Каин отшвырнул учебник. Проклятая математика! Завтра опять урок у этой тупой Слайны. Что за преподаватель, который не требует тишины от учеников? Она обязательно его спросит, выставит на посмешище. Не меньше пяти минут он будет что-то мямлить про интегралы, а оставшийся час в него будут кидать бумажки, огрызки карандашей, старые резинки и прочий мусор. Гребанная Слайна.
Он поднялся с кровати.
- Ты куда, - в голосе Джой не было ни одной эмоции, но разом сгустилось напряжение.
- Прогуляюсь, - только бы не запретила!
- Пять минут.
Этого хватит.
Он мышкой проскочил в коридор, затем в подъезд. Прошла, окатив презрительным взглядом, толстая Дранма, бабень эльфийской национальности. Туповатые уши вместе с туповатым взглядом намекали, что в жилах ее плещется лесняжья кровь, но только самоубийца сказал бы это вслух при Дранме. Хлопнула дверь ее комнаты – только тогда Каин решился поднять взгляд.
Уф, ничего не сказала.
На улице играла весна. Вечная весна Равнин. Каин ненавидел проклятую весну вместе со всеми эльфами, со всеми Равнинами. Он еще помнил прохладу Фиолетовых Небес. Помнил, как его все время пытались похитить черти, наводили свои иллюзии, а потом он приходил в себя невесть где. Но не успевал насладиться одиночеством, как появлялась Джой и задавала хорошую – плохих у нее не водилось! – трепку.
Проклятая Джой.
По вечерам, перед сном, зная, что наконец-то наступает покой, он предавался фантазиям. Он мечтал, что станет могучим рыцарем, будет защищать слабых и убивать злодеев. Особенно он смаковал, как будет убивать Джой.
Озираясь, химмара забрался в уголок между поленницей Дранмы и сараем бородатого лесняги Рокса. Из всех живущих в доме Каин-рыцарь пощадит только леснягу: мужчина никогда не задирал маленького химмару, а если приходилось оказаться поблизости очередного скандала, отгонял от парня сварливых баб. А иногда, будучи раздобревшим, Рокс угощал Каина папиросами и самогонкой.
Внимательно, чтобы не подпалить роксов сарай, Каин высек искру из портативного К-генератора. Скольких трудов стоило свистнуть этот генератор! Не одну сть он боялся, что Джой обнаружит пропажу.
Сигарета выпала из буфера на дрожащую ладонь – химмара недавно освоил параллельные мерности и не мог долго удерживать в них предметы. Запалив кончик сигареты, он с наслаждением затянулся.
Однажды Джой поймала его за курением. Краткий курс теории - почему курение – вредно, - и она перешла к практике. Методично, размеренно, вколачивала в него знания, да так, что спина потом несколько стей болела.
Со стороны дороги послышался шум. Каин спешно докурил и закопал окурок в грязь, подчистив следы своей сущности на нем. Поди теперь докажи, что это он намусорил!
- Придурок!
- Дармоед!
- Да чтоб ты с голоду сдох! – раздавались возгласы. Каин вжался в свой угол, надеясь, что его не заметят.
- Да и так сдохнет, кто ж его кормить будет!
Им противостоял сильный, зычный голос.
Каин осторожно выглянул.
Толпа показалась из-за угла. Во главе шел, высоко подняв голову, красивый лесняга. Гладко выбритое лицо, крепкий подбородок. Искусно подведенные черным глаза не бегали, а уверенно смотрели вперед. Некогда изящная одежда на статной фигуре запылилась и зияла прорехами, но все равно была красивей, чем лучший наряд Вильдога, самого богатенького в классе.
- Что бы вы понимали, погрязшие в быту! Но не сдается душа менестреля! – рокотало на всю улицу, а взгляд мужчины, казалось, прожигал насквозь. – Вновь подымает свой фламберг поэт!
Из толпы низкорослых эльфиек за его спиной полетели смешки и комочки пыли. Кто-то запустил гнылым помидором, но промахнулся.
Каин сжал зубы. Как они смеют!
Процессия прошла мимо дома. Толстуха Дранма высунулась из окна, потрясая дородными грудями, и прокричала вслед:
- Так ему, так, бездельнику!
Толпа свернула в проулок Собирателей, где находился единственный в городишке трактир. Проводив людей взглядом, Каин понял, что лицо у него пылает, а когти впились в ладони. Он приосанился, представляя себя на месте лесняги, и еще какое-то время сидел в своем углу, беззвучно повторяя его слова. Наверное, менестрель – это особый воин. Оставалось узнать, что такое душа и поэт.
