аннотация
Долго, почти триста лет скитался по мирам и измерениям Иван – наемный убийца, сын демона, проклятый и изгнанный с Земли собственной матерью. Искал всего лишь покоя, но вместо покоя нашёл много врагов и каторгу планетарного масштаба, чудовищную настолько, что на ней вне закона даже сама смерть.
Незнакомец устраивает Ивану побег – единственный за всю историю гиблого рудника. Заказ заурядный: «убрать главного», место: Земля.
«Вставай, мужик, не время спать!
Пришла пора повоевать!
Пока ты спал, твою страну
Враг отымел во всю длину…»
(автор)
«Значит, каждый, в ком совесть поныне чиста, – вне закона, вне закона!»
(Сергей Трофимов)
Планета «Фикса».
(Федеральная исправительная колония сверхособого режима категории «Аз воздам»)
Год неизвестен.
Мясо было не просто испорченным, оно было тухлым, человек не мог есть такую дрянь – это противоречило здравому смыслу! И, тем не менее, ел. На самом подходе к транспортеру, под грохот каменоломни и улюлюканье зрителей, один каторжник поедал другого…
Сам такой же, как жертва: ободранный, опухший, при каждом жевке из левого глаза постреливает сукровица, из ран вместе с кровью сочится гной. Левой культёй едва шевелит, здоровой правой рукой так и снует – то с камнем в кулаке, то с мясом, добывая куски пожирнее да посочнее. И жует, перемалывает слизистую дрянь такой же гнилой пастью, торопливо, словно боится опоздать.
Жертва дергается, сучит переломанными руками-ногами, но придавленная коленом и с каменным осколком в голове не может вырваться. Пузырит бурой, почти черной пеной на изорванных губах, брызжет утробными соками, и в немой мольбе пучит глаза прямо на Ивана. А тот смотрит в ответ усталым взглядом и не спешит помогать – сам с трудом подавляет невыносимый чудовищный голод.
Вертухаи подначивают, кричат в экстазе, но слова скрадывает гомоном – общей жуткой какофонией. Сами закованы в броню вакуумных скафандров, настолько прочную, что не пробить железным кайлом. В руках – плети, хлещут ими направо и налево без разбора, оставляя в нагих телах глубокие рубцы. Невыносимый жар тут же запекает бурые подтеки, но ядовитые испарения разъедают уже изнутри, и рубцы на глазах раздаются вширь, обнажая давным-давно протухшее мясо.
Ожил ошейник, Иван ощутил укол под затылок – впрыснули очередную дозу энергетика, сразу прошла по телу жаркая волна, обожгла на пути каждую жилочку, каждый нерв и каждую клеточку. Притупилось внимание, пропал интерес к жуткому зрелищу, в голове словно взорвалась большая бомба, опустошив рассудок – мысли разбежались по закоулкам, сгинули мечты, глаза слепо уставились в камень, дробящийся медленно, но верно от ударов громоздкого кайла, ставшего вдруг таким легким и маневренным…
Будто издалека ритмично – в такт движениям – ухало пространство, невероятным образом упорядочивая хаос. Все становилось таким правильным и значительным: вдох – замах, выдох – удар. И так – до бесконечности, пока не надоест. Но не надоест – ведь это так красиво, что даже усталость не мешает, да чего там усталость! Даже боль не портит радости от загляденья, как споро и эффектно дробится камень! Камень – здесь самое главное. Их здесь много – и мелких и крупных, и даже – гигантских! Здесь все каменное…
Иван отдыхал, прислонившись к земляному бугорку. Из-за облаков выглядывало солнце, припекая лысину. Было душно, но ветерок обдувал, принося с собой цветочные ароматы, шумя зарослями бурьяна и причудливо кружа белыми невесомыми пушинками. Недалеко темнела лесная опушка. Казалось, стоит только войти в чащу – и услышишь мамин голос, зовущий к обеду. Обернешься на него – и увидишь усадьбу, в которой провел детство. И окажется, что не было никакой Фиксы, никаких чужих миров, никакого проклятия. Что еще не наступил и уже никогда не наступит тот день, в который Иван навсегда лишил себя детства, дома, друзей, мамы…
Но Иван не спешил идти, знал – это просто мечты. Ничего уже не изменить. Надо радоваться тому, что есть. Здесь и сейчас.
Еще вчера он и подумать не мог, что будет так запросто лежать, дышать чистым воздухом и любоваться незатейливым, но милым сердцу пейзажем, о чем так долго грезил и во сне и наяву. Почти триста лет мотало его – наемного убийцу по чужим мирам и их измерениям. А потом была Фикса, где время не имеет значения, где все подчинено иным законам и исчисляется другими мерами. Иван помнил семь сезонов, если считать по пробуждениям, когда из регенерационного бассейна их – обреченных, целыми потоками выплевывало в отстойники, чтобы позже вернуть в шахты, в каменоломни, в знойные пыльные каньоны – туда, где не место разумному человеку, способному помнить.
Иван помнил все и понимал, что придется свыкнуться с этой памятью. Жить с нею и в горе и в радости. Даже сейчас, лежа здесь и радуясь свободе, знать, что там – в гиблых рудниках еще ходят полумертвые заживо гниющие люди-нелюди. Скованные одной цепью и сметенные под одну гребенку насильники, растлители, убийцы, отпетые уголовники и просто ошибки слепой Фемиды. Ходят и источают вокруг себя жуткую вонь, от вечного голода способную пробудить друг в друге каннибалический аппетит. Ободранные, обглоданные, покалеченные – продолжают размахивать тяжеленными кайлами, крушащими все на своем ходу, даже собратьев-каторжан, подвернувшихся под костоломное железо. Там, где людоедство – не порок, а развлечение для вертухаев, натравливающих каторжан брат на брата. Где нельзя по-настоящему умереть, благодаря воздействию некро-полей, дарующих жизнь полуразложившимся трупам, из-за которых нельзя отключиться даже от ярой боли. Боль – она там сильна как нигде и никогда, но вместе с тем бессильна!
