Олди-сенсею, открывшему мне «не-профессорский»
метод творчества, – с почтением и уважением


Не-е, Профессор… всё не так было!
(из фольклора толкиенистов)



Штормовое предупреждение автора
Всякое сходство главного героя с реальными (т.е. реализованно-вероятностными) лицами, как-то: Чойо Чагасом, Шорр Каном, Дартом Вейдером и Лордом Волдемортом, и пр., и пр., – прошу считать преднамеренным. Сердечно приглашаю всех и каждого (в меру эрудиции) – искать другие параллели и расхождения, цитаты и аллюзии, тексты и подтексты, тонкие намёки и толстые обстоятельства. Условности «не-профессорского» жанра, что тут попишешь…



Книга I. Пришелица Ниоткуда

Пролог: Автор бестселлера

«…Победа горчила жертвами.

И бывшие захватчики, и бывшие освободители понемногу утягивали свои звездолёты с Суэрси, оставляя позади арену битвы – руины вместо городов. От истинных агрессоров, похоже, мало что осталось: как на поверхности планеты, так и на дальнем краю галактики. Немного уцелело и защитников столичного мира, и просто гражданского населения; немногих из них радовал рассвет триумфального дня, пахнущий гарью, смертью и выхлопами космических крейсеров.

И лишь дворец владык Суэрсийских, почти неповреждённый, по-прежнему гордо возносился навстречу заре; и по-прежнему надменно взирали на царящее светопреставление барельефы Великих Предков, выщербленные кое-где.

Из Залы Советов, озарённой отблесками пожарищ, королева Саэлла, император Тельдамарит, Джагвер Джемберри и Аррк Сет тоже видели картину судного дня Суэрси. Точнее, лишь трое присутствовали здесь во плоти и крови; четвёртый же – император – в голографической проекции.

Какие думы, какие чувства обуревали каждого в ту минуту?


Возможно, Сэра Саэлла заключила, что за победу и свободу галактика заплатила, в конечном итоге, не самую высокую цену: всего лишь гибель её, королевы Суэрси, столичного мира. Тельдамарит Девятнадцатый наверняка всё ещё унимал дрожь в руках и в душе: использование Звёздного Молота ни для кого не проходит даром. И никто не осудил бы сурового капитана Джемберри за вполне вероятную молитву, неумело вознесённую им в мыслях: хвала всем древним богам Ритлиоры-Прародины, что не привели ему, капитану Джемберри, видеть пробуждение Звёздного Молота ещё разок…

И, пожалуй, Аррк Сет – хотя и предпочёл держаться в тени из понятной осторожности – остался верен себе: предполагал с насмешкой, какую же странную компанию представляют собой они четверо здесь и сейчас.

– Ваше Величество… соболезную от всего сердца. – Первым вышло из оцепенения изображение императора: учтивый поклон в адрес Сэры Саэлла, выразительный кивок на пожарища за окном.

– Вам тоже несладко пришлось, – отозвалась королева в обычной своей манере: кратко, рубленно, без колебаний опустив титул.

– Пять населённых планет моей Империи я вынужден был уничтожить сам. – Голос Тельдамарита зазмеился едва приметной трещиной. – Иначе невозможно было ударить в самый центр их флота…

Машинально император поднёс ко лбу руку, так недавно развязавшую слепую убийственную мощь Звёздного Молота. И ответно дрогнуло (или показалось?) лицо Джагвера Джемберри, словно высеченное из красноватого гранита. Верно, ум звёздного пилота мгновенно сопоставил сектора пространства: тот, где разыгралась битва – и тот, где находилась его родина, Алайонел.

– Во имя Светлого Неба… – продолжал император как бы про себя. – Прибегнуть к Молоту дважды на памяти одного поколения… это уж чересчур.

И Аррк Сет не счёл уместным напоминать, что в первый раз из упомянутых двух Молот был потревожен – исключительно по его, Аррк Сета, милости.

Император Тельдамарит смотрел уже на Джагвера Джемберри – долго, пристально и странно. Обычно повелители половины галактики не смотрят так на простых капитанов – будь те даже героями данной галактики.

Однако день был – не обычный, но судный.

– Командир эскадрильи Джагвер Джемберри… – Торжественность слов смазалась дрожью голоса. – Отныне вы – контр-адмирал Таурийского флота и кавалер ордена Алмазного Созвездия!

– Служу Империи! – чётко, по-военному отдал честь тот.

– Понимаю: награда весьма скромная за все ваши заслуги, прошлые и нынешние. И вовсе ничтожная компенсация… за гибель родины, – завершил Тельдамарит XIX совсем вполголоса.

– Служу Империи… – повторил бывший капитан – но уже как-то опустошённо, погашенно, забыв по-уставному щёлкнуть каблуками. – И, пользуясь повышением в звании, разрешите доложить Вашему Величеству… галактика не была бы предупреждена об угрозе вовремя, если бы не…

– Если бы не ваш покорный слуга. – Из полутьмы в круг света, едва не к самому головизору, решительно шагнул Аррк Сет.

Истинным талантом его было – появляться на сцене в самый удобный для себя и в самый неожиданный для окружающих момент. Лицо императора стремительно налилось багровым, а под конец – и удушливо-синим.

– Светлое Небо и Вечные Звёзды… вы?! – В голосе его – почти хрипе – клокотал гнев пополам с изумлением.

– Неужто Вашему Величеству не приятно лицезреть и чествовать ещё одного героя галактики? – невинно вопросил Аррк Сет. – Смею верноподданнейше надеяться, вы уделите и под моё начало какой-нибудь вакантный флот, не говоря о небольшом королевстве? В столь знаменательный день, счастливо избегнув порабощения собственной августейшей души, – пристало ли вам, сир, быть мелочным? помнить старые разногласия?!

– Он действительно первым предупредил нас о вторжении ассвари. – Сэра Саэлла заполнила паузу, образовавшуюся от временной потери императором дара речи. – И прошёл с нами весь путь. И неоднократно он выручал нас, мы же – его.

– Полагаю, Ваше Величество, вы уже повелели вздёрнуть этого самоуверенного негодяя? – Император совладал с собою – почти.

– Королям Суэрсийским неведомо такое изъявление признательности, – обрезала Сэра Саэлла – тоном куда более спокойным. – Полагаю, и наследник Тельдамаритов не опозорит память предков?

– Он убил моего отца! – взревел император, срываясь вновь.

– Это к вопросу о предках Вашего Величества? Кто старое помянет… – Аррк Сет развёл руками. – Кроме того: уверяю, в инциденте с вашим батюшкой погорячился вовсе не я, но мой ставленик, а ваш камергер. Впрочем, насчёт этой ядовитой гадины, сколь помню, вы давно позаботились, чтобы он получил своё. Да ускользни он даже от вашего справедливого возмездия – его тут же казнил бы я. За самоуправство.

И несостоявшийся узурпатор улыбнулся широко, обезоруживающе, – вновь вынудив Тельдамарита захлебнуться возмущённым изумлением.

– Можете убедиться, сир, сколь свято чту я память вашего славного отца.

– Леди Саэлла… – Император подался вперёд всем своим грузным телом, словно в тщетной попытке дотянуться до горла Аррк Сета собственноручно. – Смею повторить: место этого негодяя – на виселице!

– А я полагаю, – в свою очередь, выступила вперёд королева, и голос её зазвенел привычной, титановой решимостью, – что место его – на посту моего премьер-министра! Светлое Небо свидетель, как недостаёт умных, предприимчивых людей в моём близком окружении… впрочем, вам не хуже знаком дефицит подобного рода. И, коль скоро адмирала Джемберри вы похитили у меня, – оставьте и мне право не разбазаривать верных соратников… Ваше Императорское Величество!

– Кхм… моим мнением на сей счёт поинтересоваться забыли, как видно? – осторожно кашлянул Аррк Сет.

