В порядке афффтарского извинения-объяснения. Да, действительно, я хочу выложить два кусочка никак не связанных между собой историй. Но создавать аж две темы - а я только-только зарегистрировался! - мне показалось слишком наглым. Если кто-то найдет время и желание, чтобы прочитать изложенное ниже графоманство, и открыть мне глаза на подлинную пригодность (в смысле - сразу на растопку, или немного погодить) тамошних текстов - это замечательно. Потому что сам я, подозреваю, бревна в глазу уже не вижу. Особенно с "Принцем". Не нравится мне его навороченность. По-моему, слишком тяжелые предложения, много прилагательных, а в итоге черт знает что. Ну, а если никто не заглянет, то и, собственно, ничего страшного. Пущай себе повисит. Итак... если "Принц" окажется нечитаемым - где-то на середине этого поста начинается другой кусочек.

История Фарэ
Или рассказ о принце и пользе древней истории

Земля далеко внизу, и вспоминать про нее нет никакого желания.
Полет!
Что может быть прекраснее, чем нестись вместе с ветром над облаками, нырять в них и скользить между стремящихся ввысь воздушных замков, чьи фасады украшены статуями перистых чудовищ? Нет-нет, и какая-нибудь из них оживет, чтобы рвануть к парящему человеку и проводить его до границ своих владений. Но у тебя нет ни долга перед ними, ни страха, ты летишь, куда пожелаешь, ныряя между воздушными змеями, арочными мостами, сквозь толщу облачных стен, и густые, пахнущие свежей росой сады призрачного города-крепости. Бесконечно. Лишь до тех пор, пока не надоест тебе самому. Внизу, за пеной облаков, все неподвижное, медленное, навсегда прикованное к одной-единственной поверхности.
Он бросился вниз, выныривая из пучин бурлящих перед грозой облаков и стремглав понесся навстречу земле. В лицо тут же ударил ледяной ветер, но принц восторженно улыбался ему. Все ближе и ближе была земля, а острый глаз Фарэ стал различать крошечные фигурки рабов на полях. Там его еще не замечали – не мудрено, когда самый разгар сезона жатвы, работникам некогда разглядывать тучи. Ближе, еще ближе. Вот скала мелькнула совсем рядом. Принц не обратил на нее внимания – он неподвижной каплей падал вниз.
Сзади донесся заливистый смех, и слева щелкнул легкий электроразряд, похожий на ручную молнию. Фарэ легко перевернулся на спину, не прекращая падать, и с улыбкой крикнул своей преследовательнице:
- Слишком медленно! Я решил что ты совсем потерялась.
Ветер унес слова быстрее, чем принц их услышал, но он был уверен, что тот самый ветер уже принес его голос Гинде. И тут же убедился в своей правоте, заметив, как от темной фигурки много выше него отделился еще один сизый разряд. Фарэ крутанулся в воздухе, уходя далеко влево от проявления сестринской любви, а сам внезапно притормозил, распахивая крылья и плавно очертил руками несложное на первый взгляд движение. Вместе с ветром, бившим сквозь ладони ударил ветер иной, похожий на касание наэлектризованной мягкой шерстки. Ветер чародейства хлынул по едва осязаемому следу от крыльев и узких ладоней, заполняя их, все четче обретая облик. Энергия превращалась в материю. В призрачную воздушную сеть для ловли птиц. Принц, легко улыбаясь, завершил движение, придал форме направление, отпустил ее, и тут же развернулся лицом к быстро приближающимся полям, ныряя в пустоту под собой.
Крылья снова прижались к спине, позволяя падать все быстрей и быстрей. Под бешеный вой ветра, треплющего рубаху и волосы, в потеплевший воздух, жаром обдающий лицо и кончики пальцев, под свист с которым воздух распадался перед ним на две части. До земли еще секунд двадцать, и начинаешь считать удары сердца. В этом падении можно раствориться. Остаться навсегда. Страшно и восторженно одновременно. Пятнадцать. Рано, слишком рано. На такой скорости незаметно, но лиловый узор татуировок на запястьях начинает наливаться светом. Десять. Кожу слегка покалывает от накопленной в рисунках энергии. Еще рано. Девять. Ждать. Восемь.
