Клоуны в аду

Зачин 1. Пришествие Бэтмэна
(Владислав Вишневский, где-то под Белградом. 20 июля 2013 года)

Владислав пыхтел от ярости. Он дышал быстро, неровно – и ему самому казалось, будто злобные эмоции клубами вырываются у него изо рта и ноздрей, словно дым у огнедышащего дракона. Хорошо, по крайней мере, что перестали хоть трястись руки… Мозг жгло раскаленным гвоздем вбитого в него вопроса: как он, прославленный Владик Вишневский, позволил себе оказаться в этой горной глуши? В Богом забытом месте, где-то на границе Сербии, Боснии и Герцеговины, втиснутым в тесное сиденье пошарпанного рыдвана, рядом с безалаберным аборигеном-таксистом?
События последних трех часов развивались настолько стремительно, что он никак не мог поверить в то, что это произошло с ним. Нет, не так: что с ним так поступили! И кто? Женщина, в которую он был влюблен, делал искреннее предложение руки и сердца, и на встречу с которой поспешил через пол-Европы по первому зову, как мальчишка! А что получилось в итоге? Его, знаменитость, известного журналиста, признанного обладателя острого и язвительного пера, любимца столичных редакций изгнали прямиком в ночную тьму, словно отъявленного злодея!
При мысли об этом бледное лицо Вишневского исказилось кривой гримасой, напоминавшей оскал упыря. Веселый водитель, с самого начала почувствовавший, что с этим пассажиром лучше попусту не заговаривать, не без страха косился на Владика, испытывая все усиливающееся желание перекреститься. А тот все скрипел зубами, вспоминая выражение лица Татьяны, с которым она велела ему убираться к черту из деревушки, а заодно и из своей жизни.
–Уууу… чтоб вы все провалились, - сорвалось с губ.
Владислав испытывал испепеляющую ненависть ко всему и вся. И к Татьяне, легкомысленно пригласившей его к себе в гости, не думая о возможных последствиях, и к ее теперешнему ухажеру, по-собачьи крутившемуся вокруг предмета своей страсти, и к патриархально-степенным жителям, еще днем с таким почетом встречавшим его в своей деревеньке, и к самим этим горам, вековечным лесам, жаркому дневному солнцу… всей этой стране, посещение которой вдруг вылилось для него в подобный кошмар.
Некоторое мрачное удовлетворение Вишневский ощутил при взгляде на свою ладонь, сжатую в кулак – костяшки были разбиты и покрыты засохшей кровью. Жаль, правда, что он рассадил руку не о челюсть серба, нынешнего фаворита Татьяны – тот сумел увернуться и удар пришелся в стену. Но, по крайней мере, несколько раз от души врезать негодяю Вишневский сумел – нагнав на того такого страха, что перетрусивший хлыщ опрометью бегал от Владика по всему дому, истошно крича по-английски, что не хочет с ним драться. Кстати, откуда взялась байка, будто сербы понимают и сами могут изъясняться по-русски? За все три дня пребывания здесь Вишневскому приходилось объясняться с туземцами исключительно на языке Честертона и Киплинга…
Темнота за окном постепенно стала уступать место серому рассвету, тускло ложившемуся на узкий серпантин, извивавшийся меж могучих утесов. И, по мере ухода тьмы, слепая, безрассудная злоба стала медленно покидать сердце Вишневского – и он смог размыслить о произошедшем более спокойно. Случайно потрогал правую бровь, и пальцы окрасились красным. Оказывается, человек, на которого он набросился, тоже сначала успел садануть ему по лбу – но Владислав, придя в состояние берсерка, этого не почувствовал. Кстати, потом, когда его изгоняли, Татьяна кричала, что он ударил и ее тоже. Неужели правда?
Приходило понимание, что все эти подвиги натворил не он, Владик. Бэтмэн. Словцо бытовало в кругу его друзей уже довольно давно – и означало отнюдь не голливудского супергероя. Так называлось состояние абсолютного транса, в котором человек готов творить абсолютно безумные вещи. Для того, чтобы перевоплотиться в Бэтмэна, необходимо выполнение двух условий. Во-первых, накачаться спиртным до полной почти невменяемости. Во-вторых, пребывать в депрессивном настроении, обусловленном какими-либо серьезными неприятностями. Обеспечить выполнение данных кондиций было не так уж трудно – ибо второе почти автоматически влекло первое. Однако, Вишневского, в последние годы весьма трепетно относившегося к своему имиджу и респектабельности, появление Бэтмэна в этот раз застигло врасплох. Последний раз такое с ним случилось еще в пору бесшабашной молодости в провинциальной малотиражке – когда он на одной из пьянок внезапно настучал по морде одному наглому пижону, чье поведение тогда показалось Владиславу донельзя оскорбительным.
Перематывая прошедшее взад-вперед, словно пленку в старомодном магнитофоне, Владик чуть не застонал от внезапно нахлынувшей душевной боли. Ах, Татьяна, Татьяна, ну надо же было всему закончиться именно так! Они познакомились почти два года назад – причем, как нарочно, обстоятельства этого знакомства оказались донельзя романтичными и запоминающимися. Вишневский, в свободное от работы время баловавшийся художественной прозой, вдруг огреб за свою писанину первое место на одном достаточно престижном литконкурсе. Сразу после церемонии награждения он познакомился с ней – победительницей прошлого года. Владик привык к ярким женщинам, но Татьяна поразила его тогда в самое сердце. Красивая, обаятельная, талантливая и безумно, безумно харизматичная – он буквально пал к ее ногам. Между ними разгорелся роман, в рамках которого Владислав несколько раз летал в Казань, где богиня его страсти трудилась преподавательницей на истфаке одного из местных вузов. Пережитые совместно минуты наслаждения были, возможно, лучшими моментами Владислава за прожитые им тридцать четыре года. Правда, сделанное Вишневским предложение Татьяна хоть и не сразу, после раздумий, но отвергла. Она слишком привыкла к свободной независимой жизни, мужскому преклонению, чтобы вдруг разменять все это на статус замужней женщины – тем более, что один неудачный опыт такого рода у нее уже имелся. Затем жизнь на некоторое время разнесла их в разные стороны. Разочарованного отказом Вишневского в какой-то миг накрыл девятый вал рабочих обязанностей, не позволявший ему отлучаться из Москвы. Да он и не уверен был, что теперь желает видеть Татьяну. Нет, хотел, разумеется, еще как – но из всех сил пытался выкорчевать из души болезненное желание. Получалось не очень. К тому же, полной разлуки не получилось – они регулярно поддерживали связь по телефону, скайпу.
А потом, спустя год с небольшим, Татьяна пригласила его в Сербию. Вообще-то, она, прекрасно зная сербский и будучи специалистом по местной культуре, давно уже жила на две страны. В Белграде у нее был приобретен дом, куда Татьяна перевезла престарелую маму и подрастающего сына, поступившего в здешнюю школу. Тут она занималась культурными проектами, включавшими, помимо прочего, организацию разного рода семинаров и туристических поездок для творческих россиян, желающих получше ознакомиться с обычаями и традициями балканского государства.
Перед тем, как принять предложение, Вишневский некоторое время пребывал в сомнениях: статус его нынешних с Татьяной отношений оставался совершенно неясен. Однако, проявив, в итоге, обусловленное чувствами слабоволие, он приобрел авиабилет на Белград. Это вышло ему боком. Потому что Татьяна, в силу своей милой женской забывчивости, забыла явственно и без умолчаний предупредить его о двух вещах. Во-первых, с момента их последней встречи она действительно перевела Вишневского из почетного ранга «любовника» в незавидное звание «друга». Во- вторых, завела нового… гмм.. ублажителя. Несоответствие ожидаемого и реального оказалось для Владика слишком вопиющим.
Она поселила его в одной из комнаток своего большого здешнего дома. Первые пару дней Владик с все возрастающим чувством недоумения созерцал этого типуса, постоянно сидевшего у нее в гостях. От самого же Владика Татьяна теперь подчеркнуто держалась на расстоянии, не выходя за пределы обычного гостеприимства. Вишневский выходил на улицу и нервно курил, размышляя о парадоксальности женской натуры. Зачем вообще приглашала? Неужели только «для галочки», дабы обеспечить количество людей для своего очередного проекта? Эти подозрения перешли в уверенность, когда Татьяна повезла Вишневского в крохотный городишко Байна-Башта, где-то в горах. Там должен был состояться семинар сербской писательской общественности, и женщина планировала представить Владислава в качестве участника из России. К неприятному его удивлению, прилипчивый хлыщ (имя его Владик так и не удосужился запомнить) снова увязался с ними. Более того, в автобусе они с Татьяной уселись рядом и оживленно о чем-то ворковали на своей мове - в то время как Вишневский наливался мрачной злобой где-то далеко в сторонке, стиснутый между баулами селян, возвращавшихся из столицы в свои хижины. Так он свирепел все четыре часа этой поездки, злобно истирал зубы, не испытывая ни малейшего желания любоваться живописными горными пейзажами за окном. Владислав не привык к подобному обхождению и не собирался его терпеть.
Когда они добрались до места, наступила временная разрядка. Хозяева горячо принимали гостей, особенно россиянина. А Владик, пользуясь случаем, сильно злоупотребил ракией, которую те щедро выставили на стол. Начали подъезжать писатели. Увы, свести с ними близкое знакомство Вишневскому была не судьба. Когда стемнело, Татьяна предложила всей кампанией смотаться в соседний городишко, где как раз начались большие гуляния по случаю старта международной регаты по Дрине. Приехали. Тут-то Вишневский, окончательно слетев с катушек, потребовал у Татьяны объяснений:
-Почему этот гуманоид все время около тебя ошивается?
Татьяна, не потеряв ни капли спокойствия, разъяснила. Вспылив, Владик заявил, что его подобный формат сербских каникул не устраивает и завтра он возвращается домой. Более того, не желая мучить себя созерцанием идиллической парочки, он круто развернулся и зашагал прочь по улице городка. Первым делом Вишневский отыскал подходящий кабак и три следующих часа распалял свою злобу выпивкой.
«Да как она могла со мною так поступить? Зачем вообще пригласила? Или я, словно использованный хлам, теперь ей настолько неинтересен, что моими чувствами можно пренебречь?», - с горечью размышлял он.
Так Владислав потихоньку свирепел, пропитываясь яростью и алкоголем – и даже не заметил, как пилотское кресло в его мозгу занял Бэтмэн. К тому времени Владик принял уже лошадиную дозу – но совершенно этого не чувствовал. Спусковым крючком, заставившим супергероического пришельца полностью перенять рычаги управления, стал звонок Татьяны. Недовольным тоном женщина осведомилось: скоро ли он, Владик, намерен вернуться к месту ночлега? Мол, она желает спать, но не может себе этого позволить до тех пор, пока гость, за которого, как-никак, Татьяна в ответе, шляется незнамо где. Уже не Вишневский, но Бэтмэн поймал такси и отправился обратно. В ходе поездки у него созрело твердое намерение: по прибытии вытащить из постели татьянина «покемона» и хорошенько ему вломить. Последствия Бэтмэна не интересовали. Однако, как оказалось, ниоткуда «покемона» вытягивать не понадобилось. Он, по обыкновению, стоял рядом с Татьяной, встречавшей Вишневского-Бэтмэна у крыльца. По лицу женщины было заметно, что она желает хорошенько отчитать бунтаря. Не успела. Резво выскочив из салона, Владик саданул «гуманоиду» так, что того откинуло назад. Когда Татьяна бросилась между ними, врезал и ей – случайно, не успев изменить вектор удара.
