Сева чувствовал себя крайне неуютно. И виной тому была не дрянная осенняя погода, и не мелкая противная морось, которую холодный ветер норовил зашвырнуть за воротник куртки. Жутко нервировал Севу хлыщ в коричневой кожанке, который, надвинув на глаза чёрную ворсистую кепку, уже два квартала топал за ним след в след, блин. Вроде, ничего такого - мало ли, кому и куда по делам спешить надо. Однако, стоило быть поосторожней человеку, чьи портреты скалятся со стёкол полицейских машин (сам, блин, видел – мутно, но узнать можно).
Вот Сева и осторожничал – шмыгнул на другую сторону улицы, и зашагал в обратную сторону. Повернул за угол, купил сигарет в ларьке, обернулся – тот же здоровяк в кепке, блин, рисуется. Сева прибавил ходу, пытаясь припомнить, где прокололся… хотя, что, блин, вспоминать – ясно, что всё из-за того случая в прошлую пятницу. Обычно, Сева для своей работы тихие места выбирал, тёмные, а тут его будто бес попутал.
Не в пример этому, тогда был ясный, солнечный денёк, и Сева на безлюдной улице инструментом бока дорогим тачкам царапал (чтоб мажорам, блин, жизнь мёдом не казалась), а тут этот прыщ из какой-то конторы выскочил. Весь такой гладкий, упакованный, с чемоданчиком в руках – прыг на асфальт, и зашаркал остроносыми ботиночками к своей машине. Сева тогда сообразил, что в фильмах такие чемоданчики видел – в них, блин, пачки денег перевозили. Удача, блин! Сева прыгнул, инструмент перехватил, ткнул им чувака в ляжку, чемодан дёрнул и убежал.
Инструмент – это здоровенная, острая, как игла, отвёртка с лампочкой электрического индикатора в пластиковой ручке (Какое, блин, холодное оружие, господин полицейский? Электрик я. Чего же мне, фазу, блин, этим… пальцем, что-ли, искать?). Так что, господинчик поклажу выпустил, схватился за ногу, и таким матом, блин, заорал, что Сева хотел вернуться, чтобы по губам отшлёпать охальника. Однако, через час, когда вскрыл чемодан, он сам ругался не хуже – там, блин, глазные яблоки в пакетах с прозрачной жижей плавали.
Сева полюбовался, как глаза под колёсами грузовиков полопались, а вечером, в новостях уже кадры с уличных камер смотрел, со своим, блин, лицом. Сдох, оказывается, тот чудила – инструмент артерию порвал, и кровища, блин, вытекла до приезда «скорой». В общем, вместо денег, он получил намёк на «мокрую» статью и свой портрет на розыскных листках. Грело душу только то, что один богатей сдох, а второй – слепым остался. Круто, блин!
Сева ускорился, надеясь укрыться на задворках торгового центра. Перед тем, как свернуть за угол, он успел заметить в стекле витрины отражение преследователя, который был уже совсем близко. Тогда Сева принял другое решение. Резко нырнув в узкий проезд, он вжался спиной в стену. Вытянув из-за пазухи инструмент, Сева ловко, как фокусник, крутанул его пальцами (Жаль, блин, что никто не видит). Здоровяк в кепке, повернув вслед за Севой, наткнулся лицом, самым, блин, носом, на его кулак. Нос, помедлив мгновение, брызнул струйками крови, а бьющая рука опустилась ниже, и ухватила кожаный воротник куртки.
Сева швырнул противника, припечатав его спиной к стенке. Перехватив поудобней инструмент, он повторил трюк с вращением отвёртки, и, удовлетворённо отметив восхищение во взгляде здоровяка, прижал остриё к его небритому подбородку.
― Ты чё, блин, приклеился, придурок? Сдохнуть решил?
Мужик заёрзал, закряхтел, и Сева надавил на инструмент посильней. Из-под острия показалась капелька крови. Мужик обмяк и залебезил:
― Друг, успокойся, я просто проверял – не идёт ли кто за тобой. Так надо, чтоб самому не запалиться. Ты же теперь – звезда!
