Доброго всем времени суток!

Роман старенький, уже побывавший в издательствах, где его признали "неформатом". Выкладываю, чтобы узнать, интересно ли, страшно ли, есть ли логические ошибки... Да и просто хочется пообщаться с людьми по поводу моего творчества (к тому же, чего греха таить, - вдруг кто прочитает и заинтересуется моей изданной книгой ) Выкладывать буду небольшими кусочками. Предпочитающих объемы повнушительнее прошу на СИ.

Глава 1. Треснувшее зеркало.
Метла последний раз прошелестела по асфальту. Федор Иванович Сбитнев выдохнул, перехватил ее за середину ручки и направился к скамейке. Прислонив метлу к дереву, дворник стянул рукавицы, сунул в карманы потрепанного оранжевого жилета и уселся. Взгляд помимо воли скользнул по серой стене «сталинки» – к трем окнам со светло-зелеными рамами на втором этаже.
«Что же с тобой приключилось?» – в очередной раз подумал Сбитнев, чувствуя, как возвращается приутихшая за работой тревога.
Все случилось чуть меньше трех часов назад. Двор еще хранил ночную прохладу и тишину, окна верхних этажей ловили мягкие рассветные тона. Оставив у стены четырехэтажки тележку с жестяным совком и помятым ведром для мусора, Сбитнев взялся за метлу. За домом прогрохотал трамвай, в гуще зелени застрекотала сорока. Дворник прервался, с усмешкой повернулся, надеясь углядеть птицу. Но тут же забыл о ней – в темном прямоугольном зеве арки показался человек.
Несколько секунд он стоял, пошатываясь, пытаясь удержать равновесие. Затем наклонился, сделал несколько шаркающих шагов. Вытянул руку, словно хотел опереться о стену, до которой было не меньше двух метров, вновь остановился и упал на колени. Не опуская руки, человек всхлипнул и стал заваливаться на бок.
«Не похож он на пьяного», – нахмурился Сбитнев.
Он положил метлу и бросился на подмогу. Приблизившись, дворник узнал Максима Серова – девятнадцатилетнего сына своей хорошей знакомой. Тот уже лежал на боку. Из темных растрепанных волос торчали травинки, на заляпанном грязью, блестящем от пота лице Федор Иванович увидел несколько царапин, ссадин и синяков. Ворот красной футболки был разорван, под мышками темнели мокрые пятна. К штанинам голубых джинсов пристало не меньше сотни колючек. Время от времени парень вздрагивал, хватал ртом воздух и шумно сглатывал. Глаза припухли от слез. Пальцы вытянутой руки скребли по асфальту.
Поспешно стянув рукавицы, дворник присел, взял Максима под мышки и приподнял. Тот опять всхлипнул, попытался выпрямить ноги и едва не упал.
– Тише, тише! – выдохнул Сбитнев, удерживая парня.
Он поднырнул Максиму под руку, взвалил его на спину и мелкими шажками двинулся к подъезду. Сердце заколотилось, в голове стало жарко. Спиной Федор Иванович чувствовал, как парень дрожит.
– Сейчас… Почти дошли уже, – приговаривал он, не отрывая взгляда от крыльца и бордовой двери с кодовым замком. – Потерпи чуть-чуть…
Через пару минут Сбитнев с Максимом втиснулись в подъезд. Поднялись на второй этаж, и дворник, посадив парня на ступеньки, стал звонить в восьмую квартиру.
За старенькой деревянной дверью послышались шаги. Звякнула цепочка, щелкнул замок, и в проеме показалось тонкое лицо Нины Евгеньевны. В полумраке подъезда оно казалось серым.
Больше всего Федор Иванович боялся, что она закричит. Но Нина Евгеньевна только закрыла лицо руками и попятилась, не сводя с сына глаз.
– Ничего-ничего, – пропыхтел дворник, вновь поднимая Максима. – До дома добрались, это главное.
Нина Евгеньевна распахнула дверь и прижалась спиной к стене, пропуская Сбитнева. Тот устроил Максима на пуфике, вытер лицо рукавом. Серова бросилась к сыну, опустилась на колени и обхватила его лицо ладонями.
– Максюша! – шептала она, позабыв о дворнике. Голос дрожал, и Федор Иванович понял, что Нина Евгеньевна из последних сил борется со слезами. – Миленький!
– Надо бы его раздеть да в постель уложить, – тихо сказал Сбитнев.
– Да-да, сейчас! – Нина Евгеньевна, не вставая, принялась торопливо расшнуровывать кроссовки сына. На шнурках и носках Федор Иванович заметил еще несколько колючек.
Стянув кроссовки, Серова взялась за футболку. Максим послушно поднял руки, потом сгорбился, обнял колени и, не мигая, уставился на темно-красные доски пола. Нина Евгеньевна осторожно взяла сына за плечо, потянула вверх, и тот неуверенно поднялся. Пошатнулся, но устоял.
«Вот и хорошо», – подумал Федор Иванович, отмечая, что Максим перестал дрожать.
Под руку с матерью он сделал несколько шагов и остановился возле зеркала. Пару секунд Максим удивленно рассматривал себя. Затем сглотнул и попятился, часто дыша. Рот приоткрылся, губы скривились. Упершись спиной в стену, Максим стиснул руками виски и замотал головой, со свистом втягивая воздух.
– Что?.. Что с тобой?.. – испуганно зашептала Нина Евгеньевна, пытаясь заглянуть ему в лицо.
В ответ Максим глухо замычал, словно во рту был кляп. Он снова дрожал. Федор Иванович шагнул вперед, чтобы поддержать парня, но тот отшатнулся и сполз по стене, не переставая трястись.
– Н-не м-мог-гу… Н-не могу… – выдавил он, впиваясь пальцами в волосы и пряча лицо. – Н-не м-могу б-бы-ыт-ть… Т-та-аким-м…
Несколько раз ударившись спиной о стену, Максим заплакал. Нина Евгеньевна, снова прижав ладони к лицу, хотела присесть рядом, но Сбитнев взял ее за плечи.
– Сходи лучше за водой, – прошептал он. – А я пока в комнату его отведу.
Сдерживая слезы, Серова на цыпочках двинулась на кухню, а дворник, старательно загораживая зеркало, отволок Максима в зал и устроил на диване. Парень отвернулся к спинке, стянул с нее покрывало и, прерывисто дыша, спрятал голову.
– Не могу быть таким. Не могу быть таким, – шептал он, ерзая и дрожа.
В дверях появилась Нина Евгеньевна со стаканом воды. Вдвоем со Сбитневым они напоили Максима и укрыли толстым одеялом. Парень понемногу успокаивался. Дрожь утихала, слезы высохли. Минут через десять он заснул, и Серова с дворником тихонько прошли на кухню. Нина Евгеньевна опустилась на табуретку и только тогда позволила себе расплакаться.
– Так не должно быть… – шептала она сквозь слезы. – Это я виновата! Я его в этот лагерь вожатым отправила!
– В какой еще лагерь? – Федор Иванович растерянно приподнял брови.
– В наш. В «Березки». Еще весной в институте договорилась, чтобы Максима взяли вожатым, – Нина Евгеньевна закусила тонкую нижнюю губу и покачала головой. – Он так радовался… Говорил, что станет самым лучшим вожатым. И я тоже радовалась. А теперь… Я его погубила…
– Ну-ну, тише, – Сбитнев подошел к ней и положил руку на узкое плечо. – Никого ты не губила. Сама ведь говоришь, Максим радовался, что в лагерь едет. Вот и нечего себя казнить, ни в чем ты не виновата. Тебе сейчас сильной нужно быть, чтобы Максим видел это, чувствовал и на поправку быстрее шел.
– Как думаете, он серьезно болен? – Нина Евгеньевна со страхом глянула на дворника.
– Сомневаюсь. Руки-ноги целы, даже жара нет. Царапины пустяковые. Пусть отлежится пару дней, а там посмотрим.
– Да, наверное, – Серова неуверенно, с прерывистым вздохом, кивнула и посмотрела на Федора Ивановича. – Спасибо вам большое… Если бы не вы… – она не договорила. Подбородок задрожал, дворник понял, что она вновь готова расплакаться, и покрепче стиснул плечо.
– Не надо. Слезами только хуже себе сделаешь. Ну а я пойду – двор еще не подметен.
– Да-да, конечно. Вы уж простите…
– Нашла, за что извиняться, – Сбитнев обернулся и с добродушным укором посмотрел на Нину Евгеньевну. Прошел в коридор и открыл дверь. – И все у вас будет хорошо, – сказал он уже на лестничной клетке. – Самое страшное позади. Вот увидишь, уже завтра дело на поправку пойдет.
Но что-то копошилось в душе Федора Ивановича и мешало ему самому верить собственным словам. Это чувство немного утихло, пока Сбитнев подметал двор. Однако сейчас вернулось и стало еще сильнее.
«Выходит, он пешком из лагеря вернулся, – размышлял он. – Двадцать с лишним километров протопал, да еще, видать, по лесу перед этим побегал».
Перед мысленным взором снова появился Максим. Он лежал на асфальте, потный, исцарапанный, обессиленный, весь в лесном мусоре… И с глазами затравленного зверя. В них дворник увидел не боль, не страх и даже не отчаяние. Только обреченность. Словно Серов знал нечто, о чем другие боятся даже догадываться.
«Назад пути нет, – говорил взгляд парня. – Забыть это невозможно, а исправить что-либо – тем более».
– Что же с тобой приключилось? – шепотом повторил Сбитнев, глядя на низкий металлический забор с красными прутьями.
С Серовыми дворник был знаком почти десять лет. Он помнил, как восьмиклассником Максим связался с беспризорниками и доводил родителей. Без сигареты или бутылки с пивом его видели очень редко. В конце концов, сердце отца не выдержало. Его хоронили всем двором, и после этого Максим изменился – бросил пить и курить, ушел из дурной компании, снова стал домашним.
«Уж не аукнулось ли ему то время?» – подумал Федор Иванович.
Двор понемногу просыпался. Шелестели, играя с солнцем, пышные купола листвы, под окнами первого этажа покачивались мальвы. В воздухе плавал последний тополиный пух. Воробьи с чириканьем принимали пыльные ванны. Вдоль стены крался поджарый серо-белый кот.
За спиной послышался рев мотора, воздух наполнился запахом бензина и мазута. Сбитнев обернулся и увидел, как мусоровоз механической «лапой» подцепляет один из баков. Неподалеку двое мальчишек лет пяти-шести кидали камни в ржавый лист железа, скрывающий вход в белую бетонную избушку-бомбоубежище.
«Будто и не случилось ничего», – подумал Федор Иванович, оглядывая двор. Горка, качели, карусель, приоткрытая дверь кухни детсада… И вновь три окна со светло-зелеными рамами на втором этаже.
– Как вы там? – шепотом спросил дворник.
Окна молчали.

Что тут сказать? Написано неплохо. Я, правда, не вчитывался, ошибок не искал, читал, как взятую с полки книгу. Посему требую продолжения, ибо завязка еще неясна.

Монк, спасибо, что оценили. Проду выложу в скором времени.

За три месяца до этого.
Макс уселся на пуфик, прислонился спиной к стене и вытянул ноги.
«Сколько там у нас натикало?» – подумал он, залезая в карман куртки.
Достав мобильник, он пару секунд вглядывался в темный экранчик, затем нахмурился и убрал телефон.
«Совсем батарея дохлая стала. Стипендию получу – и надо новый аппарат покупать», – решил Серов и огляделся.
В коридоре поликлиники было на удивление немноголюдно. Только у соседнего кабинета сидели три старушки и с видом светских тусовщиц азартно перемывали кости врачам, политикам, артистам и соседям.
Макс усмехнулся и закинул ногу на ногу, наблюдая за бабками. Он давно заметил, что они ходят по поликлиникам не столько лечиться, сколько поболтать. В этих стенах старушки полноправные хозяева: чуть что не по ним – сразу скандал.
Поэтому Серов старался как можно реже бегать по врачам. Но на сей раз без помощи было не обойтись.
За каким только чертом он потащился со Жгутом в чебуречную? Знал ведь, что дрянь, которую там лепят, могут переварить только бомжи да такие скупердяи, как одногруппник Сева Жгутов. Знал, но все равно пошел – до следующей пары оставалось сорок минут, желудок слипался от голода, а на обед в студенческой кафешке не хватало.
Чебуреки взбунтовались через несколько часов. Полночи Макс простоял на четвереньках перед унитазом, наутро поднялась температура, и пришлось вызывать врача. Неделю он провалялся дома, хлебая бульон и слушая обиженное бурчание желудка.
Но молодой организм быстро шел на поправку, и сейчас Серов ждал участковую. Оставалось лишь заверить, что все отлично, что больше никаких чебуреков сомнительного происхождения и качества он пробовать не будет, – и можно возвращаться к учебе.
«А наверстывать придется дай Боже», – размышлял Макс, барабаня пальцами по бордовому дерматину пуфика. Он уже представлял кровожадный взгляд госпожи Бужинской – заведующей кафедрой живописи, имеющей поразительное сходство с обиженным жизнью бульдогом. Да, работой она завалит по уши, стерва такая…
Справа послышался металлический лязг. Макс обернулся и увидел в конце коридора высокую, чуть ссутуленную фигуру в мятом синем халате. Штанины широких коричневых брюк были подвернуты, но все равно подметали пол, наполовину скрывая розовые шлепанцы. Уборщик стоял к Серову спиной, и тот видел давно не мытые, седеющие волосы, собранные в хвост.
«Странный тип, – подумал Макс. – Вон какой здоровый, устроился бы грузчиком. Все лучше, чем полы в поликлинике мыть».
Уборщик окунул швабру в ведро и стал ворочать белой пластиковой ручкой, будто что-то размешивал. Макс с любопытством разглядывал «странного типа», прикидывая, сколько тому лет.
«Наверное около пятидесяти», – наконец решил он.
Швабра замерла. Уборщик обхватил ее обеими руками, приподнял и замер, ожидая пока стечет вода. Так он стоял не меньше минуты. Вода журчала, заглушая голоса бабулек, а уборщик неподвижно держал швабру на весу. Потом отодвинул ведро ногой, отчего часть воды выплеснулась на линолеум, со шлепком припечатал тряпку к полу и стал возить ей, отшагивая назад. Изредка он останавливался и поддергивал штанины. Но стоило ему сделать несколько шагов, как те вновь волочились по полу.
Продвигался уборщик очень быстро. Похоже, его не волновало, что возле стен линолеум так и остается сухим. Вскоре он уже елозил тряпкой около бабулек. Те время от времени бросали в его сторону сердитые взгляды.
От запаха хлорки защекотало в носу. Макс не удержался и чихнул. Старушки прекратили трескотню и уставились на него. Потом, решив, что нового повода посудачить не представилось, но для приличия все равно покачав головами, отвернулись и вновь взялись за врачей, политиков, артистов и соседей.
Усмехнувшись, Макс отвел от старушек взгляд. И вздрогнул, встретившись глазами с уборщиком. Тот смотрел на Серова, позабыв, казалось, и о швабре, и о ведре, и о половине невымытого коридора.
«Чего он так уставился?» – насторожился Макс, изучая узкое и скуластое лицо с заросшими седеющей щетиной щеками.
Воспаленные глаза недобро поблескивали и не отрывались от Макса, брови чуть заметно ходили вверх-вниз. Уборщик сглотнул, отчего кадык медленно шевельнулся, потом словно бы спохватился, опустил голову и отвернулся. Но прежде чем взяться за швабру, вновь посмотрел через плечо.
Его движения стали еще торопливее. Тряпка так и моталась влево-вправо. Макс недоуменно глядел то на нее, то на уборщика. Ему вдруг подумалось, что тот хочет как можно быстрее поравняться с ним. Интересно, для чего? Еще раз посмотреть? И что тогда?
«Скорее бы участковая появилась, – подумал Макс, не отрывая настороженного взгляда от фигуры в синем халате. – Чтобы я еще раз в эту поликлинику сунулся…»
В памяти всплыла чебуречная – пропахший пивом зал с большими окнами в металлических рамах, затоптанным кафельным полом и десятком круглых одноногих столиков по грудь. Жгут с довольной физиономией и набитым ртом держит в блестящих от жира пальцах надкушенный чебурек – светло-коричневый кокон из теста с торчащим куском серого мяса. Очень похожего на тряпку, которая сейчас снует по коридору.
Макса затошнило. Он сглотнул и глянул на типа со шваброй. Страшно подумать, как тот повел бы себя, если бы Серов не выдержал и наблевал посреди коридора.
Воображение разыгралось. Макс представил, как уборщик замирает. Медленно разворачивается. Смотрит на лужу желтой дряни. Ноздри со свистом втягивают воздух. Дыхание учащается, брови ползут вверх. Из груди вырывается глухой рык. Наконец уборщик бросает швабру, кидается на Макса и начинает душить.
«Бр-р-р! Что за дурь?» – Серов встряхнулся и замер.
Уборщик стоял напротив и не сводил с Макса глаз. Швабра замерла в руках, пальцы – длинные и тонкие – с паучьим проворством бегали по белой пластиковой ручке. Казалось, он играет на кларнете или саксофоне. Макс заметил, что на правой руке уборщика не хватает безымянного пальца.
Грудь сдавило. Макс понял, что задержал дыхание, и воздух закончился. Он как можно тише выдохнул и засунул руки глубже в карманы. Серову не хотелось, чтобы тип со шваброй видел, как они дрожат.
Тот по-прежнему рассматривал его. Тонкие бескровные губы тронула едва заметная улыбка.
– Фантазия у тебя богатая, – прошептал уборщик, прищурившись. – Но я еще не настолько сошел с ума, чтобы душить кого-то посреди коридора. К тому же, ты мне еще пригодишься.
Он продолжал изучать Макса… с какой-то голодной жадностью. Точно так же придурок Жгутов смотрел на свой надкушенный чебурек.
Опять эти чебуреки, чтоб им второй раз протухнуть…
– Ну-ну, не надо злиться, – уборщик улыбнулся и отступил.
Он покрепче ухватил швабру и снова стал протирать полы, изредка поглядывая на Макса и усмехаясь.
– Серов, ты ко мне?
Макс и не заметил, как появилась участковая Ирина Сергеевна. С неизменной иссиня-черной трехэтажной прической, в круглых, посаженных на кончик длинного носа очках, она строго глядела на парня, стоя на пороге кабинета.
– Я?.. А-а?.. Да, – проблеял тот и поднялся с пуфика.
Врачиха недовольно посмотрела на Макса, пропустила в кабинет и закрыла дверь. Устроилась за столом, раскрыла карточку и стала писать.
Макс присел на кушетку, чувствуя, что испуг понемногу слабеет.
«Там в коридоре просто старый псих, с которым давно никто не общался, – размышлял Серов. – Вот он и пялился на меня. Но с другой стороны… Откуда он узнал, о чем я подумал?»
– Чувствуешь себя хорошо? – пробубнила участковая, не переставая писать. Ручка с синим колпачком так и плясала в пухлой руке.
– Да, все нормально, – отозвался Макс, разглядывая в окне кусок пасмурного весеннего неба.
За дверью снова лязгнуло ведро, и он представил высокую фигуру в синем халате. Уборщик энергично работал шваброй и ухмылялся, бросая частые взгляды на дверь, за которой скрылся Макс.
Как он сказал? «Ты мне еще пригодишься»? И что это значит?
Додумать не дала Ирина Сергеевна. Закончив писать, она довольно выдохнула и закрыла карточку.
– Хорошо. Иди и больше не ешь всякую дрянь. А то в больницу попасть недолго, – врачиха исподлобья посмотрела на Макса. – Считай, в этот раз легко отделался.
Макс кивнул, встал с кушетки. Взял больничный лист и направился к выходу, но у дверей остановился. В коридоре ведь этот ненормальный со шваброй. И идти придется мимо него.
– Ну? Чего ты? Свободен, – слова участковой подтолкнули в спину, и Макс вышел.
Бабульки по-прежнему кудахтали, азартно жестикулируя. Рядом появилась разукрашенная дамочка. Уборщика не было.
«Наверное на третий этаж пошел, – догадался Макс. – Вот и отлично».
Приободрившись, он миновал коридор и вышел на лестницу. Ступеньки торопливо проносились под ногами, Макс преодолел два пролета и оказался на первом этаже. Осталось свернуть за угол – и вот он, выход.
«Ну? И стоило психовать?» – с веселым укором спросил себя Макс.
Он повернул и не успел затормозить. Фигура в синем халате словно выросла на пути. Налетев на уборщика, Макс охнул и задел ведро. Мутная вода окатила джинсы, выплеснулась на пол. Чертыхнувшись, Макс отскочил, растерянно глядя на лужу.
– Ничего-ничего, – торопливо заговорил уборщик, хватая его за руки. – Прости, это я виноват. Не следовало так торопиться…
Едва он договорил, правое запястье полыхнуло болью. Макс вскрикнул, вырвался и уставился на руку. Длинный прямой порез, на том самом месте, по которому самоубийцы чиркают бритвой, набухал кровью. Несколько капель устремились вниз, оставляя глянцевые темно-красные дорожки.
– Черт… Прости, пожалуйста. Я иногда такой неловкий, – уборщик сцапал руку Макса и стал разглядывать. – Но ничего страшного. Сейчас я вытру кровь, у меня есть платок. Не переживай, все будет в порядке…
Рука, сжимавшая запястье, задрожала. Кусая губы, уборщик нырнул в карман брюк и достал клетчатый сине-белый платок. Макс перехватил его взгляд и содрогнулся. Уборщик смотрел на порез с жадностью, будто кладоискатель, дорвавшийся до тайника.
– Нет… Не надо, – запротестовал Макс, пытаясь высвободить руку.
Но уборщик сжал ее, будто клещами.
– Сейчас все будет нормально. Я только вытру кровь, – раздельно, шепотом твердил он, прикладывая платок к порезу. – Вот и готово. Видишь, совсем не больно.
Отняв платок от запястья, уборщик поспешно спрятал его в карман – Макс лишь мельком увидел красную кляксу. Схватил швабру, ведро и бросился по коридору. Отойдя метров на пять, обернулся. Серову показалось, что на бледном худом лице появилась довольная улыбка.
Макс перевел изумленный взгляд на руку. Кровь маленькими каплями срывалась с запястья, и те бесшумно падали на пол. Не отрывая глаз от пореза, позабыв, что кругом полно врачей, он направился к выходу. Ноги слушались плохо, но Макс добрел до двери, толкнул плечом так, что та грохнула о стену, и вышел на крыльцо.
Холодный сырой воздух освежил голову. Макс осторожно спустился с покрытых слякотью ступенек и чуть ли не бегом рванул домой.
Никогда город не казался таким серым. Конечно, ранняя весна любит обесцвечивать. Черный от автомобильных выхлопов снег превращается в месиво. Голые деревья кажутся мертвыми. Кое-где проглядывает земля, покрытая сгнившей за зиму прошлогодней листвой. У водосточных труб холодно поблескивают осколки сосулек.
Макс вспомнил, как лет шесть назад вместе с пацанами обожал пинать водосточные трубы. Когда оттуда с барабанной дробью высыпались льдинки, братва мерзкими ломкими голосами орала: «Джек-пот!» А если кто-нибудь делал замечание, подростки разбегались. Оглядываясь, матерясь, показывая обидчику средний палец…
Серов несся вперед, совсем, как тогда. Слякоть вылетала из-под ботинок, облепляла джинсы. Прохожие казались тенями, улица с киосками, машинами и трамваями – изображением на гигантском экране.
«Еще два перекрестка – и вот он, мой двор», – задыхаясь, подумал Макс.
Грудь болела, словно легкие терли наждаком. Снова захотелось покурить, хотя последний «бычок» Макс выкинул в тринадцать лет.
Тот день живой картинкой встал перед глазами. В комнате полно народу, все приходят проститься с отцом. Тот неподвижно лежит в деревянном ящике, обитом красной тканью. А длинный подросток с прыщами на носу, щеках и лбу прячется на балконе, давясь дымом и слезами.
Светофор загорелся красным, и Макс едва успел затормозить. Правую руку он все еще держал перед собой, и кровь оставляла на слякоти маленькие темные кругляшки.
«Давай уже, а?..» – торопил Макс светофор, переступая с ноги на ногу.
Через пару минут он нырнул в облезлую, исписанную похабщиной арку, миновал два подъезда и взбежал на крыльцо. Ткнул в четыре кнопки кодового замка, рванул дверь, поднялся на второй этаж и ворвался в квартиру. В ботинках и куртке добежал до ванной, открыл кран и сунул руку под струю.
Порозовевший поток стекал по стенке ванны, Макс выравнивал дыхание и пытался понять, что произошло.
«Вляпался… – думал он. – Как этот псих сказал? Иногда он бывает таким неловким? Как же! Наоборот – он тот еще ловкач! Наверняка лезвие в рукаве держал, фокусник чертов! Тварь! Надо было ему прямо там зубы выбить! – Макс почувствовал, что злость стала вытеснять испуг. – Но вопрос в другом: зачем ему все это? Он сказал, что я ему еще пригожусь. Как?»
На это Макс ответить не мог. В голову лезли самые бредовые мысли.
«А если он какую-нибудь заразу в кровь занес? – Серов вздрогнул и прислушался к себе. Вроде бы все нормально, только сердце колотится. Но это обычное дело после такой пробежки.
– Ерунда какая-то, – вполголоса сказал Макс. – Нужно просто забыть.
Он промокнул порез полотенцем, которое потом смял и бросил на корзину для грязной одежды. Прошел на кухню, открыл аптечку и взял пузырек с йодом.
«Никакой заразы этот урод не занес. Но прижечь все равно надо», – убеждал себя Макс, окуная в маленькую склянку спичку, обмотанную ваткой.
Вернувшись в ванную, он осторожно мазнул порез и оскалился, когда йод обжег запястье. Морщась, Макс обработал руку, подул на нее, глянул в большое прямоугольное зеркало над раковиной…
И снова почувствовал это.
Вскрикнув, он отшатнулся и задел стиральную машинку. Та громыхнула, пузырек упал и разбился с тихим звоном. Не замечая коричневой лужицы, Макс схватил заляпанное кровью полотенце, зажмурился и накинул на зеркало.
Несколько секунд он стоял, заглатывая воздух. Потом осторожно открыл глаза и увидел, что зеркало скрыто лишь наполовину. Руки тряслись, ноги подгибались, но Макс сделал несколько шагов и поправил полотенце. Развернувшись, он вылетел из ванной. Ворвался в зал, включил свет и грохнулся в кресло.
Ботинки барабанили по красным половицам, оставляя капли грязи, пальцы впивались в деревянные подлокотники. Больше всего Максу хотелось забраться в кресло с ногами и съежиться. А еще лучше – стать невидимым. Уже много лет детский страх не напоминал о себе так ярко.
Макс снова был пятилетним Максимкой, гостившим в деревне у бабушки. Лето выдалось щедрым на грозы. Небо почти каждый день заволакивало черными тучами, сквозь которые одна за другой прорывались вспышки молний. Потом отзывался гром.
Максимке казалось, что с неба катятся огромные невидимые валуны, и всякий раз, когда громыхало, он прятал голову. Вдруг одна из глыб снесет домик, а его раздавит? Бабушка в такие минуты посмеивалась над Максимкой и гладила по коротко стриженой голове.
Но в тот день она поехала в город, и мальчик развлекал сам себя. Сначала поиграл с машинками и солдатиками, поскакал по сеням с пистолетом. Потом пододвинул сундучок со старой одеждой к зеркалу на стене и забрался на крышку.
Стекла уже дребезжали под напором ветра, в воздухе за окном кружилась пыль. Тучи скрадывали дневной свет, отчего казалось, что близится ночь. Вдалеке ворчал гром, но Максимка бесстрашно ждал бурю. Бабушка ведь сказала, что он остается за старшего. Значит, он уже совсем-совсем большой, и гроза ему нипочем.
Максим подпрыгивал, отчего крышка тихонько скрипела, и смотрел, как скачет вверх-вниз лицо в зеркале.
Сверкнула молния. Через несколько секунд ответил гром. Домик вздрогнул, но Максим не обращал внимания на грозу. Он продолжал кривляться, со смехом глядя на отражение. Мотал головой, щурился и таращил глаза. Морщил нос, втягивал щеки, высовывал свернутый трубочкой язык.
С неба скатился очередной валун, дом задрожал сильнее. Зеркало тоже вздрогнуло, неожиданно заскрипело, и на гладкой поверхности появился узор трещины.
Максим замер, изумленно заглядывая в овальный кусок стекла.
Что там за страшилище?
Чьи эти три глаза, два рта, несколько ноздрей и угловатое, словно собранное из кусков лицо?
Всхлипнув, Максим отступил, забыв, что под ногой не окажется опоры. Он грохнулся, ударился головой, перевернулся и пополз на четвереньках, скуля по-щенячьи. Забившись в угол, он не отрывал от зеркала глаз и тихо плакал.
Потом, казалось, через много дней, вернулась бабушка. Причитая, она подняла Максимку, отнесла в комнату, усадила на диван, и тот шепотом, чтобы не услышало чудище, рассказал, что случилось.
Бабушка улыбнулась и, поглаживая внука по голове, стала успокаивать. Когда Максим перестал дрожать, она отвела его в сени и сказала, что на стене теперь вместо одного большого зеркала несколько маленьких. Вот и получается много отражений. Она поставила внука на сундук, а сама приблизилась к зеркалу. Максим заглянул в него и с воплем выбежал из сеней. Ворвался в комнату и нырнул под кровать. Прижимаясь к стене, он понял, что разгадал тайну.
Бабушка не такая, какой он ее видит. Нет ни круглого улыбчивого лица, ни седых кудряшек. Только нечто с тремя глазами и двумя ртами, страшное, слепленное из кусков. И сам Максим выглядит по-другому. И все остальные тоже. Вокруг только чудовища. А зеркала врут, показывая человеческие лица.
Долгое время Макс верил в это. Уже школьником он часто смотрел на отражение, пытаясь разглядеть жуткие черты. Где это трехглазое, иссеченное, кривое?
«Внутри», – мысленно отвечал себе Макс, отворачиваясь от зеркала.
Он взрослел, и страх уходил. Но Серову по-прежнему казалось, что он выглядит иначе. Густые волосы и брови, прямой широкий нос, серые глаза и прямоугольный подбородок… Все это обман.
Макс нравился девчонкам и знал это. В старших классах и в институте место рядом с ним никогда не пустовало. Но что бы сказали хохотушки, увидев настоящего Макса? Которого способно показать только треснувшее зеркало в бабушкином доме.
Макс сидел в кресле, оглядывая стенку с несколькими рядами книг за стеклянной дверцей, телевизор, журнальный столик, окно с отдернутыми занавесками… Совсем не обязательно идти к зеркалу. Отражение можно увидеть на любой гладкой поверхности.
В куртке и шапке становилось жарко. Запястье саднило. Сквозь уличный шум Макс расслышал бой курантов. Пять часов – скоро вернется мама.
«Надо убрать полотенце с зеркала. Не хватало еще ее пугать», – подумал он, поднимаясь.
Сняв в коридоре куртку и разувшись, Макс медленно направился в ванную. Сдернул полотенце, быстро отвернулся и затолкал его в корзину. По квартире разнеслась трель звонка, Макс метнулся в коридор и открыл дверь.
– Привет, Максюша, – выдохнула мама, едва переступив порог.
Макс наклонился, чмокнул бледную, покрытую мелкими морщинами щеку. Взял сумку с продуктами и прошел на кухню, слушая, как мама рассказывает, что было сегодня в институте – она преподавала литературу в его вузе.
– Видела Дарью Сергеевну, – она появилась в дверях, снимая старенькое серое пальто с выпуклыми пуговицами. – Передавала тебе привет, пожелала, чтобы ты появился как можно скорее.
Макс усмехнулся, представив, как госпожа Бужинская передает привет и улыбается. Бульдог в хорошем расположении духа… Хороший натюрморт может получиться.
Мама, наконец, выпуталась из пальто и стянула пушистый сиреневый берет. Часть тусклых светло-русых волос как обычно выбивалась из узла на затылке. В такие минуты мама напоминала божий одуванчик. Маленькая, бледная, рано постаревшая, с большими, всегда чуть испуганными глазами и тонкими бескровными губами.
Нахмурившись, Макс отвернулся к окну и стал освобождать сумку.
«Вареники, хлеб, две банки сгущенки…» – мысленно перечислял он, раскладывая продукты на подоконнике.
– Есть еще одна замечательная новость, – продолжила мама, повесив пальто и берет. – Я договорилась, чтобы ты летом поработал вожатым в «Березках». Что думаешь, Максюш?
– Супер! – тут же воскликнул Макс. Он бросил пустую сумку на табуретку, подскочил к матери, обнял и закружил, отчего та испуганно вскрикнула.
«Вот это действительно классно», – думал Макс, не отпуская маму.
Наконец-то выдалась возможность помочь ей. Максу было уже девятнадцать, и он все чаще чувствовал себя балластом. От редких подработок становилось тошно, серьезно работать не позволяла учеба. К тому же, он не хотел бросать живопись – дома едва ли не на каждой стене висели два-три пейзажа. Макс часто видел, с каким восхищением мама смотрит на его работы, но чувствовал только злость и обиду напополам с бессилием.
«Кому, кроме нее, нужна эта мазня? – думал он. И каждый раз стискивал зубы и сжимал кулаки. – Да никому!»
Но летом все обязательно изменится. Еще три месяца – и он докажет, что не тюфяк с красками и кисточками.
– Максюш, ну отпусти… Задушишь ведь… – слабо сопротивлялась мама. Макс, наконец, освободил ее от объятий и еще раз чмокнул в щеку. – Я рада, что ты согласен. В общем, сдаешь сессию, немного отдыхаешь и едешь.
Улыбнувшись, Макс закивал и уставился на прикрепленный магнитами к дверце холодильника календарь с лошадьми. Теперь он будет считать дни до начала смены.

