Молоток дали хлипкий и неудобный: деревянная рукоять щетинилась будущими занозами, боёк часто соскальзывал, с весёлым грохотом закатываясь под кровать. Андрей чертыхался и с грустью ровнял гвоздь. Гвоздь гнулся, словно дождевой червяк на крючке, издевательски качал шляпкой. Идти с таким в гости совсем не хотелось, но выбора не было. Андрей спрятал подарок в карман, рассеяно огляделся. В доме кроме него и мебели никого не было, да и мебели не особо: старый дубовый стол с латунными ручками на ветхих ящиках и такая же кровать, только без ручек, но с ажурными вензелями и башенками на спинке. Больше ничего: ни стульев с изогнутыми ножками, ни персидских ковров, ни портретов с изображением предков, ни цветов в пластиковых горшках на подоконнике, даже подоконника и того не было. Он подошёл к мутному окну, посмотрел в отражение. Острые скулы на исхудалом лице, волосы дыбом от пыли, изжёванный временем рабочий комбинезон. Посмотрел на улицу. На улице, как всегда, показывали пустыню: землю, будто в ссадинах и трещинах, и небо, будто в огне и копоти. Денёк будет чудесным.
Андрей засунул молоток за широкий кожаный ремень и вышел из своей утлой хижины. Она была очень похожа на своего хозяина, такая же неуклюжая и неухоженная, и с таким креном, как будто её хорошенько пнули. Дверь без замка жалобно скрипела под порывами раскалённого ветра. Жестяная крыша прогнулась под тяжестью пыли и песка. Вокруг хижины беспорядочно валялись детали деревянных игрушек: большие и маленькие колесики, ручки и ножки кукол, головы разных животных. Дальше по кругу на сотни метров вокруг тянулись пустынные пыльные ландшафты с обломками всякой мебели: эбеновыми тумбами, вишнёвыми комодами, ясеневыми шкафами. Скромное жилище Андрея стояло в самом центре этого лесопильного водоворота.
«Только бы не развалился, - подумал мужчина, плотнее прикрывая дверь, - засмеют. Плотник без дома, как дух без тела. Хотя и так… Родник точно не поможет. Он и так не помогал, то ли не хотел, то ли не мог. Скорее всего, не хотел».
Комья сухой земли хрустели под ногами. Жаркое марево укутывало плотным одеялом, давя вниз, лишая сил. Андрей не торопясь, брёл вперёд, в гости к художнице. К художнице Оксане. Путь к ней был далёким, предстояло пройти немало километров. Мужчина осторожно обходил остовы некогда роскошных изделий, касаясь их кончиками пальцев, что-то бормотал себе под нос. Поломанная мебель подмигивала блестящим на солнце лаком, искрилась сотнями лучей. Так незаметно он дошёл до ровного ряда белых колышков, которые прямой линией уходили к горизонту. Эта чудесная женщина жила на холмах, которые начинались сразу же после колышков. Холмы Оксаны разительно отличались от его владений. У неё из сухой земли росли покорёженные этюдники, разбитые рамы и лысые кисточки. Они стройными рядами тянулись к небу, как подсолнухи к солнцу. Их было так много, что приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы не сбиться с едва наметившейся тропинки.
Андрей сплюнул. И чем Оксана ему приглянулась - не понятно. Рисует целый день одной ей понятные художества и трещит без умолку о прекрасном. Так и говорит: «Посмотри на этих прекрасных птиц, посмотри на эту прекрасную реку, здесь так прекрасно». В иной раз хотелось обнять её покрепче и закричать во всё горло: «Очнись глупая, здесь ничего прекрасного нет! Нет никаких птиц, нет никакой реки, всё это выдумка, обман. Здесь только наши сломанные души и гнетущая пустота. Это Ад и мы здесь горим!». Но он знал, что так не поступит и тем более не скажет. Слова здесь имели особую цену.
