Сделка
БКА (BKA) – Bundeskriminalamt: Федеральное ведомство уголовной полиции Германии
Человек, сидевший в высоком кресле, застыл как вкопанный, прислушиваясь к тихому шепоту существа, которое, стоя сзади, обхватило его руками. У твари была серая кожа, вытянутая пасть, полная мелких острых зубов, длинные худые конечности, и за ее спиной были сложены кожистые крылья. Человек мелко задрожал, извиваясь всем телом, словно не способный больше выслушивать это пугающее нашептывание неведомой твари. Оно нетерпеливо вцепилось когтями в человеческую плоть, раздирая ее. На бледной коже выступила кровь, мужчина тихо простонал, казалось, что существо наказывало смертного за какой-то проступок. А затем оно умолкло и указало пальцем на телефон. Человек спешно встал с кресла, ковыляя и роняя на бархатистый ковер капли крови, кое-как добрался до роскошного резного стола, на котором стоял аппарат. Дрожащими руками он набрал номер, прижал трубку к уху и начал с кем-то говорить. Существо исчезло.
…
Гамбург встретил меня ранним осенним утром, заключив в холодные сковывающие объятия мрачных многоэтажных зданий. Я спустился вниз по ступенькам и направился прямиком к проезжей улице, оставив позади полицейское общежитие. Серая низенькая «Ауди» уже ждала меня у обочины. Хлопнув дверью, я первым делом высвободил окоченевшие ладони из карманов тоненького пальто и начал их растирать. Машина тронулась с места, и водитель заговорил.
- Доброе утро, герр обер-комиссар Щульц. Должен заметить, что Гамбург не очень приветлив в это время года.
- Доброе утро, герр старший инспектор Краузе, - коротко ответил я, - Пожалуй, я с вами соглашусь.
Машина на большой скорости мчалась по улицам Гамбурга. Я прижался к окну и попытался разглядеть вдалеке рассветное солнце, которое заливало лучами все вокруг, медленно пробуждая город и призывая его встретить новый день.
- Комиссар Щульц. Насчет вчерашнего… - начал вдруг инспектор.
Я промолчал, решив не отвечать. У нас с Кристофом вчера был неприятный разговор. Каким-то образом ему обнаружить, что в 1990-ом году я подделал немецкое свидетельство о рождении для вступления в ряды БКА, чтобы скрыть факт моего рождения в Чехословакии. Краузе мне дал ясно понять, что отныне главный здесь он и, что он мог уничтожить мою карьеру одним анонимным звонком.
- Просто, понимаете, я привык быть в курсе обстоятельств. Это моя работа. Я не хотел ни в коем случае вас оскорбить, или, тем более, заподозрить в чем либо, – сказал он. Проклятый ублюдок. Я почти десять лет добросовестно работал на БКА, и мой послужной список был одним из лучших, а теперь должен подчиняться приказам этого молокососа.
- Не берите в голову, Кристоф. Да, вы правы, это ваша работа, - сухо произнес я, - Меня больше интересует, ради чего меня выдернули из Берлина и заставили сесть на поезд.
Кристоф кивнул мне, откашлялся и заговорил нарочито официальным тоном:
- На днях полицейское управление Гамбурга провело операцию по задержанию личностей, вовлеченных в незаконный процесс купли и продажи огнестрельного оружия. Удалось задержать только двух человек: турка - знакомое лицо, ранее уже был судим за аналогично преступление, - и молодую женщину, которая сопровождала покупателя-немца. Оперативники его застрелили, когда он начал оказывать сопротивление.
- А она?
- Бывшая проститутка, работала одно время на печатной фабрике, на данный момент безработная, в Гамбурге находится уже год. Представляет ценность для расследования ввиду того, что может знать, кто является заказчиком. В папке есть фото, - Кристоф показал куда-то назад.
Внутри папки я обнаружил с десяток фотографий, краткий отчет по делу и еще какие-то бумаги. Турок ничего особенного из себя не представлял, но вид девушки вызвал во мне неприятное чувство. Эти черты… тонкое, исхудалое лицо, глаза, полные пустого равнодушия ко всему. Выглядело жутко.
- Еще одна деталь: убитый и подозреваемая имеют схожие по смыслу татуировки на теле. Наши специалисты высказали мнение, что мы имеем дело с какой-то группой. У нас есть все основания считать, что они выполняли поручения старших членов или самого руководителя организации.
Это обстоятельство заставило меня призадуматься, а также осознать наконец причину того, зачем для обычного расследования вызвали агента БКА. В то же время мне стала ясна причина поведения Краузе. Человек, раскрывший дело, будет щедро вознагражден, даже если этот человек не побоялся прибегнуть к шантажу. Короче говоря он хочет меня использовать для собственной выгоды.
«Ауди» наконец остановилась. Кристоф припарковался на стоянке для полицейского транспорта. Я медленно вышел из машины, окинув взглядом возвышавщеесяся надо мной здание штаб-квартиры полицейского управления Гамбурга. Один из первых небоскребов города, воздвигнутых в середине 50-х, в это холодное утро почти полностью скрылся за плотным слоем тумана, нависшего над землей.
….
- С тех пор, как ее сюда доставили, она не сообщила нам ничего вразумительного.
Я кивнул.
- Но что-то же она сказала?
- Она отказалась от адвоката. Все остальное записано, можете ознакомиться.
- Хорошо. Спасибо, офицер.
В одном я был прав. Двадцатилетняя Марта Эйхман была человеком с непростой судьбой. Я знаю, о чем говорю, я повидал множество преступников с разным прошлым. Эта личность отчаянно цеплялась за то, что делало из нее мученицу, то, что на данный момент было центром ее веры. Лишившись всего этого, она просто сломается. Но я не психоаналитик, а следователь. Я выпытываю из таких, как она, информацию, отговариваю от совершения преступления или убеждаю в нем признаться.
Тем временем Кристоф закончил изучать досье на турецкого торговца оружием Селима, после чего он поднял голову и обратился ко мне.