Издёвка в голосе пленника не понравилась Севе, и он усилил нажим на инструмент. Крепыш застонал.
― Убери железку. У меня для тебя сообщение. Приятное. Считай, что ты в лотерею выиграл. Ты же – Сева «Блин», правильно?
Сева едва не задохнулся от ярости, но любопытство взяло верх, и, прошипев:
― Для тебя – Всеволод…, блин, ― он ослабил нажим на инструмент. Потом легонько, просто чтоб знал своё место, хлопнул ладонью по небритой щеке собеседника, и вовсе убрал отвёртку, предупредив:
― Только стой смирно. Дёрнешься, блин, проткну, как… в общем, больно будет.
― Ладно, понял. Мне проблемы не нужны – у меня на завтра большие планы. Такие дела затеваются. Всех сейчас на эту тему подписывают. Я сразу согласился. Кстати, я – Жора «Квадрат», не слыхал?
― Про квадрат знаю, а Жору – нет. Мне, блин, плевать на твои планы – я всегда один свои дела делаю.
― Ну да – знаем, как ты их делаешь. Странно, что ещё не поймали. Да, я тебя и не подтягиваю – сам, так сам. Мне такие психи тоже без надобности. Штука в том, что завтра большая буза затевается. Во всех городах, по всей стране. Я даже слышал – по всему шарику. Так что, и ты завтра чего-нибудь замути. Так надо. И, чтоб шума побольше.
― Ха! Кому, блин, надо? И на фига оно мне? Кто тебя, вообще, послал?
― На меня такие люди вышли, которые все улицы в кулаке держат. А над ними есть те, что ещё поважнее, а над теми… ну ты понял – большие люди в деле. И надо, чтоб улицы завтра вскипели по-полной. Грабежи, убийства, погромы – всё и сразу. Так, чтоб полиция кинулась все дыры затыкать. А на всех, как известно, у них силёнок не хватит, даже если вояки на помощь подтянутся. Ты чего, в самом деле, не видишь, что последнее время творится? Я имею в виду политику, и всё такое.
Сева смачно сплюнул на асфальт, будто желая наглядно показать своё отношение к политике, и, особенно, блин, к политикам.
― Я этой политикой, блин, и всякой такой фигнёй не интересуюсь.
― Ах, ну конечно – ты у нас мужчина занятой, ― попытался съязвить «Квадрат», но, заметив взгляд Севы и угрожающее вращение отвёртки, примирительно улыбнулся, и уже спокойно пояснил:
― Умные люди говорят, что политическая напряжённость по всему миру нарастает. Недовольства там, митинги всякие – волнуются людишки, перемен жаждут. Так вот завтра этот нарыв лопнет. А таким как мы с тобой надо успеть поучаствовать, кто как может. В мутной водичке хорошую рыбку можно словить. И полиция с солдатнёй со всеми сразу не управятся.
― А мне то чего, блин, дёргаться? Мне ни менты, ни эти, блин, мятежники – ни разу не товарищи.
― Историю надо было в школе учить, Сева, а не мусорные баки поджигать. Наш брат на такой волне всегда хорошо подняться может. Про Котовского слыхал? Да, где тебе… Ладно, ты не дуйся – сейчас мало кто об этом вспоминает, но и после октябрьской революции в России, и после французской революции многие из уголовного элемента стали едва ли не министрами, и, вообще – кум королю. Я уж не говорю о событиях столетней давности – о «лихих девяностых» двадцатого века. Вот время было! И нам повезло несказанно. Так что завтра можно будет и куш хороший сорвать, и… короче, если всё получится, то «господа революционеры» нас очень отблагодарят. Ну, что скажешь, Сева?
Сева почесал кончиком отвёртки затылок, пожал плечами, и решительно сказал:
― А чё я? Я за любой кипеж, кроме голодовки. Есть у меня на завтра пара идей – пошумлю, блин, будь здоров.
― Ну, вот и славненько. А я побегу дальше, ― довольный Жора-Квадрат крепко пожал Севину ладонь, надвинул на глаза кепку, и удивительно резво для своих габаритов шмыгнул за угол.
