Когда я вошла в бар, Вдова уже сидел там, нависнув грудью над стойкой, и о чем-то трепался с барменом. Я пристроилась за угловым столиком, как всегда, лицом к залу. Спиной ощутила надежную твердость стены, и мышцы малость расслабились. Стена, по сути, - всего лишь тоненькая и очень холодная перегородка между мною и улицей, где вовсю грохочет трам. Но лучше уж так - когда тылы прикрыты.
За полчаса пребывания в баре никто не подошел ко мне. Народ сновал вокруг, задевая меня латексом, но не видя в упор. Это давно перестало удивлять. Я разглядывала публику. Динамики под потолком сочились хрипловатым неоджазом, и на танцполе среди бычков и пивных крышек уже дергались однополые парочки.
...Еще одна причина, по которой я выбираю угловой столик, - это зеркало. Оно висит напротив и чуть справа от меня, и висит криво. Вряд ли до зеркала есть дело кому-то еще, и мне это на руку. В его мутной поверхности отраженная стойка кажется грязной, а лица Вдовы и бармена - больными. Я вижу их в профиль. Даже бокалы за спиной суетливого халдея по прозвищу Блоха выглядят немытыми. Но я-то знаю, что это не так.
Бар "У ПОП'а" славится демократичными нравами. Можно сколько угодно продавливать задницей стул, ничего не заказывая, и Блоха тебе слова не скажет. Потому здесь всегда толчется народ, и в этой толпе еще проще затеряться. Хотя, теряйся не теряйся, а природа порою зовет.
...Я старалась не дышать, но амбре из мочи, парфюма и хлорки все равно ударяло в нос и проникало в легкие. Нырнув в самую дальнюю кабинку, я пошарила рукой по дверце - бесполезно, никаких защелок. Из переполненной мусорной корзины в углу торчали колготки и пустая бутылка с этикеткой дешевого виски. Содрогаясь, я нависла над заляпанным стульчаком. Хлопнула дверь, послышался грубоватый мужской голос и пьяненький тонкий смешок, зацокали каблуки, приближаясь. Я судорожно заскребла пальцами по дверце - хоть бы какой выступ, крючок, ручка, чтоб ее придержать! Черт! Я вылетела из кабинки и, на ходу натягивая штаны, пролетела мимо обнимающейся парочки, чуть не стукнув их распахнувшейся дверцей. Кажется, они даже меня не заметили.
Выбравшись из сортира, я решительно подошла к стойке. С края теснились группки рюмок, наполненных дешевым вискарем. Бармен смотрел сквозь меня. Я набралась храбрости и подвинула к себе рюмку - Блоха не среагировал. Тогда я залпом выдула содержимое - дыхание перехватило, рот наполнился привкусом паленого спирта вперемешку с мазутом. Я судорожно выдохнула и вдруг поняла, что могу теперь свободно повернуть голову и взглянуть прямо на Вдову. Он сидел в каких-нибудь двух стульях от меня и беседовал с мускулистым парнем. Волосы парня, стянутые в микроскопический хвостик, сально блестели. Обрывки беседы долетали до меня сквозь грохот неоджаза и пары спирта.
- Это просто толпа злобных, глупых шавок, которые умеют только гавкать, - негромко говорил Вдова, - и эти шавки определяют судьбы гениев и движут мир вперед. Потому что шавок много. Понимаешь?
- Мы все варимся в этом котле, - пожал плечами его собеседник, отработанным жестом опрокидывая рюмку в широченную пасть, - только кто-то сваривается быстрее.
- Дело не в этом, - ровным тоном возразил Вдова, - я упомянул о массовости. Так вот тебе пример ее влияния. Слова уже не бьют в душу, как это было раньше. Чтобы заставить слушать себя, многие пытаются эпатировать. Но они теряются в море таких же неумелых "шокеров", задавленных влиянием толпы. Толпа жестока и хаотична, но, подобно всякому стаду, управляема. Сейчас не важно, насколько ты талантлив. Неважно даже, талантлив ли вообще. Важно, сколько человек тебя слушает. Количество. И только.