- Герр комиссар, я предлагаю нам разделиться и действовать независимо. Я начну допрашивать Селима, а вы – фрау Эйхман.
Я нахмурился.
- Зачем?
- Работая независимо, мы сможем объективно рассмотреть ситуацию с разных сторон. Тем более у вас больше опыта работы с такими людьми, как Эйхман, герр комиссар.
Я неохотно кивнул, не желая спорить при всех, и повернулся к нему спиной. Конечно, инспектор добился, чего хотел, ведь получить информацию от человека, готового пойти на сделку, легче, чем от психопатки с промытыми мозгами. Появилось неприятное чувство, что мной попросту пользовались для создания видимости работы. Что произойдет, когда моя работа будет выполнена? Что Кристоф сделает с имеющейся у него информацией на меня? К чему гадать. Постаравшись выкинуть из головы эти мысли, я занялся подозреваемой. Следовало узнать больше о группе, к которой она принадлежала. Почему существует эта организация? Что-то отсутствовало в логической цепочке, и моя задача состояла в том, чтобы вытянуть это из показаний фрау Эйхман.
- Офицер, подготовьте для меня пустой кабинет и принесите все материалы этого дела, в особенности те, что касаются Марты Эйхман. Также мне нужно просмотреть предыдущие сеансы допроса подозреваемой.
- Что-то еще, герр комиссар?
- Кофе, сигареты и пару часов. Тем временем подготовьте Эйхман к допросу. Я буду лично вести его. Один.
….
Хлопнула дверь. Напротив меня сидела подозреваемая – молодая девушка с грязными светлыми волосами и пустым взглядом. Как и на фото, она имела усталый, болезненный вид. Марта знала о моем присутствии и явно избегала смотреть на меня. Я снял пиджак и небрежным движением перекинул его через спинку, ослабил галстук, а затем закатал рукава. В моих руках ничего не было, я ничего не принеc: ни папок, ни документов. На столе было пусто, можно было даже разглядеть свое искривленное изображение на поверхности. Всю нужную информацию я предпочитал запоминать и хранить в памяти.
Прошло несколько минут, в течение которых я молча разглядывал Марту, сравнивая реального человека с тем, что было написано в досье: девушка сидела неподвижно, изредка моргала и смотрела куда-то в сторону. Ее губы были плотно сжаты, словно этим физическим действием она хотела показать свою настойчивость.
- Здравствуйте, фрау… как ваше имя? – наконец начал я, решив сдвинуться с мертвой точки. Марта молчала.
- Как ваше имя? – повторил я.
- Мое имя есть в досье, – устало произнесла Марта. Голос человека говорит о многом. Она устала держаться, молчать и подвергаться давлению после двух дней допроса, находясь под следствием за торговлю оружием. Она цеплялась за свою веру, потому что это было все, что у нее осталось, и потому, что он была сильно напугана и не хотела думать о своей дальнейшей судьбе. И пусть она была проституткой, она была не готова к насилию, поджидающему ее в тюрьме. Она там сойдет с ума, а значит, сейчас Марта была на грани безумия. И она тщетно пытается найти соломинку, за которую можно ухватиться, встречая всюду отсутствие сострадания у окружающих.
- Выскочило из головы. Так как мне вас называть?
- Как хотите. Я никто. Мастер избрал меня вершить его Волю.
- Простите, вы меня, наверное, не поняли. Я спросил, как вас зовут?
- Никак, - равнодушно произнесла она, - Зачем вы здесь? Допрашивать? Допрашивайте, но я ничего вам не скажу.
- Я здесь не для того, чтобы давить на вас или допрашивать. Насколько мне известно, вы ни в чем не виноваты.
Ответом мне была недоверчивая тишина. Эйхман чуть качнулась в сторону, словно в чем-то засомневалась.
- Что ж, ваши коллеги с вами не согласятся, - холодно ответила она, - по крайней мере, именно это они мне доказывали несколько последних дней. Безуспешно, должна заметить.
- Но я не они, - просто сказал я. Марта едва передернула плечами.
- Вы ведь не причастны к убийству или похищению людей? – спросил я ее. Допрашиваемые никогда не отвечают на этот вопрос положительно. Ведь у каждого убийцы находится множество причин, оправдывающих его поступок.
- Нет, - неуверенно протянула молодая женщина, затем последовало натянутое молчание. Она осторожна. Я скрестил руки на груди, задумавшись. На этот раз она пытливо смотрела на меня в надежде тщательно подготовиться к следующим вопросам. Пауза, здесь нужна пауза, дать ей время переварить информацию, дать ей понервничать. Марта оперлась руками об стул, словно мои слова застали ее врасплох. Теперь нужно вывести ее из раздумий – я резко хлопнул руками, затем потер их и поставил локти на стол. Фрау Эйхман чуть заметно дернулась.
- Знаете, я читал ваше досье. Оно меня потрясло, и, признаться, я вам искренне сочувствую. Ваша мама, убитая в один июньский вечер вашим пьяным отцом; боль и страдание, через которые прошла маленькая десятилетняя девочка. Время, проведенное вами в детском доме, - время лишений и пустоты. Молодость, которую вы прожили, работая девушкой по вызову в ночном Бонне, потому что у вас не было другого выбора. Ваш побег от сутенера в другой город – это похвально, что у вас хватило храбрости. Я вам сочувствую и восторгаюсь вашим стремлением к жизни, Марта Эйхман, - произнес я тихим, серьезным голосом, делая акцент на каждом слове и глядя ей прямо в глаза.
Такие люди, как Марта, очень сильно ждут признания того, что миру не удалось их сломать. Фрау Эйхман сидела передо мной, не двигаясь, ловя каждое мое слово, словно заново переживая все то, о чем я сейчас рассказал. Ее взгляд затуманился. Казалось, она забыла о моем присутствии в комнате и забыла, где находится. Я явственно видел, что подозреваемая очень сильно хотела стереть последние десять лет своей жизни из памяти. Будто она находилась во сне и теперь хотела проснуться.
