Православная таблетка от бесов
Если Бог за нас, то кто против нас?
Рим. (8, 31)
На закате дня в небесах померкло дневное светило и уступило место своему ночному призраку. На востоке взошла полная луна и осветила землю серебристым сиянием. Она, словно предсмертно бледное лицо, выглянувшее из под черного капюшона, застыло неподвижной маской. Луна взглянула на землю и стала медленно отворачиваться от грешных дел мирян. Ночь, хоть и озаренная холодным светом, оставалось темной. Бледные лучи лишь позволяли угадывать дорогу, по которой на огромной скорости неслась карета, оставляя густой шлейф пыли за собой. Кучер не жалел лошадей, которые бешено хрипели и роняли хлопья розовой пены на землю. Экипаж ходил ходуном, но не потому, что карету швыряло на ухабах и колдобинах, а из-за того, что происходило внутри.
Там закипала лава, готовясь вырваться наверх подобно вулкану, уничтожая все на своем пути. Раскачиваясь и грозя развалиться на каждом шагу, карета удерживала в себе могучего демона.
Вокруг экипажа скакали шесть всадников в белых одеждах и нараспев, не сбиваясь ни на секунду, читали молитву. Вблизи них ощутимо сгущалась тень, чернее того полумрака, что лежал вокруг. Путь освещал молодой послушник, держащий в вытянутой руке мерцающий огонь факела, который отбрасывал бешенные, угловатые тени.
Впереди показался могучий силуэт Иверской обители. Монастырь из белого камня величественно возвышался, будто гигантская гора, устремив свои своды к небесам. Колокольня, путеводным маяком, не давала сбиться с пути. По мере приближения абрис монастырских построек становится все четче и четче, тьма вокруг всадников слабела, отступала, а демон в экипаже начал сильнее буйствовать и рваться из пут.
Карета въехала в ворота, скрипя по песку, кое-где в лунном свете замелькали безликие монашеские фигуры в своих одинаковых белых одеждах, слышались шаги по каменным плитам... Раскат грома сотряс благоговейную тишину Иверской обители, звонким гулом отражаясь от колоколов. Карета въехала во внутренний двор монастыря и остановилась у крыльца. Тотчас ее окружили около дюжины монахов. Люди замерли. Монстр затих, как хищник перед прыжком.
Тишину нарушил очередной раскат грома. Будоражащий и внушающий трепетный страх.
Кучер вздрогнул. Даже в темноте, в которую на мгновение врывались яркие вспышки молнии, можно было увидеть, что его лицо стало мертвенно-бледным. Кучер спрыгнул с облучка и, спотыкаясь, побежал за спины монахов, осеняя себя крестным знаменем, и не прекращая, бормотал: «…спаси и сохрани…». Его черные волосы поседели, словно вороново крыло запорошило снегом.
Лошади, охваченные паникой, изо всех сил старались освободиться от сбруи. Молодые послушники распрягали потных, встревоженных коней, стараясь быстрее спрятаться с животными в конюшне.
Настоятель монастыря вышел на крыльцо под очередные звуки грома, напоминающие далекий горный обвал. Раскаты спешили за белыми молниями, рассекающими небосвод — холодная вспышка, глухой рокот. Яркие блики отражались от мостовых, от серых каменных стен, от белого одеяния аббата, ослепив кучера, который чуть не врезался в отца Михаила. Мужчина, обезумевшим взглядом смотрел на настоятеля, словно не узнавая священнослужителя. Опомнившись, он рухнул ниц перед ним, трясясь всем телом. Настоятель, осенил мужчину крестом и спустился к неподвижной карете. Его лицо не отражало никаких чувств. Отец Михаил подал знак открыть дверцу. Монахи напряглись, сплотив ряды и нараспев читая молебн.
Дверца с противным скрипом распахнулась. Из нутра кареты не доносилось ни звука, лишь тьма, живая и беспощадная, нацелилась на священнослужителей.
