5.
С порога нахлынул, властно ворвался в глаза, уши, ноздри, память,– знакомый, подзабытый конгломерат, обычный для такого рода заведений: краски-блики-шумы-запахи. Кабак как кабак: портовая зона, квартал красных фонарей. Сиживала, сиживала; едва не с десяти годков.

И не одна… нет, об этом – ни мысли! Стаканчик опрокинуть пришла, не более того.

Напитки-то сплошь незнакомые… а чего ещё ожидать в чужой реальности? Без химического анализа, хотя бы самого поверхностного, не обойтись. Та-ак… остановимся на пойле средней крепости. Кое-что из вон тех бутылок, под общей торговой маркой «Со Старой Ритлиоры», подойдёт пожалуй. Большинство остального – самогон, либо чистый спирт, а то и вовсе ракетное топливо. Не-ет, достойные этши, увольте! это – на крайние случаи жизни.

Стоит, правда, оч-чень хорошо это удовольствие! ну да ладно, конфедерату не в деньгах счастье, и даже не в их количестве. Припасти платиновый слиточек на первое время она озаботилась ещё на родине: Эндо ссудил, душа добрая, эшрэевская. И уже выменяла она Наставников дар (поворчал Эндомаро, доведавшись, куда и зачем она лыжи смазывает, но препятствовать не счёл необходимым) на солидную сумму в твёрдой местной валюте. Дельце провернула, само собой, не в банке государственном, легальном,– но в портовых трущобах и у такого жучка, кто обтяпает что угодно и кому угодно, и вопроса лишнего не задаст.

Она, правда, оказалась клиенткой столь новой-свежей-нестандартной, что вопрос у этого проныры-гориллоида так на языке и вертелся: кто, мол, такая, почему не знаю? «Геологоразведчица», – впечатала в его мозги злокозненные взглядом и мыслью. Может, и не поверил. Может, и принял за обычную воровку. Или за девку портовую, заныкавшую часть выручки от сутенёра. Или вовсе за наводчицу от «легавых». Или…

Ну, да ваши проблемы – не наши заботы. И обратно.
Главное, всеобщий эквивалент он ей выдал. И если в процессе надул – разве что самую малость. Дело житейское, лень связываться из-за такой ерунды.

Теперь, как говаривали сарнийцы во время оно: хэй-вэй! гуляй да пей!
Со спокойной совестью.

Ибо когда денежки выйдут – работа найдётся. Чтобы спец уровня Молодой Волчицы – да невостребованным остался? даже и в таком заштатном патриархальном мирке, что гордо провозгласил себя пупом земли, аппендицитом вселенной?!

Смеётесь, достойные этши.


* * *
Лощёному, как все бармены всех пространств и эпох, зеленокожему типчику за стойкой явно было не до смеха. Пора, пора ей привыкать к тому суеверному взгляду, каким выпяливается здесь на неё каждый встречный-поперечный. Тем более, в этом тихом омуте портового кабачка, где черти (виновата – контингент) всё привычный: сплошь крутые космические асы, да при них жрицы свободной любви. А тут – на-поди! – подгребает этакий невозможный, дикий гибрид того и другого (полез Мичурин на ёлку за укропом – тут его, болезного, арбузами и привалило). Девица в вызывающем комби, подозрительно смахивающем на мундир неведомой армии; да на поясе невиданное-неслыханное, но – ёжику понятно! – оружие. (Куда ж владеющая Силой – да без собственного лучевого меча? Это объясняясь с оцеплением, пришлось заблаговременно сделать его невидимым: мы-де люди мирные-безобидные! А сюда не с голыми руками явиться – святое дело).

Закачаешься тут: что за пташка экзотическая?
У-у-у, парень! страшно аж жуть, какая экзотическая. Стимфалийская. Меднопёрая. Так ежели ты не Геракл (что несомненно) – лучше не шути, а пойло поприличнее волоки. На цырлах. Пока пташка добрая.

– Л-л-л… леди?.. – промямлил наконец, силясь нацепить на физию дежурную улыбочку. (Лазер вам в глотку!– как сговорились все!) – Чем служить могу?

– Тёмным офри со Старой Ритлиоры. Бокала будет достаточно.
И – тем аргументом, что искони убедительнее оружия, об стойку перед его носом: бряк!

Заюлил, понятно; рассыпался мелким бесом. И столик подыскал отдельный, в укромном уголке; и требуемый бокал самолично поднёс. Нечасто, поди, швыряются тут такими заказами,– лучше перекланяться, чем недокланяться. Хаос её знает, штучку эту… вдруг – какая-нибудь дочка наркобосса инкогнито?!

Вечно вы, варвары немытые, предположите – самое банальное.
Пока усаживалась за этот самый столик – кое-кто из ближайших соседей тоже таращился: мол, я ещё не в угаре?! Большинству, однако, вся посторонняя экзотика вместе взятая была – глубоко до фонарика. До красного. Тот перед дружбанами-братанами куражится; у того руки девкой заняты; иной вовсе лыка не вяжет. Правильно, так и должно. В таких злачных местах у каждого проблемы свои, и совать свой взнос не в свой бизнес – чревато.

А в её – так тем более.
Но сейчас местный сервис вполне устраивает её. Особенно, когда испарился этот угодливый хлыщ с маслеными глазками и устами, которыми бы мёд пить. Столик удобный, креслице из мягкого пластика,– блаженство! Вокруг типичная обстановочка её бурной юности – красотища! Хаотично перебегают в полумраке блуждающие огоньки светомузыки; облепленный зеркальцами шар вращается под потолком, бликами сыплет – в глазах рябь. На плюгавой эстраде наяривают нечто вроде низкопробной попсы – в самый раз для крутых пилотов, кому ворсел на ухо наступил; да стриптизёрки корячатся, цыпочки ощипанные, девушки-спагетти… танец семи покрывал, футы-нуты! Человеческая похлёбка в зальце кипит, бурлит, булькает, бормочет помаленьку; время от времени перекипает хмельным ором, или площадной бранью, или истошным взвизгом девицы, ущипнутой за ляжку. Сложное амбре перегара алкогольного, табачного и наркотического; острого, звериного пота; дешёвых-претенциозных благовоний. Официантки всех цветов спектра, чересчур легко одетые, снуют как заводные с подносами меж столиков; глазки – остренькие, цепкие, жадные. Углядят одинокого-подвыпившего – мигом сменят нынешнюю профессию на древнейшую. Может, какая и к ней подсядет, с предложением нескромным? вот потеха будет.