И – был вознаграждён телепатическим шипеньем королевы:

«Молчали бы, старый интриган, когда спасают из петли вашу трижды никчемную шею!»

Но если кто и замолчал ещё раньше и надолго – так это император, обескураженный заявлением королевы сильнее, нежели всеми подобострастными издевательствами Аррк Сета до того.

Но то ведь была – Сэра Саэлла. Сэра Саэлла входила в Конклав Учёных галактики. Сэра Саэлла пилотировала звездолёты любого класса и тоннажа. Сэра Саэлла была единственным (до самых недавних пор по крайней мере) телепатом-гуманоидом на всю Империю и окрестности. И Сэра Саэлла употребляла все без исключения титулы разве что как брань в рамках космофлотского приличия.

Великая оригиналка Сэра Саэлла, правительница звёздного королевства Суэрси… возможно, всё к тому и шло, чтобы с великим честолюбцем Аррк Сетом они спелись идеально.

– Если в одно прекрасное утро, – заговорил наконец Тельдамарит, тяжко роняя каждое слово, – вы обнаружите, леди, что ваш трон занят Аррк Сетом, – не жалуйтесь, что я вас не предупреждал. Не стану, впрочем, обострять с вами дипломатические отношения из-за головы одного опасного проныры. Хотя не скрою: это самый странный ультиматум, выслушанный мною когда-либо от коллеги-правителя… Прочного мира и скорейшего процветания вам и вашему народу, леди. Мы все заслужили то и другое.

И, резко кивнув – жест отнюдь не монарший, – голопроекция императора исчезла.

– Итак, увлекательные приключения, похоже, подходят к концу, – после недолгой паузы констатировал Аррк Сет. – Начинается повседневная, мирная рутина… да что я учёных учу! Теперь-то все мы трое, друзья, – люди государственные, а стало быть, подневольные.

– «Увлекательные приключения»?! – Джагвер подступил к нему, задыхаясь от негодования и сжимая кулаки. – Может, и гибель моего родного мира вы назовёте – «увлекательным приключением»?!

– Мой друг, у вас полностью отсутствует чувство юмора, – пожурил Аррк Сет почти отечески. – А ведь оно ох как помогает в минуту жизни трудную… вот как в вашей критической ситуации.

Что-то на мимолётный миг чувство юмора и ему вздумало отказать – поймал вдруг себя на неуместной мысли экс-узурпатор. Что за новости, в самом деле. Вроде всю сознательную жизнь было ему до фонарика до красного: на месте ли некая планета Ватуромга, или же ухнула к демонам в преисподнюю, вместе с солнышком, вокруг которого болталась. Никогда не страдал излишними сантиментами на предмет исторической родины, будь она трижды неладна… стоит ли начинать теперь, когда она предположительно угодила в ту пятёрку обитаемых миров, коими вынужден был пожертвовать император, во имя выживания остального человечества.

Вполне реалистичный политический ход. А сантименты, суеверия и прочий идеализм – это для образцовых космофлотцев вроде друга Джава…

Сэра Саэлла доверительно коснулась плеча алайонельца – хотя глаза её оставались суровы.

– Искренне соболезную, адмирал. Но на войне – как на войне.

– Что ж, – заключил Аррк Сет примирительно. – Долгие проводы – лишние слёзы. А доблестному адмиралу, снедаемому служебным рвением, нетерпится приступить к своим новым почётным обязанностям, не так ли?

На какое-то мгновение всерьёз представлялось: вот сейчас новоиспечённый адмирал наконец дорвётся до глотки своего врага-соратника, невзирая на присутствие и покровительство королевы. Аррк Сет негромко рассмеялся; дружески похлопал космического аса по плечу.

– Ну-ну, старый боевой товарищ. Что нам делить – ведь оба мы с честью вышли из одних и тех же передряг. И, в награду, оба ходим теперь примерно в равных чинах, да ещё по разным ведомствам… Если уж приспела пора позабыть вечные распри между властями военными и гражданскими – отчего бы нам с вами не начать с себя?

Ещё мгновение алайонелец мерил его свирепым взглядом, скрежеща зубами. А затем, как-то сразу угаснув, только рукой махнул. И, как продолжение того же жеста, отдав честь королеве, направился прочь из Залы, по-военному чётко печатая шаг.

– Космофлотцы бравые – головы дырявые, – бормотнул Аррк Сет ему в спину. – Суровые лица, бронзовые сердца и устав вместо мозгов… – Он развернулся к Сэре Саэлла; глаза её теперь смеялись, и он готовно улыбнулся в ответ. – Не кажется ли Вашему Величеству, что в нашей героической команде старина Джав был – единственный истинный герой? И признайтесь честно: вы ведь тоже вздохнули с облегчением, избавясь наконец от столь героического по призванию соратника. Редкостные образцы зануд, эти настоящие герои.

– И ещё признаюсь: не устаю восхищаться вашими иронией и самообладанием, – добавила королева Саэлла.

– Позвольте возвратить вам комплимент. – Аррк Сет галантно склонился к её руке. – А теперь – откровенность за откровенность: вы это серьёзно… насчёт премьер-министра?

– Подозреваю, что пригрела на груди змею, и крайне ядовитую. – Королева словно размышляла вслух сама с собою. – Что ж, в таком случае, доведётся мне стать – укротительницей змей.

– Всего-то, – усмехнулся Аррк Сет.

– Кстати, господин министр… вы бы приложили к вашей боевой ране хотя бы чистый платок. Кровь всё идёт… Видите, я уже принимаю вас в своё подданство. И даже начинаю заботиться о вашем благе, как подобает милостивой государыне. Искренне надеюсь на ответные жесты доброй воли.

Откуда-то из угла донеслось странное царапанье, неуверенное покряхтыванье. Приоткрылась дверца – не парадная, снесённая напрочь, но боковая, малоприметная. Образовавшийся в проёме тщедушный, как насекомое, старик – за его плечами мялись и другие, ещё более невзрачные личности – гаркнул неожиданно зычным, церемонимейстерским ором:

– С благополучным возвращением, Ваше Королевское Величество!

– Благодарю за всестороннюю поддержку. – Сэра Саэлла чуть изогнула бровь.

Из потайного коридора разразились вдруг тирадой разноголосых сипов, шипов и хрипов: похоже, повыползавшие из щелей придворные обнаружили и опознали Аррк Сета. Лучезарно улыбаясь, королева взяла его за руку.

– Позвольте рекомендовать, господа: новый премьер-министр королевства Суэрси!

И, не заботясь нисколько о произведённом фуроре, увлекла его к выходу из Залы Советов, на частично оплавленную террасу.

– Вперёд же, мой друг. Осмотрите внимательней вашу новую вотчину. Жизнь продолжается, и нас ждут великие дела.

– Не просветите ли сперва, Ваше Величество: какие именно? – Неожиданно Аррк Сет почувствовал, что испытывает удовольствие от несопротивления.

И, как-то совсем запросто, королева Саэлла очертила взмахом руки бренные останки своей столицы.

– Нужно же когда-то начинать восстанавливать из разрухи этот бедлам. Хотя, возможно, я ещё крепко подумаю: стоит ли?»




* * *

…Немного измождённый парень богемного облика, лет чуть за тридцать, устало приподнял от раздолбанной пишущей машины одну только голову: спина, несмотря на бессонную трудовую ночь, хранила «стальную выправку хребта». Скудная военно-воздушная закваска, атавизм от Мировой, до сих пор сидела в нём (возможно, цепляясь уже из последних сил). Немудрено, впрочем, при теперешнем образе жизни, что день ото дня он всё меньше становится похож на лётчика-аса, и всё больше – на пробку канцелярскую.

Что ж, он сам избрал свою новую судьбу; и, по большому счёту, не жалеет. Ни о прошлом, ни о будущем, равно зыбко-эфемерных, отнюдь не дающих ему твёрдой гарантии на встречу завтрашнего рассвета.

