смертью. Сидел бы здесь сам, пока не бабахнуло.
— Всё должно пройти бесшумно, — возражаю я. — По галографу транслировали передачу о микроволнах из частиц меньше кварков, которые сжигают планету, как костёр сухую ветку. Но они человеческому глазу незаметны. Всё из-за учёных и коллайдера в Тихом океане. — Добавляю веско.
Коля здоровой рукой цепляет ломоть сыра и отправляет его в рот, затем две пластинки алкогольного желе.
— Враки это, слушай свой галограф больше. Японцы бахнули по Штатам тектонической бомбой и достали до ядра, вот что было!
— Откуда такие сведения? — удивляюсь я Колиной осведомлённости. — Впервые о таком слышу.
— Людей надо знать важных.
— Кроме Серёги не знаю никого.
— Это потому что ты не спортсмен, — говорит Коля. — А я раньше был спортсменом. Настоящим! У меня было всё: медали, женщины, связи. Ты знаешь, какие я рекорды ставил? Не знаешь?.. Никто сейчас не знает! Слишком быстро живём. Слишком…
— А как…
— Хочешь знать, что случилось? — перебивает Коля и берёт ещё две пластинки. — Состарился я. Сам понимаешь конкуренты, химия, имплантаты. Зависимость ап-грей-да. — Последние слова он произносит скомкано, дёргая подбородком в сторону, словно отгоняя назойливого комара. — Перегорел, влез в кредиты.
— Какая зависимость? — не подумав, переспрашиваю я.
— Ап-грей-дов. — Видно, бывшему спортсмену с трудом даётся это слово, но он специально растягивает его по слогам — преодолевает. — Это когда ты усовершенствуешь себя и не можешь остановиться. Например, не бросая ядра, увеличиваешь толчковую силу руки или, не играя в футбол, ап-грей-дишь ноги. А там гарантийный срок кончается, дорогие детали, обслуживание в копеечку, кредиты, долги… Одиночество.
Коля замолкает, и я вижу, как по его небритой запавшей щеке катится слеза. Кляну себя идиотом и не знаю, как справиться с неловкостью. Что сказать? Что сделать?
— А от меня жена ушла, — говорю я. — Лидой зовут. Умница и красавица. И дочку забрала… Алинку. Люблю больше всего на свете. Больше жизни люблю.
Сказал, и стало легче, словно дверцу кто открыл на дне души, и оттуда выскользнуло спрятанное от чужих, посторонних глаз нечто. Нечто давящее меня последнее время сильнее Ситуации, сильнее безденежья. Нечто съедающее и гнетущее душу.
Я с благодарностью смотрю на Колю:
— Извини, что…
— Тряпка!
— Что?
— Бороться надо! До кровавых мозолей, до порванных связок, до сломанных пальцев, до разбитой головы, до смерти. А ты тряпка, Лёня!
— Я не тряпка, я боролся! И сейчас борюсь. Думаешь, почему я здесь? Потому что полёт на «Реновации» стоит денег, которых у меня нет. Кто их заплатит? Не знаешь? А я тебе скажу! Сергей их заплатит! А кто их отрабатывать будет? Лида, да?! А потом Алинка! Нет, уж лучше я здесь с тобой и с сырной плесенью, чем там, но…
— Лёнь, ты это…
— Что, Коля, что???
— Не сердись… Я тоже остался, потому что в долгах. У ребят занять не смог, совесть не позволила, а у государства, что можно было одолжить — я уже одолжил. Прости.
Я киваю, и мы начинаем молча запихиваться вискарём.
«Как там Алинка? Сможет ли она адаптироваться к марсианским условиям? У неё астма в стадии ремиссии — это серьёзно. Сергей хорошо заботится о ней… и о Лиде. Денег не жалеет, но… но… Почему я не смог?»
Мысли скачут, словно табун диких лошадей, и мне кажется, что я сам — жеребёнок, который отбился от взрослых и теперь не знает, как быть дальше. Ароматы свободы, из полевой травы и жёлто-красных скал, душат многогранностью направлений, и чувствую себя потерянным, никому не нужным. Становится больно и горько. И вина, вина в этом ни чья-либо, а исключительно моя. Не успел, отстал, потерялся, не смог приспособиться.
Хватит! Жалеть себя хватит, говорю себе — это не ты, это алкоголь. Ты всё сделал правильно: без тебя им будет лучше!