К Оксане в гости также ходил Пашка – библиотекарь, умный зараза до колик в животе. Вечно как придёт, как начнёт гудеть своим басом: «Оксанушка Валентиновна, а не читали ли вы Соломундера, отменный скажу я вам знаток телесных светил и совокупности мирозданий. Нет, не читали? Сейчас я вам расскажу. Ох, как жаль, что у нас нет тленных тел, как жаль. Какие бы я вам примеры показал, какие примеры!». Андрей недовольно поморщился. Оксана была единственной женщиной в их мире. Кого он тут только не перевидал: и смелого скалолаза, и хитрого водопроводчика, и мудрого механика и Бог знает кого ещё, но женщину-художницу впервые. Он вспомнил, как они познакомились возле Родника. Он тогда стоял и долго думал, чтобы ему хотелось, но так ничего и, не придумав, уже собирался уходить, как к нему подошла рыжеволосая женщина в хлопковом белом халате. Её душевные изгибы рождали щемящую грусть в его призрачном сердце, заставляя волнительно вдыхать горячую пыль.
- Мужчина, а вы? Почему ничего не заказываете? – спросила она.
Андрей опешил. Во-первых, до этого с ним никто не знакомился, а во-вторых, это была женщина! Все смотрели на неё с удивлением и содроганием. Женщина – здесь? Никто не знал точно Рай это или Ад, но попадали сюда только мужчины - бестелесные существа, без плоти и воображения, будто засохшие деревья, без листьев и плодов. Знакомились они друг с другом редко, говорили мало. Появление Оксаны было сродни фейерверку в конюшне, кругом возник шум и гам, бестолковая беготня. Она сразу привлекла к себе толпы поклонников. Её внимания добивались, пропускали без очереди к Роднику, звали в гости, дарили ценные подарки.
- Так, почему вы ничего не заказываете? Каждый раз прихожу сюда, смотрю, как люди толкаются, галдят о желаемом. И вы, такой одинокий и несчастный, стоите в сторонке, бормочите себе что-то под нос, – продолжала допытываться она.
- Мне не надо, – ответил он, разворачиваясь чтобы уйти. – Не надо! Я ещё не придумал...
С тех пор Андрея стали изощрённо мучить, всевозможным образом приобщая к искусству. Как вспышка масла на сковородке становилась для него каждая встреча с Оксаной. То она придумывала сходить в поход к птичнику полюбоваться на «райских» птиц, то она приглашала к библиотекарю Паше почитать скабрезные сонеты, то они лезли в горы послушать скрипача. Всё бы хорошо, да только Андрей не видел райских птиц, только грубо сколоченные клетки; на сонетах было скучно, и он засыпал; а в горах, кроме свиста в ушах, ничего не музицировало.
Мужчина остановился, поправил на поясе молоток, пощупал на месте ли гвоздь, выровнял спину – вот и вагончик Оксаны. Он выглядел немного лучше его хибары и чуть-чуть ровнее, но сделан был из тех же кривых рассохшихся досок. Если его домик пнули, то на её, скорее всего, наступили, возможно, не раз. Правда, с окнами ей повезло, их было так много, как глаз у паука. Обойдя вагончик вокруг, он увидел художницу в неизменном белом халате. Оксана стояла к нему спиной, резко тыкая кисточкой в мольберт.
- Привет! Что рисуешь, опять лебедей? – спросил он.
- Да, - ответила она, – и их тоже. Долго же ты шёл, я уже почти закончила картину. Всё надеялась, что ты раньше подойдёшь, поможешь с цветами.
- С какими цветами? – удивился Андрей. – Я в цветах не разбираюсь, это тебе к цветочнику надо.
Она звонко расхохоталась.
- Да не с цветами, с красками. Ты понимаешь, я всё хотела, чтобы было как в жизни, в настоящей жизни, а не как здесь. Ну, ты сам посмотри, не странно ли? Жёлтая вода, вот… вот, смотри, а теперь оранжевая, река течёт - цвета меняются. Так не должно быть - я точно знаю. Что скажешь?
