"Игры Морока"

07
Скъ`хара



Домой Тринадцатого отпустили через две недели после того как сняли окончательно с аппарата, и после того, как Женя и Фэб сочли, что дальше ему можно будет восстанавливаться не в больнице. В день, когда они уезжали, погода была плохая, не смотря на то, что дело шло к лету, на улице снова похолодало, поэтому Тринадцатого Ит нёс на руках, закутанного в два одеяла – ему не хотелось, чтобы Мотылёк простудился и слёг с какой-нибудь пакостью типа бронхита.
- Сиди спокойно, - говорил он, пока Скрипач подгонял машину поближе к въезду на территорию. – Не высовывайся, тебе говорю!
- Небо… ну дай хоть одним глазом посмотреть, - приглушенно просил Тринадцатый.
- Обойдешься. Нишкни, я сказал. А то обратно вернёмся, - пригрозил Ит. Стоящий рядом Кир предложил:
- Давай его того… ленточкой сверху завяжем, а? И практично, и красиво.
- Раньше надо было завязывать, - проворчал Ит. – Что ж так холодно и так долго?
- Погода дрянь, - согласился Кир. – Слушай, мы там с гением нарыли шикарное место, и притащили кучу натуральной еды, - вдруг вспомнил он. – Дорого там, правда, безобразно, спецраспределитель для таможни, сам понимаешь. Но вкусноты всякой полно. Яблок целый ящик приволокли, прикинь?
- Правда? – обрадовался Ит, который яблоки очень любил. – Здорово. А что еще привезли?
- Ну, по большей части – всякие сухофрукты. Орехи грецкие, чего еще… выбирал гений, меня он как тягловую силу использовал, - хохотнул Кир. – Чего ж там было-то… а, вот еще – сухое молоко, рис, пшенку, и сахар. И плитку! Ит, прикинь, мы достали плитку, чтобы можно было самим что-нибудь сварить. Плитка не местная, шикарный импорт. Куча режимов, прибабахи всякие…
- А кастрюлю к плитке вы купить догадались? – Ит всматривался вглубь стоянки.
- Ну чего ты как неродной, - обиделся Кир. – Догадались. И сковородку. И чайник.
- А чайник зачем? В кухне чайник есть…
- Сувенир.
- Понятно… о, наконец-то! Рыжий, ты ее толкал что ли? – рассерженно спросил Ит. – Почему там долго?
- Потому что там не проедешь, - сварливо ответил Скрипач. – Садитесь, давайте. Мелкий, замерз?
- Нет! – раздраженно ответил Тринадцатый из одеяла. – Мне наоборот жарко!.. Вы меня достали уже! Мы домой поедем?
- Ожил, - констатировал Скрипач. – Вот теперь вижу, что действительно совершенно ожил. Давно бы так.