- Марта, я здесь, чтобы помочь вам. Вы здесь, чтобы помочь мне. Вы можете все исправить. Я знаю, что вы озлоблены на весь мир, и, черт возьми, вы имеете на это полное право. Но как бы сильно вы ни ненавидели этот мир, вы можете начать новую жизнь, без боли и страданий, - тут я выдержал паузу, чтобы перевести дыхание.
Марта молчала, но я отчетливо чувствовал, что, несмотря на всю ее непоколебимость, на все нежелание сотрудничать, смысл моих слов доходил до нее.
- Если вы будете сотрудничать со мной, - сделал я акцент на слове «мной», - Я позабочусь о том, чтобы суд принял это во внимание. Вам вынесут оправдательный приговор, а также предоставят помощь в дальнейшей интеграции в общество.
Все преступники боятся обвинительного приговора. Предложи им сделку, и ни один из них не устоит от искушения задуматься: «А что, если я соглашусь?» На короткое мгновение ее глаза забегали, выдавая ее сомнение в необходимости молчать. Марта, вы ведь не кремень. Подозреваемая наконец спохватилась и, взяв себя в руки, опустила голову, не глядя больше на меня.
Для первого раза хватит. Под подозрительным взглядом Марты я легонько сжал ее маленькую холодную руку своей большой теплой ладонью. Тепло. Я позволил ей почувствовать теплоту, впитать ее, а затем медленно отошел.
- Было приятно с вами познакомиться, фрау Эйхман. Вы можете называть меня Хельмутом. Подумайте над моими словами, мы еще с вами встретимся, - потом я повернулся к ней спиной и вышел из комнаты для допроса.
….
- Мне нужно, чтобы из полицейского департамента назначили еще одного офицера, который будет вести параллельно со мной допросы подозреваемой. Желательно, чтобы это был мужчина крупных размеров с агрессивной мимикой и поведением. Он должен будет вести допрос не с целью добиться правды, а с целью морально и психологически надавить на подозреваемую.
Сидевший передо мной полицейский записал мои слова, не задавая вопросов. Приятно, когда работаешь с профессионалами.
- Совершенно необходимо, чтобы она чувствовала себя вымотанной и уставшей после встреч с ним. Переведите ее в самую неудобную камеру. Пусть свет горит в камере весь день – она будет стараться ни в коем случае не жаловаться, но, как только потребует выключить свет, выполните это. Короче говоря, я хочу, чтобы подозреваемая была лишена всяких удобств до тех пор, пока она не попросит о них сама.
….
В кабинете царил полумрак. Я внимательно изучал, изредка отрываясь, чтобы сделать пометку в блокноте, записи сеансов допроса моего коллеги-следователя, который достаточно хорошо справлялся с поставленной перед ним задачей. Подозреваемая выказывала явные признаки отдаления, недоверия и глубокой личной неприязни.
Дверь открылась, и внутрь вошел Кристоф. Я едва взглянул на него, вернувшись тотчас к работе.
- Как турок?
- Мне кажется, он готов пойти на сделку.
- Вам кажется?
Я просматривал записи допроса Селима, чтобы получить дополнительную информацию, но … там не было абсолютно ничего, представляющего интерес. Подозреваемый молчал. Я не понимал, чего хотел добиться Кристоф – ведь он должен был наброситься на Селима и выпытать из него всю необходимую информацию в самое короткое время.
- Да, я более чем уверен в этом.
- Но он же… возможно вам следует вести себя более агрессивно, инспектор?
Кристоф пожал плечами.
- Он просто хочет продаться подороже. Будьте уверены, я сломаю этого мерзавца. Кстати как продвигается ваша работа? Знаете, герр комиссар, возможно, это вам следует вести себя более агрессивно, – насмешливо произнес Краузе. В ответ я с неприкрытой неприязнью посмотрел на него.
- Вы знакомы с работами обергефрайтера Люфтваффе Ганса Шарфа?
- Да, но в данном случае методика ненасильственного косвенного допроса мне кажется неэффективной. Тем более Ганс допрашивал особо важных военнопленных.
- Кристоф, вы ведь внимательно читали дело Марты? Медицинское обследование выявило у неё следы побоев на теле и сексуального насилия; учитывая что она сбежала от сутенёра год назад, я полагаю, что она угодила из огня да в полымя - сбежав от сексуальной эксплуатации за деньги, она попала в сексуальное рабство в культе - не секрет что многие культы используют молодых девчонок в подобном качестве.
- А как же свобода вероисповедания? Каждый волен выбирать.
- Да. Но исходя из того, что на ее теле присутствуют следы от побоев, можно утверждать, что подозреваемая многократно подвергалась насильственному акту, а теперь прибавьте сюда ее прошлое. Естественно, она враждебна и не склонна к откровенности, однако позвольте мне процитировать Шарфа: « Станьте для человека его адвокатом и единственным другом в заключении, и он, не замечая этого, расскажет вам все».
Краузе недоверчиво покивал головой.
- А может быть все проще – она просто психованная сектантка с мазохистскими наклонностями. Ну, хорошо. Это ваша подозреваемая, герр комиссар.
- И еще кое-что: эти детали натолкнули меня на мысль об устройстве организации. Я считаю, что в ней существуют два эшелона, два уровня: низший, к которым принадлежат такие люди, как Марта, и высший эшелон, члены которого сотрудничают с друг другом, помогая добиться более высокого положения в обществе. Низшему промывают мозги и используют в своих целях, регулярно кидая подачки со стола. Естественно, представителей второго уровня отбирают среди социально незащищенных слоев населения и используют в качестве расходного материала.
- Это хорошая теория. Вы изложили ее в отчете? – равнодушно произнес Краузе, не слушая меня.
- Да, можете его забрать, - закончил я недоуменно. Почему инспектор проявлял столь нетипичное для карьериста отношение к этому делу? Но тут меня осенила мысль – он просто пытается сбить меня с толку, нарочито принижая важность расследования. Человеком, усомнившимся с своей полезности, легче управлять. В этот момент я ощутил к инспектору сильную неприязнь, граничащую с ненавистью, осознав, что он даже не воспринимает меня всерьез.