Мужчина посмотрел на сухую обветренную землю, на её чистый холст и повторил:
- Так не должно быть... А знаешь, рисуй, как хочешь… Мне нравится.
Она повернулась и подошла к нему.
- Правда, нравится?
- Правда… - смутился Андрей.
Он почувствовал себя почему-то неловко, то ли оттого что соврал, то ли оттого что сказал правду. Оксана ему нравилась, а вот к её картине он был безразличен. Нервно зашарив по карманам, Андрей извлёк кривой гвоздь.
- Вот я достал, как ты и просила. То есть, в общем - это тебе… подарок!
Оксана взяла гвоздь посмотрела на него задумчиво.
- И что, сложно было? – спросила она. – Да у тебя и молоток есть. Прекрасно. Поможешь мне повесить картину? Хочу на веранде у входа, чтобы каждый гость смотрел на неё и знал, что здесь живёт талантливая художница. Правда я здорово придумала?
- Здорово, - поддакнул Андрей, покосившись на вагончик. – На веранде говоришь?
- Да, на веранде. Ладно, с картиной, лучше расскажи, как прошло у Родника, ты ж впервые у него попросил. Правильно?
- Правильно, впервые. Подошёл к высокой превысокой стене из грубого неотёсанного камня, которая уходит вверх за облака, услышал звон колокольчика. Попросил и ждал, долго ждал…
- Не томи, говори, что делал? – спросила Оксана, нетерпеливо махнув мольбертом.
- Сочинял стих о любви, - запнулся Андрей, нервно поправил молоток. – Корявый стих, но молоток всё-таки дали, как видишь, и гвоздь тоже.
- Расскажи, – тихо попросила она. – Расскажи, стих…
Андрей напрягся и с чувством продекламировал.
"Когда смотрю я вдаль
Моё сердце одиноко стучит
Рождая печаль внутри
И тогда понимаю, что жил"
Оксана улыбнулась, подошла, провела рукой по его щеке.
- Жаль, ты этого ещё не чувствуешь. Душевные стихи. Молодец.
- Лучше, чем у Пашки, у этого начитанного зануды? Правда, лучше?
Оксана на секунду замешкалась.
- Мелодичнее, - соврала она. – Знаешь, этот стих нам очень поможет. Ты впервые шагнул к искусству: не посмотрел на него, как на картину талантливой художницы в галерее; не послушал, как музыку виртуозного скрипача в филармонии; и даже не пощупал, как статую гениального скульптора в музее. Ты сам создал искусство, когда написал эти строки, которые помогут тебе выбраться отсюда, вдохнут в тебя жизнь.
Андрей попытался скрыть довольную улыбку, но у него это плохо получилось. Он посмотрел на Оксану, на её счастливое лицо, на влажный малахит умных глаз, на струящиеся по плечам волны рыжих волос – она была прекрасна и не только внешне, но и внутренне светилась нежностью и дикой энергией. Благодаря этой энергии он чувствовал себя лучше, как будто она делилась с ним своей силой, уверенностью.
- А что же Пашка, почему его нет? Ты ж его тоже приглашала? – спросил он.
Оксана, опустив голову, повернулась к мольберту, резко заводила кисточкой по картине. Сделав ещё несколько неосторожных движений, она с гневом швырнула её на землю.
- Он не пришёл. А как обещал, как уговаривал! Ты послушай, что он тут написал, - рассердилась Оксана, достала из своего халата клочок мятой бумаги. – Слушай! «Я напишу вам лучшие стихи из всех написанных, о том, как край неба касается земли и млечные реки текут вспять, возвращая истерзанные души к истокам искусства, о том, как они сливаются с Родником, даря бессмертным радость жизни. И узнаете вы истину, как узнал её я, дочитав книгу великого Соломундера. Вечно ваш, Павел».
Оксана, нервно покрутив бумажку, спрятала её обратно в карман халата. Постояла, немного молча, подобрала кисточку и продолжила рисовать.