***
В квартире сейчас царила веселая неразбериха – как только приехали, Ри тут же привлек Кира и Скрипача к разборке многочисленных коробок, а Фэб с Итом отправились устраивать Мотыльков: Тринадцатому пока что требовался уход и практически постоянный контроль, поэтому на организацию для них временной спальни ушло не меньше часа. Ри настаивал, чтобы их определили в его комнату, Фэб возражал, утверждая, что Ри не справится, сами Мотыльки в один голос просили им разрешить спать поближе к Иту, хотя Фэб справедливо предположил, что этот неведомый Морок, наверное, сбежал бы от любого из них… в результате кроватью обоим Мотылькам пока что определили широкое раскладное кресло в комнате Ита и Скрипача, и они, наконец, улеглись отдохнуть. Утомленный дорогой Тринадцатый засыпал буквально на ходу.
Чуть позже Ит пришел на кухню, зевая не хуже, чем Тринадцатый. Кир тут же выудил из большого блюда красное глянцевое яблоко, и бросил ему.
- Ну, спасибо, что не в лоб, чудовище, - усмехнулся Ит. – Слушайте, я тоже поспать пойду, с вашего позволения.
- Иди, иди, псих ненормальный. Яблоко только съешь, - приказал Кир.
- Скъ`хара, я позже, хорошо? Глаза закрываются. Между прочим, у тебя бы тоже закрывались, если бы ты месяц спал урывками сидя на стуле.
- Рыжего прихвати, - посоветовал Фэб. – Ему этот стул тоже хорошо знаком.
- Я бы и тебя прихватил, - признался Ит. Снова зевнул. – Всё. Не могу больше. Разбудите нас к ужину, хорошо?
- Хорошо, хорошо, иди уже, - проворчал Кир.
Ит вышел. В коридоре хлопнула дверь – видимо, Скрипач тоже отправился в комнату. Через минуту в кухню вошел Ри.
- Так, я пойду куплю еды, - сообщил он. – Кому чего?
- Выбери сам, - пожал плечами Кир. – А еще куда?
- Ну… - Ри замялся. – Если честно, хотел пройтись и подумать. Наклёвываются у меня кое-какие предположения, но вы постоянно шумите, и я не могу сосредоточиться.
- Ну, подумай, - пожал плечами Кир. – У тебя как минимум два часа для этого есть. А то и больше. Только ты далеко особо не уходи. И вообще, я на самом деле против того, чтобы разделяться.
- Чудовище, сейчас белый день, и я – не Тринадцатый, - справедливо заметил Ри. – Меня ногой убить не представляется возможным.
- Это смотря чьей, - ухмыльнулся Кир.
- Даже твоей, - заверил его Ри. – Всё, я пошел. Вы бы поспали пока что.
- По очереди, - ответил Фэб. – Спать мы всё-таки будем по очереди.
- Ну, как знаете. Ладно. Бывайте…
Ри вышел.
Кир взял с блюда еще одно яблоко, на этот раз не такое красивое, как первое, которое он отдал Иту, и принялся меланхолично катать его по столу. Потом поднял голову, прищурился, и глянул на Фэба.
- Ты что-то хотел спросить? – поинтересовался он.
- Да.
- Ты про яблоки?
Фэб утвердительно кивнул.
- Почему я это сделал, что ли? Отдал ему яблоко?
- Да, - Фэб с интересом посмотрел на Кира. – И не только. Кир, я же не слепой. Вижу – ты каждый раз первым копаешься к общей тарелке, выбираешь самый хороший кусок и кладешь ему. Рыжий и Берта не возражают, Ри делает вид, что не замечает ничего… Как будто так и надо. Зачем ты это делаешь? Что это значит всё?
- Ох… - Кир поморщился. – Это давнее дело. Очень. Мы про это как-то не сильно любим вспоминать, если честно.
Фэб молча ждал.
- Фэб, правда, - попросил Кир. – Ну, кладу я ему эти лучшие куски. И что с того? Какая разница?
- Кир, - Фэб опустил голову. – Я… хочу понимать. Хочу знать. Имею право, в конце концов. Ну, в некотором смысле. И потом, - он выпрямился, - это просто нечестно. Вы приняли решение не прогонять меня из семьи, и я…
Кир усмехнулся, и попробовал отвесить Фэбу шуточную оплеуху, но тот перехватил его руку.
- Я серьезно.
- Звук выключи в кухне, - попросил Кир. – Если ты не хочешь потом скандал от Ита, выключи. Может, они и спят, но рисковать лишний раз я не хочу. Ни Ит, ни я, ни Берта, ни рыжий не любим про это говорить. Нам тяжело. Мы тогда это пережили с большим трудом. Гораздо больнее и сложнее, чем то, что было сейчас… и я не хочу про это вспоминать. А ты сейчас меня снова тянешь туда… в общем, ладно. Ты выключил?
Фэб кивнул.
- Тебе кто-то рассказывал, что он сидел два с лишним года?
- Да, Берта упоминала в одном разговоре. Я пытался спрашивать его самого, но он только отшучивается. Кир, он, кажется, до сих по мне не доверяет.
- Скорее уж бережет тебя, - возразил Кир. – Правильно делает.
- Да не правильно это! Если я буду знать…
- Фэб, ты как что-то узнаёшь, так на всю ночь становишься бить поклоны или тащишься к отцу Анатолию за советом, - хмыкнул Кир. – Мы тебе что-то рассказывать уже боимся, если честно. Ты же двинутый. Твоя эта религия…
- Хорошо, - Фэб стиснул кулаки. – Я не потащусь никуда, и не буду бить поклоны. Если это так сильно раздражает всех, я могу этого вообще не делать.
- Тебе самому это ведь нужно? – Кир вопросительно поднял брови. – Нужно, не ври. Тебе это помогает. Я, правда, не втыкаю, чем это может помогать, но раз нужно, значит нужно. Вопросов нет. Просто, понимаешь… - он запнулся. – Ты бы лучше как-то больше доверял всё-таки нам, а не религии и не отцу Анатолию, который дядька-то хороший, но всё-таки немного с замороками. Твоя семья – мы. А не он. Фильтруй.
Фэб задумался.
- Кир, это… это временное. Мне надо было что-то понять для себя лично. Я уже почти понял. Скоро я перестану к нему летать. То есть летать буду, но не чаще, чем Берта. Мне, видимо, для чего-то была нужна эта поддержка… это уже проходит.
- Три года, - напомнил Кир. – Фэб, правда, хватит. Пора думать своей головой и жить своей душой. И принимать испытания так, как должно, а не… с костылями.
- Да, ты прав. Прав, - с усилием повторил Фэб. – Если ты заметил, я уже исправляюсь. Так ты расскажешь про эти куски и яблоки, или нет?
- В общем, вот чего получилось, - Кир с опаской посмотрел на дверь, потом на окно. – Ох, вломит он мне сегодня… Ладно. Он приехал сам после этой отсидки, мы разминулись, потому что за ним поехали. Сидел пять дней в коридоре…
- Про это я знаю. Берта рассказывала. И про то, как он не узнал себя в зеркале, тоже рассказывала. Но при чем тут…
- Фэб, зеркало – это было сильно потом. Уже после такого количества говна, через которое мы пролезли, что говорить не о чем. Зеркало… фигня, я его зубным порошком замазал, чтобы он больше не смотрел, а ему мы сказали, что в соседней палате ремонт, и он рабочего через окошечко увидел. Фигня и есть, проехали и забыли. Нет, дорогой мой, вот другое, что там было… Если с самого начала, то мы вчетвером вываливаемся из лифта, проходим по коридору, и видим… это…
Он смолк. Покачала головой с досадой, вытащил сигареты. Прикурил, всё так же молча, неподвижно глядя на Фэба.
- В общем, это надо было видеть. Своими глазами. И нюхать. И потом снова видеть. Фэб, у него волосы были, как шерсть у старой уличной собаки, срезаны какими-то клоками, и… они шевелились, эти волосы.
Фэб сглотнул.
- Вши. Не знаю, где ты работал, и что ты повидал, но я такого ни до ни после ни разу больше не видел. Надеюсь, и не увижу. В результате мы его раздели прямо в коридоре, потому что заражено было всё – одежда, мешок… он за этот мешок хвататься начал, потому что в нем справка лежала об освобождении, мы сгоряча не разобрались, рыжий сунул всё в какой-то пакет, не глядя, и потащил в эллинг… мы эти вещи потом просто сожгли. Справку, правда, достать догадались. Потом…
Кир снова замолчал, глубоко затянулся.
- Потом Скрипач где-то добыл керосина, я оттащил… ну вот это вот всё в ванную, и мы начали его отмывать. Я его побрил наголо, само собой, потому что другого выхода просто не видел, потом керосин этот… а ему было уже очень плохо, он кашлял, мы, конечно, сразу доперли, что это воспаление легких – но отмыть надо было обязательно, потому что в том виде, в котором он был, его бы ни в какую больницу не взяли. Два или три часа мы его как-то старались… ну так, в основном, отскребли. Запах… Фэб, я только матом могу. Ни в одном языке для этого слов не существует. Только в русском, и только мат. Ну, отмыли. Я его отволок в комнату, Берта «Скорую» вызвала, мы с рыжим с ним сидели. Приехала первая машина. Фэб, они его не взяли. Без паспорта, понимаешь? Если ты без паспорта, ты хоть сдохни, но не возьмут – так нам объяснили. Конечно, это было вранье чистой воды, но тогда времена такие были… все боялись. Стали звонить по больницам, где пульмонология есть. По знакомым. В общем, я даже потом порадовался, что его первая машина не взяла, потому что мы нашли лучший вариант, но радовался я уже тоже сильно после. Тогда у нас всех одна мысль была – только бы его живым до больницы довезти. В общем, довезли. Кое-как.
Кир снова замолчал. Затушил сигарету о столешницу, вытащил из пачки следующую. Фэб видел: Кира от этих воспоминаний трясет, но сейчас уже ничего нельзя поделать. Раз начали…
- И что? – спросил он осторожно.
- Ну, что… Каким-то странным образом нам достался бокс изолированный, одноместный. С тамбуром, чтобы сквозняков не было. Хорошая больница, действительно, но тоже не без греха. Нам там первое время рассказывали про какое-то специальное кресло, которое для таких больных, но мы это кресло так и не увидели. Креслом десять первых суток работал я, - он усмехнулся.
- Какое кресло? – не понял Фэб.
- Когда такое воспаление, лежать опасно, - объяснил Кир. – Я в этом не сильно разбираюсь, но, по слухам, там какое-то кресло было, в котором удобно сидеть, и можно ноги поднять, опустить… не знаю я, Фэб, не пытай. Не было у нас никакого кресла. Просто маленький бокс и койка. И крупозное воспаление легких. Они нам сказали в первый же день: не жилец, очень сильно время упущено. Прогнозы понаделали такие, что мы потом как зомби друг на друга смотрели целый час. И что абсцесс будет. И гангрена легкого. И плеврит… Ну да, плеврит у него тоже был, как позже выяснилось, но без гангрены мы как-то обошлись.
