Наказание.
Казалось, катер замер на воде. Солнце жарило нещадно, мысли плавали в голове большими ленивыми рыбами. Все пытались запихнуть в тень хотя бы голову, но это не помогало. В Андрее уже давно зудело комариным укусом раздражение на свое решение поехать в этот никчемный бюджетный лагерь. А ведь можно было бы качаться в приятном сквознячке у себя на даче, ходить к озеру, не спеша созерцая дачников, их собачек и их детей, снисходительно улыбаться с сознанием полностью обоснованного отпуском безделья.
Андрей в очередной раз обвел берег тяжелым взглядом. Дети на берегу гудели как пчелы в улье. Рюкзачки, пляжные сумки были брошены на песок и несколько воспитателей уединились в отдалении, решив облегчить ожидание парой глоточков холодного баночного пива. Банки прохладно освежали ладони, и шумящая, разновозрастная толпа, ожидающая катера делалась далекой и не интересной.
Вода была рядом - прохладная, облегчающая, качающаяся на солнечных лучах маленькими лодочками бликов. Она манила в себя. Казалось, что еще минута, и Андрей бросится в воду, не раздеваясь. Катер подошел к берегу. Экскурсия началась.
Уже два часа их возили вдоль берега… Что-то монотонно гудел экскурсовод, но никто не слушал, не мог слушать. И вот, наконец, долгожданная остановка на косе. Кому важно, что кто-то умный установил дощечку на палке «Купание запрещено»? Вот он – берег, вот уже близко это счастье окунуться, уйти под воду с головой, вынырнуть фыркая и отплевываясь. Что могло удержать?
Беда. Она пришла как всегда, внезапно. Уже в воде Андрей почувствовал сильное течение, и попытался выплыть к берегу. Пять лет физкультурного института, детство в спортивных секциях и ежедневные пробежки по утрам - если бы не это, он бы не выплыл. И тут вспышка, шок. Волна опасности резко пробежала все тело – от головы до колен. Ребята! Что с ними!
Суд постановил – виновны. Купание было запрещено. Шестеро так и не выплыли. Им было от восьми до пятнадцати лет.
… Сергей Васильевич ездил в детские лагеря лет десять подряд. Во-первых, это было не плохим заработком. Во-вторых, заниматься воспитанием собственного отпрыска было гораздо напряжнее, чем присматривать за оравой чужих детей. Жена Сергея была очень требовательной в части воспитания. И требовательность эта выражалась в регулярных выяснениях отношений, чего можно было говорить и делать, а чего нет. Поэтому выезды на летний период подальше от дома были возможностью и приработать и отдохнуть. Да и сыну было спокойнее, ведь в пятнадцать лишний контроль может послужить провокацией.
…Анечка, так её все звали, хотя лет-то ей было уже – ой - ой –ой. К сороковнику дело шло. Это была милая, бесхарактерная, достаточно стройная женщина, по первому взгляду на которую определить возраст было практически невозможно. Короткая стрижка, вечные драные джинсы, полное пренебрежение к одежде и внешнему виду. Дома её ждала мать – диктатор и младшая дочь, оставленная на попечение матери. Жизнь Анечки не складывалась, регулярно напоминая ей о существовании несправедливости и предательства, как она считала. Второй муж ушел от неё через год, после рождения долгожданной дочери. Первая дочь уже жила самостоятельно, взяв от материнского воспитания ненависть к мужчинам и ожидание от жизни чуда. Анечка с матерью жили небогато, да и как могут жить воспитатель детского сада и пенсионерка, воспитывающие ребенка, и регулярно помогающие старшенькой? - считали каждый рубль, и мать в этом году почти насильно отправила Анечку на заработок.