- Пафосный подлец! – подытожила она.
Андрей помялся немного, почесал затылок и неожиданно для себя предложил:
- А хочешь, я схожу к нему, узнаю, почему не пришёл?
Художница задумчиво мазнула по картине ещё несколько раз.
- Хочу. Спроси у него, почему в мире прекрасного нет откровенности, а всё что выдают за неё - это ложь, залитая шоколадом с сахарной пудрой из лживых кривляний и пустых обещаний. Так и спроси, а ещё скажи, что в его стихах нужды больше нет. У меня есть свой поэт, намного лучше.
Мужчина опять расплылся в довольной улыбке, словно сам съел шоколадку с сахарной пудрой. Его ещё так никто не хвалил, хоть он и понимал, что Оксана ему просто изящно льстила.
- Хорошо, я пошёл, - согласился Андрей.
Библиотекарь жил в глубокой яме за последним холмом на участке Оксаны. Его ландшафт был несколько вычурен, как обложки глянцевого журнала, которых там, кстати, было довольно много. Пёстрый глянец соседствовал с жёлтой прессой, многотомный тираж с вырванными страницами лежал рядом с маленькими книжонками, зачитанными до дыр. Ветер шуршал их страницами, создавал иллюзию читального зала. Слева от Пашиной кибитки нависали крутые утёсы, справа пологие холмы с устьем пересохшей реки, которая брала начало у самого Родника, а вдали высились горы. Почему Оксана говорила, что прекраснее пейзажа она не видела, Андрей не понимал. В его глазах всё было одинаковым: земля - сухой и потрескавшейся, утёсы - мрачными и безжизненными, не говоря уже о реке, которую он до сих пор не видел, хотя почти все его знакомые восхищались ей. Даже, когда он был у Родника и просил инструменты, не было никакой воды: ни жёлтой, ни красной, ни оранжевой. Так размышляя, он добрёл до белых колышков и остановился. Дальше ничего не было, участок библиотекаря исчез. На его месте клубился сизый дым, отвесно убегая вверх и вниз от ровного среза, будто кусок торта отрезали и выкинули. Андрей присел на корточки, провёл рукой по краю земли над пропастью. Она была идеально ровной, толщиной в две ладони, дальше шла пустота. Дым же был очень плотным, и как показалось Андрею, с чем-то живым внутри. То ли большие сгустки черноты, то ли ещё что, но это нечто медленно двигалось к нему. Он внимательно вгляделся. И действительно различил крылатых существ с громадными головами, по виду похожих на человеческие, только невероятно раздувшиеся, как у злых гениев с переизбытком знаний. Они были размеров в пять больше его хижины.
Андрей с ужасом вскочил и побежал обратно.
Оксана стояла на месте, продолжая беззаботно рисовать. Её лёгкий халатик кружил в танце неугомонный ветер. Мужчина, чуть не упав, подбежал к ней, дёрнул за плечо.
- Паши и его хижины больше нет, всего участка больше нет! – закричал он, оттаскивая её от картины. – Побежали быстрее… быстрее…
Оксана вырвалась, скрутила холст и засунула его под мышку.
- Без своей картины, я никуда не пойду! – засуетилась она. – Это немыслимо! То ты ходишь, чуть носом землю не пашешь, то бежишь и кричишь, как заправский глашатай. Что происходит, к чему такая спешка?
Андрей разозлился, он почувствовал прилив сил. С каждой мыслью, с каждым желанием, с каждым порывом, он ощущал, как наливаются его исхудалые руки мышцами, как разглаживается изрезанная морщинами кожа. Всплеск паники проходил, пробуждая дремавшие силы. Они струились по артериям и венам, обвивали руки и ноги, сжимали сердце. Он становился крепок, словно зебрано.