- Качество перешло в количество... - пробормотал тип с сальным хвостиком.
- На шарике вертятся десять миллиардов человек. Создать что-либо уникальное гораздо труднее, чем это было сто лет назад. Но там, где нет шансов у оригинальности, можно и нужно использовать численность. И если ты хочешь добиться успеха, ты должен использовать феномен массовости в своих целях. Погоня за количеством - это первый шаг.
Вдова сжал кулаки, под засученными рукавами проступили бугры мышц.
- Изначально всем на все похер. И твоя святая цель - бороться с этим тотальным похеризмом. Когда тебя начинают слушать, ты обретаешь инструмент влияния на массу. Используй его, чтобы получить это сраное количество в свои руки. Пока они вокруг - ты бессилен, но когда они все под тобой и под твоим влиянием - ты бог. Слышишь? Отныне любой твой чих будет для них пророчеством. И мы это используем. У толпы достаточно сил, чтобы сдвинуть с орбиты наш старенький шарик. Внимание и количество стали самой ценной валютой, единственным средством перемен, и это средство нам доступно...
- Да мы все просто средства, - зевнул собеседник, - переработки пиваса в мочу.
Он гоготнул и, довольный собой, закачался на стуле.
Вдова посмотрел на него, махнул рукой, подзывая бармена. Суетливый человечек подкатился сразу с пинтой в руке, ловко грохнул на стойку тяжелую кружку, смахнул в карман медяки. Хвостатый продолжал качаться, его осоловелые глаза блестели.
Смуглые пальцы Вдовы стиснули кружку. Блоха, звеня монетами, ускакал.
- Мы все состоим из частиц умирающих звезд, - негромко произнес Вдова, - запомни это, Тей. Репетиция сегодня в ночь.
И ушел, аккуратно отодвинув стул бедром. Я следила за тем, как он идет через задымленный кабак к инди-кабинам в глубине - вроде и свой тут всем, но какой-то неуловимо чужой для этого места. Как будто его облик, характер, привычки - всего лишь личина, под которой скрывается неведомый пришелец. И этот пришелец уже начал запускать щупальца в его мозг, меняя и облик, и характер, и привычки...
...Я отставила в сторону четвертую - или пятую? - опустевшую стекляшку, бросила на стойку деньги - не считая. Банкноты заскользили по натертому дереву, рассыпались веером. Оттолкнув мешающую табуретку, я устремилась к далекому, плавающему в облаках выходу.
Ночь обдала меня вонючим сквозняком, тащившим по асфальту громыхающие жестяные банки. Ноги вынесли вялое тело к остановке, куда как раз подползал трам. " Управление полиции напоминает: ваша безопасность зависит только от вас!" - гласили аляповатые буквы на борту вагончика.
Со второй попытки я попала внутрь и пробралась на заднюю площадку. Трам дернулся, динамики щелкнули и разразились напоминанием: "Осторожно! Не препятствуйте закрытию автоматических дверей!". Я наблюдала, как вожатая, субтильная тетка в драных черных чулках, прошлепала вдоль вагона, с усилием захлопывая широкие створки, и вернулась в кабину, привычным движением задрав ноги на приборную панель. Трам снова дернулся, замолк на секунду, потом глухо заурчал и почухал вдоль по улице, раскачиваясь на просевших рельсах.
Уже давно стемнело, но улица тонула в темноте. Свет давали лишь рекламные вывески. "Отель "Авеню" - привычно прочла я. Неоновые буквы еще долго горели вдали, пока трам сползал к нижним кварталам. Чем ниже, тем чаще мелькал в окнах свет - большинство домов здесь жилые. Не в пример "средним" кварталам, по преимуществу забитым торговыми и питейными заведениями. И уж тем более не в пример мажорным особнякам городского центра, где приобрести квадратный метр накладнее, чем получить в собственность астероид.
