Шары.
Ник Трейси

Погибли все, остались только мы вдвоем и последняя директива. От кого она? Я не помню. Я вообще много чего не помню, но зрительные образы в памяти помогают мне восстановить пространственную карту того помещения, где я нахожусь. Это спальня на двести сорок пятом этаже здания с просторными квартирами, где внешние стены прозрачны и город видно во все стороны света. Нет, я не помню свою личность. Во мне сохранились только базовые воспоминания. Я был человеком. Мужчиной или женщиной. Я не помню. Я не знаю. Но я знаю, что во всем городе, а может и на всей планете осталось только две мыслящие единицы. Одна из них - я. Вторая находится в гостиной. В просторной гостиной с разбитой внешней стеной, где пол усыпан осколками стекла, а пластиковая мебель раскидана по углам. Если посмотреть на стеклянную стену, то видно, что город сгорел. Некоторые небоскребы до сих пор дымят черным смогом. Теперь город – это пустые металлические каркасы в разбитом стекле, где когда-то отражались живые лица. Произошла катастрофа. Случилось что-то страшное. Живых больше нет. Я могу описывать эти образы потому, что мог их видеть ранее. Теперь я слеп. У меня нет глаз, но есть тело. Мое тело теперь это трехтонная металлическая сфера с очень плотным состоянием вещества от ядра до периферии. Ядро это плазма неизвестного мне вещества. Ядро – это я. Ядро жидкое и горячее, но металл, который его окружает, устойчив к экстремальным температурам. Он остается твердым и не плавится. Полчища электронов моей новой телесной оболочки пробегают с одной атомной орбиты на другую, используя бесконечное множество траекторий. Я чувствую их все. Каждый электрон своего нового металлического тела.
Вторая мыслящая единица это моя возлюбленная. Или мой возлюбленный. Я не помню свой пол. Я лишь знаю, что он или она теперь - это такой же металлический шар диаметром около шестидесяти сантиметров с горячим жидким жалом в центре своего существа. Мы не можем говорить потому, что у нас нет речевого аппарата. Мы не можем слышать в традиционном смысле этого слова, но я чувствую вибрацию и микроскопические изменения давления окружающего воздуха от малейшего движения другого шара. Жаль, что в моей базовой памяти не сохранилось сведений об альтернативных языках. Иначе мы могли бы общаться, распознавая слова и эмоции посредством чередования паузы и движения.
Мы не можем общаться полноценно, но способны мыслить и ощущать эмоции друг друга. Наше общение возможно, но совсем иным способом. Я могу контролировать состояние собственного электромагнитного поля, меняя направления тока в своей кристаллической решетке. Я могу посылать импульсы в виде направленных бестелесных волн. Каждой мой импульс передает другому шару, который был мне мужем или женой, что нужно двигаться в направлении друг друга.
Я делаю усилие, смешивая в ядре слои плазмы разной плотности. И шар медленно перекатывается в сторону коридора. Этот огромный металлический монстр без глаз и ушей подминает под собой крупные и мелкие осколки стекла. Стекло хрустит под трехтонным шаром и превращается в стеклянную крошку. Я перекатываюсь на расстояние не больше метра. Останавливаюсь и снова посылаю направленный импульс в сторону гостиной. Другой шар посылает мне ответ и мы продолжаем двигаться друг к другу, как два слепых безногих бегемота. Без плоти, но из металла.
Я ничего не помню из прошлой жизни, кроме того, что должен добраться до него. Или до неё. Мы уже совсем близко и моё невыносимо горячее жидкое сердце чувствует приближение более фатальной развязки, чем то, что произошло с миром до того, как мы стали шарами.
Моя плазма пульсирует, реагируя на широкий спектр внутренних переживаний. Во вспышках памяти вспыхивают и тают цветные картинки. Зеленая лужайка перед горчичным домом с оранжевой черепичной крышей, золотистый ретривер в прыжке за фрисби, розовато-белый амариллис, распустившийся в алых лучах заходящего солнца. Но я не вижу лиц и зеркал и потому не знаю, кто мой второй шар. Если бы я мог кричать, то порвал бы себе глотку. Я не могу выразить свои эмоции так, как это делают люди. Мои эмоции похоронены под слоем железа.
Хруст стекла и удар о внутреннюю стену коридора. Я останавливаюсь, что послать очередной импульс. Память рисует мне этот коридор. Здесь белые стены и картины со счастливыми детьми. Здесь красный вязаный носок и почему то раскрытый зонт. И еще здесь много разбитого стекла.
Мой второй шар уже выкатился в коридор и если бы я мог обонять, то сейчас бы ощущал холодный запах металла. Время, за которое я получаю ответ на свой электромагнитный сигнал, сократилось до предельных минимальных значений. Все данные говорят о том, что наше соединение неизбежно. Два круглых тяжелых пузана из гладкого металла, наконец, достигают друг друга.
Мы столкнулись очень медленно, как два многотонных Титаника, скинувших до минимума свою скорость. Но и этого столкновения достаточно, чтобы директива была исполнена. Механический удар обозначился глухим металлическим стуком, какой можно услышать под водой, когда о подлодку ударяется мина. Столкновение скинуло с поверхности моего тела миллионы и миллиарды электронов, которые вошли в металлическую плоть моей второй половины. Я ощутил, что и в мою плоть проникли чужие электроны. Но главная реакция началась не с поверхности. Она началась изнутри. От удара горячая плазма внутри наших тел взбесилась, забурлила и стала стремительно нагреваться. Я чувствовал, как моя металлическая плоть, не выдерживая внутреннего жара, расступается, сминаясь и образовывая узкие длинные капилляры, по которым мое жидкое горячее сердце стало выбираться наружу. Я трещал по швам, пронизываемый от центра к периферии тысячью вновь образованных путей. Меня трясло от благодатного оцепенения. Я ощущал радость успеха.
В моей памяти бешено меняющаяся цифра электронного секундомера обнулилась, когда первые потоки плазмы выбрались наружу и мгновенно соединились с плазмой другого шара. Наши жидкие сердца коснулись друг друга и….это был последний миг планеты. Зеленая лужайка с золотистым ретривером и дом, утопающий в лучах заката. И цветок, который был сорван для тебя….
Наши сердца взорвались, сбрасывая металлические оболочки. Волна всеразрушающей смерти со скоростью света пронзила твердь и небо. Оставшиеся каркасы небоскребов стали пылью и города стали пылью и планета хлопнула красивым красочным фейерверком, обманчиво имитируя танец сверхновой.
Где мы теперь? Кто мы теперь? Ты слышишь меня?

Конец.

Гнетущее произведение, хотя язык мне понравился...
Хотелось бы услышать философскую подоплеку данного произведения.

Что-то в этом есть. Мрачновато, но обнадёживающе.

А что это за шары?

Да. На английский название не переведешь.))

Ахахах))))) Удар ниже пояса!

Предлагаю переименовать в "СФЕРЫ"...ибо критика неконструктивная сама по себе бесполезна

Уже прилипло. Когда вы говорите сферы, я уже думаю о шарах, а когда я думаю о шарах, я перевожу мысленно на английский и......