….
Город за стеклом растворился за пеленой дождя, лившего нескончаемым потоком. Изредка Гамбург озарялся слабым светом молнии сквозь тучи, затем раздавались раскаты грома, - казалось, это колесницы языческих богов грохотали по небесному своду. И снова город тонул в шуме дождя, исполнявшего свой мрачный танец под ритм падающих капель воды. Но отсюда, из этой коробки, запертой внутри небоскреба, ни мне, следователю, ни ей,
подозреваемой, ничего не было видно.
Тусклый электрический свет озарял комнату допроса. Уже прошло около десяти дней с начала дела, и я смог разузнать больше об этой секте. Подозреваемая во время разговора часто, не замечая того, рассказывала мне о своей жизни в общине. Моя теория о двух уровнях подтвердилась, как и то, что Марту часто использовали в качестве «эскорта» для представителей высшего «сословия». Все члены носили маски, которые позволяли им сохранять анонимность. Сейчас же мне предстояло выяснить, как близко она знала лидера, который, я в этом уже не сомневался, был публичным человеком при власти. Также уголовному ведомству Гамбурга удалось получить небольшую зацепку: за прошедший год несколько людей, которые не скрывали своих связей с этой организацией, пропали без вести.
Марта Эйхман сидела передо мной в слегка расслабленном положении и отвечала на мои вопросы уже охотнее, чем раньше. Каждый раз, когда приходила моя очередь ее допрашивать, я с молчаливым удовольствием замечал на ее лице неподдельное облегчение.
- Меня хотели назвать Лили.
- Это очень красивое имя, - мягко сказал я, улыбаясь.
- Так звали мою прабабушку. Мартой меня решил назвать мой …, - молодая женщина запнулась и промолчала.
- Вы любили свою мать, я прав? – задал я уклончивый вопрос, лишь бы не прерывать разговор, который начал завязываться. Марта поспешно кивнула, - У меня нет причин ее не любить, - добавила она, не желая казаться мягкой, когда речь зашла об ее семье и о далеком прошлом, еще ничем не омраченном.
За прошедшие дни мне удалось заполучить частичное доверие подозреваемой. Она больше меня не боялась, и мое присутствие на нее не давило. Более того, она с радостью поддерживала мою инициативу разговаривать на отвлеченные темы, не связанные с лидером и культом.
- Марта, я не мог не заметить, что вы предпочитаете не говорить об отце, - лицо девушки застыло как восковая маска, - И все же, чтобы помочь вам, мне нужно знать об этом. Что случилось?
Задавать общие короткие вопросы, постепенно оставлять все меньше и меньше места для маневра и лжи. Я сосредоточился, обдумывая свои следующие шаги.
- Я… Хельмут, я бы не…, - она резко выдохнула, - Я не помню своего отца. Это было так давно.
- Он еще жив? Или все еще отбывает свой срок?
- Не знаю. Давно его не видела, - холодно отозвалась она.
- Вам это безразлично?
Резкое и бескомпромиссное «да» было мне ответом. При упоминании об отце она вся окаменела, став жесткой и непреклонной. Гримаса боли и обиды исказила ее лицо, стерла недавнюю детскую мечтательность и чувство ностальгии. Ее руки сжались в кулак, выдавая необычайное волнение чувств. Мне стало ясно, что одного воспоминания достаточно, чтобы причинить ей боль и страдание. Я не остановился.
- Тогда давайте поговорим о Мастере. Скажите, Марта, ведь вы на самом деле видите в нем отца, которого у вас никогда не было?
Женщина медленно покачала головой.
- Нет?
- Абсолютно, - отрезала она и резко встала, - Нет. Он мой господин, я служу ему, потому что он обещал мне…
- Он был рядом, и вы могли представлять, что он мог бы быть вашим отцом? – быстро прервал я ее.
- Нет! Мой мастер исполнит мои желания! Он обещал…
- Любой знак его внимания, одобрения… вы ведь делаете это ради его одобрения, не так ли? Молчи, и станешь моей дочерью? Храни мои секреты, и я подарю тебе отцовскую любовь? – спрашивал я все быстрее и быстрее.
Несколько вопросов, и Марта уже смотрела на меня с ненавистью и злобой на лице. Как ни странно, но я чувствовал, что эта враждебность не была направлена против меня. Не дожидаясь, пока она соберется с мыслями и ответит, атака продолжилась.
- Как часто вы оставались до поздней ночи, обслуживая очередного представителя культа по приказу своего лидера?
- Замолчи! Замолчи! – надрывалась она, срываясь на крик.
- Вы думали о том, что недостойны быть его дочерью? Потому что ему было противно притрагиваться к вам? Вы хотели заслужить его любовь покорным исполнением его приказов?
Это стало последней каплей. Марта одним резким движением сорвала с себя потрепанный бежевый свитер, обнажив голое тело, и яростно отбросила штаны, оставшись в одном нижнем белье. Сектантка гордо выпрямилась, сорвав с себя последние остатки одежды.
По всему ее телу были наколоты татуировки. На животе был изображен страшный монстр, обладающий непропорционально большой головой, с распахнутой пастью, полной мелких острых зубов. Пах и бедра были изрисованы темно-алыми языками огня, из которого рождался монстр, а руки Марты были опоясаны странной рунической вязью, которые плавно перетекали от плеч, покрывая частично грудь. Затем девушка повернулась ко мне спиной. Моему взору предстала ужасная картина. На спине двадцатилетней девушки была изображена сцена того, как многозубый монстр пожирает людей, разбрасывая во все стороны ошметки и части человеческих тел. Эйхман вскинула голову и произнесла дрожащим голосом.