Только вот… как всегда, немного грустно возвращаться от блеска звёздных королевств и титанических битв в космосе – в более чем непритязательную обитель начинающего, безвестного литератора. В обветшалую мансарду, хозяйка которой со дня на день готова заявить своему постояльцу: «Вот вам Бог, а вот порог», – наскучив его вечными баснями о гонорарах, по-прежнему затерянных во мраке грядущего.

Сегодня же, поставив в рукописи последнюю точку (вернее, знак вопроса), тем самым он сказал сотворённому им миру последнее прости. Пора настежь распахнуть окна рассвету нового дня – и всем бесконечным опостылевшим заботам, что он неизбежно принесёт. Послевоенной инфляции, опустошившей кошельки посолидней графоманских; и наболевшему – дальше больше – квартирному вопросу; и долгой-нудной волоките от издателя к спонсору и обратно: вечная круговерть, ситуация одна – люди разные.

Жизнь под неизбывным знаком «хлеб наш насущный даждь нам днесь» – согласитесь, в конце концов это может поднадоесть.

Но отныне – всё изменится. Его звёздная сага принесёт ему известность и капитал. После того, как ради неё он пренебрёг всем – службой, родственными связями, общественным мнением; после того, как вложил в неё скудные сбережения, и бессонные ночи, и самоё душу, – не может быть иначе. Да, именно так: мировое имя – и неразлучное с ним богатство. Вилла с серебристыми колоннами где-нибудь на Миафлосских островах… или ладно, для начала сойдёт один из тех небольших, респектабельных особнячков в живописных окрестностях Тломиса.

Да после этой дрянной ночлежки с хозяйкой-скупердяйкой – раем покажется какой угодно шалаш, лишь бы единолично-собственный.

Но главное – может статься, даже Сэра Саэлла (не та, что звёздная королева, а та, что реальная) больше интереса найдёт в литераторе с именем (так и быть, пока не мировым, а просто…), нежели в непризнанном таланте, дембеле из военно-воздушных сил.

Непременно найдёт. Нужно только решиться – и посвятить первую свою книгу: «Боевым друзьям, а также настоящей Сэре Саэлла – будущему асу».

Ибо Сэра-прототип столь же непохожа на будничное окружение, как и Сэра-королева. Далеко не всякая девушка променяет пустоцвет вечеринок, нарядов и сплетен – на карьеру лётчика-истребителя, полную суровой истинности.

Возможно, после Сэра и упрекнёт его: зачем-де вознёс её на такой рискованно-высокий пьедестал. Неважно. Лишь бы восприняла его, наконец, всерьёз. Тогда уж как-нибудь выпадет повод тихонько убедить её:


– Другие пусть слагают саги
О героинях звёздных трасс.
Ты не уступишь им в отваге –
Ни впредь, ни в прошлом, ни сейчас…


Солнечный зайчик, детски-невинный шалун, скакнул из окна частью на рукопись, частью на нос автору, – побудив того чихнуть от всей души. Правильно намекаешь, приятель. Ночь – пору бесплодных мечтаний – окончательно сменило юное, напористое утро, властно требующее решений и действий.

Для начала Автор будущего бестселлера потянулся в своём чудовищно неудобном кресле – смачно, с хрустом, до трепета каждой жилки. После невесть какой по счёту трудовой ночи мир в глазах малость оплывал тающим снегом. Неплохо бы сварить на кухне крепкого далфару… если, конечно, там ещё завалялось что-то в этом роде.

Но как удержаться от прощального, грустно-гордого взгляда на финальные слова рукописи – на зыбкие силуэты королевы Саэлла и Аррк Сета, проступающие из-за безликих печатных значков. Вот они, на террасе роскошного и призрачного дворца: тоже встречают рассвет, с терпким привкусом нездешних пожарищ… Доброго пути в самостоятельную жизнь, ребята. И – ныне отпущаеши: в это утро истекает срок власти творца над творением…


Зачем-то затянут последний, благословляющий взгляд. Что ещё тщился высмотреть Автор в своём предполагаемом первом шедевре? разве что – подтверждение собственной, шальной прощальной мысли?

Что ж – что хотел, то получил сполна.

Уже за гранью того последнего-распоследнего, грозящего открытым финалом знака вопроса, – Сэра-королева вдруг посмотрела на Аррк Сета совсем иначе, серьёзно, выжидательно.

– И ещё, Аррк… с вас причитаются – подробные и обстоятельные рассказы о мире, где вы пропадали всё это время.

И, напротив, совсем неуставно-ёрнически подмигнул Аррк Сет: скорее ему, Автору, нежели собеседнице. И – обжёг полусонный мозг язвительной телепатеммой:

«Не-е, Профессор… всё не так было!»

Уф-ф, чтоб тебя! Или мара изнурительной ночи морочит и теперь? или свои кровные герои впрямь подались в самоволку, и не только после – даже и до открытого всем ветрам финала? О чём они толкуют, во имя Светлого Неба?!

Никоим образом не мог Аррк Сет – без ведома творца – пропадать пропадом в каком-то ином, разительно непохожем… да попросту чужом, не-Авторском мире! И тем более не положено ему – обучиться там телепатии.

Ах вы, черти мои, черти… для этого, что ли, я вас выдумывал, неблагодарных?!

Однако если и есть на свете персонажи книг, способные издеваться в лицо собственному Автору, – то Аррк Сет из этого десятка.

Может, незадачливый демиург поразиться толком не успел, когда на террасе, рядом с его героями, чересчур чётко обрисовался – посторонний. Женщина: стройная, спортивная, буйно-черноволосая… мертвенно-спокойное лицо почти девчонки – и глаза, старше своей владелицы лет на тысячу минимум.

То была – не его героиня. Немыслимо, что кому-то вообще могла такая понадобиться: молодая хищница с душой, выжженной давно и дотла.


И со странным, даже абсурдным, что на слух жителя планеты Ритлиора, именем: Шейла… почему-то Автор знал, что чужачку-диверсантку зовут именно так.

Но что впрямь ни в какие ворота не лезло – то, как посмотрел его Аррк Сет на пришелицу незваную-непрошеную.

Вот этого взгляда горькой нежности – и правда не могло быть… потому что этого быть не могло.


Часть I
Из грязи в князи – с выжженной душой


1.

Хозяин бара «Бронзовый Файр» мог распрощаться со своим заведением. Если только уже не распростился – с жизнью.

Жаль. Славное местечко… было. Для этой стороны – вполне приличное. Отнюдь не притон: Патруль носа не подточит!

Нашла о чем сокрушаться, кретинка сентиментальная…

Почва так и норовила ускользнуть из-под ног: минута-другая, и система искусственной гравитации взбесится окончательно. Герметичность тоже держалась – на честном слове да на одной сопле: импульсы огнемётов, лучемётов, энергомётов и ещё невесть каких «мётов» изрешетили купол до состояния швейцарского сыра. Оглушительно пахло озоном, оплавленным металлом, обугленным пластиком, алкогольным перегаром, – и, наипаче, поджаренной плотью. Добрых две трети бывшей суши покрывали теперь моря разливанные из бренди, виски и охладительной жидкости; и разноцветное пламя отплясывало на их поверхности залихватски-бестолково, как пьяный в невесомости. Осколки, обломки, руины… трупы…

Армагеддон в масштабе астероида.

И нечто надвигалось в этом огне, дыму, чаду, аду, – нечто смутное, но неотвратимое. Вероятнее всего, то была смерть.

Смерть ломилась напролом, сквозь бывшую стойку бара; определялась в очертаниях, издевательски двоилась: здоровенный зейранский типчик, обладатель на редкость дубоватой рожи – и здоровенная же бабища-рептилоид из расы вэн-гаров, когти наизготовку.