Фарэ плавно распахнул крылья, ловя тормозящий поток ветра, и одновременно проделал неторопливое движение руками. Татуировки погасли, выпустили скопленную силу, а она мгновенно заполнила следы его жестов. И мир резко замер. Не было больше свиста ветра, не было падения собственного веса. Крылья раскрылись куполом за спиной, и Фаре, мягко взмахнув ими напоследок, коснулся ногами широкого плоского камня, который он приметил еще в падении. Так оно лучше. Поля по эту пору больше походили на большую грязную лужу.
Он тут же задрал голову, чтобы посмотреть в бурлящие облака, и увидел стремительно мчавшуюся вниз крылатую фигурку сестры. Гинда обернула крылья вокруг себя, словно плащ, неслась вниз с бешеной скоростью. Она не складывала их за спиной, опасаясь разбить о воздушные потоки. Правильно. Это он мог себе позволить рисковать. Фарэ с улыбкой подумал, что она вряд ли что-то сейчас замечает.
Девушка распахнула крылья за восемь секунд до земли, и применила ту же замедляющую падение ката, что и он сам до этого. Её гордость – освоить изобретенное им.
Фарэ незаметно выдохнул. Втайне он каждый раз опасался за сестру. Знал, что она очень хороша. Знал, что в небе с ней мало кто сравнится. И все равно, каждый раз сердце ухало куда-то вниз, когда он смотрел, как она падает.
Принц стянул с лица плотные летные очки, и щурясь от яркого света, вскинул руку.
- Ты так долго копошилась, что я решил, все, потерялась, придется искать! – ухмыльнулся он, глядя как Гинда снимает свою маску и распахивает теплую куртку. Затем направился к ней по перепаханному полю.
- Не дождешься, - фыркнула девушка. Она стояла девственно-чистая посреди целого поля грязи, на высоком валуне, как будто не неслась только что сквозь облака, и не касалась ногами земли. Всего несколько капель воды блестело на теплом летном комбинезоне и воздушной маске, которую она как раз начала стягивать вместе с такими же, как у брата, очками.
Зато Фарэ был грязен за двоих. Пролетая сквозь облака, он не удержался, влетел в дождевое, и промок насквозь. Полет к земле высушил крылья и волосы, но не до конца, а коротенькая прогулка через поле покрыла сапоги и нижнюю часть штанин грязью.
- Наследный принц в своем репертуаре, – вздохнула Гинда, глядя на брата. – Не мог найти места почище, чтобы сесть? – Она остановила укоряющий взгляд на тончайшем шелке его одеяния, вручную расписанном лучшими мастерами империи и теперь сплошь покрытым грязью, коричневыми подтеками, травинками и даже какими-то незадачливыми насекомыми.
Фарэ только ухмыльнулся.
- Непременно. В следующий раз я вызову эскорт и повозку, для того чтобы вы, моя леди, могли прогуляться по этой грязи с комфортом. – Он легко склонился в поклоне, протягивая руку сестре. Гинда с подозрением сощурилась, становясь в этом еще больше похожей на брата, и протянула ему ладонь. Стоило ей только коснуться узкого запястья, как она мгновенно оказалась в грязи.
- Ах ты!...
Фарэ проворно нырнул под хлесткий удар сестрицы, но на ногах не удержался, поскользнулся, и растянулся на земле. Гинда злорадно хихикнула.

Джейс Вернот.

1792 год, 25 июля, Виши, Франция.
Ресторация “Ревюа”, 8:30 утра

В тот день шел дождь. Он начался почти сразу после того, как я захлопнул за собой тяжелую дверь полуподвального трактирчика, гордо называвшегося “ресторацией”, и уселся за пустующий стол, грубо сбитый из кое-как струганых досок. Быть может, в вечерние часы это место и знавало наплыв посетителей, но в такую рань там никого не было. Только заспанная служанка, лениво протиравшая столешницы. Она покосилась на меня, но ничего не сказала. Узнать, чего я, собственно, хочу, тоже.
