Пролог.
Тонкая женская рука выглянула из-за мраморного столба купальни и поманила к себе эмира. Тот, облокотившись о край ванны, ожидал представления. Голый по пояс темнокожий слуга омывал ему волосы из кувшина. Стоявшая в нише труппа музыкантов долго шепталась, пока эмир не зевнул.
Раз грянули трубы, два – ухнули барабаны. Изящные женские пальцы задрожали, рука изогнулась – и на каменный пол метнулась танцовщица. Она повела плечиком, развернулась, тряхнула головой: золотистые ленты засверкали в темных волосах, змеями побежали по стройной спине. Вновь забили барабаны, ритм подхватили трубы.
Танцовщица ловко встала, сделала шаг, еще шаг, шаг – и понеслось. Вихрь чувств овладел ею: она кружила и кружила, быстро-быстро перебирая ногами, мир исчез, она осталась наедине с безумным танцем. Звенели браслеты, блистали кольца, бешено вращались ленты. Бронзовое тело танцовщицы грациозно изгибалось в такт музыке, кольца на пальцах рук и ног горели в солнечных лучах, лазурные ленты на юбке взметались в воздух. Эмир прищурено наблюдал за девушкой, покусывал губы, водил пальцами по воде, будто подтягивал к себе одеяло, на котором возлежала она – пленительница его сердца. Фантазия разыгралась не на шутку. Каждое движение танцовщицы разжигало в эмире огонь страсти с новой силой. Барабаны били громче. Ритм ускорялся.
Эмир, небрежно отстранив слугу, подплыл к противоположному краю, у которого девушка кружилась быстрее и быстрее. Вода и свет смешались. Тяжелые капли пота бриллиантами сияли на упругой груди, сливаясь с жемчужными бусами на шее.
Вдруг музыка оборвалась. Девушка пала на колени, выгнула спину, точно львица, мягко опустилась на бледный рисунок лилии на полу и замерла.
– Прекрасно! Прекрасно! – эмир беззвучно захлопал в ладоши.
Танцовщица поднялась, собрала разбросанные по спине волосы и, поклонившись, пошла к выходу.
Когда она проходила мимо эмира, тот, словно верный пес, щетинистой щекой прильнул к ее ноге.
– Ты была прекрасна, подобно вечерней заре, что сейчас озаряет мои покои. Как бы я не хотел, чтобы эта заря покидала их, – он таинственно улыбнулся. – Иди же, – он развернулся, махнул танцовщице и, когда она исчезла за дверью, нахмурился. – Эй, слуга! Подай виноград.
Невысокий мужчина в белой чалме и бежевом халате нагнулся к нему с золотым блюдом. Пол-лица скрывала ткань, видны были только изумрудные глаза. Эмир покосился на слугу.
– По-твоему, я должен сам отрывать ягоды? – раздраженно спросил он.
Слуга, промолчав, вынул из сумы нож, отрезал гроздь и подал эмиру.
– Никак ты глухой! – рассвирепел эмир. – По ягоде подавай.
– А тебя не учили вежливости, Фейхан, – прошептал слуга и прикоснулся лезвием к толстой шее эмира.
– Бесовщина! Гасан! Как ты сюда проник? Эй…
– Заткнись, поедатель падали! А ты быстро соображаешь, но стража тебе ни к чему.
– Стра…
– Еще слово – и я перережу тебе глотку. Молчишь? Хорошо. Думаю, ты уже догадался, зачем я пришел.
– И зачем же? – то ли пот, то ли слезы потекли по дрожащим щекам эмира.
– Ты приказал убить моего брата, только за то… – процедил слуга, положил поднос на пол и цепко ухватил за плечо эмира. – Только за то, что он взглянул на твою танцовщицу. Казнить только за взгляд. Жалкая тварь, у тебя теперь одна дорога.
– Какая же? – Фейхан попытался повернуться, но острый нож охладил его пыл, слегка чиркнув по шее.
– Ты же умный, догадайся.
Он не дал ответить эмиру. Два удара – и по поверхности разлилось красное пятно. Купальню прорезал дикий рев. Застучали сапоги стражников.
Гасан шагнул к двери и едва увернулся от копья. Перехватив древко, он потащил на себя на стражника и затем ловко скинул того в воду. Не теряя времени, сбил копьем бежавшего на него с саблей наперевес стражника, оттолкнул слуг – зазвенели подносы, забулькали яблоки и абрикосы – и вылетел из купальни.
Коридор освещали массивные золотые светильники, на стенах свисали тяжелые портьеры. За одной из них скрывалась потайная дверь – во всех дворцах так было, а уж у эмира и подавно. С воплями стражники неслись навстречу, грозили копьями, доставали сабли. Гасан уворачивался от ударов, рубил саблей, валил светильники. Заметив впереди целый отряд, он юркнул в комнату, миновал другую, запрыгал по ступенькам лестницы, едва не свернув себе шею.
– Сюда-сюда! – донеслось слева. У двери стояла танцовщица, любимица эмира.
Гасан кинулся к ней, спрятался в комнате, затаился. За дверью раздались тяжелые шаги. Кто-то медленно, но верно приближался к комнате. Вдруг шаги стихли. И тут тишину разрезал крик. Шаги возобновились, но они уже удалялись от двери.
Внезапно Гасан ощутил тепло на губах – танцовщица припала к нему.
– Теперь мы будем вместе, – прошептала она.
– Будем, – глухо ответил Гасан, – а пока я должен исчезнуть.
Он подбежал к окну и осторожно высунулся наружу: прыгать невысоко. Слева рос лабиринт кустарников, справа серебрился небольшой пруд. Стражников не видать: все носились по дворцу.
Гасан нежно потянул за руку танцовщицу.
– Ты была сегодня восхитительна, как никогда, – на прощание поцеловал и прыгнул.
На западе грозное солнце утопало в чаше мрачных туч. Краски сгущались. Медное небо не предвещало ничего хорошего.
– Сюда! Он здесь! – услышала танцовщица. Горячие слезы сверкнули в полумраке комнаты в последний раз. Огненный диск потонул в черной туче.
– Вот ты и исчез – навсегда.

Ух ты!! Очень нравится.

Ничего не поняла. А где "голый по пояс темнокожий слуга"? И "труппа музыкантов"? Толькл что там полным народу было, и вдруг все куда-то делись?

Никуда не делись) Молча наблюдали. А уж что с ними потом стало, Гасану без разницы.
Но если вопрос появился, то пересмотрю текст)

Интересно!

3. Я бы на месте Гасана не удержался и назвал любимую по имени!
2. Если бы можно было чуть поменьше описания танца и чуть побольше описания героини (брюнетка-блондинка-шатенка, зрелая-юная, страстная-холодная, красивая-умопомрачительная, есть родинка-нет родинки), я бы прочитал рассказ с ещё большим удовольствием...
1. К сожалению, мне не хватает фантазии понять - почему навсегда....

Спасибо!

Подумаю над этим.

Хм. Ни Гасан, ни танцовщица - не главные персонажи (Гасан уж точно, хотя как повернет потом фантазия... ну не будем загадывать))). Главгерой - в первой главе (выложу ее).
И так танца мало) (в последующем будет еще танец - он длиннее).
Внешность? Родинка на ноге, под левой лодыжкой сойдет?))

ну эмиру она понравилась))

золотистые ленты засверкали в темных волосах

змеями побежали по стройной спине

выгнула спину, точно львица,
Наверно, правильнее всего будет охарактеризовать танцовщицу - загадочной) и каждый видит в ней то, что ему хочется видеть.
ИМХО.

Потому что во второй главе будет объяснение.

Следующая глава может быть тяжела для прочтения в связи с обширными описаниями. Текст основан на фантазии автора, подкреплен историческими и мифологическими фактами (о, мифологические факты! ).
Может быть, конечно, что-то и стоит убрать, подсократить, но боюсь, тогда исчезнет созданная атмосфера.



