Когда только начинал писать, уже выкладывал сюда черновик Пролога.
Вроде, дело уже пошло: и концепция обрисовалась, и сюжет, и идея.
Посему рискну ещё раз - выложу несколько первых глав.
Относительно антуража: средневековье, совсем глухое. Примерно соответствует VIII-IX векам реальной западноевропейской истории.
ПС. Эпиграфы перед Прологом из упрямства оставлю, так как они имеют смысл. Кто через них продраться не сможет - ну и ладно, читайте сам текст.
Полная версия: Круг земной
Литературный форум Фантасты.RU > Творчество. Выкладка произведений, обсуждение, критика > Фэнтези, стимпанк
СТРАНА МЕРТВЫХ
(Цикл «Сказания о Корнваллисе»)
«В году 173-ем от Основания, в 12-й год правления его милости Алейна, светлейшего герцога Бедвира, войско упомянутого герцога было разбито королём Мередиддом Уриеном в сражении при селении Дарм, что на Северном тракте. И бежал герцог Алейн, преследуемый Мередиддом по пятам, до самого Подгорья. Тогда герцог во главе доблестных своих воинов, оставшихся числом не более полутора тысяч, направился в город-замок Бреотигерн, наказав своему племяннику Гутруму с двумястами ратниками оборонять проход в свои земли, каковой имелся всего один, меж Нордмонтских скал и Круаховой топью. И в тот же год, в месяц Лосося, те земли поглотила тьма».
«…в послании, которое скорее выплакано мною, нежели просто запечатлено на пергамене, я вовсе не смотрю с презрением на окружающих меня людей, но лишь слёзно оплакиваю умножение зла. Как мне, убогому, найти силы, чтобы взвалить на себя ношу, подобающую пастырю, а именно противостоять натиску столь разрушительной бури и нарастающему валу злодейства? Но не могу я видеть это и молчать; это все равно что сказать ноге «не ходи», а уху «не слушай».
Ибо в последнее время всевозможные дикие твари начали приносить в своих гнусных пастях смертную отраву ересей и ядовитыми зубами вгрызаться в землю, где до того всегда рады были слушать доброе слово и не желали ничего дурного. Они раздувают угольки грехов, тлеющие в человеческих душах, и народ божий, словно напившись вина, становится тупым и вялым, и так ослабевает от опухоли злости, от лихорадки враждебности, от цепких когтей зависти, от неразличения добра и зла, что нечисть, питаясь людскими пороками, множится как листья, опадающие на землю в положенный срок, растёт числом и вздымается волнами подобно горному потоку, раздувшемуся от ручьев после ливня, что шумно несётся по руслу; его бурливые воды встают до небес, и при видe этого наши глаза затмеваются из-за быстрой смены черт в его водовороте.
И ныне огонь ярости чудовищ лижет своим красным языком все западные земли. Ибо зло внутри нас.
Сейчас, в канун полнолуния месяца Жёлтеня, запершись в доме Божьем, уповаю лишь на Отца всего сущего, чтоб дал он мне силы противостоять их злой воле, когда они явятся за мной…»
ПРОЛОГ
Порыв сквозняка, ворвавшийся в хижину, вновь затушил огонёк жертвенника. Женщина на топчане очнулась от дрёмы, вздохнула обречённо, встала и, выбрав в очаге самый яркий уголёк, начала раздувать лучину. Та, наконец, вспыхнула, и жертвенник ожил. Глиняный, высотой не более полулоктя, с мерцающим внутри язычком пламени, он уставился на женщину глазами-дырочками, горящими красным на искусно вырезанных лицах.
Она провела пальцем по волнистым волосам одной из фигурок и попыталась улыбнуться.
- О матерь Боанн, - заученно забормотала женщина, - прародительница, присутствующая всегда, распространяющаяся беспрерывно и всеобъемлюще всюду… - Но тут уголки её губ предательски дрогнули, и следующее слово обратилось во всхлип.
Она была ещё совсем не стара, но с осунувшимся лицом, темнотой под глазами и уже ясно видимыми морщинками. Резко отвернувшись, она подошла к стене и принялась старательно подтыкать колышками облезлую медвежью шкуру. Хижина была бедняцкая, с вросшей в землю двускатной крышей из переплетённых ивовых прутьев, крытых густым слоем соломы. За долгую осень солома намокла, слежалась; в дырах посвистывал холодный ветер, легонько качая связки сушёных трав, свешивающихся с потолочной балки. Посреди хижины, на утоптанном полу в неглубокой яме горел очаг: кучка углей, окружённая камнями. Хижина топилась по-чёрному.
Дрожащим голосом женщина тихонько запела:
Белый замок стоит
Близ дивной плотины Биннори…
С топчана раздался надрывный детский кашель, и мать, выронив очередную щепку, кинулась на звук.
- Эирлис, маленькая, маленькая моя, - зашептала она, - пить, хочешь пить? Отвару дам…
Ребёнок не отвечал; лишь хриплое дыхание доносилось из-под груды шкур. Женщина опять уселась рядом, но тут же вскочила, заслышав скрип кожаных петель.
- Тедгар!
Низкая дверь отворилась, и в хижину, пригнув голову, вошёл мужчина в шапке с длинными завязками и телогрейке мехом наружу. В руке он держал небольшую корзину. Потопав ногами, чтобы стряхнуть с деревянных башмаков грязь вперемешку со снегом, он поставил корзину на стол. Стол был маленький, на одной толстой ноге с остатками коры.
- Пусто. Все силки пустые, один порван. Здесь горох, капуста и сала немного. У Валды выпросил. Сказал, не даст больше, пока с тем долгом не расплачусь. Завтра поутру в Топь пойду, Брихт говорит, слышал там глухарей.
Тедгар сел на чурбак, заменявший табурет, вытянул над углями руки, натруженные и красные от холода. Подержал немного, потирая ладони; от мокрых рукавов шёл пар. Бросил хмурый взгляд на топчан.
- Как она?
Женщина всхлипнула.
- За весь день ни разу не заговорила. Не может уже говорить. - И вдруг бросилась на колени перед мужем, умоляюще сложив руки. – Тед, прошу тебя, прошу… давай отнесём её к матушке Элфгиву…
Тедгар вздрогнул.
- Нет, - пробормотал он, нерешительно мотнув головой. – Я же сказал: пойду завтра, добуду птицу…
- Не поможет твоя птица, не ест она ничего, уж весит легче пёрышка…
- О, боги… - Тедгар вскочил и принялся мерить шагами крошечную клетушку. – Уна, пойми: не время сейчас. Четырнадцатый день на исходе, луна почти полная, в лесу следов полно, сама знаешь чьих. Они готовятся, кругами ходят. Не нынче, так следующей ночью…
Слово «они» мужчина произнёс едва ли не шёпотом.
- Так сегодня последняя ночь! – надрывно выкрикнула Уна. – Последняя! А назавтра как бы хоронить её не пришлось!
- Поутру пойдём… в монастырь её отнесём.
- Нет! – Женщину била мелкая дрожь, волосы лезли ей в глаза. – Ночь им силы даёт, ты же знаешь. В монастыре отродясь никому не помогали, а матушка Элфгиву – она из наших, даром, что на той стороне живёт! И горох этот я уж лучше ей отдам, кусок в горло не лезет…
Уна замолчала, успокаиваясь, вцепившись скрюченными пальцами в подол платья.
- Праматерь сегодня два раза умирала, - прошептала она. – А ежели третий будет…
Тедгар постоял немного, прикрыв глаза и покачиваясь из стороны в сторону.
- Хорошо, - наконец, сказал он, – собирайся.
Уна опрометью кинулась к топчану. Шкуры, которыми был укутан ребёнок, она отбросила в сторону, оставив одну, самую большую и тёплую на вид. Тедгар тем временем приладил на пояс тесак; подержал в руках рогатину – крепкую, с металлическими наконечниками, - и с вздохом поставил её на место. Взял девочку, на мгновение крепко прижав бесчувственное тело к груди.
- Да поможет нам Эогабал… - и решительно шагнул за порог.
* * *
Уна набросила на плечи дерюжный плащ, прикрыла дверь, опустила засов. Ни замкб, ни другого запора на двери больше не имелось: взять в хижине было нечего, даже если кому и пришло бы в голову ради такого дела ночью пробираться вглубь леса. Их жилище стояло на отшибе, в полумиле от селения; Тедгар был углежогом.
На тёмном небе, насаживаясь на вершины елей, висела луна, как огромная грязная дыра посреди иссиня-чёрного полотнища, усеянного мириадами холодно мерцающих звёзд. Совсем как те поблёскивающие камешки на неописуемой красоты платье супруги барона Экхарта – минувшей осенью он с женой приезжал в Кадван. «Это жемчуга», - шепнула тогда старуха Маго. Жена барона была прекрасна: совсем юная, с таким милым и добрым лицом, что Уне казалось тогда, что она обязательно выслушает, обязательно поможет, нужно только решиться подойти. Но народ, толпившийся вдоль дороги, бухался на колени и боялся поднять глаза. Уна тогда замешкалась, и Маго знатно огрела её по спине клюкой, грозным взглядом указав на землю.
Подхватив корзинку с дарами для знахарки, Уна торопливо пошла вслед за мужем. Он уже ушёл вперед на добрую сотню шагов. Под ногами похрустывал снег: выпал он только прошлой ночью, но обильно, а днём случилась оттепель, и сверху образовался тонкий наст.
Тропинка петляла между толстых стволов, поворачивая к деревне. Та виднелась справа вдалеке: жёлтые огоньки с трудом пробивались через затянутые бычьими пузырями крошечные окна. Тропа скоро свернула к селению; но идти надо было не туда, а прямо, на ту сторону Белого ручья. Уна, зябко кутаясь в накидку, шла за Тедгаром, стараясь попадать в его следы: снег хотя и был не особенно глубок, но споткнуться обо что-нибудь и упасть было легче лёгкого.
Ели стояли тёмными громадами, широко раскинув мохнатые лапы. И они смотрели. Перешёптывались и, почти незаметно поворачиваясь, следили деревянными глазами за неожиданными путниками. Безветренно и тихо. Только хруст снега и прерывистое дыхание мужа.
Уна поёжилась.
- О исбри, вечные и всеведущие, - зашептала она, - Куанне и Ассе, молю вас о помощи и милосердии. Ни веточки не задену, ни ягодки не сорву…
Она поскользнулась и, ойкнув, кубарем покатилась вниз, едва не сбив с ног Тедгара.
- Осторожней! – запоздало крикнул тот.
Уна упала на четвереньки, пробила тонкую корочку льда, руки по локоть ушли в кашу илистого дна. В груди всё сжалось от ледяной воды. Тедгар торопливо спускался по склону.
- Тише, тише, - сквозь зубы прошипел он. – Нельзя здесь так громко… накличешь беду.
Виновато глянув на мужа, Уна ухватилась за протянутую руку и с трудом поднялась. Отряхиваясь и дрожа от холода, пошла за ним по берегу. Платье спереди всё намокло. В десяти шагах выше по течению поперёк русла лежало дерево. Тедгар ловко перебрался на ту сторону, Уне же переход дался с трудом: ствол слегка заледенел, а башмаки были скользкими от воды и грязи.
За деревьями виднелся дом: с невысокими, по грудь высотой, стенами, сложенными из необработанного известняка, и соломенной крышей. Из печной трубы вился тонкий дымок.
Тедгар остановился; руки его вцепились в драгоценную ношу. Уна потянула его за рукав.
- Идём, - умоляюще произнесла она. После лёгкой заминки он решительно шагнул вперёд.
В то же мгновение дверь скрипнула, отворяясь, и выпустила сноп красноватого света.
- Кто здесь?
Муж и жена переглянулись.
- Матушка Элфгиву! Это мы, Уна и Тедгар.
Тёмная фигура в дверном проёме неодобрительно качнула головой.
- В такое время…
- По великой надобности, матушка…
Что-то буркнув под нос, знахарка махнула рукой, приглашая войти. Взглянула мельком на ребёнка, кивнула.
- На тюфяк положи. И в сторону, не мешайте. И – молчок.
Тедгар тяжело опустился на сундук, стоявший у стены, а Уна бочком протиснулась поближе к печи. Пахло чем-то вкусным. Уна встала у живительного огня, протянув ладони и искоса посматривая на матушку Элфгиву. Та склонилась над девочкой и принялась ощупывать её чисто промытыми узловатыми пальцами, что-то бормоча под нос. Эирлис дышала хрипло и часто.
Знахарка выглядела как самая настоящая ведьма: горбатая, с колтуном свалявшихся волос на голове, лицом, и цветом и видом походившим на дубовую кору. Длинная полка за её спиной была заставлена горшками, плошками и ступками всех форм и размеров; целые веники трав сушились на стенах, а среди них - Уна вздрогнула, - перевязанный бечёвкой пучок чего-то до странности напоминавшего человеческие пальцы.
Старуха, заметив взгляд Уны, скосила глаза и усмехнулась. В пляшущих отблесках огня показалось, что на том месте, где у неё должен быть рот, приоткрылась глубокая резаная рана.
- Не трясись… это стрига. Прошлым летом сюда залетела, да, видать, домом ошиблась…
Знахарка вытерла руки о видавшее виды залатанное платье, уселась на табурет и сняла крышку со стоявшего на столе глиняного котелка. По дому тотчас поплыл горячий запах чесночной похлёбки. Уна сглотнула. Старуха, не обращая внимания на гостей, вооружилась ложкой и с жадностью принялась поглощать своё варево.
- Матушка Элфгиву… как она? – решилась, наконец, спросить Уна.
Старуха отодвинула котелок, обтёрла морщинистые губы рукавом и оценивающе посмотрела на Тедгара. Тот сидел молча и сверлил знахарку взглядом.
- Принесли её вы вовремя. Ещё дня два-три, и отправилась бы на ту сторону Глейра. Помочь могу, через неделю будет как новая. Так что…
Старуха замолчала. Поняв намёк, Уна торопливо поставила перед ней корзину, прикрытую холщовой тряпицей. Элфгиву сдёрнула тряпицу, брезгливо пошебуршилась внутри.
- Намедни свинью чумную у Валды лечила, так он втрое больше дал.
- Матушка…
Старуха фыркнула.
- Нет. Других нарожаете. У бедняков одно богатство, а мне тоже на что-то жить надо.
Тедгар вдруг выпрямился, руки его сжались в кулаки.
- Молчи, жена. – Он сурово глянул на знахарку. - Что ещё хочешь? Я своё слово держу.
- Другое дело. – Рот Элфгиву, похожий на щель, растянулся в подобии улыбки. – Значит, так… мешок овса, чечевицы полквартера, мёда половину стоуна…
- Матушка… - жалобно пискнула Уна.
Старуха замолчала на мгновение, потом мотнула головой в сторону недвижно лежащего ребёнка.
– Шкуру эту себе оставлю.
Тедгар едва заметно кивнул.
- Договорились, - процедил он сквозь зубы. – Делай своё дело.
Знахарка довольно крякнула, не спеша поднялась и начала один за другим доставать с полки горшочки и бутыли. Сунула в руки Уне кожаное ведро.
- За водой к ручью сходи. И смотри – чтобы чистая была.
Уна бросилась к двери, открыла её – и застыла. Дыхание замерло в груди.
Там, из темноты, из-за толстых стволов деревьев смотрели глаза. Множество глаз, сверкавших красным. Что-то огромное стремительно пролетело перед домом, едва не задев Уну кожистым крылом.
- О, праматерь… - она испуганно отшатнулась, захлопнула дверь, непослушными руками опустила засов. – Матушка…
Матушка Элфгиву не ответила. Её вдруг начало трясти.
- Эй! – встревоженно крикнул Тедгар. – Что такое?!
Знахарку колотило как припадочную.
- Скорее… уходите… - прохрипела она не оборачиваясь. - Прячьтесь…
И мешком упала на пол; звук был как от груды костей. Тедгар вскочил, глянул на жену.
- Уна… - позвал он. Та стояла, привалившись к двери, и дрожащими пальцами пыталась сдержать рвущийся изо рта крик.
Одним прыжком Тедгар подскочил к лежаку, схватил дочь в охапку.
- Уна! – рявкнул он. – Очнись!
Придерживая девочку одной рукой, другой рывком открыл дощатый люк на полу.
– Уна, быстрее…
Торопясь, она спустилась вниз, приняла ребёнка. Тедгар принялся закрывать люк.
- Тедгар, - дрожащим от ужаса голосом пробормотала Уна, - ты…
- Я останусь, - перебил он, - надо крышку чем-нибудь завалить. Иначе они найдут вас. Молчи – они пришли не за нами, - он мотнул головой на недвижное тело старухи, - за ней.
Уна пискнула, оставшись в кромешной темноте, села, судорожно прижимая к груди девочку. Наверху Тедгар что-то тащил, поставил на люк. На голову посыпался трухлявый сор. Ещё какие-то звуки: должно быть, он подтаскивал сундук к двери, а потом – тишина.
Уну била мелкая дрожь, мысли вертелись колесом – тысячью маленьких колёсиков. Эирлис. Та спала, как не странно, просто спала, дыша тихо и размеренно, лёгкая, как пушинка. Должно быть, збговоры старухи Элфгиву. Те, с красными глазами в темноте. Они могут сломать дверь. В прошлом году у кузнеца Пеббы сломали, только сынок маленький и спасся: в сундуке схоронился. Тедгар. «Надо всё же сказать ему, пусть спрячется с нами». Не послушает ведь, рассердится и накричит. Дрожа от страха и возбуждения, Уна пошарила вокруг рукой и, обнаружив свободное место, осторожно положила дочку.
Закусив губу до боли, она принялась подниматься на ощупь: погреб был глубокий. И едва не вскрикнула от неожиданности. Какой-то грохот наверху, то ли клёкот, то ли хриплое карканье. Шум катающихся по полу тел.
Уна что есть силы упёрлась руками в крышку люка. Та не поддавалась: Тедгар поставил на неё что-то тяжёлое. Она различала хриплое дыхание мужа, а потом как будто обрушились полки; горшки и кувшины посыпались, разлетаясь осколками.
- Тедгар! – в отчаянии выдохнула Уна. Заметив тоненькую полоску тусклого света, едва пробивающегося между половиц, она прильнула к щели глазом.
Мечущиеся по потолку красноватые тени. Грохот прямо над головой. Отпрянув, она вновь заглянула в щель, и вопль застрял у неё в груди. На неё смотрел Тедгар. Он лежал недвижно, уткнувшись в пол лицом, и смотрел. Она узнала его глаз: тёмно-карий, с сеточкой мелких морщин, разбегающихся от уголка. «Тихо», - молчаливо приказал он, и в то же мгновение что-то горячее капнуло Уне на щёку. И полилось липким дождём.
Уна закричала и упала в темноту.
(Цикл «Сказания о Корнваллисе»)
«В году 173-ем от Основания, в 12-й год правления его милости Алейна, светлейшего герцога Бедвира, войско упомянутого герцога было разбито королём Мередиддом Уриеном в сражении при селении Дарм, что на Северном тракте. И бежал герцог Алейн, преследуемый Мередиддом по пятам, до самого Подгорья. Тогда герцог во главе доблестных своих воинов, оставшихся числом не более полутора тысяч, направился в город-замок Бреотигерн, наказав своему племяннику Гутруму с двумястами ратниками оборонять проход в свои земли, каковой имелся всего один, меж Нордмонтских скал и Круаховой топью. И в тот же год, в месяц Лосося, те земли поглотила тьма».
Флодоард Рейхский. «Хроники Бедвира»
«…в послании, которое скорее выплакано мною, нежели просто запечатлено на пергамене, я вовсе не смотрю с презрением на окружающих меня людей, но лишь слёзно оплакиваю умножение зла. Как мне, убогому, найти силы, чтобы взвалить на себя ношу, подобающую пастырю, а именно противостоять натиску столь разрушительной бури и нарастающему валу злодейства? Но не могу я видеть это и молчать; это все равно что сказать ноге «не ходи», а уху «не слушай».
Ибо в последнее время всевозможные дикие твари начали приносить в своих гнусных пастях смертную отраву ересей и ядовитыми зубами вгрызаться в землю, где до того всегда рады были слушать доброе слово и не желали ничего дурного. Они раздувают угольки грехов, тлеющие в человеческих душах, и народ божий, словно напившись вина, становится тупым и вялым, и так ослабевает от опухоли злости, от лихорадки враждебности, от цепких когтей зависти, от неразличения добра и зла, что нечисть, питаясь людскими пороками, множится как листья, опадающие на землю в положенный срок, растёт числом и вздымается волнами подобно горному потоку, раздувшемуся от ручьев после ливня, что шумно несётся по руслу; его бурливые воды встают до небес, и при видe этого наши глаза затмеваются из-за быстрой смены черт в его водовороте.
И ныне огонь ярости чудовищ лижет своим красным языком все западные земли. Ибо зло внутри нас.
Сейчас, в канун полнолуния месяца Жёлтеня, запершись в доме Божьем, уповаю лишь на Отца всего сущего, чтоб дал он мне силы противостоять их злой воле, когда они явятся за мной…»
Обрывок безымянной рукописи, найденный в часовне св. Гильдаса в селении Кадван
ПРОЛОГ
Порыв сквозняка, ворвавшийся в хижину, вновь затушил огонёк жертвенника. Женщина на топчане очнулась от дрёмы, вздохнула обречённо, встала и, выбрав в очаге самый яркий уголёк, начала раздувать лучину. Та, наконец, вспыхнула, и жертвенник ожил. Глиняный, высотой не более полулоктя, с мерцающим внутри язычком пламени, он уставился на женщину глазами-дырочками, горящими красным на искусно вырезанных лицах.
Она провела пальцем по волнистым волосам одной из фигурок и попыталась улыбнуться.
- О матерь Боанн, - заученно забормотала женщина, - прародительница, присутствующая всегда, распространяющаяся беспрерывно и всеобъемлюще всюду… - Но тут уголки её губ предательски дрогнули, и следующее слово обратилось во всхлип.
Она была ещё совсем не стара, но с осунувшимся лицом, темнотой под глазами и уже ясно видимыми морщинками. Резко отвернувшись, она подошла к стене и принялась старательно подтыкать колышками облезлую медвежью шкуру. Хижина была бедняцкая, с вросшей в землю двускатной крышей из переплетённых ивовых прутьев, крытых густым слоем соломы. За долгую осень солома намокла, слежалась; в дырах посвистывал холодный ветер, легонько качая связки сушёных трав, свешивающихся с потолочной балки. Посреди хижины, на утоптанном полу в неглубокой яме горел очаг: кучка углей, окружённая камнями. Хижина топилась по-чёрному.
Дрожащим голосом женщина тихонько запела:
Белый замок стоит
Близ дивной плотины Биннори…
С топчана раздался надрывный детский кашель, и мать, выронив очередную щепку, кинулась на звук.
- Эирлис, маленькая, маленькая моя, - зашептала она, - пить, хочешь пить? Отвару дам…
Ребёнок не отвечал; лишь хриплое дыхание доносилось из-под груды шкур. Женщина опять уселась рядом, но тут же вскочила, заслышав скрип кожаных петель.
- Тедгар!
Низкая дверь отворилась, и в хижину, пригнув голову, вошёл мужчина в шапке с длинными завязками и телогрейке мехом наружу. В руке он держал небольшую корзину. Потопав ногами, чтобы стряхнуть с деревянных башмаков грязь вперемешку со снегом, он поставил корзину на стол. Стол был маленький, на одной толстой ноге с остатками коры.
- Пусто. Все силки пустые, один порван. Здесь горох, капуста и сала немного. У Валды выпросил. Сказал, не даст больше, пока с тем долгом не расплачусь. Завтра поутру в Топь пойду, Брихт говорит, слышал там глухарей.
Тедгар сел на чурбак, заменявший табурет, вытянул над углями руки, натруженные и красные от холода. Подержал немного, потирая ладони; от мокрых рукавов шёл пар. Бросил хмурый взгляд на топчан.
- Как она?
Женщина всхлипнула.
- За весь день ни разу не заговорила. Не может уже говорить. - И вдруг бросилась на колени перед мужем, умоляюще сложив руки. – Тед, прошу тебя, прошу… давай отнесём её к матушке Элфгиву…
Тедгар вздрогнул.
- Нет, - пробормотал он, нерешительно мотнув головой. – Я же сказал: пойду завтра, добуду птицу…
- Не поможет твоя птица, не ест она ничего, уж весит легче пёрышка…
- О, боги… - Тедгар вскочил и принялся мерить шагами крошечную клетушку. – Уна, пойми: не время сейчас. Четырнадцатый день на исходе, луна почти полная, в лесу следов полно, сама знаешь чьих. Они готовятся, кругами ходят. Не нынче, так следующей ночью…
Слово «они» мужчина произнёс едва ли не шёпотом.
- Так сегодня последняя ночь! – надрывно выкрикнула Уна. – Последняя! А назавтра как бы хоронить её не пришлось!
- Поутру пойдём… в монастырь её отнесём.
- Нет! – Женщину била мелкая дрожь, волосы лезли ей в глаза. – Ночь им силы даёт, ты же знаешь. В монастыре отродясь никому не помогали, а матушка Элфгиву – она из наших, даром, что на той стороне живёт! И горох этот я уж лучше ей отдам, кусок в горло не лезет…
Уна замолчала, успокаиваясь, вцепившись скрюченными пальцами в подол платья.
- Праматерь сегодня два раза умирала, - прошептала она. – А ежели третий будет…
Тедгар постоял немного, прикрыв глаза и покачиваясь из стороны в сторону.
- Хорошо, - наконец, сказал он, – собирайся.
Уна опрометью кинулась к топчану. Шкуры, которыми был укутан ребёнок, она отбросила в сторону, оставив одну, самую большую и тёплую на вид. Тедгар тем временем приладил на пояс тесак; подержал в руках рогатину – крепкую, с металлическими наконечниками, - и с вздохом поставил её на место. Взял девочку, на мгновение крепко прижав бесчувственное тело к груди.
- Да поможет нам Эогабал… - и решительно шагнул за порог.
* * *
Уна набросила на плечи дерюжный плащ, прикрыла дверь, опустила засов. Ни замкб, ни другого запора на двери больше не имелось: взять в хижине было нечего, даже если кому и пришло бы в голову ради такого дела ночью пробираться вглубь леса. Их жилище стояло на отшибе, в полумиле от селения; Тедгар был углежогом.
На тёмном небе, насаживаясь на вершины елей, висела луна, как огромная грязная дыра посреди иссиня-чёрного полотнища, усеянного мириадами холодно мерцающих звёзд. Совсем как те поблёскивающие камешки на неописуемой красоты платье супруги барона Экхарта – минувшей осенью он с женой приезжал в Кадван. «Это жемчуга», - шепнула тогда старуха Маго. Жена барона была прекрасна: совсем юная, с таким милым и добрым лицом, что Уне казалось тогда, что она обязательно выслушает, обязательно поможет, нужно только решиться подойти. Но народ, толпившийся вдоль дороги, бухался на колени и боялся поднять глаза. Уна тогда замешкалась, и Маго знатно огрела её по спине клюкой, грозным взглядом указав на землю.
Подхватив корзинку с дарами для знахарки, Уна торопливо пошла вслед за мужем. Он уже ушёл вперед на добрую сотню шагов. Под ногами похрустывал снег: выпал он только прошлой ночью, но обильно, а днём случилась оттепель, и сверху образовался тонкий наст.
Тропинка петляла между толстых стволов, поворачивая к деревне. Та виднелась справа вдалеке: жёлтые огоньки с трудом пробивались через затянутые бычьими пузырями крошечные окна. Тропа скоро свернула к селению; но идти надо было не туда, а прямо, на ту сторону Белого ручья. Уна, зябко кутаясь в накидку, шла за Тедгаром, стараясь попадать в его следы: снег хотя и был не особенно глубок, но споткнуться обо что-нибудь и упасть было легче лёгкого.
Ели стояли тёмными громадами, широко раскинув мохнатые лапы. И они смотрели. Перешёптывались и, почти незаметно поворачиваясь, следили деревянными глазами за неожиданными путниками. Безветренно и тихо. Только хруст снега и прерывистое дыхание мужа.
Уна поёжилась.
- О исбри, вечные и всеведущие, - зашептала она, - Куанне и Ассе, молю вас о помощи и милосердии. Ни веточки не задену, ни ягодки не сорву…
Она поскользнулась и, ойкнув, кубарем покатилась вниз, едва не сбив с ног Тедгара.
- Осторожней! – запоздало крикнул тот.
Уна упала на четвереньки, пробила тонкую корочку льда, руки по локоть ушли в кашу илистого дна. В груди всё сжалось от ледяной воды. Тедгар торопливо спускался по склону.
- Тише, тише, - сквозь зубы прошипел он. – Нельзя здесь так громко… накличешь беду.
Виновато глянув на мужа, Уна ухватилась за протянутую руку и с трудом поднялась. Отряхиваясь и дрожа от холода, пошла за ним по берегу. Платье спереди всё намокло. В десяти шагах выше по течению поперёк русла лежало дерево. Тедгар ловко перебрался на ту сторону, Уне же переход дался с трудом: ствол слегка заледенел, а башмаки были скользкими от воды и грязи.
За деревьями виднелся дом: с невысокими, по грудь высотой, стенами, сложенными из необработанного известняка, и соломенной крышей. Из печной трубы вился тонкий дымок.
Тедгар остановился; руки его вцепились в драгоценную ношу. Уна потянула его за рукав.
- Идём, - умоляюще произнесла она. После лёгкой заминки он решительно шагнул вперёд.
В то же мгновение дверь скрипнула, отворяясь, и выпустила сноп красноватого света.
- Кто здесь?
Муж и жена переглянулись.
- Матушка Элфгиву! Это мы, Уна и Тедгар.
Тёмная фигура в дверном проёме неодобрительно качнула головой.
- В такое время…
- По великой надобности, матушка…
Что-то буркнув под нос, знахарка махнула рукой, приглашая войти. Взглянула мельком на ребёнка, кивнула.
- На тюфяк положи. И в сторону, не мешайте. И – молчок.
Тедгар тяжело опустился на сундук, стоявший у стены, а Уна бочком протиснулась поближе к печи. Пахло чем-то вкусным. Уна встала у живительного огня, протянув ладони и искоса посматривая на матушку Элфгиву. Та склонилась над девочкой и принялась ощупывать её чисто промытыми узловатыми пальцами, что-то бормоча под нос. Эирлис дышала хрипло и часто.
Знахарка выглядела как самая настоящая ведьма: горбатая, с колтуном свалявшихся волос на голове, лицом, и цветом и видом походившим на дубовую кору. Длинная полка за её спиной была заставлена горшками, плошками и ступками всех форм и размеров; целые веники трав сушились на стенах, а среди них - Уна вздрогнула, - перевязанный бечёвкой пучок чего-то до странности напоминавшего человеческие пальцы.
Старуха, заметив взгляд Уны, скосила глаза и усмехнулась. В пляшущих отблесках огня показалось, что на том месте, где у неё должен быть рот, приоткрылась глубокая резаная рана.
- Не трясись… это стрига. Прошлым летом сюда залетела, да, видать, домом ошиблась…
Знахарка вытерла руки о видавшее виды залатанное платье, уселась на табурет и сняла крышку со стоявшего на столе глиняного котелка. По дому тотчас поплыл горячий запах чесночной похлёбки. Уна сглотнула. Старуха, не обращая внимания на гостей, вооружилась ложкой и с жадностью принялась поглощать своё варево.
- Матушка Элфгиву… как она? – решилась, наконец, спросить Уна.
Старуха отодвинула котелок, обтёрла морщинистые губы рукавом и оценивающе посмотрела на Тедгара. Тот сидел молча и сверлил знахарку взглядом.
- Принесли её вы вовремя. Ещё дня два-три, и отправилась бы на ту сторону Глейра. Помочь могу, через неделю будет как новая. Так что…
Старуха замолчала. Поняв намёк, Уна торопливо поставила перед ней корзину, прикрытую холщовой тряпицей. Элфгиву сдёрнула тряпицу, брезгливо пошебуршилась внутри.
- Намедни свинью чумную у Валды лечила, так он втрое больше дал.
- Матушка…
Старуха фыркнула.
- Нет. Других нарожаете. У бедняков одно богатство, а мне тоже на что-то жить надо.
Тедгар вдруг выпрямился, руки его сжались в кулаки.
- Молчи, жена. – Он сурово глянул на знахарку. - Что ещё хочешь? Я своё слово держу.
- Другое дело. – Рот Элфгиву, похожий на щель, растянулся в подобии улыбки. – Значит, так… мешок овса, чечевицы полквартера, мёда половину стоуна…
- Матушка… - жалобно пискнула Уна.
Старуха замолчала на мгновение, потом мотнула головой в сторону недвижно лежащего ребёнка.
– Шкуру эту себе оставлю.
Тедгар едва заметно кивнул.
- Договорились, - процедил он сквозь зубы. – Делай своё дело.
Знахарка довольно крякнула, не спеша поднялась и начала один за другим доставать с полки горшочки и бутыли. Сунула в руки Уне кожаное ведро.
- За водой к ручью сходи. И смотри – чтобы чистая была.
Уна бросилась к двери, открыла её – и застыла. Дыхание замерло в груди.
Там, из темноты, из-за толстых стволов деревьев смотрели глаза. Множество глаз, сверкавших красным. Что-то огромное стремительно пролетело перед домом, едва не задев Уну кожистым крылом.
- О, праматерь… - она испуганно отшатнулась, захлопнула дверь, непослушными руками опустила засов. – Матушка…
Матушка Элфгиву не ответила. Её вдруг начало трясти.
- Эй! – встревоженно крикнул Тедгар. – Что такое?!
Знахарку колотило как припадочную.
- Скорее… уходите… - прохрипела она не оборачиваясь. - Прячьтесь…
И мешком упала на пол; звук был как от груды костей. Тедгар вскочил, глянул на жену.
- Уна… - позвал он. Та стояла, привалившись к двери, и дрожащими пальцами пыталась сдержать рвущийся изо рта крик.
Одним прыжком Тедгар подскочил к лежаку, схватил дочь в охапку.
- Уна! – рявкнул он. – Очнись!
Придерживая девочку одной рукой, другой рывком открыл дощатый люк на полу.
– Уна, быстрее…
Торопясь, она спустилась вниз, приняла ребёнка. Тедгар принялся закрывать люк.
- Тедгар, - дрожащим от ужаса голосом пробормотала Уна, - ты…
- Я останусь, - перебил он, - надо крышку чем-нибудь завалить. Иначе они найдут вас. Молчи – они пришли не за нами, - он мотнул головой на недвижное тело старухи, - за ней.
Уна пискнула, оставшись в кромешной темноте, села, судорожно прижимая к груди девочку. Наверху Тедгар что-то тащил, поставил на люк. На голову посыпался трухлявый сор. Ещё какие-то звуки: должно быть, он подтаскивал сундук к двери, а потом – тишина.
Уну била мелкая дрожь, мысли вертелись колесом – тысячью маленьких колёсиков. Эирлис. Та спала, как не странно, просто спала, дыша тихо и размеренно, лёгкая, как пушинка. Должно быть, збговоры старухи Элфгиву. Те, с красными глазами в темноте. Они могут сломать дверь. В прошлом году у кузнеца Пеббы сломали, только сынок маленький и спасся: в сундуке схоронился. Тедгар. «Надо всё же сказать ему, пусть спрячется с нами». Не послушает ведь, рассердится и накричит. Дрожа от страха и возбуждения, Уна пошарила вокруг рукой и, обнаружив свободное место, осторожно положила дочку.
Закусив губу до боли, она принялась подниматься на ощупь: погреб был глубокий. И едва не вскрикнула от неожиданности. Какой-то грохот наверху, то ли клёкот, то ли хриплое карканье. Шум катающихся по полу тел.
Уна что есть силы упёрлась руками в крышку люка. Та не поддавалась: Тедгар поставил на неё что-то тяжёлое. Она различала хриплое дыхание мужа, а потом как будто обрушились полки; горшки и кувшины посыпались, разлетаясь осколками.
- Тедгар! – в отчаянии выдохнула Уна. Заметив тоненькую полоску тусклого света, едва пробивающегося между половиц, она прильнула к щели глазом.
Мечущиеся по потолку красноватые тени. Грохот прямо над головой. Отпрянув, она вновь заглянула в щель, и вопль застрял у неё в груди. На неё смотрел Тедгар. Он лежал недвижно, уткнувшись в пол лицом, и смотрел. Она узнала его глаз: тёмно-карий, с сеточкой мелких морщин, разбегающихся от уголка. «Тихо», - молчаливо приказал он, и в то же мгновение что-то горячее капнуло Уне на щёку. И полилось липким дождём.
Уна закричала и упала в темноту.
Книга первая
СТРАНА МЁРТВЫХ
Глава 1
РОДРИК
Громко хрустнула ветка, и мужчина, сидевший у костра в лесной низинке, мгновенно вскочил на ноги, отточенным движением выхватив из ножен клинок.
- Эй, эй, Родрик, спокойно… это я, Гаран.
Из-за деревьев появился второй, долговязый и сутулый, без шапки, несмотря на холод. Кончик его носа был сизым, подбородок зарос недельной щетиной. Как и на его товарище, на нём красовался потертый кожаный колет с некогда блестящими металлическими бляхами; на поясе болтался меч. Не спеша он приблизился к костру и уселся на корточки, протянул руки к огню. Он был уже не молод.
Родрик бросил внимательный взгляд на прибывшего.
- Чего хмурый такой?
- Я не хмурый… я трезвый.
Родрик хмыкнул.
- Так ты ж, вроде, за выпивкой пошёл?
- Пошёл, да не дошёл, - пробурчал Гаран. Он пошарил за пазухой, и извлёк мятый лист пергамента. – Смотри, что принёс. С дома одного сорвал. Там хрен какой-то на площади указ зачитывал, я только самый конец услыхал, и кажись, это по наши души. Вот я и решил поберечься на всякий случай. Глянь, что там, а то я в этих закорючках не силён.
Родрик взял пергамент, расправил его на коленях, поводил пальцем по строчкам и принялся читать. Читал он медленно, по слогам и переводя дух после каждого предложения.
«Всем жителям селений Бреотигерн, Пеннант, Бенлин, Эллесмере, Подгорье, Глиннет, и прочим добрым подданным его высочества Леофрика, где бы они не находились, и к какому бы состоянию не принадлежали. Объявляется награда за поимку подлых воров и злоумышленников Родрика и Гарана…»
- Вот! – возбуждённо вскрикнул Гаран. – Я ж говорил!
Его товарищ только отмахнулся.
«…за живых по пять золотых кернов, за мёртвых по два керна и одной серебряной марке, каковая награда будет выплачена незамедлительно.
Названный Родрик, родом из физов, телосложения сильного, высок ростом, но не превышает меры, волосы светлые, бороду бреет, на груди слева шрам длиною в ладонь. Гаран выше обычного, худ и жилист, лицо костистое, безбородое, волосы тёмные, на голове проплешина.
За укрывательство указанных злоумышленников виновный будет повешен за шею и будет висеть так до самой смерти, а принадлежащее ему имущество конфисковано.
Дано в Бреотигерне в 17-й день Бычьего месяца года 202-го от Основания и подписано самолично светлейшим герцогом Леофриком Бедвиром».
- Пусть мортох сожрёт меня со всеми потрохами! – взвился Гаран. Он вскочил и принялся вышагивать взад-вперёд. Поляна была небольшая, и его нервно подпрыгивающая фигура то ныряла в темноту, то вновь появлялась в круге света, отбрасываемого костром.
- Хватит мельтешить, - наконец, буркнул Родрик.
Тот остановился.
– Я ж говорил тебе: не надо было всё брать! Взяли б только то, что причиталось, глядишь, и не искали бы!
Выражение лица Родрика ничуть не изменилось. С задумчивым видом он покрутил пергамент в руках и швырнул его в огонь. Кожа вспыхнула и скукожилась в чёрный комочек.
- Холодно, - безразлично произнёс он.
Гаран оторопело остановился.
- Чего?! Какой, к Вилу, холодно? Ты слышишь, что я говорю? С повинной надо идти, нам отсюда ходу нет. Слева горы, справа – топь. Они наверняка посты на дороге выставили…
Ни слова не говоря, Родрик отстегнул застёжку плаща и, расстелив на земле, высыпал на него содержимое довольно увесистого кожаного мешка. Оттуда дождём посыпались монеты.
- Я и так не всё забрал, - сказал он. – Сундучок тяжёлый был, далеко бы не ушли. Здесь сто тридцать два керна. Половина – твоя. Можешь взять и топать в пасть хоть к самому Вилу, хоть к герцогу. Тебя там напоят, накормят и девку дадут какую пожелаешь, даже не сомневайся. – Родрик фыркнул. - А я ему три года служил без малого, уж и сосчитать не могу, сколько раз смерти в глаза смотрел, а что взамен получил? Жратву, кислое пиво и четыре дарна серебром. Леофрик мне должен, и я скорее это золото по болоту разбросаю, чем ему верну.
Гаран внезапно успокоился.
- Проклятье. – Он вновь присел на корточки и застыл, уставившись в огонь.
- Да брось! Где наше не пропадала… на это полграфства купить можно. Потом продать задёшево, и снова купить.
- Что верно, то верно. Я таких деньжищ раньше не то что в руках не держал, даже и не видывал. Чтоб нашему брату столько заработать, десять раз в бою помереть надо. Только толку здесь от них…
- Хорошего мало, - согласился Родрик. – На дороге и во всех селеньях посты точно стоят, так что туда соваться смысла нет. Пойдём по краю болота. Люди говорят, что и через саму Круахову Топь можно пройти, есть там тропинки.
- Ты знаешь, где эти тропинки?
Родрик отрицательно покачал головой.
- Не пойду я через Топь, - буркнул Гаран. – Там ещё со времён папаши нынешнего герцога такое, сказывают, творится…
- Сказки, - презрительно протянул Родрик. – Все слыхали, да не видел никто. Утоп какой-нибудь олух в трясине, так это, конечно, не потому, что олух, а потому, что его нек утащил. Брехня.
Гаран пожал плечами.
- Ты в наших краях всего три года, а я здесь вырос. Такое слышал, и от проверенных людей…
- Зато по другим местам достаточно побродил. И везде бабки на ночь детишкам про чудищ рассказывают. А детишки охают и пугаются, прямо как ты сейчас.
- Эх, молодо-зелено…
Родрик отмахнулся. Пригоршнями он собрал золото обратно в мешок. Гаран следил за ним искоса. Затянув у мешка завязки, Родрик принялся укладываться.
- Ладно. Утро вечера мудренее. – Он запахнулся в плащ и закрыл глаза. – Жаль только, без выпивки остались.
- Я схожу ещё раз.
- Да ладно? – Родрик удивлённо открыл глаза.
- Моя очередь идти, а завтра путь неблизкий. Потом удобный случай неизвестно когда подвернётся, а здесь всего-то пара миль. Там на площади не больше полутора дюжин народа стояло. Остальные про нас ещё ни сном ни духом. Найду хижину какую-нибудь на отшибе, авось разживусь медовухой.
- Лучше чего покрепче.
Гаран кивнул и через пару мгновений его фигура растаяла в темноте. Родрик лежал не шевелясь, но, как только шаги его товарища перестали быть слышны, резко поднялся и сел. Выждав для верности ещё некоторое время, он вскочил, торопливо натаскал несколько охапок веток и листьев, накрыл своим плащом. Затем закинул на плечо мешок с золотом и быстрым шагом направился вглубь леса – туда, где ещё днём они наткнулись на ручей, извилисто и неторопливо текущий по дну овражка. По дороге Родрик несколько раз остановился, чтобы сломать ветки – не грубо, а как бы ненароком; зашёл в воду и пошёл вверх по течению. Слава богам, ночь стояла ясная: над головой висела пятнистая луна, заливая лес мертвенным светом. Луна была огромная, чуть не в полнеба, но Родрик уже привык к этой необъяснимой особенности здешних земель. Шёл долго, не меньше четверти мили, потом выбрался на берег, старательно перепрыгивая с камня на камень, и, сделав изрядный крюк, вернулся к той же поляне. Выбрав дуб с листвой погуще, шагах в двадцати от костра, он ловко залез наверх и пристроился на толстой ветви.
* * *
Гарана он почти не знал, только встречал до того раз-другой, поскольку служили они хотя и одному господину, но в разных местах: Родрик в Бреотигерне, главном замке Бедвиров, а Гаран в какой-то мелкой крепости далеко на западе. Гаран был заметно старше своего напарника, не отличался разговорчивостью и, как понял Родрик, начал службу ещё мальчишкой, при отце нынешнего герцога, Эффе, стало быть, лет сорок тому назад, а то и больше. Тогда Гаран был на очень хорошем счету, а потом за какую-то провинность Леофрик, сын и наследник Эффы, услал его с глаз долой в захолустье. Причём не просто услал, а вдобавок отказался отдать Гарану честно заработанные и отложенные на старость деньги, которые хранились в казне покойного герцога, по словам Гарана – целых двенадцать с хвостиком кернов. Расписку казначея, которой Гаран гневно размахивал перед носом у новоиспечённого лорда, тот с усмешкой бросил в огонь. Гаран затаил обиду, и не далее как четыре дня назад пробрался в покои Леофрика с твердым намерением возместить ущерб, и там нос к носу столкнулся с ним, Родриком. В темноте они чуть не переубивали друг друга: несмотря на то, что Родрик Гарану в сыновья годился, последний оказался очень цепок и, несмотря на худобу, силён. Вдоволь покатавшись по полу и изрядно замарав герцогский ковёр, они остановились, только почувствовав лезвия клинков, которые каждый держал у горла другого. Замерли, вглядываясь и тяжело дыша, и тут оба признали собрата-наёмника.
Перебросившись парой слов, они быстро пришли к взаимному согласию и, ополовинив герцогский сундучок, незаметно выбрались из замка. Впрочем, почти незаметно: в тот вечер весь Бреотигерн праздновал обручение старшего сына Леофрика с дочкой графа Нордмонта, ел, пил, орал песни и валялся пьяным – весь, кроме одного бедолаги, которого поставили у замковых ворот. Пришлось на ходу сочинить историю о деревенских красотках, что ждут их уже тёпленькие и мокренькие. Стражник сжалился и открыл калитку; благо, подъемный мост был опущен.
Горланя во всю глотку и старательно шатаясь, они побрели по мосту, клятвенно пообещав тому стражнику по возвращении рассказать все пикантные подробности. Спустились с пригорка, пошарили в кустах и извлекли на свет божий две котомки, которые они заблаговременно припрятали, по странному совпадению, совсем неподалёку друг от друга – Родрик увидел в этом добрый знак. Путь предстоял неблизкий: на северо-восток к Подгорью, потом на восток, оставляя Круахову Топь по правую руку, а потом, после Эллесмере – хоть направо, хоть налево, куда хочешь. Полные карманы золота и весь мир у ног.
К Эллесмере вела только одна дорога, точнее тропа, зажатая между неприступным в этих местах Нордмонтским хребтом и болотом, заблудиться невозможно, но это и худо: случись погоня, она дышала бы им в спины. От Бреотигерна шла ещё одна дорога, на юг, в герцогство Когар, но она слишком долго и длинно петляла по владениям Леофрика Бедвира, да и множество многолюдных селений и гарнизонов не обещали безопасности. Коротко посовещавшись, беглецы сделали выбор в пользу Западного тракта, хотя узкого и дававшего некие преимущества преследователям, но не в пример более короткого.
Немногочисленные деревни они обходили стороной, только один раз Родрик рискнул зайти в одну из харчевен, разжиться вяленым мясом. В основном шли лесом, по краю Топи, даже не лесом, глухой чащобой, куда и раньше местные жители хаживали нечасто, а нынче и вовсе забыли туда дорогу. Это, увы, сослужило товарищам дурную службу: пробираться через бурелом и многочисленные овражки оказалось делом утомительным, но главное – куда более долгим, чем они поначалу рассчитывали. Тропинки, если и были когда-то в этих местах, за последние полста лет заросли и исчезли полностью.
На четвёртые сутки пути они оказались вблизи Подгорья, и Гаран встал, словно упершись рогом. «Не пойду дальше без выпивки», - заявил он. Родрик поспорил, но только для виду: до Эллесмере, последнего селения во владениях его милости Леофрика, оставалось ещё целых два дня пути. На дворе стоял Бычий месяц, самая середина весны, и ночи были холодными и промозглыми.
- У нас в Эйлен-Донане в это время ещё снег лежит, и ничего, народ не жалуется, - сказал Родрик, но препятствовать Гарану не стал: иссохшееся нутро отчаянно требовало чего-нибудь горячительного. Огоньки деревни приветливо мигали не так уж и далеко, а погони, вроде, не наблюдалось. Гаран ушёл, а Родрик, выбрав низинку, чтобы не было заметно со стороны, принялся разводить костёр. Ничего подозрительного в поведении Гарана он не примечал, но после последнего разговора, по его возращении и последующем уходе, в душе поскребло острым коготком.
Удобно примостившись на толстом суку, Родрик начал уже поклёвывать носом, когда послышался какой-то звук – совсем не со стороны деревни, а от ручья, откуда он только что пришёл. Родрик замер. Шёпот-не шёпот, а скорее едва слышное похрустывание слежавшихся после зимы листьев под чьими-то осторожными шагами.
Затаив дыхание, Родрик повернул голову. Так и есть - Гаран. Один. Всё вроде бы в порядке, но шёл он как-то уж чересчур осторожно, словно крадучись. Может, просто не хочет его, Родрика, разбудить? Только зачем подходит сзади?
Гаран приблизился к затухающему костру, и Родрик, укоряя себя за неподобающую подозрительность, уже готов был окликнуть товарища, как вдруг тот не спеша взялся за рукоять меча. Вытянул клинок, серо блеснувший в лунном свете, и резким движением откинул в сторону плащ Родрика. Замер в удивлении.
- Проклятье… - едва слышно процедил он сквозь зубы и тут же крикнул: - Он ушёл!
- Стой, где стоишь! – тут же раздалось из темноты, и из-за деревьев показались тёмные фигуры полудюжины солдат с нашитыми на груди бедвировскими красными единорогами. Трое держали в руках взведённые арбалеты. Солдаты окружили костёр кольцом. Один из них, уже немолодой, с длинными отвислыми усами, по-видимому, старший, пнул гору листьев ногой. Та рассыпалась с шуршаньем.
- За нос вздумал меня водить? – не гневно, но как-то слегка презрительно спросил он.
- Даже и не думал. Ушёл он. – Гаран сплюнул. – С золотом…
- Чего ж ты деньги себе не взял?
- Так он заподозрил бы…
- И без того, видать, заподозрил. У тебя на роже всё написано. Меч на землю! Руки за спину!
Гаран, сплюнув ещё раз, бросил клинок; его тут же подобрал один из стражников.
- Чего ж написано? – буркнул он.
- То, что за монету мать родную продашь. Связать его, пойдёт с нами. Ивар, можешь что сделать?
У невысокого пухлого мужичка, что стоял рядом, шевельнулся нос – мясистый, с крупной бородавкой на кончике, он словно жил собственной жизнью: принюхивался, раздувался и опадал.
