Ну, насчет «человек» – дело темное, а вот черным он был безо всяких там метафор. Он был негр.
На этот счет существовало много сугубо сталкерских апокрифов, приколов и разводок для салаг, но не жестоких, типа «сунь член в «пустышку», а так – страшилки, фольклор, байки из Саркофага.
Причем, половина этих баек содержала единственно верную версию происхождения Черного Сталкера: кто он, что он, откуда взялся в Зоне. Абсолютное большинство этих версий рассказчики почерпнули из личных воспоминаний легендарного негра – их, естественно, лучшего друга и лепшего кореша.
Он родился в Эпицентре, быстро там вырос и возмужал на мутагенных флюидах, почернел от радиации, некоторое время томился духом, не зная, куда приложить свои сверхспособности (тут следовал отдельный слой мифов, круто замешанных на Фрейде), а потом пошел в сталкеры.
Почему в сталкеры? а куда ему еще идти? в менеджеры по продажам поддельных артефактов?..
Но вероятнее всего, Черный Сталкер происходил из той зонированной на всю голову орды, что обложила периметр в год срыва покровов и всеобщего достояния.
А началось все с демократического подвига тогдашнего Председателя КГБ СССР, слившего вероятному противнику схему прослушки его логова в нашем, на то еще время, Нерушимом. Противник сразу же расковырял герб, висевший на стене над креслом посла в его рабочем кабинете – и весьма удивился. Весьма и весьма удивился, просто аж до полной прострации!
Там история вообще интересная была.
Геральдику эту послу подарили незамутненные советские пионеры. Подарили и подарили, жест доброй воли, песенку спели про взвейтесь кострами, а презент занял почетное место в целевом кабинете и стала исправно гнать в 12-й отдел все разговоры.
В герб был вмонтирован не секретный электронно-лучевой микрофон на микрочипах (такие штуки были установлены в других местах и тоже приносили пользу), а «мембрана Мебиуса» или «резонатор» – один из немногих (считанных) артефактов, которые удалось временно, но очень эффективно, утилизировать. Сталкеры же называли его «попугаем».
Вот тогда-то ребята из Империи Добра поняли, что либо пионеры шибко уж талантливо использовали популярный конструктор «Сделай сам», либо у Советов появился неизвестный кладезь паранормальщины, откуда они таскают стратегические ништяки, не имеющие аналогов и даже теоретически не возникшие еще в силиконовых мозгах американской науки.
Янки вжали яйца и подступили к «попугаю» с лазерными скальпелями.
Орешек знанья тверд. Но все же,
Мы не привыкли отступать!
Нам расколоть его поможет
Киножурнал «Хочу! Все! Знать!»
Прилетает ракета, из нее вылазит пионер, достает карманную кувалду – и с трех ударов раскалывает орешек знанья. Veni, vidi, vici – методология!
Может, все дело в пионерах?
Кувалда у американцев была, а вот пионеров не было.
И вот, значит, подступил противник вражеский к советскому артефакту: лазеры наизготовку – сияют светом ядовитым, компьютеры злобно вентиляторами гудят да процессорами греются от ненависти – код двоичный тасуют, как шулер колоду и пускают меж серверами веером, снизу плита мраморная с пентаграммой чего-то демократического, а сверху выдвижная такая площадка нависает, на телескопической штанге. И стоит на площадке Главный Секретный Американский Ботаник, и своим указательным пальцем правой руки – нажимает Красную Кнопку!..
В результате волюнтаристского стуканья, «попугай» поменял полярность и вошел в резонанс с самим собой («самовозбудился» на сленге сталкеров), после чего мощным биением магического пульса, неостановимо и неотвратимо, как расширение Вселенной, стал качать в окружающее пространство натуральный русский фолк. И когда, взламывая бетон перекрытий, проникая процессоры компьютеров до самых первичных электронных фибр и заставляя их трепетать в нештатном режиме, растекаясь по организмам и вибрируя душами на неизвестной частоте, когда весь подземный бункер заполнило тоскливое, бескрайнее, бессмысленное и беспощадное «Средии долиины ровныяяя…» – вот тогда человек на выдвижной площадке спрятал свой указательный палец в карман. Он понял, что сделал что-то не так.
Сразу же, по факту события, никто не осознал масштабов катастрофы. А когда осознали и прониклись – было уже поздно.
Пение «попугая» посчитали за побочный эффект, но в процессе его изучения выявились удивительные подробности, как то: эмоциональная волна и проникающее звучание. Инициированный фолк (его назвали FAOE – Folk Area of Effect) равномерно накрыл область территории USA в радиусе три километра, совершенно при этом игнорируя любые преграды и глушилки. Буквально: трагическая история ямщика, замерзающего в fucking snows of Siberia, звучала так же внятно и рьяно, как и в эпицентре, и в конференц-зале, и в служебном туалете, и в жилых коттеджах персонала – не снижая ни громкости, ни градуса эмоций. При включении какого-либо стороннего музыкального источника, FAOE просто перемещался в центр головы шибко умного сотрудника и уже там безнаказанно продолжал свое разрушительное воздействие.
Вероятного противника сгубила его невероятная самонадеянность. Посчитав что закаленный качественной американской попсой личный состав легко превозможет какие-то варварские мантры, руководство базы упустило момент, когда еще можно было срочно эвакуировать всех и, возможно, после длительного психотерапевтического лечения, вернуть их в лоно либерально-демократических ценностей. «Попугай» пел, люди слышали это пение, а потом стали его слушать. А слушая – постепенно стали и задумываться о чем-то странном, задавать самим себе вопросы без ответов, проявлять склонность к немотивированным излияниям души первому встречному и локальному групповому пьянству в рабочее время.
Поговаривают, что среди этих несчастных был негр, очень похожий на Черного Сталкера. Чем похожий? Да такой же черный.
Кем он там работал или служил – это закрытая информация, да оно, собственно, не так уж и важно. Он был стандартный, стопроцентно американский негр. Гордился (без фанатизма) своей страной, ходил на службу, вечером смотрел в телевизор, а на уикенд звонил бывшей жене, чтобы очередной раз испортить настроение и себе, и ей. Что еще? чем там в Америке занимаются стандартные негры? зачем все это надо? – даже для него самого прошлая жизнь обрела некую призрачную второстепенность, словно это какой-то другой негр гордился, ходил, смотрел и ругался с женой… Он пытался совместить двух этих негров, синхронизировать их в пространстве своей души: вот он плывет в каноэ по Миссисипи с такими же черными надежными парнями, им вольно и весело – почему? думает негр – они удачно взяли банк, и теперь им весело. Ладно, допустим. А дальше? надо озаботиться легализацией капитала и его надежным вложением? – тут негра клинит, и его прошлое «я», бледнея от стыда, растворяется. Нет, они – гуляют! Негр еще не совсем точно понимает значение этого слова, но чувствует, как теплеет под сердцем и голову заливает бесшабашная вседозволенность. Негр улыбается, ему это нравится, он весел и счастлив. В каноэ – женщина. Она белая, красивая и тоже его приз. Но она какая-то странная: смотрит искоса, низко голову наклоня, и явно заявляет какие-то там права, это неправильно, это лишнее – и новый, свободный от условностей негр широким молодецким замахом бросает ее за борт на корм крокодилам!..
Тут старый негр возвращается, вздрагивает и звонит жене, чтобы убедиться в ее неизбывном и склочном существовании. Так, на всякий случай.
Негр наблюдает за людьми. Он видит их, как электрические светильники – и они изменились. Раньше они распространяли ровное матовое свечение, скучный плафонный свет, искусственный и неестественно белый, теперь же плафоны треснули и даже разбились у некоторых: обнаженные лампочки горят тревожным светом, мерцают, как small wood chips – luchinushki, тянутся своими трепещущими огоньками к другим людям. Негр замечает, как обретают новый смысл привычные сущности, как на дежурное, не предполагающее осмысленной реакции «how are you?» следует вдумчивый и обстоятельный рассказ о том, что именно «хаваю», где, как и с кем. Все это, как правило, сопровождается походом в ближайший бар с последующим распитием большого количества спиртных напитков – и либо братскими объятьями в конце вечеринки, либо безобразной дракой, равно необъяснимыми и противоестественными.
Негр начинает понимать, что кроме американской мечты и католического Бога, существует какая-то высшая правда. Но он не может ее сформулировать, потому что трезв. И он идет в то место, где с недавних пор собираются люди-лампочки, и говорит бармену пароль: «Хаваю, бро?» Бармен почему-то дергается и отвечает совсем уже невообразимое: «Не бро ты мне, гнида черножопая!» Возникает неловкая пауза, потом бармен дергается в обратную сторону – и суетливо проставляется за счет заведения. Они садятся оба в уютный угол, виноватый белый бро предлагает афроамериканцу накатить за дружбу, смачно звякает горлышко о стеклянные края, лампочки согласно перемигиваются – и немедленно выпивают, да…
А тем временем, песни продолжают звучать в их головах, заполняя душу и замещая обыденную реальность, и они тоже поют, и пьют, и снова поют. Они понимают, каково это, быть бесприютным бродягой, бегущим с Сахалина глухими звериными тропами, сострадают ему и, одновременно, завидуют его полной и окончательной свободе от кабальных кредитов и корпоративной этики, и негр уже сам наливает по второй и говорит дрогнувшим голосом: «И сказал Господь, что это мы хорошо сидим, правильно!..»
