Старик беспокойно заворочался во сне и вдруг проснулся, открыл глаза и напряженно замер на мягкой подстилке. Тишина и тьма… глубокая, густая тьма вокруг. Он осторожно вытянул руку, принялся нервно шарить, пока пальцы не коснулись холодной поверхности земляной стены. Затем, громко кряхтя, старик приподнялся, встал на четвереньки; сухие листья тихонько зашуршали под его высохшим телом; их прелый, едва уловимый аромат смешивался с запахом сырой земли и наполнял тесную берлогу, спрятанную под толстыми корнями громадной сосны, тленом. Давно, очень давно, давным-давно, так давно, что он и не помнил подробностей… древний, умирающий от старости человек вырыл под деревом яму, наполнил её сухими листьями и зарылся в них, словно лесной зверь. А потом уснул, чтобы уже никогда не проснуться…

Старик осторожно двинулся вперед, тихонько переставляя непослушные конечности, двинулся на четвереньках, то и дело выставляя вперед то одну, то другую руку, пытаясь нащупать выход. Внезапно, слева, послышался резкий звук, как будто чиркнули металлическим крюком по дереву, или резанули острым когтем по шершавой доске. Старик повернулся и уверенно двинулся на шум; через пару секунд он уже нашел пальцами низкую дверь и надавил плечом, предплечьем, локтем; надавил из последних сил, отпрянул и яростно ударил, вкладывая в отчаянный импульс всю массу ветхого тела… и вдруг сухое дерево поддалось: треснуло, лопнуло, брызнуло острой щепой! И он, в облаке едкой пыли и рыжей трухи, мгновенно вывалился на глинистый склон красного холма и беспомощно покатился, размахивая худыми руками; локти и коленки пребольно бились о камни, корни, сучья. Наконец, через несколько секунд все закончилось. Старик перевернулся на спину, и сплюнув вместе с густой слюной прелые листья, зашелся в кашле, резко подгибая разбитые коленки к подбородку, заросшему густой седою бородой… И прямо ему в глаза, в мутные старческие очи, в черные зрачки, давно позабывшие свет, с лазурной вышины, короткими импульсами ударило яркое летнее солнце: ослепительные лучи то и дело пробивались сквозь раскачивающиеся под порывами ветра редкие кроны, и слепили, невыносимо жгли, прожигали до самого мозга. Старик застонал и закрыл лицо руками.

- Смотри-ка, кто явился! – запищал ехидный голосок.
- И кто же?
- Святой Антоний, вот кто! Прямо из-под земли, голубчик, чуть тепленький! Давай Антоний, не стесняйся, ползи к нам. Ели-ели тебя нашли! Разыскивать святых отцов, право слово, такое утомительное занятие… - тонкий, скрипучий голосок вдруг сорвался в неудержимый хохот, к нему присоединился второй, и какое-то время на поляне было довольно шумно. Старик приподнял косматую голову, прищурился, пытаясь разглядеть среди деревьев хулиганов, и наконец заметил двоих, чрезвычайно тощих типов, до странности похожих то ли на птиц, то ли на крупных кузнечиков. Они сидели на массивном бревне, возле костра, смеялись и кидали в огонь сучья, ветки, массивные шишки и сухие листья.

Какое-то время Антоний лежал на земле, разглядывая шутников, и чем дольше он наблюдал за ними, тем меньше находил сходства с людьми: их головы были приплюснуты от макушки к подбородку, имели перетяжки, как у тыквы; длинные тонкие носы по форме напоминали птичий клюв; крупные блестящие глаза внешне походили на фасетчатые… А когда они начали в приступе веселья махать конечностями, старик обнаружил у каждого из них по две пары рук!
«Боже мой, да это ведь насекомые!» – наконец, сообразил старик, но вслух лишь уточнил:
- А вы, ребята, часом не разбойники?
- Нет, не разбойники, - пятнистый смахнул с глаз слезинки.
- Мы из этих… - тип с бронзовым отливом неопределенно покрутил над головой веткой, - из комаров!
- Аааа, кровососы? – почему-то обрадовался Антоний.
- Нет, не кровососы; мы нефть пьем. Тааам, на болоте, - указал тонкой суставчатой рукой пятнистый, - есть родник, горячий, сладкий, терпкий… из самого сердца Матушки! Отрада!
- А я знаю других, которые тоже из земли нефть сосали! – Антоний неторопливо поднялся, и оттопырив нижнюю губу направился к огню.
- Порода нынче… никакая, - совершенно не к месту признался пятнистый, осторожно переворачивая кривой палкой горячие угли. Нефти много, но что касается редких земель… увы, чрезвычайно рассеяны, чрезвычайно… Это сколько почвы надо сквозь себя пропустить, чтобы восполнить потребность? Отсюда и ломкость хитиновых покровов.
- А зачем вы меня разбудили? - не очень вежливо перебил Антоний, усаживаясь возле костра, - спал себе, да спал, никого не трогал. Планы были у меня, понимаете?
- Знаем мы ваши планы, - сердито пискнул бронзовый, нанизывая на свежеошкуренную ветку крупные куски чего-то розового, щедро брызжущего янтарным соком, - под землю зарыться и сдохнуть! От темы не увиливать мне: если не ошибаюсь, ты хотел рассказать, про других, что нефть пьют. Рассказывай, давай!