- Вот доказательство моей веры. Тебе никогда меня не понять. Никто, никто другой не смог…
На ее лице, постаревшем и одновременно таком юном, застыл гнев, но глаза были пустыми и безжизненными. Ее тело, казалось, утратило всю женскую прелесть, став холстом для пугающей живописи. Присмотревшись внимательнее, я смог разглядеть под татуировками следы побоев и шрамы, о которых я уже знал по отчету медицинского освидетельствования, но вживую они представляли собой совсем иное зрелище, нежели сухие строчки описания на бумаге. Молодая женщина замерла на месте, дрожа словно от холода.
Я встал и подошел к ней. Она не смотрела на меня, уставившись в одну точку. От прикосновения Марта вздрогнула и чуть отпрянула. Мгновение спустя одним движением я накинул пиджак на тело обнаженной девушки, а затем положил руки ей на плечи и посадил обратно на стул.
- Но он не был добр к тебе, как твой отец в мечтах, правда?- мягко произнес я, - И никогда не заменит тебе отца, которого у тебя не было.
Больше она не произнесла ни слова. Закрыв за собой дверь, я вышел из комнаты для допроса.
Этим же вечером я остался допоздна в своем кабинете, пытаясь разгадать секрет Марты. Очевидно, что в детстве ей была нанесена серьезная психологическая травма, ставшая причиной ее поведения. Но что именно? Я еще раз прокрутил в голове события 10 июня 1989 года, произошедшие в доме супругов Эйхман. Обычная бытовая ссора между женой и мужем, переросшая в непреднамеренное убийство – пьяный Бернард Эйхман, получив отказ жены заняться с ним сексом, столкнул женщину с лестницы. Десятилетняя Марта пряталась на кухне и слышала их крики, а затем увидела мертвое тело своей матери. После чего девочка выбежала из дома, и ее удалось найти только через три дня. Полицейское управление Бонна выделило женщину-психолога, которая работала с пострадавшим ребенком на протяжении нескольких месяцев, прежде чем девочку отправили в приют. Смерть матери? Чувство вины? Жестокий отец? Я должен был узнать истинную причину, это было необходимо для расследования.
Дела у Краузе шли не лучше моих. Турок молчал. Дело постепенно заходило в тупик, а меня все больше охватывал страх остаться ни с чем. Страх мешал мне думать, путал мысли и заставлял все чаще думать о Кристофе, который мог в любой момент независимо от результатов выдать меня с потрохами. Я был в его власти.
….
На четырнадцатый день моего пребывания в Гамбурге произошло нечто непредвиденное. В одно обычное утро дверь моего кабинета резко распахнулась, и внутрь ворвался полицейский. Ему предшествовал едва различимый звук выстрелов, доносившихся с нижних этажей, где временно держали заключенных.
- Комиссар Щульц! Подозреваемый Селим был убит при попытке бегства из здания.
- Что? Как это произошло?
- Он попытался взять в заложники старшего инспектора Краузе, выхватив у него пистолет. В завязавшейся потасовке инспектору удалось освободиться, вытащить запасной револьвер и ответить огнем на поражение, так как преступник начал беспорядочную пальбу.
Неприятное чувство, что где-то тут был подвох, охватило меня.
- Офицер, остались ли какие-нибудь записи с камер слежения, по которым мы бы смогли восстановить хронологию?
- К сожалению, нет, герр обер-комиссар. Инцидент произошел в кабинете, где не было камер. Все произошло очень быстро, вокруг не было даже свидетелей.
- Ясно. Вы можете идти.
Остаток дня я провел, пытаясь понять, что же заставило Селима предпринять абсолютно безнадежную попытку сбежать? Торговец оружием мог принять сделку, предложенную ему полицией; он не состоял в секте и не был связан какими-либо клятвами. Значит, на него оказали давление извне. Но кто? Сектанты? Его деловые партнеры? Очень маловероятно. Значит это был Кристоф. Но зачем?
….
На следующий день после инцидента Кристоф проявил большую заинтересованность в участии в допросе Марты Эйхман. Это было ожидаемо и предсказуемо. С свете произошедшего с Селимом, его вмешательство в мое дело не сулило ничего хорошего, и сейчас, когда я ехал на машине в сторону квартала Финкенвердер, где проживала Луиза Бауэр, женщина-психолог, которая следила за состоянием Марты и пыталась ей помочь, старший инспектор Краузе допрашивал фару Эйхман. По счастливой случайности Луиза переехала в Гамбург в 1994-м году, и я мог выполнить свою задумку без промедления, ведь время работало против меня – я чувствовал, что чем дольше Кристоф будет контактировать с Мартой, тем меньше шансов у меня получить информацию. Почему он не может понять, что нельзя в этой ситуации пользоваться обычными способами дознания? Но нет, ему было плевать, его ждало повышение, ему было необходимо «участвовать» в деле лично. Или же Кристоф вовсе не собирался расследовать дело - у меня появлялось все больше и больше данных, позволяющих сделать этот вывод. Но почему? В чем его выгода? Так или иначе он не знал, к кому я отправился сегодня – информировать его было бы крайне неразумно с моей стороны. Я должен во что бы то ни стало раскрыть это дело. Перед тем как отправиться в город, я велел офицерам, которые наблюдали за допросом, внимательно следить за происходящим.
Подъезжая к дому, я думал о том, что возможно фрау Бауэр – единственный человек во всей Германии, способный помочь мне понять, что же на самом деле случилось в тот июньский день. По разным причинам далеко не вся информация попадала в отчеты и архивы. Конечно, всегда существовала возможность, что все произошло именно так, как было указано на бумаге, но мое чутье следователя говорило об ином.
Прозвенел звонок, и Луиза открыла мне дверь.
- Здравствуйте, фрау Бауэр. Я – агент Федерального ведомства криминальной полиции, комиссар Хельмут Щульц, - представился я, показав ей документы, - В данный момент я работаю с Мартой Эйхман, которая была некоторое время вашим подопечным. Мне нужна ваша помощь. Неофициальная.
Психолог при упоминании имени девушки закрыла на миг глаза, а затем без улыбки кивком пригласила меня в дом.
….
Дверь в комнату для допроса была прямо передо мной. Я открыл ее и вошел внутрь, оставив посторонние мысли и собственные эмоции за порогом. Это моя последняя возможность провести допрос без участия Кристофа. Мой последний шанс изменить ситуацию в свою пользу. Все или ничего.