Двойники? – в известной мере. Все прирождённые секьюрити, с какой бы планеты ни происходили, – как с одного оригинала клонированы. И оригинал-то – из отбросов общества.

Да ещё из-за стены огня, с безопасного расстояния, незримый и всезрящий (труба иерихонская, футы-нуты!), плюгавец-ригеллианин, босс, вовсю разорялся на тему: да сколько ж можно копаться, чтобы прикончить пятерых сопляков?!

Копаться, по всему судя, действительно оставалось недолго.

Девчонка (назвать её женщиной – была бы изрядная натяжка) вжалась намертво в угол за стойкой; и пальцы с белизной в костяшках едва не в щепы крошили рукоять маленького бластера. Сухая, угловатая, – не цветок, стебелёк из стали; перевита узлами взведённых мышц, покрыта коростою копоти, ран, лохмотьев от бывшего комбинезона. Глаза – загнанного зверька. Волосы – до плеч – выкрашены в «засыхающую кровь»: ярко-алые у корней, все оттенки бурого посередине, тускло-чёрные на концах.

И – губы, сведённые судорогой, высвободили дикий оскал: прямо в раздвоившуюся рожу смерти.

Полчаса назад их правда было пятеро. Три парня, две девчонки. Все – земляне (насколько можно говорить о чистоте генов в наше благословенное космополитическое время). Пять пальцев, способных сжаться в довольно увесистый кулак.

Хорошо спаянная команда, в галактике известная – и даже славная – под именем Молодых Волков.

Ещё бы! – на все руки мастера. Шпионы, жулики, взломщики, хакеры, киллеры, охранники, технари, – что угодно для души. Свободные художники, ценные наёмники: без работы скучали редко, успевай только заказы подхватывать…

Пока не дёрнула нелёгкая завербоваться к Живчику Текки, шушере двуличной. Будто не доходили до них упорные слухи, что обычная у него расплата с наёмниками – из лучемёта в затылок. А чтоб следов не оставить, концов не найти… Скрестили, щеглы желторотые, пальцы на счастье (больно уж мягко, подлец, стелил!): брехня, мол, пронесёт, авось да небось. А нет – знать, планида такая. Что есть жизнь, как не гонка за длинным кредитом? рано или поздно суждено ведь проиграть её и Молодым Волкам.

Сказано – сделано. Без промаха, как в дерьмо пальцем. Осталась изо всей стаи – она одна, и то ненадолго. Самая молодая волчица.
Да и какое там уже – волчица… так, крысёныш, загнанный в угол. Что противопоставить надвигающейся двуликой смерти, кроме игрушечного бластера да судорожного оскала?

Да теней, в памяти всё ещё до боли живых.

Шерлок, брат-близнец – и Айно, его девушка. Мбога, чернокожий весельчак, ей же строивший глазки чем дальше, тем откровенней – и Даккар, «Капитан Немо», старший из всех, признанный лидер… мрачно-неприкаянный, одинокий даже в команде…

Вон их обожжённые трупы валяются по всему бывшему зальцу бара. Среди обломков столиков и осколков бутылок – такой же, отслуживший своё, ни к чему уже не пригодный хлам. Последнее смертное объятье с врагами (идущий во Тьму ищет надёжных спутников!) – и случайное соседство с крысами, опоздавшими покинуть корабль в час катастрофы. Чётче, яснее, больнее всего: рука Шерлока, откинутая в сторону, в самую лужу бренди; и язык пламени уже робко лизнул её, пробуя на вкус новую пищу.

Скоро, ох скоро, холодная и безжалостная как лезвие меча, дооформится мысль: если брат мёртв, зачем ещё жива ты? Не самое ли время – прихватить с собою за черту как можно больше гадов (недосягаемая мечта – Живчик Текки самолично!), в память о ребятах?!

Если б ещё месть хоть кого-то когда-то вернула…

Покорёженная металлическая стойка – хлипкая баррикада! – рухнула наконец; ещё пара дюймов, и вовсе не понадобилось бы добивать девчонку-крысёныша в углу. По инерции сунулся вперёд на пару шагов синекожий верзила зейранец. Коротко пыхнул игрушечный бластер – громила споткнулся, даже не изменив выражения тупости на роже. Грохнулся, с аккуратной дыркой между глаз, почти под ноги своей убийце.

Может, этаким амбалам правда плевать: живы ли они, или уже сдохли.

Хлюпик-босс выхаркнул новую порцию проклятий, поневоле подался ближе (и недосягаемая мечта стала малость реальней!). Рядом с ним в дыму заворочалась ещё одна – вторая! третья! – груда мускулов. Лазер тебе в глотку, Текки! – ты что, правда клонированием их размножаешь, тут же на месте?! Ладно, с ними после; первый удар – ближайшей вэн-гарихе…

И, за долю секунды до нажатия на спуск, чутьё предупредило: зарядов – по нулям.

Всё, пушка-душка, верная подружка. Отстрелялась, голубушка. Да и тебе, девочка, недолго прикидываться барельефом в углу: скоро совсем по стенке размажут!

Рептилоидная туша – легка на помине! – видно, что-то начала соображать… шевельнулась угрожающе. Ровным счётом дюжина кривых дециметровых кинжалов сверкнули металлическим красным отливом уже в опасной близости.

Таких штучек обычно зовут… ну, скажем, Ки-Нарр Кровавый Коготь; и жизненное предназначение данной Ки-Нарр – развенчивать ту байку, будто, мол, все вэн-гары поголовно владеют Силой. Наверняка, изо всей Силы эта дубина не нюхивала и телепатию; и, значит…

Ну что – значит?! Вовремя же тебе напоминают о существовании в природе Силы, Молодая Волчица! отныне и навсегда – Волчица Одинокая. Может, ещё поднапряжёшься и выудишь, что там тебе толковал Тинжери, старик-эшрэй? О бесконтрольности (по малолетству); о триггерных ситуациях?

Ведь эта ситуация пахнет выхлопом – дальше некуда?!

Сразу шесть когтей сдирают со стены уцелевшую обшивку в том самом углу, где только что была ты… для тебя самой ведь приятный сюрприз – обрести вдруг завидную, ртутную увёртливость крошек-элиффянок! Щекочущий свет поднимается (не волной – целой цунами!) откуда-то из солнечного сплетения; мгновенно обрабатывается мозгом… Резко выброшены вперёд обе руки – с каждого пальца срывается по фиолетовой молнии, чтобы скоро и безошибочно найти каждая свою цель.

Крошка Кровавый Коготь сгорела вмиг и дотла, поражённая в упор. Троица других амбалов, уже мёртвые, пару секунд корчатся на полу в пляске святого Витта – мрачные лиловые факелы.

– Она владеет Си…

Последняя молния вколачивает Живчику Текки обратно в глотку едва начатый вопль: жутковатое, невнятное бульканье. Не слишком ли лёгкая смерть для гадёныша? эх, будь ты постарше, поискуснее…

Непроницаемо чёрная вуаль покрывает мраком мозг вместе с бесплодными сожалениями – слишком уж стремительно. Всё, полная выкладка. Покойся с миром, брат… встретимся в Последнем Пределе, ребята…

– Эй! что тут происходит?

С прощальной чёткостью слышишь негромкий оклик в рацию… ни властности, ни ужаса, – тревога и сострадание в нём. Видишь в дверном проёме (дверь высажена давно) две гуманоидные фигуры. Нормальные габариты, лёгкие скафандры – слишком хорошо знакомые, чёрные с серебром.

«Как всегда, вовремя…»

Дурацкая мысль, полная горького злорадства, вспыхивает уже на краю благословенного небытия.


2.

…Боль.
Рваная, воспалённая, гноящаяся боль.
Нет, не в ранах.
В сознании.

Будто добрую половину его отхватили без жалости, без анестезии, тупым ржавым ножом.