Аббат молча подошел ближе, демон смотрел на него огромными, черными в темноте глазами. Монахи не видели злого духа, но точно знали, что он уже освободился от прочных пут, которыми его связали, чтобы доставить в Иверскую обитель для изгнания. Настоятель выставил вперед крест:
«Во имя Отца, Сына и Святого Духа...»
Распятие в руках священника лишь прикоснулось к плотной темноте в карете. И вдруг... жуткий звериный рев сотряс благоговейную тишину вокруг. Женщину, в чье тело вселился демон, неведомой, но страшной силой отбросило от креста. Со всего размаху ее дородное тело врезалось в стену кареты, рухнуло на пол и забилось в жутких конвульсиях. Монахи с состраданием и ужасом взирали на изгибающегося, трясущегося, рычащего человека...
Женщина быстро сучила ногами, глаза закатились и теперь был и видны одни белки. Дергаясь и извиваясь, она выгнула шею и запрокинула назад голову и стала ритмично бормотать невнятные слова странным грубым голосом, исходившим, казалось, из груди.
- Назови свое имя! – твердым голосом произнес отец Михаил.
Ответа не последовало. Тогда настоятель слегка кивнул головой, приказывая вытащить одержимую на площадь и начал читать нараспев молитву.
Монахи схватили бьющуюся в припадке женщину, которая оглашала воздух неистовыми криками. Она извивалась и шевелилась, как разъяренная змея, словно кости приобрели невероятную гибкость. Семь мужчин с трудом удерживали ее перед святым отцом. Михаил читал новую и новую молитву. С таким сильным демоном ему пришлось столкнуться впервые. Но уверенность в успехе изгнания была крепка в его мыслях. Он знал, что справится с любым приспешником Дьявола.
- Повелеваю именем Господа – назови свое имя, Демон! Откуда ты явился и зачем? Отвечай!
Раздался смех, громкий и жуткий. За ним последовал грохот грома, оглушающий и будоражащий. Темные силы тонкими щупальцами проникали в самые потаенные уголки души, бередили жуткие кошмары и навевали нарастающий ужас.
- Имя! – требовательно вопрошал аббат.
- Я сам Сатана, - хрупкая женщина говорила низким голосом мужчины, властного и сильного, - я пришел по твою душу, отец Михаэль.
Снова послышался раскатистый смех. Он разрывал внутренности и надрывал сердце присутствующих. Настоятель ничем не показал тревогу или волнение. Снова принялся читать молитву, подняв кверху крест и коснувшись им лба одержимой. Монахи навалились на женщину с тройным усилием, ожидая очередных приступов. Но ничего не происходило. Она смотрела в глаза аббату, с усмешкой и бесстрашием.
Настоятель закончил отчитку, вкладывая в каждое слово максимум веры.
Женщина замерла и обмякла в руках священнослужителей. С ее глаз сошла черная пелена, оживляя родной взор голубых зрачков.
- Воды…- до монахов донесся слабый стон.
К ее потрескавшимся сухим губам поднесли флягу и помогли напиться. Настоятель внимательно следил за женщиной и смог спокойно вздохнуть после того, как она сделала несколько глотков святой воды. Он подошел и положил руку ей на голову:
- Дитя мое, все хорошо, теперь ты свободна. Ты в Иверской обители, я отец Михаил. Ты знаешь, как здесь оказалась?
В глазах женщины промелькнул блик света и зрачки мгновенно потемнели. Она резко вскинула голову, посмотрела в упор на аббата и снова заговорила не своим голосом:
- Знаю, я пришла за твоей душой!
Монахи не успели ничего сделать. Женщина рванула вверх, раскидывая в стороны мужчин. Кувырок в воздухе и она замерла на крыше кареты в позе хищника перед прыжком на свою жертву. Громкий смех, от которого заложило уши, прокатился по площади.
Бдзынь.
Самый большой колокол отвалился от перекладины и полетел вниз. Монахи едва успели разбежаться в стороны. Полуторатонный медный колокол упал с таким тяжелым грохотом и звоном, что, казалось, настал конец света. Купол раскололся на мелкие части. Язык почернел и распался в прах.