Джой встретила его оглушительной затрещиной.
- Ты опоздал на четыре минуты, слепошара, - заявили ее губы. – На что тебе астриз, если ты даже за временем уследить не можешь?
Каин сглотнул и ответил, стараясь не отводить взгляда от лица женщины:
- Что бы ты понимала, погрязшая...
Джой перебила мощным ударом, от которого Каин врезался в стену. Тут же раздался визг Дранмы из смежной комнаты:
- Вы чего там творите, чудовища!
Джой молча вернулась к столу с ретортами. Женщина-химик могла позволить себе небольшой дворец со штатом прислуги, но предпочитала ютиться на окраине задрипанного городишки, в бараке с полоумными эльфами. Впрочем, Каину это было на руку – школа находилась в приличном районе, и по пути до школы и обратно он мог побыть наедине с собой. Если орава мальчишек не гнала его, как зверя.
Он прошмыгнул к кровати, стараясь не попадать на глаза Джой, что было затруднительно в маленькой комнате. Снова взялся за учебник, но вместо формул и цифр в голову шло что-то совершенно безумное.
Он открыл тетрадь и нацарапал:
«Мерзкие твари рычат у забора,
Пророчат безумные муки позора.
Но не сдается…»
Дальше навязчиво крутилась таинственная «душа» не менее таинственного менестреля и фламберг, которым нужно было порубать мерзких тварей.
Каин перевернул страницу и попробовал нарисовать могучего рыцаря-химмару, вооруженного фламбергом, и стаю уродцев вокруг.
- Опять ерундой занимаешься, - Джой подошла неслышно и выхватила листок. – Я плачу за то, чтобы тебя учили работать, а не дурью маяться. Что это? Что за дурацкие фантазии? Бездельник!
Она отвесила еще одну затрещину и вернулась к столу. Каин не решился продолжать эксперименты, и ничего не оставалось, кроме как вернуться к ненавистной математике.
Весь следующий день удивительный лесняга не шел из головы. Что-то было в нем такое, что зацепило юного химмару. Он поймал себя на том, что старается говорить с теми интонациями, которые успел уловить из нескольких слов менестреля. За что быстро поплатился разбитым носом. Но это не убавило пыла, и в конце учебного дня он решился.
Конечно, Джой узнает, что он сбежал с урока. Конечно, опять поколотит, может быть, даже сильно. Но ждать он больше не мог – чувствовал, что таинственная душа, которая никогда не сдается у настоящего менестреля, зародилась в нем. Он уже никогда не станет прежним. Менестрелем он, может быть, и не станет, но гнить дальше кормом для Джой и посмешищем для эльфов – выше его сил.
В конце перемены он закрылся в туалете, нервно скурил сразу две крепленые папиросы из дареных Роксом, и с началом урока шмыгнул на улицу. Бронн в небе едва ползал, заливая городок сумеречным светом. Самое то, подслеповатые эльфы не обратят внимания, а ситтар не до того: им бы с насущными проблемами разобраться, не то что с беглым химмарой.
Накинув капюшон, Каин побежал к трактиру. Где еще остановиться путнику, кто его пустит в дом, после такой-то встречи? Только старый Манхан, родня и темнолюдам, и леснягам. Манхан, конечно, крепкий на слово и дело, поговаривали, что он по молодости убил человека одним ударом. Каин не верил: не говоря уже о том, что убийце не позволили бы содержать трактир, старик был добрым. И его уважали, даже бабы не решались в открытую перемывать ему косточки.
От жженой травы было не продохнуть. Разноцветные клубы дыма лениво перекатывались по залу, мешались, иногда искрили красочными блестками. Среди мутной люминесценции, развалясь на лавках, отдыхали завсегдатаи. Голос менестреля Каин узнал сразу.
Красавец-лесняга сидел в окружении десятка мужчин – среди них химмара приметил своего соседа Рокса, Джуньгу-темнолюда – за слишком светлую, как у темнолюдской женщины, кожу сородичи не признавали его, невзирая на многочисленные драки и кое-какие научные открытия, и Сварт-са, изгоя: не любили его в городе, считали полоумным, отмеченным не то дезинтеграторами, не то кем-то чокнутым из младшей демиургии. Бабы чесали языки, что он и сам демиург самого мелкого класса, и от него все неурожаи. Ох уж эти бабы…
Каин застыл, не зная, что делать дальше. Сварт-са громко – химмара никогда не думал, что у него может быть такой уверенный голос – доказывал какую-то теорию из области зеленых компонент. Каин уловил слова «бозон» и «симметрия» и невольно проникся уважением к мужчине.