Сзади послышалось громкое чавканье. Громадные головы с крыльями вместо ушей, похожими на пиратские паруса, ели участок художницы. Холмы, как творожные кексы быстро таяли, пережёванные мощными челюстями. Оксана вскрикнула, её правая рука стала исчезать, палец, за пальцем, словно горящие бенгальские огоньки. Андрей вышел из ступора, подхватив одной рукой художницу, быстро побежал прочь. Его бег был похож больше на прыжки тигра с добычей в зубах, спасающегося от стаи стероидных шакалов.
- Что это? Кто они? – кричал он, крепче прижимая к себе Оксану. – Что у тебя с рукой? Я тебя никому не отдам!
Оксана болезненно морщилась, ей всё труднее было держать холст. Теперь заискрилась и левая рука. Извернувшись всем телом, как кошка, она перехватила холст ногами. Крупные слёзы катились по её щекам, падая в иссушенную землю. Белоснежный халат тлел паутинами тонких порезов. Волны рыжих волос сворачивались, словно их поднесли к огню.
- Я… я не дорисовала картину, мне ещё совсем немного надо было времени, – плакала она. - Почему?
Андрей не знал что ответить. Сейчас его переполняла энергия, он арабским скакуном, одолевал холм за холмом. Молоток больно бил в живот. Поначалу он даже не обратил на это внимание, но теперь с удивлением понял, что может чувствовать. Он ощутил прилив нежности и отчаяния, которое сковало сердце, заставляя замедлить бег. Андрей остановился, поставил Оксану на землю. Обнял, прикоснулся губами к её шее, поцеловал бледные губы.
- Ты… мы не можем убежать. Они сожрут твой участок, и ты исчезнешь. Надо бороться… Я буду бороться! Приляг, отдохни, - неуверенно сказал он, помогая ей лечь на мягкую землю. Андрей присмотрелся, земля наполнилась влагой, стала более рыхлой и мягкой, кое-где проросла трава. Мир менялся. Удушливая пыль осела, жаркое марево сменила освежающая прохлада, природа дышала в такт дыханию Андрея.
Он достал молоток. Определив, какая из голов ближе, ринулся к ней. Головы замерли в ожидании, одна от удивления приоткрыла челюсть. Из неё тут же посыпались человеческие фигуры в ферязях и опашнях, у каждой в руке по деревянной дубинке. Они выстроились в полукруг и с дружным рычанием побежали навстречу. Расстояние быстро сокращалось. В лицах нападающих не было никаких эмоций. Они больше похожи были на дым мокрых веток, одетый в богатую одежду, чем на людей. На злой и яростный дым, которым управлял невидимый мангальщик.
Они столкнулись.
Андрей не сбавляя скорости, ударил первого ногой в живот, от чего тот, скривившись с укоризной и отвращением, рухнул на землю. Не прекращая движения, он хорошенько приложил второго молотком в висок. Боёк молотка улетел вслед за противником. Оставшись с одной рукояткой в руках, как учитель с указкой, Андрей попытался решить вопрос мирно.
- Довольно, я не боюсь вас! – крикнул он в безжизненные лица. – Проваливайте!
Но противник не сдавался и на переговоры не шёл. Ощерившись дубинками, немая толпа атаковала. Андрей бил и бил, протыкая нападавших рукояткой молотка, как листы писчей бумаги. Фигуры падали им на смену приходили другие, уже в кафтанах и панцирях: с копьями и короткими мечами. Челюсти выпускали всё новых и новых воинов, они, не раздумывая, бросались в бой. Андрей не знал, сколько его раз огрели дубинкой или зацепили мечом. Его душа разрывалась от боли. Колени подгибались под тяжестью тел, которые лезли на него со всех щелей. Он не понимал, почему и за что, продолжая крутиться в смертельном танце. Противники окружили его, навалились, прижали к земле. Кто-то с силой вонзил возле его головы копьё, прохрипел в ухо:
- Лежи грешник!
Андрей попытался выбраться, но его заботливо стукнули по голове.