- Кто его знает, - пропищал он, - темно, как в утробе у Вила…
Он согнулся в три погибели и, подпрыгивая, как собака с перебитой ногой, принялся быстро обходить поляну.
Родрик стиснул зубы. Проклятье. Ищейка. Видать, бодрячок. Бывают такие: толстые как хрюшки и лёгкие, как надутый бычий пузырь.
Гаран, экая гадина, продал его ни за что. Не понимает, дурень, что Леофрик ему всё равно ни гроша не вернёт, а в лучшем случае велит дать плетей. Тупая трусливая скотина. Как назло, в лесу было вовсе не так темно, как выразился тот носатый: луна висела прямо над головой, и если кому из солдат вздумается внимательно глянуть по верхам, ему, Родрику, конец.
- Туда ушёл! – радостно возвестил Ивар, указывая в сторону ручья. - Совсем недавно.
Он стоял так близко от Родрика, что тот мог попасть плевком прямо в его плешивую башку. Родрик поклялся бы, что от Ивара несёт пóтом за сто шагов. Небось, думает: вот сейчас загоню очередного беглеца, потом в кабак, пиво пить да баб лапать.
- Уверен? – спросил начальник стражи.
- Вернее и быть не может. Топал, как медведь. Видно, торопился.
Вислоусый довольно усмехнулся.
- Кенред, живо возвращайся, скажи Балдрику, пусть людей даст. Всех. Вилланов поднять, пусть идут цепью к Комариной плеши. Скажи, лично от меня серебряный дарн тому, кто гада увидит, и ещё один сверху, если повяжет. Этот дуралей сам себя в болото загонит. Стой! И ещё передай Балдрику, чтоб прихватил сестричек. Ивар, веди!
Следопыт как собака бросился в лес, все прочие – за ним. Гаран хмуро брёл со связанными за спиной руками. В спину его подталкивали копьём.
Родрик полежал ещё немного, вжавшись в ветку и прислушиваясь, потом, повиснув на руках, легко соскочил на землю. Медлить было нельзя. Солдаты дойдут до ручья, а до него всего-то с полмили, потом, потеряв след, скорее всего, вернутся сюда. Крестьяне из Подгорья тоже не задержатся: светящиеся окна деревни видно даже отсюда, а на серебряный дарн каждый из них сможет семью месяц кормить. Где находится та самая Комариная плешь, о которой упомянул командир, Родрик не знал, но, здраво рассуждая, они пойдут на восток – туда, куда всё это время стремились беглецы.
Родрик поднял было свой плащ, но, подумав, решил всё же его не брать: не стоит давать знать преследователям, что он был здесь, и даже может быть слышал, о чём они говорили. «Вил с ним, с плащом, скоро лето, не замёрзнем». Решительно развернувшись, Родрик зашагал на запад, обратно к Бреотигерну. На мгновение мелькнул в голове вопрос, что это за «сестрички», о которых говорил тот вислоусый, но времени раздумывать не было.
Небо понемногу начали затягивать тучи, и Родрик этому обстоятельству порадовался: дорогу примерно он помнил, а вот носатому Ивару темнота точно не подмога. Лес здесь был густой и корявый: глухое урочище с исковерканными буреломом стволами дубов-великанов, с густым подлеском из гнутых осин, черёмухи и волчеягодника. Найти следы в такой черноте точно не получится.
Зацепившись пару раз за торчащие из земли корни и свалившись наконец в глинистый овражек, Родрик, весь в грязи, с трудом выкарабкался и, тихонько матерясь, свернул ближе к тракту: хоть слегка и на виду, но идти здесь было не в пример легче. Не удержался и потратил пару минут на то, чтобы забраться на дерево, глянуть, что творится в деревне, которая уже давно скрылась за пригорком. Так и есть: там, словно рой светлячков, мелькало множество мелких огней – крестьяне с факелами уже приближались к кромке леса, а оттуда до поляны с его плащом рукой подать. За дальностью расстояния ничего не было слышно, только лёгкий ветерок шевелил голые ветви.
Родрик бросил взгляд на север, где милях в пяти, на фоне чёрного неба угадывались ещё более чёрные очертания Нордмонтских гор. Здесь они были высоки, отвесны и неприступны, как будто зубы гигантского дракона чьей-то невиданной силой воткнуло в землю. Пути на север в этих местах не было, разве что внезапно вырастут крылья. В Подгорье дорога раздваивалась и одним своим щупальцем вскоре заползала в узкое ущелье, тянувшееся на добрую пару лиг, а там – Нордмонт, свободная страна. Родрик в своё время исходил те земли вдоль и поперёк, но, увы, и вход в ущелье, и выход из него запирали крепости: с этой стороны – герцога Бедвира, с той – графа Тэлфрина, великого северного лорда. Другие проходы в Нордмонт, если не карабкаться по горам, которые дальше к востоку становились более пологими, находились уже после Эллесмере, но в ближайшее время Родрику, видимо, добраться до тех мест не судьба.
В гуще леса стало уже хоть глаз выколи, и только чуть более светлое небо над горами давало возможность выбрать направление. Родрик полез вниз, почти на ощупь. В каких-то пяти-шести локтях от земли ветка обломилась, и он шлёпнулся на спину, треснувшись затылком о камень. Голова взорвалась тысячью искр, и Родрик провалился в темноту.
Очнулся он скоро. Охнув, уселся на земле, ощупывая рану. Кожа была глубоко рассечена, шея в липкой крови. Родрик уже было приготовился громко и грязно выругаться, но слова застряли в глотке.
Собачий лай, далёкий, но ясно различимый.
Проклятье.
Экая он бестолочь, однако. Вот они, сестрички! Про такой расклад он не подумал. А ещё плащ свой оставил возле кострища – нате, вам подарочек, нюхайте на здоровье.
Родрик вскочил на ноги, слегка пошатываясь (перед глазами всё кружилось) сделал шаг вперёд, назад, остановился, раздумывая. На дереве не схорониться, нет, под бревном каким-нибудь тем более. Перед глазами живо встала картина, как прошлой зимой одного солдата за дезертирство Леофрик Бедвир приговорил к сотне ударов кнутом, велев собрать на это зрелище всю дворню. Обычно пятнадцати хватало, чтобы на ту сторону Глейра человека отправить: толстый хвост из плетёных полосок воловьей кожи ломал рёбра, свежевал заживо. Но не в этот раз: в ту пору у герцога гостил Ролло, младший братец короля, и он непонятно зачем привёз своего заплечных дел мастера, из Морского народа – с дикой внешностью, голого до пояса, в синих татуировках и шрамах. Должно быть, просто таскал его с собой всюду, как диковинку.
Тот изувер знал своё дело. Плеть у него была футов десяти длиной, тонкая и свистящая. Он прицеливался, хлыст извивался змеёй, жалил острым зубом – и тело преступника лишалось очередного крохотного кусочка плоти. Несчастный выл воем. Женщины отворачивались, а мужчины стояли хмуро. «Не в обычае это у корнов», - проворчал тогда старик Дерин. Когда-то он тоже был наёмником, но преклонный возраст и культя вместо левой руки заставили его доживать оставшиеся годы нахлебником. Леофрик, жирная скотина, сначала веселился, потом, когда заметил смурные лица подданных, улыбка на его лице как-то подвяла, но прерывать экзекуцию не стал. Просто отвернулся презрительно и под ручку с Ролло скрылся за дверью донжона.
- Недостойно это Первородного, - прошамкал беззубым ртом Дерин, проводив его взглядом, - белая ворона среди Бедвиров. По всему видать, мамаша его по чужому лужку гуляла, чужие цветочки нюхала, да вернулась в пыльце перемазанная.
Тогда-то и появилась у Родрика мысль, что пора валить из этих мест. Леофрик действительно, не иначе, подкидыш. Первородному так поступать негоже. Первородные – они от богов, своих народов не только судьи, но и защитники-благодетели. Да и не Леофрик вовсе должен был быть господином Западных земель. Народ шептался, что у него когда-то была старшая сестра – истинная наследница, но ещё ребенком пошла с подружками да с младшим братцем по клюкву на болота, и потерлась. Леофрика нашли, а вот сестрица пропала, сгинула. Старый герцог Эффа, говорят, рвал и метал, потом пил беспробудно, и вскоре преставился сам. Злые языки болтали, что Эффа своего сыночка не особо жаловал, всё винил его в том, что тот за сестрой не уследил, хотя самому Леофрику тогда было годков семь, не больше. Но Эффа даже корону ему оставил какую-то не такую: не с семью зубцами, как Первородному полагается, а меньше: видно, надеялся, что дочка его найдётся. Наверное, именно потому Родрик за всё время ни разу Леофрика в короне-то и не видел.
Но к Вилу его.
В ночной тиши собачий лай слышался уже отчётливо – прямо сюда идут, твари. Родрик стиснул зубы. Нет, такой радости он им не доставит. Он решительно повернул на юг, в сторону, противоположную от родного Нордмонта. Две-три сотни шагов – и ищи его-свищи. Родрик зло ухмыльнулся. Здешний люд ундин-русалок и прочих небылиц больше боится, чем собственных жён. Хотел бы он посмотреть на того храбреца, который попрётся за ним в Круахову Топь.
СТРАНА МЁРТВЫХ
Глава 1
РОДРИК
Громко хрустнула ветка, и мужчина, сидевший у костра в лесной низинке, мгновенно вскочил на ноги, отточенным движением выхватив из ножен клинок.
- Эй, эй, Родрик, спокойно… это я, Гаран.
Из-за деревьев появился второй, долговязый и сутулый, без шапки, несмотря на холод. Кончик его носа был сизым, подбородок зарос недельной щетиной. Как и на его товарище, на нём красовался потертый кожаный колет с некогда блестящими металлическими бляхами; на поясе болтался меч. Не спеша он приблизился к костру и уселся на корточки, протянул руки к огню. Он был уже не молод.
Родрик бросил внимательный взгляд на прибывшего.
- Чего хмурый такой?
- Я не хмурый… я трезвый.
Родрик хмыкнул.
- Так ты ж, вроде, за выпивкой пошёл?
- Пошёл, да не дошёл, - пробурчал Гаран. Он пошарил за пазухой, и извлёк мятый лист пергамента. – Смотри, что принёс. С дома одного сорвал. Там хрен какой-то на площади указ зачитывал, я только самый конец услыхал, и кажись, это по наши души. Вот я и решил поберечься на всякий случай. Глянь, что там, а то я в этих закорючках не силён.
Родрик взял пергамент, расправил его на коленях, поводил пальцем по строчкам и принялся читать. Читал он медленно, по слогам и переводя дух после каждого предложения.
«Всем жителям селений Бреотигерн, Пеннант, Бенлин, Эллесмере, Подгорье, Глиннет, и прочим добрым подданным его высочества Леофрика, где бы они не находились, и к какому бы состоянию не принадлежали. Объявляется награда за поимку подлых воров и злоумышленников Родрика и Гарана…»
- Вот! – возбуждённо вскрикнул Гаран. – Я ж говорил!
Его товарищ только отмахнулся.
«…за живых по пять золотых кернов, за мёртвых по два керна и одной серебряной марке, каковая награда будет выплачена незамедлительно.
Названный Родрик, родом из физов, телосложения сильного, высок ростом, но не превышает меры, волосы светлые, бороду бреет, на груди слева шрам длиною в ладонь. Гаран выше обычного, худ и жилист, лицо костистое, безбородое, волосы тёмные, на голове проплешина.
За укрывательство указанных злоумышленников виновный будет повешен за шею и будет висеть так до самой смерти, а принадлежащее ему имущество конфисковано.
Дано в Бреотигерне в 17-й день Бычьего месяца года 202-го от Основания и подписано самолично светлейшим герцогом Леофриком Бедвиром».
- Пусть мортох сожрёт меня со всеми потрохами! – взвился Гаран. Он вскочил и принялся вышагивать взад-вперёд. Поляна была небольшая, и его нервно подпрыгивающая фигура то ныряла в темноту, то вновь появлялась в круге света, отбрасываемого костром.
- Хватит мельтешить, - наконец, буркнул Родрик.
Тот остановился.
– Я ж говорил тебе: не надо было всё брать! Взяли б только то, что причиталось, глядишь, и не искали бы!
Выражение лица Родрика ничуть не изменилось. С задумчивым видом он покрутил пергамент в руках и швырнул его в огонь. Кожа вспыхнула и скукожилась в чёрный комочек.
- Холодно, - безразлично произнёс он.
Гаран оторопело остановился.
- Чего?! Какой, к Вилу, холодно? Ты слышишь, что я говорю? С повинной надо идти, нам отсюда ходу нет. Слева горы, справа – топь. Они наверняка посты на дороге выставили…
Ни слова не говоря, Родрик отстегнул застёжку плаща и, расстелив на земле, высыпал на него содержимое довольно увесистого кожаного мешка. Оттуда дождём посыпались монеты.
- Я и так не всё забрал, - сказал он. – Сундучок тяжёлый был, далеко бы не ушли. Здесь сто тридцать два керна. Половина – твоя. Можешь взять и топать в пасть хоть к самому Вилу, хоть к герцогу. Тебя там напоят, накормят и девку дадут какую пожелаешь, даже не сомневайся. – Родрик фыркнул. - А я ему три года служил без малого, уж и сосчитать не могу, сколько раз смерти в глаза смотрел, а что взамен получил? Жратву, кислое пиво и четыре дарна серебром. Леофрик мне должен, и я скорее это золото по болоту разбросаю, чем ему верну.
Гаран внезапно успокоился.
- Проклятье. – Он вновь присел на корточки и застыл, уставившись в огонь.
- Да брось! Где наше не пропадала… на это полграфства купить можно. Потом продать задёшево, и снова купить.
- Что верно, то верно. Я таких деньжищ раньше не то что в руках не держал, даже и не видывал. Чтоб нашему брату столько заработать, десять раз в бою помереть надо. Только толку здесь от них…
- Хорошего мало, - согласился Родрик. – На дороге и во всех селеньях посты точно стоят, так что туда соваться смысла нет. Пойдём по краю болота. Люди говорят, что и через саму Круахову Топь можно пройти, есть там тропинки.
- Ты знаешь, где эти тропинки?
Родрик отрицательно покачал головой.
- Не пойду я через Топь, - буркнул Гаран. – Там ещё со времён папаши нынешнего герцога такое, сказывают, творится…
- Сказки, - презрительно протянул Родрик. – Все слыхали, да не видел никто. Утоп какой-нибудь олух в трясине, так это, конечно, не потому, что олух, а потому, что его нек утащил. Брехня.
Гаран пожал плечами.
- Ты в наших краях всего три года, а я здесь вырос. Такое слышал, и от проверенных людей…
- Зато по другим местам достаточно побродил. И везде бабки на ночь детишкам про чудищ рассказывают. А детишки охают и пугаются, прямо как ты сейчас.
- Эх, молодо-зелено…
Родрик отмахнулся. Пригоршнями он собрал золото обратно в мешок. Гаран следил за ним искоса. Затянув у мешка завязки, Родрик принялся укладываться.
- Ладно. Утро вечера мудренее. – Он запахнулся в плащ и закрыл глаза. – Жаль только, без выпивки остались.
- Я схожу ещё раз.
- Да ладно? – Родрик удивлённо открыл глаза.
- Моя очередь идти, а завтра путь неблизкий. Потом удобный случай неизвестно когда подвернётся, а здесь всего-то пара миль. Там на площади не больше полутора дюжин народа стояло. Остальные про нас ещё ни сном ни духом. Найду хижину какую-нибудь на отшибе, авось разживусь медовухой.
- Лучше чего покрепче.
Гаран кивнул и через пару мгновений его фигура растаяла в темноте. Родрик лежал не шевелясь, но, как только шаги его товарища перестали быть слышны, резко поднялся и сел. Выждав для верности ещё некоторое время, он вскочил, торопливо натаскал несколько охапок веток и листьев, накрыл своим плащом. Затем закинул на плечо мешок с золотом и быстрым шагом направился вглубь леса – туда, где ещё днём они наткнулись на ручей, извилисто и неторопливо текущий по дну овражка. По дороге Родрик несколько раз остановился, чтобы сломать ветки – не грубо, а как бы ненароком; зашёл в воду и пошёл вверх по течению. Слава богам, ночь стояла ясная: над головой висела пятнистая луна, заливая лес мертвенным светом. Луна была огромная, чуть не в полнеба, но Родрик уже привык к этой необъяснимой особенности здешних земель. Шёл долго, не меньше четверти мили, потом выбрался на берег, старательно перепрыгивая с камня на камень, и, сделав изрядный крюк, вернулся к той же поляне. Выбрав дуб с листвой погуще, шагах в двадцати от костра, он ловко залез наверх и пристроился на толстой ветви.
* * *
Гарана он почти не знал, только встречал до того раз-другой, поскольку служили они хотя и одному господину, но в разных местах: Родрик в Бреотигерне, главном замке Бедвиров, а Гаран в какой-то мелкой крепости далеко на западе. Гаран был заметно старше своего напарника, не отличался разговорчивостью и, как понял Родрик, начал службу ещё мальчишкой, при отце нынешнего герцога, Эффе, стало быть, лет сорок тому назад, а то и больше. Тогда Гаран был на очень хорошем счету, а потом за какую-то провинность Леофрик, сын и наследник Эффы, услал его с глаз долой в захолустье. Причём не просто услал, а вдобавок отказался отдать Гарану честно заработанные и отложенные на старость деньги, которые хранились в казне покойного герцога, по словам Гарана – целых двенадцать с хвостиком кернов. Расписку казначея, которой Гаран гневно размахивал перед носом у новоиспечённого лорда, тот с усмешкой бросил в огонь. Гаран затаил обиду, и не далее как четыре дня назад пробрался в покои Леофрика с твердым намерением возместить ущерб, и там нос к носу столкнулся с ним, Родриком. В темноте они чуть не переубивали друг друга: несмотря на то, что Родрик Гарану в сыновья годился, последний оказался очень цепок и, несмотря на худобу, силён. Вдоволь покатавшись по полу и изрядно замарав герцогский ковёр, они остановились, только почувствовав лезвия клинков, которые каждый держал у горла другого. Замерли, вглядываясь и тяжело дыша, и тут оба признали собрата-наёмника.
Перебросившись парой слов, они быстро пришли к взаимному согласию и, ополовинив герцогский сундучок, незаметно выбрались из замка. Впрочем, почти незаметно: в тот вечер весь Бреотигерн праздновал обручение старшего сына Леофрика с дочкой графа Нордмонта, ел, пил, орал песни и валялся пьяным – весь, кроме одного бедолаги, которого поставили у замковых ворот. Пришлось на ходу сочинить историю о деревенских красотках, что ждут их уже тёпленькие и мокренькие. Стражник сжалился и открыл калитку; благо, подъемный мост был опущен.
Горланя во всю глотку и старательно шатаясь, они побрели по мосту, клятвенно пообещав тому стражнику по возвращении рассказать все пикантные подробности. Спустились с пригорка, пошарили в кустах и извлекли на свет божий две котомки, которые они заблаговременно припрятали, по странному совпадению, совсем неподалёку друг от друга – Родрик увидел в этом добрый знак. Путь предстоял неблизкий: на северо-восток к Подгорью, потом на восток, оставляя Круахову Топь по правую руку, а потом, после Эллесмере – хоть направо, хоть налево, куда хочешь. Полные карманы золота и весь мир у ног.
К Эллесмере вела только одна дорога, точнее тропа, зажатая между неприступным в этих местах Нордмонтским хребтом и болотом, заблудиться невозможно, но это и худо: случись погоня, она дышала бы им в спины. От Бреотигерна шла ещё одна дорога, на юг, в герцогство Когар, но она слишком долго и длинно петляла по владениям Леофрика Бедвира, да и множество многолюдных селений и гарнизонов не обещали безопасности. Коротко посовещавшись, беглецы сделали выбор в пользу Западного тракта, хотя узкого и дававшего некие преимущества преследователям, но не в пример более короткого.
Немногочисленные деревни они обходили стороной, только один раз Родрик рискнул зайти в одну из харчевен, разжиться вяленым мясом. В основном шли лесом, по краю Топи, даже не лесом, глухой чащобой, куда и раньше местные жители хаживали нечасто, а нынче и вовсе забыли туда дорогу. Это, увы, сослужило товарищам дурную службу: пробираться через бурелом и многочисленные овражки оказалось делом утомительным, но главное – куда более долгим, чем они поначалу рассчитывали. Тропинки, если и были когда-то в этих местах, за последние полста лет заросли и исчезли полностью.
На четвёртые сутки пути они оказались вблизи Подгорья, и Гаран встал, словно упершись рогом. «Не пойду дальше без выпивки», - заявил он. Родрик поспорил, но только для виду: до Эллесмере, последнего селения во владениях его милости Леофрика, оставалось ещё целых два дня пути. На дворе стоял Бычий месяц, самая середина весны, и ночи были холодными и промозглыми.
- У нас в Эйлен-Донане в это время ещё снег лежит, и ничего, народ не жалуется, - сказал Родрик, но препятствовать Гарану не стал: иссохшееся нутро отчаянно требовало чего-нибудь горячительного. Огоньки деревни приветливо мигали не так уж и далеко, а погони, вроде, не наблюдалось. Гаран ушёл, а Родрик, выбрав низинку, чтобы не было заметно со стороны, принялся разводить костёр. Ничего подозрительного в поведении Гарана он не примечал, но после последнего разговора, по его возращении и последующем уходе, в душе поскребло острым коготком.
Удобно примостившись на толстом суку, Родрик начал уже поклёвывать носом, когда послышался какой-то звук – совсем не со стороны деревни, а от ручья, откуда он только что пришёл. Родрик замер. Шёпот-не шёпот, а скорее едва слышное похрустывание слежавшихся после зимы листьев под чьими-то осторожными шагами.
Затаив дыхание, Родрик повернул голову. Так и есть - Гаран. Один. Всё вроде бы в порядке, но шёл он как-то уж чересчур осторожно, словно крадучись. Может, просто не хочет его, Родрика, разбудить? Только зачем подходит сзади?
Гаран приблизился к затухающему костру, и Родрик, укоряя себя за неподобающую подозрительность, уже готов был окликнуть товарища, как вдруг тот не спеша взялся за рукоять меча. Вытянул клинок, серо блеснувший в лунном свете, и резким движением откинул в сторону плащ Родрика. Замер в удивлении.
- Проклятье… - едва слышно процедил он сквозь зубы и тут же крикнул: - Он ушёл!
- Стой, где стоишь! – тут же раздалось из темноты, и из-за деревьев показались тёмные фигуры полудюжины солдат с нашитыми на груди бедвировскими красными единорогами. Трое держали в руках взведённые арбалеты. Солдаты окружили костёр кольцом. Один из них, уже немолодой, с длинными отвислыми усами, по-видимому, старший, пнул гору листьев ногой. Та рассыпалась с шуршаньем.
- За нос вздумал меня водить? – не гневно, но как-то слегка презрительно спросил он.
- Даже и не думал. Ушёл он. – Гаран сплюнул. – С золотом…
- Чего ж ты деньги себе не взял?
- Так он заподозрил бы…
- И без того, видать, заподозрил. У тебя на роже всё написано. Меч на землю! Руки за спину!
Гаран, сплюнув ещё раз, бросил клинок; его тут же подобрал один из стражников.
- Чего ж написано? – буркнул он.
- То, что за монету мать родную продашь. Связать его, пойдёт с нами. Ивар, можешь что сделать?
У невысокого пухлого мужичка, что стоял рядом, шевельнулся нос – мясистый, с крупной бородавкой на кончике, он словно жил собственной жизнью: принюхивался, раздувался и опадал.
- Кто его знает, - пропищал он, - темно, как в утробе у Вила…
Он согнулся в три погибели и, подпрыгивая, как собака с перебитой ногой, принялся быстро обходить поляну.
Родрик стиснул зубы. Проклятье. Ищейка. Видать, бодрячок. Бывают такие: толстые как хрюшки и лёгкие, как надутый бычий пузырь.
Гаран, экая гадина, продал его ни за что. Не понимает, дурень, что Леофрик ему всё равно ни гроша не вернёт, а в лучшем случае велит дать плетей. Тупая трусливая скотина. Как назло, в лесу было вовсе не так темно, как выразился тот носатый: луна висела прямо над головой, и если кому из солдат вздумается внимательно глянуть по верхам, ему, Родрику, конец.
- Туда ушёл! – радостно возвестил Ивар, указывая в сторону ручья. - Совсем недавно.
Он стоял так близко от Родрика, что тот мог попасть плевком прямо в его плешивую башку. Родрик поклялся бы, что от Ивара несёт пóтом за сто шагов. Небось, думает: вот сейчас загоню очередного беглеца, потом в кабак, пиво пить да баб лапать.
- Уверен? – спросил начальник стражи.
- Вернее и быть не может. Топал, как медведь. Видно, торопился.
Вислоусый довольно усмехнулся.
- Кенред, живо возвращайся, скажи Балдрику, пусть людей даст. Всех. Вилланов поднять, пусть идут цепью к Комариной плеши. Скажи, лично от меня серебряный дарн тому, кто гада увидит, и ещё один сверху, если повяжет. Этот дуралей сам себя в болото загонит. Стой! И ещё передай Балдрику, чтоб прихватил сестричек. Ивар, веди!
Следопыт как собака бросился в лес, все прочие – за ним. Гаран хмуро брёл со связанными за спиной руками. В спину его подталкивали копьём.
Родрик полежал ещё немного, вжавшись в ветку и прислушиваясь, потом, повиснув на руках, легко соскочил на землю. Медлить было нельзя. Солдаты дойдут до ручья, а до него всего-то с полмили, потом, потеряв след, скорее всего, вернутся сюда. Крестьяне из Подгорья тоже не задержатся: светящиеся окна деревни видно даже отсюда, а на серебряный дарн каждый из них сможет семью месяц кормить. Где находится та самая Комариная плешь, о которой упомянул командир, Родрик не знал, но, здраво рассуждая, они пойдут на восток – туда, куда всё это время стремились беглецы.
Родрик поднял было свой плащ, но, подумав, решил всё же его не брать: не стоит давать знать преследователям, что он был здесь, и даже может быть слышал, о чём они говорили. «Вил с ним, с плащом, скоро лето, не замёрзнем». Решительно развернувшись, Родрик зашагал на запад, обратно к Бреотигерну. На мгновение мелькнул в голове вопрос, что это за «сестрички», о которых говорил тот вислоусый, но времени раздумывать не было.
Небо понемногу начали затягивать тучи, и Родрик этому обстоятельству порадовался: дорогу примерно он помнил, а вот носатому Ивару темнота точно не подмога. Лес здесь был густой и корявый: глухое урочище с исковерканными буреломом стволами дубов-великанов, с густым подлеском из гнутых осин, черёмухи и волчеягодника. Найти следы в такой черноте точно не получится.
Зацепившись пару раз за торчащие из земли корни и свалившись наконец в глинистый овражек, Родрик, весь в грязи, с трудом выкарабкался и, тихонько матерясь, свернул ближе к тракту: хоть слегка и на виду, но идти здесь было не в пример легче. Не удержался и потратил пару минут на то, чтобы забраться на дерево, глянуть, что творится в деревне, которая уже давно скрылась за пригорком. Так и есть: там, словно рой светлячков, мелькало множество мелких огней – крестьяне с факелами уже приближались к кромке леса, а оттуда до поляны с его плащом рукой подать. За дальностью расстояния ничего не было слышно, только лёгкий ветерок шевелил голые ветви.
Родрик бросил взгляд на север, где милях в пяти, на фоне чёрного неба угадывались ещё более чёрные очертания Нордмонтских гор. Здесь они были высоки, отвесны и неприступны, как будто зубы гигантского дракона чьей-то невиданной силой воткнуло в землю. Пути на север в этих местах не было, разве что внезапно вырастут крылья. В Подгорье дорога раздваивалась и одним своим щупальцем вскоре заползала в узкое ущелье, тянувшееся на добрую пару лиг, а там – Нордмонт, свободная страна. Родрик в своё время исходил те земли вдоль и поперёк, но, увы, и вход в ущелье, и выход из него запирали крепости: с этой стороны – герцога Бедвира, с той – графа Тэлфрина, великого северного лорда. Другие проходы в Нордмонт, если не карабкаться по горам, которые дальше к востоку становились более пологими, находились уже после Эллесмере, но в ближайшее время Родрику, видимо, добраться до тех мест не судьба.
В гуще леса стало уже хоть глаз выколи, и только чуть более светлое небо над горами давало возможность выбрать направление. Родрик полез вниз, почти на ощупь. В каких-то пяти-шести локтях от земли ветка обломилась, и он шлёпнулся на спину, треснувшись затылком о камень. Голова взорвалась тысячью искр, и Родрик провалился в темноту.
Очнулся он скоро. Охнув, уселся на земле, ощупывая рану. Кожа была глубоко рассечена, шея в липкой крови. Родрик уже было приготовился громко и грязно выругаться, но слова застряли в глотке.
Собачий лай, далёкий, но ясно различимый.
Проклятье.
Экая он бестолочь, однако. Вот они, сестрички! Про такой расклад он не подумал. А ещё плащ свой оставил возле кострища – нате, вам подарочек, нюхайте на здоровье.
Родрик вскочил на ноги, слегка пошатываясь (перед глазами всё кружилось) сделал шаг вперёд, назад, остановился, раздумывая. На дереве не схорониться, нет, под бревном каким-нибудь тем более. Перед глазами живо встала картина, как прошлой зимой одного солдата за дезертирство Леофрик Бедвир приговорил к сотне ударов кнутом, велев собрать на это зрелище всю дворню. Обычно пятнадцати хватало, чтобы на ту сторону Глейра человека отправить: толстый хвост из плетёных полосок воловьей кожи ломал рёбра, свежевал заживо. Но не в этот раз: в ту пору у герцога гостил Ролло, младший братец короля, и он непонятно зачем привёз своего заплечных дел мастера, из Морского народа – с дикой внешностью, голого до пояса, в синих татуировках и шрамах. Должно быть, просто таскал его с собой всюду, как диковинку.
Тот изувер знал своё дело. Плеть у него была футов десяти длиной, тонкая и свистящая. Он прицеливался, хлыст извивался змеёй, жалил острым зубом – и тело преступника лишалось очередного крохотного кусочка плоти. Несчастный выл воем. Женщины отворачивались, а мужчины стояли хмуро. «Не в обычае это у корнов», - проворчал тогда старик Дерин. Когда-то он тоже был наёмником, но преклонный возраст и культя вместо левой руки заставили его доживать оставшиеся годы нахлебником. Леофрик, жирная скотина, сначала веселился, потом, когда заметил смурные лица подданных, улыбка на его лице как-то подвяла, но прерывать экзекуцию не стал. Просто отвернулся презрительно и под ручку с Ролло скрылся за дверью донжона.
- Недостойно это Первородного, - прошамкал беззубым ртом Дерин, проводив его взглядом, - белая ворона среди Бедвиров. По всему видать, мамаша его по чужому лужку гуляла, чужие цветочки нюхала, да вернулась в пыльце перемазанная.
Тогда-то и появилась у Родрика мысль, что пора валить из этих мест. Леофрик действительно, не иначе, подкидыш. Первородному так поступать негоже. Первородные – они от богов, своих народов не только судьи, но и защитники-благодетели. Да и не Леофрик вовсе должен был быть господином Западных земель. Народ шептался, что у него когда-то была старшая сестра – истинная наследница, но ещё ребенком пошла с подружками да с младшим братцем по клюкву на болота, и потерлась. Леофрика нашли, а вот сестрица пропала, сгинула. Старый герцог Эффа, говорят, рвал и метал, потом пил беспробудно, и вскоре преставился сам. Злые языки болтали, что Эффа своего сыночка не особо жаловал, всё винил его в том, что тот за сестрой не уследил, хотя самому Леофрику тогда было годков семь, не больше. Но Эффа даже корону ему оставил какую-то не такую: не с семью зубцами, как Первородному полагается, а меньше: видно, надеялся, что дочка его найдётся. Наверное, именно потому Родрик за всё время ни разу Леофрика в короне-то и не видел.
Но к Вилу его.
В ночной тиши собачий лай слышался уже отчётливо – прямо сюда идут, твари. Родрик стиснул зубы. Нет, такой радости он им не доставит. Он решительно повернул на юг, в сторону, противоположную от родного Нордмонта. Две-три сотни шагов – и ищи его-свищи. Родрик зло ухмыльнулся. Здешний люд ундин-русалок и прочих небылиц больше боится, чем собственных жён. Хотел бы он посмотреть на того храбреца, который попрётся за ним в Круахову Топь.
Глава 2
КРУАХОВА ТОПЬ
В темноте он видел почти как кошка, но здесь была другая темнота, липкая и вязкая, мутной пеленой висевшая в десяти шагах во все стороны. Поначалу он довольно ловко перескакивал с кочки на кочку, даже посмеиваясь: луна время от времени выглядывала из-за туч, давая вполне достаточно времени, чтобы оценить, куда прыгнуть. Где-то далеко позади мелькали огоньки факелов, слышались крики и собачий лай, постепенно затихая: те олухи явно дошли до края болота, а дальше – ни шагу. Насколько далеко он оторвался, Родрик не знал, но не меньше, чем на полмили. Огоньки вскоре пропали, а следом и звуки, осталось только бульканье и слабые всплески, обычные для такого рода мест.
За последние три года Родрик наслушался немало историй про Круахову Топь, и однажды даже пришлось научить уму-разуму пару мужланов, свято уверенных в том, что тот, кто не слушает, открыв рот, их детские байки, не имеет права пить пиво в местной замшелой харчевне. Какие-то «тёмные силы» пришли, да что-то поглотили, да теперь туда ходу нет, а тот, который пойдёт… вот Брин-дровосек пошёл, да пропал, и мертвяки там прямо по воде бродят – и прочее в таком же духе.
Всласть помахав кулаками, они уселись за один стол, потирая ушибленные челюсти, прихлёбывая из кружек и внимая мудрости своего нового знакомого.
- Это ж болото, дурни, - помнится, тогда говорил им Родрик, - а болото оно что в Нордмонте, что в Ллевеллине – один чёрт. Спьяну по любому туда лучше не соваться.
Идти надо там, где муравьиные кучи, густая трава, и сосна растёт. А если звериная тропа есть и лосиные следы – это ещё надёжнее. Лоси – они чуют, где пройти можно, и в колодцы не проваливаются. Если деревьев много – значит, земля. Там и отдохнуть можно, ну, или на поваленном стволе. Но между такими кочками, железно – мочажины. Хорошо, если просто водица застойная, а часто – вязкая грязь. Засосёт на счёт два. А ежели ровное пространство перед собой видишь, и кукушкин лён там тёмный такой – даже и не суйся, матерью Боанн клянусь – колодец.
Но и деревья не всегда помогают, хотя в этот раз Родрик был склонен списать свою неудачу на темноту. Сделав очередной прыжок, он провалился в топкую яму между корнями, сверху заросшую надёжным на вид ковром мха. Грязь плотоядно чавкнула, и Родрик, потеряв равновесие, упал назад и едва не по шею погрузился в вонючую жижу.
Проклятье… Вымазавшись по самое не хочу, царапая склизкую землю скрюченными пальцами, он с трудом выбрался на пригорок и лёг на спину, тяжело дыша и отплёвываясь. Впереди, похоже, был зыбун – топь, образовавшаяся на месте заросшего озера. Чёрный, с редкой порослью камыша, внешне почти неотличимый от какого-нибудь безобидного луга. Родрик привалился спиной к корявому стволу дерева. Нет, сейчас он дальше не пойдёт, по зыбуну ночью не пройти. Жаль, что костёр развести нельзя – заметят, не так уж далеко он ушёл. Родрик огляделся и направился поглубже в лес – островок был небольшой, но и не такой уж маленький, - стянул сапоги, штаны, кривляясь, как паяц – рубаху и, выжав воду, развесил одежду на ветках. Иначе не высохнет. Клацая зубами от холода, он сгрёб кучу сухих листьев и зарылся в неё с головой.
Утро вечера мудренее.
* * *
Проснулся он ни свет ни заря, разбуженный далёким криком выпи. Тело всё закоченело. Выбравшись из листьев, Родрик попрыгал, чтобы разогнать кровь, и принялся одеваться, торопливо соображая.
Назад пути нет. Стражники с крестьянами наверняка ещё день-другой, а то и дольше, будут там торчать да кусты по берегу обшаривать, и уйдут только тогда, когда убедятся, что беглец утоп. А может ещё, не дай то боги, пойдут следом: пять золотых кернов даже зайца могут заставить в берлогу к медведю залезть. Большинство из этих вилланов золотой монеты в руках не держали, а многие и не видывали. С другой стороны, идти вглубь болота тоже бессмысленно: насколько Родрик знал, Круахова Топь тянулась на восток на добрые полсотни миль, и он, даже если повезёт, месяц будет туда пробираться: в таких местах особо не разгонишься. На юг, во владения герцога Когара, вроде как дорога покороче, но насколько, он не знал. По здравому раздумью выходило, что идти надо назад, в Бедвир, а там уж – как получится. Шест с рогатиной сейчас вырежем, на ноги – болотоступы, благо, елового лапника тут в избытке, и вперёд.
Родрик посмотрел наверх. Небо было однообразно-серым, без единого проблеска. Плохо, конечно, но уж как-нибудь направление определим. Родрик покрутил головой: пришёл он, кажется, оттуда.
Решительно продравшись через кусты – вчера они не показались ему такими густыми, - он остановился в раздумьях. Покрутил головой. Нет, не оттуда. По эту сторону не было ни одного островка, только унылая кочковатая равнина с пучками травы, а в сотне шагов – туман, медленно плывущий над булькающей жижей. Справа, слева – везде туман. Родрик медленно пошёл по берегу, и спустя полчаса остановился в недоумении. Он помнил точно: кривая такая сосна, он разбежался и перепрыгнул сюда. Тут вам не море Арит, никаких приливов-отливов, не может быть, чтобы тот клочок земли скрылся под водой. И небо – проклятье! – непробиваемо свинцовое, солнца даже не видать.
Злясь на свою забывчивость, Родрик вернулся к месту ночёвки. Вот: здесь он спал, оттуда пришёл. Тщательно разглядывая каждую жухлую травинку, он двинулся назад по собственным следам. Родрик не считал себя ни следопытом, ни охотником, но здесь и не надо было быть семи пядей во лбу.
- Матолух мне в глотку! – членораздельно и громко произнёс он, остановившись на берегу. Никакого острова, никакой кочки там не было. Ни одной кривой сосны в пределах видимости.
Родрик уселся на землю, достал из мешка кусок солонины и принялся жевать. Вкус был мерзкий, с явным болотным запашком. Непонятно, как такое может быть. Он же скакал вчера, как козёл, с кочки на кочку, на многих были деревья, а тут – сплошной зыбун с пятнами чёрной воды. Не привиделось же ему всё это, в самом деле!
Снова раздался крик выпи.
Нет, не выпи.
Выпь кричит громко и протяжно, как бык, или, может быть, как ветер гудит в трубе, или ил в болотах поднимается и опускается, а это не выпь. Снова крик. Родрик открыл рот, едва не поперхнувшись. Он готов был поклясться, что это похоже на петуха. Откуда тут, мать твою, петух?!
Родрик прислушивался до звона в ушах, но крик не повторился. Ничего, только хлюпанье и журчанье. Навскидку уже должно быть около полудня, но небо и не думало проясняться. Родрик выругался. «Хоть бы уж тот носатый Ивар вышел на след», - зло подумал он. Так хотя бы стало понятно, в какую сторону идти.
Сплюнув, Родрик поднялся. Надо что-то делать. Свинцовый купол над головой имел такой вид, что мог висеть не день и не два. Раз уж он обнаружил, в каком месте ступил на этот дьявольский остров, от этого и надо плясать. Шёл он в южном направлении, значит, стоит забрать правее.
Мечом Родрик срубил тонкое деревце раза в полтора длиннее собственного роста, потом срезал пару длинных веток и согнул их в петли. Сделал перекладины, укрепив среднюю часть, щедро устлал лапником, и не спеша приладил болотоступы к ногам.
Перехватил шест поудобнее и осторожно ступил на мох. На поверхности немедленно выступила лужица воды, но не более того. Мох, вроде, плотный, должен выдержать.
Стараясь вставать всей ступнёй, он двинулся вперёд.
* * *
Родрик остановился, чтобы передохнуть. Кочка из осоки и торфа дышала и шевелилась, норовя вывернуться из-под ног незваного гостя. За два дня он прошёл не меньше десяти миль, в целом без происшествий - только один раз поскользнулся и шлёпнулся в неглубокую мочажину, подняв тучу брызг и вызвав гвалт стаи куликов. Ночевал на крошечном островке, обняв ствол мертвой осины, стуча зубами от холода и с тоской вспоминая зачем-то брошенный плащ. Зачем? - сейчас он уже не мог объяснить. От солонины остался кусочек в палец толщиной; можно было бы сбить пращой одну из кричащих где-то птиц, но он так и не увидел ни одной, а ягод не было. Какие, к Вилу, ягоды в конце весны? По его расчётам болото должно было скоро кончиться, но туман так и не рассеялся, и Родрик уже не был уверен в том, что не сбился с выбранного направления.
«Плевать, - угрюмо думал он, балансируя с шестом в руках, - ещё денёк, и куда-нибудь да выйду». Вот уж истинно: прóклятое место. Трудно было представить, что где-то в десяти, двадцати или сколько там милях светит солнце и ходят-бродят живые люди. А тут – серая тоскливая пустыня с серым туманом и кривыми деревьями. И серым небом, таким, как будто Родрик оказался внутри гигантского бычьего пузыря. Даже дышать здесь было тяжело.
Мешок с деньгами невыносимо тянул вниз, и Родрик боролся с искушением оставить его где-нибудь в приметном месте, а потом вернуться и забрать. Почти десять фунтов золота, поначалу казавшиеся пушинкой. Но тут не было ни севера, ни юга, ничего, кроме булькающей грязи. Никакого приметного места. В животе урчало, колени дрожали от усталости, но сейчас его заботило только одно: до темноты найти какой-нибудь клочок суши, на котором можно хотя бы сесть без опасения провалиться в болотную жижу. «Вот доберусь до Глиннета, надерусь в хлам. Пригоршня золотых, не пожалею. Мяса, пива и девок. И жонглёры пусть так в дудки дудят, чтоб уши закладывало», - думал он, и под ложечкой уже сосало от предвкушения. Глиннет должен быть где-то рядышком, чуть южнее Бреотигерна. Родрик помнил эту деревню: с большим постоялым двором и сотней крестьянских домов вокруг. «Только бы не заплутать».
Родрик вздохнул поглубже, собираясь с силами, и вдруг застыл истуканом. В сотне шагов впереди туман моргнул прорехой, на долю мгновения показав лесную чащу. О, праматерь Боанн… неужели почудилось?
Родрик почесал нос. Нет, торопиться он не будет. Не хватало ещё в последний момент утонуть в какой-нибудь луже.
- Потихоньку, полегоньку… сказал он вслух. – Пошли.
Поколебавшись немного, Родрик всё же мысленно вознёс кратенькую молитву всем водяным и земляным исбри, которых смог припомнить, не особо, правда, надеясь, что из этого выйдет толк. В Бреотигерне его многие почитали за насмешника и безбожника, хотя сам Родрик себя таковым не считал. Просто сколько не молись Куанне, земляному исбри, или там его сестре-близнецу Ассе, покровительнице всех растений, ни единого росточка на поле не появится, ежели сам не пошевелишься.
Вот и сейчас: за этими раздумьями Родрик ступил не туда, куда надо, и почти по колено погрузился в мягкую торфяную постель. Пошатнулся – и встал, не веря своему счастью. Обретя равновесие, Родрик осторожно потыкал шестом. Земля, как есть – земля. Туман здесь был такой густой, что в пяти локтях ничего не было видно. Родрик сделал шаг, другой – и едва не упёрся носом во внезапно вынырнувший из белёсой каши толстый сосновый ствол.
- Уф! – с чувством выдохнул он.
Оставалось надеяться, что это не просто очередной остров, и он выбрался, наконец, из проклятого болота. Родрик пошёл вперёд и вверх, по не очень крутому склону, стряхивая с себя листочки багульника и устало посмеиваясь: если судьба когда-нибудь ещё сведёт его со старыми знакомыми, ему будет, что рассказать в ответ на страшные истории о Круаховой Топи.
Туман, клочками висевший на берегу, вскоре рассеялся, однако наступающая темнота не давала возможности определить, куда Родрика завела судьба. Слава богам, это был обычный сосновый лес, с редкими елями и лиственницами, чем дальше – тем гуще. «Здесь переночую, - решил он, - а завтречка с утра всё выясню». Если до этого Родрик шёл в верном направлении, то где-то к западу он должен наткнуться на реку под названием Тауи, отделявшую владения герцога Бедвира от Круаховой Топи, а дальше уже всё просто.
Нога. Родрик замер, вглядываясь. Хотя и сумерки, но сомнений быть не может: за деревом, шагах в десяти, на земле сидел человек, вытянув перед собой ногу в грязном сапоге. Похоже, он спал.
Проверив на всякий случай, легко ли меч вынимается из ножен, Родрик принялся обходить дерево по кругу. Точно: тот человек спал, привалившись к стволу и уронив голову на грудь. Без оружия, обхватив правой рукой левый бок. Родрик всматривался до боли в глазах, дивясь всё больше. Вот так раз… вот так подарочек. Гаран.
Родрик обнажил меч, подкрался к старому знакомцу и легонько тронул лезвием вытянутую ногу.
- Экая ты скотина, - негромко сказал Родрик.
Гаран поднял голову.
- Порезали они меня, - глухо произнёс он. Только сейчас Родрик заметил тёмное пятно, расползшееся по камзолу под его ладонью.
- И поделом, - отозвался Родрик. – Если не они, так я бы тебя точно прикончил, старый ты мерзавец.
- А ты как будто по-другому поступил бы… они меня подловили. Что я мог сделать?
- Дурак ты, одно слово. И сволочь.
Гаран не ответил. Закрыл глаза и бессильно откинулся назад. Поколебавшись мгновение, Родрик засунул меч в ножны и опустился на колени.
- Дай гляну, - сварливо буркнул он. Гаран испустил тихий стон, когда Родрик отвёл его ладонь. Ругнувшись сквозь зубы – стало уже слишком темно, - он встал, натаскал веток, достал из кожаного мешочка кремень с кресалом (ещё во время первой ночёвки он повесил его себе на шею), и запалил огонь.
Родрик аккуратно разрезал камзол и рубаху. Рана была дрянная: глубокая, с оголившейся полоской ребра.
- Плохо дело. Промыть надо бы… только котелка нет. Как ты с такой дырой умудрился досюда добраться?
- Веревку перетёр и рванул в сторону, только один успел меня тесаком зацепить, - не открывая глаз, пробормотал Гаран. – Не знаю, как через топь перебежал, тут и свалился. Боюсь, не дотяну до утра.
- Погоди… ты здесь давно?
- Не знаю. С вечера.
Родрик задумался. Гаран путает, конечно. Просто долго в беспамятстве валялся. Только странно, что так далеко сумел зайти с такой-то раной. Да и по болоту. Не иначе, боги миловали.
- Петуха слышал? – помолчав, спросил Гаран.
- Петуха?!
- Да. Я на крик и побежал. Думал, может, деревня какая или на отшибе кто живёт. Не дошёл.
«Матолух мне в глотку». Родрик тоже слышал этого петуха-не петуха, только вчерашним утром. Неужели он два дня ходил кругами? Проклятье. Да нет, не может быть, такой большой остров он бы заметил. Хотя в тумане…
- И где он кричал?
- Там. – Гаран неопределённо мотнул головой. – Я огонь видел. Полмили, не больше.
Родрик поднялся, оглядываясь. Действительно: далеко, за деревьями, что-то тускло мерцало. Маленькое такое, если нарочно не смотреть, и не заметишь. И впрямь похоже на свет из окошка.
- Я тебя донесу, - решительно сказал он.
- Не могу, - выдохнул Гаран. - Больно, Вил её дери.
- Донесу. А не то сдохнешь тут ещё.
Родрик подхватил Гарана за руку (тот слабо охнул) и взвалил его себе на спину.
- Не пищи. И имей в виду: как на ноги встанешь, я тебя прибью.
* * *
Хижина была старая и покосившаяся, с единственным окошком, забранным пузырём. Родрик опустил Гарана на землю, привалив к вросшей в землю двускатной крыше; сам немного постоял, тяжко дыша, согнувшись и уперев ладони в колени.
- Тощий, а весит, как боров, - пробормотал он. – Сиди здесь, я посмотрю, что да как.
С противоположной стороны обнаружилась дверь, запертая на простой засов.
- Эй, есть хозяева? – крикнул Родрик. Исключительно для порядка: ибо заперта она была снаружи.
Не дождавшись ответа, он поднял засов. Дверь жалобно скрипнула кожаными петлями.
Никого. Чисто подметённый земляной пол, посередине – очаг с тлеющими углями, топчан с тюфяком у стены, застланный одеялом из лоскутов, ларь и стол на толстой ноге. Внутри глиняного кувшина с дырками горела лучина. Похоже было, что тот, кто тут живёт, только недавно вышел. С потолочной балки – Родрик даже икнул, и в желудке тут же плотоядно заурчало, - свешивались две палки колбасы. Поколебавшись мгновение, он сдёрнул одну и впился в неё зубами. «Заплачу́, сколько скажут». Колбаса была ошеломительно вкусная: кровяная, с луком и кусочками жира. Жуя на ходу и проглатывая кусками, он отправился к Гарану.
- Есть будешь?
Тот отрицательно качнул головой.
- Пить…
Родрик доел до конца, раздумывая обо всём сразу. Потом подхватил несчастного подмышки, заволок внутрь и уложил на топчан. Гаран лишь постанывал.
В углу обнаружилось кожаное ведро, наполовину с водой. Родрик принялся искать что-нибудь вроде кружки, и только сейчас обратил внимание на мелкие штучки, в беспорядке разбросанные по столу: разноцветные бусины, костяные палочки и бляшки с резными знаками. Хлам. Кружки он не нашёл, так что напоил Гарана прямо из ведра, щедро облив его водой. Выпил и сам – добрых две пинты, едва не захлебнувшись от жадности: колбаса была солёная. Эх… пива бы.
Глянул на Гарана – тот, вроде, спал спокойно, хотя и хрипло дыша, - и вышел из хижины. Прошёлся и, выбрав подходящее местечко, под корнями мёртвого дерева, с вздохом облегчения скинул с плеча мешок с золотом, засунул его поглубже, навалил сверху листьев и хвои. Потом вернулся в дом, подбросил в очаг пару хворостин – их связка лежала в углу – и уселся на чурбак возле стола, твёрдо вознамерившись дождаться прихода хозяина жилища. Лучина, догорая, вспыхивала, и светильник пялился на Родрика подмигивающими глазками-дырочками.
Проснулся он от скрипа двери, даже не сразу сообразив, где находится. Светильник давно погас, и только догорающие в очаге угли отбрасывали на стены тусклые красноватые тени. Дверь приоткрылась и в щель опасливо заглянула голова с длинными волосами.