Здесь он не чувствовал боли. Здесь было хорошо и спокойно. Здесь Иван ощущал себя прежним: вечно молодым, здоровым, полным сил. Было не важно, где находится это «здесь». Пейзаж походил на земной – наполовину забытый, наполовину выдуманный – такой, каким он представлялся все эти годы и даже века. Значит, удалось! Каким-то чудом, но вырваться, наконец, из адского плена! Значит, есть, чему радоваться. Так рассуждал Иван, задумчиво пережевывая кислый сочный стебелек и поглядывая на заветную опушку, все сильнее зовущую к себе шелестом могучих крон. Как будто исполинские деревья шептали ему: «мы здесь, мы ждем, иди же к нам»…
Только ему… Но рядом был кто-то еще – он стоял за спиной. Его тень только что легла под бугорок, хотя Иван мог поклясться, что мгновение назад был здесь один и даже шагов чужих не слышал. От неожиданности, он машинально напрягся, но прежде, чем успел среагировать, гость сам вышел на вид.
– Красота… – протянул он и уселся рядом. Коротко представился. – Аристарх.
Иван окончательно успокоился, когда разглядел его и нашел, что перед ним – старик: бородатый, седовласый, в белоснежной рясе с крупным золотым крестом на груди. Иван не верил, что от таких гостей могут быть неприятности, и тоже приподнялся, подобрался, удобнее устраиваясь на бугорке. На всякий случай немного отодвинулся – кто его знает.
– Священник? – осведомился Иван.
– Настоятель, – поправил Аристарх. – Тут неподалеку монастырь стоит, разве не знал?
– Я с другой стороны пришел, – солгал Иван, не желая сознаваться, что не знает, как здесь очутился.
Настоятель усмехнулся, но по-доброму, без ехидства, мол, ну-ну, знаем мы такие стороны.
Иван предпочел не реагировать – мало ли у людей своих тайн.
– А величать тебя случайно не Иваном?
– Иваном, – согласился он, совершенно не заботясь о том, что кто-то ранее незнакомый может знать его имя.
Помолчали, словно на этом вроде бы все и выяснилось. Иван хотел было подняться, пойти, наконец, к лесу, да и просто погулять по травяному полю, подышать чистым сладким воздухом, полюбоваться живописной природой. Но гость опередил – повернулся лицом, пронзил таким взглядом, что мурашки пробежали. И попросил:
– Посиди со мной, все равно ведь некуда тебе спешить.
Иван оторопело кивнул.
– Вот и хорошо, – взгляд Аристарха смягчился, на лице заиграла улыбка.
Иван смотрел и думал: нет, не может человек, обремененный мирскими тяготами, так улыбаться! И губами, и глазами, и всем лицом – чисто, добро, располагающе. И глаза необыкновенные – серые, но ясные, словно не старик перед ним, а юноша, но серьезный и целеустремленный. И знающий. Знающий наверняка многое такое, о чем не должен знать смертный человек.
– Куда направляешься? – настоятель отвернулся, и Иван ощутил странное облегчение, словно вынули из ребер застрявший там ржавый гвоздь.
– Домой, – вздохнул он.
– Это правильно, – согласился старец. – А дом-то где?
Прежде чем ответить Иван выплюнул изжеванный стебелек и потянулся за новым.
Взор затуманился, из немыслимых бездн памяти всплыла перед глазами деревушка посреди таежного угодья – маленькая уютная с тесными улочками-дорогами, прокатанными прямо в породе и черными от непогоды заборами из косо сбитых досок. Усадьба вплотную к лесу с высокой калиткой – в два роста для семилетнего мальчугана. Мама – добрая, ласковая, с тревожными глазами и шершавыми руками, обветренными и огрубевшими на далеко не женских работах. Отец, которого Иван никогда не видел, но по материным словам знал, как настоящего героя никому не известной войны и… почему-то заклятого врага всему живому на Земле и потому вынужденного скрываться в иных мирах. Дядя Федя по соседству, способный и конфетами угостить, и по шее надавать, если поймает в палисаднике, где малина росла ароматная, какой больше нигде не встречалось. Колька – друг, однокашник, побратим и подельник по малинному палисаднику, чьи косточки давным-давно уже сгнили…
– Далеко, – проронил Иван.
– Плохо тебя врать учили, – улыбнулся Аристарх. – Не хуже меня знаешь, что дома у тебя больше нет. А тот, что был, давно сожгли дотла, пока мотался ты по бескрайнему Мирозданию.
Иван покосился на старика, хотел возмутиться, обругать, чтоб не говорил чепухи, чтоб не марал светлую память грязными словами! Но посмотрел в его необыкновенные глаза и передумал. Прав старик – во всем прав!
Отведя стебелек, посмотрел на него, словно ища поддержку в соломинке. И только вздохнул.
– Злишься, – донимал настоятель. – То-то же. А вот не будь таким настырным и дом бы твой стоял до сих пор, и мать бы сам похоронил, а не добрые соседи, как ведьму – пеплом по ветру. Друг бы твой еще долго жил и умер от старости, не втяни ты его в дела свои темные. Сам бы женился, наследников растил…
– Хватит! – сорвался Иван, затряслись руки, комкая стебелек. – Я все понял. Говори, что тебе нужно?
– Мне? – удивился Аристарх. Это удивление подействовало на Ивана как ушат ледяной воды – охладило, утихомирило. Настоятель подождал немного и добавил. – Мне ничего не нужно, у меня и так все есть, – кивнул за бугорок, мол, сам погляди.
Иван не поленился…
Посреди громадного поля километрах в десяти от них стоял настоящий дворец! Величественный и прекрасный! Центральная башня высилась до самого неба, рассекая шпилем неторопливые вереницы облаков…
Иван моргнул не в силах терпеть яркое сияние величавых строений, точно вылитых из золота и усыпанных драгоценными камнями. Отвернулся.
– Убедился? – настоятель перестал улыбаться.
Дворец впечатлял, но на самом деле Иван видел настоящую красоту не в украшениях, какими бы грандиозными и искусными они ни были, а в чистом небе, широком поле, тенистой чаще и пушинках, что до сих пор витали по воздуху, будто снежинки из далекого детства, неподвластные ни жаре, ни здравому смыслу.
– Мне все равно, говори, что хотел и прощай.
Аристарх разочарованно вздохнул, в голосе прорезалось сочувствие:
– Эх… Ваня, Ваня… Ведь говорили умные люди – не твоя это война, не суй свой нос в чужие проблемы, не лезь по доброй воле в пекло! Ничего ты не понял, как был дураком, так и остался. Вот и погубили тебя…
– Хватит, – спокойнее повторил Иван. – Незачем прошлое ворошить.
– Ладно, – неожиданно легко согласился Аристарх. – Раз сам не хочешь, дело твое. Ты мне вот что объясни: как же так получается, что боевого офицера элитного подразделения, ветерана десятков войн, в конце концов, дерзкого и неуловимого наемника сумели удержать на какой-то каторге?