- Около двух миллиардов лет назад, гигантская космическая скала рухнула у восточного побережья Австралии, и раса людей… - торжественно начал вещать Антоний, яростно размахивая грязными рукавами у костра, и зола тут же откликнулась на призыв, поднявшись густым облаком над очагом. Противный пепел с энтузиазмом принялся оседать на шипящих розовых кусках, уже тронутых жаром и оттого побагровевших. Комары неодобрительно оглянулись на старика, сняли шампуры с углей и принялись сдувать золу.

Потянув тонкими ноздрями воздух, Антоний растерянно спросил:
- А что это у вас так вкусно жарится?
- Мясная губка - летние грибы. Сейчас самый сезон - очень спелые… И очень правильные. А про людей много сказок ходит; но побольше части, думается мне, все это вранье. К примеру, если бы не эти громадные артефакты из ржавчины, стекла и бетона, то я бы никого не слушал – у меня других забот полно, - поделился откровением бронзовый, протягивая старику шомпол с пузырящимися багровыми кусками, местами прожаренных крепко, вплоть до вишневой корочки, - приятного аппетиту.

Антоний вонзил желтые зубы в пористую плоть и принялся яростно жевать. Грибы оказались весьма интересными на вкус, довольно сочными и вполне съедобными, с некоторой, такой, приятной смолистой горчинкой, как от черного перцу или имбиря. Комары же, напротив, к блюду оказались совершенно равнодушными; они продолжали потихоньку седеть, лениво подбрасывая в костер мелкие палочки и наблюдая как те, едва коснувшись раскаленных углей, вспыхивают желтым пламенем; периодически, и с одобрением поглядывали на старца, прислушивались к бодрому хрусту жареных грибов и громкому чавканью.

Наконец, насытившись, Антоний швырнул в кусты последний шампур; умиротворенно и сыто икнул, опустил на траву плечи, подложил под голову худую руку, вежливо поблагодарил комаров и обратился к ним с такой речью:
- А вот, к примеру, вы не из тараканов будете? Помнится, когда я много лет назад просыпался, тараканов было… ну очень много; очень-очень много, тьма тьмущая! А сейчас где они?
- Нет, не из тараканов, - спокойно отвечает пятнистый, внимательно разглядывая кончики своих усов, - мы из этих… из комаров вышли. Где-то последние шесть миллионов лет наша раса начала эволюционировать в крупных насекомых, и одна из ветвей получила от природы щедрый дар. Прочие же вымерли. Полностью! Впрочем, это не важно. А тараканов давно нет. Сейчас вообще, много чего нет. Например, Луны нет, а она была, когда мы в последний раз в спячку заваливались… Нормальная такая была Луна, без порочащих признаков, без посторонних мыслей и прочей ерунды. Сияла себе по ночам вместе со звездами, а сейчас не сияет. Звезды есть, а Луны – нету!
- Это плохо, - грустно заметил Антоний и тут же спохватился, - минуточку, а откуда тогда грибы? Они ведь от Луны родятся!
- Чушь какая, - возражает бронзовый, - всем известно, что грибы из туманов растут. Вот, когда русалки разбросают по ветру споры, да когда эти споры упадут в туман, вот тогда из него грибы и полезут, с писком, с кряхтеньем, с утробным мычанием - все как положено. А Луна тут совершенно не причем…

- Послушай, Антоний, - обращается пятнистый к дружелюбно сопящему старцу, - ходят слухи, что ты при людях жил. Расскажи нам маленько о них, и намекни, чего следует ждать от их останков. Мы, комары, как и многие другие, под землей живем, давно живем… с тех самых пор, как солнышко хулиганить начало.
- Как это, хулиганить? – удивляется старик.
- А вот так, - поясняет бронзовый, - раз в сто лет вдруг вспыхивает ярко, и на седьмой день взрывается ослепительными вихрями! После, на Землю спускается сердитый пламень; он сжигает и высушивает планету… И мы от греха подальше, под землю зарываемся, чтобы свои муравейники заново не отстраивать.