- Нижайше прошу прощения… - хотел начать Родрик, но вместо «нижайше» из пересохшей со сна глотки вырвался невразумительный хрип. Голова по-женски взвизгнула и исчезла.
- Хозяйка! - крикнул Родрик, вскакивая из-за стола. Нога споткнулась о чурбак, и Родрик повалился на пол, рукой прямо в угли. Крякнув от боли и проклиная собственную неуклюжесть, он едва не на четвереньках ринулся к двери. Напугал бабу, мать-перемать…
Выскочив наружу, он огляделся. Никого. Только тёмные стволы деревьев. Хоть глаз выколи, в трёх шагах ничего не видать. Странные люди. Бродят зачем-то по ночам, ходят.
- Добрая женщина! – крикнул Родрик. – Заплутали мы тут! Зла не хотим! Простите великодушно, ежели напугали!
Он замер, прислушиваясь, потом решил обойти вокруг дома. Хижина стояла посреди леса, на небольшой поляне и, вполне возможно, где-то неподалёку есть селение. Если женщина побежала туда, то… Родрик задумчиво почесал нос.
- Не бойтесь, хозяюшка! – ещё раз без особой надежды позвал он.
…если туда, жди гостей. Если Родрик шёл в верном направлении, то это – земли Леофрика Бедвира, а может, герцогство Когар. Но в этих местах беглецов уж точно не ищут, погоня наверняка отправилась по Западному тракту, к Эллесмере. Трудно предположить, что кто-то в здравом уме попрётся через болото в самое сердце бедвировских владений, с густонаселёнными деревнями, городами и толпами стражников. Во всяком случае, сам Родрик рассуждал бы именно так. Он пожал плечами. Нет, он не побежит, хватит бегать. Да и Гаран этот, будь проклят, лежит недвижный.
Какое-то шестое чувство подсказало Родрику обернуться. Так и есть: с дюжину, а то и больше факелов мелькали за деревьями, быстро приближаясь. Родрик заскочил в дом, отстегнул от пояса ножны с мечом и засунул под топчан – лучше уж пусть видят, что он не вооружён. Раздул угли, запалил смолистую ветку, и с широкой добродушной улыбкой на лице вышел за дверь – только затем, чтобы ощутить резкую боль от чего-то твёрдого, треснувшего его по лбу.
КРУАХОВА ТОПЬ
В темноте он видел почти как кошка, но здесь была другая темнота, липкая и вязкая, мутной пеленой висевшая в десяти шагах во все стороны. Поначалу он довольно ловко перескакивал с кочки на кочку, даже посмеиваясь: луна время от времени выглядывала из-за туч, давая вполне достаточно времени, чтобы оценить, куда прыгнуть. Где-то далеко позади мелькали огоньки факелов, слышались крики и собачий лай, постепенно затихая: те олухи явно дошли до края болота, а дальше – ни шагу. Насколько далеко он оторвался, Родрик не знал, но не меньше, чем на полмили. Огоньки вскоре пропали, а следом и звуки, осталось только бульканье и слабые всплески, обычные для такого рода мест.
За последние три года Родрик наслушался немало историй про Круахову Топь, и однажды даже пришлось научить уму-разуму пару мужланов, свято уверенных в том, что тот, кто не слушает, открыв рот, их детские байки, не имеет права пить пиво в местной замшелой харчевне. Какие-то «тёмные силы» пришли, да что-то поглотили, да теперь туда ходу нет, а тот, который пойдёт… вот Брин-дровосек пошёл, да пропал, и мертвяки там прямо по воде бродят – и прочее в таком же духе.
Всласть помахав кулаками, они уселись за один стол, потирая ушибленные челюсти, прихлёбывая из кружек и внимая мудрости своего нового знакомого.
- Это ж болото, дурни, - помнится, тогда говорил им Родрик, - а болото оно что в Нордмонте, что в Ллевеллине – один чёрт. Спьяну по любому туда лучше не соваться.
Идти надо там, где муравьиные кучи, густая трава, и сосна растёт. А если звериная тропа есть и лосиные следы – это ещё надёжнее. Лоси – они чуют, где пройти можно, и в колодцы не проваливаются. Если деревьев много – значит, земля. Там и отдохнуть можно, ну, или на поваленном стволе. Но между такими кочками, железно – мочажины. Хорошо, если просто водица застойная, а часто – вязкая грязь. Засосёт на счёт два. А ежели ровное пространство перед собой видишь, и кукушкин лён там тёмный такой – даже и не суйся, матерью Боанн клянусь – колодец.
Но и деревья не всегда помогают, хотя в этот раз Родрик был склонен списать свою неудачу на темноту. Сделав очередной прыжок, он провалился в топкую яму между корнями, сверху заросшую надёжным на вид ковром мха. Грязь плотоядно чавкнула, и Родрик, потеряв равновесие, упал назад и едва не по шею погрузился в вонючую жижу.
Проклятье… Вымазавшись по самое не хочу, царапая склизкую землю скрюченными пальцами, он с трудом выбрался на пригорок и лёг на спину, тяжело дыша и отплёвываясь. Впереди, похоже, был зыбун – топь, образовавшаяся на месте заросшего озера. Чёрный, с редкой порослью камыша, внешне почти неотличимый от какого-нибудь безобидного луга. Родрик привалился спиной к корявому стволу дерева. Нет, сейчас он дальше не пойдёт, по зыбуну ночью не пройти. Жаль, что костёр развести нельзя – заметят, не так уж далеко он ушёл. Родрик огляделся и направился поглубже в лес – островок был небольшой, но и не такой уж маленький, - стянул сапоги, штаны, кривляясь, как паяц – рубаху и, выжав воду, развесил одежду на ветках. Иначе не высохнет. Клацая зубами от холода, он сгрёб кучу сухих листьев и зарылся в неё с головой.
Утро вечера мудренее.
* * *
Проснулся он ни свет ни заря, разбуженный далёким криком выпи. Тело всё закоченело. Выбравшись из листьев, Родрик попрыгал, чтобы разогнать кровь, и принялся одеваться, торопливо соображая.
Назад пути нет. Стражники с крестьянами наверняка ещё день-другой, а то и дольше, будут там торчать да кусты по берегу обшаривать, и уйдут только тогда, когда убедятся, что беглец утоп. А может ещё, не дай то боги, пойдут следом: пять золотых кернов даже зайца могут заставить в берлогу к медведю залезть. Большинство из этих вилланов золотой монеты в руках не держали, а многие и не видывали. С другой стороны, идти вглубь болота тоже бессмысленно: насколько Родрик знал, Круахова Топь тянулась на восток на добрые полсотни миль, и он, даже если повезёт, месяц будет туда пробираться: в таких местах особо не разгонишься. На юг, во владения герцога Когара, вроде как дорога покороче, но насколько, он не знал. По здравому раздумью выходило, что идти надо назад, в Бедвир, а там уж – как получится. Шест с рогатиной сейчас вырежем, на ноги – болотоступы, благо, елового лапника тут в избытке, и вперёд.
Родрик посмотрел наверх. Небо было однообразно-серым, без единого проблеска. Плохо, конечно, но уж как-нибудь направление определим. Родрик покрутил головой: пришёл он, кажется, оттуда.
Решительно продравшись через кусты – вчера они не показались ему такими густыми, - он остановился в раздумьях. Покрутил головой. Нет, не оттуда. По эту сторону не было ни одного островка, только унылая кочковатая равнина с пучками травы, а в сотне шагов – туман, медленно плывущий над булькающей жижей. Справа, слева – везде туман. Родрик медленно пошёл по берегу, и спустя полчаса остановился в недоумении. Он помнил точно: кривая такая сосна, он разбежался и перепрыгнул сюда. Тут вам не море Арит, никаких приливов-отливов, не может быть, чтобы тот клочок земли скрылся под водой. И небо – проклятье! – непробиваемо свинцовое, солнца даже не видать.
Злясь на свою забывчивость, Родрик вернулся к месту ночёвки. Вот: здесь он спал, оттуда пришёл. Тщательно разглядывая каждую жухлую травинку, он двинулся назад по собственным следам. Родрик не считал себя ни следопытом, ни охотником, но здесь и не надо было быть семи пядей во лбу.
- Матолух мне в глотку! – членораздельно и громко произнёс он, остановившись на берегу. Никакого острова, никакой кочки там не было. Ни одной кривой сосны в пределах видимости.
Родрик уселся на землю, достал из мешка кусок солонины и принялся жевать. Вкус был мерзкий, с явным болотным запашком. Непонятно, как такое может быть. Он же скакал вчера, как козёл, с кочки на кочку, на многих были деревья, а тут – сплошной зыбун с пятнами чёрной воды. Не привиделось же ему всё это, в самом деле!
Снова раздался крик выпи.
Нет, не выпи.
Выпь кричит громко и протяжно, как бык, или, может быть, как ветер гудит в трубе, или ил в болотах поднимается и опускается, а это не выпь. Снова крик. Родрик открыл рот, едва не поперхнувшись. Он готов был поклясться, что это похоже на петуха. Откуда тут, мать твою, петух?!
Родрик прислушивался до звона в ушах, но крик не повторился. Ничего, только хлюпанье и журчанье. Навскидку уже должно быть около полудня, но небо и не думало проясняться. Родрик выругался. «Хоть бы уж тот носатый Ивар вышел на след», - зло подумал он. Так хотя бы стало понятно, в какую сторону идти.
Сплюнув, Родрик поднялся. Надо что-то делать. Свинцовый купол над головой имел такой вид, что мог висеть не день и не два. Раз уж он обнаружил, в каком месте ступил на этот дьявольский остров, от этого и надо плясать. Шёл он в южном направлении, значит, стоит забрать правее.
Мечом Родрик срубил тонкое деревце раза в полтора длиннее собственного роста, потом срезал пару длинных веток и согнул их в петли. Сделал перекладины, укрепив среднюю часть, щедро устлал лапником, и не спеша приладил болотоступы к ногам.
Перехватил шест поудобнее и осторожно ступил на мох. На поверхности немедленно выступила лужица воды, но не более того. Мох, вроде, плотный, должен выдержать.
Стараясь вставать всей ступнёй, он двинулся вперёд.
* * *
Родрик остановился, чтобы передохнуть. Кочка из осоки и торфа дышала и шевелилась, норовя вывернуться из-под ног незваного гостя. За два дня он прошёл не меньше десяти миль, в целом без происшествий - только один раз поскользнулся и шлёпнулся в неглубокую мочажину, подняв тучу брызг и вызвав гвалт стаи куликов. Ночевал на крошечном островке, обняв ствол мертвой осины, стуча зубами от холода и с тоской вспоминая зачем-то брошенный плащ. Зачем? - сейчас он уже не мог объяснить. От солонины остался кусочек в палец толщиной; можно было бы сбить пращой одну из кричащих где-то птиц, но он так и не увидел ни одной, а ягод не было. Какие, к Вилу, ягоды в конце весны? По его расчётам болото должно было скоро кончиться, но туман так и не рассеялся, и Родрик уже не был уверен в том, что не сбился с выбранного направления.
«Плевать, - угрюмо думал он, балансируя с шестом в руках, - ещё денёк, и куда-нибудь да выйду». Вот уж истинно: прóклятое место. Трудно было представить, что где-то в десяти, двадцати или сколько там милях светит солнце и ходят-бродят живые люди. А тут – серая тоскливая пустыня с серым туманом и кривыми деревьями. И серым небом, таким, как будто Родрик оказался внутри гигантского бычьего пузыря. Даже дышать здесь было тяжело.
Мешок с деньгами невыносимо тянул вниз, и Родрик боролся с искушением оставить его где-нибудь в приметном месте, а потом вернуться и забрать. Почти десять фунтов золота, поначалу казавшиеся пушинкой. Но тут не было ни севера, ни юга, ничего, кроме булькающей грязи. Никакого приметного места. В животе урчало, колени дрожали от усталости, но сейчас его заботило только одно: до темноты найти какой-нибудь клочок суши, на котором можно хотя бы сесть без опасения провалиться в болотную жижу. «Вот доберусь до Глиннета, надерусь в хлам. Пригоршня золотых, не пожалею. Мяса, пива и девок. И жонглёры пусть так в дудки дудят, чтоб уши закладывало», - думал он, и под ложечкой уже сосало от предвкушения. Глиннет должен быть где-то рядышком, чуть южнее Бреотигерна. Родрик помнил эту деревню: с большим постоялым двором и сотней крестьянских домов вокруг. «Только бы не заплутать».
Родрик вздохнул поглубже, собираясь с силами, и вдруг застыл истуканом. В сотне шагов впереди туман моргнул прорехой, на долю мгновения показав лесную чащу. О, праматерь Боанн… неужели почудилось?
Родрик почесал нос. Нет, торопиться он не будет. Не хватало ещё в последний момент утонуть в какой-нибудь луже.
- Потихоньку, полегоньку… сказал он вслух. – Пошли.
Поколебавшись немного, Родрик всё же мысленно вознёс кратенькую молитву всем водяным и земляным исбри, которых смог припомнить, не особо, правда, надеясь, что из этого выйдет толк. В Бреотигерне его многие почитали за насмешника и безбожника, хотя сам Родрик себя таковым не считал. Просто сколько не молись Куанне, земляному исбри, или там его сестре-близнецу Ассе, покровительнице всех растений, ни единого росточка на поле не появится, ежели сам не пошевелишься.
Вот и сейчас: за этими раздумьями Родрик ступил не туда, куда надо, и почти по колено погрузился в мягкую торфяную постель. Пошатнулся – и встал, не веря своему счастью. Обретя равновесие, Родрик осторожно потыкал шестом. Земля, как есть – земля. Туман здесь был такой густой, что в пяти локтях ничего не было видно. Родрик сделал шаг, другой – и едва не упёрся носом во внезапно вынырнувший из белёсой каши толстый сосновый ствол.
- Уф! – с чувством выдохнул он.
Оставалось надеяться, что это не просто очередной остров, и он выбрался, наконец, из проклятого болота. Родрик пошёл вперёд и вверх, по не очень крутому склону, стряхивая с себя листочки багульника и устало посмеиваясь: если судьба когда-нибудь ещё сведёт его со старыми знакомыми, ему будет, что рассказать в ответ на страшные истории о Круаховой Топи.
Туман, клочками висевший на берегу, вскоре рассеялся, однако наступающая темнота не давала возможности определить, куда Родрика завела судьба. Слава богам, это был обычный сосновый лес, с редкими елями и лиственницами, чем дальше – тем гуще. «Здесь переночую, - решил он, - а завтречка с утра всё выясню». Если до этого Родрик шёл в верном направлении, то где-то к западу он должен наткнуться на реку под названием Тауи, отделявшую владения герцога Бедвира от Круаховой Топи, а дальше уже всё просто.
Нога. Родрик замер, вглядываясь. Хотя и сумерки, но сомнений быть не может: за деревом, шагах в десяти, на земле сидел человек, вытянув перед собой ногу в грязном сапоге. Похоже, он спал.
Проверив на всякий случай, легко ли меч вынимается из ножен, Родрик принялся обходить дерево по кругу. Точно: тот человек спал, привалившись к стволу и уронив голову на грудь. Без оружия, обхватив правой рукой левый бок. Родрик всматривался до боли в глазах, дивясь всё больше. Вот так раз… вот так подарочек. Гаран.
Родрик обнажил меч, подкрался к старому знакомцу и легонько тронул лезвием вытянутую ногу.
- Экая ты скотина, - негромко сказал Родрик.
Гаран поднял голову.
- Порезали они меня, - глухо произнёс он. Только сейчас Родрик заметил тёмное пятно, расползшееся по камзолу под его ладонью.
- И поделом, - отозвался Родрик. – Если не они, так я бы тебя точно прикончил, старый ты мерзавец.
- А ты как будто по-другому поступил бы… они меня подловили. Что я мог сделать?
- Дурак ты, одно слово. И сволочь.
Гаран не ответил. Закрыл глаза и бессильно откинулся назад. Поколебавшись мгновение, Родрик засунул меч в ножны и опустился на колени.
- Дай гляну, - сварливо буркнул он. Гаран испустил тихий стон, когда Родрик отвёл его ладонь. Ругнувшись сквозь зубы – стало уже слишком темно, - он встал, натаскал веток, достал из кожаного мешочка кремень с кресалом (ещё во время первой ночёвки он повесил его себе на шею), и запалил огонь.
Родрик аккуратно разрезал камзол и рубаху. Рана была дрянная: глубокая, с оголившейся полоской ребра.
- Плохо дело. Промыть надо бы… только котелка нет. Как ты с такой дырой умудрился досюда добраться?
- Веревку перетёр и рванул в сторону, только один успел меня тесаком зацепить, - не открывая глаз, пробормотал Гаран. – Не знаю, как через топь перебежал, тут и свалился. Боюсь, не дотяну до утра.
- Погоди… ты здесь давно?
- Не знаю. С вечера.
Родрик задумался. Гаран путает, конечно. Просто долго в беспамятстве валялся. Только странно, что так далеко сумел зайти с такой-то раной. Да и по болоту. Не иначе, боги миловали.
- Петуха слышал? – помолчав, спросил Гаран.
- Петуха?!
- Да. Я на крик и побежал. Думал, может, деревня какая или на отшибе кто живёт. Не дошёл.
«Матолух мне в глотку». Родрик тоже слышал этого петуха-не петуха, только вчерашним утром. Неужели он два дня ходил кругами? Проклятье. Да нет, не может быть, такой большой остров он бы заметил. Хотя в тумане…
- И где он кричал?
- Там. – Гаран неопределённо мотнул головой. – Я огонь видел. Полмили, не больше.
Родрик поднялся, оглядываясь. Действительно: далеко, за деревьями, что-то тускло мерцало. Маленькое такое, если нарочно не смотреть, и не заметишь. И впрямь похоже на свет из окошка.
- Я тебя донесу, - решительно сказал он.
- Не могу, - выдохнул Гаран. - Больно, Вил её дери.
- Донесу. А не то сдохнешь тут ещё.
Родрик подхватил Гарана за руку (тот слабо охнул) и взвалил его себе на спину.
- Не пищи. И имей в виду: как на ноги встанешь, я тебя прибью.
* * *
Хижина была старая и покосившаяся, с единственным окошком, забранным пузырём. Родрик опустил Гарана на землю, привалив к вросшей в землю двускатной крыше; сам немного постоял, тяжко дыша, согнувшись и уперев ладони в колени.
- Тощий, а весит, как боров, - пробормотал он. – Сиди здесь, я посмотрю, что да как.
С противоположной стороны обнаружилась дверь, запертая на простой засов.
- Эй, есть хозяева? – крикнул Родрик. Исключительно для порядка: ибо заперта она была снаружи.
Не дождавшись ответа, он поднял засов. Дверь жалобно скрипнула кожаными петлями.
Никого. Чисто подметённый земляной пол, посередине – очаг с тлеющими углями, топчан с тюфяком у стены, застланный одеялом из лоскутов, ларь и стол на толстой ноге. Внутри глиняного кувшина с дырками горела лучина. Похоже было, что тот, кто тут живёт, только недавно вышел. С потолочной балки – Родрик даже икнул, и в желудке тут же плотоядно заурчало, - свешивались две палки колбасы. Поколебавшись мгновение, он сдёрнул одну и впился в неё зубами. «Заплачу́, сколько скажут». Колбаса была ошеломительно вкусная: кровяная, с луком и кусочками жира. Жуя на ходу и проглатывая кусками, он отправился к Гарану.
- Есть будешь?
Тот отрицательно качнул головой.
- Пить…
Родрик доел до конца, раздумывая обо всём сразу. Потом подхватил несчастного подмышки, заволок внутрь и уложил на топчан. Гаран лишь постанывал.
В углу обнаружилось кожаное ведро, наполовину с водой. Родрик принялся искать что-нибудь вроде кружки, и только сейчас обратил внимание на мелкие штучки, в беспорядке разбросанные по столу: разноцветные бусины, костяные палочки и бляшки с резными знаками. Хлам. Кружки он не нашёл, так что напоил Гарана прямо из ведра, щедро облив его водой. Выпил и сам – добрых две пинты, едва не захлебнувшись от жадности: колбаса была солёная. Эх… пива бы.
Глянул на Гарана – тот, вроде, спал спокойно, хотя и хрипло дыша, - и вышел из хижины. Прошёлся и, выбрав подходящее местечко, под корнями мёртвого дерева, с вздохом облегчения скинул с плеча мешок с золотом, засунул его поглубже, навалил сверху листьев и хвои. Потом вернулся в дом, подбросил в очаг пару хворостин – их связка лежала в углу – и уселся на чурбак возле стола, твёрдо вознамерившись дождаться прихода хозяина жилища. Лучина, догорая, вспыхивала, и светильник пялился на Родрика подмигивающими глазками-дырочками.
Проснулся он от скрипа двери, даже не сразу сообразив, где находится. Светильник давно погас, и только догорающие в очаге угли отбрасывали на стены тусклые красноватые тени. Дверь приоткрылась и в щель опасливо заглянула голова с длинными волосами.
- Нижайше прошу прощения… - хотел начать Родрик, но вместо «нижайше» из пересохшей со сна глотки вырвался невразумительный хрип. Голова по-женски взвизгнула и исчезла.
- Хозяйка! - крикнул Родрик, вскакивая из-за стола. Нога споткнулась о чурбак, и Родрик повалился на пол, рукой прямо в угли. Крякнув от боли и проклиная собственную неуклюжесть, он едва не на четвереньках ринулся к двери. Напугал бабу, мать-перемать…
Выскочив наружу, он огляделся. Никого. Только тёмные стволы деревьев. Хоть глаз выколи, в трёх шагах ничего не видать. Странные люди. Бродят зачем-то по ночам, ходят.
- Добрая женщина! – крикнул Родрик. – Заплутали мы тут! Зла не хотим! Простите великодушно, ежели напугали!
Он замер, прислушиваясь, потом решил обойти вокруг дома. Хижина стояла посреди леса, на небольшой поляне и, вполне возможно, где-то неподалёку есть селение. Если женщина побежала туда, то… Родрик задумчиво почесал нос.
- Не бойтесь, хозяюшка! – ещё раз без особой надежды позвал он.
…если туда, жди гостей. Если Родрик шёл в верном направлении, то это – земли Леофрика Бедвира, а может, герцогство Когар. Но в этих местах беглецов уж точно не ищут, погоня наверняка отправилась по Западному тракту, к Эллесмере. Трудно предположить, что кто-то в здравом уме попрётся через болото в самое сердце бедвировских владений, с густонаселёнными деревнями, городами и толпами стражников. Во всяком случае, сам Родрик рассуждал бы именно так. Он пожал плечами. Нет, он не побежит, хватит бегать. Да и Гаран этот, будь проклят, лежит недвижный.
Какое-то шестое чувство подсказало Родрику обернуться. Так и есть: с дюжину, а то и больше факелов мелькали за деревьями, быстро приближаясь. Родрик заскочил в дом, отстегнул от пояса ножны с мечом и засунул под топчан – лучше уж пусть видят, что он не вооружён. Раздул угли, запалил смолистую ветку, и с широкой добродушной улыбкой на лице вышел за дверь – только затем, чтобы ощутить резкую боль от чего-то твёрдого, треснувшего его по лбу.
Глава 3
ДОБРЫЕ ЖИТЕЛИ СЕЛЕНИЯ КАДВАН
Родрик с трудом разлепил веки. В голове бухало и трещало, виски пульсировали резкой болью. Не иначе, камнем из пращи залепили. Руки и ноги затекли так, что он не в силах был пошевелиться. Хотя… нет. Родрик подвигал пальцами. Он был просто крепко привязан к чему-то враскорячку, и голова тоже прихвачена, похоже, кожаным ремнём. Сверху нависали прокопченные балки; солома лезла из крыши. Рядом гудел огонь, обжигая бок; повсюду плясали тени. И вдруг чья-то рука, мелькнув перед лицом, прижала к его груди раскалённую докрасна железяку. Родрик взвыл и задёргался как червяк. Железку тут же отдёрнули. Родрик опал всем телом; по лбу текли ручейки пота, воняло палёной кожей.
- Оно выходит, выходит… - забормотал кто-то рядом.
Родрик скосил глаза, насколько смог, пытаясь понять, где он и что творится.
Возле очага стояли двое: крестьянского вида здоровенный мужик в безрукавке мехом наружу, и лохматый подросток лет пятнадцати, голый до пояса, в замасленном кожаном фартуке. Он-то и держал ту самую железку; руки его дрожали, а глаза были круглыми от ужаса.
- Нет, не выходит, - сказал мужик. Кажется, он тоже был слегка испуган. – Годви, надо ещё ко лбу приложить, тогда тварь точно сдохнет…
- Я к нему не подойду больше! – взвизгнул мальчишка. – Сами, если хотите…
- Какая тварь? – хрипло выдохнул Родрик. – Кто вы такие?
Подросток взвизгнул ещё раз и, выронив железку, пустился наутёк. Раздался звук хлопнувшей двери. Крестьянин тоже было попятился, но не побежал. Помедлив, он достал из-за пазухи склянку и, трясясь как лист на ветру, мелкими шажками приблизился к Родрику на расстояние вытянутой руки.
- Кто вы такой? – просипел Родрик. – Что вам надо? Денег?
- Молчи, Вилово отродье! – Мужик попытался крикнуть грозно, но в конце его голос сорвался на писк. Он налил из склянки в ладонь и, словно боясь обжечься, брызнул на Родрика. Тот дёрнулся, но, кажется, это была просто вода.
- Изыде, порожденье Вила, от храму и от дому сего, от дверей и от всех четырех углов, - завывая, начал крестьянин. - Нет тебе, Вилов сын, здесь участия, места и покою, здесь чистое место, здесь силы небесныя ликовствуют, здесь отец всего сущего Эогабал и праматерь Боанн, святые Этельберт и Гелла и ныне и по всей вселенныя, по них же полки держит святый Брендан, палицу сжимая. Не делай пакости, диаволе, сему месту и дому, и человеку, и скоту, и всем детям Божиим, беги отсюда в Гленкиддирах, где твой истинный приют, и тамо да обретайся. Слово мое крепко, яко камень, мысли мои…
Невидимая Родрику дверь открылась и мужик, глянув туда, замолк.
- Что здесь происходит? – Старческий выкрик словно хлестнул его по щеке.
Мужик набрал в грудь воздуха.
- Тебя, преподобный, найти не смогли, а народ боится. Весь сход решил, что я, как скир этих земель…
Родрик извивался ужом в попытке разглядеть, кто там пришёл. Мимо, стуча клюкой по полу, проплыл старик в белой холщовой сутане, слегка несвежей. Длинные седые волосы стелились по его плечам.
- А если сход решит, что ты должен грехи отпускать?
- Ну, отчего же… - приосанился мужик. - Слова я знаю.
- Вот так оно и получается, уважаемый Пебба: раз человек слова знает, начинает думать, что умеет говорить.
Мужик наморщил лоб.
- Не понимаю.
- Об этом будет моя следующая проповедь. А сейчас ты можешь идти и успокоить почтенных прихожан. Им ничего не угрожает.
Пебба, бормоча что-то себе под нос, направился к выходу. Родрик закашлялся. Ожог на груди болел нестерпимо.
- Что вы хотите от меня, преподобный?
Ответить тот не успел. Или просто не услышал. Дверь вновь распахнулась, и в дом кто-то влетел. Едва не сбив старика с ног, перед ним возникла взъерошенная женщина с рыжими волосами едва не до пояса. Она встала, уперев руки в бока. Её лица Родрику не было видно.
- Отдайте его мне! Он мой, я ж объяснила…
- Боюсь, дитя моё, Круг будет против.
- Круг-то как раз не будет против, - заявила она. – У нас и так на двух баб один мужик.
- Девочка моя, - старик не говорил, а как будто поскрипывал, - если не Круг, так его милость Экхарт. Ты же сама знаешь…
- Да его милость сюда только длинным летом наезжает и, можно подумать, всех по лицам помнит, - запальчиво перебила его женщина, - а мне что делать? Сворн девять зим назад замуж вышла, Беонна – пять, а мне-то как - девкой помирать? Или к Пеббе молодой женой идти?
Перед глазами плясали зайчики, но Родрик готов был поклясться, что старик фыркнул в седую бороду.
- А не ты ли двум женихам подряд от ворот поворот дала? Дело не в том, кто когда наезжает. Мне ли тебе напоминать? И не ты ли час назад всех на уши подняла, кричала, что у тебя в доме песиголовцы? И где ты ходишь по ночам?
- Никого я не поднимала, - сердито заявила женщина. Кажется, она была совсем молода. – Он прямо у жбана с капустой сидел, что я могла подумать? Темно было. Вы ж сами видите, что никакой не песиголовец…
- Я задал тебе три вопроса, и ты не ответила ни на один. - Старик кивнул почти удручённо. – Сейчас для них не время, и луна не полная. Внешне – да, не похож. Но глаза имеют свойство обманывать. Пятнадцатый день покажет…
- Я ответила! – вызывающе сказала женщина. - Я не виновата, что вы ничего не понимаете! Ну, пожалуйста! - И топнула ногой. «Пожалуйста» никак не вязалось с её голосом. – Я у сторхов спрашивала, мне святая Аберта сказала…
Старик в ужасе замахал руками.
- Что ты говоришь такое?! У сторхов? За Белый ручей никому…
- Я тихо-о-нечко, - протянула девица. – Бы-ыстренько. Мышкой туда-обратно. Сами ж говорите: для них сейчас не время.
Старик рассердился.
- Замолчи. У тебя, Эирлис, в голове – каша. Ты злоупотребляешь моим к тебе отношением. То, что пришло из Топи… даже говорить об этом не хочу.
- Да может, вовсе и не из Топи. Он говорил, что заблудился, я слышала. Может, из Ладлоу, или Бейлаха, или…
- Ты ошибаешься, - нахмурился старик, - он совсем не из наших краёв. Посмотри на него. Он пришёл оттуда. Мы не можем рисковать.
Родрик решился крякнуть. У него тоже в голове была каша, грудина болела нещадно: песиголовцы какие-то, капуста, порождения Виловы, сторхи…
- Ничего, что я прерву вашу беседу? - Старик и девица мгновенно повернулись в его сторону, глядя на Родрика как мышь на змею. - Мне очень больно, Вил его дери. Раз я не тварь, и время для меня ещё не пришло, может, объясните, что к чему? Или хотя бы развяжете? Я ни в чём не виновен, клянусь…
Девица стояла, открыв рот. В иных обстоятельствах Родрик не преминул бы заприметить такую красотку: большие тёмные глаза, точёный носик, остренький подбородок. Очень хороша, лет семнадцати, не больше.
Старик очертил в воздухе рукой фигуру, похожую на медальон, висевший у него на шее: треугольник, заключённый в круг, и что-то пробормотав под нос, сделал шаг к Родрику.
- Раз уж господин твой наделил тебя способностью говорить на человеческом языке, во имя отца всех богов, заклинаю, ответь, кто ты, и зачем решил в неурочное время потревожить покой добрых людей?
- Преподобный… - У Родрика пересохло в глотке, ноги были привязаны так туго, что он их уже не чувствовал. – Я не понимаю. Какой господин? Какое время? В чём меня обвиняют? Я шёл из Подгорья, заблудился на болотах…
Лицо старика потемнело.
- Это ложь.
- Преподобный…
- Достаточно. Я услышал то, что ожидал. – Монах презрительно отвернулся.
- Отец! – слабо пискнула девица.
- Эирлис, - строго произнёс старик, - ты слышала сама. Чёрная сущность этого оборотня лжёт. Я удивляюсь только, что ему удаётся так долго обманывать наши глаза. Мы ни разу не видели порождений Вила, сходство которых с человеками столь удивительно.
- Но святая Аберта сказала…
- Молчи! Это может быть опасно. Сказанное тобой он впитывает и использует против тебя, обволакивая твой разум. Идём. – Он взял её за руку.
- Да что за ведовщина тут творится?! – выкрикнул Родрик. Они, не обратив внимания на его вопль, направились к выходу. Родрик трепыхнулся ещё раз, до боли напрягая мускулы, но кожаные ремни держали его мёртвой хваткой. – Выпустите меня!
Дверь открылась и закрылась, впустив порыв холодного ветра.
- Да чтоб вас нек сожрал со всеми потрохами! – яростно рявкнул Родрик.
Он ослабил мускулы, успокаиваясь. Что в этой деревне творится, в самом деле?! В его голову закралось смутное подозрение, однако ж, может быть, дело обстояло совсем не так, как он начал представлять.
Это было давно, лет двадцать тому назад или около того, когда Родрик был ещё безусым юнцом. Его отец Харольд Оргин за свою верную и долгую службу королю Этельреду получил герб и в держание замок с крохотной деревенькой под названием Харлех, далеко на юге. Насколько помнил Родрик - едва ли не на краю Гриммельнской чащи. Но, слава богам, хоть это – вскоре после того король Этельред умер. Харольд со всем семейством отправился в новообретённое поместье, несмотря на страшное недовольство Родрика. Во-первых, физы всегда были народом воинов без страха и упрёка, и Родрик с нетерпением ждал того часа, когда ему будет дозволено взять настоящий меч и прославить своё имя. Что ему делать там, в богами забытом Харлехе, в тысяче миль от родных мест? Учиться помещичьему искусству? А во-вторых, если и учиться, то не ему: Родрик был младшим сыном в семье. Протянув там немногим меньше года, Родрик сказал родным «прости-прощай». К слову, отец препятствовать не стал. Только обнял крепко, и отдал ему свой меч. Ему, а не старшему брату, и Родрик это оценил. Мать собралась было завыть воем, но старый Харольд глянул на неё сурово, и та лишь коснулась лба сына дрожащими губами.
По дороге на север – для наёмника там всегда найдётся работа, - Родрик миновал мёртвую деревню с гроздьями повешенных, болтающихся на раскидистых дубах, а среди них – и женщины, и дети. Это его удивило: войны в этих краях не велось, и местные эорлины, в отличие от своих северных собратьев, жёстко преследовали нарушителей мира. В постоялом дворе близ Килхурна один солдат, пожав плечами, в ответ на расспросы бросил:
- Фанатики.
По его словам выходило, что после того, как нежить выбралась из Чёрных гор, во многих местах народ словно посходил с ума: доморощенные проповедники вещали о скором конце мира, и даже приносили человеческие жертвы, надеясь отвратить от себя ярость тёмного бога, но вместо этого вызвали гнев своих собственных лордов.
- Туда им и дорога, - закончил тот солдат. – Даже и не думай, парень: тебя бы эти изуверы не пощадили. Говорят, людей заживо жгли, пляски вокруг устраивали, да моления непотребные устраивали.
В животе сделалась слабость, и Родрик мысленно вознёс самую горячую просьбу к праматери Боанн. Только бы он ошибался, и судьба не занесла его в какое-нибудь подобное место! Ладно бы в бою, с мечом, но кончить жизнь как какой-нибудь поджаренный хряк… И как там Гаран, кстати? Или эти безумцы тоже его где-нибудь привязали, да калёными железками жгут?
Он попробовал ещё раз растянуть ремни, стягивающие запястья. С правой стороны путы еле-еле начали поддаваться, скрипя. Кожа, по всей видимости, была ещё сырая, так что ещё полчасика, может, быстрее, и должно получиться. У Родрика на лбу выступила испарина. Только бы никто не пришёл.
Родрик пыхтел, сопел, тянул и крутил рукой, стискивая зубы. К боли от ожога добавилась ещё боль в запястье: казалось, скорее получится оторвать кисть, чем эти проклятые ремни. Если бы удалось повернуть голову, он смог бы лучше оценить, как и что надо делать. Родрик что было мочи напряг шею, и в этот момент – о, чудо! – его правая рука освободилась.
- Удирает, дьяволово семя! – вопль со стороны двери заставил его вздрогнуть. Проклятье! Чуть было не с волосами он сдёрнул с головы удерживавший её ремень. «Только дайте другую руку развязать, покажу, почём фунт лиха!» И в то же мгновение, захрипев, повалился на спину. Удавка крепко сжала его шею – одна, вторая, третья.
- Крепче держи! – орали рядом. – Не вошёл ещё в силу, Вилово отродье!
- Не удуши его, смотри!
Глаза у Родрика закатились, он беспорядочно молотил правой рукой, ни до кого не доставая.
Очнулся он от ушата воды, которую вылили ему на лицо.
- Вставай!
Удавки по-прежнему сжимали горло, не давая дышать. Сипя, Родрик сделал попытку подняться, но ноги подкосились, и он бухнулся на колени. Упасть ему не дали: трое или четверо мужчин держали его укрюками - длинными палками с петлями на концах, которые на юге используют для ловли лошадей.
- А ну, пошёл!
Ковыляя, Родрик двинулся вперёд; мужчины немилосердно дёргали его вправо-влево. Руки и ноги, тряпочные от слабости, ныли страшно.
Снаружи моросил дождик. Было ещё темно, только едва уловимая небесная серость намекала на начало нового дня. Родрика сбили с ног, надели на него железный ошейник, и только после того сняли удавки и ушли, негромко переговариваясь. Родрик улёгся прямо на землю, ловя капли ртом, и закрыл глаза.
* * *
Родрик сидел, привалившись спиной к каменному столбу, и осматривался через прикрытые веки, стараясь не шевелиться и вообще не привлекать к себе внимания. Мокрые волосы облепили его лицо, но так было даже лучше: со стороны могло показаться, что он спит, хотя из тех, кого его персона могла хоть как-то заинтересовать, в пределах видимости имелась лишь тощая рыжая псина. Псина лежала возле стены соседнего дома, поджав хвост, уткнув морду в передние лапы, и уныло на него пялилась.
Увиденное его поразило. Это была не деревня, а скорее город: с замощённой крупным булыжником центральной площадью, каменным же большим колодцем по грудь высотой, с полустёршимися от старости ступеньками и островерхим навесом. Родрик сидел от колодца на расстоянии шагов десяти. «Не боятся, что ли, гады, что я туда плюну, и все от ядовитой слюны передохнут? – мстительно подумал он. На самом деле ему дьявольски хотелось пить и не меньше хотелось забраться под этот самый навес. Дождь так и не перестал, и Родрик сидел в луже воды, обхватив колени и мелко дрожа от озноба. О еде он даже не помышлял, вернее, старался не думать о колбасе, а также об острой чечевичной похлёбке, чесночных хлебцах, которые так хорошо удавались матушке Лейфи, хозяйке постоялого двора в Бреотигерне, рюмке горькой настойки, куске до корочки прожаренной свинины с перцовым соусом, горке гороха, или нет – большой плошке с тушёной капустой, кружке пива с шапкой пены, и ещё о… Вил их всех подери.
Город был богатым и бедным одновременно. Вернее, некогда богатым.
Родрика окружали тесно прижавшиеся друг к другу двух, а то и трёхэтажные дома, некоторые на каменных фундаментах, с очень высокими крышами. Стропила тянулись вверх и, скрещиваясь, оканчивались оскаленными драконьими мордами, готовыми вцепиться в низко висящие свинцовые тучи. От площади веером разбегались улочки, такие узкие, что если бы те драконы повернули морды, то с бóльшим успехом смогли бы попробовать покусать друг друга. Улочки были тёмные, с нависавшими вторыми этажами, чудом державшимися на древних каменных подпорках. На цепях визгливо покачивались вывески: таверна, лавка травника, мастерские сапожника, скорняка, однако цепи были ржавые, а вывески имели такой вид, словно их нарисовали ещё при Эдгаре Длинная Шея, и с тех пор не подновляли. С покосившихся стен домов пластами отваливалась штукатурка, оголяя деревянные рёбра остовов. Всё серое и чёрное, будто мёртвое… да, подумал Родрик, именно мёртвое. Издыхающее. С первого взгляда он решил бы, что город вообще заброшен, если бы не цепь на шее, ясно свидетельствующая о том, что случившееся ему не привиделось, да звуки, изредка доносившиеся из тёмных окон.
И вот что странно (Родрик ещё раз обвёл взглядом площадь): ставни и двери. Дома старые, а ставни новые, крепкие, с железными петлями и оковками. Те окна, на которых ставней не было, намертво заколочены толстыми досками, причём некоторые из них явно были свежие – ещё совсем не тёмные, желтоватого ясеневого цвета, с матово поблёскивающими шляпками гвоздей. Похоже, местные жители очень заботились о том, чтобы законопатить любую щелочку, через которую ветер мог проникнуть в их жилища.
Утро, а на улицах никого нет. Наверное, подумал Родрик, это из-за дождя. Погода действительно стояла мерзкая: холодная и промозглая. Пропитанный влагой воздух отсыревшими пятнами сползал по стенам домов. Вдалеке – со всех сторон, - клочьями висел туман, лишь изредка в прорехах серой дымки мелькали зубчатые скалы, и похоже было, что селение стоит в долине. Если это действительно скалы, а не просто клубы чёрных облаков, то там - Нордмонт. Других таких высоких гор на пятьдесят миль в округе просто не имелось, да и за те два дня, что он кружил по болоту, он никак не мог пройти даже половины этого расстояния. Но уже и это хорошо, решил Родрик: ежели богам будет угодно, чтобы он вырвался из этого проклятого места, он знает, куда идти.
Родрика смущало одно обстоятельство, вернее, два: во-первых, эти скалы казались уж слишком близкими. А во-вторых, дорогу из Бреотигерна на юг он знал хорошо. Она здорово петляла по лесу, потому что правобережье реки Тауи было сильно изрезано в тех местах, и так или иначе проходила через все крупные селения: Бенлин, Кармартен, Пеннант, Талли, дюжину деревень помельче и два монастыря, если не считать добрых полутора десятков сторожевых крепостей. Но там не было – Родрик готов был поклясться спасением души, - там не было городов, подобных этому. Здесь, даже если судить по тому, что он видел с площади, живёт не меньше тысячи душ. И – как там говорила та рыжая девка? - Ладлоу, Бейлах – таких названий он не знал вообще. Может, Гаран знает, он всё-таки в здешних местах с детства обретается? Родрик мысленно кивнул сам себе: ежели получится, перво-наперво надо будет найти этого старого негодяя.
Родрик охнул.
Камешек, прилетевший невесть откуда, попал ему прямо в ухо и, отскочив, со стуком покатился по мостовой. Родрик обернулся. Шагах в двадцати стоял какой-то щенок, мелкий мальчишка в штопанной-перештопанной рубахе до колен, и смотрел на него с ожиданием. Вроде как оторвал мухе крылья и теперь следил внимательно: полетит или не полетит. Родрик сделал попытку дотянуться до камешка, и мальчишка отскочил в сторону, завывая:
- Ма-а-ма! Мама!
Из дверей ближайшего дома, того самого, с рыжей псиной, показалась женщина. Она опрометью кинулась к своему отпрыску и схватила его за шиворот, попутно наградив подзатыльником.
- У него камень! – завопил мальчишка, трепыхаясь. – Он хотел меня убить!
Женщина молчала. Она глядела на Родрика почти с ужасом, руки её тряслись. На вопли немедленно начал собираться народ: из дверей, из закоулков, как будто они сидели там и только ждали сигнала.
- Эй, эй! – крикнул Родрик. – Ничего я не хотел!
Ответом ему было тяжёлое молчание. Люди подходили медленно, как тени появлялись из ниоткуда (Родрику даже показалось, что некоторые словно выдавливаются из серо-чёрных стен), все одинаковые: в тёмных платьях, штанах, рубахах и плащах, натянутых на головы, простоволосые, и все с одинаковой настороженностью сверлили пленника взглядами. У Родрика засосало под ложечкой: многие мужчины сжимали в руках вилы, рогатины или топоры. Чуть поколебавшись, он встал во весь рост, звякнув цепью. Слегка поморщился: ожог на груди продолжал болеть.
- В чём меня обвиняют? – громко спросил он.
Люди замерли.
- Сжечь оборотня! – вдруг взвизгнула женщина с мальчишкой, и её крик был тут же подхвачен: - Сжечь! Смерть!
- Пусть отправляется к своему хозяину!
Толпа наступала кольцом, выставив перед собой оружие. Родрик вжался спиной в каменный столб, на мгновение прикрыл глаза. «Уж лучше пусть так, чем на костре, как поджаренный бекон».
- Гав! – издевательски крикнул он, и бросился на ближайшую рогатину, длинную, с кованым остриём. Проклятье… то ли мужик с рогатиной отпрянул, напуганный его рыком, то ли цепь оказалась слишком короткой, но Родрик, всхрипнув от резкой боли, повалился на мостовую. Вокруг стоял дикий ор. Люди кричали, показывали на него пальцами, но никто больше не тыкал своими палками.
- Кровь…
- У него кровь!
- Красная!
Неловко извернувшись, Родрик встал на колени. Его рубаха была разорвана, ещё с прошлой ночи, и теперь на груди помимо ожога красовался глубокий порез, видимо, от той самой рогатины. Болваны… а чего они ожидали, тыча в человека железками? Конечно, кровь. Разумеется, красная.
- Во имя святого Брендана! Что вы творите, дети мои?!
Родрик поднял глаза. Через толпу протиснулся тот самый седовласый отче с медальоном.
- У него кровь! – крикнул кто-то. – Красная!
Старик сверлил Родрика взглядом. Опасливо наклонился, рассматривая рану. Потом поднял руку, и людской гомон сам собой затих.
- Такого не случалось уже более двухсот зим, - возвысил голос монах, оглядывая толпу. – И мы должны быть осторожны и не поддаваться на искушение. Я известил его милость, и он скоро прибудет сюда. А когда – молитесь, дети мои! – наступит срок, то так или иначе господь явит нам свою волю, и мы отделим агнцев от козлищ.
Народ глухо заволновался, перешёптываясь.
- Ордви, Мабог, - продолжил старик. – Возьмите этого… человека, и отведите его в Круглый дом. Нет крепче защиты для доброй паствы, чем божьи…
В голове Родрика мутилось: от боли, от жажды, голода, от всего сразу, и последние слова он слышал словно сквозь шум морского прибоя. Очередная волна, тёмная и огромная как дом, накатила, и унесла его с собой.
ДОБРЫЕ ЖИТЕЛИ СЕЛЕНИЯ КАДВАН
Родрик с трудом разлепил веки. В голове бухало и трещало, виски пульсировали резкой болью. Не иначе, камнем из пращи залепили. Руки и ноги затекли так, что он не в силах был пошевелиться. Хотя… нет. Родрик подвигал пальцами. Он был просто крепко привязан к чему-то враскорячку, и голова тоже прихвачена, похоже, кожаным ремнём. Сверху нависали прокопченные балки; солома лезла из крыши. Рядом гудел огонь, обжигая бок; повсюду плясали тени. И вдруг чья-то рука, мелькнув перед лицом, прижала к его груди раскалённую докрасна железяку. Родрик взвыл и задёргался как червяк. Железку тут же отдёрнули. Родрик опал всем телом; по лбу текли ручейки пота, воняло палёной кожей.
- Оно выходит, выходит… - забормотал кто-то рядом.
Родрик скосил глаза, насколько смог, пытаясь понять, где он и что творится.
Возле очага стояли двое: крестьянского вида здоровенный мужик в безрукавке мехом наружу, и лохматый подросток лет пятнадцати, голый до пояса, в замасленном кожаном фартуке. Он-то и держал ту самую железку; руки его дрожали, а глаза были круглыми от ужаса.
- Нет, не выходит, - сказал мужик. Кажется, он тоже был слегка испуган. – Годви, надо ещё ко лбу приложить, тогда тварь точно сдохнет…
- Я к нему не подойду больше! – взвизгнул мальчишка. – Сами, если хотите…
- Какая тварь? – хрипло выдохнул Родрик. – Кто вы такие?
Подросток взвизгнул ещё раз и, выронив железку, пустился наутёк. Раздался звук хлопнувшей двери. Крестьянин тоже было попятился, но не побежал. Помедлив, он достал из-за пазухи склянку и, трясясь как лист на ветру, мелкими шажками приблизился к Родрику на расстояние вытянутой руки.
- Кто вы такой? – просипел Родрик. – Что вам надо? Денег?
- Молчи, Вилово отродье! – Мужик попытался крикнуть грозно, но в конце его голос сорвался на писк. Он налил из склянки в ладонь и, словно боясь обжечься, брызнул на Родрика. Тот дёрнулся, но, кажется, это была просто вода.
- Изыде, порожденье Вила, от храму и от дому сего, от дверей и от всех четырех углов, - завывая, начал крестьянин. - Нет тебе, Вилов сын, здесь участия, места и покою, здесь чистое место, здесь силы небесныя ликовствуют, здесь отец всего сущего Эогабал и праматерь Боанн, святые Этельберт и Гелла и ныне и по всей вселенныя, по них же полки держит святый Брендан, палицу сжимая. Не делай пакости, диаволе, сему месту и дому, и человеку, и скоту, и всем детям Божиим, беги отсюда в Гленкиддирах, где твой истинный приют, и тамо да обретайся. Слово мое крепко, яко камень, мысли мои…
Невидимая Родрику дверь открылась и мужик, глянув туда, замолк.
- Что здесь происходит? – Старческий выкрик словно хлестнул его по щеке.
Мужик набрал в грудь воздуха.
- Тебя, преподобный, найти не смогли, а народ боится. Весь сход решил, что я, как скир этих земель…
Родрик извивался ужом в попытке разглядеть, кто там пришёл. Мимо, стуча клюкой по полу, проплыл старик в белой холщовой сутане, слегка несвежей. Длинные седые волосы стелились по его плечам.
- А если сход решит, что ты должен грехи отпускать?
- Ну, отчего же… - приосанился мужик. - Слова я знаю.
- Вот так оно и получается, уважаемый Пебба: раз человек слова знает, начинает думать, что умеет говорить.
Мужик наморщил лоб.
- Не понимаю.
- Об этом будет моя следующая проповедь. А сейчас ты можешь идти и успокоить почтенных прихожан. Им ничего не угрожает.
Пебба, бормоча что-то себе под нос, направился к выходу. Родрик закашлялся. Ожог на груди болел нестерпимо.
- Что вы хотите от меня, преподобный?
Ответить тот не успел. Или просто не услышал. Дверь вновь распахнулась, и в дом кто-то влетел. Едва не сбив старика с ног, перед ним возникла взъерошенная женщина с рыжими волосами едва не до пояса. Она встала, уперев руки в бока. Её лица Родрику не было видно.
- Отдайте его мне! Он мой, я ж объяснила…
- Боюсь, дитя моё, Круг будет против.
- Круг-то как раз не будет против, - заявила она. – У нас и так на двух баб один мужик.
- Девочка моя, - старик не говорил, а как будто поскрипывал, - если не Круг, так его милость Экхарт. Ты же сама знаешь…
- Да его милость сюда только длинным летом наезжает и, можно подумать, всех по лицам помнит, - запальчиво перебила его женщина, - а мне что делать? Сворн девять зим назад замуж вышла, Беонна – пять, а мне-то как - девкой помирать? Или к Пеббе молодой женой идти?
Перед глазами плясали зайчики, но Родрик готов был поклясться, что старик фыркнул в седую бороду.
- А не ты ли двум женихам подряд от ворот поворот дала? Дело не в том, кто когда наезжает. Мне ли тебе напоминать? И не ты ли час назад всех на уши подняла, кричала, что у тебя в доме песиголовцы? И где ты ходишь по ночам?