Врачи обычно на вы обращаются. Без исключений. Или это - его знакомая?
К мелочам цепляться не буду.
Где же злые гномы?

Врачи обычно на вы обращаются. Без исключений.

Не знаю, я как во взрослую поликлинику попал, сразу тыкать начали.
Гномы будут немного позже. Хотелось бы узнать, как в общем и целом? Желания бросить нет?

Глава 2. Самый лучший вожатый.
Старенькая «Нива» с красным крестом скрылась за углом дома. Сбитнев выдохнул, покачал головой и, наконец, позволил себе опуститься на прохладные ступени крыльца. В ушах шумело, руки дрожали, сердце и не думало утихомириваться.
– Вот тебе и пошел на поправку, – сморщившись от сухости в горле, пробормотал Федор Иванович.
Два часа назад он уже готов был поверить, что с Максимом все в порядке. Но сейчас…
Сбитнев только начал подметать, когда на втором этаже открылось окно и показалась Нина Евгеньевна. Выглядела она гораздо лучше, чем вчера. Дворник улыбнулся, поздоровался. Серова в ответ кивнула и рассказала, что Максим недавно проснулся, неплохо поел и сейчас пойдет мыться. А она пока проветрит квартиру.
«Вот и славно», – подумал Федор Иванович, возвращаясь к работе.
Минут пять утреннюю тишину нарушал только шелест метлы. Потом из окна Серовых донеслись грохот, звон и крик:
– Не надо! Максюша!.. Миленький!..
В груди что-то оборвалось, во рту посолонело. Сбитнев бросил метлу и метнулся к подъезду. Взлетел по лестнице, заколотил в дверь.
– Помогите! Он же убьется!.. – открыв, Нина Евгеньевна вцепилась в руку дворника и потащила его по коридору.
Из ванной слышались мычание и стук. Сбитнев остановился в проеме и застыл, глядя на Максима.
Зажмурившись и оскалив зубы, тот сидел на полу и бил по голове пустой пластмассовой рамой из-под зеркала. Лоб и правая щека блестели от крови, узкие темно-красные дорожки бежали к груди. Вокруг блестели осколки, валялись флаконы с шампунями, пеной для бритья, мочалка, пара зубных щеток и кусок желтого мыла.
– Быстро неси простыню! – Федор Иванович обернулся, легонько подтолкнул Нину Евгеньевну.
Затем перешагнул через корзину для белья и открыл холодную воду. Вырвав у Максима раму, дворник повалил его и прижал руки к полу.
– Скорее! – крикнул он, с трудом удерживая парня.
Тот мотал головой, хрипел, скалился и пускал кровавые слюни.
В дверях появилась Нина Евгеньевна со скомканной простыней.
– Намочи, – велел Сбитнев. – Потом накроем его.
«Камзол» помог. Максим перестал биться и хрипеть, только изредка вздрагивал.
Сбитнев выдохнул, подошел к тихо плачущей Нине Евгеньевне и обнял.
– Я ничего не успела сделать… – зашептала она, не отводя глаз от сына. – Он как в зеркало посмотрел, сразу затрясся. Потом голову наклонил и бросился вперед. Ударился, чуть не упал. Вцепился в раму, сорвал со стены и начал себя бить. Осколки во все стороны летели. Господи! – Серова вздрогнула и с испугом посмотрела на дворника. – Что же я стою? Он ведь поранился, ему врач нужен…
Она метнулась к телефону, но Сбитнев удержал ее за руку.
– Погоди, – сказал он. – Врач ему и вправду нужен, но не какой попало. Есть у меня знакомый, очень хороший.
Дворник нырнул в карман брюк и вытащил старенькую записную книжку без обложки.
– Сейчас-сейчас, – бормотал он, торопливо перелистывая истрепанные страницы. – Где там у меня Игорь Витальич… Ага, вот…
Игоря Витальевича Королькова Сбитнев знал больше двадцати лет. Они подружились, когда тот появился в городской психиатрической лечебнице еще желторотым интерном. Федор Иванович держал на себе всю хозяйственную часть больницы, Корольков плутал по запутанным тропкам людских душ. Правда, иной раз, когда поступал «острый» больной, завхозу и молодому врачу приходилось работать на пару, потому как сильных рук в лечебнице не хватало.
Время шло, Корольков дорос до главврача, а Сбитневу пришла пора отправляться на пенсию. Он помнил, с какой грустью Игорь Витальевич пожал ему на прощание руку и сказал, что в случае чего всегда готов помочь.
Вот это «в случае чего» и наступило…
Корольков ответил после третьего гудка. Выслушал, коротко сказал: «еду…» и уже через пятнадцать минут был в квартире. Осмотрел и обработал раны Максима, сделал укол слабого успокоительного и посоветовал на несколько дней поместить его в больницу.
– Устроим парню абсолютный покой, понаблюдаем, пообщаемся, – сказал Игорь Витальевич, присев рядом с притихшей от испуга Серовой.
Та только кивнула и вместе с Корольковым пошла собирать вещи Максима, а Сбитнев решил прибраться в ванной.
«Что ж он такое видит в зеркале-то? – размышлял Федор Иванович, складывая крупные осколки в мусорное ведро. – Ведь нормальный парень, не урод…»
Сбитнев поставил ведро в прихожей и остановился перед зеркалом, разглядывая собственное круглое, загорелое лицо с большой родинкой между темными бровями, нос в красных прожилках, кривоватые губы, коротко стриженые седые волосы.
Из комнаты Максима вышел Корольков.
– Мы готовы. Федор Иваныч, поможешь до машины проводить? – спросил он, встав рядом.
Сбитнев кивнул, глядя теперь на отражение психиатра.
Для сорока девяти лет тот сохранился великолепно. Не носил очки, а щурился лишь потому, что часто пребывал в задумчивости. Волосы и не думали седеть, на макушке только-только начали проявляться овальные очертания лысины. Последние пару лет Корольков стал стричься короче обычного – чтобы будущая плешь оставалась незаметной как можно дольше. Правда, он любил побаловать себя сладким, но за здоровьем следил тщательно и никогда не позволял животу выпячиваться дальше ремня на брюках.
Вскоре все вышли из квартиры. Нина Евгеньевна с сумкой шла впереди, Сбитнев и Корольков поддерживали Максима под руки. Погрузив его в служебную «Ниву», Федор Иванович пожал доктору руку и ободряюще кивнул Серовой. Отошел к крыльцу, проводил машину взглядом и обессилено опустился на ступеньки.
Укутанный шелестящей листвой двор хранил вчерашнюю безмятежность, и от этого Сбитневу делалось еще страшнее.
«Лишь бы все было хорошо», – подумал он, поднимая взгляд к утреннему небу в тонкой облачной дымке.
Корольков пообещал устроить Максима в отдельной палате. Что же, тем лучше. Нечего ему видеть обитателей лечебницы. Сбитнев помнил, какие они: все как один тихие, серые, страдающие от кошмаров собственного разума. Тени, а не люди.
«Хотя нет…» – Федор Иванович покачал головой, кое-кого вспомнив.
Был у Королькова пациент, не похожий на остальных. Ходил по коридорам и дворику с важным видом, глядел свысока и на больных, и на врачей. Высокий, худой, чуть ссутуленный, с длинными седеющими волосами, собранными в хвост. Сбитнев не знал ни имени, ни фамилии пациента, а про себя называл его Беспалым – на правой руке у того не хватало безымянного пальца.
Как-то Федор Иванович чинил во дворе тележку. Услышал за спиной кашель, обернулся и увидел Беспалого. Тот огляделся, прикусив губу, наклонился и шепотом предложил «очень выгодную сделку».
– Отдай мне несколько капель своей крови и вскоре сможешь навсегда забыть об этой грязной работе, – сказал Беспалый, сверля Сбитнева темными, чуть воспаленными глазами.
В ответ Федор Иванович лишь усмехнулся, качнул головой и поспешил отойти. А Беспалый скривился, развернулся и пошел прочь.
После этого завхоз и больной виделись не единожды. И всякий раз Беспалый смотрел на Федора Ивановича со смесью брезгливости и злости.
«Интересно, что с ним сейчас? – задумался Сбитнев. – Он ведь все еще был в больнице, когда я уходил».
Вздохнув, он поднялся, подошел к метле, лежавшей возле дерева, и взялся за работу.

Пока первый кусок прочитал. Хорошо написано. Не ясно только, почему сразу "скорую" не вызвал дворник. Ну ладно дворник, а Нина Евгеньевна? И она словно бы не удивилась, что Максим вернулся, просто - расстроилась. И никто не задался вопросом, что с ним случилось. Приняли это как факт. Да, дворник потом поразмышлял немного, но тоже как-то поверхностно.
А вообще - это просто мои придирки, мелочь.
Позже продолжение почитаю.

"Не ясно только, почему сразу "скорую" не вызвал дворник. Ну ладно дворник, а Нина Евгеньевна? И она словно бы не удивилась, что Максим вернулся, просто - расстроилась. И никто не задался вопросом, что с ним случилось. Приняли это как факт. Да, дворник потом поразмышлял немного, но тоже как-то поверхностно."

На самом деле, это не придирки, а вполне обоснованные замечания. Я тоже над этим думал, но оставил, как есть, чтобы провести эксперимент с композицией. Дело в том, что каждая глава у меня состоит из двух частей: того, что происходит в настоящий момент, и прошлого - событий непосредственно в лагере. Тем самым я старался вызвать у читателя вопросы, ответы на которые заготовлены ближе к концу. Думаю, если продолжите читать, поймете, о чем речь.
Большое спасибо, что заглянули!

Вряд ли старушки были главной причиной, почему он старался по врачам не бегать.


Вроде бы ничего страшного и не произошло. Что он запаниковал?

Прочитал второй отрывок. Сначала хотел придраться к тому, что мне показалось излишними подробностями (то, как уборщик пол моет, тряпку выжимает), но решил не придираться. Всё вроде бы в норме. А вот реакция Максима на то, что уборщик его мысли прочитал, мне показалась слишком слабой. Он практически не удивился. А должен в шоке быть.

Произведение нравится. Буду дальше читать.

Вряд ли старушки были главной причиной, почему он старался по врачам не бегать.

Согласен. Это лишь одна из причин.


Да, это лишнее.


Он не успел толком отреагировать, потому что подошла участковая.

Рад, что нравится)

Автор, выкладывай дальше. Мы с Трэшкиным на форуме главные ценители хоррора и мистики, так что почитаем, посмотрим...

За несколько дней до этого.
Дождь моросил с самого утра, но Макс радовался. Значит, дорога будет удачной. Он стоял на площади у курантов и держал табличку с номером отряда.
«И число счастливое», – думал вожатый, поглядывая на большую красную семерку, украшавшую фанерку.
Часы пробили половину второго. Еще тридцать минут – и груженые ребятней автобусы двинутся в лагерь.
Вокруг Макса уже толпилось полтора десятка подростков. В стороне стояла воспитательница Ирина Олеговна – ухоженная сорокалетняя дама с круглым лицом, круглыми глазами, круглыми очками и круглыми кудряшками черного цвета. Она строчила в блокноте, умудряясь держать в левой руке и ручку зонта и блокнот. Изредка воспитательница прерывалась, хмурила брови, потом кивала и снова ныряла в записи.
«Слишком уж она нервная, – отметил Макс, наблюдая за воспитательницей. – Но ничего, мы с вами, Ирина Олеговна, все равно поладим».
Он хорошо помнил, как три месяца назад, после разговора с мамой, дал себе слово стать самым лучшим вожатым. Надежной опорой для воспитательницы и лучшим другом ребят.
Не без волнения Макс разглядывал пеструю толпу школьников. В стороне он заметил низкого толстячка с ежиком рыжих волос и крупными веснушками на щеках. Мальчишка взволнованно смотрел на ребят и кусал губы, то и дело дотрагиваясь до очков в красной пластиковой оправе. Мама, тоже рыжая и полная, все норовила надеть ему капюшон синей джинсовки. Но толстячок морщился и откидывал его. У ног пацана стояла черная дорожная сумка с надписью «Adibass», которую тот старательно загораживал.
«Да уж, такому непросто будет найти друзей, – с долей тревоги подумал Макс. – Надо повнимательнее за ним приглядывать. А вот эта принцесса без кавалера не останется. Наверняка на первой же дискотеке отбоя от парней не будет».
Макс переложил табличку в левую руку, глядя на высокую брюнетку в темных джинсах и белой водолазке. Девочка весело болтала с отцом – усатым мужчиной в костюме цвета хаки и берцах. Вдвоем они подошли к Ирине Олеговне, брюнетка отдала ей путевку. Воспитательница тут же вновь уткнулась в блокнот, а красавица, поправив хвост пышных волос, стала с любопытством оглядываться.
Серов усмехнулся, заметив, как на девчонку смотрит его напарница, вожатая Светка. Бесцветные, уменьшенные очками глазки щурились, маленький рот перекосился, прыщавые щеки залило румянцем зависти.
«Надо же, еще в лагерь не уехала, а недоброжелательницей обзавестись успела», – усмехнулся Макс, мысленно обращаясь к брюнетке.
Когда он первый раз увидел напарницу, то расстроился. Три недели работы с низкой, толстеющей и сутулой третьекурсницей инфака, обладающей гадючьим характером, удовольствием не назовешь. К тому же, Серов успел убедиться, что Светка не любит детей. Так что толку в отряде от нее будет мало.
«Ну и пусть, – подумал Макс. – Сам справлюсь».
– Лешка! Сколько можно повторять: не трогай жвачку пальцами! Подхватишь заразу, и привезут тебя из лагеря с болями в животе! – высокая светловолосая женщина с большими темными очками на лбу держала за плечо худенького пацаненка. Тот хмурился и втягивал прилипшую к подбородку жвачку, пряча руки в карманах желтой толстовки.
– Ха! И будешь потом всю оставшуюся жизнь на унитазе сидеть! А чтобы смог передвигаться, к нему колесики приделают! – фыркнул другой мальчишка, похожий на первого, только постарше. – И станут все тебя звать Толчок-на-колесиках! По радио начнут говорить, как в страшилке: «Внимание! По городу едет Толчок-на-колесиках! Всем надеть противогазы или хотя бы заткнуть носы!»
– Андрей! Ну-ка прекрати глупости болтать! – одернула его женщина. Лешка, выглянув из-за ее спины, скорчил рожу и показал средний палец.
Макс еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Эти двое скучать не дадут – он сам был таким в их возрасте.
«Хотя нет, – помрачнел Серов, до боли в ладони сжав табличку. – Ты был совсем другим».
Он хорошо помнил, как шатался с братвой по городу, тормозил «маменькиных сынков» и, разжившись деньгами, шел стреляться в компьютерный клуб. Или находил незнакомый дворик, где можно было спокойно посидеть с бутылкой пива.
Как-то в промышленной зоне пацаны наткнулись на спящего среди коробок бомжа. Под ногами очень кстати оказались битые кирпичи и осколки бутылок. Макс до сих пор словно вживую видел, как среди раскисающего картона ворочалось и хрипло материлось нечто в заляпанном пакостью, драном пальто, а компания – и он в том числе – гоготала, метая снаряды потяжелее.
Сейчас Макса затошнило от воспоминаний. Но тогда он чувствовал себя охотником – не понимая, что на самом деле был шакалом.
Потом умер отец. Макс не видел, он был с компанией, когда это случилось. Но не раз представлял, как папа вскрикнул, вытаращил глаза и стал ловить ртом воздух, заваливаясь на бок.
Мама потом все успокаивала Макса, говорила, что у отца было слабое сердце. Но Макс знал: виноват он – тринадцатилетний прыщавый ушлепок.
Площадь расплывалась перед глазами. Макс встряхнулся, несколько раз моргнул и чуть отпустил табличку, потому как ладонь болела нестерпимо.
«Спокойно, – сказал он себе. – Все это осталось больше шести лет назад».
Как обычно, легче не стало. Макс чувствовал: то время все еще живет внутри. И однажды напомнит о себе…
– Максим… – к вожатому семенила Ирина Олеговна. Синяя просторная блузка развевалась, напоминая мантию. Нога в босоножке угодила в лужу, и на джинсовых бриджах осталось несколько мокрых пятнышек. – Максим, поднимите, пожалуйста, табличку повыше. Вдруг кто-нибудь из ребят не увидит номер отряда.
«Ну, вы даете… Во мне же метр восемьдесят роста плюс вытянутая рука», – усмехнулся про себя Макс.
Но табличку приподнял и даже немного постоял на цыпочках – пока воспитательница не отвернулась. Потом снова посмотрел на братьев.
Андрей кивал, слушая наставления матери, Лешка вертелся неподалеку, отчего рюкзак за спиной болтался вправо-влево. Изо рта рос очередной розовый пузырь. Отвернувшись от мамы и брата, Лешка быстро ткнул в шар пальцем. Тот лопнул, и мальчишка всосал жвачку.
Макс улыбнулся – эти ребята нравились ему все больше. Оба черноволосые, бледные и худые. Андрей выше примерно на полголовы. Наверное, у них полтора-два года разницы.
– Извините, – кто-то тронул руку Макса.
Вожатый обернулся и увидел рыжего толстячка. Тот робко смотрел на него, шаркая ногой по мокрому асфальту.
– О, привет, – улыбнулся Макс, поняв, что у мальчишки не хватит духу договорить. – Ты ведь в седьмом отряде будешь? Вот и отлично. Я там вожатый. Макс.
Он протянул рыжему раскрытую ладонь, и тот, слабо улыбнувшись, пожал ее.
– А меня Егор зовут, – сообщил он, приободрившись. Макс отметил, что голос у него слишком высокий – видимо, от волнения.
– Вот и познакомились. Давай-ка ты прощайся с мамой. Еще пять минут – и отправляемся.
Егор оглядел шеренгу длинных синих автобусов с открытыми дверями. Некоторые уже фырчали и работали дворниками. Потом снова робко улыбнулся и посмотрел на маму, стоявшую в стороне.
– Ребята! Седьмой отряд! – подала голос Ирина Олеговна. Она несколько раз хлопнула в ладоши и чуть не выронила зонт. – Начинаем садиться! Не толкаемся, все делаем организованно!
Договорив, она ринулась к автобусу с семеркой на лобовом стекле и застыла у дверей. Ребята загомонили, прощаясь с родителями, и стали стекаться к воспитательнице. Макс опустил табличку, чувствуя, что еще чуть-чуть – и рука бы срослась с ней. Он заметил, как девочка с темными волосами хлопнула отца по ладони, быстро обняла и пошла вслед за остальными. Мама Андрея и Лешки чмокнула обоих в щеки и погрозила младшему пальцем. Наверняка велела слушаться брата. Егор несколько секунд стоял в обнимку с матерью. Потом та погладила сына по голове, все-таки накинула ему капюшон и подала сумку. Мальчишка подхватил ее и, при каждом шаге задевая ногой, посеменил к автобусу.
Ребята кидали вещи в багажное отделение, толпились у дверей. Ирина Олеговна что-то говорила и жестикулировала, руководя посадкой. Рядом, скрестив на груди руки, стояла Светка.
Вслед за ними Макс поднялся в салон и огляделся. Многие прилипли к окнам, прощаясь с родителями. Воспитательница по пятому кругу пересчитывала ребят. Светка плюхнулась на сиденье рядом с кабиной и уткнулась в мобильник.
– Все, мы отправляемся! – объявила Ирина Олеговна, усаживаясь с вожатой.
Макс устроился сбоку и улыбнулся ребятам. Дверь зашипела, захлопнулась. Автобус качнулся, будто судно, спущенное на воду, и плавно тронулся. Прощаясь, ожили куранты, и седьмой отряд радостно завопил.
Дождь усиливался. Улица проносилась в окне все быстрее, дома сменяли друг друга, из водосточных труб вырывались пенные потоки. Лужи у бордюров пузырились, кроны обстриженных деревьев напоминали пучки зелени, глянцевые от дождя. Машины катерами носились по залитой проезжей части, люди под зонтами были похожи на ожившие грибы.
Макс уперся виском в окно и скосил глаза, глядя, как на стекле дрожат капли. Большая часть города осталась позади, колонна автобусов проезжала мимо желтой двухэтажки – психиатрической больницы.
«Вот уж где бы не хотел оказаться», – подумал Макс, глядя, как вдоль здания проходит плотный человек в белом халате. Спасаясь от дождя, он вжимал в плечи коротко стриженую голову и прихлопывал по бедру черной кожаной папкой.
Показались дома с зеленеющими огородами. Кое-где Макс видел людей. Возле ворот одной избушки топтались куры, за забором гавкала крупная серая дворняга.
Салон наполнялся голосами – ребята понемногу знакомились. Макс отыскал взглядом братьев. Андрей что-то выговаривал Лешке, тот строил рожи, передразнивая.
«Вот клоун, – усмехнулся Макс. – За ним в отряде глаз да глаз нужен».
В конце концов, терпение старшего брата лопнуло, и Лешка заработал локтем в грудь.
«Да и Андрея не надо без внимания оставлять», – мысленно добавил вожатый.
Ирина Олеговна пару раз вставала и осведомлялась: не укачивает ли кого. Ребята вразнобой отвечали, что все в порядке. Светка с кислой миной так и пялилась в мобильник.
«На ее физиономию долго смотреть – точно вывернет», – ухмыльнулся Макс, оглядывая салон.
Колонна автобусов проезжала мимо поля. Небо не думало светлеть, и пейзаж за окном напоминал аппликацию – зеленую равнину будто бы наклеили на лист плотной, темной, с лиловым отливом бумаги. Дождь стучался в стекло, капли ползли вниз, порывы ветра сдували их в сторону. А теплый и сухой салон казался самым уютным местом на свете.
«Впереди потрясающие три недели, – думал Макс, довольно потягиваясь. – Я отлично проведу время. Иначе и быть не может».

Я вот все думаю: страшные гномы - это аллегорическое название этого пионерского отряда?

