Имплант.


Восемь полупрозрачных трубок из полимерной синтетики были подключены к кроветворному агрегату под самым потолком просторной ванной комнаты, где горело две слабых лампочки. Кровь готовилась в уплощенном стеклянном сосуде в форме диска, где копошились и умирали сотни мелких безволосых зверьков, которых вылавливали из густых камышей на третьей луне планеты Ай-ди-экс в космическом секторе гвонзо-двенадцать. Все восемь трубок тянулись параллльно вдоль белого, заляпанного в крови, кафеля. У самого края ванной они имели сгиб, который направлял их в огромное пятисоткилограммовое четырехкамерное сердце. Со стороны могло показаться, что трубки просто протыкали сердце сразу в восьми местах, но это было не так. Все отверстия в этом темно-красном клубке мышц были спроектированы заранее. Трубки входили в специально сконструированные герметичные гнезда.
Незакрытое кожей, сердце создавало угнетающее настроение. Под тусклым светом лампочек оно казалось грязно-красным, забытым, заброшенным. Его стенки сокращались ритмичными неожиданными рывками и перекачивали кровь из маленьких кроветворных трубок в четыре длинных рукава, сделанных из очищенных и обработанных коровьих кишок. Эти рукава были похожи на пожарные прозрачные шланги. Два таких шланга уходило к двум противоположным потолочным углам, где имелись металлические переходники, соединяющие рукава с другими квартирами. Другие два шланга выходили из ванной и, протягиваясь через прихожую, втыкались в еще два гнезда прямо в полу.
Сердце работало не само по себе. Оно было вживлено в туловище шестидесятилетнего мужчины, бывшего работника завода «Хьюго и сыновья», где производили тяжелую химию для вторичного синтеза в медицинской промышленности. Мужчину звали Милаш Кац. Пять лет назад он вышел на пенсию по закону о вредном производстве. В городе Катра, что в Новой Канаде, он прожил и проработал всю жизнь. Он женился в двадцать пять, но через семь лет его жена умерла, оставив ему трех сыновей. Милаш пошел работать на завод из-за денег, хотя знал, что сократит этим свою жизнь на треть. Все деньги он тратил на воспитание детей. Сыновья убрались из Катры подальше, как только достигли возраста, дающего право голосовать. Катра был городом заводов, а молодым хотелось увидеть мир другим. Сейчас каждому из них уже перевалило за тридцать. Они жили в разных концах мира. Один в Китае, другой в Австралии, третий в Объединенном Судане.
Милаш любил своих детей, как любой родитель. Временами они просили помочь деньгами, и он отсылал без стеснения все, что было. Многие в Катре жили от звонка до звонка. В таких городах, где воздух пахнет ацетоновыми парами, нельзя много думать. Можно только жить ради кого-то. Милаш жил ради детей и, когда они уехали, он продолжал жить ради них. Два года назад старший попросил выслать сорок тысяч долларов на инвестицию в новое дело, связанное с туризмом. Впервые в жизни Милаш не смог помочь. Пенсия была на порядок меньше его заработка на заводе. Вот тогда он и решился работать сердцем.