«Мы» - вдруг понял Фэб. «Мы» обошлись. Не «Ит обошелся», не «псих обошелся», а «мы обошлись», и это его в который раз кольнуло – когда же и про меня они скажут «мы», а не просто «Фэб». Оно ведь особенное, это слово. Так можно говорить лишь про того, про тех, кто…
- А дальше было очень страшно, - продолжил Кир. – И очень долго. Он не мог лежать, потому что тут же начинал задыхаться, у него держалась температура под сорок, а то и вовсе сорок, его постоянно знобило, он не мог толком ни пить, ни есть. И еще ему постоянно было больно – я до этого даже не знал, что когда воспаление легких, может быть так больно. Думал – ну, покашляешь там, и всех дел. Как же… - он невесело усмехнулся. – В общем, мы с ним дежурили посменно, но потом я к нему вообще переехал в результате, совсем как вы к Тринадцатому сейчас. Выяснилось, что мне удобнее всего ему максимально жизнь облегчить. Я большой и сильный, это факт.
- Факт, - улыбнулся Фэб.
- И… я его почти всё время держал практически на руках. Его знобило просто дико, я всё никак не мог понять, как это так – он же горячий, как печка, а всё время трясется… ну, так я и сидел. Там же уход еще, процедуры, уколы постоянно, капельницы всякие, - Кир зажмурился, потряс головой. – Год потом в синяках ходил, рыжий всё прикалывался – смертельный номер, человек – подушечка для иголок. И, знаешь, Фэб… Ит может хорохориться сколько угодно, и косить, под кого ему удобнее, но гермо – это гермо, это средний, и чтобы он там из себя не корчил, гермо – это не мужик. По крайней мере, если дело касается рауф. Мы, согласись, всё же сильнее.
Фэб кивнул.
- Я ему это очень долго объяснял, - заметил он. – Но, по-моему, он всё равно остался при своем мнении.
- Этот может, - хмыкнул Кир. – Но не суть. В общем, до меня как раз тогда стало доходить по-настоящему. Видимо, потому что я с ним очень много времени проводил. Доходить – кто он для меня такой. Он ведь… блин, псих он ненормальный! Я сижу, на руках держу его, пытаюсь как-то поудобнее пристроить, чтобы ему поменьше больно было, и вспоминаю. Я за эти десять дней всю нашу жизнь в голове перегнал, и мне, Фэб, стыдно стало. Потому что я принимал, как данность, всё, что он делал. А делал он много. Ох, много. От мелочей совсем, до крупного. От того, что всегда, понимаешь, всегда брал себе с тарелки самый плохой кусок, а из корзины самое плохое яблоко, до того, что сидел до утра с расчетами, которые я или рыжий не закончили. Сечешь?
- Да, - беззвучно произнес Фэб.
- Блин, ну вот совсем до мелочей… он же мыться любит, и дай ему волю, будет в ванне час валяться. А нас в квартире было четверо, при одной-то ванной. В общем, обычно я почему-то первым скрестись в дверь начинал: выходи, мол, не один тут… ну и так далее. Он словно свою жизнь уступал нам всем. В Германию ведь Берта тоже должна была ехать. А он не пустил, поехал сам. Словно чувствовал.
Фэб молчал.
- И… я испугался. Вдруг как накрыло: мы его ждали, пока он был на зоне, а вот если он сейчас умрет, то ждать нам будет некого. Что он исчезнет, не на время, а насовсем. Что больше не будет всего, что он есть, и что с ним связано. Не будет его чашки, которая талисман, с нарисованной мельницей, не будет его полок в шкафу, где всё всегда идеально… у нас с рыжим бардак, а у него идеально было, да… не будет его книг, которые по всему дому разложены тут и там, не будет его зубной щетки в стаканчике, и постоянных аптечных резинок для волос; не будет он сидеть по ночам с бумагами, и нам некого будет гнать в три часа спать, потому что вставать в семь. И даже его куртка исчезнет с крючка в прихожей, и никто не будет вечно забывать сигареты на балконе в дождь, и… - он резко вздохнул. – И я сижу, про это всё это думаю, а у него в это время в груди что-то сипело и булькало, и дышал он так, как ни рауф, ни людям дышать не положено, и ему надо было кашлять, а это было страшно больно, и на него постоянно орали врачи, сёстры… «Больной, кашляйте! Что вы ему потакаете! Кашляйте и сплевывайте!» Тьфу, пропасть, черт бы ее подрал… кошмар это был какой-то… Рыжий с Бертиком метались по всей Москве, восстанавливали документы. Управление исполнения наказаний, изолятор, суд, паспортный стол, какие-то справки бесконечные. Они имели право по доверенности, как ближайшие родственники, я не имел.
- Почему? – не понял Фэб.
- Берта – жена, рыжий был записан, как родной брат, - пояснил Кир. – Сделали доверенность, Скрипач сам за него закорючку поставил. Он, конечно, не мог – он тогда нас с десятого раза узнавал, какие там справки с подписями. В общем, я с ним сидел, и потом стал разговаривать – особенно по ночам, потому что по ночам становилось совсем плохо. И я говорил ему про это. И пообещал. Тогда же и пообещал. Что у него всегда будет всё самое хорошее. Что никогда не буду гнать его из ванной. Что я люблю его, просто я осёл, и до меня доходило долго, что вот так люблю, не совсем как положено. Что я его скъ`хара, что буду его беречь и заботиться о нем, и чтобы он не упрямился больше, и первое, что я сделаю, когда мы вернемся домой, так это поеду на рынок, куплю самых вкусных яблок самую большую корзину, и отдам ему самое лучшее…
Фэб сидел неподвижно, прикрыв глаза.
- Ну, потом был кризис, сутки он вообще помирал, там все на ушах стояли, потом… начал потихонечку выкарабкиваться как-то. Но всё равно, первый месяц он был никакой, температура всё время держалась, но уже так… в сравнение не шло. Зеркало было, когда он уже вставать начал, - Кир засмеялся. – Дошли мы с ним первый раз до сортира, пардон, и он себя увидел. И не узнал. Ну, правильно, любой бы на его месте охренел, увидев такую картинку замечательную. И потом он нам неделю покоя не давал, что боится человека, которого в ванной видел… мы ему наплели, что, мол, это в соседней палате ремонт. И это бритое страшное чмо – рабочий, который к окошечку подошел. Это уже было по большей части забавно…
- А сколько вы там пробыли, в больнице?
- Четыре месяца. И потом еще больше года мы его долечивали уже дома. На юг два раза ездили, хорошо, что знакомые пилоты были в количестве, брали нас с собой, а мы в Симеизе снимали домик маленький. Там же дешево всё, да и мы без претензий. Мы ж тогда совсем без денег остались, нас поувольняли всех, ну правильно – родственник политзаключенный, это ж страшно, а ну как что не то выйдет. Да и некогда нам было работать. Ри, спасибо ему огромное, мужик дотошный, и мы стали оспаривать каждый пункт обвинений, которые против него выдвинули. По два раза в неделю заседания, чудовищная бредятина, протоколы, и… - Кир махнул рукой. – Жили на одних макаронах, да нам и наплевать было, лишь бы его вытащить. И получилось. Особенно в свете прежних заслуг, знаешь ли, хорошо получилось. Доказали. Долги потом три года отдавали, спасибо друзьям, которые нас не торопили, видели, через что пройти пришлось.
- А яблоки ты купил?
- Купил, - ухмыльнулся Кир. – Только не яблоки, а персики. У него же половины зубов не было, их только через год вставили, а до этого рыжий ходил к Софье и канючил, чтобы она смилостивилась и помогла с зубами. Софья – это Встречающая старая, которая там в «ангелах» работала. В общем, после этой все бодяги так и осталось. Я это уже на автомате делаю. Как собака Павлова.
- Ты его и в самом деле любишь? – Фэб просящее посмотрел на Кира.
- Дурак ты, - беззлобно ответил Кир. – Конечно. Очень, - добавил он. – Я потом два года… Он уже сам был не рад, а я думал: душу выну, но до конца долечу. До фига всего делать приходилось. Массаж два раза в день, гимнастика специальная, на физиотерапию таскал, через полгорода ездили. Он на работу рвался, как понял, в какие долги мы влезли, так я год сам не работал, и его не пустил. Ругались так, что соседи по батарее стучали. Ты же его знаешь, у него по жизни всякая фигня рулит, типа долг превыше всего, типа надо жопу порвать, но сделать, и прочая хрень… А у меня тоже того… приоритеты. Что моя семья должна быть здоровая, например. Что я отвечаю за каждого. В результате Берта с рыжим пошли в какой-то заштатный институт, куда получилось, а я дома засел, с этим недолеченным. И, знаешь, долечил. Полностью. Так долечил, что водителями их без проблем взяли на внутренние рейсы, то есть он запросто обследование прошел, а обследование там – хуже, чем в ментовке, в которую я потом устроился. Каждую кишку проверят, сволочи. Ну, это понятно – при такой-то стоимости грузов и самих машин. У них там связи были старые, но даже связи не влияют, когда о здоровье речь идет.
- Кир, у меня нет слов, - Фэб покачал головой. – Я даже не знаю, что мне делать. Ты… ты действительно скъ`хара, в самом лучшем смысле. Я себя снова сейчас лишним и ненужным чувствую, потому что я в жизни столько для них не делал, сколько ты…
- Ой, брось, не заливай, - поморщился Кир. – Не делал… Ты всё делал, просто раньше. И потом, не так много я и делал. Слава Богу, такого дерьмища в нашей жизни было всего-то пара-тройка случаев. В Херсонесе, на плато, я им помог, потом – когда солнышко подставили, еще раз – когда во время войны их машину сбили, и они поломались оба, ну вот этот вот трындец с отсидкой. Да и всё, пожалуй. А так… зная их троих, догадайся сам, что наоборот бывало даже чаще. Допустим, простужаюсь я. Ну, сопли, кашель, температура… благодать, в общем. Потому что можно дома посидеть, полежать, книжку почитать, а еще вся квартира в твоём распоряжении, эти на работу с самого утра уматывают, в общем, гуляй, моя малина. Ну, вечером притаскиваются они с работы, и начинается. Мне ж не сильно много нужно, сам понимаешь – чаю себе притащу, в кровать залягу, спать-читать… но это до их возврата. И – поехали! Сначала Берта придет, с вареньем. Потом рыжий – еще чаю приволочет, и к чаю что-то. Потом псих заявится, с еще одним чаем, и с горой газет, которые он мне по дороге купил. Потом снова Берта, которая какую-то ромашку мне заварила… в общем, через два часа я уже лежу, как фараон на похоронах, со всех сторон обложенный заботой. Один раз не выдержал: они втроем приперлись, каждый со своим каким-то очередным этим… не важно. Возьмите, говорю, бубны. Чего? Бубны, говорю, возьмите, а то что это за танцы будут, если без бубнов.