Меня это полностью устраивало. Человек, назначивший встречу в “Ревюа”, должен был вот-вот прийти. Пока же у меня оставалось время перебрать в памяти его слова и свои вещи. Последнее имело критическую важность – порой что-то терялось, доставляя мне уйму неприятностей.
Раскладывая в пальцах хитроумные механические часики без корпуса, чем-то похожие на миниатюрные жернова, я вызвал перед глазами старческое лицо, измученное испытаниями, горькими потерями и страхом, но все еще хранящее гордость и благородство дворянских черт. Жан Пьер Люмар был совсем немолод, за свою жизнь побывал во многих странах и прошел через множество приключений. Я знал его, как настойчивого, целеустремленного человека с деловой жилкой, но все же не чуждого благородства и чести. Один из немногих хороших людей уходящей эпохи. Мне жаль было, что ему предстояло уйти вместе с ней – сгинуть на какой-нибудь виселице по приговору так называемого Законодательного собрания, или быть сожженным революционной толпой. Просто потому, что Люмар. Потому, что дворянин, по глупому праву крови. Близился штурм Тюльири и казнь давно уже ничем не правящего Людовика XVI.
“- В нем – все. Послушай, ты давно меня знаешь. Давно ты знаешь, что я не хватаюсь за соломинку. Я понимаю, что уже не могу спастись сам, но мой сын… Мой сын это все, что у меня есть. Я знаю, ты можешь сделать так, чтобы он избежал свой проклятой участи. Возьми Флориана с собой. Прошу тебя!
- Я не могу, друг мой. Понять тебя нетрудно, но и ты пойми – то, что произойдет в тот миг, когда я это сделаю, изменит все, что ты знаешь. Все, что ты знал. Никто не в силах предугадать того, что случится, даже я.
- Джейс. Джейс, слушай. Я никогда ни о чем тебя не просил. Но я прошу сейчас. Мне недолго уже осталось, я знаю. В стране все вверх дном, головы летят, как перезрелый виноград. Я старик, я отжил свое. Но Флориан еще молод. Дай ему шанс! Я знаю, ты можешь.”
Жан Пьер говорил с такой убежденностью, что тогда у меня не хватило духу отказать. Я действительно мог, хоть и рисковал. То, о чем он меня просил, было трудно. Седина у меня в волосах – тому доказательство. Ни для кого иного я бы не стал и пытаться. Но Жан Пьер был прав. И он умел убеждать.
Я уже не мог заставить себя думать о друге в настоящем времени. Для него еще оставался какой-то шанс, какое-то время до рокового часа, он мог еще спешно бежать из страны, спасать себя, но… Но и я, и он, мы оба знали, что Люмар так не поступит. Только не он. Не бросит родную страну. Чертов старый дурак.
Часы-жернова в моих пальцах начали негромко тикать, перемалывая незримые мгновения. Я поставил их на стол и потеребил сапфировый медальон на шее. Овальный камень в серебряной оправе был теплым. Согрелся от моей кожи – я и не заметил, как взмок от волнения. Словно сам готовился пойти под топор палача.
Третьим и последним предметом в моей крохотной коллекции были песочные часы, наполненные хрустальным песком. Он весь скопился в нижней части, а я не торопился переворачивать их. Мало радости оказаться единственным живым существом поблизости, когда песок заканчивает пересыпаться.
Тут, очень вовремя, дверь в подвальчик снова распахнулась и внутрь вошли двое в потрепанных, латаных-перелатаных плащах с капюшонами, с которых капала вода. Судя по фигурам – юноша и старик. Конечно, это был мой друг и его сын. Они откинули капюшоны, и я приветливо помахал рукой.
Жан Пьер еще больше поблек. Под его глазами залегли глубокие тени. Движения, еще недавно быстрые и точные, будто у молодого, теперь стали рваными, как у сломанного автомата.
