- Новичок, не спи! – Кузнецов обернулся в полумраке прихожей. С лестничной площадки я вижу только силуэт на фоне подсвеченных с улицы окон. Я не могу ему ответить – рот заклеен широкой полоской бутафорских усов. Кузнецов назвал их – «аппликатор внимания».
Я медлю - это последняя возможность послать все и сбежать. Но я не сбегаю. Мне позарез нужны деньги, а этот странный способ – последняя возможность. И вот я стою ночью перед распахнутой дверью чужой квартиры. На мне трикотажный костюм черного цвета. На голове вязаная шапочка, тоже черная. То ли грабитель, то ли ниндзя. На Кузнецове точно такой же наряд, за исключением усов. То, что он вырастил у себя под носом не идет ни в какое сравнение с неопрятной щетиной «аппликатора». Длинные густые волосы под носом Кузнецова полностью скрывают рот и почти всю нижнюю часть лица.
Где-то внизу хлопнула дверь, и я поспешно вошел в темноту квартиры. Здесь жарко и очень тихо. Я слышу, как Кузнецов пыхтит, копаясь в сумке. Его щуплое тело скрывается там чуть ли не по пояс. В воздухе отчетливый запах старости. Так пахнет дома у моей бабушки, да и везде где живут старики. Не знаю что это, может дешевое мыло, особые духи или какая-нибудь плесень.
Наконец Кузнецов выныривает из сумки, ослепляя меня лучом налобного фонарика.
- Разуваться не будем, - он хватает меня под руку и почти насильно тащит вглубь помещения. Я едва поспеваю за его размашистым шагом.
- Запоминать ничего не надо, - объясняет Кузнецов, - посидишь тихонечко, посмотришь. Все равно у каждого свой способ. Насылать сны не так уж трудно. Ты главное трудностей себе не навыдумывай. Процесс довольно тонкий, все мысли и переживания тут же реализуются.
Мы вошли в комнату - типичное жилье пенсионерки. Стены увешаны фотографиями, напротив двери уродский сервант. Бесполезный хрусталь сияет в свете уличных фонарей. Из под плетеной салфетки выглядывает старинный телевизор.
Но вопреки ожиданиям на панцирной кровати лежит вовсе не спящая старушка. Одеяло тяжело свесилось почти до пола, обнажив крупную грудь и живот пухлой девицы. Зрелище не слишком привлекательное, но я застыл на пороге не в силах оторвать взгляд от этого большого, мягкого тела.
- Епт! Это еще что?! – неожиданно громко вскрикнул Кузнецов. – Придурки!
Он оборачивается ко мне:
- Вот так и работаем. Идиоты диспетчеры опять слажали!
Я пожимаю плечами.
- Вот-вот! Такие же невнятные! - яд так и сочится из него, чуть не капает с кончиков усов.
- Ладно, – Кузнецов успокаивается, - внучка, небось, сторожит квартиру, пока бабка на даче. Ничего, посмотрит сон вместо бабули. Мне плевать.
По его дерганым движениям этого не скажешь, но я, разумеется, не спорю.
- Сядь пока там, - он тычет пальцем куда-то в угол.
Повинуясь его жесту, послушно опускаюсь в пыльное кресло. Сегодня мне можно только смотреть. Голова под шапкой ужасно зудит, и я украдкой почесываюсь. Кузнецов тем временем заботливо поправил одеяло, укрыв нашу сновидицу до подбородка. Присев на кровати он ногой подтянул к себе сумку, достал массивную свечу и потрепанную книгу без обложки. Затем торжественно извлек черный зонтик, раскрыл его и аккуратно разместил на подушке.
- Традиция, - буркнул он и, кажется, слегка смутился.
Девица вдруг недовольно замычала и попытался сесть. Я обмер. Внутренности сжались. Блин! Если она сейчас заорет, я даже убежать не смогу - ноги ватные! Но Кузнецов был начеку. Ловко придержав «внучку», уложил обратно. Погладил по волосам как ребенка.
- Тихо-тихо моя маленькая. Все хорошо… Тш-ш-ш.
Немного выждав, Кузнецов зажег свечу. Открыл книгу где-то посередине и принялся монотонно читать.
- «Его шелковые кудри подобно лепесткам роз нежно окутывали пальцы Вероники. Она словно купалась в теплом водопаде солнечного света, струящегося со всех сторон сразу. О, Альберт! Вздыхала она, в те редкие мгновения, когда их губы разъединялись, для того лишь чтобы вновь сплестись воедино…»
Под монотонное бормотание Кузнецова я задремал.
