Мотор УАЗика заглох в километре от лесной развилки. Коля поковырялся под капотом минут десять. Больше для виду.
- Я еще в гараже предупреждал, колымага древняя, капризная, - вытер ладони коричневой от масла тряпкой, швырнул ее под сиденье. Оглянулся, с хрустом потянувшись.
Золотая осень. Один из последних теплых дней.
- Прогуляемся? - предложил я.
Коля не возражал: - Пять сек. Фонарик только возьму.

В деревушке дорогу описали предельно четко - после развилки направо, затем прямиком.
- Сквозь кусты что ли? - я молодецки расправил плечи, демонстрируя, что готов хоть сквозь заросли, хоть через буераки.
- Сквозь кусты, - без тени улыбки подтвердили местные. - Где-то с три километра по лесу. Там выйдешь на поляну. Домик ее прямо посередине стоит.
И долго отговаривали идти.

Про лесную знахарку, живущую в чаще леса под Березняками, я прознал еще в Темноводске. Забежал к знакомому репортеру из фабричной многотиражки. Думал отправить по почте самому себе готовый отчет о полесских колдуньях, да в отделении связи как назло не было больших конвертов. Провинция.
- Слухи недобрые про нее ходят, - знакомый угощал чаем. На потертой газетке пара кусков колбасы, неровно нарезанный хлеб, пригоршня карамелек. - Порчу эта старуха наводит. Говорят, на сельскую свадьбу являлась, что-то там нехорошее потом вышло. Будто звери ей прислуживают. И сама превращается черти в кого.
- Звери прислуживают? Это как? - усмехнулся я.
- А так, - репортер отхлебнул из старомодного граненого стакана. - Заяц морковку принесет, волк - мяска, а медведь медку подкинет, - и ни малейшего намека на иронию в голосе. Предупредил со вздохом: - Будь осторожнее. Это тебе не Полесье, где каждая кочка на болоте знакома.
Аж мурашки по коже.

- Долго еще? - Коля, всего полчаса назад весело пинавший листву, заметно приуныл.
Который раз замечаю невысокую выносливость водителей. Профессиональное что ли? Привыкли всю жизнь за рулем рассиживаться. Впрочем, я и сам погрустнел, едва увидев непролазные заросли кустарника. Ветки больно хлестали по рукам, под ногами время от времени что-то хлюпало.
- В болото бы не зайти, - бурчал я, - по запаху чую, топь где-то рядом.
- Я ничего не чую, - Коля отмахивался от назойливой мошкары. Не без шарма закинул папироску в уголок рта. Одессит.
- У меня с детства нюх отличный, - я не упустил возможности похвастать. - И запахи неплохо распознаю.
- Это хорошо, - Коля глубоко затянулся. - А что мы ей скажем, когда придем? Колдунье этой.
Кустарник расступился, теперь мы шли по едва читаемой тропке. Коля заметно приободрился и уверенно сшибал ботинком верхушки трухлявых пней.
Влажная прохлада леса в жаркую погоду принесла бы умиротворение, но осенью легкий запах гнили, витающий повсюду, настраивал на тоскливый лад.
- В смысле, что скажем? Правду и скажем. Собираем местный фольклор, интересуемся легендами и преданиями про ведьм, колдуний и все такое прочее, - я посмотрел на небо. До захода солнца часов пять.
- Да не, Макс, впрямую нельзя, - Коля на секунду задумался. - Давай так - мы путники, сбились с дороги, хотим водицы испить. А то на "ведьму" эта знахарка обидится еще.

- Способность придерживаться двух противоречащих идей одновременно есть признак гениальности, - мой учитель, профессор Феликс Арнольдович Серебряков захлопнул потертый блокнот с записями. Через мгновение труд последних двадцати с лишком лет шлепнулся на мои колени.
- Профессор, вы уверены? - я слегка опешил.
- Максим, поверьте, мне это уже ни к чему, - седовласый ученый прошелся по кабинету вдоль высоченных книжных шкафов. Невесть откуда взявшийся тополиный пух ютился на остывших углях в давно погасшем камине. - Я хочу, чтобы вы продолжили труд всей моей жизни. Думаю, вы сумеете отличить правду от слухов и баек.
- Почему я? - спросил, едва сдерживая ликование. Признан!
- Потому что, мой мальчик, по глазам вижу, циничная птица реальности еще не свила гнездо в ваших мозгах. Вы верите, хотя сами этого не признаете. А это очень важно для исследователя.

Поляна возникла словно по волшебству. Вскоре мы увидели покосившуюся избушку. Крыша поросла густым синим мхом, вместо оконного стекла торчали какие-то тряпки, картонки.
Тяжелая дверь со скрипом открылась, уволакивая за собой невод паутины, и мы замерли на пороге не в силах пошевелиться. У обвешанной травами стены в глубине избушки сидела старуха в сером ватнике и пристально сверлила нас тяжелым взглядом.
Я почувствовал, как волосы на шее встают дыбом. Коля тоненьким от волнения голоском принялся лепетать свою несуразицу про сбившихся с дороги путников и водицу.
- А чего ж не испить? - голос старухи неожиданно чист и мощен. - Вон, кадка стоит в углу. Пей, сколько хочешь.
Коля сдвинулся с места и неловко черпанул воду маленьким ковшиком.
Старуха же, помедлив, обронила: - И вообще, вся вода твоя.