И – разговорчики…
– …Сын, значит… в папаши, значит, записала тебя подстилка космофлотская!

– Выходит, что так…
Первый голос – нахрапистый, помятый-пропитый-прокуренный; второй – даже отдалённо-интеллигентный, унылый по обыкновению. Явно – некто, жизни нюхнувший, учит этой самой жизни лопоухого пентюха, влипшего в старую как мир бабью историю.

Компашка, однако: Бывалый да Балбес… а куда подевался Трус, привычно дополняющий троицу?

– Сын, значит… лейкемия! – гнёт своё Бывалый. – А про триппер вашей с нею любимой внучки она тебе случайно ничего не напела? С неё станется, со шлюхи.

– А если – правда? – вздыхает сердобольный Балбес.
– Тьфу, так твою растак! распинаюсь тут, разливаюсь… Хочется быть дойной уртуве – хозяин-барин!

Дальше неинтересно. История впрямь бородатая, варварская, дремучая. Даже с «уртуве» всё предельно ясно: местный эквивалент коровы.

Навострим-ка другое ухо… может, и Трус поблизости объявится, сообщит чего поновее?

Увы. Явно не трус. На словах (вернее, на трёпе) по крайней мере.
– Лоб в лоб сошлись… как вас вижу, парни! По оружейной панели хлоп, хлоп – по нулям снарядов! Эх! пропадать – так с музыкой, и во славу оружия Ик!-мперии! Захожу на таран…

Да-да; знаем-знаем. Наизусть. Скоро, скоро доберёшься, герой, до кульминационного пункта байки. Как расстреливал из ручного бластера тяжёлые крейсера, флагманские линкоры, некрупные планетоиды и ещё всяко-разно, что уж и вовсе враки завиральные.

Хорошая бы, парень, из тебя бензоколонка вышла: баки заливаешь – будь здоров!

Притон как притон – всё путём. Ребят недостаёт… нет, нет, нет!! не думать!!! Вкусим-ка от местных вин. Грех одному пить; да за неимением лучшего…

Неплохо! Первый же глоток обжигает горло пламенем тёмно-лилового бархата (тот же вкус, что и цвет напитка в бокале). Вино вправду благородное; похоже на элитное файяльское, которое давят крылатые деймы не из ягод, но из мясистых цветов. Не чаяла, не гадала – в таком-то злачном месте, да в чёрт-те-какой дали от родины!

Мир добреет катастрофически; подёргивается радужной дымкой с уклоном в розово-голубую гамму. Ну их в матрицу, давешних солдафонов. И расчёты, чем бы привычным тут прожить-прокормиться, – туда же. Всему своё время. Пока же – до утра б так сидела. Винцо бы смаковала растянутыми в вечность глотками; вникала в букет, в аромат… стоит, может, и целую бутылку заказать? В день Посвящения, небось, и не так и не тем её накачивали! ничего, жива доныне.

В заслуженном отпуске она или кто? владеющая Силой или где?
А посему быть…
Тьфу, пропасть! что за леший?!
Сверху на плечо рушится чья-то тяжкая длань… в смысле, лапа. Хозяйски так, бесцеремонно. Мда-а, достойные этши! здесь вам не Рио-де-Жанейро.

И даже не Зиффью-Вирр.

– К-р-рошка!.. – отрыгивают вместе с неслабой волной перегара. (Папочка-папочка, заспиртуй бабочку!)

О, Космос! ни сна, ни отдыха измученной душе. Вина попить не дадут мирной иномирянке.

Обернулась. Над измятым в гармошку мундиром-комби – густо-свекольная (то ли от природы, то ли с бодуна, не разбери-поймёшь) ряшка. Глазки носорожьи; лоб неандертальский; челюсть волевая – бульдогу впору. Не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка… ну что стоишь, качаясь? Может, и за плечо-то моё схватился – просто, как за первую попавшую опору в нестабильном похмельно-угарном мире?

В шаге позади – ещё компашка таких же поддатых. Скалятся, подначивают; пошатываются. Все как один – в униформе уже знакомой.

Тоже космофлотцы, значит. Имперские, стало быть, соколы. Хе!
Соколы шизокрылые да беркуты клюворылые.
– Ки-иска…

Опять своё блажит… кому что, а эшрэям нейрохирургия. Чего ещё жаждать крутым парням-астронавтам после долгого-нудного рейда? – только выпивки да женщин. Потребность в первом уже утолили – на месяц назад, на месяц вперёд. А насчёт второго… хватило ума – положить глаз именно на неё. Хотя вон он, полный зал сговорчивых цыпочек.

Ладно… попробуем обойтись дипломатией.
Но сначала, не глядя, – ткнуть пальцем (хоть и некультурно это) в болевую точку на потном, волосатом запястье. Так, слегка. Изумлённо икнул лихой пилот; лапища кулём свалилась с плеча. Есть. Теперь – ухмыльнуться пошире, до ушей, хоть завязки пришей. Не вставая.

– Ребятки! а вы меня часом ни с кем не путаете?
Попритихли. Пошатываются. Мозги с перепою ворочаются натужно.
– Я здесь не работаю. – Ещё уточнить: с чувством, с толком, с расстановкой.

– Дак, ты эта… – Свекольнорожий потирает место болевой точки (и не так сильно тебе досталось, хорош симулировать!) – Ты сегодня… уже чья-то девочка?

– Я – ничья девочка. Я – сама по себе девочка. Своя собственная.
И, помедлив, для пущей ясности:
– И сегодня, и в четверг. После дождика.
– Дак, эта… я тебя хочу!
Аргументик!
– А я тебя – нет. Дальше что?

Крепенько, видать, встали в тупик свекольнорожий сотоварищи: что за подстилка такая чудная? может, и не подстилка вовсе?! Одна сидит, без парня, да ещё что-то из себя воображает… Вон, кто-то даже палец в рот сунул, как карапуз озадаченный. В зубах ковыряет: мыслительному процессу, что ли, способствует?

Выковырял:
– Шлюха отказывается обслужить нас всех разом? Морду воротит? Волоки её сюда, Крум! за патлы!

Всё. Конец дипломатии; начало военных действий. За такое – челюсть набок!

– Дак, эта…
Свекольнорожий растопыривает клешню – ту самую, пострадавшую: пьяному море по колено. Силится привычно сграбастать девку-упрямицу… хватает пустоту… не удержав равновесия, суётся было сам приложиться фейсом об тейбл… не успел!