Завязалась драка, перешедшая в погоню. Сначала несчастный серб пытался утихомирить озверевшего психопата – несколько раз стукнул его по лицу, разорвал футболку – но потом юркнул в какую-то нору и больше не вылезал. В некий момент Владик последними проблесками рассудка осознал, что стоит один в доме, а его всполошенные обитатели собрались на улице. Владислав вышел. Оказалось, они решили изгнать его – за надругательство над их гостеприимством. Татьяна в истерике заявила, чтобы Вишневский немедленно убирался к дьяволу. Владик уселся на скамейку, окинул всех наглым взглядом и заявил, что уйдет, но сначала выкурит сигарету. Достал пачку, начал шарить по карманам - а зажигалка потерялась. Он крикнул: «Дайте огня!» К нему осторожно, как к тигру в клетке, приблизился молодой селянин, протянул и бросил спички. Вишневский нарочито медленно закурил. Они стояли, смотрели. Владислав встал, сходил в дом за сумкой, взвалил ее на спину и пошел в темноту, не оглядываясь.
Только оказавшись один среди ночи на горной дороге, Вишневский стал осознавать, в какую передрягу угодил. Он сошел с трассы, упал на мокрую траву и часа два просто лежал, пялясь на звезды и чувствуя, как улетучивается Бэтмэн. Потом встал. Как он искал такси на Белград в этой глуши - леденящий кровь триллер, достойный Джона Карпентера. И вот он сидит в машине, несущейся на Белград.
…По мере того, как улетучивалась злость, голова Вишневского начала клониться на грудь. Он обязательно все обдумает завтра, послезавтра, в последующие дни, будет рефлексировать, страдать и мучиться – но сначала нужно хоть немного выспаться. Однако, смежить веки мешало неясное чувство тревоги, вдруг пришедшее к Владику. Казалось бы, с чего? Ведь селяне, изгоняя его, не стали все же вызывать полицию, как кто-то предложил было. Нет, беспокойство пришло иного плана…
«С горными ведьмами шутки плохи, я тебе скажу, - неожиданно прошептал он самому себе. - Лучше иметь дело с нашими, лесостепными…» С чего бы это он вспомнил про ведьм? Кстати, Татьяна, будучи крупным специалистом по древнеславянскому язычеству, знала толк в ведовских ритуалах и обрядах. А вдруг она…? Тьху ты, какая только чушь не полезет в голову от бессонницы… С этой мыслью Владислав таки погрузился в неглубокий сон.
Пробуждение оказалось резким и шокирующим. Над ухом громко чертыхнулся водитель, и сознание Вишневского вдруг включилось, заставив его открыть глаза буквально за пару секунд до того… как их «аудюшка» впилилась под колеса гигантской фуре, заслонившей всю трассу. Машину потряс страшный удар. Только благодаря ремню безопасности Владик не влетел лицом в расколовшуюся лобовуху. Весь капот легковушки буквально снесло, салон раскрылся, словно консервная банка. Здоровенный кусок металла вонзился в подголовник кресла, на котором сидел Вишневский; на несколько сантиметров левее – и прямо бы ему в висок.
А потом грохот стих и в уши ворвалась неправдоподобная, звенящая тишина. Затем раздался стон. Водитель, чья голова и верхняя часть туловища были все в крови, ухитрился приоткрыть искореженную дверцу и бессильно сполз на асфальт. Тут Владик слегка опомнился и попытался сам выбраться наружу. У него это получилось. Он хотел было подойти к незадачливому водиле, но тот самостоятельно встал, добыл окровавленной рукою из кармана мобильник, принялся звонить. Не обращая больше на него внимания, Вишневский доковылял на подгибающихся ногах до бордюра, уселся. По левой руке стекало нечто горячее. Кое-как закасав разодранный рукав рубашки, Владик обнаружил, что в локоть впились несколько кусочков стекла. Все еще пребывая под воздействием шока, не ощущая боли и не обращая внимания на закипавшую вокруг суматоху, он принялся выковыривать инородные предметы из-под кожи.
Владик настолько углубился в это занятие, что все происходящее вокруг оставляло его безучастным. Лишь краем глаза он автоматически зафиксировал переливающийся свет сирены, маленькую толпу людей, выстроившуюся у места аварии, несколько автомобилей, затормозивших в отдалении. «Блин, что ж теперь делать-то? Снова такси ловить? Вроде до Белграда уже немного осталось…» Тут кто-то легонько толкнул его за плечо. Вишневский поднял глаза. Рядом с ним стоял мужчина в серой одежде, с какими-то стертыми, словно на древней монете, чертами лица. Его вопросительный взгляд был устремлен на Владислава.
–Как же вы мне все надоели, клоуны, - проворчал Владик, поднимаясь на ноги, зажимая раненый локоть пальцами правой руки. Кровь медленными каплями сочилась сквозь пальцы и капала на джинсы.
–Вам требуется помощь? – неожиданно спросил незнакомец на чистейшем русском.
–Конечно, требуется! – обрадовался Владик. Подумать только, первый местный, умеющий изъясняться на великом и могучем!
-Вы, кажется, в Белград направлялись? – поинтересовался серый. – Если желаете, могу подбросить, мне все равно в ту сторону, - он кивнул в сторону застывшего в сторонке микроавтобуса.
–Буду очень благодарен! Сколько я вам должен?
Вишневский полез было в карман за кошельком, но незнакомец остановил его.
–Я в любом случае не собирался брать денег с попавшего в несчастье человека. А уж с русского тем паче! Я в свое время в Москве учился, в МГУ. Ярко! – он протянул руку.
–Что, ярко? – не въехал Вишневский, отвечая на рукопожатие.
–Вы не поняли, - рассмеялся серый. – Ярко, это меня зовут так. Ну что же, едем?
Вишневский с признательностью зашагал к «бусику». На развороченное такси, водителя, застывшую фуру он даже не оглянулся. Мысль о том, что следовало бы дождаться появления полиции, ему даже не пришла в голову. Владиславом всецело владело одно желание: скорее бы добраться до Белграда. А там аэропорт, ближайший рейс до Москвы - и вся эта злосчастная передряга останется за спиною. Боже, наконец-то удача хоть немного улыбнулась ему, послав Ярко с его автомобилем! Везение проявилось также и в том, что нежданный спаситель хоть и умел изъяcняться по-русски, но сам русским не являлся. «Вот хрен бы я дождался помощи от соотечественника», - мрачно подумал Владик, прекрасно разбиравшийся в повадках соплеменников за границей. Когда Вишневский второй раз за эти часы уселся рядом с водителем, новый знакомец извлек аптечку и помог ему перетянуть израненный локоть. Затем включил зажигание и машина рванулась вперед. Тут только Вишневский окончательно обратил внимание, что горные пейзажи остались позади, а вокруг расстилается равнина, с каждым километром становящаяся все более урбанистической.
–До города уже недолго? – с надеждой осведомился он.
–О, не беспокойтесь, совсем уже немного осталось, - дружелюбно откликнулся Ярко. – Я бы сказал, даже куда меньше, чем вы думаете.
Владик не придал значения этим словам. Он подумал, что, наверное, из вежливости стоит поддержать разговор с новым спутником.
–Вы знаете, очень, очень рад встретить человека, разговаривающего по-русски, и, тем более, учившегося в Москве. Я и сам…
-Вы извините, нам ненадолго придется здесь остановиться, - вдруг прервал его Ярко, заворачивая руль в сторону большой серой башни, угрюмо ссутулившейся у дороги.
–Что-то случилось? – обеспокоенно поинтересовался Вишневский. –Простите, похоже, что-то с моим «фордиком» неладно. Надо заглянуть под капот. Секунду, буквально…
Машина остановилась, Ярко выскочил наружу. Владик, вспомнив о наполовину полной еще пачке «Кэмэла» в сумке, тоже не захотел оставаться в салоне. Выбрался, вытащил сумку, упал перед нею на колени и принялся, чертыхаясь, копаться в поисках вожделенного курева. В этот момент в затылок ему уперлось нечто металлическое.
–Встать, – теперь голос Ярко был холодным и безжизненным. Владислав оторопел. Автоматически поднялся на ноги.
–А теперь вперед. Туда! – левая, не занятая пистолетом, рука похитителя вытянулась по направлению к башне.
Боже, в какую новую передрягу он влип, едва выпутавшись из предыдущей? Вот оно, проклятье горных ведьм! Вишневский бросил отчаянный взгляд на трассу. Мимо в обоих направлениях проносились машины – но никто не сбросил газа при виде застывшего на обочине микроавтобуса и двух людей, один из которорых наставил на второго пистолет. Никто не хотел себе неприятностей.
Подхватив сумку, Владик побрел к башне. С виду казалось трудным определить, памятником какого времени она является – античности, периода турецкого владычества или модерна. Все строение было словно подернуто покровом пыли, скрывавшим его очертания. Ни оконца, ни дверного проема… Впрочем, Вишневский, поглощенный своими переживаниями, не очень приглядывался к этому зданию. Может, пуститься наутек? Но металл, снова коснувшийся его затылка, предостерег Вишневского от опрометчивого поступка.
Когда они приблизились, в стене башни неожиданно открылась дверь. Владик выпучил глаза – он был готов поклясться, что еще несколько секунд назад на грязно-серой поверхности не было ни малейшего шва, ни зазора, указывающего, что здесь вход. За дверью обнаружился чернильно-черный проем. Возбужденному воображению Владика почудилось, что оттуда потянуло могильной затхлостью и почти осязаемыми миазмами тлена. Входить туда решительно не хотелось, однако пришлось - за отсутствием выбора. Едва Вишневский шагнул внутрь, как загорелся неяркий свет, исходящий непонятно откуда. Перед ним вытянулся длинный узкий коридор.
–Ты иди-иди, - напомнил о себе Ярко.
Владислав зашагал по коридору – а за ним двигался новоявленный конвоир. Через пару десятков метров коридорная кишка вдруг круто загнулась вправо, а сразу за поворотом, слева, обнаружился лифт с гостеприимно распахнутым входом. Ярко тут же дал понять, что следует пойти туда.
«Великий Боже, во что я влип? – несмотря на то, что во внутренностях башни было совсем не холодно, Вишневский обливался ледяным потом ужаса. – Кто этот тип? Маньяк? Охотник за органами? Или банально желает заработать на выкупе?»
Он решил, что больше не пойдет неизвестно куда, словно агнец на убой. Надо попытаться скрутить похитителя, невзирая на риск получить свинцовую таблетку. Но сделать этого Владик не успел. Против ожидания, Ярко не стал заходить за ним в лифт. Он лишь просунул в кабинку левую руку, нажал на единственную кнопку – большую, кроваво-красную! – в стене и резко отдернул конечность. Дверь закрылась.
Пол под ногами Вишневского вздрогнул и затрясся. А через несколько секунд лифт сорвался вниз так резко, словно оборвались все удерживавшие его канаты и крепления. Пассажира подбросило под самый потолок: прямо перед налившимися кровью глазами оказался циферблат со стремительно крутившейся стрелкой. Потом падение кабины замедлилось – и Вишневский рухнул на пол. Тут же вскочил, не обращая внимания на боль. Все его существо пронизало странное ощущение: он не смог бы с определенностью сказать, продолжает ли лифт падать, или же, напротив, несется вверх. Охваченный страшной паникой, не соображая толком, что делает, Владислав попытался открыть дверь. Под его пальцами она пошла в сторону достаточно легко, и образовался маленький проем. За ним переливалось нечто разноцветное, сияющее, сверкающее изумрудными, алмазными, топазовыми отсветами. Потом в проем втянулось длинное щупальце буро-зеленоватого цвета и цепко ухватило Владика за левую руку. Оно начало тянуть его наружу, пытаясь выдернуть из кабинки. Вишневский отпустил дверь – и та захлопнулась, перерубив щупальце. Оно отпало от Владика и безжизненно распласталось на полу, извергая белую жидкость из места разруба.
За эти сутки на Вишневского навалилось уже так много всего, что он больше не имел возможности ни поражаться, ни ужасаться. «Должно быть, это пьяный бред, - вяло вильнула хвостом ленивая, словно снулая рыба, мысль. – Вот до чего можно докатиться, если начинаешь мешать пиво с ракией. Я сижу в кабаке в Байна-Баште, уткнувшись мордой в пепельницу с окурками, а мои взбесившиеся мозги крутят мне разные идиотские картинки». И едва он так решил, как тут же почувствовал, что лифт больше не несется сквозь пространство, а надежно стоит на твердой поверхности. Дверца вновь поехала в сторону, открывая выход – но на этот раз сама по себе. Полет через пустоту закончился.