Сердце перегоняло из сосуда очень редкую кровь, которой не существовало на Земле. Её производство стоило огромных денег. Кровь нужна была хакри – бесполым людям, которых вывели из пробирок 150 лет назад. Их бледная кожа и огромные глаза до сих пор пугают многих прохожих. Хакри задумывались, как эксперимент по выведению человека с более продолжительной биологической жизнью. Нади ними колдовали ученые со всего мира. Хакри готовились, как новый вид Человека Будущего. И хакри действительно получились новыми людьми. Они практически не старели и могли бы жить до трехсот лет, но со временем с их кровью что-то стало происходить. По какой-то, пока невыясненной причине, после достижения тридцатилетия кровь у хакри начинала густеть. Чтобы выжить, они должны были сливать всю свою кровь за несколько часов до процессов сгущения. Слив старой крови требовал немедленного переливания новой.
Именно эту новую кровь и производили мелкие живые существа в стеклянном сосуде. Они пожирали друг друга и тут же разлагались, выделяя ту самую кровь, которая подходила для новых людей. Эти существа напоминали слепых детенышей бесхвостых крыс. Сотня крох с третьей луны из гвонзо-двенадцать копошилась в собственном подвижном месиве, пока в живых не оставалось ни одного. Раз в неделю трупы выгребал служащий медицинской компании и заливал новых. Кровь должна была пройти через полутонное сердце добровольного импланта. Внутри сердца кровь насыщалась концентрированным озоном, затем она походила через печень импланта и выходила в четыре длинных рукава.
Добровольным имплантом был Милаш Кац. Он перерабатывал кровь сразу для четырех хакри. За свою новую работу он получал в день столько, сколько не получал за месяц на заводе. Все деньги он откладывал на наследство своим детям. Милаш Кац подписал бумаги, где говорилось, что он осведомлен о том, что его организм не проживет больше восьми лет. Ему так же полагался мальчик на побегушках, который кормил его три раза в сутки с ложечки. Кровь для хакри обходилось в космическую сумму, но все они финансировались правительством и потому не думали о деньгах.
Хакри были соседями Милаша по многоквартирному жилому комплексу. В своих квартирах они садились в похожие ванные со смонтированным промежуточным сборочным сосудом, куда выткался шланг от сердца Милаша. Этот промежуточный бочкообразный сосуд заполонялся ровно в течении суток. Пока старая кровь стекала в слив ванной, новая входила в крупную аорту через герметичное металлическое гнездо. Когда один из четырех соседей Милаша садился за переливание, имплант чувствовал это по резкому спаду кровяного давления. Иногда кровь заправляли сразу четыре хакри одновременно. В этот момент Милаш терял сознание, но после процедур вновь приходил в себя.
Единственным развлечением Милаша был черно-белый телевизор, установленный в боковой стене. Телевизор установили сбоку потому, что Милаш мог смотреть только вправо и влево. Обзор прямо загораживал пульсирующий ком сердечных мышц. Целыми сутками он сидел в теплой воде, в которой растворялась неотработанная кровь, и пультом щелкал телевизионные каналы. Милашу запрещалось резко двигаться потому, что любое резкое движение могло нарушить круг его собственного кровообращения. В круглой большой ванной он был похож на человека, которого придавил гигантский кровавый булыжник.
Во время переливания, когда давление в его артериях падало, он закрывал глаза и видел своих сыновей маленькими. Они лезли ему на колени и дергали за усы. Милаш в ванной улыбался и уходил в полубессознательное состояние.