— А кто такая Света? — спрашиваю я.
Коля вздрагивает и смотрит отрешённым взглядом, будто забыл обо мне и теперь силится вспомнить, кто перед ним. Но быстро стряхивает оцепенение и чмокает губами. Звук, подобный хлопку открываемого шампанского. Неужели у него и в горле имплантаты?
— Светлана Павловна — человек с большой буквы. Она учёный. Живёт в триста пятьдесят первой, но сейчас, наверное, на крыше поливает гортензии. Она всегда их поливает в это время. Очень умная женщина!
— А давай её навестим, — неожиданно предлагаю я.
— Давай, — легко соглашается Коля. — Только ты должен помочь мне. Сам я не дойду.
— Без проблем, только яблоки соберу. Женщины любят яблоки. — Засовываю фрукты в пакет и помогаю Коле подняться. Он опирается на меня, обхватывая рукой шею. Идти неудобно, но я стараюсь. Неизвестно, когда Ситуация доберётся до нас. Наш регион последний. Возможно, мы и до крыши не дойдём, как всё закончится.
— Нум, пневмоленту на крышу!
До конца коридора делаем пару остановок, приваливаясь к дверям пустых квартир. Помню, в середине двадцать второго века был принят закон о дверях без замков и психоэмоциональных ловушках индивидуального действия. Не прижилось. Ловушки отлавливали невротиков, которые могли нанести вред хозяину жилища, но от довольных жизнью воров они были бесполезны.
«Человеческая натура неизменна», — бурчу себе под нос и тащу Колю дальше. — «Врагу не сдастся наш гордый варяг!»
В пневмоленте тесно и меня пару раз прикладывает о стенки. Из брови начинает капать кровь. Машинально вытираю её бумажным пакетом. Наконец, мы на месте.
Сшибают ароматы цветочных сладковато-пряных запахов, словно джунгли захватили магазин восточных приправ. Мы в огромнейшей теплице, где климат выставлен на тропики. Влага оседает на волосы, лицо, руки. Жарко и душно.
— Куда идти? — спрашиваю.
— Туда. — Коля кивает на высокие зелёные стебли, укутанные фиолетовыми лепестками с жёлтыми прожилками. — Ты ж оператор, ты должен знать. — Прибавляет он с удивлением.
— Только датчики и связь со службой поддержки. Больше в мои обязанности ничего не входило. Да и времени некогда было ходить по дому.
— Почему?
— Ну, в день поступало около ста-ста пятидесяти звонков, и на все надо ответить, обработать.
— А Нум? Он же искусственный интеллект? Он что не мог все вопросы сам решить?
— Нум, отвечает за комфортабельную эксплуатацию дома, но не за роботов-уборщиков или галограф, к примеру. А таких вещичек у каждого жильца, знаешь, сколько? А кто отвечает за то, чтобы жилец был доволен?
— Может, жилец и отвечает. — Мягкий ироничный голос с бархатной интонацией заставляет меня остановиться. Коля радостно вскрикивает:
— Света! — и отрывается от меня, прыгая на одной ноге к теням возле стеблей неизвестного мне растения.
Я приглядываюсь внимательнее и вижу женщину в широкой шляпе из соломки с лопаткой в одной руке и с лейкой в другой. Она подходит ближе, свет ламп падает на неё кругами. Поверх платья, похожего на кимоно, заляпанный землёй и грязью фартук. На губах улыбка, а в глазах грусть, как у певчей птицы, которая знавала когда-то жизнь на воле.
— Леня, — представляюсь я, делая поправку на её седую прядь, выбившуюся из-под шляпки. — А вы Светлана Павловна?
— Да, это я. Можно Павловна, — говорит женщина и манит меня рукой. — Пойдёмте.
Я иду вслед за Колей. Он довольно уверенно прыгает возле Павловны и что-то ей шепчет. Только сейчас мне в голову приходит мысль, что Колины апгрейды, помогли сохранить ему некоторую возрастную усреднённость, когда уже немолод, но ещё и не стар. Удивляюсь самому себе, но продолжаю развивать мысль в этом направлении. Возможно, они ровесники и Коля согласился пойти к Павловне, покинув уютную квартиру, только ради того, чтобы быть к ней ближе в этот смертный час. Ситуация могла нагрянуть в любую минуту, а тут… Симпатия? Чувства? Любовь? Не лишний ли я здесь?