Я целуюсь с Вероникой. Мы стоим на склоне холма, и теплый ветер треплет волосы. Потом оказалось что это не Вероника, а Альберт стискивает меня в объятьях. Или это Кузнецов? Его пальцы как раскаленные прутья впиваются мне в спину и задницу. Щетина царапает губы.
Резкий вопль дверного звонка вырвал меня из сонной одури. Вспыхнул свет. В комнату ворвались люди.
- Всем лежать! Мордой в землю! – гаркнул с порога один из них.
«Какая еще земля? Мы же в квартире» – успел подумать я. А в следующее мгновение получил по затылку рукоятью пистолета. Меня выдернули из кресла, чье-то колено вдавило меня в пол. Шапку с головы сорвали. Щелкнули браслеты, прищемив кожу на запястьях. Мимо лица мельтешили забрызганные грязью ботинки. Что происходило с Кузнецовым я не видел. Со стороны кровати не доносилось ни звука. Неужели толстуха даже не проснулась?! Может застыла в шоке?
В поле зрения появились ноги в замшевых мокасинах.
- Этот?! – меня грубо схватили за волосы, разворачивая лицом вверх. Обладатель мокасинов, похоже, остался удовлетворен. Из-за удара по голове и яркого света перед глазами все расплывается.
- Попался урод! – в подбородок уперся ствол пистолета.
Меня подхватили и поволокли наружу.
По дороге я мычал, пытался хоть как-то привлечь внимание к тому, что у меня заклеен рот. Но в ответ получал только новые удары.
На улице поджидала машина с мигалками. Не знаю, сколько я в ней провалялся. Прошло должно быть несколько часов. Сначала вроде бы куда-то ехали. Потом двое полицейских извлекли меня полуобморочного, протащили по коридору. Сорвали, наконец, усы и втолкнули в камеру.
Кислый затхлый воздух облепил гортань, неумолимо проник в легкие. Ноги отказались меня держать. Опираясь руками о холодную липкую стену, я бессильно присел на лавку. Сквозь небольшое зарешеченное окошко под потолком проникает сумеречный полусвет. В углу спит «ночная бабочка», уронив лицо на колени. На полу раскинув руки распластался Кузнецов. Похоже, ему досталось больше чем мне. Осторожно сползаю с лавки и ползком подбираюсь к нему. Вблизи Кузнецов выглядит особенно жутко. По всему лицу синяки. Волосы топорщатся окровавленным гребнем. А еще… А еще он кажется не дышит!
Мне кажется, я кричу:
- Скорую! Он умирает! Скорую! – но слышно лишь глухое мычание - губы слиплись. Я озираюсь в поисках чего-то, чем можно погреметь. Бесполезно! В панике я начинаю хлестать Кузнецова по щекам. Как будто это поможет. Снова пробую кричать:
- Очнись! Давай! – хватаю его за грудки, встряхиваю. Он конечно не реагирует.
Что еще?! Массаж сердца? Искусственное дыхание? Я приподнимаю густую щетку усов и тут же отшатываюсь. Что за бред?! Никакого рта у Кузнецова нет! Просто нет и все! Меня словно накрывает вал черной ледяной воды. Темнота.
Я открыл глаза и уставился в потолок. Надо же такому присниться! Постель мокрая от пота но, вне всяких сомнений, это моя постель. Мой потолок. Моя квартира. Какое облегчение! Просто сон! Приподнимаюсь на кровати, вращаю головой. Черт, как же затекла шея.
- Проснулся? Впечатлительный ты наш.
Я резко обернулся на голос. В кресле у окна - Кузнецов собственной персоной. На нем все тот же костюм и шапочка. От побоев никаких следов.
- В общем, так, новичок, - Кузнецов поднимается, - «в поле» тебе лучше не соваться. С такой-то фантазией. – он хмыкает. – Я это. Напишу, в общем. Пусть у креативщиков тебе место подыщут.
Он подошел ближе и легонько ткнул меня в плечо.
- Не передумал еще? А? Я ведь уже не смогу тебе рот по-новой сделать.
На одеяло спорхнули несколько купюр. Я ошалело уставился на деньги. Перевел взгляд на Кузнецова и покачал головой.
- Вот и молодец! Ну, давай. До вечера! – он усмехнулся и направился к выходу.
Я почему-то жду, что сейчас Кузнецов растворится в воздухе. Судорожно ощупываю лицо в тщетной попытке обнаружить губы. На гладкой от носа до подбородка коже уже наметилась щетина.
- Закрой за мной! – донеслось из коридора.
Хлопнула дверь.