- Добрый день, Марта, - поприветствовал я подозреваемую, садясь за стол напротив нее. Девушка выглядела гораздо лучше, чем в первые дни заключения. Я прекратил оказывать давление на нее через другого следователя, подготавливая условия для последнего рывка. Марту теперь содержали в абсолютно нормальных и даже комфортабельных условиях – она попросила об этом напрямую меня лично во время допросов.
- Боюсь, у меня плохие новости - сегодня наша последняя встреча. Два дня тому назад подозреваемый Селим предпринял попытку бегства и был убит.
- Последняя встреча? – быстро произнесла она. Я кивнул, обратив внимание, что новость о смерти Селима ее не удивила, - Почему?
- Начальство посчитало, что я не пригоден для этой работы. Дело будет передано другому следователю, - коротко и сухо ответил я, внимательно наблюдая за ее лицом. Оно выдавало смятение, неуверенность и тревогу.
- Мне… мне очень жаль, Хельмут, - произнесла сектантка тихим голосом. Наступила пауза. Я воспользовался ей, чтобы извлечь из портфеля, который был принесен сюда впервые за все сеансы допроса, небольшую папку, набитую документами и фото.
- Марта, перед тем как попрощаться с тобой, я хотел бы кое-что тебе показать. Видишь эту папку? Мне было непросто найти информацию, но…, - я приоткрыл ее, показав несколько фотографий. От увиденного Марта застыла, а затем отвернулась.
- Когда я просматривал это, у меня возник только один вопрос. Почему это случилось с тобой?
Марта Эйхман закрыла лицо руками, не желая меня слушать.
- Я хочу тебе сказать кое-что. Поверь мне, ты не виновата. Это не твоя вина.
- Замолчи, Хельмут, - резко произнесла она, изменившись в лице.
- Ты не виновата, Марта, - продолжил я, - Ты ни в чем не виновата. Ты не виновата в том, что родилась в неблагополучной семье. Ты не виновата в том, что твой отец по жизни был ублюдком, который вымещал всю свою злобу и разочарование на твоей матери и тебе. Ты не виновата в том, что он никогда не давал тебе своей любви; ты не виновата в том, что твоя мама умерла. Слышишь меня, это не твоя вина!
Эйхман яростно покачала головой, не смотря на меня.
- Я думала хоть ты… Нет, Хельмут, я отказываюсь говорить. Уходи.
- Выслушай меня, я знаю…
- Что ты знаешь? Что? – крикнула она на всю комнату, резко встав и откинув стул в сторону.
- Я знаю, что произошло Марта. Я говорил с доктором Бауэр. Я знаю, почему ты была несчастна все эти годы, и что тебя мучило, - спокойным голосом произнес я, не отрывая взгляда от нее. Услышав мои слова, девушка отступила назад, закрыла лицо ладонями и медленно сползла вниз по стене. А затем до меня донеслись тихие, приглушенные рыдания. Стыд. Она разрывалась между жаждой любви отца и болью от потери матери, она считала себя грязной и недостойной любви и пыталась быть там, где по ее мнению ей самое место – в яме низменных человеческих желаний.
Я медленно подошел к ней, присел, а затем заговорил шепотом, чтобы звук моего голоса не дошел до звукозаписывающих устройств.
- Я знаю, Марта, не держи это больше в себе. Все эти годы ты хранила этот секрет, и он пожирал тебя изнутри. Хватит. Доверься мне, я здесь, чтобы помочь.
Эйхман покачала головой, отказываясь верить.
- Поверь мне. Ты не виновата в смерти своей матери. Это не твоя вина, это вина твоего отца-насильника. Тебе двадцать лет, у тебя все впереди, не губи себя. Забудь о прошлом, ты можешь, поверь мне, жить нормальной жизнью, встретить хорошего человека, стать прекрасной матерью и не повторять ошибок своих родителей. Все в твоих руках, Марта.
Сдавленно всхлипнув, Марта, наконец, сдалась. Не в силах больше сдерживать горе, накопленное годами, она начала плакать, изливая свою грусть и тоску. Я мягко коснулся ее руки, помогая подняться, усадил на стул, а затем крепко обнял. Она вцепилась в меня обеими руками, обхватив за шею, и громко разрыдалась, как ребенок.
- Бедная, бедная Марта…
Марта обхватила меня еще сильнее, продолжая заливаться слезами и приглушенно стонать. Я мягко погладил ее, позволяя ей выплакаться, сколько бы времени на это ни потребовалось.
- Никто не заслуживает того, что произошло с тобой. Никто. Ни ты, ни другие люди. Если ты согласна, то помоги мне вывести лидера на чистую воду, и больше никто не будет страдать.
Наконец рыдание утихло. Молодая женщина отстранилась и взглянула на меня опухшими от слез глазами.
- Вы правда сможете? Вы защитите меня?
- Смогу. Обещаю, - кивнул я, - Будь храброй, как была храброй твоя мать, защитив тебя.
Позже, успокоившись, она сообщила мне имя. В запись попало только имя лидера. Другие ее слова, не попавшие в отчет или на пленку, которых никто не слышал кроме нас, оказались куда более значимыми лично для меня.
Марта спешно и испуганно прошептала мне следующее:
«Кристоф Краузе – член секты»
….
Утром 24-ого октября 1999 года полицейские Уголовного ведомства Гамбурга обнаружили Карла Леманна, богатого бизнесмена и лидер секты, мертвым в своей загородной вилле. Перевернув все вверх дном, они не обнаружили абсолютным счетом ничего, что могло бы помочь найти других членов секты. Очевидно, Краузе успел предупредить кого-то из секты, и он избавился не только от самого Карла, отравив его, но и от всего, что могло навредить представителям высшего эшелона. Кто бы за этим ни был, он знал свое дело. Все, что нашли сотрудники криминальной полиции – это документы, подтверждающие участие Леманна в незаконной торговле оружием. О секте? Ни единой улики.