— Присаживайтесь, — говорит Павловна, — сейчас будем пить чай.
Мы входим в беседку из веток и листьев. Если бы я не знал о возможностях ландшафтного дизайна, я бы подумал, что это природа свила удобные кресла и монументальный стол с гнездом на ножке, в котором сейчас поблёскивает самовар, а на его ручках болтаются деревянные кружки. Беру и рассматриваю их: сколько же всего удивительного!
— Светлана Павловна, позвольте полюбопытствовать, а почему вы здесь, а не на "Реновации"?
— Знаете, Лёня, я родилась и выросла на Земле. Эта планета моя Родина, а Родину, как вы понимаете, не бросают по первой же прихоти.
— Так вы же умрёте!
— И по второй тоже.
Я смущённо прячу глаза.
— Как вам мой сад? — разливая чай, спрашивает Павловна.
— Красивый, — отвечает за меня Коля. — Жаль, что его японцы этой бомбой тоже.
— Коля!
— А что, ведь правда…
— Какая правда… Не потому всё будет.
— А почему? — встреваю я, обжигаясь чаем. — Что на самом деле случилось?
— Жадность случилась человеческая. Глупость.
— Не понял.
— Вы сколько в Москве живёте?
— Всю жизнь, — отвечаю я. — Тридцать лет.
— Вы видели парки, цветники, сады?
— Нет.
— Вот так и во всём мире. Сорок семь миллиардов человек! Шутка ли? Яблоку негде упасть! Люди заперты в собственных квартирах, как в гробах. Рождаются там, живут и умирают. Потом дезинфекция и следующие жильцы. Вам ли не знать?
— Знаю… — Мой язык заплетается, хоть я и не пьян. Елизавета Павловна права, но как это вяжется с Ситуацией — понять не могу.
— Все потребляют и потребляют, потребляют и потребляют, а отдавать, кто будет? Земля истощена, она устала!
— Так вы думаете это… это… — Мне не хватает сил осмыслить и озвучить. — Это…
— Это самоубийство планеты! — заканчивает за меня Коля.
— Не может быть! — вскрикиваю я. — Да вы с ума сошли! Это военные всему виной, это они что-то напортачили. Коля прав! Не зря же не все полетели на «Реновации».
— Если бы, Коля был прав… — вздыхает Павловна.
Мы молчим. Я смотрю на купол теплицы и вижу, как крупные капли шлёпаются мутными кляксами на графеновые стёкла. Ярким серпом светит луна. Поздний вечер, если не ночь, может, часов одиннадцать, ещё час и мой представительный костюм исчезнет и вместо него вернётся рабочий комбинезон.
«Золушка, не иначе!» — усмехаюсь, и уже предлагаю во весь голос:
— А давайте подышим свежим воздухом.
Елизавета Павловна удивлённо смотрит на меня, потом на Колю, потом снова на меня — и заливается детским смехом. На мгновение мне кажется, что ей лет двадцать. Что у неё живые чёрные глаза с тоннами веселья в глубине — там, где секундой раньше были залежи грусти. Коля подхватывает, и мы смеёмся уже втроём.
— Свежим… в Москве! Ну ты даёшь! — Его лающий гогот пружинит и разносится эхом: — «Свежим… свежим… свежим…»
Внезапно одна из балок и часть покрытия исчезают прямо над нашими головами. Они растворяются, сантиметр за сантиметром. Я сижу с открытым ртом, смотрю на них, и чувствую на лице холодный дождь. Точно льдинками, он пронзает меня насквозь. Смех обрывается на высокой ноте. Павловна резко вскидывается, переворачивая стол. Её лицо бледнеет и покрывается гусиной кожей. Коля пытается всех успокоить. Подходит к Павловне, обнимает. Крепко и очень душевно, как я обнимал Лиду с Алиной, когда мы поняли, что наша семья расстанется навсегда.
Мне не страшно. Я знаю — Ситуация добралась до нас и всё происходит так, как говорили по галографу: медленное таяние знакомых предметов. Они ещё советовали не волноваться и соблюдать спокойствие. Я соблюдаю. Ощущаю лёгкий зуд, покалывание… И таю…