Глава первая.
Яндар стоял на коленях в ожидании суда. Запястья и щиколотки были туго стянуты веревками и кровоточили при каждом неловком движении. Пятки после наказания за сегодняшний побег жутко чесались и ныли. Хотелось опустить их в прохладную воду, самому же успокоиться, расслабиться. Закусывая нижнюю губу до крови, чтобы перебить боль, он тупо глядел на окаймленную узкой канавкой круглую площадку, предназначенную для кади. Чуть в стороне напевал себе под нос песенку долговязый стражник и постукивал древком копья о каменную плиту. Легкие звуки эха разносились по ярусам полуамфитеатра, путаясь в бесчисленных аркадах, а наигравшись вдоволь, словно птицы, улетали в рассветную глубину неба Итвера.
Стражник оборвал песню, смахнул со лба капли пота, снял с пояса бурдюк с водой и опрокинул в рот. Яндар не отводил взгляд от стражника. Тот вдруг перестал пить, шумно рыгнул и протянул бурдюк к потрескавшимся от жары и покрывшимся корочками губам Яндара.
– На!
Яндар почти прикоснулся к живительному источнику, почти ощутил приятный вкус свежей воды, прохладные капли почти оросили сухой язык, почти… Но стражник быстро убрал руку, спрятал бурдюк за поясом.
– Будет с тебя, скотина, глотать! Кажись, сволочь, вполовину осушил, а я-то, дурень, пожалел тебя. Знаешь ли, мне немного платят, чтобы еще и на тебя тратиться. Слышь ты, не гляди на меня так, не гляди! – он схватился обеими руками за копье.
Справа послышался нарастающий гомон. Стражник выпрямился и попытался скрыть злобу, но желваки так и играли. В проеме каменной стены показались стражники в красных рубахах и длинных узких штанах, за поясом – по кривому кинжалу. Широким полукругом они встали вдоль нижних ступеней полуамфитеатра, представленного рядами обтесанных и идеально подогнанных друг к другу каменных блоков. На этих «сиденьях» обычно располагались представители суда, пострадавшие, свидетели, защитники обвиняемого. В проеме появился кади. Он неторопливо направился к площадке, шумно отдуваясь и вытирая лоб концом тюрбана. Просторная рубаха и штаны сияли белизной подобно горному снегу. Желтый пояс с золотой бляхой при каждом шаге сползал вниз, из-за чего кади все время подтягивал его то одной рукой, то другой. На толстых пальцах в утреннем солнце блистали перстни. Он медленно подошел к Яндару, тыча животом едва ли не в лицо, оглядел из-под полуопущенных век, хмыкнул и двинулся к ступени, где слуги уже готовили ложе: раскладывали подушки, раздували причудливой формы кальян, приносили огромные опахала из пальмового листа.
Появилась невысокая женщина, укутанная в черный балахон. Руки она спрятала в ажурные перчатки, невзрачные браслеты тяжело свисали с запястьев, того и гляди свалятся. Кромку балахона она держала у самого рта, капюшон натягивала на глаза. Яндар узнал ее. Вдова отравленного визиря пришла увидеть собственными глазами его – убийцу. «Странно, что ее еще не сожгли, или думает избежать жестокой участи?» Вдова с опаской приблизилась к нему и, поморщившись, прижала край балахона плотнее к носу. Яндар попытался представить, каким смрадом от него несет. Сам же он после бесконечных побоев уже не ощущал запахи. Он со злорадством осклабился. Вдова, видимо, заметив его кривую улыбку и не желая больше выносить вонь, напряглась и быстрыми шажками поднялась на четвертый ряд, где слуга поднес ей медное блюдо с сочными персиками.
Вскоре зашумели свидетели в монотонных серых кабах, с символами сокола, коня или быка на груди. Среди них были друзья визиря, однако, промелькнули и лица явных врагов убитого. «Интересно, сколько каждому из них заплатили?» Свидетели негромко переговаривались и бросали на Яндара взгляды, полные злобы. «Ну-ну, мою шкуру взглядами не прошибешь».
Медленно, словно плывя над мозаичной дорожной, прошли пери в волнистых золотистых платьях под цвет волос. Эти девушки должны были защищать Яндара, но он в них особо не верил. «Какой бы чистотой совести они там ни гордились, а совесть в наше время можно спокойно купить». От ненависти ко всему этому процессу его затрясло. Последними к полуамфитеатру пригнали с десяток рабов: молодняк и стариков – им приказали встать в двадцати кадамах от Яндара. Зачем их привели, его уже не удивляло: для острастки и пущей эффектности, решил он.
Кади хлопнул в ладоши. Помощник застучал древком посоха по каменным плитам, призывая к тишине. Когда все смолкли, кади принесли высокую подставку в виде дуги. Точно такая же дуга, только намного больших размеров, нависала над полуамфитеатром. По ней несся бог Солнца – еще звали богом справедливости, – на золотой колеснице с упряжкой в четыре белых коня. Яндар пренебрежительно посмотрел на статую и плюнул. Он разочаровался в богах и теперь доверял только своему уму, хитрости и ловкости, но сможет ли ими воспользоваться в будущем – вряд ли. Когда он подсыпал яд, то ему вдруг пришла шальная мысль помолиться, чтобы не поймали. Но боги его не услышали, а может, просто посмеялись. Солнце еще не успело взойти, а его уже схватили и бросили в тюрьму. Он ясно помнил, как к нему приходили и вдова, и султан. Вдова возжелала немедленно насадить голову на пику, но султан всплеснул руками и тихо произнес, что поручит дело суду. Вот теперь и суд. Как же отвратно смотреть на все эти ехидные морды, бегающие глазки, кривые ухмылки. Как же больно видеть подымающее золотистое солнце, полное равнодушия. Как бы он хотел плюнуть в желтый диск. Но солнце лишь прикрылось облаками, будто не желая присутствовать на суде. Яндар тяжело вздохнул.
Кади произносил длинную и заунывную речь. Верхние и средние ряды спали. Только нижние еще делали вид, что слушали. Кто-то клевал носом; кто-то наблюдал за ласточками в бархатисто-голубом небе. Кто-то, положив голову на согнутые руки, пытался разобрать слова кади, так тихо тот говорил.
– Яндар из Адилеха, знаешь ли ты, где сейчас находишься и кто стоит перед тобой? – подобно раскатистому грому прозвучал бас кади, отчего даже на верхних ступенях свидетели вздрогнули и зашептались. Из руки вдовы выскользнул край балахона, открыв острые скулы, большие губы, скошенный подбородок. Она поспешила снова прикрыть нижнюю часть лица.
«Знаю, собака, знаю. Уж лучше бы я оказался вместе Альмариком или Гасаном, чем видеть ваши лживые морды. Нет, с Альмариком не хотел бы. Мне еще жить и жить. А вот с Гасаном не так уж плохо. Лучше б умереть, отомстив за смерть брата, нежели из-за убийства какого-то визиря. Эх, Гасан, эх, брат, зря я не согласился поехать с тобой».
– На суде я, а передо мной много, кто стоит.
Толпа зашумела, но кади круговым движением руки утихомирил ее.
– Признаешь ли ты себя виновным?
«Был бы при мне меч или хотя бы кинжал, вы бы не задавали глупых вопросов».
– Не признаю.
– Признаешь ли, что именно ты подсыпал яд в чашу благородного визиря Керуша, сына Муавия?
«Обычно это работа хешманов, бес бы их побрал! Хотя, каюсь, в этот раз я подсыпал яд. Но не визирю. Моей целью был султан. Кто же подменил кубки?»
– Не признаю.
– Иного мы и не ожидали от тебя услышать, – ехидно улыбнулся кади. Он облизнул пересохшие губы, провел пальцами по редеющим бровям, будто нарочно тянул время, хотя наверняка обдумывал, что делать дальше, или ждал приказаний свыше.
Вдова подозвала к себе слугу, что-то сказала на ухо, и слуга, спустившись, прошептал послание кади. Тот кивнул, сжал выступающие края подставки, разжал. Морщинки лукаво сошлись в углах глаз.
– Желают ли великодушные и уважаемые пери что-нибудь сказать в защиту подсудимого? – пробубнил кади.
Одна из девушек, самая молодая, расправив голубое платье, поднялась с места.
– Нам нечего сказать.
«Продажные твари!»
– В таком случае, – заговорил вновь кади, – внесите зеркало.
Через проем четверо слуг осторожно внесли овальное, во весь человеческий рост зеркало с золотой и серебряной каймой. Его установили на широкую подставку. Двое слуг остались придерживать зеркало с боков на случай сильного ветра. Кади сошел с площадки и стал пристально изучать зеркало, словно никогда в жизни его не видел. Наконец, он повернулся.
– Знаешь ли ты, недостойный, что это?
«Зеркало Истины».
– Нет, проясни.
Казалось, кади захотел ударить его шипастой плетью, которую протягивал раб, но передумал и лишь раздраженно хрюкнул.
– На суде все равны, – медленно, по слогам произнес он, – поэтому пред оком божьим прощаю тебя за дерзновенные слова. Знай же, невежда, что глядишь ты своими глазами в великое Зеркало, несущее миру истину и открывающее сокровенное, что есть в нас. Сейчас оно отражает лишь твою жалкую плоть и одежу, но пара мгновений – и мы познаем твою совесть, – он обернулся к полуамфитеатру и махнул кому-то рукой.
В напряженной тишине раздались тяжелые шаги. Кто-то спускался по ступеням. Яндар пытался разглядеть, но зеркало мешало ему. Наконец, показался щуплый, с рыхлым изможденным лицом… колдун. Завернут в серый балахон. Растущие только на затылке черные волосы склеены в форме кола. Оставшаяся часть черепа обтянута морщинистой, лягушачьей кожей. Из рукавов выглядывают сведенные болезнью пальцы.
Колдун начал вытворять непонятные пассы руками перед зеркалом, бубня себе под нос заклинание. Свидетели застыли в ожидании. Вдова выпрямилась и наклонилась вперед, будто в такой позе она могла лучше разглядеть происходящее на площадке. Рабы взволновано зашептались, кто-то из них даже кинулся на колени, причитая и разбивая себе лоб об землю – кланялся богу и умолял защитить.
В зеркальном отражении стали появляться мутные фигуры. Они росли, меняли форму, вытягивались то в ширину, то в длину, закручивались спиралью. Колдун всё размахивал и размахивал руками. Неожиданно с баритона перешел на фальцет. И вдруг замер. Кади вздрогнул и перевел взгляд с зеркала на мертвенно-бледное лицо колдуна, затем снова на зеркало. Стражник, стоявший позади Яндара, громко сглотнул.
В отражении на них смотрели огромные белесоватые глаза, словно их застилала пелена. Обрамленные длиннющими ресницами, они остановились на колдуне. Под глазами возникли толстые мраморные губы.
– Бу! – вымолвили они.
Первым не выдержал кланявшийся раб – он прервал поклоны, вскочил на ноги и помчался вон с площадки, только пятки сверкали. За ним ринулись остальные рабы. Стражники метнулись их удерживать. Колдун сыпал заклинаниями, словно семечками. Кади, казавшийся до этого грузным и неповоротливым, теперь вприпрыжку удирал к проему. Свидетели озадачено поглядывали друг на друга, а затем, как по команде, рванули со ступеней. Вдову едва не раздавили. Она пронзительно завизжала сквозь грохот шагов.
Колдун сдался: глаза так и не исчезли, а только смеялись. Огромный рот сводило судорогами от хохота.
Веревки на Яндаре сами по себе зажглись. Он машинально кинулся на камень, пытаясь потушить, но заметил, что огонь не обжигал. Когда пепел полетел по воздуху, Яндар покачиваясь встал на носочки.
– Яндар из Адилеха, – уняв смех, заговорили губы, – долго ли мне ждать?
– Непривычно видеть тебя здесь, – отрывисто проговорил Яндар.
– Чего медлишь? Или хочешь закрою портал и буду наслаждаться твоей казнью, – губы снова захохотали, но вот глаза смотрели холодно.
Яндар бросил взгляд на распластавшегося на камнях колдуна, трясущегося всем телом, и шагнул в зеркало.