Квадрат, блин, не соврал. На следующее утро возле подвала, в котором устроил себе ночлег Сева, раздался жуткий вопль. Не успев толком проснуться, Сева выскочил во двор, и едва не споткнулся о распластавшееся в стылой луже женское тело. Сева сразу сообразил, что кто-то уже приступил к исполнению своей маленькой роли в большой, блин, игре. Значит, блин, и ему пора. Спешно опорожнив за мусорными баками
мочевой пузырь, Сева направился ближе к метро. Там он надумал избавить от денег клиента какого-нибудь обменника. Пока он шёл, мимо не раз проносились полицейские экипажи.
Отовсюду слышались вой сирён и рёв «крякалок». Тут и там дребезжали разбитые окна, а кое-где шум утренних улиц прокалывали раскалённым шипом хлопки выстрелов. В какой-то миг Севу посетила тревожная мысль, что он, блин, проспал всё веселье, и теперь ему останется лишь крохи подбирать за более шустрыми ребятами. Однако, его опасения не оправдались – он успел неплохо обогатиться. А всё потому, что не стеснялся, блин, использовать инструмент. Ему было плевать - выживет или нет хмырь на дорогой тачке, который попадал в крепкие Севины ручищи возле обменного пункта.
Всю неделю продолжались беспорядки на улицах. Некому было смывать кровь с улиц, и она загустела зловонными пятнами. Сева не успевал отмывать инструмент, и складывать добычу в тайники. За эту неделю он «заработал» на всю оставшуюся жизнь, но останавливаться не собирался. Сева вошёл, блин, во вкус. Полиции и впрямь было не до таких, как он – кругом шли бои на баррикадах, повсеместно вспыхивали стремительные уличные схватки. Город оказался в полной власти бандитов, грабителей, насильников и погромщиков. Сева чувствовал себя, словно рыба в воде. Хищная, блин, зубастая рыбина, а не толстый карась с золотой чешуёй.
Однако, в конце недели всё резко изменилось. Будто, блин, по щелчку пальцами – власть обрела прежнюю уверенность, а полиция вместе с военными сумела взять улицы под контроль. Теперь они действовали жёстко, и, не церемонясь, пускали в ход оружие. В кровь расшибая костяшки на мозолистых кулаках, они набивали под завязку автозаки и тюремные камеры. Под горячую руку стражей порядка частенько попадали и обыватели, рискнувшие выбраться из дома за продуктами. Все попытки что-либо объяснить обрывались ударом кулака в зубы.
Севе пока везло, но, радости, блин, он не испытывал. Всё из-за Жоры-Квадрата, слова которого никак не шли из Севиной головы. Те, в которых он сулил райскую жизнь после того, как власть поменяется. Теперь дикторы по ящику с торжественными лицами говорили о победе сил добра и порядка над тёмными силами террора и хаоса, внезапно поднявшими косматые головы. Сева, слыша такие вести, долго потом злился. Бесился, блин, так, что, казалось, попадись ему сейчас этот диктор – порвал бы в клочья голыми руками. Но попался не диктор, а этот …гад, блин. Огромная, едва ли не в полквартала, чёрная машина, прижалась к бордюру, облив Севу грязью с головы до пят. Из машины, вслед за шкафом-охранником, важно вывалился солидный господин. Севе на мгновение показалось, что он уже видел это лицо в газетах и по ящику – не то министр, не то депутат – хрен его разберёт. И всё бы ничего, но этот серьёзный, блин, гражданин расхохотался, тыча пальцем в сторону Севы:
― Ха-ха, искупал я тебя. Ничего, чище будешь.
Сева заскрипел зубами от злости. И твёрдо решил, что так этого не оставит. К тому же глаз привычно отметил: часы, браслет, заколка на галстуке, перстень. В общем, этот козёл, блин, таскал на себе кучу денег в виде дорогущих цацок. Господин скрылся за высокими дверями шикарного особняка, успев буркнуть полицейскому, караулившему вход:
― Генерал приедет – сразу ко мне.