Дома внизу - почтенные малоэтажные старцы, увидевшие свет еще в начале прошлого столетия. В каждом доме - по десять, а то и по двадцать квартир. Заселены все: в трещащих от ветхости строениях жилплощадь стоит дешево. Позволить себе купить здесь комнатку может любой. Но дешевизна убогих квартир - не единственная причина, по которой я обосновалась в этой обители комаров и неудачников.
...Рядом со мной живет шлюха. Она занимает точно такую же гостинку в полторы комнаты с полукухней и санузлом на этаже. Единственное окно ее квартиры всегда настежь распахнуто, одаривая соседей (и меня в том числе) густыми ароматами духов и курительных смесей. А по вечерам, когда наступает "рабочее время", к ароматам добавляется звуковое и визуальное сопровождение, и самые любопытные получают возможность на халяву насладиться отборным двигом сквозь бесстыдный голый проем.
Я часто встречаюсь с гетерой на лестнице - она приезжая, откуда-то с западных, некогда вольных казацких земель. Глядя на нее, я не могу поверить, что эта аккуратно причесанная, миниатюрная девчонка только что выла и стонала под очередным мужланом. Ее принадлежность к падшим женщинам выдает лишь излишне яркий макияж - какая-то дикая помесь модного "смоуки" с кричащими сине-зелеными мазками. В этой раскраске она обслуживает клиентов, ходит в магазин и даже спит. Без макияжа я не видела ее ни разу.
Эта девушка (не знаю, насколько уместно называть так проститутку) разменяла всего-то второй десяток - лет, конечно, не мужчин. Клиентов у нее перебывали сотни. И один из постоянных - Вдова.
...Трам лязгнул и еще больше замедлился. Я повернулась лицом к салону и обнаружила, что осталась в вагоне одна. "Конечная" - прохрипел динамик. Вожатая ловко затормозила, одновременно отщелкивая замки дверей - вагон замер, и двери по инерции распахнулись. Ну, хоть ей выходить не придется...
Улица щедро одарила мое бренное тело пронизывающим холодом, моментально прочистившим голову от остатков дрянного вискаря. Я взглянула на часы и машинально подняла голову. Свет в окне шлюхи уже горел, и я отсюда могла различать тоненькую фигурку, в профиль сидящую перед древним трюмо. Рано. У меня в запасе еще минимум час.
Вдова - один из самых поздних клиентов. Но шлюха всегда его ждет. Ждет, пока он добредет к ней из гнусного бара, весь пропитанный виски и дымом. Тогда электрическое сияние в ее окне сменяется теплым мерцанием свечей, и сквозняк доносит ароматы благовоний. На шлюхе - ажурное чёрное платье, в чем-то изысканное и где-то даже элегантное. И колье из крупных бутылочных рубинов. В этом наряде она предстает лишь перед узким кругом клиентов. Я не могу установить те признаки, по которым девушка относит очередного мужчину к ряду избранных. Среди них - молодые, как Вдова, и пожилые, как администратор жилмассива; симпатичные и спортивные, как тот же Вдова, и некий джентльмен с тростью, припадающий на левую ногу; молодые и целеустремленные (не буду говорить, как кто) и унылая личность, не являющаяся без слезливых историй о "загубленной жизни". Для них шлюха наряжается в чёрное платье, украшает тощую шейку "рубинами", расставляет свечи и не жалеет духов. Для "избранных" ее гостинка становится будуаром, погружаясь в переливы шелка и огней, а сама гетера превращается в то, кем она является на самом деле - в молодую, изящную, стильную женщину.
Сегодня она сбросила маску для Вдовы.
---
Часть 2 чуть позже. Готова ловить тапки.