*** Это не для Альфы...

Не, такое читать не будут, факт.

Это уже что-то хентайно-яйоное

Это не яой, это, скорее, тентакли. :-)

Мне понравилось. Довольно динамично. Думаю, следует засылать в АСТ и ЭКСМО.

Автор случайно, не мешал, когда это писал? Мысли с хвостами? Орригинально...

Зачин 2. Марш легионеров.
(Василий Зверев, Рига. 16 марта 2014 года)

…Выключенный чайник все еще источал остатки пара, но опорожненные кружки уже были сгружены в раковину. Мыть их никому не захотелось – это можно сделать после возвращения в «штаб», когда акция останется за спиной. Сейчас парни и девушки сосредоточенно шнуровали обувь в прихожей, набрасывали куртки, натягивали шапочки. Включенный в половину громкости приемник напевал мужественным голосом: «Живым - это лишь остановка в пути, мёртвым – дом...»
-Так что, готовы полностью, друзья? – спросил Вася Зверев, оглядывая свою разношерстую команду.
-Готовы… все в порядке… можно выступать…- вразнобой раздались ответные голоса.
Василий с удовлетворением отметил про себя, что никто из ребят и девушек не проявляет каких-либо признаков робости и неуверенности. Впрочем, дело, которое им сейчас предстояло, само по себе являлось обыденным, почти рутинным. На протяжении всех последних лет в этот день они занимались им, заранее освобождая свой распорядок от каких-либо других забот.
Зверев устремил вопросительный взгляд на Артемку Казанцева, своего извечного «адъютанта». Тот утвердительно кивнул:
-Да, засиживаться больше нет никакого смысла.
-Ну тогда погнали!
Василий первый поспешил к выходу, остальные потянулись за ним. Вскоре вся двадцатка уже стояла под серым мартовским небом. Небо осыпало улицы редким снежком, который, падая на асфальт, тут же таял. Вокруг кипело утреннее оживление – горожане спешили во всевозможных направлениях, пешие, за рулем, в общественном транспорте.
Узкие улочки моментально втянули их в узор своих хитросплетений. Зверев, как и полагается лидеру, шагал первым и ветер раздувал полы его черного плаща. Рядом вприпрыжку бежал низенький Коля Смолин, пытаясь удержаться вровень с длинноногим вожаком.
-Эх, хорошо все же было бы сковаться нам вместе…- сетовал он. – Ты только представь: нацики прут – а у них на пути мы, сковавшись наручниками. И никак нас с дороги не убрать! Как думаешь, Василий Сергеевич?
-Ты не очень обольщайся, - хмуро ответил Вася. – Думаешь, мы раньше так никогда не пробовали делать? Просто ты еще не столь давно в нашей движухе и всего не знаешь. Менты уже наловчились с этим бороться. Только попробуем сковаться – они нас моментально прихватят и потащат под белы руки. У них там каждый сантиметр просвечивается. И самих ментов согнано видимо-невидимо!
Коля разочарованно вздохнул – видно было, что парнишке мечтается о героических подвигах. Василий грустно улыбнулся про себя: если Николай не пожелает покинуть их ряды, то скоро приключений у него окажется выше головы. Впрочем, Колино стремление к подвигам вполне объяснимо. Зверев когда-то и сам таким был. Но нынче тяга к эффектным позам и героическим деяниям давно ушла в прошлое – осталось лишь холодное и четкое понимание Дела, которое необходимо выполнять. Но парнишку требовалось подбодрить.
-Не переживай, Николай Федорович, - в своем кругу он практиковал обращение к людям по имени-отчеству, вне зависимости от возраста и статуса. – Даже постоять в пикете сейчас – это очень важно!
Он остановился, развернувшись лицом к своим людям.
-Ребята, помните, - на всякий случай Зверев решил еще раз сказать это.. – Наша задача состоит в том, чтобы присоединиться к пикетчикам, дабы увеличить их количество. Стоять, скандировать лозунги, всем видом выражать отвращение и презрение! Больше ничего делать не требуется… Надеюсь, ничего из ряда вон выходящего сегодня не произойдет – и, знаете, меня это вполне устраивает. Не терпится вернуться в интернет – как там в Крыму?
Упоминание крымской темы обусловило взрыв всеобщего оживления. Пока шли, обсуждая ее, на противоположной стороне улицы показалась скромная церквушка старинной постройки. Взглянув на нее, Зверев быстро перекрестился. И хотя жест этот был сделан не напоказ, он не ускользнул от взгляда Казанцева. «Адъютант», известный своим яростным атеизмом, моментально завелся.
–Василий Сергеевич, ну как тебе не стыдно? Вроде взрослый человек… Умный… А веришь в бабушкины сказки…
-Не бывает атеистов в окопе под огнем, - попытался отделаться Вася, уже давно привычный к подобным нападкам своего верного соратника.
-Слушай, чушь-то не неси! - привычно загорячился Артемка, не умевший сохранять спокойствие всякий раз, когда кто-то начинал отстаивать «отжившие суеверия». – Не средневековье, чай, на дворе… Развитие науки давным-давно похоронило все эти наивные, вредные и реакционные представления человека о мироустройстве!
Зверев не собирался спорить (голова была занята совершенно другим), но теперь тоже не утерпел:
-Да нихрена оно не похоронило! Ты рассуждаешь как наивный позитивист, вульгарный материалист девятнадцатого века. Такого рода воззрения уже сто с лишним лет назад стали предметом критики и насмешек. Многие умные люди их разоблачили тысячу раз: Соловьев там, Бердяев, отец Сергий Булгаков… - Зверев издавна был пламенным поклонником русской философии эпохи «веховства».
-Да твои «Вехи» Ленин недаром назвал сплошным потоком реакционных помоев! – Казанцев был не менее горячим фанатом теоретиков марксизма-ленинизма. – На самом деле, веру в боженьку никакими рациональными доводами истолковать невозможно! Вот сможешь объяснить внятно, зачем это тебе?
-Дубина ты, борец пламенный! Не помню, кто именно сказал, что каждый человек от рождения играет в кости со Вселенной. Вера в Бога – свободный выбор любого. Но тут, главное, не прогадать. Если ты в Него веруешь, а Его на самом деле нет, то ты, по крайней мере, ничего и не теряешь. А вот если Он есть, но ты в Него не веришь – потерять можно очень и очень многое… Все, хватит, я не желаю сейчас об этом распространяться!
-Васька, как там твоя юридическая практика? – вмешался Валерик Котов – Поди, бабло мешками гребешь? Скоро начнешь один целиком антифашистское движение содержать из своих средств?
-Дурак ты, студент, и шутки у тебя дурацкие, - отмахнулся Василий. – Типа не знаешь состава моей клиентуры…
Что верно, то верно – участь преуспевающего юриста, якшающегося с большими воротилами и обслуживающего их интересы, Звереву не светила ни при каких раскладах. Крупные деньги любят тишину и никогда не доверятся скандально известному активисту, завсегдатаю протестных акций и регулярному гостю изоляторов временного содержания. Посему, основной костяк зверевских клиентов составляли простые работяги, пытающиеся стрясти с хозяев свои же законные деньги, выселяемые за долги по «коммуналке» бедняки, или ущемляемые государственными инстанциями пенсионеры. Естественно, поднять уровень своего благосостояния Звереву не представлялось возможным. Впрочем, Василий и не стремился к личному обогащению – его цели и стремления лежали в несколько других сферах. Ему стукнуло тридцать три и стать миллионером он уже никак не рассчитывал.
…К знаменитым часам «Лайма» на углу Бривибас и Аспазияс они, проблуждав немного по улицам Старой Риги, вынырнули через полчаса.