- Никого я не поднимала, - сердито заявила женщина. Кажется, она была совсем молода. – Он прямо у жбана с капустой сидел, что я могла подумать? Темно было. Вы ж сами видите, что никакой не песиголовец…
- Я задал тебе три вопроса, и ты не ответила ни на один. - Старик кивнул почти удручённо. – Сейчас для них не время, и луна не полная. Внешне – да, не похож. Но глаза имеют свойство обманывать. Пятнадцатый день покажет…
- Я ответила! – вызывающе сказала женщина. - Я не виновата, что вы ничего не понимаете! Ну, пожалуйста! - И топнула ногой. «Пожалуйста» никак не вязалось с её голосом. – Я у сторхов спрашивала, мне святая Аберта сказала…
Старик в ужасе замахал руками.
- Что ты говоришь такое?! У сторхов? За Белый ручей никому…
- Я тихо-о-нечко, - протянула девица. – Бы-ыстренько. Мышкой туда-обратно. Сами ж говорите: для них сейчас не время.
Старик рассердился.
- Замолчи. У тебя, Эирлис, в голове – каша. Ты злоупотребляешь моим к тебе отношением. То, что пришло из Топи… даже говорить об этом не хочу.
- Да может, вовсе и не из Топи. Он говорил, что заблудился, я слышала. Может, из Ладлоу, или Бейлаха, или…
- Ты ошибаешься, - нахмурился старик, - он совсем не из наших краёв. Посмотри на него. Он пришёл оттуда. Мы не можем рисковать.
Родрик решился крякнуть. У него тоже в голове была каша, грудина болела нещадно: песиголовцы какие-то, капуста, порождения Виловы, сторхи…
- Ничего, что я прерву вашу беседу? - Старик и девица мгновенно повернулись в его сторону, глядя на Родрика как мышь на змею. - Мне очень больно, Вил его дери. Раз я не тварь, и время для меня ещё не пришло, может, объясните, что к чему? Или хотя бы развяжете? Я ни в чём не виновен, клянусь…
Девица стояла, открыв рот. В иных обстоятельствах Родрик не преминул бы заприметить такую красотку: большие тёмные глаза, точёный носик, остренький подбородок. Очень хороша, лет семнадцати, не больше.
Старик очертил в воздухе рукой фигуру, похожую на медальон, висевший у него на шее: треугольник, заключённый в круг, и что-то пробормотав под нос, сделал шаг к Родрику.
- Раз уж господин твой наделил тебя способностью говорить на человеческом языке, во имя отца всех богов, заклинаю, ответь, кто ты, и зачем решил в неурочное время потревожить покой добрых людей?
- Преподобный… - У Родрика пересохло в глотке, ноги были привязаны так туго, что он их уже не чувствовал. – Я не понимаю. Какой господин? Какое время? В чём меня обвиняют? Я шёл из Подгорья, заблудился на болотах…
Лицо старика потемнело.
- Это ложь.
- Преподобный…
- Достаточно. Я услышал то, что ожидал. – Монах презрительно отвернулся.
- Отец! – слабо пискнула девица.
- Эирлис, - строго произнёс старик, - ты слышала сама. Чёрная сущность этого оборотня лжёт. Я удивляюсь только, что ему удаётся так долго обманывать наши глаза. Мы ни разу не видели порождений Вила, сходство которых с человеками столь удивительно.
- Но святая Аберта сказала…
- Молчи! Это может быть опасно. Сказанное тобой он впитывает и использует против тебя, обволакивая твой разум. Идём. – Он взял её за руку.
- Да что за ведовщина тут творится?! – выкрикнул Родрик. Они, не обратив внимания на его вопль, направились к выходу. Родрик трепыхнулся ещё раз, до боли напрягая мускулы, но кожаные ремни держали его мёртвой хваткой. – Выпустите меня!
Дверь открылась и закрылась, впустив порыв холодного ветра.
- Да чтоб вас нек сожрал со всеми потрохами! – яростно рявкнул Родрик.
Он ослабил мускулы, успокаиваясь. Что в этой деревне творится, в самом деле?! В его голову закралось смутное подозрение, однако ж, может быть, дело обстояло совсем не так, как он начал представлять.
Это было давно, лет двадцать тому назад или около того, когда Родрик был ещё безусым юнцом. Его отец Харольд Оргин за свою верную и долгую службу королю Этельреду получил герб и в держание замок с крохотной деревенькой под названием Харлех, далеко на юге. Насколько помнил Родрик - едва ли не на краю Гриммельнской чащи. Но, слава богам, хоть это – вскоре после того король Этельред умер. Харольд со всем семейством отправился в новообретённое поместье, несмотря на страшное недовольство Родрика. Во-первых, физы всегда были народом воинов без страха и упрёка, и Родрик с нетерпением ждал того часа, когда ему будет дозволено взять настоящий меч и прославить своё имя. Что ему делать там, в богами забытом Харлехе, в тысяче миль от родных мест? Учиться помещичьему искусству? А во-вторых, если и учиться, то не ему: Родрик был младшим сыном в семье. Протянув там немногим меньше года, Родрик сказал родным «прости-прощай». К слову, отец препятствовать не стал. Только обнял крепко, и отдал ему свой меч. Ему, а не старшему брату, и Родрик это оценил. Мать собралась было завыть воем, но старый Харольд глянул на неё сурово, и та лишь коснулась лба сына дрожащими губами.
По дороге на север – для наёмника там всегда найдётся работа, - Родрик миновал мёртвую деревню с гроздьями повешенных, болтающихся на раскидистых дубах, а среди них – и женщины, и дети. Это его удивило: войны в этих краях не велось, и местные эорлины, в отличие от своих северных собратьев, жёстко преследовали нарушителей мира. В постоялом дворе близ Килхурна один солдат, пожав плечами, в ответ на расспросы бросил:
- Фанатики.
По его словам выходило, что после того, как нежить выбралась из Чёрных гор, во многих местах народ словно посходил с ума: доморощенные проповедники вещали о скором конце мира, и даже приносили человеческие жертвы, надеясь отвратить от себя ярость тёмного бога, но вместо этого вызвали гнев своих собственных лордов.
- Туда им и дорога, - закончил тот солдат. – Даже и не думай, парень: тебя бы эти изуверы не пощадили. Говорят, людей заживо жгли, пляски вокруг устраивали, да моления непотребные устраивали.
В животе сделалась слабость, и Родрик мысленно вознёс самую горячую просьбу к праматери Боанн. Только бы он ошибался, и судьба не занесла его в какое-нибудь подобное место! Ладно бы в бою, с мечом, но кончить жизнь как какой-нибудь поджаренный хряк… И как там Гаран, кстати? Или эти безумцы тоже его где-нибудь привязали, да калёными железками жгут?
Он попробовал ещё раз растянуть ремни, стягивающие запястья. С правой стороны путы еле-еле начали поддаваться, скрипя. Кожа, по всей видимости, была ещё сырая, так что ещё полчасика, может, быстрее, и должно получиться. У Родрика на лбу выступила испарина. Только бы никто не пришёл.
Родрик пыхтел, сопел, тянул и крутил рукой, стискивая зубы. К боли от ожога добавилась ещё боль в запястье: казалось, скорее получится оторвать кисть, чем эти проклятые ремни. Если бы удалось повернуть голову, он смог бы лучше оценить, как и что надо делать. Родрик что было мочи напряг шею, и в этот момент – о, чудо! – его правая рука освободилась.
- Удирает, дьяволово семя! – вопль со стороны двери заставил его вздрогнуть. Проклятье! Чуть было не с волосами он сдёрнул с головы удерживавший её ремень. «Только дайте другую руку развязать, покажу, почём фунт лиха!» И в то же мгновение, захрипев, повалился на спину. Удавка крепко сжала его шею – одна, вторая, третья.
- Крепче держи! – орали рядом. – Не вошёл ещё в силу, Вилово отродье!
- Не удуши его, смотри!
Глаза у Родрика закатились, он беспорядочно молотил правой рукой, ни до кого не доставая.
Очнулся он от ушата воды, которую вылили ему на лицо.
- Вставай!
Удавки по-прежнему сжимали горло, не давая дышать. Сипя, Родрик сделал попытку подняться, но ноги подкосились, и он бухнулся на колени. Упасть ему не дали: трое или четверо мужчин держали его укрюками - длинными палками с петлями на концах, которые на юге используют для ловли лошадей.
- А ну, пошёл!
Ковыляя, Родрик двинулся вперёд; мужчины немилосердно дёргали его вправо-влево. Руки и ноги, тряпочные от слабости, ныли страшно.
Снаружи моросил дождик. Было ещё темно, только едва уловимая небесная серость намекала на начало нового дня. Родрика сбили с ног, надели на него железный ошейник, и только после того сняли удавки и ушли, негромко переговариваясь. Родрик улёгся прямо на землю, ловя капли ртом, и закрыл глаза.
* * *
Родрик сидел, привалившись спиной к каменному столбу, и осматривался через прикрытые веки, стараясь не шевелиться и вообще не привлекать к себе внимания. Мокрые волосы облепили его лицо, но так было даже лучше: со стороны могло показаться, что он спит, хотя из тех, кого его персона могла хоть как-то заинтересовать, в пределах видимости имелась лишь тощая рыжая псина. Псина лежала возле стены соседнего дома, поджав хвост, уткнув морду в передние лапы, и уныло на него пялилась.
Увиденное его поразило. Это была не деревня, а скорее город: с замощённой крупным булыжником центральной площадью, каменным же большим колодцем по грудь высотой, с полустёршимися от старости ступеньками и островерхим навесом. Родрик сидел от колодца на расстоянии шагов десяти. «Не боятся, что ли, гады, что я туда плюну, и все от ядовитой слюны передохнут? – мстительно подумал он. На самом деле ему дьявольски хотелось пить и не меньше хотелось забраться под этот самый навес. Дождь так и не перестал, и Родрик сидел в луже воды, обхватив колени и мелко дрожа от озноба. О еде он даже не помышлял, вернее, старался не думать о колбасе, а также об острой чечевичной похлёбке, чесночных хлебцах, которые так хорошо удавались матушке Лейфи, хозяйке постоялого двора в Бреотигерне, рюмке горькой настойки, куске до корочки прожаренной свинины с перцовым соусом, горке гороха, или нет – большой плошке с тушёной капустой, кружке пива с шапкой пены, и ещё о… Вил их всех подери.
Город был богатым и бедным одновременно. Вернее, некогда богатым.
Родрика окружали тесно прижавшиеся друг к другу двух, а то и трёхэтажные дома, некоторые на каменных фундаментах, с очень высокими крышами. Стропила тянулись вверх и, скрещиваясь, оканчивались оскаленными драконьими мордами, готовыми вцепиться в низко висящие свинцовые тучи. От площади веером разбегались улочки, такие узкие, что если бы те драконы повернули морды, то с бóльшим успехом смогли бы попробовать покусать друг друга. Улочки были тёмные, с нависавшими вторыми этажами, чудом державшимися на древних каменных подпорках. На цепях визгливо покачивались вывески: таверна, лавка травника, мастерские сапожника, скорняка, однако цепи были ржавые, а вывески имели такой вид, словно их нарисовали ещё при Эдгаре Длинная Шея, и с тех пор не подновляли. С покосившихся стен домов пластами отваливалась штукатурка, оголяя деревянные рёбра остовов. Всё серое и чёрное, будто мёртвое… да, подумал Родрик, именно мёртвое. Издыхающее. С первого взгляда он решил бы, что город вообще заброшен, если бы не цепь на шее, ясно свидетельствующая о том, что случившееся ему не привиделось, да звуки, изредка доносившиеся из тёмных окон.
И вот что странно (Родрик ещё раз обвёл взглядом площадь): ставни и двери. Дома старые, а ставни новые, крепкие, с железными петлями и оковками. Те окна, на которых ставней не было, намертво заколочены толстыми досками, причём некоторые из них явно были свежие – ещё совсем не тёмные, желтоватого ясеневого цвета, с матово поблёскивающими шляпками гвоздей. Похоже, местные жители очень заботились о том, чтобы законопатить любую щелочку, через которую ветер мог проникнуть в их жилища.
Утро, а на улицах никого нет. Наверное, подумал Родрик, это из-за дождя. Погода действительно стояла мерзкая: холодная и промозглая. Пропитанный влагой воздух отсыревшими пятнами сползал по стенам домов. Вдалеке – со всех сторон, - клочьями висел туман, лишь изредка в прорехах серой дымки мелькали зубчатые скалы, и похоже было, что селение стоит в долине. Если это действительно скалы, а не просто клубы чёрных облаков, то там - Нордмонт. Других таких высоких гор на пятьдесят миль в округе просто не имелось, да и за те два дня, что он кружил по болоту, он никак не мог пройти даже половины этого расстояния. Но уже и это хорошо, решил Родрик: ежели богам будет угодно, чтобы он вырвался из этого проклятого места, он знает, куда идти.
Родрика смущало одно обстоятельство, вернее, два: во-первых, эти скалы казались уж слишком близкими. А во-вторых, дорогу из Бреотигерна на юг он знал хорошо. Она здорово петляла по лесу, потому что правобережье реки Тауи было сильно изрезано в тех местах, и так или иначе проходила через все крупные селения: Бенлин, Кармартен, Пеннант, Талли, дюжину деревень помельче и два монастыря, если не считать добрых полутора десятков сторожевых крепостей. Но там не было – Родрик готов был поклясться спасением души, - там не было городов, подобных этому. Здесь, даже если судить по тому, что он видел с площади, живёт не меньше тысячи душ. И – как там говорила та рыжая девка? - Ладлоу, Бейлах – таких названий он не знал вообще. Может, Гаран знает, он всё-таки в здешних местах с детства обретается? Родрик мысленно кивнул сам себе: ежели получится, перво-наперво надо будет найти этого старого негодяя.
Родрик охнул.
Камешек, прилетевший невесть откуда, попал ему прямо в ухо и, отскочив, со стуком покатился по мостовой. Родрик обернулся. Шагах в двадцати стоял какой-то щенок, мелкий мальчишка в штопанной-перештопанной рубахе до колен, и смотрел на него с ожиданием. Вроде как оторвал мухе крылья и теперь следил внимательно: полетит или не полетит. Родрик сделал попытку дотянуться до камешка, и мальчишка отскочил в сторону, завывая:
- Ма-а-ма! Мама!
Из дверей ближайшего дома, того самого, с рыжей псиной, показалась женщина. Она опрометью кинулась к своему отпрыску и схватила его за шиворот, попутно наградив подзатыльником.
- У него камень! – завопил мальчишка, трепыхаясь. – Он хотел меня убить!
Женщина молчала. Она глядела на Родрика почти с ужасом, руки её тряслись. На вопли немедленно начал собираться народ: из дверей, из закоулков, как будто они сидели там и только ждали сигнала.
- Эй, эй! – крикнул Родрик. – Ничего я не хотел!
Ответом ему было тяжёлое молчание. Люди подходили медленно, как тени появлялись из ниоткуда (Родрику даже показалось, что некоторые словно выдавливаются из серо-чёрных стен), все одинаковые: в тёмных платьях, штанах, рубахах и плащах, натянутых на головы, простоволосые, и все с одинаковой настороженностью сверлили пленника взглядами. У Родрика засосало под ложечкой: многие мужчины сжимали в руках вилы, рогатины или топоры. Чуть поколебавшись, он встал во весь рост, звякнув цепью. Слегка поморщился: ожог на груди продолжал болеть.
- В чём меня обвиняют? – громко спросил он.
Люди замерли.
- Сжечь оборотня! – вдруг взвизгнула женщина с мальчишкой, и её крик был тут же подхвачен: - Сжечь! Смерть!
- Пусть отправляется к своему хозяину!
Толпа наступала кольцом, выставив перед собой оружие. Родрик вжался спиной в каменный столб, на мгновение прикрыл глаза. «Уж лучше пусть так, чем на костре, как поджаренный бекон».
- Гав! – издевательски крикнул он, и бросился на ближайшую рогатину, длинную, с кованым остриём. Проклятье… то ли мужик с рогатиной отпрянул, напуганный его рыком, то ли цепь оказалась слишком короткой, но Родрик, всхрипнув от резкой боли, повалился на мостовую. Вокруг стоял дикий ор. Люди кричали, показывали на него пальцами, но никто больше не тыкал своими палками.
- Кровь…
- У него кровь!
- Красная!
Неловко извернувшись, Родрик встал на колени. Его рубаха была разорвана, ещё с прошлой ночи, и теперь на груди помимо ожога красовался глубокий порез, видимо, от той самой рогатины. Болваны… а чего они ожидали, тыча в человека железками? Конечно, кровь. Разумеется, красная.
- Во имя святого Брендана! Что вы творите, дети мои?!
Родрик поднял глаза. Через толпу протиснулся тот самый седовласый отче с медальоном.
- У него кровь! – крикнул кто-то. – Красная!
Старик сверлил Родрика взглядом. Опасливо наклонился, рассматривая рану. Потом поднял руку, и людской гомон сам собой затих.
- Такого не случалось уже более двухсот зим, - возвысил голос монах, оглядывая толпу. – И мы должны быть осторожны и не поддаваться на искушение. Я известил его милость, и он скоро прибудет сюда. А когда – молитесь, дети мои! – наступит срок, то так или иначе господь явит нам свою волю, и мы отделим агнцев от козлищ.
Народ глухо заволновался, перешёптываясь.
- Ордви, Мабог, - продолжил старик. – Возьмите этого… человека, и отведите его в Круглый дом. Нет крепче защиты для доброй паствы, чем божьи…
В голове Родрика мутилось: от боли, от жажды, голода, от всего сразу, и последние слова он слышал словно сквозь шум морского прибоя. Очередная волна, тёмная и огромная как дом, накатила, и унесла его с собой.
Ничего так. Не скажу, что поразило в самое сердце, но стилизация на высоте. Расписались.
Цитата(Ра солнценосный @ 10.7.2014, 1:20) 
Ничего так. Не скажу, что поразило в самое сердце, но стилизация на высоте. Расписались.
Уже всё прочитали?
Ну и скорость.В сердце поразило/не поразило - ну, что ж. Сколько людей, столько вкусов. В принципе, ничего такого сердечного в выложенных трёх главах нет. Но если рвотного рефлекса не вызвало - уже похвала.
Что-то не хочет никто поругацца 
Ещё одна глава на всякий случай.
Глава 4
СНЕЖИНКА
- Эй…
Родрик открыл глаза. Зажмурился и открыл опять: в первое мгновение ему показалось, что он ослеп. Темень стояла кромешная. Родрик покрутил головой. Кажется, там, откуда доносился голос, было что-то вроде отверстия под самым потолком, тёмного на фоне чёрно-чёрного.
- Эй, ты слышишь?
- Добрый человек, - сказал Родрик, - у тебя есть вода?
Наверху, похоже, впали в замешательство.
- Ты хочешь пить? Сейчас.
«И пить, - подумал Родрик, – и есть».
Язык шевелился во рту с наждачным скрежетом. На шее по-прежнему болтался железный ошейник, уже изрядно растёрший кожу. Родрик нащупал цепь: другим концом она крепилась к скобе, вбитой в каменную кладку. С трудом поднявшись на ноги, он вслепую принялся исследовать своё новое жилище. Темница оказалась четырёхугольной и довольно просторной – трёх шагов в ширину (Родрик еле дотянулся пальцами до стены) и чуть больше в длину, насколько можно было рассмотреть, с запертой дверцей по грудь высотой. Ни скамьи, ни стола, ни стула – везде грубо обтёсанный камень. Там, где Родрик и предполагал, действительно обнаружилось узкое окошко, скорее лаз с лоскутом звёздного неба далеко-далеко. С той стороны виднелись жухлые стебельки прошлогодней травы, а стало быть, камера находилась ниже уровня земли. Стены были толстые, не меньше двух локтей.
- Эй, держи… только отойди подальше.
Голос был женский. О, вдруг подумалось Родрику, кажется, это та самая рыжая девица.
- Зачем отойти? – спросил он.
Она помолчала немного.
- Я… боюсь.
Глупая. Родрик, даже если и захотел бы, не смог бы до неё дотянуться. Но он послушно сделал шаг назад. По лазу с шорохом пролетел небольшой кожаный бурдюк и шлёпнулся на пол. Родрик вытащил затычку и с жадностью припал к горлышку. Вода была свежая и холодная.
- Ежели боишься, зачем воду принесла? – спросил он в перерыве между глотками.
- А затем, что моя мать тоже когда-то сюда пришла. Как и ты, из Топи. И такого с тех пор не случалось.
- И откуда же она пришла?
- Не знаю. Я совсем маленькая была, когда её… забрали.
- Кто забрал?
- Слушай, - решительно сказала девица, - я тут не затем, чтобы отвечать на твои вопросы. Затем, чтобы ты ответил на мои. Скажи: ты правда человек?
- Кто же ещё? – буркнул Родрик. Помолчав, добавил: – Добрая девушка, а не найдётся ли у тебя какой-нибудь еды для голодного?
- Если скажешь, что я хочу знать.
- Всё, что захочешь.
Оказалось, у неё с собой уже была краюха хлеба и небольшой ломоть копчёного бекона. Родрик вгрызся в божественную снедь, не забывая прихлёбывать из бурдюка.
- Как тебя… - донеслось из окошка.
- Обожди, милая девушка. – Родрик вытер рот рукавом. – Со мной был товарищ. Не знаешь ли, что с ним сталось?
- Он у меня дома. Я никому не сказала, что был ещё один. Но он плох, очень плох. Я рану промыла, как могла, живицу с маслом наложила, но я не знахарка. А знахарке его показать не могу. Но хватит, - строгим голосом закончила она. – Ты обещал ответить на мои вопросы.
- Валяй, - согласился Родрик.
- Есть у тебя имя? И как ты оказался в наших краях?
- Я Родрик из рода Оргинов, солдат на службе его высочества… - Родрик запнулся, раздумывая. – Неважно. Просто солдат. Мы с другом шли из Подгорья и заблудились на болоте.
- Родрик? Красивое имя…
Родрик фыркнул.
- …Подгорье - где это?
- Это деревня в двух днях пути отсюда. Наверное, к северу.
- В двух днях? – повторила она. Родрик прямо-таки представил, как эта рыжая сидит перед дырой, наморщив лоб от напряжения. – Такого не может быть. Преподобный Сигерд все земли вокруг знает. Ни в двух, ни в десяти днях отсюда нет ничего. Ни-че-го. Поэтому он тебе и не поверил.
- В таких местах легко не заметить какую-нибудь тропинку.
Девушка помолчала немного.
- Но я тебе верю.
- Почему это? – изумился Родрик.
- Сейчас не скажу. А откуда у твоего друга рана?
- Разбойники. Потому мы и побежали не туда, куда следовало.
- Солдаты – и побежали?
- Когда десять на одного, вытаскивать меч – это не храбрость, а глупость.
- У тебя смешная причёска, - вдруг невпопад выдала она.
Родрик пожал плечами.
- Я из физов…
- Физов? Никогда не слыхала.
- Это народ на севере Нордмонта. У нас мужчины вообще голову бреют, только коса из затылка торчит. А я давно на югах живу, поэтому не брею, но коса – это знак. Чтоб неприятель знал, с кем дело имеет.
- Хорошо. Кажется, ты и правда человек. Всё, я должна идти.
- Погоди! – Родрик переполошился. – Скажи, что со мной хотят сделать? Почему держат здесь? Кто лорд этих земель? Как это место называется? Почему меня посадили на цепь? В чём обвиняют? Что это за…
Девица тихо засмеялась.
- Ишь ты… даже у меня в голове нет такой кучи вопросов. Вот выберешься оттуда, тогда и поговорим.
- Как выберусь? – едва ли не с отчаянием выдохнул Родрик. – Меня отпустят?
- Я должна идти.
- Подожди! – крикнул Родрик.
Ответа он не дождался. В сердцах ругнувшись, Родрик вновь уселся на пол.
* * *
- Эй…
Родрик встрепенулся и подскочил к окошку.
Он просидел взаперти день, ночь, следующий день и ещё полночи, и за всё это время ему и не подумали принести ни еды, ни воды. Если бы не та добрая девушка, он бы уже сдох от жажды: её фляги при разумном потреблении ему хватило на весь день. О еде Родрик старался не вспоминать, но это было трудно; его желудок, похоже, решив, что хозяину он больше не понадобится, обиделся, свернулся в клубок и заснул где-то в уголочке, отзываясь болезненным стоном на любую мысль о съестном.
- Я принесла тебе кое-что. Здесь пирог с капустой и пиво. Но только бутыль верни, а то у меня нету больше.
Ах, какая деваха. Умница – знает, что мужику надо. Из окошка показался холщовый мешок, привязанный к верёвке. Родрик торопливо его развязал, вытащил пирог, завёрнутый в тряпицу и глиняную бутылку, перелил пиво в флягу и положил бутыль обратно с мешок. Тот с тихим шорохом пополз наверх.
- Спасибо, добрая девушка. В долгу не останусь, поверь. Как тебя зовут, красавица?
С той стороны лаза хмыкнули.
- Так уж и рассмотреть успел? Зовут Эирлис…
Точно, вспомнил Родрик, именно так назвал её тот святоша. А рассмотреть – ну, не так уж и хорошо, но успел. Очень милая.
- Эирлис, - сказал он, задумчиво жуя пирог, - это значит…
- Снежинка.
- Ты скорее… огонёк.
- Когда как. Но я вот что сказать хотела: нынче утром её милость с внучком приехала, я подслушала, о чём она с преподобным говорила.
- Её милость? Кто это? Я не из этих мест, девушка.
- Баронесса Кадвана, Ладлоу и прочая и прочая. А внука Экхарт зовут, но он ещё совсем мальчишка.
- А кто у неё сеньор? – встрепенулся Родрик. – Герцог Бедвир? Или, может, Когар?
- Не слыхала таких. Нет над нашими господами сеньоров. Да и вообще никаких сеньоров, кроме них, нет.
- Хм… и о чём же говорили?
- О тебе. Её милость желает тебя к себе забрать, не знаю зачем, а отец Сигерд думает, что уитенагемот этого не позволит.
- Уите… кто?
- Уитенагемот. Совет мудрых. Он правит, пока лорд Экхарт в возраст не вошёл. А её милость Брегис очень сердилась и клюкой стучала…
- Почему эти мудрые не позволят? Извини, девочка, но я ни грана не понимаю. Что я сделал такого, какой закон нарушил? Ежели только из-за того, что в твой дом без приглашения зашёл…
Эирлис молчала так долго, что Родрик забеспокоился.
- Они… - наконец, протянула она, - они думают, что ты не человек.
- Да что за ведьмовщина! – Родрик рассердился. – А кто я, матолух мне в глотку? Здесь есть закон, или только одержимые, которые самосудничают? Людей без вины на цепь сажать…
- Ты не понимаешь. Ты не из этих мест, а те, которые в лесу, каждую зиму сюда приходят. Вот народ и боится.
- Вот оно что. – Родрик задумался. – Кто из лесу приходит? Гладды? Разбойники? Они думают, что я один из них?
- Нет, не разбойники. Я не смогу объяснить. Преподобный Сигерд сможет, но не знаю, станет ли. Но я знаю, как тебя вызволить, есть один способ. Мне старая Гера подсказала. Надо только, чтоб ты молчал, и мне не противоречил, когда спрашивать будут.
- Ежели и правда вызволишь, то я согласен. Но скажи мне, милая Эирлис, зачем ты мне помогаешь?
Девушка помолчала немного, потом до Родрика донёсся её вздох.
- Так и быть, скажу. Я в ту ночь перед сторхами гадала и святая Аберта поведала, что тот мужчина, которого первого на обратном пути увижу, мне предначертан.
Родрик поперхнулся остатками пирога.
- Чего?!
- Да. Тебя и увидела.
Родрик ошеломлённо покачал головой. В этой деревне определённо кто не фанатик, тот сумасшедший.
- Сторхи – они плохого не пообещают, - продолжила Эирлис, - стало быть, я тебе верить должна. И вот ещё что: думаю, тебя с утра выведут. Зима уж скоро, медлить нельзя.
- Зима? – недоумённо буркнул Родрик. – Бычий месяц на дворе…
Ответа он не дождался: девушка упорхнула так же неслышно, как и пришла.
* * *
К той цепи, что крепилась к ошейнику, добавилось ещё две, от кандалов на запястьях. Родрик шёл, раскинув руки: другие концы цепей, настороженно на него глядя, держали крепкого вида мужчины. Толпа народа окружала площадь, хмурая и жёсткая; многие сжимали в руках дубинки или короткие рогатины с коваными наконечниками.
Утро выдалось на удивление погожим; выглядывавший из-за горных пиков солнечный диск немилосердно слепил глаза. Родрик в недоумении вглядывался в далёкие вершины: Нордмонтские горы он знал хорошо, но это не было на них похоже. «Да и встаёт-то солнце на востоке, - обескураженно думал он, - а Нордмонт – он на севере». Долину, в которой располагалось селение, почти со всех сторон окружали заросшие лесом скалы, высокие и кривые, как если бы в древние времена чья-то гигантская рука струйкой, каплей за каплей пролила на землю мокрый песок, закаменевший уродливыми наростами. Вдали на вершине одной из гор стоял замок, и оставалось только догадываться, каких усилий стоило его возведение. Наверное, баронский.
Родрика подвели к дверям высокого дома, стоявшего отдельно от прочих, и ткнули в спину древком. Родрик едва не потерял равновесие. После дневного света ему понадобилось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к сумраку комнаты.
Зала оказалась обширной, вытянутой в длину, с деревянными столбами, поддерживавшими потолочные балки, тусклыми шпалерами на стенах, и ещё более тусклым светом, еле пробивавшимся сквозь серую слюду окошек. Внутри огромного камина полыхало целое дерево. У стен толпилось дюжины две человек. Вполоборота к камину стояли два трона, точнее, стула с очень высокими спинками; на том, что слева, величественно восседала женщина.
Баронесса была возраста непонятного, но определённо не первой молодости. В платке, обмотанном вокруг головы, плотно к подбородку, прикрывавшем впалые щёки (лицо от этого казалось треугольным), в круглой шляпе, расшитой богатой вышивкой. Её милость сидела прямо, как деревянная, и не отрываясь смотрела на пленника. Глаза у неё были большие, голубые и строгие, окружённые сеточкой сухих морщин. Руки, тонкие и такие же сухие, она бесстрастно сложила на коленях; длинные рукава ниспадали почти до пола.
На другом стуле елозил мальчишка лет десяти на вид: с соломенного цвета шевелюрой, в вычурном кафтане, с настоящим мечом на боку, правда, ещё маленьким. Его ноги, едва достававшие до пола, отбивали нетерпеливую дробь. Юный барон в очередной раз дёрнулся, зелёный с золотом плащ съехал с его плеча, показав вышитый на кафтане герб, и Родрик опять впал в ступор. Он не знал такого герба. На щите Бедвиров был красный единорог на синем фоне, герцога Когара – два золотых льва с лазурными языками, графа Тэлфрина – медведь с суковатой палкой. Здесь же – семь серебряных стрел, перевязанных пурпурной лентой, и с баронской короной наверху – тонким золотым ободком с пятью жемчужинами. «Ах, да, - лихорадочно соображал Родрик, - это же бароны, а стало быть, ни к герцогам, ни к графам они отношения не имеют». Но всё равно: здесь, в северо-западных землях Корнваллиса, не было никаких баронств. Все они – на востоке или юге, в королевских землях, и тамошние эорлины являются вассалами короля. Что это за места, матолух мне в глотку?!
Баронесса едва заметно повела рукой, и почти неслышный гомон присутствующих затих сам собой.
- Если ты истинно человек, - негромко произнесла она, глядя на Родрика, - ответствуй, как зовут, кто твой господин, и как оказался в наших владениях?
Родрик посмотрел ей в глаза. Голос её был тихим и слегка хрипловатым, но совсем не грозным.
- Моё имя – Родрик из рода Оргинов, лордов Харлеха, и я солдат на службе у его светлости Леофрика, герцога Бедвира и властителя всех западных земель.
- Ты лжёшь. Здесь нет никаких западных земель.
Родрик как бы невзначай шевельнул запястьем. Цепь тут же натянулась: те мужчины зорко за ним следили. Но если даже получилось бы вырваться, от такой толпы всё равно не убежать. Что так, что этак: виселица или виселица. Внутри вспыхнула искорка злости. «Гори всё огнём».
- А как зовут ту, кто обвиняет сына лорда во лжи?
В Нордмонте за такие слова, обращённые к любому эорлину, можно было лишиться языка.
Глаза баронессы сверкнули, но ответить она не успела. Из темноты внезапно вынырнул какой-то старик, одетый в длинную серую хламиду; на шее висела внушительной толщины золотая цепь с медальоном.
- Как смеешь ты, смерд… - зашипел он.
- То есть, почтенный Бревальд, - перебила его баронесса, - вы всё же видите в нём смертного?
- Либо нежить, либо наглый простолюдин, - вызывающе ответил старик, - конец для него…
- Я поняла вас, уважаемый. Для нежити и простолюдинов законы разные. Что думают остальные уитаны?
Мудрые, вспомнил Родрик. Он так понял, что это что-то вроде регентского совета при малолетнем наследнике. Краем глаза он уловил шевеление сбоку. Повернул голову, насколько позволял ошейник. Растёртая до крови кожа зверски болела, как и ожог на груди. Присутствующие, кланяясь, расступились, и в середину залы гуськом потянулись ещё несколько человек в таких же светло-серых рясах и с медальонами. Двое из них поддерживали под руки высокого старца с клюкой, который шёл во главе процессии. Тот был слеп или почти слеп: из-под невероятно кустистых бровей на Родрика смотрели белёсые глаза без зрачков.
- Почтенный Хорхе… - сказала баронесса.
Старик остановился. Те двое тотчас его оставили и, кланяясь, задом попятились в стороны.
- В наше время, когда вечер мира клонится к полному закату, старое зло, не прекращавшее ни на одну минуту, в силу неиссякаемого вреда своего падения, насылать на мир полную яда заразную чуму, особенно отвратительным образом проявляет себя, так как в своем великом гневе чувствует, что в его распоряжении осталось мало времени…
- Ближе к делу, дядюшка…
Хорхе гневливо стукнул клюкой по мостовой. Руки его дрожали от старости. Тут же рядом возник другой уитан, совсем молодой, Родрикова возраста, не старше, и едва заметно поклонился в сторону помоста.
- Многоуважаемый Хорхе хочет сказать, что власти диавола имеется предел, ибо если бы предела этого не было бы поставлено, ничто не могло бы помешать ему поработить тела и души правоверных. Опыт и знания показывают, что в наших силах постичь смысл и сущность этих пределов и найти способы их использования для защиты от козней нечистого. Как сказано в «Муравейнике» святого Нидера, самый простой из них состоит в учинении внешних препятствий отродьям Виловым, ибо, как известно, взятые под стражу истинно верующими, оборотни теряют искусство своего превращения, однако стоит лишь ослабить бдительность либо усомниться в способности веры самим фактом своего наличия противостоять ухищрениям…
У баронессы сделался такой вид, словно в рот ей попала ложка соли, а вокруг одно приличное общество.
- Ледмар, я прекрасно поняла, что имеет в виду многоуважаемый Хорхе. Можно сколько угодно рассуждать о способах защиты от тех существ, но, как мне помнится, Орден до сих пор не особенно преуспел в этом.
- Но, ваша милость…
Баронесса нахмурилась.
- Достаточно. До тех пор, пока не доказана дьявольская сущность этого… человека, это пустое. Я хочу услышать мнение всего уитенагемота.
– Тот, кто не в граде божьем, не может быть туда допущен, - прокаркал Хорхе, – ибо всё, что оттуда – суть от тёмного!
Старик воздел руку с клюкой к потолку и хрипло завыл:
- Изыди, злой дух, полный кривды беззакония; изыди, исчадие лжи, изгнанник из среды ангелов; изыди, змея, супостат хитрости и бунта, недостойный милости божией; изыди, сын тьмы и вечного подземного огня; изыди, хищный волк, полный невежества; изыди, черный демон; изыди, дух ереси, исчадие Гленкиддираха, приговорённый к вечному огню; изыди, негодное животное, худшее из всех существующих; изыди, вор и хищник, полный сладострастия и стяжания…
Хорхе закашлялся, согнувшись в три погибели. Баронесса бесстрастно наблюдала за его корчами.
- Ледмар, - сказала она, - будь любезен, проводи преподобного. И дай отвару.
Ледмар подскочил к старику и услужливо подхватил его под локоть. Тот выдернул руку, но послушно поплёлся к дверям, останавливаясь через шаг, потрясая клюкой и одышливо зудя:
- …изыди, злой дух, приговоренный к вечному мучению; изыди, грязный обольститель и пьяница; изыди, корень всех зол и преступлений; изыди, изверг рода человеческого; изыди, злой насмешник, полный лживости и возмущения; изыди, враг правды и жизни; изыди, источник несчастий и раздоров; изыди, ядовитый скорпион, дракон, полный злых козней; изыди, лакей Вила, привратник царства мучений; изыди, лжец коварный, поганый, зачумленный…
Баронесса проводила Хорхе взглядом и покачала головой.
- Почтенный Бревальд?..
- Такого не случалось уж много зим! – тут же откликнулся старик с цепью на шее. – Моё слово – нет! Мы должны оберегать свою паству!
- Почтенный Титла?
Дородный мужчина с красным лицом поклонился. Он единственный из уитанов был не в рясе. Тучное тело едва не внатяжку обтягивал кожаный камзол, зашнурованный по бокам. На роскошном поясе висел кинжал в богато разукрашенных ножнах.
- На моей памяти из Топи ни разу никто не появлялся с добрыми намерениями, - прогудел он. – Но этот… - он небрежно мотнул головой в сторону Родрика, - не похож на тех, кого я видел. Я подчинюсь решению уитенагемота.
Баронесса кинула.
- Почтенный Сигерд?
Только сейчас Родрик заметил того монаха. Он стоял возле одного из столбов, наполовину в тени. Сигерд вышел на середину залы, а за ним, будто собачонка на привязи – Эирлис. Волосы у неё были растрёпаны.
- Как известно, - негромко произнёс монах, - порождениям Вила неведома истина, ибо сама их суть неистинна.
Стоявший в двух шагах почтенный Бревальд усмехнулся.
- Как можем мы определить, лжет ли этот… пришелец?
Вместо ответа Сигерд повернулся к Родрику.
- Ответь, незнакомец. И ответь так, чтобы мы тебе поверили.
Родрик набрал в грудь воздуха.
- Клянусь именами Эогабала, отца всего сущего, и праматери Боанн, что я тот, за кого себя выдаю, и пусть истинные боги поразят меня лютой смертью, если в моих словах есть хоть доля неправды.
Сигерд кивнул.
- Я наблюдал за этим человеком два дня, - сказал он, - и если никому из круга земного не дано попасть в царство Вила, сохранив свою человеческую сущность, то равным образом тёмный мир не сможет принять истинно верующего, и отторгнет его. Такого действительно не случалось уже давно, но давно – не значит никогда, и эта девочка, - Сигерд вытолкнул вперед Эирлис, - тому доказательство. Мы все знаем историю её матери. Она была ребёнком, когда появилась здесь, и только это спасло её от поспешной расправы. Тогда господь уберёг нас от ошибки, но не стоит искушать его терпение повторно. Быть может, появление этого человека… это знак. – Сигерд медленно обвёл собравшихся взглядом. - Знак того, что большой круг замкнулся. А это значит, что времени у нас немного.
По залу будто пронёсся ветерок. Люди шептали и оглядывались.
- Эирлис, - приказал он, - говори.
Девушка огляделась как затравленный зверёк. И вдруг подскочила к тому мужчине, который держал цепь, прикреплённую к ошейнику Родрика.
- Отдай, - глухо сказала она. Тот от неожиданности выпустил цепь. - Я, Эирлис, дочь Тедгара и Уны, по древнему обычаю пробной ночи первой заявляю права на этого мужчину, и пусть гнев праматери Боанн падёт на того, кто посмеет отобрать его у меня.
- Суккубы и инкубы! – выкрикнул Бревальд. Он воздел руки, вытаращенными глазами оглядывая собравшихся. –Древние боги суть демоны, а эти двое – их посланники. Пришелец и дочь пришелицы! Ваша милость, опомнитесь!
Баронесса сидела, задумчиво насупив брови. В зале воцарилось молчание. Наконец, она встала, аккуратно расправила платье.
- Перед всем добрым народом Кадвана ответь, незнакомец: согласен ли ты?
- Я… - Родрик, вспомнив наставление Эирлис, решительно кивнул. – Да, я согласен.
- Да будет так. Снимите с него кандалы. Девушка, ты можешь его забрать.
Баронесса развернулась и, подобрав юбки и ни на кого не глядя, направилась к дверям. Эирлис зыркнула на Родрика.
- Пошли, - сказала она.
Ещё одна глава на всякий случай.
Глава 4
СНЕЖИНКА
- Эй…
Родрик открыл глаза. Зажмурился и открыл опять: в первое мгновение ему показалось, что он ослеп. Темень стояла кромешная. Родрик покрутил головой. Кажется, там, откуда доносился голос, было что-то вроде отверстия под самым потолком, тёмного на фоне чёрно-чёрного.
- Эй, ты слышишь?
- Добрый человек, - сказал Родрик, - у тебя есть вода?
Наверху, похоже, впали в замешательство.
- Ты хочешь пить? Сейчас.
«И пить, - подумал Родрик, – и есть».
Язык шевелился во рту с наждачным скрежетом. На шее по-прежнему болтался железный ошейник, уже изрядно растёрший кожу. Родрик нащупал цепь: другим концом она крепилась к скобе, вбитой в каменную кладку. С трудом поднявшись на ноги, он вслепую принялся исследовать своё новое жилище. Темница оказалась четырёхугольной и довольно просторной – трёх шагов в ширину (Родрик еле дотянулся пальцами до стены) и чуть больше в длину, насколько можно было рассмотреть, с запертой дверцей по грудь высотой. Ни скамьи, ни стола, ни стула – везде грубо обтёсанный камень. Там, где Родрик и предполагал, действительно обнаружилось узкое окошко, скорее лаз с лоскутом звёздного неба далеко-далеко. С той стороны виднелись жухлые стебельки прошлогодней травы, а стало быть, камера находилась ниже уровня земли. Стены были толстые, не меньше двух локтей.
- Эй, держи… только отойди подальше.
Голос был женский. О, вдруг подумалось Родрику, кажется, это та самая рыжая девица.
- Зачем отойти? – спросил он.
Она помолчала немного.
- Я… боюсь.
Глупая. Родрик, даже если и захотел бы, не смог бы до неё дотянуться. Но он послушно сделал шаг назад. По лазу с шорохом пролетел небольшой кожаный бурдюк и шлёпнулся на пол. Родрик вытащил затычку и с жадностью припал к горлышку. Вода была свежая и холодная.
- Ежели боишься, зачем воду принесла? – спросил он в перерыве между глотками.
- А затем, что моя мать тоже когда-то сюда пришла. Как и ты, из Топи. И такого с тех пор не случалось.
- И откуда же она пришла?
- Не знаю. Я совсем маленькая была, когда её… забрали.
- Кто забрал?
- Слушай, - решительно сказала девица, - я тут не затем, чтобы отвечать на твои вопросы. Затем, чтобы ты ответил на мои. Скажи: ты правда человек?
- Кто же ещё? – буркнул Родрик. Помолчав, добавил: – Добрая девушка, а не найдётся ли у тебя какой-нибудь еды для голодного?
- Если скажешь, что я хочу знать.
- Всё, что захочешь.
Оказалось, у неё с собой уже была краюха хлеба и небольшой ломоть копчёного бекона. Родрик вгрызся в божественную снедь, не забывая прихлёбывать из бурдюка.
- Как тебя… - донеслось из окошка.
- Обожди, милая девушка. – Родрик вытер рот рукавом. – Со мной был товарищ. Не знаешь ли, что с ним сталось?
- Он у меня дома. Я никому не сказала, что был ещё один. Но он плох, очень плох. Я рану промыла, как могла, живицу с маслом наложила, но я не знахарка. А знахарке его показать не могу. Но хватит, - строгим голосом закончила она. – Ты обещал ответить на мои вопросы.
- Валяй, - согласился Родрик.
- Есть у тебя имя? И как ты оказался в наших краях?
- Я Родрик из рода Оргинов, солдат на службе его высочества… - Родрик запнулся, раздумывая. – Неважно. Просто солдат. Мы с другом шли из Подгорья и заблудились на болоте.
- Родрик? Красивое имя…
Родрик фыркнул.
- …Подгорье - где это?
- Это деревня в двух днях пути отсюда. Наверное, к северу.
- В двух днях? – повторила она. Родрик прямо-таки представил, как эта рыжая сидит перед дырой, наморщив лоб от напряжения. – Такого не может быть. Преподобный Сигерд все земли вокруг знает. Ни в двух, ни в десяти днях отсюда нет ничего. Ни-че-го. Поэтому он тебе и не поверил.
- В таких местах легко не заметить какую-нибудь тропинку.
Девушка помолчала немного.
- Но я тебе верю.
- Почему это? – изумился Родрик.
- Сейчас не скажу. А откуда у твоего друга рана?
- Разбойники. Потому мы и побежали не туда, куда следовало.
- Солдаты – и побежали?
- Когда десять на одного, вытаскивать меч – это не храбрость, а глупость.
- У тебя смешная причёска, - вдруг невпопад выдала она.
Родрик пожал плечами.
- Я из физов…
- Физов? Никогда не слыхала.
- Это народ на севере Нордмонта. У нас мужчины вообще голову бреют, только коса из затылка торчит. А я давно на югах живу, поэтому не брею, но коса – это знак. Чтоб неприятель знал, с кем дело имеет.
- Хорошо. Кажется, ты и правда человек. Всё, я должна идти.
- Погоди! – Родрик переполошился. – Скажи, что со мной хотят сделать? Почему держат здесь? Кто лорд этих земель? Как это место называется? Почему меня посадили на цепь? В чём обвиняют? Что это за…
Девица тихо засмеялась.
- Ишь ты… даже у меня в голове нет такой кучи вопросов. Вот выберешься оттуда, тогда и поговорим.
- Как выберусь? – едва ли не с отчаянием выдохнул Родрик. – Меня отпустят?
- Я должна идти.
- Подожди! – крикнул Родрик.
Ответа он не дождался. В сердцах ругнувшись, Родрик вновь уселся на пол.
* * *
- Эй…
Родрик встрепенулся и подскочил к окошку.
Он просидел взаперти день, ночь, следующий день и ещё полночи, и за всё это время ему и не подумали принести ни еды, ни воды. Если бы не та добрая девушка, он бы уже сдох от жажды: её фляги при разумном потреблении ему хватило на весь день. О еде Родрик старался не вспоминать, но это было трудно; его желудок, похоже, решив, что хозяину он больше не понадобится, обиделся, свернулся в клубок и заснул где-то в уголочке, отзываясь болезненным стоном на любую мысль о съестном.
- Я принесла тебе кое-что. Здесь пирог с капустой и пиво. Но только бутыль верни, а то у меня нету больше.
Ах, какая деваха. Умница – знает, что мужику надо. Из окошка показался холщовый мешок, привязанный к верёвке. Родрик торопливо его развязал, вытащил пирог, завёрнутый в тряпицу и глиняную бутылку, перелил пиво в флягу и положил бутыль обратно с мешок. Тот с тихим шорохом пополз наверх.
- Спасибо, добрая девушка. В долгу не останусь, поверь. Как тебя зовут, красавица?
С той стороны лаза хмыкнули.
- Так уж и рассмотреть успел? Зовут Эирлис…
Точно, вспомнил Родрик, именно так назвал её тот святоша. А рассмотреть – ну, не так уж и хорошо, но успел. Очень милая.
- Эирлис, - сказал он, задумчиво жуя пирог, - это значит…
- Снежинка.
- Ты скорее… огонёк.
- Когда как. Но я вот что сказать хотела: нынче утром её милость с внучком приехала, я подслушала, о чём она с преподобным говорила.
- Её милость? Кто это? Я не из этих мест, девушка.
- Баронесса Кадвана, Ладлоу и прочая и прочая. А внука Экхарт зовут, но он ещё совсем мальчишка.
- А кто у неё сеньор? – встрепенулся Родрик. – Герцог Бедвир? Или, может, Когар?
- Не слыхала таких. Нет над нашими господами сеньоров. Да и вообще никаких сеньоров, кроме них, нет.
- Хм… и о чём же говорили?
- О тебе. Её милость желает тебя к себе забрать, не знаю зачем, а отец Сигерд думает, что уитенагемот этого не позволит.
- Уите… кто?
- Уитенагемот. Совет мудрых. Он правит, пока лорд Экхарт в возраст не вошёл. А её милость Брегис очень сердилась и клюкой стучала…
- Почему эти мудрые не позволят? Извини, девочка, но я ни грана не понимаю. Что я сделал такого, какой закон нарушил? Ежели только из-за того, что в твой дом без приглашения зашёл…
Эирлис молчала так долго, что Родрик забеспокоился.
- Они… - наконец, протянула она, - они думают, что ты не человек.
- Да что за ведьмовщина! – Родрик рассердился. – А кто я, матолух мне в глотку? Здесь есть закон, или только одержимые, которые самосудничают? Людей без вины на цепь сажать…
- Ты не понимаешь. Ты не из этих мест, а те, которые в лесу, каждую зиму сюда приходят. Вот народ и боится.
- Вот оно что. – Родрик задумался. – Кто из лесу приходит? Гладды? Разбойники? Они думают, что я один из них?
- Нет, не разбойники. Я не смогу объяснить. Преподобный Сигерд сможет, но не знаю, станет ли. Но я знаю, как тебя вызволить, есть один способ. Мне старая Гера подсказала. Надо только, чтоб ты молчал, и мне не противоречил, когда спрашивать будут.
- Ежели и правда вызволишь, то я согласен. Но скажи мне, милая Эирлис, зачем ты мне помогаешь?
Девушка помолчала немного, потом до Родрика донёсся её вздох.
- Так и быть, скажу. Я в ту ночь перед сторхами гадала и святая Аберта поведала, что тот мужчина, которого первого на обратном пути увижу, мне предначертан.
Родрик поперхнулся остатками пирога.
- Чего?!
- Да. Тебя и увидела.
Родрик ошеломлённо покачал головой. В этой деревне определённо кто не фанатик, тот сумасшедший.
- Сторхи – они плохого не пообещают, - продолжила Эирлис, - стало быть, я тебе верить должна. И вот ещё что: думаю, тебя с утра выведут. Зима уж скоро, медлить нельзя.
- Зима? – недоумённо буркнул Родрик. – Бычий месяц на дворе…
Ответа он не дождался: девушка упорхнула так же неслышно, как и пришла.
* * *
К той цепи, что крепилась к ошейнику, добавилось ещё две, от кандалов на запястьях. Родрик шёл, раскинув руки: другие концы цепей, настороженно на него глядя, держали крепкого вида мужчины. Толпа народа окружала площадь, хмурая и жёсткая; многие сжимали в руках дубинки или короткие рогатины с коваными наконечниками.