- И что?
- Что?.. Подушкой по голове от солнышка получил, что…
Фэб засмеялся.
- Да, - согласился он. – Этот может.
- Слушай, - Кир посерьезнел. – Знаешь, есть один момент такой, ну, про тебя, и про психа. Вот хоть убей, не пойму… со мной-то более ли менее всё ясно, а вот что вы оба сейчас творите, у меня слабо в голове укладывается. Точнее, не укладывается вовсе. Что псих дурит, я вижу, но вот что делаешь ты, не понимаю.
- Ты о чем? – нахмурился Фэб.
- О том, что вы оба… - Кир замялся, подыскивая слова. – Ну, придумываете себе что-то… Фэб, я не знаю, как сказать. Как я его вижу, ты понял. И в каком роде я к нему скъ`хара – тоже. И что он тебя любит, как ненормальный, я тоже вижу, но…
- А, вот ты о чем, - Фэб вздохнул. – Как я его вижу? Слушай, а как ты сам думаешь, как я могу видеть того, кто подарил мне третью жизнь?
- Ну, мне – вторую, - прищурился Кир. – Тебе вроде бы тоже.
- Ты не говорил о себе, и о том, что было в твоей первой жизни, - заметил Фэб. – Расскажешь?
- Потом, - отмахнулся Кир. – Давай сначала ты.
- Ладно, - Фэб прикрыл глаза. – Как вижу, значит… Кир, когда я впервые его увидел, вообще впервые, когда Атон погнал меня туда, где сел их катер… они тебе про это что-то рассказывали?
- Было дело. Давно, правда.
- Ну так вот. Я тогда был, мягко говоря, сам не свой – но эрсай есть эрсай, я не мог отказать ему в просьбе. И… я посадил платформу, и подошел… знаешь, что я увидел, Кир? Я увидел… Бога. Бог сидел на этой сухой земле, понимаешь?
- Нет, - честно признался Кир.
- Ну вот так, - слабо пожал плечами Фэб. – Для меня это было – так. Сухая степь, трава почти белая, катер, небо… и Бог, который смотрел на меня, а потом…
Он осекся. Глубоко вздохнул, тряхнул головой.
- Это были секунды, может быть, даже меньше. У меня горло перехватило, и я понять не мог, почему, и что со мной. И вот только через эти секунды я понял, что он сидит в крови… для меня словно время замедлили, не знаю, как сказать. Первой мыслью было – кто-то хотел убить моего Бога… Кощунственно звучит, правда?
Кир усмехнулся, правда, без особой уверенности.
- Кир, ты боевик, и тебе не надо рассказывать, что будет с живым существом, если из него минут за десять-пятнадцать вылить почти два литра крови, - продолжил Фэб.
- Это смерть, - вяло дернул плечом Кир. – Обычное дело.
- Вот-вот, - кивнул Фэб. – Знаешь, я не думал даже, что именно я делаю. У меня ни одной конкретной мысли не было тогда. Схватил его, дернул домой… сам понимаешь, у Встречающих в доме всегда полный набор, любой Встречающий врач, на одних потоковых схемах далеко не уедешь. В общем, это неважно, как именно, но я сумел… сам не понимаю даже, как… в общем, как-то вывел, потом развязал… зондами. У меня уже тогда в голове щелкнуло, что иначе нельзя, что это… подлостью какой-то отдает. Да и после, - он задумчиво посмотрел на Кира. – Ты же знаешь, что это такое – агентура официальной. Это дерьмо и грязь. И… понимаешь, она, грязь эта, к ним не приставала. Они оставались всегда совершенно чистыми. Не знаю, говорили они тебе, какие отработки у них бывали, или нет, но, поверь, дерьма и грязи там всегда хватало с избытком.
- А то у нас было лучше, - хохотнул Кир. – Оно везде так. Просто агенты чистят эту грязь точечно, а боевые подразделения – уже массово.
- Ну да, наверное, - покивал Фэб. – Так вот. Что я семьдесят лет их обоих не трогал – так это по той же причине. Может быть, для кого-то другого они были кем-то другим, но для меня они всегда были, есть, и будут – тот самый Бог. Который чист изначально, которого осквернить невозможно. Я не говорю – для всех, я говорю – для меня… Когда они уходили на задания, я жил только тем, что молился. Да, Богу. Чтобы он не отнимал у меня… себя же…
Кир покачал головой.
- Солнце говорило, что ты был против того, чтобы они работали агентами, - вспомнил он.
- Да, был. Я не хотел, чтобы они так часто и так серьезно рисковали собой, я предлагал дипломатию. Они не захотели, а спорить с ними дело безнадежное. Мне было больно видеть, как они об это всё дерьмо калечат себе души… это в молодости незаметно, но потом, с возрастом, выползает, и получается по факту очень хреновая картинка. Собственно, Ит мне эту картинку уже показывал.
- Какую?
- Совесть. И сомнения – был ли я прав, может быть, лучше этого не делать. Ну и прочее. Сейчас я смотрю на них обоих, и вижу, что совесть очень сильно разъела их изнутри. И это хорошо, Кир.
- Чем? – не понял тот.
- А тем, что они уже готовы перейти тот порог, который сейчас пытаются отрицать. Ты, кстати, тоже подходишь к нему.
- Видимо, с другой стороны, - хмыкнул Кир. – Если я правильно понял, ты имеешь в виду то, что следует подыскать какое-то дело, которое не будет приносить в этот мир дерьмо и грязь. Я прав?
- Верно, - кивнул Фэб. – Знаешь, я ведь сам через это прошел. Причем будучи Встречающим, ни много, ни мало. Тоже, знаешь ли, бегал агентом, защищая справедливость, как мне тогда казалось. Мы были романтики с Гирой, неизлечимые, и… и очень глупые, - самокритично добавил он. – Мы хотели, чтобы всем было хорошо, и строили конструкции, не выдерживающие никакой критики, как я сейчас понимаю. И времени у нас было для этого – навалом. Ну что такое – раз в пять лет поработать полгода с экипажем? А куда потом четыре с половиной года девать? Вызовут за это время на пару-тройку случаев средней сложности, и всё. В общем, проводим экипаж, и, как ты любишь говорить, понеслась. И агентурная работа, и военные операции, и забросы долгосрочные, и научка, и еще масса всего, что разумным должно помочь, а нам – дать понять, что мы существуем не просто так.
Он горько усмехнулся.
- Потом Син выставил условие, чтобы мы больше не лезли в драки. Он месяц убеждал нас, что мы хорошие врачи, и что от нас будет гораздо больше пользы, если мы станем помогать, вместо того, чтобы калечить. Он очень мудрым был, Син, не смотря на…
- На что? – не понял Кир.
- У Сина был генетический дефект, но я не хочу говорить, какой именно, - нахмурился Фэб. – И, в соответствии с дефектом, порок развития. И не один. Для многих разумных он был… скажем так, странным. Нет, внешне он выглядел совершенно нормально, он адаптировался полностью, мы с Гирой сами этим занимались; они попали к нам подростками, по четырнадцать лет, Син и Агри, совсем еще дети. А нам было уже под сто пятьдесят, мы вообще пришли в Контроль и Официальную довольно поздно.
- Из-за чего?
- Потому что мы хотели стать Аарн, - Фэб улыбнулся. – И даже будучи Встречающими, мы мотались в Орден, как только позволял случай.
- Хотели и не стали? Почему?
- Сложно сказать, - Фэб задумался. – Разве что про себя, пожалуй. Знаешь, если бы я стал Аарн, я бы никогда не увидел своего Бога там, в высохшей траве, в степи. Может быть, я был бы счастлив… не знаю. Наверное. Но, видимо, я уже тогда искал какое-то иное счастье. И нашел. И… ты спросил, что мы там с психом думаем, так вот, я скажу тебе – всё просто. Если он сейчас не может или не хочет по какой-то причине, я никогда не…
- А вот теперь ты спустись с небес на землю, и меня послушай, - Кир наклонился к Фэбу. – Про бога – это всё, конечно, хорошо. Но ты же сам понимаешь, что раскачивать это дело надо, хоть понемножку. Это ж вредно! Ты как-то так… ну, помнишь, я к тебе тогда первый прибежал? Сам знаешь. Полегонечку, потихонечку. Если по солнышку ориентироваться, то на первых порах и не выйдет ничего путного. И, вообще, Фэб, есть у тебя качество, которое меня тихо бесит.
- Какое? – с подозрением спросил Фэб.
- Нерешительность, - объяснил Кир. – Ты мужик или где? Ты со стороны посмотри, ты же… если типа вас обоих того… блин… в общем, вы словно ролями поменялись. Он мужик, а ты – средний. Чего ты тянешь? Чего ты мямлишь? Тут так и вообще весь город по подъездам размножается, а у тебя со всех сторон приличия и глазки в пол. Ты же скъ`хара, так покажи своему, блин, богу, кто ты такой, и кончай жевать жвачку. Он сейчас замучился с Тринадцатым, но хоть час ты для него выкроить сумеешь?
Фэб задумался.
- А если он даст понять, что…
- Ага, он даст понять. А ты тоже дай понять. Авось чего и получится в итоге.
- Кир, я, пожалуй, всё-таки воздержусь, - Фэб отрицательно покачал головой. – Можешь считать меня сколь угодно нерешительным и трусливым, но, прости, я вижу: пока что не время. Пусть он живет, как хочет. И потом, есть гораздо более серьезные вопросы. Нам всем придется принимать какие-то решения, не только ему.
- Ты о чем?
- Ри с тобой случайно не разговаривал на днях про… - Фэб замялся. – Про то, что он хочет сделать?
- Ты про деньги, что ли? – сообразил Кир. – Разговаривал. И сказать тебе по секрету, сообразили они данную фигню на троих, как мне кажется.
- На четверых, - поправил Фэб. – Берта тоже. Что ты думаешь по этому поводу?
- Не знаю, - Кир пожал плечами. – Мне кажется, они правы. Это действительно… не очень честно. Мы всю жизнь зарабатывали сами, а это… богатство… оно чужое. Я тоже по первости обрадовался, у меня же отродясь денег столько не было, а сейчас начал соображать, что мне не по себе немножко с этого дела. Конечно, оно хорошо, когда ты можешь и то себе позволить, и сё, и когда не надо думать о том, что еду не на что купить завтра будет, но… Они чужие, деньги эти. Не я их заработал. Не мне и тратить.
- Отец Анатолий сказал, что в этом нет ничего дурного, что это просто наследство. Но… Кир, я согласен с Ри и с ребятами. Ри предложил оставить себе немного на первое время, а всё остальное вывести обратно в счет планеты. Это будет правильно, потому по отношению к нам эти деньги своё предназначение уже выполнили. Они спасли нас тогда, когда нам это действительно требовалось. Теперь – всё изменилось. Думаю, что на Окисте нам всегда будут рады, и дом останется за нами, и катера, и, возможно, даже работа найдется...