В уцелевшей половине бьётся, как птица в силке, что-то из когда-то прочитанного. «А смерть, оказывается, груба. Да ещё и грязна. Она является со множеством отвратительных инструментов, похожих на докторские. Каменные молотки для ударов; ржавые железные крючья для разрывов сердца…»

Припасены у неё, видно, и тупые ножи – для раскройки разума…
Да: смерть. Не твоя – увы. Стократ горше, непоправимей.

Смерть брата Шерлока, самой родной, близкой души в этой неласковой вселенной. Как иначе, если существа, причастные к твоему появлению на свет, тебе в принципе неизвестны; случайные же наставники, включая жизнь, все как один снисходительно-равнодушны, если не откровенно-жестоки.

Болтали, помнится, будто вы с братом и спите вместе… ничего поновее не придумали, кретины.



Разве без того они, близнецы, не две половинки одной сущности? У кого искать опоры, как не друг у друга? Да ещё – у товарищей, у родной маленькой стаи Молодых Волков.

Айно, богатырша-северянка, вылитая валькирия; Мбога-балагур, столь же насмешливый, сколь и надёжный; сумрачный Даккар, беспрекословный лидер…

Ничтоже сумняшеся, наперекор воспалённой ране в сознании – теснятся за закрытыми глазами прежние, живые, верные, полные молодого задора. Боже… все боги, ангелы, демоны метагалактики, будьте вы тридцать три раза прокляты! сделайте так, чтоб это оказалось тяжёлым сном, похмельным виденьем, бредом сумасшедшего… чем угодно – только не жестокой реальностью!

Ведь ни полунамёком не сулил катастрофу тот обычный вечер в «Бронзовом Файре»… милое название, славное, спокойное заведеньице. Выработанный астероид, купленный умницей-хозяином по дешёвке и оснащённый как целая портативная база. Что стаканчик пропустить, что катерок подлатать, что сделку провернуть, да и залечь на дно при нужде, – самое то, что доктор прописал. Публика в меру пристойная, в меру захмелевшая. Отрадное отсутствие всяких развесёлых девочек и мальчиков. Охрана неожиданно обходительная: ни перекачанных мускулов, ни микроскопических мозгов, но буянить не дают, не взирая на личности.

Тихая пристань – отнюдь не для одной пятёрки Молодых Волков.

Память отчаянным усилием тщится ухватить, удержать каждую подробность того вечера… Вон вся их команда, за любимым столиком, самым укромным… Приятный полусвет-полумрак, музыка на грани слышимого; приглушённая разноголосица, общая на весь зал и особая на каждую компанию… И, легко перекрывая всё это – с особенной ясностью врезалось! – некий острослов с гитарой из противоположного угла, как из рога изобилия, сыплет частушками явно своего сиюминутного сочинения, похабными и не очень. Щедро одаривает краснобайством каждое лицо и каждое событие в баре: на злобу дня, на потеху почтеннейшей публике. И присные его (вон, обсели столик чуть не во всех двенадцати измерениях!) дружно подхватывают припев, всякий раз открывающийся словами: «Эх-ма, планетка Тинкс!..», или: «Планетка Лирулин!..», или там: «Планетка Зургинар!..» Этак-то недолго перебрать всю Конфедерацию – и на второй круг… что там мелочиться – на наш век планеток хватит!

Хорошо сидим. Тихо-мирно, едва не по-семейному.


Нет, не спускали здесь Молодые Волки кровную выручку: та только ждала их. Ладно, не убежит. Дельце уже обтяпано, удачно и даже не без виртуозности, вполне в их стиле; почему б не опрокинуть по рюмочке-по другой уже теперь, в ознаменование?

Мудрость предков: не говори гоп, пока не перепрыгнешь.

Древняя земная поговорка, что ж ты так убийственно точна? лучше бы врала как сивый мерин…

– …Илагр тебя заешь… кто раскачивает базу?! – Общее благолепие взрывается рявкающим, сиплым контральто. – Ох, надеру кому-то задницу… ик!..

У самой стойки болтается, как в невесомости, дюжая сарнийка. (Ещё бы не сарнийка: где ж могут водиться илагры, как не на Элкорне? да и сама – илагриха илагрихой, только пьяная вдрызг). Современный комби – и донельзя архаические косы средневековой морской пиратки. Мощную грудь крест-накрест перетягивают какие-то дурацкие портупеи самого бутафорского вида: прямо первопроходец из скверной космической оперы. Кому конкретно грозится надрать задницу эта колоритная кинозвёздная личность – темна вода во облацех; но вот что сама надралась сверх кондиции – факт бесспорный. Вон, перегаром на три парсека шибает; и зрачки расширены по-берсерковски: без наркоты не обошлось. Со своим галлюциногеном, что ли, ходит? хозяин «Файра» ничего подобного в бренди не сыплет, хоть на Писании присягнуть.

С какой радости, подруга, глушишь всякую пакость, да ещё в откровенном одиночестве? ладно, твои проблемы. Ни публика и ни охрана вмешиваться не спешат.

Один внештатный шут с гитарой отреагировал завидно метко:


– Как-то раз сидела в баре,
Дула бренди с галюном.
Подымаюсь – что такое?!
Ходит база ходуном!


– Ы-ы-ы?!..
Набычась, сарнийка предпринимает было архисложный манёвр разворота при полной разболтанности всех бортовых систем… заплелась в собственных конечностях, грузно кувырнулась на пол – и тут же захрапела сочно, богатырски, сном праведницы.

А остряк-самоучка знай наяривает в том же духе:


– Кто раскачивает базу?!
Изловлю – убью заразу!
Пёрла к гаду напролом –
Протрезвела под столом!


Общий смех над поэтической вольностью: где-где, а под столом, голубушка, не заваляется. Вон, уже подскочили двое предупредительных вышибал. Поднатужились, подхватили обмяклую тушу за руки, за ноги, – эх, дубинушка, ухнем! Потащили, болезную, в свободный номер мотеля… ещё, кажется, цедила она в забытьи забористую наёмничью брань. Жаль, только-только себе под нос.

Такие вот драгоценные, жизненно важные мелочи: разбегаются, разбредаются, просачиваются сквозь пальцы водою Леты, реки забвения, – не удержать! Вот-вот испарятся, опалённые уже близким, неотвратимо грядущим ужасом…

…Вот ещё яркий, сочный обрывок – из последних: изысканный и одетый соответственно вэн-гарский парень (явный, породистый Тёмный!) ретируется из зала едва не бегом. Ибо с обеих сторон на нём виснут, не скрывая истинных намерений, две гуманоидные цыпочки подшофе, похожие как сестрички родные в азарте похоти.

И прощальный заряд остроумия подталкивает злосчастного рептилоида тычком в спину:


– Как с подружкой мы на пару
Полюбили раз вэн-гара.
Раз любили, три и пять…
Встречу – полюблю опять!


Кажется, всей забегаловкой подхватили очередной припев: «Эх, ксенофилия!..» и так далее. Под массированным артиллерийским огнём доморощенного рифмоплётства бедняга выкатывается, не чуя ног. (Отряхнуть с себя кисок мартовских с бульдожьей хваткой ему, однако, и тут не удаётся). Тем паче недосуг ему обернуться, чтобы швырнуть в ёрника энергоразрядом – или хотя бы горьким упрёком. Поэты, мол! удавить из жалости!

– Эк парня-то припекло! – Мбога, после приступа веселья, прямо-таки смахивает слёзы с ресниц.

– Парня – или девочек? – уточняет невозмутимая валькирия Айно.

– Я-то думал, все эти ящурки-чурупашки неравнодушны к гуманоидам в качестве сексуальных партнёров, – притворно недоумевает Шерлок. – Привыкли там, в своём Большом Магеллановом, строить из себя высшую расу, безнаказанность со вседозволенностью.