– Меня подставили, – отрапортовал Иван заученной бессмысленной фразой.
– И опять ты меня не понял, – настоятель покачал головой. – Я не спрашиваю, как упекли – это любому глупцу понятно. Я спрашиваю: как до сих пор удерживают в кандалах такого страшного человека как ты?
Иван встрепенулся:
– Удерживают?! – изумился он, но, напоровшись на взор старика, казалось, направленного прямо в душу, оборвал себя на полуслове. Пораскинул мозгами и спросил. – Разве у меня есть выбор?
– Не тот случай, Ваня… Выбора нет. Да чего я перед тобой распинаюсь – ты ведь и сам все знаешь!
Иван поник головой. Он готов был признаться, что сдался, смирился с судьбой, но вместо этого спросил устало:
– Предлагаешь сбежать?
Аристарх промолчал. Сгорбился, разглядывая что-то у себя под ногами и, судя по всему, потерял к Ивану всякий интерес.
Тогда Иван окончательно созрел – больше вопросов не будет. Не будет ответов. И никакого Аристарха – настоятеля несуществующего монастыря в воображаемом мире – нет. Это совесть! Она снова нашла его! Даже здесь – на Фиксе, пока сознание спит, а тело проходит очередную регенерацию. И весь этот пейзаж – всего лишь картинка из его свихнувшейся памяти – картинка, оживленная чудовищными силами проклятой планеты-каторги!
Подумал об этом и пожалел, а ведь мог еще полежать, посидеть, мог побродить по бескрайним просторам – таким родным и приятным на глаз, что покидать эти сказочные края было больно – больнее, чем шевелить израненным прогнившим телом…
Они все видели, все слышали, все понимали, но не могли двигаться самостоятельно, без команды. Импульсы поступали через ошейники напрямую в спинной мозг, парализуя, подавляя всякое сопротивление. Дармовая, бессчетно возобновляемая рабочая сила. Регенерационный бульон восстанавливал даже мозговые ткани, омолаживал плоть, реконструировал кости, заново отращивал утерянные конечности и органы. Кормить-поить не требовалось – умереть не позволяло действие некро-полей, для которых не существовало преград. Излучение поступало непрерывно и, благодаря орбитальным ретрансляторам, буквально пронизывало планету. Бывало, вертухаи устраивали между каторжниками игрища под конец сезона – турниры на выживание, победителю перепадало отведать менее удачливым собратом, но это ерунда – развлечение. А с другой стороны – довольно прибыльный тотализатор…
Это хорошо, это здорово придумано, – размышлял начальник смены, стоя у бортика на командном выступе и глядя вниз – на дно отстойника.
Внизу копошились поводыри. Бродили по ковру поблескивающих тел, пинали для профилактики тяжелыми ступами минискафов и поочередно сцепляли узников кандалами с кевларовой цепью – каждый набирал по десятку. С точки зрения безопасности мера была излишней – сбежать отсюда при всем желании невозможно. Шесть километров каменистой породы до поверхности; лифты закодированы на опознание по ДНК; орбитальные станции слежения кружат по всей сфере без перерывов; встроенные маячки в ошейниках; в конце концов, непробиваемая броня и шоковые кнуты надзирателей. Да и управление каторжниками происходило на том же энергетическом уровне. Но инструкции соблюдались строго. Попробуй только нарушить какой-нибудь смешной на первый взгляд пункт – и прощай семикратный оклад, утроенный рацион, регулярный межсезонный отпуск на курорте федерального уровня, и другие льготы специфических условий труда. Благо – оно и есть благо, пренебрегать им глупо, расточительно и просто нелепо.
Капитан следил за четко отлаженным процессом, принимал редкие распоряжения сверху – из координационного центра – и передавал подчиненным. Даже связки надрывать не приходилось – разговорные передатчики еще в позапрошлом сезоне заменили на более удобную мнемосвязь. Представил в уме заученную комбинацию символов – и спокойно обменивайся мыслями.
Скопление на каменном полу постепенно рассасывалось, отстойник освобождался для новой смены. Надзиратели поочередно поднимали свои десятки и уводили в автоматизированный распределитель. Осталась только одна группа – поводырь отчего-то мешкал. Стоял и молча пялился под ноги.
Начальник связался с подчиненным:
«Докладывай» – потребовал.
«Чертовщина какая-то…» – ответил рядовой.
Капитан глубоко вздохнул, ощущая холодок на коже – подключилась внутренняя вентиляция, выдувая испарину за пределы скафандра.
«Чертовщина, говоришь… Забыл, как старшему по званию отвечать?»
По мнемосвязи отлично передавалась тональность внутреннего голоса, чем грех было не воспользоваться. Капитан вложил в слова не столько вопрос, сколько упрек.
Подчиненный, убедившись, что на него смотрят, развел руками:
«Ничего не понимаю, капитан, взгляните сами»
Начальник чертыхнулся и двинулся к подъемнику. Оттуда сначала взглянул на потолок, весь покрытый трещинами и буграми – бывало, срывались комья породы, да такие, что сразу всмятку. Вспомнил, что на нем скаф, хоть и маркированный как «мини», но, благодаря назначению, прочнее армейского, и приказал платформе спуститься.
Снизу помещение казалось громадным, не меньше звездолетного ангара на какой-нибудь захудалой межпланетной базе. Яркое нижнее освещение делало его бескрайним – лучи спектрально отражались от стен, отчего те будто раздвигались, а если на них не смотреть, то и вовсе исчезали.
Рядовой виновато ждал, теребя в руках цилиндр с кандалами – на краешке остался один экземпляр, остальные уже тянулись цепью по штабелям девяти окованных. У ног – тело, неподвижное, как ему и положено. Начальник подошел к подчиненному, и тот отступил.
«Вот, – кивнул он, – чертовщина. Или… датчики врут»
Тело лежало лицом вверх, глаза открыты, но какие-то они странные… неосмысленные, словно не человек – не живой, хоть и много раз воскрешенный каторжник, а кукла.
Капитан отвернулся – он уже знал, что делать, и оттого был зол на весь белый свет. Рявкнул:
«Чего встал?! Пошел вон!»
Рядовой встрепенулся, буркнул про недостачу, но опомнился, отцепил лишнюю пару кандалов, пристроил цилиндр в захват на рукаве и, подняв ущербную группу, направил на выход. Когда отстойник опустел, начальник присел на корточки у изголовья странного человека, оглядел с головы до пят.
