Цверг (нем. zwerg) — человекоподобное существо из германского и скандинавского фольклора. В разных мифологиях присутствует под названиями ”дварф” (англ. dwarf), ”свартальв” (тёмный эльф). Цверги невелики ростом и темны лицом. Славятся как рудокопы, живут глубоко под землей в пещерах, где накапливают сокровища...
Плоское Силурийское плато, раскинувшееся на огромном пространстве, обрывалось уступом берегового глинта. Надвигающийся ледник смял равнину прихотливыми складками. Пласты перемешались, из разверзшихся трещин хлынула вода, превращая замерзшие леса в непроходимые болота. Несмотря на близость ледяной стены в пещерах сохранилась жизнь. Здесь на поверхность пробивались теплые источники, отчего вся возвышенность окутывалась паром. Спустя тысячелетия ледник отступил, растеклись многочисленные реки и люди заселили земли, не подозревая о Древнем Народе.
Михайло сторожко прислушался — здешний лес ничуть не походил на привычный с детства бор, оставшийся на другом берегу. Влажное разнотравье оплетало корни уходящих ввысь столетних елей. Прохладная тишина изредка нарушалась скрипом стволов и робкой дробью дятла.
После полудня погода испортилась, налетевший ветер зашумел в кронах, пронизывая лесное безмолвие неожиданными звуками. Сумеречные просторы наполнились гулом от расходившихся верхушек, вниз посыпались сухие ветки и чешуйки коры. В просветах открылось быстро темнеющее небо и подступающая пелена дождя. Казалось, все вокруг пришло в движение, затрепетал каждый листок, и порыв ветра донес еще далекий раскат грома.
Ему не впервой было пережидать внезапную грозу. В свои двенадцать Михайло выглядел старше и считался самым крепким и смышленым из ватаги деревенских ребят. Вдобавок, покойная матушка — дочь дьякона соседней деревни, сызмальства научила его грамоте. Заблудиться сын помора ничуть не боялся и, хорошенько оглядевшись, отправился прямиком через лес к оставленной на берегу лодке.
Средь бурелома под ноги чудным образом вывернулась хоженая тропинка. А когда в небе уже вовсю блистали молнии, Михайло приметил охотничий лабаз с полатями на случай непогоды. Однако торопиться не стал — истории про здешний лес сказывали страшные. Перекрестившись, взял горсть земли под правой ногой бросил в шапку и тотчас увидел доселе скрытую кустами фигуру. «Земляной карла» — вспомнил он...
Коренастый цверг тяжело шагнул вперед и протянул когтистую лапу, украшенную крупным перстнем. Ступивший было назад, Михайло повалился наземь — ноги захлестнуло, заплело багульником. Сердечко затопило студеным ужасом. Нелюдь уставил зажегшиеся янтарем глаза и в голове сами собой зазвучали слова на неведомом языке:
«Они появились из камня земли,
Пришли через топь на поле песчаное...»
Близкий всполох молнии озарил все вокруг, а оглушительный раскат грома казалось, потряс лес до самых корней. Куда-то девались страх и маета, а неведомые путы спали сами собой. Михайло засучил ногами, отползая от застывшего карлы, перед которым висел рассыпающий искры огненный шар.
Вспышка магния оглушительно шикнула в занавешенной половине студии. Фотограф отодвинул пыльную штору, впуская лучи солнца из распахнутых окон. Весенний ветер быстро разогнал завитушки дыма, донося запахи и шум приморского бульвара.
Поворотившись к клиенту, все еще моргавшему после съемки, мастер привычно поинтересовался:
— На какой бумаге изволите получить заказ? Глянец, матовая, тисненый полукартон с виньеткой...
Светловолосый, коротко стриженый молодой человек поднялся со стула, поправил гимнастерку и протянул серпастую ассигнацию.
— Простую карточку с уголком для печати. Полдюжины экземпляров будет довольно.
Пожилой фотограф придирчиво оглядел купюру с обеих сторон. Подняв глаза, он пошевелил губами, вспоминая курс недавнего обмена денег, и со вздохом произнёс:
— Зайдите завтра. К вечеру будет готово.
Едва посетитель скрылся из виду, в дверь заглянул прохожий, прежде куривший папиросу под деревом неподалеку. Коренастый, с кавалерийскими усами, он быстро оглядел мастерскую и кашлянул, привлекая внимание.
Фотограф вздрогнул и обернулся:
— Ах, как вы меня...
— Погодите, Викентий Карлович, — перебил посетитель. — Кто это сейчас вышел?
— Клиент, — мастер пожал плечами. — Обычный клиент! А что такое?
— Скажите сперва, что ему было надо?
— Вы слишком подозрительны, — укоризненно заметил фотограф. — Молодой человек приходил заказать карточку. Наше ателье самое респектабельное в этом городе! Хотя вы должны помнить, какое потрясающее заведение было у меня в Петрограде до переворота...
— Послушайте, Прудовский, этот ”молодой человек” служит в ГПУ! Я видел его, когда арестовали Виттенберга. И вы окажетесь в ДОПРе, если не будете respecter le secret... — визитер понизил голос и продолжил по-французски.
— Сделайте мне дубликат фотографии. Пригодится... Хотя нет, постойте! — он задумчиво пригладил блестящие от бриолина волосы. — Не просто карточку, а портрет! Из тех, что преподносят дамам. Вы поняли?