А почему предупреждение об "автоматических" дверях, если они не автоматические?

Не смогла себе это вообразить.

Почему "но"?

Вполне даже!
Интрига завязывается. Вдова прорисовывается, удался и Блоха. Героиня пока непонятна, но зачин есть, атмосфера есть, может быть даже слишком... "Бренное тело" под конец слегка покоробило, показалось перебор. Про кирпичную стену, которая "всего лишь" отделяет её от улицы тоже осталось непонятным, если это ничего не значит (к примеру, если это не намёк, что враги её видят сквозь стену), то показалось лишним. Непонятно, какую цель несёт сцена про туалет (такое хорошо вставить, чтобы потянуть время, когда есть жуткий саспенс... Но в экспозиции выглядит несколько странно).

Но в общем, впечатление положительное, почитала бы продолжение, заинтересовало, в чём там суть.

Чернуха. Где тут фантастика-то? Звездолеты, мочилово алиенов и попаданцы будут?
Действительно думаете, что читателю интересно содержимое мусорного бака в баре и какие именно шлюхи живут рядом с гг?

Скажите Алекс, вы совсем не читаете ничего, где нет экшна? Брэдбери читали?

Неее, бредбери фигня... я про марсианцев в децтве пробовал читать. Непошло. Гадкие марсианцы чморят людишек почем зря, а те вообще терпилы какие-то. Нет, чтобы всех алиенов вытравить боевыми вирусами с особым цинизмом. Ну забомбить и танками раскатать накрайняк... Так нет, кишка тонка. Лохи, в общем!

Ну предположим... Но есть же в конце концов и популярные книжки, в которых не с самых первых страниц друг друга мочат (а то и вовсе не мочат). Хочу обратить ваше внимание, что героиня этого романа - женщина (также как и автор). Может это пралюбов? Вы не любите пралюбов?

Для того, чтобы подчеркнуть, насколько все печально в городе. Когда-то и двери автоматически открывались, и фонари зажигались с наступлением темноты. Теперь - нет.

Знаете, списывала с реально виденной мною вожатой - правда, она так задирала ноги, когда трамвай стоял на остановках. В ростовских трамваях и не такое увидеть можно Честно говоря, не в курсе, можно ли вести трамвай в таком положении...

Спасибо )) над замечаниями - подумаю. Про стену вставила, чтобы подчеркнуть, как героиня ощущает себя - в постоянном напряжении, незащищенной. Наверное, стоило еще где-нибудь это упомянуть. Про туалет, который вызвал столько интереса :-) - чтобы показать, что героиню в принципе никто не замечает, ну и еще раз добавить чернушности. Думаете, стоит перенести сцену куда-нибудь в середину?

Согласна.

Читателю - да :-)
Алекс, я уже привыкла к вашему особенному взгляду на фантастику :-) Вы постапокалипсис, кстати, хоть перевариваете? Мочилово мутантов там всякое, не?)

Хм... Тут с одной стороны желание не разъяснять всё, чтобы читатель и сам догадался... С другой, ну, сами понимаете. "Уже давно стемнело, но улица была погружена в темноту" как ни крути - очень странное предложение.

Про туалет? Чёрт знает, наверно да, перенесла бы куда-то, где это несло бы дополнительную сюжетную нагрузку. То что "героиню никто не замечает" это как раз не проясняет, кому её там замечать? Но чернушности придаёт, да... А продолжение будет?

Уже давно стемнело, но улица была непривычно погружена в темноту

А зачем мудрить-то? Если на вашей улице стемнело, а фонари не зажглись, вы бы так и сказали: "Уже давно стемнело, но уличные фонари так и не зажглись". Почему читатель должен гадать, с чего именно темнота "непривычная"?

Благодарствую, теперь есть пища для размышлений. Буду думать и править. Пока что - выкладываю продолжение.