Тем временем передо мной стояла задача куда более серьезная, чем просто получить имя. Я должен был получить весомое доказательство того, что Кристоф был причастен ко всему.
Сидя в своем кабинете, я разложил перед собой всю имевшуюся у меня информацию в хронологическом порядке:
Полиция арестовывает Марту и Селима. Кристоф незамедлительно сообщает об этом лидеру секты. Используя свои связи, Леманн выясняет, что в Гамбург отправили именно меня. После продолжительных поисков им удается найти информацию, которой они собирались меня шантажировать.
Кристоф, используя компромат, изолировал меня от Селима, который также знал личность Леманна и не был членом секты. После нескольких встреч с ним, Кристоф решает избавиться от него, что ему с блеском удалось. Ни свидетелей, ни записей, ничего. Кто станет подозревать старшего инспектора в преднамеренном убийстве своего же подозреваемого?
После смерти турка Краузе сообщил Марте, что он является членом культа и приказал ей держать рот на замке. Он собирался помешать моему расследованию. Только сейчас я осознал, как сильно я рисковал, оставив Марту наедине с Кристофом. Последний мог узнать, как далеко я продвинулся в расследовании и с легкостью отстранить меня от деле, сделав анонимный звонок.
Но я сумел получить имя от Марты прежде чем он принял решение. Краузе не теряет времени и сообщает об этом верхнему эшелону.
Результат: Карл Леманн убит своими же, а все документы, могущие что-то доказать, пропали без вести или уничтожены.
Я продолжал искать зацепку: признание Марты, касающееся Краузе, не попало в дело, а теперь со смертью Карла и пропажей нужной информации, Кристоф спокойно разгуливал на свободе. Я не мог причинить ему вреда, не мог пойти напролом, потому он обладал компрометирующим материалом, которым мог разрушить мою карьеру. Я осознавал всю шаткость своего положения – я был в его власти до тех пор, пока я не найду прямую связь между ним и сектой.
К концу дня мне удалось найти кое-что. Оказалось, что за последние четыре месяца Кристоф трижды не был в городе именно в то время, когда Леманн закупал большое количество еды и алкоголя, это было видно по его счетам, для анонимных собраний и оргий членов клуба. Но этого было недостаточно
Уже поздней ночью меня внезапно осенила внезапная мысль. Я начал лихорадочно просматривать всю имеющуюся документацию по делу Марты и Селима, а также внимательно просматривать записи допросов. Эта была рискованная идея, но у меня не было другого выбора.
…
- Здравствуйте, герр комиссар. Где вы пропадали все эти дни, Хельмут? Пресса будет рада пообщаться с человеком, который раскрыл столь громкое дело! – весело поприветствовал меня Кристоф, когда я застал его одного в его кабинете. В этот момент я понял, как сильно я ошибался, думая, что Кристоф руководствовался своими собственными амбициями.
Улыбнувшись ему в ответ, я закрыл за собой дверь, после чего вынул из кармана звукозаписывающее устройство и положил его на стол. Раздался щелчок.
- Кристоф Краузе, я собираюсь записать весь разговор с тобой. Эта запись будет использована в деле, которое выдвинут против тебя.
Старший инспектор приподнял брови, ничуть, впрочем, не удивившись.
- Что происходит, комиссар?
- Краузе, ты состоишь в культе, членом которого являлся Карл Леманн. Это правда?
- Это ложь. Твое обвинение безосновательно.
- Ты шантажировал меня полученной от него информацией. Это правда?
- Это ложь. Я не знаю, о чем ты говоришь, - спокойно произнес Краузе.
- Ты освободил подозреваемого Селима, а затем намеренно убил его. Это правда?
- Это ложь. Я защищал жизнь, комиссар. Может быть, прекратишь этот балаган?
- Ты обратился к Марте Эйхман с информацией, что ты являешься членом секты. Ты также приказал ей молчать. Это правда?
- Это неправда, - устало выпалил он, - Это все? Где твои доказательства, герр комиссар? Ты же профессиональный следователь. Все, что ты сказал… это просто слова.
- Хорошо. Последние четыре месяца ты трижды покидал Гамбург. Простое ли это совпадение, что предположительно именно в эти дни Карл Леманн устраивал свои оргии?
- Я не знаю ни о каких оргиях. Я покидал город по личным причинам, о которых уведомил мое начальство.
- Марта будет готова опознать тебя еще раз в присутствии других следователей. Сознайся сейчас, Краузе, - торопил я его, загоняя в тщательно приготовленную ловушку.
- Пусть пытается, мне то что?
- Учитывая, что ты ее запугал, ты можешь думать, что она ничего не скажет. Но если скажет, то секте придется избавиться от нее до опознавания. Таким образом, если Марта умрет до следствия, это значит, что ее подставил ты.
- Хельмут, ты можешь остановиться сейчас. Я не собирался причинять тебе вреда, но если нужно, я без каких-либо сомнений укажу на тот факт, что ты нелегальным образом получил место работы в БКА.
Он зашел с козырей и был уверен, что я не смогу использовать эту запись. Кажется, мой план провалился, но я не сдавался.
- Это решит суд. Марта уже указала на лидера, у нее нет причины лгать. На тебя, так или иначе, заведут дело и будут допрашивать, Кристоф.
- Я видел записи. Разве это законно для следователя использовать допрашиваемых для распространения ложной информации? Боюсь, суду придется принять во внимание твое возможное влияние на нее. У тебя ничего на меня нет, Хельмут, - убежденно произнес он и направился к двери. В его голосе сквозило облегчение, - Было очень мило с твоей стороны помочь этой бедной девушке, которая подверглась изнасилованию со стороны отца, убившего при этом еще и ее мать, но, я повторяю, у тебя нет доказательств, - глумливо кинул он напоследок, открывая дверь.
Вот оно!
- Что ты только что сказал?
- Я сказал, что у тебя нет…
- Нет, про Марту. Что отец изнасиловал ее, прежде чем убить ее мать. Откуда ты узнал это?
