Группа из двенадцати паломников, среди которых совершенно легко и без труда можно было различить троих мужчин, двое из которых казались довольно высокими, а третий – не вполне, мерзла вокруг доброй монашки; монашка та была чрезвычайно полной и, судя по всему, очень набожной. Её массивное тело укрывал от декабрьских холодов добротный овчинный тулуп; на бугристом носу, формой напоминающий скороспелый картофель сорта «Кондор», покоились тяжелые роговые очки, за толстыми стеклами которых, подобно каким-нибудь прегадким рыбкам в аквариуме, плавали мутные поросячьи глазки, к тому же, совершенно лишенные естественного оперения. В руках женщина держала деревянные четки; толстые короткие пальцы её непрерывно ощупывали и перебирали бусинки.

Один из мужчин, что был пониже ростом, вдруг заметил про себя, что пальцы эти, теребящие потертые четки, должны были уже замерзнуть и отвалиться, но отчего-то не отвалились на холоду, хотя цвет их был далеко не розовый, а скорее - бледно голубой, с неприятной такой отчетливой желтизною вокруг грубо обрезанных ногтей.

Говорила монашка очень уверенно, и хорошо заученные слова неспешно текли с толстых потрескавшихся губ, подобно холодной воде, сжатой старыми бетонными стенами и привычно бегущей по замшелому дну ветхого канала.

Периодически, женщина прерывала свое повествование, обращаясь к немногочисленной, но внимательной аудитории. Обращалась она очевидно для того, чтобы продемонстрировать свои знания, а точнее – их высокий уровень, и оценить готовность слушателей к предстоящей экскурсии по монастырю.

Внезапно, тот из мужчин, что был выше остальных, весьма дерзко попытался вклиниться в повествование, надеясь перебить или вовсе сбить рассказчицу с толку. Но женщина не обратила особого внимания на выходку, лишь голос её стал тверже:

- И вот решила одна из мирянок воздеть руки над чудотворной иконой той и пошла в храм. Настоятельница говорит ей: нельзя так делать, потому что это грех! Но мирянка не послушалась доброго совета и в ночь перед рождеством пришла в святилище, протянула над иконой руки и сотворила молитву. Будучи уже дома, мирянка почувствовала легкую боль в ладонях. Не ведая беды, она завершила привычные мирские обряды и легла в кровать. Но уснуть ей так и не удалось: всю ночь её руки палил сердитый пламень. А утром, когда мирянка зажгла свет, тишину дома разорвал дикий вопль: плоть её дланей оказалось прожженной до самых костей! Страшно рыдая, бросилась она по морозу, прямо в исподнем, к настоятельнице и, протянув искалеченные руки, просила прощения. Та отвечала грешнице: ступай и молись чудотворной иконе три дня и три ночи, вкушая лишь хлеб и воду. И пошла мирянка в храм, и молилась там весьма усердно. На четвертое утро её раны полностью затянулись, остались лишь серые стигмы в виде крестов, глубоко врезавшиеся в потемневшую плоть…

В этом месте мужчина, что был пониже ростом, вдруг сделал странное замечание:
- Мне совершенно непонятна озвученная жестокость; если женщина из вашей истории - дитя Господа, впрочем, как и все мы, то как же нужно ненавидеть детей своих, чтобы сжигать их руки за подобный поступок? Или мы сами так наказываем сыновей и дочерей?

К примеру, разбил сын мячом любимую хрустальную вазу матери, а отец, подобно той чудотворной иконе ломает ему ноги: перебивает их стальным ломом, с разворота вгоняя тяжелое железо в голень. Два точных рубящих движения: раз! – и лопается белая кость, резко смещается в тканях от удара, и разрывает острым зазубренным краем мышцы. Вот она выпирает, торчит розовым шипом из страшной раны; два! – и алая кровь с осколками брызжет на холодный кафель.

Мальчик кричит, бьется на полу от невыносимой боли; розовая пена течет с искусанных губ. А отец неторопливо ставит лом в угол, смахивает молодую кровь с металла пушистым банным полотенцем и шипит сквозь зубы: «ну, проси прощения, щенок!» А потом уже, когда сквозь крики и детский плач, наконец, становятся различимы нужные слова, мать вызывает «скорую».