Надо проверить, убедиться…
На запрос данных сервер вернул фатальную ошибку. Датчики ошейника утверждали, что такого человека здесь быть не может, потому что его здесь просто-напросто нет, никогда не было и вряд ли когда-нибудь будет, и отказывались пропускать сигналы.
Время пришло! – понял он.
Посидел немного, приходя в себя, свыкаясь с мыслью, что должен – просто обязан – сделать самую большую глупость в жизни. Потом снял перчатку, сложил шлем в воротник и отер со лба испарину. В нос ударила жуткая кислая вонь – дышать стало невыносимо. Но это быстро прошло, через несколько секунд капитан уже не чувствовал ни ядовитых примесей, ни жжения в легких. Это было грубым нарушением устава. За такое понижали в звании и изолировали в карантине. Но капитан знал, на что шел – у него не было выбора.
Страх, обреченность и решимость – все смешалось в затравленном взоре. Раньше он смотрел на каторжников с одним чувством – превосходством. Мол, вот вам, гады, суки, твари дрожащие! Вот вам! Думали, нет управы на вас, а зря! Копошитесь, извивайтесь, молитесь своему злому богу, да хоть самому дьяволу! А сегодня вы здесь и это ваш конец, это ваше последнее пристанище в этом мире, и здесь вы получите сполна за все! Здесь, а не где-нибудь в сказочном аду вам воздадут по заслугам! Здесь…
Но теперь все рухнуло. Разом. И навсегда…
Какая жуткая ирония судьбы! Отсюда невозможно сбежать – это правда… но можно обменять свою жизнь на чужую. Даже здесь, где нет и быть не может прямых лазеек, обязательно найдется кривая…
Капитан еще раз отер лоб, поглядел на крупные капельки в ладони и решительно поднялся, попутно приказывая минискафу полное разоблачение.
Пора! Сейчас или никогда…
Поблизости не было сервоманипуляторов, отделяющиеся части сыпались прямо на пол, порождая звенящее эхо. Капитан вышел из окружения бесполезных теперь железяк голышом и присел там же – у изголовья странного человека. Коснулся большим пальцем сенсорной планки ошейника. Щелкнул автоматический замок, ошейник остался в руке капитана. Тело каторжника тут же выгнулось чуть ли не колесом и, упав обратно, затряслось. Капитан отделил от своего виска пуговку мнемопередатчика и прилепил ее каторжнику.
Вот и все…
Вжавшись в уголок, он терпеливо ждал, от нервного напряжения и холода барабаня пальцами по голеням. Каторжник то скрючивался, то растягивался, то вертелся кубарем – нелегко давалось настоящее воскрешение. Вскоре он затих и спустя мгновение тяжело поднялся. Шумно вздохнул и сразу закашлялся, судорожно, словно тысячу лет не дышал и заново привыкал к этому нехитрому рефлексу.
Капитан уже не мог спокойно смотреть на такое святотатство. Уткнулся лицом в холодные колени и только слушал, как лязгают сервоприводы надеваемого скафандра и как потом топают его тяжелые ступы прямо к нему…
Конец!
Он уже воочию представил, как тянутся к нему металлические перчатки, чтобы схватить, приподнять и ударом о стену размозжить голову…
– Эй, ты как? Живой? – глухо прорычали динамики вблизи.
– Не твое дело, – от неожиданности огрызнулся капитан.
Теперь уже бывший капитан, бывший начальник смены, а ныне такой же узник этой чертовой планеты-каторги, будь она проклята во веки веков! Изо всех сил сдерживаясь, чтобы не сорваться, не опозориться окончательно перед этой тварью в скафандре, так и не подняв лица, процедил сквозь зубы:
– Маршрут в навигаторе, коды доступа в памяти, у тебя четыре минуты…
– Спасибо! – неожиданно по-доброму отозвался каторжник.
– Издеваешься?! – вспылил капитан, вскинув голову с перекошенным лицом.
Злость бурлила в венах, с кровью разгоняя по организму смертоносные яды, но страх был сильнее. Страх не перед этим полутрупом, пусть и способным сейчас переломать ему хребет одним ударом бронированной перчатки, а перед теми, кто взял в заложники его жену с сыном. Он прекрасно осознавал, какие нужны связи и ресурсы, чтобы вычислить, разыскать и захватить родню человека, служащего на Фиксе. А потом вот так – в легкую диктовать условия, не боясь ни черта, ни федеральной службы безопасности.
Капитан устал гадать – сдержат эти твари обещание освободить его семью или нет. Он больше не верил словам. Так и сидел, сжавшись в дрожащий ком. Наблюдал, как удаляется каторжник, покидая, казалось бы, свое последнее пристанище. Как возносится на подъемнике в мир, который с таким трудом избавился от него, а теперь вынужден принять обратно.
Взгляд переметнулся на потолок, покрытый буграми и трещинами – как назло сегодня с него сыпалась только пыль – едкая, убивающая медленно и болезненно.
И все-таки спасибо вспыльчивому вертухаю с капитанскими напайками, не будь скафандра – Иван не уложился бы в три с половиной минуты, а то и вовсе бы не дошел. Маршрут вел через служебный коридор прямиком в отводной канал с кислотными ручейками, а затем петлял по заброшенным гротам в голой породе. Два раза пришлось карабкаться по отвесным скалам и трижды прыгать с убийственной высоты. Иван выложился весь, но отыграл полминуты на отдых. Пещера заканчивалась тупиком, но он не унывал, понимая, что такие дела не делаются просто так. Когда время вышло, перед ним развернулся обычный сквозной портал. Метров на триста – определил по скорости гипнотического круговорота, узковатый – в скафандре не протиснуться. Глупо было расставаться с броней, мощью и чистым воздухом, но останавливаться на полпути было бы глупее, и Иван стал в темпе разоблачаться.
Помня местные порядки – шпиговать маячками все, что можно и нельзя, не оставил при себе даже мнемопередатчик, на всякий случай разбив пуговку о камень. Все равно без скафа – грош ему цена. На все про все хватило считанных секунд, портал за это время сильно побледнел. Что бы ни ждало по ту сторону, а раздумывать было некогда.
Иван прыгал руками вперед, с расчетом на них приземлиться и кувырком подняться. Он готовился ко всему – принять удар, отразить атаку, утонуть, сгореть, разбиться… Но твердо встав на бетонный пол в тесном светлом помещении, лишь на миг ощутил себя здоровым и могучим, а потом ноги подкосились. Руки едва коснулись пола и тоже подломились, лишь немного смягчив падение. Слабость поразила сразу весь организм, и казалось, сердце вот-вот остановится. Стук шагов доносился, словно через грозовую тучу, молниями жаля слуховые нервы. Глаза видели лишь мутный свет, пока прямо перед ними не образовались из тумана черные носы кожаных туфель.