- Ну, про это мы подумаем, как вернемся, - покивал Кир. – Не знаю, кем я там смогу… в общем, посмотрим. За себя могу сказать, что мне эти деньги не особо нужны. Мне гораздо лучше знать, что я могу вот так сидеть, как сейчас, и трепаться с тобой, с ребятами, с девчонками. Что у меня семья есть, которую я люблю, и которая меня любит. А деньги… - он махнул рукой. – Деньги тлен.
- Согласен, - Фэб задумался. – Кир, а твоя семья... родители… мама, отцы, старший… ты их помнишь?
Кир помрачнел и вытащил еще одну сигарету.
- А то, - едва слышно ответил он. – Думаешь, я боевиком стал просто так, что ли? Помню. Иной раз думаю, лучше бы не помнил.
- Почему?
- Знаешь, как нас зачищали? Я никому не говорил, даже солнышко не знает. Тебе могу сказать, потому что тебе можно. Они не стреляли в нас, эти люди, «Венец». И биологичку не применяли. И массовое оружие тоже. Они просто заходили в дома и резали женщин и гермо. Понимаешь? Чтобы не портить планету, воздух, и город!.. Просто тупо резали, как скот, как овец каких-нибудь. Мужчин не трогали. Детей тоже, - он криво усмехнулся. – А знаешь, почему?
Фэб отрицательно покачал головой.
- Потому что дети – это обменный фонд, а мужчины сильные, и будут работать. Я… мы были дома. Мы слышали крики. На улице. Мама велела мне спрятаться, но у нас квартира была маленькая совсем, некуда толком. Я залез в щель между столом и стеной, они уже поняли всё, я не понимал.
- Сколько тебе было?
- Семь… В дом вошли эти, трое, кажется. Родители даже не пытались бежать, понимаешь?
- Почему? – одними губами спросил Фэб.
- Потому что город был заполнен этими… Их было слишком много, зачищали быстро и очень профессионально, я потом прочел, что мы были не первыми, кого вот так вырезал «Венец». До этого они подавили сопротивление, вышибли с планеты официалку, похерили власти, смели армию и всё, что у нас было вообще… чертова Маджента, ненавижу… сектор у нас был такой мирный и тихий, что мы и не думали даже, что так может всё обернуться!
Фэб молчал. Сидел, прикрыв глаза рукой, и молчал.
- Знаешь, когда тебе семь… и когда на твоих глазах какая-то тварь режет горло маме и папам… и сносит трупы в ванную, чтобы потом другая команда вывезла… а потом тебя вытаскивают из этой щели, в которой ты… Но, Фэб, самое страшное было не это. И даже не то, когда мне полезли в штаны – проверять, гермо я или мальчик. Проверили… до сих пор ненавижу слово «пацан», видимо, рефлекторно… Хуже всего было, когда пришел старший отец. Знаешь, что он сделал?
- Что? – одними губами спросил Фэб.
- Твою мать… он молиться начал, понимаешь?! – выкрикнул Кир. – Вместо того чтобы переубивать эту сволочь, он встал на колени, и начал молиться!!!
- Не кричи, пожалуйста, - попросил Фэб. – Ты их разбудишь.
- Прости… Я тогда уже понял, что если останусь жив, я сам… я сам сделаю так, чтобы ни одна скотина… никогда… ну, тогда я так, конечно, не думал, не умел еще, видимо. Это позже пришло. А дальше был трындец, Фэб. Потому что нас погрузили на транспорты, и… и я впервые обрадовался, что я мальчик.
- Кир, прости, я тебя прерву… Почему ты не сказал раньше? – удрученно спросил Фэб. – Я не буду молиться при тебе, я не понимал, но теперь знаю, и очень прошу меня простить за это.
- При чем тут ты?.. Так вот, я обрадовался, потому что девок и гермо там насильничали все, кому не лень. Гермо до места, по-моему, живых вообще не добралось. А мальчишек они не трогали.
- Ты не хотел быть мальчиком? – удивился Фэб.
- Я был хиляком и лентяем, - пояснил Кир. – Да, да, представь себе. Болел в детстве часто, был слабым. И мне до какого-то возраста казалось, что со средних и с девчонок спрос меньше, а меня мучают более сложными заданиями и поручениями только потому, что я мальчик, - он усмехнулся. – Вот такой я был придурок. И еще очень хотел сестренку, а родители всё никак не могли ее сделать… у других детей из дома были братья и сестры, а у меня нет. И… я подумал, что это у гермо могут быть сестренки, а у меня родители неправильные, у них только мальчик мог быть, да и то один. О как.
- Ты был маленьким, дети могут себе и не такое выдумать, - успокоил Фэб.
- Это я сейчас понимаю, что могут. Тогда мне это всё казалось зверски серьезным. И архиважным. Ну и вот… вот так я и оказался сиротой и обменным фондом, - Кир поскучнел. – Дальше было несколько лет, которые я запомнил знаешь чем? Голодом. Мне постоянно хотелось есть. Постоянно, ты не поверишь. Ну, потом нас обменяли, но там программа была какая-то странная, нам, вместо того, чтобы кормить, выдавали деньги, чтобы мы покупали сами себе еду, вещи. Типа чтобы учились жить в большом мире. Мы ведь уже подростками были. В общем, я тогда понял, чего хочу, и почему я это буду делать. И стал откладывать. На дорогу. Заорт – это такая глобальная жопа, окраина, делать там совершенно нечего, надо было выбираться. Ну и выбрался.
- Кир, извини еще раз, - попросил Фэб. – И на будущее – если я делаю что-то, что причиняет тебе боль, скажи мне, пожалуйста. Скажи сразу, не терпи так, как терпел три года.
- Ладно, - ухмыльнулся Кир. – Ну а дальше вообще прикольно получилось. С первого раза я не поступил, срезался. Неделю до этого не жрал, переволновался, и… если честно, я не знаю, чего там было. Помню, как очухался в какой-то комнате, лежу, рядом человек на коленях стоит, перепуганный. Юноша, говорит, что с вами?! Да ничего, отвечаю, видимо, споткнулся, сейчас встану, мне же экзамен сдавать надо, начнется скоро. Он – экзамен прервали из-за вас, мы врача вызвали, сейчас будет. Зачем? Так вы в обморок упали на этом самом экзамене! О-па… Ну, в общем, этот человек у меня потом шесть лет преподавал. Очень хороший мужик, с пониманием отнесся. На первый год меня пристроил… до сих пор думаю, что он за меня из своего кармана платил. И… Фэб, я этот первый год учился вольнослушателем, тренировался, и… жрал. Фэб, боже, как я жрал! Я жрал всё и везде, я даже цветы на акации жрал, которая около учебного корпуса росла. Обрывал те, которые повыше, клал в пакетик, и трескал за милую душу. Вес, правда, почти не набрал, потому что тренировался всё время. Они меня там все считали чокнутым, - он засмеялся. – Общаться я… ну, стеснялся, скажем, тем более что база была человеческая, а людей я не сильно любил, как ты можешь догадаться. Ну и… - Кир пожал плечами. – Думал – ладно, что люди, потерплю. Главное поступить, выучиться, а там посмотрим. А потом… мы с тобой как раз про семью говорили… ну, в общем, как раз перед вторыми экзаменами, уже на следующий год, иду я такой с акацией в пакетике, жую, и вижу, что перед учебным корпусом идет нехилый махач. Подошел, смотрю. Один какой-то парень, ну, я сперва подумал, что он парень, на пятерых второкурсников – и, знаешь, им от него изрядно прилетело, пока я смотрел. Потом они остановились вроде… я гляжу – блин, так это же не парень никакой, это ж гермо! Фигасе… Эти стоят, локти отшибленные потирают, и этот стоит. Ржет. Чего, говорит, до сих пор считаете, что не пройду? Ну, в общем, мы с ним в одну группу и поступили. Тоже сирота был, как и я, ну и вот… - он опустил глаза. – Вот и вся моя семья – до вас. Дальше ты знаешь, вроде бы.
- Знаю только то, что говорил рыжий, - Фэб вздохнул. – Господи… как же ты выжил в этом всём…
- Нормально, - пожал плечами Кир. – А что до Бога, о котором ты говорил… в чем-то ты прав. То, что до них – оно Богом не было. Только с ними появилось, причем со всеми. Когда домой идешь с радостью каждый день, все дни в году. Когда реально сходишь с ума, если с кем-то беда случилась. Когда тебе каждую минуту хорошо. Вот я тебя гоняю по ночам из-за того, что Берта спать приходит, а знаешь, почему она приходит? Она плачет. И не хочет, чтобы кто-то, кроме меня, это видел. Совсем недолго и не от горя, а потом мы… мы говорим. Это моя самая любимая сестренка, Фэб, маленькая, умная, смелая… и мы с ней можем лежать и разговаривать часами, мы сказки придумываем… Это Ит записывает, а мы с Бертой просто так. Фэб, когда я ее на одной ноге увидел, я сам потом полночи плакал, - признался он. – Это еще до того, как с тобой помирились. Плакал, что моей сестренке так больно было. Я вот думаю, что ты с ней тоже… ну, сойдешься лучше, что ли… просто время надо. Что-то важное надо вместе прожить.
- Да, верно, - кивнул Фэб. – Я постараюсь, Кир.
- Ну и ладно, - покивал тот.
- И еще одно. Мне сейчас, вот прямо сию секунду показалось, что каждый из нас по отношению к каждому – скъ`хара. Мы с тобой к ребятам, ребята к нам, Берта к тебе и к ним, они к ней… - Фэб задумался. – Ты согласен?
- Ага, - улыбнулся Кир. – Я долго Ри пытался объяснить это слово, давно еще, и до него в какой-то прекрасный день всё-таки дошло, как мне кажется. Люди думают иначе, они постоянно ищут какой-то подтекст, подвох… ну, не все конечно, - поправил он сами себя. – Вот Джесс, та поняла сразу. И приняла сразу. Потому что она сама скъ`хара, к мелким. А теперь еще и к сыну будет. Ведь скъ`хара – это не просто тот, кто любит. Это тот, кто… понял. Понял, и не сделает больно, не сделает глупость, и с кем можно молчать, потому что ты в этот момент понимаешь, что можно молчать… фу, блин, хреновый демагог из меня, сбиваюсь я что-то.
- Пойдем посмотрим, как там Тринадцатый, - попросил Фэб. – Не поверишь, но я за него еще месяц трястись буду, а то и больше. Если я в этой жизни когда-нибудь встречу Кэса, я его выдеру за такие инициативы.
- Кэс – это дракон? – уточнил Кир.
- Он самый. Здоровенная скотина, надо сказать.
- Если не дотянешься, зови меня. Помогу по мере сил.
Они посмотрели друг на друга – и внезапно, помимо воли, начали смеяться, сначала тихо, потом всё громче и громче.
- Вы дадите поспать?! – раздраженно вопросил из комнаты Скрипач. – Сначала бубнят два часа черти о чем, потом ржут, как ненормальные…