Он пришел такой же, как всегда, - влажно блестящий, с горящим взглядом, и как всегда они чокались стаканами с пивасом, и привычно, механически двигались голыми на кровати, и как всегда я стояла, застыв, у окна своей квартиры, а меня от Вдовы отделяла пропасть в десяток метров, переполненная темнотой и ароматами тел. Я стала частью этой темноты, обратив себя в воздух, в зрение, в слух. Это я обоняла горький запах пота и щупала кружева платья, разрывала тонкое белье и колола пальцы поддельными рубинами; это я любила много раз пользованную девку лишь за то, что она каким-то чудом ухитрялась дарить мне неповторимые мгновения, так разительно отличные от всего вокруг...
- Завтра я играю в "Зомбоубежище", - сказал Вдова, закуривая.
Я вжалась в стену - бесплотная, невидимая тень.
- Это андеграунд недалеко от бывшего ресторана "Хаш".
До меня донеслась пьянящая струя сладковатого дыма. Вдова курил женские аромасигареты.
- Приходи. Увидишь нечто особенное... - его голос сорвался.
Я вздрогнула. Но вместо меня равнодушно ответила шлюха:
- Я постараюсь, мой Удовиця*.
В этот момент я ее впервые возненавидела.
***
Реп-точка опустела минут пятнадцать назад, но Вдова не спешил уходить. Он заплатил за два часа, и если ударник с гитаристом смылись раньше, а клавишник не явился, это еще не повод впустую растрачивать время. Даже когда это время проходит среди облупленных стен и обломков паркета.
Вдова щелкнул дешевой зажигалкой и закурил. Сладкий фимиам повис в воздухе. Я несмело выдвинулась из угла, где всю репу просидела за огромным треснутым зеркалом - как всегда, незаметная. Будто змея, проскользнувшая в дом, да так и оставшаяся, притаившись, в темном углу. Люди не видят то, что не хотят видеть.
На точке горела всего одна лампа, и второй гитарист всю репетицию нещадно матерился, не попадая по струнам.
- Дерьмовый из тебя исполнитель, приятель, - озвучил Вдова свое отношение к гитаристу - к сожалению, поздновато.
Я промолчала. Он снова затянулся, левой рукой оглаживая гриф. Я ловила ртом колечки дыма.
- Две песни за репу, когда завтра нам предстоит отыграть шесть... - Вдова вдруг с силой ударил себя кулаком по колену. Зажатая меж пальцев сигарета осыпалась искрами. Вдова нецензурно выругался. Его пальцы пробежали по струнам, наигрывая какое-то несложное соло. Без медиатора, не подключенная, гитара почти не звучала, но мое ухо сумело уловить оттенки отчаянной силы в простеньком проигрыше.
- И ради этого я себя калечил, - тонкие, по-женски изящные пальцы на грифе совсем не вязались с широким запястьем, обильно увешанным браслетами. - Почему мы всегда платим высокую цену за крохотные достижения?
Я не знала, что на это ответить.
- Нет, почему? - настаивал Вдова, ни к кому, в сущности, не обращаясь. - Почему всю жизнь мы преодолеваем сопротивление всего-чего-угодно вокруг?
- Потому что иначе у нас исчезнет смысл жить? - собственный голос показался мне непривычно низким и сиплым.
- Проще хрен на спину закинуть, - Вдова отхлебнул из жестянки, - большинство вещей по сути бессмысленны.
Его длинные волосы, разметавшись по плечам, сияли в свете лампы, словно нимб.
- Я себе душу пополам порвал, выпилил к чертям свою сущность, и ради чего? Ну, ради чего же?!
Он швырнул полупогасшую сигарету в стену.
- Я теперь хрен знает что такое. Мерзь, мут какой-то без половины. Верно шлюха говорит... Удовиця, Вдова. Мне себя не хватает... - он смотрел, как и все, сквозь меня, - не хватает, я пуст...
Он закинул гитару за спину. Нескончаемую секунду глядел на тлеющий окурок.