– Ещё хороший вопрос, кто из этой троицы почитал себя высшей ра…

Неистощимый балагур Мбога вдруг запинается на полуслове; долю секунды смотрит в никуда взглядом удивлённого ребёнка – и опрокидывается навзничь. (Только много позже осознала ты, что у него оплавлена половина черепа). Ещё один пучок энергии с беспощадной точностью выжигает у Айно всё лицо – ну и мозг, само собой. (Знали, стервы, куда метить в первую очередь: в самых мощных бойцов команды!). Опомнясь, Шерлок со звериным воем встаёт во весь рост – и тотчас получает своё. (Вскоре – ты видела это! – брата ещё доработали «контрольным в голову» – пущей надёжности ради. Уже, видно, в курсе были, что хороший приятель Волков – эшрэй, хирург не из последних, как все эшрэи, да впридачу владеющий Силой…)

Лишь за остатки команды, за тебя с Даккаром, Живчику довелось заплатить цену несоразмерную. Долго, похвально долго отстреливались спина к спине; положили львиную долю Живчиковых громил. Лишь очень нескоро, когда уютный залец «Файра» превратился в оплавленный ад; когда вопящая публика, вкупе с обслугой и охраной, давно унесли ноги кто куда (иные и не успели, тут же полегли), – тогда достали и Даккара. Попросту голову срезали лучом…

…Боль, боль, боль… океан пульсирующей боли затопил уцелевший обрубок души; и во всей вселенной – боль, только боль и ничего, кроме боли. Ты-то хоть смыться успел, злоязыкий кабацкий менестрель? и ты, симпатяга хозяин покойного «Файра»?..



…Заботливая рука, протянувшись через всемирный потоп боли, касается сознания: и нежно, и властно. Кому-то, верно, невтерпёж вытащить из-за черты дуру-девчонку, хоть за шиворот, хоть за патлы, – какого бы мнения ни была на сей счёт сама дура-девчонка. Ох, не в корысть мне сейчас никакая забота, ни сострадание, ни человеколюбие… Нет, вру: нужно человеколюбие. Но – одного-разъединственного свойства: оставьте так, как есть. Не тяните, ради всего святого, насильно в рай, вверх, к жизни, свету… к вечной боли, навсегда переполовиненной душе. Бросьте тут, во Тьме… где брат… встретимся в Последнем Пределе, ребята…

Тянут-таки: слишком вымотанную, чтобы противиться; захлёбывающуюся раскалённой плазмой памяти. Вот и смутный свет сквозь веки; туманно-тревожный голос сквозь вату в ушах…

– Достойная этшивин…

Вялое, как медуза на песке, недоумение. Эк загнули – «достойная этшивин»! тамбовский волк вам достойная этшивин. Конфедераток так величайте – прирождённых, правоверных, законопослушных. А мы – ренегаты мы. Отринули законы Конфедерации, справедливейшие и гуманнейшие во вселенной, – вот ведь нехорошие мы какие! Космические джентльмены удачи мы; флибустьеры. «Флибики» – так, для простоты, наверняка выражается наш доблестный Патруль…

Патруль? То-то мелькнули на задворках памяти два индивида в чёрном и серебряном. Явились – не запылились к месту происшествия; как всегда, вовремя.

Прям-таки, хоть продолжай частушку в духе того юмориста с гитарой, чья судьба для тебя отныне покрыта мраком. Ну, к примеру:


– В баре флибики сидели
И на стойку щурились.
Как патрульного узрели –
Сразу окочурились!


И разухабистый припев: «Эх, база Патруля!..»
Тоже, кажется, вольные-фривольные вариации на тему чего-то когда-то прочитанного… ну не Вильда Крамольница, чего нет, того нет. И увы – флибики-то, в общем, окочурились прежде, чем узрели патрульного…

И прихватили с собой ребят!

Стон бессильной ярости срывается-таки. Сама-то – не «как всегда вовремя»?! Что помешало более к месту применить чёртову Силу? – страх за свою трижды никчемную шкуру?!

Продолжаешь, сама себе палач, терзать душу и память; хотя и в курсе: шкурничество тут ни при чём. Всё – «бесконтрольность», о которой предупреждал старина Тин. Хоть тресни – не смогла, желторотая, распознать кольцо агрессии, сомкнувшееся вокруг Молодых Волков. Всё ж таки Текки, сволочь, телепат не из последних был: прикрывал своих тупых амбалов вплоть до нужного момента. И после – не нашла в себе ни капли энергии, чтобы защитить хотя бы уцелевшего Даккара.

Была не была! – удаётся разлепить веки, словно схваченные металлоцементом в вакууме. Искусственный свет, искусственный воздух; тесноватые стены, обитые квазибиопластом и напичканные определённого сорта аппаратурой, – медблок космокатера. И ты вся утыкана мудрёными датчиками, регенераторами, стимуляторами – как акула прилипалами. И где-то высоко, почти в мифологических небесах, – смутное пятно лица (кажется гуманоидного, и кажется женского), венчающее чёрный с серебром мундир.

Реальность напоследок заваливается навзничь, притворяясь мертвецки пьяным забулдыгой… и зрение твёрдо, раз навсегда обретает фокус. Лицо, с тревогой и надеждой всматривающееся в тебя, впрямь женское, гуманоидное. Медная кожа, заострённые уши, глаза пронзительной, изумрудной зелени… санбиолийской национальности, лицо-то. Вон, расцвело улыбкой усталого облегчения.

– Очнулись? Отлично, – резюмирует, ангел-хранитель в униформе Патруля.

Отлично?! позвольте усомниться. Кому как. Кое-кто (заметьте: тот, кого это касается непосредственно) не оценит сей факт воскрешения Лазаря даже на «удовлетворительно».

Ещё и потому, что плоть – растерзана, раздроблена, расплющена, парализована, и для верности садистски перекручена во всех двенадцати измерениях… не говоря о душе. Попытка пошевелиться обречена заведомо. Тела – нет вовсе; разум – жалкий огрызок. Как жить со всем этим? – вернее, безо всего?!

– Лучше бы вам полежать спокойно, достойная этшивин. – Одновременно с добрым советом, благодетельница плавно подкручивает верньер на каком-то приборчике, приткнувшемся к черепу пациентки. – Телесных повреждений у вас – минимум; но вот энергетический дисбаланс, психологический шок… боюсь, с этим я мало чем помогу вам, в полевых условиях. – И, хмурясь на показания датчиков, довершает доверительно: – Просто чудо, что в живых остались.

Молчишь. Кажется, кусаешь губы.

Конфедераты, блин! умеют же подобрать гладкие, стройные, наукообразные определения, чтобы подвести итог катастрофе.

Вам бы этакое чудо-юдо… кровному врагу не пожелаешь.

– Стоило ли так горячиться… там, в баре? Без того смертей было достаточно.

Го-ря-читься?! это уж чересчур! Океан боли взрывается изнутри багровым тайфуном – страшным не столь силой своей, сколь безысходностью…

Это был мой брат!!! – хочется вытолкнуть этот тайфун из груди, волчьим воем на всю равнодушную вселенную. Молчишь. Смысл-то?!

– Достойная этшивин… Шейла. – Пальцы касаются плеча с той же осторожной заботливостью, как перед тем мысль касалась сознания. – Вас ведь так зовут?

Да, молчишь ты. Меня так зовут… или звали. Какое имя у человека вроде тебя – с обрубком вместо души?

И как достучаться участием и принять его – в ходе столь невозможного, одностороннего диалога?

– Право, я очень сожалею. (По глазам видно, по мыслям слышно: сожалеет санбиолийка-патрульная, в равной мере, как о твоём брате и ребятах, так и о Живчике с его ублюдками). Но друзья ваши (интересно, отличает она вообще твоих друзей от твоих же врагов?)… Словом, их мозг восстановлению не подлежал…

Одно только забыла добавить, благодетельница. Что и твой мозг, в принципе, восстановлению не подлежит. Отныне и до конца жизни, к коей тебя вернули так милосердно.