Женщина исчезла. Лишь эхо язвительного смеха разносилось пугающими отголосками по обители.
Хлопнула центральная дверь. Монахи вздрогнули, услышав дьявольское веселье в стенах монастыря.
- Этого не может быть, – еле слышно прошептал аббат, всегда считая, что темным силам нет пути в храм.
Впервые в жизни, он усомнился в слове божьем и испугался.
- Отец Михаил, - настоятеля дергал за руку один из послушников,- у вас кровь. Нужно перевязать.
- Да-да, - рассеянно проговорил священник, - вооружитесь крестами и просмотрите все закоулки монастыря. Поодиночке не ходить. Окропляйте углы святой водой. Я скоро присоединюсь. Благословляю вас, дети мои, на божьи дела. Искореним зло, найдем дьявола и уничтожим!
Он окрестил воодушевленную толпу и направился в свою келью забинтовать рану. Белое одеяние окрасилось алым. Аббат спешил остановить кровь, чтобы не быть слабым перед врагом. Да. Он боялся. Впервые в жизни он испытал страх перед темными силами. Впервые он был не уверен в своих. Сомнения жгли его душу. Тревога бередила сознание.
Михаил шел по коридорам храма, стараясь сдерживаться и не перейти на бег, не показать свои волнения послушникам, что бегали по храму в поисках зла. Дойдя до своей двери, он вихрем ворвался в свою келью, плотно закрыл дверь и прислонился спиной к прохладной стене комнаты.
Правая коленка сильно дрожала, крупные капли пота скатывались по лицу, падая с подбородка на одежду. Он вытер лоб и посмотрел на большое распятие на стене. Неизвестный резчик сумел настолько искусно воплотить в дереве столько печали и страдания, что статуя выглядела практически живой. Распятие смотрело на настоятеля пронзительным, пробирающимся в самую душу взглядом живых темно-карих глаз, с укором и любовью. Словно Бог прощал ему его слабость По спине Михаила пробежала легкая дрожь.
Внезапно он почувствовал чье-то присутствие. Сверху на него смотрела пара немигающих глаз. Женщина медленно сползла со стены и двинулась к застывшему в онемении Михаилу, её формы и черты лица менялись, словно она сама создавала себя на ходу. Священник, как загипнотизированный, смотрел на неё. Дыхание женщины стало частым и глубоким, глаза наполнились какой-то отрешенностью. В них проскочил блик света и зрачки потемнели.
Она подходила все ближе и ближе, одновременно, аббат погружался в дремотное состояние, похожее на то, которое возникало при курении опиума. Женщина двигалась с грациозной пластикой, а ее тонкие руки с длинными пальцами гибко струились в комнатном пространстве. Ее тело, слегка прикрытое лохмотьями изодранной одежды, вдруг приобрело необъяснимую привлекательность. Она плавно двигалась по комнате, то приближаясь к своему единственному зрителю, то удаляясь от него. Аббат ощутил что-то странное - тепло и непривычный жар окутывал его тело, вгоняя в неведомую раньше негу. Женщина улыбнулась, ее рот скривился в хищной ухмылке с тихим шипением, холодным, бросающим в дрожь. В ее темных глазах танцевали обжигающие и завораживающие языки пламени. Огонь вспыхнул и погас, оставив черные глазницы, пустые и голодные. Михаил понял, что сейчас она бросится на него, но не мог пошевелиться. Смерть летела на него. И когда аббат уже почувствовал холодное дыхание на своем лице, дверь его кельи распахнулась, и Михаил упал в бездну своего сознания.
Очнулся он через несколько минут и резко вскочил на ноги. В нос ударил резкий запах серы. Недалеко лежало изуродованное тело женщины и полуживой от страха монах, сжимавший в руке окровавленный нож. Александр прерывисто дышал. Никак не мог прийти в себя после пережитого. Вскоре подбежали послушники и аббат, взяв себя руки, отдал распоряжения проводить Александра в его келью, а остальным собраться в столовой. Он должен был восстановить спокойствие прихожан и подавить сомнения, хотя бы в их душах.