- Я поставил на эту драную карту все. Все, что было - себя поставил... Поставил и потерял. Я так хотел все изменить, что готов был сойти с ума, лишь бы избавиться от того слабого, что было во мне. Я не был нужен, пока оставался тем, прежним - но где я теперь? С кем я? Я на грани настоящего безумия, и оно... - серые глаза Вдовы смотрели в треснутое зеркало, он говорил с собой, будто меня не было рядом, - оно гораздо страшнее, чем я думал... Я не потерял свою никчемную половину - мне кажется, вместо этого я раздвоился...
Его глаза вдруг остановились на мне. Странный, прозрачный взгляд замер в зеркале на миг. Вдова поднялся.
- Я поставил все на музыку... И под нее еще будут трахать телок в гаражах и кончать жизнь самоубийством.
И вышел, громко хлопнув дверью.
***
"Зомбоубежище" - пятисортный недо-клуб, переоборудованный подвал, где среди змеящихся труб и облупленных колонн возвышается деревянная сцена. Со стен сверкают глазами намалеванные зомби, и их живые раскрашенные собратья бесцельно бродят между сценой и баром, сжимая в обраслеченных лапах бутылки. Под низким потолком мечется стробоскоп, пляшут белые отблески. На сцене - беснующиеся фигуры, плоские, черные тени, картонные силуэты. Древние колонки неразборчиво гремят и шепелявят, компенсируя дерьмовый звук громкостью.
Я - где-то в толпе нетрезвых зомби. Их лица залиты белилами, а глаза блестят всеми оттенками радуги. Но в остальном они все те же: завсегдатаи бара "У ПОП'а", вчерашние туалетные парочки - недолговечный плод союза алкоголя с темнотой. Возможно, где-то среди них отирается соседская шлюха, но в этом маскараде ее не признать.
Очередная пост-модерн-дарк-юни-чего-то-там-хрень отгремела, музыканты, шатаясь, сгребли гитары и отступили с пафосными поклонами. Я ждала, прислонившись к колонне в углу.
...Кажется, Вдова не изволил переодеться даже ради концерта. Он вышел на сцену все в тех же подранных джинсах и обтертой куртке молодого дерьмотина. На рукаве - обтерханная самопальная нашивка. А в руках - роскошный "Schecter Omen-6".
Вдова постучал по микрофону, и несколько зомби обратили к нему бледные рожи. Пока остальные участники группы настраивались, Вдова прищуренно оглядывал зал. Казалось, он ищет кого-то глазами. Меня он, конечно, не видел.
Второй гитарист, ударник и клавишник поочередно кивнули, и Вдова взял микрофон. Постучал снова - на этот раз обернувшихся рож стало меньше. С десяток лунных лиц светились в полумраке среди поглощенных выпивкой и драгом черных теней.
- Добрый вечер, - архаично поприветствовал Вдова свою немногочисленную публику, - сегодня для вас играет группа "Not yet alive"**.
Ударник задал ритм. И грянул гром.
...Если есть еще в мире хоть что-то, способное пробудить в нас жизнь, то это музыка. Все остальное - усыпляет. Пивас, драг и двиг, вискарь и курево - "глушилки", без которых не выжить. Но если есть на свете музыка, которая может оживлять проспиртованных зомби, то я слышу ее сейчас...
Забыв обо всем, я раскачивалась в такт ритму. Мое тело, следуя нотным причудам, извивалось и гнулось, и, когда мелодия ухала вниз, мне хотелось рыдать от непогрешимой завершенности. Каждый новый подъем был рождением, пробуждающим надежды, вселяющим веру, и дьявольские трубы пели голосами ангелов - для меня, меня одной. И Вдова - блестящий, распахнутый, с полуприкрытыми глазами, он смотрит только на меня, и мы вдвоем с ним в целом мире. Это я, я стою на сцене, и жар потолочных ламп нестерпимо душит меня. Мой медиатор бьет по струнам, а я сама - всего лишь проводник великой силы в этот грязный, гнусный мир. Моя мечта сбылась. Я здесь, на этой сцене. И я готова к вашему восторгу.
...С затихшим финальным аккордом звяканье бутылок стало отчетливей. Редкие, слабые хлопки затерялись среди звона. Где-то звучно хрустнуло об стену битое стекло. Зомби продолжали мерно двигаться.
Вдова постоял, замерший, посреди гнилого помоста. Члены группы молча собирали барахло. Ухватив гитару за гриф, Вдова спрыгнул со сцены и затерялся в толпе.