Сева заметил, в каком окне спустя минуту загорелся свет, и решил действовать, как обычно – лихим наскоком. Скромно понурив голову, он, старательно изображая побитого пса, пошёл в сторону дверей (мне, блин, просто к дому в ту сторону, начальник). Полицейский, охранявший дверь, с высокомерной ухмылкой смотрел в сторону промокшего пешехода и не сразу заметил, как, поравнявшись с ним, тот резко преобразился. Побитый жизнью работяга обернулся хищным зверем, осклабившимся щербатой пастью. В длинных пальцах, словно ниоткуда возникла длинная тонкая железка, которая сама собой принялась вращаться с бешеной скоростью (смотри, блин, мусор, как я умею).
На то, чтобы раз двадцать ткнуть отвёрткой в горло полицейскому, у Севы ушло совсем немного времени. Стянув с испускающего предсмертные хрипы слуги закона штаны и китель, Сева быстро переоделся, и, оттащив тело за угол, бросился к дверям особняка. Постовым в холле первого этажа он на ходу крикнул:
― Генерал на соседней улице в аварию попал. Расшибся в лепёшку. Срочно, блин, все туда.
Воспользовавшись замешательством, Сева быстро взбежал на третий этаж. Встретивший его в коридоре здоровяк-телохранитель получил мощный удар ногой в пах, после чего несколько раз наткнулся, блин, горлом на остриё отвёртки. Дёвчонку-секретаршу Сева нехотя вырубил, ударив ребром ладони по очаровательно длинной шейке. Всё – вот она, заветная дверь.
Сева вихрем ворвался в просторный кабинет. Господин-министр-депутат, в изумлении вскинув густые брови, привстал с массивного кресла.
― Т-ты… к-как?
Сева сплюнул на роскошный ковёр и, вновь похвастав своим умением крутить пальцами отвёртку, угрожающе процедил сквозь зубы:
― Да, вот забыл, блин, спасибо тебе сказать за то, что ты меня искупал. Щас, блин, и я тебя ополосну… в твоей же, блин, кровище.
Хозяин кабинета попятился. Сева быстро, в три прыжка, приблизился к намеченной жертве и с размаху ткнул отвёрткой в складку между чисто выбритым подбородком, и бледной кожей шеи. Странно, но остриё хрустнуло, наткнувшись на что-то твёрдое. Сева повторил выпад снова и снова, но каждый раз металл инструмента с лязгом отскакивал от более прочного материала. Мало того, Сева и испугом и удивлением заметил, как во время удара лампочка индикатора в рукояти отвёртки вспыхивала ярким жёлтым свечением. Это могло означать лишь одно – небывало прочное тело хозяина кабинета находится под напряжением.
Сева, окончательно решив, что видит кошмарный сон, продолжал наносить бессмысленные удары, пока под сползающей клочьями кожей не показалось что-то блестящее. Во время очередного удара, скользкая от пота и чужой крови рука сорвалась, и коснулась того, что тускло поблёскивало под кожей важного господина. В тот же миг, будто сотни чугунных молотов одновременно ударили изнутри и снаружи по всем органам Севы, и он, взвыв от жуткой боли, провалился в кромешную тьму полной, блин, отключки.
Очнулся он в душной, невероятно тесной и чёрной мгле. Сева много слышал о дурацких тоннелях света во мраке, которые видят люди после клинической смерти. Но он сейчас видел не тоннель и не коридор, а тоненький лучик света, пронизавший густую тьму. Из тех же пресловутых рассказов Сева знал, что принято стремиться к этому свету. Он попытался подняться, но едва не застонал от боли в сведённых судорогой мышцах. Тогда он понял, что по-прежнему жив, и находится в тесном помещении, похожем на шкаф. Сева сделал такой вывод, когда разминал затёкшие руки и ноги, и ощупывал тьму вокруг себя. Ещё он понял, что находится в шкафу не один – он нащупал твёрдое, будто из металла, лицо, прикрытое лохмотьями кожи, и упакованное в костюм тело.