Негр поет русские песни, и это смешно лишь до того момента, пока он остается негром и налогоплательщиком, но постепенно он перестает им быть – и едет по бескрайней степи на каком-то уродливом почтовом дилижансе, причем, у него нет GPS, ни точного представления, куда ехать и зачем, даже почты у него нет, бляха-муха! – и когда к горлу, как спазм, подкатывают заветные слова «Налейте, налейте скорее вина, рассказывать больше нет мочи!», сердце негра взрывается – и он окончательно перестает быть. Быть тут, в этом выдуманном баре, в сферическом городе, в демократическом вакууме. Он понимает, что совершенно не важно, куда ехать, что нужно просто ехать куда-то, без дорог, без надежды, без почты, и гнать лошадей сквозь вьюгу и волчий вой, и дорогая не узнает, и черный ворон не дождется, сука пернатая!.. Его уже не смущает резкий ветер с запахом крови и лошадиного пота, даже Клинт Иствуд, сидящий посреди прерий в обнимку с кактусом и рассказывающий о своем странном сне, не кажется ему чем-то диким и неправильным, ветер рвет лошадиную гриву, пляшут бешеные звезды и смерть встает за левым плечом – «ОК, да пропадет, он говорил мне, твоя буйна голова!..» – бездна! бездна распахивает навстречу негру свои объятья, но он не чувствует ни страха, ни сожаления, только выворачивающий душу гибельный восторг – негр бьет кулаком по столу и плачет, мотая своей черной буйной головой…
***
Вот так вероятный противник поимел ментальную мутацию локальной группы американских граждан.
Возникла сначала сенсация, а затем и скандал, с разоблачениями и сенатскими запросами: власть потеряла инициативу и сильно сузила пространство маневра. Решить вопрос хирургическим путем, например, с помощью опыления миротворческими ОВ нервно-паралитического действия, уже не получалось никак. Медиа-вброс был такой силы, что знаменитая озаряющая мир статуя аж присела, бросив факел и в ужасе обхватив голову руками.
Людей вынимал спецназ в тяжелой химзащите, периметр обложили мобильными генераторами белого шума, с воздуха 2-е, 5-е и 509-е крылья восьмой армии ставили помехи, имея еще и полную загрузку пирогелевого мизерикорда в фугасной упаковке.
Действия военных и прочих структур, участвовавших в операции, можно оценить, как достаточные, а саму операцию – как состоявшуюся. Персонал базы и прилегающих к ней второстепенных инфраструктур был спасен, вывезен из области распространения FAOE, дезактивирован и законсервирован в карантине. Вследствие неизвестной природы фолк-вируса, к пострадавшим применялись стандартные методы эпидемиологической диагностики и лечения, после чего некоторые из этих пострадавших выжили.
Насчет «попугая» было много споров в узком кругу причастных лиц, хотели даже вывезти сей гнусный артефакт как можно дальше в безвоздушное пространство – и там сбросить к чертовой матери в космические пучины, но всё-таки решили не изобретать себе новые проблемы, пробурили в пустыне Невада штольню глубиной в 12 км. (двойной запас по радиусу FAOE) и закопали нашу птичку, вечная ей память…
И началось то самое шоу вокруг Зоны: с международными наблюдателями, миссией ООН, врачами без границ, боями без правил, всеобщим сумасшествием медийных говногенераторов, дистанцированием мировых религий, паломничеством неофитов, имя им – легион.
Нет, вру. Имя им другое было. Но это уже потом, когда Зона схарчила процентов девяносто дебилоидов, массово собравшихся со всего мира. Ей ведь, Зоне, глубоко и параллельно, шпион ты с легендой или буддист с поиском вертикального пути, она сама выбирает, кому жить, а кому гнить размазанной кляксой на стене или резиновыми костями в канализации.
Статистика утверждает, что на пике паломничества и миротворческого присутствия общее количество людей в пределах внешнего периметра составляло немногим более населения солидного мегаполиса. А уже буквально через пару месяцев поголовье этих ковбоев сократилось до средних размеров ОПГ. Выжившие полностью ассимилировались, освоили сталкерский сленг и влились в дружную семью изначально сугубо славянской диаспоры, хаживали за колючку в паре с другими профи, так же ненавидели патрули ВС Украины и ООН, пили ту же паленую водку на белых кактусах и пели те же песни про тучи над Зоною встали.
Их называли – пиндосталкерами. Они не обижались. Даже если и были натуральными пиндосами, неграми, евреями, японцами или даже арабами с эталонно террористическими мордами. И все по одной простой причине: завтра надо идти с напарником в Зону, а там решает не морда, но карма.
Что такое «карма», никто не знал, но портить ее тоже не хотел никто.
Так и случилось, что в Зоне появился бывший негр. Ничего удивительного.
Бывают бывшие зэки, бывшие менты, бывшие нарки, бывшие негры.
Только сталкеры не бывают – бывшими. Почему?
Карма такая.
Ну да, куда уж проще пробурить 12 кэмэ!