- Что? В деле… - если бы он сказал "это предположение, основанное на статистике", дело было бы дрянь, но он начал с ходу врать про дело, он у меня в кармане! Я начал напирать, добивая противника.
- В деле ничего нет. Марта никогда не рассказывала об этом на протяжении десяти лет, даже ее психолог не знала точно, только догадывалась, а девочка категорически отказывалась говорить.
- Это невозможно, медицинское обследование …
- Которое никогда не проводилось. Полиция сделала поспешные выводы, решив, что причиной для убийства стала банальная ссора. Позже доктор Бауэр все-таки отправила девочку в больницу, но время было упущено, и врачи не смогли точно установить, было ли изнасилование - пьяный ублюдок не лишил девственности своей дочери. Но оно было. И об этом, помимо нее и Бернарда, у которого хватило мозгов не сознаваться в совращении собственной дочери, знали только двое людей – я и Карл Леманн. А я тебе никогда этого не говорил.
Кристоф Краузе застыл на одном месте, не веря своим ушам. Его вытянутое лицо побледнело, руки затряслась, а затем старший инспектор безвольно осел на пол. Через миг его глаза лихорадочно загорелись, и он дрожащим голосом прошептал мне.
- Хельмут, мы можем договориться. Секта очень могущественна, мы можем многое тебе дать… деньги? Власть? Забудь о том маленьком шантаже, забудь, пусть все останется в прошлом. У тебя начнется новая, прекрасная жизнь, полная…
В ответ я молча выключил диктофон, убрал его в карман и вышел из кабинета, не обращая внимания на его мольбы, которые постепенно переходили в жалкое хныканье. Шах и мат, ублюдок.
…
- Привет, старый друг, у меня к тебе просьба.
- Это ты, Хельмут? Какого черта ты звонишь посреди ночи? – недовольно проворчал один из моих бывших коллег из Висбадена, который ныне был большим начальником в Центральном дивизионе БКА.
- Это важно. Возможно, скоро я сам угожу в тюрьму, но так или иначе моя карьера будет разрушена… но сейчас не об этом. Ты слышал о деле Карла Леманна?
- Да. Что такое?
- В Висбаден через пару дней доставят человека, давшего показания. Ее зовут Марта Эйхман. Ты мне должен, потому я прошу тебя позаботиться о ней. Я хочу, чтобы Марта смогла вернуться к нормальной жизни.
- Это все? Я могу что-то сделать для тебя лично?
- Нет.
- Хорошо, Хельмут. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы твой свидетель получил должную защиту. И все остальное. Я лично прослежу.
- Спасибо, ночи, - произнес я и положил трубку.
Теперь все закончилось. Краузе арестовали после того, как я отправил запись его начальству. Марту включили в программу по защите свидетелей. Я надеялся, что когда-нибудь она простит меня за то, что я мне пришлось раскрыть ее секрет. У меня не было иного выбора, я не мог позволить Краузе уйти от наказания. Меня самого ждало разбирательство с комиссией по внутренней безопасности по факту подделки документов. Я пожертвовал своей карьерой и нисколько не жалел об этом.
Впервые за долгое время я мог позволить себе расслабиться. Ночной город безмолвно взирал из распахнутых окон комнаты, тень от лунного света мягко ложилась на мое лицо, и прохладный ветерок что-то тихонько нашептывал. Я откинулся назад на кровати, собираясь заснуть.
Вдруг мое внимание привлекла чья-то фигура, застывшая в углу моей комнаты. Незнакомец сделал шаг вперед. Я увидел высокого человека с длинными конечностями и с лицом, закрытым капюшоном.
- Я хотел с тобой увидеться, Хельмут. Мне хотелось повидать смертного, который сумел обвести вокруг пальца моих рабов.
- Ты… из секты?
- Нет, Хельмут, я и есть секта, - туманно ответил он, - Культ существует по моему желанию и прихоти. Не думай, что Карл был лидером. Всего лишь очередной ширмой, коих было бесконечное множество. Кстати, должен тебя поздравить, ты – истинный знаток человеческого разума. Никогда бы не подумал, что кто-то бы смог открыть тот закрытый ларец, полный боли и страдании.
- Марта?
- Да.
- У меня есть вопрос.
- Спрашивай, смертный, - глухо произнесло это существо, сверкнув глазами.
- Если секта существует не для обогащения Карла, то для чего?
Существо тихо засмеялось, а затем откинуло капюшон. Моему взору предстала серокожая тварь с огромной головой и пастью, полной острых зубов. Существо расправило свои огромные крылья и заговорило.
- Все хотят есть, Хельмут. Люди, нелюди, животные… мы все существуем, пожирая друг друга. Вы, люди, желаете видеть страдания других, вы хотите вкусить запретный плод, и я даю вам это. Это честная сделка.
- Ты даруешь право «избранным» уродам творить мерзость и сеять разврат, эти выродки убивают и насилуют людей, и ты называешь это честной сделкой?
Демон в ответ осклабился.
- Смертный, каково тебе, знать, что это предел твоих возможностей? Ты сумел уличить только двух выродков, всего лишь двух, и смог спасти только одну единственную заблудшую душу. У меня их осталось много, сотни, тысячи… культ никогда не исчезнет, он будет существовать вечно, - тварь издала звук, похожий на жуткий, нечеловеческий смех.
- Ты жалкий трусливый паразит, который кормится людскими страданиями. Получил свою жертву? Теперь заключи сделку с этим! – и я выстрелил в кошмарную тварь, которая кинулась на меня, раскрыв свой ужасный рот и готовясь вцепиться в мою шею…
В следующий миг я проснулся от грохота выстрела, держа в руках дымящийся пистолет. Мое тело было покрыто липким, холодным потом, а сердце бешено стучало.
В моей комнате никого не было.
Но почему-то я знал, что эта тварь мне не приснилась. И именно сейчас она парила над ночным Гамбургом, рассекая тучи, и выискивала новую жертву.
Чтобы предложить еще одну сделку.