***

— Лёня, очнись! — На мне точно кто-то пляшет чечётку. Ломота во всем теле невероятная, но голова ясная и чистая, будто её хорошенько убрали и проветрили.
— Лёня!
Открываю глаза. Девушка — большие, расширенные от испуга, чёрные глаза, длинные волосы, колышущиеся в такт ударам сложенными замком пальцами, обнажённая грудь — с остервенением лупит меня в солнечное сплетение.
— Ну же!
— Кватит! — выдавливаю я. — Кто ты?
Девушка сначала визжит обрадованно, а потом с такой же, но несколько изменившийся интонацией спрыгивает с меня и скрывается в высокой траве.
— Не смотри! — кричит она оттуда.
Трава, очень мягкая и сочная, пахнет летом и спелыми апельсинами. Её вокруг много, она то нагибается, кланяясь книксеном, то распрямляется, словно пытается дотянуться до краешка пушистого неба. Тёплый ветерок ласкает её, на мгновение показывая мне, где спряталась незнакомка, и тут же закрывает, как бы предлагая поиграть в прятки.
— Кто ты? — повторяю вопрос, пытаясь встать. — Я не знаю тебя.
— Света, — говорит девушка. — Светлана Павловна я. Подожди не вставай!
Замираю и морщу лоб.
— Врёшь. Павловна в возрасте, а ты молодая.
— Да не вру я. Ты на себя посмотри.
Я с удивлением смотрю на свои руки: кожа чистая, с мягкими бесцветными волосками — в голове щёлкает удивление вперемешку с испугом. Не может быть! В панике ощупываю себя с головы до ног. Всё верно — это я только лет в восемнадцать-двадцать. Господи, как же это!
Последний тезис повторяю вслух и замираю, жду, что мне сверху ответят, но отвечает Павловна… тьфу ты Света!
— Земля обновилась. Ты не понял?! Посмотри вокруг, видишь где-нибудь жилые комплексы, автострады, вообще хоть что-нибудь искусственное, созданное руками человека, а?
— Нет, я ещё даже толком не осмотре…
— А Луну, Луну видишь? — перебивает Света.
Я внимательно шарю глазами по небосводу.
— Нет.
— И не увидишь! Мы даже не в Солнечной системе!
— Так сейчас же день…
— Поверь, я знаю.
Меня одолевают сомнения, и я пружиной выскакиваю из травы.
— Да врёшь ты всё!
— Нет, постой!
Но я уже не слушаюсь глупую девчонку. Как это не в Солнечной системе? А где тогда? Бегу изо всех сил вперёд, жадно всматриваясь в местность: бесконечное поле травы, а на возвышенности, что похожа на слоеный пирог, разливается синяя лента реки, упираясь одним краем в белую подушку облака.
— Где я??? — ору, как сумасшедший. — Где???
— Ты в раю! — отвечает вынырнувший из ниоткуда парень. — Ещё не врубился?
Я останавливаюсь и дышу часто-часто.
— Что???
Парень смеётся, хлопая себя руками по накачанному животу.
— Видел бы ты, Лёня, своё лицо. Ну какой это рай?
— Ты ещё кто? — в изначально чистой и ясной голове появляются негативные туманности.
— Я Коля, не узнал? А я тебя сразу, потому что кроме нас здесь и нет никого. Во всяком случае, так Света считает, а она учёный, ей виднее. Хотя, есть и у меня свои соображения на этот счёт.
— А как вы, Света и ты, Коля…
— Хочешь спросить: как? Скажу честно — не знаю. Думаю, это объединённое правительство, воплотило в план угрозу о золотом миллионе. Слышал о таком?
— Нет, — отвечаю я.
— Это когда на Земле должен остаться миллион жителей! — веско отвечает Коля и хлопает меня по плечу. — Пошли к Свете, по дороге расскажу.
— Пошли. — Ничего уже не понимая, разворачиваюсь в обратную сторону.
Мы идём медленно, раздвигая траву руками, вдалеке маячит копна чёрных Светиных волос.
— Хорошо, что нашли тебя, — говорит Коля. — Мы то сразу, вместе очнулись, как были в объятиях, так и… — Он краснеет и спотыкается на ровном месте, но быстро спохватывается. — Так вот, о золотом миллионе… Значит, я считаю, что сначала расселили всех людей под видом Апокалипсиса по разным уголкам Вселенной, а потом телепортировали Землю в укромное место, подальше от любопытных глаз.