Сева догадался, что вместе с ним в одном шкафу неведомым образом оказался сам хозяин кабинета. Вспомнив о сильнейшем электроударе, Сева отдёрнул руку, и привычно потянулся к инструменту. Отвёртки не оказалось на месте, но, к счастью, странный сосед по заточению не проявлял ни малейших признаков жизни – лежал тихо и безмолвно. Снаружи донеслась серия странных звуков, и Сева потянулся к лучику света, прильнув глазом к замочной скважине, которая служила узким каналом, соединившим душную внутренность тесного шкафа со светлым простором кабинета.
Сева был несказанно удивлён, когда увидел того же господина, что лежал сейчас вместе с ним в шкафу. Хозяин кабинета, холёный, ухоженный и довольный сидел в огромном кресле, будто ничего не случилось. Напротив него стоял крупный мужчина в военной форме, похожей на генеральскую. Сева, блин, был шокирован увиденным – значит, богатеи теперь запасными телами обзавелись. А нищеброды, типа Севы, пачками на улицах мрут.
Шок лишь усилился, когда Сева обратил внимание на пугающие детали. И господин в костюме, и генерал стояли неподвижно, словно куклы, а из их, неестественно широко разинутых, ртов повыползала какая-то, блин, жуткая дрянь. Это были живые, пульсирующие твари, похожие на шипастых, жирных червей, длиной примерно в локоть. Их бугристые, глянцево-коричневые тела сжимались и вытягивались, как пиявки в тёплой луже, издавая серии звуков, похожих на свист, хрюканье, влажные всхлипы и причмокивания. Это был какой-то неизвестный язык.
Но Сева понимал, о чём, блин, треплются эти мерзкие червяки. Будто русский перевод сам собой возникал в его голове. Он словно смотрел иностранный фильм с синхронным переводом. Несмотря на испуг, невзирая на боль в затёкших руках и ногах, Сева запомнил каждое слово.
Червь, торчащий изо рта господина в дорогом костюме, прохрюкал:
― Чёртов псих, блин, такую оболочку испортил. А теперь надо минут двадцать ждать, пока настройки в новую оболочку установятся, пока экран нормально заработает.
― Так, может, подождём – чтоб никто на телепатический канал случайно не настроился, ― прочавкал генеральский червяк.
― Не обязательно – кабинет хорошо экранирован. Ну, что там у тебя?
― Так, то же, что и в новостях передают – наши побеждают. Мировое зло снова получило достойный отпор. Сейчас идут аресты, уничтожаются остатки банд. В общем, полным ходом восстанавливаем конституционный порядок.
Червяки издали серию хрюков, будто рассмеявшись неожиданно удачной шутке.
― Молоток, блин, генерал. Значит, поставки сорваны не будут. Может, даже слегка с перевыполнением закончим период.
― Слушайте, советник, а почему мы именно теперешней власти помогаем – ведь эти ребята, из новых, тоже перспективные. Неплохо подготовились, по всему миру волну подняли.
― Вот, сразу видно, почему тебя генералом сделали – солдафон ты, и кроме своих приказов и арсеналов ничем не интересуешься. Пора бы знать, что человеческое население Земли – главный источник сырья для «возбуждённой корпускулярно-волновой пи-эмульсии», которая, сам знаешь, что для нашей расы значит. Без этой эмульсии – не жизнь, а, блин, дерьмо. А сырьём для эмульсии служат редкие биоэнергетические импульсы, модулируемые только человеческим организмом в особых состояниях. И, как квашенная капуста даёт сок под гнётом, так и человеческий мозг особенно щедр на сырьё для наших пи-эмульсий, когда его носителя-человека морально и материально давят, гнетут, нагибают… В общем делают именно то, в чём теперешние власти особенно наловчились.
Потому они и получили от нас ярлык на верховное правление на своих территориях. Потому мы их и будем поддерживать, как надёжных поставщиков. Я уверен, что эти ребята ещё смогут, под нашим строгим надзором, придумать много новых законов, способных усилить давление на массы людей, и, соответственно, увеличить выработку ценного сырья. Это – стратегия, блин, генерал.
― Ясно, ― присвистнул генеральский червь.