Коля, бледный, пятился к двери, путаясь в каких-то сушеных кореньях, разбросанных по полу. А я зачем-то оправдывался перед старухой: - Мы уже пойдем, наверное. Вы уж извините. В самом деле, пора нам, пора. Скоро стемнеет.
А под конец ухарски хлопнул Колю по плечу и брякнул: - Пойдем, Николай, пока луна не взошла.
- Как взойдет, сама тебя разыщу, - в полутьме избушки лицо старухи, испещренное морщинами, показалось хищным. И я почему-то знал, не шутит.

Не помню, как добрались обратно до УАЗика. Уверен, всю дорогу бежали, не чуя под собой ног от необъяснимого ужаса.
- Да что ж за места-то здесь такие? Никто шуток не понимает, - мы заливали страх дешевым вином из пакетов в придорожной корчме "У Арчика". Алкоголь убаюкивал, загонял тени вглубь. Муторно было на душе, серо. Осадок после поездки остался такой, что хоть вой на луну.

Следующая экспедиция была намечена через неделю. Я старательно придерживался графика, как учил меня профессор. Потому позвонил Коле за два дня, чтобы обговорить детали и избежать накладок.
Трубку сняла жена. По голосу понял - беда. Коля пошел на рыбалку и утонул. Завтра похороны.
- Конечно, приду. Света, если чем-то могу помочь, только скажи, - а в ушах эхом отдавался голос старухи: "Вся вода твоя. Вся вода твоя. Вся вода твоя".

Большую часть зимы я просидел взаперти. Разбирал записи, много читал, даже пытался медитировать.
Ранней весной депрессия, наконец, отступила, и я отправился за город. Хотелось побродить по лесу, вдохнуть весеннюю свежесть.
Прогулка удалась на славу. Но на обратном пути произошло нечто такое, что сложно объяснить.
Я сидел на пустой автобусной остановке, двадцать четвертый должен был вот-вот подойти со стороны Климушек. Из-за поворота показалась маршрутка. Я махнул было рукой, но так и замер, не завершив движения, увидев за стеклом знакомое морщинистое лицо. Глаза ее были наполнены такой злобой, что ком встал поперек горла.
Все длилось несколько секунд. И никакой уверенности - было или померещилось?

- Померещилось, конечно. К тому же полнолуние сегодня, а ты у меня чувствительный, - Ленка протянула упаковку таблеток. - Мягонькое седативное. Можно без рецепта, не переживай.
- Как ты меня терпишь? Пропадаю неделями, прихожу без звонка...
Потерлась щекой: - Есть в тебе что-то такое, настоящее. Не знаю, как объяснить.
Я постарался заснуть.

Сон был мутный, тягучий.
Я сижу у самой кромки леса, жадно вдыхаю ночные запахи. Читаю их, как книгу. Внезапно тишину рвет чужой вой. Враг приближается. Уже мерцают во тьме опасные глаза.
Еще мгновенье, и из-за деревьев крадучись выступает жуткое существо. Под лунным светом кожа кажется сизой, вытянутая голова покрыта белесой шерстью, руки такой невероятной длины, что пальцы почти касаются земли.
И я знаю, что будет дальше. Вскакиваю на ноги и бросаюсь в черноту леса. Существо срывается с места и мчится за мной. Почти сходя с ума от адреналина, я даже не кричу, а дико вою на бегу. Ноги скользят по мху, спотыкаюсь и, обернувшись, вижу, как пасть существа распахивается совсем рядом от моего бока. Захлебываясь воздухом, уворачиваюсь. Луна скрывается на миг в мрачных тучах.

Ленка разбудила меня, пихнув в бок. Уже одета и собрана. Такой характер.
Вкусно пахло кофе и еще мятой от ее зубной пасты.
- Обожаю кофе по утрам, - попытался поймать Ленкину руку.
- Знаю. Специально для тебя в магазин сбегала, - Ленка игриво отмахнулась. - Кстати, вот ведь ужас. Соседка такое сейчас рассказала. Представляешь, в посадках нашли тело женщины. Вся в крови и горло рваное.
- Да ну тебя, Лен, - я нахмурился. Холодный пол по дороге в ванную приятно бодрил, а тут такие новости. - С утра пораньше всякую ерунду.
- А вот и не ерунда. Тебе омлет пожарить?
- Пожарь.
- У нее сын в полиции служит. Говорит, волки.
- Лен, откуда у нас в посадках волки? - я открыл воду. Зачерпнув полные ладони ледяной, с удовольствием умылся. Отражение в зеркале - уверенный середнячок, вполне ничего для своих лет. Не качок, но и не тюфяк. Побриться бы не мешало. Растер морщины на лбу. Под глазами синяки. Надо уже начинать режим соблюдать, надо. Меж зубов застрял седой волос. Проклятая старуха.

Давно пишите, Robbin?
Хорошо пишете, но словно боитесь расписаться. Оно бы и ладно, да читателя обманываете: где-то достаточно и намека, а где-то и почитать хочется. Побольше... Наброски это

Лишнее местоимение:

Начало очень хорошо написано!
А конец показался как-то скомкан.
Ему показалось, приснилось... И вот он уже как ни в чём ни бывало вервольф?

неудобно их сшибать! Вот шляпки мухоморов!..

А вообще - стиль менее выработан, чем в Тимоше - думали, как писать? Думать надо до и после))

А где "уазик неожиданно легко завёлся?"

Точно!