Утро выдалось на удивление погожим; выглядывавший из-за горных пиков солнечный диск немилосердно слепил глаза. Родрик в недоумении вглядывался в далёкие вершины: Нордмонтские горы он знал хорошо, но это не было на них похоже. «Да и встаёт-то солнце на востоке, - обескураженно думал он, - а Нордмонт – он на севере». Долину, в которой располагалось селение, почти со всех сторон окружали заросшие лесом скалы, высокие и кривые, как если бы в древние времена чья-то гигантская рука струйкой, каплей за каплей пролила на землю мокрый песок, закаменевший уродливыми наростами. Вдали на вершине одной из гор стоял замок, и оставалось только догадываться, каких усилий стоило его возведение. Наверное, баронский.
Родрика подвели к дверям высокого дома, стоявшего отдельно от прочих, и ткнули в спину древком. Родрик едва не потерял равновесие. После дневного света ему понадобилось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к сумраку комнаты.
Зала оказалась обширной, вытянутой в длину, с деревянными столбами, поддерживавшими потолочные балки, тусклыми шпалерами на стенах, и ещё более тусклым светом, еле пробивавшимся сквозь серую слюду окошек. Внутри огромного камина полыхало целое дерево. У стен толпилось дюжины две человек. Вполоборота к камину стояли два трона, точнее, стула с очень высокими спинками; на том, что слева, величественно восседала женщина.
Баронесса была возраста непонятного, но определённо не первой молодости. В платке, обмотанном вокруг головы, плотно к подбородку, прикрывавшем впалые щёки (лицо от этого казалось треугольным), в круглой шляпе, расшитой богатой вышивкой. Её милость сидела прямо, как деревянная, и не отрываясь смотрела на пленника. Глаза у неё были большие, голубые и строгие, окружённые сеточкой сухих морщин. Руки, тонкие и такие же сухие, она бесстрастно сложила на коленях; длинные рукава ниспадали почти до пола.
На другом стуле елозил мальчишка лет десяти на вид: с соломенного цвета шевелюрой, в вычурном кафтане, с настоящим мечом на боку, правда, ещё маленьким. Его ноги, едва достававшие до пола, отбивали нетерпеливую дробь. Юный барон в очередной раз дёрнулся, зелёный с золотом плащ съехал с его плеча, показав вышитый на кафтане герб, и Родрик опять впал в ступор. Он не знал такого герба. На щите Бедвиров был красный единорог на синем фоне, герцога Когара – два золотых льва с лазурными языками, графа Тэлфрина – медведь с суковатой палкой. Здесь же – семь серебряных стрел, перевязанных пурпурной лентой, и с баронской короной наверху – тонким золотым ободком с пятью жемчужинами. «Ах, да, - лихорадочно соображал Родрик, - это же бароны, а стало быть, ни к герцогам, ни к графам они отношения не имеют». Но всё равно: здесь, в северо-западных землях Корнваллиса, не было никаких баронств. Все они – на востоке или юге, в королевских землях, и тамошние эорлины являются вассалами короля. Что это за места, матолух мне в глотку?!
Баронесса едва заметно повела рукой, и почти неслышный гомон присутствующих затих сам собой.
- Если ты истинно человек, - негромко произнесла она, глядя на Родрика, - ответствуй, как зовут, кто твой господин, и как оказался в наших владениях?
Родрик посмотрел ей в глаза. Голос её был тихим и слегка хрипловатым, но совсем не грозным.
- Моё имя – Родрик из рода Оргинов, лордов Харлеха, и я солдат на службе у его светлости Леофрика, герцога Бедвира и властителя всех западных земель.
- Ты лжёшь. Здесь нет никаких западных земель.
Родрик как бы невзначай шевельнул запястьем. Цепь тут же натянулась: те мужчины зорко за ним следили. Но если даже получилось бы вырваться, от такой толпы всё равно не убежать. Что так, что этак: виселица или виселица. Внутри вспыхнула искорка злости. «Гори всё огнём».
- А как зовут ту, кто обвиняет сына лорда во лжи?
В Нордмонте за такие слова, обращённые к любому эорлину, можно было лишиться языка.
Глаза баронессы сверкнули, но ответить она не успела. Из темноты внезапно вынырнул какой-то старик, одетый в длинную серую хламиду; на шее висела внушительной толщины золотая цепь с медальоном.
- Как смеешь ты, смерд… - зашипел он.
- То есть, почтенный Бревальд, - перебила его баронесса, - вы всё же видите в нём смертного?
- Либо нежить, либо наглый простолюдин, - вызывающе ответил старик, - конец для него…
- Я поняла вас, уважаемый. Для нежити и простолюдинов законы разные. Что думают остальные уитаны?
Мудрые, вспомнил Родрик. Он так понял, что это что-то вроде регентского совета при малолетнем наследнике. Краем глаза он уловил шевеление сбоку. Повернул голову, насколько позволял ошейник. Растёртая до крови кожа зверски болела, как и ожог на груди. Присутствующие, кланяясь, расступились, и в середину залы гуськом потянулись ещё несколько человек в таких же светло-серых рясах и с медальонами. Двое из них поддерживали под руки высокого старца с клюкой, который шёл во главе процессии. Тот был слеп или почти слеп: из-под невероятно кустистых бровей на Родрика смотрели белёсые глаза без зрачков.
- Почтенный Хорхе… - сказала баронесса.
Старик остановился. Те двое тотчас его оставили и, кланяясь, задом попятились в стороны.
- В наше время, когда вечер мира клонится к полному закату, старое зло, не прекращавшее ни на одну минуту, в силу неиссякаемого вреда своего падения, насылать на мир полную яда заразную чуму, особенно отвратительным образом проявляет себя, так как в своем великом гневе чувствует, что в его распоряжении осталось мало времени…
- Ближе к делу, дядюшка…
Хорхе гневливо стукнул клюкой по мостовой. Руки его дрожали от старости. Тут же рядом возник другой уитан, совсем молодой, Родрикова возраста, не старше, и едва заметно поклонился в сторону помоста.
- Многоуважаемый Хорхе хочет сказать, что власти диавола имеется предел, ибо если бы предела этого не было бы поставлено, ничто не могло бы помешать ему поработить тела и души правоверных. Опыт и знания показывают, что в наших силах постичь смысл и сущность этих пределов и найти способы их использования для защиты от козней нечистого. Как сказано в «Муравейнике» святого Нидера, самый простой из них состоит в учинении внешних препятствий отродьям Виловым, ибо, как известно, взятые под стражу истинно верующими, оборотни теряют искусство своего превращения, однако стоит лишь ослабить бдительность либо усомниться в способности веры самим фактом своего наличия противостоять ухищрениям…
У баронессы сделался такой вид, словно в рот ей попала ложка соли, а вокруг одно приличное общество.
- Ледмар, я прекрасно поняла, что имеет в виду многоуважаемый Хорхе. Можно сколько угодно рассуждать о способах защиты от тех существ, но, как мне помнится, Орден до сих пор не особенно преуспел в этом.
- Но, ваша милость…
Баронесса нахмурилась.
- Достаточно. До тех пор, пока не доказана дьявольская сущность этого… человека, это пустое. Я хочу услышать мнение всего уитенагемота.
– Тот, кто не в граде божьем, не может быть туда допущен, - прокаркал Хорхе, – ибо всё, что оттуда – суть от тёмного!
Старик воздел руку с клюкой к потолку и хрипло завыл:
- Изыди, злой дух, полный кривды беззакония; изыди, исчадие лжи, изгнанник из среды ангелов; изыди, змея, супостат хитрости и бунта, недостойный милости божией; изыди, сын тьмы и вечного подземного огня; изыди, хищный волк, полный невежества; изыди, черный демон; изыди, дух ереси, исчадие Гленкиддираха, приговорённый к вечному огню; изыди, негодное животное, худшее из всех существующих; изыди, вор и хищник, полный сладострастия и стяжания…
Хорхе закашлялся, согнувшись в три погибели. Баронесса бесстрастно наблюдала за его корчами.
- Ледмар, - сказала она, - будь любезен, проводи преподобного. И дай отвару.
Ледмар подскочил к старику и услужливо подхватил его под локоть. Тот выдернул руку, но послушно поплёлся к дверям, останавливаясь через шаг, потрясая клюкой и одышливо зудя:
- …изыди, злой дух, приговоренный к вечному мучению; изыди, грязный обольститель и пьяница; изыди, корень всех зол и преступлений; изыди, изверг рода человеческого; изыди, злой насмешник, полный лживости и возмущения; изыди, враг правды и жизни; изыди, источник несчастий и раздоров; изыди, ядовитый скорпион, дракон, полный злых козней; изыди, лакей Вила, привратник царства мучений; изыди, лжец коварный, поганый, зачумленный…
Баронесса проводила Хорхе взглядом и покачала головой.
- Почтенный Бревальд?..
- Такого не случалось уж много зим! – тут же откликнулся старик с цепью на шее. – Моё слово – нет! Мы должны оберегать свою паству!
- Почтенный Титла?
Дородный мужчина с красным лицом поклонился. Он единственный из уитанов был не в рясе. Тучное тело едва не внатяжку обтягивал кожаный камзол, зашнурованный по бокам. На роскошном поясе висел кинжал в богато разукрашенных ножнах.
- На моей памяти из Топи ни разу никто не появлялся с добрыми намерениями, - прогудел он. – Но этот… - он небрежно мотнул головой в сторону Родрика, - не похож на тех, кого я видел. Я подчинюсь решению уитенагемота.
Баронесса кинула.
- Почтенный Сигерд?
Только сейчас Родрик заметил того монаха. Он стоял возле одного из столбов, наполовину в тени. Сигерд вышел на середину залы, а за ним, будто собачонка на привязи – Эирлис. Волосы у неё были растрёпаны.
- Как известно, - негромко произнёс монах, - порождениям Вила неведома истина, ибо сама их суть неистинна.
Стоявший в двух шагах почтенный Бревальд усмехнулся.
- Как можем мы определить, лжет ли этот… пришелец?
Вместо ответа Сигерд повернулся к Родрику.
- Ответь, незнакомец. И ответь так, чтобы мы тебе поверили.
Родрик набрал в грудь воздуха.
- Клянусь именами Эогабала, отца всего сущего, и праматери Боанн, что я тот, за кого себя выдаю, и пусть истинные боги поразят меня лютой смертью, если в моих словах есть хоть доля неправды.
Сигерд кивнул.
- Я наблюдал за этим человеком два дня, - сказал он, - и если никому из круга земного не дано попасть в царство Вила, сохранив свою человеческую сущность, то равным образом тёмный мир не сможет принять истинно верующего, и отторгнет его. Такого действительно не случалось уже давно, но давно – не значит никогда, и эта девочка, - Сигерд вытолкнул вперед Эирлис, - тому доказательство. Мы все знаем историю её матери. Она была ребёнком, когда появилась здесь, и только это спасло её от поспешной расправы. Тогда господь уберёг нас от ошибки, но не стоит искушать его терпение повторно. Быть может, появление этого человека… это знак. – Сигерд медленно обвёл собравшихся взглядом. - Знак того, что большой круг замкнулся. А это значит, что времени у нас немного.
По залу будто пронёсся ветерок. Люди шептали и оглядывались.
- Эирлис, - приказал он, - говори.
Девушка огляделась как затравленный зверёк. И вдруг подскочила к тому мужчине, который держал цепь, прикреплённую к ошейнику Родрика.
- Отдай, - глухо сказала она. Тот от неожиданности выпустил цепь. - Я, Эирлис, дочь Тедгара и Уны, по древнему обычаю пробной ночи первой заявляю права на этого мужчину, и пусть гнев праматери Боанн падёт на того, кто посмеет отобрать его у меня.
- Суккубы и инкубы! – выкрикнул Бревальд. Он воздел руки, вытаращенными глазами оглядывая собравшихся. –Древние боги суть демоны, а эти двое – их посланники. Пришелец и дочь пришелицы! Ваша милость, опомнитесь!
Баронесса сидела, задумчиво насупив брови. В зале воцарилось молчание. Наконец, она встала, аккуратно расправила платье.
- Перед всем добрым народом Кадвана ответь, незнакомец: согласен ли ты?
- Я… - Родрик, вспомнив наставление Эирлис, решительно кивнул. – Да, я согласен.
- Да будет так. Снимите с него кандалы. Девушка, ты можешь его забрать.
Баронесса развернулась и, подобрав юбки и ни на кого не глядя, направилась к дверям. Эирлис зыркнула на Родрика.
- Пошли, - сказала она.
Вполне читабельно.
По мне, так наоборот нечитабельно. Про уродливую Эвелин было намного интереснее.
Здесь же все чисто схематично.
Здесь же все чисто схематично.
Цитата(Ра солнценосный @ 16.7.2014, 19:44)
Вполне читабельно.
Цитата(Mishka @ 16.7.2014, 23:53)
По мне, так наоборот нечитабельно....
Здесь же все чисто схематично.
Здесь же все чисто схематично.
Ну, Mishka, это не "поругацца". Это просто нра/не нра.
Так я и не рассчитываю, что моя писанина понравится всем и каждому.
Лучше б объяснили, что схематично и почему нечитабельно.
Цитата(Вагант @ 17.7.2014, 7:33)
Ну, Mishka, это не "поругацца". Это просто нра/не нра.
Так я и не рассчитываю, что моя писанина понравится всем и каждому.
Лучше б объяснили, что схематично и почему нечитабельно.
Так я и не рассчитываю, что моя писанина понравится всем и каждому.
Лучше б объяснили, что схематично и почему нечитабельно.
Начнеm с того, Мистер, что я нормально к вам отношусь. И если критикую, то не для того, что поругаться.
Ра ваш текст понравился. Так что мое мнение, почему не понравилось, будет излишним.
Вы сами не видите разницы с Эйвелин?
С уважением. Мишка
Цитата(Mishka @ 17.7.2014, 11:36)
Начнеm с того, Мистер, что я нормально к вам отношусь. И если критикую, то не для того, что поругаться.
Под "поругацца" я имею в виду критику, пусть даже нелицеприятную. А ругаться в прямом смысле слова - не любитель, так что тут мы с вами сходимся.
Цитата
мое мнение, почему не понравилось, будет излишним.
Да почему же? Если я сам каких-то недочетов не замечаю, мнение вообще никогда не лишнее.
Цитата
Вы сами не видите разницы с Эйвелин?
"Эйвион", с вашего позволения.
Вижу, конечно. Это вообще другая книга и по структуре, и по стилистике и ещё черт знает по чему.
Цитата(Вагант @ 17.7.2014, 8:50)
"Эйвион", с вашего позволения.
Вижу, конечно. Это вообще другая книга и по структуре, и по стилистике и ещё черт знает по чему.
Вижу, конечно. Это вообще другая книга и по структуре, и по стилистике и ещё черт знает по чему.
Iзвиняюсь, Эйвион. Ту книжку я бы купил, а вот эту вот нет, не куплю.
Идея с Эйвион вам, помню, приснилась. Может в этом и вся загвоздка? А эту книжку вы придумали.
Капризничает интурист, жеманится.
Да почему, Ра? Почему жеманнюсь? В Эйвион была литература, в этой книге ее нет. Пока не увидел. Нет, короче,
Хайд хороший автор, но здесь просто пошлепал по проторенному другими пути.
Обижайтесь, Мистер, не обижайтесь, сказал то, что думаю.
Хайд хороший автор, но здесь просто пошлепал по проторенному другими пути.
Обижайтесь, Мистер, не обижайтесь, сказал то, что думаю.
Цитата(Ра солнценосный @ 17.7.2014, 10:33)
Капризничает интурист, жеманится.
"...была литература, а тут нет" - не критерий.
Цитата(Mishka @ 17.7.2014, 13:43)
Хайд хороший автор, но здесь просто пошлепал по проторенному другими пути.
А вот с этим, извиняйте, не соглашусь. Тот путь, по которому именно эта книга идёт, ещё никем не проторен.
Если будет желание, вечерком отпишусь подробнее. А сейчас труба зовёт.
Ясно, похулиганим.
Порыв сквозняка, ворвавшийся в хижину,
***ворвался в хижину. Порыв вообще выпадает из текста..
вновь затушил огонёк жертвенника.
***затушил как-то... что за жертвенник?..
Женщина на топчане
***я знаю, что такое топчан, но здесь бы неплохо объяснить, расширить понятие...
очнулась от дрёмы,
***дрему неплохо бы объяснить...
вздохнула обречённо,
***это вообще фигня...
встала и, выбрав в очаге самый яркий уголёк, начала раздувать лучину.
***встала, выбрала, раздула...
Та, наконец, вспыхнула,
***лучина вспыхнула
Далее не буду комментировать. Сами не маленький.
Порыв сквозняка, ворвавшийся в хижину,
***ворвался в хижину. Порыв вообще выпадает из текста..
вновь затушил огонёк жертвенника.
***затушил как-то... что за жертвенник?..
Женщина на топчане
***я знаю, что такое топчан, но здесь бы неплохо объяснить, расширить понятие...
очнулась от дрёмы,
***дрему неплохо бы объяснить...
вздохнула обречённо,
***это вообще фигня...
встала и, выбрав в очаге самый яркий уголёк, начала раздувать лучину.
***встала, выбрала, раздула...
Та, наконец, вспыхнула,
***лучина вспыхнула
Далее не буду комментировать. Сами не маленький.
Цитата(Ра солнценосный @ 17.7.2014, 10:47)
"...была литература, а тут нет" - не критерий.
Может Мишке искупаться? перегрелся небось.
Рано еще.
Всего лишь 11:11
Пойду купаться в 16:16
Всего лишь 11:11
Пойду купаться в 16:16
Цитата(Ра солнценосный @ 17.7.2014, 11:10)
Может Мишке искупаться? перегрелся небось.
Ну, Мишка, разочаровали.
Ну, так погуглите, что такое жертвенник. А у меня он даже описан.
Так у женщины дочь тяжело больна. Недостаточно для объяснения?
Ну, и остальное не лучше.
Цитата(Mishka @ 17.7.2014, 14:04)
вновь затушил огонёк жертвенника.
***затушил как-то... что за жертвенник?..
***затушил как-то... что за жертвенник?..
Ну, так погуглите, что такое жертвенник. А у меня он даже описан.
Цитата
очнулась от дрёмы,
***дрему неплохо бы объяснить...
***дрему неплохо бы объяснить...
Так у женщины дочь тяжело больна. Недостаточно для объяснения?
Ну, и остальное не лучше.
Как раз-то вы меня разочаровали, Игорь (вроде так вас? если что, то просто Мистер или Хайд).
Вот как в читателя вы напихали в меня сразу столько всего, что я закрыл вашу книгу.
Жертвенник мне незачем гуглить, они просто разные бывают.
Стилистически разочаровали. Зачем сразу убирvаете оборотами? Втягивайте в действие потихоньку.
Подозреваю, что это у вас черновой пока вариант, это и успокаивает.
Вот как в читателя вы напихали в меня сразу столько всего, что я закрыл вашу книгу.
Жертвенник мне незачем гуглить, они просто разные бывают.
Стилистически разочаровали. Зачем сразу убирvаете оборотами? Втягивайте в действие потихоньку.
Подозреваю, что это у вас черновой пока вариант, это и успокаивает.
Цитата(Вагант @ 17.7.2014, 18:21)
Ну, Мишка, разочаровали.
Цитата(Mishka @ 17.7.2014, 22:02)
...это и успокаивает.
Делаю пассы руками
Цитата(Вагант @ 17.7.2014, 20:55)
Делаю пассы руками
Зачем?
Кстати, Эйвион опубликовали или зарезали?
Цитата(Mishka @ 18.7.2014, 1:04)
Кстати, Эйвион опубликовали или зарезали?
Ни то, ни другое.
Книгоиздательство в России традиционно серийное. Ну, вы, наверное, в курсе.
Так получается, что в издательствах периодически накапливаются достойные с точки зрения редакторов рукописи, которые не вписываются в существующие серии. Так что когда подбирается некое количество подходящих для издания текстов, начинают думать над концепцией новой серии.
Я как раз в эту кашу и попал.
Но "Эйвион" нескоро выйдет, если выйдет. Редактор меня спросила, какую бы из своих книг я предпочел первой увидеть в новой серии. Я подумал, и назвал "Бремя власти". Она несколько более универсальная, а "Эйвион", хотя бы из-за того, что ГГ - женщина, способна многих из потенциальных читателей отпугнуть.
Дай-ка, думаю, продолжение выложу. Авось кто прочитает.
Глава 5
ОЧИЩЕНИЕ
Эирлис шла, гордо задрав подбородок, а Родрик - за ней, чувствуя себя только что проданной и купленной скотиной.
- Может, избавишь меня от этой штуковины? – буркнул он. Кандалы с него сняли, но ошейник продолжал натирать шею.
Она глянула через плечо.
- Нет. На ней знаки святые, и преподобный сказал, что не раньше третьего дня. Я тебе верю, но он сказал – лучше поберечься. Там, откуда ты пришёл, скверны много.
- А что будет после третьего дня? – Родрик старался не смотреть по сторонам. Люди стояли настороженно, переговаривались, но, слава богам, вроде никто и не думал тыкать в него своими рогатинами.
- Сам увидишь. Но ты не бойся. – Она беззаботно тряхнула головой. – Я тебя защищу.
Они свернули в проулок, тёмный и узкий, с глухими стенами домов и чавкающей под ногами грязью. Улица была мёртвой, без окон, без дверей, заваленной всяческим мусором. Небо светлой полоской извивалось между черепичными крышами. Родрик ругнулся, когда какая-то вывеска – откуда она здесь взялась? – больно треснула его по лбу.
- Куда мы идём?
- Домой.
- Домой? – Родрик задумался. – Кстати, а что это значит – обычай пробной ночи?
- У нас мало мужчин. Но любая девушка, которая видит свободного мужчину, имеет право узнать, достоин ли он стать отцом её детей. Только женщинам дано это видеть. Но только, конечно, если он сам согласен.
- Я не готов становиться мужем, - промычал Родрик.
- Не трусь, - смешливо фыркнула Эирлис. - Такой взрослый дяденька, а девушек боится. То, что сторхи сказали, что ты мне предназначен, вовсе не означает, что для этого дела. Для чего - дадут знак, когда время придёт. А о пробной ночи я просто так сказала, чтобы тебя вызволить. Так что не надейся – спать будешь отдельно.
- И на этом спасибо.
Родрик пожал плечами. О жене-то, действительно, думать рановато: он же солдат, а в таких делах баба – только обуза, но девчонка правда хороша. Быстроглазая, быстроногая.
Давным-давно, в Лонхенбурге, когда сам Родрик был ещё от горшка два вершка, соседская дочка, чуть его постарше, с шевелюрой из ярко-рыжих пружинок, угостила его яблоком, а на следующий день – ещё одним. Родрик смутно помнил, как она смеялась, весело закидывая голову назад, как он в поисках приключений таскался за ней собачонкой, как они вместе нагишом плескались в реке и брызгались водой. А вскоре приключения сами нашли её: однажды поутру к соседскому дому пришли стражники и забрали её отца. Потом он видел, как её мать просила подаяния на улице, а потом была зима и чума, и та девочка умерла. Родрик плакал горько, размазывая слёзы по грязным щекам, и смотрел, как люди в чёрном погрузили завёрнутое в тряпки худенькое тельце на телегу и увезли, оставив её мать лежащей на пороге.
У Эирлис волосы, правда, другие: такие же густые, но цвета тёмной меди, длинные и волнистые. Родрик тряхнул головой, прогоняя наваждение.
Проулок внезапно кончился; последние дома почти упирались в высокий частокол из необструганных брёвен.
- Алун, открывай! – крикнула Эирлис.
В частоколе обнаружилась дверца; возле неё на чурбаке сидел бородатый мужчина в видавшем виды кожаном колете, и дремал, опершись на копьё.
- Ишь ты, рыжая! – встрепенулся он. – Неужто получилось?
- А то! – озорно откликнулась девушка. – Я ж говорила: от своего не отступлюсь.
- И то дело, - кивнул бородач. – Я тоже сразу сказал: не похож он на лесных. Как зовут тебя, парень?
- Родрик.
- Давай, Родрик, как время будет, заходи, поболтаем. Эль у меня отличный, сам варю. Мой дом на Смоляной улице, с глазами, там один такой, не ошибёшься.
Алун не спеша поднялся и принялся отпирать калитку. Дверца оказалась в ладонь толщиной, на нескольких засовах. Эирлис от нетерпения пританцовывала на месте.
- Может, останетесь? – вполголоса спросил Алун. – Завтра – полная луна. Здесь всё надёжнее, чем на холме.
- Я не боюсь, - сказала Эирлис.
- Как знаешь. Но ежели передумаешь – моя Айри всегда рада тебя видеть, ты знаешь.
Не ответив, Эирлис выпорхнула за дверцу. Родрик, кивнув Алуну на прощанье, поплёлся за ней.
Кадван, как выяснилось, стоял на пригорке. От калитки тропинка, петляя, сбегала вниз, шла берегом полноводного ручья и, снова взбираясь на холм, терялась в лесу. Родрик крутил головой, морщась от ощущения ошейника. Те каменные столбы окружали долину со всех сторон, нависая над деревней подобно молчаливым стражам; верхушки некоторых скал до странности походили на гигантские бесстрастные лица.
- Что за этими горами? - спросил Родрик слегка запыхавшимся голосом. Весеннее солнце припекало сильно, и его спина взмокла. Эирлис же скакала меж валунов как козочка.
- Не знаю. Никогда там не бывала. Преподобный Сигерд был, он знает. Говорят, где-то там, - она неопределенно махнула рукой, - болотники живут, на краю мира.
- Болотники?..
- Ну, да. Вроде когда-то были как все, а потом словно с ума посходили: живут посреди болота, дома на сваях, молятся своему богу и на гостей волками смотрят. Преподобный сказывал, они верят, что этот бог живой и только спит, но однажды пробудится и их оттуда выведет. В ту пещеру, где он спит, никого не пускают, и жрецы там молитвы возносят день и ночь.
- А что значит – «на краю мира»?
- Так Сигерд говорит. Я там не была, повторяю, да и никто из наших не был. А ещё там на горе есть замок, но там никто не живёт, и ходить туда нельзя.
- Почему нельзя?
- Просто – нельзя. Там не живёт никто, но по ночам окна светятся.
- Это не тот ли, что с площади виден? Я думал, это баронский.
- Нет. Баронский в Ладлоу стоит. А вообще преподобный много чего знает, слушать его - не наслушаешься. Сегодня вечером к нему пойдём, он должен провести обряд очищения, вот и спросишь.
- Обряд чего?..
Эирлис кивнула с серьёзным видом.
- Так надо. Это для всех, кто из топи приходит.
Тропинка между тем вскарабкалась на гору, готовясь нырнуть в лесную чащу. Родрик обернулся, быстро и внимательно осматривая окрестности. Он не ошибся: Кадван действительно находился в глубокой долине, вытянутой примерно с юго-запада на северо-восток, если судить по движению солнца. В гряде каменных столбов, однако, обнаружилось несколько проходов, невидимых из самого селения, и один из них явно вёл к тому самому заброшенному замку. В огоньки, сами собой вспыхивающие в мёртвом жилище, Родрик не поверил: скорее всего, там кто-то обретался, а стало быть, оставалась надежда хоть у кого-то разузнать об этих местах, если уж местные жители ничего сказать не могли.
- А в какой стороне Ладлоу? – крикнул Родрик. Эирлис ушла вперёд уже на добрые полсотни шагов. Она остановилась и указала на западную оконечность долины.
- Там, недалеко. Но, говорят, по топи нужно идти. Не отставай, уже недалеко.
* * *
- Есть хочешь? – спросила Эирлис, поднимая засов.
Родрик сглотнул.
- Буду премного благодарен. Живот уже к спине прилип.
- Сейчас. – Эирлис кивнула. – Только за водой схожу.
Пригнувшись – дверь была низкая, - она нырнула внутрь и через пару мгновений показалась с кожаным ведром в руках. В хижине царил полумрак, но Родрик разглядел пустой топчан.
- А где Гаран? Мой знакомец?
- Я его в подпол отвела. Ничего, жить будет. Постанывал, конечно, но держится молодцом. Там, возле стола, под циновкой.
Эирлис развернулась и вприпрыжку помчалась в лес.
Родрик отодвинул циновку, под которой обнаружился люк. Поднял крышку, оказавшуюся неожиданно тяжёлой, и глянул вниз. Там, отбрасывая кривые тени, горела лучина. Он спустился по лесенке и огляделся в удивлении. Это был скорее не подвал, а вполне пригодная для жилья комната, разве что с довольно низким потолком. Такой же, как наверху, стол, приколоченный к обшитой необструганными досками стене, пара поленьев для сидения, длинные полки вдоль стен с кувшинами и горшками, и несколько ларей. В дальнем углу прямо на полу лежал тюфяк, на котором, негромко похрапывая, спал Гаран.
Родрик несильно пнул его по ноге.
- Жив-здоров али как?
Гаран открыл глаза.
- Не дождёшься, - пробурчал он. Опершись на локти, Гаран привалился к стене. – Девчонка молодец. Не знаю, чем она мне намазала, но уж даже почти не болит. Где был? Она ничего мне не говорила. Сказала только, что ты в деревне, скоро вернёшься, а так всё: «молчи», да «тихо». Что за места? Нас здесь не ищут?
Родрик придвинул полено поближе, уселся.
- Знаешь такое селение – Ладлоу? Или Бейлах? Кадван?
Гаран наморщил лоб.
- Про Кадван, вроде, слышал, - подумав, сказал он. – Если не путаю, отец мне о нём рассказывал, а ему его отец. Старая история. Большая была деревня, богатая. Когда Круахову Топь поглотила тень, герцог Алейн – это то ли дед, то ли прадед Леофрика, отправил туда людей, разведать, что и как. Вернулись не все. Говорили, что город мёртвый стоит, только дома пустые, да ветер свищет, ни одной живой души. А те, которые не вернулись, в Кадване просто пропали. Еще рассказывали о красном тумане, о каких-то чёрных призраках, сейчас уж и не вспомню. Алейн, говорят, не поверил, и ещё людей отправил. Но те вовсе города не нашли, ни с чем вернулись. А с чего это ты местными сказками заинтересовался?
- Да так, - сказал Родрик. – Та деревня, в которой я был, называется Кадван. Большая, с каменными домами, целый город.
Гаран вытаращил глаза.
- И… люди?
- И люди. Много, все живей тебя, только, по-моему, они слегка не в себе. И город как мертвяк какой-то, весь в тенетах, и народ такой же. Словно их в сундуке последние полста лет держали и только сейчас выпустили.
- Ну, не скажи… девка, вроде, ничего так.
- Разве что только она.
Родрик принялся обстоятельно рассказывать о событиях последних двух дней, стараясь не упустить ничего важного: начиная с момента, когда он получил камнем по лбу, и заканчивая непонятными речами совета мудрых. Гаран слушал не перебивая, только иногда морщился: руку он держал на боку, так что, по всей видимости, рана его ещё была далека от полного заживления. Дослушав до конца, Гаран задумчиво пожевал губами.
- Выбираться отсюда надо…
- Экая умная мысль! – рассердился Родрик.
- …только, - озабоченно продолжил Гаран, - похоже, мне на тебя рассчитывать не придётся.
- Почему?
- Ну, так… захомутали ж тебя. Пробная ночь и все дела.
Родрик открыл было рот, чтобы сказать какую-нибудь колкость, но сверху послышался голос Эирлис:
- Родрик, поднимайся, обед готов.
Гаран хохотнул, снова скривившись от боли. Злобно на него глянув, Родрик встал и полез наверх.
Вскоре он сидел за столом, торопливо поглощая вкуснейшее варево из бобов с кусочками сала, лука и чеснока; изумлению его не было предела, когда Эирлис поставила перед ним небольшую глиняную бутыль с горькой и такой забористой настойкой, что у Родрика выступила скупая слеза.
- Замечательно, - выдохнул он, прокашлявшись.
Эирлис улыбнулась. Она сидела по другую сторону стола, подперев щёки руками.
- У Алуна взяла. Он так дал, когда узнал, что для тебя. У него тут прозвище – «Максен». Это на древнем языке значит…
- Знаю. «Щедрый». – Взгляд Родрика упал на большую бадью, стоявшую у стены. Капуста, вспомнил он.
- Помнится, ты говорила Сигерду, что приняла меня за какого-то… песиголовца?
- А в ваших краях разве нет таких?
Родрик молча покачал головой. Желудок уже был полон, но он никак не мог остановиться. Настойку он выпил почти всю.
- Они как люди, - сказала Эирлис, помолчав. – Только высокие и головы волчьи, и руки в шерсти. Говорить не умеют, рычат, и на человека не нападут, разве только уж совсем голодны. И очень квашеную капусту любят.
- Волки – капусту? – изумился Родрик.
- Я ж сказала – они как люди. За грехи свои страдают.
- И ты сама таких видела?
- Видела. Зим двенадцать или тринадцать назад, много, не могу сосчитать, одна женщина, Бриенна, - её дом тоже за деревней стоит, - на огороде возилась, и увидела песиголовкиню. Та прямо из леса шла. Бриенна в дом забежала и под одеялом схоронилась. А песиголовкиня зашла, принюхалась – и к бочке с капустой. Они, когда капусту видят, словно с ума сходят. Залезла внутрь чуть не до пояса, и давай чавкать. Бриенна тогда топор взяла – и ей по спине. Весь Кадван тогда приходил, смотрел, дивился.
- И ты это помнишь? Маленькая, поди, была.
- Кому маленькая, а кому – нет, – хмыкнула Эирлис. – Помнится, я тогда Пеббе во второй раз от ворот поворот дала. Хотел меня четвёртой женой сделать.
- Погоди. - Язык понемногу начал заплетаться. – Как такое может быть? Двенадцать зим назад? Сколько ж тебе лет?
Эирлис пожала плечами.
- Лет? Не знаю. – Она удручённо выставила перед собой ладони с растопыренными пальцами. – Это – десять, я знаю, и ещё немного больше знаю. Но мне много, много раз по десять.
- Что за чушь! – У Родрика шумело в голове. – Ничего не понимаю.
Девушка встрепенулась.
- Потому что тебе отдохнуть надо. – Она вскочила из-за стола. – Ложись, я тебе на топчане постелила. Как проснёшься, к преподобному пойдём, он велел к ночи прийти.
Родрик кивнул и повалился на тюфяк, показавшийся ему восхитительно мягким.
* * *
Темнело здесь очень быстро.
Они шли долго, дольше, чем от Кадвана до хижины. Сначала той же дорогой спустились с пригорка, но не доходя до селения Эирлис свернула в сторону: вдоль крепостной стены бежала узенькая тропка. Слева – брёвна, справа – рукотворный овражек, захламлённый ветками, прошлогодней листвой и всяческим мусором.
Родрик плёлся сзади, то и дело норовя свалиться в ров: голова зверски болела, а глотка отчаянно требовала холодного пива. Тот напиток – Эирлис назвала его «туйон», - был горьким, как полынь, и очень крепким, но пился необычайно легко, чему Родрик сейчас был уже не рад. Ноги заплетались, а язык категорически отказывался внятно произнести хотя бы один из тысячи вопросов, которые ещё недавно требовали немедленного ответа.
Крепостная стена внезапно закончилась, и они вышли на обширную поляну.
- Что это? – недоумённо выдавил из себя Родрик.
Шагах в пятидесяти от селения спиной к лесу стоял сруб, вросший в землю покатой крышей, с целой поленницей дров рядом. Из дыры наверху вился тёмный дымок; корчась, он рисовал причудливые узоры на лице огромной луны.
- Это – дом очищения.
- Баня?.. – Такие были едва ли не в каждой деревне, в том числе в Бреотигерне, топившиеся по-чёрному, с чугунными котлами, вмазанными в каменную кладку.
Эирлис строго на него глянула. Было забавно наблюдать на её полудетской мордашке такое выражение, будто она воспитывала младшего брата.
- А в твоих краях разве не так? Пойдём.
Родрик пожал плечами. Вил поймёт этих блаженных. Ну и ладно: если для того, чтобы очиститься от-того-не-знаю-чего, надо помыться, то он только этому рад. Его дважды вымокшая в болоте одежда смердела как дохлая лягушка, и Родрик подозревал, что от него самого запах шёл не слаще.
Из открытой двери на него пахнуло дымом и паром. Глаза на мгновение ослепли от густого воздуха и темноты. Родрик остановился, и вовремя: прямо за порогом лежало толстое осиновое бревно. Родрик непонятливо хмыкнул.
- Ты должен переступить через него, - сказал кто-то. Кажется, преподобный Сигерд.
Где-то за углом, потрескивая, дышали красным угли; кроме них, других источников света не было. Родрик наклонился (чёрная от копоти притолока была низкой), едва ли не по-собачьи перелез через осину – и в то же мгновение его схватили за руки.
- Что такое? – изумился он, трепыхнувшись. Но его держали крепко. Двое здоровенных с виду мужиков, голых по пояс. Духота здесь стояла страшная. За почтенным Сигердом, выступившим из тени, виднелся котёл с булькающей водой, и широкая лавка с поперечными перекладинами.
Монах глянул через плечо Родрика.
- Ну, как?
- Он выпил всё, - послышался сзади голос Эирлис.
Старик удовлетворённо кивнул.
- Хорошо. И святое дерево ему не повредило.
- Что здесь происходит? – рявкнул Родрик.
Сигерд успокаивающе поднял ладонь.
- Не волнуйся, сын мой. Мы уже уверились в твоей человеческой сущности. Однако ж каждый, кто побывал в тёмном лесу, должен очиститься от скверны, ибо она поначалу может быть незаметной, как крошечное пятнышко лишая, невзначай попавшее на кожу. Положите его.
Те два мужика подтащили Родрика к лавке, быстро и ловко притянули к перекладинам кожаными ремешками сначала его запястья, затем – лодыжки.
- Эирлис, сними с него сапоги.
- Эй, эй! – неуверенно выкрикнул Родрик.
- Тебе не причинят вреда. – Старик кивнул, и один из мужчин сорвал с Родрика одежду, не особо церемонясь: рубаха и штаны с треском лопнули по швам – и тотчас отправились в огонь, выплюнувший сноп искр. Второй подбросил в очаг несколько поленьев, и пламя радостно заурчало. Клубы густого дыма повалили в отверстие в крыше, заволокли саму парную. Тело Родрика покрылось капельками пота.
- Да возродится сила Эогабала, и расточатся враги его, - начал Сигерд, - и да бегут от лица его ненавидящие его! Как рассеивается дым, ты рассей их; как тает воск от огня, так демоны да погибнут от сил пламени и воды…
Родрик охнул от неожиданности и боли: один из тех мужиков сильно хлестнул его веником, даже не веником, а связкой прутьев, оставивших на коже мгновенно покрасневшие полосы.
- …Изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила Вилова, всякий посягатель адский враждебный, всякий легион, всякое собрание и секта диавольская, именами и добродетелями Эогабала и праматери Боанн, искоренись и беги от их имён, от душ, по образу Божию сотворенных, и в Граде Божием пребывающих. Не смеешь боле, змий хитрейший, обманывать род человеческий, преследовать и избранных богами отторгать и развеивать, как пшеницу на ветру!
Родрик дёргался и извивался, а те двое, пыхтя, без устали хлестали его розгами. Сигерд что-то плеснул в огонь, и длинные языки пламени взметнулись вверх. Отчётливо запахло полынной горечью.
«О, боги…» Сознание мутилось от боли и оглушающей жары, от проклятого туйона, от бесконечного бормотания монаха: его голос шуршал песком, накатывал волнами, громыхал, сливаясь с бульканьем воды и треском огня в неразборчивую какофонию. Огромная тень Сигерда плясала на бревенчатой стене, переползала на низко висящий потолок. Перед глазами корчились чёрные фигуры, жуткие морды скалились в лицо. И потолок, и стены были расписаны оживающими в клубах дыма изображениями жутких тварей: стриг с лязгающими челюстями, ламий, масок, фомор и странных летающих страшилищ, походивших на огромные шали с рваной бахромой.
- …Я изгоняю тебя, нечистый дух, истинное воплощение нашего врага, призрака, весь легион, во имя истинных богов, выйди вон и беги из этого божьего существа!
Те два мужика вдруг замерли, с ожиданием глядя на преподобного. Тот, не переставая бормотать под нос, достал из складок своего необъятного одеяния крохотную склянку, откупорил её и, намочив палец, нарисовал на лбу Родрика какой-то знак, судя по ощущениям – круг с треугольником внутри. Запах был как от оливкового масла с травами.
- Он чист! – возвестил Сигерд.
Путы развязали и - Родрик не поверил такому счастью, - щёлкнув замком, сняли ошейник. Родрик уселся на лавке, потирая затёкшие запястья. Он чувствовал себя на удивление хорошо. Ни в Бриотигерне, ни где ещё в банях не использовали такие розги, просто обливались из ковшей, сидели в клубах пара – и всё.
Те двое мучителей и Эирлис между тем куда-то исчезли. Родрик исподлобья глянул на монаха.
- Что это было? – буркнул он.
- Где нечисть – там холод, - сказал Сигерд. – Ибо твари Виловы несут с собой ветер леденящий и сковывают воду стынью. Огня же святого боятся, и потому по воле Отца всего сущего обречены были на вечное заточение и муки смертные в полыхающих подземельях Гленкиддираха. Но тёмной волей были сорваны цепи и разбиты крепкие оковы на железных дверях, чудища смердящие вырвались на волю, чтобы пожрать род людской, и круг замкнулся. Мир рухнул, оказавшись во власти тьмы, и лишь истинно правоверных Отец небесный уберёг от гибели, и лишь нам доверил хранить светоч истинной веры.
- Мир не рухнул, святой отец. Люди как жили, так и живут.
- Там, откуда ты пришёл?
- Да. Едят, пьют, любят баб, воспитывают детей. Как всегда. Там, по ту сторону болота.
Старик удручённо покачал головой.
- Боюсь, ты ошибаешься, сын мой. Это было давно, так давно, что только отцы наших отцов, будь они живы, могли бы что-то рассказать. Ныне остались только мы. Однако же, - Сигерд посмотрел Родрику в глаза, - ты должен поведать мне о своих видениях. Я думаю, это духи предков живут в тебе, и только их сила помогла тебе выжить в подлунном мире.
Родрик пожал плечами.
- Договорились. Но – дашь на дашь.
- Что ты имеешь в виду? – изумился старик.
- Я расскажу вам, а вы – мне. Про круги, подлунный мир и прочее.
Сигерд задумался.
- Вижу, ты слишком долго блуждал во тьме. Душа твоя чиста. Я расскажу тебе. Но не сейчас - завтра, если боги позволят нам пережить эту ночь.
- Что опять такое? – Родрик едва не рассердился. – Что будет этой ночью?
- Не волнуйся. В Граде божьем ты в безопасности.
«Проклятье. Снова загадки». Кивнув, Родрик поднялся со скамьи.
- Ладно. Поглядим-увидим. Мои штаны сожгли…
- Не торопись, сын мой. Ты должен ещё некоторое время оставаться здесь.
- И долго?
- Пока священный огонь не сожжёт остатки скверны. Как только угли потухнут, тебе принесут одежду. И уже сегодня вечером мы вместе вознесём молитву, чтобы они не забрали никого из нас. Ночь отделит агнцев от козлищ.
- Жду, не дождусь, - проворчал Родрик под нос.
Глава 5
ОЧИЩЕНИЕ
Эирлис шла, гордо задрав подбородок, а Родрик - за ней, чувствуя себя только что проданной и купленной скотиной.
- Может, избавишь меня от этой штуковины? – буркнул он. Кандалы с него сняли, но ошейник продолжал натирать шею.
Она глянула через плечо.
- Нет. На ней знаки святые, и преподобный сказал, что не раньше третьего дня. Я тебе верю, но он сказал – лучше поберечься. Там, откуда ты пришёл, скверны много.
- А что будет после третьего дня? – Родрик старался не смотреть по сторонам. Люди стояли настороженно, переговаривались, но, слава богам, вроде никто и не думал тыкать в него своими рогатинами.
- Сам увидишь. Но ты не бойся. – Она беззаботно тряхнула головой. – Я тебя защищу.
Они свернули в проулок, тёмный и узкий, с глухими стенами домов и чавкающей под ногами грязью. Улица была мёртвой, без окон, без дверей, заваленной всяческим мусором. Небо светлой полоской извивалось между черепичными крышами. Родрик ругнулся, когда какая-то вывеска – откуда она здесь взялась? – больно треснула его по лбу.
- Куда мы идём?
- Домой.
- Домой? – Родрик задумался. – Кстати, а что это значит – обычай пробной ночи?
- У нас мало мужчин. Но любая девушка, которая видит свободного мужчину, имеет право узнать, достоин ли он стать отцом её детей. Только женщинам дано это видеть. Но только, конечно, если он сам согласен.
- Я не готов становиться мужем, - промычал Родрик.
- Не трусь, - смешливо фыркнула Эирлис. - Такой взрослый дяденька, а девушек боится. То, что сторхи сказали, что ты мне предназначен, вовсе не означает, что для этого дела. Для чего - дадут знак, когда время придёт. А о пробной ночи я просто так сказала, чтобы тебя вызволить. Так что не надейся – спать будешь отдельно.
- И на этом спасибо.
Родрик пожал плечами. О жене-то, действительно, думать рановато: он же солдат, а в таких делах баба – только обуза, но девчонка правда хороша. Быстроглазая, быстроногая.
Давным-давно, в Лонхенбурге, когда сам Родрик был ещё от горшка два вершка, соседская дочка, чуть его постарше, с шевелюрой из ярко-рыжих пружинок, угостила его яблоком, а на следующий день – ещё одним. Родрик смутно помнил, как она смеялась, весело закидывая голову назад, как он в поисках приключений таскался за ней собачонкой, как они вместе нагишом плескались в реке и брызгались водой. А вскоре приключения сами нашли её: однажды поутру к соседскому дому пришли стражники и забрали её отца. Потом он видел, как её мать просила подаяния на улице, а потом была зима и чума, и та девочка умерла. Родрик плакал горько, размазывая слёзы по грязным щекам, и смотрел, как люди в чёрном погрузили завёрнутое в тряпки худенькое тельце на телегу и увезли, оставив её мать лежащей на пороге.
У Эирлис волосы, правда, другие: такие же густые, но цвета тёмной меди, длинные и волнистые. Родрик тряхнул головой, прогоняя наваждение.
Проулок внезапно кончился; последние дома почти упирались в высокий частокол из необструганных брёвен.
- Алун, открывай! – крикнула Эирлис.
В частоколе обнаружилась дверца; возле неё на чурбаке сидел бородатый мужчина в видавшем виды кожаном колете, и дремал, опершись на копьё.
- Ишь ты, рыжая! – встрепенулся он. – Неужто получилось?
- А то! – озорно откликнулась девушка. – Я ж говорила: от своего не отступлюсь.
- И то дело, - кивнул бородач. – Я тоже сразу сказал: не похож он на лесных. Как зовут тебя, парень?
- Родрик.
- Давай, Родрик, как время будет, заходи, поболтаем. Эль у меня отличный, сам варю. Мой дом на Смоляной улице, с глазами, там один такой, не ошибёшься.
Алун не спеша поднялся и принялся отпирать калитку. Дверца оказалась в ладонь толщиной, на нескольких засовах. Эирлис от нетерпения пританцовывала на месте.
- Может, останетесь? – вполголоса спросил Алун. – Завтра – полная луна. Здесь всё надёжнее, чем на холме.
- Я не боюсь, - сказала Эирлис.
- Как знаешь. Но ежели передумаешь – моя Айри всегда рада тебя видеть, ты знаешь.
Не ответив, Эирлис выпорхнула за дверцу. Родрик, кивнув Алуну на прощанье, поплёлся за ней.
Кадван, как выяснилось, стоял на пригорке. От калитки тропинка, петляя, сбегала вниз, шла берегом полноводного ручья и, снова взбираясь на холм, терялась в лесу. Родрик крутил головой, морщась от ощущения ошейника. Те каменные столбы окружали долину со всех сторон, нависая над деревней подобно молчаливым стражам; верхушки некоторых скал до странности походили на гигантские бесстрастные лица.
- Что за этими горами? - спросил Родрик слегка запыхавшимся голосом. Весеннее солнце припекало сильно, и его спина взмокла. Эирлис же скакала меж валунов как козочка.
- Не знаю. Никогда там не бывала. Преподобный Сигерд был, он знает. Говорят, где-то там, - она неопределенно махнула рукой, - болотники живут, на краю мира.
- Болотники?..
- Ну, да. Вроде когда-то были как все, а потом словно с ума посходили: живут посреди болота, дома на сваях, молятся своему богу и на гостей волками смотрят. Преподобный сказывал, они верят, что этот бог живой и только спит, но однажды пробудится и их оттуда выведет. В ту пещеру, где он спит, никого не пускают, и жрецы там молитвы возносят день и ночь.
- А что значит – «на краю мира»?
- Так Сигерд говорит. Я там не была, повторяю, да и никто из наших не был. А ещё там на горе есть замок, но там никто не живёт, и ходить туда нельзя.
- Почему нельзя?
- Просто – нельзя. Там не живёт никто, но по ночам окна светятся.
- Это не тот ли, что с площади виден? Я думал, это баронский.
- Нет. Баронский в Ладлоу стоит. А вообще преподобный много чего знает, слушать его - не наслушаешься. Сегодня вечером к нему пойдём, он должен провести обряд очищения, вот и спросишь.
- Обряд чего?..
Эирлис кивнула с серьёзным видом.
- Так надо. Это для всех, кто из топи приходит.
Тропинка между тем вскарабкалась на гору, готовясь нырнуть в лесную чащу. Родрик обернулся, быстро и внимательно осматривая окрестности. Он не ошибся: Кадван действительно находился в глубокой долине, вытянутой примерно с юго-запада на северо-восток, если судить по движению солнца. В гряде каменных столбов, однако, обнаружилось несколько проходов, невидимых из самого селения, и один из них явно вёл к тому самому заброшенному замку. В огоньки, сами собой вспыхивающие в мёртвом жилище, Родрик не поверил: скорее всего, там кто-то обретался, а стало быть, оставалась надежда хоть у кого-то разузнать об этих местах, если уж местные жители ничего сказать не могли.
- А в какой стороне Ладлоу? – крикнул Родрик. Эирлис ушла вперёд уже на добрые полсотни шагов. Она остановилась и указала на западную оконечность долины.
- Там, недалеко. Но, говорят, по топи нужно идти. Не отставай, уже недалеко.
* * *
- Есть хочешь? – спросила Эирлис, поднимая засов.
Родрик сглотнул.
- Буду премного благодарен. Живот уже к спине прилип.
- Сейчас. – Эирлис кивнула. – Только за водой схожу.
Пригнувшись – дверь была низкая, - она нырнула внутрь и через пару мгновений показалась с кожаным ведром в руках. В хижине царил полумрак, но Родрик разглядел пустой топчан.
- А где Гаран? Мой знакомец?
- Я его в подпол отвела. Ничего, жить будет. Постанывал, конечно, но держится молодцом. Там, возле стола, под циновкой.
Эирлис развернулась и вприпрыжку помчалась в лес.