Мальчика на побегушках звали Габа Младший. Это был беспризорный четырнадцатилетний долговязый подросток, которого устроила на работу служба социальной защиты. Габа не любил свою работу, но его поймали на воровстве и предложили: либо работа, либо тюрьма. Он приходил по три раза на дню, приносил Милашу каши или супа в бидоне, садился на табурет рядом и кормил добровольного импланта.
Габа Младший был сиротой. Он никогда не видел своего отца. Его вырастили в доме-интернате, где воспитание проходило через кулаки других ребят. Габа выделялся среди воспитанников мечтательным взглядом и какими-то тупыми мыслями о полете в гвонзо-двенадцать, куда уже в его время летали регулярные рейсы раз в полгода. Мысли эти были тупыми потому, что такие как Габа не имели ни малейшего шанса туда полететь. Билет на челнок стоил от двух миллионов долларов в эконом-классе. Габу вечно избивали за его мечтательный взгляд и тупые мысли. Мальчишки не любили белых ворон.
Габа работал мальчиком на побегушках сквозь ненависть к Милашу Кацу. Мало того, что Габу заставляли работать, так ему еще приходилось по три раза в день слушать, какие у этого мужика чудные сыновья. От этих рефлексий у Габы схватывало живот. Перед тем, как идти кормить Милаша, он дважды всерьез подумывал о том, чтобы его отравить и прекратить поток его сентиментальной речи. Однако за это его тут же бы поймали и посадили в тюрьму. Поэтому Габа Младший держал себя в руках. Все, что он мог себе позволить, это выказывать свое презрение к шестидесятилетнему импланту. Он обзывал его десятком разных обидных кличек, но больше всего у него прижилось: «тупой идиот». В детдоме Габу так и не научили уважать старших. Первое, что слышал Милаш, когда приходил Габа, было: «Здорова, тупой идиот. Как дела?». Милаш уже давно не обижался. Он понимал, что мальчик невольник ситуации. Кроме того, это было единственное живое существо, которое он видел в течении последних двух лет. Взрослые дети не навещали Милаша Каца. Они боялись города Катра, как огня.