Зачиталась) Отлично. Во! *палец вверх*

Спасибо
Единственно, что мне кажется, что конец первой главы слабоват в плане интриги, или мне так кажется?)
Думал, может, какой-нибудь тип напоследок пустит стрелу в Яндара.

Я не критик, мне все понравилось)

Если есть какие замечания, то буду рад услышать

Глава вторая.
Звезды рассыпались по темно-синему небу. Сонные горы мрачнели на горизонте. В бескрайней пустыне Артнэ вихрь играл с песчинками. Дюны оберегали историю: изредка попадались скелеты чернохвостых газелей, куланов, двугорбых верблюдов, сайгаков, волков, лисиц; из песка выглядывали полуразрушенные шпили когда-то великолепных дворцов, память о которых едва ли сохранилась в старинных рукописях; иногда удавалось заметить края огромных камней, некогда сброшенных богами на головы неверующих. Бывало, встречались цепочки саксаулов и эфедр, вдоль родников тянулись заросли тростника, лоха, Божьего дерева и верблюжьей колючки. Край суровый, беспощадный. И все же купцы-умельцы проложили торговый путь, связали несколько городов, заставили шахов посылать караваны по раскинувшейся на много фарсахов пустыне.
– «Бирюза – камень доброты, милосердия, чистоты. Какой торговец не желал бы заполучить ее, чтобы потом перепродать подороже, ведь сейчас многим так не хватает чего-то светлого, хорошего. Покупатели мечтают носить с собой частичку душевного спокойствия. Коль вы тоже решились приобрести бирюзу, то будьте осторожны: хозяин ювелирной лавки обязательно захочет надуть вас, всучив зеленую бирюзу, а голубую спрячет от глаз. Уже много веков среди продавцов ходит байка, будто зеленая или цвета бушующего моря бирюза на порядки дороже голубой или цвета утреннего неба. Они считают, что, чем темнее камень, тем он старше и магически мощнее. Это неправда. Сила камня ни в коей мере не зависит от цвета…» – Кафур остановил чтение, поворошил палкой в костре и поправил свисающий с широких плеч узорный плед.
– Это, конечно, хорошо. – Яндар покрутил на вертеле свинину, вдохнул аромат дыма и закашлялся. Он отошел в сторону и опрокинул в рот бурдюк с водой. Вытер губы рукавом. – Только вот ни один из знакомых мне торгашей не пытался впихнуть бирюзу. Опалы, от черных до огненных, агаты, мраморный оникс, топазы, аметист – сколько угодно. Один до того обнаглел, что хотел продать окатыш вулканического дерева. Ну я послал его куда подальше. Так что не пугай меня бирюзой.
– Обычно ты молчалив, – задумчиво произнес Кафур, водя пальцами по исписанным золотистой вязью страницам талмуда. – Дослушай тогда, коль перебил, умник. «Якши выяснили свойства бирюзы и, придав ей товарный вид, решили продавать. Но так как они считались хранителями природных сокровищ, то им пришлось по-тихому сбывать камни…» Ты только подумай, кому – проклятым колдунам. А вот те нарекли бирюзу талисманом и в открытую стали сплавлять кому ни попадя, дабы прибыль приличной была…» Так, ну тут неинтересно. Аха, вот. «…Сектанты прибрали к своим рукам бирюзу, раздали адептам с назиданием: камень сей – великий примиритель и искоренитель зла…» Короче, образовалась еще одна группка носителей света, или как это у них называется? Примирители зла! Ха, держите карман шире. Бирюзовщики несчастные! – он напоследок выругался по-черному и захлопнул книгу – та сразу же растаяла в воздухе.
– Бирюзовщики – искоренители зла? Я бы их так не назвал. Скорее, заступники справедливости. Только справедливость у них своя. – Ян отрезал кинжалом небольшой кусок мяса и положил на язык. Корочка приятно захрустела на зубах. Он запил водой из бурдюка.
– Много развелось на свете заступников. Надеюсь, ты в их ряды не попадешь, – Кафур завис в позе лотоса. Его полупрозрачная кожа лоснилась в мерном свете огня. Закрученные, как у барана, рога на голове украшали золотые спирали. С мочек ушей списали серьги в виде каркаданнов. Толстую шею опутывали в несколько слоев жемчужные бусы. Нижняя часть туловища оканчивалась подвижным желтоватым туманом, превращающимся то в человеческие ноги, то в рыбий хвост, то в что-то непонятно аморфное.
Белые холодные глаза, пухлые мраморные губы в постоянной ухмылке, сложенные в замок пальцы – казалось, что они никогда не менялись. Редко, очень редко бывало, когда глаза смеялись или изумлялись, рот принимал безмятежную форму, руки свисали вдоль туловища или ложились на колено. И все-таки этот суховатый на вид джинн спас жизнь Яндару.
– Гасана казнили, – Кафур почесал под носом. – Дней пять назад.
– Что? – Яндар застыл. От движений ломило спину, хрустела шея. Попеременно болели то пятки, то нос. Но теперь боль отступила. В груди постепенно нарастала пустота. Верить ли словам джинна?
– Да, отсекли голову на глазах у испуганной толпы.
– Собака! Зря я с ним все-таки не поехал, зря! Сначала Альмарик, теперь Гасан.
– Будешь мстить? – спокойно спросил Кафур. – Давай! Давай иди на смерть! А как в летописи-то зазвучит: три брата сложили головы у трона эмира, один за другим. Глупо! В конце концов я не для того тебя спас, чтоб ты снова в пекло лез.
– И что ты предлагаешь?
– Как мне помнится, ты хотел отправиться в Рахшу – к тамошнему малику, из-за которого очутился в тюрьме. Явишься к нему и обрадуешь, что вот-де ни хрена не получилось отравить дядюшку. Кто-то прознал. Спас султана да визиря укокошил. Собственными руками. Знаешь, тебе сейчас лучше бегать от одних шахсевенов, нежели к ним присоединится еще и гвардия неубитого Такалика. И все-таки я разрешу тебе ехать в Фурдааз, где казнили брата. Но не просто так, понимаешь. Я к тому, что за помощь ты мне кое-что должен. Не прерывай. Три бесплатных желания ты уже давным-давно истратил. Теперь плати долги. А, надеялся, что от доброго сердца явился на суд? Ну, может… Так вот. В городе найдешь семью кузнеца. Не волнуйся, приедешь, укажу на его дом. У них есть сынишка. У сына – джинн. Только вот имя джинна мальчуган еще не угадал. Поэтому отвезешь его в Храм Джиннов. Срочно-срочно.
– А как зовут этого твоего джинна?
– Если бы знал, придумал бы другую оплату, – усмехнулся Кафур. – В Храме имя скажут. Зачем дался? Вас, смертных, это не касается. Уразумел?
– Уразумел, уразумел. Я – спать, а ты сторожи меня, коль хочешь, чтоб просьбу выполнил. – Яндар улегся на простую кошму, завернулся в пледы и прикрыл глаза.
– До утра, – буркнул джинн и щелчком пальцев пригасил костер.
***