Хоть, давно уже появились огнеупорные деревья, как например, в этом лесу, но не везде они прижились, не везде. А совсем недавно народились огнеупорные животные, но мы их совсем не понимаем - странные они. Как это у них выходит - в огне жить? совершенно непонятно. Причем, у тварей все наоборот: спят в земле сто лет, пока спокойно, а когда от жара начинает дымиться почва, выходят они из своих нор и бродят по горящим горам, степям, лугам… И совершенно не понятно, чего они там делают, и оттого делается нам неуютно и даже страшно в своих муравейниках.

- Ребята, - оживляется Антоний, - а вы часом не из муравьев будете? Раньше, помнится, муравьев было… ну просто тьма; и строили они свои муравейники весьма усердно – огромные такие пирамиды, протыкающие острыми вершинами лиловые небеса! И в землю строили: так глубоко уходили, что возле самого ядра планеты заканчивались их тоннели!
- Нет, - печально отвечает бронзовый, - мы не из муравьев… мы из этих…
- Жаль, - сокрушается старик, зачем-то закрывая правый глаз, - муравьи, они знаете какие трудолюбивые? Просто страсть! Ребята, а вы часом не бездельники будете?
- Нет, - вновь отвечает бронзовый, - между прочим, мы весьма трудолюбивые… порой - до чрезвычайности, и строим муравейники вглубь, чтобы от солнышка прятаться, когда оно хулиганить начинает. И еще: под землей нефтяные озера дремлют, а нам нефть очень сильно нужна, можно сказать, что мы без неё жить не можем, поэтому завсегда ищем эти озера и очень радуемся, когда находим их вблизи муравейника. К сожалению, нам не только нефть попадается, иногда встречаются разные недоразумения и даже неприятности, вроде останков людей. И мудрые комары говорят тогда: нашел ржавчину, стекло и бетон – поворачивай назад, потому как от людей всегда чума случается. Вот мы и поворачивали все это время, а сейчас поворачивать не хотим, надоело нам поворачивать. Ты Антоний вот что скажи: может от людских останков чума происходить? или наши мудрые все перепутали, или даже попросту врут.

- Может, ага, - отвечает Антоний, закидывая ногу на ногу, - от людей много чего может произойти; от них следует ожидать самых отвратительных гадостей - но только от живых. А от мертвых - какой вред? Эх… лежат они себе под слоем породы, и каменными глазницами во тьму смотрят … В последний раз, - вдруг оживился старец, - я разговаривал с человеком где-то два миллиарда лет назад, как раз перед тем астероидом, рухнувшем возле Австралии… Ее звали… ммм… Нукс Вомика, и было ей ровно двадцать шесть лет! И еще она была девственницей, это я точно знаю, хотя и не уверен. Итак…

- Не надо нам про девственниц рассказывать, - перебивает Антония пятнистый, - ты нам про чуму расскажи: как они её делали и зачем? Может, она до сих пор дремлет среди ржавчины и ждет случая…
- Итак, - старец вдруг нетерпеливо вскакивает, и взволнованно размахивая руками, продолжает дрожащим голосом:

- Девственница, двадцати шести лет отроду, массой около шестидесяти килограмм, ростом не мене ста семидесяти сантиметров, красивая (очень и весьма) стройная (несомненно) не кривоногая и не кри-во-зу-ба-я какая-нибудь, со свежим запахом изо рта (обалдеть!) и без признаков, порочащих её как в целом, так и места-ме! слушая в плеере последний альбом группы Belphegor, а именно "Blood Magick Necromance", сурово выпущенный в 2011 году, направилась в лес за грибами; и не просто за какими-нибудь сопливыми маслятами, а за серьезными груздями и даже рыжиками! Лес встретил её приветливо, но как-то неохотно! Девушка почувствовала ЭТО, но ей было плевать, ибо на бедре у неё болталась, пребольно стуча вороненным тубусом по худым девичьим коленкам, портативная пусковая установка типа «Дэви Крокет» с ядерной боевой частью, мощностью в 1 кт...

Sodom, Здрассте!!!


Я бы сказал "протягивая"


Без "Наконец" я бы обошелся.




Еле-еле


Вероятно, это еще не все?