В безлюдной тишине, словно отрезанные самим временем от внешнего мира, выстроились бесконечные ряды картонных папок. По одному их виду можно было изучать исторические этапы. Работая в архиве, Виктор научился отличать негнущийся довоенный картон от фронтовых самоделок и рыхлого суррогата эпохи военного коммунизма. Мысль о написании монографии ”Аспекты архивного делопроизводства в исторической перспективе” вызвала у него улыбку. Профессор Карцев — его научный руководитель, при всяком удобном случае напоминал об ответственности учёного. Его, пожалуй, хватил бы удар, вздумай Виктор изложить подобную идею.
Сегодня на столе высилась стопка послевоенного картона, требовавшая рутинной сверки и распределения по стеллажам. Перебрав наугад, он развязал веревочные завязки и раскрыл папку. Не заглядывая в опись, вынул пачку разнокалиберных бланков, чтобы взглянуть на нижний лист. Он всегда начинал снизу, невольно пытаясь угадать содержание.
Откуда-то из середины выпала старая фотографическая карточка. Плотная тяжелая бумага с тиснением по краю, непригодная для подшивки, видимо вывалилась из бумажного кармана, куда обычно помещали такие снимки.
В этих респектабельных отпечатках с их каштановой палитрой всегда ощущалось нечто неуловимое, словно прощальный отблеск утраченного искусства. На обороте виднелась полустертая надпись, сделанная химическим карандашом. Перевернув фотографию, Виктор всмотрелся в изображение и вздрогнул — это был его дед, Николай Матвеевич.
Управление располагалось в потемневшем от времени особняке на пересечении примечательных улиц. Одна изгибалась вдоль городской бухты и, зажатая домами, исчезала в переулках старой крепости. Другая — прямая словно стрела, спускалась с выжженых холмов, постепенно раширяясь. По ней, поднимая пыль, неспешно катили груженые телеги, суетились разъездные двуколки, а городская конка с керосиновым фонарем над жестяным номером отчаянно звенела колокольчиком, прокладывая путь.
Фасадная сторона здания тонула в зелени бульвара, за которым блестело море, и узкий неприметный переулок — куда выводила арка ворот, замыкал прямоугольник постройки. Тихий внутренний двор солнце расчерчивало пополам, понемногу подбираясь к окнам следственной части. Звуки уличной суеты сюда не долетали и только снявший гимнастерку шофер, тихонько звенел ключами подле дежурного автомобиля.
Закрыв форточку, Николай вернулся к столу и еще раз перечитал протокол:
«Вечером 14 марта 1927 года Генрих Штайнер — инженер ГРЭС им. Красина катался в коляске с официанткой коммерческого ресторана «Эрмитаж» Анной Маркиной. На улице Нагорной, подле склада Семеновской промартели на них совершено нападение. Маркина скончалась на месте, Штайнер доставлен в губернскую больницу без чувств...»
Скрипнула дверь и плотный, бритый наголо мужчина, в пенсне на широком лице и ромбами в черных петлицах прошёл в кабинет.
— Сиди! — махнул он единственной рукой. Другой, пустующий рукав был аккуратно заправлен в карман френча.
— Ну что, ознакомился?
— Так точно, товарищ комиссар... Простите, Яков Михайлович, никак не привыкну, — виновато поправился он. — На первый взгляд, дело вроде бы обычное, похоже на уличное ограбление, хотя странностей хватает.
— Каких странностей?
— Ну, во-первых, оставили экипаж, и пошли пешком. Вечером, по Нагорной – район там сами знаете какой... Во-вторых, ножевых и огнестрельных ранений нет, причину смерти Маркиной, и состояния инженера пока установить не удалось. Возможно, использовали приемы французской борьбы или ударили по голове рукавом с дробью... Третье: совсем рядом — за углом, склад мануфактуры. Ночной сторож дежурил у ворот, подводы грузились допоздна, но никто ничего не видел и не слышал. Возчики, кстати, и нашли тела, когда выезжали со склада. Еще уполномоченный записал со слов фельдшера, будто Штайнер в бреду упоминал ”Elektrisch Entladung” и пропавший золотой перстень.
— Электрический разряд, — задумчиво повторил комиссар. — А что фельдшер?
— По нашей линии материалов мало, известно только, что в германскую был в плену, где выучил язык. Вы простите, Яков Михайлович, но расследование таких случаев — задача районного Угро. А они даже спекулянтов на базаре выловить не могут и все мало-мальски серьезные дела сваливают на нас...
— Ты, Николай, не горячись! Помнишь, как наша служба теперь называется? Вот то-то же... Инженер Штайнер — иностранный специалист, так что дело уже политическое, а если у нас электрические ружья завелись — тут прямой государственный интерес. Я тебе справку принес, вот почитай...
Объединённое государственное политическое управление
Отдел информации и политконтроля
Совершенно секретно
Хранить наравне с шифром
Экз. № 109
« » марта 1927 г. г. Москва
При сем препровождается обзор *** за март месяц 1927 г. Обзор составлен на основании данных госинформации Информ-отдела ОГПУ, дополненных материалами отделов Секретно-оперативного управления: Иностранного, Транспортного и Контрразведывательного
При обзоре 5 приложений и одна таблица.
Зам. пред ОГПУ Ягода
Начальник Информотдела ОГПУ Алексеев