Яндар ополоснул лицо в наколдованное Кафуром озерце. Спрашивать, потребует ли джинн что-нибудь за свежую воду, он не решился. Расчесал пепельные волосы, связал за спиной двумя серебряными лентами. На висках заплел по косичке, тут же принявшей оттенок меди – знак убийцы. Яндар мечтал прибить какого-нибудь духа: тогда косички окаймляло бы небесно-голубое сияние – и боялись бы его не только люди, но и другие разумные существа. На шею повесил десницу-медальон из сплава семи металлов – золота, серебра, меди, обсидиана, цинка, платины, олова. Предполагалось, что он должен охранять обладателя от порчи, сглаза, воровства и лживых языков. В последнее верилось с трудом, так как из-за обмана Яндар часто попадал в неприятности, причем обманывали не его, а других. Видать, на этих других действие амулета не распространялось.
Яндар надел белую шерстяную рубаху с коротким рукавом, три верхних смарагдовых пуговицы решил не застегивать. Натянул бордовые меховые штаны, на голенищах завязал ремешки черных сапог. Талию скрепил жестким тугим ремнем. Справа – сабля в ножнах всех цветов радуги, слева – кривой кинжал. Последним набросил стеганую куртку без рукавов.
Правое плечо украшала золотая спираль с фигуркой трехглавого дракона с длиннющим хвостом. Шесть глаз сверкали рубинами.
Джинн, оторвавшись от чтения книги, оценивающе оглядел наряд подопечного и присвистнул.
– Духи мне наколдуй, если несложно, – проговорил Яндар.
– Благоухать захотелось? А если тебя за знать примут, прибьют на месте. Отдуваться опять мне? Это ты видел? – Кафур показал неприличный жест, спрятал книгу и щелкнул пальцами.
Вспышка. Из ничего появилось животное с головой хищной птицы то ли орла, то ли ястреба – определить было сложно, и лошадиным туловищем. Роскошный хвост чернел на фоне песка.
– Грифон! – воскликнул Яндар и подошел ближе. С опаской протянул руку, дотронулся до желтоватой в иссиня-черных пятнах шерсти животного. Та внезапно встала дыбом. Яндар не убрал руку, и шерсть утихомирилась. – Грифон… Только какой-то он у тебя не доделанный… Живая шерсть, что ли? Да, и где крылья?
– Сам ты недоделанный, – Кафур погладил острые уши на голове необычного существа. – Рааш, не слушай этого смертного, – джинн прищурено глянул на Яндара. – Это пиатек, понимаешь? У меня раз в сто лет такое получается колдовать. Ты меня сильно обидел.
– Тише-тише. Но лучше бы ковер-самолет соорудил, быстрее добрался бы до Фурдааза.
– Все ковры в починке, – деловито заявил джинн, скрестив руки на груди, – посему от подарка не отказываемся. Или хочешь, вообще пойдешь пешком. Пойдешь?
– Не шуми. Беру… подарок, так и быть. – Яндар взобрался на спину пиатека, в руках тут же появилась уздечка. Существо издало горластый противный крик, поднялось на дыбы, а затем, успокоившись, медленно зашагало по песку.
– У тебя есть три дня и три ночи, потом они начнут прочесывать эту местность, – предупредил Кафур и растаял в воздухе.
Яндар успел лишь кивнуть ему, ударил по бокам пиатека. Тот раскричался, сделал два прыжка и поскакал вдоль сыпучих холмов.
Воздух дышал жаром. Солнце, будто око бога, висело над головой и наблюдала за всем с высока. Из нор в песке выглядывали тушканчики, песчанки, суслики. Попадались и щитомордники – единственные в этих местах ядовитые змеи. Пиатек побежал за одним, пытаясь ухватить клювом. Щитомордник скрутился в спираль, зашипел, сжался до предела – и исчез в песчаном холме. Возникла тройка скорпионов и грозно закачала шипами. Скакун ретировался. Он понесся меж барханов, пока Яндар наконец сумел натянуть поводья и немного приостановил его. Слева завыл койот, справа из-за холмов показался табун куланов. Под копытами Рааша мельтешили пестрые круглоголовки.
На горизонте замаячило пятно. Яндар выпрямился, приложил ладонь ко лбу и пригляделся. Дрожь прошла по спине. Рот пересох. Неужто сам владыка змей пожаловал? Пятно стало расти, расширяться, двоиться, троиться. Стадо антилоп? Нет, хуже. От стада отделилось одно существо и понеслось в сторону всадника. Оно стремительно приближалось и даже не думало остановиться. В преданиях его сравнивали с очень большим конем, каждый шаг которого гулким эхом разносился по пустыне. И теперь стоял невыносимый шум: даже если бы собрались со всего света барабанщики, и они не затмили бы его. Вот существо показалось из-за холма. Черные пятнышки покрывали его бледное мощное тело. Изо лба рос и блистал длинной в два кадама острый рог, на носу, словно младший брат, сиял короткий второй рог.
– Каркаданн!
Массивный зверь остановился и вдруг поднял голову к небу. Душераздирающий рев, подобно раскату грома, подобно вихрю, рвущему паруса, подобно снежной лавине, – рев из недр самого Пекла, как писали поэты, огласил жителей пустыни. Те быстро юркнули в норы, запрятались глубоко в песок, исчезли в небесной синеве – все скрылись из виду. Только всадник и пиатек остались одни перед жутким существом.
Недолго думая, Яндар вонзил пятки в бока Рааша, и тот помчался прочь. Каркаданн последовал за ними, поднимая столбы пыли и песка.
– Будь ты проклят, Кафур! Где же ты?
Пиатек несся меж барханов. Яндар обернулся – каркаданн исчез.