― А разные виды угнетения, позволяют придавать сырью необычные, но определённо, по-своему полезные свойства. Где-то власть полагается на силу оружия, где-то – на силу суда и закона, религиозные догмы. Каждый правитель прессует свой народ по-разному – и это хорошо, это замечательно, ― причмокнул червь советника.
― Но ведь есть страны, где люди живут очень неплохо – сам в таких бывал.
― Я же тебе говорил – стра-те-гия! Это наша особая фишка – мы оставили несколько стран, где людям позволено править без нашего участия. Да, там жизнь хороша и насилие над подданными минимально, но эти страны так малы и малочисленны, что на размер наших поставок влияния не оказывают. Более того – жители больших государств узнают о сказочной жизни, а «рае земном», и начинают завидовать, страдать ещё больше, что даёт очень существенный прирост в выработке сырья. Так что – всё в дело, друг мой… «мон женераль», как любят говорить на одной из частей этой планеты.
Генеральский червяк довольно захрюкал, а потом снова заклокотал с присвистом:
― Ты, советник, взял дурную привычку надо мной потешаться. Солдафоном меня дразнишь, считаешь узколобым и недалёким. А я, между тем, увлекаюсь изучением местной истории. Немало книжек прочитал. И вот какой вывод я сделал – после каждой революции следует небольшой по времени отрезок относительной свободы и эйфории, а потом наступает гнёт ещё более жёсткий и невыносимый, чем был до смены власти. К чему я веду – а не следовало ли нам оставить всё, как есть. Не вмешиваться, не помогать властям, получившим наш ярлык на правление, а дать мировому перевороту свершиться. Немного подождать, и снимать урожаи сырья более грандиозные, чем прежде.
Червь, вылезший изо рта чиновника, удивлённо присвистнул.
― Браво, генерал! Растёшь интеллектуально. На повышение метишь? Это я одобряю. Только знаний и желания для этого дела недостаточно – надо шире смотреть на всё, что творится и здесь и в нашем родном мире. А у нас там, напомню, завершается отчётный период. И не время сейчас статистику портить. Да, из ручейка можно сделать реки, но на это потребуется время – пока новым властям наскучит свобода подданных, пока мы с новыми правителями договоримся. Конечно, все они соглашаются на сотрудничество – кто-то сразу, иные чуть погодя, «набив» цену. Но это всё не сразу происходит, а сырьё нужно всегда – без эмульсии, сам знаешь… Ладно, президент ждёт. Пора идти, давать ему новые инструкции. Оболочка-то настроилась, можно занимать места «согласно штатного расписания».
Тошнотворные червяки, с влажным хлюпающим звуком, одновременно вползли в глотки своих «кукол». Будто по щелчку невидимого тумблера, оба манекена ожили, и направились к двери. Хозяин кабинета, он же червь-советник, любитель, блин, угнетения людских масс, откашлялся, и сказал генералу:
― Да, чуть не забыл – направь сюда несколько ребят из наших, чтоб хлам из шкафа убрали. Ну… ты понял о чём я.
Дверь захлопнулась. Сева не знал, понял ли генерал, о чём его просил советник, но сам он, блин, прекрасно понял. Сева не собирался ждать, пока его «уберут» таинственные «ребята». Упёршись обеими ногами в дверцу шкафа, он надавил что было сил. Не сразу, но ему удалось расшатать и выдавить деревянную пластину. Вывалившись на устланный мягчайшим ковром пол кабинета, Сева медленно поднялся, пытаясь справиться с головокружением после долгих минут, проведённых в неудобной позе.
Сева понимал, что ему вряд ли удастся миновать три этажа внутри здания, и сообразил, что единственный выход для него – окно. Путь рискованный(третий этаж, блин), но иного не предвиделось. Сева вытащил из шкафа своего молчаливого соседа – испорченную оболочку червя-советника. Покрепче ухватив тяжёлое тело под мышками, он разбежался, и со всех сил швырнул огромную куклу в окно. Тяжёлая туша в дорогом костюме вынесла напрочь все стёкла вместе с рамой. Взбираясь на подоконник, Сева услышал громкие шаги за дверью, и ясно понял – времени на раздумья не осталось. Глубоко вдохнув, как перед прыжком в холодную воду, Сева выпрыгнул в пустой проём окна.