–Эх, а вообще-то тут излюбленное место для свиданий влюбленных…- ни к селу вспомнила вдруг Наташа Элксниня. На нее с удивлением оглянулись - сейчас обстановка меньше всего располагала к романтике. Глазам новоприбывших открылась потрясающая картина: огромные толпищи возбужденного народа. Стаи журналюг с фотоаппаратами и видеокамерами и полчища ментов, выстроившихся нескончаемыми шеренгами. Улочки «старушки», по которым они только что пробирались на площадь, также кишели «полицистами», подозрительно вглядывавшимися в лица прохожих. С того момента, как суд два дня назад ожидаемо отменил решение Думы о запрете неонацистского шествия, всем причастным стало понятно - в этот день, невзирая на холодную погоду, здесь станет жарко.
Первым делом Зверев всмотрелся в сторону «Милды». У Памятника Свободы двойной колонной, лицами друг к другу, выстроились группы разновозрастных граждан, сжимавших в руках древка национальных флагов. Склоненные друг к другу, знамена образовывали своеобразный тоннель, по которому вскоре должны были пройти участники шествия легионеров «Ваффен СС». У часов «Лайма» собрались их антагонисты - антифашисты, наглухо отделенные от своих противников полицейскими ордами. Там над головами реяли гневные плакаты и карикатурные фигуры вырезанных из фанеры скелетов в гитлеровских касках. За митингантами следил запасной полицейский отряд, сидевший в припаркованном рядом автобусе. «Цепные псы режима» зорко вглядывались сквозь окна, готовые по первому сигналу вырваться наружу и приступить к привычному делу: хватать и заламывать руки.
-Пришли? – отделившийся от группы антифашистов у «Лаймы» высокий кучерявый мужчина деловито подошел к Звереву. – Это все, кто с тобой?
-Да, Иосиф Александрович, - хмуро ответил тот. – Двадцать один человек, не считая меня. А что, мало?
-Ладно, сойдет, - нервно бросил Иосиф Александрович. – Ты же понимаешь, Вася, нам сейчас важно обеспечить массовость – чтобы у этих козлов не было повода представить нас кучкой маргиналов…
-Так народу, кажется, достаточно. Вона сколько нас собралось! Гляжу, колонки все же разрешили использовать? Думские не отговаривали?
-Да, в Думе передали, что возражений они не имеют…
-Ничего себе! – Василий даже присвистнул от удивления. – Вот уж не ожидал – мэр, эта сопля перламутровая, ведь даже собственной тени боится…
-Да что они могут сказать-то, трусы? Почему нас должно волновать их мнение? Мы уж заготовили нацикам сюрпризец!
В этот момент в отдалении послышались звуки песни - из глубины «старушки», от Домского собора к площади приближалась черная толпа. Защелкали десятки фотоаппаратов. Иосиф Александрович махнул рукой и из колонок понеслись мощные звуки сирены. Зверев вздрогнул от неожиданности. «Как во время авианалета», - подумал он.
Голова шествия приблизилась. Наметанным взглядом Василий различил в их рядах ультраправых «Орлов Балтики», участников Рижского общества политрепрессированных, членов партии «Все для Родины!», Клуба латвийских патриотов и Объединения национальных воинов. Среди узнанных им лиц в первых рядах шагали несколько известных всей стране политиков, депутатов Сейма, экс-министров и деятелей культуры. Тут же вышагивал знаменитый Андрейс Кукушкинс из общества «Молот богов» и несколько его подручных в черных беретах. И естественно бывшие легионеры «Ваффен СС» – уже старенькие, заботливо поддерживаемые под руки более молодыми единомышленниками. Шли не только местные - группу поддержки образовал небольшой отряд литовских националистов со своими государственными флагами. Присутствовало много стариков, мужчин среднего возраста, молодых парней, девушек и даже детей. Зверев вспомнил, как один из таких школьников с энтузиазмом заявил вчера по телевизору, что каждый год отмечает с родителями «день памяти наших бойцов, которые вместе с немцами воевали против русских».
Когда шествие поравнялось с часами «Лайма», антифашисты дружно взревели:
-Убийцы! Позор!
Иосиф Александрович снова взмахнул рукой и завывание сирен сменилось величественной поступью «Бухенвальдского набата». Так они и шли под этот трагический гимн: одни - угрюмо уставившись вперед и под ноги, другие - вызывающе оглядываясь по сторонам. Разрозненные голоса пытались выводить какую-то строевую песню военных лет – но, естественно, перекричать мощную звуковую аппаратуру они были не в силах. Воздух почти ощутимо потрескивал от электрических зарядов взаимной ненависти... Из колонны неожиданно выскочил какой-то старик и подбежал к антифашистам, меряя их остервенелым взглядом. Истекающий слюною бешенства рот выхаркивал крик:
-Slepkavas! Sarkani slepkavas!!
В свою очередь, Иосиф Александрович вооружился мегафоном. Он принялся громко перечислять:
-Хоральная синагога в Риге – пятьсот сожженных заживо! Деревня Аудрини – двести расстрелянных! Бикирниекский лес – свыше десяти тысяч расстрелянных! Саласспилсский лагерь смерти…
Тем временем, первые ряды вступили под сень склоненных красно-бело-красных флагов. Вскоре они достигли изножья «Милды», к которой легли кроваво-красные бутоны цветов. После того, как все участники шествия возложили свои приношения, у них начался митинг. Под серое холодное небо уносились воинственные призывы и озлобленные клятвы: не забудем наших отцов и дедов, героически сражавшихся с большевистской гидрой! Пока они там стояли, пикетчики продолжали скандировать: «Позор!» и их голоса временами заглушали патетические речи. Среди протестующих выделялся величественный человек с кипой на голове. Василий шапочно был знаком с ним: директор Центра Симона Визенталя Эфраим Зурофф, далеко не впервые приехавший в Ригу. На него наставили черный глаз видеокамеры, в то время как девчонка-журналистка пихала к лицу микрофон. С выражением печальной значительности на лице Зурофф сказал:
-Сегодня - очень грустный день для Латвии. В голове моей просто не укладывается - как ваше государство способно разрешить официальное чествование памяти людей, сотни тысяч жертв которых навеки остались лежать в песках Румбулы, Саласпилса, в гигантских общих могилах под Ригой и Даугавпилсом?!
...Всласть намитинговавшись, нацики двинулись в обратном направлении. И все повторилось: угрюмо сомкнутое шествие, свирепая боевая песня, испепеляющие взоры ненависти. Вновь один из экс-легионеров, державший в руках плакат с надписью на русском: «1940 - страшный год!», приблизился к пикетчикам. Он не молчал:
-Вы нас хватали, арестовывали, отправляли в Сибирь! Мы вам этого не забыли и не забудем! Поэтому мы с вами и сражались!
В ответ раздались насмешливые голоса:
-А сам-то ты хоть воевал? Или под юбкой у бабы отсиделся и теперь кричишь о борьбе с «русскими оккупантами»!
Грохнул могучий презрительный смех десятков людей. Но старик продолжал стоять, вздымая в закостенелых руках плакат, меряя своих врагов бешеным взглядом. Несколько товарищей подхватили его под руки и поволокли дальше. По команде Иосифа Александровича колонки вновь ожили. Над толпой поплыл голос Марка Бернеса:

В ночи гудели печи не стихая,
Мой пепел ворошила кочерга.
Но дымом восходя из труб Дахау,
Живым я опускался на луга.
Мне кое с кем хотелось расквитаться,
Не мог лежать я в прахе и золе.
Не мог в земле убитым оставаться,
Пока убийцы ходят по Земле.

Однако, теперь реакция участников шествия оказалась гораздо более бурной, чем раньше. Во главе колонны шагал крепкий молодой человек с каменными чертами лица и коротким «ежиком» на голове. Это лицо было прекрасно знакомо жителям всей Латвии – Аусеклис Димантс, лидер партии «Все для Родины!» Одни произносили это имя с обожанием, другие с подсердечной ненавистью. Еще несколько лет назад он воспринимался вожаком безнадежных маргиналов, обожавших устраивать ночные факельные шествия, делать эпатажные заявления, петь старые легионерские песни и щеголять зимой в людных местах с голыми торсами, на которых бритвой было вырезано: «Абрене». А вот надо же – нынче Димантс глава большой и влиятельной парламентской фракции, многие прочат ему в будущем премьер-министерство, а то и президентство.
Рядом с Димантсом держались двое его верных сподвижников – тоже депутаты Сейма. Айвар Набагс, известный под кличкой «Монгол» - из-за характерной внешности. Карлис Озолс - по сути, еще мальчишка всего двадцати трех лет от роду. Именно из-за него все и началось. Видно было, что молодой и горячий Карлис тяжелее остальных переносит бесчинства оккупантов, открыто глумящихся над национальными воинами. Он крепко сжал рот, а по его щекам ходили желваки. В какой-то момент мальчишка-парламентарий не выдержал и выкрикнул нечто оскорбительное в сторону антифашистов – что именно, Василий не расслышал в грохоте колонок. Те, кто стоял ближе всех к Карлису, в долгу не остались, послав его по известному трехбуквенному адресу. Вот тут-то он и сорвался.
Карлис бросился к пикетчикам, а за ним устремились его товарищи. Даже невозмутимый Димантс не остался в стороне. Зверев не успел и глазом моргнуть, как закипела потасовка. Несколькими прыжками Василий подскочил к участникам схватки. На пути оказался крупный бритоголовый детина в черной куртке, из-за которой виднелась рубашка, расшитая «громовыми крестами» - стилизованными свастиками. Детина послал мощный удар Звереву в челюсть, но тот знал толк в уличных драках: ловко уклонился и сам отправил нацика в нокаут, врезав ему по зубам. Однако, другой поклонник легионеров, подобравшись незамеченным, ударил Василия по уху. В голове зазвенело, словно внутри огромного колокола.
–Колонки, берегите от них колонки! – раздался вопль.
Наскоро сунув кулаком противнику под дых, Зверев обернулся. И точно, Димантс, Набагс и Озолс со своими людьми пробились к самым колонкам. Намерения их были понятны: вырвать провода из громкоговорителей и заставить замолчать ненавистную музыку. Допустить этого было нельзя ни в коем разе! Василий ринулся к аппаратуре. Но тут вмешались сотрудники полиции, мчавшиеся к месту драки. Правда, менты оказались в затруднительном положении – они не могли применить к троим вожакам нациков, находившихся под эгидой депутатской неприкосновенности, обычных средств из своего арсенала. В свою очередь те, распаленные схваткой, не собирались останавливаться перед лицом слуг правопорядка.
-Ты дай мне пройти, сволочь! – орал по-латышски Озолс вставшему у него на пути полицейскому. – Дай пройти, или ты больше здесь не работаешь! Уж я позабочусь, чтобы тебя вышвырнули!
Василий змеей извернулся между двумя ментами и подбежал к какому-то здоровяку, оказавшемуся в опасной близости от колонок. Тот протянул руку к проводам, но Зверев накинулся на него. Он занес кулак, чтобы врезать верзиле, но тут…
Тяжкий удар обрушился ему на темя. Настолько страшный, что Зверев плашмя распластался на тротуаре раздавленным крабом. В голове вспыхнула белая молния, мир раскололся на части и осыпался, словно старая штукатурка. Напоследок промелькнуло искаженное ужасом лицо Артемки Казанцева, бежавшего к поверженному вожаку. Потом примятый ботинками черный снег вдруг оказался у Василия перед глазами, а крики и шум кипевшей вокруг потасовки слились в шум накатывающих и отступающих морских волн. Осмысленное сознание медленно гасло, отступало, сменяясь бешеной пляской соцветий, лиц, имен, детских воспоминаний – все это постепенно тускнело и погружалось во тьму.
…Он не смог бы сказать позже, долго ли он так пролежал. Чья-то лапища ухватила его за шиворот, грубо встряхнула. Зверев вяло трепыхнулся в руках полицая. Где-то совсем рядом находились товарищи и они должны были отбить его из рук врагов – но пока почему-то никак себя не проявляли… Глаза не хотели раскрываться полностью, фиксируя лишь то, что находилось в непосредственной близости от них. В данный момент перед зрачками оказался полицейский «бобик», развернутый задом. Взгляд отчетливо выхватил номер автомашины - ER2708. Дверцы открылись и Василия с размаху швырнули внутрь. Едва он оказался в авто, как «бобик» стремительно рванул куда-то прочь.
Раскинувшись на жестком полу, Зверев медленно приходил в себя. Паники не было совершенно – он далеко не первый раз оказывался в гостях у ментов, и приблизительно знал, что должно последовать дальше. Ему приходилось коротать время в каталажках и после прошлых антифашистских митингов 16 марта и в результате своего участия в акциях в защиту русского языка и школ – так что, для Василия то была обычная, можно даже сказать рабочая ситуация. Например, когда его с товарищами приняли в участке ровно год назад, то сразу же разбросали по отдельным камерам. В течение часа им вообще не объясняли, за что схватили. Потом стали требовать некие «разъяснения» - что они делали у часов «Лайма»? Пытались давить морально, отпуская эпитеты типа krievu cuka, в явной надежде, что кто-то сорвется и тогда можно будет с чистой совестью «шить» оскорбление полиции. Убедившись в тщетности таких попыток, арестантам дали свободу...
Что-то подобное должно было произойти и в этот раз – а потому все произошедшее оказалось для Василия совершеннейшей неожиданностью. Когда мотор заглох, пленник уже принял сидячее положение. Постарался взять себя в руки – сейчас потребуются все отпущенные ему природой хладнокровие и самообладание. Двери распахнулись – перед ними стоял верзила в полицейской форме. Он не сказал ни слова, лишь сделал красноречивый жест – давай, выбирайся, мол. Зверев полез наружу, неуверенно спустил ноги на асфальт. Голова сильно кружилась – не иначе, сотрясение…
-Ну ладно, не маши тут, расческа черепашья - иду я… - сказал Вася полицейскому, пытаясь состроить лицо в презрительную гримасу. Получилось не очень убедительно. Стараясь держаться прямо, Зверев направился к ближайшей двери, на которую ему указывал полицай. Судя по всему, его привезли в участок. Какой именно? В голове пока еще мутилось, и Василий никак не мог сообразить, где именно он находится. Ах, да ладно, потом выяснится…
Зверев заковылял по длинному узкому коридору. Место совсем не походило на привычные ему участки. Людей вокруг не было, и он заподозрил неладное. Обернулся к своему конвоиру.
-Что за хренотень? Где мы?
-Пошел вперед! – рявкнул мент.
Зверев пожал плечами. Драка с представителем власти сейчас не входила в его планы. Вдруг коридор резко расширился и перешел в довольно обширное полукруглое помещение. Посреди него была установлена в наклонном положении небольшая странная кабинка, выполненная из металлических полос, сцепившихся друг с другом в каком-то футуристическом плетении. Она покоилась на дорожке, под углом уходившей в тоннель, убегавший куда-то вниз. Василий мысленно вернул на место отвалившуюся (к счастью, тоже мысленно) от удивления челюсть и снова посмотрел на полицая. Тот недвусмысленно кивнул ему в сторону кабинки.
-Да ты чо? – громко сказал ему Зверев. – Не полезу я в эту крысоловку! Мент спорить не стал. Резким выпадом он врезал Василию по почкам, а потом еще добавил под колени. Но упасть не дал, ловко схватил за воротник и, пользуясь замешательством ошеломленного Зверева, швырнул его в кабинку. Тот оказался на жестком сидении с откинутой назад спинкой. Прежде чем Вася успел опомниться, полицай ловко застегнул металлические захваты – сначала на его запястьях, потом на щиколотках. Теперь он оказался намертво прикован к этой ловушке. Затем похититель надвинул на него плоскую крышку из прозрачного стекла.
От растерянности Зверев потерял самообладание – что с ним, закаленным противостоянием с режимом, опытным политическим активистом происходило в последнее время совсем уж редко.
-Сдурел, да? – заорал он. – А ну-ка освободи меня, немедленно! Слышь, ты, гусь заднеприводный?! Да я на тебя в сортире Путина напущу!
Мент стоял неподвижно, как статуя. Тень падала на лицо, но та его часть, что оставалась видна, сохраняла бесстрастное выражение. Он опустил руку на большой рубильник, торчавший из стены и медленно, с лязганьем, перевел в положение «вниз». Из четырех сопел, установленных в кормовой части кабинки, вырвались обжигающие столбы пламени, и она понеслась вниз по рельсам, набирая ход. Из-под металлических полозьев сыпались тучи искр.
Тоннель поглотил кабинку, с визгом летевшую по его идеально круглому внутреннему сечению, периодически соскальзывая то вправо, то влево. Над головой с неимоверной быстротой мелькали круглые электрические лампы, озарявшие бесконечную каменную кишку мертвенным белым светом. От стремительности спуска у Зверева захватило дух. Его глаза выпучились, рот широко раскрылся и искривился в пароксизме ужаса. В какой-то момент тоннель изогнулся и заложил крутой вираж вправо, продолжая одновременно уходить вниз. Наконец, скорость достигла предела – почти обеспамятевшему от ужаса Василию казалось, что он летит, словно на сверхзвуковом истребителе. Его «колесница» несколько раз совершила переворот по потолку тоннеля – в такие секунды он зависал вниз головой. Казалось, этот кошмарный полет никогда не закончится.
На субъективное восприятие Зверева, он мчался так почти целый час – хотя в действительности это продолжалось минут десять, не более. Неожиданно кабинка выскочила из тоннеля в открытое пространство. На пути оказалась растянутая сеть – что-то вроде гигантских хоккейных ворот. Несший Василия снаряд врезался в них большой шайбой. Ворота смягчили резкость остановки, но вся равно Зверева изрядно тряхнуло, когда кабинку откинуло назад и в сторону. Зубы клацнули о зубы, едва не откусив болтавшийся между ними язык. Его передвижная темница еще какое-то время по инерции скользила по мягкой почве – пока не застыла в неподвижности. Грохот сменился абсолютной тишиной. Потом где-то вокруг заголосили сверчки – и Василий не сразу понял, что это всего лишь звенит у него в ушах.

*** Не обращайте внимания на некоторых наших юмористов. Им иногда хочется сбросить излишки адреналина за чужой счет, вот они и злословят.
Пишите Вы неплохо. Хороший язык, чувствуется свой оригинальный стиль. Но:
- скучно как то все. Не захватывает. Не хватает драйва и экспрессии. Поэтому, Ваш роман точно не вписывается в издаваемые сейчас серии.
Про такие романы как раз и говорят - неформат

Гм, ну это кагбе лишь начало, вступление - дальше несколько пободрее пойдет.
Но да, ни под какую из существующих серий я свой опус не подгонял, писал, как пишется....

Зачин 3. Прерванный концерт
(Юрий Солнцев, Санкт-Петербург. 24 октября 2013 года)

Юрий пребывал в тревожном настроении. Сегодняшний вечер должен решить если не все, то многое. Злодейка-фортуна, казалось, давно и основательно повернулась к нему тем местом, которым он сам оборачивался к слушателям, уходя со сцены. Неудачи шести последних месяцев пагубно сказались как на самочувствии, самооценке, так и на творческих возможностях. Все что им сочинялось в эти месяцы, представлялась, по большей части, отвратительным «унылым говном», нещадно комкалось и отправлялось в мусорное ведро (свои стихи Солнцев писал исключительно по старинке – карандашным огрызком на тетрадных листах, обрывках бумаги и всем том, что оказывалось под рукой). Но сейчас судьба вновь продемонстрировала ему уголок своего лучезарного оскала – и он собирался использовать выпавший шанс полностью.
Солнцев сидел в обшарпанной гримерке и тупо смотрел в зеркало. Пытался сфокусироваться перед сценой. Каждое выступление он рассматривал, как бой – а перед сражением боец должен быть собран и сосредоточен. Юра не одобрял некоторых коллег, из панковского удальства выходивших к слушателям в хлам пьяными или обдолбанными. Для него рок-н-ролл являлся священной миссией, служением, не допускавшим легкомысленного отношения. Нет, в обычное время он отнюдь не чуждался выпивки, да и «травку» покуривал регулярно. Собственно, будучи погруженным в ту среду, в которой он вращался, оставаться трезвенником считалось просто невозможным. Однако, перед концертами – даже если они происходили в маленьких непрезентабельных помещениях перед крошечной аудиторией - Юрий никогда не выпивал. После – другое дело.
-Чего ты так напыжился, Юрик? Переживаешь? – Солнцев ощутил легкий хлопок ладони по левому плечу. Валера Кайгородов, барабанщик. Единственный из старого состава, кто не отступился, не бросил его, когда у группы пошла затянувшаяся полоса неудач. Юра ощутил прилив теплоты к верному соратнику.
-Угу, переживаю, - вполголоса подтвердил Солнцев. – А ты разве нет?
-А чего попусту париться? – беззаботно отозвался тот. – Все равно мое или твое волнение делу не поможет. Тем более, ребята хоть и неопытные, но небезнадежные. Сейчас нам, главное, обкатать их на реальных выступлениях, а там все пойдет путем… Опять же, нам сейчас не в ЭсКаКа «Петербургском» выступать, не в «Юбилейном» и даже не в «Октябрьском»…
Юрий невольно засмеялся – у Кайгородова была способность поднимать своим незатейливым юморком настроение лидеру группы, когда тот начинал чересчур волноваться или хандрить. Он обернулся.
-Ну что, парни, сейчас состоится ваше боевое крещение!
Парни заулыбались. Видно было, что они тоже мандражируют: и сейчас Солнцеву важно показать им несокрушимую убежденность в успехе – уверенность, которая со временем должна вывести их на площадки масштаба СКК. Поэтому, он дал себе приказ не показывать новоиспеченным согруппникам собственных переживаний.
-Да вообще, все зашибись! – добавил Валера. – Я только выглядывал в зал – пипла достаточно! Возможно, человек под сотню явилось…
Юра облегченно вздохнул. Все же, кое-какое имя он себе заработал: недаром же, дабы взглянуть на него самого и на новый состав группы, прибрело столько народу. Сейчас главное – не разочаровать фанатов.
Солнцев поднялся. Наступило время для ритуала. Ритуал был немудреный, но испытанный – Юра придерживался его во всех группах, которыми ему доводилось руководить. Он когда-то подглядел его в старом советском фильме про мушкетеров – клавших свои правые руки одну на другую и хором восклицавших: «Один за всех, все за одного!» Как обычно, первым выставил свою лапу сам Солнцев, а поверх нее легла ладонь Валеры. Потом свои грабли положили Саша Кондратенко – гитарист, Игорь Чехов – басист и Сергей Мунтасаров – клавишник. Когда ритуал завершился, музыканты потянулись к выходу.
Какое-то время потратили на окончательную подстройку инструментов, прежде чем выбрались пред взоры публики. Сцена являла собою гармоническое единство со всем Клубом Golden Bonus (в обиходе – КГБ), то есть была маленькой и обшарпанной. Пока что зал оставался погруженным в полутьму – и сгрудившаяся толпа воспринималась артистами, словно единое живое и жарко дышащее существо. Появление еле видимых фигур с гитарами было встречено одобрительными воплями. Раздавшийся откуда-то из-под потолка механический голос отчеканил:
-Дамы и господа, встречайте легендарную возрожденную группу «Черный понедельник»!
Солнцев вскинул руку: понеслась! Сначала из-под пальцев Игоря вырвалась мягкая канонада басовых звуков; потом почти одновременно подключились Сергей с Валерой. Затем вступил Саша, выдавший мощный запил на своем «Стратокастере», приобретение коего две недели назад загнало весь коллектив в существеннейшие долги. Жесткий дисторшн буквально сотряс ветхие стены КГБ. Публику в зале накрыло мощной волной восторга, который многих заставил заорать во всю глотку. У Солнцева даже малейшие признаки волнения улетучились, зато волосы на руках встали дыбом от эйфории: как всегда, когда ЭТО начиналось – и втягивало в себя полностью, без остатка. Кайф живых исполнений вообще был самым прекрасным, что он знал в жизни. Ни выпивка, ни даже женщины – и рядом не стояли.
Юра шагнул к микрофону и запел. Его звонкий голос прекрасно лег на агрессивный темп песни. Стартовали с «Мы идем», одной из главных визитных карточек «Черного понедельника». Вслед за ней последовал качевый «Марш серых батальонов»; для его исполнения Солнцев вооружился акустической гитарой, которую уж больше не выпускал из рук. Потом настала очередь брутального хардкорового супербоевика «Живой мертвец». Когда в середине песни инструменталисты запилили чумовой соляк, Солнцев, повернувшись спиною к залу, стал отбивать палочками в небольшой барабан, заранее установленный перед ударной установкой.
Затем пришло время готической композиции «Визит дамы» . Когда ее почти полностью отыграли, Мунтасаров временно оставил свою «Ямаху», вооружился флейтой и извлек из нее красивейшую импровизацию, плавно перетекшую во вступление другого «чернопонедельничного» хита – баллады «Птица». На ней многие из публики вскинули над буйными хайрами зажигалки и светящиеся мобильники. Да, лысоголовый Мунтасаров оказался ценной находкой для группы: он то и дело вставлял в старые песни Солнцева соло на флейте, расцвечивая давно известные композиции новыми красками. В один момент он вооружился внушительным прибором, напоминавшим нечто среднее между губной гармошкой и синтезаторной «расческой», и начал наигрывать на ней вступление к блюзу «В пути». Сама песня была принята залом, и так сходившим с ума при виде поющего Солнцева, особенно горячо. Под конец ее музыканты импровизационно выдали очень жесткий кусок «мяса» и восторг усилился.
Вообще, проявили себя неплохо абсолютно все. Многоопытный Кайгородов, помимо потрясающей техники, продемонстрировал множество акробатических трюков с палочками, чем очень впечатлил молодых фанатов. Импозантный волосато-бородатый Чехов мерно раскачивался маятником и оставался почти незаметен в своем уголке, но его мощные партии были выверены и точны: упругий гул баса эхом отдавался по коже слушателей.
Кондратенко с самим Солнцевым периодически устраивали показательные забеги по тесной сцене, регулярно синхронно трясли головами в такт музыке и идеально взаимодействовали друг с другом в тандеме электрической и акустической гитар. Иногда вошедший в раж Кондратенко начинал перемещаться какими-то лягушачьими прыжками, ухитряясь при этом играть, да еще как играть! Ну а Юра своим звонким баритоном порой выдавал такие пассажи, что заглушал все инструменты. После почти каждой песни Солнцев благодарил аплодирующий зал: «Спасибо, родные...» Он действительно сейчас испытывал чувство любви к этим людям – к «тру-неформалам» и к заурядным хипстерам, к панкам с ирокезами и к представителям офисного планктона, едва успевшим сменить чинные пиджачки на кожаные куртки: за то, что таки выбрались на концерт, решили поддержать своим присутствием некогда культовую группу «Черный понедельник»…