Глава третья.
Наступил третий день.
Кафур пересчитал монеты в кошеле – тридцать рамов и вручил их Яндару.
– Думаю, на денек хватит, и все же не слишком задерживайся. В крайнем случае, продашь пиатека. Такая тварь всегда в цене. Она и тюки понесет, и за себя постоит, и на гору взберется.
Будто почуяв недоброе, Рааш беспокойно повел головой и глухо заклекотал. Птичий клюв опасно проскользил рядом с кожаными доспехами, едва не разодрав их, а копыта окутал туман – вот-вот превратятся в львиные лапы.
– Ну-ну, успокойся. Крайнего случая не будет, – заверил Яндар, потрепав желтоватую гриву пиатека.
– Хороший подарочек я тебе преподнес, а? – Кафур косо взглянул на крикливого скакуна. – Стойкость ишака и мощные конечности – дальняя дорога не беда. Жаль, крыльев нет, как у грифона или у пегаса. А что уж говорить про излишнюю верность хозяину – козырь из козырей. Не то, что ты! – он пригрозил серому в яблоках жеребцу Менесу. Тот даже ухом не повел.
– Дареное не продаю, – бросил через плечо Яндар. – А теперь в путь! Время не ждет.
Рааш издал ликующий клич и поскакал к барханной гряде. Менес последовал за ним.
Средь пустынных просторов, на горбатых холмах, лежал Фурдааз – столица эмирата Ин-Патай. Издалека город напоминал голову великана, увенчанную причудливой короной: два кольца стен, с бойницами и орудийными башнями, защищали жителей от неприятеля, пустынных тварей и смерча. На фоне темно-лилового неба росли белые вершины минаретов, горели золотым огнем купола дворцов.
Подъехав к городу, Яндар дернул узду – пиатек перешел на шаг. На огромных железных воротах красовался орнамент с точным расчетом углов и перекрестов тонких линий. Длинные знамена развевались в углах надвратной башни. С красного полотна извивались золотистые нити, точно змеи. Шуршали сандалиями крестьяне, неся на спине нехитрый скарб, купцы-караванщики покачивались на двугорбых верблюдах, бродячие артисты, одевшись выдрами, койотами и соколами, распевали песни, – город наполнялся жизнью. Но никто не любовался игрой света в пышных цветочных узорах сторожевой башни.
– Архитекторы, художники, скульпторы – каждый вложил частичку себя в создание шедевра, – глухо произнес Кафур. – Кто их теперь помнит? Хотя кому нужны имена прошлых лет?
Яндар только кивнул и поскакал по усыпанной гравием дороге. Слабый ветерок колыхал рыжие косички на висках. Под белой шерстяной рубахой приятно холодил грудь шестигранный медальон.
Красота красотою, но больше всадника волновали чауши-стражники. Словно разбросанные по полю семена, они стояли то там, то здесь: в тени тополей, под арками. Прохаживались по улицам, грубо отталкивая нищих. Некоторые наблюдали с крыш. Шлем с тюрбаном защищал голову стражника. Тело прикрывал панцирь с металлическими пластинками, но Яндар знал, что эти доспехи лишь обман, на самом деле их нарисовали на кожаной одежде. Два кинжала в простых ножнах – на животе, под сердцем; в руке – по круглому щиту.
И меньше всего ему хотелось нарваться на чауша. Он внимательно следил за каждым из них, кто только делал шаг в его сторону. Но никто не преграждал дорогу, никто не набрасывался сзади, как это часто бывало. Путешествуя по стране, Яндар выучил игру досконально и влегкую мог облапошить любого из них. Но годы летели, игра усложнялась, победа давалась с каждым разом труднее, и все чаще он просто бежал. То ли в их ряды шли слишком хитрые, то ли он слишком уверовал в себя. Но сейчас ему везло, дико везло. А может, это Кафур околдовал их? Стоит при случае пожать ему руку.
Яндар выехал на площадь. Впереди виднелся Золотой Рынок, к которому вереницами тянулись люди. Грохотали телеги, мычал скот. Погонщики орали на ишаков, неистово понукая их хлыстами. Верблюды останавливались у караван-сараев, печально звеня бубенцами. Караванщики с суровыми лицами осматривали товар, за ними неотступно следовали оценщики. С шумом и гамом открывались лавки. Солнечными красками пестрели халаты, радовали глаз расшитые золотым сутажем платья для халиги, на подносах сверкали перстни с бриллиантами и изумрудами. На полках ожидали своих покупателей связки рыжих кожаных сумок и поясов. Привлекали богатым орнаментом и живописными сценами охоты и празднеств огромные тяжелые ковры. Звенели медные блюда, блистали серебряные кубки. Горы фруктов, овощей, ягод и зелени собирали вокруг себя толпы. Каждый старался перекричать другого, работал локтями, наступал на ноги, только бы первым купить свежие яблоки и груши, сочные абрикосы и персики, виноград, от светло-зеленого до нежно-розового, инжир, клубнику, вишню, сливу. Мелькали в ярких костюмах разносчики воды с кожаными сумками, кувшинами и пиалами. Старый патаец бил в барабан, созывая на представление. Тучные базарные надзиратели с кислыми лицами расхаживали по площади, держа в руках плетку, подобно тонущему, судорожно цепляющемуся за протянутую ветку. Плеть помогала им чувствовать себя увереннее. Они усердно хлестали просящих подаяние, с улюлюканьем и руганью вышвыривая их с насиженных мест. А устав и взмокнув, лениво отгоняли назойливых мух.
Золотой Рынок переходил в Рынок Благовоний. Густой жаркий воздух пропитался дурманящим ароматом масел. Пахло корицей, перцем, кардамоном. Торговцы на двухколесных телегах развозили бублики с тимьяном, румяные зернышки кунжута, стебли лаванды, шалфея, душицы. Из чайхан лились запахи чая и соков.
На задворках ютились бедняки. Они предлагали строгие абы, глиняные корчаги, миски, кружки, плетеные корзины.
Презрительно оглядев товар, Яндар направил пиатека по захолустной улочке. Перед глиняными стенами играла грязная полуголая детвора. Завидев незнакомца, некоторые, сшибая друг друга с ног, кинулись врассыпную. Те, что посмелее, закусив губу, молча глазели на него. Под навесами домов устроились нищие. Один мочился прямо в арык, другого рвало, третий возился с тряпьем. Несло острым сыром, гнилой рыбой и прогорклым салом. Тошнота подступила к горлу, закружилась голова. Всадник припустил пиатека и вскоре выехал на очередную площадь.
Стражники на гнедых лошадях копьями отгоняли пеших, давая дорогу паланкину. На белых муслиновых занавесках желтел ряд трех перекрещенных монет. В паланкине наверняка сидел дефтердар. Горожане снимали чалмы, кланялись. Из-за занавесок выглянуло худое лицо с острым носом и колкими глазами и тут же исчезло.
– Вынюхивает, змеиное отродье, у кого еще деньжонок бы содрать, – прогнусавил Кафур. Его светлая чалма мирно покоилась на поседевшей голове. Пальцы плотно смыкали узорные рукояти сабель.
Яндар повернулся к нему:
– Раньше ты любил звон монет и ценил любителей сродни тебе.
– Монеты я не перестал любить и теперь, а вот ценить… – усмехнулся Кафур. – Ты когда-нибудь слышал, как кричит Аль-каркаданн? Верно, не слышал. Когда услышишь, то поймешь, почему я перестал их ценить.
– Каркаданна я слышал.
– Это не то, Яндар, не то. Тебе бы послушать Аль-каркаданна.
– Три дня ты мне дал, чтобы найти какого-то сына какого-то кузнеца в омерзительном городишке, и ничего не объяснил. Теперь вот про Аль-каркаданна песнь завел. Не для того ли ты меня спас от смерти, чтоб потом всю жизнь потчевать загадками? – Яндар глянул на паланкин: тот уже покидал площадь. Интересно, кого же высматривал проклятый дефтердар? Он стукнул стременами пиатека.
– Не для того, уж поверь мне, – прошептал Кафур. – Не для того.
Из чайханы доносился хохот, у редких лавок кучился разный люд, торговцы зазывали криками и жестами, чауши переговариваясь шагали по дороге. Из бесчисленных минаретов тянулись протяжные и печальные голоса служителей.
После чаушей следовало опасаться воров. Они выныривали из толпы, вытаскивали монеты, драгоценности, письма и немедленно исчезали. Порой состязались друг с другом в ловкости и осторожности: кто незаметнее стащит вещицу из кошеля. Яндар научился их узнавать по неспешной походке, цепкому взгляду, полузакрытому лицу. Не сказать, чтобы он имел с ними много общего, но бывало, умудрялся затесаться в их ряды. Частенько сталкивался с вором, хоть и выполнял совершенно другую работу, а уходить от погони приходилось вместе. Несколько раз он спасал чужую жизнь, несколько раз спасали его. Иногда предлагали присоединиться, однако путь воровства был ему омерзителен, и он просто отказывался.
Уловив быстрое движение руки к своему кошелю, Яндар схватил воришку за запястье и подтянул вверх. Совсем еще мальчишка! Худющий, кожа да кости. По чумазому лицу скользнул испуг, и парнишка принялся извиваться. Брыкался, царапался, пытался укусить. Яндар вытащил выточенный из зуба скалистого тигра нож и приставил к шее.
– Давай, зови чаушей, – застонал мальчик. – Лучше сгнить в камере, нежели вернуться к ним.
– К кому – к ним? К чаушам, что ли?
– Нет! Аханеты. Нельзя попадаться, нельзя попадаться, иначе, иначе… – затараторил мальчик. Вдруг осекся. – Войеррих тебя раздери. Достал нож, так режь.
Яндар заметил мелькнувшую тень, за спиной раздались шаги. Он обернулся – рядом никого. Куда подевался Кафур? Люди проходили мимо, будто не замечая всадника с ребенком. Взгляд скользнул по бочкам, крыше, окнам. Но за Яндаром следили! Он чувствовал пронзительные взгляды, обжигающие кожу, подобно огню. И Кафур исчез. Конечно, он так часто делал, но не теперь, не теперь. Подобно снежному кому, тайна катилась одна за другой, готовясь обрушиться страшной лавиной. Один раз Яндар едва не угодил в нее, а сейчас ему ой как не хотелось снова встречаться с ней.
Ветерок пробежал по волосам.
– Я не убью тебя, – он отпустил парнишку, сильнее сжал костяную рукоять ножа.
– Нет! Нет! Убей меня! За неудачу они обещали распил… Я видел! Прямо по живому. Я видел…
– Так спрячься где-нибудь, – бросил через плечо Яндар и одернул узду. Рааш застучал по камням.
– Они найдут! Они всегда находят… Я должен был тебя обокрасть, – мальчик стукнул себя кулаком в грудь, скрестил два пальца. – Возьми меня с собой!
– Делать мне больше нечего, – отрезал Яндар и погнал скакуна вверх по холму подальше от ребенка.
«Сам оплошал, так сам и выкручивайся», – хотел он крикнуть ему, но, заметив обращенные к нему лица, промолчал. И так слишком много людей наблюдало за ним. А Яндар ненавидел глазеющих, ненавидел подслушивающих, ненавидел болтающих. Он был уверен, что какой-нибудь горожанин обязательно расскажет в чайхане о случившемся – и новость разлетится быстрее птицы. Слишком уж громко кричал мальчишка, слишком долго думал Яндар. Надо было его прикончить на месте. Но все-таки мальчик ничего ему не сделал. Пусть живет. А дальнейшая судьба ребенка Яндара не интересовала.
Впереди показалась внутренняя стена города, на которой около пушек расхаживали часовые. За ней поражал своим величием целый ансамбль дворцов, пристроек, башен. Над всей этой красотой высился белоснежный чертог, где проводила жизнь череда эмиров. Широкий ров омывал его полукругом. Прищурившись, Яндар заметил, как в стороне от дворца из низеньких ворот, ничем до этого не примечательных, выехала арба, груженная чем-то доверху. Два стражника соскочили на землю и принялись крюками стаскивать в ров – человеческие тела. Вода мгновенно закипела, мертвенно-бледные пасти хватали трупы и утаскивали на дно. Великолепие эмирского дома на вершине холма и царящий ужас внизу – разница воистину потрясала.
– Приветствую тебя, о великий Фурдааз, – прошептал Яндар. – Город страстей, город богатых и нищих, город тайн и загадок, будь они прокляты.
Он пронесся перед толстыми купцами, проскакал потонувшие в блеске белого и золотого узкие улицы и наконец выехал к внутренним воротам города. Невысокие чауши, словно братья-близнецы, в одинаковых ядовито-зеленой чалмах и голубых рубахах преградили путь, но, получив пару рамов и выслушав речь о благоденствии эмира, подняли пики, пропуская всадника.
– Скажи мне, друг, где я могу найти кузнеца Демира Ат-Зейд? – спросил Яндар.
– Заплати – скажу, – бросил один из чаушей и, заполучив монету, продолжил: – Спроси у главного писца Фейсала, он живет у Вторых Врат. А о твоем кузнеце я ничего не слыхал, – усмешка скользнула по лицу стражника.
Яндар промолчал.
Дом писца представлял собой скромное жилище с небольшими окнами и деревянной дверью. Трещины, словно раны, изрезали невзрачные стены. Черепица на крыше посерела от непогоды, только по краям еще сохранялась белизна. Над дверью висел вырезанный из бука свиток, а немного правее от него крепилась на брусочках чернильница с пером.
У входа, будто нарочно, стояли стражники. Облегчив кошель на четверть, Яндар привязал Рааша к коновязи и вошел в дом. На столе корзина с лепешками да кувшин с водой. Два стула. Умывальник в одном углу, отхожее место – в другом. В очаге лежали угли. На стене облезлый в темных пятнах ковер со сценой наказания мударрисом ученика. Яндар поморщился. Он никогда не позволял учителю даже взмахнуть прутом, не то, что ударить. А учителей в жизни было предостаточно.
– Хозяин! – позвал он.
Никто не ответил.
Откуда-то снизу, точно из утробы дома, донесся приглушенный кашель. Стараясь ступать как можно тише, Яндар пошел на звук. В другой комнате возле топчана темнел проход, на половину задвинутый крышкой. Слышались голоса. Яндар на цыпочках спустился по узкой крутой лесенке и оказался в полутемном коридоре. Одинокий факел разгонял причудливые тени по стенам. Голоса звучали отчетливо.
– Ключ у эмира, иди к нему, – говорил один голос – медно, резко, отрывисто.
– Ты заведуешь архивами, и у тебя должен быть свой собственный, – звучал второй голос, елейно, но чувствовалась некая дрожь. – Так что тебе стоит открыть дверцу и найти для меня имя? Ты знаешь, я хорошо заплачу.
– Эмир уже давно отобрал его у меня. Наверняка догадывался, что придут такие, как ты, и начнут выклянчивать.
– Говори, да не заговаривайся. Знай свое место, собака! Я из тебя всю душу вытравлю, а до ключика-то доберусь.
– Страже плати, налоги плати, десять плетей от эмира получи, так еще ты, окаянный, с кулачищами лезешь. Уйди с глаз моих. Ключ у эмира, и весса.
– Налоги и я плачу, – дрожь пропала. – А десять плетей поделом. Старость не радость, а желание эмира надо выполнять тотчас же. Считай это подарком от нашего пресветлейшего правителя, да пребудет мудрость его глубже морей, да выше…
– Мне можешь не врать. Если эмир вдруг умрет, ты оплакивать его не станешь.
– Вырвать тебе язык за гнусные слова! Значит, не отдашь ключ?
– Нет его у меня. Устал уже повторять: нет.
– Как знаешь.
Свет огня выхватил из тьмы жилистое сухое лицо, выдающиеся скулы, волевой подбородок. Пронзительные серые глаза. С таким холодным жестким взглядом Яндар встречался не впервой. Он сразу понял, что мужчина по внешнему виду оценивал его положение в обществе, дабы не сказануть потом лишнего.
– Чего тебе? – наконец прозвучал медный голос.
– Ты говорил, что мы одни! – из темноты вышел толстяк с черной аккуратно подстриженной бородой. Бритый череп отливал синевою. На толстых пальцах горели в кольцах бриллианты, рубины, сапфиры. – Ты кто такой? – казалось, он хотел выругаться, но оторопел на полуслове. – Бать те на! Яндар из Адилеха?! Какими судьбами занесло в такие дебри?
– Это так о доме? – встрепенулся жилистый.
– Уймись, скотина! – толстяк протиснулся ближе к свету. – Дай разглядеть получше!
«Тамиран, будь ты трижды проклят! Как узнал? И какого вообще беса тут делаешь?» – едва не сорвалось с губ Яндара.
– Я по делу к Фейсалу пришел, – процедил он. – С тобой мне разговаривать не о чем.
– Как нехорошо, ой как нехорошо отвечать таким резким тоном старому другу. Едем ко мне. Не бось, по дороге всю задницу отбил? Не боись, в паланкине места на двоих найдется. А с этим еще успеешься наболтаться. От кошмара царственных особ никто не скроется… – глаза сверкнули ехидным огоньком.

