Опять была суета, бессмысленные команды. Хлопали двери, в которые без конца кто-то входил и выходил. Наконец зарычали моторы, редукторы отозвались басовитым уханьем, скрипом, протестующим скрежетом шестерен. Вся эта громыхающая какофония взметнулась оглушающе, в несколько невыносимых мгновений заполнила все вокруг, пока неожиданно не стихла в отдалении.

Безлюдные коридоры налились гулкой пустотой, где-то внизу грянул было запоздалый звонок, но устыдившись собственной неуместности, оборвался посредине трели. Остался лишь тонкий посвист вездесущего сквозняка, шелестящего брошенными как попало, никому не нужными бумагами.

Словно не вытерпев тишины, забулькал уличный громкоговоритель. Он выплевывал пустые, потерявшие всякий смысл, слова. Восприятие каждого из нас удивительным образом утратило масштаб, подчиняясь единственно — стремлению уцелеть самому. Все эти ориентиры и города, перечисленные в сводке и составлявшие прежде почти осязаемое пространство, — превратились в безликие точки на карте, над которыми падающие звезды зажигали рукотворную зарю.

Слепящая дуга мигнула, сменилась едва тлеющей из разбитого абажура ниточкой. Пришлось накинуть тулуп и встать у окна. Темнеет теперь рано и карандашные строки едва различимы на мятой бумаге.
«Нет времени на всякие околичности, да и поздно бояться. Если можешь — беги! Оставь, наконец...» — неразборчиво. Ниже приписка другой рукой: «Сынок, родной, не сердись на отца! В такое время вся семья должна быть вместе. Мы остановимся... Ты ведь помнишь, где это!»

Я тоже помню — вчера упоминали в сводке: тридцать килотонн... А сына расстреляют сегодня. Если посмотреть в запыленное стекло можно разглядеть, как голова колонны выползает на откос за городом. Там хорошее место — сухое, открытое, поросшее небольшими елочками. Оттуда весь городок, как на ладони: невысокие, ладные домики расставленные в правильном порядке...
Порядок у нас поддерживается расстрелами. Говорят так надо. Об этом, вообще, много говорят. В основном, те — кто стреляет. Остальные молчат. Дезертиры, паникеры и появившиеся недавно мародеры с голодными глазами — тоже молчат. Нет, поначалу они говорят много! Гневно, взахлеб, разрубая воздух ладонями... А потом молчат. Смотрят с ненавистью в окружающие лица и молчат.
Устал. Скорей бы моя очередь...

Спасибо, автор, мне понравилось.
Моя очередь... прозвучало двусмысленно.

Это вам спасибо, к интересной мысли меня подтолкнули.
А если в самом деле - наступила очередь протагониста. Станет расстреливать или откажется?
Напишите сами продолжение!
Страна в руинах, выжившие и беженцы кочуют в поисках пристанища. А в небольшом городке при шахте поддерживается порядок. Работает ТЭЦ, горит свет, исправны телефоны. Идти некуда. Все работают не за совесть, а за страх. Страх быть изгнанным в неизвестность, голод. А тут фермы, подсобное хозяйство. Ну и боевая дружина, чтобы все это охранять. И расстреливать, когда надо...

Пока не приснится, не смогу написать =)
А так да.. Я люблю короткие тексты тысячами смыслов. И сам, и других. Когда можно читать одно предложение, на разных скоростях, под разной призмой, когда понимание даже зависит от ритма души. Кап.. кап.. кап.. Это как разглядывать что то под микроскопом. Я ваш рассказ тоже не раз перечитывал, и в разном настроении будучи. Потом отписал, уверившись, что понравилось по разному. Короткий жанр позволяет иногда аккумулировать, архивировать смысл и идеи, но к сожалению, винрар или 7зип не у каждого в программном пакете..

Ну да, поиграть со словом очередь... Автоматная в твою сторону или наоборот, очередь перечеркнуть чужую судьбу. Шанс выжить и защитить свой мирок. Или встать самому на песчаном обрыве, за нежелание лишать других надежды.