Здрасте!
действительно, не заметил. Спасибо!
Нет все, на днях отработаю и выложу, если угодно будет)))

Sodom
Отлично получилось. Весьма порадовали

Содом, супер. Очень и очень понравилось. Я все думала, какой рассказец из той зарисовки про девственницу двадцати шести лет в лесу может получиться. Вы не обманули мои ожидания. Браво!

спасибо)))

Совершенно легко и без труда преодолев густые заросли красной смородины, голубики и сибирского граната Нукс Вомика оказалась на опушке; привычным движением сняла с плеча пусковую установку и бережно опустила её в высокую траву. Вынула из секретного кармана боевой куртки острый нож, села на корточки и с хрустом принялась резать под корень тугие ножки мокрых груздей. Грибов было очень много, и девушка всецело отдалась любимому занятию.

Внезапно, её внимание привлекла возня в зарослях L-банановой пальмы. Нукс Вомика отключила плеер, ловким движением спрятала нож и протянула руку к пусковой установке; медленно встала, сняла предохранитель, и направило вороненное жерло в заросли. Возня прекратилась. Тогда девушка сплюнула и грубо процедила сквозь зубы:
- Ты чо там делаешь, казел?
Через секунду, среди крупных рассеченных листьев пальмы показалась косматая голова молодого человека… и тут же взметнулись вверх его худые руки:
- Бананы кушаю, с вашего позволения…
- Бананы? Это хорошо… После L-бананов у тебя два варианта, казел: либо копыта двинешь, либо станешь бессмертным. Тебе какой больше нравится?
- Почему это копыта двину? – казел быстро покинул заросли и сейчас стоял, смущенно сопя и неуверенно поглядывая на девушку.
- Потому что это L-бананы - генетически модифицированные, плюс свободная R-мутация после контакта с вероятными канцерогенами. – Девушка опустила приклад вниз, оперлась на пусковой тубус установки, и разглядывая молодого человека, принялась не спеша объяснять:
- Лет сто назад наши веселые генетики закупили у таких же веселых китайцев теплые семена генмодов и решили их перевезти в Бурятию, для дальнейшей модификации и выведения морозоустойчивых и высокопродуктивных сортов. Один из самолетов потерпел крушение в этом районе; в результате взрывной разгерметизации корпуса семена оказались рассеяны на большой площади. Кстати, мы как раз где-то в центре находимся…

Когда возникли опасения по поводу спонтанных мутаций (в самолете еще что-то перевозили, какие-то химпрепараты, возможно стимуляторы роста с непредсказуемым мутагенным эффектом) военные отправили группу для уничтожения побегов, но люди не вернулись. Отправили еще, и еще – с тем же результатом. Хотели выжечь всю растительность, но им не позволили – слишком смелое решение, особенно в условиях массовой вырубки лесов, и тяжелой экологической обстановки. Потом начался гребанный нефтяной кризис, и на потерю теплых генмодов махнули рукой… Некоторые из них прижились в Сибирской тайге, но большинство – погибло. Среди приспособившихся попадаются интересные экземпляры и L-банан – один из них. Плоды пальмы содержат мощный токсин, который может оказать, в зависимости от условий, два противоположных эффекта: убить человека или сделать его бессмертным. А вот животных убивает во всех случаях, поэтому если ты человек (хоть с виду на него не очень-то похож), то у тебя имеется неплохая возможность… Тебя как звать-то?
Молодой человек сунул в рот два пальца. Нукс Вомика отвернулась:
- Ясное дело.

Несколько секунд девушка брезгливо наблюдала, как парень тщетно пытается избавиться от содержимого желудка, но это её быстро утомило. Нукс Вомка сняла рюкзак, достала аптечку, выбрала подходящий шприцтюбик, подошла к парню и умело всадила иглу в лопатку – прямо сквозь одежду; сдавила пластиковый резервуар, впрыскивая препарат в мышцу; молодой человек охнул и осел.
- Тише, тише… сейчас полегче станет. Как звать тебя?
- Антон…
- А чего по лесу лазаешь?
- Отшельничаю… вот, приехал, чтоб от городской жизни подальше, да поближе к природе, к... - и тут его вырвало по-настоящему – алой кровью с лоскутами слизистой.
- Значит, Антон? Будешь святым Антнонием, понял? Сейчас ты уснешь, а если, и когда проснешься… будешь меня вспоминать!
- А как…
- Нукс Вомика! Спи давай!