Не совсем. Хотя мысль хорошая)

Глава 3. Лесной вагончик.
В магазине было прохладно, пахло копченой колбасой и сыром. Под потолком гудел кондиционер, из старого магнитофона за прилавком лилась «Зимняя вишня». На весах лежал завернутый в целлофан фарш, вдоль стены тянулись полки с консервами, конфетами, пряниками, выпечкой и бутылками. Продавщица, невысокая полная женщина с рыжими, подстриженными «под мальчика» волосами, склонилась над большой тетрадью на пружине. Когда Сбитнев подошел ближе, она выпрямилась и сдержанно улыбнулась.
– Здравствуйте, Федор Иваныч, – сказала продавщица, откладывая тетрадь. – С работы?
– С работы, Мариночка, – отозвался Сбитнев, слабо улыбнувшись.
– Что-то выглядите вы не очень. Заболели?
– У знакомых беда приключилась… – Федор Иванович замолк, вспомнив два прошедших дня. Посмотрел в пол и тихо договорил: – Вот, помогаю, чем могу.
Марина кивнула, закусила нижнюю губу и тоже опустила глаза.
– А ты чего такая невеселая? – спросил Сбитнев.
Продавщица прерывисто вздохнула:
– Знаете, и у нас ведь не все в порядке. Помните, я рассказывала, что Егорку в лагерь отправила? В наш, в «Березки».
– Было дело, – ответил дворник, чувствуя, как внутри всколыхнулось волнение.
«Опять эти «Березки», – подумал он.
– Позавчера утром мне оттуда позвонили, – продолжила Марина. – И заявили: забирайте сына, он дисциплину нарушает. Я, естественно, беру отгул, мчусь в лагерь этот. Приезжаю, гляжу на Егора и не узнаю его! За два дня осунулся, под глазами тени какие-то странные. Розовые. И на шее тоже розовая полоса. Вроде как шрам… Но и не шрам… Но даже не это главное. Он ведь у меня тихоня. Домашний, ласковый. А тут стоит передо мной, смотрит исподлобья и губы кривит. Спрашиваю: что случилось. Плечами пожимает, бурчит и отворачивается. Ладно, думаю, домой привезу – придет в себя. Все-таки первый раз в лагерь поехал, переживал.
– И как? – спросил Федор Иванович.
– Да все так же, – голос продавщицы дрогнул. Дворник понял, что она готова расплакаться. – Слова не вытянешь, все в комнате норовит запереться. А Барбос, кот наш, вообще с ума сходит. По углам прячется, а если Егора увидит – сразу уши в голову вжимает и шипит. А Егор глядит на него и ухмыляется…
– Дела-а, – протянул Сбитнев. – А что он в лагере-то натворил?
– Как сказала Светлана Максимовна, директриса, он вместе с тремя ребятами из отряда перед отбоем сбежал в лес. В итоге весь лагерь на уши поставили, чтобы их найти. Отыскали, а они все грязные, оборванные и перепуганные насмерть. Начали их спрашивать, что случилось, зачем в лес пошли. А они молчат, будто сговорились. Да не будто, а точно сговорились, я думаю.
– Тут ты права. Они иной раз, как партизаны, – Федор Иванович заставил себя добродушно усмехнуться. – А за Егора не переживай. Взрослеет парень, меняется.
– Наверное, – неуверенно кивнув, ответила Марина. – Ой, заболтала я вас! Вы ведь купить что-то хотели?
…Расплатившись за две булки «Бородинского», коробку рафинада и пакет молока, дворник вышел и огляделся.
От ступенек магазина брала начало пыльная, усыпанная щебенкой тропка. Петляя, она вела вправо и вверх и заканчивалась у водонапорной башни, вокруг которой стояло несколько желтых «маршруток». Пухлые кучевые облака неторопливо плыли к западу, бросая подвижные тени на прогретую землю. Сзади высились коробки панельных пятиэтажек с бордовыми пунктирами балконов. Под их серыми боками ютились частные дома с огородами. Неподалеку, гремя цепью, глухо гавкал пес, в воздухе витал запах костра. Слева, за трубами теплотрассы и железной дорогой зеленело поле. И где-то там, в двадцати с лишним километрах, стоял детский лагерь «Березки».
«Непросто все с этим лагерем, – спускаясь, думал Сбитнев. – Сердцем чувствую».

Это немного странно звучит. Даже не знаю, можно ли так говорить. Ладонь дворника нырнула в карман брюк.




И он дворником работает? Пенсии не хватает? Или просто работать нравится.


А я вот всё никак не пойму, хорошее ли это название для романа? Звучит как название малобюджетного фильма-ужасов, но с другой стороны что-то есть в этом есть.

Согласен, глупо получилось


У нас в городе много дворников пенсионного возраста. Деньги действительно нужны, особенно одинокому человеку.


Спойлерить пока не буду, ок?

Спасибо за отзыв.

Название немножко смешное... что не есть гут для хоррора. Но я думаю, что это черновое, рабочее название, а потому пусть будет.

Ну-с, едем дальше. Вторая часть главы большая, поэтому делю ее надвое:

За несколько дней до этого.
«Когда уже дождь кончится?» – думал Андрей Новожилов, хмуро глядя в окно автобуса. Сотни капель скользили вниз, оставляя длинные извилистые дорожки.
Хлоп!
Андрей повернулся к Лешке. С губ брата розовой тряпочкой свисала жвачка, на бледной физиономии с россыпью веснушек застыло довольное выражение.
«Опять пузырь пальцем проткнул, – понял Андрей, косясь на брата. – Точно когда-нибудь заразу подцепит, Толчок-на-колесиках»…
Он усмехнулся и снова уставился в окно. Мимо проплывал холм, на склоне паслось несколько коров. Буренки окунали морды в траву, изредка взмахивая хвостами.
– Чего хмыкаешь, Андрюша? – Лешка толкнул его в бок и почти вплотную приблизил лицо. Серые глаза, как обычно, ехидно щурились, челюсти терзали жвачку.
– Да вот, на родственников твоих смотрю, – Андрей с ухмылкой указал на стадо. – Тоже вечно жуют, только пузыри не надувают. Наверное, потому что их копытом протыкать неудобно. Интересно, когда у тебя копыта вырастут, ты тоже пузыри надувать перестанешь? Я буду очень рад.
– Пошел ты! – Лешка снова пихнул брата локтем и стал выдувать очередной пузырь.
– Решил новый рекорд поставить? – лениво поинтересовался Андрей, наблюдая, как растет розовый шар. – Только осторожно, а то взрывной волной остатки мозгов выбьет.
Брат пропустил колкость, вытянул указательный палец и быстро ткнул в пузырь. Хлопка не получилось – шар просто съежился. Лешка нахмурился, заглотил жвачку и отвернулся, заработав челюстями энергичнее прежнего.
Андрей снова уставился в окно. Интересно, сколько еще ехать? От города до лагеря примерно двадцать пять километров. На папиной машине добрались бы минут за двадцать, если не раньше. А караван автобусов тащился уже больше получаса. Пятая точка начинала ныть, пейзаж за окном надоедал.
«Ничего, – успокаивал себя Андрей, ерзая на сиденье. – Приедем в лагерь и оторвемся, как следует».
Этого дня Андрей ждал долгий учебный год. Новожиловы ездили в «Березки» третье лето подряд и с гордостью называли себя аборигенами лагеря. Они вдоль и поперек изучили окрестности и, тем не менее, частенько обнаруживали что-нибудь новое.
Тем летом, например, наткнулись на заброшенную прачечную с огромной, привинченной к бетонному полу стиральной машинкой. Лешка тут же сочинил про домик страшную историю.
– Очень давно, – рассказывал он друзьям, – там работала старуха. Она стирала только по ночам и колдовала над простынями, наволочками и одеялами. Ребятам, которые потом на них спали, постоянно снились кошмары, а старуха подпитывалась страхом. Но однажды ночью разразилась сильнейшая гроза. Бабка, как обычно, стирала и колдовала. Вдруг молния попала прямо в прачечную, пробила крышу и ударила старуху. Та потеряла сознание, упала в машинку, которая продолжала работать, и ее искромсало, как в мясорубке. С тех пор ребята стали спать спокойно, но в день смерти старухи можно снова услышать жужжание стиральной машины и увидеть призрак, который летает вокруг прачечной.
История привела всех в восторг. Лешка даже пару раз водил в заброшенную прачечную экскурсии, где снова рассказывал страшилку, добавляя новых кровавых подробностей.
«Голова у него работает, как надо, – думал тогда Андрей, вместе с экскурсоводом поедая заработанные конфеты. – Жаль, не так часто, как хотелось бы».
Может, и в этом году удастся подзаработать. Новожилов уже несколько раз оглядывал салон и не увидел ни одного знакомого лица. Вожатые и воспитательница тоже были новые. Ирина Олеговна Андрею не очень понравилась – бочка на ножках, к тому же, довольно нервная. Такая за каждым шагом будет следить, так что толком не повеселишься. Уже сейчас по салону взглядом шарит, будто прожектором. Вожатая Светка вообще кикимора, а вот Максим вроде бы ничего – веселый, приветливый.
– Ребята, – воспитательница поднялась и выступила вперед. – У всех все в порядке? Никого не укачивает?
Андрей усмехнулся, мотнув головой, и откинулся на спинку кресла. Ирина Олеговна задавала этот вопрос уже в третий раз.
Автобус наполнился нестройным хором – все чувствовали себя нормально. Воспитательница кивнула и вернулась на сиденье. Лешка закатил глаза и нагнулся, изображая, что его выворачивает. Он перестарался: жвачка вылетела изо рта и шлепнулась возле ног. Лешка нахмурился и легонько пнул розовый комок под сиденье.
Андрей увидел, что вожатый Максим усмехнулся, заметив, как брат избавляется от улик.
«Нормальный чел. Надо бы его уговорить перед отбоем страшную историю рассказать, – решил он, глядя на Лешку, который распечатывал очередной квадратик жвачки.
– У тебя когда-нибудь или нижняя челюсть отвалится или мозги в слюне раскиснут, – заявил Андрей, пихая брата локтем.
– А что еще делать? – развел тот руками, громко чавкая. – Скукотень!
Тут Андрей не стал возражать – поездка ему уже надоела. Он снова уставился в окно. В стороне от дороги за сетчатым железным забором с проржавелыми воротами стояло несколько старых тракторов и комбайнов.
«Интересно, хоть один на ходу?» – подумал Андрей, разглядывая технику.
Автобус миновал стоянку, и Новожилов увидел несколько домов. Чуть дальше мужик в синем спортивном костюме и плоской кепке вел черную лошадь. Рядом, помахивая хвостом, семенила здоровая псина с длинной рыжей шерстью. Вдалеке виднелась гора, укрытая густой зеленью деревьев.
– Не так долго ехать осталось, – заметил Лешка, выглядывая в окно. – Минут пятнадцать, может, чуть больше. Вон, уже лес начинается.
«Пятнадцать минут! – мысленно проворчал Андрей, провожая глазами первые березы и сосны. – У меня к этому времени зад к сиденью прирастет – я поднимусь, а он останется!»
Покачав головой, он выудил из рюкзака «пээспэшку» и стал загружать игру. На дисплее появилась рука с пистолетом, и Андрей, закусив губу, принялся жать на кнопки.
Новожилов обожал носиться по заброшенным заводам, космическим кораблям и секретным базам, выпуская тысячи патронов в инопланетян, мутантов или зомби. Оружие захлебывалось пальбой, противники разлетались кровавыми ошметками, и Андрей следовал дальше.
Иногда, проходя уровень, он гадал: хватило бы у него духу встретиться с кем-нибудь из компьютерных уродцев в реальной жизни? Андрею хотелось проверить, однако компьютер, приставка или телефон не желали выпускать тварей на волю, и он вынужден был разбираться с ними, находясь в безопасности.
Пистолет стрекотал без умолку. Пальцы все быстрее сновали по кнопкам. Мутанты с серой кожей, красными глазами и оскаленными пастями подыхали один за другим.
– Началась мясорубка, – пробормотал Лешка, наклоняясь к Андрею. – Докуда дошел?
– Третий этаж, лазарет, – бросил тот, тяжело дыша. Нос понемногу приближался к приставке, глаза пялились в экранчик, не мигая.
– Дашь потом чуть-чуть поиграть?
– Подожди, не мешай!
Лешка снова лопнул пузырь. В ту же секунду снаружи раздался хлопок. Автобус завилял, будто очутился на слаломной трассе. Завизжали шины, и экипаж стал замедляться. По салону прокатился гул голосов.
Андрей нажал паузу и огляделся. Кое-кто из ребят приподнялся и вытягивал шею, вертя головой. Автобус остановился, фыркнул, будто отдувался после долгого пути, и заглох.
– Что такое? – Андрей отыскал глазами Ирину Олеговну.
Та повернулась к кабине и разговаривала с шофером. Вожатые обменивались удивленными взглядами. Ребята продолжали гадать, что случилось. Сзади засигналили.
– Похоже, мы создали пробку, – пробормотал Лешка, оглядываясь на автобусы.
Дверь кабины открылась. Водитель, сухой мужичок с длинными усами и блестящей макушкой, выпрыгнул и присел на корточки рядом с колесом.
– Спустило что ли? – предположил Андрей. – Если так, мы здесь надолго застрянем.
Он уставился перед собой, хмуря брови. Этого еще не хватало! Добирались-добирались, и вот на тебе! Пятая точка ныла все сильнее, желудок забурчал от голода.
Ирина Олеговна выбежала из автобуса и подошла к водителю. Андрей вытянул шею и увидел обоих возле кабины. Шофер разводил руками. Воспитательница, подбоченившись, стояла рядом. Они говорили минут пять, потом Ирина Олеговна вернулась в салон, и по ее лицу Андрей понял, что не услышит ничего хорошего.
– Ребята, – начала она, потирая руки. – Произошла маленькая неприятность – спустило переднее колесо. Не надо волноваться, скоро его поменяют, и мы благополучно доберемся до лагеря.
– Зашибись! – выдохнул Лешка, хлопнув по подлокотнику.
Андрей смотрел в окно. Автобусы неторопливо объезжали их экипаж. В окнах виднелось множество любопытных лиц.
«Все, нас бросили», – подумал Андрей, провожая колонну мрачным взглядом. Потом поднялся и пихнул Лешку ногой.
– Ты чего? – уставился на него брат. – Пешком до лагеря собрался?
– Типа того. Хотя бы на улицу выйду. Сидеть уже не могу. Давай вместе?
Лешка кивнул, и оба прошли к выходу.
– Куда это вы? – поинтересовалась Ирина Олеговна. Она строго посмотрела на братьев – будто просканировала.
– Можно нам погулять? – спросил Лешка. – Сидеть уже надоело.
– Ничего страшного, потерпите. Водитель сказал, что через тридцать минут все будет готово. А теперь быстренько по местам!
«Досталась же нам воспитка!» – с обидой подумал Андрей.
Он хотел уже развернуться, но тут поднялся Максим:
– Ирина Олеговна, пусть ребята немного прогуляются, я за ними присмотрю. Дождик кончился, на улице свежо, самое время воздухом подышать. Вы ведь далеко уходить не собираетесь? – обратился он к братьям, и те дружно мотнули головами.
– Ну, хорошо, пусть идут, – сдалась воспитательница. По залитому румянцем круглому лицу было видно, что затея по-прежнему ей не нравится. – Только прошу вас, смотрите за ними внимательно!
Максим кивнул, подмигнул ребятам и первым вышел из автобуса.
– А вы будьте все время на виду, – напутствовала Ирина Олеговна.
Братья выскочили из автобуса, и Андрей втянул прохладный воздух. Дождь кончился, и лишь в траве шуршали капли, срывающиеся с листвы. Под слабыми дуновениями березовые ветви чуть слышно шелестели, будто деревья переговаривались.
– Пойдем, – сказал Лешка и стал спускаться в заросли. Он поскользнулся и едва не шлепнулся, смешно взмахнув руками.
Андрей усмехнулся и последовал за братом.
Оказавшись под навесом ветвей, он поежился – возникло чувство, будто его вот-вот накроет зеленой волной. Трава холодила ноги, и Андрей пожалел, что надел шорты.
Лешка вышагивал метрах в десяти. Фигурку в желтой толстовке и синих джинсах то и дело скрывали черно-белые, чуть изогнутые стволы.
– Чего застрял, Андрюша? – крикнул Лешка, подбирая трухлявую березовую ветку. Та переломилась после легкого взмаха. – Блин, запустить в тебя хотел, но она рассыплется, пока лететь будет.
Фыркнув, Андрей повернулся к автобусу.
Остальные ребята тоже не стали засиживаться. Бродили вдоль дороги, потягивались, разминали затекшие ноги. Возле вожатого крутился низкий толстяк с рыжими волосами. Максим что-то объяснял, указывая вдаль.
«Хороший у нас вожатый», – снова подумал Андрей и направился за Лешкой.
Дорогу преградила поваленная береза с налипшей на корни землей. По стволу сновало не меньше сотни муравьев. Андрей сорвал травинку, подцепил одного, и тот, будто канатоходец, уверенно направился к пальцам.
– Эй, натуралист, – окликнул Лешка. Он все еще размахивал палкой. – Пойдем дальше. Охота что-нибудь интересное найти.
Андрей отпустил муравья, перешагнул через ствол и бегом нагнал брата. Подул ветер, и ветви качнулись, окатив обоих дождевой водой. Ребята выругались, поежились и двинулись дальше. Прошли метров пятнадцать, остановились у огромного муравейника. Покатая вершина доставала Андрею до груди.
– Прямо египетская пирамида, – Лешка ткнул палкой и стал наблюдать, как засуетились насекомые. – Вон, забегали…
– Тебя палкой тыкнуть, еще бы не так забегал, – Андрей толкнул брата, тот едва удержал равновесие.
Отбросив палку, Лешка кинулся вперед и хотел сделать подножку, но Андрей увернулся и наступил в муравейник. Кожу тут же защекотало несколько десятков букашек. Он вскрикнул и затряс ногой. Лешка в двух шагах согнулся и хохотал.
– Ну, все… – Андрей сделал страшное лицо и сжал кулаки.
Лешка ойкнул и, едва не поскользнувшись, бросился бежать.
Минут пять братья с воплями носились между деревьев, с треском прорывались сквозь кустарник. Зелень листвы и травы, черно-белая кора и серое небо мелькали перед глазами. Воздух с каждой секундой все сильнее обжигал легкие.
В конце концов, Андрей схватил брата за капюшон и потянул. Лешка не удержался, взмахнул руками и плюхнулся на землю. Несколько секунд он лежал, хватая ртом воздух и глядя в небо.
– Фу-у-ух! Вот это побегали! – выдохнул он, поднимаясь.
– Нормально, – Андрей стоял рядом, уперев руки в колени.
Подул ветер, он выпрямился, втянул ноздрями и нахмурился. Что-то не так… Откуда этот едва ощутимый запах?
– Тоже чувствуешь? – спросил Лешка, чуть сморщив нос. – Тухляком каким-то несет.
Андрей кивнул и стал оглядываться, пытаясь понять, откуда идет вонь. Точно так же однажды пахло в школе. Преподы с завхозом все этажи излазили, пока, наконец, не заглянули в вентиляцию. Там оказался гниющий кусок мяса – видимо, засунули жадные до приколов старшеклассники.
Новожилов помнил, как директриса вскрикнула и, прикрыв рот ладошкой, ломанулась в туалет. Кое-кто вдоволь повеселился, но Андрею было не до смеха – слишком уж мерзко выглядел кусок мяса.
Ветер усиливался, вонь вытесняла свежесть леса. Братья вертели головами, Лешка не выдержал и зажал нос.
– А там еще что такое? – прогундосил он, указывая на темное пятно под сосной, метрах в пятидесяти. – Может, это оттуда несет? Давай глянем.
Меньше всего Андрею хотелось тащиться дальше, чтобы посмотреть на какое-то темное пятно. Но Лешка, не разжимая носа, уже шагал вперед, и оставалось только пойти следом.
Сосна приближалась, пятно росло. Ветви продолжали шелестеть, заглушая шаги, ветер проникал под футболку, шевелил невидимыми пальцами волосы на макушке.
– Фу, блин! Ну и гадость! – Лешка с воплем отшатнулся и отдавил Андрею ногу.
Новожилов стиснул челюсти и отвел взгляд.
Черные и серые перья. Скрюченные, похожие на веточки лапки. Куски мяса и косточек. Настоящее птичье кладбище… Объеденные и раздавленные тушки ворон, галок, синиц и воробьев опоясывали сосновый ствол. Перья чуть подрагивали на ветру, отчего казалось, что трупики шевелятся.
– Достань телефон, – прошептал Лешка, глядя на горку мертвых птиц.
– Зачем? – насторожился Андрей.
– Давай сфоткаем! Этим же реально напугать можно! Все в отряде со страху пообделываются!
Не понимая зачем, Андрей полез в карман за мобильником. Отодвинув затвор, он навел объектив на гору птичьих останков и сделал снимок.
– Покажи, – Лешка выхватил телефон и пару секунд глядел на дисплей, затем довольно кивнул. – Как думаешь, кто это сделал?
– Почем я знаю? Может, сатанисты какие-нибудь. У них ведь куча всяких ритуалов. Наловили птиц, посворачивали бошки, вымазались кровью и давай по лесу бегать. Ненормальные, короче.
– А если они и сейчас рядом? Сатанисты эти, – Лешка завертел головой. Обычно бледное лицо казалось серым. – Может, мы зря так далеко ушли?
Андрей обернулся и поежился, глядя на автобус, казавшийся меньше игрушечной машинки. Голоса ребят были едва слышны, и крохотный синий прямоугольник экипажа напоминал мираж. Настоящими были только деревья, хмурое небо, сырая трава и куча изуродованных птиц. Словно соглашаясь, в листве вновь зашелестел дождь.
– Пойдем, – Лешка вертел телефон и жадно смотрел назад. – Сейчас дождь начнется. Вымокнем, и от Олеговны достанется.
– Ха! Воспитку он испугался! – ухмыльнулся Андрей. Он редко видел брата таким серьезным и не мог не подколоть. – Струсил – так и скажи!
– Кто струсил? Я?! – Лешка вытаращился и облизнул губы. – Догоняй!
Он бросил брату телефон, развернулся и помчался вперед. Андрей охнул, поймал мобильник и рванул за Лешкой. Желтая толстовка мелькала между деревьев, будто солнечный зайчик. Расстояние увеличивалось.

Я так понимаю, это советские времена. Пионер-вожатые. Пионерские лагеря. Дискотеки. Не поню, чтоб в то время были компьютерные клубы. Сами компьтеры были редкостью.




Может, я упустил что-то, но почему ладонь болела нестерпимо?

Это начало двухтысячных, самый расцвет для клубов.

Он, когда вспоминал, сжал табличку, злясь на себя за прошлое.