Укола Иван не почувствовал, но когда задергалось левое плечо, понял, что ему сделали инъекцию. Судороги очень быстро охватили все тело, даже голова несколько раз приложилась об пол, но так же быстро прошли. Постепенно прояснялось в глазах, и возвращался нормальный слух. Осталось ощущение, будто сначала огрели дубинкой, а потом топтали сапогами, и вдобавок обливали кипятком.
– Вставай, – потребовали сверху.
Иван подчинился, но подняться удалось не сразу – трудно было держать равновесие. Воздух был холодным и пыльным, но без кислотных примесей, и Иван позволил себе дышать глубже, чтобы быстрее восстановить расшатанный пульс.
– А ты хорош! Не чета другим, – на этот раз почти в лицо заявил человек, оказавшийся на полголовы ниже ростом, и как разглядел Иван – одетым в строгий деловой костюм. Если бы не очки с маленькими круглыми линзами, в которых по едва заметному мерцанию угадывались видеорегистраторы из арсенала ФСБ, его можно было принять за какого-нибудь чиновника среднего звена – на Иванов взгляд они все такие безликие и одинаковые, что легко потерять в толпе. Но если верить бейджику, перед ним стоял некто «Лемешев Карим Зигмундович, ассистент доктора Хель-Сен-Штаймера».
– Были другие? – машинально переспросил Иван, потирая ушибленную скулу.
– Нет, ты первый. На других мы проводили испытания. Из сорока трех выжил только один, но лучше бы не выживал – некро-поле отпустило его дряхлым стариком, представляешь, даже ползать не смог… А когда сравнили их анализы с твоими… Знаешь, мы удивились, – человек изобразил на лице улыбку больше похожую на оскал. – Тогда и поняли, ты – именно тот, кто нам нужен.
– Для чего? – Иван перестал тереть скулу и принялся за шею, ноющую, словно от удавки. На прикосновения кожа отзывалась чесоточным зудом, отчего хотелось разодрать ее до мяса.
– Резонный вопрос, – озаботился человек, с нескрываемым интересом разглядывая Ивана, – но давай не будем торопить события. Всему свое время – как говорят в твоих кругах, верно? Кстати, не советую так делать, – ткнул пальцем в Иванову шею. – Вообще, не притрагивайся к коже, на пластического хирурга у нас времени не будет. Потерпи, раздражение скоро пройдет.
Иван счел доводы разумными и опустил руки, теперь тоже как будто разъедаемые изнутри целым роем мелких паразитов.
– Что мне вкололи?
– Называй, как хочешь. В лаборатории препарат числился под номером семь – это все, что я знаю. Кстати, дарю, – протянул цилиндр размерами и формами с авторучку. – Там еще шесть инъекций, по одной на каждый день. В целом – у тебя неделя. Почувствуешь слабость – коли без раздумий, а то упадешь и больше не встанешь.
Иван молча принял «подарок», но положить его оказалось некуда.
– Одежда там, – подсказал человек, махнув рукой себе за спину, и отошел с пути.
Сверток лежал на ящике в узком проходе, образованном точно такими же ящиками, но выстроенными до самого потолка. Маркировка Ивану ни о чем не говорила, но если судить по габаритам и оцинковке, он догадывался, что в них – руда, приготовленная к транспортировке.
Пока натягивал одежду – такой же строгий черный костюм, «ассистент» собирал оборудование для развертки сквозных порталов, вернее – оно собиралось самостоятельно. Сложная кольцевая конструкция распадалась на отдельные сочленения и складывалась в кейс. Последний раз Иван пользовался такой компактной установкой, когда работал на военную разведку. У каждого ведомства был свой почерк, свои технологии и методы, но чтобы безопасники располагали аппаратурой военных – Иван наблюдал впервые. Обычно эти конторы, хоть и не враждовали открыто, старались не пересекаться, а уж работать в паре – и вовсе не горели желанием. Впрочем, когда это было. Даже кошки порою дружат с собаками… Меньше всего Ивану верилось, что эти легальные структуры станут помогать узнику Фиксы в побеге.
Когда справился с одеждой, перешел к обуви. Туфли сразу не понравились, слишком твердые и тяжелые – в таких долго не побегаешь, если придется. Апофеозом послужил бейджик с надписью «Доктор Хель-Сен-Штаймер».
«Ассистент» не обманул – одевшись, Иван уже почти не чувствовал зуда, только руки и шея немного чесались, да подергивалась правая щека.
– А тебе идет, – то ли пошутил, то ли восхитился «ассистент», укладывая кейс в тот самый ящик, дно которого оказалось двойным.
Иван не ошибся – оборудование в нем маскировалось брикетами с раздробленной в крошку породой.
– Для чего маскарад? – спросил он, пряча «подарок» во внутренний карман с удобной магнитной застежкой.
– Давай по порядку, – «ассистент» сверился с часами. – Чтобы ты знал: через двадцать минут в отстойнике начнется следующая смена, еще через десять-пятнадцать найдут лишний ошейник и голого капитана. Его допросят и проверят – это займет еще минут пять-семь. А нам за это время надо пройти конференц-зал, там сейчас несколько людно, но это лучшее прикрытие, да и путь короче. Потом обеспечить твою встречу с нанимателем. И только после этого, если ты примешь заказ, подняться на поверхность. Готов?
Иван кивнул.
– Тогда идем, – «ассистент» ловко перепрыгнул ящик и заспешил по узеньким проходам в сторону невнятного шума.
Едва оклемавшемуся Ивану пришлось попотеть, чтобы не отстать.
– Итак, – продолжал тот, – сейчас мы выйдем на сортировочную станцию, через нее попадем в машинное отделение – придется побегать. Потом – коридор и, собственно, конференц-зал, там ты главное веди себя естественно: кланяйся в ответ, шути, дамочкам подмигивай, можешь выпить чего-нибудь, и не забывай улыбаться, – посмотрел на Ивана, как раз пытающегося изобразить улыбку и заключил. – Нет, лучше не улыбайся. До зала все видеокамеры под нашим контролем, а в нем тебе лучше не высвечиваться.
– Зачем так сложно?
– Ты как будто не служил в разведке… – на этот раз «ассистент» улыбнулся одними губами, без оскала, но Иван его шутку не оценил. – Ладно, расслабься. Мне этот план тоже не нравится, но другого нет.