Родрик отодвинул циновку, под которой обнаружился люк. Поднял крышку, оказавшуюся неожиданно тяжёлой, и глянул вниз. Там, отбрасывая кривые тени, горела лучина. Он спустился по лесенке и огляделся в удивлении. Это был скорее не подвал, а вполне пригодная для жилья комната, разве что с довольно низким потолком. Такой же, как наверху, стол, приколоченный к обшитой необструганными досками стене, пара поленьев для сидения, длинные полки вдоль стен с кувшинами и горшками, и несколько ларей. В дальнем углу прямо на полу лежал тюфяк, на котором, негромко похрапывая, спал Гаран.
Родрик несильно пнул его по ноге.
- Жив-здоров али как?
Гаран открыл глаза.
- Не дождёшься, - пробурчал он. Опершись на локти, Гаран привалился к стене. – Девчонка молодец. Не знаю, чем она мне намазала, но уж даже почти не болит. Где был? Она ничего мне не говорила. Сказала только, что ты в деревне, скоро вернёшься, а так всё: «молчи», да «тихо». Что за места? Нас здесь не ищут?
Родрик придвинул полено поближе, уселся.
- Знаешь такое селение – Ладлоу? Или Бейлах? Кадван?
Гаран наморщил лоб.
- Про Кадван, вроде, слышал, - подумав, сказал он. – Если не путаю, отец мне о нём рассказывал, а ему его отец. Старая история. Большая была деревня, богатая. Когда Круахову Топь поглотила тень, герцог Алейн – это то ли дед, то ли прадед Леофрика, отправил туда людей, разведать, что и как. Вернулись не все. Говорили, что город мёртвый стоит, только дома пустые, да ветер свищет, ни одной живой души. А те, которые не вернулись, в Кадване просто пропали. Еще рассказывали о красном тумане, о каких-то чёрных призраках, сейчас уж и не вспомню. Алейн, говорят, не поверил, и ещё людей отправил. Но те вовсе города не нашли, ни с чем вернулись. А с чего это ты местными сказками заинтересовался?
- Да так, - сказал Родрик. – Та деревня, в которой я был, называется Кадван. Большая, с каменными домами, целый город.
Гаран вытаращил глаза.
- И… люди?
- И люди. Много, все живей тебя, только, по-моему, они слегка не в себе. И город как мертвяк какой-то, весь в тенетах, и народ такой же. Словно их в сундуке последние полста лет держали и только сейчас выпустили.
- Ну, не скажи… девка, вроде, ничего так.
- Разве что только она.
Родрик принялся обстоятельно рассказывать о событиях последних двух дней, стараясь не упустить ничего важного: начиная с момента, когда он получил камнем по лбу, и заканчивая непонятными речами совета мудрых. Гаран слушал не перебивая, только иногда морщился: руку он держал на боку, так что, по всей видимости, рана его ещё была далека от полного заживления. Дослушав до конца, Гаран задумчиво пожевал губами.
- Выбираться отсюда надо…
- Экая умная мысль! – рассердился Родрик.
- …только, - озабоченно продолжил Гаран, - похоже, мне на тебя рассчитывать не придётся.
- Почему?
- Ну, так… захомутали ж тебя. Пробная ночь и все дела.
Родрик открыл было рот, чтобы сказать какую-нибудь колкость, но сверху послышался голос Эирлис:
- Родрик, поднимайся, обед готов.
Гаран хохотнул, снова скривившись от боли. Злобно на него глянув, Родрик встал и полез наверх.
Вскоре он сидел за столом, торопливо поглощая вкуснейшее варево из бобов с кусочками сала, лука и чеснока; изумлению его не было предела, когда Эирлис поставила перед ним небольшую глиняную бутыль с горькой и такой забористой настойкой, что у Родрика выступила скупая слеза.
- Замечательно, - выдохнул он, прокашлявшись.
Эирлис улыбнулась. Она сидела по другую сторону стола, подперев щёки руками.
- У Алуна взяла. Он так дал, когда узнал, что для тебя. У него тут прозвище – «Максен». Это на древнем языке значит…
- Знаю. «Щедрый». – Взгляд Родрика упал на большую бадью, стоявшую у стены. Капуста, вспомнил он.
- Помнится, ты говорила Сигерду, что приняла меня за какого-то… песиголовца?
- А в ваших краях разве нет таких?
Родрик молча покачал головой. Желудок уже был полон, но он никак не мог остановиться. Настойку он выпил почти всю.
- Они как люди, - сказала Эирлис, помолчав. – Только высокие и головы волчьи, и руки в шерсти. Говорить не умеют, рычат, и на человека не нападут, разве только уж совсем голодны. И очень квашеную капусту любят.
- Волки – капусту? – изумился Родрик.
- Я ж сказала – они как люди. За грехи свои страдают.
- И ты сама таких видела?
- Видела. Зим двенадцать или тринадцать назад, много, не могу сосчитать, одна женщина, Бриенна, - её дом тоже за деревней стоит, - на огороде возилась, и увидела песиголовкиню. Та прямо из леса шла. Бриенна в дом забежала и под одеялом схоронилась. А песиголовкиня зашла, принюхалась – и к бочке с капустой. Они, когда капусту видят, словно с ума сходят. Залезла внутрь чуть не до пояса, и давай чавкать. Бриенна тогда топор взяла – и ей по спине. Весь Кадван тогда приходил, смотрел, дивился.
- И ты это помнишь? Маленькая, поди, была.
- Кому маленькая, а кому – нет, – хмыкнула Эирлис. – Помнится, я тогда Пеббе во второй раз от ворот поворот дала. Хотел меня четвёртой женой сделать.
- Погоди. - Язык понемногу начал заплетаться. – Как такое может быть? Двенадцать зим назад? Сколько ж тебе лет?
Эирлис пожала плечами.
- Лет? Не знаю. – Она удручённо выставила перед собой ладони с растопыренными пальцами. – Это – десять, я знаю, и ещё немного больше знаю. Но мне много, много раз по десять.
- Что за чушь! – У Родрика шумело в голове. – Ничего не понимаю.
Девушка встрепенулась.
- Потому что тебе отдохнуть надо. – Она вскочила из-за стола. – Ложись, я тебе на топчане постелила. Как проснёшься, к преподобному пойдём, он велел к ночи прийти.
Родрик кивнул и повалился на тюфяк, показавшийся ему восхитительно мягким.
* * *
Темнело здесь очень быстро.
Они шли долго, дольше, чем от Кадвана до хижины. Сначала той же дорогой спустились с пригорка, но не доходя до селения Эирлис свернула в сторону: вдоль крепостной стены бежала узенькая тропка. Слева – брёвна, справа – рукотворный овражек, захламлённый ветками, прошлогодней листвой и всяческим мусором.
Родрик плёлся сзади, то и дело норовя свалиться в ров: голова зверски болела, а глотка отчаянно требовала холодного пива. Тот напиток – Эирлис назвала его «туйон», - был горьким, как полынь, и очень крепким, но пился необычайно легко, чему Родрик сейчас был уже не рад. Ноги заплетались, а язык категорически отказывался внятно произнести хотя бы один из тысячи вопросов, которые ещё недавно требовали немедленного ответа.
Крепостная стена внезапно закончилась, и они вышли на обширную поляну.
- Что это? – недоумённо выдавил из себя Родрик.
Шагах в пятидесяти от селения спиной к лесу стоял сруб, вросший в землю покатой крышей, с целой поленницей дров рядом. Из дыры наверху вился тёмный дымок; корчась, он рисовал причудливые узоры на лице огромной луны.
- Это – дом очищения.
- Баня?.. – Такие были едва ли не в каждой деревне, в том числе в Бреотигерне, топившиеся по-чёрному, с чугунными котлами, вмазанными в каменную кладку.
Эирлис строго на него глянула. Было забавно наблюдать на её полудетской мордашке такое выражение, будто она воспитывала младшего брата.
- А в твоих краях разве не так? Пойдём.
Родрик пожал плечами. Вил поймёт этих блаженных. Ну и ладно: если для того, чтобы очиститься от-того-не-знаю-чего, надо помыться, то он только этому рад. Его дважды вымокшая в болоте одежда смердела как дохлая лягушка, и Родрик подозревал, что от него самого запах шёл не слаще.
Из открытой двери на него пахнуло дымом и паром. Глаза на мгновение ослепли от густого воздуха и темноты. Родрик остановился, и вовремя: прямо за порогом лежало толстое осиновое бревно. Родрик непонятливо хмыкнул.
- Ты должен переступить через него, - сказал кто-то. Кажется, преподобный Сигерд.
Где-то за углом, потрескивая, дышали красным угли; кроме них, других источников света не было. Родрик наклонился (чёрная от копоти притолока была низкой), едва ли не по-собачьи перелез через осину – и в то же мгновение его схватили за руки.
- Что такое? – изумился он, трепыхнувшись. Но его держали крепко. Двое здоровенных с виду мужиков, голых по пояс. Духота здесь стояла страшная. За почтенным Сигердом, выступившим из тени, виднелся котёл с булькающей водой, и широкая лавка с поперечными перекладинами.
Монах глянул через плечо Родрика.
- Ну, как?
- Он выпил всё, - послышался сзади голос Эирлис.
Старик удовлетворённо кивнул.
- Хорошо. И святое дерево ему не повредило.
- Что здесь происходит? – рявкнул Родрик.
Сигерд успокаивающе поднял ладонь.
- Не волнуйся, сын мой. Мы уже уверились в твоей человеческой сущности. Однако ж каждый, кто побывал в тёмном лесу, должен очиститься от скверны, ибо она поначалу может быть незаметной, как крошечное пятнышко лишая, невзначай попавшее на кожу. Положите его.
Те два мужика подтащили Родрика к лавке, быстро и ловко притянули к перекладинам кожаными ремешками сначала его запястья, затем – лодыжки.
- Эирлис, сними с него сапоги.
- Эй, эй! – неуверенно выкрикнул Родрик.
- Тебе не причинят вреда. – Старик кивнул, и один из мужчин сорвал с Родрика одежду, не особо церемонясь: рубаха и штаны с треском лопнули по швам – и тотчас отправились в огонь, выплюнувший сноп искр. Второй подбросил в очаг несколько поленьев, и пламя радостно заурчало. Клубы густого дыма повалили в отверстие в крыше, заволокли саму парную. Тело Родрика покрылось капельками пота.
- Да возродится сила Эогабала, и расточатся враги его, - начал Сигерд, - и да бегут от лица его ненавидящие его! Как рассеивается дым, ты рассей их; как тает воск от огня, так демоны да погибнут от сил пламени и воды…
Родрик охнул от неожиданности и боли: один из тех мужиков сильно хлестнул его веником, даже не веником, а связкой прутьев, оставивших на коже мгновенно покрасневшие полосы.
- …Изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила Вилова, всякий посягатель адский враждебный, всякий легион, всякое собрание и секта диавольская, именами и добродетелями Эогабала и праматери Боанн, искоренись и беги от их имён, от душ, по образу Божию сотворенных, и в Граде Божием пребывающих. Не смеешь боле, змий хитрейший, обманывать род человеческий, преследовать и избранных богами отторгать и развеивать, как пшеницу на ветру!
Родрик дёргался и извивался, а те двое, пыхтя, без устали хлестали его розгами. Сигерд что-то плеснул в огонь, и длинные языки пламени взметнулись вверх. Отчётливо запахло полынной горечью.
«О, боги…» Сознание мутилось от боли и оглушающей жары, от проклятого туйона, от бесконечного бормотания монаха: его голос шуршал песком, накатывал волнами, громыхал, сливаясь с бульканьем воды и треском огня в неразборчивую какофонию. Огромная тень Сигерда плясала на бревенчатой стене, переползала на низко висящий потолок. Перед глазами корчились чёрные фигуры, жуткие морды скалились в лицо. И потолок, и стены были расписаны оживающими в клубах дыма изображениями жутких тварей: стриг с лязгающими челюстями, ламий, масок, фомор и странных летающих страшилищ, походивших на огромные шали с рваной бахромой.
- …Я изгоняю тебя, нечистый дух, истинное воплощение нашего врага, призрака, весь легион, во имя истинных богов, выйди вон и беги из этого божьего существа!
Те два мужика вдруг замерли, с ожиданием глядя на преподобного. Тот, не переставая бормотать под нос, достал из складок своего необъятного одеяния крохотную склянку, откупорил её и, намочив палец, нарисовал на лбу Родрика какой-то знак, судя по ощущениям – круг с треугольником внутри. Запах был как от оливкового масла с травами.
- Он чист! – возвестил Сигерд.
Путы развязали и - Родрик не поверил такому счастью, - щёлкнув замком, сняли ошейник. Родрик уселся на лавке, потирая затёкшие запястья. Он чувствовал себя на удивление хорошо. Ни в Бриотигерне, ни где ещё в банях не использовали такие розги, просто обливались из ковшей, сидели в клубах пара – и всё.
Те двое мучителей и Эирлис между тем куда-то исчезли. Родрик исподлобья глянул на монаха.
- Что это было? – буркнул он.
- Где нечисть – там холод, - сказал Сигерд. – Ибо твари Виловы несут с собой ветер леденящий и сковывают воду стынью. Огня же святого боятся, и потому по воле Отца всего сущего обречены были на вечное заточение и муки смертные в полыхающих подземельях Гленкиддираха. Но тёмной волей были сорваны цепи и разбиты крепкие оковы на железных дверях, чудища смердящие вырвались на волю, чтобы пожрать род людской, и круг замкнулся. Мир рухнул, оказавшись во власти тьмы, и лишь истинно правоверных Отец небесный уберёг от гибели, и лишь нам доверил хранить светоч истинной веры.
- Мир не рухнул, святой отец. Люди как жили, так и живут.
- Там, откуда ты пришёл?
- Да. Едят, пьют, любят баб, воспитывают детей. Как всегда. Там, по ту сторону болота.
Старик удручённо покачал головой.
- Боюсь, ты ошибаешься, сын мой. Это было давно, так давно, что только отцы наших отцов, будь они живы, могли бы что-то рассказать. Ныне остались только мы. Однако же, - Сигерд посмотрел Родрику в глаза, - ты должен поведать мне о своих видениях. Я думаю, это духи предков живут в тебе, и только их сила помогла тебе выжить в подлунном мире.
Родрик пожал плечами.
- Договорились. Но – дашь на дашь.
- Что ты имеешь в виду? – изумился старик.
- Я расскажу вам, а вы – мне. Про круги, подлунный мир и прочее.
Сигерд задумался.
- Вижу, ты слишком долго блуждал во тьме. Душа твоя чиста. Я расскажу тебе. Но не сейчас - завтра, если боги позволят нам пережить эту ночь.
- Что опять такое? – Родрик едва не рассердился. – Что будет этой ночью?
- Не волнуйся. В Граде божьем ты в безопасности.
«Проклятье. Снова загадки». Кивнув, Родрик поднялся со скамьи.
- Ладно. Поглядим-увидим. Мои штаны сожгли…
- Не торопись, сын мой. Ты должен ещё некоторое время оставаться здесь.
- И долго?
- Пока священный огонь не сожжёт остатки скверны. Как только угли потухнут, тебе принесут одежду. И уже сегодня вечером мы вместе вознесём молитву, чтобы они не забрали никого из нас. Ночь отделит агнцев от козлищ.
- Жду, не дождусь, - проворчал Родрик под нос.
Прочел. Ничего так, местами понравилось. Правда, ничего не происходит в главе.
Кстати, название "Бремя власти" уже было. Это известный роман Балашова о древней Руси, кажется, о Долгоруком, но не уверен точно.
Кстати, название "Бремя власти" уже было. Это известный роман Балашова о древней Руси, кажется, о Долгоруком, но не уверен точно.
Цитата(Monk @ 20.11.2014, 17:04)
Прочел. Ничего так, местами понравилось. Правда, ничего не происходит в главе.
В смысле - никого не убили?
Ну, да, есть такая беда.Немного другое назначение у этой главы.
Цитата
Кстати, название "Бремя власти" уже было. Это известный роман Балашова о древней Руси, кажется, о Долгоруком, но не уверен точно.
Да, знаю. И "Круг земной" есть, такая книжка в 13-м веке написана, и "Монастырь", как минимум, один есть (у В.Скотта). И что?
Цитата(Вагант @ 20.11.2014, 22:16)
Да, знаю. И "Круг земной" есть, такая книжка в 13-м веке написана, и "Монастырь", как минимум, один есть (у В.Скотта). И что?
Лично я предпочитаю не засветившиеся названия. Так оригинальней. Но - каждому своё.
Цитата(Monk @ 20.11.2014, 22:40)
Лично я предпочитаю не засветившиеся названия. Так оригинальней. Но - каждому своё.
Думаю, оригинальность должна состоять не в этом. Название - это всего лишь замануха для читателя. Редко кто не обратит внимание на яркую обложку, на которой написано: "Приключения какашки".
Так что мой вариант - это скорее всего отражение внутреннего неприятия всяких таких "оригинальностей".
Но не только это. "Круг земной" так задуман: там множество аллюзий, отсылов к известным образам, книгам и фильмам. Так что само название выбрано не случайно.
Цитата(Вагант @ 20.11.2014, 23:17)
Так что само название выбрано не случайно.
Следующую свою книгу назову "Война и мир". Аллюзии тоже будут не случайны.
Цитата(Monk @ 21.11.2014, 0:58)
Следующую свою книгу назову "Война и мир". Аллюзии тоже будут не случайны.
Ну, не столь же явно)))
Вот скажите как на духу: до того, как я сообщил, что есть уже книга с названием "Круг земной", написанная в 13 веке, вы знали о её существовании?
Ясен пень, нет. Я ж не читаю литературу 13 века.
Немного продолжения.
_____________________________
Глава 6
ВЕТЕР
После ухода преподобного Родрик посидел ещё немного, раздумывая обо всём сразу, и, не надумав ни одного ответа на свои вопросы, улёгся на той же лавке, где его хлестали вениками. Было жарко, угли в очаге мерцали красным, догорая, а тело после проведённой экзекуции приятно ломило. Облезлые чудища на стенах и потолке тоже немного успокоились, и теперь беззлобно пялились на незваного гостя.
Проснулся он от скрипа двери. Чумазый мальчишка положил рядом с ним стопку одежды.
- Велено передать, чтоб к Божьему дому шли, - шмыгнув носом, сообщил он. - И просили поторопиться, а то уж скоро темнеть начнёт.
Родрик нарочито неспешно натянул штаны. И штаны, и рубаха были хотя и не новые, но чистые и почти не ношеные. Мальчишка беспокойно топтался у двери.
- Эй! – окликнул его Родрик. - Что это за Божий дом? Где?
- От восточных ворот всё время прямо. Сами найдёте?
Родрик кивнул.
- Ну, тогда я пойду, - выпалил мальчишка и, не дожидаясь ответа, выскользнул наружу.
Родрик завязал шнуровку на рубахе – та оказалась великоватой, с трудом натянул на распаренные ноги сапоги, вышел следом - и неприятно поёжился. После такого жаркого дня, вопреки ожиданию, на улице было холодно – настолько, что руки немедля покрылись мурашками. Тропинка от бани – «ах, да, - усмехнулся Родрик, - дóма очищения», - вела к воротам, которые он по приходу сюда и не заметил. Бревенчатый частокол здесь был двойным, высотой в три человеческих роста, с деревянными вышками по обе стороны от входа. Наверху тенями маячили стражники с копьями.
«Воюют с кем, что ль?» - задумался Родрик, и это его подозрение укрепилось, когда он оказался внутри стен Кадвана. Со всех сторон к центру селения шли люди: мамаши с хныкающими младенцами на руках и малолетками, цепляющимися за подолы, хмурые мужчины - все с оружием в руках, непривычно тихая молодёжь – и все сосредоточенно, почти не толкаясь, спешили в одном направлении. Спешили, впрочем, не все: Родрик заметил, что многие оставались в домах, наглухо запирали двери и ставни, тушили свечи и лучины; кругом лязгали засовы и скрипело дерево.
Пару раз Родрика пихнули плечом – беззлобно, просто обгоняя, и он остановился, вжавшись спиной в каменную стену. В толпе он заметил стражников – вроде тех самых, что недавно стояли на башнях, а может, и других: в кожаных колетах и железных шишаках, с короткими копьями и мечами на боках. «Непонятно, совсем непонятно». Если на город кто-то готовится напасть, то с бабами-то ясно, но отчего стражники, как и все мужики, идут не к стенам, а наоборот?
По небу стремительно бежали тёмные облака, и луна сверкала мёртвыми глазами. Между коньков высоких крыш посвистывал ветерок, время от времени срываясь вниз и цепляясь холодными руками за плащи. Очень холодными. Родрику вдруг подумалось, что он стоит дрожа и едва не лязгая зубами. Словно на дворе конец Мокреня-месяца, и вот-вот с неба посыплются первые снежинки. Что за напасть: днём - жара, ночью – словно зима?
«Твари Виловы несут с собой ветер леденящий», – вдруг вспомнились Родрику слова преподобного Сигерда. Он замер, раздумывая, и решительно повернул к ближайшей сторожевой башне. На мгновение ему показалось – наверное, показалось, помяни нечистого, а он уж здесь, - что в той же стороне мелькнуло серое одеяние монаха.
Подбежав к башне, Родрик взялся за приставную лестницу, и в этот момент ему на голову чуть не сел спускающийся солдат.
- Кто здесь? – выдохнул он, и, разглядев Родрика, буркнул: - С дороги!
Родрик схватил его за плечо.
- Эй, что происходит? Куда все?
- Пусти! – откликнулся тот напополам испуганно и ворчливо. – Смерти ищешь?
Стражник попытался вырваться, но у него не получилось.
- Чего хочешь, дурень? – выкрикнул он. Родрик взглядом указал на его пояс:
- Раз такому храбрецу меч без надобности, может, мне отдашь? И вали на все четыре стороны…
- Бери, бери, - торопливо согласился тот. Отстегнув ремень, он бросил его на землю, рывком выдернул плащ и побежал вслед за всеми. Народа на улице уже почти не было.
Мельком проводив его глазами, Родрик решительно принялся карабкаться наверх.
«Надо было и плащ отобрать», - недовольно подумал он, забравшись на вышку. За последние полчаса стало ощутимо холоднее.
За стенами Кадвана не было ничего хоть сколько внушающего опасения. То же холмогорье, по которому ещё только утром Родрик с Эирлис пробирались к её хижине; та же тропинка, петляя меж валунов, терялась в темноте. Не очень далеко – по прямой не более полумили, - чёрной стеной стоял лес. Огромная луна, наполовину скрытая тучами. И – ветер. То сильный, то слабый, то порывами, но одинаково пронизывающий.
Родрик оглянулся. Селение казалось почти брошенным, только в нескольких кварталах между крыш угадывалось свечение. Один огонёк, другой. Наверное, опаздывающие спешили к тому самому божьему дому. Как Родрик догадывался, это что-то вроде храма, в котором, по всей видимости, сегодня ночью намечалось какое-то торжественное действо. Родрик в очередной раз зябко поёжился. Над головой нависала соломенная крыша, которая, похоже, худо-бедно справлялась с дождём, но площадку окружали лишь хлипкие перила, совершенно неспособные защитить от холода.
Оглядевшись ещё разок, он решил было, что ловить здесь нечего, но тут что-то привлекло его внимание. Что именно – он и сам не понял. Нечто… в лесу. Далёкий звук, похожий одновременно на рычание и хриплый вздох.
Родрик замер, прислушиваясь.
Нет… просто шум деревьев да похрустывание веток. Родрик всматривался до рези в глазах, пока, наконец, ему не начало мерещиться, что чернота леса необъяснимым образом меняет цвет до тёмно-синего и тёмно-красного. В сердцах ругнувшись, Родрик протёр глаза, и уже поставил ногу на ступеньку, как вдруг из частокола деревьев выползло оно.
Родрик закрыл глаза и помотал головой. Видение не исчезло. Оно было с дом размером, бесформенное, похожее на сгустившийся воздух, с мерцавшими там и сям красноватыми прожилками. Оно текло как туман, не между деревьями, а сквозь них, то сжимаясь, то вытягиваясь в змею, хотя нет, не текло, а всё же ползло гигантской многоножкой, неслышно перебирало мягкими лапами, чавкало и принюхивалось. Добрело до ручья и остановилось, урча почти недовольно. Из утробы вылез отросток, вытянулся, дотронувшись до воды, резко спрятался обратно. Чудище не видело, но чувствовало. Дёрнувшись туда-сюда, оно неспешно двинулось берегом.
Родрик судорожно сглотнул и задышал тяжело-тяжело. Кажется, всё это время он вовсе забыл о том, что надо дышать. Медуза, догадался он. Конечно, это медуза. Далеко на севере, в землях физов, что на берегу холодного моря, рассказывали о таких. Они хлипкие, полупрозрачные и ядовитые. И они живут в воде – но никто никогда не говорил, что медузы могут быть такими большими, и чтобы они ползали по земле.
Сердце колотилось быстро-быстро, и в животе сделалось плохо. Родрик уже и не помнил таких ощущений. Даже во время сражения, когда с гиканьем бросаешься на врага, и кровь бурлит в жилах – такого не бывало. Разве что давным-давно, когда они с отцом только ещё приехали в Харлех, милях в пяти от которого шумел-кряхтел древний лес, Гриммельнская чаща. Однажды он и мальчишки из деревни сбежали из дома и, дружно боясь, решили побродить среди вековых деревьев. Их тогда поймали, нагнали: отец Родрика, Харольд Оргин, тряс сына за плечи и говорил: никогда, слышишь ты, никогда не смей ходить туда. Родрик тогда не понял, почему, но, глядючи в побелевшее от напряжения лицо отца, испытывал чувство страха.
- Ты боишься?
Родрик дёрнулся, как ошпаренный, стремительно развернулся, рывком вытащил тускло блеснувший меч. Рядом, словно не замечая направленного на него клинка, стоял преподобный Сигерд.
- Ответь, - бесцветно повторил он, - ты чувствуешь беспокойство?
Родрик шумно выдохнул.
- Ну… я бы выпил что-нибудь.
Старик удовлетворённо кивнул. Даже, кажется, улыбнулся в седую бороду. Его длинные волосы развевались на ветру.
- Я рад, что дал Эирлис уговорить себя. За тысячу зим здешний люд отвык от храбрости. Это мортох. Его оружие – страх. Даже птицы не взлетают с ветвей, когда чуют его приближение. Они коченеют, сидят и ждут, когда их съедят. Но теперь мы должны идти. Времени мало.
- Для чего мало?
- Менее чем через час наступит полная луна. И если стены Кадвана в состоянии защитить нас от мортоха, то они, увы, бессильны перед прочими порождениями тёмного бога.
Родрик стоял, не в силах оторвать взгляда от медленно ползущего слизняка. Чудище становилось то полупрозрачным, то непроницаемо чёрным, то внезапно, словно нагретая изнутри, его оболочка лопалась, покрывалась сетью алых трещин, делая его похожим на волну лавы, текущую из жерла вулкана. Страх остался, но вместе с ним внутри Родрика появилось какое-то озорное чувство, желание попробовать, что да как. Такое было, когда в горах Нордмонта он первый раз увидел огромного волосатого зверя с рогами, растущими прямо изо рта.
- Другие? – переспросил он. – Что здесь у вас творится?
Сигерд вздохнул.
- Иногда дни бывают длинными, иногда нет. Бывает, наступает зима, а иногда лето длится долго, очень долго. Но каждый раз, когда они появляются, это происходит во время полнолуния. Я пытался найти закономерность, но, увы, человеческий разум слишком слаб, чтобы понять поступки богов. Время – это одна из божьих ипостасей, и нам не дано им управлять… Смотри! – Старик вытянул руку, указывая на лес.
Чаща зашумела, зашевелилась, деревья шатались в разные стороны, а между ними, как светляки, начали вспыхивать огоньки. Родрик не сразу уразумел, что это, а потом его взяла лёгкая оторопь. Огоньков было по двое, зелёных, красных, мертвенно- и ярко-синих. Они двигались, гасли и вспыхивали вновь, отражая лунный свет. Круглые как блюдца глаза.
Из леса выскочила дюжина странных существ, смутно различимых на фоне черноты: с белёсой безволосой кожей, тощими горбатыми телами и необычайно длинными когтистыми конечностями. Они тявкали по-шакальи, скалили крокодильи пасти и рычали, стоило кому-то из них задеть другого. Та тварь, что бежала впереди, вдруг заметила мортоха. Стая немедленно переменила направление и, повизгивая от предвкушения добычи, ринулась к неповоротливой, а потому казавшейся беззащитной жертве.
- Они хотят напасть? – изумился Родрик.
Сигерд кивнул.
- Они сильны, кровожадны, но настолько глупы, что им неведомо чувство страха. Я б сказал, что это огромные насекомые. Они видят еду во всём, что шевелится. Я один раз видел, как такая тварь лопнула как раздутый бычий пузырь - оттого, что не могла остановиться.
- И что же, - Родрик усмехнулся, - мужчины Кадвана не могут справиться с кучкой безмозглых уродцев?
- С этими – могут. Когда их не очень много. Но не с…
Старик замолчал.
Первая из - гиен? шакалов? Родрик не знал, как это назвать, - почти добежала до слизняка и, кажется, почуяла неладное, но было уже поздно. Из бесформенного тела мортоха стремительно вытянулся длинный красный язык – и у Родрика рот открылся от неожиданности. Мортох и не собирался хватать ту тварь – язык просто лизнул её бок, вырвав большой шмат мяса. Тварь громко заверещала, закрутилась на одном месте, разбрызгивая кровь, ковыляя, поползла в строну – и на неё тут же набросились её сотоварищи. Клацая зубами, они в считанные мгновения разорвали её на куски. Мортох лениво потёк к пирующей стае, и твари, грозно порыкивая для виду, скрылись за холмом.
- О боги! – Сигерд вцепился в перила.
Справа, шагах в пятидесяти, с негромким скрипом отворились ворота, и из них вышла закутанная в чёрное фигура. Головы не было видно под капюшоном. В руках человек нёс высокий шест с треугольным навершием. Медленно, но решительно, он направился прямо к мортоху.
– Что он делает?! – негромко спросил Родрик.
- Он… не боится.
На соседней сторожевой башне мелькнула чья-то тень. Послышались крики, неразборчивая ругань, и ворота захлопнулись, оставив того человека в одиночестве. Видимо, подумал Родрик, всё же не все защитники покинули стены.
- Он сумасшедший?
Сигерд обречённо покачал головой.
- Это последователь Триединых богов. Эта секта ушла из Кадвана, и они построили себе дом где-то на восточных склонах.
Фигура в чёрном, держа шест как знамя, остановилась шагах в десяти от мортоха. Если бы у чудовища были глаза, Родрик поклялся бы, то оно лениво разглядывает жертву. Человек откинул назад капюшон, обнажив выбритую голову с торчащими сзади тоненькими косичками.
- Во имя истинных богов, - ветер донёс его громкий, слегка прерывающийся голос, - Аира, великого судии, и созданных им из самого себя братьев-сыновей: Инэ, властителя света и Белара, повелителя тьмы, заклинаю тебя: отправляйся…
Человек не договорил. Туман наполз на него, внутри чавкнуло, и красное брызнуло во все стороны, как будто чьи-то огромные ладони прихлопнули большого раздувшегося от крови комара.
- Проклятье… - Родрик сглотнул.
Сигерд наклонил голову, шепча под нос.
- Преподобный! – крикнул кто-то снизу. – Они уже близко!
Сигерд очнулся.
- Пойдём, сын мой, - сказал он. – Мы должны вознести молитвы во спасение живых. Нам предстоит долгая ночь.
С непонятным чувством Родрик последовал за монахом. Какие-то твари готовятся напасть на деревню? Так почему бы каждому крепкому мужику не взять в руки по топору и не встать на защиту своих жён и детей? Вместо того чтобы прятаться каждую зиму или как там они это называют? Эти пауки дохнут и брызжут кровью, а значит, против доброго меча не устоят. Мортох? Ну, да, странная зверюга, но раз она жрёт мясо, значит, не такая уж бестелесная. Родрик с удовольствием бы проверил, например, горит она или нет. Чего эти люди боятся? Бояться можно всю жизнь.
Родрик угрюмо топал за преподобным Сигердом. Город был мёртв, вернее, почти мёртв: беззвучен, если не считать скрипящих на ветру вывесок, с тёмными улицами, наглухо запертыми дверями и ставнями, однако пару раз Родрик заметил полоски тусклого света в щелях.
- Похоже, не все желают прятаться в этом вашем божьем доме? – бросил он в спину монаху.
- Не все. Некоторые не желают подвергать опасности близких.
- Не понимаю.
Старик оставил его фразу без ответа.
Они вышли на площадь, пожалуй, даже обширнее той, на которой Родрика держали прикованным к столбу, с приземистым строением посередине. Родрик видел подобные в других местах. Дом был очень древен: похожий на куб, с огромными дурно обтёсанными валунами в основании, восьмигранной толстой башней в центре, окошками-бойницами – такие храмы строили первые корны. Этот был не очень велик, и Родрик подивился тому, как может хоть четверть населения Кадвана найти здесь убежище, но ему надоело задавать вопросы, не получая вразумительных ответов, и он промолчал. Перед храмом был частокол, точнее, несколько рядов острых кольев, вбитых в землю под углом – так делают, когда хотят сдержать наступление вражеской конницы. Окошки не светились - похоже, они были закрыты ставнями изнутри. Перед входом в высокой треноге, задуваемый порывами ветра, полыхал огонь.
Там стояли двое: в шлемах, кожаных колетах, один с топором, второй с мясницким ножом, оба пухлые, с животиками, похожие на испуганных торговцев. Они беспокойно топтались на месте, и было видно, что им не терпится запереть за собой двери. «Ну и вояки», - мысленно буркнул Родрик.
- Уже все здесь! – заметив прибывших, крикнул тот, что с топором. – Максен только не пришел, Вуффа, ещё кое-кто. Скорее…
Он глянул наверх и голос его осёкся. Родрик тоже непонятно зачем задрал подбородок, и тут же заморгал: с неба, словно ожидая этого момента, посыпались крупные хлопья снега.
- Что за… - начал было он, и замолчал, заметив то, на что смотрел стражник.
На стене ближайшего дома, под самой крышей, сидело нечто. С бледной зеленоватой кожей, крупной яйцеобразной головой, совершенно безглазой, с треугольной дыркой носа. Торс у существа был как человеческий, только когтистые руки отличались несуразной длиной, но вот ниже пояса вместо ног змеился толстый хвост ящера. Тварь открыла рот и зашипела, высунув раздвоенный язык. Словно услышав призыв, из темноты показалась ещё одна, потом ещё. Они ползли неуклюже, цепляясь когтями за кладку, и опираясь на хвосты.
Стражники дружно охнули и юркнули внутрь храма.
- Быстрее… - Сигерд, не церемонясь, втолкнул Родрика в дом.
Те два ремесленника, торопясь, закрывали двери. Створки были новые, ясеневые, в ладонь толщиной, и запирались на три засова.
Родрик ошарашенно молчал, пытаясь уразуметь увиденное. За пятнадцать без малого лет службы он насмотрелся разного: и огромных ящериц, живущих в скалах Ллевеллина, странных двугорбых лошадей, которых Морской народ использовал в качестве вьючных животных, змей, которые могли проглотить человека – да мало ли! – но то, что было в этих местах, словно выползло из бабушкиных сказок. Родрик помотал головой, как собака, и шумно выдохнул.
Внутри храма, к его удивлению, было пусто. Он обернулся, и увидел преподобного Сигерда, который стоял за каменным столом для подношений. В руке он держал фонарь. Повинуясь его знаку, Родрик подошёл и увидел в полу открытый люк.
- Иди за мной, - сказал монах.
Внизу обнаружилась винтовая каменная лестница с крутыми покатыми ступенями, стёршимися тысячами ног. Чем ниже – тем светлее; Родрик явственно слышал многоголосый говор. После очередного поворота Родрик вслед за Сигердом нырнул в тоннель, который через десять шагов вывел их в просторное, хотя и низковатое помещение с толстыми каменными колоннами, битком забитое народом. Из держателей на колоннах торчали отчаянно чадящие факелы.
Преподобного Сигерда тотчас кто-то окликнул, и тот ушёл, предоставив Родрика самому себе. Постояв немного, Родрик медленно двинулся по центральному проходу – не в поисках места, коего было предостаточно, а просто так, бездумно вертя головой. Мамаши кормили детей, старухи, сидя на полу и качаясь в такт, что-то бормотали под нос, группы мужчин переговаривались вполголоса; молодежь жалась друг к другу, то ли испуганная, то ли заворожённая таким приключением.
Зала, как выяснилось, была не одна: в дальнем конце обнаружился очередной тоннель, а за ним – другое помещение. Судя по размерам, подземелье занимало всё пространство под городской площадью, а может, и больше. И везде люди, сидящие и стоящие, разговаривающие и молчащие, молящиеся и спящие.
- Время пришло! – вдруг громко взвыла старуха рядом с Родриком так, что он вздрогнул он неожиданности.
- Пришло! Пришло! – десятки голосов как по цепочке принялись передавать друг другу слово, кивая и закатывая очи к потолку.
Родрик, пронзённый внезапно мелькнувшей мыслью, замер как вкопанный.
Эирлис. А где Эирлис?!
Он судорожно огляделся, потом едва не бегом принялся обходить залу, заглядывая во все углы. Кого-то он толкал плечом, кто-то толкал его, но никто не ругался – все словно слились едином молении. Одна зала, вторая, третья… проклятье, сколько же их?! Родрик почти заблудился: залы шли не анфиладой, а как-то путано, из одной можно было попасть в две-три другие. Вздохнул почти облегченно, непонятно как попав в самую первую.
В дальнем конце на возвышении стоял преподобный Сигерд в окружении паствы. На стене за его спиной огоньками свечей горел треугольник, заключённый в круг.
Родрик принялся пробираться через толпу, но тут его сжали, придавили, оттащили в сторону. Люди молчали, остервенело пытались прорваться в тот самый туннель, через который вошёл Родрик, так что там образовалась давка. Родрик вжался в колонну, животом ощущая то самое чувство, которое охватило его при виде мортоха, и пытаясь понять, что происходит.
Под сводчатым потолком плыл туман. Не дым от факелов, а именно туман – сизый, клочковатый. Туман остановился, и вдруг, вытянувшись змеёй, ринулся вниз.
Люди толкали Родрика, увлекая за собой и мешая разглядеть толком.
Толпа в ужасе подалась в стороны, образовав пустое пространство в середине залы.
Там стоял человек… или что-то похожее на человека, окружённый дымкой из сгустившегося воздуха. С омертвевшим лицом и неестественно выпученными глазами. Он дрожал всё сильнее и сильнее, а ногти на пальцах, разрывая кожу, начали расти так быстро, что Родрик не успел бы и полкружки пива выпить, как они стали такой же длины, как сами пальцы. Его зрачки расширились настолько, что глаза почернели, рот начал уродливо раскрываться, растягиваясь едва ли не до середины груди.
- Гневом Эогабала заклинаю тебя, остановись! – громоподобно рявкнул Сигерд.
Существо обернулось, и толпа завопила. Обернулось не оно, а только его голова. И - стремительно прыгнуло, как саранча, прилепилось к потолку, побежало, ловко перебирая руками и ногами, гигантским насекомым пролезло в тёмный проход, ведущий наружу.
Толпа продолжала выть. Расталкивая людей руками и ногами, Родрик подбежал к монаху, дернул его за рукав.
- Святой отец! Вы видели Эирлис? Я не могу её найти!
Старик посмотрел на Родрика невидящим взором.
- Эирлис? Нет… она сюда не приходит.
«Вил мне в глотку». Крепко ругнувшись, Родрик выхватил из ножен меч и нырнул в тоннель с лестницей.
_____________________________
Глава 6
ВЕТЕР
После ухода преподобного Родрик посидел ещё немного, раздумывая обо всём сразу, и, не надумав ни одного ответа на свои вопросы, улёгся на той же лавке, где его хлестали вениками. Было жарко, угли в очаге мерцали красным, догорая, а тело после проведённой экзекуции приятно ломило. Облезлые чудища на стенах и потолке тоже немного успокоились, и теперь беззлобно пялились на незваного гостя.
Проснулся он от скрипа двери. Чумазый мальчишка положил рядом с ним стопку одежды.
- Велено передать, чтоб к Божьему дому шли, - шмыгнув носом, сообщил он. - И просили поторопиться, а то уж скоро темнеть начнёт.
Родрик нарочито неспешно натянул штаны. И штаны, и рубаха были хотя и не новые, но чистые и почти не ношеные. Мальчишка беспокойно топтался у двери.
- Эй! – окликнул его Родрик. - Что это за Божий дом? Где?
- От восточных ворот всё время прямо. Сами найдёте?
Родрик кивнул.
- Ну, тогда я пойду, - выпалил мальчишка и, не дожидаясь ответа, выскользнул наружу.
Родрик завязал шнуровку на рубахе – та оказалась великоватой, с трудом натянул на распаренные ноги сапоги, вышел следом - и неприятно поёжился. После такого жаркого дня, вопреки ожиданию, на улице было холодно – настолько, что руки немедля покрылись мурашками. Тропинка от бани – «ах, да, - усмехнулся Родрик, - дóма очищения», - вела к воротам, которые он по приходу сюда и не заметил. Бревенчатый частокол здесь был двойным, высотой в три человеческих роста, с деревянными вышками по обе стороны от входа. Наверху тенями маячили стражники с копьями.
«Воюют с кем, что ль?» - задумался Родрик, и это его подозрение укрепилось, когда он оказался внутри стен Кадвана. Со всех сторон к центру селения шли люди: мамаши с хныкающими младенцами на руках и малолетками, цепляющимися за подолы, хмурые мужчины - все с оружием в руках, непривычно тихая молодёжь – и все сосредоточенно, почти не толкаясь, спешили в одном направлении. Спешили, впрочем, не все: Родрик заметил, что многие оставались в домах, наглухо запирали двери и ставни, тушили свечи и лучины; кругом лязгали засовы и скрипело дерево.
Пару раз Родрика пихнули плечом – беззлобно, просто обгоняя, и он остановился, вжавшись спиной в каменную стену. В толпе он заметил стражников – вроде тех самых, что недавно стояли на башнях, а может, и других: в кожаных колетах и железных шишаках, с короткими копьями и мечами на боках. «Непонятно, совсем непонятно». Если на город кто-то готовится напасть, то с бабами-то ясно, но отчего стражники, как и все мужики, идут не к стенам, а наоборот?
По небу стремительно бежали тёмные облака, и луна сверкала мёртвыми глазами. Между коньков высоких крыш посвистывал ветерок, время от времени срываясь вниз и цепляясь холодными руками за плащи. Очень холодными. Родрику вдруг подумалось, что он стоит дрожа и едва не лязгая зубами. Словно на дворе конец Мокреня-месяца, и вот-вот с неба посыплются первые снежинки. Что за напасть: днём - жара, ночью – словно зима?
«Твари Виловы несут с собой ветер леденящий», – вдруг вспомнились Родрику слова преподобного Сигерда. Он замер, раздумывая, и решительно повернул к ближайшей сторожевой башне. На мгновение ему показалось – наверное, показалось, помяни нечистого, а он уж здесь, - что в той же стороне мелькнуло серое одеяние монаха.
Подбежав к башне, Родрик взялся за приставную лестницу, и в этот момент ему на голову чуть не сел спускающийся солдат.
- Кто здесь? – выдохнул он, и, разглядев Родрика, буркнул: - С дороги!
Родрик схватил его за плечо.
- Эй, что происходит? Куда все?
- Пусти! – откликнулся тот напополам испуганно и ворчливо. – Смерти ищешь?
Стражник попытался вырваться, но у него не получилось.
- Чего хочешь, дурень? – выкрикнул он. Родрик взглядом указал на его пояс:
- Раз такому храбрецу меч без надобности, может, мне отдашь? И вали на все четыре стороны…
- Бери, бери, - торопливо согласился тот. Отстегнув ремень, он бросил его на землю, рывком выдернул плащ и побежал вслед за всеми. Народа на улице уже почти не было.
Мельком проводив его глазами, Родрик решительно принялся карабкаться наверх.
«Надо было и плащ отобрать», - недовольно подумал он, забравшись на вышку. За последние полчаса стало ощутимо холоднее.
За стенами Кадвана не было ничего хоть сколько внушающего опасения. То же холмогорье, по которому ещё только утром Родрик с Эирлис пробирались к её хижине; та же тропинка, петляя меж валунов, терялась в темноте. Не очень далеко – по прямой не более полумили, - чёрной стеной стоял лес. Огромная луна, наполовину скрытая тучами. И – ветер. То сильный, то слабый, то порывами, но одинаково пронизывающий.
Родрик оглянулся. Селение казалось почти брошенным, только в нескольких кварталах между крыш угадывалось свечение. Один огонёк, другой. Наверное, опаздывающие спешили к тому самому божьему дому. Как Родрик догадывался, это что-то вроде храма, в котором, по всей видимости, сегодня ночью намечалось какое-то торжественное действо. Родрик в очередной раз зябко поёжился. Над головой нависала соломенная крыша, которая, похоже, худо-бедно справлялась с дождём, но площадку окружали лишь хлипкие перила, совершенно неспособные защитить от холода.
Оглядевшись ещё разок, он решил было, что ловить здесь нечего, но тут что-то привлекло его внимание. Что именно – он и сам не понял. Нечто… в лесу. Далёкий звук, похожий одновременно на рычание и хриплый вздох.
Родрик замер, прислушиваясь.
Нет… просто шум деревьев да похрустывание веток. Родрик всматривался до рези в глазах, пока, наконец, ему не начало мерещиться, что чернота леса необъяснимым образом меняет цвет до тёмно-синего и тёмно-красного. В сердцах ругнувшись, Родрик протёр глаза, и уже поставил ногу на ступеньку, как вдруг из частокола деревьев выползло оно.
Родрик закрыл глаза и помотал головой. Видение не исчезло. Оно было с дом размером, бесформенное, похожее на сгустившийся воздух, с мерцавшими там и сям красноватыми прожилками. Оно текло как туман, не между деревьями, а сквозь них, то сжимаясь, то вытягиваясь в змею, хотя нет, не текло, а всё же ползло гигантской многоножкой, неслышно перебирало мягкими лапами, чавкало и принюхивалось. Добрело до ручья и остановилось, урча почти недовольно. Из утробы вылез отросток, вытянулся, дотронувшись до воды, резко спрятался обратно. Чудище не видело, но чувствовало. Дёрнувшись туда-сюда, оно неспешно двинулось берегом.
Родрик судорожно сглотнул и задышал тяжело-тяжело. Кажется, всё это время он вовсе забыл о том, что надо дышать. Медуза, догадался он. Конечно, это медуза. Далеко на севере, в землях физов, что на берегу холодного моря, рассказывали о таких. Они хлипкие, полупрозрачные и ядовитые. И они живут в воде – но никто никогда не говорил, что медузы могут быть такими большими, и чтобы они ползали по земле.
Сердце колотилось быстро-быстро, и в животе сделалось плохо. Родрик уже и не помнил таких ощущений. Даже во время сражения, когда с гиканьем бросаешься на врага, и кровь бурлит в жилах – такого не бывало. Разве что давным-давно, когда они с отцом только ещё приехали в Харлех, милях в пяти от которого шумел-кряхтел древний лес, Гриммельнская чаща. Однажды он и мальчишки из деревни сбежали из дома и, дружно боясь, решили побродить среди вековых деревьев. Их тогда поймали, нагнали: отец Родрика, Харольд Оргин, тряс сына за плечи и говорил: никогда, слышишь ты, никогда не смей ходить туда. Родрик тогда не понял, почему, но, глядючи в побелевшее от напряжения лицо отца, испытывал чувство страха.
- Ты боишься?
Родрик дёрнулся, как ошпаренный, стремительно развернулся, рывком вытащил тускло блеснувший меч. Рядом, словно не замечая направленного на него клинка, стоял преподобный Сигерд.
- Ответь, - бесцветно повторил он, - ты чувствуешь беспокойство?
Родрик шумно выдохнул.
- Ну… я бы выпил что-нибудь.
Старик удовлетворённо кивнул. Даже, кажется, улыбнулся в седую бороду. Его длинные волосы развевались на ветру.
- Я рад, что дал Эирлис уговорить себя. За тысячу зим здешний люд отвык от храбрости. Это мортох. Его оружие – страх. Даже птицы не взлетают с ветвей, когда чуют его приближение. Они коченеют, сидят и ждут, когда их съедят. Но теперь мы должны идти. Времени мало.
- Для чего мало?
- Менее чем через час наступит полная луна. И если стены Кадвана в состоянии защитить нас от мортоха, то они, увы, бессильны перед прочими порождениями тёмного бога.
Родрик стоял, не в силах оторвать взгляда от медленно ползущего слизняка. Чудище становилось то полупрозрачным, то непроницаемо чёрным, то внезапно, словно нагретая изнутри, его оболочка лопалась, покрывалась сетью алых трещин, делая его похожим на волну лавы, текущую из жерла вулкана. Страх остался, но вместе с ним внутри Родрика появилось какое-то озорное чувство, желание попробовать, что да как. Такое было, когда в горах Нордмонта он первый раз увидел огромного волосатого зверя с рогами, растущими прямо изо рта.
- Другие? – переспросил он. – Что здесь у вас творится?
Сигерд вздохнул.
- Иногда дни бывают длинными, иногда нет. Бывает, наступает зима, а иногда лето длится долго, очень долго. Но каждый раз, когда они появляются, это происходит во время полнолуния. Я пытался найти закономерность, но, увы, человеческий разум слишком слаб, чтобы понять поступки богов. Время – это одна из божьих ипостасей, и нам не дано им управлять… Смотри! – Старик вытянул руку, указывая на лес.
Чаща зашумела, зашевелилась, деревья шатались в разные стороны, а между ними, как светляки, начали вспыхивать огоньки. Родрик не сразу уразумел, что это, а потом его взяла лёгкая оторопь. Огоньков было по двое, зелёных, красных, мертвенно- и ярко-синих. Они двигались, гасли и вспыхивали вновь, отражая лунный свет. Круглые как блюдца глаза.
Из леса выскочила дюжина странных существ, смутно различимых на фоне черноты: с белёсой безволосой кожей, тощими горбатыми телами и необычайно длинными когтистыми конечностями. Они тявкали по-шакальи, скалили крокодильи пасти и рычали, стоило кому-то из них задеть другого. Та тварь, что бежала впереди, вдруг заметила мортоха. Стая немедленно переменила направление и, повизгивая от предвкушения добычи, ринулась к неповоротливой, а потому казавшейся беззащитной жертве.
- Они хотят напасть? – изумился Родрик.
Сигерд кивнул.
- Они сильны, кровожадны, но настолько глупы, что им неведомо чувство страха. Я б сказал, что это огромные насекомые. Они видят еду во всём, что шевелится. Я один раз видел, как такая тварь лопнула как раздутый бычий пузырь - оттого, что не могла остановиться.
- И что же, - Родрик усмехнулся, - мужчины Кадвана не могут справиться с кучкой безмозглых уродцев?
- С этими – могут. Когда их не очень много. Но не с…
Старик замолчал.