Впрочем, это ты слишком хорошо знаешь и без напоминаний.

– Соболезную… – Одно из самых бессмысленных, беспомощных, безысходных слов во всех языках.

– Что вы тут, капитан Фэйрикс, панихиду затеяли? – Новый голос вихрем врывается в тесный медблок: бодрость почти ненаигранная. Вслед – его обладатель, долговязый парень в патрульном же мундире. Помимо воли ослепляет тебя солнечным, «рыжим, рыжим, конопатым» обличьем. Землянин, что ль, или элкорнец? – Девочка без того не в себе…

– А вы по какому праву оставили центропост, капитан Хованский? – Коллега пытается попасть в тон: впечатление весьма унылое! – Кажется, ваша обязанность – вести катер?

– До базы, полагаю, доберёмся и на автопилоте. Не ахти какой подвиг навигации.

База… база Патруля, надо думать?

– Там ведь – лучший центр реабилитации в галактике, достойная этшивин, – спешит предупредить невысказанное тобой капитан Фэйрикс.

Безразлично смотришь сквозь неё. С чего они взяли, эти патрульные, будто тебя так уж заботит твоё собственное будущее? Волоките куда вам желательно, не препятствую. На реабилитацию; на вивисекцию; на урановые рудники; к чёрту на рога. Не всё ли равно теперь.

Брата ведь не вернут; и тебя к нему не отпустят с миром.

– Ты бы, Фэйр, присоединилась ко мне в центропосту, если серьёзно, – рекомендует капитан Хованский. – Девочку нелишне оставить в покое, пока не доберёмся до более квалифицированной помощи. Наша некомпетентная миссия завершена: вернули к жизни, и на том слава прогрессу.

– Уел, Стёпа. Скорейшего выздоровления, телесного и душевного, достойная этшивин Шейла.

Санбиолийка пробегает пальцами ещё по каким-то кнопкам. В каюте сгущаются спокойные, серовато-сиреневые сумерки; на грани восприятия зудит всепроникающе-приятная музыка, или просто сонный лепет воды, перекличка птиц. Пахнет летним вечером; разогретой за день землёй; скошенной травой; близкой ночной грозой. Свет, звук, аромат струятся, обволакивают, баюкают изувеченный мозг; заставляют отступить даже грызущую боль, твою вечную отныне спутницу; та наверняка ухмыляется, прячась в нору подсознания до поры.

Может, в будущем стоит пересмотреть своё отношение к наркоте – в сторону большей терпимости?

Капитан Хованский кланяется учтиво, полыхнув костром всей своей натуры.

– Поспать бы вам, достойная этшивин.


Здравая мысль – лучше поздно, чем никогда. Капитан Хованский выпадает из поля зрения, прихватив и капитана Фэйрикс. Удалились из каюты? или самоё сознание опять ускользает?

В любом случае – туда дорога, и стоит ли противиться. Ведь до чего просто: не думать, не чувствовать, не помнить… просто – не быть.

Просто… просто… просто… про…


3.

– Жизнь нужно строить заново, – проговорил Эндомаро.

Пальцы почтенного эшрэя выпустили пучок тончайших нервных волоконец, прежде чем пробежаться по одному из лежащих в вазочке крупных персиков. Эшрэи – существа с очень развитым осязанием, что и позволило им стать лучшими в Конфедерации хирургами, ювелирами и микроэлектронщиками. И теперь, похоже, прикосновение к нежной пушистой кожице плода доставляло Эндомаро не меньшее удовольствие, чем его вкус.

Очень юная землянка с очень древними глазами рассеянно следила за изящными движениями руки собеседника; и губы её не находили сил сложиться в привычную горькую, циничную пожимку. Попробуй тут быть циничной, когда за твоим столиком приютилась этакая помесь доброго доктора Айболита с плюшевым мишкой Винни-Пухом. Антропоморфное существо росточком метра в полтора, почти сплошь покрытое мехом цвета осенней листвы, шелковистым даже с виду. Добавьте ещё лицо, тонкое, совершенное, исполненное спокойного достоинства, кроткого милосердия, древней мудрости и настоящей силы, той самой, которая в демонстрации не нуждается, – всё в равных пропорциях.

В общем, эшрэи – также существа с очень развитым личным обаянием. Что делает их также лучшими психотерапевтами в Конфедерации.
Двое находились в уединённой, светлой, ажурной беседке; беседка – в такой же уединённой, светлой, ажурной берёзовой рощице; а рощица – на планете Земля.

На Терре-Прародине, будь оно всё трижды неладно.

А давненько не приходилось ступать на твёрдую почву каких бы то ни было планет (не говоря об историчской родине, не виданной вообще никогда сроду; что, впрочем, равно относится ко всем прочим планетам Конфедерации). Всё какие-то метеоритные пояса; астероиды выработанные и под завязку полные «полезными излетаемыми»; а также рукотворные базы пиратских боссов, мелких и посолидней. Если и доводилось высаживаться на планеты – то, опять-таки, сплошь на дикие и несимпатичные, буйные и первозданные, и даже на неоткрытые… словом, к мыслям о пикнике уж никак не склоняющие.

Не побывала до сих пор изо всей галактики – только в её центральных, обжитых, цивилизованных краях, собственно в Конфедерации. Зато все как есть крысиные норы во всех захолустных дебрях – наперечёт знакомы.

И вот – не было счастья, так несчастье помогло! – сподобилась.

На историческую родину.

А ничего себе местечко, следует признать. Тонкие светлые стволы в весёленькую тёмную пестринку; нежно-зелёные кроны в золотистых солнечных веснушках, взъерошенные ветерком, лопочущие что-то несуразно-ласковое бессчётными листочками-язычками; голосистые пташки-потешницы в кружеве ветвей; щеголихи-бабочки в роскошной путанице разнотравья…

А ещё где-то – гордые города и оживлённые космопорты; мощные заводы и высокоучёные Институты; прекрасные музеи и первозданные заповедники; тучные плантации и многолюдные курорты… что угодно для души.

Идиллия. Живи – не хочу.

Вот Эндомаро, её маленький золотистый-пушистый ангел-хранитель, тоже говорит: жизнь нужно строить заново.

Только – к чему?

Как можно наверстать, нажиться всласть – одной за пятерых? наглядеться, наслушаться, надышаться допьяна? насвершать свершений, наоткрывать открытий, наизобретать изобретений, чёрт побери?!

Золотые блики, пятна солнечного света и теней от листвы, играли на белом пластиковом столике; и продолжали играть на кожице персика удивительные пальцы эшрэя; и продолжала бессознательно следить за всем этим пятнадцатилетняя девчонка-землянка.

Землянка по имени Шейла. Молодая Волчица; Одинокая Волчица; Чудом Уцелевшая Волчица.

Теперь, смыв с шевелюры устрашающую боевую раскраску, оказалась она – просто буйно-черноволосой. Оправившись худо-бедно от недуга, стало прежним тело: тонким, жилистым, по-подростковому угловатым и оформившимся не до конца, – но уже гибким, крепким, хищным, как закалённый клинок. И кожа налилась здоровой смуглостью под родным солнышком…

Только вот глаза навсегда остались – древними.
А лицо – мёртвым.
А душа – выжженной.
Дотла.
Какая тут, к хаосу, жизнь?!

Чуткий Эндомаро уловил мигом, когда мрачные мысли сидящей рядом стали сгущаться с катастрофической быстротой. Оставил свою игру с персиками; пальцами пробежал по щеке землянки – легко, перисто.

И заурчал умиротворяюще. Как большой кот, когда он пригреется у огонька, да впридачу его попотчуют сметанкой и почешут за ушком.

Эшрэй Эндомаро. Шейлин собеседник и лечащий врач (нейрохирург и психотерапевт). А в дальнейшем, быть может, – и Наставник.

Очень он напоминал другого эшрэя, кого Шейла знавала ещё на той стороне. Эшрэя по имени Тинжери.

При случае, он исполнял при Молодых Волках те же роли.
Собеседника, лечащего врача и Наставника.
Иногда. Когда этого хотел.

Но и плату за свои услуги брал далеко не всегда. А ведь та сторона – есть та сторона: даром там и болячка не сядет.

Впрочем, и эшрэи – всегда эшрэи. Человечнейший народ из народов Конфедерации; а значит – человечнейшие из человечных.

Даже на той стороне.
А на стороне конфедеративной – так тем более.

– Законы бытия неотменимы, – произнёс эшрэй Эндомаро голосом не громче урчания. – Ушедшим – память; живым – жизнь.

Свободной рукой он ненавязчиво протянул собеседнице один из персиков; та приняла и надкусила экзотический фрукт, едва ли осознав вкус.

Дело ясное – промолчала в ответ. Чего уж тут… коль скоро угораздило меня уцелеть месяц назад – есть ли смысл приставлять бластер ко лбу теперь. Это бы значило, помимо прочего, чёрную неблагодарность в отношении вас, док. Не кто иной – вы ведь меня выволокли из-за черты…

– Кроме того – ты способна ко владению Силой, юная Шейла. Силу же недопустимо оставлять в небрежении. Особенно – при твоих возможностях.

Тактичное существо, Эндомаро не имел обычая высказывать нелицеприятные вещи – не в бровь, а в глаз. Но суть предельно ясна: оставить тебя и впредь беспризорницей, юная Шейла, – так со временем выйдет из тебя вполне даже приличная Тёмная. Кому это нужно?

Да и в определённых кругах, с недавних пор, не начинала ли ты уже слыть… ну, не Тёмной, – тёмненькой?

Подтемнённой.

До поры до времени, по малолетству.
Ещё годик-другой – и… если бы только ребята были живы…

Теперь же – не всё ли равно? творить ли беспредел по галактике – или?..

– Не лучше ли – прожить жизнь полную, яркую, нужную людям? – Эндомаро подхватил её недооформленную мысль. – Я верю… более того – знаю: такая жизнь тебе доступна.

Блажен, кто верует… Шейла надкусила персик ещё раз.

Насчёт полной жизни – это уж вы загнули, док, при всём к вам уважении. А вот насчёт жизни, нужной людям… гм…

Коль скоро её пустая оболочка ещё способна принести пользу человечеству – почему бы нет? Приносить пользу человечеству, в принципе, можно и с выжженной душой.
Вон от киберов, домашних ли, сельскохозяйственных, – ещё какая польза! а души они отродясь не имели, даром что квазибио.

Так ведь и она теперь – если и «био», то определённо «квази»… приветствую вас, железные-полезные мои собратья новоиспечённые! Что с того, что мои возможности вроде как обширнее ваших? Тем лучше!

Припёрли меня спиной к стенке жизни, причём конфедеративного образа жизни… куда деваться прикажете? Смирись, Молодая Волчица, – и трудись во благо ещё лет двести, не меньше. Приятная перспективка, не так ли?!

Солнце клонилось к закату, вытягивая тени, добавляя багрянца в блики. С вершины ближней берёзы раскатился виртуозной трелью соловей. Знаменитый. Курский. Местность-то – соответствующая.

«Роща соловьиная стоит, белая берёзовая роща…»

– Для меня честь назвать вас Наставником, достойный этшивел.

Что-то высокопарное с трудом выдавилось… самой противно.

– Можно просто по имени. – Эндомаро отозвался открытой, хорошей улыбкой. – Для этого мы уже достаточно знаем друг друга, юная Шейла.

Да уж, достаточно… Эндомаро и приютил её, Одинокую Волчицу, в своём доме и в своей семье. Вон на опушке, у озерка, угадывается его бледно-золотистый коттедж, единственный в ближайшей округе. (Несмотря на общительность и обострённую человечность, эшрэи в душе отшельники, в городах селиться не больно любят, – парадокс изрядный). Славные люди его обитатели. Сам Эндомаро; и спутница его Раллетеру; и дети его, сын и дочь, оба старше землянки раз в десять… Эндомаро-то самому лет около пятисот – возраст вполне средний. Эшрэи – раса, вторая по старшинству после антарийцев-Древнейших; хотя и моложе намного. Антарийцы – последние из предыдущего Поколения цивилизаций; эшрэи – первые из нынешнего.

А образование, возможно более всестороннее, получить насущно необходимо. То есть, следует усиленно заполнять пробелы в том, которое уже имеешь.

Тяжко без образования в наш просвещённый век!

– Здравое и взрослое решение, юная Шейла, – опять подхватывает её мысль Эндомаро. – Полагаю, ты оправилась и окрепла достаточно, чтобы приступить к обучению.

– Да… Наставник.

Вправду, сегодня речь насчёт обучения зашла впервые… да только отнюдь не от здравого и взрослого ума сложилось у неё решение.

Просто – от безысходности.

А Тинжери она никогда не величала – Наставником. Звала запросто, как и все ребята, – «старина Тин».

Интересно, по окончании обучения станет ли для неё когда-нибудь и Эндомаро – просто «стариной Эндо»? или для конфедерата пиетет перед Наставником – дело святое и незыблемое?

Уже думаешь глупости, Молодая Волчица… прогресс на марше! Тому, кого начинают заботить пустяки, немедленная смерть уж точно не грозит.

Тем более – пустяки, ради которых стремишься дожить до будущего.

Франтоватый щегол без страха впорхнул в беседку, уселся на край столика. Эндомаро неторопливо очистил один из персиков от части кожицы, с тем чтобы радушно предложить птахе угощение.

И Шейла подалась вперёд, чтобы разглядеть гостя поближе… увы – мгновенный всплеск испуга, и птаху как ветром снесло.

– Телепатическое общение с животными – тоже искусство, – улыбнулся Эндомаро ободряюще. – Терпение, юная Шейла. Вот тебе первый урок.

Первый – и на всю жизнь, надо полагать. Негоже, чтоб даже пернатые шарахались от твоего угрюмого вида.

И впрямь – жизнь надо строить заново…

А что, грамотно. Даже кое-что почерпнул для себя. Слог бойкий и складный - что очень хорошо - но на мой вкус уж слишком рваный. Понимаю, героине по тексту 15 лет, но читать тяжеловато.) Поспокойнее бы, хотя бы местами.
К сожалению, звездные саги а-ля "Стар Трек" не вызывают у меня большого интереса и цепляют весьма редко. Просто как жанр. Я понимаю, что это только первая глава, и не берусь судить нравится произведение или нет, просто обозначаю круг интересов.
Героиня кажется слишком молодой. Ее возраст действительно не вяжется с определением "Волчица" . Скорее - волчонок.
Частушки повеселили .
Времени мало, но как только найду, прочту еще пару глав. Там уже смогу сказать, мое или не мое.

Дякую аж пидскакую! (Имитация хохлацкого акцента).
Слог - отчасти подражание Олди-сэнсею (особенно раннему).
Дальше - уже не совсем "Стар Трек", и даже совсем не "Стар Трек", льщу себя такой надеждой. В гораздо большей мере - полемика с подобными вещами. Хотя "Стар Трек" как таковой и блокбастеры бессмертного Лукаса я прекрасно потребляю наряду с книгами Ефремова, точно так же и "Гарри Поттера" наряду с Солженицыным. Только Пелевина и ему подобных на дух не перевариваю: человечность и не ночевала, сплошной цинизм, а ещё больше выпендрёжа. Не люблю выпендрёжников.
Героиня - молодая да ранняя, пришлось самой о себе заботиться с тех пор, как под стол ходила. Хошь-ни-хошь, а наберёшься тут волчьих повадок, я так считаю.

Слог поспокойней - в "На грани человечности", можете тоже просмотреть на досуге.