Прибывший врач треплет мальчика по холодной, бледнеющей, мокрой от слез и пота щеке, вкалывает какой-нибудь трамал или омнопон, умело вправляет сломанные кости, перевязывает, накладывает шины и увозит в больницу. Будешь знать, сука, как дома в футбол играть! Но возрадуйся, ибо прощен! Аве…

Не дослушав, монашка гневно прерывает рассказчика:
- Это бесы, бесы кричат в тебе! Признаться, были у нас в монастыре бесноватые и тоже стремились к чудотворной иконе, только не подпустила она их к себе. Вот как это случилось: зашли как-то бесноватые в храм и направились к святыне, но не дошли, не дошли, не дошли! Упали на холодный мраморный пол, словно гнилые колосья от порыва свежего ветра, и давай кататься, давай вопить, сквернословить, давай рвать на себе одежды и волосы; давай скрипеть зубами, плеваться кровью с гноем, давай выть и рычать, словно дикие звери. Но добрые христиане не долго терпели это свинство: схватили сильные руки бесноватых за шкирку, встряхнули как следует, сильно встряхнули - так что щелкнули черные зубы, и одержимые притихли сразу, успокоились. Вот лежат они на полу и глазищами своими бесстыжими смотрят везде, моргают; громко моргают, с выражением, с гулким эхом! И вдруг, в звенящей тишине храма раздается жуткий треск отходящих кишечных газов; звенят стекла, кашляют добрые христиане; истекают кровавыми слезами иконы и образы. Связали тогда одержимых и вынесли прочь - не место бесам в храме!

Тут вмешивается самый высокий из мужчин и говорит спокойным голосом:
- А какой у бесов интерес к храму? Ведь не можно бесам в святом месте быть; не любят они святые места, потому что им там скверно! Или им в церквах медом намазано?

- И вообще, - добавляет тот, что пониже ростом, - если придет в дом больной – помоги ему. Излечи, коли умеешь; а гнать за порог… это разве по-христиански? Зачем ваша чудотворная икона больных спровоцировала, почему не освободила от демонов?

Смотрит монашка на спорщиков, а у самой от гнева по щекам красные пятна плывут. Но сдержалась, и повела экскурсию дальше:
- Жалко мне вас, - говорит она, тяжело ступая черными валенками по хрустящему белому снегу, - дремучие вы, не слышите господа, и нету в вас веры; горько мне от бесовских речей, ой как горько… Ну да бог с вами.

И тут монашке пришли на помощь женщины-паломницы: давай они шипеть и ругаться на вредных, давай они махать руками на них, чтоб замолчали, чтоб не спорили в святом месте, чтоб заткнули свои рыла поганые и не перечили божьему человеку. Мужчины вроде бы успокоились, но внимательный наблюдатель непременно заметил бы на их лицах печать сомнения и даже упрямства.

Тем временем, экскурсия потихоньку приблизилась к храму. Зашли паломницы в церковь и давай покупать свечки, молитвы, украшения, писания, талисманы.

А тот, что пониже ростом созерцает витрины и тихонько жалуется:
- Жаль, что все украшения у вас из серебра и золота. Мне бы урановое кольцо, обогащенное по 235 изотопу – больше ничего и не надо!
- А зачем тебе такое кольцо? – спрашивает высокий.
- Ну как же? Уран радиоактивен, а это значит, что любой из атомов кольца может спонтанно развалиться на два осколка. При этом выделяется энергия и два-три нейтрона, которые устремляется в толщу металла, к другим ядрам, сталкиваются с ними, испытывая упругие соударения и замедляясь до тепловых скоростей, поглощаются ядрами. Но такое ядро не долго живет: через мгновение оно разваливается. Быстрые нейтроны редко когда ядра раскалывают - у медленных это чаще случается; то есть, нужно замедлить нейтроны для начала цепной реакции.

Уран – плохой замедлитель, а вода в этом плане – намного эффективнее. В человеческих тканях достаточно воды, чтобы замедлить нейтроны деления до тепловых скоростей, поэтому урановый перстень, надетый на палец начнет быстро нагреваться: сначала до красного каления, обугливая кожу и мышцы, потом – до белого, а потом…

- А это мощи святых! – перебивает монашка, указывая на осколки костей. Если хотите исполнения желаний, коснитесь устами мощей и просите у них – святые за вас словечко перед Господом замолвят. Или записку положите в корзинку: у многих желания исполняются, у многих-многих, у очень многих! Давеча, вот одна…

- А зачем Богу нужны посредники? Зачем просить через мертвых людей? Не проще ли обратиться напрямую? – удивляется высокий, - ведь мертвые могут чего-нибудь напутать. Все-таки, после их смерти, прошло какое-то время, порой – очень немалое!

- Да что же это такое? – возмущается монашка, подбирая серый подол, - да что же вы за люди такие? Ужели вы пойдете к президенту или правителю страны просто так, в будний день, не записавшись на прием, не испросив разрешения у чиновников, окружающих его. Ужели вы так запросто вломитесь во дворец, шаркая ногами, обутыми в грязные сапожищи и пойдете по богатым коврам, пачкая их коровьим навозом?