___________________
ПыСы
Главу даю только потому, что попросили.
Я не любитель пиара ни в каком виде, а тапки, летящие в голову, не люблю еще больше =)
Так что это - исключительно тем, кто возжелал "слезодавку" =)))))

Я не знаю, на каком абзаце там реветь положено, мне как на середине кран сорвало, так до сих пор хлюпаю. Это очень сильно. Вот это - самое настоящее, настоящая фантастика и настоящая литература.

Так откровенно верещать от восторга - от одной главы, без начала и финала, называть это настоящей литературой и настоящей фантастикой... Я еще понимаю, вы бы после прочтения книжки так сказали, но от одной главы - это воняет таким подхалимажем, что вредит, прежде всего, самому автору.

Я могу про текст так сказать. Сюжет мне не ясен (но это нормально, потому что это есть отдельная глава). Это, видимо, хороший с технической точки зрения текст (хотя в начале я спотыкалась - от... разных вещей, даже от запятых. Вот это: "В день, когда они уезжали, погода была плохая, не смотря на то, что дело шло к лету, на улице снова похолодало, поэтому Тринадцатого Ит нёс на руках, закутанного в два одеяла – ему не хотелось, чтобы Мотылёк простудился и слёг с какой-нибудь пакостью типа бронхита" - тяжело). Вычитанный текст. Но это очень длинный текст (думаю, что из-за требуемого издательством количества килобайтов). Его можно было бы сильно сократить. И на трагизм ситуации это бы не повлияло.