Приземление было болезненным, но удачным. После того, как ноги столкнулись с газоном, Сева кувырнулся вперёд и, быстро поднявшись, бросился бежать, свернув в ближайший переулок. Страх гнал его, как ветер гонит огненный пал по сухой траве, лишая возможности остановиться, не позволяя даже вспомнить о боли в ногах после опасного прыжка. Сева бежал, нарезая круги по переулкам, ныряя в тупики, и выскакивая на улицы, где едва успевал увернуться от немногочисленных машин. Он мчался, чувствуя, что вот-вот его лёгкие порвутся от перенапряжения, так же, как и мышцы ног, непривычные к таким нагрузкам.
Остановился Сева, лишь сбив с ног случайного прохожего, сам, при этом, также растянувшись, блин, на асфальте. Сева с трудом поднялся на, отчаянно гудящие после бешеного бега, ноги. Сбитый им человек стонал, не в силах подняться. Сева, вопреки своему обычаю, подошёл, чтобы помочь человеку встать. Подошёл… и обомлел от удивления – перед ним был Жора-Квадрат, собственной, блин, персоной. Выглядел он жутко: один глаз был закрыт фиолетовой опухолью с жёлтой окантовкой, от второго глаза осталась лишь слезящаяся щёлка. Разбитые губы опухли и сочились сукровицей. Поднявшись с помощью Севы, Жора так и не смог до конца разогнуться – стоял, слегка склонившись набок, как парализованный.
Узнав Севу, Квадрат попытался напугать того улыбочкой своих разбитых губ, но лишь застонал и прошамкал:
― А-а-а, Ф-фева «Блин».
― Всеволод, блин. Тебя где так отшлёпали, Квадрат?
― Где-где, в ментовке, яфен пень. Фуки! Прифлофь всё, фто за неделю награбил, отдать, фтоб меня выпуфтили. Профрали мы своё щафтье. Бита нафа карта.
― Это точно. Наша карта бита, а козыри – черви, блин.
― Ты о чём?
― Да это я так – не обращай, блин, внимания, ― Сева ни имел ни малейшего желания рассказывать Жоре о своих последних приключениях. Не хватало ещё, чтоб на улицах его стали считать больным психопатом или конченным нариком. Сева спросил побитого Квадрата:
― Куда, блин, сам теперь?
― На дно залягу, лефиться буду. А ты?
Сева задумался. Оказавшись невольным свидетелем беседы двух странных существ, он смог сделать кое-какие выводы. Он ясно понял, что не желает вносить свой вклад в поставки для этих гадов, блин, непонятных биоволн. Понял он также, что для этого необходимо избегать любого гнёта, насилия над собой, как морального, духовного, так и физического. Но как это, блин, сделать? Сева сказал Жоре первое, что пришло в голову:
― Пойду, блин, в монастырь. Или нет – отшельником в лес поселюсь. Хочу, блин, жить в согласии и гармонии с собой и окружающим миром.
Квадрат расхохотался, придерживая ладонью бок, и прерывая смех страдальческими стонами.
― Ну, ты дал! Кто же этого не хочет? Все хотят! Да, только, кто тебе пожволит?
Сева махнул на прощание рукой, и пошёл прочь. Он чувствовал, как им привычно овладевает злость на весь мир. Он даже понял, блин, отчего это происходит – Квадрат прав, чёрт бы его побрал. Чёрная злоба волной накатывала на его измученный мозг. Сева сплюнул под ноги, и, будто соглашаясь с Жорой-Квадратом, прорычал:
― Это, блин, точно – не дадут спокойно пожить, твари!

занятно и для души приятно. когда смотришь на рожи из телевизора, так и кажется, что внутри них сидит некий бес на погибель народу. У Саймака есть произведение "Почти как люди" как раз про это.

А дальше не женское чтиво пошло: кровищи, блин, многовато

так, тема такая была: фанаты Зла стараются, стараются, а побеждает Добро, которое, вроде и не совсем Добро.