Эх, знатно ему поднесла! прямо в ряшку его беркутову, клюворылую. Хорошо летел, крутой пилот, к самой стойке: соколом ясным.

Шизокрылым.

Стукнулся башкой забубённой; вырубился без шума, без ика. Жалко, никого из своих по пути не зашиб, одной силой инерции.

– Ещё вопросы есть, ребятки?
Тишина. Недобрая; душная; зрелая насилием. Тучей сгустилась в эпицентре стычки; расползается по всему кабаку, как по застойной воде, кругами от брошенного каменюги. Вот и квартет имени басни Крылова перестал надрываться на эстраде; и стриптизёрки застыли абстрактными скульптурами; и подгулявшие компашки как-то разом проморгались. От запаха близкой крови, что ли?

Затишье перед бурей: непрочное. Вот-вот какая-нибудь девица разорвёт его в клочья истошным воплем.

Ох, что-то будет? что-то будет?!
Будет-будет. И брани быть, и городам гореть. И женщины вина, а не богов, что сгинут и герои, и вожди.

Вон, вождя женщина уже сделала. Ваша очередь, герои. Если только не сообразите смазать пятки подобру-поздорову…

– Парни! она Крума… пришила!
– Ах ты, суратина шелудивая!..
Не дошло. Толкуйте ещё: мол, в драке первое дело – главаря обезвредить, остальные сами разбегутся… Чушь собачья. Или не того главаря она обезвредила? Истинный главарь, поди, вперёд не лез, в тени держался, оттуда заправлял. И теперь заправляет?

– Эй, да чего там?! бей её, ребята!
– Скрутим, оттрахаем до смерти!..
Всё. Вякнула какая-то потаскуха-истеричка; рухнула тишина, высвобождая насилие, как джинна из бутылки; стена пьяных рож угрожающе качнулась вперёд…

И ответным, встречным жестом опрокинулось изящное креслице; бокал с остатками дорогого вина коротко, жалобно звякнул, разлетаясь вдребезги, – плевать. Вот вы, значит, как, господа Крутые Парни, женщин за полноценных людей не считающие?! Добро пожаловать, близнецы-братья Джагвера Джемберри! Переоценим ценности, джентльмены?

Получите и распишитесь – женщину, у которой инструкторов рукопашной было в избытке и разных: начиная с элиффянок, заканчивая жизнью. И которая, ко всему прочему, так давно не дралась – по-настоящему.

Истомилась, истосковалась, – вас, имперских соколиков, поджидаючи!
Ради такого счастья – можно и Силу отставить, и защитное поле снять. Иначе неспортивно.

Ах, у вас парализаторы! может, и чего покрепче? Ладно, увернёмся. Конфедераты мы или где? И меч лучевой имеем, на крайний поджаренный.

Первый жлоб ринулся к жертве с воинственным воем… наткнулся солнечным сплетением на кулак… хрипнула напоследок лужёная глотка, и груда мускулов осела на пол мешком муки… Тьфу! хоть бы соперники стоящие. Вояки, понимаешь!

Мастера спирта.
О-о, простите-извините, леди «силачка»-иномирянка! сейчас подберём вам в лавке других, поприличнее.

Рефлексируешь, кретинка… а кто-то прыткий уже запустил в тебя пластиковым креслом! Расстервенились и правда не в шутку! В последний момент поднырнула под импровизированный снаряд, сохраняя боевую стойку; тот врезался в прилизанную башку ни в чём не повинного бармена, рот разинувшего на драку: спасибо, что на излёте. Контузило беднягу-хилятика, однако, крепенько; свалился, бессознательно вцепляясь в драгоценные свои бутылки – так и посыпались с предсмертным бряком! И всё на него, болезного, сомлевшего! ещё и стойкой сверху приложило!

Верещат, кажется, уже все тридцать или сорок развесёлых девиц, тут присутствующих, вперебой: концертик не для слабонервных! Кто на своих самцах-защитниках виснет, не отдерёшь; кто под стол лезет, сверкая задницей в окне; иные и к выходу, и куда попало рванули голову сломя. Вопли, визги, кудахтанье… курятник, охваченный паникой по случаю визита хоря.

Парни, космачи бывалые, само собой получше держатся. Молчат мужественно; а не то загибают тройным загибом. Нашлись и дружки у нападающих: так и прут на подмогу, в тыл, с флангов норовят зайти. Вон, один из парализатора пальнул-таки, не вынесла душа поэта. Увернулась опять; один из забулдыг на разряд сам напросился, на полузамахе кулаком.

Расхохоталась – посреди свалки, бесшабашно, на весь кабак; заставила отшатнуться очередного жаждущего мести. Не сарнийка-берсерк из рода Гартелдов; и всё равно – потеха.

Мала куча! куча мала!
Правило «боя одного со многими» в действии.
Постоять, что ли, прохлаждаясь в сторонке, пока недотёпы эти сами друг друга не переколошматят? Так ску-учно.

Ну щас повеселимся; всласть.
Подцепить для начала вот этот столик (к полу приварен, говорите, намертво? плевать, отдерём!) Столько-то непрошеных союзничков (не твоих, а наоборот) застывают с разинутыми ртами, с выкаченными белыми зенками варёных рыб; им-то и подарочек. Эх, раззудись, плечо!

Есть! заодно с тремя летунами смахивает, впечатывает в стенку и случайную девицу… всё польза, глядишь, ору станет поменьше на пару-тройку децибел.

Первый шаг необратим; пора из обороны – в атаку, да в режиме «спурт». Расступись, питекантропы! как бишь там её, блаженной памяти воинственную песенку пиратов-сарнийцев?



Буйной Реллад подобна, грозе морей –
Смело в бой, дочь Сарнии! Хэй!
Чашу битвы хмельной осуши до дна,
Ведь твоё ремесло – война!



Кажется, вся эта ископаемая галиматья вырывается вслух, когда смерч по имени Шейла Молодая Волчица врезается в ближайшую шайку-лейку, покрупней да покрепче. Удар! удар!! шквал ударов!!! Хрустит чья-то скула, свороченная набок; чьи-то зубы крошатся под ноги; чья-то пушка описывает шикарную параболу, под самый потолок. Знай наших!.. стоны; вопли; заковыристая брань; шлепки обмякших тел об пол; мгновенная потрясённая тишина… Проблёскивает неурочная разбитая бутылка, сгоряча втыкается в чью-то союзную физиономию…


6.
– Эй! какого пульсара тут…
Знакомый голосина. И парень знакомый, супер-гипер. Капитан Джемберри, собственной персоной. Засёк её от дверей; скалится с дружелюбием тиранозаврового черепа в Музее Палеонтологии. Дескать, снова ты, баламутка! так задницей и чувствовал!