— Телепортировали целую планету? — В голове закручивается вихрь обрывочных мыслей. — Да не может быть!
— Почему не может? Очень даже может! Помнишь, вначале двадцать второго века телепортировали кролика из одной клетки в другую.
— Помню, — соглашаюсь я. — Но тот эксперимент закрылся, когда они попытались телепортировать обезьяну. Гринпис закричал о нечеловеческих экспериментах над животными и программу свернули.
— Ты в этом уверен?
— В чём?
— В том, что её свернули.
— Эээ… Не знаю, — говорю менее уверено. — Но мне кажется, что права всё-таки Света. Земля себя обновила.
— Наверное, — внезапно соглашается Коля, и кричит, уже обращаясь к Свете:
— Я нашёл его! Теперь можно идти купаться! — Бежит вперёд, к ней, оставляя меня наедине с невесёлыми мыслями.
Ещё день назад, а может, и меньше, я думал, что моя жизнь закончилась, остановилась на полпути благодаря неизвестно откуда взявшейся Ситуации, а сейчас… Что делать сейчас? Кто я? Без работы, без профессии, без семьи — изгой, жеребец без табуна. Вот кто! Ну, молодой, ну, здоровый…
— Ты с нами? — спрашивает Света и протягивает мне набедренную повязку из трав, смущённо отводя глаза. Я беру её, одеваю и спрашиваю:
— Что теперь делать?
Света с Колей переглядываются, как тогда в Москве, в беседке, и одновременно начинают смеяться.
— Как что? Жить! Айда на речку!
Я смотрю в их радостные лица, и меня разбирает тоска: почему я не такой, почему не могу радоваться как все, ищу постоянно какой-то смысл, получаю проблемы и вязну в них. Что со мной не так?
— Вы идите, — говорю. — Мне надо подумать немного.
— Ну, ты и мыслитель.
Весёлый щебет растворяется между трав, — я же бреду в противоположную сторону.
Жить. Что такое жить? Вечный поиск счастья или обман для глупцов, которые не могут отличить правду ото лжи и радуются тому, что другие, кроме как глупость, никак иначе и не назовут?..
Хорошо ли сейчас Алине на Марсе? А Лиде? Были ли они вчера счастливее со мной, чем сегодня без меня? Не знаю, такое никаким датчиком не измерить.
Поле неожиданно расступается, и я выхожу на песочную просеку, отдалённо напоминающую сельскую дорогу. Ступни вязнут, и идти неудобно, но мне всё равно.
А почему бы не начать всё сначала? — колет меня в бок острой травой вопрос. Почему нет? Прошлое для историков — надо жить и смотреть вперёд, в будущее. Как Коля, например. Зачем теребить прошлое и стагнировать над ним, как над пузырьком сладкой отравы, вливая в себя время от времени по капле с надеждой вернуть то, что уже и вернуть нельзя. Надо жить дальше!
Я напрягаюсь и начинаю набирать скорость. Хочется ощутить силу мышц, прохладу ветра… Хочется жить! Я бегу пока не выдыхаюсь: лёгкие ходят ходуном, ноги с непривычки дрожат, а пот заливает глаза. Утираюсь и кричу изо всех сил:
— Жить — хорошо?!
Между трав справа показывается одуванчик рыжих кудряшек. Ярко-синие глаза в обрамлении чёрных густых ресниц с интересом разглядывают меня. Тонкие брови ползут к кудряшкам, а маленькая круглая родинка прячется в складке обворожительной улыбки.
— Вы бы, молодой человек, прикрылись, — хохочет девушка. — Не июль месяц — простудитесь.
Я с удивлением смотрю на остатки травы, служившей мне набедренной повязкой. Кровь приливает к лицу. Проворно прикрывшись, машу рукой, отчего девушка заливается ещё звонче.
Внезапно, до меня доходит: Ситуация произошла, не потому что планета устала от людей, или потому что хитрые люди решили избавиться от нехитрых, а потому что планета меняется, как меняются люди, когда понимают, что дальше только тупик, и если ничего не изменить, то ничего и не будет.
«Не может быть!» — думаю я, и иду знакомиться.