Суд постановил – виновны. Матери, потерявшие детей на суде не плакали. Ни одна. Их горе дошло до дна бездны. Не было ничего – ни мира вокруг них, ни слов, ни людей, ни родных. Боли тоже не было. Ей негде было жить. У матерей, потерявших детей нет тела, нет души, их самих не существует. Нет сил жить, дышать, переживать. Выяснение деталей происшедшего судьей не вызывало у них эмоций. Как будто чайной ложечкой скребли по донышку пустой чашки. Скреб, скреб… «-Расскажите, как было принято решение о купании?». Скреб, скреб. «-Когда Вы заметили что дети тонут?» Скреб… Только глаза закрывались. Видеть предметы, людей, свет – это был непомерный труд. Закрыть глаза, и тогда глубокая темнота без облегчения. Каждый вдох и выдох - труд. Суд закончен. Приговор вынесен…
…Солнце палило нещадно. Сергей Васильевич и Анечка ждали катера уже с пол-часа. Желанная тень была рукой подать – через пару метров от пирса раскинули свои ветки какие-то кусты. Сергей Васильевич подмигнул Анечке и достал из пластикового пакета баночку холодного пива. Анечка слабо запротестовала, но при этом улыбалась. Чувство востребованности мужчиной не часто посещало её. А Сергей Васильевич был мужчина хоть и в возрасте, но при определенных раскладах Анечкино воображение рисовало ей счастливый хэппи энд, где они вдвоем воркуют на скамеечке в парке через десяток лет, прожив эти годы вместе и радостно. Кому не хочется счастья? Да и сын Сергея и младшая дочь Анечки были заняты чем-то интересным. Склонив головы, они водили пальцами по песку, и Анечка решила, что в паре прохладных глотков обвинить себя она не сможет. Банка быстро закончилась, но появилась вторая и третья. Жара ушла куда-то в закоулки ощущений от жизни, и главное сейчас для них был этот куст, и кажущееся уединение. Дети закричали, вскочили и побежали к подошедшему катеру. Погрузка прошла успешно, катер отчалил, все заняли скамеечки и поехали к косе. Взрослые обещали детям эту поездку уже давно, пару недель назад, но все тянули. И вот, наконец-то. Коса была на вид удобная для отдыха. Местные почему-то не облюбовали её, видимо из-за необходимости добираться на катере, да и при расспросах о возможности провести там целый день - поплавать и позагорать, неохотно говорили, что это не самое лучшее место. Но, прибыв на место, Сергей Васильевич и Анечка еще раз убедились, что решение о вылазке было принято верно. Дети просились купаться и оба взрослых с радостью разрешили им зайти в воду. В паре метров одиноко скучала в песке деревянная палка с привязанной металлической проржавевшей проволокой табличкой. На табличке было нарисовано что-то вроде пловца, над которым вопросительным знаком зависла волна, перечеркнутого выцветшей полосой. Но все выглядело безмятежно безопасно и Сергей Васильевич и Анечка стали обустраивать место для загара. Анечка хлопотала, расстилала одеяло, раскладывала заранее припасенные бутерброды и воду. Через несколько минут по спине Анечки медленно поползло ощущение неправильности. Что-то было не так. Тихо. Не было слышно радостных воплей детей, плеска брызг, шлепанья ладоней по воде. Резко обернувшись к берегу, она увидела напряженные и испуганные глаза сына Сергея Васильевича, но не у берега, а где-то слева и гораздо дальше. Женька – её дочь плавала не очень хорошо, и ей было не разрешено отплывать от берега дальше, чем на пару метров. Голова Женьки появилась рядом с сыном Сергея Васильевича и тут же скрылась. Оцепенение прошло практически сразу. «-Аааа! Сергей!». Она бросилась к берегу, забежала в воду. Голова Женьки уже не появлялась над водой. Сын Сергея Васильевича почему-то делал судорожно панические движения руками, и вроде бы должен был приближаться к берегу, но он удалялся. Она поплыла к месту, где только что видела голову Женьки. Рядом послышался шум – это Сергей бросился в воду. Паника распространялась по Анечке. В груди сдавило, дышать стало невозможно, но надо плыть, надо доплыть. Течение в этом месте было очень сильным, оно несло Анечку совсем не туда. Нырять… Вода мутная, ничего не видно. Воздуха. Нет воздуха. Наверх. Где! Ну где же дочь! Господи! Нырять, нырять, нырять. Неееет! Они ныряли даже тогда, кода стало ясно, что детей уже не спасти. Выход на берег был равносилен убийству. Берег был страшен своей пустотой и безлюдностью. Выйти на него, сделать шаг на песок… Каждое движение от воды было невозможно, но они вышли…
В 2210 году на Земле не было необходимости в определении наказания за вину. В 2212 году у Андрея родился замечательный сын…