Первая из - гиен? шакалов? Родрик не знал, как это назвать, - почти добежала до слизняка и, кажется, почуяла неладное, но было уже поздно. Из бесформенного тела мортоха стремительно вытянулся длинный красный язык – и у Родрика рот открылся от неожиданности. Мортох и не собирался хватать ту тварь – язык просто лизнул её бок, вырвав большой шмат мяса. Тварь громко заверещала, закрутилась на одном месте, разбрызгивая кровь, ковыляя, поползла в строну – и на неё тут же набросились её сотоварищи. Клацая зубами, они в считанные мгновения разорвали её на куски. Мортох лениво потёк к пирующей стае, и твари, грозно порыкивая для виду, скрылись за холмом.
- О боги! – Сигерд вцепился в перила.
Справа, шагах в пятидесяти, с негромким скрипом отворились ворота, и из них вышла закутанная в чёрное фигура. Головы не было видно под капюшоном. В руках человек нёс высокий шест с треугольным навершием. Медленно, но решительно, он направился прямо к мортоху.
– Что он делает?! – негромко спросил Родрик.
- Он… не боится.
На соседней сторожевой башне мелькнула чья-то тень. Послышались крики, неразборчивая ругань, и ворота захлопнулись, оставив того человека в одиночестве. Видимо, подумал Родрик, всё же не все защитники покинули стены.
- Он сумасшедший?
Сигерд обречённо покачал головой.
- Это последователь Триединых богов. Эта секта ушла из Кадвана, и они построили себе дом где-то на восточных склонах.
Фигура в чёрном, держа шест как знамя, остановилась шагах в десяти от мортоха. Если бы у чудовища были глаза, Родрик поклялся бы, то оно лениво разглядывает жертву. Человек откинул назад капюшон, обнажив выбритую голову с торчащими сзади тоненькими косичками.
- Во имя истинных богов, - ветер донёс его громкий, слегка прерывающийся голос, - Аира, великого судии, и созданных им из самого себя братьев-сыновей: Инэ, властителя света и Белара, повелителя тьмы, заклинаю тебя: отправляйся…
Человек не договорил. Туман наполз на него, внутри чавкнуло, и красное брызнуло во все стороны, как будто чьи-то огромные ладони прихлопнули большого раздувшегося от крови комара.
- Проклятье… - Родрик сглотнул.
Сигерд наклонил голову, шепча под нос.
- Преподобный! – крикнул кто-то снизу. – Они уже близко!
Сигерд очнулся.
- Пойдём, сын мой, - сказал он. – Мы должны вознести молитвы во спасение живых. Нам предстоит долгая ночь.
С непонятным чувством Родрик последовал за монахом. Какие-то твари готовятся напасть на деревню? Так почему бы каждому крепкому мужику не взять в руки по топору и не встать на защиту своих жён и детей? Вместо того чтобы прятаться каждую зиму или как там они это называют? Эти пауки дохнут и брызжут кровью, а значит, против доброго меча не устоят. Мортох? Ну, да, странная зверюга, но раз она жрёт мясо, значит, не такая уж бестелесная. Родрик с удовольствием бы проверил, например, горит она или нет. Чего эти люди боятся? Бояться можно всю жизнь.
Родрик угрюмо топал за преподобным Сигердом. Город был мёртв, вернее, почти мёртв: беззвучен, если не считать скрипящих на ветру вывесок, с тёмными улицами, наглухо запертыми дверями и ставнями, однако пару раз Родрик заметил полоски тусклого света в щелях.
- Похоже, не все желают прятаться в этом вашем божьем доме? – бросил он в спину монаху.
- Не все. Некоторые не желают подвергать опасности близких.
- Не понимаю.
Старик оставил его фразу без ответа.
Они вышли на площадь, пожалуй, даже обширнее той, на которой Родрика держали прикованным к столбу, с приземистым строением посередине. Родрик видел подобные в других местах. Дом был очень древен: похожий на куб, с огромными дурно обтёсанными валунами в основании, восьмигранной толстой башней в центре, окошками-бойницами – такие храмы строили первые корны. Этот был не очень велик, и Родрик подивился тому, как может хоть четверть населения Кадвана найти здесь убежище, но ему надоело задавать вопросы, не получая вразумительных ответов, и он промолчал. Перед храмом был частокол, точнее, несколько рядов острых кольев, вбитых в землю под углом – так делают, когда хотят сдержать наступление вражеской конницы. Окошки не светились - похоже, они были закрыты ставнями изнутри. Перед входом в высокой треноге, задуваемый порывами ветра, полыхал огонь.
Там стояли двое: в шлемах, кожаных колетах, один с топором, второй с мясницким ножом, оба пухлые, с животиками, похожие на испуганных торговцев. Они беспокойно топтались на месте, и было видно, что им не терпится запереть за собой двери. «Ну и вояки», - мысленно буркнул Родрик.
- Уже все здесь! – заметив прибывших, крикнул тот, что с топором. – Максен только не пришел, Вуффа, ещё кое-кто. Скорее…
Он глянул наверх и голос его осёкся. Родрик тоже непонятно зачем задрал подбородок, и тут же заморгал: с неба, словно ожидая этого момента, посыпались крупные хлопья снега.
- Что за… - начал было он, и замолчал, заметив то, на что смотрел стражник.
На стене ближайшего дома, под самой крышей, сидело нечто. С бледной зеленоватой кожей, крупной яйцеобразной головой, совершенно безглазой, с треугольной дыркой носа. Торс у существа был как человеческий, только когтистые руки отличались несуразной длиной, но вот ниже пояса вместо ног змеился толстый хвост ящера. Тварь открыла рот и зашипела, высунув раздвоенный язык. Словно услышав призыв, из темноты показалась ещё одна, потом ещё. Они ползли неуклюже, цепляясь когтями за кладку, и опираясь на хвосты.
Стражники дружно охнули и юркнули внутрь храма.
- Быстрее… - Сигерд, не церемонясь, втолкнул Родрика в дом.
Те два ремесленника, торопясь, закрывали двери. Створки были новые, ясеневые, в ладонь толщиной, и запирались на три засова.
Родрик ошарашенно молчал, пытаясь уразуметь увиденное. За пятнадцать без малого лет службы он насмотрелся разного: и огромных ящериц, живущих в скалах Ллевеллина, странных двугорбых лошадей, которых Морской народ использовал в качестве вьючных животных, змей, которые могли проглотить человека – да мало ли! – но то, что было в этих местах, словно выползло из бабушкиных сказок. Родрик помотал головой, как собака, и шумно выдохнул.
Внутри храма, к его удивлению, было пусто. Он обернулся, и увидел преподобного Сигерда, который стоял за каменным столом для подношений. В руке он держал фонарь. Повинуясь его знаку, Родрик подошёл и увидел в полу открытый люк.
- Иди за мной, - сказал монах.
Внизу обнаружилась винтовая каменная лестница с крутыми покатыми ступенями, стёршимися тысячами ног. Чем ниже – тем светлее; Родрик явственно слышал многоголосый говор. После очередного поворота Родрик вслед за Сигердом нырнул в тоннель, который через десять шагов вывел их в просторное, хотя и низковатое помещение с толстыми каменными колоннами, битком забитое народом. Из держателей на колоннах торчали отчаянно чадящие факелы.
Преподобного Сигерда тотчас кто-то окликнул, и тот ушёл, предоставив Родрика самому себе. Постояв немного, Родрик медленно двинулся по центральному проходу – не в поисках места, коего было предостаточно, а просто так, бездумно вертя головой. Мамаши кормили детей, старухи, сидя на полу и качаясь в такт, что-то бормотали под нос, группы мужчин переговаривались вполголоса; молодежь жалась друг к другу, то ли испуганная, то ли заворожённая таким приключением.
Зала, как выяснилось, была не одна: в дальнем конце обнаружился очередной тоннель, а за ним – другое помещение. Судя по размерам, подземелье занимало всё пространство под городской площадью, а может, и больше. И везде люди, сидящие и стоящие, разговаривающие и молчащие, молящиеся и спящие.
- Время пришло! – вдруг громко взвыла старуха рядом с Родриком так, что он вздрогнул он неожиданности.
- Пришло! Пришло! – десятки голосов как по цепочке принялись передавать друг другу слово, кивая и закатывая очи к потолку.
Родрик, пронзённый внезапно мелькнувшей мыслью, замер как вкопанный.
Эирлис. А где Эирлис?!
Он судорожно огляделся, потом едва не бегом принялся обходить залу, заглядывая во все углы. Кого-то он толкал плечом, кто-то толкал его, но никто не ругался – все словно слились едином молении. Одна зала, вторая, третья… проклятье, сколько же их?! Родрик почти заблудился: залы шли не анфиладой, а как-то путано, из одной можно было попасть в две-три другие. Вздохнул почти облегченно, непонятно как попав в самую первую.
В дальнем конце на возвышении стоял преподобный Сигерд в окружении паствы. На стене за его спиной огоньками свечей горел треугольник, заключённый в круг.
Родрик принялся пробираться через толпу, но тут его сжали, придавили, оттащили в сторону. Люди молчали, остервенело пытались прорваться в тот самый туннель, через который вошёл Родрик, так что там образовалась давка. Родрик вжался в колонну, животом ощущая то самое чувство, которое охватило его при виде мортоха, и пытаясь понять, что происходит.
Под сводчатым потолком плыл туман. Не дым от факелов, а именно туман – сизый, клочковатый. Туман остановился, и вдруг, вытянувшись змеёй, ринулся вниз.
Люди толкали Родрика, увлекая за собой и мешая разглядеть толком.
Толпа в ужасе подалась в стороны, образовав пустое пространство в середине залы.
Там стоял человек… или что-то похожее на человека, окружённый дымкой из сгустившегося воздуха. С омертвевшим лицом и неестественно выпученными глазами. Он дрожал всё сильнее и сильнее, а ногти на пальцах, разрывая кожу, начали расти так быстро, что Родрик не успел бы и полкружки пива выпить, как они стали такой же длины, как сами пальцы. Его зрачки расширились настолько, что глаза почернели, рот начал уродливо раскрываться, растягиваясь едва ли не до середины груди.
- Гневом Эогабала заклинаю тебя, остановись! – громоподобно рявкнул Сигерд.
Существо обернулось, и толпа завопила. Обернулось не оно, а только его голова. И - стремительно прыгнуло, как саранча, прилепилось к потолку, побежало, ловко перебирая руками и ногами, гигантским насекомым пролезло в тёмный проход, ведущий наружу.
Толпа продолжала выть. Расталкивая людей руками и ногами, Родрик подбежал к монаху, дернул его за рукав.
- Святой отец! Вы видели Эирлис? Я не могу её найти!
Старик посмотрел на Родрика невидящим взором.
- Эирлис? Нет… она сюда не приходит.
«Вил мне в глотку». Крепко ругнувшись, Родрик выхватил из ножен меч и нырнул в тоннель с лестницей.
Глава 7
ЗИМА
Вопреки ожиданию, за ним никто не пошёл, не рванулся, чтобы спасти от верной гибели. «Правильно, - зло усмехнулся про себя Родрик, - бог – он за всех, а так – каждый сам за себя». Неудивительно, что все они готовы только на то, чтобы сбиться в кучу и дружно завывать от страха.
Наверху было хоть глаз выколи. Родрик постоял с минуту, привыкая, затем почти наощупь прокрался к двери и принялся осторожно поднимать засовы. И вдруг замер в раздумьях. Та тварь, или как оно называется, что вылезла сюда прямо перед ним – она вполне себе из плоти и крови, хоть и вылезла, кажись, из тумана. А значит, выбраться через закрытые двери не могла и, стало быть, сидит где-то здесь, пришипившись.
Родрик напряжно развернулся, поудобнее перехватывая рукоять меча и до рези в глазах всматриваясь в темноту. И вовремя: что-то чёрное на фоне чёрного, смрадно дохнув, полоснуло его по груди острым. Крякнув от боли – тот ожог ещё был далёк от полного заживления, - Родрик наотмашь рубанул мечом, снизу вверх. Лезвие со свистом прорезало воздух. Мимо. Где-то слева слышалось урчание: та зверюга сидела либо на потолке, либо на стене.
Родрик разозлился: что-то всё это уже несколько его утомило. За последние три-четыре дня за ним гнались с собаками, он тонул в болоте, его связывали, жгли железками, сажали на цепь, хлестали розгами. А теперь ещё этот таракан. Что же, матолух мне в глотку, думает, что он, Родрик, тварь бессловесная?!
Он не видел ни зги. Прижавшись спиной к двери, Родрик нащупал последний оставшийся засов. Резко откинул его вверх, и ужом выскользнул наружу. Сзади раздался недовольный клёкот. В дверь ударило, потом ещё раз, чуть не вывернув плечо. Собравшись с духом, Родрик на мгновение приоткрыл створку – и тут же с силой её захлопнул. Урод заверещал: его когтистая лапа бессмысленно дёргалась, зажатая дверью. Родрик с силой вонзил клинок в щель между створками; тварь завизжала, дверь ходила ходуном. Ещё раз и ещё, как в тугую свиную тушу, - кожа скрипела, лопаясь, - пока, наконец, лапа не обмякла. Отерев со лба пот, Родрик сделал шаг назад (то, что было внутри, бурдюком шлёпнулось на пол), и едва не поскользнулся на каменных ступенях.
Спину приятно похолодило ветерком. Он с изумлением покрутил головой: повсюду лежал снег, лёгкий, ослепительно белый, какой бывает в начале Утиного месяца, когда в одночасье лебяжий пух устилает площади и поля, ложится на крыши, а наутро тает без следа.
«Ну, что ж… так даже лучше». Луна и снег делали ночь почти такой же светлой, как в самых северных землях Нордмонта, когда по полгода над головой висит серое небо. Родрик внимательно огляделся: снеговой ковёр был нетронутым, без намёка на чьи-либо следы. Тишь да гладь.
Поколебавшись мгновение, Родрик выдернул из треноги уже почти догоревший факел, рывком открыл дверь – и вздрогнул от неожиданности.
Там никого не было.
Большая лужа крови на полу – и всё. Причём даже не красной, скорее чёрной.
«Проклятье…» Он же раз десять воткнул в ту тварь клинок, и ясно слышал, как она упала. Неужели выжила, сбежала?
Родрик посветил факелом. Нет, никаких следов, ничего, чтобы указывало бы на то, что тварь отползла в сторону. Будто кто-то просто вылил из бутыли глянцевую жидкость.
Сплюнув, Родрик развернулся и, внимательно поглядывая по сторонам, скорым шагом двинулся к воротам.
В городе было… тревожно, хотя он затруднился бы объяснить, почему. Звуки, шелест, чавканье, бормотанье тысяч голосов висели в воздухе. Родрик останавливался, прислушивался – и каждый раз приходил к выводу, что ему показалось. Сколько он не озирался, не видел никого. Только пару раз издалека донеслись крики, но настолько неразборчиво, что он не стал бы клясться, что действительно что-то слышал.
Стоп.
Стук ставней, или двери. Ещё один крик, и уже значительно ближе. Кричала женщина, точнее, не кричала, а истерично взвизгивала. Топот её деревянных сабо гулко разносился по улице, и она явно бежала прямо к тому месту, где стоял Родрик. Он юркнул в темноту глубокого дверного проёма.
- Помогите! Помогите! – всхлипывала женщина. Она пробежала мимо: с распущенными волосами, рыдая, судорожно поддёргивая длинный подол. Родрика она не заметила.
- Эй! – негромко окликнул он, выступив из тени, и тут же остановился. По стене дома напротив ползла тварь, точно такая же, каких он видел перед храмом: безглазая, с безволосой кожей. Она открыла рот, так, будто по черепу кто-то длинно полоснул бритвой, и он треснул; пасть была похожа на провал с множеством мелких зубов. «Как же они по стенам ползают, матолух мне в глотку – с двумя-то лапами и хвостом?» Почуяв – или увидев? - Родрика, чудище зашипело, ноздри треугольной дырки на месте носа затрепетали, принюхиваясь.
- Помогите! – пискнула женщина. Она тоже остановилась, вжалась в стену.
Родрик легко подвигал кистью. Длинное лезвие сверкнуло отражённым светом. Меч был на удивление неплохой: удобный и послушный. Но с его собственным, который он спрятал в хижине Эирлис, конечно, не сравнится.
В животе сладко замирало: как тогда, в детстве, когда он на спор сиганул в речку с высоты тридцати футов. С такой зверюгой ему сталкиваться ещё не приходилось: от морды до кончика хвоста не меньше восьми футов, и пасть, в которую с лёгкостью залезет Родрикова голова.
- Ну, урод, давай, потанцуем…
Тварь прыгнула, широко расставив руки: от тыльной стороны плеч к бокам, внезапно раскрывшись, образовались перепончатые крылья, как у летучей мыши. Родрик упал, откатился в сторону, попутно рубанув мечом – этот ящер вёл себя как тупой громила, который, занеся дубину над головой, рвётся в бой, открывая врагу всё тело. Глупое животное пролетело прямо над ним и свалилось на мостовую, яростно вереща и разбрызгивая капли зеленоватой крови. Родрик глубоко перерубил его правую лапу, и та бессильно болталась на кожистой перепонке.
Тварь попыталась взлететь – у неё не получилось. Она скакала, крутясь, на одном месте, похожая на муху, у которой оторвали одно крыло, била хвостом. Родрик поднял меч и ринулся вперёд.
- Нет!!! – истошно завопила та женщина. Она бросилась ему наперерез, вцепилась в руку, так, что Родрик едва удержал равновесие. – Не надо!
Ящер, скуля, нырнул в тень – и пропал.
Родрик стряхнул с себя ноющую бабу. Та упала на колени, причитая.
- Да что здесь у вас творится такое?! – раздражённо рявкнул он. Женщина не отвечала. Её плечи сотрясались от рыданий.
Родрик покачал головой. Она что - дура?! Почему – не надо? Эта тварь минуту назад хотела её сожрать!
- Эй, - шумно выдохнув, буркнул он, - топай скорее в свой божий дом. Дорога свободна.
Прежде чем свернуть в очередной проулок, он оглянулся. Та женщина продолжала стоять на коленях и плакать. Пожав плечами, Родрик пустился бежать.
По дороге пару раз свернул не в ту сторону, оказываясь в тупиках – всё же он не очень хорошо запомнил дорогу. С лёгким удивлением уставился на ворота: они были приоткрыты, а запирающая их поперечная балка валялась тут же. Родрик хорошо помнил, что сразу после того, как тот фанатик, последователь какого-то Аира и его братьев-богов, вышел из города, ворота закрыли. Вряд ли нашёлся бы безумец, который решил впустить в Кадван сонмище тварей из леса. «Хотя, - подумал он, - может, не впустить, а наоборот – бежать от тех, что уже пробрались внутрь?»
Неважно.
Родрик на минуту застыл у дверей, разглядывая окрестности через щелку. Там была зима, не более того: ночь и тишина, нарушаемая лишь далёким скрипом деревьев. Ни мортохов, ни тех крокодило-шакалов, никого. Чернота и пронизывающий ветер.
Родрику было холодно. Рубаха, ещё с утра такая чистенькая, намокнув от снега и грязи, липла к спине.
Эх, Эирлис, глупая девчонка! Какого дьявола она сидит в своей хижине, раз тут такое? Хотя это ещё бабушка надвое сказала, где безопаснее, подумал Родрик, вспомнив подвал-крепость под её домом. Да и Гаран там, хотя сейчас он скорее обуза, чем подмога. Наверное, не захотела его оставлять. Храбрая девочка, он, Родрик, ей обязан. Жизнью. Сидеть среди баб и ждать до утра – нет, такое у физов не в чести.
Согласившись сам с собой, он проскользнул за ворота.
* * *
Родрик остановился за деревом.
Дверь хижины была закрыта, наружный засов опущен.
«Слава богам». Раз дверь заперта изнутри, и так тихо, они, скорее всего, схоронились в подвале.
На мохнатых лапах елей лежал снег. Хорошо, хоть ветра в лесу не было, а то Родрик уже замучался выбивать зубами дробь. Перехватив меч поудобнее, он на цыпочках прокрался к двери, хрустя опавшей хвоей, легко её подёргал. Так и есть – заперта.
- Эирлис! – тихонько позвал он. – Это я, Родрик.
Тишина. Проклятье.
- Эирлис!
«Они не услышат, раз в подполе сидят». А орать во всю глотку себе дороже: мало ли, кто из леса может набежать. Родрик потоптался на месте, раздумывая. Ночь почти на исходе, и можно было бы здесь утра дождаться, если бы не такой холод. Или отправиться обратно в Кадван? Когда двигаешься, не так зябко, но, с другой стороны, сейчас ему повезло, а если на обратном пути он наткнётся на стаю тех здоровенных гиен, то их может оказаться многовато для одного меча.
«Ладно, рискнём». Этот меч неплох, но жаль, что у него нет его собственного: тонкого, острого, лёгкого как пёрышко, и тяжёлого как секира. Родрик решительно повернулся к дому спиной – и замер.
Крик. Из хижины.
Как раз такой, как если бы кричащий находился за толстой дверью. Или в подвале. Кругом такая тишь, что ошибки быть не могло.
Родрик постучал кулаком.
- Эй, откройте!
Приглушенный шум, возня и опять крик.
Родрик ударил в дверь плечом, раз, другой. Она скрипела, но стояла как каменная. «Вил подери этих кадванцев – понастроили крепостей! Да только, видать, не шибко запоры помогают». Из небольшой поленницы, что лежала возле дома, Родрик выхватил чурбак помощнее, и что было силы принялся колотить по двери. Десять-пятнадцать-двадцать ударов – и толстая щеколда на той стороне треснула, либо просто вылетела из петель.
Выставив перед собой клинок, Родрик влетел в хижину. Крышка подпола была открыта, оттуда лился едва заметный свет от лучины, а за края отверстия отчаянно цеплялись руки.
- Родрик! – пискнула Эирлис.
Родрик одним прыжком подскочил к лазу, схватил её левой рукой за запястье, дёрнул изо всех сил. Снизу послышалось хриплое урчание. Эирлис завизжала, а сам Родрик бухнулся на колени, едва удержавшись на краю. Кто-то тянул Эирлис вниз.
- Держись! – рявкнул он.
Эирлис отчаянно ухватилась за его ремень. Разглядев под ней чёрную тень, Родрик почти не глядя ткнул мечом – и повалился назад. Эирлис, помогая себе руками и ногами, как пробка вылетела вслед за ним, резво поползла на четвереньках. Снизу зарычало.
Родрик судорожно шарил вокруг – кажется, он уронил меч в подвал. Вслед за Эирлис тоже едва не на карачках он ринулся к топчану. Его меч лежал там, в целости и сохранности. Родрик выдернул кринок из ножен, стремительно развернулся – и вовремя. Из лаза, ведущего в подпол, выползало нечто. С двухгодовалую свинью размером, десятком паучьих лап и бугристой бородавчатой мордой. Большие выпученные глаза без век, каждое размером с куриное яйцо, дико зыркали в стороны, каждое само по себе. Пасть раскрылась, показав клюв как у осьминога, оглушив Родрика диким свистом. Там, докуда Родрик, по всей видимости, достал мечом, зияла красным колотая рана. Увидев Родрика, паук зашипел и остервенело задёргался, пытаясь протиснуть грузную тушу в отверстие.
Чудище верещало так, что у Родрика закладывало уши. Пролезть у твари не получалось. Поплевав на ладони, Родрик обеими руками взялся за рукоять, и как дровосек обрушил длинное лезвие на голову монстра. Та лопнула словно переспелый арбуз, забрызгав всё вокруг липким соком. Тело паука обмякло и, ломая перекладины лестницы, бурдюком шлёпнулось вниз.
Отплёвываясь, Родрик ногой поддел крышку люка; та с грохотом захлопнулась. Потом запалил очаг. Это получилось сделать не сразу: кремень, зажатый дрожащими от напряжения пальцами, никак не хотел попадать по кресалу.
- Где Гаран? – гаркнул он. Эирлис сидела на полу в уголочке, обхватив колени руками и тихонько всхлипывая. – Откуда эта тварь внизу взялась?
Эирлис подняла голову.
- Как, мать твою, она туда попала, ежели вылезти не может?!
По её щекам текли слёзы, а огромные глаза смотрели так испуганно, что Родрик устыдился своего крика. Девица-то девицей, но кроха ещё совсем. Не отрывая от него взгляда, она подняла руки и, отделив прядь волос, принялась быстро-быстро плести тоненькую косичку.
- Что ты делаешь?
Она замерла.
- Не знаю. Я, когда волнуюсь, начинаю косичку заплетать. Само собой получается. Глупо, конечно.
Родрик улыбнулся. Подошёл и ласково потрепал её и без того взлохмаченную шевелюру.
- Не бойся. Всё хорошо. Так где Гаран?
Эирлис шмыгнула носом.
- Он… ушёл.
- То есть как ушёл?! Когда?
Она слабо махнула рукой.
- Просто ушёл.
Эирлис поднялась, придерживая платье – сбоку на нём виднелась прореха едва не до середины бедра. Нога была исцарапана: три длинных борозды от когтей той твари. Эирлис взяла тряпку, смочила её в ведре с водой и, закусив губу, принялась смывать капельки крови. Родрик глянул искоса, тут же заставив себя отвести взгляд. Нога была такая… стройная. Слава богам, просто царапины. Жаль было бы портить такую красоту.
- Он был твоим другом? – спросила она.
- Ну, не совсем… - Родрик слегка замешкался. – Скажу так: мы были знакомы.
Эирлис кивнула.
- Я так и думала. Тем более не стоит расстраиваться. Он был плохим человеком.
- С чего ты взяла?
- Я знаю.
Родрик недовольно фыркнул.
- Знает она… слыхали, как же. Вам, бабам, и знать ничего не надо для того, чтобы знать. Вам всё от рождения ведомо. – Он помолчал немного. - В подвале была только одна такая тварь?
- Да. – Эирлис посмотрела на него как-то странно. – Только одна. Но не бойся – теперь её нет.
- Как так – нет?
Эирлис пожала плечами. Родрик подскочил к люку, рывком открыл крышку. Нагнулся, всматриваясь. Лучина мерцала, потухая. Он слышал, как тот паук падал вниз, судя по звуку – ломая лестницу. У лестницы действительно не хватало перекладин, обломки которых валялись на полу среди лужиц и брызг крови. И правда – никого.
- Да пусть Вил сожрёт меня со всеми потрохами! – взъярился Родрик. Тот урод в храме – он тоже исчез. – Куда он делся?!
Эирлис тихонько вздохнула.
- Если их убить, они… тают. И больше никогда не возвращаются. Ты не знал этого?
- Проклятье. – Родрик уселся на чурбак. Его едва ли не трясло. – У меня тут с вами мозги скоро потекут. Ясен пень, что не возвращаются. А то обычно-то как бывает: прибьёшь кого-нибудь, а он откуда ни возьмись – опять как новый…
Эирлис не ответила. Родрик посидел ещё немного, пытаясь уразуметь услышанное и увиденное.
- Проклятье, - повторил он. – Я хочу выпить.
Девушка встрепенулась.
- Сейчас.
Они торопливо ринулась было к лазу, потом, вспомнив, обратно к столу, взяла небольшой кувшин – и опять к лазу. Её голые ноги мелькали перед глазами Родрика.
- Вот, возьми. – Она протянула глиняную кружку. Родрику подумалось, что если сейчас он прикажет ей станцевать гальярду, когда народ скачет, как ошалелый, она даже мгновения сомневаться не будет.
- Это не тот… туйон? – пробурчал он.
Эирлис улыбнулась.
- Нет. Но тоже крепкий. – Она уселась на топчан. – Уже утро. Нам надо отдохнуть.
Родрик неопределённо повёл плечом. Угли в очаге мерцали красным, притягивая взгляд.
- Если хочешь, - закончила Эирлис, - можешь лечь со мной. Кровать широкая, места хватит.
- Нет, - пробормотал Родрик. – Я посижу немного.
- Хорошо. Спокойной ночи.
Эирлис улеглась на топчан, повернувшись к Родрику спиной.
- Знаешь, - сказал он, глянув краем глаза, - а ты храбрая.
Послышался вздох.
- Просто… до этой ночи они никогда меня не трогали.
То есть твари обходили её дом стороной? Что это такое, что каждый месяц – или зиму? – вылазит из темноты? Или он спит и всё это ему снится? Родрик удручённо покачал головой.
ЗИМА
Вопреки ожиданию, за ним никто не пошёл, не рванулся, чтобы спасти от верной гибели. «Правильно, - зло усмехнулся про себя Родрик, - бог – он за всех, а так – каждый сам за себя». Неудивительно, что все они готовы только на то, чтобы сбиться в кучу и дружно завывать от страха.
Наверху было хоть глаз выколи. Родрик постоял с минуту, привыкая, затем почти наощупь прокрался к двери и принялся осторожно поднимать засовы. И вдруг замер в раздумьях. Та тварь, или как оно называется, что вылезла сюда прямо перед ним – она вполне себе из плоти и крови, хоть и вылезла, кажись, из тумана. А значит, выбраться через закрытые двери не могла и, стало быть, сидит где-то здесь, пришипившись.
Родрик напряжно развернулся, поудобнее перехватывая рукоять меча и до рези в глазах всматриваясь в темноту. И вовремя: что-то чёрное на фоне чёрного, смрадно дохнув, полоснуло его по груди острым. Крякнув от боли – тот ожог ещё был далёк от полного заживления, - Родрик наотмашь рубанул мечом, снизу вверх. Лезвие со свистом прорезало воздух. Мимо. Где-то слева слышалось урчание: та зверюга сидела либо на потолке, либо на стене.
Родрик разозлился: что-то всё это уже несколько его утомило. За последние три-четыре дня за ним гнались с собаками, он тонул в болоте, его связывали, жгли железками, сажали на цепь, хлестали розгами. А теперь ещё этот таракан. Что же, матолух мне в глотку, думает, что он, Родрик, тварь бессловесная?!
Он не видел ни зги. Прижавшись спиной к двери, Родрик нащупал последний оставшийся засов. Резко откинул его вверх, и ужом выскользнул наружу. Сзади раздался недовольный клёкот. В дверь ударило, потом ещё раз, чуть не вывернув плечо. Собравшись с духом, Родрик на мгновение приоткрыл створку – и тут же с силой её захлопнул. Урод заверещал: его когтистая лапа бессмысленно дёргалась, зажатая дверью. Родрик с силой вонзил клинок в щель между створками; тварь завизжала, дверь ходила ходуном. Ещё раз и ещё, как в тугую свиную тушу, - кожа скрипела, лопаясь, - пока, наконец, лапа не обмякла. Отерев со лба пот, Родрик сделал шаг назад (то, что было внутри, бурдюком шлёпнулось на пол), и едва не поскользнулся на каменных ступенях.
Спину приятно похолодило ветерком. Он с изумлением покрутил головой: повсюду лежал снег, лёгкий, ослепительно белый, какой бывает в начале Утиного месяца, когда в одночасье лебяжий пух устилает площади и поля, ложится на крыши, а наутро тает без следа.
«Ну, что ж… так даже лучше». Луна и снег делали ночь почти такой же светлой, как в самых северных землях Нордмонта, когда по полгода над головой висит серое небо. Родрик внимательно огляделся: снеговой ковёр был нетронутым, без намёка на чьи-либо следы. Тишь да гладь.
Поколебавшись мгновение, Родрик выдернул из треноги уже почти догоревший факел, рывком открыл дверь – и вздрогнул от неожиданности.
Там никого не было.
Большая лужа крови на полу – и всё. Причём даже не красной, скорее чёрной.
«Проклятье…» Он же раз десять воткнул в ту тварь клинок, и ясно слышал, как она упала. Неужели выжила, сбежала?
Родрик посветил факелом. Нет, никаких следов, ничего, чтобы указывало бы на то, что тварь отползла в сторону. Будто кто-то просто вылил из бутыли глянцевую жидкость.
Сплюнув, Родрик развернулся и, внимательно поглядывая по сторонам, скорым шагом двинулся к воротам.
В городе было… тревожно, хотя он затруднился бы объяснить, почему. Звуки, шелест, чавканье, бормотанье тысяч голосов висели в воздухе. Родрик останавливался, прислушивался – и каждый раз приходил к выводу, что ему показалось. Сколько он не озирался, не видел никого. Только пару раз издалека донеслись крики, но настолько неразборчиво, что он не стал бы клясться, что действительно что-то слышал.
Стоп.
Стук ставней, или двери. Ещё один крик, и уже значительно ближе. Кричала женщина, точнее, не кричала, а истерично взвизгивала. Топот её деревянных сабо гулко разносился по улице, и она явно бежала прямо к тому месту, где стоял Родрик. Он юркнул в темноту глубокого дверного проёма.
- Помогите! Помогите! – всхлипывала женщина. Она пробежала мимо: с распущенными волосами, рыдая, судорожно поддёргивая длинный подол. Родрика она не заметила.
- Эй! – негромко окликнул он, выступив из тени, и тут же остановился. По стене дома напротив ползла тварь, точно такая же, каких он видел перед храмом: безглазая, с безволосой кожей. Она открыла рот, так, будто по черепу кто-то длинно полоснул бритвой, и он треснул; пасть была похожа на провал с множеством мелких зубов. «Как же они по стенам ползают, матолух мне в глотку – с двумя-то лапами и хвостом?» Почуяв – или увидев? - Родрика, чудище зашипело, ноздри треугольной дырки на месте носа затрепетали, принюхиваясь.
- Помогите! – пискнула женщина. Она тоже остановилась, вжалась в стену.
Родрик легко подвигал кистью. Длинное лезвие сверкнуло отражённым светом. Меч был на удивление неплохой: удобный и послушный. Но с его собственным, который он спрятал в хижине Эирлис, конечно, не сравнится.
В животе сладко замирало: как тогда, в детстве, когда он на спор сиганул в речку с высоты тридцати футов. С такой зверюгой ему сталкиваться ещё не приходилось: от морды до кончика хвоста не меньше восьми футов, и пасть, в которую с лёгкостью залезет Родрикова голова.
- Ну, урод, давай, потанцуем…
Тварь прыгнула, широко расставив руки: от тыльной стороны плеч к бокам, внезапно раскрывшись, образовались перепончатые крылья, как у летучей мыши. Родрик упал, откатился в сторону, попутно рубанув мечом – этот ящер вёл себя как тупой громила, который, занеся дубину над головой, рвётся в бой, открывая врагу всё тело. Глупое животное пролетело прямо над ним и свалилось на мостовую, яростно вереща и разбрызгивая капли зеленоватой крови. Родрик глубоко перерубил его правую лапу, и та бессильно болталась на кожистой перепонке.
Тварь попыталась взлететь – у неё не получилось. Она скакала, крутясь, на одном месте, похожая на муху, у которой оторвали одно крыло, била хвостом. Родрик поднял меч и ринулся вперёд.
- Нет!!! – истошно завопила та женщина. Она бросилась ему наперерез, вцепилась в руку, так, что Родрик едва удержал равновесие. – Не надо!
Ящер, скуля, нырнул в тень – и пропал.
Родрик стряхнул с себя ноющую бабу. Та упала на колени, причитая.
- Да что здесь у вас творится такое?! – раздражённо рявкнул он. Женщина не отвечала. Её плечи сотрясались от рыданий.
Родрик покачал головой. Она что - дура?! Почему – не надо? Эта тварь минуту назад хотела её сожрать!
- Эй, - шумно выдохнув, буркнул он, - топай скорее в свой божий дом. Дорога свободна.
Прежде чем свернуть в очередной проулок, он оглянулся. Та женщина продолжала стоять на коленях и плакать. Пожав плечами, Родрик пустился бежать.
По дороге пару раз свернул не в ту сторону, оказываясь в тупиках – всё же он не очень хорошо запомнил дорогу. С лёгким удивлением уставился на ворота: они были приоткрыты, а запирающая их поперечная балка валялась тут же. Родрик хорошо помнил, что сразу после того, как тот фанатик, последователь какого-то Аира и его братьев-богов, вышел из города, ворота закрыли. Вряд ли нашёлся бы безумец, который решил впустить в Кадван сонмище тварей из леса. «Хотя, - подумал он, - может, не впустить, а наоборот – бежать от тех, что уже пробрались внутрь?»
Неважно.
Родрик на минуту застыл у дверей, разглядывая окрестности через щелку. Там была зима, не более того: ночь и тишина, нарушаемая лишь далёким скрипом деревьев. Ни мортохов, ни тех крокодило-шакалов, никого. Чернота и пронизывающий ветер.
Родрику было холодно. Рубаха, ещё с утра такая чистенькая, намокнув от снега и грязи, липла к спине.
Эх, Эирлис, глупая девчонка! Какого дьявола она сидит в своей хижине, раз тут такое? Хотя это ещё бабушка надвое сказала, где безопаснее, подумал Родрик, вспомнив подвал-крепость под её домом. Да и Гаран там, хотя сейчас он скорее обуза, чем подмога. Наверное, не захотела его оставлять. Храбрая девочка, он, Родрик, ей обязан. Жизнью. Сидеть среди баб и ждать до утра – нет, такое у физов не в чести.
Согласившись сам с собой, он проскользнул за ворота.
* * *
Родрик остановился за деревом.
Дверь хижины была закрыта, наружный засов опущен.
«Слава богам». Раз дверь заперта изнутри, и так тихо, они, скорее всего, схоронились в подвале.
На мохнатых лапах елей лежал снег. Хорошо, хоть ветра в лесу не было, а то Родрик уже замучался выбивать зубами дробь. Перехватив меч поудобнее, он на цыпочках прокрался к двери, хрустя опавшей хвоей, легко её подёргал. Так и есть – заперта.
- Эирлис! – тихонько позвал он. – Это я, Родрик.
Тишина. Проклятье.
- Эирлис!
«Они не услышат, раз в подполе сидят». А орать во всю глотку себе дороже: мало ли, кто из леса может набежать. Родрик потоптался на месте, раздумывая. Ночь почти на исходе, и можно было бы здесь утра дождаться, если бы не такой холод. Или отправиться обратно в Кадван? Когда двигаешься, не так зябко, но, с другой стороны, сейчас ему повезло, а если на обратном пути он наткнётся на стаю тех здоровенных гиен, то их может оказаться многовато для одного меча.
«Ладно, рискнём». Этот меч неплох, но жаль, что у него нет его собственного: тонкого, острого, лёгкого как пёрышко, и тяжёлого как секира. Родрик решительно повернулся к дому спиной – и замер.
Крик. Из хижины.
Как раз такой, как если бы кричащий находился за толстой дверью. Или в подвале. Кругом такая тишь, что ошибки быть не могло.
Родрик постучал кулаком.
- Эй, откройте!
Приглушенный шум, возня и опять крик.
Родрик ударил в дверь плечом, раз, другой. Она скрипела, но стояла как каменная. «Вил подери этих кадванцев – понастроили крепостей! Да только, видать, не шибко запоры помогают». Из небольшой поленницы, что лежала возле дома, Родрик выхватил чурбак помощнее, и что было силы принялся колотить по двери. Десять-пятнадцать-двадцать ударов – и толстая щеколда на той стороне треснула, либо просто вылетела из петель.
Выставив перед собой клинок, Родрик влетел в хижину. Крышка подпола была открыта, оттуда лился едва заметный свет от лучины, а за края отверстия отчаянно цеплялись руки.
- Родрик! – пискнула Эирлис.
Родрик одним прыжком подскочил к лазу, схватил её левой рукой за запястье, дёрнул изо всех сил. Снизу послышалось хриплое урчание. Эирлис завизжала, а сам Родрик бухнулся на колени, едва удержавшись на краю. Кто-то тянул Эирлис вниз.
- Держись! – рявкнул он.
Эирлис отчаянно ухватилась за его ремень. Разглядев под ней чёрную тень, Родрик почти не глядя ткнул мечом – и повалился назад. Эирлис, помогая себе руками и ногами, как пробка вылетела вслед за ним, резво поползла на четвереньках. Снизу зарычало.
Родрик судорожно шарил вокруг – кажется, он уронил меч в подвал. Вслед за Эирлис тоже едва не на карачках он ринулся к топчану. Его меч лежал там, в целости и сохранности. Родрик выдернул кринок из ножен, стремительно развернулся – и вовремя. Из лаза, ведущего в подпол, выползало нечто. С двухгодовалую свинью размером, десятком паучьих лап и бугристой бородавчатой мордой. Большие выпученные глаза без век, каждое размером с куриное яйцо, дико зыркали в стороны, каждое само по себе. Пасть раскрылась, показав клюв как у осьминога, оглушив Родрика диким свистом. Там, докуда Родрик, по всей видимости, достал мечом, зияла красным колотая рана. Увидев Родрика, паук зашипел и остервенело задёргался, пытаясь протиснуть грузную тушу в отверстие.
Чудище верещало так, что у Родрика закладывало уши. Пролезть у твари не получалось. Поплевав на ладони, Родрик обеими руками взялся за рукоять, и как дровосек обрушил длинное лезвие на голову монстра. Та лопнула словно переспелый арбуз, забрызгав всё вокруг липким соком. Тело паука обмякло и, ломая перекладины лестницы, бурдюком шлёпнулось вниз.
Отплёвываясь, Родрик ногой поддел крышку люка; та с грохотом захлопнулась. Потом запалил очаг. Это получилось сделать не сразу: кремень, зажатый дрожащими от напряжения пальцами, никак не хотел попадать по кресалу.
- Где Гаран? – гаркнул он. Эирлис сидела на полу в уголочке, обхватив колени руками и тихонько всхлипывая. – Откуда эта тварь внизу взялась?
Эирлис подняла голову.
- Как, мать твою, она туда попала, ежели вылезти не может?!
По её щекам текли слёзы, а огромные глаза смотрели так испуганно, что Родрик устыдился своего крика. Девица-то девицей, но кроха ещё совсем. Не отрывая от него взгляда, она подняла руки и, отделив прядь волос, принялась быстро-быстро плести тоненькую косичку.
- Что ты делаешь?
Она замерла.
- Не знаю. Я, когда волнуюсь, начинаю косичку заплетать. Само собой получается. Глупо, конечно.
Родрик улыбнулся. Подошёл и ласково потрепал её и без того взлохмаченную шевелюру.
- Не бойся. Всё хорошо. Так где Гаран?
Эирлис шмыгнула носом.
- Он… ушёл.
- То есть как ушёл?! Когда?
Она слабо махнула рукой.
- Просто ушёл.
Эирлис поднялась, придерживая платье – сбоку на нём виднелась прореха едва не до середины бедра. Нога была исцарапана: три длинных борозды от когтей той твари. Эирлис взяла тряпку, смочила её в ведре с водой и, закусив губу, принялась смывать капельки крови. Родрик глянул искоса, тут же заставив себя отвести взгляд. Нога была такая… стройная. Слава богам, просто царапины. Жаль было бы портить такую красоту.
- Он был твоим другом? – спросила она.
- Ну, не совсем… - Родрик слегка замешкался. – Скажу так: мы были знакомы.
Эирлис кивнула.
- Я так и думала. Тем более не стоит расстраиваться. Он был плохим человеком.
- С чего ты взяла?
- Я знаю.
Родрик недовольно фыркнул.
- Знает она… слыхали, как же. Вам, бабам, и знать ничего не надо для того, чтобы знать. Вам всё от рождения ведомо. – Он помолчал немного. - В подвале была только одна такая тварь?
- Да. – Эирлис посмотрела на него как-то странно. – Только одна. Но не бойся – теперь её нет.
- Как так – нет?
Эирлис пожала плечами. Родрик подскочил к люку, рывком открыл крышку. Нагнулся, всматриваясь. Лучина мерцала, потухая. Он слышал, как тот паук падал вниз, судя по звуку – ломая лестницу. У лестницы действительно не хватало перекладин, обломки которых валялись на полу среди лужиц и брызг крови. И правда – никого.
- Да пусть Вил сожрёт меня со всеми потрохами! – взъярился Родрик. Тот урод в храме – он тоже исчез. – Куда он делся?!
Эирлис тихонько вздохнула.
- Если их убить, они… тают. И больше никогда не возвращаются. Ты не знал этого?
- Проклятье. – Родрик уселся на чурбак. Его едва ли не трясло. – У меня тут с вами мозги скоро потекут. Ясен пень, что не возвращаются. А то обычно-то как бывает: прибьёшь кого-нибудь, а он откуда ни возьмись – опять как новый…
Эирлис не ответила. Родрик посидел ещё немного, пытаясь уразуметь услышанное и увиденное.
- Проклятье, - повторил он. – Я хочу выпить.
Девушка встрепенулась.
- Сейчас.
Они торопливо ринулась было к лазу, потом, вспомнив, обратно к столу, взяла небольшой кувшин – и опять к лазу. Её голые ноги мелькали перед глазами Родрика.
- Вот, возьми. – Она протянула глиняную кружку. Родрику подумалось, что если сейчас он прикажет ей станцевать гальярду, когда народ скачет, как ошалелый, она даже мгновения сомневаться не будет.
- Это не тот… туйон? – пробурчал он.
Эирлис улыбнулась.
- Нет. Но тоже крепкий. – Она уселась на топчан. – Уже утро. Нам надо отдохнуть.
Родрик неопределённо повёл плечом. Угли в очаге мерцали красным, притягивая взгляд.
- Если хочешь, - закончила Эирлис, - можешь лечь со мной. Кровать широкая, места хватит.
- Нет, - пробормотал Родрик. – Я посижу немного.
- Хорошо. Спокойной ночи.
Эирлис улеглась на топчан, повернувшись к Родрику спиной.
- Знаешь, - сказал он, глянув краем глаза, - а ты храбрая.
Послышался вздох.
- Просто… до этой ночи они никогда меня не трогали.
То есть твари обходили её дом стороной? Что это такое, что каждый месяц – или зиму? – вылазит из темноты? Или он спит и всё это ему снится? Родрик удручённо покачал головой.
Никто не читает, блин...
Ну, что ж, продолжаем спамить.
______________________________________
Глава 8
ПЛУГ И БОРОЗДА
Родрик проснулся, крякнув, повернул затёкшую шею. Он заснул, как сидел, на чурбаке, привалившись к стене. На дворе было уже утро – да, точно утро: снаружи громко верещали птицы. Родрик встрепенулся: надо же. Далёкие крики чибисов и ещё каких-то птах. Будто весна, право слово: в Нордмонте, как только появлялись первые проталины, почти сразу отовсюду слышалось ихнее «кыбы-кууыб, кыбыы-куууыб».
Очаг уже давно погас, и в доме было немного зябко.
Дверь открылась и вошла Эирлис, свежая и весёлая, с ведром воды.
- Доброе утро!
Своё платье она уже успела заштопать.
- Если пару хворостин принесёшь, завтрак скоро будет.
Родрик кивнул.
Там и правда была весна. Родрик изумлённо крутил головой, раздувая ноздри, как гончая, вдыхая свежий воздух. Ни намёка на снег; голубое небо, яркое солнце. Кто бы подумал, что только прошлым вечером тут такие сугробы лежали. Время было уже далеко за полдень.
Раздувая огонь, мельком поглядывал на девушку. Эирлис стояла у стола, ловко орудуя ножом, закусив от старания земляничные губки. Чудо, как хороша. Не может быть, чтоб ей много раз по десять лет. От силы лет семнадцать. Или около того.
- Почему одна живёшь?
Она пожала плечами.
- Привыкла. Тут матушка и батюшка мои жили, это их хижина. А мне куда податься? Только в чужой дом, а я не готова ещё.
- Давно умерли?
- Давно. Я и не помню уже.
Родрик наморщил лоб, соображая. Что-то там такое бормотал тот святоша – Бревальд, что ли? – «пришелец и дочь пришелицы».
- А твоя мать не из этих мест?
- Нет. Отец Сигерд говорил, что уж и не знаю, сколько зим назад, она сюда пришла, ещё девочкой. Заблудилась на болотах, совсем худая была, почти умерла, а Сигерд её нашёл. В Кадван на руках принёс, выходил. Ну, а как подросла, батюшка её женой взял.
- А откуда пришла?
- Не знаю. Но теперь знаю, что круг земной больше, чем люди сказывают. И хочу узнать, какой он. – Она исподлобья взглянула на Родрика. – Ты мне покажешь?
- Э… - протянул он. – Да. Непременно.
«Разумеется». Круг земной, хм. Здешний люд, кажется, думает, что за болотами ничего нет. А он, Родрик, вовсе не намерен здесь всю жизнь торчать: пару дней, самое большее. Девка, похоже, не такая уж блаженная, как поначалу показалось.
- Тяжело, наверное, одной?
Эирлис фыркнула.
- Да как сказать… дров наколоть охотники находятся. А остальное и сама могу. Зато никому ничего не должна.
- Охотники? В очередь выстраиваются?
Эирлис звонко рассмеялась. Дунула на рыжую прядь, упавшую на лоб.
- А тебе-то что? Садись. Поедим, а вечером – в Кадван. Там сегодня праздник.
Завтрак был безыскусственный, но Родрик слопал всё за милую душу: три сваренных вкрутую яйца в бурой скорлупе и миска овсяной каши.
- Что за праздник?
- Как обычно, по весне. Только смотри у меня, - она шутливо погрозила ему пальцем, - девчонок у нас много, но ты – мой. Ты мне ещё должен большой круг показать, для того тебя и спасла.
Родрик фыркнул.
- Договорились.
Эирлис взяла пустую чашку и помчалась к ручью – мыть, а Родрик принялся придирчиво осматривать свой меч. С тем ничего не сделалось, и Родрик, удовлетворённо кивнув сам себе, тщательно вытер клинок пучком соломы, затем отполировал тряпицей. Может, конечно, оно всё и кончилось, но пока что он не испытывал горячего желания выпускать оружие из рук.
Вдоволь налюбовавшись сверкающим лезвием, Родрик, держа меч наготове, рывком откинул крышку подпола. Там было тихо и темно, как в могиле. За неимением лучшего Родрик запалил лучину внутри странного на вид светильника – из красной глины, с искусно вырезанными фигурками, - и полез вниз. Вовремя вспомнив, что нижних ступенек у лестницы не хватает, ловко спрыгнул. Задумчиво осмотрелся, поворачиваясь то вправо, то влево. Ни-ко-го.
Толстые доски, которыми были обиты стены, стояли монолитом. Совершенно непонятно, как та тварь, что цеплялась Эирлис за ногу, суда пробралась. Разве что какая-нибудь нора? Озаботившись этой мыслью, Родрик согнулся в три погибели и начал светить по углам в поисках прохода. Замер, поражённый. У тюфяка на полу валялись сапоги Гарана.
- Матолух мне в глотку, - пробормотал Родрик. Гаран сбежал босиком? По грязи, по холоду? Всё может быть, конечно, с перепугу люди и не такие фортели выкидывают. Где он сейчас, интересно? Неужто в болота понесло? Ну, ничего, даст бог, отсидится в кутах, вернётся.