Деревья словно вырастали перед лицом и тут же отскакивали. Среди стволов постоянно приходилось вилять, и Андрей никак не мог разогнаться. Ноги разъезжались на траве.
– Лешка! – крикнул он.
Брат несся, уменьшаясь на глазах. Он мог в любую секунду исчезнуть за стеной деревьев.
– Подожди! Остановись! – надрывался Андрей.
Нога за что-то зацепилась, и он покатился по земле. Мир несколько раз перевернулся, потом перед глазами застыло небо. Березы шевелились, отчего казалось, будто кроны двигают тяжелые тучи. Дождь поливал разгоряченное лицо, и Андрей постепенно выравнивал дыхание.
Он подвигал руками и ногами. Вроде ничего не сломано, только правая коленка саднит. Андрей сел и огляделся. Деревья слева. Деревья справа. Тяжесть серого небосвода сверху. Мягкая земля под ногами. И больше ничего – ни автобуса, ни брата.
– Лешка! – снова крикнул Андрей, вскочил и завертелся.
Никогда раньше он не замечал, что лес может быть таким однообразным. Откуда он пришел? В какую сторону побежал Лешка? Где дорога?
Андрей понял, что не может ответить ни на один вопрос. Сейчас он был не против вернуться хотя бы к куче дохлых птиц. Втянув ноздрями, Андрей попытался уловить вонь. Ничего.
Дождь усиливался. Футболка намокла и стесняла движения. По телу пробегала дрожь, зубы начали постукивать.
«Нужно что-то делать, иначе продрогнешь», – сказал себе Андрей и снова огляделся.
Неподалеку росла пара молодых сосенок. Андрей метнулся к ним, но тут же остановился. Видел ли он их, пока бежал? Что он вообще видел, кроме желтой толстовки? И чем думал, когда дразнил Лешку? Знал ведь, что тот может отчебучить нечто подобное…
«Успокойся, – велел себе Андрей, снова направляясь к сосенкам. В случае чего они послужат ориентиром. – Будешь психовать – до темноты из леса не выберешься».
Он задрал голову и тут же зажмурился – с неба лило, как из ведра.
Но на самом деле хорошо, что пошел дождь. Ирина Олеговна наверняка загнала всех в автобус и поняла, что двоих не хватает. Тех самых, которым так не терпелось прогуляться.
Андрей вспомнил теплый и сухой салон. Чего ему не сиделось внутри? Подумаешь, задница отваливалась…
В голову закралась нехорошая мысль: что если он больше не вернется в автобус?
Да нет, ерунда… Воспитательница уже подняла тревогу и отправила вожатых бегать по лесу. Нужно только прислушиваться, чтобы не пропустить голоса. Хотя как разобрать свое имя, когда дождь непрерывно шуршит листвой? Собственные шаги и то с трудом различить можно…
Что если самому покричать?
Сложив ладони рупором, Андрей гаркнул:
– Лешка! Ты где?!
В ответ лишь шум дождя. Андрей прошел немного, снова огляделся и нахмурился.
Как будто кто-то идет. Может, Лешка услышал и возвращается?
Если бы дождь прекратился хоть ненадолго…
Но спустя несколько секунд шум ливня уже не мог скрыть шагов. Кто-то приближался.
– Лешка! Это ты?
Андрей остановился возле изогнутого ствола березы и стал всматриваться в заросли рядом с огромной, покрытой мхом глыбой. Почему брат не отвечает? Решил поиграть?
– Лешка! Кончай! Нам в автобус пора!
Не получив ответа, Андрей попятился.
Там не Лешка. У него шаги другие – частые.
– Максим, это вы? – спросил Андрей, продолжая отступать.
«Кто там?» – гадал он, пролезая под стволом, готовый в любую секунду развернуться и бежать.
Перед глазами снова появилась куча изуродованных птиц. Потом воображение нарисовало тощего голого мужика, измазанного кровью и грязью. Он крался по-звериному, припадая к земле. Поворачивал лысую башку, принюхивался и скалился, вращая красными глазами.
«Мотать отсюда надо…» – решил Андрей.
Неподалеку вздрогнули кусты.
Андрей развернулся и бросился бежать. В любую секунду он ожидал услышать вопли. Но вместо этого донесся девчоночий голос:
– Эй! Погоди!
Андрей затормозил. Проехался по траве, но не упал. Обернувшись, он увидел девчонку из их отряда – высокую, с темными волосами. Она подошла к изогнутой березе и стала отряхивать черные джинсы.
– Ну и заставил же ты меня побегать, – сообщила она, недовольно глядя на Андрея. – Носитесь оба, как угорелые…
Тот все еще стоял вполоборота и смотрел на девчонку. Испуг понемногу уступал место удивлению.
– А ты чего? Следила за нами что ли? – спросил Андрей, возвращаясь к березе.
– Скажем, приглядывала, – девчонка усмехнулась. – Когда я увидела, что вы углубились в лес, решила пойти за вами. Мало ли что… И, как видишь, не напрасно.
Она выпрямилась, и Андрей почувствовал, как щеки заливает жаром. Того гляди, от намокшего лица пар пойдет.
Это же надо! Какая-то девчонка бегала за ним, как нянька! Хотя нет, не какая-то, а довольно симпатичная. С густыми темными волосами, большими глазами и красивой улыбкой. Если бы еще не смотрела на него, как на идиота…
– Ладно, не дуйся, – сказала девчонка. – Нам еще твоего брата надо найти. Пойдем.
Она развернулась и направилась к кустам, подрагивающим под напором ливня.
– Разве нам туда? – Андрей сделал пару шагов и остановился.
– Когда ты упал, то стал вертеться и в итоге взял левее. Так что сначала вернемся к тому месту.
Андрей почувствовал себя маленьким мальчиком, которому объясняют, на какой свет переходить улицу. Однако он снова был не один и понемногу успокаивался.
Наконец он смог оглядеть себя. Насквозь промокшие шорты и футболку покрывали пятна грязи и лесной мусор, на локтях и правой коленке содрана кожа. Ощупав затылок, Андрей поморщился – видно, набил нехилую шишку.
– Пойдем. И так уже кучу времени потеряли, – напомнила девчонка, двигаясь вперед.
Андрей кивнул и стал догонять. Ребята миновали заросший мхом валун, наполовину укрытый травой и папоротником. Андрей все время оглядывался: было около трех, однако из-за туч казалось, что на лес опускаются сумерки.
– Кстати, это, кажется, твое, – девчонка протянула телефон. – Нашла там, где ты упал.
Новожилов кивнул, взял мобильник и нахмурился. На дисплее так и остался снимок с кучей мертвых птиц. Девчонка исподлобья посмотрела на Андрея.
– Зачем вы их сфотографировали? Ничего более гадкого я в жизни не видела.
– Я тоже, – признался Андрей. – Поэтому и снял. Мы с Лешкой хотели всех в лагере этой фоткой пугать.
Он снова взглянул на телефон. Нет, лучше избавиться от этой мерзости. Андрей удалил снимок и сунул телефон в карман.
«А ведь обратно придется идти мимо этой кучи», – подумал он и ускорил шаг.
Больше всего на свете Андрею хотелось побыстрее найти Лешку и свалить из леса. Шум дождя стал напоминать шаги – будто кто-то подкрадывался сзади.
Рядом хрустнула ветка. Андрей тут же замер и стал оглядываться.
– Ты чего? – спросила девчонка, указывая под ноги.
– Все нормально, – отозвался Андрей, в очередной раз почувствовав себя идиотом. – Просто подумал, вдруг Лешка рядом.
Девчонка кивнула, но Андрей понял, что она не поверила.
– Ты так и не представилась, – напомнил он.
– Ах да, извини. Просто как-то не до этого было, – девчонка усмехнулась, и Андрею снова захотелось провалиться сквозь землю. Ей что, в кайф каждые пять минут напоминать, какой он придурок? – Оля. Оля Герасимова.
«Бонд. Джеймс Бонд, – мысленно передразнил Андрей. – Ведет себя, как крутая суперагентша…»
Он понимал, что злится больше оттого, что Оля ему понравилась. И ничего не мог с собой поделать. Защитная реакция или как там это называется?..
– Ну вот, – Оля остановилась возле тех самых сосенок. – Здесь ты и упал. Наверное, запнулся о камень, – она указала носком кроссовки на булыжник, скрытый в траве. – Честно сказать, я сначала даже испугалась. Ты чуть ли не сальто сделал, вполне мог шею сломать…
Оля замолчала, и Андрей сжал кулаки, ожидая, что она снова усмехнется. Но девочка поджала губы и посмотрела в сторону. Там, в полусотне шагов, за узкой тропкой начинался подъем.
– А Лешка побежал туда, – добавила она. – Пошли.
Оба двинулись дальше.
– Так что случилось? Почему вы поссорились? – спросила Оля.
– Не знаю, – пожал плечами Андрей. – По глупости. Я начал дразнить Лешку, когда тот предложил вернуться к автобусу. Сказал, что он струсил. Вот Лешка и вспылил.
– Дураки. Нашли, где шутить.
Андрей поджал губы, кивнул и замер.
Что это?
Как будто его только что позвали по имени. Но голос доносился издалека, а дождь, как назло, зарядил с новой силой.
– Ты чего? – Оля тронула его за плечо.
– Не слышала? – Андрей прищурился и стал озираться.
– Аы-ы-ы-ые-е-ей-й! – донеслось из-за деревьев.
Ребята вздрогнули и посмотрели влево. Андрей кивнул Оле и хотел бежать на голос, но девочка схватила его за рукав.
– Пусти, – Новожилов стал вырываться, футболка треснула. – Там Лешка. Он зовет меня.
– Погоди… – Оля подняла руку и свела брови.
Андрей недоуменно смотрел на девчонку. Чего она насторожилась? Они ищут Лешку, тот первый дал знать о себе. Осталось только встретиться и можно возвращаться в автобус.
Мотнув головой, Андрей снова рванулся.
– Да погоди ты! – зашипела Оля, прислушиваясь.
– Чего годить-то?! – крикнул Новожилов.
Оля подскочила к нему и зажала рот ладонью.
– Не ори! Он может услышать!
– А мы чего хотим? Разве не этого? – Андрею удалось вывернуться, и он уставился на девочку.
Оля все так же напряженно вслушивалась, но лесные звуки тонули в шуме дождя.
– Объясни, что происходит? – потребовал Андрей. – Там мой брат. И он зовет меня.
– Я не уверена, что это Лешка, – почти шепотом ответила Оля.
– А-а-а-аы-ы-ы-ые-ей-й-й! – снова донеслось издалека.
– Слышал? Не очень-то похоже на твоего брата.
Андрей нахмурился. Голос действительно очень странный. Прерывистый, будто кто-то выталкивал звуки, причем с трудом. И намного ниже, чем у Лешки.
– И кто это может быть? – спросил он.
– Не знаю.
Неизвестный позвал Андрея в четвертый раз. Ребята отшатнулись и тут же услышали птичий крик и что-то, похожее на кашель.
– Что там творится? – выдохнул Андрей, обшаривая глазами траву в поисках палки или камня. Сердце, казалось, разбухало с каждым ударом, а птица все кричала.
– Говорю же, не знаю, – Оля дотронулась до его руки. – Нам лучше подняться. Там оглядимся и подумаем, что делать.
Дождь становился сильнее. Ноги скользили, зубы стучали. Намокшие футболка и шорты облепляли тело, в кроссовках хлюпала вода.
«Хорошее начало смены… – мысленно проворчал Андрей. Добравшись до вершины, он повалился на колени. – Не хватало только простуду зарабо… А это еще что такое?..»
Он замер, глядя вперед.
– Ничего себе! – выдохнула Оля. – Что он здесь делает?
– Без понятия, – прошептал Андрей.
В низине, врытый в землю и окруженный деревьями, стоял зеленый строительный вагончик. Из темной металлической крыши торчала труба в форме буквы «Г». Окно скрывал ржавый лист железа, стены были вымазаны грязью. Возле приоткрытой двери Андрей увидел небольшую искореженную конструкцию, в которой признал металлический столик на колесиках, какие бывают в больницах. Вокруг валялись тряпки, обрывки полиэтилена и мертвые птицы.
– Жуть, – сказала Оля, рассматривая вагончик. – Кому понадобилось ставить его посреди леса?
Андрей пожал плечами и поднялся.
– Думаю, надо зайти туда, – сказал он, поворачиваясь к Оле.
Та нахмурилась, поджала губы и сделала пару шагов назад.
– Знаешь, я бы не хотела. Какой-то он страшный. И нам еще твоего брата надо найти.
– Вот именно. Лешка вполне может быть там, он такой – ему лишь бы что-нибудь облазить. А внутри и дождь переждать можно. Пойдем.
Но едва Андрей сделал пару шагов, как заросли позади вагончика зашевелились. В ту же секунду раздался рев. Хриплый, полный злобы. Дверь со стоном отъехала, и наружу выскочила фигурка в синих джинсах и желтой толстовке.
– Лешка! – крикнул Андрей, бросаясь к брату.
В вагончике загрохотало. Послышались крики. А Лешка несся к ребятам и, увидев, что Андрей хочет спуститься, замахал, приказывая остановиться.
Андрей замер, глядя то на вагончик, то на Лешку.
– Сматываемся! – выдохнул Лешка, когда до вершины оставалась пара метров.
Он налетел на Андрея, подтолкнул и помчался дальше. Тот чуть не упал, но тут же рванул за братом и Олей.
Деревья пролетали мимо смазанными пятнами. Андрей позволил ногам нести себя по склону, позабыв, что можно запросто свалиться и переломать все кости. Сейчас было не до этого. Главное – оказаться подальше от лесного вагончика. Ноги уже не успевали за телом и едва касались травы. Впереди показалась тропинка. Андрей пересек ее и поравнялся с Лешкой.
– Бежим дальше! – прокричал тот.
Лес продолжал проноситься перед глазами. Шум в ушах мешал расслышать, что творится за спиной.
Преследуют ли ребят? И если да, то кто? Люди ли это? Андрей снова вспомнил крики. Ему не удалось разобрать ни слова.
Куча дохлых птиц. Кто-то, зовущий его по имени. Вагончик. Насмерть перепуганный брат. Злобные бессвязные вопли. Этот лес начинает сводить с ума…
Стиснув зубы, Андрей поднажал. В следующее мгновение Оля вскрикнула, взмахнула руками и покатилась по траве. Лешка ойкнул и чудом не налетел на девочку. Андрей затормозил и бросился к Оле.
– Все нормально, – она села и выставила руки.
Андрей огляделся. Повсюду стволы берез и сосен, кусты, листва и трава. Из звуков только шум дождя и собственное дыхание. Ни шагов, ни воплей. Неужели оторвались?
Лешка закашлялся. Повернувшись к брату, Андрей увидел, что тот упер одну руку в коленку и пытается отдышаться. Кашлянув еще несколько раз, он сплюнул и выпрямился.
– Фу, блин, – выдохнул он, хватая ртом воздух. – Думал, все – капец мне пришел…
Андрей хотел спросить, что произошло, но успел только раскрыть рот. Неподалеку вздрогнули заросли. Послышался звук шагов.

Глава 4. Здравствуйте, «Березки»…
Федор Иванович покрепче стиснул ручку метлы, встряхнул головой и вдохнул прохладный утренний воздух. Бороться с сонливостью становилось все тяжелее.
Он проворочался до самого утра, погруженный в зыбкую полудрему. А перед глазами маячило узкое, скуластое лицо, заросшее щетиной.
– Отдай мне несколько капель своей крови и вскоре сможешь навсегда забыть об этой грязной работе, – твердил Беспалый, буравя Сбитнева пристальным недобрым взглядом. – Отдай…
Он повторял это снова и снова. Потом пятился и замирал – высокий, ссутуленный, в серой больничной пижаме. За спиной Беспалого появлялась лечебница. Желтую двухэтажку растягивало, сжимало, перекручивало… Словно отражение в кривом зеркале. После этого и фигура, и больница тонули в тумане. Он змеился, подбирался к Сбитневу, окружал, окутывал. Вновь появлялось лицо Беспалого – и все повторялось.
Дворник замер, задумчиво разглядывая вязь трещин на сером полотне асфальта.
Несколько капель крови… Что Беспалый собирался с ней делать? Выпить?
Вздохнув, Сбитнев покачал тяжелой после бессонницы головой. Он подумал, что никогда не узнает ответа. И тут же где-то на самом дальнем рубеже подсознания неприятно кольнуло: никогда не говори «никогда»…
– Доброе утро, Федор Иванович, – послышался тихий женский голос за спиной. Сбитнев чуть заметно вздрогнул, обернулся и увидел Нину Евгеньевну.
В длинной вязаной кофте желтого цвета, серой юбке ниже колена и темных поношенных туфлях на низком каблуке и с круглыми носами, она стояла в паре метров и устало глядела на дворника. Волосы были стянуты в узел на затылке, под глазами залегли тени, особенно яркие на бледном лице.
– Здравствуй, Нина Евгеньевна, здравствуй, – кивнул Сбитнев. – Как ваши дела? Как Максим?
Серова опустила глаза.
«Ясно», – подумал Федор Иванович.
– Пока без улучшений, – едва ли не одними губами сказала Нина Евгеньевна. – Не говорит ничего. Лежит все время, лицом к стене, и смотрит в одну точку. Встает, только чтобы до туалета дойти. Ест и пьет в палате, таблетки успокоительные принимает. Игорь Витальевич говорит, ему надо спать не меньше десяти часов в сутки.
– А про состояние Максима он что-нибудь сказал?
Нина Евгеньевна вздохнула и покачала головой.
– Пока ничего определенного. Сказал набраться терпения… – она полезла в старенькую бежевую сумочку, достала платок и промокнула глаза. – Господи, как же плохо в этой больнице! Темень, воздух какой-то тяжелый! И коридор этот, с кафелем!..
Федор Иванович лишь кивнул. Он помнил крыло, в котором располагались палаты. Там всегда было сумрачно. Коричневый линолеум втягивал солнечный свет из узкого зарешеченного окна. Слабенькие лампочки прятались за матовыми кругляшами плафонов. Двери по обеим сторонам коридора глядели маленькими прямоугольными оконцами, а стены… Стены снизу были выложены осколками белого, розового и голубого кафеля.
Игорь Витальевич как-то сказал Сбитневу, что эта пародия на мозаику напоминает души больных.
– …И дома, как в тюрьме, – слезы почти лишили Серову голоса. – На зеркала вообще смотреть не могу. Завесила, будто в доме покойник…
Она скомкала платок, уткнулась в него и разрыдалась.
– Перестань. Все обязательно наладится. Верь в это, – дворник подошел к Серовой. – А теперь ступай домой и отдохни. Нечего себя лишний раз изводить. Максим должен видеть тебя спокойной и сильной.
Та кивнула, убрала платок в сумку и, не глядя на Сбитнева, направилась к подъезду.
«За что тебе все это?» – мысленно обратился к ней Федор Иванович.

Прачечная - мне представляется, что это не маленькое здание. А тут "домик".


Пацаны так не обращаются. Это по-девчачьи. Дрюха, Андрюха, Дрюня.


Это же начало двухтысячных. Сотовые с фотоаппаратами были редкостью. А уж тем более - у детей.

Меня вот что смутило... эти два брата бегают по лесу, а где вожатый? Он ведь обещал за ними следить.

Они начали убегать с этого места с весёлым настроем, никакой паники. Даже телефоном перекинулись. И что теперь? Андрей убежал в какие-то дебри? А ведь до этого они видели автобус и знали куда бежать.




Корявая фраза.


Да какое там имя, хотя бы любой возглас.


В лесу звук шагов и без ливня почти не слышен. И как они звучат в лесу? Ладно бы если бы ветки хрустели, листва шуршала.


Он в этот момент смог различить такое?



Даже девчонка за ними приглядывала. А где ж всё-таки вожатый? Он, ко всему прочему, ещё и девчонку проглядел.






Не поверила чему?


Какое напоминание? Она просто усмехнулась.

Вообще, вся эта беготня по лесу выглядит как-то неестественно, словно эпизод из молодёжного ужастика. Но, тем не менее, читается не скучно.

На такую прачечную в свое время наткнулся я сам)

Лешка так брата задирает. А вообще Дрюня даже прикольнее.

Нет, это уже нулевые. Начало двухтысячных - это когда Макс был подростком. На момент действия книги ему уже девятнадцать.

Остальные спиногрызы тоже повылазили) Их больше, вот он и прошляпил момент.
Спасибо за замечания)

А, точно.

Досадно. Благодарю за мнение.

Ну сами посудите... мёртвые птицы, дети куда-то разбежались без особой причины, мальчик, который постоянно шаги во время ливня слышит, и к тому же представляет себе какого-то крадущегося мужика с красными глазами. Девочка, которая за ними зачем-то следила, потерянный мобильник, из которого в такой панической ситуации мальчик удаляет снимок птиц. Странный голос зовущий Андрея. Вагончик строительный. Опять бег. Всё это немного надуманно выглядит. Но повторюсь - читать не скучно.

Да я жеж на себя досадую) Но радует, что не скучно.

За несколько дней до этого.
– Я знала! Знала, что случится нечто подобное! – причитала Ирина Олеговна, переминаясь в дверях. – Нельзя было их отпускать! Это же дети! За ними все время надо смотреть!
Макс, едва не задев воспитательницу, выскочил наружу, прищурился и накинул капюшон ветровки.
Пару минут назад снова пошел дождь. Всех загнали в автобус, и обнаружилось, что троих не хватает. Братьев Новожиловых и той высокой брюнетки, Оли Герасимовой.
Остальные переговаривались, водитель матерился на колесо и погоду, а Ирина Олеговна суетилась возле выхода:
– Вот куда их занесло? Дождь, лес незнакомый! Вымокнут, простудятся, а мне потом отвечать!
– Успокойтесь, сейчас пойду их искать, – сказал Максим, чувствуя, как внутри нарастает паника. – Они не могли далеко уйти.
Воспитательница снова открыла рот, но Серов не стал слушать и спустился в заросли. Пройдя с полсотни шагов, он огляделся. Березы, осины, несколько сосен, трава вперемежку с папоротником. С неба, будто из душа, льется вода. Не самое лучшее место для прогулок, так что ребята рядом.
Макс надеялся, что потерялись они не по отдельности. Не очень-то хотелось сначала найти одного Андрея, а потом отправляться за его братом и девчонкой.
«Вот засранцы! – мысленно проворчал вожатый, разводя ветки, будто пловец. – Найду – уши всем троим надеру!»
Хорошее настроение будто смыло дождем. Макс удалялся от дороги и хмурился. Это ведь он разрешил им выйти из автобуса, хотя видел, что воспитательница не в восторге.
«Хорошо смену начал, ничего не скажешь», – подумал Серов, обходя почерневший от дождя пень, у корней которого гроздью ютились мелкие желтые грибы. Он редко бывал в лесу и не представлял, как искать братьев и Олю.
Оглянувшись, Макс едва разглядел автобус. Метров сто пятьдесят, не больше. И ребята должны быть где-то рядом.
– Андрей! Леша! Оля! – выкрикнул Макс.
Неподалеку затрещали ветки. Каркнула ворона. Серов развернулся и помчался на звук.
– Леша! Андрей! – звал он, лавируя между деревьев. – Оля! Идите сюда!
Снова карканье, на этот раз громче. Птица кричала, не переставая. Макс слышал, как хлопают крылья и трещат кусты.
«Они ее поймали что ли?» – вожатый остановился.
Ворона продолжала надрываться. Она уже не каркала, а верещала.
– Эй! Идите сюда! – крикнул Макс, хмурясь.
Птица замолкла, но заросли все еще трещали. Макс вытянул шею и услышал смешок, короткий и сухой. А затем – бормотание и писк.
Серов сделал еще несколько шагов, высматривая ребят. Неужели они все заранее продумали?
Бормотание не прекращалось. Макс прислушивался, но не разбирал ни слова. Снова писк. И вслед за ним еще один смешок. Кусты затрещали громче.
Серов сжал кулаки и рванул вперед. Из зарослей донесся хриплый вскрик и звук шагов – очень частых, словно бежали на четвереньках.
«Вот и отлично, – подумал Макс, ныряя в заросли. – Тем быстрее я вас поймаю, шутники…»
Однако догнать не удавалось, и до него понемногу доходило, что там не ребята.
Бормотание сменилось гортанным звуком. Неизвестный словно пытался отхаркнуть.
Макс поскользнулся и плечом налетел на березу. Едва устояв, остановился и увидел в траве черные перья, кровь и чуть подрагивающее крыло.
Серов приоткрыл рот и опустился на корточки. Он не сразу заметил, что заросли больше не трещат. Тот, кто изуродовал птицу, сейчас наверняка наблюдал за Максом. Но вожатый не мог отвести взгляд от крыла.
«Да это псих какой-то… – думал Серов. – Главное, чтобы Андрей, Лешка и Оля с ним не столкнулись».
Выпрямившись, Макс огляделся и снова стал выкрикивать имена ребят. Он вертел головой, но взгляд натыкался только на заросли.
– Андрей! Леша! Оля! – кричал вожатый.
Он откинул капюшон и облизнул губы, тяжело дыша. Где они? Неужели не слышат? А что если они уже встретились с тем… из кустов? Макс еще раз огляделся и побежал дальше.
– Оля! Андрей! Леша! Где вы?! Ау-у-у-у-у!
– Ау-у-у-у-у! Аы-ы-ые-ейй!
Макс застыл.
Никогда раньше ему не доводилось слышать такого голоса – низкого и отрывистого. Будто некто в зарослях впервые попробовал заговорить.
Он хотел отступить, но едва двинулся, как из кустов, шагах в сорока, снова донеслось бормотание.
«Может, там и не человек вовсе? – подумал Макс, застыв. – Одичавшая собака, например. Очень похоже на ворчание пса».
Но он тут же отбросил эту мысль. Животные не говорят, пускай те звуки и сложно назвать речью.
Кусты снова затрещали. Послышались частые беспорядочные шаги. Вожатый вздрогнул и стал отодвигаться, пока не уперся в сосновый ствол. Неподалеку лежал крупный камень. Макс медленно, не сводя глаз с зарослей, нагнулся и подобрал его. Неизвестный тут же ухнул и замер.
«Ага, не такой уж ты и смелый», – подумал Серов, сжимая камень.
– А-а-а-аы-ы-ые-е-е-ей-й-й!
Выкрик пришпилил Макса к стволу. Тот поскользнулся на корнях и чуть не упал. Неизвестный захрипел.
Вожатый не сразу понял, что это смех.
– Что тебе надо? – крикнул он, сжимая кулаки.
Хрипение не затихало. Макс обшаривал взглядом заросли, пытаясь понять, где находится противник. Пора прекращать эту игру в прятки.
– Аы-ы-ые-е-е-ей! – выкрикнул незнакомец, и вожатый заметил, как за одной из сосен качнулись кусты.
Они не могли укрыть человека в полный рост. Значит, этот псих все еще на четвереньках. Что же, тем лучше…
– Ну, держись, урод! – прошептал Макс, бросаясь вперед.
– Аы-ы-ы-ые-е-ей-й!
Вопль потонул в верещании птицы. Кусты чуть раздвинулись, и в вожатого полетело серо-черное нечто. Тот увернулся, и вопящий снаряд шлепнулся рядом. Неизвестный зашелся в булькающем хохоте, но застывший Макс смотрел на взъерошенный комок перьев.
Ворона металась и верещала, хлопая единственным, вывернутым крылом. А ненормальный в кустах захлебывался восторгом. Он то хрипел, то булькал, то кашлял.
– Что ты делаешь?! – выкрикнул Макс, переводя взгляд с засады незнакомца на изуродованную птицу.
Неизвестный снова ухнул, заворочался и зашипел. Мгновением позже в глубь леса метнулось нечто около метра ростом. Максу оно показалось бугристым бледно-розовым комом. Вожатый не заметил ни головы, ни плеч, ни рук.
Противник скрылся, но Макс не решался отвести взгляд от кустов. Что если там еще кто-то есть?
Ноги что-то коснулось. Вожатый вскрикнул и отшатнулся. Ворона выплясывала возле него, не переставая верещать. Вопли становились невыносимы, и Макс понял, что придется сделать.
Стиснув зубы и отвернувшись, он наступил вороне на голову и надавил. Та пискнула и затихла. Несколько секунд Макс стоял, ощущая под кроссовкой мягкую тушку. Ему даже показалось, что ноге передается тепло остывающей птицы.
«Что за чушь?» – Макс тряхнул головой и отошел от трупика.
Оглядываясь, он направился к кустам, стал осторожно раздвигать ветки. Огляделся, прикидывая, где искать ребят. Кричать он не решался – в ушах все еще звучал неестественный, прерывистый голос, и Максу не хотелось вновь его услышать.
Он бродил среди деревьев около пяти минут, пока топот и треск кустов не заставили вздрогнуть. Серов отскочил к ближайшей березе, прислонился спиной к стволу и услышал высокий вскрик и чье-то удивленное «ой!»
– Все нормально, – донесся из-за деревьев девчоночий голос.
«Да это же ребята!» – Макс облегченно выдохнул и услышал кашель.
– Фу, блин, – сказал кто-то из братьев. Скорее всего, Лешка. – Думал, все – капец мне пришел…
«Надо спешить. Пока они опять куда-нибудь не девались», – вожатый оттолкнулся от ствола и бросился к ребятам.
Он перемахнул через невысокий, поникший от дождя куст и увидел всех троих – насквозь промокших, трясущихся, перепуганных. Оля сидела в траве. Лешка, согнувшись пополам, держался за колени. Андрей, загораживая обоих, сжимал кулаки.
– Ой… Это вы… – пробормотал старший Новожилов, отступая. – А мы думали, что там эти…
– Кто? – нахмурился Макс.
– Сатанисты! – встрял Лешка. – Которые птиц едят! Там их целая куча!
– Кого, сатанистов?
– Да нет, птиц! Хотя и сатанистов, наверное, тоже…
– Об этом потом, – отрезал Серов и напряженно огляделся. – Объясните лучше, за каким чертом вы потащились так далеко? Весь отряд на уши поставили!
Новожиловы и Оля опустили головы. Лешка шмыгнул носом.
– Мы нечаянно, – тихо сказал он.
– Ну, разумеется!.. – воскликнул Макс. – Ладно, объясняться будете с Ириной Олеговной. А сейчас – бегом к автобусу! Ехать давно пора, а вы по лесу носитесь… И запомните: больше я вам на уступки не пойду.
Оля встала, и все трое, понурив головы, двинулись вперед. Мгновением позже сквозь шум дождя прорвался автомобильный гудок.
– Это нам сигналят, – сказала Оля. – Пойдемте на звук.
Макс направился за ребятами. Те держались ближе друг к другу и время от времени озирались.
«Они напуганы», – понял Макс, обводя лес напряженным взглядом. Руки помимо воли сжимались в кулаки, мышцы не желали расслабляться.
Про кого они там болтали? Про сатанистов, которые едят птиц?
Перед мысленным взором появилась изуродованная ворона. А над головой послышалось карканье.
Вздрогнув, Макс замер и резко обернулся. Сердце заколотилось, во рту сделалось солоно. Он вглядывался в зеленое море листвы, готовясь вновь услышать птичий крик, треск веток и булькающий смех. Но ничего не происходило. Тишину нарушали только дождь и гул клаксона.
– Вы чего? – Лешка обернулся и с испугом посмотрел на вожатого.
– Все нормально. Идемте. Автобус уже близко.
Немного прошли молча. Потом Андрей резко остановился и отступил на пару шагов.
– Вот они, – пробормотал он, указывая на сосну, под которой что-то темнело.
– О чем ты? – Макс подошел к нему, чуть наклонился и прищурился.
– Там куча мертвых птиц, – сказал Лешка. – Мы, когда гуляли, почувствовали вонь, прошли немного и наткнулись на нее. А потом…
Андрей легонько ткнул брата кулаком в бок, и тот замолчал.
– Смотрите, вон автобус! – воскликнула Оля.
Вид синего, маленького, как спичечный коробок, экипажа придал сил. Макс и ребята ускорились. Миновали огромный муравейник, поваленную сосну и вскоре вышли к автобусу.
Клаксон смолк, из салона выбежала Ирина Олеговна. Торопливо осмотрев каждого, она загнала троицу в салон, поставила в ряд, уселась и плачущим голосом принялась отчитывать. Всплескивая руками, воспитательница захлебывалась словами, а ребята стояли, опустив головы. Лешка, судя по выражению лица, был не прочь что-нибудь сказать. Но к счастью для самого же себя не решался.
Светка оторвалась от мобильника, зыркнула на троицу. Тихо, чтобы не услышала Ирина Олеговна, обозвала ребят «малолетними кретинами» и вновь уткнулась в телефон.
Макс стоял на ступеньках, прислонившись спиной к открытой двери, и не сводил напряженного взгляда с зарослей. Поникшие ветви берез мотались из стороны в сторону.
Где-то там, в траве, лежит мертвая птица. С единственным, вывернутым крылом и раздавленной головой. А между деревьев бродит…
Кто?
Или что?..
– Готово. Можем ехать, – бросил водитель, уставший, промокший и озлобленный. Он откатил спущенное колесо к обочине, вернулся к кабине, влез внутрь и от души хлопнул дверью.
Автобус зафырчал. Макс отошел, дверь захлопнулась с тихим свистом.
– …А теперь немедленно по местам! – закончила раскрасневшаяся Ирина Олеговна.
Оля и Новожиловы прошли к своим креслам. Остальные ребята поглядывали на них недовольно, но с любопытством.
Макс устроился рядом с Ириной Олеговной. Та мельком глянула на него и поджала губы.
«Все, впал в немилость…» – подумал Серов.
Автобус тронулся, Макс уставился в окно. Под потолком зажглись длинные прямоугольные лампы, и на стекле возникло призрачное отражение вожатого. Бледная маска словно летела снаружи и плакала дождем.
Болезненно сморщившись, Макс отвернулся и посмотрел на ребят.
Андрей задумчиво глядел на серую дорожку пола между рядами кресел. Лешка выковыривал из красной упаковки квадратик жвачки. Оля распустила хвост и расчесывала мокрые волосы. Вид у всех троих был измученный и подавленный.
«Надо бы узнать, что у них за секреты», – Макс вспомнил, как Андрей пихнул младшего брата, когда тот рассказывал про птиц.
Выходит, не он один сегодня столкнулся с…
С кем?
Макс прикрыл глаза и представил заросли. Ветки затрещали, и из кустов на пару секунд показалось что-то маленькое, бугристое, бледно-розовое. Меньше всего оно походило на человека.
«Но это существо разговаривало. По крайней мере, пыталось. Значит, оно разумно, – размышлял Макс. – Вот только откуда в нем столько жестокости?»
В ушах опять словно бы зазвучало хриплое бульканье. Неизвестный был в восторге, глядя на перепуганного Макса и покалеченную ворону.
«Вдобавок он очень ловкий, – продолжал думать Серов. – Поймать птицу не так-то просто».
Автобус накренился, вписываясь в поворот, миновал мостик над ручьем и остановился на поляне, перед высокими решетчатыми воротами. Неподалеку стояли и остальные экипажи.
– Ребята, мы добрались, – объявила Ирина Олеговна, поднимаясь. – Высаживаемся. Только прошу вас: не толкайтесь.
Дверь открылась, и воспитательница со Светкой первыми выбрались из автобуса. Макс пропустил говорливый поток подростков, выскочил из салона и глубоко вдохнул, чувствуя, как отступают недавние страхи.
Дождь был уже не таким сильным, ветви едва шевелились. В корпусах за забором горел свет, из глубины лагеря доносились голоса и музыка.
– Ну, здравствуйте, «Березки»… – тихо сказал Макс, оглядываясь.
Седьмой отряд с гомоном толпился у багажного отделения, разбирая сумки. Ирина Олеговна направилась к маленькому домику за воротами, Светка спрятала телефон и топталась, пытаясь открыть зонт. Водитель курил в маленькой железной будке с облезлыми зелеными стенами.
Макс, оглядываясь, обошел автобус. Свежий лесной воздух сам лился в легкие, дождь окутывал прохладой.
«Хорошо», – подумал он, окидывая взглядом березовые стволы, кудрявые ветви, темное небо. Тучи выплывали из-за далекого горного хребта, серые просторы казались бесконечными.
Проведя пальцами по мокрым волосам, Макс сделал еще несколько шагов. И замер, спиной чувствуя пристальный взгляд. Он резко обернулся, но лишь мельком увидел высокую фигуру – та почти мгновенно скрылась за деревьями.
Макс сглотнул, чувствуя, как усиливается приутихшая тревога. Он хотел было направиться к зарослям, но тут вернулась Ирина Олеговна, и началось построение.
Минут пять вожатый вместе с воспитательницей и Светкой суетился, расставляя ребят парами. После чего седьмой отряд прошел в ворота лагеря «Березки».