Они как раз вышли к станции со стороны погрузчика. «Ассистент» жестом остановил Ивана.
– Теперь слушай внимательно! – перекрикивая шум, который здесь буквально оглушал, он указал Ивану на транспортер. – В конце есть створки, если не успеешь за мной, жди, когда они распахнутся и ныряй. На той стороне я оставил надувную подушку, так что не разобьешься. И… будь добр, постарайся не запачкаться! Как понял?
– Постараюсь!
– Поехали! – «ассистент» с разбегу заскочил на ленту и, опережая ящики, мимо них рванул ввысь.
Иван старался изо всех сил, но все равно за ним не поспевал и был вынужден задержаться, как тот и предсказывал. Потом они молча бегали по машинному отделению, лавируя между деталями безостановочно движущихся механизмов. Иван успел дважды попомнить неизвестного обувного дизайнера далеко не ласковым словом. И под конец через вертикальный лаз в полу пробрались в коридор, где «ассистент» выдал Ивану влажную салфетку с напутствием:
– Оботри голову и руки. Давай быстрее, по графику мы отстаем на четверть минуты.
А когда подошли к дверям – подбодрил, хлопнув по плечу:
– Забавно, не правда ли? Из каземата на бал!
Никаким балом на самом деле не пахло. Зато пахло дорогим парфюмом. А еще в громадном зале было тепло и многолюдно. Кто поодиночке, кто парами, кто целыми группами – народ расхаживал мимо колонн, оборудованных под тип бара с напитками и закусками в кольцевых нишах. С потолка через голографическое небо светило такое же импровизированное солнце. Все четыре стены показывали одну и ту же анимацию – гигантский циферблат, которому, судя по числам, осталось отсчитать одиннадцать часов и двадцать три минуты. На удивление в зале было нисколько не шумно, лишь на грани слуха ежесекундно попискивал таймер.
– Звуки блокируются в радиусе трех метров от источника, – шепотом подсказал «ассистент». – И все равно будь на чеку – здесь и у воздуха есть уши, сам понимаешь – террористы не дремлют, а тут, как-никак, весь цвет федерации. И это… сделай лицо попроще.
Иван невольно улыбнулся.
– Так лучше, – одобрил «ассистент». – Идем прямо. По плану у нас четыре минуты плюс-минус одна… Коньяка не желаешь?
– Нет, – Ивана мутило при одной только мысли о пище – память о людоедстве была еще слишком свежа.
– Зря, – «ассистент» сделал крен на ближайшую колонну и, дойдя, вручил ему первый попавшийся бокал с мутной песочной жидкостью, взяв такой же себе. – Можешь не пить, но лучше не выделяться.
Он был прав – оглядевшись, Иван не нашел никого с пустыми руками. Кто-то из большой пестрой компании махнул ему рукой, словно подзывая, но Иван сделал вид, что не заметил.
– Министр здравоохранения, – сквозь зубы процедил «ассистент». – Валим отсюда.
Они обогнули колонну и направились к дальней стене, стараясь обходить особо оживленные места. Иван уже разглядел двери, через которые как раз кто-то вышел, и вдруг почувствовал чужую руку на своем локте.
– Можно вас на минутку? – спросил тот, кто его остановил.
Одно долгое мгновение Иван молча смотрел на человека больше похожего на каменное изваяние – сероватая кожа, того же цвета камзол, увешанный орденами и медалями, короткие седые волосы, холодные колючие глаза и совершенно нелепая на этом мрачном лице широкая белозубая улыбка.
– Прошу прощения, господин маршал, но у нас с доктором срочные дела, – встрял «ассистент».
– Так вы доктор? – обрадовался человек-скала, даже не глянув ни на Иванова спутника, ни на их бейджи.
– Скорее пациент, – нашелся Иван.
– Ха! Да вы шутник! – казалось, счастью маршала не будет предела.
– Мы, правда, спешим, – робко напомнил Иван, чувствуя себя мелким карманником, пойманным на месте преступления.
Но человек-скала уже потянул его к своей компании, состоящей в основном из военных, преимущественно адмиралтейского чина, броско наряженных дам, и невесть как затесавшегося в этом парадном кругу штатского в старомодном фраке. Хватка у маршала была подстать облику – такая же твердая и несгибаемая. Ивану не оставили даже помыслов к сопротивлению.
– Господа, позвольте вам представить…
– Доктор Хель-Сен-Штаймер, – по памяти подсказал Иван, с облегчением ощущая, как разжимаются чужие пальцы на его локте, и легонько с достоинством поклонился.
Некоторые кивнули, одна дама даже подмигнула шаловливо, другие, похоже, были слишком заняты своими делами, а штатский протянул ладонь для рукопожатия.
– Очень рад, наконец-то, воочию увидеть вас, доктор. С интересом слежу за вашими исследованиями и, должен признать, восхищен результатами. А кое-какими препаратами пользуюсь с самым подлинным удовольствием!
Средством для похудения, – догадался Иван, прочтя на бейдже «Адриан Полански, верховный судья федерации», и вспомнив, как этот самый человек, но гораздо моложе и упитаннее, однажды безапелляционным приговором отправил его на Фиксу. А сегодня он тряс Иванову руку так, будто ждал, что из нее посыплются золотые монеты.
– Взаимно, – скупо отозвался Иван, глядя в это морщинистое лицо и по глазам, горящим то ли от алкоголя, то ли от азарта, пытаясь угадать – узнал его судья или настолько постарел, что забыл, возможно, самый громкий процесс за всю свою карьеру.
– Ха! Так вы тот самый… – вклинился маршал. – Э… знаменитый на всю федерацию… – и вдруг замолчал.
Иван невольно напрягся, чувствуя, как учащается пульс от дозы адреналина, и уже прикидывая шансы против всей этой грандиозной толпы, когда в руках только бокал с коньяком и слабость неокрепшего организма.
Но в этот момент по правую руку встал «ассистент», любезно напомнивший:
– Фармаколог.
– Точно! – от радости человек-скала хлопнул «ассистента» по спине так, что тот едва не задохнулся. – Спасибо, дружище, выручил старика, а я уж думал – придется подмогу вызывать! Ха-ха… – потом, словно опомнившись, бросил на него нетрезвый взгляд и тоном вожака распорядился. – Будьте добры, принесите нам выпивку… Я предпочитаю бренди – сорианский – темный и горячий, как смуглые сорианки! Адриан, доктор, почему ваши бокалы еще так полны?