Хотел бы услышать отзывы по тексту.
Есть ли какие непонятки?
Видна ли завязка? (хочу сразу сказать, что в произведении несколько завязок, - приключенческо-мифологическая и политическая )) )
Не перегружен ли текст описаниями?
Как выстроен диалог?
/ Хотя На счет диалогов - пока оставляю так, как есть, потом после написания всего произведения буду уводить его в восточный стиль. Так что пока интересует, не тупят ли герои, не объясняют ли они друг другу то, что сами прекрасно знают - как объяснялка читателю?/

Деннис, отделите)))

Пролог.

Тонкая женская рука выглянула из-за мраморного столба купальни и

или так даже лучше:

Пролог.

***

Тонкая женская рука выглянула из-за мраморного столба купальни и

это не совсем по делу, но я начал читать, и прилепленный "Пролог" испортил всё впечатление.

О, раз так, то сделаю...
Если бы... Кнопочки Изменить у того сообщения нет((

Какие будут замечания по тексту?

сбои фокала имеются)
вернее, фокал вобще непонятен.

В каких именно местах идет сбой фокала? Просьба говорить не только о прологе. Пролог это вообще отдельная тема)))
И так ли мешает этот сбой чтению?

мешает, конечно. я вообще всегда читаю оч. маленькие кусочки, не обессудьте.
т.е. если вижу недочёт, то не двигаюсь дальше...

давайте для начала определимся какой ВООБще у вас фокал?)

Хм. А что вы подразумеваете под фокалом?
Есть точка зрения, фокал, фокальный персонаж, перспектива.
В данном случае текст подается в форме "ограниченный автор".

не нашёл в гугле. что это вообще такое?
типа, как у Дюма, что ли?

точку зрения я имею в виду, конечно же.
кстати, дайте ка мне определение всех упомянутых вами терминов. хочу почитать.
их просто каждый автор по-своему систематизирует и называет, я хочу понимать, о чём вы, чтобы найти общий язык.

Странно. Даже в вики есть))
Режим повествования - Википедия.

+ Скину ссылки в ЛС

Ответил в ЛС.

Саша Тэмлейн,
если фокал скачет, не могли бы вы указать, где именно.
/Пролог не в счет, так как он ушел на дорабатывание/

ок, но всё-таки пролог показателен:)

если у вас как бы фокализация от Всевидящего автора, то да, можно менять фокал, но всё же не стоит это делать внутри одного абзаца. через пару страниц - да, можно. вот:


1. фокал эмира.
2. фокал танцовщицы
3. фокал эмира

слишком быстрая смена, нежелательно:)

всё же каждую отдельную сцену желательно давать глазами ОДНОГО персонажа, меня фокализацию лишь изредка. даже в случае со всевидящим автором:)

Пролог, конечно, показателен, но это уже наверно десятый по счету пролог, а мне прологи не особо даются)
Поэтому предлагаю взглянуть на последующие главы.

Саша Тэмлейн,

Спасибо за совет.) Буду учитывать его при правке глав.

ок, щас гляну.

словом вы владеете, но вот с правдоподобием некоторые глюки.


1) а что, у связанного могут быть ловкие движения?)))))
или при ловких они бы не болели?
2) как-то не стоит расслабляться в ожидании суда.

Вот что-то выдал из критики.

Яндар стоял на коленях в ожидании суда.
***ожидая, когда начнется суд... в ожидании - будто бы он его с нетерпением ждет...

Запястья и щиколотки были туго стянуты веревками и кровоточили при каждом неловком движении.
***неловком все же убрать...

Пятки после наказания за сегодняшний побег жутко чесались и ныли.
***сегодняшний убрать бы тоже... жутко бы убрать... чесались и ныли - как-то уж небольно... больно легкое наказание... жгло или еще чего пострашнее...

Хотелось опустить их в прохладную воду, самому же успокоиться, расслабиться.
***несоответствие между хотелось, успокоиться, расслабиться... унять боль, забыться...

Закусывая нижнюю губу до крови,
***нижнюю можно и убрать... да и если бы один раз закусил до крови, то одно дело, а тут как бы частое или постоянное действие...

чтобы перебить боль, он тупо глядел на окаймленную узкой канавкой круглую площадку,
***тупо - плохое слово... разглядывал... окаймленную узкой канавкой круглую площадку - это как-то нужно изменить...

предназначенную для кади.
***где должен был появиться кади... предназначенную - явно не то слово...

Чуть в стороне напевал себе под нос песенку долговязый стражник и постукивал древком копья о каменную плиту.
***странное предложение... просто в стороне, без чуть... под нос тоже не напевают... гундосил мелодию... стражник непомерного роста... постукивал к тому же...

Легкие звуки эха разносились
***эхо разносилось...

по ярусам полуамфитеатра, путаясь в бесчисленных аркадах,
***я лично запутался

а наигравшись вдоволь, словно птицы, улетали в рассветную глубину неба Итвера.
***наигрались, словно птицы, или улетали, словно птицы?..

Стражник оборвал песню,
***перестал гундеть...

смахнул со лба капли пота, снял с пояса бурдюк с водой и опрокинул в рот.
***смахнув пот, опрокинул в рот бурдюк...

Яндар не отводил взгляд от стражника. Тот вдруг перестал пить, шумно рыгнул и протянул бурдюк к потрескавшимся от жары и покрывшимся корочками губам Яндара.
– На!
***заметив, что Яндар не сводит с него глаз...

Яндар почти прикоснулся к живительному источнику, почти ощутил приятный вкус свежей воды, прохладные капли почти оросили сухой язык, почти… Но стражник быстро убрал руку, спрятал бурдюк за поясом.
***как-то очень деревянно описано

талант автора явно опережает его возраст. автору видимо, лет 22.
из этого проистекает некоторый лёгкий налёт наивности, так что сразу толком и не объяснишь, что нужно править.
но при этом написано неплохо, даже увлекательно в целом.
тут нужны не критики, а просто хороший бета-ридер)))))
корректор в общем. и можно посылать=)

Mishka, спасибо за разбор.

Жгло, и сочился гной.
Вообще первый абзац переделал. Но пока изменять сообщения не могу.

Можно и гундеть)

Ок, можно и подсократить.

Саша Тэмлейн,
Старше)

Этому произведению, видимо, да.
Но критика тоже полезна.

если бы я курил траву, то меня бы разорвало!
а-а-а-а-а! Эдакая огромная спина, по которой ходит танцовщица! "Щетинистая щека" круче, чем "...у чушки - щетинки"

кстати, я все думал,какой пол у каркадэ? Знаю теперь, что каркадан - это муж каркадэ!

понимаете, у вас много мелких глюков, к-рые то ли править, то ли хз. что например, такое "разбросанные волосы". Разбросанные - это кода что-то разбрасывают целенаправленно. Представляю себе танцовщицу, усердно разбрасывающую волосок к волоску.