Глава 5. Лешкин рассказ.
Прямоугольник солнечного света из окна подбирался к кровати. Федор Иванович потянулся, откинул ногами одеяло и уселся. Впервые за последние несколько дней он не чувствовал тревоги и был полон сил.
Поддев ногами тапочки, он встал. Скользнул взглядом по серванту с цветастыми тарелками, блюдцами и чашками, старому ламповому «Горизонту», столу под кружевной скатертью с бахромой по краям. Надел темно-синие спортивные штаны с заплаткой на правом колене, закатал штанины и пошел умываться.
Почистив зубы, сполоснув лицо и подмышки, Сбитнев спустился с крыльца и вышел в сад.
Воздух еще не нагрелся, лицо обдувал прохладный ветерок. В небе застыли белые острова облаков, в траве, на листьях картофеля, помидоров, капусты, свеклы и стенах бака с водой ютились сотни капель росы.
«Жарким денек будет, – отметил Федор Иванович. – Надо бы поскорее со шлангом по грядкам пройтись».
Он подошел к трем кустам китайской вишни. Ягоды уже покраснели и понемногу наливались соком. Возле малинника, замерев в воздухе, жужжали осы. Ветви яблонь и груш укрывали тенью невысокий деревянный забор, у корней, выискивая в земле корм, скакали воробьи.
Сбитнев сделал еще несколько шагов, остановился между грядками, положил руки на пояс и начал упражнения.
С соседнего участка донесся кошачий вопль.
«Дерутся», – усмехнулся Федор Иванович, делая наклоны.
Вопль повторился. Вслед за ним послышались торопливые шаги и грохот. А затем – новый истошный мяв.
«Странно», – подумал Сбитнев, прерываясь.
Кот все еще верещал. Федор Иванович живо представил, как тот вжимает уши, щурится и щерит пасть.
На цыпочках он прошел к теплице с огурцами, заглянул на соседский участок и увидел Егора.
Невысокий полный мальчишка с короткими рыжими волосами, в цветастых шортах ниже колена и серой майке стоял возле верстака и держал за шкирку крупного серо-белого кота. На узкой цементной дорожке валялись плоскогубцы, молоток и ножовка.
«Это же Барбос», – узнал зверя Сбитнев.
Кот выл, съежившись, прижимая пушистый хвост к брюху. А Егор держал его, чуть заметно раскачивал и ухмылялся.
«Что он делает?» – Федор Иванович присел, бесшумно подобрался к кустам черной смородины. Опустился на корточки, раздвинул ветки и стал смотреть.
Егор приблизил кота к лицу, оскалился и зашипел. Зверь заурчал и еще больше скукожился, а мальчишка захихикал.
В памяти всплыл недавний разговор с Мариной. Сбитнев вспомнил, сколько тревоги было в глазах продавщицы. Тогда он не отнесся к этому серьезно. Тогда…
Ноги начали ныть, и Сбитнев тихонько встал на колени, не отрывая глаз от Егора, который стоял всего в двадцати шагах.
Мальчишка действительно изменился. Исчезли пухлые щеки, черты лица заострились, волосы как будто стали темнее. А под глазами виднелись странные розовые тени.
Егор все еще хихикал и, не моргая, смотрел на перепуганного кота. Барбос перестал урчать. Он лишь покачивался – напряженный, словно окоченелый.
Федор Иванович отвел взгляд и уставился в землю. Он чувствовал, как под частыми и сильными ударами сердца вздрагивает грудная клетка. Виски ломило, желудок наливался каменной тяжестью, руки и ноги одолевала слабость.
– Кс-кс-кс, – донеслось из-за забора.
Вздохнув, Сбитнев снова поднял глаза.
Мальчишка вытянул губы трубочкой и, наклонив голову, таращился на кота.
– Хорошая киса, – тихо сказал Егор.
«У него даже голос изменился, – подумал Федор Иванович.
Он не понимал, куда делся вечно робкий соседский мальчишка со звонким голосом. Тот, кто держал сейчас кота, одновременно и был, и не был Егором Мещеряковым.
– Хорошая киса, – повторил Егор. – Только трусливая. Боишься меня, да? Боишься… И правильно делаешь, меховой твареныш…
Он опять оскалился, зашипел и приблизил Барбоса к лицу. Кот ощерился, ударил лапой и съежился сильнее прежнего.
От неожиданности Егор охнул и отступил, приложив ладонь к правой щеке. Лицо перекосилось. Он несколько раз встряхнул кота и, справившись с приливом злобы, присел на корточки. Глаза, окруженные розовыми тенями, продолжали буравить зверя. Левая рука шарила по бетонной дорожке в поисках молотка.
Сбитнев понимал: надо встать, крикнуть на Егора. Не дать ему закончить… Но страх держал на невидимой привязи. Даже отвести взгляд было невозможно.
– Смотри, какая штучка, – Егор подобрал молоток и легонько тыкал коту в морду. Тот жмурился и дергал головой. – Нравится?
Он поднялся и подошел к верстаку. Захихикал, подняв Барбоса повыше. Замахнулся, но остановил руку с молотком в сантиметре от кота. Зверь затрясся и тоненько мяукнул.
Голову сдавливало невидимыми тисками. Сбитнев, не моргая, смотрел вперед, ожидая, что виски затрещат в любую секунду. Задеревеневшие пальцы надломили смородиновые ветки. Сердце колотилось уже где-то за кадыком. А Егор все не мог наиграться.
Он взмахивал молотком, тряс Барбоса. Наклонялся, делая вид, что собирается отпустить. Но в последний момент резко выпрямлялся, и животное коротко взвывало.
«Сколько можно?» – Федор Иванович с ужасом поймал себя на мысли: он хочет, чтобы все закончилось побыстрее.
Наверное, того же хотел и кот…
Но Егор не желал останавливаться. Он улыбался, лицо светилось полным жестокости счастьем, глаза азартно блестели.
Внезапно сверху донеслось карканье. Мгновением позже на Егора кинулась крылатая тень. Тот вскрикнул, отшатнулся, а ворона вновь атаковала.
Не переставая кричать, она делала короткие выпады и поднималась на пару метров. Егор вжимал голову, отмахивался молотком. Ноги беспорядочно топотали по бетону дорожки.
Запнувшись, Егор задел верстак. Тот с лязгом сдвинулся, а мальчишка, вскрикнув от боли, выпустил кота. Обездвиженный страхом Барбос плюхнулся на бок. Но в следующую секунду пришел в себя и серо-белым снарядом метнулся прочь.
Егор зарычал. Кинулся было вдогонку, но ворона вцепилась в воротник майки и с оглушительным карканьем стала лупить крыльями. Пробежав несколько шагов, мальчишка упал на колени и выронил молоток.
Ворона каркала. Егор беспомощно размахивал руками, пытаясь добраться до нее, и рычал.
Федор Иванович, не моргая, с разинутым ртом смотрел на битву. Майка прилипла к вспотевшей спине, лоб и виски блестели мелкими бисеринками. Внутри головы разгоралась печь, сердце бухало кузнецким молотом.
В доме Мещеряковых открылось окно.
Сбитнев чуть повернул голову и увидел Марину.
Та наполовину высунулась наружу. На круглом лице застыли растерянность и испуг. Пару секунд она смотрела на сына. Затем, с криком: «Сыночек! Я сейчас!», перелезла через подоконник. Схватила у стены веник и, потеряв тапок, бросилась на помощь.
Размахнувшись, она ударила ворону. С истошным карканьем та отцепилась. Поднялась к крыше и вновь спикировала на Егора.
– Мама! – плачущим голосом крикнул Егор, закрывая голову.
– Пошла отсюда! – завизжала Марина. Она размахивала веником, не обращая внимания на распахнувшийся цветастый халат.
Ворона вновь отступила, а Егор на четвереньках заполз под верстак.
– Лети! Убирайся! – кричала его мать.
Описав над садом круг, ворона еще несколько раз каркнула и растворилась в небе.
Марина отбросила веник, запахнулась и метнулась к Егору.
– Егорик, маленький! Ты как?! – она нырнула под верстак, обхватила лицо сына ладонями.
– Да все со мной нормально! – огрызнулся тот, отстраняясь.
Он выбрался из-под верстака и отошел от матери. На щеке краснела оставленная Барбосом царапина, левая лямка майки была надорвана, на коленках виднелись ссадины.
Оглядевшись, Егор скорчил злобную гримасу.
«Подумать только… Он еще злится, что упустил кота», – понял Сбитнев.
– Бог ты мой! Да у тебя кровь! – Марина присела около Егора и стала разглядывать его колени. – Ты же ударился! Сильно болит?
– Ничего у меня не болит! – рявкнул Егор. Он выпятил подбородок и часто дышал, глядя на мать.
– Ну-ка пойдем в дом. Нужно обработать, чтобы зараза не попала, – Марина поднялась, сцапала сына за руку и торопливо направилась к дому.
Они скрылись, а Федор Иванович отпустил ветки, уронил голову на грудь и закрыл глаза. Перед мысленным взором возник скукожившийся кот. Он жмурился и тихо подвывал, болтаясь в пухлой мальчишечьей руке. А Егор смотрел на него исподлобья и улыбался.
«Что с ним случилось? Ведь неделю назад был хороший и добрый мальчишка. А потом лагерь этот, «Березки»… Проклятое место», – Сбитнев открыл глаза и уставился на резные смородиновые листья.
Он с трудом поднялся и на ватных ногах направился к дому. Кинув взгляд на свернутый кольцами черный резиновый шланг, покачал головой. Жуткая сцена высосала все силы. Сбитнев хотел лишь добраться до кровати, укрыться под одеялом и забыться.
Подойдя к крыльцу, Федор Иванович замер, услышав короткое, подавленное «мяу».
– Кс-кс, – позвал он, наклоняясь и оглядывая двор.
Из-за бака с водой показалось кошачье ухо и краешек морды.
– Вот ты где, – прошептал Федор Иванович и осторожно подошел к баку.
Барбос сидел, прижимаясь боком к железной стенке. По серо-белой спине пробегали редкие, но хорошо заметные волны дрожи. Подняв на Сбитнева глаза, он вновь жалобно мяукнул.
– Иди-ка сюда, – Федор Иванович присел на корточки, потянулся к коту и взял на руки. – Натерпелся ты сегодня…
Поднявшись, он осмотрел Барбоса. Выглядел тот неплохо – о пережитом напоминали только затравленный взгляд, дрожь и хвост, по-прежнему прижатый к пушистому белому брюху.
– Поживешь пока у меня, – сказал Сбитнев. – А там отыщем тебе новый дом.
Барбос понемногу успокаивался – перестал дрожать и даже замурлыкал. Но как только Федор Иванович повернулся к жилищу Мещеряковых, кот прижал уши и зашипел.
– Что еще случилось… – Сбитнев замер, встретившись взглядом с Егором.
Мальчишка стоял у окна, упираясь в стекло лбом и ладонями с растопыренными пальцами, и не сводил с Барбоса темных, окруженных розовыми тенями глаз. Губы кривились, подбородок чуть заметно двигался.
Поймав взгляд Сбитнева, Егор отошел на пару шагов, указал на кота и провел большим пальцем по горлу – по тому самому месту, где была розовая полоса.
Барбос заурчал и вновь стал дрожать.
– Ничего, – прошептал Федор Иванович. – Я тебя в обиду не дам.
Отвернуться было невыносимо сложно, но Сбитнев пересилил себя. Дошел до крыльца, толкнул дверь и скрылся в доме. Отпустив кота, он прошел в ванную, открыл холодную воду и поплескал на лицо. Горло скрутил позыв…
С полминуты Федор Иванович стоял над ванной, чувствуя, как внутри все сжимается, но из пустого желудка так ничего и не вышло.
Сглотнув, он выпрямился и стал выравнивать дыхание. Сердце колотилось, руки дрожали, душу все еще обжигали ненависть и презрение, что были во взгляде Егора.
Опираясь о стены, Федор Иванович дошел до комнаты и сел в старенькое кресло с деревянными подлокотниками. Из-под кровати, на полусогнутых лапах, выбрался Барбос. Медленно и бесшумно он пересек комнату, уселся перед креслом и поднял глаза на Сбитнева.
– Что смотришь, спасеныш? – прошептал Федор Иванович. – Спасибо сказать хочешь? Так не меня благодарить надо. Ворону.
Вспомнив, с какой яростью птица кидалась на Егора, Сбитнев покачал головой. Это все неспроста, звери всегда чувствуют беду.
«Что-то случилось с Егором. И всему виной – поездка в лагерь», – размышлял Федор Иванович.
Но что могло изменить доброго домашнего подростка настолько? А Максим Серов? Девятнадцатилетний студент превратился в куклу…
– Это все «Березки», – одними губами произнес Сбитнев.

За несколько дней до этого.
Решетчатые ворота наконец-то остались за спиной.
«Вот мы и в «Березках», – подумал Андрей, чувствуя, как отступает страх. – На целых три недели».
Седьмой отряд парами шел по дорожке бетонных плит, и Новожилов вертел головой, приветствуя каждый уголок лагеря.
Вот футбольное поле, окруженное высокой, по пояс, травой. За ним – турники, лесенки, пара горок и качели. Вот это квадратное здание из красного кирпича – одновременно администрация, библиотека и столовая. Уже сейчас слышно, как повара гремят посудой. Готовятся подавать полдник.
Желудок, словно соглашаясь, тут же заурчал. Андрей усмехнулся и продолжил «осмотр владений».
За столовой шуршат заросли черемухи, журчит ручей. С другой стороны – невысокая, но плотная стена ирги огораживает площадку для линеек. Вот эстрада – круглое строение без стен, с рядами скамеек по краям…
Хлоп!
Андрей повернулся к брату. Тот, хмурясь, втягивал жвачку.
«Что-то он чересчур серьезный стал, – подумал Андрей. – Как из леса вышли, так молчит все время. Ладно, потом разберемся».
Седьмой отряд миновал несколько корпусов – двухэтажных кирпичных домов. Почти в каждом окне горел свет. Впереди, на газоне, под охраной высоких тонких сосен, показался здоровенный валун, разрисованный и исписанный всякими «Здесь был Вася!» или «Машка В. – дура!»
Наконец Ирина Олеговна остановилась возле корпуса с красной четверкой на светлой стене. Напротив стояла деревянная беседка с треугольной крышей и широким столом в центре.
– Ребята, вот наш корпус, – объявила воспитательница. – Наши палаты на первом этаже. Крыло мальчиков справа, крыло девочек слева.
– Слышал? – Андрей с довольным видом пихнул Лешку локтем. – Как в том году.
Брат в ответ лишь кивнул.
«Да что с ним?» – нахмурился Андрей.
Лешка очень редко бывал серьезным и молчаливым. Сейчас он даже жвачку терзал без обычного азарта. Мокрые волосы липли ко лбу, брови почти сошлись на переносице, глаза смотрели в одну точку, а руки прятались в карманах толстовки.
– Заходим и устраиваемся, – продолжила Ирина Олеговна. – Через полчаса строимся перед корпусом и идем на полдник.
– Полдник – это хорошо, – пробормотал Андрей, поднимаясь на крыльцо.
Вестибюль почти не изменился – только стены перекрасили в бежевый, а декоративный камин из красного кирпича закрыли решеткой из чугунных прутьев.
– Мальчишки, за мной, – сказал Максим, встав у входа в правое крыло.
Вскоре Андрей и Лешка оказались в палате – той самой, где жили в прошлом году. Это было просторное помещение с большими окнами, десятью кроватями и двумя шкафами-купе.
Раскладывая вещи, Андрей заметил, что на него и Лешку косится низкий рыжий толстяк, который крутился возле Максима, пока водитель менял колесо. Поймав взгляд Новожилова, тот спохватился, дотронулся до очков в красной оправе и поспешно отвернулся.
«Странный какой-то», – подумал Андрей, втискивая подушку в белую наволочку.
– Блин, – пробормотал Лешка. Он стоял возле кровати и держал одеяло, наполовину засунутое в пододеяльник. – Какой идиот это придумал?
– Давай, – Андрей подошел к нему и стал помогать. Затем разложил часть вещей в тумбочке, выпрямился и снова встретился глазами с толстым очкариком.
«Чего ему надо?» – насторожился Новожилов.
В палату заглянул Максим:
– Поторопитесь. Пора строиться и идти на полдник.
Кивнув, Андрей сунул сумку под кровать и вышел на улицу.
Дождь кончился, но тучи все еще стягивали небо. Поникшие деревья ждали солнечных лучей, на асфальте было несколько луж. Спустившись с крыльца, Андрей заглянул в одну и увидел свое темное отражение. Подул ветер, по воде пошла рябь, и силуэт задрожал.
Сзади подошел Лешка. Вяло двигая нижней челюстью, он чуть хмурил брови и оглядывался. Руки по-прежнему прятались в карманах толстовки, ноги в мокрых кроссовках шаркали по асфальту.
Неподалеку крикнула птица. Лешка посмотрел в сторону леса и помрачнел еще больше. Оглядевшись, он приблизился к Андрею и тихо произнес:
– Поговорить надо. Насчет того вагончика. Но не сейчас, ближе к вечеру, когда рядом никого не будет.
– Ладно, поговорим, – отозвался Андрей, удивленно глядя на брата. – А что такое?
– Потом, – Лешка болезненно сморщился и еще раз украдкой глянул в сторону леса.
Андрей покачал головой, чувствуя, как внутри зарождается тревога. Поведение брата не нравилось ему все больше.
– Ребята, – послышался голос Ирины Олеговны. – Седьмой отряд! Строимся парами и идем в столовую. Побыстрее, пожалуйста…
– Давай, – Андрей тихонько толкнул Лешку локтем, оба подошли к воспитательнице и стали ждать, пока соберутся остальные.
Максим суетился, поторапливая ребят, Светка топталась возле стены корпуса. Наконец все построились и двинулись к столовой. Андрей изредка посматривал на Лешку. Тот переставлял ноги и, почти не моргая, глядел перед собой.
После полдника вернулись в корпус и собрались в зале на традиционный вечер знакомств. Андрей не любил эту лагерную традицию: сидеть под четырьмя десятками взглядов, держать свечку на блюдечке и рассказывать о себе…
«Меня зовут Андрей, мне тринадцать лет. Перешел в восьмой класс. Люблю футбол, рэп, фильмы ужасов и компьютерные игры, где монстров побольше, – репетировал он, устроившись на диване рядом с Лешкой. – Вот, пожалуй, и все. Сойдет».
Чуть заметно кивнув самому себе, Андрей скрестил руки и стал слушать остальных. Очередь дошла до рыжего очкарика. Заикаясь, звенящим от волнения голосом, тот поведал, что зовут его Егором Мещеряковым, что он закончил седьмой класс, увлекается биологией и что у него есть серо-белый кот Барбос. Все засмеялись, а толстяк залился краской, тихо добавил: «Я его очень люблю…» и придвинулся к стене, прячась за Максимом. Вожатый наклонился и что-то прошептал ему. Видимо, утешал. Рыжий коротко кивнул, поправил очки. Мельком глянул на Андрея и Лешку, тут же отвел глаза и покраснел еще больше.
«Что-то часто он на нас пялится», – Новожилов нахмурился.
Вечер знакомств затянулся до ужина. Потом весь лагерь собрался на первой дискотеке.
Небо прояснилось, тучи уходили за горный хребет. Солнце светило из каждой лужи, играло бликами в траве и листьях, замирало в окнах.
Андрей сидел на танцплощадке, слушая грохот музыки. Неподалеку плясала компания девчонок из старшего отряда. Возле колонок тусовалась малышня. Они скакали, вопили, носились друг за другом и время от времени крутились на задницах, видимо, изображая брейкеров.
Подошел и присел рядом Лешка. Некоторое время он болтал ногами, глядя в одну точку, потом пихнул Андрея локтем и поднялся.
– Пойдем, – тихо сказал он, повернулся и направился к футбольному полю.
Братья миновали спортивную площадку, заросли сирени и вышли к заброшенному открытому бассейну. Сквозь трещины в асфальте пробивалась высокая трава, кое-где валялся битый кафель. Под навесом березовых ветвей стояли облезлые кабинки для переодевания и пара полуразломанных скамеек.
Лешка подошел к бассейну, сел на укрытый рубероидом бортик и свесил ноги. Андрей огляделся и устроился рядом.
– Ты извини меня, ладно? – тихим голосом начал Лешка. – Что психанул, убежал. И в вагон этот сунулся… – он нахмурился, поджал губы и покачал головой. – Лучше бы я туда не лез.
Андрей сглотнул, глядя на брата. Тот был по-настоящему напуган.
– Что там случилось? – спросил он.
– Если честно, толком и не понял, – признался Лешка. – Просто очень жутко было. Короче, я как этот вагончик увидел, сразу решил туда залезть. Чтобы тебе отомстить – я-то надеялся, ты за мной бежишь. Спрячусь, думаю, а этот пусть побегает, меня поищет. Зашел, значит, и меня сразу чуть не стошнило. Вонища – жуть! Тухляком несет, как от тех птиц в лесу и еще чем-то, вроде как в больнице. Хорошо хоть особой темени не было. В стене, почти напротив двери, дырища здоровая – на корточках можно пролезть.
– Дырища-то там откуда? – пробормотал Андрей, представляя лесной вагончик. Вот он, стоит в низине, вокруг шумит листва, валяются птичьи трупы и мусор, а ветер несет мерзкий запах гнили и больницы.
– Мне-то почем знать?! – воскликнул Лешка. Он облизал губы, поерзал и продолжил: – В общем, я дверь полуоткрытой оставил и начал осматриваться. Никогда раньше такой жути не видел. Пол мертвыми птицами завален, стеклом битым, бумагой. Сделал несколько шагов и споткнулся обо что-то, чуть не упал. Наклоняюсь, смотрю, а это… – брат прервался, перевел дыхание, – в общем, тоже труп, но не птичий. И не звериный.
Он снова замолчал, сглотнул и уставился на дно бассейна, сквозь которое пробивались трава, крапива, одуванчики и подорожник.
Андрей не торопил Лешку. Ему самому нужно было переварить услышанное.
На пару секунд возникла мысль: не выдумывает ли брат? Но Андрей тут же отбросил ее. Он видел мертвых птиц и вагончик, слышал вопли и грохот. К тому же, было видно, что Лешка по-настоящему напуган. Да и врун из него никудышный. Если бы задумал разыграть – давно бы уже хихикал.
– И как он выглядел? – спросил Андрей, напряженно поглядывая на Лешку. – Труп этот…
– Высохший, как мумия. Видно, он уже давно валяется. Похож… Блин, не знаю, на кого он похож! – Лешка засопел, морща лоб. – Уродец какой-то. Помнишь, к нам в краеведческий музей экспонаты из кунсткамеры привозили?
Андрей кивнул, представив ряды колб, в которых застыли одноглазые, двухголовые, сросшиеся, безрукие и безногие существа. «Фатальные ошибки природы», как называл их толстый седоволосый экскурсовод в затемненных очках.
– Так вот, тот, из вагончика, очень на них похож. Небольшой, около метра. Туловище угловатое какое-то. Головы и ног почти не видно. Зато ручищи длинные, костлявые и кривые. И на каждой по три пальца, тоже очень длинных.
– Жесть, – прошептал Андрей.
– Вообще! Я думал, у меня сердце лопнет! И это еще не все. Возле окна шкаф со стеклянными дверцами, – стекло, правда, везде раздолбанное – а на полке штуковина лежит. Что-то среднее между ножом и пилой, изогнутое, с двумя рукоятками. На лезвии – темные пятна. Стопудово кровь! И на полу куча всяких железяк. Щипцы, пинцеты, плоскогубцы какие-то кривые, скальпели, иголки… Смотришь на все это – и по коже мороз!
– И чего ты там торчал так долго? Сразу валить надо было…
– Так я и хотел! Уже около двери был, когда шорох услышал – с той стороны, где дырка. Кто-то к вагончику шел и переговаривался. Только я ничего не разобрал. Они общались странно: то квакали, то булькали, то… рыгали как будто.
– Они? – тихо переспросил Андрей, чувствуя, как тревога перерастает в самый настоящий страх. – Их несколько было?
– Да! Самое меньшее – трое! Я чуть в штаны не наложил! Запаниковал, хрень какую-то на полу задел, и она хрустнула. Эти затихли на пару секунд, потом заорали и ломанулись к вагону. Но я уже снаружи был. Слышал только, как они в дыру пролезли – и давай там все крушить. Хорошо хоть не погнались, иначе мы бы сейчас тут с тобой не сидели.
Андрей, подумав о том же, содрогнулся. По ушам как будто снова резануло злобными воплями.
Кто это был?
Какие тайны хранит лесной вагончик?
Кому понадобилось ловить и уродовать птиц?
Покачав головой, Андрей вздохнул. Он надеялся, что после Лешкиного рассказа все прояснится. Но вопросов стало еще больше.
– Вывод один, – сказал он, чувствуя, как кожа покрывается мурашками. – В лесу происходит что-то нехорошее. Будем держаться от него подальше.
– Согласен, – кивнул Лешка. – Мне теперь самому не улыбается в лесу лазить.
– Вот и договорились. А теперь пойдем, – Андрей напряженно огляделся. – Мне, если честно, и здесь не по себе.
Лешка еще раз кивнул, и оба встали. В ту же секунду справа затрещали кусты.
Братья замерли. Лешка приподнялся на цыпочках, вглядываясь в заросли. Андрей чуть присел и сжал кулаки.
«Может, просто ветер?» – подумал он, не решаясь пошевелиться.
Но из кустов вновь донесся шорох.
– Блин! – Лешка засопел и с испугом поглядел на Андрея. – Кто там?
– Откуда мне знать?! – прошипел тот. Сердце бухало железным колоколом, коленки грозили подогнуться.
– Вдруг это они?! – от испуга голос брата стал хриплым. – Выследили нас!
«Заткнись! – мысленно прорычал Андрей. – И так жутко, а тут еще ты со своими догадками!»
Неподалеку валялся покрытый трещинами кусок кирпича. Какое-никакое, но оружие…
Кусты затрещали в третий раз.
Андрей метнулся вперед. Подобрал кирпич, замахнулся, и тут же из-за листвы и ветвей донесся высокий растерянный голос:
– Да вы чего?! С ума сошли?! Не надо! Не кидай!
Заросли вздрогнули, и Новожиловы увидели рыжего толстяка-очкарика из отряда – Егора.
– Тьфу ты! – выдохнул Андрей.
Толстяк выбрался из кустов, отряхнулся и обиженно уставился на братьев.
– Ненормальные, – пробурчал он, привычным жестом поправляя очки. – А если бы я не закричал?
– А что ты вообще тут забыл? – прищурился Лешка. Он сжимал и разжимал кулаки и тяжело дышал. – Следил за нами что ли?
Очкарик тут же покраснел и отвел глаза.
– Извините, – смущенно пробормотал он и спрятал руки в карманы синей джинсовки с капюшоном. – Просто, когда мы остановились… Сначала вы пропали, потом вожатый. Вернулись перепуганные. Вот мне и стало любопытно, что случилось.
– Любопытной Варваре на базаре пасть порвали! – рявкнул Лешка. Его, наконец, прорвало, и Андрей понял, что брат в любой момент бросится на Егора с кулаками.
Он придвинулся к Лешке, чтобы в случае чего удержать. Тот вполне мог расквасить толстому нос или нарисовать пару синяков. Тогда проблем с воспитательницей не избежать – Егор наверняка нажалуется.
– Извините, – повторил очкарик, еще больше смущаясь. – Я не хотел.
Андрей еле сдержал смешок и покачал головой.
– Ну и что ты услышал? – спросил он, сердито буравя Егора глазами.
– Про вагончик. Что там какое-то непонятное существо, мертвые птицы, медицинские инструменты, – начал очкарик таким тоном, будто отвечал у доски. – А потом, когда Леша уже хотел выбираться, кто-то приблизился к вагончику и, обнаружив чужого, разозлился…
– Это еще очень мягко сказано, – буркнул Лешка, сглатывая. Видно, вновь переживал события пятичасовой давности. – Если бы эти до меня добрались, точно разорвали бы.
– Ну, это еще неизвестно, – возразил Егор. – Вы сами как думаете: кто это был?
Лешка фыркнул, скрестил руки на груди и отошел на пару шагов, всем своим видом показывая, что не желает общаться с очкариком. Андрею тоже не хотелось рассусоливать с этим рыжим шпионом. Тем более здесь, в двух шагах от леса.
– Ничего мы не думаем и думать не собираемся, – твердо ответил он. – Нужно просто забыть эту историю и держаться от леса подальше.
– Зря вы так, – заявил Егор. – Это ведь настоящая тайна. И мы можем ее разгадать. Ты ведь говорил, что там на полу были бумаги? – обратился он к Лешке.
– Ну и что? – с вызовом отозвался брат. – Если тебе маманя в сумку туалетную бумагу забыла положить, я тебе свою одолжу.
– Да причем тут это?! – с обидой воскликнул толстяк. – Просто в тех бумагах могут быть ценные записи. И если мы их добудем, то узнаем, что это за вагончик и что за существа бродят вокруг него.
– Забудь. Мы туда больше не пойдем, – сказал Лешка. – Хватило и одного раза.
– Но ведь это же приключение… – толстяк смотрел умоляюще и уже едва не плакал.
– Приключение? – разозлился Андрей. – Ты там не был! Не видел мертвых птиц и вагончик! Не слышал, как орали… эти! Так что засунь себе свое приключение куда подальше да потемнее!
«Блин! – думал он, сердито глядя на Егора. Тот по-прежнему стоял с виноватой гримасой, но отступать явно не собирался. – Прицепился же, а? Если так и дальше пойдет…»
Он оборвал мысль, потому что Егор снова стал канючить. Аргументы закончились, и теперь толстяк пытался давить на жалость. Он ныл, что всегда был робким, но в глубине души мечтал попасть в такую историю, что если ребята не согласятся, он пойдет один – и так далее.
Лешка слушал, качая головой и время от времени закатывая глаза.
«Вот кретин, – Андрей не отрывал взгляда от Егора. Тот раскраснелся и все чаще поправлял очки. – Он ведь и впрямь один туда сунуться может. А потом, если вернется, всем растрезвонит, что мы струсили… Не было печали… – он почувствовал смесь злобы и отчаяния. – Видно, придется все-таки еще раз наведаться в этот вагончик».
– …Ну, пожалуйста, ребята! Ну, пойдемте! – голосил толстяк.
– Да заткнись ты уже… – Андрей сморщился, бросил на Егора брезгливый взгляд и подошел к Лешке. – Слушай, – он наклонился к уху брата. – Сводим этого придурка в лес, пусть сам все своими стеклышками увидит.
– Да ты что?! – Лешка вытаращился и отшатнулся. – Жить надоело? Нельзя туда идти!
– Придется, – тихо, но чтобы и Егору было слышно, сказал Андрей. – Иначе это очкастое чудо потом всему отряду будет рассказывать, какое оно смелое, а мы трусы.
Лешка открыл рот, чтобы возразить, но не издал ни звука. Зло зыркнув на Егора, он поджал губы, шмыгнул носом и сказал:
– Хорошо. Только дорогу пусть этот очконавт и ищет. Лично я не знаю, как до вагончика добираться.
– Я знаю.
Андрей вздрогнул, услышав голос Оли. Обернувшись, он увидел девочку возле бассейна.
– А ты здесь как оказалась? – изумленно пробормотал он.
Оля усмехнулась и подошла.
– Так же, как и Егор. Увидела, что вы куда-то пошли, и решила проследить. Я ведь тоже там была – и хочу знать, что в этом вагончике.
– Зашибись! – сердито воскликнул Лешка. – Не отряд, а КГБ какое-то!
– Ладно, – сказал Андрей. В глубине души он радовался появлению Оли. И понимал, что теперь задний ход точно не дашь. Прослыть трусом перед Егором он еще мог. Но перед ней – ни за что. – Как нам добраться до вагона?
– Он не так уж далеко. На том участке, где спустило колесо, дорога делает большой круг. После того, как мы вернулись в автобус, ехали минут пятнадцать, не больше, – принялась объяснять Оля. – Ворота вон там, – она указала вправо, – поэтому мы не ошибемся, если двинемся в лес от них. Три-четыре километра по прямой – и будем на месте.
– Умная какая, – пробурчал Лешка. – Ну и когда мы пойдем? Надеюсь, не сию минуту?
– Разумеется, нет! – воскликнул обрадованный Егор.
«Разумеется! – мысленно передразнил Андрей. – Надо же, какой разумный!»
– Предлагаю идти после завтрака, – сказала Оля. – Будет церемония открытия смены с линейкой, концертом и так далее. Подождем немного, а потом незаметно сбежим.
– Вот и отлично! – Егор потер пухлые руки. – Увидите: это будет супер!
– Ага, – кисло отозвался Лешка. – Уже сейчас вижу, – он обернулся на темный прямоугольник бассейна. На лагерь опускались сумерки, растительность погружалась в ночную дремоту, небо над горами стало малиновым. – Может, в корпус, наконец, пойдем?
– Верно, – согласился Егор. – Перед завтрашней экспедицией нужно как следует набраться сил.
«Экспедицией! – вновь передразнил очкарика Андрей. – Профессор, блин!»
Ребята вышли на узкую, усыпанную камешками тропку и двинулись вдоль кустов, над которыми возвышались березы и сосны. Кое-где из темной и сырой после дождя земли виднелись корни, и Андрей невольно вспоминал слова Лешки: «зато ручищи длинные, костлявые и кривые. И на каждой по три пальца, тоже очень длинных».
Что ж, завтра ему представится возможность увидеть, насколько длинные «ручищи» у существа…
«Неужели я и вправду согласился идти? – спрашивал себя Андрей, слушая шаги друзей и грохот музыки с танцплощадки. Он вновь представил лес, и по спине пробежали мурашки. – Ладно, – он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, – один раз мы уже вернулись оттуда. Вернемся и завтра».
Действительно, может, все не так плохо. Андрей ведь не знал, что это за лесные существа. Да, они убивают птиц. Но не исключено, что всего лишь для пропитания. Да, они злобно ревели, обнаружив в вагончике Лешку. Но ведь не бросились в погоню. Быть может, они просто-напросто защищают свою территорию, как животные? Скорее всего, так и есть. Но оставался главный вопрос: кто такие эти «они»? Родня тому высохшему существу, о которое споткнулся Лешка? Наверное. Однако это по-прежнему ничего не объясняет…
«Завтра все и узнаем», – подумал Андрей, глядя на огни танцплощадки.
Ребята из других отрядов знакомились, плясали, веселились. Конечно, они ведь благополучно добрались до лагеря. Это ведь не у их автобусов спустило колесо. Это ведь не они бегали по лесу неизвестно от кого. И не им завтра предстоит отправиться в «экспедицию», как выразился этот очкастый придурок. Почувствовав злость, Андрей снова вдохнул поглубже.
«Может, завтрашняя прогулка и впрямь окажется просто увлекательным приключением», – подумал он, вместе с Лешкой, Олей и Егором останавливаясь возле корпуса.