*Удови́ця (укр.) - вдова.
**Not yet alive (англ.) - еще не живой

Читаю и не понимаю. Пишите вы хорошо, смачно так, деталей масса. Но о чем? Идея должна просматриваться с самого начала. Зацепка.
И имя для мужского персонажа - Вдова странное.

Lio, мне нравится как вы пишите, но я начинаю склоняться к тому, что АлексЧ в данном случае где-то прав. Экшона начинает не хватать. Даже не экшона, а какой-то интриги. В первой части герои и мир представлены, зачот. Теперь мы дошли до того места, где должен начать развиваться сюжет... А он не развивается! Концерт какой-то, песни, разговоры с самим собой, что к чему и почему?
Если в третьей части сразу же, немедленно, будет найден труп Вдовы, или по крайней мере соседки-проститутки, то более-менее сойдёт. Иначе - проблема.

Беда у меня с идеями. Точнее, с их донесением до читателя. Чем идея заковыристей, тем сложнее ее понятно донести, чтобы не пришлось мозги в жгут скручивать, все равно это никому не надо.
Вот и получается - "а о чем и зачем это все было?"..
Борюсь. Но пока безуспешно. Может, посоветуете что?

Имя - возможно, хотя это не имя даже, а прозвище. Как и Блоха - никто же так человека не назовет.
Смысл, опять же, есть в этом прозвище, но, видимо, снова не сумела раскрыть ладно выложу концовку, там видно будет...

Ну судя по диалогу в баре - очень банально.


Если вы пишете сюр, то ничего посоветовать не могу. Смысл вашего текста может находиться за пределами стандартов.


Блоха вполне такое мужское имя. Потому что она бывает и мужского и женского пола. А вдова - это только женского рода. Для мужчины - вдовец. Поэтому если человек пропустит в начале, что у вас Вдова сказал, то потом для него будет удивление, что это мужчина. Он решит, что это переодетая женщина.

Но вообще по вашему тексту я могу сказать, что вы - стилист и стилист отличный. А для стилиста с таким богатым языком сюжет в общем-то ни к чему.

Со мной как раз это произошло! Я пропустила "сказал", и была изрядно удивлена, тем что "Вдова" это мужчина, но не подумала, что это "переодетая женщина", ясно что это фишка такая, мне это наоборот, понравилось.

А мне пришлось все время держать в голове, что это мужик. Потому что я постоянно представляла женщину. И мне то изрядно надоело.

Вот я и говорю, что много текста ниочем. Нет экшена, надо хотя бы идею, к чему это все. Допускаю, что может быть через пару глав пойдет сюжет, но читатель ждать не будет и закроет креатив.
Интересно должно быть здесь и сейчас, а не когда-нибудь потом...

Осподя, ну надоели вы уже Алекс, честно уже скажу. Читатели бывают разные. И не всем нужен экшен.

Прав Алекс.

А если взять тот же диалог (сиречь - банальную идею) и передать через целый рассказ. Через действия героев, обусловленные этой идеей. Глядишь, и банальность скроется куда-то, и экшн тот самый появится.


Вряд ли... Не согласуется. Да и не стремлюсь к такому.

При всей справедливости замечания согласиться не могу. Из-за той же пресловутой идеи. Вдовец - да, так правильнее грамматически, но сюжетно просто убивается смысл.. и так придушенный (

Спасибо Но - какой смысл в текстах без сюжета, без действия? Писать ради описания?..
Я все же за золотую середину - и чтобы интересно было, и написано привлекательно, и "не пусто" при этом. Как у Стругацких (только не поздних), как у того же Хайнлайна. Ведь завлекает же. И подумать есть над чем. Замахнулась? Угу, да... Но вот кому-то маловато экшена, а кому-то этот экшен не особо и нужен (крайности я не беру, тут АлексЧ специалист )

финал.
***

После клубного сортира самое лучшее место для двига — гримерка. В ней, конечно, тоже воняет, зато обстановка получше, и есть где пристроиться. Наверное, поэтому доступ в святилище голых музыкантов имеют лишь те, кого имеют.

Отлавливать шлюху стоило именно здесь, у входа в гримерку. От нечего делать я считала царапины на дверной филенке. Мимо носились какие-то личности — признать в них музыкантов можно было лишь по инструментам, а те, кто инструмент напоказ не выставлял, все же отличались от зомбопублики стремительностью движений.

Шлюха появилась нескоро, и я даже сразу не узнала ее. Лицо гетеры, сплошь закатанное в толстый слой белил, казалось округлым, фирменный макияж заменили угольные разводы. Здоровенные говнодавы делали девчонку выше, а леггинсы в поперечную полоску визуально полнили. Псевдо-тату в трайбал-стилистике долженствовало прикрывать тощие груди блудницы, но я хорошо видела, как напряглись соски, когда я заступила ей дорогу.

Путана подняла на меня глазищи, в которых сквозь пьянь тщетно пробивалось удивление.

— Т-ты што?.. — вопросила она.

— Пошли, поговорим, — я ухватила развратницу за костлявый локоть и потащила в сортир.

Она покорно шкандыбала за мной, перебирая говнодавами и поминутно оборачиваясь на гримерку.

— А што не там? — наконец выдала путана.

— Тут спокойнее, — я втолкнула ее в кабинку. Задвижка, конечно, отсутствовала, но я повесила на ручку снаружи шейный платок. Это означало, что место занято, и на месте идет двиг. Не беспокоить, одним словом. Идите срать в другое место.