Во вторник утром, в унылый сентябрьский день, Габа Младший, как обычно, открыл дверь квартиры импланта своим ключом и вошел внутрь. Еду он забирал в муниципальной столовой для имплантов. Как правило, это был стандартный розовый бидон с кашей или супом. Порой от ненависти к импланту мальчик сыпал в еду песок с улицы или подкидывал туда тараканов.
В этот памятный осенний день у Габы было особенное настроение. Помимо бидона с гороховым супом он нес еще один металлический сосуд, побольше и пошире. Мальчик поставил бидон и второй сосуд на пол прихожей и плотно закрыл за собой дверь на ключ.
Милаш в ванной издали услышал мальчика и тут же зашевелился в кровавой жидкости.
- Габа, это ты? – дружелюбно окликнул он из ванной.
- Я,я! – откликнулся Габа, перешагивая через шланги, в которых булькала кровь. – Кому еще нужна твоя старая жопа, тупой идиот!?
Габа прошел в ванную, тут же включил дополнительный свет. От яркости Милаш сощурился и сделал недовольное лицо.
- Чо не нравится? – с гопниковской ухмылкой съязвил Габа.
Ванная больше напоминала отдел разделки мяса на животноводческом заводе. С белого кафеля сползала вода, окрашенная кровью. На полу повсюду темнели багряные лужи. И в центре всего этого разделочного цеха, в кровавой ванной лежала туша импланта с великанским бьющимся сердцем, от которого отходили шланги и трубки.
Милаш сразу заметил второй сосуд и немного испугался.
- Что это? – спросил он.
- Не твое собачье дело, тупой идиот. – ответил Габа, подвигая к ванной столик на колесиках.
После этого Габа ушел в кухню Милаша и вернулся оттуда с подносом, где был хлеб, чай и столовые принадлежности. Эти предметы входили в его рабочую инструкцию по ухаживанию за имплантом.
Мальчик сел на табурет рядом с ванной, открыл бидон, вылил содержимое в тарелку и начал рутинное кормление. Милаш почувствовал запах горохового супа и сказал, что это его любимый суп.
- Да у тебя все любимое – заметил Габа, забывая вставить «тупой идиот» .
- Ты сегодня какой-то не такой – сказал Милаш, высасывая суп из ложки и хитро прищуриваясь.
- Какой не такой? – сквозь трубки и шланги Габа смотрел на телевизор, но думал о другом.
- Как будто задумал что – ответил Милаш, почуяв неладное – Ты же не подсыпал туда ничего?
- Ага, чтобы потом за твою старую жопу сидеть до старости.
Это успокоило импланта и он продолжил трапезу.
- Ты знаешь – затянул он через минуту свою старую песенку – у меня старший однажды червонец украл, так я…
- Заткнись! – прервал его Габа – Я не могу это больше слышать.
- В чем дело?
- Ладно, мужик, слушай – Габа встретился с глазами импланта. – Сколько ты уже здесь?
- Два года.
- Сколько раз тебя навещали твои сыновья?
Имплант потупил взор.
- Они приедут. Обязательно. Просто у них много дел.
- Я наводил справки – сказал Габа.
- Что?
- Твой старший работает сутенером в Мельбурне. Средний сидит на нигерийском коксе. А младший сменил пол и живет в борделе. Они все на тебя забили.
- Ты врешь! – с надрывной хрипоцой воскликнул имплант и начал бить руками по кровавой воде.
- Успокойся! – Габа встал с табурета и, схватив обе руки Милаша, оттянул их на себя. Из глаз импланта лились слезы.
- Ты врешь, ты врешь! – повторял он, пытаясь дергаться, но огромное сердце стесняло его движения.
- Ты тупой идиот – продолжал Габа уверенным звонким голосом, натягивая руки импланта, чтобы тот не покалечил сердце. – Ты всю жизнь прожил тупым идиотом. Выбрал себе цель жить ради каких-то выродков! Хер ты старый вот ты кто! Мозгов у тебя не было никогда. Не мог научиться для себя жить. И теперь живешь имплантом, думая , что тебе в раю место подготовят! Тупая твоя башка!
- Хватит! Хватит! – взмолился имплант. – Отпусти.
Габа отпустил руки импланта и они утонули в теплой ванной. Милаш Кац хныкал, как ребенок и Габе стало его жалко. Он чувствовал стыд за этого уже почти старого мужика, который оказался таким жалким. Из-за решеток окон детдома Габа видел мир совсем не таким, как другие дети. Он видел этот мир голым, без кожной оболочки, как вот это сердце, которое билось перед ним.
- Сколько ты накопил? – невозмутимо спросил Габа, когда имплант перестал плакать.
-Что?
- Я спросил сколько?
- Восемь миллионов долларов.
- У меня есть к тебе предложение – сказал Габа, глядя в глаза импланту.
- О чем ты? – имплант вытащил руку из воды и, шмыгнув, протер сопли под носом.
- Я избавлю тебя от этой херни – Габа небрежно пальцем показал на пульсирующее сердце. – За твои деньги.
- Что?
- За половину твоих денег – уточнил Габа.
- Ты не сможешь…и потом хакри…они.
- Эти твари забота правительства – резко оборвал Габа импланта – Не твоя. Я дам тебе новую жизнь за половину твоих денег.
- Но как? – не понял имплант- Ты не сможешь меня вытащить. Я не операбелен. Это сердце вживлено в меня до моей смерти.
- Тебе не нужно будет сердце.
- Что? – брови импланта сошлись на переносице.
- Сегодня вечером – начал объяснять Габа – с мексиканской пустыни отправляется челнок. Меня и мой груз возьмут за четыре миллиона долларов.
- Твой груз?
- Тебя.
- Но как?
- Я заморожу твой мозг проникающей капсулой, отрублю голову и доставлю в систему гвонзо-двенадцать. Там тебе дадут новое тело.
Имплант с ужасом посмотрел на второй сосуд с герметичной крышкой, который был заполнен синтетической бесцветной кровью и формальдегидом.
Гороховый суп в желудке начинал давать о себе знать. Милаш Кац оглядел свою старую ванную в кровавых разводах и сказал:
- Ладно, маленький ублюдок, неси мой планшет.
Габа улыбнулся и впервые зауважал этого тупого идиота.