А теперь вопрос: делать ли из рассказа повесть или роман, или оставить всё как есть?

Прочла пока только начало... Запуталась.



Они улетают, вроде ? А почему не в скафандрах тогда ?


Я подумала вначале, что он руками в чью-то ногу вцепился зачем-то. Упал что ли? Потом поняла, что наверно ногой зацепился... Всё равно не поняла, как это он локтем поддых ухитрился кому-то так круто заехать, что тот аж согнулся.


А он в скафандре что ли? Почему она подумала, что он летит ?

Как-то всё это сумбурно...
Потом почитаю ещё.

С трансформатором, неудачное сравнение. Оно не каждый знает, что это и зачем. Да и как представить шум того, чего в технике, насколько мне известно, нет? А, даже если и есть, то где это увидит обычный читатель? В современных линиях используются киловатты – это тысяча Вт, а не миллион. Поправьте, если ошибаюсь.

Хорошенько причесать и оставить как есть. ИМХО. Написано хорошо, но какое может быть продолжение - не знаю.

Хм... неожиданно


В скафандрах, но не обязательно же с закрытым шлемом. Они же ещё на земле, не в открытом космосе))


Эээээ, да что ж тут странного. Зацепился за чью-то ногу своей ногой, и чтобы не упасть сделал шаг в сторону, группируясь. Может, согнулся, а может расставил руки или один локоть выставил вперёд. Неужели не рисуется картинка полупадения?))


Потому что все летят, кроме военных.


Буду ждать и надеяться))



Это же будущее, трансформаторы, мне кажется, могут быть в последствии и миллионными.


Спасибо. Я думал дальше расписать всякое приключалово. Выживание там, бандиты, стремление к власти, новое правительство, поиск технологий и т.д. Но пока весь в сомнениях: стоит это делать или не стоит.

У вас же они помолодели. Если бы не это, тогда ещё можно было, а так - не знаю. Космоопера-сказка. Переместились, помолодели... ИМХО.
Лучше придумать что-нибудь новое для выживания, бандитов и т.д.

Ну, в будущем трансформаторы могут и не использовать так, как сейчас. Беспроводное электричество и прочее.

Хорошо, я подумаю, хотя вероятно вы правы. Может, ещё кто-нибудь выскажется по вопросу и тогда все сомнения развеются окончательно. Спасибо!


Согласен, однако у каждого взгляд на будущее может быть разным. Мне так привиделось в этом рассказе, в следующем будет, скорее всего, по-другому... Вы лучше скажите: стоит продолжать историю или оставить всё как есть?

Конечно, если не дает покоя, можно и повозиться, но лучше напишите что-нибудь новое

Да, думаю написать роман, но сформировавшейся идеи нет. И я весь в размышлениях, а не попробовать ли расписать, то что было... А рассказы новые есть. Я их пока берегу для подходящего конкурса. Всё-таки из-за нехватки времени в реале пишу довольно медленно, урывками, могу и не успеть, в случае чего, а поучаствовать очень хочется А Вы (хотя, по-моему, мы раньше общались менее официально) не участвуете в конкурсе под названием Креатив? Мне он сам по себе не очень нравится, там скучно, но если Вы будете судить, то я б с удовольствием отправил туда свой рассказ, чтобы узнать Ваше мнение, если бы мне вдруг повезло и мой текст дошёл бы до финала

Именно что, должна быть, на мой взгляд, новая идея.


Да какое там официально - чисто автоматически вышло
Нет, в Креативе не участвую. И предложений судить тоже пока не поступало

Т.е., роман нужно начинать с нуля?! О, Господи!

А я уж перепугался. Думал, где-то опростоволосился ненароком

Чего это они себе думают!