Разбросавшиеся, рассыпавшиеся.

Но не разбросанные.

а вот с этими замечаниями пожалуй, не согласен:)
но в целом - да - бета-ридер нужен.

Andrey-Chechako,

Предположение смелое, но каркаданн - не выдуманное слово.
Каркаданн (что на фарси значит «господин пустыни») — мифическое существо, упоминаемое в средневековой арабской и персидской литературе. Представляло собой свирепого единорога, встречавшегося в Северной Африке, Персии и Индии; он был способен напасть на слона и убить его. По-видимому, речь идёт о носороге либо о близком ему виде вымерших животных (эласмотерий). В современном арабском и персидском языках этим словом обозначается носорог.

Саша Тэмлейн,

Было бы здорово, но пока что таких рядом нет

возможно его корни уходя глубже, нечто подобное изображалось ещё на вратах Вавилона:)

Возможно, хотя если верить интернету ( ), корни уходят в индийскую мифологию.

Глава четвертая.

Солнечный луч скользнул по золотистому куполу храма. Яндар, сощурившись, прикрыл глаза ладонью. В сверкающем обрамленном песчаной дорожкой бассейне плавала рыбешка. Коренастые смуглые рабы суетились в великолепных садах: ловко подрезали кустарники, убирали высохшие ветви, собирали в мешки опавшие листья. Не спеша проходила смена караула.
По дороге во дворец Яндар насчитал порядка тридцати чаушей. Восемь стражников встретили у ворот. Еще около пятидесяти бродили вдоль стен. Десяток в тяжелых доспехах с золотыми плащами стоял у конюшни, а семеро – святое число высоких особ – лучших воинов, облаченных в простые сумеречные наряды, приветствовали скрещиванием рук на груди. Слишком много стражи, а сколько еще пряталось в тени деревьев, наблюдало с башен, скрывалось за масками слуг.
Тамиран махнул рукой, и стражники расступились. Четверо слуг поддерживали его, пока он пыхтя вылезал из паланкина. Яндар, небрежно отдернув занавески, спрыгнул сам, хотя и к нему на помощь потянулись руки.
Лазурный фасад дворца украшала позолоченная лепнина. Стройные колонны, обвитые мраморной лозой, опирались на колоколообразную основу. Широкие террасы тонули в ярко-красной листве бугенвиллий, в желтых цветах зизифуса, чуть ли не звенели оранжевыми колокольчиками олеандры. Рельефные плиты и глазурованные плитки украшали выложенные из сырцового кирпича стены. Две бычьи голы нависали над массивными дверями.
– Каков же дворец у эмира? – усмехнулся Яндар, поднимаясь по широким приземистым ступеням.
Часть боковых парапетов увенчана зубцами. Каждая мелочь должна подчеркивать возвышенность и мощь хозяина.
– Выше, краше, воздушнее, – пухлое лицо Тамирана покрылось складками, сморщилось, напомнив старую сливу.
Они переходили из одного коридора в другой. Слуги, кланяясь, открывали одни двери за другими. Казалось, им нет конца. Стены то сверкали белизной, то пугали краснотой, словно на них пролили ведра крови. Потолки уносились ввысь. Затекала шея, когда Яндар пытался разглядеть на них рисунки царственных львов, затаившихся в зелени лугов, свободолюбивых коней, бегущих навстречу восходящему солнцу, белых соколов, парящих высоко-высоко над просторами. Как бы он хотел оторваться от земли и с радостным воплем пронестись над миром. Кряхтенье Тамирана развеяло мечты.
Толстяк привел его в небольшой зал. Слуги расстилали белые ковры, раскладывали цветные подушки, расшитые золотой нитью и украшенные сложными узорами. Готовили кальян, разливали чай по серебристым пиалам, расправляли опахала. Вешали на шесты балдахин из шитого штофа. По углам зала на коленках стояли рабы и размахивали веерами над кувшинами с водой.
Тамиран уселся на подушки так, чтобы балдахин был за спиной. Поджал ноги и омыл кисти в поданном слугой тазе. Осушил их желтой бархатистой тканью и взял пиалу. Он долго вдыхал аромат чая, наконец, пригубил, причмокнул и поставил пиалу на золотой поднос. Затем, потребовав жестом еще подушки под спину, разлегся, как растолстевший обленившийся кот. Оставалось только почесать за ушком, чтобы он замурлыкал от удовольствия. Обширная шелковая одежда трепыхалась при каждом движении.
Яндар молча взирал с балкона на раскинувшийся внизу город. Наконец, он вернулся в зал, окунул руки в воду и улегся на правый бок, положив подбородок на руку и поджав правую ногу, чтобы в случае чего стремительно вскочить. Саблю прижал к животу.
– Тебя не удивило, что я не потребовал отобрать оружие? – давясь очередным фиником, произнес Тамиран.
– Жизнь выпотрошила из меня всякое умение удивляться, – отозвался Яндар, взяв с серебряного блюда горсть черного винограда. – К тому же, ты держишь семерых.
– Вот ты, значит, какой: не удивляемый, – Тамиран приподнял свисавшую с толстой шеи связку из трех монет и почесал волосатую грудь. – В нынешнее время, скажу, что и эти семеро не помеха страждущим до чужой крови. Хотя кому я объясняю. Ну довольно. Лучше расскажи, что да как у тебя. Столько лет не виделись! От кого бежишь? Куда бежишь?
– Кажется, в рассказчики я не записывался.
– Как помню, колкость у тебя всегда стояла на первом месте, – недобро усмехнулся дефтедар, – но для старого друга-то смягчись и приоткрой завесу тайны, а?
– Не в твоей манере разбрасываться красивыми словами. Благодарю за гостеприимство, но дорога зовет.
– Во дворце ты под моей защитой, и, коли захочешь, устрою тебе беседу с эмиром Рагхазом. Думаю, он согласится принять.
– Мне не нужна его помощь.
– А ты не спеши, обдумай хорошенько. За тобой гонятся – не отрицай. Просто знаю. За три года ты не изменился. Хотя нет, ошибаюсь. Изменился. Тебя уже два раза ловили на обмане, пять раз кто-нибудь крутился под ногами, один раз приговорили к казни, с которой ты сбежал. Раньше ты не попадался. Стареешь, брат, стареешь.
– Не слишком ли ты много знаешь? – Яндар воззрился на дефтедара.
– Если бы ты убивал простолюдинов или торгашей, возможно, тобой занимались бы только стражники и чауши. Но ты занесся слишком высоко. Меняй имена, меняй одежду, но воспоминания ты поменять не в силах. Память людей, как рабаб, – сказал бы Махнаджет, – музыка жизни звучит, пока инструмент не сломается. Да, и о твоем прибытии в Фурдааз могу знать не только я. Грех отказываться от помощи. Словом, я поговорю с Рагхазом. Он найдет тебе теплое местечко, хотя бы на время.
– Раньше такой заботы я за тобой не замечал.
– Помнишь, ведь мы поклялись, что, когда кто-то из нас достигнет высот, поможет остальным двоим. Пакарик уже вот как двенадцать лет покоится в могиле…
– Знаю.
Они помолчали.
– Ну, раз старая клятва так крепка, то похлопочи, – договорил Яндар.
– Ты наверняка голоден! Или тебе не по вкусу виноград? – вдруг воскликнул Тамиран и захлопал в ладоши.
Слуги медленно шагали из дверей с золотыми подносами, подобно каравану, выходящему из-под арки. На почетном месте рис с золотистой корочкой из топленого масла и шафрана, рис с изюмом, миндалем и апельсинами, рис с курицей в ореховом соусе и вишней – от разнообразия кружилась голова и приятно бурчал желудок в ожидании непревзойденной пищи. Следом появились ароматные гуляши с корицей, мятой и гранатами, замысловатые фаршированные фрукты и овощи, нежное запеченное мясо, приправленное баклажаном и чесноком. Отдельно вынесли тонкие лепешки в чаше, украшенной драгоценными камнями. Завершали цепочку бахлава с миндалем, халва из розовой воды, шафрана и фисташек, апельсиновые и лимонные шербеты, нуга и джемы с лаймовым соком.
– Ты, видимо, никогда не видел столько вкусностей? – усмехнулся Тамиран, садясь поудобнее. Слуга поправил подушку.
Яндар не удивился обилию еды. Он давно привык, что меньше пяти блюд у богачей не бывало. Тамиран с удовольствием поедал рис с миндалем. Яндар пожал плечами и тоже приступил к трапезе.
– Ну вот, а ты отказывался! – проговорил дефтедар с набитым ртом.
Время шло, а еда как будто не кончалась. Наконец, насытившись, Яндар попробовал горячий и крепкий чай из ормуда – хрустального стакана с «талией». Тамиран очень гордился ормудами, без конца повторяя, как ему повезло приобрести их у одного торговца.
– Теперь пойдем отдохнем, – поддерживаемый слугами, он поднялся на короткие ноги и замельтешил к двери. Яндар, вздохнув, последовал за ним.
Он мог бы давно покинуть дворец, но решил остаться. Тамиран всегда рекомендовал дельное, и отказываться от совета Яндар не хотел. В конце концов, он действительно мог рассчитывать на помощь.
Тамиран привел его в купальню. Яндар осмотрелся. Четыре колонны по углам поддерживали свод купола. Из узких окон лился золотистый свет. Сверкала кристальная гладь воды. Было душно. Рабы наполняли ванну розовой водой. Поговаривали, будто она прогоняла злобу из сердца, снимала усталость, успокаивала кожу.