Глава 6. Братская могила «страшных гномов».
Утро выдалось жарким. Федор Иванович уже несколько раз прерывался, снимал рукавицы, доставал платок и промокал лицо. Потом опять брался за метлу.
Вновь остановившись, он оглядел двор. Возле разноцветного деревянного домика возился с машинками карапуз в синей джинсовой панамке. Рядом, на низенькой лавочке сидела его бабушка. Листва блестела на солнце, безоблачное небо вокруг светила казалось белым.
– Еще чуть-чуть, – сказал себе Сбитнев. Оставалось подмести у первого подъезда – и можно укрыться на скамейке в тени тополей.
За домом послышался грохот трамвая. Спустя пару минут во дворе показалась Нина Евгеньевна. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: что-то случилось. И это «что-то» наконец-то хорошее.
Серова шла уверенно, выпрямив спину и чуть заметно улыбаясь. Увидев Сбитнева, она направилась к нему.
– Доброе утро, Федор Иванович.
– Здравствуй, Ниночка, – кивнул дворник. – Давненько тебя такой радостной не видел.
– Так ведь новости замечательные! – Нина Евгеньевна сияла. – Я только что от Максима. Фруктов ему принесла, витаминов, которые Игорь Витальевич порекомендовал. Максим, как обычно, лежал лицом к стене, но как услышал, что я зашла, повернулся. Посмотрел на меня удивленно, чуть улыбнулся и заплакал. Беззвучно, только слезы по щекам катились. Я, если честно, сначала испугалась. К доктору побежала, а тот довольно кивнул и сказал, что это хороший признак – Максим идет на поправку. Первый шаг сделан!
– Ну, вот видишь, – сказал Федор Иванович, облегченно выдохнув. – Я же говорил: нечего себя казнить было. Максим парень крепкий, выкарабкается.
Нина Евгеньевна попыталась улыбнуться, но помешал всхлип. Приложив руку к губам, она проморгалась и снова посмотрела на Сбитнева.
– Спасибо вам, Федор Иванович, большое, – тихо сказала она. – Если бы не вы, не знаю, что бы сейчас с Максимом было.
– Ну-ну, скажешь тоже, – смутился дворник. – Ничего такого я не сделал. Вот Игорь Витальевич – голова. Его и благодари.
– Нет-нет, – Нина Евгеньевна замотала головой и полезла в бежевую сумку. – Вы тоже очень помогли, – она достала яблоко, протянула Сбитневу. – Вот, угощайтесь. Чтобы Максим поскорее выздоровел и вернулся домой!
– Ну, добро, – крякнул дворник, принимая подарок.
Серова пошла домой, Сбитнев домел двор и устроился под тополями. Снял рукавицы и жилет и захрустел яблоком.
«Дай Бог, чтобы и дальше все было хорошо», – думал он, наблюдая, как воробьи серыми чирикающими шариками прыгают в пыли. В ветвях застрекотала сорока, с балкона донесся собачий лай.
Дворник всей душой желал, чтобы последние несколько дней остались лишь страшными воспоминаниями. Может, так оно и будет. Максим уже идет на поправку, очередь за Егором…
Вспомнив о соседском мальчишке, Сбитнев помрачнел. Что должно было случиться в лагере всего за два дня, чтобы изменить Егора настолько?
– Хоть в чертовщину начинай верить, – пробормотал Федор Иванович, морща лоб.
Он поднялся, отнес метлу и тележку в подсобку, бросил взгляд на двор и вышел на улицу. Задержался у синего киоска на остановке, мотнул головой. Нет, утро жаркое, и трамваи уже превратились в железные грохочущие парилки. Лучше пройтись пешком.
Выкинув огрызок в облезлую заплеванную урну, Сбитнев пошел дальше. Справа, над кустами сирени, высилась арка с колоннами, за которой пряталась бордовая четырехэтажка школы. В траве, нахохлившись, сидел крупный, явно побитый жизнью дымчатый котяра.
Федор Иванович вспомнил о Барбосе. Весь прошлый день кот просидел под диваном, вылезал только поесть, передвигался на полусогнутых лапах. А когда Сбитнев лег спать, устроился под боком и полночи вздрагивал.
«Досталось ему, бедолаге», – подумал Федор Иванович.
Дорога заняла минут сорок. Увидев среди зелени свой дом с белыми, выкрашенными штукатуркой стенами и шиферной крышей, Сбитнев чуть улыбнулся и ускорил шаг.
Приветствуя хозяина, в палисаднике зашелестела яблоня, с верха зеленых ворот нехотя сорвалась сорока. Сбитнев достал ключ, открыл дверь, прошел во двор и обо что-то запнулся.
Охнув, он опустил глаза и увидел большую коробку из-под обуви. К крышке был приклеен тетрадный лист в клетку с неумело нарисованным черепом, под которым перекрещивались две кости, и одним-единственным словом: «Привет!»
Тут же заколотилось сердце. Предчувствуя неладное, Сбитнев присел на корточки, приподнял коробку.
«Тяжелая», – отметил он и снял крышку.
Внутри лежал Барбос. Белую шерсть груди покрывали ржавые пятна, передние лапы были вывернуты, голова… От нее мало что осталось.
Ноги не выдержали. Сбитнев завалился на бок, тяжело дыша. Спрятал лицо в ладонях и отпихнул коробку. Та перевернулась, Барбос вывалился на землю.
Затряслись плечи, сдавило горло, голову наполнило шумом. Федор Иванович зажмурился до боли в глазах, надеясь, что разуму будет легче в темноте. Но перед мысленным взором появился Егор. Оскалившись, он прижимал кота к верстаку, замахивался молотком и бил, бил, бил… Сбитневу даже показалось, что он слышит удары. Мягкие, глухие. Но это колотилось его собственное сердце.
Под левой лопаткой вспыхнула боль. Сразу, резко. Стало трудно дышать, а на сердце будто бы сомкнулись пальцы – стальные, цепкие.
Оскалившись, Федор Иванович встал на корточки. Затем, перебирая руками по стене, поднялся. Отпер дверь в дом и, шатаясь, кинулся на кухню. Добрался до холодильника, вытащил аптечку.
«Вот они», – мелькнуло в голове, когда пальцы ухватили пластинку с крупными белыми кругляшами «Валидола».
Первую таблетку он уронил. Мысленно выругался, стиснул зубы, вдохнул поглубже и извлек вторую. Сунул под язык и опустился на стул, чувствуя, как рот наполняется мятным, с легкой горечью привкусом.
Спустя пару минут волна боли схлынула, стальные и цепкие пальцы, сжимавшие сердце, исчезли. Сглотнув и сделав пару глубоких вдохов, Сбитнев встал, прошел в ванную и плеснул на лицо холодной водой. Жар, изнутри давивший на виски, тоже понемногу уходил.
Глянув в зеркало, Федор Иванович покачал головой. Мокрое лицо пошло пятнами, подбородок чуть подрагивал, в глазах светились испуг и отчаяние.
Он наощупь отыскал полотенце, вытерся и решился.
Вышел на улицу, присел на корточки, убрал окоченевшую тушку в коробку. Отнес под дальнюю яблоню и вернулся за лопатой.
Через десять минут о случившемся напоминал лишь маленький участок перекопанной земли под яблоней. И страх, терзавший изнутри.
Вернувшись в дом, Федор Иванович присел на краешек кровати и спрятал лицо в ладонях. Он не понимал. Ничего не понимал. Но чувствовал, что рядом поселилось зло. Прочно и надолго.

Детям беда грозит, а она о себе думает.


Скорее - один кулак, ведь в другой руке он камень держал.

В этом и фишка. Я хотел нарисовать весьма бездарную и нервную воспитательницу.

Мой промах)

Рад снова видеть вас в моей теме) Скажите, читать по-прежнему интересно?

Интересно. Читать продолжу.

Благодарю. Я рад. Перед сном выложу проду.

Мне кажется, подзатянуто...

Ну, автор, люди ведь так не разговаривают. Тем более, дети. Что за "углубились в лес"? Это же смешно. Вы хоть раз в жизни произносили: я углубился в лес? Думаю, ни разу.

Я не пойму: почему он не мог пойти и надрать парню уши? Или хотя бы прикрикнуть из-за кустов? Что за инфантильный тип?

На мой взгляд, рановато такие выводы делать. Фактов маловато.

Опять же, люди так не говорят. Монолог какой-то неестественный. Это не человек говорит, а вы рассказываете - а так быть не должно.

Monk, благодарю за замечания. Согласен по всем пунктам.

За несколько дней до этого.
«Засранцы! – Макс плюхнулся на койку и задумчиво уставился в стену, оклеенную цветастыми обоями. – Мало им приключений…»
Не зря он решил приглядывать за братьями. Те свинтили секретничать при первой возможности. И то, что Макс услышал, прячась в зарослях возле бассейна, очень ему не понравилось. Он сам еще не отошел после приключения в лесу, а Лешкин рассказ только усилил тревогу. Мертвые птицы, вагончик, странное высохшее тело, крики и грохот… С лесом и впрямь что-то непонятное, а эти «господа отдыхающие» опять решили сунуть любопытные носы в его дебри.
«Нет уж, ничего у вас, ребятки, не выйдет, – подумал Макс, оглядывая комнатку. На тумбочке у окна мягко светила лампа под оранжевым абажуром, в углу темнел шифоньер, на верху которого покоилась пустая дорожная сумка вожатого. – С утра буду за вами следить. Глаз не спущу…»
Немного успокоившись, вожатый улегся и, не моргая, уставился в потолок – в полумраке он казался серым. Полежал немного с закрытыми глазами. Поняв, что сон не идет, поднялся и подошел к окну.
За потрескавшейся асфальтированной дорожкой темнели заросли черемухи, журчал ручей. Дальше шел крутой подъем, заросший барбарисом и огороженный сетчатым забором, а за ним начинался лес.
Представив, каково сейчас среди укутанных ночной чернотой стволов, ветвей и листвы, Макс поежился и перевел взгляд на небо.
Тучи ушли. Желтая, почти круглая луна нависала над горами, щедро поливая их светом. Рядом, свитой при королевской особе, мерцали звезды.
– Красиво, – пробормотал Макс, отошел от окна и вздрогнул, встретившись с темным взглядом собственного неясного отражения. Оно походило на призрака, замершего в воздухе, бледного, полупрозрачного.
Не отрывая от него глаз, Макс подошел к лампе и щелкнул выключателем. Комнатку затопила темнота, отражение исчезло. Вожатый облегченно выдохнул, открыл форточку и устроился под одеялом. Еще раз проверил, завел ли будильник на телефоне, перевернулся на левый бок и, наконец, почувствовал, как сон берет свое.
…Пи-пи-пи!
Макс разлепил глаза и приподнялся на локте. Плюхнул левой рукой по тумбочке, нащупал телефон, поднес к лицу и отключил будильник. Встал, влез в майку и джинсы, достал пакет с зубной щеткой, пастой и дезодорантом и вышел из комнаты.
Ребята еще спали. Дверь в первую палату была открыта, доносился чуть слышный храп.
«Спите-спите, – подумал он, направляясь дальше. – До подъема еще полчаса».
Прошлепав по коридору, Макс зашел в ванную и встал перед раковиной. Глянул на свое отражение и почувствовал, как желудок наливается каменной тяжестью.
«День сегодня не из простых, – он сглотнул и пустил холодную воду. – Если они и впрямь вознамерились идти в лес…»
Макс оборвал мысль, покачал головой и приник к крану губами. Тут же заломило зубы, он быстро сделал пару глотков, выпрямился и фыркнул.
Умывшись, он прошел в холл и устроился на диване, глядя в темный экран телевизора. Из соседнего крыла слышались частые шаги и взволнованный голос Ирины Олеговны. Невнятно буркнула Светка.
Серов провел рукой по зеленой ткани дивана, встал и прошел к балкону. Щелкнул шпингалетом, потянул дверь. Та грохотнула, и спустя секунду в холл хлынула волна прохладного утреннего воздуха.
Макс поежился и поднял глаза на нежно-голубое небо в легкой облачной дымке и блестящую зелень леса. За кустами черемухи слышалось птичье щебетание, со стороны ворот доносился ворчливый басок трактора.
Спустя полчаса умытый седьмой отряд построился у корпуса и с гомоном направился к столовой.
На эстраде вовсю готовились к празднику. Суетились несколько воспитателей и вожатых. Один, с бритой наголо головой и оттопыренными ушами, одетый лишь в красные шорты и шлепанцы, сидя на краю сцены, настраивал гитару. Из двух черных колонок-«небоскребов» обрывками неслось что-то торжественное, время от времени взвизгивал микрофон. Под крышей висели гроздья разноцветных шаров, на скамьях лежали свернутые листы ватмана, коробки с красками, фломастерами и кисточками.
Ребята, глядя на это великолепие, перешептывались, вытягивали шеи. И только четверым до предстоящего торжества, казалось, не было никакого дела. Андрею, Лешке, Оле и Егору. Они держались вместе, серьезные, задумчивые.
«Все-таки решили идти, – Макс покачал головой, не спуская с четверки глаз. Он надеялся, что за ночь ребята передумают, но, видимо, зря. – И ведь действительно напуганы… Нет, чтобы забыть об этой затее. Всем бы сразу легче стало. Куда там! Вдруг кто трусом посчитает! Оболтусы!»
Вожатый ускорил шаг и почти поравнялся с ними. Разумеется, он понимал, что сейчас ребята никуда не рванут, но все же… Следить, так следить.
Столовая встретила запахом каши и компота. Отовсюду доносились голоса, грохотала и звенела посуда, ножки стульев лязгали по полу. Седьмой отряд расположился за длинным столом, рядом со стеной, увешанной плакатами типа «Мойте руки перед едой!» и так далее.
Макс сидел, задумчиво ковыряя ложкой в рисовой каше с желтым озерцом сливочного масла в центре. Тяжесть все еще не отпускала желудок, есть не хотелось. И еще больше не хотелось носиться по лесу, если эти чертенята все-таки сбегут.
«Не сбегут, – успокаивал себя Серов, мелкими глотками отпивая теплый компот. – Послежу».
Но уверенности он не чувствовал.
После завтрака седьмой отряд вернулся в корпус – готовиться к открытию смены. Ирина Олеговна, как обычно, суетилась и голосила.
– Максим, – она впиявилась в руку вожатого и сунула ему листок с парой четверостиший. – Вот, сочинила перед отбоем. Возьмите нескольких мальчишек и разучите. Только побыстрее! Времени осталось мало, а у нас почти ничего не готово!
Скорчив плаксивую гримасу, воспитательница ринулась к Светке. Та, пялясь в такой же листок, чесала в затылке.
«Наш отряд – седьмой! Счастливый! Отдых впереди – отличный! – прочитал Макс и едва заметно усмехнулся: – Да уж, поэтесса. Умеет рифмы подбирать, ничего не скажешь. А мне, дураку, это читать… Хотя, – он прищурился и отыскал глазами Новожиловых и Егора. – Спасибо вам, Ирина Олеговна. Теперь есть, чем этих беглецов занять».
– Вот что, – сказал он, подойдя к ребятам и протянув листок. – Сейчас возьмите и выучите. Будем читать на открытии смены.
Братья и Егор растерянно переглянулись, Лешка отрыл рот, наверняка намереваясь повозмущаться, но Андрей несильно пихнул его локтем и кивнул.
Ребята взяли листок, уселись на пуфик справа от телевизора и стали читать. Глаза бегали по строчкам, лица становились все кислее.
Промчались полчаса, и Ирина Олеговна устроила генеральную репетицию. Первыми вышли братья и Егор. Монотонно, глядя в пол, они декламировали поэтический шедевр воспитательницы, а та мрачнела, напряженно поджимала губы и поглядывала на часы.
Закончив, ребята облегченно посмотрели на Ирину Олеговну. Воспитательница, легонько качнув головой, обняла всех троих за плечи, отвела в угол и стала что-то втолковывать. Наверняка требовала читать с выражением. Макс усмехнулся, глядя, как Лешка жует губами и испепеляет ее взглядом.
Еще через двадцать минут седьмой отряд направился к эстраде. Под круглую крышу со всех сторон стекались пестрые ручьи ребят. Музыка эхом отскакивала от стен корпусов, смешивалась с голосами.
А за спиной молчаливо ждал лес.
Макс обернулся, сглотнул и нагнал братьев.
«Ничего, – успокаивал он себя. – Буду рядом – и не сбегут».
– Ребята! Седьмой отряд! – высокий, взволнованный голос Ирины Олеговны едва доносился в общем гомоне. – Усаживаемся, пожалуйста!
Сев с Новожиловыми, Макс еще раз огляделся. Ребятня вертела головами, вытягивала шеи, переговаривалась. Бухали колонки, возле микрофона стояла директриса Светлана Максимовна, крупная женщина с короткими волосами, болезненным цветом лица и сутулой спиной. Подняв на лоб затемненные очки с прямоугольными линзами, она бегала прищуренными глазами по листку с речью.
Макс выудил из джинсов мобильник и посмотрел время. Пол-одиннадцатого. Скоро начнется…
Лешка распаковал жвачку и заработал челюстями. Андрей привстал, оглянулся. Встретившись глазами с Олей, развел руками.
«Вот именно, – усмехнулся Макс, наблюдая за ребятами. Волнение понемногу отступало. – Некогда вам бежать».
Музыка стала тише. Все подобрались, директриса возле микрофона выпрямилась, опустила листок и начала:
– Дорогие ребята! Я очень рада снова видеть вас в наших любимых «Березках»! Сейчас мы познакомимся с каждым из отрядов, а потом будет небольшой, но очень интересный концерт. Итак, начнем с самых маленьких… Я представляю вам пятнадцатый отряд!
Светлана Максимовна захлопала, отошла от микрофона. В центр эстрады выползла шеренга малышни под предводительством лысого и лопоухого гитариста в шортах. Вожатый ударил по струнам, и малышня писклявым разнобоем затянула гимн лагеря.
Отряды сменяли друг друга. Макс успокаивался, понимая, что его ребята, «вооруженные» стихами Ирины Олеговны, будут не худшими.
«Где-то посерединке», – подумал он, хлопая очередному отряду.
– А теперь, – раздался низкий голос Светланы Максимовны. – Седьмой отряд.
Макс кивнул Новожиловым и Егору – тот мгновенно залился румянцем от волнения – и вместе с ребятами вышел вслед за Светкой и несколькими девчонками.
Пытка заняла не больше пяти минут.
«Не так уж и плохо», – заключил вожатый, усаживаясь под похвалы директрисы и рукоплескания – Ирина Олеговна усердствовала больше других.
Лешка, с тихим «фу, блин!», плюхнулся рядом, ссутулился, скрестил руки на груди и, терзая жвачку, уставился вперед. Андрей вновь оглянулся, посмотрел на часы и поджал губы.
«Да-да-да», – Макс с усмешкой глянул на него.
Минут десять он просидел, задумчиво уставившись в бетонный пол эстрады. Потом вздрогнул, почувствовав на плече чью-то руку.
Обернувшись, он увидел лысого гитариста. Тот растерянно глядел на Макса, прижимая гитару к правому боку.
– Ой, извини, не хотел пугать, – пробормотал вожатый, шмыгнув крупным горбатым носом.
– Э-э-э, пустяки, – смутился Макс. – Что-то случилось?
– Да понимаешь, хочу своих научить в настольный теннис играть. Я ведь тренером работаю, – не без гордости сказал лопоухий. – А стол на чердаке, один я его не утащу. Можешь помочь? Вы ведь отвыступались уже? Тут недалеко, в третьем корпусе. Ну что, пойдем?
Макс открыл и закрыл рот. Достал мобильник, поглядел время. До обеда оставалось больше двух часов – вполне достаточно для поисков лесного вагончика.
– Может, попозже, перед обедом? – он напряженно поглядел на братьев – те прислушивались к разговору.
«Черт! – мысленно выругался Макс. – Ни раньше, ни позже!»
– Я им перед обедом уже хотел небольшой урок дать. Чего время зря терять? Будь другом, помоги, – лысый снова шмыгнул носом, глядя на Макса. – Чего тут сидеть? Тебе этот концерт нужен?
Макс поджал губы и огляделся. Он уже понял, что этот гитарист с ракеткой просто так не отвяжется. А если ответить погрубее – обидится.
«Ладно, – подумал он. – Туда-сюда – всего десять минут. Ничего за это время не случится».

Слишком много про сердце. До этого уже было - сердце под кадыком билось, под ударами сердца грудная клетка вздрагивала.