Большущее спасибо, буду думать на новой идеей. Сначала напишу на осенний конкурс, а потом возьмусь за роман. Но, честно говоря, не представляю себе с чего начать. Придумать ключевую идею, а затем персонажей и сюжет? Разбить на сцены? Или по главам писать? Или план составить на весь роман? Не знаю...
Свет, не посоветуешь чего?

Нууу, пожалуйста...

Трудно сказать: все работают по-разному. Хемингуэй, говорят, вообще с какой-нибудь сцены начинал. А кто-то не может начать писать, пока четкого плана не составит. Или даже не распишет по главам... Единственно, что не советую - это просто взять рассказ и начать прямо в старый текст что-то вписывать, пытаясь превратить его в роман. Можно его каким-то образом использовать или держать в голове, но никак не накачивать "воздухом"

Ясно, спасибо, постараюсь с планом. Думаю, так легче будет, тем более в первый раз. А "воздухом" я не думал накачивать, хотел дальше историю развивать. Но теперь понял, что это было бы неправильное решение. Хорошо, что ещё не начал активно прорабатывать...

Рассказ может оказаться предысторией, чьим-то воспоминанием... или, предположим, отрывком из произведения, который пишет/написал герой романа. Да мало ли? Вряд ли он может стать началом более крупного произведения...

Я его хотел сделать первой главой. Но раз профессионал говорит, что плохо - значит, не буду...

Для одной главы там слишком много событий

Да, повесть, а тем более роман требуют большей размеренности, детализации, экскурсов в прошлое, ну и тому подобного..
Мне очпонравилось.. Как-то все живо, талантливо, свежо, вкусно... Автор безусловно талантлив, по одной простой причине: хочется еще читать...
Если горят руки писать, пишите, не спрашивайте.. Поймете только попробовав.. Пойдет если, там и втянетесь, глядишь и выйдет что-нибудь...
Я не понял только одного.. Зачем телепортация? Ну обновилась земля, так это называется цикличностью, и происходит на самом деле, фантастика тут не причем...
Я бы сделал новый мир, другую цивилизацию... Те же герои, но уже в обновленном мире вспоминают, что жили на такой планете как умирающая Земля... Чтобы этих героев воскресить, нужно дать им биографии, заслуги, заставить читателя хотеть, чтоб они выжили.. Тогда это будет органичным.. А психологизм вы описываете хорошо, вам будет под силу..

Ну.. вроде все, что хотел сказать..

Я как-то сразу не подумал... Опыта маловато


Вы правы, для романа события развиваются слишком стремительно. Делать большую форму из рассказа не буду. Решил окончательно)) А телепортация планеты... Да просто захотелось так. Мол, расселили всех по закуткам, а сами спрятались, чтобы никто не нашёл. Или ещё для какой цели. Думал, об этом в романе расписать, но теперь буду придумывать чего-нибудь другое.
Спасибо

Эээ, дружище, так не делается.. Все в литературе должно быть научно, психологически или даже сказочно обоснованно.. Хоть какие-то маркеры должны совпадать..

Уже говорила тебе, Anger Builder, и еще раз повторю: рассказ обладает удивительным обаянием. Затягивает. И прошу прощения за свой "высокий штиль"))), дышит легкой грустью и одновременно теплой, спокойной уверенностью, что все хорошо, все правильно...
Я бы так и закончила:


А вот последовавший за сим неуемный оптимизм все портит, рушит гармонию Впечатление, что прилепили кусок совсем из другого произведения. Какие там приключения, какие бандиты! о_О

Двумя руками за!

Обоснования не всегда уместны. Читаю сейчас Филиппа К. Дика - обоснований для выдуманного мироздания кот наплакал, а читается влёт. Но мысль я понял.


Спасибо, если бы куда отправлял, то убрал бы, наверное, а так уже, думаю, поздно. Он в сети есть, и на Креативе, и в Мастерской писателей, и... В общем, везде

Дык, прёт из меня неуёмный оптимизм, ничего не могу с ним пока поделать. Но буду впредь стараться писать только в одном ключе, без "плохо-хорошо" или "хорошо-плохо". Раз с грустинкой, так до самого финала. Бандитов в следующий рассказ впихну


Теперь и я того же мнения - никакого приключалова!