– О! Это непростительно, но я, пожалуй, пропущу, – извинился судья.
– Рад был побеседовать, но нас ждут срочные дела, – Иван начинал терять терпение.
– Да-да, не смеем задерживать – наука требует свершений, и все такое… Но раз уж вы здесь, не могли бы оказать нам с приятелем одну небольшую услугу? – маршал был непреклонен, очевидно, ему еще не приходилось сдавать позиции врагу.
«Ассистент» улизнул по поручению, и Иван не стал рисковать:
– С удовольствием… Но ненадолго.
– Разумеется, – заверил судья. – Это сущий пустяк. Понимаете, мы тут с другом поспорили: он считает, что праздновать этот вековой юбилей Фиксы все равно, что устраивать пляски на кладбище. А я говорю, что мы должны отдать должное нашим великим предкам. И ни о каких плясках тем более о кладбищах тут речи быть не может. Видите ли, я много лет посвятил изучению судебной истории, и могу смело утверждать, что если бы не Фикса – нам всем пришлось бы весьма несладко. Ведь в день ее основания преступность буквально захлестывала федерацию. Практиковались даже неслыханные для нашего времени мятежи! Стоит ли упоминать о тривиальном воровстве? Обо всем этом разбое, насилии, рабовладении, коррумпировании и прочем, прочем, прочем – не побоюсь этого слова – беззаконии! Тогда это считалось нормой, а что мы имеем сейчас? Да, господа! Мы имеем стабильность – это раз. Никаких тюрем – рассадников криминала – два. Одного упоминания о Фиксе достаточно, чтобы оступившийся, но еще не вставший твердо на уголовный путь человек мог благополучно вернуться в общество – три…
– Друг мой, вы снова увлеклись, – оборвал его маршал, игриво погрозив пальцем.
– О! Вы как всегда правы… А что поделать, если об этом можно говорить часами и без перерывов. Но вернемся к спору. Доктор, любезный, не могли вы нас рассудить?
Как очевидец, Иван многое мог рассказать о прошлом, уличить в искажении фактов и просто посмеяться над горе-историком. Но это был не тот случай, не то время и место. «Ассистент» все еще не вернулся, приходилось терпеть и тянуть время:
– Должен признаться, из меня плохой третейский судья.
– Ну, тогда хоть намекните – какое мнение вам кажется более благоразумным… более…
– Метким, – вставил маршал.
– Да, – подтвердил судья. – Так, какое?
– Спасибо, дружище! Вы опять меня выручили, – человек-скала еще раз хлопнул подоспевшего «ассистента» по спине, но тот успел сгруппироваться и даже не пошатнулся, как в прошлый раз.
– Мне ближе мнение господина маршала, – выпалил, наконец, Иван, наблюдая за реакцией судьи, чье лицо тут же скисло, казалось, прибавив в морщинах. – А сейчас, извините, но мы вынуждены вас покинуть.
– Ха! – ликовал человек-скала. – Милейший, что я тебе говорил? Людям плевать на историю, когда можно просто поплясать на кладбище! Доктор, доктор, подождите, куда же вы?
Иван, уже было шагнувший прочь, развернулся обратно, скривив на лице подобие улыбки.
– За это надо выпить! – сиял маршал. – Предлагаю тост: за пляски на кладбище! Ха-ха…
Позволив им звякнуть хрусталем по своему бокалу, Иван тут же откланялся:
– Всего доброго, господа.
– Надеюсь, еще увидимся? – бросил вслед судья, явно разочарованный таким знакомством.
– Непременно, – ответил Иван, даже не обернувшись, и они, наконец, вышли из зала.
В парадном коридоре было пусто, а ступать по мягкому ковру – приятно.
– Это вы устроили спектакль? – спросил Иван, избавляясь от бокала у ближайшей стеклянной тумбы.
– Мое дело – доставить тебя по назначению. Еще вопросы?
– Кто такой доктор Хель-Сен-Штаймер?
«Ассистент» явно замешкался, потягивая время.
– Говори, – Иван остановился, всем видом показывая, что не сдвинется с места, пока не узнает.
– Ладно, – сдался тот. – В досье говорится, что ты как никто другой умеешь хранить секреты. Посмотрим… – сделал значительную паузу и продолжил. – На самом деле такого человека нет. Это проект – если хочешь – ширма, за которой кроется целая группа ученых, объединенных под нашей эгидой. Как тебе известно – они занимаются фармакологией. Твои инъекции тоже их работа. Теперь ты – их лицо, а они – твоя легенда. Доволен?
– Кто вы такие?
– Этот вопрос вне моей компетенции.
Иван не любил задавать безответные вопросы, но еще больше он не любил получать очевидные ответы. Но в этот миг в коридоре появились посторонние.
– Все равно узнаю, – пообещал он и позволил вести себя дальше.
В темной комнате под свет из дверного проема Ивана усадили на металлический стул. Руки едва легли на подлокотники и тут же словно примерзли к ним. Намертво. Попытка приподняться увенчалась провалом и чувством, будто родное тело стало вдруг чужим. Моментально окоченело все, что было ниже шеи. За спиной торопливо удалились шаги. Дверные пазы с лязгом сомкнулись. Разгорелся свет, обнаружив вторую половину комнаты с дутым черным креслом у самой стены. Человек, буквально утопающий в нем, оказался поразительно молодым – на вид не больше десяти лет отроду, и мертвенно бледным, как если бы его кожа никогда не знала солнечных лучей. Глаза пристально смотрели на Ивана. Даже там, внизу – в гиблых рудниках он не видел столько злобы и ненависти, сколько источал этот простой мальчишеский взгляд.
Писклявый голосок звучал с нескрываемым презрением:
– Будь моя воля, прямо сейчас приказал бы сжечь тебя заживо. Что и сделаю, поверь, с удовольствием, если откажешься от дела. Запоминай: ты должен убрать главного; место: планета Земля; награда: свобода. Это – все. Времени мало. Выбирай.
– Земля? – встрепенулся Иван.
Он знал только одну планету с таким названием, но ее не существовало на звездных картах федерации. Не существовало даже в банке гиперпространственных коммуникаций, издревле опутавших вселенную сетями сквозных межпланетных порталов. Сколько бы Иван ни искал – нигде о ней не находилось ни малейшего упоминания. В конце концов, он засомневался, что она вообще существует – в том секретном экспериментальном лагере, где начиналась его самостоятельная жизнь, могли внушить и не такую ложь, неотличимую от правды.