Лучше уж просто - улетела прочь. Растворилась в небе - представляется, что она взмыла высоко-высоко, и стала незаметной. А вороны так высоко не летают.


Тёмных, тенями - выглядит как повтор. К тому же про тёмные глаза, окружённые розовыми тенями, уже три раза в этом отрывке говорилось.

Поведение Сбитнева в этом отрывке мне непонятно. Сидел смотрел, как Егор кота мучил. Да любой нормальный человек на его месте двно бы уж вскочил и хотя бы наорал на него.

Любимое слово Грбачёва )с ударением на второе "у". Думаю, он и маленький когда был, так говорил.

Трэш-кин, благодарю за отзыв. По поведению Сбитнева могу сказать: он очень добросердечный человек. Поэтому просто растерялся.

С остальными замечаниями согласен.

– Идем, – бросил он, коротко кивнув, и поднялся.
– Спасибо, друг! – лопоухий расплылся в улыбке. – Меня, кстати, Степой зовут, – он протянул руку.
– Макс.
Вожатые направились по выложенной бетонными плитами дорожке к третьему корпусу. Воздух уже прогрелся, в траве звенел оркестр кузнечиков, над зеленью порхали бабочки.
Степа неторопливо шел впереди, шаркая ногами в шлепанцах. Обернувшись, он добродушно посмотрел на Макса.
– Первый раз здесь?
– Да, – тихо отозвался Макс. Он оглянулся на эстраду. Музыки не было, значит, выступал очередной отряд.
«Чего ты тащишься?.. – мысленно обратился он к лысому. – Быстрее двигай!»
– А я уже третье лето работаю, – сообщил Степа, вновь оглядываясь и замедляя шаг. – А что? Точишь на природе, за этими приглядываешь иногда. Красота!
– Да уж, – пробормотал Макс. – И как тебе здесь?
– Говорю же: красотень.
– А странного ничего не случалось? В лесу особенно?
Степа остановился и скорчил задумчивую гримасу. Подтянул одной рукой шорты и мотнул лопоухой головой.
– Неа. А что?
– Да так, ерунда, – отозвался Макс.
Вожатый глянул на него и ухмыльнулся.
– А-а, понимаю, – он хохотнул. – Детишки сказочками балуются? Про черные простыни и всяких там безголовых лесников? Это они любят.
«Да уж, сказочки…» – Макс покачал головой, вспомнив дико орущую, пляшущую под ногами изуродованную ворону и непонятное существо в зарослях.
– Мой тебе совет: придумай что-нибудь сам, – сказал Степа. – Да такое, чтобы кровь в жилах застыла. Знаешь, как они тебя тогда уважать будут!..
– Я подумаю, – коротко ответил Макс и вновь оглянулся.
– Твоим ведь сколько? Лет двенадцать-тринадцать? Самый возраст для страшилок. Вот мои первоклашки – другое дело. Поверят, истерить начнут, и проблем не оберешься. Вон, ночью одна забегает, вся в слезах. Говорит, в туалет пошла, а из окна на нее кто-то пялился.
– Кто пялился? – насторожился Макс. Сердце застучало, в животе вновь неприятно заворочалось.
– А хрен его разбери. Говорит, какой-то страшный гном. Только не было там никого, это сто процентов. Страшилок ей кто-то нарассказывал – и вот результат. Узнал бы кто – уши бы надрал.
«Страшный гном… – Макс вновь представил заросли и маленькое, бугристое, розовое нечто. – Неужели этот… это… – он мотнул головой, не зная, как назвать существо, – уже в лагере? Черт… Нельзя дать ребятам сбежать…»
– Пойдем быстрее, – попросил он Степу.
Тот пожал плечами, недоуменно глянул на Макса, развернулся и вновь зашаркал по бетонным плитам. Макс мысленно рычал, глядя на неторопливые движения Степы.
Наконец они добрались до корпуса, укрытого высоченной раскидистой березой.
– Фуф-ф! – выдохнул Степа. Он остановился у крыльца, выудил из кармана пачку сигарет, протянул Максу.
– Нет, бросил, – ответил тот, пряча сжатые кулаки.
«Согласился помочь на свою голову!» – он стиснул зубы и в очередной раз обернулся.
Степа устроился на лавочке возле крыльца и с наслаждением задымил.
– А я вот вряд ли когда-нибудь брошу, – сказал он, жадно затягиваясь. – Нравится мне дым пускать, хоть и говорят, что вредно, что легкие прожигаю, что стоять потом не будет. Ерунда, на мой взгляд.
Макс неопределенно дернул плечами.
– Да ты чего такой нервный? – Степа недоуменно вскинул брови. – Не бзди, ничего с твоими опарышами не случится. А для успокоения у меня в комнатке кое-что есть, – он хитро прищурился и щелчком отправил окурок в урну. – Уверен, тебе понравится.
– Ну что, идем, наконец? – спросил Макс, первым ступая на крыльцо.
Степа кивнул и пошел следом.
Вожатые миновали вестибюль, такой же, как в корпусе Макса. Поднялись по лестнице и остановились у чердачной двери, обитой листами железа, выкрашенными бежевым.
– Сейчас, – сказал Степа, поворачивая ключ.
Замок щелкнул, дверь открылась, и Макс вслед за лопоухим окунулся в сумрак чердака. Из маленького слухового окна лился слабый свет, пахло пылью. Возле стены стоял старый диван без спинки, с отломанными подлокотниками и оголенными пружинами.
– Давай, помогай, – Степа подошел к столу, сложенному и прислоненному к старому шифоньеру без дверцы.
Пыхтя, вожатые спустили стол на первый этаж и поставили в вестибюле. Степа отошел, взглядом знатока оценил работу, довольно кивнул и махнул Максу:
– Айда, ко мне заглянем. Поработали – можно и расслабиться чуток.
Они прошли в комнату вожатого, Степа нырнул в тумбочку и достал бутылку с коричневой жидкостью.
– Не «Наполеон», конечно, но тоже покатит, – он хитро ухмыльнулся и подмигнул Максу. – Давай по глоточку за открытие смены. Чтоб погода стояла как сегодня, а дети и начальство на мозги не капали.
– Я не буду, – решительно сказал Макс, мотнув головой.
– Да не бойся. Я ж не нажираться предлагаю. А зубная паста вмиг запах отшибет. Проверено.
– Все равно не буду, – отрезал Серов. – Не хочу.
Степа досадливо чмокнул губами и отвинтил крышку.
– Ну, как хочешь, – он уселся на кровать и вытянул ноги. – Передумаешь – заходи. Выпьем, в теннис поиграем…
Макс коротко кивнул и вышел. Быстрым шагом миновал вестибюль, спустился и бегом кинулся к эстраде.
«Давай! Жми!» – подгонял себя вожатый, слушая, как стучат по плитам кроссовки.
Вот и эстрада. Ребята по-прежнему вертели головами, толкались, смеялись и переговаривались. Кое-кто, уставший сидеть, носился неподалеку, не обращая внимания на сердитые возгласы вожатых и воспитателей.
В центре эстрады двое, наряженных в зеленые скафандры, с антеннами на голове, отплясывали чечетку. Светлана Максимовна стояла возле колонок и с довольным видом смотрела на «инопланетян».
Макс отыскал свой отряд. Ирина Олеговна, сидя с девчонками строчила в блокноте, изредка поглядывая на чечеточников. Рядом развалилась Светка – как раз там, где сидели братья и Егор.
«Только не это…» – мелькнуло в голове.
Макс продолжал обшаривать отряд взглядом, но понимал: это бесполезно. Андрея, Лешки, Егора и Оли на эстраде нет.
Сердце заколотилось, руки и ноги задрожали. Сглотнув, Макс рванул к корпусу. Наверняка ребята сначала заглянут туда, и он их перехватит.
«Сколько я возился с этим ушастым? – размышлял Серов на бегу. – Минут пятнадцать, не больше. Надежда еще есть».
Он поднажал. Промчался мимо разрисованной каменной глыбы, обогнул беседку. Взлетел на крыльцо и только в вестибюле перешел на шаг.
Корпус встретил тишиной. Макс метнулся в холл. Пробежал по девчоночьему крылу, бросился к палатам мальчишек. Никого.
Упершись локтем в стену, он запустил пальцы в волосы, зажмурился и покачал головой. Все. Теперь – только в лес…
Внутри снова разгорался страх. Стены, пол и потолок стали давить.
«Упустил…» – молотом стучало в голове.
Виски заломило. Макс оттолкнулся от стены, качнулся и несколько раз глубоко вдохнул. Мгновением позже послышался шум воды из туалета.
Макс снова бросился по коридору.
– Андрей! Леша! Егор! – звал вожатый, чувствуя, как накатывает волна облегчения. – Ну-ка, идите сюда! Быстро! Андрей! Егор! Ле… – он запнулся, столкнувшись в дверях со светловолосым загорелым мальчишкой в темных шортах и полосатой футболке. Это был Костя из второй палаты.
Он ойкнул, отступил и растерянно посмотрел на Макса. Тот заглянул в туалет, обвел взглядом кафельную стену, большое открытое окно, дверь душевой и краешек раковины.
– Ты здесь один? – спросил вожатый.
– Ага, – отозвался Костя. Он смотрел на Макса с легким испугом. – А что?
– Новожиловых и Мещерякова не видел?
Костя почесал светлую макушку, прищурился и ответил:
– Они заходили, примерно пять минут назад. С ними еще Оля Герасимова была.
– А дальше?
– А дальше я не знаю, – Костя скорчил жалостливую гримасу. – У меня живот разболелся.
– Понятно. Сходи в медпункт, – бросил Макс и бегом направился к выходу.
Оказавшись на крыльце, он еще раз огляделся. Спустился, обогнул корпус и побежал по старой дорожке вдоль зарослей черемухи.
«От ворот, значит, идти собрались, – вспомнил он слова Оли. – Ничего, догоню. Далеко вы не могли уйти».
Серов вздрогнул, вспомнив, что вчера в лесу думал о том же. И закончилось это…
Он мотнул головой. Лучше не вспоминать.
Корпуса проносились мимо, темные окна смотрели с немым укором. А в спину словно бы неслось: «Упустил! Упустил!»
– Еще не упустил, – хриплым шепотом произнес Макс.
До ворот оставалось не больше пятидесяти метров. Вожатый притормозил, нырнул в заросли. Потерял равновесие, скатился на заднице и едва не плюхнул ногой в ручей. Встал, шлепнул пару раз по джинсам, отряхивая, и перескочил через слабый, чуть слышно плещущий поток.
Помогая руками, взобрался на пригорок. Продрался сквозь кусты, остановился и огляделся.
Внизу, по правую руку виднелись ворота и край поляны, на которой вчера остановились автобусы.
– Три-четыре километра по прямой, – пробормотал Макс, снова вспоминая разговор ребят, сжал кулаки и рванул в заросли.
Трава шуршала под ногами, какие-то жесткие стебли с колючками мешали двигаться. Оказавшись в тени деревьев, Макс едва не упал – запнулся о сухую ветку. Выругался, освободил ногу и, пригнувшись, побежал дальше.
Ветви так и норовили задеть лицо. Приходилось постоянно закрываться руками, уклоняться. Макс быстро выдохся. В ушах шумело, грудь сдавливало. Воздух проникал в легкие с тихим хрипом. Ноги становились все тяжелее. Но он не собирался переходить на шаг.
«Где вы?» – думал Серов, прислушиваясь.
Он решил не кричать. Во-первых, ребят четверо, и они наверняка будут разговаривать. Нужно лишь прислушиваться. А во-вторых, то существо вновь может быть неподалеку.
«Но с другой стороны, – размышлял Макс, переставляя ноги. Он выжимал из себя все, но с каждой минутой замедлял бег, – может, лучше привлечь… его? Оно ведь маленькое, сил у меня хватит. Наверное».
Серов мотнул головой. Нет, нужно просто найти ребят, вернуться и навсегда забыть дорогу в лес.
На лицо налипла паутина. Макс охнул, зажмурился и остановился. Стиснув зубы, стал яростно тереть лицо. Потом открыл глаза и вздрогнул, увидев метрах в двадцати человека.
Тот стоял спиной. Невысокий, коренастый, с ежиком пепельных волос. Примерно одного возраста с Максом. В синих спортивных брюках и черной футболке с крупной желто-красной надписью «The Prodigy». Словно почувствовав взгляд вожатого, он повел плечами и медленно, плавно шагнул вперед.
– Эй, друг! – крикнул Макс, бросаясь вперед. – Постой!
Человек не ответил. И даже не оглянулся. Неторопливо и бесшумно он шел сквозь заросли, чуть заметно двигая руками.
– Подожди минутку! – надрывался Макс.
Он снова бежал, но расстояние не сокращалось, а незнакомец по-прежнему не реагировал на голос и шаги за спиной.
«Да что с ним? – недоумевал Серов, пытаясь нагнать парня. – Может, глухой?»
Макс поднажал. Однако не отвоевал даже метра.
«Хорошо, – подумал он, чувствуя злость. – Тогда сделаем так…»
Он остановился, подобрал палку и запустил в парня. Вращаясь наподобие пропеллера, та пролетела у незнакомца над головой, врезалась в березовый ствол и переломилась.
«Ну? Что ты на это скажешь?» – Макс облизал губы, буравя черную футболку глазами.
Парень остановился. Поднял левую руку и пару раз резко шевельнул кистью, приглашая следовать за ним. Так и не обернувшись, он снова двинулся вперед.
«Что за ерунда? – Макс недоуменно наморщил лоб. – Чего ему надо? Может, он псих?»
Подобрав на всякий случай еще одну палку, покрепче и потяжелее, он кинулся за парнем. Тот будто почувствовал это и ускорился.
Он двигался все так же бесшумно, плавно и неторопливо. Макс, жадно хватая воздух, с трудом удерживая равновесие, с треском продирался сквозь заросли, а дистанция не сокращалась и на метр.
«Долго я так не выдержу», – понял Макс, не сводя глаз с коренастой скользящей впереди фигуры. В голове все плавилось. Горло и грудь изнутри терли наждаком. На руки и ноги словно навесили свинцовых гирь. Одежда липла к вспотевшему телу.
Нога за что-то зацепилась. Ахнув, Макс взмахнул руками. Выронил дубину и растянулся на траве. Грудь и живот сдавило тупой болью.
Несколько секунд он лежал, пытаясь сделать вдох. Когда воздух снова полился в легкие, вожатый поднял голову и увидел парня в черной майке. Тот стоял и ждал. Все в тех же двадцати метрах…
– Чего тебе надо, урод?! – хрипло пролаял Макс. Внутри заклокотала злость, горло душили слезы обиды. – Подойди и скажи!
Незнакомец повел плечами, медленно покачал головой. Вытянув руку, снова приглашающе подвигал кистью.
Макс зарычал. Оттолкнулся руками, вскочил и бросился вперед. Парень неторопливо кивнул и побежал.
– Твою мать! – выругался Макс.
Никогда прежде в голове не было такого сумбура. Серов понимал, что надо бросать эту идиотскую погоню и искать ребят. Но не мог. Парень в черной футболке словно держал его на невидимом поводке.
Почему-то вспомнилось, как весной – вот так же, спотыкаясь, давясь воздухом, – он бежал домой из поликлиники, вытягивая порезанную руку.
Неожиданно заныло запястье. Макс скользнул по руке взглядом и удивленно поднял брови. Белая полоска кожи, почти у основания кисти, припухла и налилась красным.
– Что за… – прохрипел он и едва не задел правым боком тонкий сосновый ствол.
Увернувшись, Макс чудом удержал равновесие. И замер, обнаружив, что незнакомец остановился.
Он стоял, уперев руки в бока, перед неглубоким, заросшим оврагом. Макс тупо пялился на коренастую фигуру и пытался выровнять дыхание.
– Эй! – крикнул он, покрепче стиснув палку. – Может, обернешься все-таки? Давай поговорим?
Парень медленно кивнул, опустил руки и стал медленно разворачиваться. Макс сделал несколько нерешительных шагов и еле сдержал крик, увидев его лицо. Бледное до серости, с тонкими синими губами и кровавыми кляксами на месте глаз. Короткую шею незнакомца пересекала темно-красная борозда пореза.
Макс отшатнулся, закрылся руками, словно пытаясь защититься. Тяжело дыша, чувствуя волны дрожи, он опустил взгляд на футболку парня. Там был нарисован тип с двумя гребнями волос – красным и зеленым, – подведенными черным глазами и высунутым языком. Макс смотрел на изображение и молился, чтобы взгляд случайно не скользнул вверх. На уродливую бело-серую маску с красными пятнами.
Так продолжалось не меньше минуты. Потом незнакомец развел руки и пошел спиной вперед.
– Эй! Не надо! – воскликнул Макс. Он сделал пару шагов, все-таки поднял глаза и почувствовал тошноту. Бухнулся на колени, съежился и раскрыл рот. Внутри все сжалось, в горле задрожало, и спустя секунду Макса вырвало.
Втягивая ноздрями воздух, он утерся трясущейся рукой и поднял глаза на парня. Тот, казалось, внимательно наблюдал за вожатым. Поймав взгляд Макса, он дернул губами, пытаясь улыбнуться. Отступил еще на пару шагов. Качнулся и исчез в овраге.
– Стой! – заорал Макс.
Он вскочил, бросился вперед, затормозил у самого края и ахнул. Дно оврага темно-серым ковром устилали кости вперемешку с тряпками и кусками синего полиэтилена. Посередине стояла больничная каталка без колес. Парня нигде не было.
Не понимая зачем, Макс стал спускаться. Комья земли катились вниз, вожатый едва не падал. Добравшись до дна, он втянул ноздрями и нахмурился, почувствовав запах гари. Еще раз огляделся и стиснул зубы, одолевая еще один приступ тошноты.
Его окружали не человеческие кости. И не звериные. И даже не птичьи. Макс не знал, кому мог принадлежать валявшийся под ногами, короткий, согнутый подковой позвоночник с четырьмя шишковатыми ребрами. Или слишком маленький для взрослого человека череп с неестественно выпуклым лбом и разными по величине глазницами. Или кривая лапа с тремя длинными пальцами. Или…
Послышалось карканье.
Макс завертел головой, отыскивая ворону взглядом. Отшатнулся и услышал под ногой хруст. Сморщившись, опустил глаза и увидел возле кроссовки серые пористые осколки. В горле опять запульсировал ком, зубы начали стучать. Но птица больше не кричала.
«И то хорошо», – подумал Макс. Ему не хотелось опять пережить кошмар, подобный вчерашнему.
Переступая через кости, вожатый двинулся к каталке. Он старался смотреть только на нее, но взгляд упорно соскальзывал на изогнутые ребра, хребты, конечности…
Вот еще один череп. С безобразными наростами на голове, единственной глазницей и ноздреватым шишаком на месте второй. С непропорционально большой, выдающейся вперед верхней челюстью и кривыми, словно гвозди, редкими и черными зубами. Рядом, похожая на раскрытую и поставленную переплетом вверх книгу, валялась грудная клетка.
«Это братская могила какая-то, – Макс озирался по сторонам. – Только вот чья?»
«Страшных гномов», – подсказал разгоряченный страхом разум.
Макс добрался до каталки. Разинул рот и отступил. Под ногой снова затрещало, но он не обратил на это внимания. Взгляд был прикован к темно-красным пятнам на желтой клеенчатой поверхности.
Подул ветер, зашелестели деревья. Вздрогнув, Макс попятился. Не удержал равновесие и грохнулся на кости. Осколки впились в плечи, спину и правый бок.
Макс заорал и стал барахтаться. Чудом перевернулся на живот, встал на четвереньки и бросился прочь. Спотыкаясь, давя кости кроссовками, вожатый добрался до склона и, цепляясь за ветви, полез наверх. Выбравшись, рухнул на колени и уперся лбом в землю. Трава колола лицо, в ушах шумело, каждый удар сердца отдавался дрожью.
Он пролежал так пару минут. Выровняв дыхание, развернулся и сел. Поглядел вниз и передернул плечами. Больше всего ему хотелось оказаться дома. Или хотя бы в комнатке вожатых – забраться на кровать, укрыться одеялом с головой, зажмуриться и забыться. Но расслабляться было рано. Сначала нужно найти братьев, Олю и Егора.
«Не дай Бог наткнутся на этот кошмар», – Макс против воли глянул вниз, поднялся и двинулся дальше.