И девушка быстро двинулась прочь, на ходу убирая аптечку и надевая легкий рюкзак цвета хаки; тяжело забряцала пусковая установка, затрещали кусты. Мгновение, и Нукс Вомика растворилась среди деревьев, словно её и не было никогда…

Дед замолчал, и возле костра стало тихо-тихо, даже угли не трещали: едва прикрытые тонким слоем серой золы, они тускло мерцали в быстро наступивших сумерках. Последние лучи неотвратимо падающего за горизонт солнца выхватывали из фиолетовых облаков кровавые тени. Седой старик устало сложил на коленях худые морщинистые руки; тонкие губы Антония еще продолжали шевелиться, пока сознание, цепляясь за пережитые столетия, медленно возвращалось в реальность. Наконец, дед тяжело поднял седую голову:
- С тех пор, я её не видел…
- И слава богу, - заметил пятнистый, - потому что Нукс Вомика – это и есть чума. Ходит среди нас, комаров, легенда о подземной ведьме, живущей среди развалин и артефактов. В каждом из них сидит она, и во всех - одновременно! Ползает та ведьма под землей, словно червь, и ворует красные личинки из наших инкубаторов, а потом выпивает их до дна, будто пиво или вино, и начинает рычать свои страшные песни! Потому и не строим мы муравейников вблизи людских останков.
- Нет, не правильно, потому как… - начинает объяснять старец, но его тут же прерывают:
- Тогда, чума – это теплые генмоды, которые распространились из вашей тайги по всему миру, и задушили нормальные растения, - размышляет бронзовый, - и не было от них покоя, пока на Землю не рухнул астероид! И тогда в адском пламени сгорели мутанты, но не все, не все, не все! Кое-где сохранились их чумные семена, вплавленные в ржавчину и стекло артефактов, вдавленные ударной волной в тяжелый бетон. И вот, когда трудолюбивые комары прорывают свои тоннели до останков, когда наталкиваются их отбойные молотки на бетонные плиты, когда высекают из тех плит вольфрамовые жала яркие искры, тогда и пробуждаются чумные семена, и прорастают они кровожадными побегами в наших легких, а потом – в жилах, и даже – в мозгах. И начинается у нас чумная спячка, которая может продолжаться тысячелетиями…

- Нет, не знаю я, как помочь вашему горю, - сокрушается старец, - ибо нет такой силы, которая бы выкорчевала людскую чуму, потому как давно она уже в ваших мозгах поселилась, и живет там себе потихоньку. И если разделить ваше сознание и людскую чуму, то перестанете вы быть теми комарами, с которыми я разговариваю. Может быть, не стоит вам от неё бежать и бояться? коль скоро проросла она сквозь вас и давно уже стала вашей частью!
- Страшные слова ты говоришь, святой Антоний, и жалеем мы, что разбудили тебя… - отвечает пятнистый, - ступай с богом в свою нору, коли нам помочь ничем не сможешь!

- Нет, ничем я не могу вам помочь, - вновь сокрушается старец, и лицо его вдруг становится черным. С тяжким вздохом поднимается Антоний на ноги и под его стопами начинает дрожать и дымиться земля:
- Ибо нет такой власти, которая бы вытравила людскую чуму из ваших душ! – распрямляет старец свои сгорбленные плечи, и касается седой головой темных облаков.
- Ибо нет на свете такой благодати, которая бы выгнала болезнь из ваших тел! – опускает он свои длинные руки с небес, и уходят те руки глубоко в землю.
- Ибо нет, не было, и не будет средства, которое бы освободила вас от проклятия! – легко касается он своими сильными пальцами шершавой поверхности артефактов, нащупывает тонкие крупинки, и выдирает их из материнской породы.
- Ибо мир, в котором вы живете, не знает ни добра, ни жалости к своим детям, - выдергивает он свои длинные пальцы из земли и пропускает их сквозь души комаров, вырывая проросшие там семена. И в то же мгновение, срываются насекомые с места и тонко звеня, устремляются к своему муравейнику.

Знает старец: никогда уже не потревожат их скверные мысли, или добрые надежды… Вздыхает Антоний, и стремительно уменьшаясь, торопливо направляется к своей норе; громко кряхтя, лезет в прохладное подземелье, вдыхает запах прелых листьев и сырой земли, зарывается в шуршащую подстилку, запечатывает вход деревом и засыпает, уверенный, что в ближайшие несколько миллионов лет его никто не разбудит. И где-то там, на границе его древнего, цепенеющего сознания, еще теплится надежда, что его уже никто не разбудит… никто и никогда!

Прикольный рассказ))

сИдеть

освободилО