Тут мужчина, что пониже, не уверенно так возражает:
- То есть вы считаете, что бюрократия и в Царствие Небесное пролезла подобно хищной лисице? подобно воровке, проникшей в курятник. И вот уже рыло её поганое в крови, а по воздуху летят белые перья, измазанные чем-то красным, липким…

- Да что же это такое? – истошно вопит монашка, махая руками, - да как вы смеете, богохульники, фарисеи, лицемеры! да я вас сейчас… Не договорив, срывает женщина с себя тулуп, и пространство под церковным куполом мгновенно заполняется черными кожистыми крыльями. Ведьма прыгает вверх, бьет крыльями о воздух, проламывает головой потолок. Тяжелые сырые валенки сваливаются с её волосатых ног, обнажая острые когти. Хищно устремляется вниз ведьма, и хватает страшными когтями двоих мужчин, поднимает вверх; и там, под куполом, рвет их плоть, выклевывает им очи! Алая кровь брызжет вниз, течет теплой рекой на визжащих, перепуганных женщин. Насытившись, разжимает ведьма когти, и тела с глухим стуком падают на мраморный пол. И тут же вокруг мертвецов расползаются красные пятна; отступают от страшных луж женщины, пятятся назад.

А ведьма задирает вверх голову, взмахивает своими невозможными крыльями и с жутким клекотом устремляется к горизонту. Тем временем церковь начинает медленно оседать: тяжело рушатся древние стены, падают обломки свода и колонн, летит по воздуху серая пыль; трещинами идет земля. А из трещин тех восстают черные надгробные плиты.
И не успели перепуганные экскурсанты глазом моргнуть, как очутились среди ветхих могил. Тут одна из женщин не выдерживает, швыряет свечку за спину, и вопит, обращаясь к остывающим трупам: поздравляю мальчики! Спасибо вам огромное!

Антиклерикальный взгляд доброго христианина.

Позвольте заметить: среди монашек много старых, глупых и просто очень ограниченных женщин - как и везде по жизни. И что же - каждая верующая, но глупая старуха - ведьма?

Аффтора - на костер и прах развеять! Аминь!

Правильный рассказ. Жаль, но очень часто людям вливается весь этот болезненный бред, вместо простых истин которым учил Христос.

боюсь, вы опоздали, уважаемая galanik)))) Содом переводится как "сожженный". Про каждую не скажу, но много среди них ведьм, много-много, очень много)))
Дина спасиб))

Почему-то ведьмами считают только женщин (старых, глупых, религиозных). И никто из девушек не думает, что тоже состарится (если очень повезет). И назовут вас ведьмами - за то, что у вас свои понятия и жизненные принципы, за то, что знаете, как надо жить.
Синдром Кассандры называется. Эх!..

слово "ведьма" означает: ведающая, знающая тайны.. в моем рассказе монашка знала как превратиться в чудовище и умела оторвать головы богохульникам, потому как если им головы не оторвать, они своими головами могут много чего наговорить - к примеру, взяли и экскурсию испортили. Разве это дело? Нет канешно, поэтому - головы сплечь!

Интересно, кого из церковного начальства отлучили за такое упущение?
Аффтар, неплохо бы продолжить серию!

Классно описана монашка в своем омерзении. Превращение ее мне тоже понравилось. Вот только конец я не совсем поняла - кто кому и за что говорит спасибо? Сошедшая с ума тетка растерзанным трупам, что посмели испортить экскурсию?

Надин, спасибо)) по поводу окончания - это что-то вроде гротеска

Для гротеска, на мой взгляд, маловато. Может, стоит усилить концовку?

наверное... через некоторое время я возвращусь к рассказу

Отличный рассказ, впечатляет. У меня тоже возник вопрос, за что и кого благодарила молодая женщина,но Вы уже ответили. Два "но". Господа стоит писать с большой буквы. И ведьма не ведающая, знающая тайны, как в "Ведах", а женщина, добровольно впустившая в себя беса и сотрудничающая с ним. Или с ними. Наоборот, ведьма не ведает, что творит. Что ей за это ведьмовство ей будет на том свете. Никаких тайн она не знает, кроме тех, что ей откроют тёмные силы. Откроют и всё равно обманут. Сразу или через годы. Дьявол отец лжи, его слуги тоже не говорят правду. Или говорят, но добавляют в неё каплю лжи, которая всё искажает. Вот с этими слугами ведьмы и знаются. О ведьмах ещё в Ветхом Завете написано. Там, где царь Саул обратился к одной ведьме.
За рассказ спасибо, написан здорово, есть над чем подумать.