— Што случилось-то? — шлюха икнула, и в ее очах отразилось внезапное понимание, — аа… Здесь захотелось, так?

Ее унизанная напульсниками лапка полезла под юбку, но я брезгливо пресекла этот жест.

— Ты была в зале, когда играла последняя группа?

Вопрос не имел смысла, хотя бы потому, что шалава не могла понять его. Но мне требовалось время. Время, чтобы насмотреться в ее глаза, обрамленные черными лужами. Время, чтобы разглядеть каждую складку ее покрытых белой краской губ. Чтобы запомнить аккуратный носик, чтобы примериться и сквозь ужас и брезгливость вмазать по нему, расцвечивая бескровные губки привычно алым. А потом и по самим губкам, по розовым зубам в приоткрытом ротике, по округлившимся пьяненьким зенкам…

Шлюха онемела. Она стояла, навалившись на хлипкую стенку кабинки, а я, отступив на полшага, разглядывала ее новый макияж в окровавленных тонах.

— В-в… В-в… ты… ты што?.. — выдавила, наконец, шмара, — я тебя… аа, погано в последний раз было, так?..

Я ошиблась. Мы ошиблись, я и Вдова. Для этой лярвы нет и не было ничего, кроме двига, который становился и причиной, и следствием абсолютно всех ее поступков. Она пришла сюда ради двига, она была со Вдовой ради двига и только. Она наряжалась в колье и узкие черные платья, зажигала свечи и разорялась на благовония, потому что так желали мужчины. И только. Она смотрела на меня и видела перед собою очередного недовольного клиента. И побои ей явно не в новинку. Мне впервые пришла в голову мысль, что ее сине-зеленый каждодневный макияж — всего лишь подкрашенные фингалы.

Я целую вечность смотрела в ее пустые мертвые глазницы, в раззявленный рот, и, когда зомби снова ко мне потянулся, роняя кровавые слюни, я врезала ему в последний раз. И вышла, не забыв снять с ручки платок.

— Удавиться!.. — донеслось до меня сквозь рыдания.

***

В гримерке вырубили свет. Матюки музыкантов щедро разносились по клубу, а я, пользуясь темнотой, проскользнула в святая святых и застыла в углу, среди сваленных чехлов и гитарных подставок. Но, как оказалось, угол облюбовала не только я.

Сначала до меня донеслось тихое сопение, пыхтение и ритмичные вздохи. Потом я ощутимо получила локтем по спине, а ноздри пощекотал знакомый аромат. Так пахнет двиг. Так пахнет мужчина… Я обоняла ароматы сладкого курева с примесью драга, мои губы словно ощущали на себе липко-ликерные лобызанья, и это «словно» распадалось, а эфемерные касания проникали все глубже, горячий язык расталкивал мои щеки, наполнял собой рот, перемешивая слюни, и раскаленный прут уже ждал наготове, вожделея моей смуглой плоти. Одежда давно растворилась, поглощенная властью влажной черноты, волосы прилипли к вискам, чьи-то острые ногти впились в мою мягкую кожу, сальный шелк мурашками пробегал по склоненной спине — и ниже…

И где-то вдалеке звучала музыка — еще одной «глушилкой» и не больше…

Вспыхнул неожиданный свет.

В первое мгновенье, ослепленная, я не видела ничего. А потом из блеска тысячи ламп передо мной выплыло зеркало, и в его серебристой глубине я узрела Вдову.

Обнаженный, с прилипшими к вискам волосами, со свежими царапинами на груди, он стоял перед бесстрастным овалом, и в стеклянной глади плавали отражения двоих — Вдовы и его партнера за спиной, барабанщика Тея.

Позади нас гримерка была пуста — слишком пуста, будто исчезло что-то еще, незримо бывшее всегда со мною…

Я смотрел в глубину зеркала, тщась отыскать в нем упущенную часть своей души. А на губах Тея остывали следы моих поцелуев — поцелуев Вдовы.

***

I know where I came from — but where did all you zombies come from? … You aren’t really there at all. There isn’t anybody but me — Jane — here alone in the dark. I miss you dreadfully!

R.A.Heinlein «All You Zombies»