А вообще, кого тут только не было! Хотя, конечно, преобладало «нефорье»: и ветераны в потертых косухах, и молодые фэны в полном «боевом обмундировании», и множество совершенно очаровательных панк-леди. Те, кто стояли ближе к сцене, усердно слэмились, создавали столь яростное хайр-шоу, что можно было опасаться за здоровье наиболее отъявленных головотрясцев. Припевы в едином порыве подхватывались десятками луженых глоток…
Едва успели отыграть «В пути», как вжарили свой главный хит «Поход». Едва народ услышал те самые: «Наш замысел дик, наши планы нелепы…», которые Юра прорычал, надувая щеки, как окончательно обезумел от счастья. Вообще, композиция оказалась опознана залом с первых звуков и встречена новым пароксизмом страсти, перешедшим в оглушительную овацию. Все ее слова были в унисон пропеты сотней ртов – да, это было мощно! Окончив песню, Юрий случайно выронил из рук гитару, но, быстро наклонившись, опять схватил ее.
Бас и барабаны снова сорвались в галоп, парой секунд спустя к ним присоединились клавишные. На этот раз прозвучал «Дорожный блюз» - резкое вступление, плавно перетекшее в неспешный темп задумчивой мелодекламации. Потом настал черед обреченно-романтичной «Страсти». На время этой вещи басист и барабанщик ушли со сцены и она, как и в студийной версии, была сыграна в акустике, причем Мунтасаров сменил синтезатор на мандолину. Композиция вызвала особый отклик женской половины зрителей, с воодушевлением хлопавшей и подпевавшей. Наступила очередь ядовитой «Депутатской», в ходе исполнения которой Солнцев нацепил серый официальный пиджак и черный галстук. Затем последовал относительно новый «Волшебный жезл», странный, наивный и беззащитный. Тут имел место еще один забавный момент, когда Юра, оставив на время инструмент, сгорбившись, прошествовал по сцене, закутанный в простыню и с маской лунатика на лице.
Иногда фронтмен предварял очередные произведения короткими репликами - например, перед «Страшным судом» заметил, что «это пьеса написана в назидание молодежи, как повод задуматься». В композиции Кондратенко от души оттянулся, выдав длинное импровизационное соло. Юрий не мог нарадоваться: похоже, его новые ребята входят во вкус! Потом наступил черед песни, которую подсознательно ждали все присутствующие. «Вопль бунтаря»! Вновь буря восторга, оглушительные вопли и потные футболки, сорванные с плеч и бешено размахиваемые над головами. Ну и большим сюрпризом для наиболее преданных фанатов стало исполнение совсем уж древней «Горстки горя» с дебютного альбома группы «Очищение ума». Окончив ее, Солнцев снова обратился к народу:
-Ребята, это была песня о вреде наркотиков. Когда я был моложе, мне пришлось соприкоснуться с наркотой... Я наивно полагал, что это благотоворно повлияет на мой творческий потенциал. Но сейчас я понимаю, что то была всего лишь дьявольская иллюзия! После избавления от этой зависимости я продолжал сочинять стихи и музыку. Думаю, что они ничуть не хуже тех, что были написаны мною под диктовку зелья. Ребята, избегайте веществ! Это ужасная штука!
Впрочем, мало кто из слушателей осознанно отреагировал на эти проповеди.
Народ самозабвенно танцевал, не обращая внимания на охранника, человека-бизона, дежурившего у сцены, дабы предотвращать наиболее дерзкие выходки. Тот дипломатично щурился – пока слушатели не начали громить клуб, все в порядке.
Последней в основной программе прозвучала «Мизантропическая». Юра обратился к залу с заключительной речью:
-Я очень рад, что у нас такие верные и преданные фэны. Наша сила – в нашем единстве! А сейчас, пожалуйста, разрешите нам исполнить последнюю на сегодня песню.
Данные слова были встречены разочарованным гулом, хотя выступление группы тянулось уже более полутора часов. Но счастливые, как известно, котлов не наблюдают! Валера выбрался из-за барабанов и ходил вдоль края сцены, уморительно подкладывая под склоненную голову сложенные вместе ладони и недвумысленно намекая, что устал и хочет спать. Потом он любезно протянул одному из слушателей открытую пластиковую бутылку с минералкой. Однако, поклонник, ухвативший ее лишь кончиками пальцев, не удержал емкость и она упала, расплескав содержимое. Юрий отфуболил ее ударом ноги, но на сцене осталась большая лужа. Солнцев и Кондратенко принялись пожимать ладони тем, кто стоял ближе всего. Один наиболее оголтелый фанат не утерпел и, выскочив на сцену, стиснул руку поочередно всем исполнителям и обнялся с Юрой. Когда человек вернулся в толпу, на лице его было написано нечеловеческое счастье – он, может быть, давно уже ждал момента прикоснуться к кумиру!
Музыканты откланялись и удалились. Народ начал скандировать: «Вер-ни-тесь!!!» и громко стучать руками по краю сцены. Вмешался стражник, отгоняя от края особо ръяных. К счастью, «Черный понедельник» не заставил себя ждать, а публику - излишне волноваться. Первыми вернулись Мунтасаров и Кондратенко, заигравшие красивую джазовую импровизацию, потом к ним присоединились и остальные инструменталисты. Тут уж слушателям окончательно стало ясно, что новый состав группы если и уступает в мастерстве предыдущему, то совсем незначительно. В процессе игры музыканты приветливо улыбались залу; даже хмурый Мунтасаров, оторвав взгляд от своих клавиш, внимательно озирал публику.
Сам Солнцев во время этой импровизации стоял поодаль, опершись на динамик, и задумчиво слушал. После, он занял свое законное место в центре сцены. Кондратенко ударил по струнам и в зал полились резкие звуки сминающего электрического блюза - Юра затянул: «Я крохотный мышонок, ушки ни макушке, отважный расхититель хозяйского зерна…» Сложные инструментальные пассажи оказались отыграны настолько чисто, что иногда могло показаться, что слушаешь фонограмму. Именно в этот момент единение исполнителей и зала достигло максимальной точки. Все слова пропевались в едином порыве и десятки воздетых рук качались в такт песне. Когда смолкли последние ноты, наступил напряженный миг ожидания - что-то прозвучит сейчас? Все понимали, что это последний шанс услышать какую-то свою любимую композицию, не игравшуюся еще в этот вечер. Кто-то выкрикнул:
-Даешь «Песнь искателей»»!
Солнцев, однако, не повел и ухом. «Песнь» была припасена для самого конца шоу, время которому еще не наступило – они планировали отыграть «на бис» не менее четырех вещей. Пока же Юрий начал абсолютно новый опус, который сочинили и отрепетировали буквально на днях – «Полет нетопыря». Поскольку «композа» была для народа абсолютно незнакомая, смысл текста в звуковой каше уловили немногие: что-то про маньяка, который, пока трезв - сама доброта, а напившись - режет людей. Увлеченный пением, Юра запрокинул голову, почти прижимаясь к микрофону подбородком. В какой-то момент он издал столь мощный скриминг, что у слушателей заложило барабанные перепонки. Поди, потом долго станет звенеть в ушах на свежем воздухе! Наступило время гитарного соло – и снова Кондратенко постарался на славу! Чтобы не оттягивать от Саши даже доли всецело заслуженного им в этот вечер зрительского внимания, Солнцев отошел в уголок сцены. Жги, чувак, наслаждайся - сегодня ты просто великолепен! Все вы офигенны! – ликовала Юрина душа. Пребывая во всецело эйфорических чувствах, он выдал импровизированное танцевальное «па», запнувшись ногами о какой-то провод. И тут...
Это случилось резко и убийственно – Солнцева словно молния поджарила. Он даже не успел испугаться, вообще не успел ничего ощутить. Сознание моментально пропало: будто кто-то резко вытащил штепсель из розетки. Окружающие видели, как его тело в одно мгновение отлетело на несколько метров и безжизненно распростерлось, накрыв собою опрокинутый микрофон. Разнесся отчетливый запах паленого. Вопли фанатов слились в один общий страшный стон. Исполнители с разинутыми ртами застыли от шока и неожиданности, словно обращенные в соляные столпы родственники Лота. Музыка разом стихла.
-«Скорую», срочно вызывайте «скорую»! – завопил кто-то, совершенно забыв о собственном мобильнике в кармане.
Первым какие-то осмысленные действия предпринял Кайгородов. Выскочив из-за своей установки, он опустился рядом с телом на колени, напряженно стараясь не поддаться бушующей вокруг панике и пытаясь припомнить правила обращения с потерявшим сознание человеком. Боже, боже, ведь совсем недавно на права сдавал, ходил на курсы оказания первой помощи…
Долго ли Юра пребывал в выключенном состоянии, осталось ему неведомо. Для него черная вспыщка, в которой схлопнулась реальность, и момент «обратного включения» слились почти воедино. Когда восприятие вернулось, он обнаружил, что кто-то грубо волочит его по длинному, нескончаемому коридору; при этом, голова Солнцева бессильно свесилась, а ноги тянулись по полу. Во всех членах ощущалось опустошающее бессилие – он не мог поднять даже лица. Больше всего хотелось лечь на спину и пребывать в состоянии покоя как можно дольше.
–Куда вы меня тащите! – заорал Юрий… вернее, ему показалось, что заорал. На самом деле, его шепот был тише комариного писка.