Футболка и джинсы липли к вспотевшей коже. Вожатый чувствовал, как капли катятся по вискам, бегут от подмышек вниз. Набившийся в кроссовки лесной мусор колол ступни.
Макс прошел несколько сотен метров и остановился у высокой сосны. Под мощным стволом темнели шишки, ветви начинались далеко над головой. Другие деревья держались на почтительном расстоянии от великанши.
Упершись рукой в ствол, Макс запустил пальцы в мокрые волосы и покачал головой. Он не представлял, где искать ребят.
«Вот тебе и самый лучший вожатый», – Макс вздохнул и поднял глаза. Ветви, подобно ступеням, уходили к небу. Над верхушкой неторопливо проплывало облако.
Справа послышались шаги.
Вздрогнув, Макс отнял руку от ствола и прислонился к нему спиной. Сжал кулаки и чуть согнул ноги, готовый бежать.
«Кто там еще?» – думал он, прерывисто втягивая воздух.
Заросли затрещали, вздрогнули, и из гущи зелени выбрался невысокий худой старик в темных брюках, плотной клетчатой рубашке, светло-зеленом жилете со множеством карманов и белой кепке, сдвинутой на макушку. Макс облегченно выдохнул, разглядев вытянутое, гладко выбритое лицо с кривоватыми губами, крупным носом и светлыми, глубоко посаженными глазами. Обычное человеческое лицо – никаких окровавленных глазниц и ран на горле.
Старик отряхнулся, посмотрел на Макса и удивленно поднял брови.
– Здрассте, – пробормотал вожатый, чуть заметно кивая.
– Здравствуй, сынок, – голос у старика оказался тихий и сипловатый. – Дай-ка…
Старик нахмурился, подошел к Максу. Взял за подбородок и повернул влево-вправо, старательно вглядываясь в лицо.
– Да вы чего? – вожатый отстранился и недоуменно уставился на старика.
«Еще один псих», – подумал он, чувствуя, как возвращается приутихший страх.
– Ну, вроде все ладно, – пробормотал старик.
Он тоже отошел, поджал губы и кивнул.
– Что ладно? – нахмурился Макс.
– Ты кто такой будешь? – старик, казалось, не услышал вопроса.
– Я-то? – разозлился Серов. – Я вожатый из «Березок»!
– Знаю такой лагерь, – старик снова кивнул. – А здесь ты что делаешь? До «Березок» километров семь, не меньше.
«Семь километров! – мысленно ахнул Макс. – Ничего себе побегал… Теперь ребят точно не найти…»
Он опустил глаза и покачал головой. Старик внимательно, с прищуром, посмотрел на него и тихо сказал:
– Ладно. Не хочешь – не рассказывай. Сам вижу, что беда приключилась. Пойдем-ка со мной до поселка, тут недалеко. На остановке поймаешь машину и доберешься до лагеря. У тебя деньги-то есть?
Макс кивнул, залез в задний карман, вытащил пару сырых от пота сотенных бумажек и показал старику.
– Вот и славно, – сказал тот. – А теперь идем. Лишний раз здесь задерживаться не следует, – он напряженно огляделся и с печальным вздохом двинулся вперед.
«Что бы это значило?» – насторожился Макс, не двигаясь с места.
Пройдя метров пять, старик обернулся и посмотрел на вожатого:
– Чего ты? Пойдем, говорю. Один ты до темноты тут плутать будешь. А уж потом… – он не договорил. Помрачнел и махнул рукой.
«Он ведь что-то знает, – Макс прищурился и закусил губу. – Лучше пойти. Один я отсюда и впрямь нескоро выберусь. Доеду до лагеря и, если ребята еще не вернулись, расскажу все Ирине Олеговне. А дедуля по пути может поведать что-нибудь полезное».
Он нагнал старика, и оба двинулись дальше. Старик уверенно и быстро шел вперед, раздвигая ветки, изредка оборачиваясь на Макса. Впереди показалась поляна с костровищем, огороженным серыми, потрескавшимися от времени бревнами.
– Фух-х, – выдохнул старик, усаживаясь. Он залез в самый большой карман жилета, вытащил бутылочку с водой и сделал пару глотков. – Передохнем малость. Тебя как звать?
– Максим, – отозвался вожатый. – А вас?
– Макаром Матвеичем меня зови, – старик протянул Максу бутылочку, снял кепку и провел ладонью по коротким седым волосам.
Тот присосался к горлышку. Макар Матвеич вернул кепку на место и усмехнулся:
– Ишь, водохлеб.
Макс с большой неохотой оторвался от воды, вытер губы и отдал бутылку.
– Набегался ты, видно, – сказал Макар Матвеич. – Ну, так как? Расскажешь, что стряслось?
«Почему бы и нет? – подумал Макс и присел рядом. – Дед вроде бы нормальный».
– Ребят я потерял, – сказал он, глядя на покрытую темно-серой сажей землю. – Из отряда. Договорились вчера в лес сбежать. Я решил за ними следить, но упустил.
Макар Матвеич нахмурился, цокнул языком и покачал головой.
– Нехорошо это, – тихо произнес он и вздохнул. – Очень нехорошо. Детишек теперь к лесу вообще подпускать не надо. Другим он стал.
Старик снова вздохнул и обвел стену деревьев грустным взглядом.
– В каком смысле? – насторожился Макс.
Макар Матвеич изучающее глянул на него и чуть заметно кивнул.
– Хорошо. Ты, я вижу, человек незлой. К тому же, детишки на тебе. Поэтому расскажу, что знаю. Хотя сам многого понять не могу.
Макс сглотнул, поерзал на бревне, а старик продолжил:
– Началось все ближе к концу апреля. Пошел я как-то за березовым соком. Иду, значит, по лесу и вдруг вижу: три вороны лежат. Разодранные и обглоданные. Странно, думаю, хищников ведь здесь давным-давно нет. Зайца и то уже не встретить. А рядом с птицами, на снегу, следы. Маленькие и непонятные – не звериные и не человеческие. И с тех пор как в лес не зайду, все время натыкаюсь на мертвых птиц. Животные наши беспокоиться начали, особенно по ночам. Мечутся, кричат так, что не заснуть. Коровы на пастбище, что рядом с лесом, выходить отказываются. Вот тогда я всерьез и забеспокоился. Звери-то, они ведь первыми беду чуют.
Он прервался и посмотрел на Макса. Тот кивнул, поежился и огляделся. Деревья, обступившие поляну, словно тоже вслушивались в рассказ. Макар Матвеич тем временем перевел дух и вновь заговорил:
– Потом, когда снег полностью сошел, и с людьми странности начались. У нас ведь поселок крохотный, двадцати дворов не наберется. Ребятишек и молодежи человек десять. Первым Витька Замятин был. Пошел с утра пораньше в лес – и пропал. Темнеет, мамка его, Наталья, разумеется, в слезы. Говорит, беда с ним случилась. Да и остальным не по себе. Не мог Витька просто взять и заблудиться. Он с малолетства лес не хуже родного дома знает. Ну что делать? Собрались наши мужики, решили искать. Уже двинулись, и тут Витька объявляется. Грязный весь, одежда порвана, лицо и руки в царапинах. Наталья к нему кинулась. Рыдает, смеется, обнимает, ругает… Все вперемешку, в общем. А Витька вдруг оскалился, оттолкнул мать и пощечину ей залепил. Та ахнула, чуть не упала, а он мимо прошел, как ни в чем не бывало. Тут уж Сергей, отец Витькин, не выдержал. Взял за шкирку, встряхнул, как следует, и домой поволок…
Макар Матвеич вздохнул, откашлялся, достал бутылочку и немного отпил.
– А дальше что? – осторожно спросил Макс.
– Пару дней Витька дома просидел. Как Наталья рассказывала, из комнаты вообще не выходил, не разговаривал ни с кем. Только ухмылялся и глядел исподлобья. Потом я его на улице встретил. Поздоровался, спросил, как дела. А он зыркнул на меня, кулаки сжал, процедил что-то сквозь зубы и дальше пошел. В общем, как подменили его. Раньше-то был добрый, веселый, работящий… Не понимаю, что с ним. Словно бес в парня вселился, – Макар Матвеич горестно вздохнул, подпер рукой подбородок. В светло-серых глазах застыла растерянность. – Еще через пару дней со Светой Богатыревой почти такая же история приключилась. Только пропала она ближе к вечеру, а вернулась под утро. И так еще трое ребят. Вася Зайцев, Соня Кузьминенко и Женька Щеголев. Последнего особенно жалко. Пять лет всего мальчонке.
Старик встал, отряхнул брюки.
– Пойдем дальше что ли? Может, на ходу не так тяжело будет рассказывать…
Макс поднялся и направился за ним. Снова оказавшись под навесом ветвей, он почувствовал, как по спине побежал холод.
– В общем, своя банда теперь у нас в поселке появилась. Все время вместе держатся, ни с кем разговаривать не желают. А вот на пакости всякие горазды. То окно разобьют, то сено подожгут. И знаешь, что еще странно. У всех под глазами и на шее вроде как отметины. Кожа розовая. Поэтому я как тебя увидел, решил сперва проверить. Вдруг ты… – Макар Матвеич замялся, задумчиво пожевал губами, – как они.
– Ясно, – кивнул Макс.
– Ты уж на меня обиды не держи, – тихо попросил старик. – Сердцем чувствую, дальше только хуже будет.
– Ничего страшного, – ответил Макс, пригибаясь под нитями паутины, облепившей ветки.
– Их ведь уже все боятся. Даже родители. А ребята будто чувствуют это и… радуются. В общем, как подменили их. Животные наши с ума сходят, как увидят эту компанию. У Витьки пес был сторожевой, Полкан. Серый, здоровенный, страха сроду не знал. А когда Витька из леса вернулся, забился в будку, тявкал испуганно, скулил и через три дня вроде как сбежал. По крайней мере, Витька так родителям рассказывал. Якобы видел, как Полкан через забор сиганул и был таков. Только врет он. Я в лесу Полкана нашел, за шею к ветке привязанного. И с распоротым брюхом.
Макс нахмурился. Макар Матвеич глянул на него и понимающе кивнул.
– Во-во! У меня чуть с сердцем плохо не стало, как увидел эту картину. Попятился я, значит, а за спиной шорох услыхал и звук шагов. Витька там был, точно знаю. Видел, что я пса нашел. И теперь всякий раз, как меня встречает, гавкает. Глухо, совсем как Полкан. А остальные смотрят на него, ухмыляются и подхватывают. В них во всех вообще что-то такое появилось… звериное, – старик прервался, сморщился и потер грудь.
«Жуть», – подумал Макс. Он понял, что совсем не хочет идти с Макаром Матвеичем в поселок.
– Недели три назад с Васькой история была, – продолжил тот. – Пошел он вечером через пастбище. Присел шнурки завязать, а одна корова, самая старая, взяла да и бросилась на него. Чуть не затоптала и рогами хорошенько в бок засадила. Ваську даже к доктору пришлось везти. Как мне потом его мать рассказывала, кучу ушибов Васька заработал, синяк здоровенный, на полживота, и два сломанных ребра. Несколько дней дома провалялся. Потом корова эта пропала. Искали ее, искали – все без толку. Ладно, думаем, бывает. Мало ли, может, отбилась, заблудилась, под машину попала. Жалко, конечно, но ничего не поделаешь. Забывать уже стали, но тут Варвара, хозяйка той коровы, на крыльце вымя отрезанное нашла. До сих пор в больнице, с сердцем…
Некоторое время старик шел молча, понурив голову. Потом остановился, огляделся и покачал головой.
– Я ведь во всякую чертовщину никогда не верил, – сказал он. – Но теперь… Не знаю я, что с ребятами стало, не могу понять. И мучаюсь. Каждый день здесь брожу, надеюсь найти что-нибудь… Сам не знаю что, – Макар Матвеич махнул рукой и торопливо двинулся дальше. – Сколько пытался за ребятами следить. Они ведь в лес частенько наведываются – тайны у них тут какие-то. И всякий раз вокруг пальца обводят, будто я мальчишка какой-то. Единственное, что заметил, – они всегда с собой еду берут. Подкармливают кого-то.
– Кого? – машинально спросил Макс.
– Если бы я знал, – Макар Матвеич обернулся и печально посмотрел на вожатого.
Макс кивнул, поджав губы.
«Да уж, история», – подумал он, обводя заросли напряженным взглядом.
Он чувствовал, как внутри крепчает холод страха. Ветви нависали над головой, закрывая солнечный свет. Деревья, казалось, обступали все теснее. От черных пятен на березовой коре рябило в глазах.
– Давай шаг ускорим, – сказал Макар Матвеич. – Недалеко осталось.
Минут через пять деревья стали редеть. Макс вслед за стариком вышел на узкую пыльную тропинку и вскоре остановился на краю зеленого луга. В паре сотен метров он увидел колодец под треугольной крышей, выкрашенной синим, и длинное одноэтажное строение с десятком окон. Дальше начинались невысокие, по большей части бревенчатые домики за деревянными заборами. Справа тянулась серая лента дороги, вдоль которой паслось несколько коров.
– Вот и добрались, – старик обвел пейзаж взглядом и нахмурился. – Пойдем, покажу, где остановка.
Макс кивнул и снова пошел за Макаром Матвеичем. Чем ближе он подходил к поселку, тем сильнее становилась тревога. Сердце забилось быстрее, в ногах понемногу проявлялась слабость.
Поселок выглядел заброшенным. Окна глядели тускло и равнодушно. Не было слышно ни собачьего лая, ни квохтанья кур, ни голосов. Слева показался покрытый копотью сарай без двери. Рядом высилась гора битого стекла, поломанных досок и консервных банок, щедро присыпанная пеплом.
Из-за домов донесся рев мотора. Его перекрыл визгливый смех, затем послышался грохот.
Макар Матвеич вздрогнул и покачал головой.
– Там они, – пробормотал он. – Веселятся. Витька, скорее всего, опять на мопеде. Сейчас поедет коров гонять – новое развлечение у них такое.
Он остановился возле облезлой водяной колонки и жестом подозвал Макса.
– Вот что. Сейчас идешь прямо. Дома кончатся – увидишь синюю будку. Это остановка и есть…
Макар Матвеич замолк. Отошел на пару шагов, оглядел Серова и коротко кивнул.
– Ну, давай, Максим. Удачи тебе. И береги детишек. Ни в коем случае в лес не пускай. Да и сам без нужды туда не заходи. Нехорошее там что-то поселилось. Злое.
– Понял, – тихо ответил Макс. – Спасибо вам.
– Будь здоров, – Макар Матвеич развернулся и, склонив голову, побрел вдоль невысокого серого забора. За забором тянулась вверх пара яблонь, зеленели грядки, блестели на солнце заросли вишни, и стоял бревенчатый дом с маленькими окнами и резными ставнями.
Сунув руки в карманы, Макс пошел по пыльной, усыпанной камешками дороге.
«Нехорошее там что-то поселилось. Злое», – звучали в голове слова старика.
Лес действительно сводил с ума. Сначала некто уродует птицу. Потом этот парень без глаз, со страшной раной на горле. Как он мог бежать в таком состоянии?..
«Нет, – одернул себя Макс. – Думать потом буду. Сначала нужно попасть в лагерь».
Дома остались позади. Вожатый остановился и обвел взглядом небольшой луг, тянувшийся до дороги. Шесть коров и два теленка неторопливо переходили с места на место, звякая колокольчиками и поедая траву. На обочине стояла синяя будка, заднюю стенку которой украшала нарисованная желтой краской рожа с улыбкой до оттопыренных ушей.
Макс хотел уже двигаться дальше, когда за спиной кашлянули. Вздрогнув, он обернулся и увидел шагах в десяти маленького мальчишку с короткими, светлыми волосами. Тот стоял, глубоко засунув руки в карманы клетчатых шорт, неторопливо притопывал ногой в черной поношенной босоножке, исподлобья глядел на вожатого и ухмылялся. Под глазами пацана были странные розовые пятна. Длинную тонкую шею пересекала полоса такого же цвета.
«Как он умудрился так тихо подойти?» – изумился Макс.
Додумать он не успел. Из-за старого трактора со спущенными колесами вышли две девчонки в светлых футболках и шортах. Одна, лет пятнадцати, с короткими волосами угольно-черного цвета, дымила сигаретой. Вторая, рыжая, усыпанная веснушками, сжимала большой камень. У обеих под глазами и на шее были розовые отметины.
Макс попятился, предчувствуя недоброе. В ту же секунду за домами вновь послышался рев мотора.
Пацаненок вынул руки из карманов. Подбоченился и пошел на Серова. Приблизившись почти вплотную, остановился и посмотрел снизу вверх. Девчонки начали хихикать. Рыжая несколько раз подбросила камень, не отрывая от Макса насмешливого взгляда.
«Что им надо?» – Макс отступил на пару шагов. Мальчишка, все так же молча, вновь подошел и уставился на него. Девчонки прыснули, темная запустила в Макса бычком.
Из-за дома вырулил мопед с двумя парнями. За рулем сидел толстяк, голый по пояс, в зеленой бейсболке козырьком назад. Лицо у него было красное, но Макс все равно различил розовое под глазами и на шее. Мопед остановился, толстяк слез, и вожатый смог разглядеть второго.
«Как это?.. – подумал он, разинув рот. – Быть не может… Он же…»
Невысокая коренастая фигура. Ежик пепельных волос. Синие спортивные брюки. Черная футболка, на которой нарисован тип с двумя гребнями волос и высунутым языком под желто-красной надписью «The Prodigy». И нормальное, живое лицо. Если не считать розовых отметин – как раз там, где раньше были раны.
Закружилась голова. Сердце забухало с новой силой. Ладони вспотели. Макс сделал еще несколько шагов назад. А все пятеро сверлили его темными недобрыми взглядами.
Вожатый понял, что влип. Разумеется, отбиться можно, хоть и не без крови. Настоящие соперники лишь двое на мопеде. Но если эти ребятки действительно такие отмороженные, как рассказывал Макар Матвеич…
Максу стало страшно.
Белобрысый мальчишка словно почувствовал это. Он опять вплотную приблизился к Максу и ткнул кулаком в живот.
– К тебе вопрос имеется, – пискляво, но со странным, неестественным полухрипом-полурыком заявил он. – Какого пальца и на какой руке не хватает у нашего папаши? Отвечай! Быстро!
– Тихо, Шишак, – сказал парень в черной футболке. Он с показной ленцой перекинул ногу через сиденье. Встал, сунул руки в карманы и неторопливо, вразвалочку пошел на Макса.
«Начинается», – тревожной искрой сверкнуло в голове.
«Черная футболка» остановился в трех шагах, вскинул подбородок и несколько секунд изучал Макса. Тот с трудом заставил себя не отвести взгляд.
– На рожу его посмотри, – парень брезгливо скривил губы. – Видно же, что не наш.
– Что делать будем? – рыжая девчонка вновь подбросила камень.
Макс напрягся, готовый пригнуться и бежать. Ребята заметили это и засмеялись. Глухо, низко, дребезжаще.
– Да не ссы раньше времени, – «черная футболка» тяжело положил руку на плечо вожатого. – Ты вполне можешь оказаться полезным. В лесу нашем бывал? Сходи как-нибудь, прогуляйся. Тебе понравится.
– Непременно, – коротко отозвался Макс.
– Вот и ладно. А теперь ответь: ты кто такой будешь? И что здесь делаешь?
– Вожатый я. Из «Березок».
– Врет он все! – встрял мальчишка. Он гневно сопел и поджимал губы. Бледную мордашку исказила злоба. – Я видел, как он с Матвеичем из леса выходил. Дед наверняка наболтал всякого.
– С дедом разберемся, – подал голос толстяк. – Давно пора ему любопытство укоротить.
Парень в черной футболке обернулся, кивнул и вновь посмотрел на Макса.
– А ты, если из «Березок», что здесь делаешь? До лагеря далековато.
– Ребят я потерял, – Макс решил говорить правду. Начни он выдумывать, эти наверняка почуют. А уж тогда может произойти все, что угодно. Прав был Макар Матвеич: есть в них что-то звериное. – В лес убежали и потерялись.
– В лес? – быстро переспросил парень. Он приоткрыл рот, несколько раз моргнул и обернулся к остальным.
Те переглянулись. Во взглядах Макс прочитал удивление напополам с какой-то злой радостью.
– Сколько их было? – «черная футболка» прищурился. – Много?
– Э-э-э, – растерянно протянул Макс.
– Отвечай! – рявкнула темноволосая девчонка. Она сжала кулаки и сверлила Серова злыми глазами.
– Тихо, Циклоп, успокойся, – «черная футболка» раздраженно отмахнулся.
«Циклоп? – Макс удивленно поднял брови, глядя на темноволосую. Довольно симпатичная, если не считать розовых теней и злобной гримасы. – К чему девчонке такое странное прозвище?»
– Будь другом, – коренастый опять приблизился к вожатому и положил ему руку на плечо, – скажи, сколько было ребят. И можешь идти.
– Зачем вам? – прищурился Макс.
И едва успел пригнуться – камень рыжей девчонки просвистел в паре сантиметров над головой.
– Живо говори! – заверещала та, топая ногами.
– Мешок! – рявкнул «черная футболка». Он зло зыркнул на Макса и пошел к мопеду. – Ладно, мы съездим, посмотрим, что да как. А с тобой, – парень ткнул в Серова пальцем, – мы еще повидаемся…
Он глянул на толстого, мотнул головой, и оба уселись на мопед. Двигатель рыкнул и затрещал. Толстяк развернулся и помчался в сторону леса. Макс провожал его изумленным взглядом.
– А ты чего встал?
Услышав писклявый, с хрипотцой голос, он вздрогнул и опустил глаза на белобрысого мальчишку. Тот кривил губы и сжимал кулачки.
– Вали давай! – подхватила темноволосая Циклоп.
– Возвращайся к своим детишечкам! – прогундосила ее рыжая подружка. – Да смотри за ними внимательнее! А то вдруг что случится!
Договорив, она сложилась пополам и захохотала. Темная, с усмешкой глядя на Макса, достала сигарету. Мальчишка подошел к ним, показал вожатому средний палец и оскалился.
– Пшел! – выплюнул он, тараща глаза.
Макс, не отрывая от троицы взгляда, сделал несколько шагов. Потом развернулся и торопливо пошел к остановке, каждую секунду ожидая получить камнем по голове или между лопаток. Но ничего не происходило. Лишь злорадный хохот подталкивал в спину.
В стороне тоскливо замычала корова. По дороге прогрохотал грузовик с деревянным кузовом. А ребята все смеялись, и Макс спиной чувствовал три темных взгляда.
«У них даже лица как будто одинаковые», – вожатый передернул плечами.
Вот и будка. Осталось подняться и ждать машину. Против воли Макс обернулся к троице. Девчонки в ответ замахали руками, а мальчишка провел пальцем по горлу. Наверняка по тому самому месту, где розовела отметина.
С трудом сглотнув, Макс отвернулся, прошел немного, заглянул в темное нутро будки и сморщился от запаха мочи. Сиденья были разломаны, на заплеванном асфальте валялись осколки бутылок, куски картона, смятые обертки, пластиковые бутылки и рваная кроссовка без шнурков.
Макс отошел подальше и стал вглядываться в темно-серую ленту дороги. Та вела чуть вверх и словно соприкасалась с жарким безоблачным небом. Воздух дрожал, будто над костром.
Темно-синяя «Мазда» возникла, казалось, из ниоткуда. Макс закусил губу и вытянул руку.
«Давай… Остановись…» – заклинал он водителя.
Замигал поворотник, Макс облегченно выдохнул и сделал несколько шагов навстречу. Машина остановилась, вожатый открыл дверцу и увидел водителя – черноволосого мужчину средних лет с темными очками на лбу и чуть обвислыми усами.
– До «Березок» не подкинете? – спросил Макс, скрестив за спиной пальцы.
– Садись, – кивнул водитель.
Плюхнувшись на сиденье, Макс облегченно выдохнул. Шофер повернул ключ, машина чуть вздрогнула и тронулась с места. Серов пристегнулся и украдкой глянул в окно. Ребят не было.
«Вот и хорошо», – подумал он, откинувшись на спинку.
– Ты откуда такой растрепанный-то? – спросил водитель, скосив на Макса глаза. – Из поселка что ли?
– Нет, – Макс мотнул головой. – Я в «Березках» вожатым работаю. Ребята у меня в лесу потерялись. Вот, бегал, искал.
– Понимаю, – водитель усмехнулся в усы. – Я ведь тоже пацаном в «Березках» отдыхал. Конечно, лагерь другим был – как-никак сорок лет с тех пор прошло. Это сейчас там корпуса, палаты, столовая, туалеты с душевыми. А тогда в палатках жили. Готовили сами, воду таскали тоже сами. Уставали, понятное дело, но все равно весело было.
– А в лесу бывали?
– Не без этого, – кивнул водитель. – Искали грибы, ягоды. В соревнованиях участвовали. «Зарницы» там… и тому подобное. Лес – это здорово! Так что ты своих особо не ругай. Засиделись ребята в городе, вот душа на природу и просится.
«Да уж, здорово», – поежился Макс.
Он повернулся к окну. Деревья неторопливо плыли мимо, зелень кудрявых верхушек напоминала море во время штиля.
Мирная картина. Но только на первый взгляд…
Поджав губы, Макс уставился перед собой. Никогда прежде в голове не царил такой кавардак.
«Так и на самом деле в чертовщину верить начнешь», – подумал он, перебирая в памяти все, что случилось за последние два с половиной часа.
Безглазый парень с перерезанным горлом… Как он мог бегать? И куда исчез, добравшись до оврага? И каким образом вернулся в деревню, целый и невредимый? Такое ни одному фокуснику не под силу.
А рассказ Макара Матвеича… Это ведь готовый сценарий к фильму ужасов.
А сами поселковые… Все, как один, смотрят исподлобья, с вызовом и гнусной ухмылкой. Такие разные – и внешне, и по возрасту, – но все равно похожие. И прозвища эти странные, особенно у девчонок. Циклоп, Мешок, Шишак…
А как они разволновались, узнав о пропавших в лесу ребятах… Почему?
Макс вспомнил, как они переглядывались. Словно долгожданную весть услышали.
«Не дай бог им встретиться», – подумал вожатый.
Он представил ребят из отряда. Бледные, темноволосые Новожиловы, пухлый, вечно краснеющий Егор, красавица Оля… Только бы они вернулись целыми и невредимыми. Только бы не стали, как те – угрюмыми, с розовыми следами под глазами и на шее.
– Добрались, – объявил водитель, останавливаясь около поляны.
Макс благодарно кивнул, попробовал сунуть ему деньги, но шофер лишь усмехнулся и мотнул головой. Проводив «Мазду» взглядом, вожатый прошел в ворота и помчался к корпусу.
«Только бы они вернулись, – мысленно твердил Макс, слушая, как стучат по асфальту кроссовки. – Только бы…»
Он пролетел мимо столовой. Та уже опустела – обеденное время прошло.
Наконец показался четвертый корпус. Макс добежал, взлетел по ступенькам и нос к носу столкнулся с Ириной Олеговной.
– Господи, Максим, где вы ходите! – плачущим голосом начала воспитательница. Подбородок дрожал, глаза под очками чуть заметно бегали. – Это какой-то кошмар! Сначала ребята пропали – только двадцать минут, как объявились…
– Они вернулись? – хрипло перебил Макс.
– Да, вернулись. Все грязные, исцарапанные, напуганные! О чем только думали? Сбежать с открытия смены! – Ирина Олеговна раскраснелась, полезла в сумочку, достала носовой платок и промокнула глаза. – А если бы они заблудились? Нам же всем отвечать потом пришлось бы!
– Ничего, – Макс облегченно выдохнул. – Все обошлось – и это главное.
– Ничего, говорите?! – воскликнула Ирина Олеговна, негодующе глядя на вожатого. – Между прочим, вы виноваты не меньше! Кто их вчера в лес отпустил на полдороге в лагерь? Вот они и почувствовали свободу! Думают, что все позволено! Это же дети! Их нужно к дисциплине приучать! Для этого вас на работу и взяли!
Макс разинул рот, но не нашел, что возразить. К счастью, воспитательница уже успокаивалась.
– В общем, эти четверо у меня на особом счету, – заявила она. – Светлана Максимовна пока ничего не знает, но если еще раз случится нечто подобное, от разговора с директором, ни вы, ни ребята не отвертитесь.
Ирина Олеговна стрельнула в Макса сердитым взглядом и скрылась в девчоночьем крыле.
«Прекрасно… – вожатый нахмурился и пошел к палатам мальчишек. – Что ж, и вправду сам виноват. Но ничего. Сейчас я с вами побеседую…»

Глава 7. Внутри вагончика.
Тучи сковывали небо с самого утра. Неторопливо ворочались, будто хотели устроиться поудобнее, медленно, но верно наливались темными тонами и дышали прохладой.
«Знатная гроза будет», – подумал Федор Иванович и спустился с крыльца.
Глубоко вдохнув, он почувствовал, что головная боль после очередной бессонной ночи стала отступать.
До самого утра разум Сбитнева плавал в едком, грязно-желтом тумане, а слух время от времени резало жалобным кошачьим мявом. Он переворачивался с боку на бок, откидывал и снова набрасывал одеяло, возил головой по подушке. Пару раз вставал, плескал в лицо холодной водой и возвращался в постель. Но стоило закрыть глаза – и вот оно, мерзкое марево и тоскливое «мяа-а-ау!»
Федор Иванович сделал несколько шагов, слушая, как шелестят по бетонной дорожке тапочки. Подул ветер, деревья отозвались шелестом, вдали глухо рокотнул гром. Сбитнев остановился перед грядками и сделал еще один глубокий вдох. Боль понемногу уходила, уступая место тяжести.
«Ничего. Днем вздремнуть можно, – решил Федор Иванович. – Под дождем спится хорошо».
– Бося… Бося… Кс-кс-кс. Бося. Где ты, маленький?
Обернувшись, Сбитнев увидел за забором Марину Мещерякову. Та осторожно шагала через грядки, время от времени наклонялась и вытягивала левую руку. За ней, как привязанный, таскался Егор.
– Куда он делся? – гнусаво проныл он, незаметно для матери наступая на помидорный куст.
– Егорик, я не знаю, – в голосе Марины звучали виноватые нотки. – Но ты не волнуйся, мы его обязательно найдем, – она снова наклонилась и принялась звать: – Бося. Кс-кс-кс. Босенька! Иди сюда…
Егор посмотрел на мать и скривился в брезгливой ухмылке.
– Бося. Бося!..
Снова заломило виски, сердце стало болезненно колотиться. Сбитнев поморщился и сглотнул.
«Зачем он это делает? – Федор Иванович со смесью изумления и страха глядел, как Егор следует за матерью. – Зачем заставляет искать кота, убитого им же?»
– Бося! Иди к нам! Кс-кс-кс!..
Егор скорчил злую рожу и дернул ногой, словно хотел пнуть маму. Та ничего не замечала, по-прежнему подзывая кота.
«Надо прекратить это. Хоть как-нибудь», – Сбитнев пересилил себя и направился к соседям.
Мальчишка заметил его первым. Отошел на пару шагов и насупился. Федор Иванович отметил, что он еще больше похудел, а розовые пятна под глазами и на шее стали ярче.
– Здравствуйте, Федор Иванович, – Марина выпрямилась, провела по щеке тыльной стороной ладони и поправила цветастый халат.
– Доброе утро, Мариночка, – кивнул Сбитнев. Ему стоило больших усилий говорить без дрожи. – А вы что делаете?
Мещерякова вздохнула, печально посмотрела на сына и закусила нижнюю губу. Тот, поймав взгляд матери, мгновенно изобразил подобие грусти. Сбитнева зазнобило.
– Барбос у нас пропал, – тихо сказала Марина. – Несколько дней назад. Прятался-прятался под кроватью, шипел, а потом взял и исчез. Вот, ходим, ищем. Вдруг вернется?
– Не вернется, – буркнул Егор. Набычившись, он глядел на Сбитнева и медленно двигал подбородком.
– Егорик, ну не надо… – Мещерякова подошла к сыну, хотела погладить по голове, но тот отстранился с тихим рыком и снова скорчил злобную рожу. – Надо верить – и тогда Барбос обязательно найдется. Правда ведь, Федор Иванович?
– Правда, – Сбитнев с трудом кивнул.
– А я говорю: не вернется! – взвизгнул мальчишка, гневно сопя и зло глядя на Федора Ивановича. Марина вздрогнула, испуганно посмотрела на сына. Хотела обнять, но тот вывернулся. Вытянул шею, глянул через плечо Сбитнева и пробурчал: – Яблоко хочу.
– Что? – Марина наклонилась к нему.
– Яблоко хочу, – повторил Егор, пристально глядя на Федора Ивановича. – Хочу яблоко. Вон оттуда, – он поднял руку и указал на яблоню в саду Сбитнева. Ту самую, под которой в коробке лежал Барбос.
«Он все знает, – понял Федор Иванович. – Он видел, как я хоронил кота».
Егор снова заявил, что хочет яблоко, и с вызовом уставился на Сбитнева, кривя губы.
«Он все знает», – мысленно повторил тот.
– Но Егорик… – оторопевшая Марина опять попыталась обнять сына. Егор лишь дернул плечом и отошел, не отрывая от Сбитнева взгляда. Глаза в окружении розовых теней казались черными. – Так нельзя… Это же сад Федора Ивановича. Тем более, яблоки еще не спелые.
– Хочу яблоко…
У Мещеряковой покраснели щеки. Сбитнев понял, что она борется со слезами.
– Хочу яблоко…
Подбородок Марины затрясся. Она виновато и беспомощно посмотрела на Федора Ивановича.
– Вы уж извините, – сипло сказала она. – Егор просто волнуется за Барбоса. Вот и ведет себя так.
– Хочу яблоко…
– Ничего, – тихо ответил Сбитнев, больше всего на свете желая уйти из-под наглого, с вызовом, взгляда.
В небе снова громыхнуло. Подул ветер. С тихим, осторожным шелестом упали первые капли.
– Хочу яблоко…
– Егорик! – взмолилась Марина. – Перестань!
– Хочу яблоко…
Дождь усиливался. Серебром на фоне серых туч черкнула молния. Чуть позже над садом прокатился ворчливый бас грома.
Сбитнев задрал голову. По лицу потекли прохладные капли, но внутри головы все разгорался и разгорался жар.
– Однако надо бы по домам расходиться, – сказал он Марине.
– И правда, – кивнула та с облегчением. Федор Иванович видел, что ей неловко за сына. И страшно. – Пойдем, Егорик.
– Хочу яблоко…
– Простите нас, – всхлипнула Марина. Она взяла сына за рукав и направилась к дому.
Перед тем, как повернуться, Сбитнев еще раз услышал, что Егор хочет яблоко.
«Господи… – думал он, опустив голову и глядя, как зелень на грядках подрагивает под дождем. – Что же с ним творится?»
В груди заныло, руки и ноги сковало дрожью. Капли стали чаще и тяжелее, рубашка и штаны намокали.
С трудом Сбитнев добрался до крыльца, поднялся на веранду и прошел на кухню. Открыл холодильник и достал пузырек с корвалолом.
Минут через пять полегчало. Федор Иванович подошел к окну и стал смотреть на яблоню. У корней темнело пятно вскопанной земли, с листьев срывались капли. Зеленые, неспелые плоды чуть заметно покачивались.
«Хочу яблоко… – все еще звучал в голове злой, с хрипотцой, голос. – Хочу яблоко…»
– Как с ним быть? – прошептал Сбитнев, упираясь лбом в стекло. С той стороны торопливо бежали вниз десятки капель. По крыше барабанило, сзади гудел холодильник, а в ушах все еще отдавался стук сердца. Нечастый, но сильный. – Как ему помочь? И как помочь его матери?
Марина была в отчаянии – Федор Иванович видел это. А ведь она с Егором все время и в одном доме. Каково ей? И как долго она сможет продержаться? И, самое главное, что будет дальше?
«Надо с Игорем Витальичем посоветоваться», – решил Сбитнев.
Шаркая, Федор Иванович направился к кровати. Но он сомневался, что сможет заснуть. И боялся, закрыв глаза, увидеть осунувшееся лицо со злым взглядом и розовыми пятнами под глазами. Или услышать хриплое: «Хочу яблоко…»

Вот опять, как в эпизоде, когда братья в лесу заблудились. Неожиданное появление персонажей выглядит немного наигранно. Но, по большому счёту, нормально.

А вообще, у меня появилась догадка - страшные гномы, это те, кого в некоторых легендах называют чудью белоглазой. Или подземным народцем. Читал я о них.