Слуги сняли одежду с дефтедара. Хлюпая по лужам, он осторожно, сопровождаемый слугами, подошел к краю ванны. Шаг, другой. Нога поехала. И грузное тело свалилось в воду. Тысячи брызг заискрились в солнечных лучах. Слуги не знали, что делать. Бросаться в воду – потом же достанется от хозяина. Стоять на месте – опять же попадет. С умоляющими глазами они воззрились на Яндара. Тот, сложив руки на груди, просто ждал.
Пунцовый, как рак, Тамиран появился из воды. Бил кулаками по воде, ругался, проклинал – как только ему еще хватало сил.
Яндар не спеша разделся и залез. Вначале вода обожгла, но затем стала как будто попрохладнее. Он подплыл к Тамирану, помог добраться до края ванны.
– Ух! – выговорил дефтедар. – Утопить меня вздумали? – замахал он кулаком слугам. – И ты тоже хорош! – кинулся он на Яндара. – Друг погибает, а ты стоишь и смотришь.
– Ты здесь хозяин, все ждали твоего приказания.
– Приказания? Я тонул! Как я мог приказывать?
Яндар пожал плечами. Не дождавшись ответа, Тамиран махнул рукой.
– Ладно, сейчас будет самое приятное, – отдышавшись, сказал он.
Слуга открыл дверь, которую скрывал зеленоватый балдахин. Девять наложниц, сопровождаемые толстым евнухом, пробежали босиком и остановились на другом конце ванны, так чтобы хозяин мог их лицезреть. Из другой двери появились музыканты.
Одна из танцовщиц, высокая смуглая девушка, мягко ступая, прошла вдоль края ванны и застыла рядом с Яндаром. Красноватый отлив кожи в жарком воздухе придавал ей некоторую загадочность, грациозные отточенные движения выдавали в ней воспитанницу Парсикора, острова Забав, славящегося прекрасными танцовщицами. На фоне бледнеющих фигур остальных девушек эта выглядела лучом заходящего солнца. Одетая в охватывающую бедра бордовую юбку с золотыми нашивками и узкий лиф, она расправила плечи, выставила стройную ножку вперед. Радужные ленты струились по смоляным волосам. Подведенные сурьмой глаза вызывающе смотрели на Яндара. Ударил барабан. Гибкое тело пришло в движение. Засверкали браслеты на тонких запястьях и щиколотках, таинственно замерцал янтарь в серебристой оправе на шее. Побежали золотистые змейки солнечного света по упругому животу.
Яндар взглянул на Тамирана. Тот, попивая чай из ормуда, неотрывно глядел на девушку. Казалось, он не замечал других танцовщиц, что жадными взглядами пожирали его. Конечно, каждая старалась показать себя, усладить блажь господина, но все их попытки были тщетны. Яндар усмехнулся про себя: а у Тамирана губа не дура.
Стянутые лифом груди колыхались в такт музыки. Тонкие пальцы сверкали зелеными, синими, красными вспышками колец, бедра соблазнительно покачивались, спина на манер кошачьей изгибалась волной.
Ритм ускорялся. Танцовщица полуприкрыла глаза. Она кружилась и вертелась. Казалось, сами капли, висевшие в воздухе, пустились в пляс. Они, как серебристые покрывала, мерцали в солнечных лучах, ласкали гладкую кожу. Поведя круглым плечиком, девушка заставила дефтедара вздрогнуть от удовольствия: он чуть было не замахал руками, как маленький ребенок, получивший сладость, но умело сдержался, кашлянув в кулак. А девушка кружилась, полностью отдавшись во власть ритма и танца. Гремели барабаны, звенели браслеты. Вдруг девушка прогнулась, ладонями достала пол. Оттолкнувшись ногами, она перевернулась и мягко опустилась на мрамор. Но она не замерла, пытаясь отдышаться. Она продолжила безумный танец. Шелковые волосы взметались вместе с лентами, а затем скользили по полуобнаженной спине. Влажный горячий воздух бриллиантами капель играл на ее смуглом теле.
Тамиран облизнул губы, глотнул чаю.
Девушка глянула на него. Яндар перехватил взгляд и заметил отвращение на личике танцовщицы. Когда же она обернулась к нему, то улыбка сияла на ее полуоткрытых украшенных золотым колечком губах. Горячий взгляд из-под густых ресниц обжигал его.
Она заскользила за спиной Яндара. Ее пальцы порхали над головой, ступни едва касались его руки, лежащей на краю ванны. Яндар смотрел на девушку и не мог оторвать взгляд. Словно пери в ярком наряде, она кружилась рядом с ним. Ее тело колыхалось, сливалось с быстрыми ударами барабанщика. Подхватив учащающийся ритм, она закружилась в вихре танца. В губительном смерче, сметающем все на своем пути, как сравнил бы Махнаджет.
Внезапно ритм оборвался. Девушка медленно опустилась на мраморный пол, напоследок завораживающе изогнув стройные бедра.
Тамиран глубоко и часто дышал, точно не девушка, а он сейчас выступал. Хлебнув чаю, он захлопал в ладоши. Танцовщицы и музыканты, кланяясь, удалились.
– Как тебе? – спросил дефтедар.
– Любой ответ тебе может прийтись не по нраву.
– Все ты юлишь. Скажи прямо: понравились мои красавицы?
– Отвечу да – заревнуешь, отвечу не все – оскорбишься.
– Войеррих тебя раздери. Яндар, это невыносимо. Будто назло издеваешься надо мной. А я ведь пока тебе ничего не сделал.
– Вот именно: ничего.
Слуги помогли Тамирану вылезти из ванны, накинули халат. Яндар вытерся, оделся и последовал за дефтедаром в зал. Там, снова усевшись на подушки, Тамиран принялся поедать виноград.
– Говорят, в Фурдаазе палачи отбиваются от предложений, а могильщики гибнут в бедноте? – спросил Яндар.
– О, боги! – Тамиран косо взглянул на него. – Думал развеселить тебя, а ты только о смерти и болтаешь.
В помещение, отталкивая охрану, ворвался мужчина в растрепанном халате. В руках он сжимал чалму с каким-то свертком. Тамиран махнул рукой – мужчину пропустили. Не дожидаясь от нежданного гостя церемонии приветствия, он вырвал сверток, развернул. Дефтедар бросил взгляд на мужчину: мол, свободен. Тот быстро ретировался.
С такой спешкой доставляют только вести о начале войны или смерти императора.
Тамиран прочитал до конца, вздрогнул, лицо скривила отвратительная гримаса. Он вдруг сильно зачесал бок, выхватил из рук слуги кувшин с вином, осушил наполовину.
– Дай догадаюсь, – произнес глухо Яндар. – Это письмо не от шпиона, иначе бы тот мужчина так бы не врывался в твои покои при чужих. Это письмо ни от матери, ни от жен, ни от детей. Если бы оно было от кого-то из них, тебе преподнесли бы его на золотом подносе, когда ты бы почивал на бархатных подушках. Значит…
– Оденат Рамий погиб, – только и выговорил по слогам дефтедар.
– Царь Оденат, преславный царь…
– Погиб ночью во время нападения на племена Расстаи. Да, и тут пишут… О, боги! И старший сын вместе с ним…
– Ронат?
В одно мгновение всё пошло наперекосяк. Царь мертв. Старший сын тоже. Кто теперь возглавит Инсари? Новый правитель – новые правила. При Оденате в царстве всё было тихо-гладко. Он расширил границы страны, сам участвовал в битвах, служил надежной опорой императора. Под его чутким командованием восточная сторона империи могла спать спокойно. Кочевники, дикие племена, различные ночные твари редко беспокоили. Теперь же всё может измениться в одночасье. Стоит ожидать самого худшего. Конечно, Ронат мог подхватить выпадающие из рук отца «поводья» и вести государство по проторенной дорожке, но и он погиб. Остается надеяться на Гасана.
– Что слышно о среднем?
– Пока ничего, но он, наверняка, уже получил весточку. Боги! Потерять в один день государя и наследника, – отозвался Тамиран, поднялся, отдуваясь, и смачно плюнул. – Говорил, говорил о смерти. Вон она, пожалуйста.
Яндар промолчал и громко зашагал к дверям.
– Если понадоблюсь, найдешь сам. Шпионов у тебя немало, – усмехнулся он и вышел.

Мне понравилось!!! Хотя термин восточное фэнтези я бы убрал (ИМХО)
Поработайте над правдоподобностью атмосферы, поковыряйте сеть поработайте с "восточным" колоритом, в описалках маленькие недочеты есть...
Отлично пишите...Успехов
Пы.Сы. первое предложение первого кусочка, глазастая рука из за...отпугивает)))))) (показалась из за... думаю лучше будет)))))

Conker, добрый вечер. Спасибо, что заглянули )

И к какому же тогда жанру отнести произведение? Просто фэнтези?

Описания я брал различные, рамок определенной культуры не придерживаюсь. Тут и от египетской, от индийской, от персидской, от армянской, от монгольской да и т.д. мифологии, культуры и истории (справочники, энциклопедии + современные фотографии и и описания очевидцев, и просто из ЖЖ путешественников и обычных туристов). Что-то добавлял и свое.

В общем-то я этим и занимался, когда расписывал каждую сцену )
Два года первая часть текста отлеживалась, так что буду перечитывать и искать недочеты.)

Спасибо!

О! Вы меня поставили на место. Прошу прощения