Когда у него, наконец, получилось возвысить взгляд, оказалось, что волокут его, против ожидания, не приятели-музыканты, а два каких-то абсолютно незнакомых субъекта, выряженных в серую униформу. Солнцев задергался, пытаясь вырваться – но эта задача была выше его нынешних сил. Его трепыхания привели лишь к тому, что один из субъектов легко наподдал Юре по шее: не балуй, мол…
Впереди показались двери – деревянные, перетянутые аллюминиевыми полосками. Их, недолго думая, распахнули солнцевской головой. За дверями оказалось открытое пространство: вечер, полумрак, бетонная пристань, нависшая над чернильным водоемом. Противоположного берега не просматривалось.
«Неужели сейчас меня станут топить?!»
Один из похитителей встряхнул Юру, приподнял его так, чтобы глаза рок-н-ролльщика оказались рядом с его зенками – похожими на две бездонные ямы. Прорычал:
-А скажи-ка ты, сынку, доводилось ли тебе в детстве посещать тир?
Солнцев лишь непонимающе замычал. Не удовлетворенный таким ответом громила еще сильнее потряс Юрия и переспросил:
-Так неужели тебе незнакомо чувство азарта, возникающее, когда хозяин тира вручает пневматику, пахнущую свежим маслом? Когда ты начинаешь целиться в разноцветную мишень? Что? Нет? Но хотя бы в дартс ты играл? Любой нормальный мальчишка играет в дартс! Вот бы поближе к центру попасть, только не в «молоко»!
«Неужто сейчас меня поставят вместо мишени и станут на спор расстреливать, или закидывать дротиками?» После случившейся встряски он бы уже ничему не удивился… Но злыдень лишь расхохотался:
-Что за интерес ставить человека заместо мишени, ты сам подумай? Кто только этого не делал! Нет, служить мишенью, это скучно, пошло, неоригинально… Каждый из нас и так этим занимается большую часть жизни. Есть более подходящий способ развлечься!
-Какой? – леденяя, спросил Солнцев.
–Не мишенью побыть, а пулей, стрелой, метко летящей в цель! Как тебе такое, а? Сейчас мы тебя познакомим с нашей «птичкой»!
Пленника с хохотом развернули и он увидел большое сооружение, установленное у края пристани. Будучи человеком сугубо невоенным, Юра мало разбирался в милитаристкой технике. Однако, стоящая перед ними махина капля в каплю напоминала ракетную установку, которой на самом деле и являлась. С длинной серебристой авторучкой ракеты, зависшей в полугоризонтальном положении и полностью готовой к старту.
Непонятные субъекты, имена которых так и остались для Солнцева вовеки сокрытыми, подвели его прямо под ракету, оказавшуюся всего в полуметре над их головами. Один из верзил, неразговорчивый, крепко трахнул Юрия кулачищем по темечку. Тот, еще не отшедший от удара электричеством на сцене, рухнул на колени так быстро, словно ему подрезали жилы. Болтливый же конвоир добыл откуда-то странный предмет одежды, наподобие очень прочного жилета, с болтающимися сзади длинными лямками. Смирительная рубашка?! Они споро напялили на окончательно офонаревшего Солнцева эту вещь, после чего молчун вскарабкался по окружавшим ракету ажурным конструкциям до самого ее корпуса. Свесившись, он начал хватать жилетные лямки, подаваемые длинноруким напарником и споро продевать их в металлические кольца, сделанные в теле летуньи. Затем одним геркулесовым движением подтянул тшедушного Юрия вверх и тот завис прямо под ракетой, беспомощно болтая ногами. До него начало доходить.
-Не надо! Пожалуйста, отпустите! – взмолился он. Но его мольбы, разумеется, не дали эффекта. Лиходеи лишь рассмеялись.
–Что за сопли, ты же у нас крутой рокер, любитель экстремального образа жизни? Неужели ты что-то имеешь против дозы адреналинчика?
Мучители резко отпрыгнули в стороны, молчальник извлек из кармана устройство с кнопкой. Солнцев в ужасе зажмурился. А в следующий миг его распластало спиной о жесткий корпус ракеты, когда она резко снялась и понеслась в ночной темноте.
Какими выражениями – ругательными или восхищенными - описать этот невообразимый полет? Большая металлическая стрела рассекала воздух с весьма приличной скоростью, и Юра почти не успевал хватать кислород ртом. Воздушные кинжалы секли по его телу, а жуткий холод сковывал члены. Когда Солнцев убедился, что еще жив, а «птичка» пока не встретилась ни с каким твердым препятствием, несчастный решился поднять веки. Оказалось, что он мчится в паре десятков метров над водной поверхностью и волны взблескивают под падающими на них рассеянными красноватыми лучами непонятного происхождения. Солнцев, невзирая на бьющий наотмашь атмосферный поток, рискнул посмотреть вперед – там ничего пока не просматривалось.
Сколько у него остается времени до того, как ракета куда-то врежется? Надо попытаться выкрутиться! Увы, Солнцева так крепко прижало к неодушевленной летунье, что он почти не мог двигать руками. Попытки ухватиться за веревки, которыми он был привязан к ракете, успехом не увенчались. Постаравшись хоть мало-мальски обуздать свой страх силой воли, Юрий начал ощупывать сам жилет, который на него натянули двое садистов на берегу. Скоро удалось обнаружить в его передней части ряд массивных пуговиц – сверху донизу. Стоит только расстегнуть их, и он свободен!
И завязалось остервенелое сражение за жизнь. Пуговицы с трудом поддавались, а паника заставляла хвататься то за одну, то за другую. Казалось, коварные демоны, сотканные из обретшего плоть воздуха, все время пытаются отбросить его руки, не давая им довести дело до конца. Голиафическими усилиями Солнцев все же справился с верхней кнопкой и это на несколько минут его обессилело. Костнеющими пальцами взялся за вторую. Поглощенный борьбою, он сначала не обратил внимания на то, как вокруг начало постепенно светлеть. Где-то спереди всходило алое светило, но Юре было не до него. Еще минут пятнадцать изнурительного труда – и он одолел еще две пуговицы. Оставалось три.
Случайно подняв глаза, он обнаружил впереди быстро увеличивавшуюся в объемах темную массу. Остров вставал в туманной дымке, немаленький клочок тверди, брошенный, словно коровья лепешка, в водный простор. Высокий, увенчанный острыми скалистыми шпилями, окруженный темно-красными пляжами. Очень скоро стало понятно, что «пташка» направляется прямо к этой земле.
В какую-то минуту воздушный экипаж даже заложил небольшой вираж, дабы скорректировать курс, и Юра осознал конечную точку его маршрута: гигантская гранитная стена, служащая основанием плато, поросшему густым лесом. Обострившийся страх вдохнул в измученное тело новые силы, и Солнцев заработал пальцами вдвое быстрее. Четвертая, пятая… Юрий висел под ракетой, удерживаемый одной-единственной пуговицей в районе пояса и верхняя часть его туловища уже практически вылезла из проклятого жилета. Как назло, последняя сволочная пуговка никак не желала поддаваться – и в отчаянии Юра принялся крутить ее и рвать. Каменная стена нарастала, закрывая горизонт, отгораживая Солнцева от всего остального мира, угрожая стать его могильной плитой. Он уже мог видеть трещины, избороздившие каменную поверхность. Все ближе, ближе, ближе… Ближе!
–Да отпусти же, сволочь! – возопил он, дергая негодяйскую пуговицу и она… вдруг оторвалась. Жилет распахнулся, и Солнцев низринулся в воду с десятиметровой высоты, подобно растерявшему крылья Икару. Море приняло обалдевшего музыканта, закружив его в водовороте прозрачных пузырьков. Он был по-прежнему облачен в полный сценический прикид – сапоги, кожаные штаны, футболка с надписью Heaven & Hell, проклепанная куртка. Все это добро могло бы веригами утащить Юру на дно, но тут вмешалась счастливая случайность, подсунувшая ему мелководье – глубина здесь была не больше двух метров. С шумом вырвавшись на поверхность, словно дельфин, Солнцев устремился к острову. Под ноги скоро легло полого поднимавшееся песчаное дно, и Юра побрел по нему в сторону берега, до которого оставалось уже совсем немного.

Отличный стиль, владение словом, грамотно, и...настолько скучно, настолько не интересно, что начинаешь впадать в сон после нескольких абзацев. Нагромождение красивостей, вылизанных, стилистически выверенных предложений, этакий ворох цветов, под которым жалобно попискивает задавленный сюжет.
Я бы такую книгу не взял, это точно. И читать бы не стал.
Увы, это тот случай, когда не спасает ни стилистика, ни отличное знание русского языка. На мой взгляд, типичный случай. Такие книги почему-то называют неформатом - видимо чтобы не обидеть автора.

Тоже не захватило. Какая-то фельетонность присутствует, жизнь отсутствует. И вовсе незачем детально описывать все. Юмористическое восприятие текста автором навязывается, но не смешно, потому что юмор - это колдовство, тут колдовать надо, а не упрашивать читателя посменяться вместе с вами.
А так-то грамотно, видно, что работали над текстом, старались. Даже и не знаю, каким советом помочь.

*** Вот умница, Мишка) Все правильно сказал и, главное, не обидно)