Его сын, Флориан Люмар, был статным юношей лет девятнадцати, худым и поджарым, словно охотничья гончая. Темноволосый, как и отец, он нес на себе печать его благородства и спокойной властности, хотя в тот миг казался скорее встревоженным мальчишкой, поддерживающим отца. На боку его виднелся кинжал в потертых ножнах.
- Что случилось, Жан Пьер?
Он тяжело вздохнул, опускаясь напротив меня.
- Лиза… умерла.
- Ты вел ее сюда?
Мой резкий тон неприятно удивил его. На миг я заметил в потухших глазах старшего Люмара гнев.
- А ты бы не попытался спасти своих детей, Джейс? Да, я обманул тебя, прося укрыть только Флориана, но ты ведь мог бы увести и его сестру. Ты мог!
Я горько покачал головой.
- Мои силы не бесконечны. Прости, но если бы не вмешался случай, тебе пришлось бы выбирать между сыном и дочерью. – Я скривил губы. Гадкие подарки делает Судьба.
- Я должен был попытаться, - твердо ответил Люмар. – И ты это понимаешь. Все равно нас всех ждет смерть.
- Последний раз предлагаю увезти вас из страны. Это еще возможно. Жан Пьер?
Флориан осторожно взял отца за плечо.
- Я не имею права тебя бросить здесь. Давай попытаем счастья в бегах. Подадимся в Россию – там у нас друзья. Что нам помешает вернуться домой, когда все стихнет?
- Нет, сын! – сбросил его руку Жан Пьер. – Нет. Я не буду прятаться на чужбине, пока моя родина корчится в огне. А ты не доедешь даже до границы.
- Тут ты не прав, - вмешался я. – С моей помощью он доедет. И даже дальше. Не обещаю Россию, но за пределы Франции я его вывезу.
Старик заколебался. Он был уже не там яростным авантюристом в расцвете сил. Увы, время оказалось безжалостно к нему.
- Ты действительно сможешь, Джейс? – шепотом спросил он.
- Конечно. Это в разы проще того, о чем ты просил в начале.
- Отец, ты столько говорил о долге, а теперь хочешь, чтобы я пренебрег им? Чтобы просто взял, бросил тебя здесь?
Люмар-старший тепло посмотрел на сына.
- Тебе надо научиться различать, когда соблюдение долга не приведет ни к чему хорошему, парень. Поверь мне. Знаю, что говорю.
- Как я объясню это нашим друзьям? Как я, глядя им в глаза, скажу, что бросил тебя на растерзание этим псам?!
- Честно. – Он улыбнулся. – И еще скажи, что это я приказал тебе уезжать.
И тут часы-жернова вдруг встали.
В следующее мгновение чей-то пинок снес дверь с петель, и в зал ворвался десяток вооруженных санкюлотов.
- Вот он! Да еще с выкормышем! Взять их!
- Ложись! – рявкнул я, падая как раз вовремя.
Грохнул нестройный пистолетный залп, выбивший щебень из стены у меня за спиной.
- Какого черта они сюда притащились?! – прошипел я. – Жан Пьер, это твой хвост?
- Нет уж! – процедил Люмар сквозь зубы. Он, как и я, упал под стол за миг до залпа. Что касается Флориана, то он еще и успел этот стол опрокинуть, сделав нам прикрытие. Ненадолго, правда. Еще пара выстрелов ударилась в толстую столешницу.
- Сейчас они сообразят, что у нас нет вообще никакого оружия.
- У меня кинжал!
- Мальчик, сунь его себе в задницу, - от души посоветовал я.
Этот сброд, который раньше назывался просто “бандиты”, меня не слишком волновал. Куда большее беспокойство вызывали вставшие часы-жернова. Завод еще не кончился. Что могло…
Мои сомнения развеял человек, вступивший в зал следом за санкюлотами, которые еще торопливо перезаряжали свое оружие и готовились обойти нас с флангов. То был высокий, бледнокожий мужчина с острыми и резкими чертами надменного, слегка грубоватого лица, одетый в длинный синий камзол и высокие ботфорты.