Кто-то схватил его за плечо.
Каин дернулся, но держали крепко. Уверенный, что конец наступит раньше, чем он поговорит с менестрелем, химмара обернулся.
В разноцветных дымах стояла Рависта. В Эрнимуре женщины были все как одна – плотные, грубые, занимались хозяйством да гоняли мужиков. Но Рависта была совсем не такая. Округлая, но изящная, она совмещала пронзительный взгляд и недюжую силу. Собранные в тугую косу волосы, кожаная рубаха, обтягивающие крутые бедра штаны – все это делало Рависту похожей на древнюю воительницу, и Каин внутренне восхищался ей.
Но до сих пор его чувства были на расстоянии, а теперь она крепко держала его за руку, когда он стоял в прокуренном трактире вместо того, чтобы утруждать разум знаниями. Восхищение отошло куда-то на второй план.
- Ты что здесь делаешь? – спросила женщина, глядя в глаза, но, казалось, видела самые потаенные уголки сознания. – Разве ты не должен быть в школе?
Каин покрылся липким потом. Что ей ответить? Соврать? Прибьет на месте. А потом сдаст Джой, а та еще добавит, а потом добавит снова – за вранье. Но и правду сказать, что прогулял… а, погибать, так погибать.
- Я хотел… узнать, кто это, - он кивнул в сторону мужчин. Глаза женщины сузились.
- А зачем тебе?
- Ну… - неожиданно Каин заинтересовался трещинами в полу. Захотелось, как тому таракану, юркнуть в щель, прочь от этих всевидящих глаз. – Я хотел… узнать, как стать менестрелем.
Взгляд Рависты потеплел, пальцы разжались.
- Это Наварри Драмакон. Он идет в Эль-Тар-Синию, чтобы люди вспомнили, что такое песнь… ну, да сам спроси. Думаю, он не откажет тебе в беседе.
Не откажет! Сам!.. Не помня себя от счастья, Каин не прошел – пролетел - к кругу мужчин. Сразу отступила во мрак математика, Слайна, одноклассники с бумажками, Джой со своими ядами… Опустившись на краешек лавки недалеко от Рокса, химмара обратился в слух. Наварри, своим чудесным, раскатистым голосом, рассказывал о традициях родного города:
- …А потом чучело губраза сжигают в огне, настоящем огне, зеленом, а не из К-генератора. Этот огонь обязательно добывают по методу древних – при помощи кремния, а не этими современными примочками! И вся семья доблестного охотника, все, от мала до велика - пляшут вокруг огня ритуальный танец, обнаженные и разукрашенные знаками удачи! И не было еще случая, чтобы охотник вернулся после ритуала без добычи.
- Так это получается бесконечная цепочка! – перебил возглас Сварт-са. – Ведь смотри: раз принес губраза – за ним со стопроцентной вероятностью появляется новый губраз, и так до тех пор, пока не вымрут все губразы! А что, если они вымрут? А ритуал!.. А губраза нету! Что тогда?
- А тогда он не губраза принесет! – пророкотал, совсем не обидевшись, Наварри. – Ведь и паврушка – добыча.
- Ну так и говно на сапоге – добыча, все органика! – грянул совсем рядом Рокс и, потянувшись за стаканом, увидел Каина. – Эге, мужики! У нас пополнение! Каин, ты-то какими судьбами?
Химмара от нежданного внимания застыл, не в силах ни сказать, ни пошевелиться. Мужчины уставились на него, а главное – Наварри изучал его, пристально, глубже, чем Рависта, под его взглядом хотелось съежиться и раскрыть все лучшие качества одновременно. И Каин с тоской понял, что как раз раскрывать-то ему и нечего.
- Я хотел спросить… - голос звучал будто со стороны, будто чужой, и Каин ясно ощущал, как слабо и нежизненно звучит его голос. Собрав всю свою забитую школой и Джой волю, он постарался продолжить максимально уверенно: - Кто такой менестрель?
И поднял глаза на Наварри.
- Кто такой менестрель, - в наступившей тишине мощный голос менестреля звучал особенно грозно. Каин внутренне сжался. – Сейчас ты узнаешь, кто такой менестрель! Подайте мне лютню!