– На твое счастье заказчики предусмотрели этот вопрос, – чудаковатый незнакомец откровенно глумился с далеко не ребяческим гонором. – Они в курсе, что Земля – единственное место, куда тебя не пускает само провидение. По их подсчетам за всю жизнь ты предпринял сто сорок семь попыток, включая конспиративные правительственные каналы – и все безуспешно. Но, как я понял, их это не заботит, и тебя не должно. Если вся загвоздка только в этом – даю тебе второй шанс. И не забывай – ты тратишь свое время.
На одну короткую секунду Иван позволил себе поверить. Просто поверить. Снова поверить! И не смог… Незнакомец, кем бы он ни был, говорил немыслимые вещи. Наверняка, даже не понимал того, о чем говорит. И кто бы ни послал его на эту встречу – они тоже не могли знать всю подноготную об Иване, о его прошлом, о том, в чем до сих пор не смог разобраться сам Иван. Даже если все – чистая правда, и Земля на самом деле существует – теперь это не важно, ведь тогда получается, что однажды их разделило нечто большее, чем само пространство.
– Я согласен, – на одном дыхании спешно выпалил он, чувствуя, что еще немного и передумает, упустит последний шанс до конца во всем разобраться.
– Повтори задание.
– Убрать главного, – отчеканил без запинки, ожидая дальнейших инструкций, но их не последовало. Напросился закономерный вопрос. – Как мне его узнать?
– Тебе помогут друзья… – презрительный взгляд на мгновение стал виноватым. – Это все, чем я могу помочь.
Возникла неловкая пауза.
Мгновение они смотрели друг на друга с замешательством, свойственным, разве что, заклятым врагам в пик неожиданного и даже неслыханного для обоих примирения. В этот миг Ивану почудилось, будто лицо «мальчугана» смутно знакомо. Словно по прошлой жизни… по той, которую Иван столь долго и тщательно выжигал из памяти верным и рьяным служением госпоже Смерти. Но мгновение быстро истекло, и все вернулось на свои места. Наваждение. Морок. Страшная и непостижимая игра разума, давным-давно уставшего от самой жизни.
– Почему я? – напоследок спросил Иван.
Но свет тут же померк…
– Время на исходе, – подоспел «ассистент», помогая подняться и выйти из комнаты на негнущихся задубевших ногах.
От паралича отходил в кабине сверхскоростного лифта. Потом была череда шлюзов, облачение в скафандры и полет в тряском грузовом беспилотнике над ночной пустыней. Транспорт выгрузил их посреди песчаного кратера, превосходно освещенного ясным звездным небом. Последовал пеший спринт до возвышенности, вблизи оказавшейся руинами громадного сооружения. В отличие от скафа, который Иван оставил в пещере, этот, прогулочного типа, был на редкость неуклюжим, что, впрочем, не помешало без передышек пробежать порядка четырех километров. На поверхности особенно сильно чувствовалось влияние некро-полей, буквально пропитывающих как губку этот пыльный ядовитый воздух. Двигаться под их воздействием было легко и даже чем-то приятно.
– Космодром в другой стороне, – заметил Иван, когда они карабкались по ступеням, втрое превышающим человеческий шаг.
– У нас тут кое-что интересней, – отозвался «ассистент». – Увидишь.
Внутри работали люди под прикрытием яркого силового купола, сияния которого не хватало даже на то, чтобы разглядеть стены этого гигантского капища. По антрацитовым отблескам лишь угадывались силуэты исполинских колонн и часть головокружительно высокого потолка.
Скафандры оставили в тамбуре машинного отделения. Под куполом остро до рези в носу пахнуло озоном.
– Ваше снаряжение, – «работник» в таком же, как и все, комбинезоне с эмблемой центрального археологического управления протянул Ивану дипломат, предупредил. – Вскрыть строго по прибытию, – повернулся к «ассистенту», доложил. – Все готово.
Тот кивнул и повел Ивана к центру – прямо туда, где огражденная страховочным бортиком зияла в каменном полу идеально круглая дыра.
– Вот и все. Дальше ты пойдешь один.
Иван с сомнением посмотрел в пропасть… Ничего, совершенно непроглядная тьма, похожая на бездну космического вакуума. Но все же не яма, как показалось вначале – у ям обычно есть видимые границы. Здесь их не было. Просто дыра – дыра как будто в самой ткани мира.
– Забавно, не правда ли? – воодушевленно поведал «ассистент». – Сто лет назад люди основали здесь первую шахту для добычи минерала, в чьих свойствах до сих пор не могут разобраться самые светлые умы федерации. Превратили планету в грандиозный по масштабам каземат сверхособого режима. И только потом случайно обнаружили, что построили тюрьму на мощнейшем гипертранспортере! По примерным подсчетам энергии ядра хватит, чтобы раскидать по дальним уголкам вселенной весь космический флот, потом вернуть на базу до последнего корабля и повторить так тысячу раз подряд. Проще говоря, вся наша портальная система – жалкое подобие этого мегапортала. Перед тобой единственный во всем мире контролируемый квазар в миниатюре!
– В прошлый раз ты точно так же обещал мне бал, – осадил Иван.
– Зря, – осклабился «ассистент», проявляя, наконец, свой истинный нрав, вместе с улыбкой-оскалом показав пистолетное дуло. – Мое дело привести тебя сюда и заставить прыгнуть. Любыми средствами. Думаешь, кто-нибудь огорчится, если я сначала тебе что-нибудь прострелю?
– Обойдешься, – Иван перешагнул бортик, встав на самый край, и снова вгляделся в беспросветную тьму.
Что он хотел увидеть? Планету? рожденную, возможно, лишь его сомнительной памятью… Деревню? настолько забытую, что нет уже уверенности в ее существовании… Усадьбу на краю леса? Бескрайнюю зеленую тайгу? Ручей под косогором с ледяной журчащей водой, настолько прозрачной, что можно разглядеть каждый камушек на дне? Может, просто маму? Ее встревоженное лицо, полустертое из памяти?
– Страшно?
Он ждал этот вопрос. Ждал, прежде всего, чтобы ответить самому себе. Но нет… не страшно. Просто боязно… Боязно разочароваться. Ведь если Земля реальна, то стоит только вспомнить, какая сила однажды вышвырнула его с родной планеты… Нет! Лучше не вспоминать.
Кажется, его толкнули в спину. Или сам оступился. Не важно. Мыслями Иван был уже далеко отсюда. Падая, закрыл глаза: он был готов встретиться с бездной, но не желал в нее смотреть…