В тридцать четвёртую субботу Антверпен внезапно накрыла жара.
Пауль бежал со всех ног, шлёпая рваными ботинками по лужам. Грязный фартук из мешковины был в крови. Руки нервно тряслись.
Страх колол его острыми раскаленными иглами.
- Тётя Лусиа! Тётя Лусиа – испуганно кричал он на ходу.
Большими прыжками подросток преодолел хлев, пробежал вдоль ворот, обогнул колодец, чуть не наступил на кота и разом перемахнул через четыре ступеньки. Дверь… Коридор… Кухня…
Люсия, стареющая, но ещё привлекательная 28-летняя стряпчая, шустро нарезала овощи для мясного пате, напевая бульварную песенку. В заказчиках на обеды сегодня у неё было двое ткачей, ростовщик Жерар, художник Якоб и алхимик.
- Тётя Лусиа! Оно дёргается. Оно дёргается. Мясо – живое!
Не оборачиваясь и не прекращая орудовать большим ножом, Люсия кивком головы отогнала здоровую муху и строго спросила:
- Может быть, рыба? Ну, какое, Пауль, живое мясо?
- Не рыба, не рыба. Нога быка. Я разделывал, как Вы велели… Начал, а оно дёргается в руках, кровью брызгается, вот, смотрите...!
Люсия была женщиной рассудительной и терпеливой, но не переносила мужского нытья. Она сжала тонкие губы, крепко стиснула рукоятку ножа, замахнулась и вонзила лезвие в стол. Наконец, обернулась. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Ещё никогда она не видела Пауля таким испуганным.
- Ладно, схожу, посмотрю на ожившего быка. Воду сюда принеси два ведра!
Пауль глотнул воздух и выбежал во двор.
- И переоденься – крикнула она вдогонку. – Скоро разносим!
Дорогой Люсия думала о юном подмастерье. После смерти мужа ей одной тянуть немалое хозяйство было не под силу. Пошёл пятый месяц, как она взяла рыжего мальчика из протестантского приюта, и ни разу на него не сердилась. Шустрый, исполнительный, даже старательный. Учился Пауль быстро, и постепенно она стала доверять ему всё более важные участки работы. Он уже довольно ловко разделывал мясо и рыбу, научился готовить эль, с большим желанием кормил птицу, пристойно доставлял заказы. С прошлого месяца Люсия давала ему по воскресеньям двойной грош и отпускала на полдня.
В прохладной разделочной было чисто. Куски мяса висели на крюках, завернутые в тонкие ткани, предохраняющие от назойливых мух. В темноте они были похожи на повешенных гугенотов. На перевёрнутой бочке лежал большой стейк. Люсия медленно осмотрела мясо. Бык был хорош, трехлетка каталонской породы. Стейк кровянистый и волокнистый с тонкими редкими прожилками. Тесак валялся рядом. Люсия подняла его левой рукой, правой перевернула стейк, положила на центр бочки. Замахнулась тесаком и в ужасе замерла на месте. Стейк стал быстро сокращаться, как гусеница, добрался до края бочки, перегнулся через край и… шлёпнулся о холодный земляной пол.
На башне церкви Святой Маргариты пробило двенадцать.