Не знаком конечно с творчеством Ket263, и ни читал не одну из её книг, но ознакомившись с форумом я знаю что у неё приличное уже количество изданных книг и навык мастерства и набитая рука должна быть обязательно.

Но вот именно эта глава меня не сильно впечатлила. Сказать, что это самая настоящая фантастика и настоящая литература я не отважусь. Особенно мне не понравилось, что используется ругательства и оскорбления, которые можно было заметить множеством других слов, и поэтому категорически не соглашусь с данным комментарием выше.

Не знаю... Дочитал до места, где кто-то вместо кого-то в Германию поехал. И бросил. Не интересно вообще.

Если честно, то впечатление примерно такое:
"И эти люди учат нас ковыряться в носу..."

Люблю длинные предложения с конфликтом в начале, но здесь немного не по-русски, кроме того - если есть полноценные подлежащие и сказуемые и нет сложных оборотов - зачем писать одним предложением? Надо так:

Домой Тринадцатого отпустили через две недели после того как окончательно сняли с аппарата, и после того, как Женя и Фэб сочли, что дальше ему можно будет восстанавливаться не в больнице. В день, когда они уезжали, погода была плохая: не смотря на то, что дело шло к лету, на улице снова похолодало. Ит нёс Тринадцатого на руках, закутанного в два одеяла – ему не хотелось, чтобы его "Мотылёк" простудился и слёг с какой-нибудь пакостью типа бронхита.

Еще замечание - он и Тринадцатый и Мотылек, поэтому надо как-то их "слить" вместе.

а так - много имен, но хорошие диалоги, нормальная подача

Нашла, где бисер метнуть. Да еще на мелкий мышиный зубок. В личку, только в личку!

Да-да-да, конечно. Только тем и занимаемся - ходим везде и запрещаем ковыряться в носу. Просыпаюсь я утром, и сразу думаю - а как там Сивер? Ну как снова в носу ковыряться начал? Ай-ай-ай, надо срочно пойти и запретить.
=)))))))))))
Анекдот про ковбоя и индейца помните?
- Что-то мне ваш вождь не нравится...
- Не нравится - не ешь.
Мораль простая. Не твоё - пройди мимо. Широко открытый рот и скабрезности, которые из него вываливаются, показатель того, что человеку тривиально нечем заняться, по-первых, и, во-вторых, что ему очень хочется свалить свою несостоятельность на кого-то еще.

Спасибо на добром слове. Но на форуме лучше не хвалить =) Тут положено ругать =))))))


Виктор Мясников, мелкий мышиный зубок рулит =)))))) Знаете, на пятнадцатой книге как-то уже так спокойно относишься ко всему... Ну крякнет кто-то, ну, вякнет. Да по фиг. Нам с Иаром порой такое писали, что такие вяки и кряки я уже не воспринимаю априори. Вообще. Так что зубок, не зубок... попросили - выложила. А дальше - всё равно.

Ну да, тут этого бисера насыпано - не перекидать.
Удовольствие от чтения запредельное.
Особенно для профессионалов.

А вот я жду от книжных историй именно этого. Чтобы было что пропустить через себя.
И пофиг мне на длинноты, опечатки и запятые.


Странно, что столько писателей не видят в тексте ничего, кроме букв.

Просто для справки. Профессионал никогда не унижается до откровенного хамства. Просто из корпоративной солидарности.

Не моё. Не дочитал, поэтому про слез-абзац ничего сказать не могу. И обилие ошибок/опечаток режет глаз.

Ket263, вы не ходили на литконкурсы? И правильно.
Ух, как меня на прошлом отчехвостили)

Искал-искал и не нашел этого хваленого абзаца. Да и вообще, ничего особенного не нашел. А еще, невыразимо скучно было читать. Считаю, что совершил над собой неимоверное, почти героическое, волевое усилие, дочитав этот текст. Конечно, тут дело в том, что это просто обрывок и решительно непонятно, почему надо сопереживать героям. А подозрения в "слезодавилке" у меня вызывает унылый абзац про потенциального внезапно умершего и его чашки-ложки-щетки-матрешки.
Автор, извините, но кроме как детской форме самопиара, я к этой выкладке отнестись не могу. Такой вот, черный и детский. Тем более, учитывая Ваши предыдущие попытки ввернуть, к месту и не к месту, упоминание о Вашем замечательном, без сомнения, новом романе
Я думаю, Вы на меня не обидитесь. Вам же пофиг, в конце-то концов.

Очень сложно судить о сюжете всего романа по одной главе, но всё-таки можно. Для меня то, о чем написано - интересно. Есть, конечно, сюжетные ассоциации с читанным прежде, но впечатление не портит. Да и вообще, любимую старую сказку можно слушать на всякий лад.

Что касается "того самого" фрагмента. Люди добрые, либо у вас ничего подобного не было в жизни, либо вы очень активно от этого отгораживаетесь.
Честно скажу - читая, слезами не залился, но комок подступил. Из-за того, что у меня есть, с чем это сопоставить.

Так что, Ket263, наплюйте на спесь, хамство и летящие тапки. Это пустое. Вы умеете показать очень важные вещи, и если кто-то ни хрена не понимает, то это не ваша вина и не ваша проблема.

Будьте добры, укажите хоть Вы на этот хваленый "тот самый" фрагмент

Шикарно. Типа, понравилось- плач от умиления и пой дифирамбы под балалайку, не понравилось - заткнись и вали.

Про чашки-ложки-матрешки. Если для Вас тут нет, скажем так, фактора сопричастности, то Вы просто пожмете плечами и пройдете мимо. Что Вы уже и сделали, собственно. Вы не поняли, почему надо сопереживать героям? Ну не поняли, значит, не поняли. Объяснять будет лишним.

Вы вместе?

Ну, если Вы мой пост в две строчки сумели так извращенно понять, то, вероятно, Вам действительно одной главы для понимания мало будет.

А у меня, слава Богу, опыта достаточно, чтобы по отрывку видеть, как автор мыслит.

Прочитала. Что могу сказать, сначала меня напрягало это огромное количество имен и кличек, я никак не могла разобраться кто есть кто, но так как это глава да еще из середины книги, все простительно. Тем более повествование потом захватывает, и действительно написано сильно и очень хорошо. Но вот чтоб рыдать... Хотя знаете мне как врачу по статусу положено сохранять хладнокровие, к тому же как человек я еще пережила и столбняк, так что такие страдания меня не трогают. Но это я. Поэтому написано хорошо. Но вот насчет так сказать настоящей литературы.... из наших форумчан в моем рейтинге Монка и его "Ядвигу" пока никто не обогнал.

Автор не мыслит. Автор пиарится.

Я терпеливо дочитал до конца, изредка позевывая. Однако катарсиса так и не наступило - может перед прочтением надо употреблять вещества, расширяющие сознание?
Розовые сопли какие-то бессмысленные и беспощадные. Эмоции, переживания на пустом месте...
Героев совсем не жалко, какие-то бесхребетники и неудачники... Ну что я могу сказать - неполноценные должны страдать!
Может автор пояснит, на какую целевую аудиторию расчитан текст?

Ради этой фразы стоило зайти в эту тему.

Мама родная! 8 (восемь!) страниц в ворде один диалог? Это же повеситься можно. 38 тыщ знаков! Если бы я такой диалог выложила на ЭФ мне бы убили бы сразу.
У меня за 30 тыщ знаков целая история проходит с завязкой, кульминацией и развязкой.

Вы - дурак, бессмысленный и беспощадный.
Готова сложить с себя погоны модератора и получить заслуженное наказание.

Тупой троллинг или приступ суицидоза?

Я так понимаю, что все-таки это и есть тот самый абзац, из-за которого надо рыдать.
Один пацан рассказывает другому пацану. По-пацански. Без эмоций, без описаний. Я должна представить и разрыдаться.
Не получилось.