Через пол часа вся обитель собралась в просторном зале и шумно переговаривалась о случившемся. Михаил никак не мог выйти из-за свода колонны, чтобы произнести речь. Что-то было не так.
Внезапно он вспомнил слова своего наставника: «…Дьявола невозможно убить, его можно лишь изгнать…»
Священник окликнул двух послушников и срочно отправил их за Александром. В ожидании он нетерпеливо стал вышагивать по залу между длинными столами. Монахи притихли, понимая, что происходит нечто ужасное.
Прибежал один из послушников, отправленный за Александром, и, запалено дыша, сообщил, что тот повесился. Люди за столами зашептались и стали переглядываться. Михаил поднял руку и гомон стих.
- Братья! Настало время сразиться с исчадием ада, его прародителем, душегубом и искусителем. Дьявол среди нас, - монахи тревожно вздохнули и подозрительно озирались на соседей. – Сегодня Бог возложил на нас великую миссию, мы должны изгнать Сатану из нашего дома навсегда. Будем крепки в нашей вере и сообща победим коварство и лицедейство!
Каждый из вас по-очереди должен подойти ко мне для омовения святой водой. Да прибудет с нами Всевышний, отец наш!
Монахи стали креститься и по-одному вставать перед большой чашей. Умыв лицо, послушник, облегченно вздохнув, отходил в сторону. Михаил вглядывался в каждого, всматривался в их лица и, самое главное, глаза. Через несколько часов расцвело и последний послушник произвел омовение. Аббат снова всматривался в присутствующих и с негодованием вопрошал:
- Все ли прикоснулись к святой воде?
Тихое роптание.
- Отец Михаил, ты один не омывался…
Монахи требовательно посмотрели на наставника и сплотили ряды, надвигаясь на него. Он в нерешительности отступал. Толпа теснила его к стене. В глазах аббата пробежал блеск, и зрачки потемнели.
Резкий укол под лопатку. Не болезненный, но отнимающий силы. В глаза закружились и стены и люди, сливаясь в одно белое пятно. Монахи подходили ближе, больше не опасаясь настоятеля. Он попытался сопротивляться в последний раз, дернул рукой, но его тело безвольно рухнуло на холодный мраморный пол. Глаза смотрели в одну точку. Его подхватили под руки и поволокли прочь из столовой.
- Мда. А думали, идет на поправку. Его мономания оказалась тяжелее, чем мы предполагали.
- К сожалению, его помешательство вряд ли можно вылечить. Лишь заглушить на время. Человеку, всю жизнь прожившему с низкой самооценкой, трудно избавиться от желания быть в центре внимания. Оно ему необходимо, как воздух. И чем больше мы будем заглушать в нем демонопатию, тем сильнее будут приступы. Надо пересмотреть его лечение. Принесите мне в кабинет его историю болезни.
- Да, конечно, профессор. Вы думаете попробовать использовать один из методов лечения шизофрении?
- Придется принять более радикальные меры. Мы больше не можем так рисковать. Вспомните, что он сделал с медсестрой и несколькими безобидными пациентами…- голоса удалялись по длинному коридору больницы.
Возле кабинета главного врача их пути разошлись. Профессор открыл дверь и лишь на секунду оглянулся. В глазах пробежали блики света, после чего зрачки потемнели…
заразна эта бедламность 
Повествование гладкое, но вы злоупотребляете красивостями, к тому же достаточно заезженными, а я жду от вас ваших собственных метафор. А вы ленитесь и пишете штампами. Очень жаль. Могу придраться почти к каждому предложению, но не буду расстраивать вас и нагружать себя. Поверьте, этот текст нуждается в серьезной обработке. И идея подана невнятно. В чем она? В том, что дьявол (демон) переходит из человека в человека, и любой может стать жертвой? Напугать этим можно, да, но у вас вышло нестрашно. Совсем. 