Ну что, летун бравый? Ринешься на подмогу единокровным, единоверным (так и наседают, не уймутся! успевай только в морду подносить!)? Или всё ж за даму вступишься, рыцарь Печального Образа? Давай, определяйся!

Ох, разошлась ты, Молодая Волчица! хоть за пивом посылай.
– Держи-ись!.. – ревёт капитан, адресуясь невесть кому.

Танком вклинился в потасовку – таки к ней прорывается, таки своих молотит! Прорвался; под глазом уже франтоватый фингал наливается спелой сливой… с боевым крещением, красавчик! Кулаками расчистил для себя жизненное пространство, подле неё… слава прогрессу! не загораживать собою ринулся, по-джентльменски! Встал, как напарник, как соратник: спина к спине под мачтой.

Ценю – мелькнула мысль; совпала с очередной, в кровь разбитой полупьяной харей.

С новой силой пошла потеха: в четыре руки, в четыре ноги. Капитан ещё акустической атакой оглушает, не хуже Соловья-Разбойника: благо глотка – дай Боже здоровья! Воинственные кличи да нецензурное меж строк: этакий слоёный торт – кушайте, не обляпайтесь! Она-то с пелёнок предпочитала драться – молча… на вкус да на цвет…

Космос, да когда ж угомонится это разворошённое осиное гнездо?! Капитана уже зацепили по плечу чем-то острым; она пока невредима – рефлексы конфедератки не подкачали. Хоть из парализаторов палить надоело, и на том спасибо: не нужно специально прикрывать спонтанного напарника. Кулаки, ножи да бутылки битые – чепуха чепух и всяческая чепуха…

Накликала! вон, кажется, подваливает – не то чтобы проблема неразрешимая, но и не совсем чепуха. Здоровый ящер (местный родич вэн-гаров, не иначе!) раскручивает над головой, на манер лассо, толстую цепь. На конце которой – то ли три, то ли пять устрашающих кривых лезвий… Ой-вэй! пора принимать радикальные меры, не то с отчаянного капитана снимут скальп. Изволь потом лечить болезнь, которую вполне можно предупредить.

Лучевой меч уже в руке… колесо лилового пламени прочерчивает полумрак тёмной рукопашной. Большая часть цепи отлетает куда-то к ситтхам прочь; вскользь подбривает-таки темечко – не капитану, кому-то постороннему.

И в заминку, в потрясение новым чудом не замедлил вклиниться капитан – первостатейным казарменным рыком.

– Может, хватит, парни?!
Парни сопят, пыхтят, мнутся, переглядываются растерянно; разжимаются кулаки. Помяты парни, побиты; и не просто – как собаки. Потрясены до глубины печени; до самых основ своего мироздания.

С кем же, чёрт побери, сцепились?!
– Та-ак, ребята… – Капитан обводит вверх тормашками перевёрнутую забегаловку тяжёлым, ртутным взором. – Пошумели, пар стравили? – и хорош. Кто ещё на ногах – подобрали падаль и пропали пропадом со всех моих радаров. Ясно выражаюсь?!

Куда уж ясней. Компашки спешно разбирают своих нокаутированных; растаскивают к выходу; по углам, по щелям расползаются. Знают тут капитана Джемберри.

Хорошо знают.
Теперь узнают не хуже и её – Шейлу Молодую Волчицу.
Недурственное начало отпуска.

Капитан Джемберри зыркает и на кисок, забившихся по закуткам, всё ещё попискивающих там. Прочищает ухо мизинцем.

– И уймите, кто-нибудь, этих подстилок! Осточертели пуще Аррк Сета, будь он трижды проклят…


7.
– Ну, ты даёшь!
– Мы уже на брудершафт пили, капитан?
– Мы на брудершафт – дрались! Спина к спине. Куда уж ближе.
Угу, кивает Шейла. Не возражаю, кивает Шейла.
Сама не терплю «выканья» со свойскими парнями – кивает.
– А выпить? так оно можно.
И опять ты прав, лихой пилот. Можно и даже нужно, после такой-то катавасии.

Бармен, оказывается, очухался уж давненько. Только вида не подавал. Мышкой притаился, таракашкой в щели: а чтоб опять не подвернуться под горячую руку. Умно, парень.

Но теперь – полундра миновала, и самое время отвлечь тебя от причитаний над твоими бутылками, погибшими смертью храбрых. Тащи-ка чего поприличнее из выживших.

– Ты что пьёшь-то, вояка?
– А всё, что горит, летун.
– И имеешь всё, что движется? девочка, да ты – настоящий мужчина!

Шейла хмыкает. Какие задворки Вселенной ни возьми – признаки «настоящей мужественности» разнообразием не балуют.

– Эй, приятель… Рамван! – Это Джагвер бармену. – Тьфу! прекрати ты выть, как девица по суженому! Жизнь продолжается, и бизнес тоже. Две кружки суэрсийской карлавы – на бочку.

И, хлопнув себя по нагрудным карманам, – уже Шейле, досадливым шипом:

– Ш-тоб тебя! ни монеты не захватил, ни кредитной карточки. Угощать надумал, кретин… Рам после всего в долг шиш отпустит, без того у него из-за нас проблемы.


– Хочешь сказать – я заварила, мне и расхлёбывать? – Шейла нырнула к себе в карман. – Расслабься, парень: я угощу. С прибытием. Ты – в другой раз.

– Так ты не только при оружии – при денежках тоже? – аж присвистнул Джагвер.

– Ага. Только что императора вашего раскурочила. Очень кстати тут в порту ошивался, инкогнито. Со всей своей казной. Видно, каждую шлюху осчастливить надумал. Чтоб ни одна не ушла обиженной.

– С тебя станется!
– С меня? – или с императора?

Бармен Рамван хлопнул на столик две солидные кружки с шапками рыжеватой пены – требуемая суэрсийская карлава. (По химическому составу – ближе всего к земному пиву). Сгрёб выручку жестом иллюзиониста – куда там Копперфильду. Потопал восвояси, непрестанно, едва не в слезах поскуливая: «Разори-или! как есть разорили!! в разор разорили!!!»