Нужно всё-таки заметить, что там не пустой трёп о погоде. И историй там несколько рассказано.

Что же касается душещипательности, то я всё через героя воспринял, а для него это явно старая рана. Тревожит, "когда дождь собирается", но в основном все эмоции перегорели уже.

Никто не говорит, что там пустой треп. Но никто не сможет выдержать 8 страниц монологов. Это уже получается пьеса, а не роман.


Имхо, здесь просто автор рассказывает историю героя. А не герой делится своими переживаниями. Если герой делится, все-таки какие-то эмоции должны проявляться.

наоборот, я, кстати, читал, что при желании написать бестселлер надо ориентироваться на 70% текста в диалогах

Ну, не знаю. Мне норм было. Читал через силу только в само начале, потому что там самая ниочёмная часть была. В смысле, когда неизвестные герои, говорят о чём-то своём, это малоинтересно. А дальше, я даже как-то и забыл, что это диалог.


Да, бросьте. Герой взрослый мужик, а случилось это чёрт знает когда. Заросло всё и забылось.

Так здесь 95% диалога, а не 70%. Превышение диалогов над 3/4 общего текста - это уже лажа. Так считается. Мы же обсуждали эту тему ранее. И там прозвучала мысль: диалог не больше 1-2 страниц в ворде. Или хотя бы разбавлен размышлениями говоривших или сменой деятельности.
Когда я выложила на ЭФ главу своего романа. У меня там было 3/4 диалогов, плюс довольно активные действия: музыка, танцы, драка. И при этом мне сказали: у, одни диалоги, даже читать не будем. Вообще.
Текст не должен быть монотонным.

Ну так вы рыдали над каким-то абзацем или нет? И если да, то, что это был за абзац? Тот, что я указала, или я ошиблась?

ЗЫ Я даже, чтобы приятней читать, перенесла в ворд, потом открыла в специальной программе-читалке, на черном фоне (там удобнее) и все равно прочесть дальше трети не смогла. У меня нет ощущение сопереживания с героями, не потому что я ничего о них не знаю. Они довольно много о себе сообщают. А просто я вижу, что это не герои говорят, а автор мне монотонно пересказывает их историю. Это можно было и не в диалогах дать, более красочно. И ощущение, что все герои (коих число я подсчитать не могу) говорят одинаково.
Один говорит:
- Ну да, ты что-то говорил...
- Да, я говорил - и огромный монолог.
Потом герой уходит. Приходит другой, берет яблоко. Его кто-то спрашивает:
- А ты вот говорил...
- Ну да, я вот говорил - и огромный монолог.

Хм, надо рассказать, что у меня текст гениальный. Может хоть кто-то побежит в тему с комментами. А я уж из потока ругани выужу рациональное зернышко Народ, слюшай сюда! Чейз и Чехов отдыхают здесь ))))) http://fantasts.ru/forum/index.php?showtop...80&start=80

Нет. Текст в принципе к этому не ведёт. Сильные эмоции появляются только тогда, когда герой переживает что-то в прямом эфире. И мы вместе с ним. Тут же просто информация призванная дополнить и уточнить образ.


Это один из них. Там несколько взаимодополняемых историй.

Не знаю. Меня эти монологи не смутили. Написано хорошо и читать было интересно. Вначале тоже промотал кусок, смотрю, одни диалоги. Ну, думаю, приехали. Но оказалось, что они только оправа и пустого трёпа там нет.

Надеюсь, что текст подвергся редакторской правке в процессе допечатной подготовки, потому что в авторской редакции этот огромный диалог грязноват. Я имею в виду обилие вводных и связующих слов и фраз. Я понимаю, что в жизни мы разговариваем еще грязнее, но, имхо, литературная подача разговорной речи, должна быть чище и лаконичнее, и это совсем не будет в ущерб.

Длинный диалог вовсе не считаю недостатком. Диалог, сопровождающийся емкими короткими описаниями предметов, жестов, движений - это кроме подачи фактической информации даёт дополнительные характеристики персонажам и оживляет их. Я и читать такое люблю, и писать тоже.
А приводить в качестве аргумента против то, что "на ЭФе читать не будут"... Ну извините, нашли истину в последней инстанции. ЭФ, при всём моём к нему уважении, не более чем ЭФ.

О содержании главы. Много там, конечно, всего понапихано, но с бета-тестерами автора я согласна. Это психологически точная иллюстрация природы человеческой привязанности. Настолько точная, что трогает, до слёз - не до слёз, это зависит от эмоционального багажа, но трогает.
А кто-то вообще ничего не заметил, ну тут только руками развести. Своим восприятием не поделишься.

Заметки по ходу чтения «Морока»

Имена персонажей: Тринадцатый (он же Мотылёк), Женя, Фэб, Ит, Скрипач, Кир, Ри, Скъ`хара (это имя, должность или статус, не понятно) , Берта.

На мой взгляд, ономастикон не совсем проработан. Ономастическое пространство данной главы разбивается на разнородные группы:
1) отдельно стоящее имя Женя, говорящее о русской национальной принадлежности персонажа, а имя Берта – о немецкой;
2) Скрипач – более относится к прозвищам и кличкам (школьный или дворовый «эпос»);
3) Тринадцатый – числительное в виде имени, вряд ли напоминает ряд из династии королей, скорее номер пробирки (опыта);
4) Фэб, созвучное с Феб, (означает «Лучезарный»). В истории известен как эпитет солнечного бога Аполлона, а также Солнца. Иносказательно: лучезарный, блестящий стиль.
Что явно не вяжется с языковыми оборотами персонажа.
5) Ит, Ри – без ассоциаций, допустим, чисто авторское фэнтези.
6) Кир – небрежное сокращение от Кирилла или напоминание о царе Кире?

Итого: общее представление о сообществе персонажей вызывает у меня, как обыкновенного читателя, более недоумение, чем ясное представление об их социальной принадлежности.

Язык диалогов. Намеренное упрощение бытового разговорного до уровня жаргона подростков:
«Не высовывайся»,
«Нишкни»,
«прибабахи всякие»,
«Вы меня достали уже!»,
«Фильтруй»,
«-Дошли мы с ним первый раз до сортира, пардон, и он себя увидел. И не узнал. Ну, правильно, любой бы на его месте охренел, увидев такую картинку замечательную».
«Ругались так, что соседи по батарее стучали. Ты же его знаешь, у него по жизни всякая фигня рулит, типа долг превыше всего, типа надо жопу порвать, но сделать, и прочая хрень…»
«И это бритое страшное чмо – рабочий, который к окошечку подошел».
И т.д. в том же духе.

Сами диалоги более чем тяжеловесные. Из них нельзя почерпнуть то, чтобы работало бы на сюжет или воссоздание общей картины происходящего. Просто трёп.

Возникает подозрение, что автор заигрывает с молодым неоперенным читателем, пытаясь завязать с ним не очень культурный диалог.

Сюжет главы. Кто-то кого-то куда-то привез, затем разобрал коробки с продуктами и скушал яблоко. Потом был диалог двух персонажей, где кого-то спасали от вшей с помощью керосина, где кто-то лежал в больнице, а Берта плакала, где слово «скъ`хара – это не просто тот, кто любит. …не сделает больно, не сделает глупость, и с кем можно молчать».
Финал: «- Кэс – это дракон? – уточнил Кир.
- Он самый. Здоровенная скотина, надо сказать».

Выражаясь тем же языком, скажу: «Потрясный» сюжет!

Итого: к художественной литературе я бы это произведение не отнесла. И добавила бы к этому чтиву эпиграф: «На задворках псевдолитературы». Оно, конечно, можно написать и двадцать и пятьдесят книг, но ежели все они в том же духе, что этот текст, то бедные-бедные дети, которые это будут читать… И пасти этим «дитЯм» после школы овечек.

Извини, автор, такое я увидела. Но это лишь мое, очень частное мнение.

Критик, который на полном серьезе анализирует сюжет главы, и критикует ономастическое пространство по фрагменту текста... Это нечто.