Земля ушла из-под ног. Вся короткая и не слишком счастливая жизнь промелькнула перед глазами. Но смерть пугала больше – он уже знал, что это, в свои-то шестнадцать лет. Но принять смерть от лютни менестреля – это совсем не то, что спрыгнуть с башни обсерватории, и Каин решил: он примет очередную смерть как настоящий воин, без слез и страха.
В руках Наварри появился странный предмет, отдаленно напоминающий булаву. Но какая хрупкая она была! Фоновым астрением Каин отметил легкость орудия и тонкую, почти ювелирную работу. Как же этим можно убить? Один удар даже по такому задохлику, как он – и нет лютни!
Но менестрель не собирался бить. Он сел поудобнее, во взгляде появилась незнакомая отрешенность. На миг замерев, он коснулся натянутых вдоль предмета нитей. И задымленный трактир наполнился удивительными, чарующими звуками. Каин сам превратился в струну – так он был напряжен, вцепившись пальцами в край лавки.
Сыграв несколько нот, Наварри запел.
- Хоть в сумерках, хоть в пламени костра,
Пусть черный шторм бросается на стяги.
За нами – жены, дети и друзья!
И не подумают ступить назад лесняги…
Сквозь туман – или дым – Каин смутно осознавал, что все еще жив. Или все-таки мертв, и пустота – лишь вопрос времени? Мужчины загомонили, захлопали в ладоши и по столу, Рокс от наплыва чувств прижал Каина к себе и взъерошил волосы.
- Ай да песня! Ай да поэт! – доносилось со всех сторон.
- Ну, понял ли ты, кто такой менестрель? – возгласил Наварри, обращаясь прямо к Каину.
Химмара сидел, ни жив, ни мертв. Признаться, что он ничего не понял, а если и понял, то не осознал, он не смог бы даже под пытками. Но солгать такому человеку, как Наварри?!
Пролепетав что-то невразумительное, химмара мельком глянул на менестреля. И неожиданно увидел одобрение.
- Вижу, что понял, - хохотнул Наварри. – У меня никогда не было такого благодарного слушателя. Выйдет из парнишки толк, это уж помяните мое слово.
- Выйдет, выйдет, пинками обратно не загонишь, - беззлобно усмехнулся Рокс и снова потрепал Каина по голове. – Только мамка у него больно… норовистая.
- Спасать надо от такой мамки, - громыхнул Наварри, и сердце Каина зашлось в волнении.
Джой он ненавидел больше, чем жирную Дранму, больше, чем тупую математичку, больше, чем богатенького Вильдога. Один-единственный раз он назвал ее матерью – и больше никогда не отваживался, кроме как в страшном сне. Единственный раз он попробовал сбежать из дома, но не выдержал и сти – вернулся, приполз, и валялся в ногах, умоляя простить. Единственный раз он спрыгнул с башни обсерватории – но химмары умирают много раз.
Наверное, Наварри послан ему Радугой.
Рокс же продолжал:
- Тиранит парнишку, как всякая баба, - он презрительно сплюнул на пол. – Совсем затюкала. Из дома не выпускает! Девчонку его отшила…
Каин вспыхнул. Девчонкой была Хлеза, рыжеволосая дурнушка из лесняг. Холеные эльфы ее не приняли, но шпыняли не так сильно, как его: Хлеза могла рявкнуть, как следует, а то и врезать промеж глаз. По ширине плеч она была с двух эльфов. Она пыталась защищать Каина от нападок одноклассников, не понимая, что делает только хуже. Потом вмешалась ее мать, говорила с Джой – надеялась образумить.
Если бы не Хлеза, не видать бы Каину обсерватории, но он предложил девчонке, если она такая благородная, оплатить ему экскурсию, которую устраивала школа. А после экскурсии лесняжка как-то сдулась, и старалась держаться подальше…
Рокс не знал всех этих подробностей, и Каин надеялся, что не узнает. До обсерватории было несколько километров пути, да и жили там в основном знатели и всякий околонаучный сброд, с местным людом не слишком знакомый. А одноклассники… одноклассники дружно сделали вид, что ничего не случилось. На какое-то время химмару оставили впокое, да и потом сильно не тыкали. Опасались безумца, кто знает, что он выкинет. Не побоялся убить себя – не побоится и другого? Только эльфы, в отличие от химмар, умирают один раз. Навсегда.