Убрался, нытик, слава прогрессу. Можно сидеть в своё удовольствие.
А хорошо-о! Тихо вокруг, мирно; пусто. Оркестрик со стриптизёрками успели куда-то слинять; шлюшки визгливые тоже; и посетители расползлись подчистую – раны зализывать. Новые не спешат заглянуть на огонёк – побаиваются: дурные вести не ждут на месте.

И она, посреди разгрома ею же учинённого (ну, не только ею, справедливости ради; и не так непоправимо тебя раздолбали-разорили, Рам-скряга, не ври!), расположилась с комфортом, как дома в «Трёх Хвостах». Пивко местное потягивает; недурственное! Да не одна – с новообретённым приятелем, с кем только что дралась «на брудершафт», проще говоря спина к спине. Одни-разъединственные во всём зале, как белые люди.

Что ещё нужно для счастья?!
– Вояка, а вояка? как бишь тебя зовут, прости, запамятовал?
– Шейла, кэп. – Космос, неужто имечко у неё такое заковыристое? добро б Нефертити какая-нибудь, или там Ируандика! – Шей-ла. Повтори.

– Галактику избороздил вдоль-поперёк – ничего подобного не слыхивал. – Лихой пилот с шумом прихлёбывает из кружки. – Ну, какое б ни было – такое есть.

Вот спасибочко! дозволил, милостивый государь, оставить за собой исконное имя. Облагодетельствовал по гроб жизни.

– А я – Джагвер Джемберри, – напомнил на всякий случай – специально для кретинов, видно.

– Уяснила. Ещё по прибытии. – Ухмылка со значением: не все, мол, и не везде такие тугодумы, как у вас в Космофлоте. В Славном-Имперском-Орденоносном… и каком бишь ещё?

– Для друзей – Джав, – не обижаясь, добавил космический волк: со встречным намёком.

Во-она даже как? не только в приятели-соратники-собутыльники – уже и в друзья набиваешься, с налёта-с поворота? Не больно-то соблюдают в вашем лучшем из миров варварское золотое правило насчёт пуда соли.

Душа нараспашку, доверие без оглядки – это скорей по-нашему.
По-конфедератски.
Не подозревала за тобой, парень!

При ближайшем рассмотрении, куда более приятным малым он оказывается – капитан Джемберри, для друзей Джав. Ну, перец-имперец; ну, космофлотец; ну, самую малость солдафон, самую каплю шовинист. И что с того, что лицом смахивает – на образцово-показательного то ли комсомольца, то ли ковбоя (тот и другой, в общем, одним миром мазаны – суперменовским)? Небось не сам себе лицо выбирал. Какое сделали папа с мамой (или, ещё того слаще, – автор этого боевичка), с таким и ходи всю оставшуюся. Да нечего тявкать на судьбу.

Может, и споёмся в скором времени.
– Там посмотрим-поглядим… дружище!

Это уже вслух; туманное обещание подкрепим хлопком по плечу – от души. Реакция на жест доброй воли слегка нестандартная: шипенье от боли сквозь зубы. Эх, дубина! двинула парня, а он же ранен…

Нет смысла в выражениях сочувствия: сильно, мол, зацепило? Нарвёшься, как пить дать, на фарфаронистую отповедь: ерунда, царапина… сама бы так отвесила.

Больше дела – меньше слов.
– Дай-ка…



Приложить ладонь, просканировать – доля секунды… царапина не царапина – разрез почти до кости. Кровь свернулась было, да от чужеродного миролюбия вот опять выступила. Ничего, до свадьбы заживёт.

Несильный энергетический поток и дезинфицирует, и регенерацию ускоряет многократно. Разминка для начинающих.

– Ты чего… чёрт, щекотно! И не болит уже…
Джав хлопает глазами на руку Шейлы поверх своего плеча: та слабо мерцает лиловато-золотистым. С полминуты – и сеанс окончен.

– Гуляй, парень.
– Светлое Небо! и Вечные Звёзды…
Недоверчиво, почти с опаской Джагвер, капитан Джемберри, матёрый космический волк, касатся пальцами собственной раны… бывшей.

– Извини, рукав так распоротым и будет, – невинно ухмыльнулась Шейла, – А шрам – по желанию клиента. Могу совсем убрать; могу оставить для пущей важности.

– Как… ты меня заштопала?!
– Долгая история, кэп. Долгая и сложная. В одну лекцию нипочём не втиснуть. Придётся катать весь курс.

– Может, профессор, ты ещё и телепат?
– Он самый. А что такого?

– Ничего… в общем ничего особенного. – Наконец Джав оставил в покое чудом затянувшуюся свою «царапину»; взамен в затылке поскрёб. – Просто телепатами обычно… негуманоиды бывают.

Интересные тут у вас дела-делишки! Шейла прихлёбывает с задумчивым видом.

Мысль не нова; ситуация не беспрецедентна. И в Конфедерации негуманоиды обычно более способны к телепатии – изначально, от природы. Почему да отчего так – в версиях дефицита нет; и имя им – легион, а цена – грош.

Но уж из подобного курьёза вовсе не следует, будто не нужно обучать искусству мысленного общения и гуманоидов!

– Лихая вояка; крутой пилот; телепат; ещё много чего, о чём и подозревать трудно… – вполголоса, скороговоркой бормочет между тем Джав. – Кроме тебя, подруга, знаю единственную такую же девушку. И это – Её Величество Сэра Саэлла, правительница королевства Суэрси!

Странный какой-то у тебя тон, приятель: смесь благоговения с брезгливостью. Видно, это ваше величество тут большой оригиналкой слывёт; и многим – против шерсти; и хотел бы ты, крутой космач, выложить ей начистоту и в глаза всё, что о ней думаешь, – да сословная разница неодолима.

Мол, кабы не наследница трона – драть бы девчонку, по малолетству, как ситтхову козу. Дурь да блажь выбивать, ума вгонять – и всё в задние ворота.

– Постараюсь познакомиться, – хмыкнула Шейла между двумя глотками.

– Страсть у тебя к высочайшим особам. Королеву едва ли тебе устрою, сама понимаешь. Если кто поскромнее, но из близких тебе по духу… та же Ламси Трок, старуха. Из торговцев – но до суперкарго дослужилась. С ней сознакомлю при оказии. Найдёте о чём потрепаться: два квазара, три пульсара, дальние миры…

Тут уж по тону Джава ясно: в их космачьей среде эта «старуха» – свой в доску парень, оригинальность в допустимых рамках. Интересно: её, Шейлу, когда-нибудь здесь воспримут – так?

– Но всё же. – Джав со стуком отставил почти опорожнённую кружку. – С каких Небес ты к нам свалилась, клубок загадок? Что не из Империи, и даже не с Границ, – любой поймёт, кто не кретин. Неужто откуда-то… Извне?! из туманности Тафлура, что ли?

– Говоря начистоту, о туманности Тафлура впервые слышу с твоих слов…


8.
– Джав!
Окликают-перебивают от входа. Кто-то из завсегдатаев расхрабрился? Рано или поздно этого следовало ожидать.

Конец тет-а-тету; и стоит ли сожалеть.
Плывут… великолепная четвёрка бравых парней. По мундирам судя, тоже офицерики космофлотские, молодые-интересные-неженатые… а какие ещё приятели могут быть у Джава?


Кожа всех оттенков: зеленоватая, синеватая, желтоватая… один даже – вроде очень тёмного африканца. Прямо сценка из древнего-бородатого анекдота (знакомый временщик рассказал), про «в полночь на кладбище». «– Вот я, мол, зелёный, я – утопленник... а он, мол, синий, он – удавленник… а ты кто, такой чёрный?» – «Да вы чё, мужики, сдурели?! я – шахтёр из четвёртой смены!!!»

И – с вытянутыми физиономиями, все как один (а не только «шахтёр», как по анекдоту полагается).

Джав, напротив, усом не ведёт. Не успели друзья-сослуживцы приблизиться, не успели все претензии выпалить, – вежливо представляет каждого землянке, указывая кивками:

– Айгор; Локви; Фейк; Орцел. Все капитаны Космофлота, как и я. Знакомься, Шейла. Славные ребята.

– Джав, а Джав! кто это старину Рама разделал? – Лицо Фейка, невысокого сухопарого живчика, даже не синее, скорее сероватое: может, от изумления? – Ты, что ль, порезвился?

– Угум… навёл шороху, и тут же девочку свеженькую подцепил. – По многострадальному Джавову плечу бьёт теперь Локви: весь как сажа, стать богатырская, а глаза и скулы вроде монгольских. – Молодцом, молодцом! по-нашему, по-космофлотски. Привет, крошка! – Это он уже Шейле; подморгнул скабрезненько: мол, третьим буду?

– Но-но, Лок! – Джав ухмыльнулся двусмысленно. – Не укоротишь язык – эта «крошка» и тебя по стенке размажет. Никакой ложкой не соскребут.

– Хочешь сказать – она тут учинила полундру с авралом?! – У Орцела (все оттенки медового – кожа, волосы, глаза; совсем пацан ещё!) серьёзные проблемы с дикцией. Из-за полуотвалившейся челюсти, скорей всего.

– А то! – Джав причмокнул с явным смаком. – Сцепилась один на один со всем кабаком; кабаку, как видите, несладко пришлось. Я сам только к концу подсобил: больше авторитетом, чем кулаками. Да Шейла без меня бы управилась… а, Шейла?

Притихли капитаны космофлотские. Отаптываются, посапывают, позыркивают – но помалкивают. Подхватывают челюсти уже где-то на уровне ниже плинтуса; с натугой, со скрипом ставят на место, не попадая шарнирами в пазы.

Правоту Джавовой саги, однако, сомнению не подвергают.
Верно, среди друзей, коллег и просто шапочных знакомых Джав слывёт кем угодно, только не треплом кукурузным.

Шейла тоже не спешит вмешиваться в беседу чужих сослуживцев. Приглядывается, наблюдает; наслаждается. Как быстро взялся помогать ей самоутвердиться капитан Джемберри, крутой парень. Приятная неожиданность!

Первые года три ты работаешь на имидж – всю оставшуюся имидж работает на тебя… Джав, изведав все прелести сего процесса на собственной шкуре, заботится теперь об ускорении его первой половины для неё. Спасибо!

Кроме шуток, спасибо.
Айгор, с виду постарше всех, акварельно-зелёный как водяной (на Шейлин непросвещённый взгляд – братец единокровный распотрошённого бармена; разве что лоску поменьше, мускулов побольше), шлёпнул себя ладонью по лбу: осенило.

– Светлое Небо! не ты ли, девочка, устроила во всём порту переполох с орудиями?!

Сообразительное существо! Шейла покосилась на него с одобрением.
– Она самая, – подтвердил и Джав. – Мою же эскадрилью и отрядили разбираться.

– Никаких посторонних флотов не засёк на орбите? – невинно подала голос Шейла.

– Твоё счастье, – кивает Джав притворно-сурово.
– Так, может… – Глаза Айгора вспыхивают надеждой почти сумасшедшей. – Может, девочка, ты бы и нашему общему приятелю Аррк Сету подпортила его огневую мощь?

И Джав уставился на неё, словно видя впервые. Так раскусывают в захожем чудиле – мессию.

– Шейла… ты чем тут заняться думаешь?
– Пока думаю.
– Чего там! – айда к нам в Космофлот. Сам замолвлю словечко кому следует!

– Это было бы интересно, девочка-воин!
Чернокожий Локви, присев на край столика, всеми десятью конечностями голосует «за» великодушное предложение Джава. Взгляд цепкий, бесцеремонный… раздевающий. Э-э, красавчик! в твоей компании, смотрю, ты самый компетентный бабьих дел мастер.

Дождёшься.
– Парниши! вам что, шлюх в борделях мало – для интереса? – Ещё один невозмутимый вопросик.

– Да… – Слегка смешался космофлотский гигант Локви. – Мы же с Джавом совсем не то имеем в виду! («Что имею, то и введу!» – ха!) Джав у нас вообще пай-мальчик… того… девочек не обижает.

– Вы мне это дело бросьте! – Насмешка в голосе – угрозы стократ доходчивей. – Узнаю – сама вам откручу и заставлю съесть… то самое, чем девочек обижают.

И уже отчётливо передёрнул мощной шеей, сглатывая, душка Локви. Понял, что такими вещами «девочка-воин» шутить не расположена.

Вот-вот сорвётся, затрепыхается: да ни Боже мой! да ни Светлое Небо!! и ни Вечные Звёзды!!!

И чем истошнее будет вопить, тем меньше ему веры на слово.
Инцидент спешит исчерпать Айгор, самый старший-мудрый.
– Ребята! Джав… и (заминка) Шейла…Если мы к вам подсядем, горло промочить, – вы не очень против будете?

– А то мы тут мимо гуляли… – присоединился и Фейк.
– Так и гуляйте дальше на здоровье, – пробурчал Джав (а в глазах – искры веселья). – За этим столом сидят те, кто дрался. На кой нам тут ещё те, кто гулял да глазел?

– Я-то решил, у вас тут пир на весь мир. – От Шейлиной посулы Локви оправился довольно быстро.

– Да; но допускаются только победители. Не с руки Шейле всякому обалдую встречному-поперечному выпивку ставить.

А мысль недурна. Не глядя, не считая – выцепить из кармана добрую горсть местных кредиток; на стол бросить. В плане завязывания полезных знакомств.

– Подите, ребятки, ещё раскулачьте хозяина. Я угощаю – по случаю своего прибытия на славную планету Туарель!

Локви, парень без комплексов, сграбастал всю энную сумму едва ли не раньше, чем та коснулась столешницы. Зазывно махнул остальным: мол, на халяву – даже трезвенники и язвенники… Подхватились, потопали: выцарапывать Рама-бармена из его затяжного сплина.

Джав (чудеса в решете: сколь быстро-незаметно и она стала воспринимать капитана Джемберри как «Джава»! тлетворное, вседоверительное влияние Конфедерации…) проводил их взглядом, не скрывая уже ухмылки. Мощным глотком доосушил свою кружку.

– Хорошо б и на нашу долю захватили выпивку, обормоты.
– Могу им внушить, – рассеянно уронила Шейла.
– Ты можешь, охотно верю. А на Лока не обижайся. Он всех так проверяет, на вшивость. Вообще ребята неплохие. Думаю, в нашу компанию ты вольёшься. Сдружишься.

– И против кого дружить станем?
– Не знаю, как у вас в туманности Тафлура – мы сейчас все дружим против Аррк Сета, чертяки. Обнаглел он сверх всякой меры, этот… – Джав поперхнулся.

– Ублюдок сифилитических суратов, – охотно подсказала Шейла самое памятное из местного нецензурного репертуара.

Джав ещё раз булькнул Голлумом, и теперь отчётливее.
– Откуда…
– От верблюда. От того самого, что у вас в центропосту сидел, когда я приземлялась. Сидел – и высказывал свою на меня точку зрения. Подробно. С красочными отступлениями. Так и не вдолбили ему, видно, что браниться при дамах – тем паче в адрес оных – не принято.

И, помолчав, доцедив карлаву суэрсийскую:
– Не станешь при мне робеть в выражениях – зауважаю больше.
Новая пауза. Джав переваривает сие интересное сообщение; Шейла ему не мешает. Остальная компания шумит у стойки, с жаром споря: какой именно выпивкой-закуской шикануть. Щедро, значит, она им отвалила.

– А начистоту – даже не в курсе, кто таковы эти сураты.
– Так я тебе покажу! – оживился Джав. – Эка невидаль! в каждом порту этого зверья полно, какую планету ни возьми. Родом, говорят, ещё со Старой Ритлиоры… умеют же всюду приспособиться!

– Как и люди.
– Точно.
Уяснила. Зверьё. Впрочем, догадаться о смысле ругательства несложно.
На матушке-Терре выразились бы проще: сукин сын.

– Так, Шейла… – Джав осторожно трогает за рукав. – Как насчёт послужить в Космофлоте? Сдаётся, солдатская доля не в новинку тебе.

– Правильно сдаётся. – Память, память! Куда деваться, куда бежать от неё? от себя?! – Когда-то война была моим ремеслом…

Была, да не сплыла. Подростком ещё пригубила эту «чашу хмельную»; и осушила до дна залпом; а на дне – гибель, мрак, разор!

Да минет вас чаша сия, достойные этши!
Джав отшатывается, едва не опрокинув пустую кружку.
– Что… с твоими глазами? Пепел…
И опять ты чертовски прав, приятель. Прах и пепел. Руины, радиация; призраки. Лучше не шевелить всего этого. Её мертвецы спят чутко.

Прости, не хотела пугать тебя, Джав. Сейчас, сейчас наполню взгляд суррогатом жизни. Давно научилась.

– И как у вас оклады? – приемлемые? С голодухи не пухнете, в пяти парсеках от войны?

– А… как?..
Ну вот! заморозила парня своими призраками, недотёпа!

Вернувшаяся компания спасает положение. С торжеством выставляют на стол трофеи – три разнообразные бутылки, да к ним бокалы в числе шести, на всех. Бармен и две перепуганные официанточки поспешают сзади, тащат подносы с закусками.

– Сильны-ы вы, ребята! – споро откупоривая бутылку, тянет зеленокожий Айгор. (И ничуть он на проныру-Рама не похож – померещилось с непривычки). – Всех девочек расшугали, и всю клиентуру… и забегаловка как есть вверх дном!

– Не думаю, чтоб Шейла по своей инициативе тарарам подняла. – Джав – хвала прогрессу, явление друзей из ступора вывело! – прищурясь смотрит, пока не добивается подтвердительного кивка.

– Кстати, Джав: уже уломал девочку-воина в Космофлот? – Локви косится исподтишка; поэтически подвывая, добавляет ритмично: – Девочка-воин с именем странным…

Шейла только фыркает.
– Нетерпится получить по достоинству? По мужскому?
– Достали тебя, вижу, на этом поприще… – скисает гигант (во всех смыслах) Локви.

– Дома у меня – никто особенно. А здесь – ваш же брат космофлотец, довожу до сведения общества.

И, подтягивая к себе один из бокалов, Шейла завершает проникновенно:
– И перестаньте, наконец, трепаться обо мне в третьем лице, будто меня тут нет вовсе. Я ещё «эффект неприсутствия» на себя не напускала.

Кабацкий персонал уже сгрузил свою ношу на столик и быстренько слинял. Парни разобрали тарелки с шумом-гамом; Джав придвинул пару блюд землянке.

Беглый тест на физиологическую и биохимическую совместимость. О’кэй, не токсично, есть можно.

Больше ни один посетитель не рискует пока сунуть нос в разгромленный кабачок… ладно, не заскучаем без них.

– Итак, господа офицеры! за девочку-воина, будущую звезду Имперского Космофлота! – поднял первый тост неугомонный Локви.

– Смотрите, ребята, каков трофей! – Теперь уже пацанёнок Орцел ухитрился смазать ему торжественность момента.

Дотянувшись, поддел носком ботинка, извлёк из неприметного угла на всеобщее обозрение – столь памятную цепь с металлическими когтями. Таки пять их оказалось. На один – на крайний – налипли чья-то кровь и микроскопический лоскут скальпа.

А с противоположного конца – толстое кованое звено блестит разрезом от лазерного луча.

Углядел, молодой-зоркий! Шейла сама и думать забыла.
– Цепь Гарби-Ящера, – определил, эксперт дотошный. – Другой такой нет… и вообще ни одной нет, теперь-то.

– То-то мне примерещилось, будто Шейла молнией пыхнула. – Отложив вилку, Джав подхватил рассечённый конец; изучает придирчиво. – Вон, уже штуку какую-то подозрительную приладила к поясу. Клянусь Вечными Звёздами, парни: из кораблика наша Пришелица Ниоткуда (тьфу! «гремуху» ей прицепил, летун, как пить дать!) выходила с пустыми руками.

– А теперь, надо же, вооружена и очень опасна! – Фейк (в самом деле, мастью он синевато-дымчат, вроде элиффянина) с сомнением прицокнул языком. – Что ты за существо, Шейла? сплошная закавыка!

– У-ух! продемонстрируешь?
Ишь ты, разгорелись у Орцела-мальчонки янтарные глазёнки, на новую-то игрушку! Надо бы поостудить, и решительно. Только вот кусок мяса прожевать…

– В другой раз, приятель. В боевой обстановке, и то не во всякой. Вещь, от пустой поры непоказуемая.

– Как Звёздный Молот? – Пацан кивает, однако, понимающе.
Звёздный Молот? что ещё за чёртов Звёздный Молот?
Где-то она этот спецтермин уже слыхала…

– «Молот, шмолот»! – передразнил Локви. (Эге, брат, да ты у нас не только бабник, но и скептик!) – Принято считать, что в природе он существует. Да только когда нагрянет растреклятый Аррк Сет – не вышел бы против него наш император с голым блефом.

Значит, монархия у вас тут, ребята, парламентская, а не абсолютная. Коль скоро простой капитан без опаски катит бочку на самого главного босса.

Небось у Аррк Сета на языкатых руки подлиннее – мелькает вздорная мысль.

– Но супероружие Шейлы – наглядная реальность! – резко обрывает Орцел: со всем максимализмом запальчивой юности, ещё подогретым винными парами. – Распороть цепь из сплава, который обшивке крейсера впору…

– Что и требовалось доказать: в Космофлоте такая «реальность» отнюдь не помешала бы, накануне нерядовой войны.

Айгор уже разливает вторую бутылку; предшественница как-то незаметно опустела и перекочевала под стол – лихо же пьётся вшестером! Первый бокал подсовывает Шейле; ненавязчиво так. Задался целью завербовать её любой ценой, хоть укатавши вдрабадан, – со всем «супероружием» и прочими потрохами? Или – просто привычная здесь «рыцарская» форма дискриминации, мышиная возня вокруг прекрасных дам?

Джав осушает бокал залпом; скалится ободряюще.
– Космофлотскими окладами Шейла уже интересовалась. Только что.
– Практичная леди! – похвалил Фейк.
– В казармы к нам, Шейла, можем тебя провести хоть сегодня. – Локви знай своё гнёт. – Для ознакомления, так сказать, с жилищными условиями…

Пой, ласточка! Шейла невозмутимо прихлёбывает очередное нечто «Со Старой Ритлиоры».

А неплохо сидим, на афинских развалинах. Пир горой, дым коромыслом. Новые приятели – или почти уже приятели… собутыльники – бесспорно. С Джавом вообще предельно ясно: парень свойский, надёжный, положиться можно. Что до остальных – ещё разберёмся, кто тут не друг и не враг, а так.

Пристроиться, что ли, и правда в их Космофлот, пока зовут. Ремесло с детства привычное. Поглядим ещё на их казармы…


9.
…А казармы оказались – вполне божеские.
Добрались туда – уже под глубокий вечер и под изрядной мухой. (То есть, парни: ей-то размагничиваться рано!) План незаметного проникновения она же и предложила: на ближайшее дерево – и прыжком в окно, заблаговременно открытое.

Забава детская для любого конфедерата, не говоря о «силаче».
А в глазах аборигенов – лишнее упрочение престижа.
Что апартаменты, как нарочно, подвернулись Локвины, – то не суть важно. Локви или другой кто – неплохо устроились холостяки-космачи. Каждому причитается отдельная как бы квартирка, две вполне комфортабельные комнаты с ванной и даже баром. Почти как в родной Конфедерации, на базе Патруля. И – как подглядела Шейла в истинных, за чертой хмеля, воспоминаниях бравых капитанов – простые солдаты содержатся Империей ненамного скромнее.

Обеспеченная-таки цивилизация, вопреки нелепому социальному устройству.

Вон, Локви и из собственного бара угостил честную компанию. После очередного, обильно сдобрённого заиканиями и заплетаниями языков, ура-патриотического тоста («Да здравствует союз нерушимый разумных свободных, сиречь Империя с присными! и да сгинет подлейший Аррк Сет, самодур и выскочка, враг демократии и прогресса!..») – махнула Шейла рукой, дала добро. Как водится, опрокинули ещё и ещё по стаканчику – за столь здравое и во всех смыслах полезное решение. Поднаторели же местные вояки в единоборствах с «зелёным змием»!

Под новые тосты выяснила для себя Шейла ещё кое-какие небезынтересные вещи. Что Джав, например, родом с планеты Алайонел, системы Сайла, имперского сектора Алаварру; и что служба космофлотская – это у него династическое. А, скажем, мальчишка Орцел – совсем с противоположной окраины галактики, из какого-то захудалого удельного княжества Кайворра, но рода неплохого для своего захолустья, потому-то уже офицер…

И, само собой, не преминул-таки Лок её затиснуть в уголок, чтоб никто не уволок. Пришлось приласкать по зубам. После чего он захрапел глубоко и мирно; она же обратным ходом – в окно и на дерево – отправилась спать к себе на катер. Довольно с неё на сегодня курортных впечатлений.

А что там ей вслед подумали, и подумали ли вообще, – то уже ваши проблемы да не наши заботы, парни…