***

Сознание возвращалось тяжело, толчками боли, жуткими криками. Мир вокруг сжался до маленькой жёлтой точки. Она не имела ни чёткости, ни мысли, просто безупречно круглая жёлтая точка. Точка приближалась, с каждой секундой росла в размерах. Её становилось всё больше. Она вбирала в себя все цвета, все краски, все остатки прошлого, все желания будущего. Это была кислота. Она растворяла всё, чего касалась, а касалась она всего.
- Андрей, ты как? Говорить можешь? – спросил незнакомый голос.
Андрей пошевелился. Болело всё тело, от кончиков пальцев на ногах до шишки на голове. Каждый нерв, каждый сустав ныл и мучительно дёргался. Очень хотелось пить. Он, превозмогая боль, приподнял голову. Перед ним стоял ладно скроенный твидовый костюм с золотой цепочкой в кармане жилетки. Он был в начищенных до блеска коричневых туфлях со стильными пряжками в виде полумесяцев. Самого владельца этой роскоши разглядеть не получалось, он или стоял против солнца, или сам светился, или был без головы.
- У-у-у, - просипел Андрей. – А-ф-ф-р-р…
Костюм присел на корточки, немного покачался взад-вперёд.
- Ладно, будем считать, что можешь, - сказал он и, покачавшись ещё немного, продолжил. - Моё имя Соломундер. Я думаю, тебе приходилось его слышать, но я не уверен, помнишь ли ты это. Тебя зовут - Андрей, ты не дух и не душа, и тем более не бестелесное существо, ты – человек. Но не в полном наборе. Так уж получилось, извини.
- Т-т-ы-ы к-т-т-о-о-о?, - повторил Андрей свой вопрос.
- Я – Соломундер, хозяин Родника, а если быть совсем точным, то – Родник, - ответил костюм. – Ты не волнуйся, теперь у тебя всё будет в порядке, я обещаю. Только для этого надо будет немного постараться. Постараешься?
- Да-а, - подтвердил Андрей, - пост-раю…
- Вот и отлично. Сейчас я всё объясню. При жизни ты был талантливым плотником. Создавал шедевры, писал историю. Твои творения до сих пор в цене. Андрей, ты – муз для столяров и плотников всего мира. Благодаря тебе в млечных реках течёт вдохновение для всех ценителей деревянных поделок. Но при последней своей жизни, ты не любил людей, грешил беспробудно и даже проломил кому-то череп. А это, как ты понимаешь, изгнание.
- К-кому? – спросил Андрей, приходя понемногу в себя. – Я не…
- Не важно, - перебил он. – Ты запутался и перестал работать. Если бы не Оксана, я бы нашёл тебе замену. Но она захотела помочь тебе с риском для себя. И помогла.
- Где она? Где Оксана?
Костюм засмеялся и встал с корточек.
- Ты сможешь узнать, где она, если увидишь её картину. А для этого придётся много работать, искать вдохновение. У тебя есть вдохновение? Молчишь? Вот и чудненько! Молоток у тебя есть, над остальными инструментами – подумаем. Что делать, я думаю, ты уже понял. Так что до встречи. Трудись грешник.
Он развернулся и пошёл прочь.
Андрей с трудом приподнялся на локте, огляделся. Это был Оксанин участок. Холмы зеленели, благоухая весенним цветением. Где-то рядом журчала река. Её звонкий голосок переливался, создавая нежную мелодию. На земле подле него лежала рукоять молотка, чуть дальше блестел на солнце боёк. В метрах двадцати от бойка лежал свёрнутый трубкой холст. Перевернувшись на живот, Андрей пополз к нему. Каждое движение давалось с трудом. Он растопыренными пальцами впивался в землю, подтягивая тело. Ему показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем он добрался до холста. Развернул его. В правом верхнем углу дрожало пятно шершавых мазков синего цвета размером в спичечный коробок. Мужчина измученно улыбнулся и прошептал:
- Что бы это ни было: ясное небо или быстрая река, я увижу эту картину. И найду тебя. В том мире или в этом. Моя Оксана…