Конец.

Неплохая вещь, Ник Трейси!
Вот только вам надо учиться строить предложения. Здесь у вас далеко не всё здорово.
Пока читал, думал, что дети сволочи какие-то, а отец - идиот. Диалог Габы с "тупым идиотом" подтвердил мои выводы.

У вас есть определённые задатки, автор. Пишите, развивайтесь. Больше уделяйте внимания построению предложений.
Из минусов вижу ваше желание описать подробно некоторые вещи. На мой взгляд, этого вам пока не нужно делать, так как именно это всё и портит (во всяком случае, в этом рассказе). Например, человечество совершает полёты на какую-то луну и при этом для сложных операций использует коровьи кишки, тут же кровь на кафеле, кровяные лужи. И это при том, что имплант зарабатывает колоссальные деньги, на которые ему могли бы обеспечить достойные условия для "работы".
Коровьи кишки и раньше не использовали, и сейчас, а в будущем вообще сомнительно их применение.
Также не понял, зачем сердцу нужен имплант. Оно само не может работать в некой среде? Ведь наука и медицина должны шагнуть далеко к тому времени, когда люди начнут летать на третью луну планеты Ай-ди-экс в космическом секторе гвонзо-двенадцать. Кстати, что за гвонзо такое? Понятно, что если не будет импланта, то не будет и всего рассказа. Тогда надо как-то более убедительно объяснить наличие такого сердца.
Много неясного и эта неясность появляется как раз из вашего желания всё описать.
Уберите часть "объяснялок", дайте только общее понимание происходящего - типа, есть имплант, он предназначен для того-то, есть мелкий уголовник (кстати, тоже противоречие: импланту за его деньги не могли назначить порядочную сиделку?) Тут Габу надо подать таким "замаскировавшимся" порядочным мальчиком, которого допустили к работе, а на деле он оказался вот каким.

В общем, если текст подшлифовать, получится очень хорошая история.

Мне понравился образ большого окровавленного сердца. Но совсем не понравился финал. Человек с таким сердцем, мне думается, поступил бы иначе.

Вам нужна критика, или как? Потому что замечаний появилось очень много, некоторые из них - довольно глобального плана, и мне сильно лень будет распинаться, если отрицательные отзывы автора не интересуют.

Ой, блин! Как Нику Трейси везет Мне бы Феникс критику предожил, я бы обрадовалась.

Много негатива, слишком много - внутренний протест у меня, как читателя, нарастает с каждой прочитанной.строкой. Очень специфический, как для меня, рассказ.

Этот рассказ не для всех, да. Но дело здесь даже не в этом, потому что на каждого автора свой читатель. Чтобы всем нравится - такого не бывает.
А дело вот в чем, это, конечно, только мнение одного единственного читателя (меня ), если играешь на контрасте - и выбираешь такой "жесткач", то надо этот контраст до наивысшей точки довести. Потому что недожать можно в "реалистическом" отображении - где-то и проскочит, а когда не дожимаешь в "условном" тексте - это чувствуется мгновенно.
Если сердце такое большое, кровоточит, как здесь, то его хозяин не может пойти ( по логике ситуации) на такой поступок, как в финале. Если бы он отказался от предложенного, если бы его сердце лопнуло, придавило его, еще что-то в таком духе - из ситуации было бы выжато по максимуму. И катарсис бы наступил.

Меня рассказ зацепил прежде всего образностью, пространством и "мясом" бытия. Но финал слабо подготовлен. Он "куций", потому что можно было бы заранее внести реальные сомнения Милоша по поводу детей. А то как-то не очень понятно его такое быстрое согласие на полёт. Психологической подготовки события недостаточно - ни со стороны мальчика(хотя здесь-то слегка получше), ни со стороны старика.
Не понравилось начальное описание сердца - ни фига не понятно и слегка тошнотно, а в целом - драйв есть, настроение есть и есть желание сказать - Автор - молодец! НЕРВЫ ВЗДРОГНУЛИ)))

Вот и вас зацепил
А чем цепляет? Именно контрастом: человек - "мясо", сердце - мышца, а движения сердца/души - нечто сверхматериальное. Сверхматеиальное чувствуется сильнее на фоне "мяса"


А если бы он и после сомнений остался - это было бы Муму и Белый Бим Черное ухо. Потому что тема рассказа - альтруизм, самопожертовавание.
Если тему довести до сверхидеи - это литература!


Да, да, да, да! Автор - яркий и необычный.
А это Нику Трейси: