Я плохая мать и это ужасно. Правда падает мне на плечи побелкой разрушающегося дома под названием «Жизнь». Но я ничего не могу с этим поделать, совсем. Конечно, многие женщины во время своих нескончаемых кризисов запираются в ваннах или же скупо в кулак плачут над той же проблемой. Но это всё эмоционально. Это всё, что бы их пожалели. Я же смотрю на себя совершенно трезво и глаза мои не покрыты пеленой слёз. Единственная эмоция, которую я испытываю, когда думаю о себе как о матери – страх. И этому есть две причины, о которых я расскажу.
Причина первая. Треть матерей мира на меня посмотрят как на безответственную малолетнюю проститутку. Другая треть сочувственно покачает головой, опустит глаза и погладит по плечу. Третья же послушает и пойдёт заниматься своими делами, без оценочно и безучастно. Статистика, мать её. А причина простая – я не знаю отца своего ребёнка. Ну, прекратите же свистеть и кидать оскорбления, пока я не закончила. Я совершенно не ветреная девица. Даже можно сказать «безветренная». Но так получилось. Как и у всех, со мной приключилась ситуация «так получилось». Это бывает с каждым, независимо ни от каких предрасполагающих ситуаций, божественных явлений, роста, возраста, цвета кожи или пола. У кого-то эти события окрашиваются в весёленькие тона, у кого-то нет. Человек, нашедший на улице пару довольно-таки крупных купюр, не искал же их? Так и я не планировала забеременеть. Ситуация была довольно-таки банальной – я поссорилась со своим бойфрендом. Мы с ним встречались недолго – всего месяца четыре, но уже более-менее узнали друг друга. И активно пытались сблизиться.
У моего бойфренда была очень ужасная привычка – когда что-то шло не так, он начинал сравнивать меня со своей бывшей. Не видя её ни разу в жизни, я успела возненавидеть эту стерву, как сатану, облачённого в юбку и кружевной лифчик. Например, он такой жуёт мою стряпню и, если вдруг я пересолю, откинув каштановую чёлку, заявляет: «А вот Маринка не пересаливала». Или – «А у Маринки вкуснее картошка получалась. Хочешь, достану рецепт?». Ух, как же мне хотелось прибить эту самую Маринку. Но это были мелочи, в один момент я уже начала пропускать мимо ушей эти унизительные для всего женского пола колкие фразочки. За исключением фатальной дня нашей ссоры, закончившейся зарождением внутри меня новой жизни. Он решил переехать ко мне, привёз вещи и стал распихивать по моим полочкам. И даже ничего не спросил. Конечно же, мне это не понравилась, я начала верещать что-то про своё личное пространство, про неуважение, про эгоцентризм. Он такой сплюнул на пол и сказал:
- А вот Маринка уважала кроме своего мнения ещё и моё. Она не истерила по мелочам. Тебе-то и возразить нечем. Никого у тебя нормального не было до меня, и ты сама знаешь почему.
Дорогие мои, но вот это меня задело. Я что-то кричала, визжала, махала руками, а он смотрел на меня с видом победителя. Накинув куртку и хлопнув дверью, я отправилась на вольные хлеба в незатейливый ночной клуб. Внутри, собственно, и произошла алкоголизация и знакомство с обаятельным мужчиной. Секс (который я уже плохо помню) был после, у него дома. Потом я пьяная поймала такси, приехала домой, проспалась и чувствовала себя самой разбитой вазой этого мира. А затем задержка, тест, меня бросает парень… Ну вы догадываетесь, как это бывает. Вот, так я и стала матерью одиночкой, не знающей имени отца ребёнка.
Самое время перейти ко второй причине, по которой я могу назвать себя действительно плохой матерью. Я рада, что мой ребёнок родился немым. Нет, правда, я столько была наслышана от своих подруг о том, как ужасно, что дети ночами ревут, кричат, хотят есть. Всё это изматывает хуже, чем каторжный труд. Двадцатиминутный сон урывками, состояние близкое к нарколепсии – не знаешь когда отрубишь и бодрствуешь ли вообще. У моего же чада была какая-то патология в развитии голосовых связок и максимум на что он способен – хрипеть и посапывать. Я даже могла находиться с ним в одной комнате и спокойно спать, сколько и обычно. Просыпаясь, сразу же проверяла как там мой малыш, а он глядел на меня и улыбался. И меня это устраивало. До определённого момента.
Однажды, прошла буквально пара недель после родов, у нас в городке разыгралась нешуточная гроза. Она не была такой уж неожиданной – последние дни жара буквально плавила мозги. Мысли становились вязкими, будто жвачка смешанная с соплями, и единственный выход был морально разлагаться, утопая в кресле перед телевизором, под ледяными потоками кондиционера. Так вот, спустя несколько таких изнурительных дней, под вечер, на небе образовалась чёрная, увеличивающаяся в геометрической прогрессии, злокачественная опухоль, наполненная ветрами, молниями и дождём. Около одиннадцати вечера, я покормила ребёнка специальным молоком из бутылочки, своё у меня закончилось спустя первую неделю, и легла спать. Но сон совсем не приходил, я ворочалась на скомканном полотне покрывала, насквозь влажного от холодного пота. За окнами молнии выписывали сияющие зигзаги и врезались в землю. Ветер дул так, что казалось дом вот-вот оторвётся и полетит из Канзаса в Изумрудный Город. Я встала с кровати, промучившись до трёх часов ночи, добрела до ванной и запустила руки под ледяную проточную воду. Вдоволь умывшись и напившись, я вернулась в комнату. С умилением заглянула в детскую кроватку и от неожиданности вскрикнула. Кроватка была пуста. Я в панике стала обшаривать глазами комнату, когда это могло произойти? Он даже головкой-то ещё толком шевелить не может! Куда он мог деться? Вопросы забарабанили градом по жестянке моей коры головного мозга. Вокруг царил полумрак, я кинулась к выключателю и щёлкнула пластмассовый тумблер. Комнату озарила люстра, но, буквально на какую-то секунду. От резкого скачка напряжения и молнии попавшей куда-то совсем не туда, во всей квартире выбило пробки. Мне захотелось плакать от беспомощности. Не уверена, что у меня имеются фонарик или свечи. А если это отец моего сынишки вернулся что бы забрать его? Очень глупая мысль силиконового голливудского фильма, но до ужаса въедчивая. Нужно позвонить, хоть кому-нибудь. Мне нужна была помощь. Я схватила мой сотовый с тумбы. Чёртов сенсор постоянно набирал не тот номер, что мне нужен. Пальцы дрожали, будто я стояла в одной купальной шапочке на вершине Эвереста. После пары неудачных попыток, телефон всё таки выскользнул, подобно тюремному мылу из многочисленных сальных шуточек, и разлетелся по полу своим нутром. Задняя крышка была невыносимо слабой и от удара она отвалилась, попутно выбрасывая батарею куда-то в бескрайнюю подкроватную темноту. Вот теперь я поняла, что финансовая ограниченность – не самая плохая штука. Я всё никак не могла одно время позволить себе перейти на пик современности – купить сотовый телефон и пользовалась лишь домашним. А когда приобрела – руки не доходили до того, что бы стационарный отключить и выкинуть. И вот сейчас, давясь адреналином и всхлипами, я ринулась в другую комнату, что бы позвонить по никогда ещё меня не подводившему телефонному аппарату. В полной темноте заниматься неконтролируемыми перебежками было плохой идеей. Под ногу мне что-то попало, скорее всего задняя панель злосчастного мобильника и я поскользнулась, взвыв одновременно от боли и неожиданности. А затем шмякнулась на линолеум.
Всё потемнело и стало таким расслабляющим, но я с величайшим усилием открыла глаза. Я же мать, чёрт побери! Затем поднялась с липкого пола и добралась-таки до телефона. Пока вызывала полицию и слушала гудки, понимала что что-то изменилось, что-то не так. Посмотрим. И я посмотрела на комнату, всмотрелась в неё, прогнав пелену страха с себя. Я застыла и, казалось, на целую вечность, но на деле времени прошло не больше, чем между двумя гудками по ту сторону телефонного аппарата. Все мои чувства обострились до предела, и я хаотично анализировала окружающую обстановку. Гроза за окном давно закончилась. Свет в комнатах горит. Есть предположение, что скоро настанет рассвет. И ещё кое-что. Я слышу посапывание из моей комнаты.
Как это водится во всех плохо поставленных фильмах девяностых годов, я моментально обессилила и трубка выскользнула из моих пальцев, а рот, как у одной очень знаменитой актрисы одной очень знаменитой вампирской саги, застыл в приоткрытом состоянии. Еле передвигая ноги, прошла к кроватке моего чада. И вот он, лежит, как ни в чём не бывало. Смотрит на меня и хрипит, наверное смеётся. Я с застывшей гримасой мучительного счастья вытащила его из кроватки и обняла что есть силы. Даже успела уронить на его беленькую маечку пару родительских слёз, пока меня не пронзил внизу живота холод страха. Это сложно объяснить, но он был не моим. Или скорее, он стал какой-то другой. Внешность его как и у моего, и даже хрип, но вот запах… Тот самый, который чувствуют только матери у своих сыновей, он изменился. Стал чужим. Как и сам ребёнок.
Прошла уже неделя, но ничего не изменилась. Признаюсь честно – я боюсь его. И, я жду момента, когда я вновь подойду к кроватке, а его там не будет. И на этот раз навсегда. Я очень, очень плохая мать.