Саффир в своей манере. То-то эти горе-революционеры мне показались какими-то заторможенными.
- Джейс, я знаю, что ты тут! – крикнул он. – Сдавайся, и больше никто не пострадает. Мне нужен только ты.
- Но там с ним дворянское отродье! - попытался возразить один из молодцов, но Саффир лишь повелительно вскинул руку, и тот испуганно заткнулся, отшатнувшись.
- Кто это? – прошипел Флориан.
- Наша смерть, - буркнул я, торопливо заводя часы-жернова снова. Другой рукой я быстро перевернул песочные часы и поставил возле себя на пол. – Так что придумайте, чем его отвлечь минут на пять.
- Последний раз предупреждаю, Джейс!
Я молчал, хотя очень хотелось высказаться. Жан Пьер молча забрал у сына кинжал. Сделал многозначительное лицо, указав на горящую масляную лампу под потолком. Флориан понятливо прикрылся руками, а я не успел сообразить, в чем дело, как оказалось поздно. Люмар метнул кинжал вверх, тот вдребезги разбил лампу, и брызги пламени разлетелись по всему залу. Вот когда начались вопли! Обоженные санкюлоты пытались сбить огонь с самых невезучих, а Саффир отскочил в сторону и остался невредим. В меня попало несколько капель, но в отличие от макак у входа, я умел терпеть боль, и к ожогам остался равнодушен.
- Неплохо. А сейчас слушайте внимательно. Жан Пьер, радуйся, я исполню твою просьбу. Флориан исчезнет в целости и сохранности, он переживет эту революцию.
Лицо старика осветила радостная улыбка, которую не смогла омрачить даже гримаса сына.
- Но ты останешься здесь.
Жан Пьер только кивнул. Легко, непринужденно, как будто я ему предложил пройтись по летнему парку. Казалось, с него разом слетело лет двадцать.
- Удачи тебе, сын.
Флориан молча кивнул, твердо сжав челюсти. Я, признаться, удивился. Не так давно парень яростно упирался.
- Постарайся удрать, Жан Пьер. Саффиру – тот, в синем – сейчас будет не до тебя, но останутся санкюлоты. В любом случае, - я глубоко вдохнул, - прощай, друг.
Он улыбнулся.
- Прощай.
Часы-жернова остановились. Минимальный завод, который я выставил, закончился, и теперь крошечные детальки механизма начали с бешеной скоростью вращаться в обратном направлении, и вместе с ними вращались стрелки всех часов в округе, перематывались вперед мгновения и секунды, минуты, часы, дни, недели, месяцы, годы, века…
Что-то взорвалось у меня в голове. Острая боль пронзила мозг раскаленной иглой, и я успел заметить, как лицо Флориана вытягивается от такой же боли, но было уже поздно. Песочные часы опустели – течение песка в них тоже ускорилось, и где-то рядом раздался дикий, полный страданий вой.
Где-то рядом, потому что больше не было ни ресторации, ни Жан Пьера, ни революционной Франции. Мир исказился, разделяясь на сложные временные векторы, и разбился на сотни кусков, которые тут же унесло потоком времени куда-то назад. Вокруг было только невыразимое словами пространство, преисполненное векторами, нескончаемыми циклами и тиканьем часовой стрелки.
А потом мои часы-жернова снова встали, и бешеная круговерть резко остановилась с ними. Казалось бы, продержись она в неподвижности еще чуть-чуть, и можно было бы понять, куда же попал. Но в этот миг то, что я воспринимал как математические, квантовые и метафизические пути и вектора, формулы и дыры, начало приобретать узнаваемые очертания. И в лицо дохнуло свежим, влажным воздухом.
В тот день шел дождь. Мимо изредка проезжали машины. Менял цвета светофор. Вокруг гудел Виши 2011 года. Я стоял, откинув капюшон плаща, и улыбался, глядя на ошарашенное лицо Флориана.