Родрик уже начал сомневаться в собственном благоразумии. Звери здесь, конечно, странные, дико страшные, но всего лишь звери, говорят, и не такие бывают. За Гриммельном, говорят, водятся дхарги: козлоногие, свиномордые – и в то же время вроде людей, разговаривать умеют. С другой стороны – туман, при приближении которого в животе появлялось такое чувство, словно там бабочки летают; то, что убитые твари исчезают, будто испаряются – тут впору было поверить в гарановские небылицы о всяких потусторонних силах. Мозги Родрика просто отказывались понять, как тело жирного мерзкого паука, убитого мечом, могло пропасть без следа, учитывая, что Родрик спал, уперев ноги в эту самую крышку от погреба. Да и там, в церкви, тот урод с головой наизнанку тоже пропал.
Снаружи послышались голоса, и Родрик, заинтересовавшись, торопливо выбрался наверх, и приоткрыл дверь. Во дворе стояла Эирлис и разговаривала с какой-то девицей с длинной русой косой.
- Пойдём, пойдём! – возбуждённо верещала последняя, пытаясь ухватить Эирлис за руку. – Без тебя не хотят начинать. Нынче ты должна плуг тащить. А ещё Магвен, Аннес – все наши уж там.
- Не буду я ничего тащить! – Эирлис упрямо прятала руку за спину. – Есть у меня теперь мужчина.
- Э, ну, нет! – радостно пискнула русоволосая. – Сама знаешь: пробная ночь и общая кровать – разные вещи! Все знают! Надо же, какая выискалась: сама-то смехом заливалась, когда я тащила, а теперь – в кусты? Давай, давай! А иначе вообще в деревню не пустят.
Эирлис обиженно шмыгнула носом.
- Ладно. – И тут заметила Родрика.
Та, с косой, тоже повернулась и шаловливо хихикнула. Она была примерно того же возраста, что и Эирлис, с чуть раскосыми глазами и ямочками на щеках.
- Привет! – И умчалась как ветерок.
Родрик вышел из дома.
- Кто это?
- Сворн. Подружка моя.
- А что за плуг?
Эирлис отмахнулась.
- Да ну их. Это забава такая. Пойдём.
Не глядя на Родрика, она направилась в сторону Кадвана. Родрик, торопливо приладив ножны к ремню, пошёл вслед за ней.
Погода стояла чýдная, совсем как вчера утром, когда у него от поздневесеннего солнца взмокла спина. За ручьём над разбухшей от влаги землёй взад и вперёд носились кулики: мерно взмахивая тупыми крыльями, крича, перевёртываясь с боку на бок или даже кверху брюшком, кидаясь камнем. Эирлис спускалась с пригорка, подобрав юбку. Копна рыжих волос мерно подрагивала в такт походке.
- Эй, а всё же… что за забава?
- Да незамужних в плуг впрягают, и в пруд гонят, а народ вокруг гогочет. Это вроде как весь год пахаря искала, который бы борозду провёл, да не нашла. А воду вспахать нельзя, так что давай, милая, старайся.
Родрик слегка смешался.
- М-м… ну, хочешь, я им скажу… - Он замолчал.
Эирлис на ходу обернулась, сверкнув искорками глаз.
- Что скажешь? Да ладно тебе. Это весело. Вчера Сворн тащила, сегодня – я. – Она беззаботно тряхнула волосами. – Жаль только, платье всё опять измочалят. А у меня нет больше.
- Я тебе новое куплю, - решительно заявил Родрик.
- Вот так да! – развеселилась Эирлис. – Богач, что ли? Ну, купи! – И помчалась вниз по склону. – Давай быстрее!
* * *
Ворота Кадвана были распахнуты настежь, а чуть левее, на обширном лугу, среди каких-то столбов с ленточками и телег, пьяно хохоча, толпился народ. Две группы музыкантов по обе стороны луга остервенело дудели в шевреты и били в барабаны, словно стараясь заглушить друг друга. К стенам селения лепились строения: то ли склады, то ли что-то подобное; весь луг был заставлен великим множеством палаток: с бочками, из которых веселыми струйками тёк эль, жаровнями, над которыми вились аппетитно пахнущие дымки.
Родрик поразился: почти все были в масках: красных, синих, зелёных, скрывавших лица до половины или целиком, некоторые в плащах с капюшонами, таких, что даже не разобрать – мужчина или женщина.
- Зачем это? – спросил он, вернее, крикнул, ибо шум стоял такой, что закладывало уши.
Эирлис обернулась, и он, поясняя, рукой прикрыл пол-лица.
- Так не каждый хочет, чтоб его узнали! – весело откликнулась девушка. – Меч зачем взял? Не надо уже! Весна!
Родрик промычал что-то невразумительное, но Эирлис не слушала. Её позвали, и она, махнув рукой, резво свернула в сторону, затерявшись в толпе и оставив Родрика одного. Впрочем, не совсем одного: его пихали со всех сторон, кричали в уши, дергали за руки, а он стоял, открыв рот.
На небольшом открытом пространстве сражались двое, вернее, четверо: девушка, сидящая на плечах парня и парень верхом на девушке. Или не сражались (Родрик только покачал головой, изумившись такой странной игре): нижние пытались поцеловаться, и тогда верхние что есть силы толкались руками и ногами, мешая им, и то же самое делали нижние, когда наездники стремились сблизиться. Народ вокруг хохотал, держась за животы, и нестройными воплями подбадривал участников.
Кто-то сунул Родрику в руку большую кружку, и он не глядя отхлебнул, почувствовав незабываемый привкус того самого туйона. Н-да, весело.
Те четверо под всеобщее ликование повалились на землю, образовав кучу-малу, кто-то принялся зазывать новых желающих, и Родрик побрёл дальше. «Пир во время чумы, не иначе». Народ то ли радовался жизни, то ли стремился надраться, чтобы забыть о прошедшей ночи.
Темнело на глазах; там и сям зажигались костры, и целые снопы искр вздымались в небо, алыми мотыльками растворяясь в черноте.
Здесь танцевали: под неистовые завывания трехструнных ребеков все кружились и прыгали, высоко вздёргивая ноги; неподалёку образовался «ручеёк»: кавалер, пробегая под тоннелем из соединённых рук, выхватывал понравившуюся даму, и они становились впереди; тот, кто остался без пары, сам нырял в тоннель.
Родрика схватили за плечо.
- Пойдём.
Он обернулся. Рядом стояла женщина. Кожаная маска скрывала её лицо, шнуровка на груди была полураспущена.
- Пойдём, - повторила она, потянув его за собой.
Сам не зная как, он оказался за одной из палаток. Внутри грела жаровня и тени плясали на полотнище. Женщина сдёрнула платье, обнажив плечо.
- Не бойся, - жарко шептала она, - сегодня – Аонгусова ночь. Сегодня можно всё.
Пьяно дыхнув, она рухнула на колени и принялась теребить завязки на Родриковых штанах. Родрик отшатнулся.
- Эй, эй! Не сейчас, красавица.
Женщина не слушала, упрямо пытаясь разобраться с узлами, и Родрик просто отпихнул её в сторону. Она упала, смеясь, да так и осталась лежать, раскинувшись звездой. Костры полыхали красным. Какое-то… сумасшествие. Где Эирлис?
Что такое Аонгусова ночь, он знал. Настоящий свальный грех, после которого ни одна баба целой не уходила. На юге, в Ллевеллине – дело обычное, даже больше того: девушка, которую никто не утащил «мять солому», поутру нередко выслушивала горькие упрёки от родителей. Что называется, тут надобно и других посмотреть, и себя показать, и свадеб после такого дела праздновали немеряно, но чтобы в северных землях такое случалось, Родрик слышал впервые.
Он потопал между палатками, злясь на себя самого. Какое ему дело до этой девицы?! Она его спасла, ну, и он её спас. Как бы квиты.
Дорогу ему преградила тёмная фигура.
- Эй, как там тебя… Родрик? Наслышан я о твоих ночных подвигах. Пойдём выпьем.
Не останавливаясь, Родрик глянул мельком. Здоровенный, однако, мужик, на голову его выше. То ли пьяный, то ли шепелявит немного: вместо «наслышан» - «наслыфан».
- Извини, дружище, позже.
Небо меж тем сделалось иссиня-чёрным, луна висела такая, что Родрику непроизвольно хотелось пригнуть голову, чтобы не задеть огромный диск.
- Эй, - окликнул он одного горожанина, - где тут… плуг тащат?
- Чего?
- Пруд где?
Получив невразумительный мах рукой, Родрик скорым шагом двинулся в указанном направлении. Музыкантов хотелось убить на месте.
По дороге его попытались втянуть в хоровод, и он еле отбился. Нырнул в кусты, где едва не шлёпнулся, споткнувшись об обжимавшуюся парочку.
Это оказался не плуг, а просто повозка, в которую набилась добрая дюжина молодых людей, пьяных и громко хохочущих. Да и пруд был чуть больше лужи. Эирлис, весело смеясь, в компании с тремя другими девушками тянула телегу. Та увязла в иле и сидящие громкими криками их подбадривали.
Платье на Эирлис было мокрым и грязным, тесно облепившим тонкую фигурку. Тот шов на боку разорвался, образовав прореху едва не до талии, но, похоже, она этого не замечала.
Отшвырнув кружку в сторону (он до сих пор зачем-то крепко сжимал её в кулаке), Родрик ринулся в воду, схватил её за руку.
- Пойдём.
Эирлис обернулась. Её волосы висели паклями.
- Куда? Зачем?
- Пойдём, - тупо повторил Родрик.
- Нет. – Она помотала головой. – Всё сейчас в баню пойдут, мыться. Я тоже.
Глаза у неё были узенькие-преузенькие. Тоже, кажись, та самая выпивка.
- Пошли, - прошипел Родрик.
Исподлобья на него глянув, Эирлис кивнула.
- Хорошо.
Скинув хомут, она, держась за его плечо и спотыкаясь, выбралась на берег. Народ на телеге возмущённо загалдел.
- Ты ревнуешь, что ли? – спросила хитро.
Родрик разъярился.
- А ну, пошла!
Эирлис вытянула губы трубочкой и виновато помотала головой.
- Па-апенька… - протянула она.
Не удержавшись, Родрик дал ей подзатыльник и, нагнувшись, решительно взвалил на плечо.
С трудом добрёл до хижины, распахнул дверь пинком. Поставил Эирлис на пол и, стараясь не смотреть, стянул с неё платье, упавшее тяжёлым комом. Она стояла шатаясь, как сомнамбула. Вздохнув, поднял её и аккуратно уложил на топчан, прикрыл одеялом.
- Иди сюда, - сонно пробормотала она.
- Спать! – грозно рявкнул Родрик.
* * *
Лёг он в подполе, на тюфяк Гарана. Тот так и не вернулся.
Выбравшись поутру наверх, обнаружил, что Эирлис ушла. Платья на полу тоже не было. Через настежь распахнутую дверь щедро лился солнечный свет; снаружи щебетали птахи.
Как Родрик и предполагал, он нашёл её возле ручья. Эирлис стояла на коленях, выгнув голую спину, и полоскала платье. Услышав шаги, обернулась.
- Эй, не смотри.
Родрик пожал плечами.
- Да уж насмотрелся.
Он уселся на бережку, засунул в рот прошлогоднюю травинку.
- Мне из-за тебя опять следующей весной плуг тащить, - недовольно заявила Эирлис.
Она выжала платье и, извиваясь, как червяк, принялась натягивать его на себя. Ткань треснула, и прореха разошлась ещё больше, выставив на всеобщее обозрение весь её правый бок.
- Выкинь его, - скосив глаза, буркнул Родрик. – Я ж сказал – новое куплю.
Эирлис помолчала немного.
- Скажи, - спросила она, - я некрасивая?
- Красивая.
- А отчего ж так вечно получается?! – Эирлис топнула ногой. – Все подружки переженились давно, а ко мне только старые хрычи сватаются. Третьей женой, четвёртой женой. Так вовек мужа не найду. Скоро уж пальцем показывать начнут. Старая дева. Вот скажи: ты вчера чего ко мне не подошёл?
Родрик мысленно фыркнул. «Уж конечно, старее не бывает. Не сватаются, потому что дочь пришелицы, и приданого ни гроша. А просто красивых – за медную монету дюжина». Но вслух он этого не сказал.
- Что, так уж и ни разу не получилось?
- Ни ра-азу, - скорчив рожу, передразнила его Эирлис. – Ты что - духовник, чтоб я тебе исповедовалась? Да вот, ни разу. Что - не встречал пока таких дурёх?
- Вот потому и не подошёл.
Эирлис наморщила лоб.
- Не понимаю. Мужчинам же вроде нетронутые нравятся?
- Ну, значит, я не мужчина. Не такой, как здешние, во всяком случае. – Родрик выплюнул травинку. – Странные у вас тут порядки. Пробные ночи какие-то, эта свалка вчерашняя. Что – надо всех перещупать, чтобы решить, кто по нраву?
- Чего ж такого? Испокон веков одной общиной живём. Для того Аонгусовы праздники и предназначены, чтоб люди друг друга нашли. Тут все про всех всё знают. И мужа себе женщина выбирает, она и предложение делает. У вас не так, что ли? Ты вообще… похоже, невесть откуда свалился.
- Не по своему желанию.
- Хм. Ты сам странный. – Эирлис глянула на него искоса. – Если б мне кто сказал, что бывают такие, которые случаем не воспользуются, когда девушка под боком пьяненькая да голенькая, я бы не поверила.
- Ты просто маленькая ещё, - буркнул Родрик.
- Я?! – Эирлис возмущённо выпрямилась, уперев руки в бока, выпятив грудь и задрав подбородок. – Это где ж я маленькая?!
Грудь, надо признать, у неё была самое то, не больше и не меньше, чем надо, очень аппетитно выглядевшая под мокрой тканью. Тугая, даже не подрагивает.
- Маленькая, - подразнился Родрик. Забавная девчонка.
- Ах, так?!
Родрик расхохотался.
- Да успокойся. Шучу.
Эирлис ещё попыхтела немного, потом уселась рядом с ним.
- А у вас там, - нерешительно спросила она, - в большом круге, как это делается?
- Везде по-разному. Мир большой. На севере сватов присылают, и до свадьбы невеста свою честь должна беречь. А с насильниками знаешь, как поступают? В яму, и сверху хворост с землёй, чтоб не сразу сдох.
- А ты с севера?
- Да.
- Угу. – Эирлис с серьёзным видом кивнула. – Теперь всё понятно. А на юге?
- На юге женщины сами себе мужей выбирают. Только не так, как у вас. Говорят: «Онд ин олль петендер финьяд». И это для мужчины честь, что его выбрали.
- Что это значит?
- Точно не скажу. Это на древнем языке. Что-то вроде «с моего позволения». Или «ты будешь отцом моих детей». Или что-то ещё в таком духе.
- Интересно, - пробормотала Эирлис задумчиво. - Честь. Онд ин олль… как там дальше?
- Неважно. У кого я здесь могу одежду купить?
- У тебя правда деньги есть? – изумилась Эирлис. – Я думала, ты просто так говоришь. У Меинвен, портнихи. Она на площади с колодцем живёт, в доме с красными драконами. Но сейчас она, наверное, на рынке. Это у западных ворот. А вообще на рынке много чего разного. Эх, жаль, что не могу с тобой пойти. Засмеют.
- Вчера не засмеяли, когда ты голым задом сверкала, а сегодня засмеют?
- Вчера можно было. Знаешь, что? Надоел ты мне уже. Будто правда папенька.
Родрик ухмыльнулся. Поднялся – и застыл, зацепившись взглядом за нечто.
- Погоди.
Эирлис сидела, настороженно на него глядя. Шнуровка платья на её груди была развязана, и там висел медальон. Чуть больше ногтя размером, на тоненькой, почти незаметной серебряной цепочке. Синяя эмаль с красным единорогом, стоящим на задних ногах. Родрик даже поморгал: нет, не почудилось. Герб Бедвиров.
- Откуда это у тебя?
- От матушки. Это её.
- А у неё откуда?
- Не знаю. Почтенный Сигерд говорит, оно было на ней, когда он её нашёл.
- Ты знаешь, что это?
Эирлис пожала плечами.
- Украшение. Красивое. Ни у кого такого нет. И дорогое – мне Пебба за него целый золотой керн предлагал. – Эирлис вдруг испуганно прикрыла медальон ладонью. – Но я его не продам, даже за новое платье!
Родрик отмахнулся.
- Да я не за тем спрашиваю.
- А зачем?
- Ни-за-чем, - с расстановкой произнёс он. – Я правильно помню: твою мать Уной звали?
- Да.
- Никуда не уходи. Я скоро.
* * *
Пройдя немного по тропинке, Родрик свернул в сторону и рухнул на поваленное дерево.
С ума сойти. Так просто не бывает.
В Бреотигерне все знали эту историю, да и сам Родрик не так давно по какому-то поводу её вспоминал: у покойного герцога Эффы была дочка, которая ещё совсем малявкой пропала на болотах. Искали-искали, да так и не нашли. Решили, что утопла. Только как её звали, Родрик не знал. Гаран наверняка знает, но этот трусливый пёс куда-то сбежал. Бросил девку один на один с тем пауком, и сбежал.
Случилось это лет сорок-пятьдесят тому назад, если судить по возрасту Леофрика Бедвира, так что по времени всё примерно совпадает. Хотя получается, что мать родила Эирлис, уже будучи не первой молодости. Ну, что ж, решил Родрик, и так бывает. Её тоже, наверное, долго в девках держали, оттого что пришлая, и никто на неё, кроме углежога, не польстился.
А если так, то выходит, что Эирлис – племянница Леофрика. «Погоди-ка». Родрик задумчиво почесал кончик носа. Не просто племянница, а единственная дочь старшей наследницы Эффы.
- Герцогиня, - ошеломлённо пробормотал Родрик, – мать твою-перемать. Матолух мне в глотку…
Наверное, сама праматерь Боанн вложила в голову ему, Родрику, мысль вытащить её из вчерашнего вертепа. Не зря ведь говорят, что все первородные – они от богов, а значит, под особой защитой ходят. Если только… ту пропавшую девочку звали Уной, и если только этот медальон не попал сюда каким-то другим образом. Мало ли: торговцы. Или воры. Нет, вряд ли торговцы: такие штуки на рынках не продаются, и любой, кто посмел бы нацепить на себя пусть даже безделку, но которая могла принадлежать только первородному, недолго ходил бы с головой на плечах.
«Надо поговорить с почтенным Сигердом», - решил Родрик. Или попробовать того Пеббу потрясти? Какого дьявола он целый золотой керн за побрякушку с эмалью предлагает? Опять же – жениться на Эирлис предлагал, хоть и третьей женой. Нет, Пебба подождёт: пока к нему и предъявить-то нечего, и если он Родрика поганой метлой со двора погонит, будет прав.
Что со всем этим делать, Родрик сообразить не мог. Выбраться отсюда как-нибудь, и заявиться с Эирлис в Бреотигерн? «Будьте любезны, малоуважаемый Леофрик, освободите трон». Нет, это глупость несусветная, самая короткая дорога на виселицу.
«Ладно. Утро вечера мудренее». Но главное – по-любому нужно разузнать, какие из этих мест дороги ведут.
Родрик вскочил с бревна и рысью бросился к дому Эирлис. Забежал за хижину, на всякий случай огляделся, и принялся обеими руками выгребать листву из той ямы под корнями мёртвого дерева. Мешок с деньгами был на месте. Развязав тесёмки, Родрик начал швыряться в золоте: если память ему не изменила, тогда, возле Подгорья, когда он высыпал монеты на плащ, там мелькнула пара-другая серебряных дарнов. Иначе, если он на рынок с золотом придёт, не избежать вопросов и подозрений. Родрик вообще сомневался, что в это богами забытой дыре кто-нибудь держал в руках монеты крупнее грохена.
Нашёл – целых пять штук, слегка потемневших, одна с профилем короля Мередидда, остальные – его сынка Ллойна Длиннобородого. Подержал их в ладони, раздумывая, и на всякий случай прихватил золотой керн. Если Эирлис и правда внучка Эффы, то Родрик просто обязан ей не какое-нибудь тряпьё купить, а нечто приемлемое, тем более, что по большому счёту эти деньги – её. Не все, конечно, кое-что самому Родрику причитается, но всё же.
Родрик спрятал мешок обратно, засыпал лесным мусором. Монеты аккуратно засунул за поясной ремень (для такого случая там имелись полдюжины неприметных кармашков), и решительно зашагал к Кадвану.
Ну, что ж, продолжаем спамить.
______________________________________
Глава 8
ПЛУГ И БОРОЗДА
Родрик проснулся, крякнув, повернул затёкшую шею. Он заснул, как сидел, на чурбаке, привалившись к стене. На дворе было уже утро – да, точно утро: снаружи громко верещали птицы. Родрик встрепенулся: надо же. Далёкие крики чибисов и ещё каких-то птах. Будто весна, право слово: в Нордмонте, как только появлялись первые проталины, почти сразу отовсюду слышалось ихнее «кыбы-кууыб, кыбыы-куууыб».
Очаг уже давно погас, и в доме было немного зябко.
Дверь открылась и вошла Эирлис, свежая и весёлая, с ведром воды.
- Доброе утро!
Своё платье она уже успела заштопать.
- Если пару хворостин принесёшь, завтрак скоро будет.
Родрик кивнул.
Там и правда была весна. Родрик изумлённо крутил головой, раздувая ноздри, как гончая, вдыхая свежий воздух. Ни намёка на снег; голубое небо, яркое солнце. Кто бы подумал, что только прошлым вечером тут такие сугробы лежали. Время было уже далеко за полдень.
Раздувая огонь, мельком поглядывал на девушку. Эирлис стояла у стола, ловко орудуя ножом, закусив от старания земляничные губки. Чудо, как хороша. Не может быть, чтоб ей много раз по десять лет. От силы лет семнадцать. Или около того.
- Почему одна живёшь?
Она пожала плечами.
- Привыкла. Тут матушка и батюшка мои жили, это их хижина. А мне куда податься? Только в чужой дом, а я не готова ещё.
- Давно умерли?
- Давно. Я и не помню уже.
Родрик наморщил лоб, соображая. Что-то там такое бормотал тот святоша – Бревальд, что ли? – «пришелец и дочь пришелицы».
- А твоя мать не из этих мест?
- Нет. Отец Сигерд говорил, что уж и не знаю, сколько зим назад, она сюда пришла, ещё девочкой. Заблудилась на болотах, совсем худая была, почти умерла, а Сигерд её нашёл. В Кадван на руках принёс, выходил. Ну, а как подросла, батюшка её женой взял.
- А откуда пришла?
- Не знаю. Но теперь знаю, что круг земной больше, чем люди сказывают. И хочу узнать, какой он. – Она исподлобья взглянула на Родрика. – Ты мне покажешь?
- Э… - протянул он. – Да. Непременно.
«Разумеется». Круг земной, хм. Здешний люд, кажется, думает, что за болотами ничего нет. А он, Родрик, вовсе не намерен здесь всю жизнь торчать: пару дней, самое большее. Девка, похоже, не такая уж блаженная, как поначалу показалось.
- Тяжело, наверное, одной?
Эирлис фыркнула.
- Да как сказать… дров наколоть охотники находятся. А остальное и сама могу. Зато никому ничего не должна.
- Охотники? В очередь выстраиваются?
Эирлис звонко рассмеялась. Дунула на рыжую прядь, упавшую на лоб.
- А тебе-то что? Садись. Поедим, а вечером – в Кадван. Там сегодня праздник.
Завтрак был безыскусственный, но Родрик слопал всё за милую душу: три сваренных вкрутую яйца в бурой скорлупе и миска овсяной каши.
- Что за праздник?
- Как обычно, по весне. Только смотри у меня, - она шутливо погрозила ему пальцем, - девчонок у нас много, но ты – мой. Ты мне ещё должен большой круг показать, для того тебя и спасла.
Родрик фыркнул.
- Договорились.
Эирлис взяла пустую чашку и помчалась к ручью – мыть, а Родрик принялся придирчиво осматривать свой меч. С тем ничего не сделалось, и Родрик, удовлетворённо кивнув сам себе, тщательно вытер клинок пучком соломы, затем отполировал тряпицей. Может, конечно, оно всё и кончилось, но пока что он не испытывал горячего желания выпускать оружие из рук.
Вдоволь налюбовавшись сверкающим лезвием, Родрик, держа меч наготове, рывком откинул крышку подпола. Там было тихо и темно, как в могиле. За неимением лучшего Родрик запалил лучину внутри странного на вид светильника – из красной глины, с искусно вырезанными фигурками, - и полез вниз. Вовремя вспомнив, что нижних ступенек у лестницы не хватает, ловко спрыгнул. Задумчиво осмотрелся, поворачиваясь то вправо, то влево. Ни-ко-го.
Толстые доски, которыми были обиты стены, стояли монолитом. Совершенно непонятно, как та тварь, что цеплялась Эирлис за ногу, суда пробралась. Разве что какая-нибудь нора? Озаботившись этой мыслью, Родрик согнулся в три погибели и начал светить по углам в поисках прохода. Замер, поражённый. У тюфяка на полу валялись сапоги Гарана.
- Матолух мне в глотку, - пробормотал Родрик. Гаран сбежал босиком? По грязи, по холоду? Всё может быть, конечно, с перепугу люди и не такие фортели выкидывают. Где он сейчас, интересно? Неужто в болота понесло? Ну, ничего, даст бог, отсидится в кутах, вернётся.
Родрик уже начал сомневаться в собственном благоразумии. Звери здесь, конечно, странные, дико страшные, но всего лишь звери, говорят, и не такие бывают. За Гриммельном, говорят, водятся дхарги: козлоногие, свиномордые – и в то же время вроде людей, разговаривать умеют. С другой стороны – туман, при приближении которого в животе появлялось такое чувство, словно там бабочки летают; то, что убитые твари исчезают, будто испаряются – тут впору было поверить в гарановские небылицы о всяких потусторонних силах. Мозги Родрика просто отказывались понять, как тело жирного мерзкого паука, убитого мечом, могло пропасть без следа, учитывая, что Родрик спал, уперев ноги в эту самую крышку от погреба. Да и там, в церкви, тот урод с головой наизнанку тоже пропал.
Снаружи послышались голоса, и Родрик, заинтересовавшись, торопливо выбрался наверх, и приоткрыл дверь. Во дворе стояла Эирлис и разговаривала с какой-то девицей с длинной русой косой.
- Пойдём, пойдём! – возбуждённо верещала последняя, пытаясь ухватить Эирлис за руку. – Без тебя не хотят начинать. Нынче ты должна плуг тащить. А ещё Магвен, Аннес – все наши уж там.
- Не буду я ничего тащить! – Эирлис упрямо прятала руку за спину. – Есть у меня теперь мужчина.
- Э, ну, нет! – радостно пискнула русоволосая. – Сама знаешь: пробная ночь и общая кровать – разные вещи! Все знают! Надо же, какая выискалась: сама-то смехом заливалась, когда я тащила, а теперь – в кусты? Давай, давай! А иначе вообще в деревню не пустят.
Эирлис обиженно шмыгнула носом.
- Ладно. – И тут заметила Родрика.
Та, с косой, тоже повернулась и шаловливо хихикнула. Она была примерно того же возраста, что и Эирлис, с чуть раскосыми глазами и ямочками на щеках.
- Привет! – И умчалась как ветерок.
Родрик вышел из дома.
- Кто это?
- Сворн. Подружка моя.
- А что за плуг?
Эирлис отмахнулась.
- Да ну их. Это забава такая. Пойдём.
Не глядя на Родрика, она направилась в сторону Кадвана. Родрик, торопливо приладив ножны к ремню, пошёл вслед за ней.
Погода стояла чýдная, совсем как вчера утром, когда у него от поздневесеннего солнца взмокла спина. За ручьём над разбухшей от влаги землёй взад и вперёд носились кулики: мерно взмахивая тупыми крыльями, крича, перевёртываясь с боку на бок или даже кверху брюшком, кидаясь камнем. Эирлис спускалась с пригорка, подобрав юбку. Копна рыжих волос мерно подрагивала в такт походке.
- Эй, а всё же… что за забава?
- Да незамужних в плуг впрягают, и в пруд гонят, а народ вокруг гогочет. Это вроде как весь год пахаря искала, который бы борозду провёл, да не нашла. А воду вспахать нельзя, так что давай, милая, старайся.
Родрик слегка смешался.
- М-м… ну, хочешь, я им скажу… - Он замолчал.
Эирлис на ходу обернулась, сверкнув искорками глаз.
- Что скажешь? Да ладно тебе. Это весело. Вчера Сворн тащила, сегодня – я. – Она беззаботно тряхнула волосами. – Жаль только, платье всё опять измочалят. А у меня нет больше.
- Я тебе новое куплю, - решительно заявил Родрик.
- Вот так да! – развеселилась Эирлис. – Богач, что ли? Ну, купи! – И помчалась вниз по склону. – Давай быстрее!
* * *
Ворота Кадвана были распахнуты настежь, а чуть левее, на обширном лугу, среди каких-то столбов с ленточками и телег, пьяно хохоча, толпился народ. Две группы музыкантов по обе стороны луга остервенело дудели в шевреты и били в барабаны, словно стараясь заглушить друг друга. К стенам селения лепились строения: то ли склады, то ли что-то подобное; весь луг был заставлен великим множеством палаток: с бочками, из которых веселыми струйками тёк эль, жаровнями, над которыми вились аппетитно пахнущие дымки.
Родрик поразился: почти все были в масках: красных, синих, зелёных, скрывавших лица до половины или целиком, некоторые в плащах с капюшонами, таких, что даже не разобрать – мужчина или женщина.
- Зачем это? – спросил он, вернее, крикнул, ибо шум стоял такой, что закладывало уши.
Эирлис обернулась, и он, поясняя, рукой прикрыл пол-лица.
- Так не каждый хочет, чтоб его узнали! – весело откликнулась девушка. – Меч зачем взял? Не надо уже! Весна!
Родрик промычал что-то невразумительное, но Эирлис не слушала. Её позвали, и она, махнув рукой, резво свернула в сторону, затерявшись в толпе и оставив Родрика одного. Впрочем, не совсем одного: его пихали со всех сторон, кричали в уши, дергали за руки, а он стоял, открыв рот.
На небольшом открытом пространстве сражались двое, вернее, четверо: девушка, сидящая на плечах парня и парень верхом на девушке. Или не сражались (Родрик только покачал головой, изумившись такой странной игре): нижние пытались поцеловаться, и тогда верхние что есть силы толкались руками и ногами, мешая им, и то же самое делали нижние, когда наездники стремились сблизиться. Народ вокруг хохотал, держась за животы, и нестройными воплями подбадривал участников.
Кто-то сунул Родрику в руку большую кружку, и он не глядя отхлебнул, почувствовав незабываемый привкус того самого туйона. Н-да, весело.
Те четверо под всеобщее ликование повалились на землю, образовав кучу-малу, кто-то принялся зазывать новых желающих, и Родрик побрёл дальше. «Пир во время чумы, не иначе». Народ то ли радовался жизни, то ли стремился надраться, чтобы забыть о прошедшей ночи.
Темнело на глазах; там и сям зажигались костры, и целые снопы искр вздымались в небо, алыми мотыльками растворяясь в черноте.
Здесь танцевали: под неистовые завывания трехструнных ребеков все кружились и прыгали, высоко вздёргивая ноги; неподалёку образовался «ручеёк»: кавалер, пробегая под тоннелем из соединённых рук, выхватывал понравившуюся даму, и они становились впереди; тот, кто остался без пары, сам нырял в тоннель.
Родрика схватили за плечо.
- Пойдём.
Он обернулся. Рядом стояла женщина. Кожаная маска скрывала её лицо, шнуровка на груди была полураспущена.
- Пойдём, - повторила она, потянув его за собой.
Сам не зная как, он оказался за одной из палаток. Внутри грела жаровня и тени плясали на полотнище. Женщина сдёрнула платье, обнажив плечо.
- Не бойся, - жарко шептала она, - сегодня – Аонгусова ночь. Сегодня можно всё.
Пьяно дыхнув, она рухнула на колени и принялась теребить завязки на Родриковых штанах. Родрик отшатнулся.
- Эй, эй! Не сейчас, красавица.
Женщина не слушала, упрямо пытаясь разобраться с узлами, и Родрик просто отпихнул её в сторону. Она упала, смеясь, да так и осталась лежать, раскинувшись звездой. Костры полыхали красным. Какое-то… сумасшествие. Где Эирлис?
Что такое Аонгусова ночь, он знал. Настоящий свальный грех, после которого ни одна баба целой не уходила. На юге, в Ллевеллине – дело обычное, даже больше того: девушка, которую никто не утащил «мять солому», поутру нередко выслушивала горькие упрёки от родителей. Что называется, тут надобно и других посмотреть, и себя показать, и свадеб после такого дела праздновали немеряно, но чтобы в северных землях такое случалось, Родрик слышал впервые.
Он потопал между палатками, злясь на себя самого. Какое ему дело до этой девицы?! Она его спасла, ну, и он её спас. Как бы квиты.
Дорогу ему преградила тёмная фигура.
- Эй, как там тебя… Родрик? Наслышан я о твоих ночных подвигах. Пойдём выпьем.
Не останавливаясь, Родрик глянул мельком. Здоровенный, однако, мужик, на голову его выше. То ли пьяный, то ли шепелявит немного: вместо «наслышан» - «наслыфан».
- Извини, дружище, позже.
Небо меж тем сделалось иссиня-чёрным, луна висела такая, что Родрику непроизвольно хотелось пригнуть голову, чтобы не задеть огромный диск.
- Эй, - окликнул он одного горожанина, - где тут… плуг тащат?
- Чего?
- Пруд где?
Получив невразумительный мах рукой, Родрик скорым шагом двинулся в указанном направлении. Музыкантов хотелось убить на месте.
По дороге его попытались втянуть в хоровод, и он еле отбился. Нырнул в кусты, где едва не шлёпнулся, споткнувшись об обжимавшуюся парочку.
Это оказался не плуг, а просто повозка, в которую набилась добрая дюжина молодых людей, пьяных и громко хохочущих. Да и пруд был чуть больше лужи. Эирлис, весело смеясь, в компании с тремя другими девушками тянула телегу. Та увязла в иле и сидящие громкими криками их подбадривали.
Платье на Эирлис было мокрым и грязным, тесно облепившим тонкую фигурку. Тот шов на боку разорвался, образовав прореху едва не до талии, но, похоже, она этого не замечала.
Отшвырнув кружку в сторону (он до сих пор зачем-то крепко сжимал её в кулаке), Родрик ринулся в воду, схватил её за руку.
- Пойдём.
Эирлис обернулась. Её волосы висели паклями.
- Куда? Зачем?
- Пойдём, - тупо повторил Родрик.
- Нет. – Она помотала головой. – Всё сейчас в баню пойдут, мыться. Я тоже.
Глаза у неё были узенькие-преузенькие. Тоже, кажись, та самая выпивка.
- Пошли, - прошипел Родрик.
Исподлобья на него глянув, Эирлис кивнула.
- Хорошо.
Скинув хомут, она, держась за его плечо и спотыкаясь, выбралась на берег. Народ на телеге возмущённо загалдел.
- Ты ревнуешь, что ли? – спросила хитро.
Родрик разъярился.
- А ну, пошла!
Эирлис вытянула губы трубочкой и виновато помотала головой.
- Па-апенька… - протянула она.
Не удержавшись, Родрик дал ей подзатыльник и, нагнувшись, решительно взвалил на плечо.
С трудом добрёл до хижины, распахнул дверь пинком. Поставил Эирлис на пол и, стараясь не смотреть, стянул с неё платье, упавшее тяжёлым комом. Она стояла шатаясь, как сомнамбула. Вздохнув, поднял её и аккуратно уложил на топчан, прикрыл одеялом.
- Иди сюда, - сонно пробормотала она.
- Спать! – грозно рявкнул Родрик.
* * *
Лёг он в подполе, на тюфяк Гарана. Тот так и не вернулся.
Выбравшись поутру наверх, обнаружил, что Эирлис ушла. Платья на полу тоже не было. Через настежь распахнутую дверь щедро лился солнечный свет; снаружи щебетали птахи.
Как Родрик и предполагал, он нашёл её возле ручья. Эирлис стояла на коленях, выгнув голую спину, и полоскала платье. Услышав шаги, обернулась.
- Эй, не смотри.
Родрик пожал плечами.
- Да уж насмотрелся.
Он уселся на бережку, засунул в рот прошлогоднюю травинку.
- Мне из-за тебя опять следующей весной плуг тащить, - недовольно заявила Эирлис.
Она выжала платье и, извиваясь, как червяк, принялась натягивать его на себя. Ткань треснула, и прореха разошлась ещё больше, выставив на всеобщее обозрение весь её правый бок.
- Выкинь его, - скосив глаза, буркнул Родрик. – Я ж сказал – новое куплю.
Эирлис помолчала немного.
- Скажи, - спросила она, - я некрасивая?
- Красивая.
- А отчего ж так вечно получается?! – Эирлис топнула ногой. – Все подружки переженились давно, а ко мне только старые хрычи сватаются. Третьей женой, четвёртой женой. Так вовек мужа не найду. Скоро уж пальцем показывать начнут. Старая дева. Вот скажи: ты вчера чего ко мне не подошёл?
Родрик мысленно фыркнул. «Уж конечно, старее не бывает. Не сватаются, потому что дочь пришелицы, и приданого ни гроша. А просто красивых – за медную монету дюжина». Но вслух он этого не сказал.
- Что, так уж и ни разу не получилось?
- Ни ра-азу, - скорчив рожу, передразнила его Эирлис. – Ты что - духовник, чтоб я тебе исповедовалась? Да вот, ни разу. Что - не встречал пока таких дурёх?
- Вот потому и не подошёл.
Эирлис наморщила лоб.
- Не понимаю. Мужчинам же вроде нетронутые нравятся?
- Ну, значит, я не мужчина. Не такой, как здешние, во всяком случае. – Родрик выплюнул травинку. – Странные у вас тут порядки. Пробные ночи какие-то, эта свалка вчерашняя. Что – надо всех перещупать, чтобы решить, кто по нраву?
- Чего ж такого? Испокон веков одной общиной живём. Для того Аонгусовы праздники и предназначены, чтоб люди друг друга нашли. Тут все про всех всё знают. И мужа себе женщина выбирает, она и предложение делает. У вас не так, что ли? Ты вообще… похоже, невесть откуда свалился.
- Не по своему желанию.
- Хм. Ты сам странный. – Эирлис глянула на него искоса. – Если б мне кто сказал, что бывают такие, которые случаем не воспользуются, когда девушка под боком пьяненькая да голенькая, я бы не поверила.
- Ты просто маленькая ещё, - буркнул Родрик.
- Я?! – Эирлис возмущённо выпрямилась, уперев руки в бока, выпятив грудь и задрав подбородок. – Это где ж я маленькая?!
Грудь, надо признать, у неё была самое то, не больше и не меньше, чем надо, очень аппетитно выглядевшая под мокрой тканью. Тугая, даже не подрагивает.
- Маленькая, - подразнился Родрик. Забавная девчонка.
- Ах, так?!
Родрик расхохотался.
- Да успокойся. Шучу.
Эирлис ещё попыхтела немного, потом уселась рядом с ним.
- А у вас там, - нерешительно спросила она, - в большом круге, как это делается?
- Везде по-разному. Мир большой. На севере сватов присылают, и до свадьбы невеста свою честь должна беречь. А с насильниками знаешь, как поступают? В яму, и сверху хворост с землёй, чтоб не сразу сдох.
- А ты с севера?
- Да.
- Угу. – Эирлис с серьёзным видом кивнула. – Теперь всё понятно. А на юге?
- На юге женщины сами себе мужей выбирают. Только не так, как у вас. Говорят: «Онд ин олль петендер финьяд». И это для мужчины честь, что его выбрали.
- Что это значит?
- Точно не скажу. Это на древнем языке. Что-то вроде «с моего позволения». Или «ты будешь отцом моих детей». Или что-то ещё в таком духе.
- Интересно, - пробормотала Эирлис задумчиво. - Честь. Онд ин олль… как там дальше?
- Неважно. У кого я здесь могу одежду купить?
- У тебя правда деньги есть? – изумилась Эирлис. – Я думала, ты просто так говоришь. У Меинвен, портнихи. Она на площади с колодцем живёт, в доме с красными драконами. Но сейчас она, наверное, на рынке. Это у западных ворот. А вообще на рынке много чего разного. Эх, жаль, что не могу с тобой пойти. Засмеют.
- Вчера не засмеяли, когда ты голым задом сверкала, а сегодня засмеют?
- Вчера можно было. Знаешь, что? Надоел ты мне уже. Будто правда папенька.
Родрик ухмыльнулся. Поднялся – и застыл, зацепившись взглядом за нечто.
- Погоди.
Эирлис сидела, настороженно на него глядя. Шнуровка платья на её груди была развязана, и там висел медальон. Чуть больше ногтя размером, на тоненькой, почти незаметной серебряной цепочке. Синяя эмаль с красным единорогом, стоящим на задних ногах. Родрик даже поморгал: нет, не почудилось. Герб Бедвиров.
- Откуда это у тебя?
- От матушки. Это её.
- А у неё откуда?
- Не знаю. Почтенный Сигерд говорит, оно было на ней, когда он её нашёл.
- Ты знаешь, что это?
Эирлис пожала плечами.
- Украшение. Красивое. Ни у кого такого нет. И дорогое – мне Пебба за него целый золотой керн предлагал. – Эирлис вдруг испуганно прикрыла медальон ладонью. – Но я его не продам, даже за новое платье!
Родрик отмахнулся.
- Да я не за тем спрашиваю.
- А зачем?
- Ни-за-чем, - с расстановкой произнёс он. – Я правильно помню: твою мать Уной звали?
- Да.
- Никуда не уходи. Я скоро.
* * *
Пройдя немного по тропинке, Родрик свернул в сторону и рухнул на поваленное дерево.
С ума сойти. Так просто не бывает.
В Бреотигерне все знали эту историю, да и сам Родрик не так давно по какому-то поводу её вспоминал: у покойного герцога Эффы была дочка, которая ещё совсем малявкой пропала на болотах. Искали-искали, да так и не нашли. Решили, что утопла. Только как её звали, Родрик не знал. Гаран наверняка знает, но этот трусливый пёс куда-то сбежал. Бросил девку один на один с тем пауком, и сбежал.
Случилось это лет сорок-пятьдесят тому назад, если судить по возрасту Леофрика Бедвира, так что по времени всё примерно совпадает. Хотя получается, что мать родила Эирлис, уже будучи не первой молодости. Ну, что ж, решил Родрик, и так бывает. Её тоже, наверное, долго в девках держали, оттого что пришлая, и никто на неё, кроме углежога, не польстился.
А если так, то выходит, что Эирлис – племянница Леофрика. «Погоди-ка». Родрик задумчиво почесал кончик носа. Не просто племянница, а единственная дочь старшей наследницы Эффы.
- Герцогиня, - ошеломлённо пробормотал Родрик, – мать твою-перемать. Матолух мне в глотку…
Наверное, сама праматерь Боанн вложила в голову ему, Родрику, мысль вытащить её из вчерашнего вертепа. Не зря ведь говорят, что все первородные – они от богов, а значит, под особой защитой ходят. Если только… ту пропавшую девочку звали Уной, и если только этот медальон не попал сюда каким-то другим образом. Мало ли: торговцы. Или воры. Нет, вряд ли торговцы: такие штуки на рынках не продаются, и любой, кто посмел бы нацепить на себя пусть даже безделку, но которая могла принадлежать только первородному, недолго ходил бы с головой на плечах.
«Надо поговорить с почтенным Сигердом», - решил Родрик. Или попробовать того Пеббу потрясти? Какого дьявола он целый золотой керн за побрякушку с эмалью предлагает? Опять же – жениться на Эирлис предлагал, хоть и третьей женой. Нет, Пебба подождёт: пока к нему и предъявить-то нечего, и если он Родрика поганой метлой со двора погонит, будет прав.
Что со всем этим делать, Родрик сообразить не мог. Выбраться отсюда как-нибудь, и заявиться с Эирлис в Бреотигерн? «Будьте любезны, малоуважаемый Леофрик, освободите трон». Нет, это глупость несусветная, самая короткая дорога на виселицу.
«Ладно. Утро вечера мудренее». Но главное – по-любому нужно разузнать, какие из этих мест дороги ведут.
Родрик вскочил с бревна и рысью бросился к дому Эирлис. Забежал за хижину, на всякий случай огляделся, и принялся обеими руками выгребать листву из той ямы под корнями мёртвого дерева. Мешок с деньгами был на месте. Развязав тесёмки, Родрик начал швыряться в золоте: если память ему не изменила, тогда, возле Подгорья, когда он высыпал монеты на плащ, там мелькнула пара-другая серебряных дарнов. Иначе, если он на рынок с золотом придёт, не избежать вопросов и подозрений. Родрик вообще сомневался, что в это богами забытой дыре кто-нибудь держал в руках монеты крупнее грохена.
Нашёл – целых пять штук, слегка потемневших, одна с профилем короля Мередидда, остальные – его сынка Ллойна Длиннобородого. Подержал их в ладони, раздумывая, и на всякий случай прихватил золотой керн. Если Эирлис и правда внучка Эффы, то Родрик просто обязан ей не какое-нибудь тряпьё купить, а нечто приемлемое, тем более, что по большому счёту эти деньги – её. Не все, конечно, кое-что самому Родрику причитается, но всё же.
Родрик спрятал мешок обратно, засыпал лесным мусором. Монеты аккуратно засунул за поясной ремень (для такого случая там имелись полдюжины неприметных кармашков), и решительно зашагал к Кадвану.
Не расстраивайтесь. Моё тоже не читают. Только просматривают.
Это нормально. Как давно известно, чукча не...
Это нормально. Как давно известно, чукча не...
Хотя вот, глянул навскидку кусочек.
Я понял, что речь идёт о неком Родрике. Зачем повторять это несколько раз в таком коротком отрывке? Сколько раз имя можно было заменить на "он", "ему"?
Цитата(Вагант @ 3.2.2015, 11:26)
Родрик вскочил с бревна и рысью бросился к дому Эирлис. Забежал за хижину, на всякий случай огляделся, и принялся обеими руками выгребать листву из той ямы под корнями мёртвого дерева. Мешок с деньгами был на месте. Развязав тесёмки, Родрик начал швыряться в золоте: если память ему не изменила, тогда, возле Подгорья, когда он высыпал монеты на плащ, там мелькнула пара-другая серебряных дарнов. Иначе, если он на рынок с золотом придёт, не избежать вопросов и подозрений. Родрик вообще сомневался, что в это богами забытой дыре кто-нибудь держал в руках монеты крупнее грохена.
Нашёл – целых пять штук, слегка потемневших, одна с профилем короля Мередидда, остальные – его сынка Ллойна Длиннобородого. Подержал их в ладони, раздумывая, и на всякий случай прихватил золотой керн. Если Эирлис и правда внучка Эффы, то Родрик просто обязан ей не какое-нибудь тряпьё купить, а нечто приемлемое, тем более, что по большому счёту эти деньги – её. Не все, конечно, кое-что самому Родрику причитается, но всё же.
Родрик спрятал мешок обратно, засыпал лесным мусором. Монеты аккуратно засунул за поясной ремень (для такого случая там имелись полдюжины неприметных кармашков), и решительно зашагал к Кадвану.
Нашёл – целых пять штук, слегка потемневших, одна с профилем короля Мередидда, остальные – его сынка Ллойна Длиннобородого. Подержал их в ладони, раздумывая, и на всякий случай прихватил золотой керн. Если Эирлис и правда внучка Эффы, то Родрик просто обязан ей не какое-нибудь тряпьё купить, а нечто приемлемое, тем более, что по большому счёту эти деньги – её. Не все, конечно, кое-что самому Родрику причитается, но всё же.
Родрик спрятал мешок обратно, засыпал лесным мусором. Монеты аккуратно засунул за поясной ремень (для такого случая там имелись полдюжины неприметных кармашков), и решительно зашагал к Кадвану.
Я понял, что речь идёт о неком Родрике. Зачем повторять это несколько раз в таком коротком отрывке? Сколько раз имя можно было заменить на "он", "ему"?
Цитата(Сочинитель @ 3.2.2015, 12:42)
Хотя вот, глянул навскидку кусочек.
Я понял, что речь идёт о неком Родрике. Зачем повторять это несколько раз в таком коротком отрывке? Сколько раз имя можно было заменить на "он", "ему"?
Я понял, что речь идёт о неком Родрике. Зачем повторять это несколько раз в таком коротком отрывке? Сколько раз имя можно было заменить на "он", "ему"?
Спасибо, что заглянули, но...
Цитата
Родрик вскочил с бревна и рысью бросился к дому Эирлис. Забежал за хижину, на всякий случай огляделся, и принялся обеими руками выгребать листву из той ямы под корнями мёртвого дерева. Мешок с деньгами был на месте. Развязав тесёмки, Родрик если здесь Родрика заменю на "он", тогда слишком много онов" будет начал швыряться в золоте: если память ему не изменила, тогда, возле Подгорья, когда он высыпал монеты на плащ, там мелькнула пара-другая серебряных дарнов. Иначе, если он на рынок с золотом придёт, не избежать вопросов и подозрений. Родрик вообще сомневался, что в это богами забытой дыре кто-нибудь держал в руках монеты крупнее грохена.
Нашёл – целых пять штук, слегка потемневших, одна с профилем короля Мередидда, остальные – его сынка Ллойна Длиннобородого. Подержал их в ладони, раздумывая, и на всякий случай прихватил золотой керн. Если Эирлис и правда внучка Эффы, то Родрик а если здесь вставить "он", то тогда непонятно станет, речь идет ли о Родрике или об Эффе просто обязан ей не какое-нибудь тряпьё купить, а нечто приемлемое, тем более, что по большому счёту эти деньги – её. Не все, конечно, кое-что самому Родрику причитается, но всё же.
Родрик а вот здесь согласен, можно заменить спрятал мешок обратно, засыпал лесным мусором. Монеты аккуратно засунул за поясной ремень (для такого случая там имелись полдюжины неприметных кармашков), и решительно зашагал к Кадвану.
Нашёл – целых пять штук, слегка потемневших, одна с профилем короля Мередидда, остальные – его сынка Ллойна Длиннобородого. Подержал их в ладони, раздумывая, и на всякий случай прихватил золотой керн. Если Эирлис и правда внучка Эффы, то Родрик а если здесь вставить "он", то тогда непонятно станет, речь идет ли о Родрике или об Эффе просто обязан ей не какое-нибудь тряпьё купить, а нечто приемлемое, тем более, что по большому счёту эти деньги – её. Не все, конечно, кое-что самому Родрику причитается, но всё же.
Родрик а вот здесь согласен, можно заменить спрятал мешок обратно, засыпал лесным мусором. Монеты аккуратно засунул за поясной ремень (для такого случая там имелись полдюжины неприметных кармашков), и решительно зашагал к Кадвану.
Благодарствую.
Согласен с вами. Однако можно ведь и перестроить предложения, чтобы "оны" убрать. Я обычно так и поступаю.
Цитата(Сочинитель @ 3.2.2015, 16:00)
Согласен с вами. Однако можно ведь и перестроить предложения, чтобы "оны" убрать. Я обычно так и поступаю.
Можно. Но, по-моему, и так не перегружено.
Это текстовая версия — только основной контент. Для просмотра полной версии этой страницы, пожалуйста, нажмите сюда.