- Так не годится, - менестрель потряс гривой светлых, но не золотых, как у эльфов, а соломенного цвета, волос. – Значит так, солдат, первое тебе задание: поставь бабу на место! Пущай знает, кто в доме хозяин!
У Каина остановилось сердце. Поступить так с Джой он не мог – пусть бы и осмелился, но надолго ли его хватит? Когда яд начнет терзать внутренности, выжигать сознание, когда падальщики соберутся возле истощенного разума – разве хватит ему воли что-то доказывать?
Жажда жизни была куда сильнее, и он готов был и дальше терпеть издевательства, только бы избежать смерти, слишком уж близко был с ней знаком.
И осознав это, Каин понял, что зря он пришел в этот трактир, зря говорил с менестрелем. Все разом рухнули мечты о доблестном рыцаре-химмаре, который сияющим фламбергом вершит суд на мерзкими тварями. Обнажилась вся убогость попыток выпрямиться, смотреть в глаза, говорить, как менестрель; вылезли наружу черви мелочности и страха. Он предстал перед самим собой, как он есть - ничтожный безобразный изгой.
Вспомнился Сварт-са – по нему и не скажешь, что может так говорить, пылко, умно, грамотно. Но то – Сварт-са, а он…
- Ничего! – донесся сквозь дым раскатистый голос Наварри. – По первой тяжело будет. Но ты – борись, ты – не сдавайся, и мир дрогнет, и мир подчинится! А ну, дайте мне лютню, песня рвется наружу! Боевая песня для нашего юного друга!
Грянула песня, голос менестреля проникал в самые глубины сознания, хватал за сердце, словно приподнимая над бренностью бытия. Каин выпрямил спину, и тут Рокс заговорщицки подмигнул и протянул стакан с разведенным спиртом. Пора было уже домой, но Каин, решительно отогнав гнилые мыслишки, одним духом опрокинул в себя пойло. Песня закончилась, началась другая, Рокс налил еще… Радужный дым заплясал вихреводом в голове, закружилась, расправляя крылья, душа.
- А ну ее к антиматерии, эту Джой! – рявкнул Каин, махом опустошая третий стакан. Одобрительно загудели мужики, а Наварри присмотрелся и приказал тоном, не терпящим возражений:
- А ну, спой!
И Каин спел.
А потом началась какая-то суматоха, он не обратил внимания... Толстопузая Драмна, эльфийка с тупыми ушами, визжала о том, что мать с ног сбилась... Драмна размахивала руками, кляла его во все колена… Пыталась ударить, но неожиданно перед ней возникла Рависта. Крепкая, но стройная, сильная, но добрая. «Без рукоприкладства», - бросила она, и тут же толстуха притихла, сказала только, что забирает Каина. Схватив за шкварник, потащила на улицу. Там, придав сообразительности парой оплеух, потащила к дому. Он упирался, хихикал и хватал ее за отвисшие груди, и никак не мог собрать взгляд в одной точке.
Джой ничего не сказала, только молча вкатила в вену какую-то дрянь и отправила спать, не взяв, как обычно, сыворотки крови.
Припадок застал его по пробуждении. Кровавые видения, сдобренные вчерашними возлияниями, были особенно яркими. Каин легко поверил бы, скажи ему кто, что не видения это были вовсе. Но никто не сказал. Джой не повернула головы, когда он, кривясь от ломоты в костях, вытирал лицо влажной тряпкой. Голова, невзирая на рассказы мужиков, ничуть не болела, только мутило, но это могло быть и от приступа.
Гораздо хуже было в мыслях. Равнодушие Джой пугало больше любой взбучки. То ли не было вчера ничего – проделки эпилепсии? – то ли женщина задумала что-то более страшное, чем порка и яд. Какую пытку она еще уготовила? От этой мысли тошнота подкатила к горлу.
Тихо, стараясь двигаться как можно незаметней, химмара собрался в школу. Джой так же не обращала на него внимание. Сердце дрогнуло: а вдруг случилось чудо? Так, в неведеньи, он покинул дом.
Во дворе сидел на полешке, любуясь разноцветными сумерками, Рокс.
- Э, здорово, старина! Ну как, не болит головушка-то? – он засмеялся и протянул самокрутку. – На, затянись, пока мамка не видит.
Каина замутило – вчера он надышался дымом на сть вперед.
- Всыпала поди, а? Ничего, до свадьбы заживет.
