Глава-1
Это какая-то другая любовь – когда можно без поцелуев, но нельзя без взглядов. Когда пьянят не прикосновения, а его энергетика – заполняющая тебя, заливающая до краев все опустошенные – им же – уголки сознания. Когда самая сильная близость – его энергетика внутри твоей, его взгляд на тебе, и ты, отраженная в нем, растворяешься, принадлежа ему без остатка. И так - страшнее, когда так – не знаешь, куда потом, не знаешь, что сейчас, и, главное, правильно ли, льзя ли – тоже не знаешь. Откидываешь голову назад, прикрываешь глаза, чтобы прекратить наваждение, и под веками, кажется, света уже нет, но электричество - остается.
- Ты, кажется, боишься?
- Не важно, я хочу еще…
… А потом мне стало невозможно спать без тебя. То есть, мы ни разу не виделись с тобой позже девяти вечера, но я несколько недель к ряду все-таки засыпала, держа тебя за руку, прося у тебя прощение, слушая тебя и слушаясь. Иногда ты говорил что-то такое обидное, что приходилось засыпать на мокрой подушке.
Я частенько просыпаюсь, сознавая, что всю ночь мозг прокручивал какую-то запавшую в него днем мелодию. Иногда мелодия в голове становится такой громкой, что я просыпаюсь среди ночи со звоном в ушах. Какое, все-таки, странное устройство: мелодия играет в голове, а болят уши. Наверное, это мог бы как-то объяснить Фрейд, но он никогда не привлекал меня ни как философ, ни как мужчина. А впрочем, ты мог объяснить все не хуже Фрейда, и мы частенько разговаривали с тобой – и не только о психоанализе – прежде, чем я мирно засыпала под твой голос в своей голове, от которого не болели уши наутро, но саднило где-то еще.
И вот теперь стало просто невыносимо засыпать, не сжимая твою руку. Знал ли ты, находясь в своей вселонной, о том, что происходит в моей? Если бы кому-то на земле было бы столь же мучительно необходимо сжимать мою руку, я бы хотела это почувствовать…
- Еще немного, ну пожалуйста…
- Нет, на сегоня хватит, ты ведь еще только учишься, - Марк усмехнулся, панибратски хлопнул Эрли по плечу и ушел на кухню, туда, где в уже бился в конвульсиях чайник. – А почему имя такое странное? – уже из кухни крикнул Марк оставшейся в комнате девушке.
- А у тебя почему еврейское?
- Ты ведь наверняка какая-нибудь Мерлин, но имечко не понравилось тебе за банальностью. Иметь такое имя в этом месте и в это время как минимум пошло, но отрезать от имени буквы, чтобы оно выглядел благозвучнее – еще хуже. Каждому хочется уникального имени, и все начинают кромсать то, что имеют. Отрезать от себя “Свет”, чтобы стать “Ланой”, или “Люд”, чтобы превратиться в “Милу”, или “Алекс”, чтобы стать “Сандрой” и для того только, чтобы получить что-то нетривиальное. Это ведь как мизиниц себе отрезать, ради того только, чтобы веделиться. И ты посмотри, что отрезают: отрезают свет, людей и защиту! “Алекс” – это с греческого значит “защитник”, отрезают половину себя!
- Это что, конструктор? – Эрли заинтересованно указала на яркую коробку.
- У нас с тобой выходит странный разговор, не находишь? – Марк опустился в кресло и принялся флегматично помешивать чай. Эрли даже не взглянула на него, хоть и поморщилась от преувеличенно громого звона ложечки. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, девушка потянулась за коробкой, оступилась, осыпала себя дождем цветных деталей, наступила одному из упавших на пол цветных человечков на руку, вскрикнула, отскочила, неловко пошатнулась и далеким от грациозности движением рухнула в кресло напротив Марка. Тот наблюдал за ней с ироничным прищуром, но Эрли уже избегала смотреть ему в глаза и увлеченно разглядывала покалеченного ею человечка.
- Странным было то, что происходило здесь пять минут назад, - наконец, выдавила девушка.
- Тебе стоит привыкнуть к этому, раз уж ты однажды сюда пришла. В эмпатии нет ничего страшного. Это необычно для тех, кто прежде не чувствовал ничего подобного, но не страшно, - ложечка все еще раздражающе звинела о фарфоровые стенки чашки.
- Ты на несколько минут убедил меня в том, что я люблю тебя! – девушка поднялась с кресла и в ее голосе ему послышалось отчаяние. Марк сдержанно улыбнулся:
- Это не любовь. Это то, что чувствует эмпат к эмпату. Все, что угодно – но не любовь. Ты – эмпат, Эрли, ты чувствуешь мои эмоции, а я чувствую твои, только чуть более сильно – как-никак, ты еще учишься, именно поэтому Алиса и привела тебя сюда. То, что чувствует эмпат к эмпату, люди иногда называют любовью – то, что они зовут “невероятным единением душ”. Смешно, правда?
- Нет! – Эрли чуть не плакала. Она едва была знакома с этим человеком, иуже готова была потерять голову, едва взглянув ему в глаза.
- Смешно, ты скоро поймешь это, - Марк неотрывно смотрел на нее, напуганную. - Эмпаты чувствуют друг друга с исключительной точностью, знают малейшие эмоции друг друга – я знаю каждую твою эмоцию, уж если тебе нужны конкретные примеры. Да и ты только что на себе испытала, что такое эмпатия. Ни к одному человеку ты не будешь испытывать того, что чувствуешь к эмпату, тебе достаточно будет взглянуть в глаза более сильного эмпата, чтобы без остатка раствориться в его взгляде, принадлежать ему. Но не забывайся: никогда не называй это любовью. Хочешь попробовать еще? – Марк поднялся ей навстречу, когда девушка направилась к выходу. – Еще увидимся? Ждать тебя на следующий урок?
Эрли быстро зашнуровывала ботинки и чуствовала, как он насмехается над ней. Чувствовала наверняка, как чувствуют все эмпаты. Дверь хлопнула.