Каин с тоской подумал, что вряд ли кто-то возьмет его в мужья. И тут же одернул себя – Наварри пригласил его учиться! Он станет менестрелем! Настроение немного улучшилось, несмотря на сомнения:
Ноги как всегда стали ватными, когда он заходил в класс. Но вспомнив, что он – будущий менестрель, Каин заставил себя поднять голову. Тут же заулюлюкали, Гольм скорчил рожу, а Вейгар прочитал матерный стишок.
Каин дернулся.
- Ну, чего встал! – гаркнул эльф.
- Не смей позорить поэзию, - очень тихо, но твердо сказал химмара, глядя прямо в рыжие глаза.
- Чего? Ты кому тут смейкаешь, падаль!
Тут же вокруг собралась стайка мрачных парней. Они возвышались над химмарой, и Каин успел пожалеть сто раз, что осмелился, но отступать уже было некуда. Сказать тоже было нечего - образы и чувства упрямо не желали формироваться в слова.
- Давненько тебя не били, - протянул Гольм, разминая кулаки.
Что, что сказать? Что им сказать такого, чтобы сбить с толку, удивить, а то и вовсе – напугать. Чего они боятся? Они ничего не боятся. В отличие от него.
- Что тут происходит, - раздалось властное от двери.
На пороге стоял Вильдог. Статный, рослый, с правильными чертами.Его можно было бы назвать красивым, но Каин так его ненавидел, что не мог оценивать честно. Вильдог не был силен, как Гольм, или нагл, как Вейгар. Он просто был хозяином, ставил себя, как хозяин. Он не рвался к власти – власть рвалась к нему. Он никогда не повышал голоса, но его все слушались.
- Вот, зарвался совсем, дрянь, - покорно ответил Гольм, ткнув пальцем в Каина.
Вильдог смерил химмару спокойным взглядом, а потом сказал:
- Что, забыли, как это делается?
В два шага он очутился рядом, заломил руку за спину и, схватив за волосы на затылке, прижал лицом к столу.
- Забыл, где твое место? – вкрадчиво спросил, наклонившись к самому уху.
Каин слабо дернулся, рука на затылке сжалась, напоминая, кто здесь хозяин.
- Не рыпайся, животное.
Заведя заломленную руку дальше, до боли, Вильдог отпустил его. Химмара едва сдерживал слезы. И тут что-то, пульсирующее внутри, горячее, живое, то, что ненароком показал ему Наварри, взметнулось, разбивая в пыль страх и сомнения.
Каин развернулся, неспешно, давая противнику шанс. Открыто, не подло, замахнулся – и ударил Вильдога по лицу.
Еще вырвался изумленный вздох - и зазвенела тишина, напряженная, как струна. На мгновение, казалось, умерло само движение частиц.
Потом-то, конечно, его избили. Били долго, со вкусом и знанием дела. Запинали до полусмерти, так, что старенькая сказительница, преподававшая историю, едва не словила инфаркт: знала, что Джой в порошок изотрет всех и каждого, кто допустит гибель сыночки. Но это стоило, сто раз стоило того безобразно перекошенного изумлением лица Вильдога. Как будто весь его мир перевернули с ног наголову, да еще вывернули наизнанку, да еще сказали, что и то неправда. Как будто он впал в ступор. Да, это было безоговорочное поражение первого богача и командира в классе.
А Каина отправили на сть домой, на поправку. С классом провели строжайшую беседу, мол, еще хоть раз, да хоть один недобрый взгляд в сторону химмары – исключат. Всех исключат. Да еще характеристику дадут, как хулиганам, а то и на суд отправят. По первому случаю не стали наказывать – ограничились внушением. В Центре ни за что не сошло бы с рук, но тут, на границе с лесняжьми землями, все не по уму. Зато душевно… Каин когда первый раз это услышал, так готов был из кожи вырваться: не может быть душа от разума отдельно. А у него теперь – разум неотделим от души…
Джой так ничего и не сказала по поводу той пьянки. Две сти Каин трясся, что она отомстит – да так отомстит!.. Но ничего. Дала, как положено, противоядие, и сыворотку крови брала, как обычно. А когда все более или менее успокоилось, Каин отважился повторить посещение трактира, да только менестрель уехал. Наверное, в Эль-Тар-Синию, да Рависта намекнула, что передумал он, как это бывает у менестрелей, и подался в Арумис. Или к снежным ящерицам. Или, может, в Нагар-Валлу – родину химмар… А Эль-Тар-Синия подождет. А в Эль-Тар-Синию, сказал Наварри, и без него поэты доберутся…